Новая катакомба
Новая катакомба
Перевод Н. Д. Облеухова
* * *
——————————————————————————
Новая катакомба, Дойль Артур Конан, Год: 1904
Время на прочтение: 15 минут(ы)
— Слушайте, Бургер, мне, право, хочется, чтобы вы мне доверяли побольше, — произнес Кеннеди.
Комфортабельная квартира Кеннеди выходила окнами прямо на Корсо. Знаменитые в Риме археологи сидели друг против друга и беседовали. Был уже вечер и довольно холодный вечер. Ученым пришлось пододвинуть свои кресла поближе к топившейся печке. Печка, как и полагается в Италии, была плохая. От нее шло не тепло, а только духота. Яркие, зимние звезды горели уже над современным Римом. Во всех направлениях сверкали золотые цепи электрических фонарей, рестораны и кафе утопали в потоках света, по улицам мчались экипажи, тротуары были запружены толпой.
Но здесь, в роскошном кабинете молодого английского археолога можно было наблюдать прежний старый Рим. По стенам висели старые, поломанные фризы античной эпохи, из углов выглядывали бюсты знаменитых сенаторов.
На столе, посередине кабинета, среди вороха инскрипций, фрагментов и античных украшений стояла знаменитая модель бань Каракаллы. Модель эта была сооружена самим Кеннеди. После эта модель фигурировала на берлинской выставке, где и вызвала всеобщий восторг и удивление.
С потолка спускались древние амфоры, красный турецкий ковер, покрывавший почти всю комнату, был весь завален античными редкостями. Все здесь было подлинное, редкое и дорогое. Кеннеди, несмотря на свои годы, — ему было тридцать с небольшим лет, — успел стяжать себе солидную научную репутацию. Кроме того, он был очень богатый человек, не останавливавшийся перед тратами, и ничто ему не мешало идти вперед по стезе ученой известности.
Иногда, правда, Кеннеди любил на время удаляться от науки и предаваться удовольствиям, но эти периоды длились недолго. Он опять возвращался к своим любимым занятиям.
Это был очень красивый господин. В глаза бросались: высокий выпуклый лоб, орлиный нос, и широкие, чувственные губы.
Товарищ Кеннеди, Юлий Бургер, был человеком иного, совершенно иного, склада. Это был полунемец, полуитальянец по происхождению. Его смуглое лицо освещалось голубыми женскими глазами. Квадратный массивный лоб был обрамлен рыжеватыми кудрями. Сильные, крепкие челюсти были гладко выбриты. Кеннеди частенько говаривал, что Бургер похож на те античные бюсты, которые выглядывали из углов кабинета.
По годам и репутации Бургер был равен Кеннеди, но жизнь ему давалась труднее, и работать приходилось больше. Двенадцать лет тому назад прибыл он в Бонн бедным студентом. Все его средства составляла маленькая денежная сумма, выданная ему боннским университетом за его научные изыскания. Бургер карабкался по лестнице славы с великим трудом, медленно, но упорно, теперь он был уже членом берлинской академии. Еще немного — и Бургер имел полное право рассчитывать на кафедру в одном из старейших германских университетов.
Посвятив всю жизнь науке, Бургер отставал во всем остальном от богатого и блестящего англичанина. Ему некогда было заняться собой, он не умел держаться в свете и был резок и угловат. Лицо его светлело, глаза его разгорались только в тех случаях, когда речь заходила о науке. Во всякое другое время он был молчалив и застенчив, он сознавал, что чужд светской жизни и терпеть не мог так называемого мелкого разговора, которым пробавляются люди, не умеющие думать.
Но с своим соперником-англичанином Бургер почему-то сжился. Знакомство их длилось несколько лет и постепенно переходило в дружбу. Сблизило их, конечно, прежде всего единство профессий. Они умели ценить друг друга. Кроме того, Кеннеди нравилась простота и откровенность в характере Бургера. Что касается последнего, то он преклонялся перед блестящим остроумием англичанина, который одно время играл видную роль в римском обществе. Я сказал, что Кеннеди блистал одно время. Да, в момент, описываемый мною, английский археолог перестал бывать в обществе, — и там на него косились.
