НОВОРОССИЙСКИЙ ЭЛЕВАТОР
НОВОРОССИЙСКИЙ ЭЛЕВАТОР
Очерк
1900 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Новороссийский элеватор, Куприн Александр Иванович, Год: 1900
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
Если вы спросите обыкновенного новороссийского обывателя, чем замечателен его родной город, он наверно ответит вам: во-первых, норд-остом, а во-вторых, хлебным элеватором, — и при этом непременно прибавит с гордостью местного патриота: ‘Ведь наш элеватор второй в мире после чикагского’
Норд-ост — это, как всякому известно, ветер, дующий в направлении от северо-востока к юго-западу. Для Новороссийска, а в особенности для его великолепной первоклассной бухты, он является настоящим бичом Божьим. Сорвавшись ни с того, ни с сего откуда-то с гор, он ураганом налетает на город, разрушая, коверкая и унося за собой в бешеном вихре всё, что попадается ему навстречу в его опустошительном набеге. Нет никакой возможности предугадать момент его возникновения, точно также как нельзя с уверенностью сказать, сколько времени он будет продолжаться. Иногда он дует в течение всего лишь каких-нибудь двух-трёх минут, но зато бывают периоды, когда он неистовствует подряд целую неделю, а то и больше, обращаясь в истинное народное бедствие.
Происхождение норд-оста покрыто тайной, относительно которой существует множество гипотез. Одни говорят, что это явление циклонического характера, вызываемое разницей температур воздуха в горах и в лощинах. Другие видят причину его в сквозняках, образующихся в узких и длинных горных ущельях. Что же касается черкесов, некогда заполонявших благословенное западное побережье Черного моря, то они наивно и нерушимо приписывали его происхождение злостным выходкам шайтана.
Сила этого ветра поразительна. Он разрушает каменные стены, сносит долой крепления при постройках, срывает и уносит с домов железные крыши, опрокидывает вагоны и тяжело нагруженные телеги. Чтобы составить понятие об его свирепости, достаточно поглядеть на горы, окружающие сплошным кольцом прелестную новороссийскую бухту. Эти горы, начиная от своих развязистых подошв, одеты густой зарослью мелкого кустарника, но вершины их вечно остаются голыми, точно плешивыми, потому что норд-ост в своей страшной стремительности сметает с них всё живое и растущее.
Особенно жесток бывает норд-ост зимою. Как разъяренный зверь бросается он с горных вершин в море, взрывает его до самого дна и бурей ледяных брызг несется на городские постройки. Тогда морская вода совсем затопляет прилежащие к бухте улицы, дома обращаются в ледяные дворцы, фонарные столбы скрываются под массой сосулек, обледенелые проволоки телеграфа рвутся. В это время особенно жутко приходится пароходам, гостящим в гавани. Если только есть возможность, они торопятся при приближении норд-оста убраться в открытое море, в противном случае отдают якоря и упорно держатся на парах против ветра. Что же касается маленьких парусных фелюг, то их нередко загоняет бурей далеко в море, где они и пропадают без вести, в лучшем случае их заносит в Константинополь или в Трапезунд.
В эти роковые дни всякое сообщение в городе прекращается, и жители чувствуют себя совершенно в осадном положении. Они прячутся по своим углам, дрожа ежеминутно за своё существование и боясь высунуть за двери кончик носа. Во время норд-оста вы во всем городе ни за какие деньги не достанете ни ломтя хлеба, ни куска каменного угля.
Я нарочно так подробно остановился на разрушительных свойствах норд-оста, потому что это чудовище в значительной мере обесценивает высокие качества новороссийской бухты, а вместе с тем тормозит, задерживает биение её главного пульса — элеватора. Количество хлеба, отправляемого через элеватор, достигает в некоторые годы внушительной цифры — 38 миллионов пудов. Без сомнения вывоз выразился бы в ещё более почтенных цифрах, если бы этому не мешала дурная репутация, установившаяся за новороссийской бухтой, благодаря её пресловутому норд-осту.
Весь элеватор представляет собой колоссальное сооружение, состоящее из множества башен, амбаров, галерей, разбросанных на громадном пространстве. Все они возведены из красного кирпича и занумерованы. Число этих построек сурового фабричного типа мне неизвестно, но помню, что на одной из них я видел надпись, сделанную большими черными буквами ‘башня No 32’.
Посредине всех элеваторных сооружений возвышается главная башня — огромное красное девятиэтажное здание. От него протянулись к самому морю, точно гигантские щупальца, деревянные крытые галереи, которые сначала идут по земле, потом поднимаются на деревянные подмостки и, наконец, взобравшись на высокие эстакады и пройдя около полутора верст, выдвигаются далеко в бухту.
