Новыя письма Жанъ-Жака Руссо.
(Изъ фр. жур.)
‘Встникъ Европы’, т. 9, 1803
Новые письма Жан-Жака Руссо, Руссо Жан-Жак, Год: 1803
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Скоро выдетъ въ Париж четыре тома переписки славнаго Руссо съ Госпожею Франквиль и Господиномъ Детеру. Друзья и недруги сего великаго философа ожидаютъ ее съ нетерпніемъ: первые хотятъ найти въ ней новыя причины удивляться ему, или жалть объ немъ, а вторые новый предлогъ оскорблять его память. Самая исторія сей переписки любопытна. Въ то время, какъ Новая Элоиза наиболе плняла воображеніе и сердце женщинъ, дв изъ нихъ (Госпожа Франквиль и Соларъ) вздумали писать къ Жанъ-Жаку: одна подъ именемъ Юліи, а другая подъ именемъ Клеры. Слогъ живой и пріятной, мысли остроумныя и знаки чувствительности возбудили любопытство философа, жившаго тогда въ Монморанси: онъ ршился отвчать имъ, и письмо слдовало за письмомъ. Но скоро Руссо вошелъ въ подозрніе, что подъ именемъ Юліи и Клеры скрываются мущины, которые хотятъ его дурачить. ‘Надобно признаться, государи мои или государыни (говоритъ онъ въ одномъ письм), что вамъ совершенно удалось сдлать меня шутомъ… Естьли Юлія женщина, то она Ангелъ и достойна обожанія, а естьли мущина, то онъ уменъ, но умъ подобенъ власти: излишность раждаетъ злоупотребленія.’ — Въ другой разъ онъ пишетъ къ Госпож Франквиль: ‘Нтъ, Юлія была не такова!.. Вы очень умны, сударыня, и любите показывать умъ свой, вамъ хочется только писемъ моихъ. Вы женщина — боле, нежели я думалъ!’ — Госпожа Соларъ разсердилась за его грубости и перестала писать къ нему, но Юлія была терпливе и сносила великодушно самую брань Жанъ-Жака, который наконецъ счелъ ее коварнымъ орудіемъ его непріятелей. Сія переписка состоитъ изо 158 писемъ: восемь писаны Госпожею Соларъ, 94 Юліею, а прочія Жан-Жакомъ. ‘Въ тридцати четырехъ письмахъ вашихъ (говоритъ ему Госпожа Франквиль) вы лежите у ногъ моихъ, въ семи не хотите на меня смотрть, въ восьми изъявляете холодную учтивость, а въ шести какъ другъ предаетесь сердечной искренности.’ Трудно писать учтиве, пріятне, любезне Госпожи Франквиль. Во всхъ письмахъ своихъ она говоритъ почти только о здоровь и молчаніи Руссо, но всякое изъ нихъ иметъ особенный свой характеръ. ‘Я хотлъ бы писать къ вамъ чаще (говоритъ ей Жанъ-Жакъ): но тогда лишился бы удовольствія видть, съ какимъ остроумнымъ разнообразіемъ пріятныхъ выраженій вы жалуетесь на рдкость писемъ моихъ, такъ, что ваши никогда одно съ другимъ не сходны.’
Сообщаемъ два примра.
‘Письмо пятое (говоритъ она Жанъ-Жаку отъ 31 Марта 1764) не должно разсердить васъ, любезный другъ: оно есть дйствіе не власти, а свободы, Вы пишете ко мн, когда хотите: для чего же не писать и мн, когда хочу? Сравненіемъ особенныхъ выгодъ своихъ ршимъ, могу ли безъ преступленія желать равенства въ дружеской связи нашей. Выгоды, которыя общество даетъ моему полу, служатъ замною тхъ, которыя Натура даетъ вашему: и такъ оставимъ ихъ. У васъ Геній, рдкій, удивительный: у меня — сердце, простое и доброе. Вы видите истину разумомъ: я нахожу ее чувствомъ. Ваша благодтельность, неистощимая въ способахъ, можетъ все, чего хочетъ: моя же, неистощимая въ желаніяхъ, хочетъ всего, что можетъ. Вы наслаждаетесь справедливою славой: мое достоинство состоитъ въ томъ, чтобы не имть славы, и я никакой не имю. Вы достойны монумента: я достойна соорудить его вамъ. Вы могли бы править вселенною, утвердивъ на вки законы разума: я могла бы сдлать щастливымъ хорошаго человка. Вашъ умъ обнимаетъ все важное: я умю цнить васъ. Фортуна въ слпот своей дала вамъ не такой жребій, на которой вы имли бы право: я безъ ослпленія наслаждалась ея дарами и лишилась ихъ безъ сожалнія. Вы чувствительне всхъ мущинъ: я, не превосходя, можетъ быть, чувствительностію всхъ другихъ женщинъ, по крайней мр васъ нжне. Вы не презрли жертвы моей: я принесла ее безъ гордости. Вы любите во мн себя: я люблю въ васъ только васъ, и мы оба справедливы. Правда, что вы меня старе, но какъ вкъ нашъ есть время красоты, то мущина въ 50 лтъ равенъ съ женщиною тридцатилтнею. Мн кажется, славный другъ мой, что каждый изъ насъ въ своихъ отношеніяхъ иметъ равное право на уваженіе честныхъ людей… И такъ пишу къ вамъ, когда мн хочется, не опредляя времени для вашего отвта.’ — Второе письмо отъ 25 февр. 1765:
‘Сердечно благодарю васъ, любезный Жанъ-Жакъ, за то, что вы, не смотря на ваши огорченія, вздумали уврить меня въ непремнной дружб своей. Но что для васъ зло, то не можетъ быть для меня удовольствіемъ, и я не хотла бы, чтобы вы такимъ образомъ заслуживали мою благодарность. Давно уже молчаніе стоитъ мн дорого, и когда вы наконецъ считаете меня другомъ своимъ, то буду говорить искренно… уважаю слабость вашу, любезный Жанъ-Жакъ, но внутренно удивляюсь ей. Не надлежало ли вамъ готовить душу свою къ терпнію, когда вы посвятили перо свое истин? Зная, кажется, такъ хорошо людей, какъ могли думать, чтобы они не возненавидли человка, осуждающаго ихъ нравы своею жизнію, и разящаго предразсудки своими твореніями? Путь вами избранный, ведетъ не къ спокойствію, а къ слав — вы это знали и ршительно, смло ступивъ на ея высочайшую степень, уже ли не находите въ себ нужной твердости, чтобы великодушно сносить ея бдствія? Когда Авторъ Эмиля чистъ совстію передъ Богомъ, то можетъ ли онъ робть своихъ непріятелей? Не вамъ, а только любящимъ васъ, — только мн позволено жаловаться на злобу вашихъ гонителей: моя чувствительность не иметъ защиты, а ваша должна быть тверда и невредима подъ эгидою великихъ истинъ, открытыхъ вамъ Небомъ и Геніемъ. Мн не стыдно признаться, что судьба моего друга раздражаетъ меня противъ его ревности и любви къ истин: мн хотлось бы, чтобы вы имли боле спокойствія въ жизни и мене славы въ свт. Знаете, что я люблю васъ и плняюсь вашими талантами, однакожь, не смотря на то, нахожу, что вы сами причиною зла, которое терпите отъ жестокости людей. Новыя творенія ваши столько ли благодтельны для щастія другихъ, сколько они пагубны для вашего? Эмилъ перемнилъ не свтъ, а только судьбу Автора. Ясность, которою вы озаряете понятія, донын темныя, боле ослпляетъ, нежели просвщаетъ людей обыкновенныхъ. Правда, что нкоторыя добрыя сердца воспользуются сменами добродтели, щедрою рукою разсыпанными въ семъ важномъ твореніи, но можно ли сравнить эту пользу съ угнетеніемъ человка великодушнаго, и съ правомъ, даннымъ теперь всякому, быть клеветникомъ его?.. Сохрани меня Богъ, чтобы я такими мыслями хотла отнять у васъ внутреннее утшеніе, единственное и великое! Вы сдлались бы истинно нещастнымъ, ежели бы могли усомниться въ справедливости и сил причинъ, заставившихъ васъ объявить войну обыкновеннымъ мнніямъ и предразсудкамъ, теперь вамъ остается только или совершенно пожертвовать самолюбіемъ или продолжать сію войну. Одно страданіе моего сердца, къ вамъ привязаннаго, заставляетъ меня осуждать авторскую откровенность моего друга, Жалю, что отечество {Женевская Республика.} столь неблагодарно противъ своего знаменитаго гражданина, а еще боле жалю, что вы принуждены были открыть всей Европ тиранство его чиновниковъ, хваливъ прежде ихъ добродтель, и сказавъ, что надобно молчать и гнушаться Хамовымъ преступленіемъ. Простите, любезный Жанъ-Жакъ. Не думаю, что бы вы могли огорчиться моею искренностію, а естьли можете, то хорошо по крайней мр узнать это во время.’
На сіе дружеское, трогательное, нжное письмо Руссо отвчалъ ей слдующимъ:
‘Мотье, 10 Марта 1765. Я читалъ ваше письмо съ великимъ вниманіемъ, соображалъ вс обстоятельства, вс идеи, это было важнымъ дломъ для моего сердца. — Вы льстили мн во время моего благополучія, и сдлались искреннею во время бдствій моихъ: нещастіе для чего нибудь полезно. — Я безъ сомннія люблю истину, но есть ли бы, къ нещастію, случилось мн видть друга въ состояніи подобномъ моему, и естьли бы не льзя было сказать ему никакой утшительной истины, то я солгалъ бы съ радостію. — Всегда можно осуждать друга, когда онъ кажется виноватымъ, но естьли избираешь для сей искренности минуту его нещастія, то надобно прежде совершенно увриться въ вин его. — Говоря, что надобно молчать и гнушаться преступленіемъ Хамовымъ, я былъ гражданиномъ Женевскимъ: теперь могу сказать истину тмъ, которые лишили меня сего достоинства. — Я молчалъ, когда дло единственно до меня касалось, но бываютъ случаи, въ которыхъ должно говорить. Загляните въ предисловіе книги моей…. Прости, Маріанна’. {Письмо Госпожи Франквиль очень умно, но въ самомъ дл могло и должно было оскорбить Руссо въ его положеніи. Истинной другъ захочетъ ли блистать умомъ, когда надобно утшить друга? Признаюсь, что отвтъ Жанъ-Жака нравится мн гораздо боле: тамъ красивыя фразы, а здсь языкъ огорченной великой, нжной и чувствительной души. — К.} Руссо.’ —
Съ сей минуты онъ не писалъ къ ней уже ни строки, давъ себ врное слово забыть ее.