Новые материалы о Н. Г. Чернышевском-учителе Саратовской гимназии, Демченко А. А., Год: 1968

Время на прочтение: 15 минут(ы)
Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. 5
Издательство Саратовского университета, 1968

А. А. ДЕМЧЕНКО

НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ О Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМ-УЧИТЕЛЕ САРАТОВСКОЙ ГИМНАЗИИ

Старшим учителем русской словесности в IV—VII классах Саратовской гимназии Чернышевский пробыл официально с 27 января 1851 года по 10 мая 1853 года.
Этот период его жизни изучен сравнительно подробно. Благодаря дореволюционным исследованиям (Ф. В. Духовников, А. А. Лебедев, Е. А. Ляцкий) и особенно работам советских историков и биографов (С. Н. Чернов, Н. Ф. Познанский. Е. Т. Павловский, Ш. И. Ганелин, Н. М. Чернышевская, Е. Г. Бушканец), воссоздан облик передового учителя, противопоставившего казенной обстановке гимназической жизни демократические убеждения и творческие методы преподавания.
Но, изучая эти два года деятельности Чернышевского, исследователи с сожалением отмечали невозможность сопоставлений известных биографических источников (его писем и дневников, мемуаров современников) с официальными документами Саратовской гимназии, так как считалось, что архив гимназии за 1851—1853 годы не сохранился.
Действительно, фонд гимназии в Государственном архиве Саратовской области (ГАСО) чрезвычайно беден такими материалами. Однако до наших дней дошли архивные документы фонда дирекции народных училищ. Выяснилось, что имен- fro здесь сосредоточена значительная часть архива гимназии. Были обнаружены материалы, существенно расширяющие наши представления об этом учебном заведении во время работы здесь Чернышевского. В этом отношении они пополняют те сведения, которые сообщил в последние годы Е. Г. Бушканец {Е. Г. Бушканец. Ученики Чернышевского по гимназии в освободительном движении второй половины 1850-х — начала 1860-х годов. Казань, 1963. Его же. Н. Г. Чернышевский — учитель Саратовской гимназии (по новым архивным материалам).— В сб.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы, т. 4, изд. Сарат. ун-та, 1965, стр. 189—199.}.
В архивных делах дирекции сохранились два прошения Чернышевского на имя директора гимназии (автографы), некоторые официальные бумаги, подписанные учителями гимназии, в том числе Чернышевским. Годовые отчеты дирекции, ее ежемесячные рапорты, формулярные списки о службе ее чиновников и преподавателей и другие документы позволяют более точно и конкретно характеризовать те условия, в которых Чернышевскому суждено было работать два года.
Чернышевский начал занятия вскоре по приезде, в апреле. Своими первыми впечатлениями он поделился с М. Л. Михайловым в письме от 28 мая 1851 г. ‘В Саратове я нашел еще большую глушь, чем нашли Вы в Нижнем. До сих пор я об этом, впрочем, мало тужу, потому что чем менее людей, тем менее развлечений, след&lt,овательно&gt,, тем скорее кончу свои дела, а кончивши их, потащусь в Петербург. Воспитанники в гимназии есть довольно развитые. Я по мере сил тоже буду содействовать развитию тех, кто сам еще не дошел до того, чтобы походить на порядочного молодого человека. Учителя- смех и горе, если смотреть с той точки зрения, с какой следует смотреть на людей, все-таки потершихся в университете—или позабыли все, кроме школьных своих тетрадок, или никогда и не имели понятия ни о чем. Разве, разве один есть сколько-нибудь развитой из них &lt,…&gt,. Они и не слыхивали ни о чем, кроме Филаретова катехизиса, свода законов и ‘Московских ведомостей’ — православие, самодержавие, народность. А ведь трое из них молодые люди, и один еще немец’ {Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. XIV, стр. 217—218.}.