Причиной этого послужила любовная история, в которой Кеннеди обнаружил неровность и даже жестокость характера. Светские люди были шокированы. Иначе, однако, смотрели на историю литераторы и артисты, среди которых Кеннеди вращался. К этом круге господствовали совершенно особенные, несколько своеобразные понятия о чести.
Кеннеди увез одну особу, а затем вернулся один. Такова была эта история, слушая которую одни качали головами, а другие пожимали плечами. Но Кеннеди не столько осуждали, сколько интересовались им, и некоторые даже завидовали ему.
Англичанин пристально поглядел прямо в лицо своему приятелю и снова произнес:
— Слушайте, Бургер, я хочу, чтобы вы мне доверяли более, чем теперь.
И, произнеся эти слова, он повел рукой, указывая на коврик. На коврике стояла длинная, глубокая плетеная корзина. Такие корзины употребляются в Кампанье для переноски фруктов. Теперь же корзина стояла наполненной всевозможными редкостями. В ней лежали глиняные дощечки с надписями по-латыни, половинная мозаика, разорванные папиросы, заржавевшие металлические орудия. Профану все эти предметы казались простым мусором, но опытный глаз специалиста сразу различал, что перед ним находятся археологические драгоценности.
Корзину сюда принес немец. Англичанин глядел на нее с алчностью.
— Слушайте, Бургер, я отнюдь не собираюсь овладеть вашими золотыми россыпями, по мне бы очень хотелось знать, где вы добываете все эти сокровища?
Бургер медленно закуривал сигару.
— Я убежден, — продолжал Кеннеди, — что вы сделали какое-то открытие первостепенной важности. Взять хотя бы эти инскрипции. Они произведут сенсацию во всей Европе.
— Это только тысячная доля того, что имеется там, — отвечал немец, — там много всякого добра, для того, чтобы разобраться в этих сокровищах, нужно, по крайней мере, дюжину ученых, и эти ученые будут исследовать эти сокровища до конца своих дней.
Кеннеди задумался. Он сидел, наморщив свой красивый лоб и рассеянно поглаживая усы.
— Вы выдали себя, Бургер, — сказал он, наконец, — из ваших слов видно, что вы открыли новую катакомбу.
— А я думал, что вы догадались об этом гораздо ранее, именно, когда увидали эту корзину.
— Да, пожалуй, но у меня оставались сомнения, которые теперь, после ваших последних слов окончательно рассеялись. Сокровища, подобные тем, о которых вы рассказываете, могут быть найдены только в катакомбе.
— Совершенно верно. Я поэтому и делаю из этого тайну. Да, я открыл новую катакомбу.
— Где?
— А, вот в этом-то и заключается тайна, милый Кеннеди, я могу только сказать вам, что найти ее очень мудрено. Катакомба, открытая мною, принадлежит к другой эпохе, нежели уже известные археологам катакомбы. Насколько я понимаю, в этой катакомбе хоронили только выдающихся христиан, — вот почему редкости, которые там можно найти, так, своеобразны и необыкновенны. Если бы вы были не вы, я бы сообщил вам мой секрет, но я боюсь вас, как соперника. Ваши познания и энергия громадны. С какой стати мне отказываться от своих преимуществ? Я хочу сам составить реферат о новой катакомбе.
Кеннеди фанатически любил свою науку. Любовь к археологии превратилась у него в манию. Он был верен пауке, несмотря на свои светские вкусы и любовь к развлечениям. Правда, у Кеннеди было и честолюбие, но оно играло второстепенную роль. В основе же лежала отвлеченная любовь к науке, он живо интересовался прошлым старого Вечного города.
