А. С. Серафимович
Новая стройка
ПРИМЕЧАНИЯ
Новая стройка, Серафимович Александр Серафимович, Год: 1921
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Собрание сочинений в семи томах. Том шестой
М., ГИХЛ, 1959
Среди развалин и разрухи торопливо работает одна фабричка. Небольшая, согнулась, как старушонка, но здоровенная фабричная труба ее хлопотливо дымится, не угасая.
Кругом, то и видишь, замолкли станки, не видать дыма, а наша старушонка и в ус не дует, суетится и все посылает со двора подводы с выделанным добром.
Заинтересовался я, поехал в Лефортово, глядь — на Большой Переведеновке, 40, за скучным забором суетится старушонка.
Вошел. Низко, тускло, полутемно, неуютно,— ну, это же наследие от буржуя: капиталист для выжимания пота из рабочих дворцы не станет строить. Капиталист поставил калеку-здание, калеки-машины, приник, впился зубами и стал сосать из живого человеческого труда прибыль.
А тут война. Задымилось море крови, а к капиталисту в карман толстым жгутом побежало, сверкая, золото,— не успевал в банк сгребать, надрывались рабочие, изнашивались машины, инвентарь, он ничего не поправлял, не ремонтировал, не восстанавливал, только хрипло гнал рабочих в неустанном труде.
Пожар, крыша провалилась,— не беда! Застраховано.
Грянула Октябрьская. Капиталист исчез. Стоят рабочие перед пожарищем, перед расшатанными, изношенными, разбитыми машинами, чешут в затылках — эхма!
Ни денег, ни специалистов, все высосано, нечем взяться, нечем погасить неуплаченную заработную плату.
Срезами горю не пособишь,— засучили рукава, натужились и давай строить. Призвали своего же плотника. Прикинул аршином.
— На крышу столько-то бревен, досок надо.
— Ищи!
— Да где я их найду? — взмолился.
— Хоть роди, да найди. А то и не показывайся.
— Наше-ол!
Приволокли и бревен и досок. А как их приходилось выманивать, выклянчивать, выворачиваться в платежах,— долго рассказывать.
Во главе — старинный работник фабрички, склизким вьюном вертится,— где слабо, где вот-вот оборвется, там он.
— Денег, денег же надо! Поймите: все лопнет! Товару на складе от хозяина осталось, подманули спекулянта — бери товар, горы наживешь. Загорелись змеиные глаза, заворотил полу, достал тугую мошну, отсчитал пятьдесят тысяч, как копеечку, и не крякнул, нагреб добра на складе, на подводу и повез. Барыши-то, барыши, аж голова кружится! А его того… гм!.. в Чеку.
Что!.. Да ведь годы, века сосали такие-то детишек, женщин. Горы рабочих костей гниют в земле, а у этих, со змеиными-то, рекой льется роскошная жизнь из замученных жизней. Заткните же подлую глотку, лицемеры!
Так два раза напоролись спекулянты.
Оперились маленько наши, затянули крышу, заделали пол, поставили машины, заработала старушка. Чешет, набивает ворс на сукно, красит, посылает красноармейцам на шинели, рубахи, штаны, работает старушонка.
— Да как же так: другие фабрики стоят?
— Стоят.
— Почему?
— Нет дров.
— А старушонка как же?
— A вот как:
Одной большой фабрике дали дров на станции верст за тридцать от Москвы. Но с условием: погрузить и вывезти в восемнадцать часов. Фабрика отказалась: немыслимо в такое короткое время погрузить и вывезти.
Узнали ребята с нашей фабрики, кликнули клич, выступило шестьдесят рабочих. Кинулись на железную дорогу, сбили состав в тридцать вагонов, марш на станцию. Рвались в работе, погрузили и вывезли в шестнадцать часов. Большая фабрика осталась с носом, а старушонка — с дровами. Оттого так весело дымится ее труба, когда другие угрюмо молчат.
На фабрике только рабочие. Директор — рабочий (слесарь), заведующий красильным отделением — рабочий, бухгалтер — рабочий.
Каждую копеечку, каждую работу распределяют домовито, по-хозяйски.
Надо ремонт дизелю. Прежде, бывало, машину останавливали, рабочих распускали и приступали к ремонту.
Теперь выудили где-то электромотор, который и трудится, пока починят дизель, фабрика-то и во время ремонта двигателя работает.
Подобралась работа в стригальном — рабочие не ждут сложа руки, а становятся у красильных чанов красильщиками.
Рабочим негде помыться. Разыскали валявшийся годами на дворе бак, налили водой, провели змеевик от паровика, мойся сколько влезет, любо-дорого.
От чанов с краской густо подымается отрава. Рабочих тошнит, голова идет кругом. При хозяине был ледащенький вентилятор.
А теперь, оберегая себя, поставили еще пять сильных вентиляторов, воздух чистый.
При хозяине в кочегарке валился народ: из топки зноем несет — пот градом катится, а отворят двери прямо наружу, дрова ввозить,— страшный сквозняк несет, рубаха леденеет. Выстроили пристрой, навесили вторые двери, свет ясный увидели.
А знаете, как работают? Семь процентов переработки против четырнадцатого года. А знаете, какие прогулы? Два-три процента.
Так во всем.
Пока еще — согнувшаяся старушонка, но дайте срок: раздавят ядовито ползучих эсеров, — меньшевиков, окончательно прорвется блокада, и какой же чудесный трудовой дворец воздвигнут мозолистые руки.
А пока старушонка хлопотливо дымит и хлопочет.
Приходите же, товарищи, посмотреть и поучиться, как надо строить новую жизнь.
Впервые напечатано в газете ‘Текстильщик к станку’, 1921, 23 марта, No 1, с подзаголовком ‘С натуры’. В последнем прижизненном собрании сочинений очерк ошибочно отнесен к 1918 году.