Новая погудка на старый лад, Плеханов Георгий Валентинович, Год: 1907

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Г. В. ПЛЕХАНОВ

СОЧИНЕНИЯ

ТОМ XV

ПОД РЕДАКЦИЕЙ

Д. РЯЗАНОВА

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

МОСКВА 1926 ЛЕНИНГРАД

Новая погудка на старый лад
(1907 г., No 327 от 25 июля/7 августа)

В No 316 ‘Товарища’ г. Б. Авилов поместил статью ‘О выборах в третью Думу’.
Статья направлена против высказанного Л. Мартовым мнения о том, что ‘левые партии’ должны участвовать в этих выборах. И хотя доводы г. Б. Авилова очень слабы, но они по-своему в высшей степени характерны. Их не должен оставлять без внимания никто из тех, которые интересуются ‘левыми партиями’.
Возражая Л. Мартову, г. Авилов проявляет между прочим отрадную уверенность в том, что безучастное отношение народа к выборам обусловливается не утомлением его, а… ‘отчаянием, которое может родить новый подъем’. Но на чем же основывается эта отрадная уверенность?
Это — увы! — остается тайной г. Б. Авилова, ибо он не говорит об этом ни единого слова. Он рассказывает, но не доказывает. Постараемся же своими собственными силами пополнить этот пробел в его аргументации.
Помните ли вы, читатель, что говорили наши бойкотисты во время выборов в первую Думу? Я хорошо помню это. Они говорили, что народ не питает никаких ‘конституционных иллюзий’ насчет Думы, что он требует созыва представительного учреждения, имеющего совершенно иной характер, и что, вследствие этого, участие в выборах является не только излишним, но и вредным, — некоторые говорили даже — изменническим, — действием.
Спрашивается, была ли эта уверенность бойкотистов оправдана последующими событиями?
Нет, совсем не была.
Последующие события ясно показали, что у народа было, напротив, очень много ‘конституционных иллюзий’ насчет первой Думы.
Это признали после ее разгона даже многие бойкотисты.
В брошюре ‘Роспуск Думы и задачи пролетариата’ один из самых ‘видных’ публицистов так называемого у нас ‘большевистского’ направления, писал, что ‘народ, т. е. широкие массы населения, еще не дорос в массе (sic!) своей’… в 1906 году!., до тех идей, которые приписывали ему бойкотисты, что ‘ему нужен еще был, оказалось, опыт кадетской Думы’. Другими словами, это значит, что люди, бойкотировавшие первую Думу, совершенно неправильно представляли себе народную психологию.
На этом и основывалась их отрадная уверенность в близости такого ‘подъема’, который сметет Думу, поставив на ее место иное представительное собрание. Все дело заключалось здесь, стало быть, в такой психологической аберрации, благодаря которой желательное принималось и объявлялось за существующее.
Это не малая ошибка. Но сознание этой ошибки не сделало их, — по крайней мере самых ‘твердокаменных’ из них, — более осмотрительными. Только что сознавшись в своей ошибке, автор названной брошюры спешит уверить своих читателей, что после роспуска первой Думы ‘в сознание самого темного мужика стучится теперь обухом вбитая мысль: ни к чему Дума, если’ и проч., и проч. Ввиду этого автор назначал ‘к середине или к концу августа’ некоторое ‘выступление’, не имеющее ничего общего с выборной агитацией. Желательное опять принималось за существующее. И на этой психологической аберрации опять строилась целая политическая перспектива.
Я не знаю, научился ли чему-нибудь, — и если да, то чему именно, — цитированный мною автор из опыта второй Думы. Может быть, он теперь уже настолько подвинулся вперед, что аргументация г. Б. Авилова и ему покажется слабой.
Но зато сам г. Авилов остается вполне верен методу выдавания желательного за существующее. Именно этот метод и вселил в него ту отрадную уверенность, что равнодушие значительной части нашего населения к предстоящим выборам в третью Думу знаменует собою возможность нового ‘подъема’.
Впрочем, справедливость заставляет меня признать, что у г. Б. Авилова этот старый и давно уже знакомый нам метод принял отчасти новый вид.
Прежние бойкотисты ссылались на поднятое настроение народа и на зрелость его политического сознания.
Г-н Б. Авилов ссылается на… народное отчаяние. Это по крайней мере неожиданно. И вот почему я называю его погудку новой, хотя гудит-то он на старый лад, принимая за действительность свои собственные пожелания и смотря сверху вниз на всех тех, которые не делают вместе с ним такой ошибки. Допустим, однако, что г. Б. Авилов прав и что народ в самом деле обнаруживает теперь не политическое утомление, а политическое отчаяние. Следует ли отсюда, — т. е. из наличности отчаяния, — возможность ‘рождения’ нового подъема?
В этом весь вопрос.
А вопрос этот решается далеко не так просто, как это кажется г. Б. Авилову.
‘Отчаяние’ ‘отчаянию’ рознь. А что, если население ‘отчаялось’ не только насчет Думы, но и вообще насчет народного представительства? Ведь тогда оживет вера в старых богов, так сильно поколебавшаяся под влиянием событий последнего пятилетия. Г-ну Б. Авилову, как видно, и в голову не приходит это соображение. Но что оно не совсем лишено основания, за это ручаются именно те наивные иллюзии, которые связывались с представлением о Думе в головах многих и многих русских обывателей. Эти обыватели, — т. е. главным образом, хотя и не исключительно, крестьяне, — смотрели на Думу, как на что-то вроде нового ‘барина’, который все ‘рассудит’ немедленно по своем приезде.
В своей полной политической неразвитости они совсем не понимали того, что не парламент служит источником силы для народа, а народ — для парламента. И теперь, когда обнаружилось, что новый ‘барин’ пока еще ничего ‘рассудить’ не в состоянии, они поворачиваются к нему спиною и уже не интересуются тем, какая судьба ждет его в будущем.
Такого рода ‘отчаяние’ выгодно только для черной сотни, которая, кажется, до известной степени и рассчитывает на него в своих политических планах.
Конечно, противоречия нашей общественно-политической жизни рано или поздно непременно выведут даже и отсталую часть народа из тупого переулка ‘отчаяния’ по отношению к идее народного представительства. Но когда выведут? Нам нужно, чтобы это произошло не ‘поздно’, а ‘рано’, — как можно раньше,— и именно потому мы должны сделать все, от нас зависящее, для того, чтобы вновь оживить интерес народа к Думе и побудить его активно участвовать в выборах. Это участие необходимо для него как новая школа, как новый опыт, который яснее, чем когда-нибудь обнаружит перед ним связь нынешней нашей ‘экономики’ с нынешней нашей ‘политикой’.
Г-н Б. Авилов заметит мне, по всей вероятности, что я не понимаю нынешнего настроения народа и что нынешнее народное ‘отчаяние’ проникнуто светом политической сознательности. Но, говоря так, он только лишний раз докажет свою собственную неутомимость, свою собственную неизменную готовность повторять старую ошибку бойкотистов, принимая желательное за существующее.
Упрекнет он меня, пожалуй, также и в маловерии. У нас уже давно так повелось, что чем легковернее и легкомысленнее рассуждает человек, тем охотнее принимают его за ‘крайнего’ и самого надежного защитника интересов ‘трудящегося народа’ вообще и интересов пролетариата в частности. Но лично мне политическое легкомыслие никогда не казалось политической заслугой. Я разошелся с нашими ‘большевиками’ как раз потому, что всегда считал себя обязанным отличать желательное от существующего. И если г. Б. Авилов насмешливо спрашивает: не слишком ли господа ‘воспитатели’ недооценивают воспитанность масс? — то я отвечу ему другим вопросом: не слишком ли господа бойкотисты преувеличивают эту воспитанность? А на этот счет опыт прежних лет не оставляет, как мы видели, решительно никакого сомнения: господа бойкотисты до сих пор постоянно преувеличивали ее самым ребяческим образом. В этом заключалась их коренная ошибка, наложившая свою печать на всю их тактику.
Прошу заметить вот что: мне, разумеется, и в голову не приходит сомневаться в том, что некоторая часть нашего населения сделала надлежащий политический вывод из того, что произошло с первыми двумя Думами. Рискуя навлечь на себя упрек в пристрастии к парадоксам, я скажу даже, что если некоторая часть нашего населения осталась, по-видимому, равнодушной ввиду разгона второй Думы, то это произошло единственно потому, что она слишком хорошо понимала нынешнее наше политическое положение, нынешнее соотношение наших политических сил. Но часть не есть целое. И часть, которую я имею в виду, недостаточно велика для того, чтобы решить судьбу целого. Ось де закавыка! Но эта часть может влиять на целое, развивая его политическое сознание и тем уменьшая расстояние, отделяющее его от нее.
В этом смысле участие в выборах не только полезно, но прямо необходимо, и мы не исполним своей прямой гражданской обязанности, если откажемся от него. Пора, давно уже пора понять нам, что идея бойкота — это,— как выражается Бэкон по другому, конечно, поводу,— бесплодная девственница, посвятившая себя богу.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека