Новейшая английская литература по восточному вопросу
Новейшая английская литература по восточному вопросу
I
II
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Новейшая английская литература по восточному вопросу, Победоносцев Константин Петрович, Год: 1877
Время на прочтение: 20 минут(ы)
Победоносцев К. П. Государство и Церковь
М.: Институт русской цивилизации, 2011 — Т. II.
Достопочтенный мистер Гладстон130, ветеран политической и литературной деятельности, подал и в политике, и в литературе первый пример справедливого отношения к восточному вопросу и к русской политике. Разумеется, справедливость англичанина к России может быть только относительной вследствие национального предрассудка, но и то уже много значило, что сила истины заставила признать те факты варварского насилия и разврата, которые до того упорно отрицали ради ненависти и недоверия к России, заставила оценить во имя правды и человеколюбия права угнетенных и правду того дела, на защиту коего поднялось в России народное движение и высказывалось русское правительство. За первым возбуждением общественного мнения, поднявшимся повсюду в Англии при появлении Гладстонова памфлета ‘Болгарские ужасы’131 и выразившимся в многочисленных митингах и протестах против министерской политики, внезапно последовала реакция. Митинги прекратились, возбужденное чувство упало, и министерство торжествовало уже победу. Но достопочтенный мистер Гладстон не отступил от выраженных им мыслей и продолжал с тою же энергией поддерживать дело, которое раз признал делом правды в борьбе с ложью и насилием. Вот что писал он в прошлом октябре в ответ на письмо одного приятеля, с тревогою и недоумением спрашивавшего, что означает наступившая внезапная реакция. ‘Правда, в столичной прессе замечается, несомнительно, довольно дружное движение в пользу Турции. Она вообще служит представительницей идей и мнений того, что у нас слывет под именем передового отряда (the upper ten thousand). Но от этого отряда, на памяти моей, ни разу еще не исходило решительного движения, благоприятного какому бы то ни было из великих преобразований, совершившихся в последние 50 лет и так возвысивших славу и благосостояние Англии. Не этими силами совершилась эмансипация диссентеров, римских католиков132, евреев133. Не они преобразовали парламент. Не они освободили негра от невольничества134. Не от них последовала отмена хлебных законов135, отмена журнальной пошлины, государственной Церкви в Ирландии136. В них не нашло сочувствия дело освобождения и восстановления Италии137. Все эти дела совершились действием совсем иных сил, а не этих и вопреки оппозиции передового отряда. Конечно, я разумею при этом большинство в составе его. К сожалению, обыкновенно о состоянии нашей страны составляется понятие только по столичной прессе. Но выражением его служит всего более провинциальная наша пресса, а в этой последней, думаю, что вы не заметили бы той реакции, какая обнаружилась бы в лондонской прессе’. Мистер Гладстон остается и до сих пор в уверенности, что движение, коего поборником он выступил, возьмет верх и подействует решительно на официальную политику. Увидим, оправдаются ли честные его надежды и ожидания.
Когда появилась в октябре книга Скайлера138 о Туркестане и о хивинской экспедиции (‘Notes of a Journey in Russian Turkistan’), враждебные России журналы ухватились за эту книгу как за орудие для новых нападок на Россию и на русскую политику. ‘Смотрите, — стали кричать отовсюду, — с каким варварством расправляется русский военачальник с несчастными иомудами!139 И представители такого варварства смеют выставлять себя защитниками угнетенных христиан против мнимого турецкого варварства!’ Одна из самых ожесточенных против России газет, ‘Pall-Mall’, принялась перетолковывать самым недобросовестным образом подобранные цитаты из книги Скайлера и обобщать к порицанию России частные выводы и замечания автора. Достопочтенный мистер Гладстон выступил и на этот раз защитником правды в политике и добросовестных приемов в литературе. В ноябрьской книжке журнала ‘Contemporary Review’ он поместил статью о книге Скайлера и выставил на вид, до какой степени несогласно с истиною приравнивать вынужденную военным положением и совершенно исключительную кровавую расправу русских войск с иомудами, о которых сам Скайлер передает по слуху, может быть преувеличенные, рассказы о варварствах, систематически совершаемых турками в Болгарии, вместе с тем обличил он и всю неправду литературных приемов газеты по поводу книги Скайлера.
Вслед за брошюрою Гладстона стали появляться рядом, один за другим, памфлеты о том же предмете с именами известных в литературе авторов. Дженкинс140, известный сатирик, автор едкого политического памфлета под названием ‘Дженкинсов младенец’ (русский перевод был напечатан в ‘Отечественных записках’), издал брошюру под названием ‘Тень на кресте’ (‘Shadow on the Cross’ — тень, разумеется, от полумесяца) и явил себя горячим защитником христиан и обличителем турецкого насилия и неправды своего правительства. Вскоре, когда уже образовалась в Лондоне так называемая Национальная конференция, знаменитый историк, философ и публицист Карлейль141 написал по вызову друзей правого дела письмо, напечатанное во всех газетах, в котором со свойственной ему прямотой и решительностью тона объявил себя противником Турции и за Россию. Он помянул при этом Россию добрым словом. Со своей точки зрения Карлейлю, поборнику авторитета и сильной власти в истории и в политике, свойственно было воздать России справедливую хвалу за то, что она является в истории представительницею твердой власти и твердой государственной идеи посреди хаоса и беспорядков всякого рода. Этого слова не мог вытерпеть ярый республиканец и атеист, известный поэт Свинборн142. Он выпустил в свет свою книжку под названием ‘Заметки английского республиканца по поводу московского крестового похода’ (‘Note of an English Republican on the Moscow Crusade’). Вечно напыщенный, исполненный пафоса и ожесточения, хотя и талантливый, Свинборн превзошел в этом памфлете самого себя. Каждое слово сказано им как будто с пеною у рта от бешенства, и оттого книжка его лишена всякого серьезного значения.