Цитируемое письмо — единственное развернутое высказывание Чернышевского о гимназии, ее учениках и учителях. Именно поэтому важно было бы обстоятельно прокомментировать его. Прежде всего необходимо установить фамилии сослуживцев Чернышевского. В этом отношении ни мемуары, ни какие-либо другие источники не давали исчерпывающих сведений. Так, наиболее подробные данные об учителях гимназии приводятся в воспоминаниях М. А. Лакомте, назначенного старшим учителем истории в середине 1855 года, два года спустя после отъезда Чернышевского. Однако о некоторых преподавателях, имена которых названы здесь, трудно было с уверенностью говорить как о коллегах Чернышевского, поскольку М. А. Лакомте не сообщал, с какого времени они начали службу.
‘Списки чиновников Саратовской дирекции училищ, представленные для составления Адрес-календаря’, и другие документы помогают восполнить этот пробел.
В ‘Списке’ 1851 года отмечены: почетный попечитель гимназии Ю. М. Кайсаров, директор А. А. Мейер, инспектор Э. X. Ангерманн, законоучитель П. Н. Смирнов, старшие учителя: греческого языка И. Ф. Синайский, математики и физики С. А Колесников, история Е. И. Ломтев, законоведения А. Я. Шаб- ловский, математики в низших классах П. Я. Ефремов, словесности Н. Г. Чернышевский, латинского языка К. В. Бауэр, младшие учителя: русской грамматики Н. Д, Ермаков, немецкого языка К. А. Гааг, рисования, черчения и чистописания А. С. Годин, надзиратель за вольноопределяющимися учениками И. М. Белавин, письмоводитель И. В. Виноградов, писец В. Ф. Салтовский. В пансионе при гимназии служили: лекарь А. Д. Малаховский, 1-й надзиратель Ф. И. Энгель, эконом И. Т. Антропов. Вакантными оставались места младших учителей географии и французского языка, бухгалтера и двух надзирателей в пансионе {Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Фонд 13. Канцелярия Директора народных училищ Саратовской губернии. Ед. хр. 408. 1851 год, л. 92 об. В дальнейшем ссылки даются с обозначением номера единицы хранения, года, к которому относится используемое дело, и номера листов.}.
Этот ‘Список’ составлен 4 октября 1851 года. Чернышевский же приступил к занятиям в апреле. За эти полгода в преподавательском составе произошли следующие изменения. 31 июля на место старшего учителя истории Н. Немолотышева прибыл Е. И. Ломтев {Там же, ед. хр. 421, 1851, лл. 1—4.}. Учитель французского языка Николай фон-Вульфорт 7 июня был перемещен на такую же должность во Владимирскую гимназию {Там же, ед. хр. 414, 1851, л. 36.}. Должность учителя географии была незанятой весь год {Там же, ед. хр. 408, 1851, л. 19, ед. хр. 458, 1852, л. 213.}.
Таким образом устанавливаются фамилии учителей, с которыми Чернышевский служил с апреля по октябрь 1851 года. Кого же в письме к М. Л. Михайлову имел в виду Чернышевский, говоря о трех молодых учителях, из которых один немец? ‘Именной список чиновников и учителей Саратовской дирекции’, приложенный к отчету за 1852 год, дает возможность утверждать, что Чернышевским подразумевались Н. Немолотышев, учитель математики в низших классах П. Я. Ефремов, которому в 1851 году было 28 лет, и двадцатишестилетний учитель латинского языка Карл Бауэр {Там же, ед. хр. 459. 1852. лл. 204-207.}. А ведь именно П. Ефремов и К. Бауэр называются в числе лучших в этом годовом отчете. ‘Из чиновников и преподавателей дирекции,— говорится здесь,— по усердию своему, способностям и успехам преподавания заслуживают внимания начальства в гимназии: законоучитель священник Смирнов, старшие учители: Бауэр, Ефремов, Колесников и Чернышевский’ {Там же, ед. хр. 459, 1852, л. 226. Ср. примечание в указанной выше статье: Е. Г. Бушканец. Н. Г. Чернышевский — учитель Саратовской гимназии, стр. 195.}.
Отзывы М. А. Лакомте об этих учителях близки к оценкам, данным Чернышевским. О латинисте К. В. Бауэре Лакомте сообщал как о человеке честном, правдивом, но преподавателе — недалеком, заботящемся прежде всего об уяснении учениками грамматических правил, а не смысла латинских предложений. В П. Я. Ефремове ‘не было самостоятельности, собственного домека, распорядительности’, а преподаватель математики в высших классах С. А. Колесников давно отстал от своего предмета и больше мечтал о служебной карьере, чем о педагогических успехах {М. А. Лакомте. Воспоминания педагога,— ‘Гимназия’, 1889, кн. 2. стр. 156, 157, 158.}.
Из документов выясняется следующее небезынтересное обстоятельство, документально подтверждающее сообщения мемуаристов, ко времени вступления Чернышевского в должность и в последующие месяцы состав преподавателей почти Наполовину обновился. И. А. Воронов, ученик Чернышевского в гимназии, вспоминал, что еще при Чернышевском ‘старики-педагоги, окостеневшие в невежественном понимании образовательного и воспитательного значения юношества, стали мало-помалу замещаться достойною, знающею и образованною молодежью, вполне способною исполнять тяжелую миссию просвещать молодое поколение’ {Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников, т. 1, Саратов, 1958. стр. 150.}. Впрочем, коренного улучшения в преподавании не произошло. ‘Хотя состав учителей при Николае Гавриловиче изменился много к лучшему,—отмечал Ф. В. Духовников,— но большинство из них вело и держало себя с учениками подобно прежним учителям {Там же, стр. 129.}.
Изменения в преподавательском составе совпадают по времени с назначением нового директора училищ. 13 февраля 1851 года (за полтора месяца до приезда Чернышевского) им был определен Алексей Андреевич Мейер. Из формулярного описка о его службе узнаем, что в 1835 году он окончил курс в Казанском университете со степенью кандидата. Служебную карьеру Мейер начал учителем истории и статистики в Пензенской гимназии (с 13 сентября 1835 года), дослужился до исправляющего должность директора училищ Пензенской губернии (с 12 августа 1848), после чего был переведен в Саратов {ГАСО, ед. хр. 774, 1859, М., 9-43.}.
По сравнению со своим предшественником В. А. Лубкиным, Мейер оказался более жестким администратором и распорядителем, более педантичным в требованиях. Современники единодушно рисуют Мейера сухим, бессердечным человеком, типичным представителем николаевских времен. Он по-начальнически свысока относился к сослуживцам, к ученикам, требуя прежде всего соблюдения формальной стороны дела. Он ‘был и хотел быть только начальником, которому все должны были безусловно подчиняться’ {М. А. Лакомте. Воспоминания педагога.— ‘Гимназия’, 1889, кн. 2, стр. 162.}. Естественно, чиновник-службист Мейер невзлюбил Чернышевского. В особенности раздражало его ироническое отношение нового учителя словесности ко многим явлениям русской жизни. Ф. В. Духовников пишет, что однажды в порыве гнева директор воскликнул: ‘Какую свободу допускает у меня Чернышевский!. Он говорил ученикам о вреде крепостного права. Это вольнодумство и вольтерьянство! В Камчатку упекут меня за него!’ {Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников, т. 1. стр. 132.} Чернышевский называл Мейера ‘страшным реакционером, обскурантистом и абсолютистом’. ‘Впрочем — и это-то хуже всего — кое-что читал и не совсем малоумен, как обыкновенно бывают директоры’,—добавлял Чернышевский к этой характеристике {Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. XIV, стр. 218.}.
В Казанском учебном округе высоко оценивали качества Мейера. В отчете инспектора Антропова, составленном по обозрении учебных заведений Саратовской губернии в августе 1854 года, говорилось, что Мейер ‘трехлетним своим управлением Саратовскою дирекциею доказал и отличные способности, и примерное усердие, что все вместе возродило к гимназии надлежащее доверие общества’ {ГАСО. ед. хр. 500, 1854, л. 6.}.