И вот ему страстно захотелось взглянуть на подземелье, которое посчастливилось открыть его товарищу.
— Слушайте, Бургер, вы можете мне вполне довериться, я даю вам честное слово, что вы можете мне довериться, — заговорил он серьезно и убедительно — без вашего позволения я не дотронусь пером до бумаги, и не скажу никому ничего о том, что видел в вашей катакомбе. Я вполне вас понимаю, Бургер, вы хотите пожать плоды вашего открытия, это вполне естественно и справедливо. Ради Бога, не бойтесь меня. Что вам за охота скрытничать? Если вы не покажете мне катакомбу, я стану ее разыскивать и, конечно, найду. А если я найду ее сам, тогда, уж, я не стану стесняться.
Бургер задумчиво улыбнулся.
— Но, друг Кеннеди, я давно заметил, что вы сами-то не откровенны с приятелями, а от них требуете откровенности.
— Вот уж неправда-то! Я всегда рассказывал вам обо всем, что вы у меня спрашивали. Неужели вы не понимаете? Разве я не дал вам материала, когда вы писали статью о храме весталок?
— Ну, это было неважное дело, а вот если бы я спросил у вас о чем-нибудь более интимном, вы бы мне, пожалуй, и не ответили. А эта новая катакомба близка моему сердцу. Если вы хотите, чтобы я был с вами откровенен, вы должны заплатить мне тем же.
— Куда это вы метите, Бургер? Я решительно не понимаю вас! — воскликнул англичанин, — если вы хотите сказать, что я вам должен рассказать что-нибудь в уплату за катакомбу, то я на это согласен. О чем бы вы меня ни спросили, я отвечу вам с полной откровенностью.
— Прекрасно! — произнес Бургер, потягиваясь в кресле и пуская густые клубы табачного дыма, — расскажите мне о вашей истории с мисс Мэри Саундерсон!
Кеннеди вскочил с кресла и гневно воззрился на товарища. Тот оставался невозмутимым.
— Чего вы хотите, черт вас возьми? Что за дурацкие вопросы? — закричал он, — если вы хотели пошутить, то я вам должен сказать, что это глупая шутка.
— О, я совсем не шучу, — спокойно ответил Бургер, — меня просто интересуют подробности этой истории. Я не знаю света, я не знаю женщин, и их нравы и привычки меня страшно интересуют. Вас я знаю, ее я видел несколько раз. Один или два раза мне даже довелось с нею поговорить. Мне ужасно бы хотелось услышать именно от вас, что такое между вами произошло?
— Я вам этого не скажу.
— И прекрасно. Вот, видите: вы требовали, чтобы я вам открыл тайну новой катакомбы, а на свои тайны вы скупы. Я это заранее предвидел. Ну, вот теперь вы и скажите мне, Кеннеди, почему, по вашему мнению, я должен вам поверить все свои тайны… Ого… Часы св. Иоанна пробили десять. Пора мне домой.
— Посидите еще немножко, Бургер, — произнес Кеннеди, положив руку на его плечо. — Я не понимаю, что это за странная идея пришла вам в голову. Ну, чего интересного в старой любовной истории, которая покончена несколько месяцев тому назад? Неужели вы не понимаете, почему я не хочу вам про это рассказывать? У нас считают подлецом и негодяем человека, который рассказывает о своих отношениях с порядочными женщинами.
— Ну, это правило приложимо только к тем случаям, когда репутация женщины вполне чиста. Про мисс Саундерсон этого сказать нельзя. Весь Рим знал о ваших отношениях, чего же тут стесняться-то?.. Впрочем, мне нравится, что вы поступаете именно так, — спокойной ночи!
И немец, подхватив корзину, собрался уходить.
— Погодите минуточку, Бургер! — воскликнул Кеннеди, — видите ли, мне ужасно хочется поглядеть на открытую вами катакомбу, я вас так отпустить не могу. Слушайте, возьмите с меня какую-нибудь другую плату. Уж очень вы эксцентричны, Бургер!
