В январской книжке ‘Юридического Вестника’, издающегося Московским юридическим обществом, помещена, между прочим, статья г. Тютрюмова, озаглавленная ‘К реформе Мирового Суда’. Автор этой статьи подвергает критике проект, составленный в прошлом году в министерстве юстиции и вносящий-де ‘весьма важные изменения в организацию судебно-мировых учреждений’. Основные положения этого проекта заключаются в следующем: 1) Председатель съезда мировых судей назначается министром юстиции из числа членов местного окружного суда. 2) Компетенция мировых судей расширяется подчинением их ведению дел: а) о недвижимых имениях до 500 р., б) о движимых до 1000 р., в) об утверждении в правах наследства по закону до 2000 р. и г) о вводе во владение недвижимым имением. 3) Все судебные решения приводятся в исполнение судебными приставами, состоящими при мировых съездах, с тем лишь изъятием, что продажа с публичного торга недвижимых имений, оцененных в 2000 р. и выше, производится при окружном суде и 4) сборы по производству дел в мировых установлениях обращаются в казну с отнесением на нее и расходов по содержанию председателей съездов и судебных приставов.
Мы не знаем, ограничится ли нынешний министр юстиции только этими, намеченными его предшественником реформами Мирового Суда. Нас в настоящее время интересует не самый проект бывшего министра, а критика этого проекта, чинимая консерваторами судебных безобразий.
——
Единственную попытку ввести некоторый законный порядок в это учреждение можно усмотреть в той части проекта, которая предлагает назначение председателя съезда мировых судей министром юстиции. Неудивительно поэтому, что консерваторы безобразий всего сильнее ополчились против этого предположения. Прочтите статью г. Тютрюмова, и вы увидите, что, по мнению этих господ, министерство юстиции задумало ‘не одно только изменение некоторых статей, а коренное изменение самой конституции мирового суда, влекущее за собою весьма важные изменения и в устройстве общих судебных мест’, и что назначение председателя мирового съезда ‘коренным образом изменяет институт Мирового Суда’. Видите, какие мы консерваторы и какие неохотники до коренных изменений!
Г. Тютрюмов не отрицает, что ‘в обществе и в печати весьма часто появлялись жалобы относительно деятельности наших мировых судов’ и что ‘мировые съезды, как вторая инстанция мирового суда, подверглись наибольшему осуждению’ даже со стороны ‘ученых юристов’. Послушаем, например, как отзывается о мировых съездах один из таких юристов, г. Закревский, в ‘Журнале Гражданского и Уголовного Права’ (1882, No 2). ‘В итоге, — говорит он, — мировые съезды не представляют тех гарантий беспристрастия и строгого надзора за действиями первой инстанции, какие необходимы при правильном устройстве съезда. Поразительно то невнимание к тяжущимся, то кумовство и халатность, которые встречаются во многих выборных съездах’.
Эти ‘кумовство и халатность’ г. Закревский прямо объясняет ‘неправильным устройством суда’, именно тем, что ‘наши мировые инстанции оказались каким-то отрезанным от других судов ломтем, с выборными судьями, самими себя контролирующими в лице съезда, не похожего ни на английский quarter session [суд мировых судей (англ.)], ни на какое-либо другое из европейских судебных учреждений’.
Ввиду этого г. Закревский предлагал подчинить мировые суды в апелляционном порядке окружным судам, как это существует, например, в Германии, где единоличные амтсгерихты подчинены коллегиальному ландгерихту.
Такой естественный вывод г. Тютрюмов считает ‘большою ошибкой’. Он гордится русским своеобразным ‘мировым съездом’ не потому, что он хорош, а потому именно, что он ‘беспримерен’, то есть ни на что не похож. Он даже в защиту этого учреждения изменяет на минуту своему европеизму и проповедует такие истины: ‘Мы не должны, — говорит он, — западноевропейских учреждений целиком переносить на русскую почву без разбора, соответствуют ли они условиям нашей жизни. Может быть, в этом-то и заключается особая заслуга творцов судебной реформы, что они не перенесли к нам целиком западноевропейских судебных учреждений (!), а сумели согласовать их с условиями нашей общественной жизни, не останавливаясь при этом и пред введением у нас такого беспримерного учреждения, как мировые съезды’.
Вот неожиданная похвала ‘творцам судебной реформы’, которым до сих пор, напротив того, вменялось в ‘особую заслугу’, что они такой важный институт, как суд присяжных, перенесли именно целиком с французской на русскую почву, не согласовав его с условиями нашей общественной жизни! Если же они создали ‘беспримерное учреждение мировых съездов’, то и тут они действовали совершенно наобум, ибо решительно никто, даже и г. Тютрюмов, не знает, в чем именно организация таких судов, в которых естественным образом должны были проявиться невнимание к тяжущимся, кумовство и халатность, согласована ‘с условиями нашей общественной жизни’.
Итак, этому ‘беспримерному’ мировому съезду, находящемуся в таком гармоническом согласии с условиями нашей общественной жизни, угрожает, по мнению г. Тютрюмова, ‘коренное изменение’, которое-де ‘отразится на всей судьбе конституции мирового суда, вызвав в нем большие потрясения’. И все это потому только, что председатель мирового съезда будет назначен министром юстиции!
Г. Тютрюмов приводит следующие четыре основания в подкрепление своего пророчества, причем все эти основания такого рода, что сами еще нуждаются в доказательствах, которых, однако, автор нам не дает. Вот эти основания:
1) Введение в съезд в качестве председателя съезда одного из членов окружного суда будет противоречить основному принципу мирового суда, представляющего из себя живой организм, все части которого неразрывно связаны между собою: измените одну из его составных частей, сейчас же изменится нормальное отправление организма в ущерб интересам правосудия.
Какой ‘ущерб’ потерпят ‘интересы правосудия’, если кумовство мировых судей будет стеснено присутствием постороннего или председателя, этого г. Тютрюмов не говорит.
2) Председатель съезда будет находиться в некотором начальственном отношении к мировым судьям, особенно если принять во внимание, что председатель этот уже не будет выбираться из числа мировых судей, а будет назначаться министром юстиции из лиц совершенно посторонних, ничем не связанных с данным мировым съездом. При такой организации съезда будет значительно подорван авторитет мировых судей и ослаблена их самостоятельность, конечно, в ущерб интересам правосудия, и, таким образом, введение в съезд коронного председателя не только не поднимет, но скорее уронит авторитет мирового суда.
Неужели ‘авторитет мирового суда’, который, по свидетельству даже ‘ученых юристов’, теперь заражен небрежностью, кумовством и халатностью, может пасть еще ниже, если приняты будут некоторые меры против этой заразы? Другой ученый юрист, М.В. Красовский, в ‘Журнале Гражданского и Уголовного Права’ (1885, No 5, стр. 75) тоже вполне одобряет мысль включить в состав мировых съездов коронных председателей, чтобы таким образом ‘поднять авторитет мирового суда, обеспечить законность приговоров, постановляемых под председательством опытного коронного судьи, придать практике его большую устойчивость и устранить доступ тем посторонним влияниям на исход в ней дел, которые легко возможны ныне, когда съезд составляется исключительно из выборных судей’. Итак, в чем же тут будет ‘ущерб интересам правосудия’, если приговоры мировых съездов будут постановляться не одними только дилетантами правосудия, а под руководством и председательством опытного коронного судьи (разумеется, при условии серьезной ответственности пред государственною властью, его назначавшею), и почему при этой несомненно большей законности и справедливости приговоров пострадает ‘авторитет мирового суда’? Опять вопросы, на которые ‘ученый’ г. Тютрюмов никаких ответов не дает.
3) Учреждение должности коронного председателя мирового съезда не только не вызывается необходимостью, но и находится в прямом противоречии с принципом мирового суда, а следовательно, может крайне неблагоприятно отозваться на судьбах мировой юстиции, устраняя из мирового суда лучших общественных деятелей.
По мнению г. Тютрюмова, ‘лучшие общественные деятели будут уклоняться от службы по мировым учреждениям, которая, таким образом, может потерять свою притягательность’. Конечно, те ‘общественные деятели’, которых служба по мировым учреждениям привлекала своею самостоятельною халатностью и своим бесконтрольным кумовством, будут несомненно уклоняться от этой службы, если правительство действительно поставит серьезную преграду этим язвам. Но неужели отсутствие подобных ‘лучших общественных деятелей’ будет в ущерб интересам правосудия?
Последний довод г. Тютрюмова самый курьезный:
4) Одна из важных сторон мировой юстиции, по мысли составителей Судебных Уставов, заключается в ‘наглядном знании судьями местных обстоятельств и отношений’ и на основании его в применении в гражданских делах местных обычаев. Согласно этому принципу в мировые судьи должны быть выбираемы лица из местных жителей, хорошо знающие народные обычаи своего родного края. Поэтому член окружного суда, введенный в качестве председателя в съезд мировых судей, не будет удовлетворять этим условиям, так как он в съезде будет совершенно посторонним, пришлым человеком, не знакомым ни с условиями местной жизни, ни с потребностями участковых мировых судей и условиями их деятельности.
Нелепость этого довода, предполагающая, что члены местного окружного суда живут не в той же местности, где живут местные мировые судьи, а где-то на луне, ясна сама по себе. Наконец, что это за особенные ‘условия местной жизни’? И разве вступление одного, хотя бы и не местного, лица в мировой съезд заставит всех местных мировых судей, входящих в его состав, забыть эти сведомые им таинственные местные условия? Или что воспрепятствует им указывать на эти условия при обсуждении дел? И как будто суд в самом деле должен следовать принципу кумовства и сообразоваться с ‘потребностями участковых судей’, а не тяжущихся сторон?
Такова-то народившаяся у нас в последнее время новоконсервативная партия.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1886. 19 февраля. No 50.