Другой английский поэт того же направления, Альфред Августин143, высказался также в отдельном памфлете, ‘Россия перед Европою’, против России, в защиту Турции, и опять не столько из сочувствия к Турции, сколько из ненависти к России. Напротив того, три других поэта, и в том числе наиболее значительные, именно — Ульнер, Браунинг144 и знаменитый Моррис145 (едва ли не самый даровитый и симпатичный из современных поэтов Англии), состояли членами Национальной конференции и высказывали (особенно Моррис) очень явственно свое сочувствие к России и к ее роли заступника за угнетенных. Примечательно, что три первостепенных историка — Карлейль, Фруд146 и всего решительнее — Фримен147, заявили себя решительными противниками Турции. Фримен на многих митингах в Лондоне и в провинции говорил энергичнее, чем кто-либо за дело освобождения славян, которое по совести и по сердцу признает святым делом. В защиту его устраивал он и публичные чтения, имевшие громадный успех. Особо напечатано одно из его чтений в Манчестере, содержащее в себе блестящий талантом и правдою очерк восточного вопроса в историческом его развитии (‘The Eastern Question in its Historical Bearings’).
На Лондонской Национальной конференции 8 декабря едва ли не самою энергичною была речь Фримена. Речь эта, сколько помнится, не была переведена в русских газетах. Приводим ее по полному изданию речей конференции. ‘Странная обязанность, — говорил Фримен, — лежит на мне сегодня. Обязанность проводить ваш протест, смею сказать, протест целого нашего народа против войны, самой бесполезной, самой неправедной изо всех войн, какими когда-либо опустошала мир человеческая неправда. Со всех сторон слышатся вести о войне, и иные говорят спокойным тоном, что Англия, конечно, примет в ней участие. Но с кем будем мы воевать и за какое дело? Ни одна из держав цивилизованного мира не давала нам ни малейшего повода обнажить меч против нее, и все-таки говорят о войне. Есть, однако, дело, ради которого можно бы нам не отказаться опоясать меч отцов своих и вступить в бой, как отцы наши вступали. Вопли угнетенных раздаются в ушах наших, вопли порабощенных народов, борющихся за свободу, народов, которые нами самими осуждены на рабство. Может быть, нам будет призыв вступить в бой затем, чтобы разорвать их оковы, чтобы изгладить грех наш, в котором мы повинны, обнажить меч Байрона, Кохрена, Чорча, Гастингса на действительную брань. Может быть, вернется снова то время, когда Англия, Франция, и Россия соединили свои флоты затем, чтобы раздавить гордыню варварства. За такое дело можно нам не щадить ни казны своей, ни крови. Но пора эта миновала, и теперь приглашают нас обнажить меч совсем за другое дело, а меч легче вынуть из ножен, чем опять вложить в ножны. Зовут нас обнажить меч не за угнетенных, а за притеснителя, не затем, чтобы исправить сделанную нами неправду, а затем, чтобы увековечить ее и употребить на то всю свою силу. Во всех краях Востока пятно положено на имени Англии, притеснитель выходит на дело свое, на дело крови и хищения, радуясь, что за ним стоит друг — Англия. Мы отказываемся идти на помощь угнетенным, и другие предлагают им помощь, другая нация встает на дело, которое должна была бы взять на себя Англия. И находятся еще люди, которые говорят, что мы должны не только сами уклониться от этого дела, но и должны еще силою меча своего воспротивиться всякому иному народу, если бы кто захотел вместо нас совершить это дело. Перед нами теперь не какой-нибудь хитрый и властолюбивый деспот, ищущий распространения своих владений, перед нами могущественный народ, крепкий свежестью обновленной национальной жизни, — он встает и вооружается за святое дело и подвизается освободить братьев по крови и по вере от варварского ига. Правитель этого народа, совершивший для него такое великое дело, какое только может совершить монарх148, шлет нам послание мира и дружества, призывает нас к союзу с ним на защиту правого дела, зовет на путь мира, если возможно обойтись без брани. И какой ответ дают ему? Ваш ответ вы дадите сегодня, но что отвечает ему голос, который могут в других странах принять по заблуждению за голос Англии. Посреди звона застольных чаш, посреди восклицаний пирующего собрания раздается этот голос и отвечает бранным вызовом на послание мира. Пир этот похож был на те древние римские пиры, на которых веселье считалось неполным, когда в нем не было крови, и самые изысканные яства казались гостям безвкусными, когда на празднике недоставало ран и смерти гладиаторов. Спрашивают вас, признаете ли вы этот голос за свой? (Нет! Нет!) Разделяете вы эти угрозы, это самохвальство? (Нет!) Согласны вы и готовы начать хоть самую краткую кампанию, пожертвовать хоть одною каплей английской крови, хоть одним пенсом английской казны для того, чтобы поддержать это гнилое и кровавое здание неправды и насилия, на которое мир взирает с ужасом и отвращением? (Нет!) Хотите вы биться за султанское самодержавство, за независимость и целость Оттоманской империи? Значит, за самодержавство злодеев, руки которых обагрены кровью, языки ложью опутаны. Хотите вы биться за целость и независимость Содомского царства? (Нет! Нет!) Хотите биться за него, чтобы бедствия угнетенных продолжались навеки, чтобы оковы порабощенных народов никогда не могли быть разбиты, чтобы им закрыт был доступ к правам, не говорю уже свободных людей, к правам существа человеческого? Хотите идти на брань, чтобы народ христианский не мог освободиться от векового своего мученичества? Хотите биться за то, чтобы великий и славный во всей вселенной храм христианской веры не обновился славой восстановленного христианского богослужения? Те, что переходили море и сушу — уничтожать торг невольниками и разбивать оковы рабов, те самые неужели пойдут теперь воевать за то, чтобы продолжился гнусный торг человеческим телом и снабжал бы варварского союзника нашего жертвами для гнусной его страсти? Вот за какое дело зовут вас на брань, англичане, христиане, соотечественники Каннинга149 и Вильберфорса150! Нам говорят, что трактаты обязывают нас помогать им. Не то читаю я в этих трактатах, но если б и таков был их смысл, спрашиваю: отчего, когда все другие трактаты остаются в забвении, вспоминается один этот трактат, который обязывает нас к неправде? Соблюдать такой договор, значит следовать Иродову нравственному началу, значит подражать царю, который клятвы ради послал на казнь праведника151. Говорят, интересы Англии требуют, чтобы мы воспротивились успехам России. Говорят, что наше владычество в Индии подвергнется опасности, что распадется весь цивилизованный мир, если только русское судно покажется в Средиземном море. Я отвечаю: если это правда, все-таки долг прежде всего, а интерес за ним следует. Лучше пусть гибнут интересы Англии, гибнет владычество наше в Индии, прежде чем рука наша поднимется или слово наше скажется за неправду, против правого дела! Но это неправда, и я не стану повторять здесь все, что было высказано в опровержение ложной мысли. Взгляните на карту: разве через Константинополь идет дорога в Индию? И верьте мне: не за царство константинопольское русский народ и Монарх готовы обнажить меч против турка. Верьте мне: они не так безумны, они хорошо знают, что кто царствует в новом Риме, тот перестает царствовать в Петербурге. А что касается до русских судов в Средиземном море, то покуда мы на Атлантическом острове гордимся тем, что сторожим Геркулесовы столпы152, мы не можем жаловаться на то, что Россия не хочет быть заперта в узких границах своего средиземного залива. Скажут, что такое рассуждение недостойно патриота. На этом обвинении не стану долго останавливаться. Патриоты мы, когда хотим удержать свое отечество на пути правды, он же и он один — путь чести, а те не патриоты, кто стремится посредством слов и призраков и ссылаясь на мнимый закон чести, который есть, в сущности, закон позора, направить страну на тот путь, где она запятнает славное имя свое участием во зле и неправде’.
В числе новых книг о Турции и славянах особое внимание заслуживает книга почтенного, давно известного друга и защитника угнетенных славян, пастора Дентона, автора известного сочинения о Сербии и сербском народе. Новая книга называется ‘Христиане в Турции и состояние их под мусульманским владычеством’ (‘The Christian of Turkey’). Кто хочет ознакомиться с действительным состоянием христианского населения на Балканском полуострове, найдет у Дентона беспристрастное описание того угнетения и бесправия, в котором живут христиане. И за всем тем, по свидетельству его, господствующая турецкая раса вымирает и истощается, а райя153, несмотря на угнетение, растет и множится, подобно иудеям под железным правлением египтян154. В тех городах, говорит Дентон, где лет пять тому назад было до трех тысяч турецкого населения, теперь оно не доходит и до двух тысяч. В Дарданелльской провинции на 6% более умирает людей, нежели рождается. В 1830 году, по показанию консула, в Смирне была 81 000 турок и 20 000 христиан, в 1860 году оказалось обратное отношение — 75 000 христиан и 41 000 турок. Это вымирание расы Дентон приписывает порокам и невежеству, по местами укоренившемуся обычаю детоубийства, эпидемиям, развивающимся от тесноты и грязи в жилищах и т[ому] п[одобного].
Очень любопытны и очень неприятны для сторонников официальной английской политики те ее разоблачения, которые приводятся в книге Дентона. Этому предмету посвящено у него все предисловие в книге. Здесь он доказывает на основании подлинных показаний консулов и по официальному собранию документов, представленных парламенту, что английская дипломатия на Востоке намеренно старалась и старается тщательно скрывать все турецкие злоупотребления и все случаи угнетения христиан, и что эта недостойная политика продолжается преимущественно со времен Крымской войны155. Вот один из приводимых Дентоном примеров: в начале 1860 года князь Горчаков156 разослал циркулярную ноту о печальном состоянии христианского населения в Боснии, Герцеговине и Болгарии. По поводу этой ноты ко всем английским консулам на Востоке разосланы были через английского посланника в Константинополе сэра Бульвера вопросы о характере и приемах турецкой администрации. Но, рассылая вопросы, сэр Бульвер опасался, что правдивые ответы на них будут слишком соответственны с обвинительными пунктами князя Горчакова, надлежало скрасить правду и предупредить иных, может быть, слишком наивных агентов британского правительства. Вследствие этого в одном пакете с вопросами разослан был консулам посольский циркуляр, принятый ими в виде инструкции, в котором внушалось, что показания, соответственные с русскими обвинениями, были бы весьма нежелательны для посольства, ‘доброе мнение коего господа консулы, без сомнения, желают для себя обеспечить’. Разумеется, все консулы поняли намек и сообразно с ним составили свои ответы. Но с одним из них вышел комический случай: по недосмотру в посольстве забыли вложить посольский циркуляр в пакет с вопросами, который был ему послан. Бедный консул, добросовестно разумея свою обязанность, вообразил, что от него требуют правды и спешил послать правдивый ответ свой. Едва успел он отправить его, как получает, к ужасу его, пакет из посольства со вложением циркуляра, который забыли прежде послать ему. С перепугу бедняк спешил тотчас же отправить в посольство вторичное донесение с громким извинением в том, что не понял видов и намерений своего начальства… ‘Я представил, — писал он, — те сведения, какие мог получить, не имея понятия о тех видах и целях, в коих составлены были вопросы, я не имел еще в виду многозначительной инструкции, содержащейся в циркуляре. Вследствие того спешу исправить недостатки прежнего моего донесения. Ваше превосходительство изволили выражать уверенность, что следовало бы считать преувеличением и увлечением, если бы кто решился утверждать, что дела здешние в худшем положении, нежели можно было бы при данных обстоятельствах предвидеть (какова фраза! И после того станут еще уверять, что английские чиновники не похожи на остальных!). Это воззрение на предмет совершенно подтверждается и моим служебным опытом. Смею надеяться, что мне не поставлено будет в вину то, что в прежнем донесении моем выразились мои, конечно, грубые и невежественные понятия об этом предмете’. Эта история, документально подтверждаемая, весьма характеристична. Вот еще пишет доктор Сандвис в письме, которое приводится в книге Дентона: ‘Года два тому назад в бытность свою в Турции я имел продолжительный разговор с одним консулом. Он рассказал мне такие ужасы о турецких варварствах над христианами, что кровь стыла у меня в жилах. ‘По крайней мере, — заметил я, — вы имеете хоть то утешение, что можете описать все эти ужасы в своих донесениях’. ‘Ни-ни, — ответил он, — как это можно! Да разве я смею? Нам уже не раз и не два давали понять это очень внушительно, что наше правительство положило поддерживать Турцию, и если бы я позволил себе говорить правду и описывать все как есть, вся бы моя карьера пропала. Иные пробовали, не угодно ли справиться, как им за это досталось?».
Ввиду этой господственной английской опеки над Портой и над всеми ужасами турецкого управления любопытно взглянуть на картины из того времени, когда эти отношения только что начинались и были еще совсем не похожи на нынешние. Об этой эпохе дает понятие любопытная книга господина Баркера ‘Сирия и Египет в правление последних пяти турецких султанов’ (‘Syria and Egypt under the Last Five Sultans of Turkey’. — London, 1876). Книга эта содержит все записи Баркера, бывшего в течение этого времени генеральным английским консулом сначала в Алеппо, потом в Александрии. Как интересно и как маловероятно кажется в наше время следующее описание первого приема у султана английского посланника в 1805 году. Посланника заставили очень долго ждать, и когда, наконец, ввели его в присутствие монарха, султан сидел с полузакрытыми глазами, медленно и сердито поднял на него брови и тотчас же, повернув немного голову в сторону, на великого визиря, спросил: ‘Кто этот гяур?’157Последовал ответ, что это раб, присланный королем английским, чтобы вымогать благоволение у его величества, при этом великий визирь вынул из-за пазухи заранее приготовленную, обернутую шелковой материей, грамоту и, держа ее в руках, говорил: ‘Вот письмо, которое рабу сему приказано положить у подножия трона’. Султан в это время был, казалось, в сонном состоянии, но через несколько секунд, как бы очнувшись, обратился снова к визирю и тихим голосом спросил: ‘Накормили ли этого пса и одели ли его?’ И, получив утвердительный ответ, сказал: ‘Хорошо, так тому и быть’. Затем посланника со свитою отвели назад, а между тем два громадных негра, стоявших тут во время аудиенции и делавшие всевозможные гримасы англичанам, стали громко кричать: ‘Киш! Киш!’, то есть: ‘Гоните вон! Гоните вон!’. Вот с каким церемониалом принимали в Турции, не более как за семьдесят лет, английского посланника, и, может быть в других формах, то же расположение отражается ныне в существующем и ныне, по уверению многих, мнении турок, будто королева английская — подданная падишаха и по велению его шлет на защиту ему флот свой. Многие англичане не признают ныне жестокостей турецкой администрации, но она ныне, в сущности, та же, какою показывает ее Баркер в 1809 году, описывая нового пашу, назначенного в Алеппо. Первым делом его по прибытии на новую должность была прогулка по улицам города инкогнито, в сопровождении палача: требовалось захватить наудачу несколько несчастных лавочников под каким-нибудь предлогом и тут же отрубить им головы, чтобы задать на первый раз страху жителям и утвердить власть нового правительства. Это и было буквально исполнено. Баркер передает еще любопытный разговор свой со старым турком, объясняющим странное понятие мусульманина о необходимости мусульманского владычества. По мнению этого турка, все события последнего времени неоспоримо свидетельствуют о сверхъестественном основании мусульманской власти. ‘Вы, христианин и консул, — так говорил турок, — укажите мне в истории древней и новой еще такой пример, как пример нашего народа. По-видимому, власть наша ослабела и мы как будто утратили силу отражать нападение, и что же? Мы не только остаемся в ряду независимых, непокоренных наций, но правительство наше окружено почетом извне, и посланники могущественнейших в мире держав обращаются к нему с хвалою и лестью’.
‘Славяне и турки или пограничные места ислама в Европе’ (‘Slaves and Turks, or the Borderlands of Islam in Europe’) — вот заглавие другого нового сочинения, содержащего в себе интересную, живо написанную характеристику славян Балканского полуострова и их отношения к туркам. С особенным сочувствием и живостью автор описывает нравы и быт в Черногории.
В 1857 году, когда Турция после Парижского мира158 приступила к постройке у себя железных дорог, три брата, англичане-инженеры Барклай, отправились в Болгарию для заведования работами по постройке линии от Кюстенджи на Черном море до Черноводы на Дунае. Двенадцать лет провели они тут же в ежедневном соприкосновении с народом и турецкими чиновниками, и теперь один из них, Генри Барклай, издал интересную книгу о Болгарии под заглавием ‘Между Дунаем и Черным морем, или пять лет в Болгарии’ (‘Between the Danube and the Black Sea, or Five Years in Bulgaria’. — London, 1876). Не вдаваясь в технические исследования и в глубокие политические соображения, автор представляет в своем рассказе только живую и правдивую картину испытанных им впечатлений. Сомневающиеся в действительности турецких насилий и варварств над болгарами найдут в книге Барклая немало ужасов, коих он был свидетелем, увидят картину набега баши-бузуков на мирные деревни, прочтут рассказ о том, как в Варне паша велел заморозить до смерти несчастных болгар, им же ограбленных. О болгарах Барклай отзывается с великою похвалою. Это народ, по словам его, солидный, тихий, работящий, он выказывает необыкновенное терпение и выносливость под турецким игом, но в то же время незаметно в нем того раболепства и нравственной приниженности, какая заметна у других, болгарина как работника Барклай ставит очень высоко. Он говорит с негодованием о греческом епископском управлении у болгар (до отделения их от вселенской Церкви) и о греческих священниках. Болгария процвела бы промышленностью и довольством, если б освободилась от турецкого варварства и насилия. ‘В двенадцати милях от Варны, — рассказывает Барклай, — лежит цветущая деревня Гебеджи, населенная турками пополам с болгарами. Когда въезжаешь в нее, вас поражает вид благосостояния: всюду видны дома, солидно построенные, и большие стада. Эта деревня отделяется от дороги зыбучею трясиной, которую перерезывает узенькая, но глубокая речка. Моя линия шла через эту деревню, и для удобства в своих работах я распорядился проложить через болото дорогу и построить деревянный мост через речку. Как только готов был мост, в следующую же ночь он оказался разрушенным, и когда я стал разведывать, как это случилось, один турок объявил мне, что если устроится у них удобное сообщение с дорогой, то все жители — и турки, и болгаре — лучше сожгут дома свои, покинут деревню и выедут куда-нибудь в такое место, где не так легко будет до них добраться турецким чиновникам, турецким войскам и особенно турецким заптиям (конным жандармам), которые составляют сущую и постоянную язву и разорение для всех деревень — и для турецких, и для болгарских. Если не все, то многие из этих заптиев бывали разбойниками, и все поголовно — хищники и грабители. Жалования их (когда его платят) так мало, что жить нечем, и единственным средством добыть себе удобства для жизни служит им возможность поживиться на службе грабежом. Часто бывал я свидетелем, как в целой деревне мигом скрываются все женщины и дети, лишь только завидят заптия, а мужчины сбираются в кучу и смотрят только, что будет, точно стадо баранов, когда забежит к ним неизвестная, странного вида собака’.