— О, нет, нет! Вы мне отказали, и конец всему делу, — произнес Бургер, — вы были правы, Кеннеди, но и я прав. До свиданья.
Бургер приблизился к двери и взялся за ручку. Кеннеди безнадежно махнул рукой и сказал:
— Стойте, Бургер, вы предъявляете ко мне смешные требования, но что же делать, я должен подчиниться. Терпеть я этого не могу — рассказывать о женщинах, но, кажется, в данном случае я не причиню никому вреда, рассказав вам то, что вас так интересует. Вы правы, в Риме все знают то, о чем я вам расскажу. Ну-с, что же вас интересует?
Немец снова приблизился к камину и, поставив корзину с редкостями на пол, уселся в кресло.
— Я выкурю еще сигару, — сказал он, — знаете, я терпеть не могу курить, когда работаю, но во время отдыха очень люблю курить сигары… Ну-с, а теперь перейдем к этой молодой особе… У вас была с ней история? Скажите мне, пожалуйста, что с ней сталось?
— Она на родине, уехала к семье.
— А! В Англию?
— Да.
— Где же именно? В Лондоне?
— Нет, в Твикенгаме.
— Простите меня за мое любопытство, дорогой Кеннеди, но, ведь, вы меня знаете, — я человек совсем незнакомый со светом. Мне кажется, что у вас в свете считается пустяками уговорить молодую девицу бежать, прожить с нею недели три-четыре, а затем отправить ее к родителям… Куда она отправилась-то, вы сказали, в Твикенгам?
— Да, в Твикенгам.
— Совершенно верно, в Твикенгам. Я у вас хочу просить маленького объяснения. Вы знаете, я совершенно вас не понимаю в данном случае. По моему мнению, нельзя допустить, чтобы вы любили эту девушку. Ведь, если бы вы любили ее, вы не бросили бы ее через три недели. Значит, вы ее не любили. Но если не было любви, то зачем же было производить этот скандал? Ведь вы разбили ей всю жизнь…
Кеннеди скучающим взором глядел на догоравшие угли в камине.
— Вы глядите на жизнь чересчур логично, Бургер, — произнес он, — любовь очень широкое понятие. Есть разные степени любви. Что касается мисс Саундерсон, она… мне нравилась. Вы говорите, что видели ее. Она по временам бывала очаровательна… Но любовь?.. Иногда я думаю о наших с нею отношениях и мне кажется, что я ее никогда не любил.
— Так зачем же вы так поступили, милый Кеннеди?
— Видите ли, я люблю приключения.
— Как? Как вы сказали? Ах, я понял: вы любитель приключений.
— Конечно. Однообразие убивает душу, человеку необходимы приключения. Для этого-то я и стал ухаживать за мисс Саундерсон. Я, мой друг, страстный охотник за всякого рода дичью, а лучшая дичь — это хорошенькая женщина. Ухаживанье за мисс Саундерсон было тем приятнее, что здесь имелись довольно пикантные препятствия. Ведь вы знаете что она была компаньонкой леди Эмилии Руд. Увидаться с нею наедине было почти невозможно. Но что меня всего более утвердило в моих видах на нее, это ее собственное признание. Девушка мне как-то сказала, что она помолвлена.
— Mein Gott! С кем же она была помолвлена?
— Она не назвала имени жениха.
— Ну, это едва ли кому-либо известно!.. И узнав это, вы еще более утвердились в своем намерении погубить девушку?
— Да, мне это показалось пикантным. А вы разве иначе думаете?
— Я же вам сказал, что ничего не понимаю в делах этого рода.
— Но, дорогой мой, это так легко понять. Свое яблоко не так вкусно, как яблоко, украденное у соседа. А кроме того я заметил, что ей правлюсь.
— Вы победили ее сердце сразу?