У основания башни со всех четырех сторон прорезаны в её фундаменте около тридцати люков, соединенных между собою рельсовым путем. Вы видите, как один за другим подходят к этим люкам железнодорожные вагоны, как рабочие быстро развязывают мешок за мешком, и как сверкающее на солнце зерно потоками льётся в эти разверстые ненасытные пасти. Ссыпка хлеба из вагонов — единственный вид ручного труда на элеваторе. Всё остальное делает машина. Она подымает зерно на высоту девяти этажей, очищает всё от пыли и посторонних примесей, сортирует его по величине и качеству, взвешивает его с точностью до десятых долей фунта, ссыпает его в солидные зернохранилища и, когда понадобится, опять выпускает из них, мчит его по галереям к самому морю и там выливает золотой рекой наше драгоценное, русское, потом вспоенное зерно в бездонный трюм английского или германского судна.
Если читателю интересно посмотреть, как просто, остроумно и вместе с тем грандиозно работает элеватор, я попрошу его последовать за мной в главную башню. При этом считаю своим долгом предупредить, что нам придется карабкаться на высоту почти 200 ступеней, пролезать под широкими приводами и нередко купаться в удушающих облаках зерновой пыли…
Первое, что приятно поражает вас при входе в элеватор, это утонченная внимательность и предупредительность администрации, с удовольствием идущей навстречу вашему просвещенному любопытству. Оказывается, что вы совсем напрасно старались заручиться визитной карточкой влиятельной персоны. Сюда не только впускают охотно всех желающих, но даже делают им самые пространные и толковые объяснения. Здесь гордятся и щеголяют своим элеватором.
Так как во всем надо начинать с начала, то раньше всего вас ведут в подвальный этаж. Здесь вы видите с внутренней стороны те же самые люки, в которые ссыпают зерно из вагонов. Под люками бежит широкий, аршина в два, бесконечный пояс, приводимый в движение стальными валами. Сделан он из металлической проволоки, облит с обеих сторон гуттаперчей и настолько прочен, что севши на него, вы очень плавно и удобно совершите путешествие сажен примерно в двести или триста. Зерно прямо из люка сыплется водопадом на эту подвижную дорожку и быстро уносится по ней в глубину длинного каменного коридора, наполненного густой пылью, в облаках которой еле-еле мерцают электрические лампочки. Текущая мимо вас хлебная река так обильна, что гуттаперчевое русло совсем выгибается под её тяжестью, и так стремительно, что, опустив в неё руку, вы обожжетесь.
Над люками вы замечаете целый ряд выходящих из потолка коридора широких закрытых книзу клапанов. Это выходы из зернохранилищ, куда в настоящее время безостановочно вливается бегущий перед нашими глазами зерновой поток. Когда является надобность, отпирается один из клапанов, и зерно на том же гуттаперчевом ремне мчится в бухту, чтобы наполнить пароходные трюмы со скоростью шести и даже семи тысяч пудов в час. Конечно, для того, чтобы хлеб не вернулся обратно в свои зернохранилища, гуттаперчевым ремням дают другое направление. Производится это очень просто. В том месте, где один из ремней делает оборот, скрываясь под валом, устанавливается коленчатая, широкая труба. Всыпаясь по закону инерции в её отверстие, зерно меняет своё первоначальное направление и выливается уже на следующий ремень, бегущий вдоль галереи прямо в бухту.
Высыпавшись из люков на транспортер (техническое название гуттаперчевой дорожки), зерно пробегает вместе с ним всю длину коридора и по небольшому наклону взбирается на второй этаж. Так как далее предстоит путешествие на девятый этаж, то горизонтальная передача заменяется ковшевой. От верху до низу через весь элеватор проходят деревянные, пустые внутри столбы, а в этих столбах вращаются бесконечные вертикальные ремни, снабженные на своей поверхности рядом полукруглых ковшей. Трубы, принимающие зерно, идущее из подвала, высыпают его в ковши, ковши же в свою очередь несут его наверх и там, сделав оборот вокруг вала, выбрасывают его в другие приёмники.
Однако хлебу не суждено сразу попасть в хранилища. По дороге его ждут многочисленные испытания. В одном этаже он подвергается действию электрических вентиляторов, отделяющих от него пыль и уносящих её в особые пыльные камеры. В другом его заставляют проходить сквозь движущиеся металлические сита и решета различных калибров, которые механически сортируют зерно, пропуская его по 3 тысячи пудов в час. В следующем этаже его взвешивают и уже после всего этого ссыпают в подвалы. Управление всеми этими приборами крайне несложное. Рабочий только поворачивает ручку одного из бесчисленных коммутаторов, и в то же мгновение начинают вращаться бесконечные ремни, приводящие в движение ту или другую часть этого огромного механизма.
Весы помещаются на 8 этаже. Они представляют из себя большой деревянный ящик, около кубической сажени в объёме, движущийся на рычагах вверх и вниз. Над ящиком расположена одна деревянная воронка, имеющая вид гигантской формы для пасхи, под ящиком — другая, такого же устройства. Самое взвешивание производится таким образом: зерно, поднявшись на 9 этаж, сыплется через верхнюю воронку в весовой ящик, который под действием тяжести опускается всё ниже и ниже, увлекая за собой горизонтальный стержень обыкновенных сотенных весов. За движением стержня следят внимательно: с одной стороны механик элеватора, а с другой — заинтересованный в точности взвешивания владелец зерна или его приказчик. Как только стержень укажет определенный вес, механик быстрым поворотом рукоятки закрывает отверстие верхней воронки и прекращает таким образом приток зерна. Определив с помощью остроумно устроенных паннусов истинный вес зерна, заключающегося в ящике (потому что всегда пересыплется или не досыплется лишний фунт в самый момент закрывания воронки), механик поворачивает другую рукоятку, и хлеб из ящика почти мгновенно проваливается в нижнюю воронку. Когда ящик опустеет, что можно заметить сквозь стеклянное окошечко, прорезанное у его основания, его снова закрывают снизу, а из верхней воронки снова впускают поток зерна.