Почти одновременно с Мейером — 21 декабря 1851 года — назначается новый инспектор училищ Эрих Христианович Ангерманн {Там же, ед. хр. 459, 1852, лл. 204—205.}. В воспоминаниях М. А. Лакомте он предстает умным, способным педагогом, умевшим поддержать в молодых учителях стремление к самообразованию. Однако, замечает Лакомте, симпатией учителей и учеников инспектор не пользовался. Первые боялись его за доносы, вторые — за жестокое обращение с ними {М. А. Лакомте. Воспоминания педагога, стр. 154.}. Возможно, таким Ангерманн стал позже, потому что Чернышевский отзывался о нем иначе ‘Инспектор — единственный порядочный человек, образованный и имеющий обо многом понятие, особенно по своей части, т. е. учебной и ученой, со многими светлыми понятиями’ {Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. XIV, стр. 218.}.
В 1851 году меняется преподаватель истории в высших классах: вместо Н. Немолотышева им становится Евлампий Иванович Ломтев. Характеристика его взаимоотношений с Чернышевским дана последним в письме к отцу от 12 октября 1853 года. Разговор об этом возник в связи с следующим вопросом Гаврилы Ивановича. 2 октября он сообщал сыну: ‘Г. Ломтев возвратился из С. П. бурга. Сереженька {С. Н. Пыпин — младший брат А. Н. Пыпина, двоюродный — Н. Г. Чернышевского. В 1853 году — ученик гимназии.} сказывал, что он, т. е. Ломтев, и не виделся с тобою, правда ли? Разве ты в последнее время был с ним в неблизких отношениях или в неприятельских. Странно — был в С. П. бурге и не виделся с бывшим товарищем’ {Центральный Государственный Архив литературы и искусства (ЦГАЛИ), ф. 1, оп. 1, ед. хр. 495, л. 28 об.}. Чернышевский ответил, что не виделся с Ломтевым совершенно случайно, ввиду обоюдной занятости — ‘иначе я не объясняю того, что он не был у нас. Я был с ним не в близких, но в хороших и приятельских отношениях, даже в более приятельских отношениях, нежели с другими своими товарищами’ {Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. XIV, стр. 245.}.
Современники едины в своих положительных отзывах об этом человеке, отмечая его идеальную честность, мягкость, симпатичность {Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников, т. 1, стр. 134.}. Тепло вспоминал о нем как о ‘светлой личности’ и ‘замечательном педагогическом экземпляре’ Е. А. Белов {Там же, стр. 170.}. Ломтев принимал активное участие в литературных беседах, проводимых Чернышевским с гимназистами. Его часто выбирали секретарем на литературных чтениях, и составленные им протоколы отсылались в округ {Там же, стр. 126.}. Ломтев был на четыре года старше Чернышевского. По окончании Казанского университета со степенью кандидата (1845 год) он преподавал историю сначала в Астраханской (до 1849 года), а затем в Пензенской гимназиях, откуда по прошению был перемещен в Саратов {ГАСО, ед. хр. 421. 1851, лл. 5, 29. 30.}. В деле о его перемещении сохранилась переписка В. А. Лубкина, занявшего место Мейера в Пензе, с Саратовским директором училищ относительно возвращения взятых Ломтевым в Пензенской фундаментальной библиотеке четырех книжек ‘Современника’ за 1850 год, двух (No 1 и No 4) ‘Библиотеки для чтения’ за тот же год и ‘Истории’ Лоренца {Там же, лл. 9—14.}. Как видим, читательские интересы Ломтева превосходили начитанность его саратовских коллег, о которых Чернышевский писал М. И. Михайлову. Сближение с Ломтевым, таким образом, вполне естественно. Тем более, что он происходил из разночинцев, был беден. О последнем свидетельствует его заявление от 21 августа 1851 года на имя Мейера с просьбою исходатайствовать у попечителя учебного округа денежное пособие, ‘без которого,— писал Ломтев,— мои обстоятельства будут очень стеснительны’ {Там же, л. 12.}. В поисках дополнительного заработка он исполнял вакантные в 1852 году должности второго и третьего надзирателей при пансионе в гимназии {ГАСО, ед. хр. 459, 1852, лл. 206—207.}.
В 1851 году с Чернышевским служили также младший учитель грамматики двадцатилетний Николай Ермаков, окончивший Тамбовскую гимназию и назначенный в Саратовскую в ноябре 1851 года, законоучитель священник П. Н. Смирнов, врач при пансионе А. Д. Малаховский, начавший службу почти в одно время с Чернышевским {Там же, лл. 205, 207.}. Из формулярного списка Павла Никитича Смирнова выясняется любопытная подробность. По окончании Московской духовной академии он преподавал с августа 1838 года в Саратовской духовной семинарии, причем с 1840 по 1847 годы состоял ее профессором по классу философии {Там же, ед. хр. 660, 1858, лл. 88—90.}. Следовательно, в годы учения Чернышевского в семинарии (1842—1846) он был его преподавателем.
В первый год службы Чернышевский работал и с другим бывшим своим преподавателем по семинарии — учителем греческого языка И. Ф. Синайским. Синайский уволился из гимназии в декабре 1851 года для поступления на службу по выборам дворянства {Там же, ед. хр. 487, 1851, лл. 1—4.}.
Все изменения в преподавательском составе за 1852 год отражает список учителей и чиновников дирекции, отосланный для Адрес-календаря в Казанский учебный округ в конце этого года. Почетным попечителем гимназии стал П. И. Богданов. Должность учителя законоведения, занимаемая А. Я. Шабловским, стала вакантной. Младшим учителем географии определен Е. А. Белов. Учителя французского языка по-прежнему не было. Не упоминается старший учитель греческого языка И. Ф. Синайский {Там же, ед. хр. 465, 1852, л. 60.}.
Старший учитель законоведения А. Я. Шабловский был переведен 3 декабря 1851 года Высочайшим приказом от 11 ноября того же года правителем канцелярии в VII округ путей сообщения {Там же, ед. хр. 425, 1851, л. 5.}. На его место сначала определен кандидат Казанского университета Михаил Григорьевич Имменицкий (данные — по 8 апреля 1852 года, ед. хр. 465. ‘Дополнительный список о чиновниках Саратовской дирекции училищ для напечатания в Адрес-календаре’, л. 67). 23 декабря 1852 года исправляющим должность старшего учителя законоведения назначается по окончании Казанского университета двадцатидвухлетний Александр Михайлович Полиновский {Там же, ед. хр. 774, 1859, лл. 28—29.}. Этой же датой помечено начало службы в гимназии молодого учителя естественных наук Николая Яковлевича Волкова, выпускника Харьковского университета {ГАСО, ед. хр. 7V4, 1859, лл. 25—27.}.
Об А. М. Полиновском — умном, способном, знающем свое дело учителе — вспоминал М. А. Лакомте, сожалевший, что тот вскоре оставил педагогическую деятельность. Молодой, живой, любивший пошутить Н. Я. Волков производил, по словам мемуариста, ‘приятное впечатление’. Волков ‘не без интереса относился к своему предмету’, но сказывался недостаток общего образования и неспособность к серьезному, усидчивому труду {М. А. Лакомте. Воспоминания педагога, стр. 158.}. Таковыми они — Полиновский и Волков — были, вероятно, и при Чернышевском.
Что касается М. Г. Имменицкого, прослужившего в гимназии около года, никакими другими сведениями, кроме приведенных выше, мы не располагаем.
Не менее существенным для биографии Чернышевского представляется также выяснение фамилий его учеников по гимназии. К сожалению, найденные документы не решают этой проблемы полностью. Из архивных дел дирекции, относящихся к 1850—1851 учебному году, сохранились, например, интересные материалы, связанные с испытанием учеников выпускного VII класса. Многие из этих документов подписаны Чернышевским, присутствовавшим на этих экзаменах. ‘Таблица окончательного испытания учеников VII класса в июне 1851 года’ помогает установить фамилии учившихся у Чернышевского в старшем классе. Вот этот список:
Альманов Дмитрий, Бахметев Павел, Булатов Николай, Вакуров Василий, Галицкий-Чечелов Виктор, Козловский Феликс, Клаус Август, Митрофанов Александр, Сорокин Иван, Штерн Иван, Эргин Василий, Антонов Николай, Славницкий Иван {Об этом документе упомянуто в работе Е. Г. Бушканца ‘Ученики Чернышевского по гимназии в освободительном движении второй половины 1850-х годов’, стр. 4—5. Однако фамилии учеников здесь не названы.}.
Тут же приводятся полученные ими оценки. По русской Словесности — этот предмет вел Чернышевский — из тринадцати лишь трое (Бахметев, Вакуров, Сорокин) получили четыре балла. Штерн получил два балла. Остальные — три {ГАСО, ед. хр. 444, 1851, лл. 3—4.}. Сохранились ‘Заключение’ педагогического совета, подписанное также Чернышевским, и дублетные экземпляры аттестатов и свидетельств выпускников. Подпись Чернышевского стоит на аттестатах, выданных 11 июля 1851 года Булатову, Сорокину, Бахметеву, и на свидетельствах, выданных Вакурову, Галицкому-Чечелову, Эргину. На остальных документах, оформленных в августе, подписи Чернышевского нет {Там же, лл. 14—31.}. Действительно, согласно рапорта о состоянии уездных училищ Саратовской губернии за август 1851 года Чернышевский пропустил в этом месяце по болезни сорок часов {ГАСО, ед. хр. 408, 11851, л. 312.}.
Не лишен интереса еще один документ, относящийся к 1850—1851 учебному году. Речь идет о ‘Списке учеников Саратовской гимназии VII класса с показанием мест, куда они по окончании курса поступить желают’. В ‘Списке’, кроме того, указывается происхождение учеников, их возраст. Так, двадцатилетний Альманов (сын мещанина) поступал на гражданскую службу. Василий Вакуров (19 лет, из купеческого сословия. Заметим, кстати, сын купца Д. М. Вакурова, книжную лавку которого посещали Г. И. и Н. Г. Чернышевские) намеревался поступить в Казанский университет. Туда же поступали сыновья дворян восемнадцатилетний Булатов Н. и семнадцатилетний Сорокин И. Павел Бахметев (22 года — самый старший в классе. Из дворян. По установившемуся мнению — прототип Рахметова в романе Чернышевского ‘Что делать?’) заявил о желании поступить в Гориторецкую школу. Остальных ждала гражданская служба: Галицкого-Чечелова (20 лет, из дворян), Клауса (17 лет, сын иностранца), Славницкого (20 лет, из мещанского сословия), Эргина (21 год, дворянского происхождения) {Там же, ед. хр. 444, л. 6.}.
К 1851—1852 учебному году, проведенному Чернышевским в стенах гимназии полностью и потому особо интересному, относится наименьшее количество документов. Отметим ежемесячные рапорты о состоянии дирекции за 1852 год, позволяющие точно установить число пропущенных Чернышевским уроков по болезни (в августе — два, в октябре — три, в декабре — четыре) {Там же, ед. хр. 421, лл. 290, 370, 412, 450.}, а также те из рассмотренных выше дел, которые помогают проследить все изменения в преподавательском составе.
Из документов 1853 года сохранились подписанные Чернышевским экзаменационные листы Саратовской гимназии. По установленному правилу экзаменовались, помимо гимназистов, все претендующие на производство в офицеры или, скажем, в низший классный чин. Из шести подвергнувшихся в феврале—апреле 1853 года испытаниям экзамены по русскому языку Чернышевскому сдавали сортировщики Саратовской губернской почтовой конторы В. Г. Семенов и С. А. Зернов {Там же, ед. хр. 474, лл. 13—16, 57, 59.}.
Другая группа архивных дел относится ко времени женитьбы Чернышевского и его увольнения из гимназии. Первый из публикуемых ниже документов (представляет собою прошение Чернышевского на имя директора гимназии А. А. Мейера.
Известно, что в конце апреля Чернышевский женится на дочери саратовского врача С. Е. Васильева Ольге Сократовне. Для совершения бракосочетания Николаю Гавриловичу необходимо было иметь соответствующее дозволение вышестоящего начальника. Автограф прошения найден в архивном деле ‘По разным предметам к сведению’, начатом 3 января 1853 года.
‘Его Высокородию Господину Директору Саратовской Гимназии Статскому Советнику Алексею Андреевичу Мейеру