— О, нет, правильная осада длилась три месяца, прежде чем крепость сдалась. Я не рисковал ровно ничем. Мисс Саундерсон знала, что я женат и что стало быть она не может рассчитывать на брак. И вот мы уехали вместе. О, это были чудные три недели!
— Но куда же делся жених девушки? И вам его не жалко?
Кеннеди пожал плечами.
— Что делать! Сильнейший победил, и это так и должно быть. Если бы этот человек был лучше меня, Мэри не оставила бы его ради меня. Однако, бросим этот разговор, он мне неприятен.
— Еще один вопрос. Меня интересует, как это вы от нее отделались?
— О, у нас произошло взаимное охлаждение. Она ни за что не хотела возвращаться в Рим, ей было стыдно знакомых, а я напротив, стремился в Рим. Мне хотелось возобновить свои археологические работы. Это был хороший предлог разрыва, не правда ли? Кроме того, произошла еще одна история. Мы жили в Лондоне, в одном отеле. И вот в один прекрасный день к нам явился ее отец, старик… Мне пришлось выдержать сцену, очень неприятную сцену… Первое время я скучал, мне недоставало Мэри, а потом… потом… Ха, ха, ха, я радовался и благодарил небо за то, что благополучно разделался. Вот и все, Бургер, надеюсь, вы никому не будете рассказывать об этой истории.
— Помилуй меня от этого Боже, дорогой Кеннеди, и не подумаю рассказывать. Ваш рассказ меня страшно заинтересовал, Кеннеди, мне кажется, что я понял вас, вашу манеру глядеть на вещи. У меня совсем другая манера, но это и понятно. Я так мало знаю свет. Теперь мы перейдем к вопросу о новой катакомбе. Вам хочется на нее взглянуть. Я не могу вам объяснить, где она находится. Вы все равно ее не найдете. Лучше будет, если я вас сведу туда сам. Неправда ли?
— О, это будет великолепно!
— Когда же мы пойдем туда?
— Чем скорее, тем лучше. Я сгораю от нетерпения.
— Зачем же дело стало? Сегодня, правда, немного холодно, но зато какая чудная ночь! Я вам предлагаю подождать часок, а потом отправиться туда. Мы должны быть осторожны, Кеннеди, никто кроме нас не должен знать этой тайны. Увидя нас вместе, могут догадаться, пронюхать в чем дело.
— Да, да, — проговорил Кеннеди, — мы должны соблюдать всяческую осторожность. А далеко от города эта катакомба?
— Несколько миль.
— Пешком можно добраться?
— Совершенно свободно. Мы и пойдем пешком.
— Это правильно. Извозчик может пустить сплетню.
— Вы правы. Самое лучшее будет, если мы встретимся в полночь у ворот, на Аппиевой дороге. Я тем временем схожу на квартиру. Надо захватить спички и еще кое-что.
— Очень хорошо, Бургер, я очень, очень благодарен вам за то, что вы посвящаете меня в вашу тайну. Я даю вам слово, что не употреблю во зло вашего доверия и что не напишу ни строчки о новой катакомбе прежде, чем вы не напишете вашего реферата… Пока до свиданья, в двенадцать часов я буду ждать вас в условленном месте.
Холодная, ясная полночь царила над Римом в то время, когда Бургер, закутанный в итальянский плащ и с фонарем в руках, подходил к Аппиевым воротам. Из темноты выступила человеческая фигура. Это был Кеннеди.
— Вы аккуратны в деловых свиданиях так же, как в любви, — подшутил Бургер.
— Я вас уже с полчаса жду.
— Надеюсь, что вы дома никому не сказали, куда идете?
— Нашли дурака. Конечно, никто даже не знает, что я ушел. Однако! Черт возьми, я замерз, дожидаясь вас, пойдемте-ка поскорее, надо согреться.
Шаги их гулко отдавались на камнях Аппиевой дороги, изредка попадались встречные, вышли двое крестьян из винной лавки, проехало несколько возов с овощами на городской рынок, а затем все смолкло. Долго шли Бургер и Кеннеди и, наконец, показалась катакомба св. Калликста.
В месячном свете был ясно виден большой и круглый бастион Цецилия Метелла. Бургер остановился и перевел дух.
— У вас ноги длиннее, чем у меня, и ходите вы здорово, — сказал он, посмеиваясь, — погодите немножко, нам, кажется, нужно сворачивать. Да, да, как раз тут! Вот и трактирчик. Нам надо идти за угол. Здесь тропинка будет узкая, вы идите за мною, я буду показывать дорогу.
Немец зажег фонарь, и они двинулись далее по извилистой тропинке, пролегавшей через знаменитые кампанские болота. В центре освещенного лунными лучами пейзажа виднелся античный водопровод, похожий на гигантскую гусеницу. Миновав водопровод, Бургер остановился около старого коровника и вынул из кармана ключ.
— Надеюсь, что ваша катакомба не в этом коровнике? — воскликнул Кеннеди.
— Именно здесь. Моя катакомба у меня под замком, и вот почему она недоступна никому кроме меня.
— А владелец коровника знает о существовании катакомбы?
— Нет. Он нашел у себя на дворе один-два античных предмета и принес их мне. Я сразу же догадался, в чем дело, снял у него коровник и начал делать раскопки. Входите Кеннеди, и затворите за собою дверь.
Коровник представлял собой длинное, совершенно пустое здание. Вдоль стены тянулись стойла. Бургер поставил фонарь на пол и закутал его с трех сторон своим пальто.
— Увидят свет через дверные щели и заподозрят что-нибудь, — произнес он, — помогите-ка мне, Кеннеди, надо поднять эти доски.
Доски в углу коровника вынимались довольно свободно. Ученые стали поднимать их одну за другой и приставляли их к стене. Под полом оказалось квадратное отверстие и старинная каменная лестница, ведшая в недра земли.
Кеннеди стал поспешно спускаться вниз.
— Будьте осторожны! — закричал Бургер — это своего рода мышеловка! Если вы там заблудитесь, то можно поставить сто против одного, что не вернетесь назад. Подождите, пока я не зажгу свечку.
— Но как же вы сами-то управляетесь в таком случае? — спросил Кеннеди.
— А что же? В начале я несколько раз погибал в этом лабиринте. Я понемножку изучал эту катакомбу и теперь кое-как могу в ней ориентироваться. В ней есть известная система, но хотя бы вы и знали эту систему, в темноте вы все равно погибнете. Даже теперь я не хожу внутрь катакомбы без клубка ниток в руке. Эти нитки я стелю по коридорам которые прохожу. Вы сами скоро убедитесь, как трудно изучить эту катакомбу. На протяжении каких-нибудь ста ярдов мы встретим по крайней мере дюжину поворотов.
Говоря так, Бургер начал спускаться вниз. Теперь они уже были на двадцать футов от поверхности земли и стояли на квадратной площадке, дрожащий свет фонаря освещал темные, растрескавшиеся местами стены катакомбы. Повсюду виднелись черные отверстия коридоров.
— Идите за мною по пятам, дружище, — произнес Бургер, — не задерживайтесь нигде, я вас веду в такое место, в котором сосредоточено все лучшее, что можно найти в этой катакомбе. Пойдемте же туда без промедления, нам нельзя терять время.
И Бургер двинулся вниз по одному из коридоров. Кеннеди шел прямо за ним. Коридор временами разветвлялся, но немец, видимо, хорошо изучил катакомбу: он не сбивался с пути и твердыми шагами шел вперед. Вдоль стен покоились тела древних христиан. Желтый свет фонаря играл на сморщенных лицах высохших тел. Тяжелое впечатление производили эти голые черепа и кости рук, скрещенные на высохших грудях.
Кеннеди жадно глядел на надписи, надгробные сосуды, изображения, одежды и другие предметы. Все здесь сохранилось в том виде, в каком было положено много столетий тому назад благочестивыми людьми прежних дней. Кеннеди был убежден теперь, после этого поверхностного осмотра, что катакомба, открытая Бургером, представляет собой неценимое археологическое сокровище. Ни один исследователь древности не имел еще под руками таких богатств.
— А что мы будем делать, если догорит свеча? — спросил оп быстро шедшего впереди товарища.
— У меня есть в кармане еще одна свечка про запас, да еще коробка спичек, кстати, Кеннеди, у вас есть спички?
— Нет, я позабыл взять, одолжите мне несколько спичек на всякий случай.
— Ну, это не нужно, мы все равно будем все время вместе.
— А как вы думаете, сколько мы прошли? Мне кажется, что мы промаршировали по меньшей мере четверть мили.
— Пожалуй, побольше. Этим могилам, кажется, и конца нет. По крайней мере, я этого конца до сих пор не видал. Однако, это ужасно трудное место и мне кажется, что придется спять пустить в дело мой клубок.
Привязав бечевку к камню, выдавшемуся из стены, Бургер опять двинулся вперед. Путь сделался труднее. Коридоры становились узкими и извилистыми, и Кеннеди подумал, что мера предосторожности, принятая Бургером, совсем нелишняя.
Пройдя эту замысловатую сеть коридоров, приятели очутились в помещении, похожем на большую круглую залу, в одном конце которой был насыпан четырехугольный пьедестал из черной земли, покрытый сверху мраморной доской. Кеннеди стоял в алтаре.
— Ей-Богу, — воскликнул он, — это древний христианский алтарь. Может быть, это даже первый алтарь. Глядите-ка, вот здесь вырезан небольшой крест. Несомненно, это церковь первых христиан.
— Совершенно верно, — ответил Бургер, — если бы у меня было время, я показал бы вам тела похороненных в нишах этих стен. Здесь лежат первые священники и епископы в полном облачении. Поглядите-ка вот на это!
Кеннеди подошел к стене и взглянул на одного из- покойников. Зрелище было потрясающее.
— Это очень интересно! — произнес он, и голос его гулко раздался в сводах катакомбы. — По моему мнению, это единственная в мире катакомба. Поднимите повыше фонарь, Бургер, я хочу поглядеть и на другие гробницы.
Но немец, вместо того, чтобы приблизиться к Кеннеди, пошел прочь, к противоположной стороне залы. Он стоял в желтом кружке света.
— А знаете, Кеннеди, какая масса коридоров находится между этим подземным храмом и выходом? — спросил он. — Этих коридоров более двух тысяч. Этот лабиринт был придуман христианами для того, чтобы спастись от преследовавших их язычников. Посадите в эту залу незнающего катакомбы человека и дайте ему свечу и нитки. Можно поставить две тысячи против одного, что он отсюда не выберется. Ну, а если человека оставить здесь во мраке, его можно считать, почти наверное, погибшим.
— Вы совершенно правы.
— Мрак катакомб, это нечто ужасное, — продолжал Бургер, — я, однако, производил этот опыт… Давайте-ка, повторим его.
Немец наклонился к фонарю.
Точно чья то невидимая рука зажала глаза Кеннеди. До сих пор он не имел и представления о том, что такая ужасная тьма возможна. Ему казалось, что его прямо душат, страшно было сделать шаг, казалось, что вот-вот натолкнешься на стену, которая тебя раздавит.
— Довольно, Бургер, зажгите фонарь, — произнес Кеннеди.
Бургер начал хохотать. Смех его, разбиваясь о сводчатые потолки круглой залы, разбивался на тысячи звуков и, казалось, окружал со всех сторон англичанина.
— Как видно, вам не по себе, друг Кеннеди! — послышались слова.
— Довольно дурачиться, зажгите фонарь! — крикнул Кеннеди.
— Ужасно странно, Кеннеди, я не могу определить по звуку вашего голоса того места, на котором вы стоите, и вы, наверное, тоже не знаете, где я нахожусь.