Ниже, в 7 этаже, происходит распределение зерна, уже прошедшего сквозь весы. Этим специально занимается машинист с целым штатом помощников. Он стоит на просторном возвышении, похожем на капитанскую рубку, от которого идут десять бесконечных транспортеров — пять в одну сторону и пять в другую. Посредством коленчатых подвижных труб машинист заставляет зерно, выливающееся из нижней воронки весов, идти именно по тому из ремней, по какому оно должно идти в настоящую минуту, чтобы попасть наконец после долгих мытарств в предназначенное для него хранилище.
Представьте себе обширное пустое помещение такой длины, что человек, стоящий на его конце, кажется с другого конца совсем маленьким. Затем представьте, что в полу этого сарая проделано правильными рядами 374 квадратных отверстия, прикрытых сверху деревянными крышками. Если всё это помещение разрезать по горизонтальной площади, получится нечто похожее на пчелиные соты или на пачку гильз. Затем остается только вообразить , что каждая ячейка этого улья может вместить до 10.000 пудов хлеба — и вы получите приблизительную картину зернохранилища новороссийского элеватора.
Хлеб, направленный из весов по одному из транспортеров, перехватывается подвижным приемником-тележкой как раз над отверстием того хранилища, номер которого выкрикнули откуда-то снизу по слуховой трубе. И зерно льётся в подвал весёлым потоком, шумя и брызгаясь точно вода, бегущая после весеннего ливня из водосточной трубы.
Выше уже говорили о том, каким образом отправляют хлеб из хранилища на пароходы. Остается только прибавить, что пользование каждым отдельным помещением оплачивается 20 рублями в месяц, не считая особых расходов за очистку и сортировку зерна и транспортирование его на суда.
После осмотра элеватора вам предлагают большую посетитель-ную книгу, куда вы вписываете свои имена, звания и места жительства. Книга эта уже порядком исписана. Здесь и крупные, властно-небрежные штрихи отставных генерал-майоров, и замысловатые очерки не служащих дворян, и мелкие, тщательно выписанные имена лиц духовных, и даже какая-то Ульяна Трофимовна Шелудя-кова из города Уржума заняла три четверти страницы вершковыми кривыми буквами, катящимися вниз, точно с горки… Выходите вы из элеватора, перепачканные хлебной пылью и усталые, но в душе уносите сильное и бодрое впечатление от всего того, что только что видели.
Впрочем, если вы любитель сильных ощущений, я советую вам, прежде чем покинуть элеватор, выйти на лёгонький ажурный балкончик, что прилепился к одному из окон девятого этажа. Сначала вы почувствуете, как у вас захолодеет в груди и как по ногам пробежит что-то щекотное и расслабляющее, когда вы оглянетесь вокруг этой страшной высоты. Но потом вы долго не будете в состоянии оторваться от очаровательной панорамы, развернувшейся перед вашими глазами. Круглая бухта, светло-голубая, точно полинявший старинный шёлк, радостно нежится под прямыми лучами осеннего солнца. Окружившие её сплошным зубчатым кольцом далекие горы тихо дремлют, одевшись в лёгкую фиолетовую дымку, и купают в воде свои длинные, похожие на растопыренные пальцы, отроги. Живописным пестрым амфитеатром сбегает к бухте разбросанный городишко. А дальше покоится безбрежное море, такого могучего, глубоко аметистового цвета, что смотришь на него и не насмотришься вдоволь. И эта страшная высь, и эта огромная панорама сообщают душе и телу ощущение такой лёгкости и такой свободы, что кажется, вот-вот ты почувствуешь за своей спиной пару сильных крыльев и полетишь, и полетишь над тихим смеющимся ласковым морем.
Очерк. Впервые опубликован в газете ‘Киевлянин’. — 1900. — No 342. — 22 ноября.
В кон. XIX — нач. XX вв. Куприн был свидетелем становления самых современных по тому времени, оснащенных первоклассным оборудованием предприятий. К 1900 г. относится посещение писателем Новороссийского элеватора, ‘второго в мире после чикагского’ и создание очерка о нем. Автор подробно и увлекательно описывает механизированный процесс приема, очистки, сортировки и хранения зерна, создавая образ еще одного индустриального монстра — элеватора, который походит на колоссальное чудовище с ‘разверстой ненасытной пастью’ и с ‘гигантскими щупальцами’ (деревянными крытыми галереями), устремленными к морю.
— сажень — старорусская единица измерения расстояния равна 2,16 м (с 1835 г. приравнена к 2,13 м).
— паннусы — пласты. Печатается по первой публикации.