Старшего учителя Саратовской гимназии
Николая Чернышевского

Прошение.

Имею честь покорнейше просить Ваше Высокородие о выдаче мне позволения на вступление в брак с дочерью Надворного Советника Сократа Евгеньевича Васильева Ольгою.
Старший учитель Саратовской гимназии Н. Чернышевский.
27 апреля 1853 г.’ {ГАСО, ед. хр. 492. л. 103.}
Здесь же хранится и дублетный экземпляр ‘Свидетельства’ No 341, выданного директором училищ.
Приводим также и этот текст.
‘Дано сие из Саратовской Дирекция Училищ за надлежающею подписью и приложением казенной печати Старшему учителю Русской словесности Саратовской Гимназии, состоящему в IX классе, Николаю Гаврилову Чернышевскому в том, что на вступление его в законный брак с дочерью Надв. Советника Васильева, девицею Ольгою, препятствий нет. От роду ему 24 года, вероисповедания православного. Холост. Саратов. Апреля 27 дня 1853 года’ {Там же, л. 104.}.
На документе расписка, сделанная рукою Чернышевского:
‘Свидетельство подлинное получил Николай Чернышевский’.
Через два дня, 29 апреля, состоялось бракосочетание {‘Звенья’, 1951, No 8. стр. 547.}.
После свадьбы Чернышевский решает выехать с Ольгой Сократовной в Петербург. С этой целью он подает 2 мая на имя Мейера новое прошение.
‘Его Высокородию Господину Директору училищ Саратовской губернии Статскому Советнику Алексею Андреевичу Мейеру.

Старшего учителя Саратовской гимназии
Н. Чернышевского

Прошение.

Имею честь покорнейше просить Ваше Высокородие выдать мне, на основании полученного Вашим Высокородием разрешения от Господина Попечителя Казанского Учебного Округа, отпуск в С. Петербург на 28-дневный срок.

Старший учитель Саратовской гимназии
Н. Чернышевский

2 мая 1853 г.’ {‘Об увольнении в отпуск чиновников и учителей Дирекции по прошениям’.—ГАСО. ед. хр. 475, л. 8.}
Рукою письмоводителя на прошении сделана надпись: ‘Вид дан 2 мая 1853 г. No 358’.
Следующий узкий лист бумаги, вшитый в рассматриваемое ‘Дело’, также представляет собою автограф Чернышевского:
‘Увольнительный вид получил Старший учитель Чернышевский. 10 мая 1853 г.’ {Там же, л. 9.}.
В начале мая 1853 года Чернышевский уезжает в Петербург, числясь в отпуске с 10 числа. По истечении предоставленного отпуска он хлопочет о продлении его. С разрешения министра народного просвещения отпуск продолжен сначала до 1 августа, затем по 10 сентября, т. е. до 4-х месяцев. Сведения об этом известны биографам. В ‘Летописи жизни и деятельности Н. Г. Чернышевского’ сделана ссылка на формулярный список, хранящийся в Центральном Государственном архиве ТАССР {Н. М. Чернышевская. Летопись жизни и деятельности Н. Г. Чернышевского. М., 1953, стр. 83.}. Автографы прошений Чернышевского и соответствующая переписка петербургского начальства с Казанским учебным округом опубликованы П. А. Бугаенко, обнаружившим эти материалы в Центральном Государственном архиве г. Ленинграда {П. А. Бугаенко. Новые материалы о Н. Г. Чернышевском.— В сб. 1 Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы, т. 2, под ред. проф. Е. И. Покусаева. Изд. Сарат. ун-та, 1960, стр. 289—294.}. В архиве Саратовской дирекции училищ хранятся те распоряжения, которые по поводу продления отпуска Чернышевскому сделал попечитель Казанского учебного округа. Эти документы не прибавляют чего-либо существенного к биографии Чернышевского. Однако публикация их необходима для полноты представлений о совершившихся событиях.
8 июля 1853 года А. А. Мейер получил из Казани .следующее отношение за No 1985 от 25 июня:
‘Господину Директору училищ Саратовской губернии.
Департамент Народного Просвещения уведомил меня & сего июня No 4833, что дозволенный Старшему учителю Русской Словесности Саратовской Гимназии Николаю Чернышевскому с 10 минувшего мая 28-дневный отпуск в С. Петербурге, по прошению его, с разрешения Г. Товарища Министра Народного Просвещения, продолжен до 1-го августа текущего года, в чем и выдано ему от Департамента надлежащее свидетельство.
Даю об этом знать Вам, Милостивый государь, для внесения таковой отсрочки отпуска в формулярный Чернышевского список.