— Не знаю, мне кажется, что вы говорите со мной через все углы этой залы.
— Верно, если бы не бечевка в моих руках, я не знал бы, куда мне идти.
— Полагаю, вы правы, однако зажигайте фонарь. Мне надоела эта шутка.
— Погодите, Кеннеди, мне теперь известно, что вы — большой охотник до двух вещей. Во-первых, вы любите приключения, а во-вторых вам нравится преодолевать препятствия. Я придумал для вас прекрасное приключение — найдите-ка сами, без моей помощи, выход из этой катакомбы. В препятствиях у вас недостатка не будет, вы будете бродить в ночном мраке, путаясь в двух тысячах коридорах. Перед вами трудная задача, друг Кеннеди, но вы не торопитесь. В вашем распоряжении масса времени. По временам вы можете отдыхать, и в эти минуты я вам предлагаю размышлять о вашей истории с мисс Мэри Саундерсон. Может быть, хорошенько надумавшись, вы и поймете, что поступили с нею не совсем честно.
— Что вы хотите сказать, черт вас возьми! — закричал Кеннеди и бросился вперед, ловя руками охватывавший его со всех сторон мрак.
— До свиданья! — донесся до него уже из далека насмешливый голос, — право, Кеннеди, мне кажется, что вы, даже с вашей точки зрения, поступили с этой девушкой нечестно. Вы не знаете, впрочем, одного маленького обстоятельства, но я вам скажу сейчас, в чем дело. Мисс Саундерсон была помолвлена, ее женихом был бедный, неуклюжий студент и звали этого студента Юлий Бургер.
Слова смолкли, послышался шорох и слабые звуки удаляющихся шагов, — и в древней христианской церкви. водворилось, глубокое молчание.
Это молчание было тяжело, неумолимо, оно сомкнулось над Кеннеди, как волны смыкаются над утонувшим пловцом.
Через два месяца после описанных событий во всех европейских газетах появилось следующее известие:
‘Открытие новой катакомбы в Риме принадлежит к числу самых замечательных научных открытий нашего времени. Катакомба эта находится недалеко, к востоку, от знаменитых сводов св. Калликста. Открытием этой катакомбы, проливающей обильный свет на историю христианства древнейшей эпохи, мы обязаны энергии и таланту молодого германского археолога Юлия Бургера, который уже теперь считается первым знатоком по истории древнего Рима. Впрочем, в открытии катакомбы Ю. Бургер опережен менее счастливым соперником. Несколько месяцев тому назад исчез бесследно и неизвестно куда молодой английский учетный Кеннеди, живший в Риме, на площади Корсо. Исчезновение это приводило в связь с скандальной историей, в которой он был замешан, но теперь выяснилось, что талантливый англичанин пал жертвой своей пламенной любви к археологии. Тело этого подававшего столь большие надежды ученого, было найдено в одном из центральных коридоров новой катакомбы. Обувь оказалась прорванной, ноги— избитыми и израненными, видно, что несчастный в течении нескольких дней бродил по темным коридорам катакомбы, стараясь найти выход из ужасного лабиринта. Странно, что покойный спустился в катакомбу, не имея при себе ни свечей, ни спичек. Неосторожность по истине прискорбная— и в смерти талантливого археолога не приходится винить никого, кроме его самого. Г. Юлий Бургер был близким другом покойного и смерть г. Кеннеди, разумеется, омрачит тот ореол заслуженной славы, которым он окружен. Мы слышали из верных источников, что Ю. Бургер был страшно потрясен, узнав о несчастий, постигшем его друга.
Источник текста: Полное собрание сочинений Конан-Дойля. Книга 13. Трагедия с ‘Короско’, Лисий король, Новая Катакомба, Капитан Шаркэ и другие рассказы. — Санкт-Петербург: П. П. Сойкин, 1911. С. 135—149.