Последнюю новость литературы по восточному вопросу составляет книга Кембля159 ‘Новейшая картина Турции’ (‘А Recent View of Turkey’, by Sir George Campbell. — London, 1876). Автор, член парламента, совершил недавно поездку по турецким провинциям Балканского полуострова с целью исследования о социальном и политическом их положении, прежняя служба его в Ост-Индской администрации близко познакомила его с условиями правительства посреди разноплеменного народа, и потому изданная им книга представляет особый интерес для английской публики.
В начале книги помещено краткое топографическое и этнографическое описание турецких провинций на Балканском полуострове. Магометанство, по словам автора, не противоречит в принципе идее человеколюбия, но сострадание к врагу на войне недоступно исламу, не в его обычае щадить даже детей и женщин на войне, притом самые лучшие начала, какие есть в исламе, извращены невежеством и варварством многих его последователей. Мусульманину доступно понятие о религиозной терпимости, но ему крайне затруднительно усвоить себе идею равноправности. И в Индии, и в других местах, по мнению Кембля, вся будущность магометанства зависит от того, в состоянии ли будет оно преобразовать и применить к новым началам древние свои законы, которые возникли совсем в иную эпоху и которым законодатель придал значение священного, непреложного правила. Автор, знаток Ост-Индии, совершенно отрицает религиозную и политическую солидарность ост-индского мусульманства с турецким, на которой столько настаивают в Англии ярые поборники туркофильства в английской политике. Ост-индские магометане не только далеки от мысли считать своим главою турецкого султана, но или не знают вовсе, или вовсе не заботятся о его существовании. Все магометанские властители Индии — арабы, персы, афганы — были ожесточенными его врагами, а могульские императоры, конечно, считали себя несравненно выше его. Притом между магометанами, не менее чем между христианами, разделение на толки и секты религиозные, церковные и политические.
О болгарах Кембль тоже отзывается с великою похвалою, называя их солидным, серьезным, трудолюбивым народом, который способен к большому развитию и, быстро совершенствуясь, приобретает все больше и больше значения. Маленькие болгарские города поражают своим хорошим видом. Те из них, которые были разорены в последнее время, состояли из солидных зданий и имели внешний вид благосостояния.
О турецкой бюрократии и ее приемах он отзывается с отвращением. Турецкое правительство развращено, бессильно: единственным средством к исправлению его может служить постепенная децентрализация с освежением его новыми элементами из христианского населения. Кембль подтверждает вполне достоверность ужасов, совершенных в Болгарии, но все усилия турецкого правительства направлены, ввиду этих ужасов, к заподозрению достоверности сделанных о них сообщений и к преувеличению ничтожных фактов болгарского восстания, вместе с тем стараются свалить всю вину на бывшее правительство Абдул-Азиза160, хотя события случились уже во время перемены министерства. Признанные виновники варварских распоряжений не только не наказаны, но получили награды и повышения. ‘Вообще, — говорит Кембль, — всего хуже, на мой взгляд, то, что ни один из высокопоставленных турецких чиновников, с кем я ни говорил, не выражает требуемого, по крайней мере приличием, а подавно здравою политикой, сожаления о случившемся. Они повторяют лишь жалкие отзывы некоторых англичан: не то ли же самое делали англичане в Индии и русские в Туркестане?’ По мнению автора, эти варварства были делом рассчитанной политики, имевшей в виду навлечь страх на целое население, в котором опасались восстания. Жертвы избиения и разорения были совсем не случайные, и кара падала только на тех, кого предполагали покарать. Не тронули ни одного болгарина-католика, протестанта, ни одного грека, пострадали одни болгаре православные. ‘Притом, — говорит Кембль, — само разорение было, очевидно, систематическое: мне случалось видеть немало разоренных мест, но нигде не видывал я ничего подобного такому полнейшему, совершенному разорению и опустошению’.
Кембль открыто порицает известную двусмысленную политику английского правительства по восточному вопросу, особенно действия английского посланника в Константинополе, сэра Генри Эллиота161. Он выражает надежду, что твердая воля лорда Салисбюри162 произведет желаемое действие на турок, но прибавляет следующие многозначительные слова, которые вполне подтверждаются ходом нынешних переговоров на Константинопольской конференции. ‘Но вместе с тем я убежден, что, если только мы подлинно желаем соблюсти мир в Европе, необходимо прежде всего отозвать из Константинополя сэра Генри Эллиота.
Я нисколько не считаю его способным на какое-либо нечестное дело, но необходимо прежде всего доказать туркам, что наши намерения серьезны и что мы действительно хотим оставить туркофильскую политику. А если только он, хотя бы только по имени, будет состоять в числе представителей Англии, турок никак не убедишь в перемене нашей политики: до такой степени его личность официально и по убеждению слилось с нею, до такой степени он упорно стоял за турок в то время, когда они отвечали на английское предложение вызовом на шестимесячное перемирие.
Я думаю, что сэр Генри в некоторых отношениях заслуживает порицания за личные свои действия, а если нет, если он только исполнял волю и инструкции своего правительства, пусть лучше сделают его пэром, герцогом, чем угодно, дадут ему какой угодно пансион — все это будет выгоднее, чем оставлять его в Константинополе’.
На днях появилась в Лондоне брошюра, содержащая сокращенный перевод известного отчета, читанного И. С. Аксаковым в Московском славянском комитете163 (см. приложение к ‘Гражданину’ No 38). Брошюра эта носит название ‘Condensed Speech of Ivan Aksakoff’, и перевод сделан одною русскою дамой. Она произвела впечатление в кругу лиц, сочувствующих освобождению славян, и заявила, вне всякого сомнения, что движение в России по поводу сербских событий было подлинно самобытным явлением, независимо от приказаний правительства или от мнимого влияния каких-то тайных обществ. Газета ‘Daily News’ посвящает этой брошюре серьезную передовую статью. Она проникла и во Францию, где газеты сообщают из нее выписки. В Англии читается она нарасхват, в первый раз выпущена она в количестве 250 экземпляров, но вскоре члены комитета Национальной конференции просили издателя напечатать еще одну тысячу экземпляров, которые предполагают рассылать по своему усмотрению при письме председателя с рекомендацией ‘особенному вниманию’.
Печатается по тексту: [Победоносцев К. П.] Новейшая английская литература по восточному вопросу // Гражданин. — 1877. — No 1.— С. 20-25.
130 Гладстон Уильям Юарт (1809-1898) — английский государственный и общественный деятель, лидер либеральной партии, премьер-министр Великобритании (1868-1874, 1880-1885, 1886, 1892-1894), писатель и правозащитник, выступавший против религиозных и этнических притеснений турками славян на Балканах, принимал активное участие в организации общественного движения против восточной политики Бенджамена Дизраэли лорда Биконсфильда (1804-1881), английский государственный деятель, представитель консервативной партии, дважды премьер-министр Великобритании, писатель ‘социального романа’, настаивал на прекращении безусловной поддержки Порты, предлагая предоставить Боснии, Герцеговине и Болгарии автономию.
131 К. П. Победоносцев перевел на русский язык ряд произведений У. Гладстона, касающихся ‘восточного вопроса’, например: Болгарские ужасы и восточный вопрос. Соч. В. Ю. Гладстона / [Пер. с англ. К. П. Победоносцева в соавт. с К. Н. Бестужевым-Рюминым]. — СПб.: тип. В. Тушнова. — 1876. — 115 с., Речь Гладстона к воспитанникам коллегии Мальборо / [Пер. с англ. К. П. Победоносцева] // Гражданин. — 1877. — No 6, Черногория: Статья Гладстона / [Пер. с англ. К. П. Победоносцева] // Там же. — No 32-33.
132 Эмансипация католиков в Англии была осуществлена посредством парламентского акта, известного под именем Catholic Emancipation Act, в 1829 году. Ранее положение католиков регулировал Test Act 1673 года, в силу которого от лица, поступающего на государственную или общественную службу, а также от лица, вступающего в парламент, требовалась присяга в допущении супрематии (т. е. верховной власти короля над Церковью), свидетельство о причащении в Англиканской церкви и письменное заявление о непризнании догмата Католической церкви о причащении. После унии Великобритании с Ирландией (1800 г.) те же законы распространились на Ирландию. Это возмущало не только католиков, но и представителей Англиканской церкви. В XVIII веке в парламент подавались петиции об отмене Тест-Акта. С 1813 года билль об эмансипации многократно вносился в палату общин, но отвергался ею. В 1823 году в Ирландии была основана О’Коннелем и его сторонниками католическая ассоциация, главной задачей которой была пропаганда отмены Тест-Акта. 5 марта 1829 года билль был вынесен на голосование и после ожесточенной борьбы принят и подписан королем, став законом. Им были отменены Тест-Акт и все другие акты, стесняющие права католиков, введена другая присяга, которую могли приносить и католики.
133 В 1290 году около 16 тысяч евреев было изгнано из Англии. В 1640 года в Англии произошла революция, а в 1649 году пришедший к власти Оливер Кромвель разрешил евреям селиться в Англии, открылись синагоги и кладбища еврейской общины. В 1858 году евреи были допущены в английский парламент.
134 В 1798 году в Англии возникла ‘Африканская Ассоциация’, боровшаяся против рабства. В 1808 году была запрещена торговля неграми, в 1823 году — перевозка рабов из одной колонии в другую, а в 1834 году произошло полное освобождение рабов с обязательством отпуска на волю через 4 года. Еще ранее торговля неграми была приравнена к пиратству, и особые военные крейсеры во исполнение этого закона следили за торговыми судами в Атлантическом океане.
135 ‘Хлебные законы’ действовали в Англии в период между 1815 и 1846 годами. Были установлены тарифы на импорт зерна, защищавшие английских фермеров и землевладельцев от конкуренции с дешевым иностранным зерном.
136 Отмена государственной Церкви в Ирландии была осуществлена в 1869 году во время правления премьер-министра У. Гладстона.
137 Речь идет о так называемом Рисорджименто (итал. il risorgimento — возрождение, обновление) — периоде борьбы за политическое объединение Италии. В основе его лежали антиавстрийские настроения и национальная идея. В 1820 году начинается восстание в Неаполитанском королевстве, подавленное австрийцами, восстания охватывают и другие части Италии. В 1831 году Д. Мадзини основывает в Марселе патриотическое движение ‘Молодая Италия’, которое боролось за объединение Италии. В результате двух войн за независимость (1848-1849 гг. и 1859-1860 гг.) происходит объединение Сардинского королевства с Ломбардией, Тосканой, Романьей, Пармой, Моденой, объединение с Сардинией Королевства обеих Сицилии. 17 марта 1861 года новый парламент провозглашает Итальянское королевство во главе с Виктором Эммануилом II, a в июне 1871 года итальянская столица переносится в Рим.
138 Скайлер Юджин (1840-1890) — дипломат, писатель, переводчик, путешественник и ученый.
139 Йомуды (туркм. Yomutlar — один из главных туркменских родов, обитающий в южной части Балканского велаята Туркменистана, около реки Атрек и в сопредельных местностях Ирана.
140 Дженкинс Эдвард (1838-?) — английский сатирик, публицист, политический деятель, член парламента.
141 Карлейль Томас (1795-1881) — английский историк, философ, публицист.
142 Суинборн Алджернон Чарльз (1837-1909) — английский поэт-‘прерафаэлит’.
143 Кювилье-Флери Альфред-Августин (1802-1887) — французский писатель, журналист, член Французской академии, воспитатель герцога Омальского, орлеанист.
144 Браунинг Роберт (1812-1889) — английский поэт и драматург, философ.
145 Уильям Моррис (1834-1896) — английский поэт, художник, издатель, социалист. Крупнейший представитель второго поколения ‘прерафаэлитов’.
146 Фруд Джемс Антони (1818-1894) — английский историк.
147 Фримен Эдуард (1823-1892) — английский историк, один из ревностных сторонников сравнительно-исторического метода, впервые дал обзор основных территориальных изменений в Европе с древности до XIX в., профессор Оксфордского университета, стороннику. Гладстона.
148 Речь идет от освобождении крестьян 19 февраля 1861 года Манифестом Александра II.
149 Каннинг Джордж (1770-1827) — английский политический деятель, тори, министр иностранных дел, отвечавший за политику Великобритании во время наполеоновских войн в Европе, премьер-министр Великобритании.
150 Уилберфорс Уильям (1759-1833) — британский политик, филантроп, противник работорговли, член партии тори, член парламента Британии.
151 Речь идет о казни Иродом Св. Иоанна Крестителя по просьбе дочери Иродиады, которой он обещал перед гостями выполнить любую ее просьбу за исполненный танец (Мф. 14:3-11).
152 Геркулесовы столбы — название, использовавшееся в Античности для обозначения высот, обрамляющих вход в Гибралтарский пролив. Северная скала (со стороны Европы) — это Гибралтарская скала, расположенная во владении Великобритании, южный столб (со стороны Северной Африки) — гора Джебель-Муса в Марокко либо гора Абила, расположенная рядом с Сеутой.
153 Райяты, райя (тур.) — первоначально обозначение всех подданных в мусульманских странах Ближнего и Среднего Востока, позднее — податное сословие (крестьяне и горожане).
154 См.: Исх. 1:12.
155 Крымская война (1853-1856), Восточная война — война между Российской империей и коалицией в составе Британской, Французской, Османской империй и Сардинского королевства. Боевые действия разворачивались на Кавказе, в Дунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Белом и Баренцевом морях, а также на Камчатке.
156 Горчаков Александр Михайлович (1798-1883) — светлейший князь, дипломат, государственный деятель, канцлер.
157 Неверный (арбск.).
158 Парижский мирный договор (Парижский трактат) — международный договор, подписанный 18 (30) марта 1856 года на Парижском конгрессе, открывшемся 13 (25) февраля 1856 года. В работе конгресса участвовали Россия, с одной стороны, и союзники по Крымской войне: Османская Империя, Франция, Англия, Австрия, Сардиния, Пруссия.
159 Кембль Джон Митчелл (1807-1857) — английский историк и филолог.
160 Абдул-Азиз (1830-1876) — 32-й султан Османской Империи, правивший в 1861-1876 годах. Второй сын султана Махмуда II.
161 Эллиот Генри (1817-1907) — английский дипломат, посланник в Константинополе, в 1876— 1877 годах — участник Константинопольской конференции (отозван за крайнее туркофильство), посланник в Вене.
162 Солсбери Роберт, Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесиль, 3-й Маркиз Солсбери (1830-1903) — британский государственный деятель, премьер-министр Великобритании, депутат Палаты Общин от Консервативной партии, член Палаты Лордов.
163 И. С. Аксаков немало выступал в защиту славян, за что даже подвергался преследованиям. Так, во время Берлинского конгресса 1878 года И. С. Аксаков произнес речь в Славянском комитете, содержавшую резкую критику дипломатии, за что был выслан из Москвы, а Славянский комитет закрыт.
164 Мы особенно рекомендуем вниманию читателей ‘Гражданина’ эту статью нашего почтенного сотрудника Z. Z., в которой чрезвычайно ярко изображены главнейшие существенные обстоятельства одного из самых любопытнейших и знаменательных явлений в современной истории европейского человечества. — Примеч. Ф. М. Достоевского.