Попечитель Казанского Учебного Округа
Генерал-Майор Молоствов’ {ГАСО, ед. хр. 475, л. 68.}.

Два месяца спустя, 27 августа, попечитель вновь извещает А. Мейера о продлении отпуска Чернышевскому (документ No 2588, получен 2 сентября):
‘Господину Директору училищ Саратовской губернии.
Департамент Народного Просвещения уведомил меня 8 сего августа No 6852, что дозволенный Старшему учителю Русской Словесности Саратовской Гимназии Николаю Чернышевскому с 10 мая отпуск в С. Петербург, по прошению его, с разрешения Г. Управляющего Министерством, вновь продолжен до четырех месяцев, т. е. по 10 число сентября текущего года, в чем и выдано ему от Департамента надлежащее свидетельство.
Давая об этом знать Вам, Милостивый Государь, в дополнение предложению моему от 25 прошлого июня, я предлагаю внести таковую вторичную отсрочку в формулярный Чернышевского список’ {Там же, л. 69.}.
Затем некоторое время Чернышевский числится не явившимся из отпуска. Свидетельствующего об этом документа в ‘Деле’ не имеется, но сохранилось упоминание о том, что такая бумага от попечителя была получена А. Мейером. Мы имеем в виду соответствующую запись в ‘Книге на записку входящих бумаг в 1853 году’. Интересующий нас документ занесен здесь 13 декабря под No 1234. Письмоводителем записано, что документ No 3959 ‘О неявке учителя Чернышевского из отпуска’ помечен датой 7 декабря {Там же, ед. хр. 498.}. Текст документа, о котором идет речь, приведен в статье Е. А. Ляцкого ‘Н. Г. Чернышевский и его диссертация об искусстве (из биографических источников по неизведанным материалам)’ {‘Голос минувшего’, кн. 1, 1916, стр. 15—16.}. Е. А. Ляцкий не указывает местонахождения подлинника. Вероятно, он пользовался копией, присланной Чернышевскому отцом в письме от 15 декабря 1853 года. Постоянно сообщая о всех саратовских новостях и особенно об отношении гимназического и окружного начальства к своему бывшему подчиненному, Г. И. Чернышевский счел необходимым выслать копию документа, только что полученного Мейером из Казани, полного угроз по адресу нарушившего дисциплину учителя. Ввиду важности текста и давности его публикации приводим его целиком.
‘Господину Директору училищ Саратовской губернии.
На представление от 19-го минувшего ноября нужным считаю уведомить Вас, Милостивый Государь, что причина просрочки Старшего учителя Чернышевского, по всей вероятности, происходит от того, что он ожидает перемещения своего во 2-й Кадетский Корпус, о чем было ко мне от начальства этого заведения запрос. Впрочем это не останавливает Вас в принятии в отношении к Чернышевскому в свое время законных мер, а именно: 1) В случае прибытия его к прежней должности вытребовать объяснение о причинах просрочки в отпуску и с мнением своим, находите ли Вы их удовлетворительными, представить ко мне, 2) Все жалование, следующее со времени прекращения дозволенного ему 28-дневного отпуска до явки к должности, удержать, и 3) Если бы он не явился к должности в течение 4-х месяцев со времени окончания отпуска, дозволенного ему Г. Управляющим Министерством Народного Просвещения и не доставил о себе никаких сведений, то, на основании Св. Зак. Т. 3. Уст. о служб. на опред. от прав. (изд. 1842), представить к увольнению от службы за неявку из отпуска.

Подписали: Попечитель Казанского Учебного Округа
Генерал-майор Молоствов
Правитель Канцелярии Н. Цепелев’
{ЦГАЛИ, ф. 1. on. 1, ед. хр. 495, л. 49.}.

Этим угрозам не суждено было осуществиться. 24 января 1853 года Чернышевский перемещен приказом в С. Петербургский 2-й Кадетский корпус, где он уже с середины этого года преподавал теорию поэзии.
Чернышевский вступал в свое блестящее десятилетие (1853—1862), прославившее его имя как талантливого публициста, авторитетного литературного критика, философа и социолога, глубокого экономиста, идейного руководителя революционеров 1860-х годов.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека