Носить с честью, М. С. Б., Год: 1883

Время на прочтение: 137 минут(ы)

Носить съ честью‘.

Романъ М. С. Б.

Переводъ съ англійскаго.

Прологъ.

Старая срая церковь. На каменномъ ея портик почти стертая временемъ надпись: ‘Кто уметъ молиться — уметъ любить’.
Яснымъ весеннимъ утромъ, на эту надпись задумчиво смотритъ блдная молодая двушка. Прекрасное лицо ея выражаетъ смсь счастія и страха.
— Прекрасныя слова! шепчетъ она.
Слышатся шаги, и лицо ея проясняется при вид приближающагося изъ чащи деревьевъ статнаго мужчины.
— Вы пришли первая, говоритъ онъ ей, нжно взявъ ее за руку.— Вы, значитъ, рано встали?
— Я не могла спать, я думала, волновалась…
— Чего волноваться, моя дорогая, мы счастливы, вотъ увидите, какъ мы хорошо заживемъ въ Италіи! Возьмите эти лиліи.— И онъ вручилъ ей прелестный букетъ изъ блыхъ лилій, еще покрытыхъ росой.— Забудьте вс тревоги, улыбнитесь мн и войдемъ въ церковь.
Ясная, счастливая улыбка озарила ея лицо, и они входятъ въ открытую дверь церкви.
Спустя полчаса, они вышли объ руку, мужемъ и женой, глаза ея опять упали на начертанныя слова, а лицо отъ волненія сдлалось блдне лилій, которыя она держала въ рукахъ.
— Вы меня встртите на станціи желзной дороги, говорилъ мужъ, нжно цлуя ея блдныя губы.— Намъ надо спшить.
— Я буду тамъ черезъ нсколько минутъ, отвчала ему жена, уходя въ чащу лицъ.
Въ эту минуту, въ церковной ризниц, почтенный священникъ держалъ въ рукахъ приходскую книгу и глаза его покоились на двухъ именахъ: ‘Гюго Фэйнъ и Изабелла Гайдъ’.

ГЛАВА I.

Въ продолженіе нсколькихъ лтъ, помстье Гюго Фэйнъ, графа Кальдонскаго, Чандосскій замокъ оставался пустъ. Владтель его путешествовалъ и давно не вращался въ свтскомъ кругу англійскаго большаго свта, что немало удивляло общество.
Но вотъ наконецъ прошелъ слухъ, что домъ Фэйна въ Бельгравіи опять открывался и реставрировался самымъ роскошнымъ образомъ къ прізду графа, который везъ изъ-за границы свою единственную дочь и наслдницу, леди Ирисъ Фэйнъ, которая должна была представиться королев, въ первый пріемъ.
Слухъ этотъ произвелъ немалую сенсацію въ обществ. Много говорилось о необыкновенной красот леди Ирисъ. А главное, она была богатая наслдница, такъ какъ, за неимніемъ сына, громадныя помстья графа Кальдонскаго переходили къ дочери, съ тмъ чтобы она, какъ послдняя представительница своего рода, передала своему мужу имя Фэйнъ.
Леди Ирисъ воспитывалась въ Париж, и когда ей минуло семнадцать лтъ и она кончила курсъ наукъ, за нею пріхалъ графъ съ намреніемъ взять ее съ собой въ Англію, а чтобы изгладить послдніе слды школьной жизни,— ршилъ сперва попутешествовать и провелъ нсколько мсяцевъ въ Германіи, Италіи и Швейцаріи, посл чего въ апрл поспшилъ въ свой Чандосскій замокъ, чтобы быть въ Лондон къ началу сезона.
Въ качеств chaperon къ своей дочери, графъ пригласилъ одну свою родственницу, мистрисъ Белью, которая очень охотно согласилась оставить свой домъ и поселилась въ роскбшной обстановк графскаго дома.
Чандоссскій замокъ славился съ давнихъ поръ своею красотою. Это было одно изъ великолпнйшихъ помстій Англіи. Величественная аллея изъ старыхъ липъ и дубовъ, обвитыхъ плющемъ, вела къ живописному замку. Кругомъ разстилался громадный паркъ, красоту всей мстности довершала широкая рка Рилль, катившая свои волны черезъ все помстье.
Замокъ былъ выстроенъ однимъ изъ королей династіи Тюдоровъ и предназначался для отдохновенія отъ заботъ, доставляемыхъ короною. Тотъ же король пожаловалъ его со всми принадлежащими къ нему землями своему любимцу, барону Фэйну, наградивъ въ то же время барона титуломъ графа Кальдонскаго.
Съ тхъ поръ много поколній графовъ Кальдонскихъ изъ Чандоса первенствовали въ графств, девизомъ этой фамиліи были слова: ‘Носить съ честью’. Гербъ ихъ, выбранный самимъ королемъ, изображалъ льва и лилію на голубомъ щит.
Везд оставались слды королевской резиденціи. Лсъ, изобилующій оленями, носилъ названіе Кингсфорестъ, то есть царскій лсъ. Ближайшій городъ назывался Кингсдинъ. Замокъ снаружи и внутри былъ замчательно хорошъ, особенно характерна была его швейцарская, или, какъ у англичанъ называютъ, Hall. Это была огромная комната съ высокими готическими окнами въ разноцвтныхъ стеклахъ. Посреди нея широкая дубовая лстница съ рзными перилами вела въ картинную галлерею, подобія которой не существовало во всей стран. На арк, поддерживавшей сводъ, изображенъ фамильный гербъ: левъ и лилія, и золотыми литерами начертаны слова девиза: ‘Носить съ честью’. Этотъ же девизъ съ гербомъ виднлся везд: на дверяхъ, въ парадныхъ комнатахъ, на окнахъ, на мрамор каминовъ.
Вся проникнутая величественной обстановкой этого славнаго дома, мистриссъ Белью не безъ волненія ходила по широкой террас въ ожиданіи его владтелей. Это была почтенная, разумная женщина, совершенно пригодная къ положенію, которое она должна была занимать въ дом своего знатнаго родственника.
Черезъ полчаса она разговаривала съ молодой стройной красавицей.
— Вы совершенная Фэйнъ, сказала мистриссъ Белью.— Извстно вамъ сказаніе о женщинахъ изъ рода Фэйнъ?
— Нтъ, никогда не слыхала, отвчала заинтересованная двушка.
— Я слышала это сказаніе отъ моей матери, урожденной Фэйнъ: ‘Вс Фэйны блокуры и красивы, но вс горды и холодны, ибо носятъ съ честью свое имя’.
— Послднее особенно мн нравится. Я люблю людей гордыхъ и холодныхъ, а особенно тхъ, которые съ честью носятъ свое имя, сказала леди Ирисъ.
Графъ съ дочерью очень комфортабельно устроились въ своемъ роскошномъ жилищ. Цлый рядъ великолпно убранныхъ комнатъ былъ приготовленъ для леди Ирисъ. Она любила солнце, цвты и зелень, и ея комнаты выходили на восточную сторону прекраснаго сада.
Чего, казалось бы, не доставало этой молодой двушк? Не было участи, боле завидной, чмъ та, которая выпала ей на долю. Она была молода, здорова, одарена рдкой красотой и умомъ, наслдница одной изъ лучшихъ фамилій королевства, и пользовалась совершенной свободой посреди почти царской роскоши. Во всемъ этомъ не могла не сознаться леди Ирисъ, стоя на террас и весело наслаждаясь утренней свжестью, покрывшей нжнымъ румянцемъ ея щеки.
Она казалась къкъ бы дополненіемъ красоты и величія этого славнаго жилища. Насколько могли окинуть глаза ея окрестные волнующіеся лса и поля, все это должно было со временемъ принадлежать ей. Потомъ она перевела свой взглядъ на домъ, и глаза ея остановились на надписи, начертанной надъ окномъ. ‘Носить съ честью’ гласилъ девизъ, и глаза ея увлажились слезами, а сердце сильно забилось въ груди.
‘Что за прекрасныя слова!’ почти громко сказала она:— они будутъ руководить всей моей жизнью. У меня будетъ одна молитва: провести такъ свою жизнь, чтобы на моей могил можно было начертать слова: ‘Носила съ честью’.
Къ ней подошелъ слуга и доложилъ, что лордъ Кальдонъ въ столовой и ожидаетъ ея сіятельство.

ГЛАВА II.

— Надюсь, что я не задержала васъ, папа? сказала леди Ирисъ, входя въ столовую и нжно цлуя отца. На террас такъ хорошо, что мн не хотлось уходить.
— Да, мало найдется такихъ мстъ, какъ Чандосъ, замтилъ графъ.
— И мало такихъ отцовъ, какъ вы, папа, сказала леди Ирисъ, съ нжностью глядя на отца.
Окончивъ завтракъ, графъ съ дочерью и мистриссъ Белью сидли въ большой свтлой комнат, выходящей окнами въ садъ. Лордъ Кальдонъ разсматривалъ ‘Times’, мистриссъ Белью работала шелками по канв, а леди Ирисъ стояла у окна и любовалась садомъ.
— Папа! внезапно сказала она:— когда я ухала отсюда, я была ребенкомъ, меня занимали куклы, и я почти никого не помню здсь. Скажите мн, кто наши сосди?
— Очень охотно, мой другъ, тмъ боле, что ихъ немного. Ближайшая наша сосдка,— леди Клифордъ изъ Клифъ-Галля.
— Я ее помню, замтила леди Ирисъ.
— Она живетъ съ сыномъ, который въ прошломъ году вступилъ во владніе имніемъ. Ты помнишь сэра Фулька?
— Совсмъ не помню, папа.
— Я его очень люблю, продолжалъ графъ,— это прекрасный молодой человкъ и иметъ въ будущемъ хорошую политическую карьеру.
— Да? разсянно спросила она.— Я желала бы видть леди Клифордъ.
— Она также часто вспоминала тебя и не замедлитъ пріхать, замтилъ графъ.
— А кто живетъ въ Гайнъ-Курт? спросила она.
— А вотъ это и есть больное мсто цлаго графства. По смерти лорда Гайна, дла его оказались въ такомъ ужасномъ вид, что пришлось продать все, начиная съ дома, въ которомъ жило столько поколній ихъ фамиліи, и кончая послднимъ кольцомъ леди Гайнъ: ничего не могли спасти. И теперь помстье это куплено однимъ изъ богатйшихъ людей Англіи,— только представь себ: выходцемъ изъ народа.
— Какимъ образомъ, папа?
— А вотъ какимъ. Онъ началъ съ того, что былъ углекопомъ, потомъ, сдлавшись надсмотрщикомъ копей, онъ изобрлъ что-то, затмъ, ставъ компаньономъ фирмы, купилъ землю и въ ней открылъ большіе залежи каменнаго угля. Вотъ онъ сталъ богатть и теперь ворочаетъ милліонами. Поговариваютъ даже, что онъ надется получить дворянское достоинство, добавилъ графъ.
— Еслибъ я была мужчиной, сказала горячо двушка, взглянувъ на девизъ надъ каминомъ,— я ни за что бы не добивалась того титула или достоинства, которое не наслдовала отъ отцовъ. Это однако жаль, добавила она,— что прекрасный Гайнъ-Куртъ иметъ подобнаго владтеля. Но что это за человкъ, папа?
— Ричардъ Бардонъ,— крупный, здоровый старикъ, говорящій густымъ басомъ и весьма громко, въ обращеніи онъ очень фамильяренъ. Жена его… но вжливость не позволяетъ мн распространяться о дам, скажу только, что она невозможна.
— Что за ужасные люди! проговорила леди Ирисъ.
— Я еще не кончилъ. У нихъ есть дочь, умная, благовоспитанная, милая двушка. Она, повидимому, совсмъ не сознаетъ, что ея родители стоятъ ниже другихъ людей, и не стыдится ихъ. Наконецъ, у нихъ есть сынъ и наслдникъ, красивый и способный молодой человкъ. Отецъ его говоритъ, что такъ какъ онъ можетъ купить полдюжины герцоговъ, то и сынъ его можетъ выбрать любую герцогиню.
— Какіе непріятные люди, папа, и неужели ихъ принимаютъ? спросила леди Ирисъ.
— Милая Ирисъ, сказалъ графъ:— у насъ человкъ съ доходомъ въ полтора милліона есть сила. Онъ многое можетъ сдлать. Вліянію его конца нтъ, такъ что волей или неволей общество должно дать ему мсто посреди себя.
— Значитъ, оно чтитъ его богатство, и презираетъ самого человка? замтила леди Ирисъ.
— Деньги есть могущество, мой другъ, отвчалъ графъ медленно. Съ того времени, какъ онъ поселился здсь, все графство стало процвтать. Со всхъ сторонъ только и слышно имя Бардона. Онъ настроилъ церквей, школъ, больницъ, богадленъ, и посл этого, какъ не сказать, что этотъ человкъ есть сила.
— Папа, съ нкоторымъ страхомъ обратилась она къ отцу,— значитъ и вы также ихъ приглашаете?
— Отчего же нтъ, Ирисъ? сказалъ графъ.— Есть аристократія двухъ родовъ: аристократія древняго рода и денежная аристократія. Къ чему намъ служитъ вся наша, такъ называемая, голубая кровь безъ денегъ?
Она подняла голову съ надменнымъ видомъ.
— Для меня гораздо отрадне имть сознаніе хорошаго рожденія, чмъ кучу денегъ.
— Пожалуй, другъ мой, и для меня также. Тмъ не мене, въ нашей прозаической стран, эти дв силы должны идти рука объ руку.
— Такъ и я должна у нихъ бывать?
— Они прідутъ къ теб и ты отдашь имъ визитъ, отвчалъ графъ.
— И боле, конечно, ничего не дождутся, довольно презрительно улыбнулась она.— А теперь, папа, покажите мн, пожалуйста, портретъ моей матери, я его почти не помню.
Лицо графа отуманилось.
— Если хочешь, пойдемъ,— какъ бы нехотя, сказалъ онъ.
— Очень хочу, папа, сказала леди Ирисъ.— Я столько разъ жалла, что не имю, какъ мои подруги, портрета моей дорогой матери. Теперь я закажу маленькую фотографію и буду носить ее въ медальон.
— Еслибъ я зналъ, что ты желаешь имть портретъ, я прислалъ бы теб, сказалъ графъ.
— Какъ же не желать? Это такъ естественно любить свою мать: Самымъ пламеннымъ желаніемъ моимъ было, возвращаясь домой, посмотрть хотя на ея изображеніе.
Пройдя по длинному ряду комнатъ и черезъ величественную швейцарскую, они поднялись по широкой лстниц и вошли въ громадную, хорошо освщенную, картинную галлерею. На почетномъ мст вислъ портретъ того короля, который построилъ замокъ, и рядомъ съ нимъ прелестное лицо королевы, его супруги. Затмъ тянулся рядъ поколній графовъ Кальдонскихъ: были между ними доблестные воины, мирные государственные сановники и блестящіе придворные съ ихъ женами.
— А гд же портретъ моей матери: спрашивала леди Ирисъ, проходя по нескончаемой галлере.
Чувство нжности озаряло плнительное личико молодой двушки. Графъ шелъ около нея съ печальнымъ лицомъ.
— Знаете, папа? говорила она:— вдь, кажется, счастливе меня нтъ двушки на свт. У кого можетъ быть такой любящій отецъ? А между тмъ я очень чувствую отсутствіе матери, такъ часто вижу я ее во сн и особенно, если мн взгрустнется: она ласкаетъ меня, утшаетъ.
Они остановились передъ портретомъ смуглой, величественной красавицы съ черными глазами и такого же цвта волосами.
— Мать моя! воскликнула леди Ирисъ.— О, еслибъ она могла говорить со мной. Какъ она прекрасна! Но что значитъ холодная картина: сердце мое такъ не рвется къ ней, какъ въ сновидніяхъ.
— Она была прекрасна и добра, проговорилъ графъ, длая надъ собой усиліе.
— ‘Джиневри, графиня Кальдонская’, прочла леди Ирисъ надпись внизу.— Какъ подходитъ къ ея гордой красот это имя. Папа, обратилась она къ отцу, разскажите мн про нее: какъ она любила меня и какъ умерла, оставивъ меня.
— Есть вещи, Ирисъ, о которыхъ тяжело говорить. Я… я не могу говорить съ тобой о матери.
Ирисъ обвила руками шею отца и нжно поцловала его.
— Не буду спрашивать васъ, папа! Скажите мн только одно: точно-ли была она урожденная Тальботъ изъ Грума.
— Да, она была единственная дочь сэра Бернара Тальбота изъ Грума.
— А есть-ли у нея родные?
— Очень мало, и я потерялъ ихъ изъ виду.
— Возобновимъ съ ними отношенія! просила леди Ирисъ.
— Это будетъ очень тяжело для меня, отвтилъ графъ и отошелъ отъ портрета.

——

— Въ какую это ты углубилась книгу, Ирисъ? сказалъ на другое утро графъ, входя въ библіотеку и заставъ дочь до такой степени занятой чтеніемъ, что она не слыхала его прихода.
— Я разсматриваю библію англійской аристократіи, иначе сказать, родословную англійскаго дворянства,— сказала, смясь, леди Ирисъ.
— Что же ты тамъ нашла?
— Ваше имя и все, что до васъ касается. Вотъ, слушайте: ‘Кальдонъ. Графъ Прго Франсисъ Гильтонъ Фэйнъ, четырнадцатый графъ, род. мая 24-го 18… наслдовалъ 1858-го, воспитывался въ Итон и Оксфорд, женатъ на Джиневр, единственной дочери сэра Бернара Тальбота изъ Грума. Сыновей нтъ, наслдница — дочь, леди Ирисъ Фэйнъ, гербъ — левъ и лилія, девизъ: ‘Носить съ честью’. Быть можетъ, это пристрастіе, папа, но во всей книг это мсто мн больше всего нравится, только отчего это не проставленъ день моего рожденія?
Графъ, черезъ голову дочери, съ волненіемъ посмотрлъ въ книгу.
— Разв тамъ нтъ, Ирисъ? спросилъ онъ.
— Нтъ, видите, здсь только мое имя, безъ означенія числа. Впрочемъ, весело засмялась она, я теперь могу безнаказанно старть, никто не узнаетъ никогда, сколько мн лтъ. Но какъ это случилось, папа? Какъ вы думаете?
— Это упущеніе, вроятно, произошло отъ того, что ты родилась за границей, сказалъ графъ.
— Я бы желала видть мсто моего рожденія, папа. Отчего мы не были тамъ во время нашего путешествія.
— Потому что мое прошедшее тяжело, Ирисъ. Я сильно любилъ твою мать, мало кто такъ можетъ любить свою жену. Зачмъ мн было открывать старую рану? Ты родилась въ прелестномъ прирейнскомъ городк Шонгейм, отражающемся съ своими живописными скалами въ Рейн. Мы жили тамъ три мсяца и я люблю это мсто.
— Бдная мама! вздохнула леди Ирисъ.— Когда я поду на Рейнъ, то съ удовольствіемъ посмотрю на т мста, на которыхъ покоились черные глаза моей матери.
Лордъ Кальдонскій всталъ и началъ въ волненіи ходить взадъ и впередъ по комнат, вдругъ онъ остановился передъ дочерью, ласково взялъ ея голову и поцловалъ въ лобъ.
— Слушай, Ирисъ, сказалъ онъ, — если ты хочешь, чтобъ мы жили счастливо вмст, ты не должна напоминать мн прошедшее. Я слишкомъ любилъ твою мать и не могу выносить разговора о ней.
Книга упала на полъ, а руки молодой двушки обвили шею отца.
— Простите, папа! Я жестока, но у меня всегда на сердц такое страстное желаніе слышать и спрашивать о ней, что я въ моей забывчивости опять заговорила съ вами. Теперь я буду помнить и не затрону этого тяжелаго для васъ вопроса.
Графъ положилъ руку на голову дочери и сказалъ:
— Я убжденъ, что ты мн послужишь утшеніемъ. Видишь, Ирисъ, у каждаго человка есть дв стороны, такъ и у меня. Съ одной стороны люди видятъ во мн богатаго, знатнаго, счастливаго человка, на оборотной же сторон скрывается несчастный, потерявшій то, что было ему дороже всего на свт.
— Я буду всячески заботиться о васъ, папа, сказала, затуманившись, леди Ирисъ.
Оба нсколько времени хранили молчаніе, затмъ, желая развеселить дочь, графъ спросилъ:
— Подумала-ли ты о своемъ представленіи ко двору? Будешь-ли ты готова?
— Я могу даже за три дня приготовиться, папа, вдь первый пріемъ будетъ въ начал мая. Я обращусь къ мадамъ Вальеръ насчетъ моего туалета, брилліанты я могу надть фамильные?
— Они твои, мой другъ, и я ихъ подновилъ. Кто же тебя представитъ? мистрисъ Белью?
— Нтъ, конечно, папа, быстро и покраснвъ, сказала леди Ирисъ,— то есть, я надюсь, что нтъ.
— Почему? спросилъ графъ.
— Потому что я желаю быть представленной кмъ нибудь знатне меня. Герцогиня Клифтонъ въ Рим говорила вамъ, что она меня съ удовольствіемъ представитъ.
— Хорошо. Какъ хочешь, Ирисъ, согласился графъ.— Только, какая же ты у меня гордая, улыбнулся онъ.
— Да, папа, я горда и не отрицаю этого. Мое положеніе иметъ нкоторыя привилегіи, отчего же ими не воспользоваться?
— Все это очень логично. Мадамъ Ланотъ недаромъ говорила мн, что гордость — отличительная черта твоего характера.
— Да, папа, сознаюсь, что я особенно горжусь моимъ именемъ, происхожденіемъ, древней славой и величіемъ дома, котораго я послдняя представительница. Не потерплю малйшаго на немъ пятна, чего нибудь могущаго навести тнь на девизъ нашъ: ‘Носить съ честью’. Я настолько горда, что неспособна ни на низость, ни на ложь, да вы разв не знаете, что вс Фэйны холодны и горды.
Графъ задумчиво смотрлъ на нее.
‘Такъ молода, думалъ онъ, и ужь такія установившіяся убжденія’!
Посл перваго посщенія картинной галлереи, леди Ирисъ стала часто навщать ее и, простаивая цлыми часами передъ портретомъ матери, изучала ея черты. Она сама представляла очаровательную картину, стоя въ этой величественной галлере,— такая молодая, чарующая, въ своемъ бломъ плать, которое мягкими складками падало длиннымъ шлейфомъ на мозаичный полъ, между тмъ какъ лучи солнца, освщая предметы сверху, придавали золотой отливъ ея блокурой головк. Между портретомъ и ею не было ни малйшаго сходства. Леди Ирисъ была блокура, овальное лицо ея походило на лепестокъ лиліи, такъ оно было нжно и на щекахъ ея игралъ легкій румянецъ, глаза ея были прекрасные, почти синіе, ротъ совершенной формы, иногда выраженіе его было презрительно. Она была высока и стройна, въ ея осанк было что-то царственное, всякое ея движеніе было исполнено достоинства. Лицо же на портрет было смуглое, глаза черные, такъ же, какъ брови и волосы. На одномъ плеч была накинута горностаевая мантилья, другое — сверкало своею близной. Обнаженною рукою, нарисованная красавица поддерживала горностай на плеч.
— Отчего я не похожа на тебя, мама? разъ задумчиво спросила она, смотря на портретъ.
Шаги, раздавшіеся по галлере, прервали ея мысли, къ ней шла мистрисъ Белью.
— Нигд не могла васъ найти, Ирисъ! говорила она. Что вы здсь длаете?
— Говорю съ моей матерью, разсянно отвчала леди Ирисъ, Это нсколько озадачило почтенную даму.
— Какія у васъ странныя идеи, учтиво улыбнулась она. Но я вамъ пришла сказать, что леди Клифордъ здсь и желаетъ васъ видть.
— Я очень рада, отозвалась леди Ирисъ, и иду съ вами.
— Она въ большой гостинной и съ нею графъ, сказала мистрисъ Белью.
Леди Ирисъ поспшила въ большую гостинную. Тамъ на встрчу къ ней встала дама, еще красивая, въ темно-сромъ бархатномъ плать.
— Такъ вы вотъ какая стали, леди Ирисъ, сказала она, пожимая руки молодой двушки.— Я видла васъ ребенкомъ, а теперь встрчаю прелестной женщиной.
— А я въ восторг, что вижу васъ, леди Клифордъ, съ любезной улыбкой сказала Ирисъ.— Со дня прізда моего сюда, я желала васъ видть.

ГЛАВА III.

Когда разнесся слухъ о прізд въ Чандосъ графа Кальдонскаго съ дочерью, леди Клифордъ очень обрадовалась, и первою ея мыслью было подлиться этою встью съ своимъ сыномъ, сэромъ Фулькомъ Клифордъ. Это былъ очень красивый и блестящій молодой человкъ, имвшій много неоспоримыхъ достоинствъ, но одинъ въ немъ былъ недостатокъ, омрачавшій ихъ вс: это ненасытное самообольщеніе. Будучи единственнымъ наслдникомъ помстья Клифъ-Галль, приносящаго двадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ доходу, онъ, конечно, чуть не съ дтства сталъ общимъ любимцемъ, вс наперерывъ расхваливали его красоту, таланты и прочія качества, и эти льстивые отзывы доставляли ему огромное удовольствіе. Онъ былъ о себ еще боле высокаго мннія, нежели того заслуживалъ. Боле чмъ кто-либо, его избаловали женщины, которымъ онъ безусловно нравился и не однимъ только дочкамъ, но и маменькамъ, которыя даже иногда поручали ему своихъ двицъ. Всеобщее поклоненіе вскружило ему голову до такой степени, что увренность его въ своей неотразимости не знала границъ.
— Фулькъ, знаешь, что случилось? спросила его утромъ за завтракомъ леди Клифордъ.
— Вроятно, что нибудь особенно пріятное для васъ, если судить по вашему лицу, сказалъ сэръ Фулькъ, раскрывая утреннюю почту.
— Дйствительно пріятное для меня, сказала леди Клифордъ.— Графъ возвратился въ Чандосъ съ дочерью, желала бы я знать, такъ ли хороша леди Ирисъ, какъ общала быть?
Серъ Фулькъ съ улыбкой покрутилъ свои усы.
— Я помню ее блокурой двочкой, и такая она была всегда гордая.
— Это отличительная черта Фэйновъ, сказала леди Клифордъ,— я съзжу въ Чандосъ сегодня, подешь ты со мной?
— Я боюсь, что мн нельзя будетъ этого сдлать, сказалъ онъ,— у меня есть дло въ город, если же вы мн назначите часъ, въ которомъ располагаете тамъ быть, я могу захать за вами въ Чандосскій замокъ.
Леди Клифордъ осталась очень довольна этимъ планомъ. Давнишней мечтой ея было, чтобы сынъ ея женился на наслдниц Чандоса. Въ своемъ материнскомъ ослпленіи, она первая находила своего сына совершенствомъ, передъ которымъ трудно устоять.
То же самое обсуждалось въ другомъ сосднемъ замк, Гайнъ-Куртъ.
Глава дома, Ричардъ Бардонъ, привезъ домой всть о прізд графа. Вся семья сидла вмст, кром сына и наслдника.
— Вотъ теперь-то мы покажемъ себя всмъ этимъ аристократамъ, говорилъ онъ своей жен.— Здсь смются надо мной, называютъ меня углекопомъ, а я ихъ всхъ могу купить. Вотъ теперь увидятъ, что самъ графъ Кальдонскій, одинъ изъ знатнйшихъ вельможъ Англіи, прідетъ ко мн. Тогда очень нужны мн будутъ вс эти баронеты да эсквайры.
— Почему-жъ ты думаешь, что онъ прідетъ къ теб? робко спросила его жена.
— Почему? Да потому, что это умный человкъ, онъ знаетъ, что знатныя фамиліи не должны брезгать деньгами и что намъ невыгодно вести войну. Когда онъ прізжалъ въ Чандосъ, передъ тмъ какъ хать за дочерью, васъ здсь не было. Онъ былъ у меня, что мн доставило огромное удовольствіе.— Милордъ, сказалъ я ему, дружески потрепавъ его по плечу:— вы настоящій джентльменъ, и я отъ души радъ васъ видть.
— Благодарю васъ, мистеръ Бардонъ, отвчалъ онъ, поклонившись мн, словно какому лорду.
Почтенный мистеръ перевелъ духъ посл своего одушевленнаго разсказа. Они сидли въ комнат, отдланной съ ослпительною роскошью. Изобиліе дорогихъ вещей и золота доказывало, что въ этомъ дом деньгамъ счету не знали. Сама хозяйка, очень полная дама, была въ ярко-малиновомъ атласномъ плать съ уборомъ изъ дорогихъ сапфировъ, въ ней замтно было полное отсутствіе изящества. Единственно чмъ она пыталась достигнуть ‘высоты своего положенія’, какъ она выражалась,— это роскошью нарядовъ. Но только и самыя искусныя парижанки не могли никакъ передать ей тайну одваться со вкусомъ, она имла страсть обвшивать свою тучную особу кружевами, пестрыми шалями и блестящими украшеніями. Зато дочь ея, Мери, была совсмъ благовоспитанная двушка и необыкновенно симпатичная. Не имя никакихъ претензій, она везд и всми была любима.
— Мери, обратился къ ней отецъ, ты должна непремнно чаще видться съ леди Ирисъ Фэйнъ и стараться съ ней подружиться.
— Да, подтвердила мать,— слушайся, что теб отецъ говоритъ, онъ понимаетъ эти вещи.
— Помнится мн, сказалъ милліонеръ, что дочери леди Блекуэль почти оскорбительно обошлись съ тобой, вотъ и покажи имъ, что можешь сойтись съ леди Ирисъ.
— Милый папа,— съ спокойной улыбкой, отвчала Мери.— Я охотно поду къ леди Ирисъ вмст съ мамой, только я думаю, что едва-ли когда нибудь могу назвать ее своей подругой, такъ какъ она извстна своей гордостью и очень разборчива въ выбор друзей.
— Хорошо, будемъ же и мы разборчивы, вскричалъ мистеръ Бардонъ.— Кажется, мы живемъ въ Гайнъ-Курт и я имю вдвое больше доходу, нежели графъ.
— Это такъ, папа, но не вс смотрятъ на одни деньги, замтила кротко Мери,— тмъ не мене, я постараюсь сдлать, что вамъ будетъ угодно, и завтра же поду къ леди Ирисъ.
— Что такое вы говорите насчетъ леди Ирисъ? спросилъ, входя въ комнату, молодой человкъ съ красивымъ лицомъ, широкоплечій и съ выраженіемъ твердаго характера въ чертахъ.
— Мы говорили, Джонъ, сказалъ ему отецъ,— о прізд въ Чандосъ графа съ дочерью, и я совтовалъ Мери сойтись съ леди Ирисъ. И знаешь что, Джонъ, добавилъ мистеръ Бардонъ съ задумчивой улыбкой:— вотъ бы установился нашъ домъ на твердой ног, еслибъ ты женился на ней.
— Я ужь съумю установить нашъ домъ, батюшка, сказалъ Джонъ Бардонъ.— Если я полюблю леди Ирисъ, то постараюсь на ней жениться. Если же нтъ, то никакая леди меня не женитъ на себ.
Милліонеръ только вздохнулъ.

——

Леди Клифордъ приходила все въ большій восторгъ отъ своей молодой и прелестной сосдки. Об он обсуждали предстоящій сезонъ, празднества и прочія подробности, которыя интересовали леди Кликордъ. Послышался стукъ экипажа.
— Это, должно быть, мой сынъ, Фулькъ, сказала она:— онъ общалъ захать за мной. Вы его помните?
— Такъ мало, что, вроятно, не узнаю его, мы играли вмст дтьми, но не всегда ладили.
— Надюсь, теперь боле поладите, засмялась леди Клифордъ.— Какъ мать, я очень горжусь моимъ сыномъ, но вотъ и онъ: можете судить сами. Она хотла представить леди Ирисъ своего сына, но онъ, не давъ ей на это времени, быстро протянулъ руку и заговорилъ:
— Нтъ надобности, мама: я увренъ, что моя старая знакомая не забыла меня.
Гордая красавица, равнодушно оглянувшаяся при его появленіи, спокойно сказала, пожимая его руку:
— Я должна, къ сожалнію, признаться, сэръ Фулькъ, что совсмъ не помню васъ.
— А я, леди Ирисъ, всегда бы васъ узналъ, не смотря на то, что вы выросли, сказалъ онъ.
Къ собственному удивленію, сэръ Фулькъ не находилъ въ себ обычной увренности. Онъ слъ и, слушая продолженіе разговора, съ любопытствомъ смотрлъ на леди Ирисъ.
Привыкшій однимъ своимъ появленіемъ возбуждать въ молодыхъ двицахъ нкоторое волненіе, выражающееся внезапнымъ румянцемъ и блескомъ глазъ при разговор съ нимъ, онъ въ первый разъ встрчалъ такое невозмутимое равнодушіе и невольно бросалъ на себя украдкой взглядъ въ зеркало, чтобы удостовриться, что онъ тотъ же красавецъ, сэръ Фулькъ изъ Клифъ-Галля, всеобщій баловень. Все было, какъ слдуетъ: проборъ его сдланъ безукоризненно, красивые усы элегантно осняли верхнюю губу. Онъ даже былъ лучше, чмъ когда либо, и, ободрившись этимъ осмотромъ, ршилъ во чтобы то ни стало обратить на себя вниманіе леди Ирисъ. Невольно любовался онъ ея прелестнымъ лицомъ, аристократической фигурой и блыми длинными пальцами миніатюрныхъ рукъ.
‘Съ перваго же дня ея появленія въ Лондон, думалъ онъ, вся лучшая молодежь будетъ у ея ногъ’.
Наконецъ леди Ирисъ обратилась къ нему съ какимъ то вопросомъ, и разговоръ завязался. Говорили о деревенской жизни, о живописныхъ окрестностяхъ и замк Клифъ-Галль. Оказалось, что леди Ирисъ совсмъ не помнила его, но отвчала общаніемъ постить замокъ, на приглашеніе леди Клифордъ.
— Какая она красавица! говорилъ себ молодой человкъ и что за царственный видъ у нея! Ему припомнился выраженный матерью планъ женить его на леди Ирисъ, причемъ онъ только самодовольно улыбнулся, убжденный, что ему стоитъ лишь сильно пожелать, и желаемое будетъ достигнуто. Теперь же онъ видлъ, что ему надо приложить особенныя старанія, чтобы добиться побды надъ гордой красавицей. Да и добиваться-то рискованно. Ему никогда не приходилось хлопотать о томъ, чтобы понравиться женщин, здсь же онъ ясно видлъ, что не помогутъ его сладкія рчи и улыбки, а это именно и подстрекало его. Тмъ не мене, по мр того, какъ эти мысли осняли его мозгъ, онъ становился мене самонадянъ, принялъ даже видъ почти смиренный, который длалъ его бесду гораздо интересне. Заговорили объ оранжереяхъ.,
— Я всегда полагалъ, сказалъ сэръ Фулькъ,— что у меня самыя лучшія оранжереи въ графств. Я люблю все самое лучшее, но, кажется, Чандосскія оранжереи превосходятъ мои, и я бы просилъ васъ, леди Ирисъ, показать намъ ихъ.
— Если вы желаете, обратилась леди Ирисъ къ леди Клифордъ,— я съ удовольствіемъ покажу.
Они отправились въ садъ, гд леди Клифордъ остановилась спросить, у случившагося тамъ садовника, что то о рдкихъ фуксіяхъ.
Леди Ирисъ обернулась къ сэру Фульку.
— Вы сейчасъ выразились, сказала она,— что любите все самое лучшее. Не слишкомъ-ли это сильно сказано и не лучше ли предоставить другимъ что нибудь хорошее?
— Беру назадъ свои слова, сказалъ онъ, слегка смутившись.— Я никакъ не думалъ, что они вамъ не понравятся.
Леди Ирисъ нсколько приподняла брови.
— Мн-то собственно это ршительно все равно, сказала она.
— Однако, что нибудь побудило же васъ сдлать мн это замчаніе? сказалъ сэръ Фулькъ.
— Ршительно ничего, а просто странно какъ-то прозвучали для меня эти слова,— я ихъ и замтила, сказала Ирисъ и подошла къ леди Клифордъ.
‘Нтъ, трудно ее чмъ бы то ни было заинтересовать’, думалъ молодой человкъ. Въ это время, они вошли въ оранжерею, гд апельсинныя и лимонныя деревья были въ полномъ цвту и издавали сильный ароматъ.
— Этотъ запахъ дйствуетъ какъ-то особенно на человка, замтилъ сэръ Фулькъ.
— На меня онъ иметъ странное дйствіе, сказала съ улыбкой леди Ирисъ.— Стоитъ мн только побыть здсь нкоторое время, какъ мною овладваетъ самое пламенное желаніе хать на югъ — туда, гд солнце лучше гретъ и гд поспваютъ апельсины на открытомъ воздух.
— Надюсь, вы ограничитесь однимъ желаніемъ, сказалъ сэръ Фулькъ.— Это было бы ужасно, еслибъ вы опять ухали.
— О, этого не будетъ, сэръ Фулькъ:— я предпочитаю пожить дома, сказала Ирисъ и обратилась къ леди Клифордъ.
— Я гд-то прочла, продолжала она, — что запахъ цвтовъ дйствуетъ различно на людей. Есть одно растеніе, очень обыкновенное въ южныхъ лсахъ,— названія не помню,— но только когда разотрешь его въ рукахъ, запахъ его переноситъ какъ бы въ другой міръ и самыя поэтическія мысли приходятъ въ голову.
— Не мене странное дйствіе производитъ на меня запахъ сирени, задумчиво произнесъ сэръ Фулькъ.— Я долженъ признаться, что если я посижу подъ кустомъ сирени, на меня вдругъ нахлынутъ воспоминанія дтства и сердце мое точно сжимается. Совстно сознаться, но этотъ запахъ не очень давно имлъ силу вызвать слезы на мои глаза.
Леди Ирисъ ласково посмотрла на него. Такое глубокое чувство въ свтскомъ мужчин ей понравилось.
— Теперь и моя очередь сдлать признаніе, сказала задумчиво леди Клифордъ.— Знаете вы блдно-палевый цвтокъ жонкиль? Запахъ его наводитъ меня на самыя печальныя мысли о моихъ утратахъ, добавила она тихо, и лицо ея затуманилось. Вс трое хранили молчаніе въ продолженіе нсколькихъ минутъ. Первая прервала его леди Клйфордъ.
— Мы слишкомъ грустно настроены этимъ острымъ оранжерейнымъ запахомъ, сказала она:— пора намъ на свжій воздухъ.
— Я люблю говорить о подобныхъ вещахъ, замтила леди Ирисъ.
— Въ природ есть столько скрытыхъ красотъ и тайнъ, которыя и въ голову не приходятъ намъ, людямъ свтскимъ, замтилъ сэръ Фулькъ, и опять встртилъ одобрительный взглядъ леди Ирисъ.
По возвращеніи въ гостинную, разговоръ зашел о семь милліонера.
— Вы ихъ знаете, леди Клифордъ? спросила Ирисъ.
— Да, немного, мы обмниваемся оффиціальными обдами, на которыхъ добрйшій мистеръ Бардонъ очень хлопочетъ быть занимательнымъ. Самый лучшій членъ ихъ семьи — дочь, Мери, которая со временемъ получитъ огромное состояніе.
Сэръ Фулькъ улыбнулся, ему эта послдняя фраза была очень знакома: онъ нердко слышалъ ее отъ матери.
Леди Клифордъ собралась узжать. Въ рук молодой двушки было нсколько цвтовъ.
— Могу я просить у васъ, леди Ирисъ, одинъ цвтокъ на память о пріятно проведенномъ утр, сказалъ сэръ Фулькъ, почтительно кланяясь.
— Вы просите дать вамъ цвтокъ? удивилась леди Ирисъ.
— Да, я прошу у васъ этой милости, сказалъ сэръ Фулькъ.
— Вотъ какъ непохожи молодые люди девятнадцатаго столтія на прежнихъ рыцарей, сказала она, смясь.— Вы видли меня разъ, говорили со мной всего часъ и уже просите цвтокъ, между тмъ какъ рыцарь подвергнулъ бы свою жизнь опасности,— по крайней мр, сдлался бы побдителемъ въ битв, чтобъ заслужить такой даръ.
Ясная улыбка и взглядъ леди Ирисъ совсмъ отуманили голову молодаго человка.
— Я постараюсь заслужить эту милость, леди Ирисъ, сказалъ онъ.— Но вы упустили изъ виду одну вещь,— и онъ понизилъ голосъ,— именно ту, что если врный рыцарь такъ служилъ дам, то это была дама его сердца…
— Довольно мы сегодня говорили пустяковъ, безпечно замтила леди Ирисъ, кладя на столъ цвты:— не будемъ задерживать леди Клифордъ.
— Вы признаете себя побжденной, леди Ирисъ? сказалъ онъ съ улыбкой.
— Мы, Фэйны, никогда не признаемъ себя побжденными.

ГЛАВА IV.

Молча хали мать и сынъ довольно долгое время. Оба были погружены въ свои мысли.
— Много встрчала я прелестныхъ двушекъ, заговорила наконецъ леди Клифордъ,— но подобную ей не видала никогда.
— Подобную и я никогда не видлъ, мечтательно отозвался сэръ Фулькъ. Помолчавъ немного, онъ спросилъ:
— Знаете, мама, вы мн какъ-то говорили сказаніе о Фэйнахъ. При мысли о леди Ирисъ, оно мн невольно припоминается: ‘Вс Фейны холодны и горды, ибо носятъ съ честью свое имя’.
— Такъ гласитъ сказаніе, отвчала леди Клифордъ, и дйствительно леди Ирисъ горда, но не думаю, чтобъ она была холодна.
— Да, если удастся жому нибудь затронуть ея сердце, сказалъ сэръ Фулькъ.— И какъ она мило не дала мн цвтка, это было для меня разнообразіемъ, такъ какъ двицы слишкомъ охотно длятся со мной своими цвтами.
— Она теб нравится? съ участіемъ спросила мать.
— Да, и я боюсь, какъ-бы она слишкомъ мн не понравилась, почти грустно отвчалъ сэръ Фулькъ.
— Знай-же, что самое завтное желаніе моего сердца, — чтобы ты на ней женился.
— Но между желаніемъ и исполненіемъ цлая бездна, замтилъ сэръ Фулькъ.— А какіе у ней глаза, припоминалъ онъ.— Точно лсныя фіалки!
— Ты очень восторгаешься, Фулькъ, засмялась леди Клифордъ, — если принять во вниманіе, что ты въ первый разъ ее видишь.
— Да и невозможно остаться къ ней равнодушнымъ, сказалъ сэръ Фулькъ и, закрывъ глаза, во всю остальную дорогу не проговорилъ ни слова. Въ воображеніи его носился плнительный образъ молодой двушки. Мать его также задумалась, не безъ нкотораго безпокойства посматривая на своего сына. Какъ ни была она убждена въ его совершенствахъ, но ей приходилось усомниться въ достиженіи цли посл этого перваго свиданія съ леди Ирисъ.
Не успла молодая двушка проводить своихъ гостей, какъ отворилась дверь гостинной и вошелъ лакей, неся карточки на серебряномъ поднос. Вслдъ за нимъ вошелъ графъ.
— Ирисъ, поспшно сказалъ онъ,— Бардоны здсь въ полномъ состав: отецъ, мать, сынъ и дочь. Надюсь, что ты будешь любезна съ ними.
— Разъ, что вы этого желаете, милый папа, сказала леди Ирисъ,— я ихъ приму какъ можно привтливе.
И дйствительно, когда нсколько взволнованная семья Бардонъ появилась въ гостинной, леди Ирисъ встртила ихъ такою очаровательной улыбкою, какую врядъ-ли кому пришлось отъ нея видть.
Какъ ни былъ неустрашимъ милліонеръ, какъ ни крпко сидло въ немъ убжденіе, что деньги перевшиваютъ знатность рода, онъ не могъ преодолть робости при вход въ гостинную леди Ирисъ.
Эта молоденькая двушка, въ своемъ простомъ изящномъ бломъ плать, безъ всякихъ драгоцнныхъ украшеній, внушала ему уваженіе. Что-то въ ней напоминало патриціевъ… Подойдя къ ней торопливыми щагами, милліонеръ поклонился, пробормотавъ при этомъ, что надется, что ея сіятельство здорова, и уступилъ мсто своей жен.
Мистрисъ Бардонъ была въ темно-красномъ бархатномъ плать и въ индійской шали, украшенная цлымъ приборомъ изъ крупныхъ сапфировъ. Она особенно часто носила индйскія шали. Какъ-то разъ слышала она, что королева иметъ пристрастіе къ такимъ шалямъ, и съ тхъ поръ она объявляла всмъ, что ничего такъ не любитъ, какъ эту часть наряда. Мери Бардонъ была мила и изящна, и тотчасъ понравилась леди Ирисъ, которая ласково пожала ей руку и сказала нсколько привтливыхъ словъ.
Посл всхъ представился Джонъ Бардонъ, но ему леди Ирисъ поклонилась нсколько сухо и не протянула руки, желая поставить его съ перваго же раза на подобающее мсто.

ГЛАВА V.

Графъ занялся разговоромъ съ мистеромъ Бардономъ старшимъ, а леди Ирисъ обрекла себя на бесду съ остальными членами семьи, въ надежд, что это продлится недолго.
— Вы, вроятно, подете въ Лондонъ, леди Ирисъ, къ открытію сезона? спросила мистрисъ Бардонъ.
— Непремнно, отвчала леди Ирисъ, — и я съ удовольствіемъ ожидаю этой поздки.
— Еще-бы, сказала мистриссъ Бардонъ:— вс двушки любятъ проказы и забавы. Она хотла продолжать, но взглядъ и нахмуренныя брови ея сына привели ее къ сознанію, что она сдлала какую-то оплошность. Прелестное лицо леди Ирисъ на минуту сдлалось серьезно, потомъ, вспомнивъ, что тутъ надо быть снисходительной, она улыбнулась. Ободренная этой улыбкой, мистриссъ Бардонъ опять заговорила:
— Когда я была молода, леди Ирисъ, я обожала танцы и собранія. Я люблю, когда молодежь веселится, и всегда говорю Мери, что она слишкомъ спокойна.
Леди Ирисъ ласково посмотрла на сдержанную двушку, которую, казалось, совсмъ не конфузилъ недостатокъ воспитанія родителей.
— Я уврена, что миссъ Бардонъ также любитъ танцовать, замтила она.
— Я очень люблю танцы, леди Ирисъ, сказала она,— только моя милая мамаша всегда такъ оживлена, что я кажусь рядомъ съ ней еще спокойне.
Эта двушка, по инстинкту, все боле и боле возбуждала интереса у леди Ирисъ. Казалось, что она своимъ почтеніемъ къ вульгарнымъ родителямъ какъ будто подавала примръ другимъ, и въ ея присутствіи какъ-то невозможно было не оказывать имъ уваженія.
Мистриссъ Бардонъ вздумала воспользоваться наклонностью леди Ирисъ къ танцамъ.
— У насъ, въ Гайнъ-Курт великолпная танцовальная зала, сказала она,— я не могу опредлить размра, но она чуть ли не изъ самыхъ обширныхъ въ Англіи и тамъ можно вертться сколько душ угодно.
О, тни Фэйновъ! Вертться… Можно ли было примнить это слово въ надменной наслдниц Чандоса? Но леди Ирисъ только приподняла брови.
— И такъ какъ вы любите танцовать, продолжала мистриссъ Бардонъ, то я могу устроить балъ.
— Моя мать искренно желаетъ вамъ сдлать удовольствіе, поспшила добавить Мери, и иронія, блеснувшая въ глазахъ леди Ирисъ, при взгляд на нее, мгновенно погасла.
— Я въ этомъ уврена, привтливо сказала она,— и очень цню побужденіе мистриссъ Бардонъ, но, къ сожалнію, не могу воспользоваться этимъ приглашеніемъ, такъ какъ мы черезъ три недли демъ въ Лондонъ.
— Такъ, можетъ быть, вы не откажетесь почтить насъ своимъ посщеніемъ въ другой разъ, настаивала мистриссъ Бардонъ.— По возвращеніи васъ и моихъ дтей изъ Лондона, куда я сама не разсчитываю хать, я надюсь, мы будемъ часто видться… Я очень люблю собирать молодежь у себя.
Искра опять блеснула въ глазахъ леди Ирисъ, и опять встртила она спокойный взглядъ Мери.
— Моя мать всегда хлопочетъ о весель: она совершенно счастлива, когда доставляетъ удовольствіе другимъ, сказала она кротко.
Джонъ Бардонъ во все время разговора испытывалъ нравственную пытку, ему казалось, что эта гордая красавица должна была счесть его родителей крайне пошлыми. Надо сказать, что въ жизни, полной довольства и всякихъ утхъ, доставляемыхъ богатствомъ, у него было одно больное мсто, не дававшее ему покоя… это его низкое происхожденіе. Оно бросало тнь на вс его достоинства, такъ какъ онъ былъ очень даровитый и образованный человкъ. Онъ питалъ отчаянную зависть къ каждому аристократу, съ которымъ сталкивала его судьба. Впереди онъ видлъ только одинъ исходъ: это была женитьба на титулованной особ. Какъ ни внушительна показалась ему царственная фигура леди Ирисъ, онъ не могъ не взвсить, насколько безцнна для него была бы подобная жена. Она дала бы ему все, что онъ такъ цнилъ и чего не имлъ. Славное имя, длинный рядъ предковъ и вс почести, которыя можетъ дать высокое происхожденіе.
— Милая матушка, сказалъ онъ наконецъ,— вы положительно поглощаете все вниманіе леди Ирисъ.
Леди Ирисъ холодно взглянула на него.
— Мое вниманіе обыкновенно поглощается тмъ, что меня интересуетъ, быстро проговорила она.
Джонъ Бардонъ скорй почувствовалъ, чмъ понялъ слова леди Ирисъ, онъ съ неподдльнымъ восторгомъ смотрлъ на нее. ‘Какъ она божественно хороша!’ думалъ онъ.
— Какъ вамъ нравятся наши края? спросила у него леди Ирисъ, желая нсколько загладить рзкость своего отвта.
— Я думаю, что лучше ихъ нтъ во всей Англіи, съ энтузіазмомъ отвчалъ онъ.
— Это большая похвала, замтила она,— и ваше помстье — лучшее во всей окрестности. Я его хорошо помню.
Эта похвала дошла до ушей милліонера, и онъ быстро, большими шагами, перешелъ комнату, между тмъ какъ сынъ желалъ ему провалиться сквозь землю.
— Я горжусь вашей похвалой Гайнъ-Курта, леди Ирисъ. Это великолпное помстье и еще боле украсится, если ваще сіятельство удостоите его своимъ посщеніемъ.
— Это очень любезно съ вашей стороны, мистеръ Бардонъ,— и я воспользуюсь вашимъ приглашеніемъ, сказала леди Ирисъ, улыбаясь.
— Видите, милордъ, обратился къ графу мистеръ Бардонъ:— я умю говорить съ дамами.
Добрая мистрисъ Бардонъ такъ и ринулась въ брешь, пробитую ея супругомъ.
— Я также очень рада, что вамъ нравится Гайнъ-Куртъ, и такъ какъ теперь вы не желаете бала, то не прідете-ли запросто взглянуть на насъ. Мистеръ Бардонъ сдлалъ много улучшеній. Какія у насъ оранжереи, теплицы!
— Да, я не жаллъ издержекъ, громко захохоталъ милліонеръ.
Леди Ирисъ учтиво улыбнулась. Джонъ Бардонъ бсился въ душ и давалъ себ клятву никуда впередъ не здить съ своими родителями.
— Не назначите-ли вы день, леди Ирисъ, чтобы пріхать? не отставала мистриссъ Бардонъ — Поврьте, намъ будетъ такъ пріятно.
— Очень вамъ благодарна за любезное приглашеніе, но, право, я не могу общать ничего до нашей поздки въ Лондонъ, сказала леди Ирисъ и посмотрла на отца. Онъ также взглянулъ на нее: оба, кажется, уже довольно насладились своими гостями.
— Вы любите верховую зду, леди Ирисъ? спросилъ Джонъ Бардонъ.
— Да, я зжу каждый день, это мое любимое развлеченіе, отвчала она, и въ голов его мгновенно составился планъ частыхъ встрчъ. Графъ вспомнилъ, что не сказалъ ни слова молодому человку и сдлалъ ему какой-то вопросъ. Разговоръ между ними завязался, только глаза Джона Бардона не могли оторваться отъ леди Ирисъ.
Онъ не могъ не сравнить ее съ своими близкими. Деньгами можно было все пріобрсти, только не могутъ они придать человку ту неподражаемую грацію, то спокойное достоинство, которое пріобртается съ колыбели.
— Джонъ, мы ждемъ тебя,— вывелъ его изъ созерцанія голосъ сестры.
Онъ опомнился, пробормоталъ какое-то извиненіе, распростился и вышелъ вслдъ за своей семьею.
Свъ въ свой великолпный экипажъ, Джонъ Бардонъ задумался, передъ глазами его стоялъ плнительный образъ, а въ ушахъ звенлъ симпатичный голосъ, говорящій ему: ‘Прощайте, мистеръ Бардонъ’. И когда она говорила это, глаза его прочли на камин, надъ ея головой, слова девиза: ‘Носить съ честью’.
— Да, говорилъ онъ про себя, она носитъ съ честью свое имя, и мое сердце и любовь унесетъ она въ своей маленькой ручк. Я это чувствую.
— Джонъ, вдругъ сказала ему мать:— какъ желала бы я, чтобы ты женился на леди Ирисъ.
Онъ горько улыбнулся.
— Напрасно, матушка, это не можетъ случиться.
— Разв она теб не нравится?
Сердце его забилось.— Не нравится? да разв можно ее видть и не полюбить? сказалъ онъ.
— Теб слдовало бы быть немного любезне, Джонъ, замтилъ мистеръ Бардонъ. Женщины любятъ лесть и комплименты. Ты замтилъ, какъ леди Ирисъ была довольна моей любезностью. И теб бы попробовать.
Джонъ со стономъ отвернулся. Была ли возможности вразумить его родителей?!
Въ одно и то же утро, любовь явилась двумъ молодымъ людямъ: сэру Фульку, какъ поэтическая мечта, а Джону Бардону, какъ всепожирающее пламя.
— Мери, сказалъ Джонъ, спустя часъ, сидя наедин съ сестрой въ роскошной гостинной Гайнъ-Курта: — женщины наблюдательне мужчинъ. Что ты думаешь о леди Ирисъ?
— Что она самое прелестное созданіе, которое я гд либо встрчала, но и самое гордое также.
— Чмъ же, ты думаешь, она гордится? спросилъ Джонъ.
— Своимъ происхожденіемъ и славнымъ именемъ.
— Да, и я полагаю, что мы и наше золото въ ея глазахъ ничего не значимъ. Зачмъ я не родился лучше барономъ, нежели богачемъ, горько и задумчиво добавилъ онъ.
— Зачмъ ты такъ говоришь, Джонъ, сказала кротко и серьезно сестра.— Каждый человкъ можетъ облагородить свое имя посредствомъ своей жизни, а у тебя боле, чмъ у кого либо другаго, есть возможность приносить пользу.
— Пусть я даже добьюсь дворянскаго достоинства, сказалъ Джонъ Бардонъ,— я все-таки мало надюсь, чтобы она согласилась выйти за меня: она не иначе выйдетъ замужъ, какъ за человка такого же древняго рода, какъ она сама.
— Доброе, честное имя стоитъ древняго рода, сказала Мери, но братъ не отвчалъ ей ничего. Онъ былъ погруженъ въ свои думы.

——

— Если таково здсь общество, папа, сказала леди Ирисъ, то поспшимъ въ городъ. Тмъ не мене, это люди не дурные. Самъ милліонеръ — вульгарный хвастунъ, но въ немъ есть что то честное, хорошее, что искупаетъ все. Жена его невозможна, но ея преданная, прекрасная дочь служитъ ей щитомъ, ограждающимъ отъ насмшекъ.
— Да, это премилое созданіе, замтилъ графъ,— а что ты думаешь о наслдник Гайнъ-Курта.
— Онъ мене всхъ мн нравится, отвтила леди Ирисъ:— только, вмст съ тмъ, мн какъ-то жаль его. Онъ, повидимому, въ постоянной борьб самъ съ собою, неувренъ въ себ и недоволенъ. Замтно стыдится онъ своихъ родителей. Мн странно думать, папа, что люди, подобные Бардонамъ, держатъ такое громадное богатство въ рукахъ.
— Что-жъ: они не длаютъ изъ него дурнаго употребленія, и я опять таки повторяю, что деньги — могущество. И хорошо, если оно попадаетъ въ добрыя руки.
Не прожила еще наслдница Чандоса и нсколькихъ дней дома, какъ успла уже, съ перваго свиданія, возбудить такую сильную любовь въ двухъ ближайшихъ сосдяхъ, что оба готовы были умереть за нее.
На сторон сэра Фулька было преимущество: онъ почти каждый день здилъ въ Чандосъ. Его мать, желая доставить ему удовольствіе, придумывала для этого разные предлоги. Несмотря на эти удобные случаи, дла его совсмъ не подвигались. Да и самъ онъ въ присутствіи леди Ирисъ не узнавалъ себя. Вс его цвтистыя фразы и поэтическіе восторги выходили какъ-то плоски и ршительно не производили желаемаго дйствія. Иногда леди Ирисъ говорила ему съ неуловимой ироніей, что онъ сегодня краснорчиве обыкновеннаго, а иногда просто заявляла, что ‘устала’. Каково было это слышать человку, котораго еще такъ недавно увряла мстная красавица, миссъ Блекуелль, что ‘никогда не устаетъ слушать его’.
— Желалъ бы я знать, говорилъ онъ смиренно,— чмъ васъ можно заинтересовать, леди Ирисъ. Васъ утомляетъ, если я съ вами немного поговорю.
— Не всегда, сэръ Фулькъ, а только тогда, когда вы распространяетесь о самомъ себ. Говорите о чемъ нибудь другомъ, и вы не найдете меня равнодушной.
— Значитъ, я единственный предметъ, къ которому вы равнодушны? спросилъ, задтый за живое, сэръ Фулькъ.
— Хорошее можетъ надость, какъ и дурное, замтила леди Ирисъ.— Заговорите объ общихъ вопросахъ, и я не утомлюсь васъ слушать.
— Другія любятъ, когда я говорю о себ, сказалъ, вздохнувъ, сэръ Фулькъ. Миссъ Блекуелль говоритъ, что никто такъ не интересуетъ ея.
— И вы ей врите.
— А почему бы и не врить, леди Ирисъ?
— Потому что утомительно слушать, когда кто нибудь говоритъ только о своей особ, замтила леди Ирисъ.
— Не для тхъ, которыхъ интересуетъ эта особа, сказалъ быстро сэръ Фулькъ.
— Поблагодаритъ-ли васъ миссъ Блекуелль за это опредленіе? холодно замтила леди Ирисъ.
— Я не намекаю на то, что миссъ Блекуелль интересуется мною, да и не желаю теперь этого. Когда видишь пышную розу, то забываешь скромную фіялку,— заключилъ онъ, но отвта не послдовало.
Гордая натура леди Ирисъ всегда возмущалась малйшимъ проявленіемъ пошлости, и она никогда не отвчала на цвтистыя фразы несчастнаго влюбленнаго. Она благосклонно принимала его частыя посщенія, ради старой дружбы съ леди Клифордъ, которая не теряла надежды на осуществленіе своего завтнаго желанія.
— Леди Ирисъ, мн кажется, наклонна къ романической привязанности, говорила ему мать: — почему бы теб не возбудить ее въ ней?
— Можетъ быть, я для нея недостаточно романиченъ, отвчалъ сэръ Фулькъ.— Вотъ она мн сказала, что я слишкомъ много говорю о себ.
— Такъ говори меньше, замтила леди Клифордъ. Сэръ Фулькъ задумался.
— Нтъ, мама! Она, кажется, не можетъ полюбить обыкновеннаго смертнаго. Ей надобно героя.
— Сдлайся героемъ, сказала леди Клифордъ, и засмялась выраженію недоумнія, появившемуся на лиц сына.
— Легко сказать, проговорилъ онъ, а какъ имъ сдлаться-то? Вытащить упавшее въ воду дитя или спасти людей изъ горящаго зданія,— таковы, кажется, подвиги книжныхъ героевъ, мама?
— Такъ будь не книжнымъ героемъ. Ты уменъ, мужественъ, теб не трудно отличиться.
— Я способенъ на все, мама, только укажите мн, что длать, горячо вскричалъ сэръ Фулькъ.
— По моимъ наблюденіямъ надъ нею, я заключаю: что она выйдетъ замужъ не иначе, какъ по любви, а ты скоре многихъ можешь ее вселить, если чмъ нибудь отличишься.
Красивая голова сэра Фулька поникла на грудь.
— Дъ этомъ-то и вопросъ: чмъ отличиться? Еслибъ ее понесла лошадь, то я съ опасностью жизни спасъ-бы ее, только вдь этого не случится, чуть не съ сожалніемъ добавилъ онъ:— а еслибъ и случилось, то грумъ леди Ирисъ раздлилъ бы со мной славу. Какой случай найдется въ девятнадцатомъ столтіи выказать геройство?
— Пустое, Фулькъ. Пока существуютъ женщины и любовь, герои всегда найдутся.
Любовь соперника сэра Фулька имла еще меньше шансовъ на успхъ. Джонъ Бардонъ безпрестанно встрчалъ молодаго баронета, дущаго то верхомъ, то въ экипаж въ Чандосскій замокъ, и это наполняло сердце его ревностью и ненавистью къ сэру Фульку. Самъ же онъ только и думалъ, что о свиданіи съ леди Ирисъ. Цлыми днями здилъ онъ по лсамъ и полямъ кругомъ Чандоса. въ надежд встртить ее. Иногда удача улыбалась ему, и онъ издали различалъ стройную фигуру молодой двушки. Сердце его сильно билось и онъ не всегда находилъ въ себ достаточно мужества подъхать и поговорить съ ней. Часто проклиная свою трусость, слдилъ онъ за ней, пока не исчезала она изъ виду, и только тогда, вдругъ вооружившись отчаянной ршимостью, смло скакалъ къ ней и, остановившись подл, осаживалъ лошадь.
Равнодушно учтивая улыбка, нсколько словъ длали его счастливымъ на цлую недлю.
Любовь его къ леди Ирисъ была свтлой стороной его жизни, она сіяла чистой звздой посреди его недостатковъ, и онъ предался ей беззавтно, не думая, что изъ этого выйдетъ.
Наивная мистриссъ Бардонъ спрашивала его: подумалъ-ли онъ о томъ, что она говорила о леди Ирисъ?
— Для моего спокойствія я слишкомъ много объ этомъ думалъ, отвчалъ онъ.— Лучше бы я никогда не встрчалъ ея.
Мистриссъ Бардонъ улыбалась. Наконецъ сынъ ея влюбился. Сестра его Мери смотрла на это иначе.
Указывая разъ брату на бабочку, летающую кругомъ зажженной свчи, она сказала:
— Посмотри, Джонъ, она сожжется на смерть,— понимаешь, на смерть.
— Лучше умереть, чмъ жить изувченнымъ, возразилъ онъ. И она поняла, что болзнь его была неизлчимою.

ГЛАВА VI.

Какимъ-то инстинктомъ почувствовали сэръ Фулькъ и Джонъ Бардонъ, что были соперниками, и питали другъ къ другу почти ненависть. Оба они были людьми совсмъ разныхъ типовъ.
Сэръ Фулькъ былъ блокурый, изнженный красавецъ, ‘породистый аристократъ’, по отзыву о немъ Джона Бардона, немного фатъ, но искрененъ, великодушенъ и кротокъ. Джонъ Бардонъ былъ смуглый брюнетъ съ огненными глазами, страстный, энергично доводящій до конца всякое дло, будь оно хорошо или дурно. Отдавшись весь своей пламенной любви, онъ неутомимо преслдовалъ цль — чмъ-бы то ни было обратить на себя вниманіе леди Ирисъ и, быть можетъ, даже заслужить ея любовь. Не тронется-ли она военной славой? спрашивалъ онъ себя, но какъ покинуть ее? И наконецъ онъ былъ нуженъ отцу и не могъ ухать въ дйствующую армію. Слышалъ онъ, что двушкамъ нравится военный мундиръ, и такъ какъ тогда открылась вакансія въ полку конной восточной милиціи, онъ не медля, зачислился въ него.
Немало удивился сэръ Фулькъ, встртивъ его въ блестящемъ мундир.
— Здравствуйте, мистеръ Бардонъ, весело сказалъ онъ ему. Что это вы играете въ солдатики?
— Я никогда ни во что не играю, сэръ Фулькъ, пылко отвчалъ онъ:— Вы это увидите!
— Какимъ же образомъ я это увижу, презрительно сказалъ сэръ Фулькъ,— это до меня не касается. Но если вы хотли быть военнымъ, отчего прямо не поступили въ дйствующую армію и не пошли въ Афганистанъ.
— А потому, что у меня здсь есть важное дло,— подчеркнулъ слово ‘здсь’ Джонъ Бардонъ.
Отъ этого намека на леди Ирисъ, вся кровь бросилась въ голову сэра Фулька.
— Вы цлите слишкомъ высоко, берегитесь, чтобъ не промахнуться, бросилъ онъ ему вслдъ.
Сэръ Фулькъ задумался. Вспомнились ему слова матери, что леди Ирисъ непремнно выберетъ человка, выходящаго изъ ряда обыкновенныхъ людей. А разв Джонъ Бардонъ походилъ на прочихъ? Сэръ Фулькъ зналъ двушекъ, которыя отдавали Бардону предпочтеніе даже передъ нимъ, сэромъ Фу львомъ. Онъ халъ въ Кингсфорестъ, но внезапно повернулъ лошадь и поскакалъ по направленію Чандоса. Онъ немедленно ршилъ какъ нибудь узнать степень опасности.
Леди Ирисъ сидла въ одной изъ прекрасныхъ комнатъ замка и оканчивала эскизъ кедра, когда ей доложили о сэр Фульк.
— Еслибъ судьба не сдлала васъ богатой наслдницей, она сдлала бы васъ художницей, леди Ирисъ, сказалъ молодой человкъ, любуясь на рисунокъ.— Я нахожу вашъ эскизъ совершенствомъ.
— Мн пріятно это слышать, сэръ Фулькъ, улыбнулась она.— Каждый человкъ гордится своимъ произведеніемъ.
— И ваше произведеніе стоитъ, чтобъ имъ гордиться, съ увлеченіемъ говорилъ сэръ Фулькъ.
Она была особенно привтлива съ нимъ. Утро было такое великолпное, что располагало къ благодушію. Никогда сэръ Фулькъ не могъ бы найти лучшаго случая заслужить ея благосклонность, но передъ глазами его неотвязно стояла могучая фигура въ военномъ мундир, и онъ ни о чемъ другомъ не могъ думать.
— Сейчасъ по дорог къ вамъ я встртилъ нчто очень смшное, сказалъ онъ вдругъ.
— Что такое? спросила леди Ирисъ.
— Ворону въ павлиньихъ перьяхъ, иначе сказать — Джона Бардона въ мундир конной восточной милиціи.
— Чмъ же это смшно? Это прекрасный полкъ.
— Но какой-же онъ воинъ? замтилъ презрительно сэръ Фулькъ.
— Правда, что мундиръ не длаетъ воина, такъ-же, какъ и ряса — монаха, но все-таки не понимаю, зачмъ вы называете сэра Бардона смшнымъ? спросила леди Ирисъ.
— Я боюсь сказать о немъ что-нибудь боле рзкое, разъ вы къ нему благоволите.
— Я не заявляла, что благоволю къ нему, холодно сказала она.
— Но вы заступаетесь за него.
— Я всегда заступаюсь за отсутствующихъ.
— Я бы желалъ, чтобы въ моемъ отсутствіи кто нибудь говорилъ противъ меня, ради того, чтобы вы защищали меня.
— А вы уврены, что я найду что нибудь въ вашу защиту? улыбнулась она.
— Я на это надюсь. Однако, леди Ирисъ, если вы мн скажете, что принимаете подъ свое покровительство Бардоновъ, я буду стараться ихъ полюбить.
— Вамъ нечего трудиться, сэръ Фулькъ, сказала леди Ирисъ.
— Вы въ самомъ дл къ нимъ расположены? не отставалъ сэръ Фулькъ.
— На этотъ вопросъ я не расположена вамъ отвчать, сэръ Фулькъ, твердо сказала она, и онъ принужденъ былъ оставить ее, не узнавъ ничего относительно ея чувства къ Джону Бардону.
Леди Ирисъ никогда не задумывалась ни объ. одномъ изъ своихъ поклонниковъ. Ей нравился сэръ Фулькъ за его изящество, поэтическую натуру, но не любила она въ немъ проблесковъ фатовства и эгоизма. Въ Джон Бардон она подозрвала, подъ тонкимъ слоемъ свтскаго лоска, необузданный характеръ. При ней соперники еще ни разу не встрчались.
Пріятельница леди Клифордъ, леди Мойра, гостила въ замк Клифъ Галль, и по этому случаю леди Клифордъ устраивала въ своемъ парк маленькій праздникъ, на который пригласила всхъ знакомыхъ, въ томъ числ и семью Бардона.
Сэръ Фулькъ прочелъ списокъ приглашенныхъ.
— Какъ, мама? Вы также и Бардоновъ пригласили? Но они совсмъ испортятъ нашъ праздникъ, говорилъ онъ матери.
— Леди Мойра желаетъ ихъ видть, и я не думала, что это будетъ теб непріятно,
— Да разв ихъ можно терпть, исключая миссъ Бардонъ, конечно. Сынъ ихъ, особенно съ тхъ поръ, какъ надлъ мундиръ, сталъ невыносимъ.
— Ты обязанъ только привтствовать его, затмъ можешь и не замчать. Я не знала, что это раздосадуетъ тебя.
— Нтъ, мама, мн вовсе не досадно, сказалъ онъ нжно,— только я не люблю его, вотъ и все.
Клифтонскій паркъ былъ очень великъ и замчательно хорошъ. Въ день праздника, 1-го мая, онъ какъ-бы принарядился и былъ лучше обыкновеннаго. Прекрасный оркестръ музыки игралъ посреди зелени. День былъ очень хорошъ, и все располагало къ веселью. Графъ съ дочерью пріхали первыми. Леди Ирисъ была прелестна въ блдно-розовомъ плать, украшенномъ цвтами боярышника: костюмъ артистически-изящный, безъ малйшаго драгоцннаго украшенія. Сэръ Фулькъ казался боле влюбленнымъ, чмъ когда либо, и, сіяя отъ счастія, шелъ къ ней на встрчу.
— Въ продолженіе нсколькихъ часовъ я буду съ ней, говорилъ онъ себ.
— Клифъ облекся въ самые лучшіе свои цвты, леди Ирисъ, для вашего прізда, привтствовалъ онъ ее:— Все лучшее изъ растеній цвтетъ и благоухаетъ. Будьте милостивы, позвольте мн сегодня показать вамъ паркъ.
— Я очень охотно пойду съ вами, отвчала леди Ирисъ.
Но не такъ-то легко было залучить царицу праздника, она была постоянно окружена и каждый добивался счастія говорить съ ней. Сэръ Фулькъ отчаивался, что ему не представится удобнаго случая побесдовать съ красавицей.
Онъ стоялъ подл леди Ирисъ, когда пріхала семья милліонера и Джонъ Бардонъ уже искалъ ее глазами.
— Полагаю, леди Ирисъ, что вы не пожелаете, чтобы вамъ надодалъ этотъ человкъ, сказалъ ей быстро сэръ Фулькъ.
— Какой человкъ? спросила леди Ирисъ.
— Джонъ Бардонъ. Вотъ онъ направляется прямо къ вамъ, какъ будто иметъ на это право.
— Такое же право, какъ всякій другой, спокойно замтила леди Ирисъ.
Молодые люди обмнялись холоднымъ поклономъ. Леди Ирисъ сказала нсколько привтливыхъ словъ Джону Бардону, ободренный этимъ, онъ вооружился всмъ своимъ мужествомъ завязалъ съ ней разговоръ, которому сэръ Фулькъ ршилъ положить конецъ.
— Вы не забыли вашего общанія, леди Ирисъ, сдлать мн честь посмотрть нашъ паркъ?
— Пойдемте, равнодушно отвчала она, но не приняла предложенной имъ руки, ей показалось, что сэръ Фулькъ не былъ достаточно вжливъ съ Джономъ Бардономъ.
Продолжая начатый разговоръ, молодой милліонеръ пошелъ съ ними, не замчая нахмуренныхъ бровей сэра Фулька.
‘Нтъ, во что бы то ни стало, думалъ послдній, все боле и боле раздражаясь,— надо ему показать, что онъ лишній’. Онъ бросилъ краснорчивый взглядъ на смуглое лицо соперника которое нисколько не выражало, что чувствуетъ себя лишнимъ, и дйствительно, Джонъ Бардонъ не имлъ ни малйшаго желанія уйти. Впервые заговорилъ онъ съ леди Ирисъ и такъ удачно, что даже заинтересовалъ ее разговоромъ. Такимъ образомъ они прошли нкоторое разстояніе, но терпніе сэра Фулька не могло больше выдержать. Воспользовавшись первой паузой въ разговор, онъ внезапно остановился и, вжливо приподнявъ шляпу, обратился къ Джону Бардону:
— Вы меня извините, мистеръ Бардонъ, но я заручился общаніемъ леди Ирисъ, что поведу ее осматривать паркъ.
Джону Бардону приходилось остановиться, что онъ и сдлалъ, поблднвъ отъ сдержанной ярости.
— Прикажете удалиться, леди Ирисъ? спросилъ онъ.— Если я помшалъ, то прошу извинить меня.
Хотя леди Ирисъ не допускала мысли, что оба они могли быть ея поклонниками и соперниками, но она чувствовала себя между ними какъ-то неловко и тотчасъ сообразила, что малйшее ея предпочтеніе одному передъ другимъ поведетъ къ ссор.
— Вы нисколько не мшаете, мистеръ Бардонъ, только дйствительно я общала сэру Фульку осмотрть съ нимъ паркъ, спокойно сказала она.
Джонъ Бардонъ низко поклонился и ушелъ, успокоенный ея яснымъ, ласковымъ взглядомъ.
Леди Ирисъ продолжала идти, молчаливая и холодная, сэръ Фулькъ долженъ былъ сознаться, что сдлалъ оплошность.
— Нельзя-ли насколько возможно сократить осмотръ парка, сэръ Фулькъ? сказала она:— я устала.
‘Устала! когда прогулка только началась’, думалъ онъ.— Это все изъ-за этого человка!— не выдержавъ, сказалъ онъ. Леди Ирисъ молчала.
— Онъ просто не воспитанъ, горячился сэръ Фулькъ,— да и чего-жъ можно ожидать…
— Изъ всхъ признаковъ невоспитанности, самый худшій — обижать кого нибудь незаслуженно, холодно проговорила леди Ирисъ.— Но я устала, вернемтесь, прошу васъ.
Сэръ Фулькъ внутренно терзался, онъ ясно видлъ, что потерялъ благосклонность леди Ирисъ, изъ-за кого-же? Изъ-за этого Бардона. Неужели онъ ей нравится? съ ужасомъ думалъ онъ, но одинъ взглядъ молодой двушки успокоилъ его насчетъ этого предположенія. Когда онъ привелъ ее на лужайку, гд все общество, раздленное на группы, весело разговаривало и смялось подъ звуки музыки, она отпустила его холоднымъ наклоненіемъ головы и, въ продолженіе этого дня, ни разу не удалось ему обратить на себя ея вниманія, между тмъ какъ Джонъ Бардонъ нсколько разъ говорилъ съ ней.

ГЛАВА VII.

Наступило время отъзда въ Лондонъ. Леди Ирисъ не безъ сожалнія покидала свое прекрасное жилище, но и перспектива незнакомыхъ ей удовольствій радовала ее. Леди Клифордъ съ сыномъ также хали въ Лондонъ. Изъ семьи Бардонъ отправлялись только Мери и братъ ея. Родители ихъ предпочитали первенствовать въ провинціи. На предложеніе сцоего мужа хать, мистриссъ Бардонъ отвчала:
— Довольно натерплась я въ прошлый сезонъ въ Лондон, и теб, Ричардъ, только не говорила объ этомъ. На меня не обращали ни малйшаго вниманія даже и тогда, когда я надвала мои лучшія драгоцнности и самыя дорогія индйскія шали, нкоторыя леди еще улыбались насмшливо. Пусть Мери живетъ у леди Катонъ, которая ее приглашала. Джонъ остановится, какъ всегда, въ Htel Royal.
— Какъ хочешь, не зди, пусть дти одни дутъ, согласился Ричардъ Бардонъ.
— Да и для нихъ, знаешь, лучше,— съ необычайнымъ смиреніемъ призналась мистриссъ Бардонъ.— Ихъ, безъ насъ, гораздо охотне принимаютъ.
Джону Бардону не особенно улыбалась поздка въ Лондонъ. Здсь онъ встрчалъ леди Ирисъ, могъ говорить съ ней, тогда какъ въ город не представлялось къ этому возможности.
Посл пикника у леди Клифордъ, онъ особенно усердно здилъ кругомъ Чандосскаго парка.— Наконецъ его терпніе вознаградилось. Леди Ирисъ тихо хала по зеленой алле. Въ минуту онъ уже былъ подл нея и просіялъ отъ привтственной ея улыбки.
— Правда-ли, что вы завтра оставляете Чандосъ, леди Ирисъ? спросилъ онъ.
— Да, и съ большимъ сожалніемъ, такъ какъ Чандосъ особенно хорошъ въ эти первые лтніе мсяцы. Въ Лондон не увижу я такихъ деревьевъ и цвтовъ, сказала она.
— Вамъ будетъ не до нихъ. Не пройдетъ недли, какъ вся фшенебельная молодежь будетъ у вашихъ ногъ.
— Въ такомъ случа, она будетъ мн большой помхой, улыбнулась она, но, замтивъ патетическое выраженіе его лица, она невольно пожалла молодаго человка.
Онъ сошелъ съ лошади и сталъ подл нея, подъ развсистымъ каштаномъ.
— Королевы обыкновено великодушны и милостивы, не правда-ли? спросилъ онъ.
— Не знаю, я никогда не была королевой, съ улыбкой отвчала она.
— Тмъ не мене, вы всегда будете царствовать надъ сердцами, и потому будьте великодушны.
— Кому нужно мое великодушіе? спросила она.
— Оно мн нужно. Я знаю, что все золото моего отца не можетъ купить мн мста въ томъ кругу, гд вы будете вращаться, говорилъ онъ съ трогательнымъ смиреніемъ. Вы будете за золотыми вратами, между тмъ какъ я долженъ оставаться вн. Не допустите-ли и меня туда?
— Вы говорите о томъ, встртимся-ли мы съ вами въ Лондон? Наврное, да.
— Я не увренъ въ этомъ, леди Ирисъ. Вашъ кругъ, отчасти, для меня закрытъ, поэтому я и прошу вашего великодушія насчетъ доступа туда, гд бы я могъ видть васъ, прошу это сдлать ради того, что я вашъ ближайшій сосдъ, видя меня, вы вспомните Чандосъ, гд вы были такъ добры ко мн. Ради этого, я прошу васъ не забывать меня въ вашей новой жизни.
— Я никогда не забываю старыхъ друзей… Впрочемъ, это слишкомъ сильно сказано, спохватилась леди Ирисъ,— я не могу васъ назвать другомъ.
— Было бы большой самонадянностью съ моей стороны утверждать это, сказалъ Джонъ Бардонъ.— Но позвольте мн хотя вообразить себ.
Леди Ирисъ съ удивленіемъ взглянула на него.
— Какимъ же образомъ между нами можетъ быть дружба? сказала она.— Я могу только принимать участіе въ васъ — въ вашей карьер.
Внезапное измненіе лица собесдника поразило ее.
— Остановитесь! Бога ради! пылко вскричалъ Бардонъ.— Прошу васъ не продолжать! Вы всю мою жизнь измнили этими словами! Такъ вы принимаете участіе во мн? О, эти слова наполняютъ мое сердце такой великой радостью, что я больше ничего не хочу слышать.
Этотъ неожиданный порывъ нсколько испугалъ ее.
— Между нами недоразумніе, мистеръ Бардонъ, начала леди Ирисъ, но Джонъ Бардонъ прервалъ ее умоляющимъ взглядомъ.
— Не отнимайте у меня этихъ словъ, леди Ирисъ! Они будутъ руководить моей жизнью… Но я, кажется, задерживаю васъ?… Позвольте проводить васъ до поворота.
— Хорошо, нершительно отвтила леди Ирисъ, начиная раскаиваться въ излишней благосклонности, которую невольно выказала этому молодому человку.
Они медленно похали рядомъ.
— Итакъ, леди Ирисъ, доставите-ли вы мн счастіе видть васъ? Знаете, когда человкъ поживетъ на солнц — жестоко запирать его въ темноту.
Опасаясь обидть его отказомъ, леди Ирисъ отвчала:
— Мой отецъ и я съ удовольствіемъ увидимъ васъ у себя въ Фейнъ-Гауз.
— Благодарю васъ, сказалъ онъ, и лицо его просіяло отъ счастія.— Я не религіозный человкъ, но горячо благодарю Бога, приведшаго меня сюда сегодня. Вся моя жизнь измнится посл вашихъ словъ. Я постараюсь выбрать себ карьеру, которую вы одобрите.
— Какую бы карьеру вы ни выбрали, мистеръ Бардонъ,— я желаю вамъ успха, сказала она, смотря на него, потомъ задумчиво прибавила:
— Мн кажется, что изъ васъ можетъ быть или очень хорошій человкъ, или очень дурной, смотря по тому, какъ на васъ повліяютъ.
Глаза его заблистали.
— О, какъ вы правы! горячо сказалъ онъ.— Все зависитъ отъ вліянія, и есть одно существо въ мір, способное на меня повліять такъ благотворно.
Въ это время они подъхали къ повороту.
— Я должна проститься съ вами, мистеръ Бардонъ. Вотъ моя дорога.
— Прощайте, леди Ирисъ, вы мн дали счастія надолго. До свиданія, въ Лондон.
Леди Ирисъ поклонилась съ учтивой улыбкой. Она была рада, что встрча прекратилась. Ей было всегда и жаль его немного, и какъ-то неловко съ нимъ. Она не допускала мысли, чтобы онъ могъ полюбить ее серьезно и мечталъ жениться на ней. Это было слишкомъ чудовищно при ея понятіяхъ о неравенств сословій. Деньгамъ его она ршительно не придавала никакой цны. Тмъ не мене, въ данную минуту, онъ ее интересовалъ боле, чмъ сэръ Фулькъ, а поклоненіе его она принимала, какъ дань своему высокому положенію въ свт.

ГЛАВА VIII.

‘Пришла, увидла и побдила’,— смло можно было сказать о леди Ирисъ посл перваго появленія ея въ лондонскомъ свт. Успхъ былъ по истин колоссальный. Герцогиня, долженствовавшая представить ее ко двору, была въ восторг отъ своей protge. Фейнъ-Гаузъ былъ однимъ изъ лучшихъ домовъ въ лондонскомъ аристократическомъ мір, и не успла пожить въ немъ нсколько дней молодая представительница Фэйновъ, какъ пріобрла названіе восходящаго свтила.
Лордъ Кальдонъ со всхъ сторонъ слышалъ похвалы своей дочери и очень радовался ея успху.
День ея представленія долженъ былъ навсегда запечатлться въ ея памяти. Королева приняла ее особенно милостиво и похвалила ея красоту и грацію. Великолпіе, роскошь и величіе, окружающія королеву, произвели впечатлніе на молоденькую двушку, и, возвратясь изъ дворца, совершенно утомленная, она положила голову на плечо своего отца.
— Папа, говорила она мечтательно,— не будетъ-ли этотъ день самый счастливый въ моей жизни.
— Я надюсь, милая, что для тебя настанетъ день еще счастливе, и это будетъ день твоей свадьбы.
— Я не могла не пожалть, папа,— только не огорчайтесь моими словами,— что моя мать не была со мной. Смотря на всхъ этихъ дамъ, которыя представляли своихъ дочерей, я ни одной не видла столь прекрасной. И представьте, папа, я встртила дамъ, которыя знали мою мать, знали ее лично!
— Что жъ тутъ удивительнаго, мой другъ.
— Мн это показалось удивительнымъ, папа. Никто мн никогда о ней не говорилъ, и я дошла до того, что вообразила мою мать чмъ-то въ род призрака, являющагося только въ сновидніяхъ, и вдругъ слышу, что ее знали такою же молодою, какъ я теперь.
— Кто же это? спросилъ графъ.
— Пока мы съ герцогиней ждали нашей очереди быть представленными королев, она познакомила меня съ какой-то печальной дамой, назвавъ ее леди Станслей.
— Неужели вы дочь моей подруги Джиневры, графини Кальдонской? спросила она меня.
— Да, отвчала я, и она поцловала меня.
— Вы совсмъ не похожи на вашу мать, вы совершенная блондинка, а она была смуглая брюнетка.
— Вс Фэйны блокуры, перебилъ графъ.
— И еще, что я вамъ скажу папа, сказала она.— Позже, когда я сидла, любуясь прекрасной сценой передъ моими глазами, я слышала, какъ будто говорилось о насъ. Леди Станслей говорила герцогин, что она слышала, что въ жизни графа былъ какой-то романъ. Герцогиня съ негодованіемъ отвергала, утверждая, что знаетъ графа всю жизнь. Потомъ он смотрли на меня, и мн послышалось слово ‘мать’. Скажите, папа, неужели это до насъ касалось.
Графъ былъ блденъ и губы его дрожали.
— Мало-ли графовъ, о которыхъ он могли говорить, сказалъ онъ, сдлавъ надъ собой усиліе.— Въ моей жизни не было романа.
— Потомъ леди Станслей спросила меня о нашемъ сверномъ помсть Фентонъ-удъ, и очень удивилась, услыхавъ, что я тамъ не была. Подемте туда, папа, я очень желаю видть Фентонъ-удъ.
— Посмотримъ, мой другъ, сказалъ онъ съ волненіемъ.
Они разошлись по своимъ комнатамъ, и леди Ирисъ долго не могла заснуть отъ наплыва впечатлній. Больше всего недоумвала она, отчего отецъ ея такъ всегда волновался при напоминаніи о ея матери? и отчего онъ не любилъ Фентонъ-удъ?
Скоро во многихъ періодическихъ изданіяхъ появилась замтка о блестящемъ дебют леди Фэйнъ на арен high-life. Приходили въ восторгъ отъ красоты, граціи и нарядовъ новой царицы общества, осаждали ее приглашеніями. Между прочимъ, она была приглашена на балъ къ королев и на концертъ во дворц.
Видя все это, сэръ Фулькъ невольно падалъ духомъ и порицалъ себя за то, что не воспользовался временемъ пребыванія леди Ирисъ въ Чандос, гд онъ могъ безраздльно занимать ее, гуляя съ ней вдвоемъ по цлымъ часамъ.
Правда, что онъ и въ Лондон участвовалъ на всхъ тхъ балахъ и празднествахъ, на которыхъ бывала леди Ирисъ, былъ и у нея на всхъ пріемахъ, тмъ не мене, она всегда была такъ окружена, что не было возможности сказать съ ней двухъ словъ. Это обстоятельство очень огорчало молодаго баронета.
— Къ ней теперь доступа нтъ, жаловался онъ матери.— Я нсколько разъ пытался заговорить съ ней у леди Скавье: такъ и не удалось. Даже ни одного танца не могла она мн дать. Принцы и герцоги поглощаютъ все ея вниманіе. Говорятъ, что принцъ Батіо поклялся покорить ее. Мои-же шансы все слабе и слабе, вздохнулъ онъ.
— Помни, Фулькъ, что никакому герцогу, ни принцу не удастся, если она не полюбитъ.
— А можетъ быть, она ужь и любитъ кого нибудь изъ нихъ.
— Поврь мн, что никого, и теб еще рано унывать.
— Но вы не можете себ представить, мама, какъ вс мужчины восторгаются ею. Говорятъ, что давно не видали подобной. И я только одно знаю, что мн нельзя терять времени, чтобы добиться ея руки. Вчера еще въ клуб говорили, что она отдаетъ предпочтеніе герцогу Портландскому. Наблюдая за нею, я этого не замчалъ. Говорилъ-ли я вамъ, добавилъ сэръ Фулькъ,— что я встртилъ Блэкуеллей съ леди Віолеттой, а также леди Катонъ съ миссъ Бардонъ, послдняя, какъ я слышалъ, иметъ большой успхъ въ свт.
Относительно же того, что миссъ Бардонъ, увидвъ его, поблднла и крпко сжала его руку, онъ не сказалъ. Смутно подозрвая любовь двушки, онъ не хвалился ею, какъ остальными побдами. Есть что-то священное въ истинномъ чувств, а чувство къ нему милой двушки было именно этого рода.
Джонъ Бардонъ также немало терзался невозможностью говорить съ леди Ирисъ, хотя и видалъ ее, такъ какъ она сдержала общаніе, и онъ бывалъ въ числ приглашаемыхъ на оффиціальныхъ обдахъ и балахъ въ Фэйнъ-Гауз. Онъ все боле и боле проникался своей любовью. По цлымъ днямъ онъ занимался исключительно преслдованіемъ леди Ирисъ, гд только она могла появляться. Въ театр не спускалъ глазъ съ ея ложи, бродилъ по цлымъ часамъ на выставкахъ картинъ или цвтовъ довольный, если хотя издали увидитъ ее и совершенно счастливый, если она пройдетъ мимо, взглянетъ, поклонится. Онъ проклиналъ свою судьбу, что не родился герцогомъ или принцемъ, какъ т, которыхъ онъ всегда видлъ съ нею. ‘Я плебей, говорилъ онъ съ отчаяніемъ,— но я люблю ее такою любовью которая бы сдлала честь королев’! И не зналъ, и не думалъ онъ, чмъ можетъ кончиться его безумная страсть.

——

Наклонность леди Ирисъ къ гордости не могла не увеличиться при тхъ условіяхъ, въ которыхъ она жила. Ее окружали лесть и всеобщее поклоненіе. Малйшія ея прихоти или капризы были законами. Искателей ея руки было столько, что она потеряла имъ счетъ. О замужств она и не думала еще… Любимый девизъ ‘Носить съ честью’ служилъ ей руководной нитью. Только относительно значенія слова ‘честь’ понятія ея сбивались. Она начинала смшивать его съ почестями и постояннымъ общеніемъ съ принцами крови и лицами королевскаго дома.
Мудрено-ли было двушк, такой молоденькой и не руководимой благотворнымъ вліяніемъ умной матери, увлечься своими тріумфами и понимать вещи не такъ, какъ слдовало!
Леди Катонъ давала балъ, и въ числ прочихъ приглашенныхъ леди Ирисъ стояла первою въ списк. Джонъ Бардонъ также значился тамъ, такъ какъ сестра его гостила въ этомъ дом. Сэръ Фулькъ. давно тщетно искалъ случая воспользоваться первымъ баломъ, чтобъ объясниться съ леди Ирисъ. Онъ заране заручился ея общаніемъ танцовать съ нимъ, и въ означенный вечеръ ршилъ во чтобы то ни стало узнать свою участь. По окончаніи танца, онъ предложилъ леди Ирисъ выйти съ нимъ на балконъ. Не имя ни малйшаго подозрнія о его намреніи, леди Ирисъ охотно взяла предложенную имъ руку. Посл душной бальной залы, пріятно было подышать свжимъ воздухомъ. Ночь была тихая, ароматная, на неб мерцали звзды.
— Леди Ирисъ, началъ онъ дрожащимъ голосомъ.— Мн надо вамъ кое что сказать. Она взглянула на него и все поняла по выраженію его лица.
Сэръ Фулькъ собралъ все свое мужество и повдалъ ей все — исторію своей любви, свои надежды и желанія…
Въ продолженіе нсколькихъ минутъ леди Ирисъ молчала.
— Я очень огорчена тмъ, что слышу, сэръ Фулькъ, наконецъ проговорила она медленно.
— Не торопитесь ршать, молилъ онъ.— Я недостаточно краснорчивъ, можетъ быть, но у меня не хватаетъ словъ. Подумайте, леди Ирисъ, что вы держите мою жизнь въ своихъ рукахъ.
— Нтъ, сэръ Фулькъ, излишне было бы откладывать мой отвтъ. Я за васъ не могу выйти, такъ какъ я васъ не люблю, кротко сказала леди Ирисъ. Ей было тяжело огорчать его.
— Скажите мн, по крайней мр, что вы никого не любите, горестно сказалъ сэръ Фулькъ.
— Я никого не люблю и еще не думала о любви, твердо сказала леди Ирисъ.
— Не могу упрекать васъ, леди Ирисъ, въ томъ, что вы меня не любите, это не въ вашей вол. Скажу только, что вы сдлали бы меня совсмъ новымъ человкомъ.
Въ это время разговоръ ихъ былъ прерванъ, къ большому облегченію леди Ирисъ, и опечаленный сэръ Фулькъ пошелъ разъискивать свою мать. Онъ нашелъ ее въ дальней, почти пустой гостиной.
— Все потеряно, мать моя, сказалъ онъ съ грустью! Я сейчасъ сдлалъ предложеніе леди Ирисъ и получилъ отказъ. На будущей недл ‘Наркотъ’ отправляется крейсировать въ море, и я поду съ нимъ.
— Бдный мой мальчикъ, нжно сказала леди Клифордъ.— Я очень огорчена этимъ.
— Что длать, видно я недостаточно хорошъ для нея, и представьте себ, мама: теперь, вмсто того, чтобы удивляться ея отказу, я удивляюсь своей смлой надежд заслужить ея любовь. Ей надо какого нибудь героя.
Одинъ человкъ, случайно сидвшій въ задумчивости въ этой комнат, слышалъ весь этотъ разговоръ отъ слова до слова, и это былъ Джонъ Бардонъ. Трепетъ радости охватилъ все его существо, безумная мысль блеснула въ его голов. Вотъ она отвергла человка, превосходящаго его своимъ высокимъ происхожденіемъ, своей красотой и изяществомъ. Она не любитъ никого изъ своихъ поклонниковъ. Не полюбитъ-ли она его, отличающагося во многомъ отъ молодыхъ людей, окружающихъ ее?
Онъ всталъ. Пульсъ его учащенно бился. Онъ пошелъ разъискивать лэди Ирисъ и настигъ ее уходящею изъ залы съ мистриссъ Белью. Джонъ Бардонъ какъ разъ подосплъ, чтобъ взять изъ рукъ лакея блую накидку и бережно возложить ее на плечи леди Ирисъ. Выраженіе лица ея было печально и мягче обыкновеннаго: она находилась подъ впечатлніемъ горя, нанесеннаго сэру Фульку.
Запахъ отъ цвтовъ, которые она держала въ рукахъ, близость всего ея очаровательнаго существа опьяняли его. Когда бы онъ могъ дико схватить ее и унести далеко съ собой!… Сдлавъ надъ собой усиліе, онъ ограничился тмъ, что предложилъ ей руку, чтобы свести ее съ лстницы.
Разсвтало, когда они вышли на подъздъ.
— Какъ долженъ быть теперь хорошъ Чандосъ! мечтательно сказала леди Ирисъ.
— Я бы желалъ, чтобы мы теперь были тамъ, вздохнулъ онъ:— что значатъ вс прелести Лондона передъ красотой природы!
— Это немного странно слышать отъ свтскаго человка, улыбнулась леди Ирисъ.
— Не скажете-ли вы мн что нибудь, лэди Ирисъ? сказалъ онъ съ волненіемъ.
— Вы очень любезны, благодарю васъ, сказала она, невольно опуская глаза подъ его горячимъ взглядомъ. Она садилась въ карету вслдъ за мистрисъ Белью. Одна роза выпала изъ ея букета.
— Рискуя возбудить вашъ гнвъ, я позволю себ оставить эту розу въ знакъ памяти о счастливйшемъ вечер въ моей жизни, сказалъ онъ, захлопывая дверцу кареты.
Она отъхала, а онъ все стоялъ съ обнаженной головой при блдномъ свт едва занимающагося дня, и въ душ у него было чувство невыразимаго счастья.
— Нтъ, во что бы то ни стало, думалъ онъ,— я попытаюсь покорить эту гордую красавицу, и тогда… о, блаженство! Она, леди Ирисъ — моя жена!. Осмлюсь-ли я назвать ее когда нибудь ‘Ирисъ’, моей безцнной, моей голубкой! О, тогда я буду человкомъ въ полномъ смысл слова, если же это не сбудется — я погибну.
Съ этого дня безумная страсть охватила его съ большей силой, нежели прежде.
На слдующее утро онъ поспшилъ къ своей сестр.
— Мери! сказалъ онъ,— у меня есть новость, которую я случайно узналъ. Сэръ Фулькъ сдлалъ предложеніе леди Ирисъ.
Внезапная блдность покрыла щеки его сестры.
— И она приняла его? быстро спросила она.
— Нтъ, она отказала ему, представь, ему, сэру Фульку, который всегда такъ самонадянъ, съ злорадствомъ сказалъ Джонъ Бардонъ.
— Ты въ этомъ увренъ, Фулькъ? спросила Мери.
— Да, и въ доказательство скажу, что онъ узжаетъ изъ Англіи.
— Узжаетъ изъ Англіи? переспросила она и губы ея поблли. Братъ ничего не замчалъ.
— Подломъ ему, говорилъ Джонъ,— а то онъ слишкомъ много о себ думаетъ. Но не въ томъ дло, Мери, слушай меня. Я люблю до безумія леди Ирисъ и непремнно добьюсь взаимности. Открываюсь я теб въ этомъ, потому что тайна моя гнететъ меня. Я съ ума схожу.
Мери съ участіемъ смотрла на брата.
— Мн это очень грустно слышать, Джонъ, вздохнула она:— леди Ирисъ никогда не полюбитъ тебя.
— Почему ты это знаешь? Почему ты такъ говоришь? заволновался братъ.
— Потому что она слишкомъ горда, Джонъ. Не вдавайся въ заблужденіе, умоляла она его.— Не смотря на все твое богатство, она никогда не выйдетъ за тебя.
— Отчего не выйдетъ, отчего? весь блдный, съ дикимъ взглядомъ, допытывался онъ.
— Только оттого, что ты низкаго происхожденія.
— Такъ я заставлю ее полюбить меня, какъ безумный, кричалъ Джонъ Бардонъ.

ГЛАВА IX.

Страсть окончательно отнимала здоровый смыслъ у Джона Бардона. Онъ жилъ въ мір фантазій и иллюзій, одною изъ послднихъ была та, что леди Ирисъ могла, по общему о ней мннію, полюбить только человка, выходящаго изъ ряду обыкновенныхъ людей, и онъ — то именно и былъ такимъ человкомъ. Мысль эта перестала быть несбыточною мечтою и ободряла его до такой степени, что онъ разъ даже дерзнулъ утромъ явиться въ Фэйнъ-Гаузъ.
Леди Ирисъ удивилась, видя его входящимъ въ гостинную.
— Вы мн позволили посщать васъ по праву сосда, леди Ирисъ, сказалъ онъ,— и вотъ я явился просить у васъ совта.
— Какого это? спросила она.
— Вы разъ сказали, что принимаете участіе въ моей карьер… сказалъ робко Джонъ Бардонъ.
— О! не придавайте особеннаго значенія моимъ словамъ, сказала она, красня отъ досады, что когда-то имла неосторожность ихъ произнести.
— Не пытайтесь отнять ихъ назадъ, леди Ирисъ, молилъ онъ. Вы не можете себ представить, какъ они меня осчастливили. Не откажите дать мн совтъ. Я обладаю здоровьемъ, энергіей и кучею денегъ:— куда мн ихъ приложить съ пользой? Какую карьеру мн избрать?
Съ начала его рчи, лицо леди Ирисъ приняло холодное, надменное выраженіе, но, вспомнивъ горе, такъ недавно причиненное ею сэру Фульку, она ршилась терпливо отнестись къ этой оригинальной просьб.
— Чтобы давать подобные совты, мистеръ Бардонъ, надо хорошо знать человка, а я васъ почти не знаю.
Джонъ Бардонъ вздрогнулъ.
— Позвольте, сказалъ онъ.— Можно мн узнать, почему вы сказали мн (какъ бы вы теперь ни отпирались отъ своихъ словъ), что принимаете во мн участіе?
Она улыбнулась.
— Потому, что вы мн кажетесь такимъ энергичнымъ человкомъ, и особенно потому, что у васъ очень много денегъ, такъ что, я убждена, вы сами не знаете, куда ихъ употреблять.
Онъ съ восторгомъ смотрлъ на нее и слушалъ ея чарующій голосъ.
— Вы можете считать меня слишкомъ дерзновеннымъ, леди Ирисъ, но я все-таки спрошу вашего мннія: вступить-ли мн въ дйствующую армію? Одно ваше слово можетъ измнить всю мою жизнь.
— Какъ могу я вамъ совтовать что либо, не зная вашихъ привычекъ или склонностей? сказала она.
— Я ихъ могу подчинить данному условію. Дло въ томъ, леди Ирисъ, что я хочу чего-то достичь. И для этого, я готовъ на всевозможныя жертвы.
— Чего это? спросила леди Ирисъ разсянно.
— Любви женщины, стоящей гораздо выше меня.
— Если это такъ, то излишне добиться этой любви.
— Но я все-таки ршаюсь добиваться, сказалъ онъ,— и для этого хочу самъ возвыситься во что бы то ни стало.
— По чести скажу вамъ, что я не знаю, что вамъ отвчать. Вы забываете, что мы едва знакомы.
— Я не забываю, леди Ирисъ, что вы были во мн добры.
— Быть доброй къ человку или совтовать ему насчетъ его жизни, дв вещи разныя. Неужели же у васъ мало дла въ обширныхъ помстьяхъ вашего отца, что вы хотите ухать изъ дому.
— Меня это не удовлетворяетъ! вскричалъ онъ.— Я желаю пріобрсть славу. А вы думаете, леди Ирисъ, что, поступивъ въ армію, я не буду въ соотвтственной мн сфер?
— Я думаю, сказала она:— что нельзя служить двумъ интересамъ. Если вы хотите быть полезнымъ помщикомъ, вы не можете быть исправнымъ солдатомъ.
— Значитъ, военная карьера не для меня… сказалъ онъ.
— Не говорите такъ! быстро вскричала она. Я не имю ни малйшаго намренія руководить вами. Даже съ роднымъ братомъ я бы на это не ршилась.
— Я надюсь, сказалъ онъ,— что когда нибудь достигну счастья заинтересовать васъ.
Леди Ирисъ надменно подняла голову и холодно посмотрла на него.
— Я не понимаю, что вы этимъ хотите сказать, мистеръ Бардонъ. Я имла когда-то неосторожность сказать вамъ, что принимаю въ васъ участіе:— это участіе, какое каждый человкъ долженъ имть къ своему ближнему, и особенно сосду.
— Вы всячески стараетесь отнять весь добрый смыслъ у вашихъ словъ, леди Ирисъ, сказалъ Джонъ Бардонъ, и въ его голос слышалась такая непритворная скорбь, что она невольно смягчилась.
— Съ вами не знаешь, какъ и говорить, сказала она.
— Скажите доброе слово, ну что вамъ стоитъ сказать: Богъ въ помощь вамъ, Джонъ Бардонъ.
— Конечно, ничего не стоитъ, возразила она,— только я не вижу въ этомъ надобности.
— Скажите, по крайней мр, что желаете мн добра. Въ этомъ вы ужь не можете отказать мн.
— Желаю вамъ добра, мистеръ Бардонъ, сказала леди Ирисъ, и свиданіе прекратилось.

——

— Считала ты своихъ раненыхъ, Ирисъ? спросилъ смясь графъ у своей дочери, — я думаю, онъ довольно длиненъ.
— Я не намревалась кого нибудь ранить, папа, отвчала она.— И зачмъ только свтъ такъ созданъ, что не успетъ молодая двушка вступить въ жизнь, какъ начинается докучная любовь. Я такъ радовалась при отъзд въ Лондонъ и была бы здсь счастлива, еслибы не огорчала меня мысль, что я причиняю невольное горе. Я желала бы, чтобъ никто никогда не влюблялся.
Графъ печально улыбнулся.
— Придется и теб когда нибудь испытать это чувство, мой другъ. И дай Богъ, чтобы оно принесло теб счастье. Фэйны никогда не были счастливы въ любви. Въ нашей фамиліи большею частію браки длаются par convenance. Разскажу теб одинъ примръ, изъ котораго ты увидишь, какъ сильно умютъ любить въ нашемъ род. Одинъ изъ нашей фамиліи женился не по любви на знатной двушк, она была добра и прекрасна, и они жили мирно до ея смерти, послдовавшей черезъ пять лтъ посл свадьбы. Похоронивъ жену, онъ встртилъ двушку, стоящую ниже его по рожденію, и страстно полюбилъ ее. Онъ тайно женился на ней, и былъ очень счастливъ въ продолженіе одного года, потомъ она умерла, и жизнь для него потеряла вс свои радости. Онъ чуть съ ума не сошелъ, и часто посл ей смерти его находили распростертымъ на ея могил. Можешь судить по этому о его гор. Графъ тяжело вздохнулъ.
— Это печальная исторія, папа! сказала леди Ирисъ,— только отчего я никогда не слышала, чтобы кто либо изъ Фэйновъ вступалъ въ неравный бракъ?
— Разв это не бываетъ, Ирисъ, и съ королями.
— Да, но зато они и короли, замтила она.
— А теб, Ирисъ, не приходила мысль выйти за человка ниже себя?
Лицо ея вспыхнуло, глаза заблестли.
— Чтобы я вышла за человка ниже себя, папа? да я скорй умру. Умру, понимаете?
— Понимаю, задумчиво отвчалъ онъ.
— Да я бы не могла никогда полюбить такого человка! Я воспитана въ дух нашего девиза: ‘Носить съ честью’. Я измнила бы чести, еслибъ отдала мое имя человку, который не достоинъ, по своему рожденію, носить его!
— И ты, Ирисъ, значитъ, не признаешь инаго благородства, какъ сословное.
— Я признаю добродтель, геній и интеллектъ, только денегъ не признаю.
— Предположимъ, говорилъ графъ,— что у тебя два поклонника, оба незнатнаго рода, одинъ геній, другой милліонеръ, и что ты непремнно должна между ними сдлать выборъ.
— Я бы выбрала генія, такъ какъ для меня деньги не могутъ загладить низкаго происхожденія. Только, папа, это никакъ не можетъ случиться, потому что я выйду замужъ за такого человка, чье имя равняется древностью и славою моему имени. Неужели вы меня не одобряете?
Графъ улыбнулся, но не далъ прямаго отвта.
— Я видлъ вчера сэра Фулька, который, какъ женихъ, во всхъ отношеніяхъ соотвтствуетъ твоимъ требованіямъ, и однако ты смертельно ранила его. Онъ мн повдалъ свое горе и мн жаль его.
— Онъ дйствительно иметъ хорошее имя, красивъ собой и благовоспитанъ, но я могу полюбить только человка необыкновеннаго — героя, папа, засмялась она.
— Счастлива ты будешь, если найдешь. Герои теперь рдки, а бднаго сэра Фулька жаль, да и неловко теб будетъ передъ леди Клифордъ.
— Она, правда, была очень огорчена, сказала леди Ирисъ,— но мы вчера имли съ ней длинный разговоръ и об пришли къ тому заключенію, что мой отказъ принесетъ ему нкоторую пользу. Онъ былъ слишкомъ избалованъ до сихъ поръ и, вслдствіе этого, самонадянъ.
— Воля твоя, сказалъ графъ,— Я давно ршилъ, что не буду вмшиваться въ твой выборъ, и сдержу слово. Выходи за кого хочешь, лишь бы ты любила.
Она обвила руками шею отца.
— Не думаю, папа, чтобъ я кого либо такъ любила, какъ васъ.
Графъ не могъ не гордиться своею дочерью и не одобрить ея преклоненія передъ ихъ славнымъ родомъ, тмъ не мене, онъ часто думалъ, не слишкомъ-ли она преувеличиваетъ свою родовую спсь.
— Ирисъ, ласково сказалъ онъ, знаешь-ли ты, что говоритъ Теннисонъ: ‘Доброе сердце стоитъ герба, и честная душа стоитъ дворянской крови’.
— Это хорошія слова, папа, но я на это скажу, что простая лошадь, какъ бы хороша ни была, не замнитъ кровной породистой лошади.
— Хорошо, Ирисъ, будь по твоему. Я вижу, что надо все предоставить времени. Ты еще молода и находишься въ томъ заблужденіи, что вс лучшіе качества должны принадлежать только людямъ знатнымъ. Я не радикалъ Ирисъ, я скорй тори, но я всегда скажу, что если захочу искать истинную героиню, я не пойду во дворцы или даже въ такіе дома, какъ Чандосъ. Я направлюсь въ бдные котэджи, гд женщины безъ ропота переносятъ голодъ, холодъ и лишенія, гд жизнь есть непрестанный трудъ, а смерть всегда находитъ ихъ готовыми на своемъ посту. Видалъ я такихъ женщинъ, готовыхъ на всевозможные жертвы, и чувствовалъ, что передъ ними я долженъ съ почтеніемъ преклоняться, какъ передъ героинями.
— Да, папа, вы правы — надо предоставить времени. До сихъ поръ мое представленіе о героиняхъ олицетворялось въ лиц Іоанны д’Аркъ и подобныхъ ей женщинъ.
— Опытъ научитъ тебя значенію гордости и истиннаго героизма.
Спустя нсколько дней посл этого разговора, графъ съ дочерью ухали въ Чандосскій замокъ.

ГЛАВА X.

На этотъ разъ замокъ наполнился гостями изъ Лондона, приглашенными графомъ и леди Ирисъ.
Въ честь ихъ былъ заданъ этотъ праздникъ, и леди Ирисъ была одною изъ самыхъ любезныхъ хозяекъ. Исполненная граціи и достоинства, она умла доставить удовольствіе каждому изъ своихъ гостей.
Въ числ гостей была одна очень знатная и гордая женщина, графиня де-Сальвинъ. Разъ, она немало удивила леди Ирисъ, изъявивъ свое желаніе похать къ Бардонамъ.
— Я очень рада, говорила она, что эти знаменитые Бардоны живутъ близко. Я непремнно хочу ихъ видть и прошу васъ, леди Ирисъ, свезти меня туда.
— Очень охотно, леди Сальвинъ, только чмъ же они знамениты?
— Своимъ несмтнымъ богатствомъ! Я слышала, что доходъ мистера Бардона доходитъ до баснословной цифры. Жена, говорятъ, у него немного странная, обвшиваетъ себя индйскими шалями и дорогими украшеніями. Но дочь я нсколько разъ встрчала въ Лондон и она мн нравится. Сынъ также, говорятъ, очень порядочный молодой человкъ, и какая у него прекрасная будущность!
— Почему? спросила леди Ирисъ.
— Вотъ странный вопросъ отъ двушки, проведшей цлый сезонъ въ Лондон! засмялась графиня. Но вдь по богатству онъ можетъ считаться однимъ изъ первыхъ жениховъ въ Англіи!
По лицу леди Ирисъ видно было, что она совсмъ не раздляла этого взгляда.
— Вы меня извините, добавила графиня,— но вы слишкомъ уже напираете на рожденіе. Вы ко всмъ добры, но считаете себ равными только тмъ, родъ которыхъ равняется знатностью вашему.
Леди Ирисъ задумалась. Не въ первый разъ она слышала, что преувеличиваетъ свою родовую гордость.
Он на другой же день похали въ Гайнъ-Куртъ. Мери была дома, но брата ея ждали въ тотъ же день изъ Лондона. Самымъ любезнымъ образомъ пригласила ее леди Ирисъ погостить въ Чандосскомъ замк, въ продолженіе нсколькихъ дней. Милліонеръ и его жена были въ восторг, видя свою дочь узжавшую въ экипаж съ обими леди.
Джонъ Бардонъ пріхалъ передъ вечеромъ и былъ очень радъ, услыхавъ, что его сестра въ Чандос и онъ самъ приглашенъ туда къ обду.
— Ты усталъ, Джонъ, сказала ему мать. Пошли извиненіе и позжай въ другой разъ.
— Еслибъ я прохалъ вдвое большее разстояніе, и еще боле усталъ, я все-таки похалъ бы, отвчалъ онъ.
Мистрисъ Бардонъ значительно улыбнулась своей проницательной догадк.
Джонъ Бардонъ одлся и похалъ. При мысли видть леди Ирисъ, сердце его трепетало отъ восторга. Вечеръ никогда не казался ему прекрасне и благоуханне. Онъ торопилъ кучера, ему казалось, что еще никогда онъ такъ медленно не халъ. Въ голов его неотвязно сидла мысль:— какова то она будетъ съ нимъ, привтлива-ли? или обдастъ его холодомъ опять, показавъ ему разстояніе между ними?
Наконецъ, изъ-за зелени деревьевъ показались срыя стны и башни, обвитыя плющемъ.
Немного позже онъ входилъ въ домъ. Въ гостинной его встртила сестра.
— Гд она? спросилъ онъ дрожащими губами.— Ты знаешь, про кого я говорю. Другія для меня не существуютъ.
— Леди Ирисъ одвается къ обду, и предложила мн тебя встртить, думая, что это теб будетъ пріятно.
Лицо его озарилось счастіемъ.
— Она это сказала! она подумала о томъ, что мн будетъ пріятно! О, да благословитъ ее Богъ!
— Милый Джонъ, но это была простая вжливость!
— Не отнимай у меня радости, Мери, не отнимай смутной надежды!
— Джонъ, кротко сказала она,— я бы не стала отнимать у тебя надежды, еслибъ видла, что ее можно имть. Но, другъ мой, ты знаешь, какъ она горда и — сказать-ли боле?— она и въ самой привтливости какъ бы снисходитъ до насъ. Джонъ, подумай прежде, чмъ отдавать ей всю свою любовь.
Блдность покрыла лицо Джона Бардона.
— Мери! сказалъ онъ.— Я отъ тебя могу многое вынести, но не совтую употреблять во зло мое терпніе. Леди Ирисъ ко мн очень добра, и я клянусь, что добьюся боле нжнаго чувства. Желалъ бы я, чтобъ она была бездомная сирота, и тогда показалъ бы цлому свту, что взявъ ее, я не гоняюсь за знатностью.
Дверь отворилась и въ комнату вошла леди Ирисъ.
— Я думала, вамъ пріятно будетъ, мистеръ Бардонъ, видть прежде всхъ вашу сестру.
Что за музыкальный у нея голосъ! подумалъ онъ, но отъ проницательнаго уха Мери не укрылся въ немъ оттнокъ нкоторой натянутости, которую она съ другими не замчала.
Случилось такъ, что вслдствіе особенно горячихъ похвалъ Джона Бардона, расточаемыхъ красотамъ Чандоса, графъ пригласилъ его продлить свое пребываніе въ замк.
Ршено было послать въ Гайнъ-Куртъ за его вещами, въ восторг отъ этого приглашенія Джонъ Бардонъ не помнилъ себя отъ счастія и извлекъ благопріятное для своей любви заключеніе изъ благосклоннаго вниманія графа. Любовь его такъ наполняла все его существо, что онъ воображалъ, что вс ее видятъ и что графъ поощряетъ его.
Леди Ирисъ съ полнымъ равнодушіемъ приняла извстіе объ этомъ приглашеніи.
Пребываніе въ Чандосскомъ замк довело чувство Джона Бардона до кризиса. Сильно оно было, когда онъ видалъ леди Ирисъ рдко, урывками, но теперь, когда ему пришлось жить съ ней подъ одной кровлей и видть ее почти ежечасно, оно становилось ему не подъ силу.
Нкоторыя вещи, которыя онъ видлъ теперь въ ея дом, поражали его. Оказалось, что эта свтская избалованная двушка помогала бднымъ, посщала ихъ хижины. Не разъ видалъ онъ ее узжающею въ своемъ хорошенькомъ тильбюри, нагруженномъ корзинами съ разной провизіей, чаемъ, дичью, виномъ. Разъ онъ сказалъ ей:
— Какъ бы я желалъ помочь, вамъ заботиться о вашихъ бдныхъ, леди Ирисъ.
— У васъ также не должно быть недостатка въ нихъ въ собственныхъ помстьяхъ, замтила серьезно леди Ирисъ.
— По крайней мр, я о нихъ не слышу, и думаю, что ихъ мало, потому что мой отецъ очень щедръ и настроилъ столько школъ и богадленъ, что уменьшилъ число бдныхъ. Позвольте мн сдлать что нибудь для тхъ, которыми вы интересуетесь. Нтъ-ли между ними людей, желающихъ работы или нуждающихся въ кров.
— Вы забываете, мистеръ Бардонъ, что я въ такихъ случаяхъ могу обратиться къ моему отцу, сказала она.
— А какъ бы я былъ счастливъ, вздохнулъ онъ,— еслибъ вы позволили услужить вамъ. Общайтесь когда нибудь при случа вспомнить обо мн.
Леди Ирисъ общала, но сдержать общаніе ей не пришлось. Въ эти нсколько дней, проведенныхъ съ ней подъ одной кровлей, Бардонъ узналъ ее лучше, нежели когда либо. Онъ былъ пораженъ ея гуманнымъ обращеніемъ съ прислугой, которая обожала ее и. не смотря на деликатность ея, никогда и въ мысляхъ не имла оказать ей неповиновеніе.
Она способна была бы управлять царствомъ, думалъ онъ и день ото дня все боле и боле отдавался своей страсти. Онъ по цлымъ ночамъ напролетъ мечталъ о томъ, какъ бы онъ былъ счастливъ, еслибъ она раздлила съ нимъ его судьбу. Мало-помалу онъ освоивался съ возможностью этого факта, пользовался каждымъ удобнымъ случаемъ быть съ нею и всегда и во всемъ просилъ ея совта.
Что касается леди Ирисъ, она была привтлива и не отказывала ему въ своихъ совтахъ относительно добрыхъ длъ, какъ это длаетъ королева, не желающая огорчить своего подданнаго. Къ поклоненіямъ она привыкла. Но мысли, что Джонъ Бардонъ хочетъ просить ея руки, она не допускала.
Видя, что гостямъ очень весело въ Чандос, графъ пригласилъ ихъ остаться дольше, и Джонъ Бардонъ, въ числ прочихъ, съ удовольствіемъ воспользовался приглашеніемъ. Онъ сдлался положительно тнью леди Ирисъ: завидвъ, что она прошла въ садъ, онъ шелъ туда, сидла-ли она въ библіотек, въ гостинной, онъ всюду находилъ предлогъ войти.
Графъ былъ всегда очень ласковъ съ нимъ. Разъ утромъ они гуляли вмст въ саду. Вдали показалась леди Ирисъ. Лишь только замтилъ Джонъ Бардонъ ея блое платье, мелькнувшее изъ-за зелени, какъ вдругъ поблднлъ, машинально снялъ шляпу и, не докончивъ начатую фразу, оставался такимъ образомъ съ обнаженной головой, пока она не скрылась изъ виду.
— Что съ вами, мистеръ Бардонъ? удивился графъ.
— Извините, милордъ. Но тамъ прошла леди Ирисъ. Я бы могъ выдумать какую нибудь другую причину, но я не хочу лгать передъ вами.
— Да? значительно протянулъ графъ.
— Да, милордъ, и мсто, которое попираютъ ея ноги, для меня драгоцннйшее мсто въ мір. А она сама для меня драгоцнне всей моей жизни.
— Такъ вы любите мою дочь?
— Любить — это мало. Я боготворю ее. Вся моя энергія ушла въ эту любовь. Не сердитесь-ли вы на меня, милордъ, за мою дерзость? спросилъ онъ.
— Нтъ, отвчалъ графъ,— я не сержусь, но ничего не могу на это сказать. Если моя дочь отвтитъ вамъ на вашу любовь, я не буду противиться, такъ какъ мое убжденіе,— что единственное счастье жизни заключается въ любви.
— Значитъ, милордъ, если я получу ея согласіе, то уже имю ваше? радостно вскричалъ Джонъ Бардонъ.
— Моя дочь знаетъ, что я не буду ей противорчить въ выбор, въ предлахъ возможнаго, конечно.
— Благодарю васъ, милордъ. Это для меня вопросъ жизни и смерти. Я не располагалъ открываться вамъ пока, но это, быть можетъ, къ лучшему.
— Дочери моей я ничего не скажу о нашемъ разговор, заключилъ графъ свою бесду.
‘Мн жаль его’, думалъ онъ, уходя къ себ.

ГЛАВА XI.

— Сколько надо поколній, чтобы родъ пріобрлъ право на старое дворянство? спросилъ въ тотъ-же день Джонъ Бардонъ у леди Ирисъ.
— Право, не знаю, я никогда объ этомъ не думала.
— Ну, предположимъ, продолжалъ онъ, что человкъ началъ съ того, съ чего началъ мой отецъ, и потомъ черезъ сколько поколній потомки его могутъ называться настоящими дворянами?
Губы его были блдны, онъ давно хотлъ себ выяснить ея взглядъ на свое происхожденіе и ждалъ съ замираніемъ сердца ея отвта. Она ж, не думая, что этотъ вопросъ относился лично къ нему, отвчала совершенно равнодушно:
— Мн кажется, если потомки выходца изъ народа будутъ пріобртать связи посредствомъ браковъ съ дворянскими фамиліями, они могутъ сами сдлаться настоящими дворянами въ двадцатомъ поколніи, по крайней мр.
— А сына такого ‘выходца изъ народа’, какъ вы называете, вы не считали бы джентльменомъ? медленно спросилъ онъ.
— О, нтъ, конечно, быстро отвчала она. Взглянувъ на него, она мгновенно сообразила, что эти слова относились къ нему, и поспшила ласково добавить:
— Но что вы меня объ этомъ спрашиваете. Я вдь не авторитетъ. И наконецъ все, что я сказала, къ вамъ не относится. Насколько первыя слова ея привели его въ отчаяніе, настолько же послднія обрадовали. Она, значитъ, исключала его изъ общаго закона! Ея особенно любезное обращеніе съ нимъ въ этотъ день подтверждало только его отрадныя мысли о ея предпочтеніи, между тмъ какъ была побуждена леди Ирисъ этому деликатнымъ желаніемъ загладить обидныя для него слова.
Онъ ршилъ во что бы то ни стало узнать свою участь, не теряя времени.

——

Была прекрасная, лтняя ночь. Чандосъ былъ весь погруженъ въ матовое лунное сіяніе. Изъ широко распахнутыхъ оконъ гостинной лились потоки свта и оттуда неслись и звучали, посреди ночной тишины, прекрасные звуки контральто леди Сальвинъ, которая пла французскую балладу:
Le vent qui vient travers la montagne
Me rendra fou.—
Джонъ Бардонъ стоялъ, прислонясь къ карнизу окна, за которымъ росли блые розы. При малйшемъ колебаніи втерка, он касались его лица и опьяняли своимъ ароматомъ. Слова баллады примнялъ онъ къ себ, но не черезъ горы наввалъ ему втерокъ безуміе… Онъ весь былъ проникнутъ имъ. Втерокъ наносилъ ему, вмст съ благоуханіемъ цвтовъ, самыя безумныя мечты. Онъ не спускалъ глазъ съ леди Ирисъ. Она задумчиво сидла въ глубокомъ кресл и слушала музыку. И такъ дивно была она хороша въ этотъ вечеръ! Платье ея граціозными серебристыми складками лежало на полу, на ея обнаженныхъ рукахъ, на ше и въ волосахъ сверкали брилліанты. Руки ея были сложены на колняхъ и вся ея неподвижная фигура казалась изваяніемъ. Слова баллады заставили и ее призадуматься.
‘Что бы это было такое, отчего даже втерокъ, приносящійся изъ за горъ, можетъ свести съ ума?’ думала она и, глядя въ окно на лунную ночь, она поддалась неяснымъ мечтамъ о возможности испытать то сладкое чувство, которымъ была проникнута вся баллада.
Пніе продолжалось.
Джонъ Бардонъ вдругъ неслышно перешелъ черезъ комнату и остановился подл леди Ирисъ.
Она невольно вздрогнула при его приближеніи: онъ помшалъ ей мечтать.
— Леди Ирисъ, сказалъ онъ тихо:— я непремнно долженъ говорить съ вами. Умоляю васъ пройтись со мной.
Въ его лиц было что-то до того патетичное, что леди Ирисъ машинально встала и послдовала за нимъ.
Они сошли съ террасы и пошли въ садъ. Онъ былъ страшно блденъ, руки его дрожали. Слова баллады неслись вслдъ за ними.
‘И меня свелъ съ ума втерокъ’, думалъ онъ.
— Куда мы идемъ? наконецъ проговорила леди Ирисъ.
— Подальше отъ этихъ звуковъ, глухо сказалъ онъ.
Наконецъ пніе смолкло и трель соловья, ясно и отчетливо раздаваясь въ густой листв, замнила звуки пнія.
— Вы должны простить мн, леди Ирисъ, сказалъ онъ, когда она остановилась, смутно опасаясь того, что онъ ей скажетъ.— Эта баллада свела меня съ ума. Сжальтесь надо мной, сядьте здсь подъ этимъ деревомъ, пусть цвты его коснутся вашей золотой головки, и да поможетъ мн Богъ высказать вамъ, какъ я васъ люблю.
Отчаянная пылкость его до такой степени озадачила леди Ирисъ, что она не нашлась отвтить. Не успла она сообразить, что происходило вокругъ, какъ уже сидла на скамь. Онъ стоялъ на колняхъ и крупныя слезы падали къ ней на руки.
— Я сошелъ съ ума,— наконецъ проговорилъ онъ:— я это знаю, втерокъ коснулся и меня и вдунулъ въ мою душу чувство страстной, горячей любви, даже боле, онъ свелъ меня съ ума. И вотъ я привелъ васъ сюда съ тмъ, чтобы сказать, что я дольше не вынесу этой пытки и умоляю васъ сдлаться моей женой.
Леди Ирисъ сдлала движеніе встать, но руки его удержали ее. Она не въ состояніи была остановить потокъ его словъ.
— Я знаю, продолжалъ онъ,— что т звзды, тамъ на верху не такъ далеки отъ меня, какъ вы себя считаете. Тмъ не мене, я васъ люблю настолько, что могу сдлаться всмъ, чмъ вы хотите.— Онъ больше не плакалъ, его лицо было поднято къ небу и выраженіе было прекрасно: сильное чувство озаряло его.— Вы меня спросите, продолжалъ онъ:— какъ я осмлился просить вашей любви, и я вамъ отвчу, что такая любовь, какъ моя на все пойдетъ. За васъ я готовъ идти на тысячу смертей, и я не боюсь оказать вамъ о моей любви.
Леди Ирисъ попыталась остановить его, но все было напрасно. Цвты миндальнаго дерева касались ея лица и она машинально сорвала ихъ.
— Между нами бездна, я знаю, говорилъ онъ:— вы имете все, что только можно желать — я обладаю энергіей, богатствомъ, которое въ вашихъ рукахъ будетъ всемогуще. Будьте моей женой. Не бойтесь вручить мн ваше имя. Я его буду носить съ честью, какъ и вы.
— Довольно, ни слова больше! порывисто проговорила леди Ирисъ, бросая цвты,— вы сошли съ ума! Это было бы святотатствомъ!
— Святотатствомъ! переспросилъ онъ, медленно поднимаясь съ колней. Выраженіе его лица потеряло все, что украшало его.
— Да, было бы святотатствомъ вручить имя древняго, честнаго, славнаго рода сыну простолюдина, твердо сказала она, и Джонъ Бардонъ дико захохоталъ.
— Простолюдина, отдаленнаго на цлыхъ двадцать поколній отъ права принадлежать къ вашему сословію?! сказалъ онъ горько.
Леди Ирисъ овладла всмъ своимъ хладнокровіемъ.
— Меня дйствительно поражаетъ, сказала она,— какъ вы дерзнули высказать то, что вы сказали! Давала-ли я вамъ поводъ на подобную дерзость? Вы стояли передо мною на колняхъ и держали мою руку!
— Такъ я стою въ вашихъ глазахъ даже ниже собаки, которой я не разъ завидовалъ, когда вы ласкали ее.
Этотъ намекъ еще больше раздражилъ леди Ирисъ.
— Не понимаю, говорила она,— какъ вы смете говорить мн о вашей любви! Любовь эта оскорбительна для меня!
Лицо его исказилось отъ гнва, онъ весь задрожалъ и долго стоялъ, смотря на нее. Вдругъ онъ, сдлавъ надъ собой сверхъестественное усиліе, упалъ опять на колни, взялъ ея руки и снова горячія слезы закапали на нихъ.
— Нтъ, я долженъ еще попытаться, сказалъ онъ.— Вы меня гоните, потому что я сынъ простолюдина. Но, поймите, моя-ли это вина! Предоставьте мн возвыситься, это каждому возможно. Не гоните меня, леди Ирисъ. Сжальтесь надо мной.
— Я не желаю обижать васъ, сказала она,— но я никогда не допускала мысли, чтобы вы вздумали просить моей любви. Вы какъ-то просили моей дружбы, но и той даже я вамъ не могла дать, а теперь вы вдругъ просите, чтобъ я была вашей женой и сдлала васъ Чандосскимъ Фэйномъ, графомъ Кальдонскимъ, но вдь это необыкновенная дерзость, согласитесь.
— Которую извиняетъ любовь, внушающая ее, кротко сказалъ онъ.
— Я не признаю этой любви и повторяю, что она оскорбительна!
Джонъ Бардонъ вскочилъ на ноги, горячая краска залила все его лицо.
— Если я слишкомъ дерзокъ, то вы ужь слишкомъ горды, вскричалъ онъ.— Если я увлекаюсь, то и вы также. Любовь честнаго человка никогда не можетъ считаться оскорбительной. Но я столько поставилъ на карту, что не могу не молить васъ снова. Если вы мн не дадите надежды, вся моя жизнь погублена.
— Я не могу дать вамъ надежды, холодно возразила она.— Я вамъ отвчаю честно, что я васъ не люблю. И еслибъ даже я васъ до безумія любила, я бы не вышла за васъ.
— Такъ любовь простолюдина, будь онъ милліонеромъ, все таки оскорбительна для васъ? спросилъ онъ медленно.
— Да, она оскорбительна, отозвалась леди Ирисъ,— и съ минуту оба въ молчаніи смотрли другъ на друга.
По мр того, какъ онъ вглядывался въ это гордое, холодное лицо, любовь въ его сердц превращалась въ ненависть. Жестокія, презрительныя слова ея убили въ немъ нжное чувство, а съ нимъ все доброе и благородное въ душ Джона Бардона.
— Я не забуду вашихъ словъ, леди Ирисъ, пока я живъ, и придетъ время, вы въ нихъ раскаетесь.
— Не думаю, замтила она.
— Вы не гоните отъ себя ребенка изъ бднйшей хижины, принесшаго вамъ цвтокъ, вы, напротивъ, берете подарокъ съ улыбкой. Человка-же, принесшаго вамъ свое величайшее сокровище — свою любовь — вы отталкиваете съ презрніемъ.
— Прошу васъ, мистеръ Бардонъ, пойдемте домой,— я не желаю продолжать этотъ разговоръ.
— Вы разрушили вс мои надежды. Вы пронзили меня въ самое сердце, и остаетесь при этомъ холодны, какъ камень.
— Но это было безуміемъ вообразить, что я могу вручить вамъ мое имя! сказала она.
— Имя, которое вы ‘носите съ честью’, сказалъ онъ съ горькимъ смхомъ. Если честь вызываетъ такую жестокость сердца, я предпочитаю безчестье. И я не забуду вашихъ словъ, леди Ирисъ. Я сдлаю больше, я вамъ ихъ напомню.
— Я не боюсь угрозъ! сказала она спокойно. Цвты миндальнаго дерева лежали на песк. Онъ поднялъ ихъ.
— Эти цвты завянутъ, но и завядшіе они мн будутъ напоминать о самой горькой обид, нанесенной мн любимой женщиной. Оставьте меня здсь, леди Ирисъ, я не желаю выставлять свое отчаяніе на показъ.
— Хорошо, медленно сказала она,— я пойду.
— Идите къ вашимъ друзьямъ и поклонникамъ. Смйтесь надъ простолюдиномъ, любовь котораго вы такъ оскорбили.
Джонъ Бардонъ совсмъ измнился съ этой минуты. Любовь его превратилась въ ненависть, а въ сердц его возникло одно желаніе — желаніе мести. Какъ онъ отомститъ? Онъ еще самъ не звалъ, но онъ долженъ былъ нанести ударъ ея гордости.
Возвращаясь въ Чандосскій замокъ, Джонъ Бардонъ бережно несъ въ рук цвты миндальнаго дерева. На террас встртила его сестра.
— Гд ты былъ? спросила она его.— Леди Сальвинъ желаетъ съ играть съ тобой въ карты.
— Молчи, Мери, молчи, не говори со мной. Мн кажется, я умираю.
— Леди Ирисъ отвергла тебя? прошептала она.
— Да, хрипло отвчалъ онъ.
Она обняла его.
— Бдный братъ. Пойдемъ къ теб. А это что? спросила она, указывая на цвты.
— Нмой свидтель… Оставь меня, Мери, я хочу быть одинъ.
— Еслибъ я могла утшить тебя, еслибъ могла что нибудь для тебя сдлать говорила! нжно сестра.
Джонъ Бардонъ обратилъ къ ней свое блдное лицо.
— Ты можешь мн сдлать услугу, Мери, я хочу ухать отсюда незамченнымъ. Скажи графу, что отецъ присылалъ за мной по длу, я уду рано, пока еще не встанутъ. Мн тяжело встртиться съ кмъ бы то ни было.
Сестра обняла его со слезами.
— Джонъ, я хочу побыть съ тобой.
— Нтъ. Я долженъ одинъ выносить мою скорбь, и мы, быть можетъ, не скоро увидимся. Это мсто для меня проклятое. Онъ поцловалъ ее и она со слезами смотрла ему вслдъ, пока онъ скрылся.
На слдующее утро, Мери Бардонъ передала графу порученіе брата и онъ тотчасъ же догадался о томъ, что произошло.
‘Красивая женщина — своего рода бичъ! думалъ онъ.— Сколько горя причинила моя дочь, сама того не желая’.
По возвращеніи домой, Мери уже не застала брата. Онъ ухалъ путешествовать.

ГЛАВА XII.

Прошло два года съ тхъ поръ, какъ наслдникъ Гайнъ-Курта ухалъ изъ дома, поклявшись рано или поздно отомстить леди Ирисъ.
Въ эти два года она еще боле похорошла, но гордость ея не смирилась. Она стала признанной царицей общества и, чтобъ только увидть ее, многіе не щадили ни средствъ, ни усилій. Въ лондонскихъ модныхъ магазинахъ стали появляться шляпы la Фэйнъ, костюмы la Фэйнъ разбирались на расхватъ. Въ теплицахъ рдкіе цвты назывались ея именемъ, а вальсъ Фэйнъ былъ однимъ изъ самыхъ популярныхъ. Весь этотъ необычайный успхъ леди Ирисъ приписывала боле своему славному имени, нежели своимъ личнымъ достоинствамъ. Похвалы изъ устъ коронованныхъ особъ, поклоненіе знатнйшихъ людей королевства, она принимала, какъ должную дань. Леди Ирисъ Фэйнъ все еще не находя человка, котораго могла бы полюбить, отказывала всмъ искателямъ ея руки.
Сэръ Фулькъ возвратился совершенно другимъ человкомъ. Въ немъ и слда не осталось прежняго фатовства и самообольщенія. Онъ изрдка посщалъ Чандосъ, но совершенно излчился отъ своей страсти и занялся милой, кроткой двушкой Мери Бардонъ, которая такъ давно его любила. Леди Клифордъ въ душ уже радовалась при мысли увидть, наконецъ, своего сына счастливымъ.
Въ судьб Джона Бардона также случилась важная перемна. Онъ въ Вн женился на леди Эвисъ, единственной дочери и наслдниц лорда Дина изъ Стонбэрй. Бракъ этотъ наполнилъ радостью и гордостью сердца его родителей. Слухъ объ этой блестящей партіи надлалъ немало шуму въ стран. Джонъ Бардонъ былъ милліонеръ и владлецъ лучшихъ помстій въ графств. Жена его обладала всмъ, чего ему не доставало: хорошимъ рожденіемъ, титуломъ и древнимъ родомъ.
Восторгъ родителей, однако, нсколько охладился, когда они увидли свою невстку.
Это была женщина лтъ тридцати пяти, высокая, худая, съ костлявыми плечами и руками. Лицо ея не было красиво: цвтъ лица смуглый, глаза черные и носъ довольно увсистый. Это все искупалось однако тмъ, что она была дочь графа и имла родство въ лучшихъ домахъ Англіи.
— Нельзя же всмъ обладать, очень разсудительно говорила себ ея свекровь.— Ричардъ Бардонъ съ женой перехалъ жить въ свое другое, не мене роскошное помстье, Форестъ-кэстль, предоставивъ молодымъ Гайнъ-Куртъ.
Возвращеніе Джона Бардона съ своею высокорожденною женою произвело большую сенсацію въ околотк. Общество ршило, что надо достойно почтить дочь лорда Дина изъ Стонбэри, и не замедлило оказать ей вс знаки уваженія къ сану.
Недостатокъ красоты леди Эвисъ пополняла роскошью нарядовъ. Немного женщинъ въ Англіи такъ одвались, какъ она. Кружева ея были баснословныхъ цнъ, мха достойны принадлежать русской императриц. Ея платья изъ бархата, атласа и шелковыхъ матерій приводили въ неописанный восторгъ мистрисъ Бардонъ.
— Что-жъ такое, что она нехороша собой, говорила она своему мужу.— Зато она принадлежитъ узами родства къ знатнйшимъ вельможамъ Англіи, и пусть же теперь леди Ирисъ видитъ, что равная ей по рожденію оцнила таки нашего сына, которымъ она пренебрегла.
Никто однако не угадывалъ, какова была леди Эвисъ. Это была разочарованная старая два. Съ самаго дтства она разсчитывала, что ея знатное имя замнитъ ей красоту, но послдующіе годы безплодныхъ ожиданій доказали, что этого недостаточно, и т, которыхъ она отличала, отдавали предпочтеніе боле красивымъ, но мене знатнымъ двушкамъ. Выйти-же замужъ за тхъ, которые искали въ ней блестящую партію, она сама не хотла. Однажды она полюбила одного молодаго баронета, сэра Бертрама Лина. Онъ также плнился ея умомъ и талантами, но не замедлилъ разочароваться, такъ какъ она надола ему своею ревностью къ каждому хорошенькому личику, на которое онъ засматривался. Онъ не вынесъ ея взыскательности и ухалъ въ морское путешествіе. Это обстоятельство окончательно раздражило ее противъ всхъ людей, и въ особенности молодыхъ и красивыхъ женщинъ. Доживъ такимъ образомъ до тридцати пяти лтъ, она случайно познакомилась въ Вн съ Джономъ Бардономъ. Оба скоро поняли другъ друга и сошлись. Ей былъ нуженъ мужъ, и мужъ именно такой, который могъ бы ей предоставить громадное богатство. Ему нужна была жена съ древнимъ славнымъ именемъ, могущимъ открыть ему доступъ въ тотъ міръ, членомъ котораго онъ жаждалъ быть для достиженія своихъ цлей.
Какъ умная женщина, она тотчасъ поняла, что влечетъ его къ ней совсмъ не любовь, и что въ жизни онъ испыталъ какое-то сильное разочарованіе,— по всему вроятію, несчастную любовь. Послднее заключеніе она сдлала изъ того, что для него какъ бы не существовало красивыхъ женщинъ. Онъ никогда не обращалъ на нихъ вниманія. Одинъ маленькій эпизодъ, случившійся въ Вн, уяснилъ ей многое.
Заставъ однажды свою невсту за составленіемъ букета и увидавъ въ немъ цвтокъ миндальнаго дерева, Джонъ Бардонъ быстро схватилъ его и, съ глухимъ проклятіемъ, растопталъ ногами.
— Что съ вами? удивилась она.
— Прошу васъ извинить меня, сказалъ онъ,— но я не могу видть этихъ цвтовъ: они напоминаютъ мн время, о которомъ я желалъ бы забыть.
— Вы, врно, любили, и этотъ цвтокъ напоминаетъ вамъ ту особу? Возвращаю вамъ вашу свободу, если ваше сердце отдано, сказала она холодно.
— Оно больше не отдано, леди Эвисъ, сказалъ онъ,— и я прошу васъ не измнять вашего ршенія выйти за меня.
— Врю вамъ, мистеръ Бардонъ, только считаю нужнымъ предупредить, что мужчины моего круга никогда не произносятъ проклятій въ присутствіи дамъ, и я надюсь, что эта выходка будетъ послдняя.
Черезъ три недли онъ привезъ свою аристократическую супругу въ Гайнъ-Куртъ.

——

Сильно забилось сердце Джона Бардона, когда увидалъ онъ подъзжавшій къ Гайнъ-Курту экипажъ изъ Чандоса и сидящихъ въ немъ графа и леди Ирисъ.
Случилось это посщеніе вотъ какъ. Оказалось, что отецъ леди Эвисъ и графъ были старыми друзьями. Лордъ Динъ оказалъ даже какую-то немаловажную услугу графу Кальдонскому, за которую послдній считалъ себя передъ нимъ обязаннымъ. И вотъ онъ получилъ отъ своего друга письмо, съ просьбой постить его дочь, поселившуюся въ его сосдств.
Графъ, отнесъ письмо къ своей дочери.
— Ирисъ, сказалъ онъ,— это касается тебя.— Какъ ты ршишь?
— Что же намъ можетъ помшать похать къ нимъ папа? сказала она равнодушно.
— Быть можетъ, теб будетъ неловко встртиться съ никъ посл того обстоятельства, сказалъ графъ.
— О, я о немъ совсмъ забыла, папа, да и онъ, повидимому, также. Я охотно поду къ леди Эвисъ. Иначе нельзя.
— Это правда, было бы нехорошо въ отношеніи лорда Дина.
— Да и теперь, когда Бардонъ женился на дочери вашего друга, не слдуетъ поминать прошлаго. Вчера я получила карточку леди Эвисъ и мы можемъ хать туда сегодня же. День великолпный, совсмъ не жарко.
Леди Ирисъ была все-таки женщина и, вспоминая признаніе и отчаяніе Джона Бардона, любопытствовала видть его жену.
Они сли въ экипажъ и похали въ Гайнъ-Куртъ. Легкій лтній втерокъ наввалъ румянецъ на щеки леди Ирисъ и она была очень хороша въ изящномъ костюм цвта крэмъ съ блдноголубой отдлкой. Къ корсажу платья приколота была одна роза. Широкая шляпа съ блымъ перомъ довершала ея нарядъ.
Джонъ Бардонъ, скрываясь за занавсью окна, смотрлъ на леди Ирисъ, выходящую изъ экипажа. Увы, она была все такъ-же хороша и даже лучше прежняго! И ему предстояло встртиться съ тою, которая такъ смертельно оскорбила его, сочтя ‘святотатствомъ’ вручить ему свое имя. При воспоминаніи о сцен подъ миндальнымъ деревомъ, онъ стиснулъ свою голову руками и испустилъ стонъ. Но, сдлавъ усиліе, онъ скоро, овладлъ собою и направился въ гостинную жены. Въ то же время доложили о граф и леди Ирисъ Фэйнъ. Довольно было леди Эвисъ взглянуть на лицо своего мужа, чтобы догадаться, что съ нимъ происходитъ что-то необычайное. Она и прежде подозрвала, что женщина, которую онъ любилъ, находилась въ окрестностяхъ Гайнъ-Курта, а теперь, съ одного взгляда на прелестную молодую двушку, входящую въ гостинную, она поняла, что эта была та самая, и тутъ же возненавидла свою красивую соперницу.
Привтствовавъ своихъ гостей съ большой любезностью, леди Эвисъ заговорила съ графомъ о своемъ отц, наблюдая украдкой за своимъ мужемъ и стараясь разслышать, о чемъ они говорили.
Леди Ирисъ почувствовала невольную жалость къ сильно измнившемуся Джону Бардону.
— Я должна васъ поздравить, говорила она ему, улыбаясь необыкновенно привтливо.— Но что-то въ его лиц заставило застыть улыбку на ея губахъ.
— Благодарю васъ, сказалъ онъ поблвшими губами и слъ подл нея.
Ничто не укрылось отъ наблюденія его жены и подтвердило ея предположеніе.
— Мы должны благодарить васъ, продолжала леди Ирисъ съ свтской учтивостью,— за то, что вы убдили леди Эвисъ пріхать сюда и оживить наши края, а то мы въ полной зависимости отъ лондонскихъ знакомыхъ по части развлеченій. По случаю замужства миссъ Віолетъ Блекуелль, общество наше потеряло одно изъ своихъ украшеній.
— Я никогда не былъ въ числ поклонниковъ миссъ Блекуелль, отрывисто сказалъ Джонъ Бардонъ,— и леди Ирисъ увидла, что не было возможности поддержать съ нимъ разговоръ.
— Мн сказали, что у васъ много рдкихъ цвтовъ, леди Эвисъ, сказала она, обращаясь къ его жен.— Я была бы очень рада видть ваши теплицы.
— Очень рада вамъ ихъ показать, леди Ирисъ, любезно сказала хозяйка дома, и вс встали и направились въ садъ.
Леди Эвисъ съ гордостью показывала свои теплицы и растенія, разговоръ сдлался оживленнымъ и пріятнымъ. Въ голов жены Джона Бардона мелькнула мысль, что это былъ самый удобный случай убдиться въ истин, и, пристально глядя въ лицо леди Ирисъ, она внезапно спросила:
— У васъ, кажется, есть хорошія миндальныя деревья въ Чандос?
Лицо леди Ирисъ выразило удивленіе, потомъ губы ея презрительно сжались.
— Да, кажется, есть, сказала она равнодушно,— только они ничмъ не замчательны.
‘Теперь я вижу все, сказала себ Эвисъ Бардонъ.— Онъ ей сдлалъ предложеніе и она презрительно отвергла его’.
Когда экипажъ отъхалъ, леди Эвисъ холодно замтила своему мужу:
— Это, я полагаю, знаменитая здшняя красавица.
— Да, она красавица, но я тмъ не мене ненавижу ее, сказалъ, стиснувъ зубы, Джонъ Бардонъ.
— Мн она также не нравится, сказала его жена съ своей невозмутимой улыбкой.

XIII.

Съ тхъ поръ, какъ леди Эвисъ сдлалась госпожею Гайнъ-Курта, вс знатнйшія личности графства, почти не посщавшія Ричарда Бардона, наперерывъ стали здить къ его аристократической невстк.
Понявъ съ самаго начала свое призваніе придать блескъ дому своего мужа, котораго низкое происхожденіе она могла вполн искупить своимъ именемъ и связями,— она въ самое непродолжительное время поставила домъ въ Гайнъ-Курт на такую ногу, что самое избранное общество графства считало за честь бывать у ней. Это приводило въ неописанный восторгъ стараго милліонера, который былъ и самъ нердкимъ гостемъ въ салон своей невстки.
Достигнувъ однако всхъ тхъ преимуществъ, ради которыхъ женился, Джонъ Бардонъ не былъ счастливъ. Его преслдовала мысль объ отмщеніи леди Ирисъ.
Чмъ боле онъ видлъ ее, тмъ боле росло въ немъ это желаніе, и женился-то онъ собственно для того, чтобы доказать ей, что если она отказала ему по причин его происхожденія, то нашлась дочь графа, равняющаяся древностью рода съ нею, которая приняла его имя. Дружба графа съ отцомъ его жены была ему также прежде извстна, и слдовательно отношенія ихъ будутъ настолько коротки, что онъ легко найдетъ случай отмстить ей. Все это онъ разсчиталъ и только недоумвалъ, какимъ бы образомъ заставить ее выстрадать столько, сколько онъ самъ выстрадалъ.
Однажды графъ, катаясь верхомъ съ дочерью и гостями, встртилъ Джона Бардона и подмтилъ, съ какимъ мрачнымъ видомъ онъ взглянулъ на леди Ирисъ.
‘Онъ ей не простилъ еще’, подумалъ графъ.
Сидя вдвоемъ съ дочерью въ библіотек, въ тотъ же день, графъ заговорилъ о Джон Бардон.
— Ирисъ, сказалъ онъ,— мн кажется, что Джонъ Бардонъ несчастливъ.
Леди Ирисъ равнодушно подняла голову.
— У него есть все, чтобъ сдлаться счастливымъ, папа, замтила она.
— Все, кром, любви, такъ какъ онъ не любитъ жену.
— Вы думаете, папа, что въ жизни главное, это — любовь? улыбнулась она.
— Думаю, потому что это такъ, сказалъ графъ.
— Я не нахожу этого, папа.
— Твоя жизнь только еще въ начал. Черезъ нсколько лтъ ты будешь судить иначе.
— Если это когда нибудь случится, папа, я вамъ тотчасъ скажу.
Въ это время графу подали письмо отъ нотаріуса, который просилъ его прислать какой-то документъ. Брафъ прочелъ его вслухъ.
— Могу я отыскать его для васъ, папа? вы такъ покойно сидите въ кресл.
— Поищи, Ирисъ, въ моемъ письменномъ стол, вотъ ключъ отъ него.— Посмотри въ третьемъ ящик налво.
Письменный столъ стоялъ у окна. Леди Ирисъ нечаянно отперла не тотъ ящикъ, и ее поразило то, что она тамъ увидла. Тамъ лежала блая измятая перчатка, нсколько засохшихъ цвтовъ, длинный локонъ золотистыхъ волосъ, маленькое обручальное кольцо и женскій портретъ, который она тотчасъ же схватила. Это было изображеніе прелестнаго лица съ золотистыми волосами.
‘Гд это я видла такое лицо?’ думала она, и сердце ея сжалось. На лиц замтна была такая скорбь, что у двушки невольно выступили слезы на глазахъ, и было ли то слдствіемъ какихъ нибудь особенностей въ живописи, только ей показалось, что глаза на портрет сознательно смотрли на нее, и она невольно вскрикнула. Въ ту же минуту графъ былъ подл нея, онъ былъ блденъ.
— Ты отперла не тотъ ящикъ, сказалъ онъ глухо.
— Папа, что это за прелестное лицо, какое кроткое, печальное. Гд я его видла?
— Теб было бы трудно ее видть, сказалъ онъ, преодолвъ свое волненіе:— она давно умерла.
— Но кто это папа? Вы любили ее? спросила она.
— Да, я любилъ ее, сказалъ онъ съ усиліемъ.
— И это врно ея волосы, папа? Но смотрите, какъ они похожи на мои. Если я ихъ приложу къ своимъ, то нельзя отличить.
Графъ быстро отнялъ у нея волосы.
— Не трогай, Ирисъ. Я не суевренъ, только слышалъ, что не слдуетъ трогать волосы умершихъ.
— Такъ зачмъ же вы ихъ прячете? спросила она.
— Я прячу этотъ локонъ, какъ драгоцнность, оставшуюся отъ той, которую я любилъ и утратилъ.
— А я думала, папа, что вы любили мою мать, замтила леди Ирисъ.
— Я любилъ ее всмъ сердцемъ! горячо сказалъ онъ.— Но не говори о ней больше.
Благоговйно поцловавъ портретъ, онъ бережно положилъ его обратно въ ящикъ. Кругомъ портрета было написано: ‘Кто уметъ молиться — уметъ любить’. Долго потомъ думала леди Ирисъ о всемъ виднномъ въ таинственномъ ящик своего отца.

——

Джонъ Бардонъ былъ теперь принятъ, какъ свой, въ тхъ самыхъ аристократическихъ домахъ, куда прежде такъ тщетно добивался попасть.
Однажды онъ получилъ отъ родственника своей жены, герцога Нортонтскаго, приглашеніе провести недлю въ Нортонтскомъ замк. Вблизи отъ этого замка находится городъ Ольдбюри, въ которомъ стоялъ кавалерійскій полкъ улановъ ея величества. Этотъ полкъ, какъ одинъ изъ лучшихъ въ королевств, отличался самымъ избраннымъ обществомъ офицеровъ, тамъ были, исключительно, молодые люди изъ хорошихъ фамилій, командовалъ полкомъ одинъ изъ принцевъ, помощникъ его, майоръ Гопъ, былъ сыномъ пэра и многіе офицеры были наслдниками майоратствъ, такъ что полкъ имлъ основаніе гордиться своимъ составомъ.
Въ дом герцога, Джонъ Бардонъ познакомился съ нсколькими офицерами этого полка, которые пригласили его, какъ гостя и родственника герцога, на полковой обдъ. Онъ похалъ съ майоромъ Гопомъ, и пока сидлъ у него, въ комнату вошелъ одинъ изъ лейтенантовъ полка съ растроеннымъ лицомъ.
— Знаете, что я узналъ? сказалъ онъ.— Сейчасъ разнесся слухъ, что лейтенантъ Алланъ Осборнъ не боле какъ сынъ богатаго суконщика, а вовсе не Осборнъ изъ Брума, какъ мы предполагали. И терпть его въ нашемъ полку! разв это не ужасно!
— Не можетъ быть! отозвался пораженный майоръ,— чтобъ онъ былъ сыномъ человка, продававшаго сукно и фланель.
— Однако, это такъ, сказалъ со вздохомъ лейтенантъ,— намъ надо протестовать, надо возмутиться.
Джонъ Бардонъ слушалъ въ молчань.
‘Что бы они сказали, еслибъ узнали, что мой отецъ возилъ тачку’? думалъ онъ.
Пришли другіе офицеры и вс говорили о томъ-же самомъ вс изъявляли сожалніе, что ихъ любимый товарищъ, прекрасно воспитанный, храбрый Алланъ Осборнъ оказался изъ торговаго сословія. Изъ ихъ словъ было видно, что онъ поступилъ въ полкъ по протекціи члена парламента, лорда Раусона, который былъ обязанъ его отцу важной услугой на выборахъ.
Алланъ Осборнъ никогда не говорилъ товарищамъ о своемъ происхожденіи, такъ что они были уврены, что онъ принадлежитъ къ фамиліи Брумскихъ Осборновъ. И теперь, услыхавъ, что онъ не былъ изъ ихъ сословія, они обсуждали вопросъ о переход его въ другой полкъ.
Джона Бардона поражало, что та же самая молодежь, которая тутъ-же сознавалась, что лейтенантъ Осборнъ былъ украшеніемъ ихъ полка, тмъ не мене, готова была съ презрніемъ вытолкать его изъ своей среды за то только, что онъ не былъ дворяниномъ.
Немного погодя, идя съ майоромъ осматривать солдатскую библіотеку, Джонъ Бардонъ увидлъ красиваго офицера, который стоялъ и смотрлъ, какъ кавалеристъ объзжалъ лошадь.
Джонъ Бардонъ невольно залюбовался на высокаго статнаго красавца, который держалъ себя съ такимъ достоинствомъ и граціей, какъ будто былъ принцемъ крови.
— Посмотрите на него, сказалъ майоръ:— какъ вы думаете, кто это?
— Если судить по наружности, сказалъ Джонъ Бардонъ,— я бы сказалъ, что онъ рожденъ царствовать.
— Да, рдко можно встртить такого красавца, и кто бы поврилъ, что онъ только сынъ купца.
Джонъ Бардонъ удвоилъ вниманіе.
— Не тотъ ли это, о которомъ сейчасъ говорили?
— Да, это лейтенантъ Осборнъ, отвчалъ майоръ.
‘Онъ боле похожъ на джентльмена, чмъ т, которые отказываются знаться съ нимъ’, подумалъ Джонъ Бардонъ, и сердце его согрлось теплымъ чувствомъ къ этому молодому человку, котораго презирали, какъ и его самаго, за низкое происхожденіе. ‘Суждено ли ему вытерпть все то, что я вытерплъ’? думалъ онъ, смотря на Осборна, который съ большимъ достоинствомъ отдалъ поклонъ майору.
Офицеры собрались обдать. Зала была великолпная, столъ сверкалъ роскошью серебра, золота и хрусталя. Джонъ Бардонъ не могъ не замтить, что изъ всхъ этихъ аристократическихъ молодыхъ людей Алланъ Осборнъ выдлялся красотой и изяществомъ манеръ, ни въ какомъ отношеніи не казался онъ ниже тхъ людей, которые презирали его происхожденіе. Во всей его фигур было что-то внушающее уваженіе. ‘Хорошо имъ было? въ его отсутствіи, говорить, что должны избгать съ нимъ сношеній’, думалъ Джонъ Бардонъ, наблюдая во время обда за тмъ, какъ они приводили въ исполненіе свое ршеніе, и, насколько могли, не вызывая сцены, старались всячески показать ему свое невниманіе и холодность. Ихъ цлью было — дать ему понять, что хотя онъ носитъ одинъ съ ними мундиръ, хотя онъ получаетъ восемь тысячъ фунтовъ, стерлинговъ годоваго дохода, тмъ не мене, ему немыслимо было оставаться ихъ товарищемъ.
Обдъ кончился. Лейтенантъ Осборнъ всталъ, все время на губахъ его блуждала улыбка, отчасти презрительная, отчасти игривая.
— Прошу позволенія, господа, сказать вамъ нсколько словъ, обратился онъ въ офицерамъ. Майоръ поклонился.
— До моего свднія дошло, господа, началъ Осборнъ, что вы сегодня обсуждали мое происхожденіе и ршили,— что, не будучи дворяниномъ, я не могу оставаться посреди васъ и долженъ искать другой полкъ, гд офицеры не такъ взыскательны. Господа! когда я вступилъ въ вашу среду, я, сознаюсь, не спшилъ объявлять вамъ, что я сынъ торговца суконными товарами. Зная ваши сословные предразсудки, я не торопился начинать съ ними борьбу, но теперь я съ гордостью заявляю, что я сынъ честнаго купца.
Вс хранили молчаніе.
— Наполеонъ сказалъ, продолжалъ онъ,— что Англія — нація торговцевъ, и я утверждаю, — что бы ни говорили объ аристократіи и землевладльцахъ, — что торговля составляетъ силу государства, она образуетъ связующее звено между высшими и низшими классами Англіи.
— Намъ здсь радикализма не надо, замтилъ майоръ.
— Я и не радикалъ, майоръ, я только требую должнаго каждому сословію… Я не таю мое происхожденіе. Я горжусь моимъ трудолюбивымъ отцомъ, который своими трудами заработалъ богатство, давшее мн возможность получить высшее образованіе и идти по своему влеченію, всегда клонившемуся къ военной служб. Господа, вы люди умные, думаете ли вы, что если мой отецъ въ молодости держалъ аршинъ — я не въ состояніи буду владть мечемъ? Позвольте мн вамъ сказать, что я столько же горжусь моимъ отцомъ, пріобрвшимъ богатство своимъ трудомъ, сколько вы гордитесь своими родителями, обязанными своимъ положеніемъ случайности рожденія. Вы отрицаете во мн джентльмена, а я требую себ этого названія, потому что чувствую себя неспособнымъ ни на ложь, ни на низость. Я желаю остаться въ полку, потому что я самъ встрчу смерть лицомъ къ лицу и другихъ научу этому. Я останусь и добьюсь того, что внушу вамъ уваженіе. Я разгоню ваши предразсудки, господа, и докажу вамъ, что и сыну купца доступны чувства истиннаго джентльмена.
Алланъ Осборнъ былъ такъ хорошъ, такимъ мужествомъ и отвагой дышало выраженіе его лица, что трудно было не симпатизировать ему. Джонъ Бардонъ чуть не съ завистью смотрлъ на него.
‘Имй я эту отвагу, эту грацію и сознаніе собственнаго достоинства, я бы усплъ во всемъ. Нельзя не преклониться передъ нимъ’, думалъ онъ.
— Я не уступлю вашимъ предразсудкамъ и не перемню полка, продолжалъ Осборнъ.— Если кто нибудь отнесется ко мн съ презрніемъ — это отзовется на немъ самомъ. Вс найдутъ во мн истиннаго товарища, готоваго служить всмъ, чмъ могу.
Онъ слъ. Офицеры молчали, майоръ всталъ.
— Лейтенантъ Осборнъ! сказалъ онъ, поднимая бокалъ,— пью за ваше здоровье! вы честный, мужественный молодой человкъ, и я съ своей стороны заявляю, что мн было бы очень грустно, еслибъ вы оставили нашъ полкъ.
Многіе офицеры послдовали примру майора, но не вс.
Джонъ Бардонъ это замтилъ, онъ началъ принимать большое участіе въ молодомъ человк, и съ искреннимъ чувствомъ пожалъ ему руку.
— Вамъ еще предстоитъ немало бороться, замтилъ онъ ему.
— Ничего, я не унываю, и надюсь, что одолю, съ ясной улыбкой отвчалъ Осборнъ.
— Было время, что и меня презирали, заговорилъ Джонъ Бардонъ, самъ удивляясь своей откровенности.— И вотъ причина, почему я вамъ такъ симпатизирую. Мой отецъ вышелъ изъ народа и началъ съ тачки, а кончилъ тмъ, что получаетъ полтора милліона доходу. Не мало пришлось мн вытерпть отъ этихъ аристократовъ, но я не обладалъ вашимъ мужествомъ. Я не часто ищу дружбы, добавилъ онъ съ чувствомъ, но вашей дружб я радъ буду всегда.
Искренность и теплота Джона Бардона проникли въ душу Осборна, и онъ предупредительно пожалъ ему руку.
— Вы должны общать, сказалъ ему Джонъ Бардонъ,— что воспользуетесь первымъ вашимъ отпускомъ и прідете ко мн въ Гайнъ-Куртъ. Могу вамъ предоставить хорошую охоту и рыбную ловлю въ моемъ имніи. Сосдство у насъ превосходное.
И при послднихъ словахъ, внезапная мысль, блеснувшая въ его голов, заставила его поблднть и задрожать. Онъ долго и пристально посмотрлъ на прекрасное лицо молодаго офицера.
— Что вы на меня такъ смотрите? спросилъ тотъ.
— Такъ, мн пришла въ голову одна мысль, сказалъ онъ, проводя рукой по лбу.
‘Я нашелъ мое мщеніе’, сказалъ онъ себ, и сердце его наполнилось радостью.

ГЛАВА XIV.

Прошло нсколько мсяцевъ и наступила опять весна. Сезонъ въ Лондон начался необычайно рано, такъ что графъ съ дочерью возвратились въ Чандосъ въ ма.
Джонъ Бардонъ съ леди Эвисъ совсмъ не здили въ городъ, такъ какъ желаніе милліонера исполнилось, и у его сына родился наслдникъ. Радость старика не знала границъ, онъ считалъ леди Эвисъ украшеніемъ ея пола, за то, что она подарила наслдника Гайнъ-Курту. Онъ поднесъ невстк цлый приборъ изъ брилліантовъ, а сыну полный золотой сервизъ, долженствовавшій обновиться на крестинахъ. Въ Гайнъ-Куртскую церковь имъ пожертвована была прекрасная мраморная купель. Крестить ребенка просили герцога и герцогиню изъ королевскаго дома.
— Наконецъ, Юлія, говорилъ онъ своей жен, нашъ домъ укрпился на прочныхъ началахъ и, спустя много лтъ, онъ будетъ могущественъ въ государств.
— Надюсь, такъ, мой другъ, лишь бы нашъ Діонъ былъ здоровъ.— Въ числ множества именъ, ребенку дали имя Діона и такъ называли его вс родные.
Леди Эвисъ сосредоточила всю свою любовь на ребенк, она не покидала его ни на минуту. Сдлавшись матерью, она еще боле привязалась къ своему мужу и стала мягче и добре.
Однажды утромъ они сидли вдвоемъ въ ея комнат, Джонъ Бардонъ читалъ Times.— Тутъ есть новость объ одномъ моемъ пріятел, сказалъ онъ вдругъ.— Ты помнишь лейтенанта Осборна?
— Помню, сказала она разсянно, занятая мыслью о вышиваніи капотика для ‘бебе’.
— Онъ получилъ чинъ капитана, и я очень радъ.
Онъ положилъ газету и сталъ ходить взадъ и впередъ по комнат. Передъ глазами его носилось презрительное лицо леди Ирисъ, смотрящее на него подъ миндальнымъ деревомъ. Онъ все боле и боле хмурился.
— ‘Джонъ, сказала леди Эвисъ:— бебе заснулъ, твои тяжелые шаги могутъ разбудить его’. Мужъ ея не отвчалъ, онъ и не слыхалъ ея словъ. Въ рукахъ своихъ держалъ онъ давно желанное мщеніе. ‘Но я назвалъ его другомъ, раздумывалъ онъ, какъ же я измню ему’?.. ‘Ничего, успокоивалъ онъ себя, я поклялся отмстить и достигну униженія гордой красавицы, увижу слезы на ея глазахъ, дрожаніе на устахъ’.
Онъ еще скорй зашагалъ по комнат. Рука леди Эвисъ ласково дотронулась до него.
— Джонъ, вс дла Европы ничто въ сравненіи съ тмъ фактомъ, что нашъ бебе спитъ. Онъ пришелъ въ себя и лицо его смягчилось, какъ всегда, при напоминаніи о ребенк.
— Извини меня, Эвисъ, сказалъ онъ:— я надюсь, что не разбудилъ дитя. Я такъ задумался, что и не слыхалъ твоихъ словъ.
— Джонъ, скажи мн, о чемъ ты думалъ?
— Не о пріятныхъ вещахъ, мой другъ. Я припоминалъ одну исторію, о которой я слышалъ.
— Разскажи мн эту исторію, Джонъ. Пойдемъ подъ кедровое дерево, сядемъ тамъ, я возьму работу, а ты свою сигару.
Джонъ Бардонъ машинально понесъ ея зонтикъ, рабочую корзину, усадилъ ее, закурилъ сигару и задумался.
— Что же ты не разсказываешь, Джонъ? спросила она.
— Это избитая тема, сказалъ онъ,— исторія любви…
Онъ былъ блденъ, губы его нервно сжимались.
— Позволь послушать ее, сказала она.
— Онъ былъ человкъ богатый, но низкаго происхожденія — она дочь графа, аристократка и красавица. Онъ любилъ, боготворилъ ее. Она была съ нимъ ласкова и сказала ему разъ, что принимаетъ въ немъ участіе, а онъ былъ настолько слпъ, что вообразилъ, что эти слова значили больше, чмъ на самомъ дл. Жилъ все напрасной надеждой, чуть съ ума не сошелъ. Джонъ Бардонъ внезапно остановился, ему казалось, что втерокъ, шелестя втвями кедра, навваетъ ему сладкій, печальный напвъ баллады, которую пла леди Сальвинъ.
— Что же было дальше, Джонъ? ласково спрашивала леди Эвисъ.
— Что дальше? повторилъ онъ,— да какъ ты можешь себ представить. Въ одинъ прекрасный вечеръ онъ объяснился ей въ любви, а она…
— А она, что же? допытывалась леди Эвисъ.
— Она обошлась съ нимъ гордо, презрительно, сказала ему, что его любовь оскорбительна для нея. Она довела его до отчаянія. Что ты думаешь о подобной женщин?
Леди Эвисъ была блдна и взволнована.
— Я дурно думаю о ней, сказала она.— Любовь честнаго человка не можетъ быть оскорбительной.
— Я радъ это слышать отъ тебя, Эвисъ. Но я не кончилъ, онъ поклялся отмстить ей такимъ образомъ, чтобы она испытала такія же страданія, какія онъ испыталъ. Черезъ нсколько лтъ онъ нашелъ къ этому случай, и вотъ я о чемъ сейчасъ думалъ.— Долженъ-ли онъ воспользоваться этимъ случаемъ, или оставить ее въ поко?
Лицо леди Эвисъ было блдно и строго.
— Я полагаю, что если онъ поклялся отмстить, онъ долженъ исполнить свою клятву. Зачмъ она мучила другихъ?.. Ее слдуетъ наказать!
Джонъ Бардонъ молчалъ нсколько времени.
— Эвисъ, я желаю пригласить капитана Осборна къ намъ погостить. Онъ взялъ отпускъ. Пріятно теб это будетъ?
— Конечно, только мы должны пригласить еще гостей, а то ему будетъ скучно. Я почти всегда бываю съ ребенкомъ.
— Хорошо, мы соберемъ нашихъ друзей, и въ сосдств будутъ врно устраиваться праздники.
— Ты думаешь, сказала она невозмутимо,— что его пригласятъ въ Чандос на лтнія празднества?
— Да, медленно и значительно отвчалъ Джонъ Бардонъ:— лорду Кальдону и леди Ирисъ онъ наврное понравится.

——

Солнце уже довольно высоко стояло на неб. Зеленыя аллеи живой изгороди изъ душистыхъ каприфолій и высокихъ деревьевъ, соединяющихся, какъ сводъ, надъ дордгой, еще блестли утренней росой. Изъ лса вяло свжестью и въ густой листв весело распвали птицы.
Леди Ирисъ медленно шла по одной изъ аллей, окружающихъ лсъ Кингфорестъ. Въ это утро, она, по обыкновенію, здила навщать своихъ бдныхъ, и боясь, что лошади утомятся стоять долго, такъ какъ дла у ней нашлось боле обыкновеннаго, отправила экипажъ домой, приказавъ ему пріхать за собой черезъ часъ. Но онъ запоздалъ, и она пошла пшкомъ.
‘Надо быть художникомъ, чтобъ отдавать справедливость зеленой Англіи’, думала леди Ирисъ, любуясь прелестной аллеей и всмъ, что ее окружало. Кругомъ было тихо и зелено, но всеобщую гармонію нарушилъ какой-то человкъ, вышедшій изъ лса. Видъ его не внушалъ доврія, онъ былъ высокій, плотный мужчина, одтъ почти въ лохмотья, возл него шелъ оселъ, на которомъ были навьючены снаряды его ремесла, повидимому, это былъ мдникъ. Съ злою усмшкою смотрлъ онъ на молодую двушку, они поровнялись.
— Дадите вы что нибудь, миледи, голодному человку, сказалъ онъ голосомъ далеко не смиреннымъ.
Этотъ тонъ удивилъ ее. Могучій гигантъ не казался изнуреннымъ. Не поощритъ-ли она лность, давъ ему денегъ?
— Слышите, сказалъ онъ.— Я умираю съ голоду, а вы гуляете въ шелковомъ плать и съ золотой цпочкой, это не годится.
— Зачмъ вы такъ говорите, съ достоинствомъ проговорила леди Ирисъ, хотя сердце ея забилось отъ страха.— Я не отказываю въ помощи. И она вынула кошелекъ, изъ котораго хотла вынуть нсколько монетъ.
При вид кошелька, въ глазахъ у него что-то блеснуло:
— Знаете, что я вамъ скажу? Устроимъ-ка сдлку, отдайте мн кошелекъ и я больше не помяну про золотую цпочку. Я бы могъ преспокойно взять кошелекъ, а также снять цпочку и ваши кольца, но я все это оставлю, если вы мн отдадите кошелекъ.
— Я вамъ дамъ ровно столько, сколько найду нужнымъ, храбро сказала гордая двушка, но сердце ея замерло при мысли, что она одна, и что этотъ бродяга можетъ убить ее.
— Дайте кошелекъ! грубо закричалъ человкъ, иначе однимъ ударомъ убью васъ. Онъ поднялъ руку.
— Ахъ ты низкій негодяй! раздался за ней чей-то голосъ, и въ ту же минуту ея врагъ летлъ въ канаву при дорог, а передъ ней стоялъ совершенно незнакомый ей военный.
— Мн очень жаль, сказалъ онъ, почтительно снимая фуражку,— что васъ напугалъ этотъ бродяга.
Изъ канавы послышался стонъ, вызвавшій улыбку на красивомъ лиц молодаго человка.
— Надюсь, что онъ къ вамъ не прикоснулся? спросилъ онъ.
— Нтъ, отвчала леди. Ирисъ, слабо и съ поблвшими губами,— только я очень испугалась.
— Онъ теперь не скоро будетъ въ состояніи встать, и я успю прислать къ нему полицейскаго, а пока позвольте васъ довести куда вы желаете.
Леди Ирисъ становилась все блдне и дрожала.
— Присядьте немного. Вы еще не можете идти, я бы пошелъ за экипажемъ, но васъ нельзя оставить…
Она въ изнеможеніи опустилась на траву и сняла шляпу съ большимъ блымъ перомъ. Вдругъ все закружилось передъ ея глазами, потомъ покрылось туманомъ и она ничего не сознавала. Первый разъ въ жизни, съ леди Ирисъ сдлался обморокъ.
Когда она пришла въ себя, надъ ней склонялось прекрасное лицо незнакомца и сильная рука поддерживала ее.
— Лучше вамъ? спросилъ незнакомецъ.— Что я могу для васъ сдлать?
— Я и не думала, что такъ сильно испугалась, проговорила она, припомнивъ случившееся.— Благодарю васъ за помощь, мн жаль, что я надлала вамъ хлопотъ. Теперь я, кажется, могу идти дальше.
— Посидите еще немного, сказалъ онъ, и въ голос его слышалась такая мольба, что она невольно повиновалась. Самъ онъ сталъ въ нсколькихъ шагахъ отъ нея, какъ бы не желая быть навязчивымъ.
— Кто бы это могъ быть? думала леди Ирисъ.— По всему было видно, что это былъ джентльменъ, и такой красоты и граціи она еще не встрчала.
— Однако, вы не можете дойти пшкомъ, если даже очень близко живете, сказалъ онъ съ безпокойствомъ. Какъ быть? Какъ оставить васъ, чтобъ идти за помощью?
Недоумніе его разршилъ стукъ экипажа, и въ конц аллеи показалась коляска леди Ирисъ.
— Это вашъ экипажъ? спросилъ незнакомецъ,— я очень радъ.
Они тихо пошли на встрчу экипажу.
— Вы оказали мн большую услугу, говорила леди Ирисъ:— Вы спасли мн жизнь, такъ какъ этотъ человкъ убилъ бы меня. Теперь сдлайте мн еще одолженіе, никому о томъ не говорите, а то мой отецъ меня никогда не пуститъ больше въ Кингфорестъ, если услышитъ объ этомъ приключеніи.
— Я никому не скажу, только позвольте мн васъ просить впередъ не ходить здсь одной и быть осторожне.
Онъ помогъ ей ссть въ экипажъ.
— Могу я узнать, кому я имлъ счастіе оказать маленькую услугу.
— Я леди Ирисъ Фэйнъ, отвчала она.
— А я, сказалъ онъ, приподнимая фуражку,— капитанъ Алланъ Осборнъ, къ вашимъ услугамъ.

ГЛАВА XV.

Леди Ирисъ, хала обратно по тмъ же самымъ зеленымъ аллеямъ, любуясь на т самые холмы и долины, на которые и прежде всегда любовалась, но никогда они не казались ей такими красивыми, никогда солнце не свтило ярче и пніе птицъ не казалось гармоничне.
Между тмъ, въ первый разъ въ жизни встртила она непріятное приключеніе, которое испугало ее до обморока. Дурное впечатлніе, произведенное на нее страшнымъ бродягой, совершенно изгладилось неожиданнымъ появленіемъ незнакомца, прекрасный образъ котораго еще носился передъ ея глазами. И его глаза… гд она видла подобные глаза? Леди Ирисъ задумалась. Внезапно ея лицо озарилось улыбкою.
Въ Чандосской библіотек висла картина, нарисованная какимъ-то знаменитымъ художникомъ. Она изображала сэра Лансело. Прекрасное лицо рыцаря было мужественно, и глаза смотрли безстрашно. Это былъ идеалъ героя, и леди Ирисъ всегда особенно любила эту картину. Ее поразила мысль, что капитанъ Осборнъ былъ замчательно похожъ на изображеніе сэра Лансело. Т же выразительные глаза, тотъ же доблестный видъ.
Возвратившись домой, леди Ирисъ прямо прошла въ библіотеку и остановилась передъ картиной. Правда, она не ошиблась, сходство было удивительное! какъ будто онъ служилъ моделью художнику… Припомнила она, что, часто любуясь этой картиной, она думала, что способна была бы полюбить только такого героя, какъ сэръ Лансело, этотъ идеалъ мужчины. При этомъ воспоминаніи, горячая краска залила ея лицо. Внизу картины были написаны слова поэмы о рыцар Лансело, леди Ирисъ прочла послдніе стихи, касающіеся до леди Шалотъ. The curse is come upon me! Проклятіе постигло меня! восклицаетъ леди Шалотъ, при вид приближающагося прекраснаго рыцаря среди золотистыхъ нивъ на бломъ кон! ‘Но разв любовь-проклятіе?’ спрашиваетъ себя молодая двушка. Потомъ она улыбнулась и опять покраснла.
— Что со мной? Разв я мало видла красивыхъ молодыхъ людей у моихъ ногъ, и теперь, вслдствіе какого-то романическаго приключенія, вдаюсь въ поэзію и причудливыя фантазіи. Прощай, сэръ Лансело! весело кивнула она головой картин и пошла въ гостинную, гд тотчасъ была окружена блестящимъ обществомъ, гостившимъ въ Чандосскомъ замк.
Въ первый разъ свтская болтовня, смхъ и шумъ толпы тяготили ее, и посреди всхъ своихъ гостей она почувствовала себя одинокой, воспользовавшись первымъ удобнымъ случаемъ, она ушла въ отдаленную липовую аллею. Она долго ходила по ней взадъ и впередъ и недоумвала, отчего вс ей кажутся такими пошлыми, обыкновенными людьми. ‘Всему виной эта картина!’ сказала она себ и возвратилась къ гостямъ.
Но въ этотъ вечеръ поклонники, наблюдавшіе за леди Ирисъ, находили въ ней какую-то грустную перемну. Она старалась быть такой же внимательной и любезной, какъ всегда. Но глаза ея нердко останавливались въ глубокой задумчивости на одномъ предмет, и на губахъ блуждала загадочная улыбка.
Оставшись вечеромъ, наедин съ своимъ отцомъ, леди Ирисъ жаждала передать ему о своемъ приключеніи, но умолчала, изъ опасенія, что онъ попроситъ ее больше никогда не ходить въ Кингфорестъ. Она только ограничилась вопросомъ: не гостятъ ли у жого нибудь въ сосдств прізжіе? и получила отвтъ, что графъ ничего не слышалъ о томъ. Передъ уходомъ въ спальню, леди Ирисъ опять зашла посмотрть на картину, и ей показалось, при лунномъ свт, что нжная улыбка освтила смуглое мужественное лицо рыцаря.

ГЛАВА XVI.

Проснувшись на слдующее утро, леди Ирисъ прежде всего вспомнила о незнакомц.— Она ршила, что онъ не могъ не принадлежать къ хорошей фамиліи. Все въ немъ выказывало породу.— Быть можетъ, онъ не иметъ такого древняго и славнаго имени, какъ мое, и такого девиза! говорила она себ.
Вспомнивъ что можетъ тотчасъ удовлетворить своему любопытству, заглянувъ въ родословную книгу англійскаго дворянства, Леди Ирисъ, тотчасъ посл завтрака, удалилась въ библіотеку и цлый часъ провела за книгой. Осборновъ тамъ значилось немало, но она не могла знать, къ которымъ именно онъ принадлежалъ. Лорды Гартоны, графы Энсфильдскіе и бароны Лоу носили фамилію Осборнъ, и онъ могъ принадлежать къ одной изъ этихъ фамилій.
Просматривая списокъ помщиковъ-землевладльцевъ, она опять нашла нсколькихъ Осборновъ.— Осборны изъ Мута, изъ Ланриха, изъ Скетчелея. У послднихъ сыновья служили въ военной служб и леди Ирисъ ршила, что онъ врно былъ одинъ изъ нихъ. Это былъ очень древній родъ, отказавшійся отъ пэрства.
Не смотря на обычное свтское препровожденіе времени, этотъ день ужасно долго тянулся для леди Ирисъ.
— Меня начинаетъ утомлять вся эта толпа, говорила она себ,— и я бы желала остаться одною съ папа. Какъ онъ попалъ въ Кингфорестъ? у кого онъ живетъ? Неужели у Бардона? думала она. Припомнилось ей, какъ, при звук ея имени, глаза его блеснули сознаніемъ. Онъ врно зналъ ее по наслышк. А вдругъ онъ только проздомъ очутился въ ихъ краяхъ и она его больше никогда не увидитъ! Эта послдняя мысль особенно неотступно преслдовала ее, и сердце сжималось.
— Я даже не поблагодарила его, какъ слдуетъ, говорила она,— а онъ, въ самомъ дл, спасъ мн жизнь. Этотъ негодяй хотлъ убить меня.
Въ Гайнъ-Курт, въ этотъ вечеръ, назначенъ былъ балъ, и все общество изъ Чандосскаго замка, за исключеніемъ графа, должно было хать туда.
Леди Ирисъ совсмъ и не думала объ этомъ бал, горничная напомнила ей.
— Вы мн ничего не приказали, миледи, и я думаю, что вы забыли о сегодняшнемъ бал.
— Дйствительно, я забыла о немъ, равнодушно отозвалась леди Ирисъ, которую нисколько не интересовалъ балъ у Бардоновъ.
— Что прикажете приготовить? Какіе цвты и платье наднете? настаивала горничная.
— Мн все равно, отвчала леди Ирисъ, предоставляю выборъ вамъ, Клара.
— Позвольте, миледи, только одинъ вопросъ. Желаете вы на этомъ бал быть особенно удачно одтой?
— Нтъ, мн ршительно все равно, отвчала леди Ирисъ.
Ничего особеннаго не могла она ожидать отъ этого бала, ей вообще надоло танцовать, а сегодня она, мене чмъ когда либо, была расположена къ свтскимъ удовольствіямъ.
Для того, чтобы дамы не очень торопились своимъ туалетомъ, обдъ назначили ранній и за нимъ обсуждали предстоящій балъ.
— Мн жаль, что я не ду, сказалъ лордъ Кальдонъ.— Говорятъ, что въ Гайнъ-Курт гоститъ очень большое и изысканное общество, да и въ окрестностяхъ много прізжихъ гостей, такъ что балъ общаетъ быть блестящимъ.
Въ голов леди Ирисъ мгновенно мелькнула мысль, что она наврное встртитъ тамъ своего незнакомца. У кого бы онъ не жилъ въ окрестности, онъ будетъ тамъ. Какъ только она прежде объ этомъ не подумала!
По окончаніи обда, она тотчасъ поспшила въ свои комнаты и позвонила.
— Клара, сказала она вошедшей горничной.— Я ошиблась насчетъ моего наряда, я желаю, чтобы онъ вышелъ особенно удачнымъ.
— Слушаю, миледи, хотя времени теперь очень немного, но я постараюсь.
Результатъ этого ‘постараюсь’ вышелъ прелестный. Выбрано было блое шелковое платье съ треномъ и отдлкой изъ голубаго бархата, вышитаго жемчугомъ. На шею и руки — ожерелье и браслеты изъ жемчуга, и такая же діадема долженствовала украсить золотистую головку леди Ирисъ. Когда она одлась и вошла къ отцу, онъ былъ пораженъ ея красотой, и при мысли о невольныхъ ея жертвахъ, онъ не могъ удержаться отъ вздоха.
По дорог въ Гайнъ-Куртъ, леди Ирисъ все время молчала. Ей была такъ нова необычайная забота о своемъ туалет, что она не могла преодолть чувства нкотораго стыда при мысли о томъ.

——

Изъ всхъ своихъ приглашенныхъ гостей, Джонъ Бардонъ съ особеннымъ волненіемъ ждалъ общество изъ Чандоса. Онъ нервно ходилъ изъ одной комнаты въ другую, оглядывая критическимъ взглядомъ убранство и цвты, зашелъ въ роскошный банкетный залъ, гд на столахъ сверкало золото и серебро, ему улыбалась мысль, что все это не можетъ не понравиться леди Ирисъ, что и въ Чандосскомъ замк не найдется столько богатства и золотой посуды, а залы Гайнъ-Курта далеко превышаютъ размромъ залы въ Чандосскомъ замк. Онъ пошелъ въ садъ, тамъ было также все въ порядк. Аллеи долженствовали освтиться разноцвтными огнями, фонтаны — бить подъ электрическимъ свтомъ, а въ разныхъ мстахъ сада, скрытая въ густот зелени, должна была играть музыка. Въ саду встртилъ онъ капитана Осборна, прогуливающагося съ сигарой въ рукахъ.
— Мн кажется, обратился онъ къ нему, что все здсь въ порядк. Не такъ-ли, капитанъ?
— Мн вся эта обстановка кажется земнымъ раемъ, я никогда не любилъ ни баловъ, ни танцевъ, но сегодня я особенно расположенъ насладиться и тмъ и другимъ.
— Моя жена уметъ устраивать! съ гордостью замтилъ Джонъ Бардонъ.
— Леди Эвисъ дйствительно уметъ сдлать свой домъ пріятнымъ, сказалъ Осборнъ.
Эти два человка сошлись совершенно. Джонъ Бардонъ чуть не преклонялся передъ своимъ молодымъ другомъ, а тотъ видлъ только хорошія стороны его и симпатизировалъ ему.
— Сегодня, у насъ будетъ много хорошенькихъ, сказалъ Джонъ Бардонъ.— Вы, конечно, любите хорошенькихъ женщинъ?
— Я не имлъ еще случая ихъ любить, улыбнулся капитанъ Осборнъ.
— Самая прославленная красавица у насъ — леди Ирисъ Фэйнъ, дочь и наслдница лорда Кальдона изъ Чандоса. Наврно слыхали о ней?
— Кто въ Англіи не слыхалъ о леди Фэйнъ, сказалъ съ нкоторымъ волненіемъ капитанъ Осборнъ. Онъ умолчалъ о своей встрч съ леди Ирисъ, хотя жаждалъ разспросить о ней.
— Она дйствительно такъ хороша? спросилъ онъ,
— Да, но горда, также горда, какъ хороша.
— Вс мы такъ или иначе горды, замтилъ Осборнъ, но различно выказываемъ это.
— Мн кажется, что передъ вами она не выкажетъ гордости: вы ей понравитесь. Я васъ непремнно представлю.
Джонъ Бардонъ пытался говорить равнодушно, но лицо его было блдно и глаза смотрли все мрачне.

ГЛАВА XVII.

Роскошная бальная зала въ замк Гайнъ-Куртъ была ярко освщена и изящно убрана тропическими растеніями и цвтами. Громадныя пальмы и папоротники оттняли еще рзче блый мраморъ колоннъ. Зимній садъ освщался матовыми лампами, тамъ и сямъ били небольшіе фонтаны и между зеленью виднлись уютные уголки для бесдъ вдвоемъ.
Джонъ Бардонъ стоялъ посреди залы подл своей жены и принималъ гостей. Не смотря на то, что онъ принималъ почти самое лучшее общество Англіи, мысли его сосредоточивались да одной леди Ирисъ. Она не можетъ не сознаться, что у него здсь лучше, чмъ въ Чандосскомъ замк. Не промелькнетъ-ли въ ней сожалніе, что не она госпожа этого ‘земнаго рая’, какъ выразился Осборнъ,— думалъ онъ. Леди Эвисъ держала возл себя подъ какимъ-то предлогомъ капитана Осборна.
Наконецъ общество изъ Чандосскаго замка появилось въ зал. Джонъ Бардонъ не могъ сдержать нервнаго волненія, онъ покраснлъ, потомъ смертельно поблднлъ.
На его жену, повидимому, также не произвела пріятнаго впечатлнія чарующая красота леди Ирисъ, такъ какъ на мгновеніе брови ея сдвинулись, затмъ послдовала улыбка, такая любезная и привтливая, что нельзя было бы поврить, что ласковая хозяйка охотно растоптала бы эту прелестную молодую леди.
Поздоровавшись съ нею, она обратилась къ другимъ гостямъ, а Джонъ Бардонъ, съ блднымъ лицомъ и дрожащимъ отъ волненія голосомъ, представилъ леди Ирисъ своего друга, капитана Осборна.
Оба улыбнулись, когда глаза ихъ встртились, но боле ни словомъ, ни знакомъ не выказали, что уже видлись прежде. Она что-то сказала. Онъ почтительно поклонился, а въ голов его мелькнулъ вопросъ: существовала-ли другая, подобная ей, женщина въ мір?
— Вы оставили мн первый танецъ, леди Ирисъ? спросилъ ее Джонъ Бардонъ, въ душ котораго боролись ненависть и любовь.
— Да, мистеръ Бардонъ, кратко отвчала леди Ирисъ.
— Позвольте и мн, леди Ирисъ, просить васъ танцовать со мной, проговорилъ капитанъ Осборнъ.
— Можете выбрать т танцы, которые у меня свободны, отвчала леди Ирисъ, передавая ему свои таблетки.
Ему досталось три вальса.
Джонъ Бардонъ предложилъ руку леди Ирисъ и они пошли.
— Капитанъ Осборнъ гоститъ у васъ? спросила леди Ирисъ, стараясь говорить равнодушно.
— Да, отвчалъ онъ:— и мы очень польщены его пребываніемъ.
Леди Ирисъ съ удивленіемъ посмотрла на него. Обыкновенно онъ не былъ очень щедръ на похвалы своимъ ближнимъ.
— Моя жена никого не находитъ лучше его, продолжалъ онъ,— и я съ нею согласенъ. Это самый умный и благородный человкъ, котораго я когда-либо встрчалъ.
— Однако, вы приходите въ энтузіазмъ отъ вашего гостя, мистеръ Бардонъ:— я никогда не слышала, чтобы вы о комъ-либо такъ говорили.
— Да, правда, я и самъ не помню такого случая, только дло въ томъ, что я искренно люблю этого человка.
— Вашъ энтузіазмъ такъ заразителенъ, мистеръ Бардонъ, что я попрошу васъ разсказать мн о вашемъ друг. Во-первыхъ, въ какомъ онъ полку?
— Въ уланахъ ея величества, и вы не поврите, какъ его уважаютъ товарищи. Говорятъ, что онъ одинъ изъ самыхъ выдающихся офицеровъ въ войск королевы.
— Да, и по наружности онъ оправдываетъ эти слова, сказала леди Ирисъ, взглянувъ по направленію молодаго человка.
— Это просто совершенство во всхъ отношеніяхъ, горячо говорилъ Джонъ Бардонъ.
— Какъ вы его хвалите! съ улыбкою сказала леди Ирисъ, ей были пріятны его слова.
— Я не могу нахвалиться имъ, и я вовсе не преувеличиваю.
— Осборнъ — говорила она,— это хорошая фамилія, только, кром семьи лорда Гартона, я не знаю Осборновъ. Онъ принадлежитъ къ ихъ дому? или къ дому Осборновъ изъ Скечелея?
Губы его поблднли, съ минуту онъ колебался.
— Что вы мн сказали, леди Ирисъ? переспросилъ онъ.
— Я васъ спросила, принадлежитъ-ли онъ къ фамиліи Осборновъ изъ Скечелея?
— Да, твердо сказалъ онъ, онъ принадлежитъ къ ихъ дому.
— Я была уврена, что онъ настоящій джентльменъ, сказала она.
Сердце его дрогнуло:— ‘она попалась въ ловушку’.
— Онъ только иметъ ту странность, что не любитъ, когда ему говорятъ о Скечеле. Про него я слышалъ одну исторію.
— Какая, мистеръ Бардонъ? съ любопытствомъ спросила леди Ирисъ.
— Подробностей не могу вамъ сообщить, говорилъ Джонъ Бардонъ медленно,— я ихъ позабылъ. (Онъ придумывалъ, что сказать).— Дло въ томъ, кажется, что онъ долженъ былъ получить титулъ и помстье и отказался это всего, ради своей матери, что-ли. Хорошо не помню.
— Какъ-же это? недоумвала леди Ирисъ.
— У меня плохая память относительно этихъ семейныхъ длъ, только я врно знаю, что съ этимъ не связано никакого безчестья, и что, напротивъ, когда я это услышалъ, я удивлялся его самопожертвованію.
Молодую двушку нисколько не удивило, что этотъ человкъ отдалъ ради чего-то титулъ и помстье, она поврила бы всякому благородному поступку и самопожертвованію съ его стороны и не требовала подробныхъ разъясненій.
— Прошу васъ только не говорить ему объ этомъ ни слова, добавилъ Джонъ Бардонъ.— Когда онъ съ вами познакомится ближе, онъ вамъ наврно самъ разскажетъ. Намъ танцовать, леди Ирисъ, сказалъ онъ, вытирая на лбу крупныя капли пота.
Черезъ десять минутъ настала очередь капитана Осборна. Окончивъ первый вальсъ, онъ привелъ леди Ирисъ къ двумъ стульямъ, стоявшимъ въ групп растеній. Они сли. Его смуглое, прекрасное лицо представляло разительный контрастъ съ молочной близной и нжностью ея прелестнаго личика.
— Какъ мн странно встртить васъ здсь, сказала она.— Я думала, что больше не увижу васъ.
— Вы сдлали мн честь, думая обо мн, сказалъ онъ.
— Да и какъ могла бы я не думать? Вы спасли мн жизнь.
— Я не увренъ, леди Ирисъ, чтобъ это было такъ. Этотъ бродяга не могъ васъ убить.
— Однако, я видла въ его глазахъ такую жажду золота, что онъ способенъ былъ убить меня. Кстати, что съ нимъ сталось?
— Я его арестовалъ,— отвчалъ онъ, улыбаясь,— но не смлъ обвинить его въ нападеніи на васъ, такъ какъ вы не желали, чтобы это открылось.
— Да, мн было бы это непріятно, и я вамъ очень благодарна за вашу осторожность.
— Вы только въ томъ можете быть уврены, что онъ до послдняго дня своей жизни будетъ жалть, что дерзнулъ поднять свою руку.
Она опустила глаза и быстро проговорила:
— Капитанъ Осборнъ! Вы не должны меня считать неблагодарной. Я вамъ ничего не выразила, но я отъ всей души благодарна вамъ за оказанную мн помощь.
Леди Ирисъ протянула ему руку, которая съ минуту лежала въ его горячей рук. Сердце его сильно билось, онъ готовъ былъ пасть на колни передъ этой красавицей, о которой вс говорили, что она такъ горда, и которая такъ ласково смотрла на него. Но, будучи изъ тхъ людей, которые не поддаются сил чувства, онъ сдлалъ надъ собой усиліе и сказалъ:
— Я былъ очень радъ услужить вамъ. Не могу выразить, какъ я радъ этому. Я всегда буду считать этотъ день счастливйшимъ днемъ моей жизни.
Въ зал раздались звуки вальса.
— Вы любите танцовать? спросила леди Ирисъ съ улыбкой.
— Не очень, отвчалъ онъ искренно.— Я сознаюсь, что чувствую себя лучше на лошади, нежели въ кадрили.
— Такъ посидимте здсь во все продолженіе танца.
— Это большая милость, сказалъ онъ,— на которую я не смлъ разсчитывать.
Такимъ образомъ, подъ звуки мечтательнаго вальса, окруженные душистыми цвтами и растеніями, сидли они и разговаривали, пока прекращеніе музыки не напомнило имъ, что пора было разстаться.
— Какъ долго мы тутъ сидли, замтила леди Ирисъ.
— Мн кажется, что всего нсколько минутъ, отвчалъ онъ.— Но я вижу столько нахмуренныхъ бровей, что уступаю свое мсто. И съ глубокимъ поклономъ онъ отошелъ.
Между тмъ, леди Ирисъ нехотя оставила свой хорошенькій уголокъ, чтобъ танцовать и говорить съ другими. Она охотно осталась бы сидть одна до слдующаго танца съ нимъ.
‘Если такіе люди существуютъ въ романахъ и поэмахъ, отчего не быть имъ въ обыденной жизни?’ думала она. Въ одномъ изъ антрактовъ между танцами, подошла въ ней леди Эвисъ.
— Вы необыкновенно хороши сегодня, леди Ирисъ, сказала она, и этотъ комплиментъ изъ ея устъ долженъ былъ особенно польстить молодой двушк.
— Это оттого, леди Эвисъ, что мн сегодня у васъ очень весело, отвчала она.
— Я рада это слышать, сказала съ странной усмшкой леди Эвисъ.— У насъ, дйствительно, собралось много очень милыхъ гостей. Былъ-ли вамъ представленъ капитанъ Осборнъ? вдругъ спросила она.
— Да, мистеръ Бардонъ представилъ мн его.
— Вотъ этого я считаю идеальнымъ молодымъ человкомъ, замтила леди Эвисъ. Молодая двушка покраснла. Леди Эвисъ продолжала:
— Онъ прожилъ съ нами только недлю, а я отъ него положительно въ восторг. Такіе люди встрчаются разв въ поэмахъ. При немъ остальные люди какъ-то мельчаютъ, кажутся пошлыми. Въ одно и то же время онъ неустрашимъ и нженъ. Я его видла при двухъ весьма различныхъ условіяхъ.
— При какихъ это? спросила леди Ирисъ, и на ея лиц ясно можно было прочесть любопытство.
— Мистеръ Бардрнъ купилъ недавно пару лошадей, самыхъ бшеныхъ, какихъ я когда-либо видла. На дняхъ ихъ объзжали и они понесли, грумъ упалъ. Капитанъ Осборнъ случился тамъ, въ одинъ мигъ бросился, схватилъ за узду и остановилъ лошадей. Я гуляла въ это время и очень испугалась за него, думала, что он убьютъ его, но увидала, что онъ, невредимый, сдерживаетъ дрожащихъ и вспненныхъ лошадей своею сильною рукою. Я никогда ничего подобнаго не видала.
— А другое условіе, при которомъ вы его видли? спросила молодая двушка.,
Нжная улыбка украсила лицо леди Эвисъ Бардонъ.
— Надо вамъ сказать, что у меня есть слабость къ моему маленькому ребенку. Онъ начинаетъ вставать на ноги и на дняхъ упалъ. Надо было видть, съ какою нжностью капитанъ Осборнъ поднялъ его, ласкалъ и носилъ на рукахъ.
— Вы очень восхищаетесь капитаномъ Осборномъ.
— Да, я должна признаться, что мн будетъ грустно, когда онъ удетъ, сказала леди Эвисъ.
Облако пронеслось по лицу молодой двушки.
— Разв онъ узжаетъ? спросила она.
— Не теперь еще, я надюсь, что онъ останется у насъ еще нсколько недль. Я все говорю мистеру Бардону, что онъ не оставитъ нашего края не обрученный. Ему, кажется, нравится Лора Сеймуръ.
— Лора Сеймуръ? Кто она такая?
— Дочь новаго ректора, прехорошенькая двушка, брюнетка, въ его вкус, какъ я слышала,— небрежно говорила она, но отъ ея наблюдательныхъ глазъ не ускользнуло выраженіе лица молодой двушки.
Вдали возвышалась надъ толпою гостей красивая черноволосая голова молодаго офицера.
— Что за красавецъ! замтила леди Эвисъ.— Мой мужъ увряетъ, что красиве его нтъ никого въ полку. Еслибы я была королева, я составила бы изъ подобныхъ людей свою личную гвардію.
Леди Ирисъ засмялась, ей досаждали излишніе восторги этой дамы и вмст съ тмъ удивляли ее.

ГЛАВА XVIII.

Балъ продолжался и становился все оживленне. Леди Ирисъ и капитанъ Осборнъ опять танцовали вмст, а посл танца гуляли по зимнему саду, напоенному ароматомъ цвтовъ.
Намекъ леди Эвисъ на Лору Сеймуръ заставилъ леди Ирисъ нсколько призадуматься. Она не считала его способнымъ играть чувствомъ, а потому любовь его, если она была, явилась бы серьезною, беззавтною. Какъ бы узнать, правда-ли это? думала она, открывая и закрывая своей веръ.
— Вы давно живете здсь? спросила она.
— Недлю или двумя днями больше, отвчалъ онъ, я, право, забылъ, такъ какъ послдніе два дня я ни въ чемъ не давалъ себ отчета,— добавилъ онъ, съ восторгомъ любуясь ею.
— Вы здсь многихъ знаете въ сосдств?
— Нтъ, очень мало.
— Новаго ректора вы врно знаете? спросила леди Ирисъ.
— Доктора Сеймура? О, да. Онъ очень ученый человкъ и я часто къ нему хожу. Это счастливая семья: ректоръ настоящій джентльменъ, жена его прекрасная женщина и дочь — веселая, умная двушка.
Если онъ такъ легко о ней говоритъ, думала леди Ирисъ, онъ не любитъ ее.
— У мистриссъ Сеймуръ одинъ конекъ, засмялся онъ,— она увряетъ свою дочь, что высшее призваніе женщины, это быть женою духовнаго лица, такъ что я полагаю, ея дочь выйдетъ непремнно за епископа, чтобъ угодить мамаш.
Лэди Ирисъ засмялась. На сердц ея стало необычайно легко и весело. Они пришли къ концу зимняго сада. Леди Ирисъ стояла около какого-то растенія съ золотистыми цвтами и такъ эффектна была вся ея фигура на темномъ фон растеній, при неясномъ свт лампъ, падающемъ сверху, что молодой воинъ заглядлся.
— Сядемте здсь. Разскажите мн о себ. Посл того, какъ вы мн спасли жизнь, я не могу смотрть на васъ, какъ на остальныхъ молодыхъ людей, сказала она.
— Вы очень добры, вздохнулъ онъ.
— Мистеръ Бардонъ говорилъ мн о васъ, разсказывалъ подробности вашего перваго свиданія.
— Сказалъ онъ вамъ? быстро спросилъ онъ, не сомнваясь, что и о происхожденіи его увдомили уже эту столь дорогую для него двушку.— Что-же, это хорошо. Я бы и самъ все сказалъ вамъ. Онъ съ нкоторымъ страхомъ смотрлъ на нее.
— Вы бы мн сказали? спросила она.— Вы бы мн доврились?
— Разумется. А теперь,— и онъ поблднлъ,— посл того, какъ вы все знаете, что вы мн скажете?
— Я вамъ скажу, что я — она подняла голову и окинула его яснымъ взглядомъ,— я одобряю васъ.
Какъ средневковый рыцарь, онъ упалъ на одно колно и поцловалъ ея руку.
— Да благословитъ васъ Богъ! Вы благороднйшая женщина въ мір! А я-го боялся, сказалъ онъ, вставая,— мн сказали, что вы такъ горды.
— Горда? повторила она.— Причемъ-же тутъ гордость? Думаете-ли вы, что я слишкомъ горда, чтобъ отличить благородство души? Эти слова окончательно убдили его въ томъ, что ей все извстно.
— Вы меня сдлали невыразимо счастливымъ, отвчалъ онъ.— Всю мою жизнь я буду помнить вашу доброту.
Губы его дрожали отъ волненія.
— Вы долго пробудете въ Гайнъ-Курт? спросила она.
— Я, право, не знаю, мистеръ Бардонъ и леди Эвисъ просятъ меня остаться.
— Отчего-же не остаться? замтила она.
— Вы въ самомъ дл… Виноватъ, леди Ирисъ, я, кажется, совершенно потерялъ способность выражаться.— Вы, посовтовали-бы мн остаться? спросилъ онъ.
— Здсь превосходныя мста, и потомъ теперь, лтомъ, въ деревн пріятне, отвчала она.
— Можетъ быть, я слишкомъ смлъ и дерзновененъ, сказалъ онъ, наклоняясь къ ней,— но я васъ прошу сказать мн, совершенно-ли для васъ безразлично: останусь я или уду?
— Какъ вы можете это спрашивать у той, жизнь которой вы спасли? возразила она.
— Вы это оставьте, забудьте, я не желаю быть обязаннымъ одной своей услуг, я сдлалъ-бы то же самое для каждой женщины, и прошу васъ сказать: предпочитаете-ли вы, чтобъ я остался?
— Останьтесь, капитанъ Осборнъ, сказала она тихо.
И прежде чмъ онъ могъ что нибудь отвчать, разговоръ ихъ прервали.

ГЛАВА XIX.

Передъ концомъ бала, Джонъ Бардонъ подошелъ къ леди Ирисъ.
— Вамъ, кажется, весело сегодня? сказалъ онъ:— моя жена должна гордиться, что ей удалось доставить вамъ удовольствіе.
— Разв такъ трудно доставить мн удовольствіе?
— Нтъ, но я никогда не видалъ у васъ такого счастливаго выраженія лица, какъ сегодня, вы мн напоминаете солнце съ его блескомъ.
Она улыбнулась комплименту.
— Я бы желалъ, чтобъ вы не забыли этого вечера, продолжалъ онъ.
— Я наврно не забуду его. Я давно такъ не веселилась.
— У меня есть причина просить васъ помнить этотъ вечеръ. Придетъ время, когда я его самъ напомню, вы мн доставили столько удовольствій въ Чандос, что я съ удовольствіемъ плачу вамъ тмъ-же.
Слова его были такъ загадочны, что леди Ирисъ съ удивленіемъ взглянула на него, но онъ не въ первый разъ выказывалъ себя страннымъ передъ ней.
— Къ сожалнію, намъ пора хать. Прощайте.
— Примите отъ меня, въ знакъ памяти о сегодняшнемъ вечер,— сказалъ онъ, пожимая ей руку, и, оставивъ въ ней что-то, удалился.
Леди Ирисъ увидала въ рук своей завядшій цвтокъ миндальнаго дерева.
Онъ слишкомъ много выпилъ, подумала она, съ презрніемъ бросая цвтокъ на полъ.
— Вы уже узжаете, леди Ирисъ? спросилъ капитанъ Осборнъ, подходя къ ней.— Я почти васъ не видлъ.
— А между тмъ мы столько говорили, замтила она.
— Позвольте мн довести васъ до экипажа, просилъ онъ.
Вмсто отвта, леди Ирисъ предложила ему свою руку.
— Еслибъ у меня была волшебница, у которой я могъ-бы что нибудь просить, знаете, чего бы я попросилъ?
— Не угадываю, сказала леди Ирисъ.
— Чтобъ я могъ довезти васъ до вашего дома, это меня наводитъ на мысль, что я давно желалъ видть Чандосскій замокъ, у васъ, говорятъ, есть лучшія картины въ Англіи.
— Да, у насъ много картинъ великихъ художниковъ.
— Это. очень интересно. Я слышалъ, что у васъ прекрасный портретъ Маріи, королевы шотландской. Я бы желалъ его видть.
— И мн было-бы очень пріятно показать вамъ картины и все, что васъ интересуетъ.
— Я буду очень счастливъ представиться лорду Кальдону. Если я пріду завтра, приметъ онъ меня?
— Да, ему будетъ пріятно видть васъ.
— Могу я отважиться на другой вопросъ, леди Ирисъ?
— Спросите, улыбнулась она.
— Но это отчаянный вопросъ, и я боюсь, что вы нахмуритесь.
— Я вамъ общаю не хмуриться, сказала она.
— Вы были такъ добры сказать мн, что графу будетъ пріятно меня видть… Осмлюсь-ли спросить, пріятно-ли будетъ кому нибудь другому?
— Я не знаю, капитанъ Осборнъ, кого вы подразумваете подъ кмъ нибудь другимъ… но вотъ, я вижу, идетъ леди Форэйтъ, и намъ надо хать.
Капитанъ Осборнъ наклонился къ леди Ирисъ.
— Не сердитесь на меня, леди Ирисъ, это былъ счастливйшій вечеръ въ моей жизни, какъ будто какое-то райское видніе, Богъ знаетъ, буду-ли я еще когда нибудь такъ счастливъ, дайте мн одинъ цвтокъ изъ вашего букета, только одинъ, въ память этого вечера.
Леди Ирисъ молча вынула цвтокъ изъ букета и подала ему, сама себ удивляясь. Какъ не похоже это было на нее!
Лицо его все разцвло радостью.
— Вы очень добры, сказалъ онъ:— изъ всхъ вашихъ милостей, это самая большая. А теперь довершите ваше благодяніе, молилъ онъ. Скажите, что вы будете рады меня видть въ Чандос.
— Я буду рада, сказала она съ улыбкой.
— Больше я ничего не прошу, сказалъ онъ, кланяясь.
Въ продолженіе всей дороги домой, въ ушахъ леди Ирисъ раздавались послднія слова капитана Осборна, а передъ глазами носился его образъ. Почему-то также вспомнились слова поэмы: ‘Проклятіе постигло меня’! Если это и не было проклятіе, то, дйствительно, что-то неиспытанное, новое постигло ее, въ чемъ она не давала себ отчета.
Лордъ Кальдонъ ожидалъ ихъ возвращенія. Каждый разъ когда онъ не сопровождалъ свою дочь, она разсказывала ему по прізд домой вс свои впечатлнія. На этотъ разъ, другіе были оживлены и говорили, между тмъ какъ леди Ирисъ одна молчала.
— Теб врно не было весело, Ирисъ? спросилъ графъ.— Ты ничего не говоришь о бал.
— Я никогда лучше не проводила времени, папа, сказала она.
Когда отецъ и дочь остались одни, леди Ирисъ подошла къ отцу, стала на колни, обняла его и прижала свое лицо къ его груди.
— Папа, начала она нершительно,— тамъ было очень пріятно… Она на мгновеніе остановилась.— Изъ всего графства собралось самое лучшее общество, и у леди Эвисъ гостятъ многіе… (Она не знала, какъ сообщить о капитан Осборн и о его посщеніи на завтра).— Между прочими молодыми людьми у нихъ гоститъ одинъ военный. Это — нкто капитанъ Осборнъ, сказала она, покраснвъ и съ невольною дрожью въ голос:— Онъ очень милъ, папа. Бардоны его очень любятъ и хвалятъ, и онъ желаетъ представиться вамъ.
— Въ самомъ дл, Ирисъ? лукаво усмхнулся графъ.— Онъ мн длаетъ эту честь?
— Да вы сметесь, папа? вскричала молодая двушка.— Я вамъ никогда не прощу, если вы будете такъ продолжать.
— Но какъ-же мн не смяться, Ирисъ, сказалъ графъ,— если ты прячешь отъ меня свое лицо, какъ нашалившее дитя. Смотри на меня и разскажи все про своего капитана.
— Какой же онъ мой, папа! Только — знаете — онъ, право, совсмъ не похожъ на другихъ людей. Вотъ вы сами увидите.
— Но кто онъ такой, изъ какихъ Осборновъ? Къ какой фамиліи принадлежитъ?
— Къ фамиліи Осборновъ Скечелейскихъ, сказала она.— Я не знаю подробностей, папа, но Бардонъ мн разсказывалъ о какой-то жертв, которую онъ принесъ своей матери, и, право, онъ совершенно похожъ на героя.
По мр того, какъ она говорила, графъ догадывался, что дочь его наконецъ нашла человка, котораго готова была полюбить.
‘Что-жъ, думалъ онъ,— если онъ достоинъ ея и изъ хорошей фамиліи, я очень радъ’.
— Когда прідетъ твой новый знакомый?
— Завтра утромъ, папа, отвчала она.
— Онъ желаетъ видть картины, говоришь ты? Мы ихъ покажемъ ему, это будетъ пріятно проведенное утро.
— Папа, какую я вамъ странную вещь скажу! Знаете ту картину, которую я такъ люблю,— сэра Лансело въ библіотек?
— Знаю, и что же? спросилъ графъ.
— Капитанъ Осборнъ до такой степени похожъ на рыцаря Лансело, какъ-будто служилъ моделью для картины.
— Значитъ, онъ очень хорошъ собой, замтилъ графъ.— Я никогда не видалъ лица красиве.
— Да, онъ хорошъ, и въ его лиц есть что-то такое лучше красоты, есть какое-то благородство.
Графъ улыбнулся. Было очевидно, что его дочь нашла свою судьбу.
— Я очень радъ буду видть этого сэра Лансело, сказалъ онъ.
— Какъ идетъ къ нему это имя! Настоящее же его имя Алланъ. Мистеръ Бардонъ такъ его назвалъ… Но тутъ внезапно вспомнился ей эпизодъ съ завядшимъ цвткомъ миндаля, и она больше не упоминала о Бардон.
Разойдясь по своимъ комнатамъ, отецъ и дочь думали объ одномъ и томъ же, графъ былъ вмст и доволенъ и чего-то боялся.
‘Она будетъ сильно любить, думалъ онъ,— какъ вс мы Фэйны. Кто больше меня страдалъ? Но насколько будетъ возможно, я постараюсь избавить ее отъ страданій’.
До утра ходилъ онъ взадъ и впередъ по комнат, время отъ времени останавливаясь и смотря на изображеніе золотистой головки на портрет съ надписью: ‘Кто уметъ молиться — уметъ любить’.
А леди Ирисъ, со счастливой улыбкой безпечной юности на устахъ, положила на подушку голову, говоря себ, что завтра же увидитъ своего рыцаря. Дальше она не заглядывала.

ГЛАВА XX.

Когда леди Ирисъ проснулась на слдующее утро, цлые потоки солнечныхъ лучей наполняли ея комнату и птицы весело пли за окнами. Она отворила окна и съ наслажденіемъ вдыхала утренній воздухъ. Ей казалось, что утро этого счастливаго дня должно быть яснымъ и солнечнымъ!
Посл завтрака, она долго гуляла въ саду и возвращалась оттуда по липовой алле, ведущей въ замокъ. Когда она подходила къ дому, въ конц аллеи показался всадникъ… Это былъ капитанъ Осборнъ. Невольно опять вспомнился ей сэръ Лансело на бломъ кон, и она прочла про себя стихи поэта и улыбнулась.
‘До тхъ поръ буду звать его сэромъ Лансело, пока не забуду его собственное имя’, сказала она себ.
Они почти въ одно время взошли на подъздъ и въ швейцарскую… Тамъ она обернулась къ нему съ улыбкою, и такъ дивно была она хороша посреди этой величественной комнаты, въ бломъ плать, съ своей прелестной золотистой головкой, причудливо освщенной сверху, черезъ разноцвтныя стекла, что капитанъ Осборнъ остановился въ нмомъ восторг.
— Добро пожаловать въ Чандосъ, сказала она, протягивая ему руку.
— Благодарю васъ, леди Ирисъ, сказалъ онъ, почтительно кланяясь,— и, при вид его окруженнаго со всхъ сторонъ древними доспхами и знаменами, ей невольно пришла въ голову мысль, что до сихъ поръ никто такъ не подходилъ къ величію этой исторической комнаты, какъ онъ. Леди Ирисъ стояла какъ разъ подъ аркой, надъ которой былъ высченъ золотой гербъ и слова девиза: ‘Носить съ честью’.
— Это девизъ вашей фамиліи, не такъ-ли? спросилъ онъ, прочитавъ слова.
— Да, гордо отвчала она,— и не правда-ли, что лучше этого девиза не существуетъ ничего?
— Я съ вами согласенъ, значеніе его прекрасно, и еслибъ мн предстоялъ выборъ девиза, я выбралъ бы этотъ.
Онъ опять низко преклонился передъ молодой представительницей славной фамиліи и попросилъ позволенія представиться графу.
— Мы говорили о васъ, сказала она,— и папа будетъ радъ васъ видть.
Они вошли въ библіотеку. Довольно было графу посмотрть на молодаго воина, чтобы сердце его согрлось.
Пока онъ разговаривалъ съ графомъ, леди Ирисъ сличала лица — живое и нарисованное — и нашла, что дйствительно сходство съ Лансело было поразительное.
— Если вы любите картины, сказалъ ему графъ, спустя нсколько времени,— то мы пойдемъ въ галлерею, а прежде дочь моя покажетъ вамъ т, которыя находятся здсь.
Осмотрвъ прекрасную Мадонну Рафаэля, головку Грза, и ангела съ лиліею, работы Фра-Анжелико, они дошли до сэра Лансело.
— Посмотрите внимательно на эту картину, капитанъ Осборнъ, сказала леди Ирисъ.— И если вы знаете свое лицо, то вы скажете мн, не удивительно-ли такое сходство?
Онъ отвелъ глаза отъ картины и посмотрлъ на нее съ улыбкой.
— Мн это очень лестно, такъ какъ Лансело былъ доблестный рыцарь. И вотъ какое странное сопоставленіе: — вчера, смотря на васъ, въ вашемъ царственномъ наряд изъ голубаго бархата съ жемчугомъ, я нашелъ, что вы замчательно напоминаете портреты королевы Гиневеръ.
Графъ улыбнулся за своей газетой.
‘Нехудо! сказалъ онъ себ,— если принять въ соображеніе, что это всего второе свиданіе’.
— Это прекрасная картина! продолжалъ капитанъ Осборнъ.— Не удивляюсь, если она здсь занимаетъ почетное мсто. Эти ячменныя поля, посреди которыхъ детъ рыцарь, какъ золото, блестятъ на солнц и волнуются, какъ будто отъ втра.
— Въ военной служб, я полагаю, некогда заниматься поэзіей, замтила леди Ирисъ,— но вы, вроятно, знаете поэму о сэр Лансело и леди Шалотъ.
— Да, и очень люблю эту поэму, сказалъ онъ.
Къ нимъ подошелъ графъ.
— Моя дочь находитъ, сказалъ онъ,— что вы очень похожи на рыцаря Лансело, и я теперь самъ вижу это сходство. Но пойдемте въ галлерею. Ирисъ, пойдемъ.
Капитанъ Осборнъ улыбнулся, услышавъ это имя.
— У васъ хорошенькое имя, замтилъ онъ.
— Немного только странное, кажется.
— Напротивъ, я нахожу, что вс хорошенькія женщины должны носить названія цвтовъ, сказалъ онъ просто.
— Имя Ирисъ нердко встрчается, а есть также имена: Лилія, Віолетъ, Нарцизъ. Недавно я встртила даже имя Азалеа,— это хорошее обыкновеніе давать названія цвтовъ.
— Во всякомъ случа лучше, чмъ вчныя Дженни и Бесси.
— А вы знаете значеніе слова ‘Ирисъ’? спросила она.
— Я ршительно незнакомъ съ языкомъ цвтовъ.
— Ирисъ значитъ: ‘У меня есть порученіе или всть къ теб’. Папа часто шутитъ, спрашивая, какую я ему всть принесла.
— Вашъ девизъ можетъ быть вашею встью. Онъ такъ къ вамъ подходитъ.
Она отвчала ему такимъ яснымъ взглядомъ, что сердце его сладко забилось въ груди.
Начался обзоръ картинъ. Нкоторыя изъ нихъ, по истин, не имли цны, какъ работы старыхъ художниковъ. Осборнъ, знавшій толкъ въ искусств, приходилъ въ восторгъ.
— У васъ, должно быть, одна изъ лучшихъ коллекцій въ Англіи, милордъ, сказалъ онъ.
— Да, въ Чандос, дйствительно, лучшая частная коллекція въ королевств. И накопляется она давно, много поколній собирало ее. Вс Фэйны любятъ искусство и каждый изъ владтелей Чандоса что-нибудь прибавлялъ къ коллекціи. Мои пріобртенія принадлежатъ, большею частью, къ новйшему времени.
Они находились посреди длинной галлереи.
— Вотъ портретъ моей матери, сказала леди Ирисъ.
— Да, сказалъ графъ,— и это одна изъ лучшихъ картинъ въ галлере.
Посмотрвъ на портретъ, Алланъ Осборнъ перевелъ глаза на леди Ирисъ.
— Странно, сказалъ онъ,— но вы совсмъ не похожи на вашу мать. Она брюнетка, а вы блокуры.
— Не странно, такъ какъ я Фейнъ, а она урожденная Тальботъ. Вы знаете, что существуетъ сказаніе о Фейнахъ, которое ихъ приговариваетъ быть непремнно блокурыми. Вс члены нашего дома, даже самые доблестные воины, издревле были блокуры. Такъ вы не находите между мною и матерью никакого сходства?
— Нтъ, еслибъ я не зналъ, я сказалъ бы даже, что вы не въ родств, сказалъ онъ.
— Мн жаль это, я желала бы во всемъ походить на нее.
— Вы, быть можетъ, охотно взглянули бы на портретъ Маріи, королевы шотландской, это лучшая картина изъ всей коллекціи, замтилъ графъ. Они пошли дальше.
— Оставайтесь съ нами ко второму завтраку, сказалъ графъ, когда кончился осмотръ галлереи. Ничто такъ не утомляетъ, какъ осмотръ картинъ, какъ бы хороши он ни были. Посл того мы подемъ осматривать Саунгамское аббатство. Это самыя красивыя развалины въ графств, и я охотно покажу вамъ ихъ.
Капитанъ Осборнъ поблагодарилъ за приглашеніе, и графъ извинился, что ему нужно дописать письма.
— Я васъ познакомлю съ нашими гостями, замтила леди Ирисъ.
— Я пріхалъ видть васъ и лорда Кальдона, сказалъ онъ,— и нахожусь въ вашемъ распоряженіи, только, признаюсь по правд, я совсмъ не тороплюсь къ вашимъ гостямъ.
Леди Ирисъ улыбнулась тому, что онъ не стремится познакомиться съ ихъ вельможными гостями.
— Мн нравится въ васъ это достоинство. Вы рождены, чтобы повелвать! сказала она невольно.
— Вы, однако, любите насмхаться, сказалъ онъ холодно.
Она съ удивленіемъ посмотрла на него.
— Вы, кажется, обидлись моими необдуманными словами? сказала она в^ недоумніи.
— Простите, леди Ирисъ, я вообразилъ, что вы надо мной сметесь. Но вы такъ добры, что неспособны кого бы то ни было обидть. Могу я просить васъ показать мн ваши прекрасные сады?
Нсколько минутъ спустя, они ходили по аллеямъ. Капитанъ Осборнъ молчалъ. Сердце его было такъ полно, что слова какъ-то не шли на языкъ. Наконецъ онъ овладлъ всмъ сво имъ мужествомъ и прервалъ молчаніе.
— Я думалъ сейчасъ, леди Ирисъ, объ одной строк изъ сказанія о Фейнахъ, которое я слышалъ, а именно: ‘Вс Фейны холодны и горды’. Разв это правда?
— Да, отвчала она, и если вы у меня спросите, какой я сознаю въ себ недостатокъ, я скажу вамъ, что это гордость
— Я бы этого не предположилъ, замтилъ онъ.
— Вы меня видли при особенныхъ условіяхъ, сказала леди Ирисъ,— а все-таки я чувствую, что ничто не можетъ сломить мою непреклонную гордость, которая глубоко вкоренилась во мн. Чувствую также, что я холодна.
— Вы были такъ добры ко мн, леди Ирисъ, что я не могу э тому поврить.
— Я холодна ко всмъ постороннимъ, но для моихъ близкихъ сердце мое открыто и тепло. А къ вамъ я не могла бы быть холодной:— вы мн спасли жизнь.
Онъ внезапно остановился и посмотрлъ на нее горячимъ взглядомъ.
— Леди Ирисъ, сказалъ онъ пылко,— могу-ли я надяться, что вы меня будете считать другомъ? Обдумайте отвтъ: — ошибка можетъ убить меня.
Она взглянула на него яснымъ взглядомъ.
— Какъ-же иначе? Вы мн спасли жизнь и должны быть моимъ лучшимъ другомъ.
— Я горжусь вашей дружбой, я польщенъ ею, но, леди Ирисъ, продлится-ли она?
— Да, конечно.
— Не смотря на разстояніе и разлуку, не смотря на вс перемны обстоятельствъ?
— Не смотря на все, твердо сказала она.
— Значитъ, я счастливйшій человкъ въ мір, такъ какъ не заслужилъ и никогда не мечталъ о счастіи быть вашимъ другомъ.
— Безъ васъ меня-бы убили, и я вамъ обязана жизнью.
— Леди Ирисъ, скажите мн что нибудь другое… Неужели я обязанъ этимъ счастьемъ только моему поступку? молилъ онъ, овладвая ея рукою. Она не отвчала.
— Леди Ирисъ, скажите мн, неужели вы удостоиваете меня вашей дружбой только ради того, что я вамъ спасъ жизнь?
— Нтъ, сказала она, высвободивъ свою руку,— не ради этого только.
— Простите меня, леди Ирисъ, я рзокъ, но это для меня слишкомъ важно, чтобы помнить, что я длаю.
— А теперь пора намъ идти въ домъ: скоро прозвонятъ къ завтраку.
— Мой разумъ совершенно помутился, леди Ирисъ, я не буду въ состояніи поддержать разговоръ, позвольте мн лучше вернуться въ Гайнъ-Куртъ.
— Вы будете съ нами завтракать, сказала леди Ирисъ, взявъ его за руку.
— Какъ прикажете, покорно согласился онъ.— Я въ вашихъ рукахъ, какъ воскъ.
Капитанъ Осборнъ былъ правъ, говоря, что неспособенъ быть собесдникомъ. За столомъ онъ давалъ графу такіе отвты невпопадъ, что тотъ внутренно смялся.
Посл завтрака, все общество похало въ аббатство. Леди Ирисъ хала съ двумя дамами, въ открытомъ экипаж, а капитанъ Осборнъ — верхомъ, съ той стороны, съ которой сидла молодая двушка. Пріхавъ туда, все общество пошло осматривать развалины, и капитанъ Осборнъ былъ кавалеромъ леди Ирисъ. Эта прогулка надолго осталась въ воспоминаніи обоихъ молодыхъ людей.
По возвращеніи въ замокъ, капитанъ Осборнъ ухалъ въ Гайнъ-Куртъ, оставивъ свое сердце въ Чандосскомъ замк. Онъ не спрашивалъ себя, какой будетъ конецъ всему этому. Онъ впервые любилъ и былъ счастливъ неизмримо. Она подарила ему дружбу, зная, кто онъ такой, а если еще полюбитъ,— онъ съ ума сойдетъ отъ счастія!

ГЛАВА XXI.

Спустя нсколько времени, капитанъ Осборнъ сталъ почти каждый день посщать Чандосскій замокъ, подъ тмъ или другимъ предлогомъ.
Графъ полюбилъ его, и въ сердц своемъ одобрялъ выборъ своей дочери, а капитанъ Осборнъ забывалъ весь міръ въ присутствіи леди Ирисъ, онъ предался своей любви со всей силой беззавтной страсти. Иногда приходила ему въ голову мысль, что не безумно-ли было надяться, чтобы единственная дочь и наслдница графа Кальдона снизошла до брака съ нимъ. И даже, если полюбитъ, способна-ли будетъ она,— которая сама сознаетъ себя гордою,— презрть сословные предразсудки и выйти за него замужъ? Не смотря на вс эти размышленія, молодой человкъ не въ силахъ былъ противиться теченію потока:— его такъ и тянуло въ Чандосскій замокъ.
Эти частыя отлучки вызывали улыбку сочувствія въ его хозяевахъ. Мистеръ Бардонъ отъ души желалъ ему успха, безъ малйшей ироніи, тономъ самаго теплаго участія.
— Вы просто волшебникъ, говорилъ онъ ему.— Я хорошо знаю гордость леди Ирисъ. Мы съ сестрой бывали часто въ Чандос до моей женитьбы, и леди Ирисъ никогда не удостойнала насъ своей благосклонностью.
— Это просто, быть можетъ, вамъ такъ вообразилось, сказалъ капитанъ Осборнъ:— я замтилъ, что она къ вамъ всегда любезна.
— Про то я знаю, любезный другъ, горько замтилъ Джонъ Бардонъ.— Къ вамъ-же она такъ добра, какъ ни къ кому, хотя и знаетъ вашу исторію.
— Быть можетъ, сказалъ Алланъ,— она раздляетъ мой взглядъ, что благородство познается по жизни человка. Однако, Джонъ, уврены-ли вы, что все ей сказали?
— Все ршительно, было короткимъ отвтомъ.
— То-то. Я бы не желалъ являться ей въ ложномъ свт. Я, впрочемъ, и самъ поговорю съ ней объ этомъ. Она уже намекала мн, что вы разсказывали ей о нашемъ первомъ свиданіи, и прибавила, что одобряетъ меня.
— Счастливый вы человкъ, Алланъ, потому что у леди Ирисъ нтъ обыкновенія благоволить къ людямъ, подобно намъ съ вами, вышедшимъ изъ народа.
— Леди Ирисъ благороднйшая и лучшая женщина въ мір! съ горячностью воскликнулъ капитанъ,— и я не замедлю ей самъ все сказать.
Тяжелая рука Джона Бардона опустилась на плечо Осборна.
— Не совтую вамъ это длать.
— Почему нтъ?
— Потому что это будетъ какимъ-то недовріемъ къ ней съ вашей стороны. Будь я на вашемъ мст, я-бы ничего не сказалъ, пока она сама не заговоритъ.

ГЛАВА XXII.

Прошло пять недль, отпускъ капитана Осборна продолжался. Джонъ Бардонъ и леди Эвисъ не хотли его пускать отъ себя, не смотря на его увреніе, что ему совстно употреблять во зло ихъ гостепріимство. Однажды капитанъ Осборнъ, дучи верхомъ съ графомъ, заговорилъ о своемъ отъзд.
— Вотъ уже шесть недль, какъ я живу въ Гайнъ Курт, и какъ мн здсь ни хорошо, я долженъ ухать.
— Прежде чмъ удете, проведите нсколько дней въ Чандосскомъ замк, сказалъ графъ.
Въ продолженіе нсколькихъ минутъ, капитанъ Осборнъ не могъ слова проговорить отъ восторга, наконецъ, съ особенной горячностью и несвязно, произнесъ свою благодарность.
— Прізжайте въ среду, у насъ соберутся гости и вы пріятно проведете время, сказалъ графъ.
— Разв можетъ быть въ Чандос кому нибудь невесело? отвчалъ Осборнъ вн себя отъ счастья, при мысли пожить съ ней подъ одной кровлей, видть ее каждый часъ дня.
‘Да благословитъ Богъ графа, думалъ онъ, возвращаясь домой, это лучшій человкъ, какого я когда либо встрчалъ.— Онъ не можетъ не видть, что я люблю, боготворю его дочь, и если приглашаетъ меня къ Чандосъ, то это ясно, что онъ меня не отвергнетъ’.
Джонъ Бардонъ усмхнулся, услыхавъ объ этомъ приглашеніи, и сказалъ жен, что теперь скоро можно ожидать развязки.
— Ирисъ, сказалъ графъ въ тотъ-же день дочери,— распорядись, чтобы приготовили къ сред одну изъ лучшихъ комнатъ для гостей.
— Для кого это, папа?
— Я пригласилъ капитана Осборна провести у насъ нсколько дней, и онъ прідетъ въ среду.
Послдовало нсколько минутъ молчанія. Наконецъ леди Ирисъ проговорила спокойнымъ голосомъ:
— Я рада, что онъ прідетъ, папа, онъ любитъ Чандосъ.
Затмъ въ два дня, предшествовавшіе сред, леди Ирисъ предалась радостному ожиданію. Жить съ нимъ въ одномъ дом! цлые дни быть вмст! Что бы посл того ни послдовало, настоящее было слишкомъ хорошо, чтобъ задумываться о будущемъ.
Наступила среда. Капитанъ Осборнъ долженъ былъ явиться вечеромъ къ обду. Леди Ирисъ особенно занялась своимъ туалетомъ: на ней было блдно-голубое платье, изящно отдлай мое блыми кружевами, въ ея волосахъ, на ше и рукахъ сверкали брилліанты.
Они встртились въ гостинной. Съ минуту ея рука лежала въ его рук. Румянецъ разлился по ея лицу и глаза опустились подъ его горячимъ взглядомъ, потомъ она перешла къ прочимъ гостямъ: но что бы она ни длала, съ кмъ-бы ни говорила, она постоянно слдила за каждымъ его движеніемъ, за каждымъ словомъ. Тоже было и съ нимъ, съ той разницей, что онъ завидовалъ каждому, кто подходилъ и говорилъ съ леди Ирисъ.
Посл обда, все общество раздлилось на группы. Ночь была чудная, лунная, вс окна были настежь открыты, цвты отъ ночной свжести приподнялись на своихъ стебелькахъ и наполняли воздухъ такимъ благоуханіемъ, что оно проникало черезъ открытыя окна въ гостинную. Одна изъ двицъ, Лора Сэймуръ, пла чистымъ контральто какой-то печальный романсъ, въ которомъ говорилось о любви. Капитанъ Осборнъ стоялъ возл леди Ирисъ.
— Отчего это, сказала она задумчиво,— вс любовные романсы такъ печальны?
— Вроятно, оттого, отвчалъ онъ, — что любовь нердко бываетъ несчастлива и одинъ любитъ другаго безъ надежды на взаимность.
Въ памяти леди Ирисъ мгновенно возстало лицо Джона Бардона, искаженное страстью и горемъ, она вспомнила свои жосткія слова и поняла, сколько онъ долженъ былъ вытерпть.
— Я никогда не думала, чтобы любовь могла причинить страданіе, задумчиво проговорила она.
— И однако вамъ боле, чмъ кому либо, пришлось причинять его, замтилъ капитанъ Осборнъ,— столько людей любили васъ безнадежно.
— Я это длала, сама того не желая, кротко сказала она, припоминая слезы Джона Бардона,— и мн ихъ всхъ очень жаль.

ГЛАВА XXIII.

Какъ скоро летли дни для Аллана и леди Ирисъ, и что это были за счастливые дни! Все общество полюбило капитана Осборна и находило удовольствіе въ его бесдахъ. Онъ былъ очень пріятный собесдникъ, прекрасно воспитанъ, талантливъ, уменъ, всегда веселъ и любезенъ.
По мр того, какъ возростала любовьвъ его сердц, возросталъ и страхъ передъ исходомъ чувства. Прежде того, видаясь урывками съ леди Ирисъ, онъ не задумывался о различіи ихъ общественныхъ положеній, между тмъ какъ теперь, живя въ ея дом, гд окружало его величіе знатнаго происхожденія и почти царская роскошь, онъ падалъ духомъ. Никогда прежде не придавалъ онъ никакого значенія рожденію и не понималъ родовой гордости. Теперь же гордость леди Ирисъ объяснялась ему при вид попадавшихся на каждомъ шагу знаковъ древней славы ея рода. Передъ глазами его возвышались срыя, старыя стны крпости и башенъ съ ихъ бойницами, теперь живописно обвитыя плющемъ, а когда-то осыпаемыя пушечными выстрлами. Тутъ видлъ онъ старыя знамена, отнятыя у непріятеля на пол битвы, тамъ оружіе и доспхи рыцарей крестовыхъ походовъ — и везд бросались ему въ глаза гербы: левъ и лилія съ девизомъ ‘Носить съ честью’.
Для него вся слава и величіе рода леди Ирисъ олицетворялись въ ней, и съ ней соединялъ онъ все высокое и прекрасное. Онъ падалъ подъ гнетомъ своего чувства, и неизвстность терзала его. Онъ ршилъ услышать свой приговоръ изъ ея устъ и въ случа неудачи,— не падая духомъ, какъ ребенокъ,— уйти туда, гд понадобятся его мечъ и энергія.
Случай все не представлялся, леди Ирисъ прочитала, вроятно, въ его глазахъ отчаянную ршимость и стала невольно избгать его. Въ первый разъ она боялась объясненій въ любви, тогда какъ прежде безстрастно и равнодушно выслушивала ихъ отъ безчисленныхъ своихъ поклонниковъ.
Въ душ она давно сознала, что полюбила беззавтно, и что, какъ ни борись, судьба ея была ршена, внутренно она жаждала отъ него словъ любви и нжности, но, вмст съ тмъ, она ихъ опасалась и такъ окружала себя въ продолженіе нсколькихъ дней, что ему не было возможности сказать съ ней двухъ словъ.
Однажды все общество было на террас, собираясь хать верхомъ. Улучивъ минуту, когда леди Ирисъ стояла одна, капитанъ Осборнъ быстро подошелъ къ ней.
— Леди Ирисъ, сказалъ онъ,— что я такое сдлалъ, что вы избгаете меня? Отчго вы не хотите говорить со мною?
— Я васъ не избгаю, быстро отвчала она.
— Однако, вотъ уже столько дней, что я не видлъ цвта вашихъ глазъ, вы и не смотрите на меня.
Леди Ирисъ подняла на него свои великолпные глаза, но внезапная краска залила все ея лицо, и она отвернулась. Въ это время подвели ей лошадь, и во все время прогулки онъ не могъ ей сказать ничего, а также и тогда, когда они возвратились и леди Ирисъ сла за чайный столъ, а онъ стоялъ подл, передавая чашки и оказывая ей разныя маленькія услуги. Леди Ирисъ, подъ какимъ-то предлогомъ, ни на минуту не отпускала отъ себя Лору Сеймуръ и вела безпечно-свтскій разговоръ.
Вспомнивъ значеніе цвтка ирисъ: ‘я несу всть’, капитанъ Осборнъ сорвалъ этотъ цвтокъ и передалъ ей. Леди Ирисъ приняла цвтокъ, но все-таки не дала ему случая говорить съ собой. Къ обду она вышла въ богатомъ бломъ шелковомъ плать, съ приборомъ изъ великолпныхъ опаловъ. Къ корсажу у ней былъ приколотъ цвтокъ ирисъ.
‘Что мн думать? недоумвалъ онъ: — еслибъ она любила меня, она бы поспшила услышать всть, которую я хочу ей сообщить? Если же не любитъ, зачмъ носитъ мой цвтокъ?’
Леди Ирисъ тотчасъ замтила облако на его чел. Онъ сидлъ, наклонившись надъ какимъ-то альбомомъ, но не перевертывалъ страницу. Она подошла къ нему. Онъ почувствовалъ ея присутствіе, поднялъ глаза и невольно вздохнулъ. Она была такъ дивно хороша въ своемъ изящномъ наряд.
— Капиталъ Осборнъ, сказала она, я имю къ вамъ просьбу.
— Прикажите,— всталъ онъ съ мста.
— Мн говорила леди Эвисъ, что у васъ очень хорошій теноръ, правда это?
— Такъ говорятъ, отвчалъ Осборнъ.
— Отчего вы мн этого никогда не сказали? спросила она.
— Я не люблю пть, да и не подумалъ объ этомъ.
— Прошу васъ спть для меня, капитанъ Осборнъ, сказала она.
— Я спою для васъ, значительно сказалъ онъ и пошелъ къ роялю.
Вс смолкли.
Осборнъ заплъ балладу ‘Прощай, милая, прощай’. У него оказался великолпный, обработанный теноръ. Голосъ его проникалъ въ душу. При словахъ: ‘Не желалъ бы покинуть тебя!’ глаза его встртились съ глазами леди Ирисъ и сердце ея замерло. А что если, дйствительно, онъ удетъ? Но вдь тогда вся прелесть жизни для нея утратится. ‘Прощай!’ раздавалось среди общей тишины, и лицо ея становилось блднй и печальне.
Когда онъ кончилъ, леди Ирисъ сдлала надъ собой усиліе и подошла къ нему.
— Это было просто жестоко скрывать отъ насъ вашъ прекрасный голосъ, капитанъ Осборнъ, заговорила она сколько возможно равнодушне.— За наказаніе, вы должны пть еще и еще.
— Я къ вашимъ услугамъ, леди Ирисъ, каждый разъ, какъ вы пожелаете меня слушать. Только можно васъ просить отплатить мн одною милостью?
— Вы такъ корыстолюбивы? пошутила она.
— Милость, которую я прошу, для васъ очень нетрудна. Удлите мн только пять минутъ вашего времени. Общаете вы мн?
Молодая двушка молчала, она боялась выдать свое волненіе.
— Леди Ирисъ, я просто начинаю теряться… Я нахожусь, какъ въ раю, но прихожу въ отчаяніе. Неужели вы находите удовольствіе меня терзать?
— Такого храбраго воина можетъ-ли терзать женщина! стараясь улыбнуться, сказала леди Ирисъ.
— Вы все-таки не отвтили на мою просьбу, дадите вы мн пять минутъ? спросилъ онъ.
— Первый разъ, какъ я буду свободна, я вамъ дамъ требуемыя вами пять минутъ, сказала леди Ирисъ и отошла.
Капитанъ Осборнъ сталъ ждать случая, который представился только поздно вечеромъ.
Ночь была тихая, душистая. Леди Ирисъ ходила по саду съ Лорой Сеймуръ, которую вскор куда-то отозвали. Луна медленно выплывала изъ-за вершины деревьевъ и озаряла своимъ серебристымъ свтомъ блое платье молодой двушки и ея лучезарное, плнительное лицо.
— Наконецъ-то, произнесъ голосъ капитана Осборна около леди Ирисъ, и вывелъ ее изъ глубокой задумчивости.— Я все время слдилъ за вами, ожидая, что вы останетесь одн. Вы мн общали дать пять минутъ. Будьте же до конца милостивы: пойдемте къ озеру и выслушайте меня съ терпніемъ. Я ршился рискнуть на послднюю ставку, и если проиграю, то мн не для чего больше жить.
Сила, слышавшаяся въ его словахъ, заставила ее повиноваться и идти, куда онъ велъ ее. Ночной втерокъ тихо шелестилъ листвой надъ ихъ головами, озеро недвижно стояло, отражая въ себ луну и звзды. Изъ открытыхъ оконъ замка доносились звуки музыки и пнія. На самомъ берегу озера бллась мраморная статуя — Фавнъ, наливающій воду изъ урны. Около статуи стояла скамья.
— Садитесь здсь, сказалъ онъ.
Леди Ирисъ сла. И вотъ наступила минута, которую она смутно ждала съ какою-то смсью страха и счастія. Онъ былъ у ея ногъ и въ страстныхъ, горячихъ выраженіяхъ говорилъ ей о своей любви, о готовности умереть за нее. По мр того, какъ рчь его длалась краснорчиве, страхъ и нершимость оставляли ее, давая мсто чувству одной неизмримой любви. Она потеряла способность противиться напору своихъ чувствъ. Она видла въ этомъ обширномъ божьемъ мір только одного его, стоящаго передъ ней на колняхъ и обращающаго къ ней свой молитвенный взоръ.
— Согласны-ли вы быть моей женой? шепталъ онъ.
И она, гордая красавица, леди Ирисъ Фэйнъ, сказала:
— Да,— и спрятала свое лицо на его груди.

ГЛАВА XXIV.

Не замчали они, сидя у серебристаго озера, какъ проходило время. По нскольку разъ повторялъ капитанъ Осборнъ, какъ съ перваго взгляда полюбилъ ее, разсказывалъ о своихъ опасеніяхъ, что она не найдетъ его достойнымъ быть ея мужемъ.
— Кажется, ужь поздно, посмотрите, капитанъ Осборнъ, куда перешла луна. Я что-то не слышу больше музыки.
— А вотъ доносится смхъ и говоръ, но не называйте меня ‘капитаномъ Осборномъ’…
Алланъ, тихо и красня, сказала она,— пойдемте домой.
— Сейчасъ, только скажите мн еще, что вы меня любите.
Онъ сложилъ руки и съ благоговніемъ, какъ на божество, смотрлъ на прекрасную молодую двушку, озаренную матовымъ свтомъ луны.
— Я люблю васъ, Алланъ, всей моей душой, сказала она, смотря ему въ глаза и положивъ на его плечо свою руку.
— И буду вашей женой, и общаю любить васъ всю жизнь,— продолжалъ онъ торжественно, и она повторила за нимъ эти слова.
— А теперь прошу скрпить ваши слова однимъ поцлуемъ.
— До самой смерти, Алланъ, прошептала она, цлуя его:— до самой моей смерти! И оба молча пошли домой.
Въ продолженіе остальнаго вечера, на лиц леди Ирисъ выражалось такое счастіе, что графъ не могъ не догадаться, что они объяснились.
‘Рано или поздно исходъ долженъ быть одинъ, говорилъ онъ себ,— и слава Богу, что выборъ ея палъ на одного изъ лучшихъ молодыхъ людей Англіи’.
Оставшись наедин съ дочерью, графъ замтилъ:
— Ты мн кажешься сегодня особенно счастливою, Ирисъ.
— Да, папа, я счастливйшее существо въ мір! Завтра онъ самъ все скажетъ! добавила она, крпко и нжно поцловала отца и удалилась въ свою комнату. Тамъ она отпустила свою горничную и, склонившись на колни, со слезами благодарила Бога за счастье, выпавшее на ея долю.
Положивъ свою голову на подушку, она съ улыбкой поцловала ту изъ своихъ рукъ, которую цловалъ Алланъ, и лучи луны, заглянувшіе въ ту ночь въ окно ея комнаты, освтили чуть-ли не счастливйшую двушку на всемъ земномъ шар.
На слдующее утро, капитанъ Осборнъ былъ въ библіотек графа и открывался ему въ своей любви къ его дочери.
— Я не скрываю, милордъ, что стою во многомъ ниже вашей дочери, но мое чувство къ ней такъ сильно, что оно уравновситъ наше положеніе.
— Меня не удивляетъ ваше признаніе, сказалъ графъ:— я давно замтилъ, что вы другъ друга любите, и только прибавлю, что одобряю ея выборъ и охотно принимаю васъ въ мою семью,— и онъ пожалъ руку молодаго человка.— Не будемъ теперь вдаваться въ подробности, продолжалъ онъ:— вы знаете, моя дочь — единственная отрасль фамиліи Фэйновъ-Кальдонскихъ, и съ ея замужствомъ сопряжены нкоторыя формальности, предоставляю вамъ нсколько дней быть счастливыми безъ помхи, затмъ разъдутся гости и мы займемся длами.
Скоро слухъ о предстоящей свадьб наслдницы Чандоса распространился въ окрестности. Общество немного удивилось, но, принявъ въ соображеніе вс личныя достоинства молодаго человка, оно наружно высказало довольство и усердно поздравляло леди Ирисъ.
Первыми пріхали Джонъ Бардонъ и леди Эвисъ, чтобъ поздравить жениха и невсту.
— Ваше лицо доказываетъ, что вы счастливйшій человкъ въ мір, говорилъ Джонъ Бардонъ своему другу.— Вамъ принадлежитъ любовь, за которую другой отдалъ бы свою жизнь.
— Да! я, дйствительно, очень счастливъ, Джонъ, и этимъ отчасти обязанъ вамъ, такъ какъ, не пригласите вы меня къ себ, я никогда не узналъ бы леди Ирисъ. Я никогда не забуду этого, поврьте,— добавилъ онъ, крпко пожимая его руку.
Джонъ Бардонъ содрогнулся отъ волненія.
На восточной сторон террасы, прогуливалась леди Ирисъ, завидя подходящаго къ ней Джона Бардона, она сдлала нсколько шаговъ навстрчу, онъ смертельно поблднлъ, пожимая руку, протянутую ему со счастливой улыбкой.
— Поздравляю васъ, сказалъ онъ едва слышнымъ голосомъ.
— Благодарю васъ, мистеръ Бардонъ, я знала, что вы будете рады, какъ другъ капитана Осборна.
Эти слова, какъ ножомъ, пронзили его сердце.
— Я всегда буду помнить, продолжала она,— что я обязана вамъ тмъ, что встртилась съ нимъ. Я, право, жалю, что когда-то невольно оскорбила васъ: только тогда поймешь любовь, когда сама испытаешь это чувство.
Онъ отвчалъ ей какимъ-то стономъ.
— Я теперь стала другая… Простите-ли вы меня? и она протянула ему руку.
Съ необычайнымъ усиліемъ поборолъ онъ въ себ волненіе и тихо отвчалъ:
— Мн нечего прощать, леди Ирисъ… А что,— внезапно спросилъ онъ,— говорилъ вамъ капитанъ свою исторію?
— Нтъ еще, отвчала она.
— Попросите его разсказать вамъ и тогда вспомните, что, услыхавъ ее, я свелъ васъ съ нимъ изъ угожденія вашему вкусу.
— Буду помнить, сказала она съ ясной улыбкой.

ГЛАВА XXV.

Леди Ирисъ и Джонъ Бардонъ продолжали гулять по террас. Она не могла не замтить въ немъ чего-то особеннаго.
— Вы какъ будто нездоровы сегодня, мистеръ Бардонъ.
— Я здоровъ, сказалъ онъ, избгая ея взгляда,— я слишкомъ здоровъ, я боюсь, что буду еще жить, когда не станетъ людей гораздо счастливе меня.
— Вы хандрите, сказала она,— можетъ-ли человкъ, пользующійся всми благами жизни, говорить такъ. Одной улыбки вашего сына довольно, чтобъ отогнать отъ васъ всякую заботу.
— Вы правы, имя такого ребенка, я не долженъ былъ-бы знать горя. Прощайте, леди Ирисъ,— откланялся онъ и, пожимая ей руку, снова оставилъ въ ней цвтокъ миндальнаго дерева.
На этотъ разъ леди Ирисъ вздрогнула, взглянувъ на увядшій цвтокъ. Что хотлъ онъ этимъ сказать? недоумвала она. Она помнила, что сидла подъ миндальнымъ деревомъ въ ту ночь, когда такъ жестоко отвергла его, но вдь онъ былъ женатъ, имлъ сына, такъ неужели оцъ еще не забылъ… А она еще сейчасъ просила у него прощенія, побужденная къ этому полнотой своего счастія. Она также мало подозрвала въ немъ жажду мести, какъ въ его маленькомъ сын, и отбросила цвтокъ, ршительно не зная, что и подумать.
Джонъ Бардонъ опросилъ ее, не знаетъ-ли она исторію Аллана. Она не думала еще его разспрашивать, ей было такъ хорошо въ настоящемъ, что она не хотла говорить ни о будущемъ, ни о прошедшемъ. Но, конечно, она ршила рано или поздно просить его — разсказать ей все подробно, тмъ боле, что ей пріятно будетъ слышать о его благородномъ поступк.
Разъ, гуляя по парку, Алланъ и леди Ирисъ подошли къ золотистому жнивью и любовались на прекрасное мстоположеніе, опершись на ршетку парка.
— Какъ я люблю эти мста, сказалъ онъ. Тяжело-бы мн было оставить ихъ.
— Вы и не оставите, мой другъ, нжно сказала леди Ирисъ,— ваше мсто въ Чандос и куда-бы вы ни похали, вы меня должны взять съ собой.
— Я такъ отуманенъ моимъ счастіемъ, что ничего не могу сообразить. Я даже не заглядываю въ будущее.
— А какъ хорошо это будущее, Алланъ: я въ немъ облачка не вижу. Лишь бы только я всегда была съ вами.
— Не странно-ли это слышать отъ надменной леди Ирисъ?
— Для васъ я никогда не была надменною, вы покорили меня и я теперь ваша покорная, любящая Ирисъ.
— Такъ вы теперь никогда-бы не могли со мною быть гордой? спросилъ онъ.
— Я не могу придумать условія, при которомъ могла-бы быть такою съ вами. Вы составляете часть меня самой. И, наконецъ, разв можно соединить вмст любовь и гордость?
Алланъ Осборнъ вынулъ изъ маленькаго футляра хорошенькое кольцо, осыпанное брилліантами и рубинами.
— Позвольте мн надть на вашъ палецъ это кольцо, и пусть оно насъ также свяжетъ, какъ внчальное кольцо.
Леди Ирисъ протянула руку и онъ надлъ ей на палецъ кольцо.
— Оно вамъ какъ разъ въ пору, это хорошій знакъ, Ирисъ. Общайте мн носить его всю вашу жизнь.
— Я общаю больше того, Алланъ: оно будетъ погребено со мною.
Онъ нжно обнялъ и поцловалъ ее.
— Благодарю васъ, сказалъ онъ, пока вы будете носить это кольцо, я буду знать, что вы меня любите, и еслибы насъ что нибудь разлучило и я, по возвращеніи, не нашелъ-бы этого кольца на вашемъ пальц, то это будетъ знакомъ, что вы меня разлюбили.
— Сохрани Боже, чтобы насъ что нибудь разлучило, сказала она,— но еслибы это случилось, то вы, конечно, найдете это кольцо на моей рук въ доказательство, что я вамъ осталась врна.
— Я такъ счастливъ, говорилъ онъ,— что даже не врю своему счастью.
— А я часто думаю, Алланъ, что жизнь гораздо короче любви. Еслибъ я жила сто лтъ, то каждый день давалъ бы новую разнообразную пищу для моей любви. Не думаю, чтобы кто нибудь могъ быть такъ счастливъ, какъ мы.
— По той простой причин, что никто не можетъ такъ сильно любить, какъ мы,— было ей отвтомъ.
И такимъ образомъ шла бесда влюбленныхъ каждый разъ, когда они оставались вдвоемъ.

ГЛАВА XXVI.

Однажды утромъ, леди Ирисъ сидла за чтеніемъ писемъ, она уже кончила послднее поздравительное письмо, когда къ ней подошелъ Алланъ Осборнъ.
— Ирисъ, сегодня особенно хорошій день, пойдемте къ рк. Вы кончили читать письма, погуляемъ немного.
— Пойдемъ къ рк Рилль, сказала она очень охотно. Изъ всхъ здшнихъ мстъ я особенно люблю рку Рилль. Кстати, Алланъ, у меня есть къ вамъ порученіе отъ папа. Посл завтрака онъ васъ просить прійти къ нему въ кабинетъ.
— Очень радъ, моя дорогая, такъ какъ разговоръ врно будетъ о васъ, и я, кажется, отважусь спросить: когда назначите день для нкоего счастливаго событія…
— Да, васъ нельзя упрекнуть въ недостатк храбрости.
Они пошли. Долго потомъ вспоминалъ Алланъ разныя подробности этой прогулки. Они зачмъ-то остановились въ знаменитой швейцарской, и, любуясь фигурой леди Ирисъ, стоящей подъ аркой съ гербомъ и девизомъ, Алланъ почему-то подумалъ, что эта двушка способна была скорй разстаться съ жизнью, нежели запятнать свою честь
— Вы любите вашихъ льва и лилію? спросилъ онъ.
— Да, отвчала она,— и я сейчасъ думала о томъ, какъ хорошо, что существуетъ левъ для охраны лиліи.
Они пошли къ рк и, свъ на берегу, опять заговорили о своемъ счастіи, настоящемъ и будущемъ. Леди Ирисъ составляла букетъ изъ полевыхъ цвтовъ и краснаго маку. Вдругъ она пріостановила работу.
— Алланъ, сказала она,— я давно хотла васъ просить разсказать мн одинъ эпизодъ изъ вашей жизни, и все какъ-то не приходилось. Разскажите мн.
— Ничего особеннаго въ моей жизни не было, отвчалъ онъ.
— Джонъ Бардонъ сказалъ мн, что было, и вы должны признаться, какъ бы скромны ни были.
— Но, моя дорогая, я не понимаю, о чемъ вы говорите?
— Джонъ Бардонъ сказалъ мн, что вы самымъ рыцарскимъ образомъ отказались отъ титула и помстья. Я хорошо не поняла его, но, кажется, вы это сдлали, чтобы спасти вашу мать отъ чего-то.
— Клянусь вамъ, что я не имю ни малйшаго понятія о томъ, что вы говорите.
— Джонъ Бардонъ сказалъ мн, что вы принадлежите къ фамиліи Осборновъ Скечелейскихъ.
Страшная догадка заледенила кровь въ его жилахъ.
— Ничего не понимаю, слабо сказалъ онъ,— такъ онъ вамъ сказалъ о моемъ происхожденіи?
— Онъ сказалъ мн только то, что я вамъ говорю.
— И больше ничего? сказалъ онъ.— Такъ мы оба были обмануты.
— Что такое, Алланъ? сказала она, и тотъ же ужасъ овладлъ ею. Цвты упали на землю. Сердце ея окаменло въ груди.
— Ирисъ, спросилъ онъ ее:— вы, значитъ, все это время считали меня равнымъ по рожденію?
— Конечно, а что? сказала она съ поблвшими губами.
— И вы-бы не любили меня, еслибъ это было не такъ? съ усиліемъ проговорилъ онъ.
— Алланъ, что вы говорите? это ужасная шутка!
— Это не шутка, сказалъ онъ, стоя передъ нею, блдный, съ замирающимъ сердцемъ.— Мн сказали, что вамъ извстно мое происхожденіе, и я думалъ, что вы полюбили меня, не смотря ни на что! А теперь, Боже помоги мн! я въ первый разъ въ жизни чувствую страхъ.
Леди Ирисъ встала.
— Алланъ! слабо говорила она,— Алланъ, что такое? Говорите скорй.
— Ирисъ, клянусь истиннымъ Богомъ, что я васъ не обманывалъ! Я теряюсь, не понимаю мотивовъ Джона Бардона обмануть насъ! Но, клянусь, я поврилъ, что онъ разсказалъ вамъ все обо мн, иначе я самъ тотчасъ сказалъ бы вамъ.
— Но что, Алланъ, что сказали-бы?
— До сихъ поръ я никогда не боялся говорить о моемъ происхожденіи. Ирисъ, я не дворянинъ, отецъ мой торговалъ, и я принадлежу къ среднему сословію по рожденію, но по роду службы — джентльменъ. Никогда не стыдился я и не буду стыдиться его происхожденія.
Молнія, упавшая внезапно у самыхъ ногъ леди Ирисъ, не могла бы поразить ее такъ, какъ поразило это открытіе.
— Довольно! простонала она,— ваши слова меня терзаютъ. Она пошатнулась, онъ удержалъ ее.
— Я точно въ туман, говорила она,— я посл пойму все, а пока одно могу понять — это то, что не вы меня обманули.
— Да благословитъ васъ Богъ, сказалъ онъ,— я все-бы вынесъ, только не это.
— Начинаю понимать, медленно говорила она:— я когда-то оскорбила Джона Бардона, я презрительно отнеслась къ нему, и вотъ его мщеніе.
— Но вдь онъ назывался моимъ другомъ! воскликнулъ Алланъ.
— Да, и онъ предалъ васъ. Да поможетъ намъ Богъ!

ГЛАВА XXVII.

Молчаніе длилось долго, нарушаясь лишь плескомъ воды и пніемъ птицъ. Леди Ирисъ стояла блдная, судорожно сжавъ руки и наклонивъ голову, Алланъ съ отчаяніемъ смотрлъ на нее. Какъ внезапно солнечный свтъ смнился для нихъ непроглядной тьмой!
— Ирисъ, началъ онъ,— вы сейчасъ только говорили, что ничто не можетъ разлучить насъ.
Не въ его характер было просить пощады, тмъ не мене, онъ способенъ былъ молить ее горячо, отчаянно.
— Скажите что нибудь, Ирисъ, мн очень горько, я отдалъ бы жизнь, чтобы этого не случилось, но я ничего не подозрвалъ, я былъ такъ счастливъ, такъ безконечно счастливъ! сказалъ онъ и въ его голос слышалось рыданіе.— Должны вы разлюбить меня теперь?
Она все молчала. Какъ будто сила удара лишила ее языка. Онъ протянулъ руку, она машинально положила въ нее свою.
— Потому-ли я мене заслуживаю вашу любовь, что мой отецъ пріобрлъ деньги своими трудами, а не наслдовалъ ихъ отъ отцовъ?
— Нтъ, сказала она едва внятнымъ голосомъ,— вы тутъ не причемъ, я васъ не порицаю. Еслибъ я не такъ обошлась съ Джономъ Бардономъ, онъ бы не сдлалъ этого.
— Забудьте Джона Бардона, не дайте ему насладиться побдой, пусть онъ видитъ, что вмсто того, чтобы сдлать зло, онъ намъ помогъ соединиться.
— Я… я не могу измнить убжденіямъ всей моей жизни. Не говорите со мной! вскричала она съ отчаяніемъ.— Мн больше жаль васъ, чмъ себя.
Алланъ нжно обвилъ рукой ея дрожащій станъ, она безпомощно прислонилась къ нему.
— Голубка моя. Я понимаю, что это для васъ должно быть тяжкимъ ударомъ, но вдь то, что вы узнали, не длаетъ изъ меня дурнаго, безчестнаго человка. То, что вы уважали во мн, вдь и теперь осталось со мною. Что касается до моего отца, я почитаю его, горжусь имъ. Онъ былъ благородный, великодушный человкъ, рука его всегда была открыта для помощи вдовамъ и сиротамъ. Никогда не помню, чтобы кто либо напрасно просилъ его о пособіи. Ему случалось цлыя семьи спасать отъ разоренія, и даже въ эту унизительную для меня минуту, я скажу, что горжусь быть его сыномъ.
— И я не уважала бы васъ, еслибъ это было иначе.
Онъ нжно гладилъ ея блдныя, холодныя руки, которыя, какъ безжизненныя, лежали въ его рукахъ.
— Подумайте, ангелъ мой, что значитъ рожденіе и эти подраздленія людей на касты? Лучшая жизнь есть та, которую ведешь съ пользой, а кто больше иметъ случаевъ вести такую жизнь, какъ не бдные или низкорожденные?
Выраженіе ея лица стало холодно.
— Наше общество иметъ свои законы, которые нельзя измнить, сказала она.
Онъ тяжело вздохнулъ. Онъ готовъ былъ закричать съ отчаянія, но пересилилъ себя.
— Ирисъ, твердо сказалъ онъ,— еслибъ на вашемъ мст была другая женщина, я бы простился съ нею и ушелъ, не оглянувшись на нее, но васъ я такъ сильно люблю, что не могу не попытаться поколебать ваши предразсудки. Предположимъ, что мы обмнялись ролями: вы — знатная леди, дочь графа, и вдругъ, напримръ, открывается какая нибудь тайна, но которой вы оказываетесь совсмъ не тмъ, чмъ думаете быть. И разв я отказался-бы отъ васъ? Нтъ, Ирисъ, еслибъ цлый свтъ оттолкнулъ васъ, я съ большей нжностью прижалъ бы васъ къ своему сердцу. Будь вы самая бдная, бездомная скиталица, я любилъ-бы васъ все также. Это потому, Ирисъ, что я васъ люблю истинной любовью.
— Я этому врю, Алланъ, сказала она, но лицо ея оставалось безжизненнымъ.
— Такъ почему-же мое происхожденіе можетъ произвести разницу?
— Вы не понимаете, Алланъ, какъ глубоко вкоренились во мн инстинкты долга и чести, привитые мн съ дтства.
— Нетрудно понять, горько сказалъ онъ:— вамъ съ дтства прививаютъ понятія, что люди, принадлежащіе къ другому сословію, не могутъ примкнуть къ вашему міру и вы должны смотрть на нихъ съ высоты вашего величія.
— Вы можете считать это глупостью, Алланъ, но таковъ результатъ моего воспитанія, что я никогда не могла допустить мысли — сдлать своимъ другомъ человка ниже себя.
— Тмъ мене полюбить, замтилъ онъ.
— Полюбить тмъ мене, грустно сказала она.
— А такъ недавно еще вы давали мн торжественную клятву. Что, если я потребую васъ къ себ по праву даннаго вами слова?
Она взглянула на него.
— А захотите-ли вы меня взять, если я сама не пожелаю прійти? спросила она.
— Нтъ, не захочу, сказалъ онъ, подавивъ въ груди рыданія и закрывъ лицо руками.
Леди Ирисъ плакала. Никогда не видала она его въ такомъ состояніи. Неудержимымъ порывомъ обвила она его шею и судорожно рыдала.
— Алланъ, зачмъ это такъ… невнятно, прерывисто говорила она,— когда я васъ все также сильно, также страстно люблю?
— Забудемъ все, голубка моя, успокоительнымъ голосомъ говорилъ онъ.— Вдь это не разлучитъ насъ, не правда ли? Это убило-бы меня.
Она еще сильне прижалась къ нему.
— А я-то была такъ счастлива, рыдала она.
— И будете счастливы. Такъ или иначе, мы не разстанемся.
— Увы! Я послдняя изъ Фейновъ и держу всю честь моего рода въ своихъ рукахъ, сказала она.
Лицо ея омрачилось, брови сдвинулись.
— Ирисъ, сказалъ онъ,— слушайте. Я признаю, что происхожденіемъ стою ниже васъ, но больше я ничего не признаю. Есть границы, которыхъ даже и вамъ нельзя переходить. Если вы говорите, что, выходя за меня, вы приносите безчестье вашему роду — вы свободны. Я постараюсь перенести мою скорбь, какъ прилично мужчин, и не буду хныкать. Теперь участь моя въ вашихъ рукахъ.
— Да поможетъ мн Богъ! простонала она.
— Если ваша гордость пересиливаетъ любовь, отошлите меня, но вдь вы любите меня, Ирисъ? заглянулъ онъ ей въ лицо. Глаза его горли пламенемъ чистосердечной страсти.
— Мое сердце разорвалось. Оставьте меня, Алланъ, оставьте меня пока, молила она:— когда я ршу — я васъ позову.
Алланъ призвалъ на помощь всю свою силу воли, взглянулъ еще разъ на дорогое лицо и ушелъ, не сказавъ ни слова.

ГЛАВА XXVIII.

Къ удивленію всего дома, леди Ирисъ не появилась къ обду и весь день не выходила изъ своей комнаты, подъ предлогомъ сильнйшей головной боли, которая не позволяла ей ни смотрть на свтъ, ни говорить. Она должна была, по ея увренію, лежать въ темной комнат и малйшій звукъ причинялъ ей нестерпимое страданіе.
Графъ, вошедшій къ ней тотчасъ посл того, какъ узналъ о ея болзни, былъ пораженъ ея блдностью и болзненнымъ видомъ.
— Милая моя, нжно сказалъ онъ,— ты больна, позволь послать за докторомъ.
— Не надо, папа, сказала она съ безнадежнымъ видомъ,— мн нуженъ покой. у меня глаза горятъ отъ головной боли. Малйшій шумъ меня терзаетъ. Завтра я выздоровю, сегодня какъ нибудь обойдитесь безъ меня.
— Это трудно, мой другъ, безъ тебя мн трудне обходиться, нежели безъ кого-либо другаго. Не желаешь-ли чего нибудь?
— Ничего, папа, только прикажите, чтобы никого ко мн не впускать. Мн, больше всего, покой принесетъ пользу.
Ей, дйствительно, нужно было собраться съ мыслями. Ударъ былъ жестокій. Она любила Аллана всми силами души, она не могла вообразить себ жизнь безъ него, а между тмъ не могла быть его женой.
Самый девизъ ея рода запрещалъ это. Могла-ли она, нося съ честью свое имя, отдать его сыну купца? Могла-ли она быть достойной представительницей своей фамиліи, еслибы, чрезъ неравный бракъ, забыла свой долгъ относительно длиннаго ряда своихъ славныхъ предковъ?
Въ исторіи ихъ фамиліи никогда ничего подобнаго не было! Вс Фэйны, напротивъ, соединялись бракомъ съ лучшими фамиліями Англіи. И она скоре умретъ отъ горя, нежели наложитъ пятно на свое имя. Вспомнилось ей, какъ она сочла святотатствомъ предложеніе Джона Бардона, а теперь…
— ‘Носить съ честью’, машинально повторила она,— да, и я проношу съ честью мое имя до самой смерти и никому его не отдамъ, такъ какъ, любя его до могилы, я, конечно, замужъ не выйду.
Цлый день и ночь лежала она въ состояніи полной неподвижности. Какой-то холодъ сковывалъ ея члены, она чувствовала, какъ будто все въ мір для нея кончилось, тмъ не мене, ни одной минуты не остановилась она на мысля уступить.
— Авось, я скоро умру, думала она,— и это будетъ для меня счастіемъ.
Особенно тяжело ей было думать о гор этого идеально-хорошаго человка… Она пыталась утшить себя мыслью, что онъ со временемъ полюбитъ — женится. Но въ душ она чувствовала, что это невозможно.
‘И зачмъ это,— думала она,— такой человкъ, какъ Алланъ, обладающій всми качествами, которыя украшаютъ человка, стоитъ на соціальной лстниц ниже какого нибудь слабоумнаго графа или герцога! Кто основалъ эти законы, въ которыхъ случайное рожденіе даетъ такое сильное преимущество одному передъ другимъ?’
На слдующій день она объявила отцу, что еще должна полежать день. Домъ, не смотря на весь свой блескъ и роскошь, потерялъ безъ нея всю свою прелесть. Гости видимо скучали. Алланъ получилъ слдующую записку:
‘Дорогой Алланъ, я все время не переставала думать о васъ, приходите въ пять часовъ къ рк, туда, гд мы сидли вчера. Я вамъ скажу мое ршеніе.

Любящая васъ Ирисъ’.

‘Надяться мн или отчаиваться? спрашивалъ онъ себя.— Что бы она ни ршила, Богъ да благословитъ ее! А только я точно готовлюсь предстать предъ судомъ и теперь понимаю, что чувствуютъ люди передъ чтеніемъ приговора’.
Въ назначенный часъ онъ пошелъ къ рк. Когда онъ увидлъ ее издали, сердце его эанерло, губы и руки задрожали.
‘Неужели она оттолкнетъ меня? Но вдь она любитъ меня’.
Она подходила все ближе и ближе. Ему уже ясно видлось ея голубое платье и шлапа съ васильками. Она подошла. Прекрасное лицо ея было бле мрамора, но въ глазахъ свтилось выраженіе непреклонной ршимости и во всей фигур виднлось что-то торжественное.
— Вы ужь здсь, сказала она, и ея блдныя губы силились улыбнуться.— Я надюсь, вы недолго ждали?
— Не знаю, сказалъ онъ,— я могъ бы цлыми часами простаивать, лишь бы увидть васъ одну минуту.
Она не улыбнулась, какъ бывало прежде, а только нжно дотронулась, до его руки.
— Бдный Алланъ, прошептала ока, и сердце его замерло. Онъ сталъ на колни, поднялъ къ ней взор и въ ея глазахъ прочелъ свою участь.
— Итакъ, гордость побдила любовь, сказалъ онъ кротко.
— Пусть это будетъ гордость, Алланъ. Я васъ люблю, но не могу измнить традиціямъ моей фамиліи. Я сильно люблю васъ, но выйти за васъ не могу никогда!
Онъ опустилъ голову.
— И это послднее слово? спросилъ онъ глухо.— Ни мольбы, ни слезы не измнятъ вашего ршенія?
— Нтъ, они только усилятъ мои страданія.
— Я готовъ жизнь отдать за васъ, а не причинять вамъ страданія. Значитъ, мн только остается возвратить вамъ вашу свободу?
— Что длать, Алланъ, я много думала и все-таки не могу выйти за васъ. На имени Фэйновъ никогда не было ни малйшей тни. Его всегда носили съ честью и впередъ такъ должно остаться.
— Вы, значитъ, не думаете, чтобъ я его могъ ‘носить съ честью’, Ирисъ?
— Оставимъ это, Алланъ. Вы благороднйшій, лучшій человкъ въ мір. Вопросъ касается только до вашго происхожденія. Я не могу отдать въ руки человка изъ торговаго сословія всю славу моей Фамидіи!
— Достаточно, леди Ирисъ, сказалъ онъ гордо.— Я покоряюсь своей участи. Надюсь, настанетъ день, въ который вы на меня иначе посмотрите. Глаза его заблистали.— Этотъ самый сынъ купца, которому вы не довряете своего имени, пріобртетъ себ имя, передъ которымъ, быть можетъ, преклонится вся Англія — вс, кром васъ.
Къ удивленію его, руки ея внезапно обвились кругомъ его шеи и покрытое слезами лицо прижалось къ его груди.
— Алланъ, милый, не будемъ ссориться! говорила она,— мн кажется, какъ будто мы оба умираемъ, и это наше послднее свиданіе. Я вдь, все равно, что умру. Не станетъ больше вашей блестящей, счастливой Ирисъ. На земл останется мой призракъ.
Онъ нжно склонился къ ней, какъ къ ребенку.
— Голубка моя, говорилъ онъ,— если это такъ васъ огорчаетъ, то зачмъ же это длать?
— Я должна, Алланъ, мы одинаково страдаемъ, я люблю васъ, но не могу быть вашей женою, чтобы не измнять принципамъ всей моей жцзни. Не искушайте меня, другъ мой… Еслибы я даже ршилась выйти за васъ, я бы всегда мучилась.
— Врю, сказалъ онъ,— пусть будетъ по вашему желанію. Она прижалась къ нему въ припадк неудержимаго горя.
— Мы должны разстаться, вы должны ухать. Видть васъ и сознавать, что мы больше ничмъ не можемъ быть другъ для друга, для меня ужасно!
— Разв легко разстаться, Ирисъ?
— Алланъ, другъ мой, не думайте, что мн легче, чмъ вамъ! мое горе больше, чмъ въ состояніи вынести человкъ. Я вдь никогда никого не любила и не буду любить. Я умру послдней изъ Фэйновъ Чандосскихъ. Знайте, что я больше не свтская женщина и люблю и буду любить всегда одного васъ.
— Но, другъ мой, для чего же вы себя длаете несчастной, и какъ велика должна быть ваша гордость, если она пересиливаетъ любовь?
— Это не гордость, Алланъ, это правило всей моей жизни, которому я не могу измнить… А теперь, Алланъ, разстанемся.
Онъ припалъ къ ея рукамъ безмолвнымъ, жаркимъ поцлуемъ, и горячія слезы закапали на нихъ. Никогда не любилъ онъ ея такъ, какъ въ эту роковую минуту разставанья.
— Это точно смерть, Алланъ, говорила она: — еслибъ вы лежали въ гробу, я точно также прощалась бы съ вами, цловала бы глаза, которые я такъ любила, губы, руки, лобъ, и потомъ благоговйно закрыла бы лицо моего дорогаго покойника.— При этихъ словахъ, она въ изнеможеніи опустилась на траву, и рыданія неудержимой скорби вырвались изъ груди несчастной двушки.
Алланъ самъ страдалъ не мене ея, онъ опустился на колни.
— Ирисъ, кротко сказать онъ,— не безуміе-ли отталкивать меня, когда мы такъ любимъ другъ друга, вы убьете себя.
— Лучше смерть, чмъ униженіе достоинства Фейновъ! Идите, Алланъ, мой дорогой другъ.
— Дайте мн еще одинъ поцлуй, Ирисъ, въ залогъ моей къ вамъ врности. Хотя вы и не будете моей женой, но я клянусь вчно любить васъ.
Онъ всталъ, поднялъ ее и, обнявъ дорогое для него созданіе, цловалъ ея лицо со всею страстью и силою своего неизмримаго отчаянія. Собравъ всю силу своей воли, онъ ушелъ..
Долго-ли онъ бродилъ потомъ, гд былъ, онъ не сознавалъ, въ жизни ему ничего не оставалось,— ни радости, ни надежды. Онъ зналъ, что ничто не можетъ поколебать ея ршенія, хотя бы это стоило ей жизни. Онъ безъ цли странствовалъ по лсамъ и полямъ, и когда наступила темная ночь, она застала его одного съ своимъ неотвязнымъ горемъ.

ГЛАВА XXIX.

Графъ Кальдонъ сидлъ въ своемъ кабинет и съ безпокойствомъ думалъ о своей дочери, которая все еще не выходила изъ комнаты. Вдругъ дверь отворилась и она вошла.
Наружность ея поразила отца. Вся беззаботная юность и свжесть, казалось, оставили ее. Глаза ея отяжелли отъ слезъ, кругомъ нихъ были темные круги, губы и лицо — мертвенно блдны.
Онъ съ испугомъ всталъ ей на встрчу.
— Папа, начала она,— мн нужно вамъ кое-что сказать.
— Ирисъ, милая, какой у тебя видъ! Я пошлю въ Лондонъ за докторомъ.
— Не поможетъ мн, папа, никакой докторъ, у меня душа, а не тло болитъ. Я вамъ скажу, папа… Она опустилась на колни передъ отцомъ и положила ему на грудь голову.
— Папа, я не выхожу за Аллана… Мы разстались… я ему отказала, и мы никогда больше не увидимся.
— Ирисъ, вскричалъ графъ,— зачмъ ты это сдлала?
— Не его вина и не моя, папа. Я его такъ люблю, что жизнь безъ него равняется смерти, только жестокая судьба насъ разлучила.
— Разскажи мн все, Ирисъ.
— Онъ благороднйшій, честнйшій человкъ, но по происхожденію — не джентльменъ. Онъ сынъ купца, и я за него не могу выйти.
Наступило молчаніе, графъ опустилъ голову и руки его судорожно сжались.
— Я бы не желала быть первою Фэйнъ, вступившею въ неравный бракъ… Я не хочу набросить тнь на древнюю славу нашего дома. Имя наше надо носить съ честью, говорила она.
— Согласенъ, Ирисъ, наконецъ проговорилъ графъ, — но разв Алланъ не можетъ его носить съ честью? Ты свободна въ выбор, я теб нсколько разъ говорилъ, что кого бы ты ни полюбила, я не буду препятствовать. Алланъ же лучше всхъ молодыхъ людей, которыхъ я встрчалъ, и ты напрасно сдлала, что отказала ему только потому, что онъ низкаго происхожде. нія. Теперь большинство уже совсмъ не признаетъ неравенства сословій.
— Тмъ больше должно поддерживать наше меньшинство, сказала она.
— Я въ этомъ не увренъ. Предразсудки и кастовыя различія начинаютъ быстро исчезать.
— Папа, сказала она,— вы меня любите, вы гордитесь древней славой нашего дома… Были бы вы довольны, еслибъ я вышла за сына суконщика?
— Если этотъ сынъ суконщика — Алланъ Осборнъ, я былъ бы доволенъ, отвчалъ графъ.
— А я думала, что вы мн поможете въ моей отчаянной борьб, такъ какъ она, дйствительно, отчаянная… Бываютъ минуты, въ которыя я бываю способна вернуть его… А выйти за него я все-таки не могу, такъ какъ я послдняя отрасль фамиліи Фейновъ, и всегда моею завтной мечтой было — упрочить честь нашего дома.
— Моя бдная Ирисъ, вздохнулъ графъ.
— Да, папа, именно бдная, потому что я потеряла все, что у меня было лучшаго въ мір, а все-таки умру скоре, чмъ выйду за него.
Сердце отца наполнилось невыразимой жалостью къ ней.
— Въ такомъ случа нечего и говорить, сказалъ онъ.
— Папа,— и она прижалась къ отцу,— будьте добры ко мн, я очень страдаю, сердце мое рвется на части. Увезите меня отсюда, я даже не могу видть этотъ домъ и мста, гд онъ былъ. Увезите меня въ Фентонъ-Удъ, гд ничто не будетъ напоминать мн о немъ.
— Я все сдлаю, что ты желаешь, нжно сказалъ онъ.— Завтра же я объявлю моимъ гостямъ, что важныя извстія, которыя я получилъ, заставляютъ меня хать въ Фентонъ-Удъ. Мы удемъ посл завтра.
— Это будетъ самое лучшее, папа. Но какъ жизнь тяжела, и какъ я проживу до смерти? Я, которая не знала ни малйшаго горя во всю мою жизнь!
— Помни, Ирисъ, что ты сама этого захотла и что по одному твоему слову онъ вернется.
— Да, и принесетъ съ собой любовь и счастіе, продолжала она,— а я все-таки скорй умру, чмъ верну его.
— Въ такомъ случа, мой другъ, ты должна терпть.
— Да, я должна терпть… Какъ вы думаете, папа, горе убиваетъ когда нибудь?
— Нтъ, грустно отвчалъ онъ,— а то я бы давно умеръ.
— Вы, папа, похоронили ее. Это мн кажется легче, нежели такъ потерять, какъ я. Ахъ, милый папа! Неужели я еще долго проживу, и неужели мн всегда будетъ такъ тяжело?
— Время залчиваетъ раны. Не хочешь-ли хать куда нибудь за границу, въ Швейцарію, Италію? прибавилъ графъ.
— Ни за что! содрогнулась она.— Видть опять толпу и общество? нтъ, я хочу быть одна, совершенно одна.
— Какъ хочешь, подемъ въ Фентонъ-Удъ. Ты знаешь, что сегодня Алланъ ухалъ и прислалъ мн письмо, въ которомъ объявляетъ, что оставилъ замокъ и что ты мн сама объяснишь причину. Я что-то подозрвалъ, но никакъ не думалъ, что это навсегда, и мн жаль его отъ души… Я полюбилъ его.
— Не отягчайте моего горя, вы думаете, я мало чувствую мою утрату. Его лицо всегда передо мной. И кто бы подумалъ, что такое несчастіе постигнетъ именно меня!
— Однако, Ирисъ, я еще не спросилъ тебя, какъ произошло такое недоразумніе. Ты говорила, что онъ принадлежитъ къ фамиліи Осборновъ Скечелейскихъ.
Она нсколько времени колебалась, открыть-ли коварство Джона Бардона. Лучше было умолчать.
— Это была странная ошибка, сказала она:— Джонъ Бардонъ ошибся, кажется…
— Ему бы слдовало быть рачительне, замтилъ графъ, нахмуривъ брови.— Не понимаю, что за небрежность длать подобныя ошибки! Теб это дорого станетъ, Ирисъ.
— Дорого! вздрогнула она и безпомощно опустила голову.
— Теб нуженъ отдыхъ, милая, иди, завтра прикажи уложить все и посл завтра удемъ.

ГЛАВА XXX.

Вечеромъ, наканун дня, назначеннаго для объзда графа съ дочерью изъ Чандоса, Джонъ Бардонъ сидлъ одинъ въ своемъ кабинет, жена его съ сыномъ гостила у кого-то изъ родныхъ.
Онъ сидлъ одинъ въ состояніи какого-то оцпеннія. Утромъ онъ узналъ дв вещи: первую, что Осборнъ оставилъ Чандосскій замокъ, вторую,— что леди Ирисъ заболла. Катастрофа, значитъ, свершилась.
Но онъ далеко не чувствовалъ той радости, на которую разсчитывалъ, мечтая о своемъ мщеніи. Болзнь леди Ирисъ застала его врасплохъ, онъ на нее не разсчитывалъ. Онъ думалъ унизить нсколько ея непреклонную гордость, но такого сильнаго чувства съ ея стороны, которое могло бы вызвать такія страданія, не ожидалъ вовсе.
Становилось темно. Густыя тни наполняли углы комнаты, думы его были мучительны. Онъ былъ недоволенъ собою. Онъ потерялъ къ себ всякое уваженіе. Онъ презиралъ себя.
Вдругъ въ дверяхъ появилась какая-то темная фигура. Къ нему направлялась женщина, одтая въ черномъ. Сердце его сильно забилось, онъ вскочилъ съ мста.
Она подняла вуаль. Передъ нимъ стояла леди Ирисъ, но не цвтущая красавица: глазамъ его представилось истощенное страданіемъ блдное лицо, съ печатью великой скорби.
Онъ не могъ проговорить ни слова.
— Я не приказала докладывать о себ, чтобъ вы не спрятались отъ меня, сказала она.— Я хочу говорить съ вами, и вы должны меня выслушать.
Она смотрла на него холодно и сурово, онъ былъ смертельно блденъ. Ему было бы легче стать лицомъ къ лицу со смертью, чмъ съ этой женщиной, которую онъ обманулъ. Онъ машинально подвинулъ ей стулъ.
— Я не сяду подъ вашей кровлей, сказала она гордо,— и скажу какъ можно короче то, что имю вамъ сказать. Вы когда-то просили моей руки, и я, движимая мотивами, которыхъ вамъ не понять, отвергла васъ и, съ дтской необузданностью, была съ вами жестока, несправедлива. Посл я стыдилась словъ, вырвавшихся у меня тогда. Вы же поклялись отомстить мн, чего я и не подозрвала: доказательствомъ этого приведу фактъ, что я просила у васъ прощенія.
— Этого нельзя было простить, съ усиліемъ проговорилъ онъ.
— Допускаю, вы и выказались предателемъ и обманщикомъ. Я никогда не думала, чтобы вы способны были предать вашего друга. Но не въ томъ дло. Я пришла сказать, что вашъ планъ удался и все произошло, какъ вы того желали. Мы встртились съ капитаномъ Осборномъ, полюбили другъ друга и должны были обвнчаться. Вы насъ обоихъ обманули: меня, сказавъ, что онъ по рожденію джентльменъ, его — что я знаю о его происхожденіи. Я никогда не увижу его, но вся любовь моего сердца принадлежитъ ему навсегда. Человкъ, котораго вы называли своимъ другомъ, ухалъ съ разбитымъ сердцемъ. Жизнь его разбита, и это сдлали вы съ человкомъ, который любилъ васъ ради васъ самихъ.
— Ваши слова терзаютъ меня! простоналъ онъ, закрывая лицо руками.
— Это пока половина вашей мести, продолжала леди Ирисъ, другая отразилась на мн Я была надменна и горда, но гордость моя унижена, вы были ко мн безжалостны, но вы помогли мн сдлаться лучше. И теперь, продолжала она,— вамъ можетъ быть, будетъ пріятно узнать, сколько вы причинили мн горя. Такъ знайте же, что мн жизнь опостылла, что у меня единственное желаніе — умереть!
— Вы можете выйти за него замужъ, съ глухимъ рыданіемъ проговорилъ человкъ, причинившій все это.
Она безстрастно взглянула на него.
— Вы очень хорошо знаете, что я этого не сдлаю, еслибы вы этого не знали, вы бы насъ не свели. Цль ваша была, чтобы я полюбила его, и вы знали, что когда я услышу объ его происхожденіи, я разорву съ нимъ, онъ же ничмъ не былъ виноватъ, и съ нимъ вы низко поступили!
— Я раскаиваюсь, леди Ирисъ, я отдалъ бы жизнь мою, чтобы этого не было! вскричалъ онъ.
— Честь лучше жизни, сказала она, и вы потеряли ее.
Онъ весь дрожалъ отъ волненія.
— Клянусь вамъ, что я все это время не имлъ ни минуты покоя.
— Значитъ, Богъ справедливъ, замтила она холодно.— Однако я еще не все сказала. Ваша месть блистательно удалась: вы хотли заставить меня страдать, и я такъ несчастна, какъ врядъ ли кто можетъ быть несчастливъ. Я никогда не узнаю радостей семейной жизни, такъ какъ замужъ не выйду. Пока живъ мой отецъ, у меня будетъ другъ, а посл него, я останусь одна, и когда придетъ моя очередь умереть, имя моего славнаго рода умретъ со мной. Я буду жить жизнью отшельницы и вы можете смло объявить свту, что это вы меня приговорили къ заточенію. И вы не торжествуете?
— Нтъ, это отравитъ мн всю жизнь!
— У васъ даже на преступленіе не хватаетъ мужества, замтила она презрительно и пошла къ двери.
Онъ бросился, чтобъ загородить ей дорогу.
— Я сказала все и свиданіе наше, кончено, гордо сказала она, и онъ невольно, молча, посторонился. Леди Ирисъ ушла.

ГЛАВА XXXI.

За часъ до отъзда, леди Ирисъ получила письмо, въ которомъ Алланъ писалъ, что переходитъ въ полкъ, идущій въ Индію, такъ какъ между нкоторыми пограничными племенами Индіи вспыхнуло возстаніе, могущее имть важныя послдствія.
‘Если Богъ будетъ милосердъ, прибавлялъ онъ,— я надюсь умереть тамъ. Жизнь посл разлуки съ вами въ тысячу разъ ужасне самой смерти, и если вы увидите мое имя въ списк убитыхъ, скажите, что Богъ призвалъ къ себ самаго несчастнаго изъ людей’.
Это было единственное письмо, полученное ею отъ любимаго человка, и она берегла его, какъ драгоцнность.
Графъ былъ тронутъ также.
— Ты оттолкнула благородное сердце, сказалъ онъ.
Путешествіе ихъ было печально, а подъзжая въ замку Фэнтонъ-Удъ, графъ сталъ особенно грустенъ, не смотря на то, что ихъ встртили радостнымъ колокольнымъ звономъ, и на двор замка собрались вс поселяне и фермеры, чтобы привтствовать графа съ дочерью.
— Какая красавица, говорили они себ:— только отчего она такъ блдна и печальна?
Когда они сли за столъ, старый дворецкій, по приказанію графа, началъ докладывать ему о всемъ случившемся въ его отсутствіе. Леди Ирисъ слушала съ интересомъ, хотя никого почти не знала изъ тхъ, о которыхъ говорили.
— Ваше сіятельство помните старую Эсирь Раусонъ, которой вы даете пенсію? спросилъ дворецкій.
— Да, а что? быстро сказалъ графъ, мняясь въ лиц.
— Она стала въ род помшанной, доложилъ дворецкій.
Странное выраженіе мелькнуло на лиц графа, леди Ирисъ удивилась, увидвъ что-то въ род облегченія въ такомъ великодушномъ, сострадательномъ человк, какъ ея отецъ. Она думала, что это ей такъ показалось.
— Жаль ее, Стоксъ, замтилъ графъ,— какъ-же она живетъ?
— Съ ней живетъ ея внучка и очень заботится о ней, он живутъ въ томъ-же котэдж, сказалъ дворецкій.
— Я навщу ее, папа, я люблю старыхъ слугъ, сказала леди Ирисъ, по уход дворецкаго.
— Это, дйствительно, преданная мн женщина, но ты не ходи къ ней.
— Почему?
— Будь такъ добра, повинуйся моему желанію, не разспрашивая причинъ.
— Хорошо, папа, только мн странно, что я могу посщать вс котяджи, кром ея.
— Ты слышала, она помшана, слдовательно ей все равно, посщаютъ ее или нтъ.
На слдующее утро, графъ съ дочерью пошли гулять по живописнымъ окрестностямъ, окружающимъ замокъ. Пройдя въ лсъ, они подошли къ маленькой церкви, почти скрытой въ зелени. На каменномъ портик были высчены слова: ‘Кто уметъ молиться — уметъ любить’. При вид этой церкви и надписи, лицо графа совершенно преобразилось, оно выразило сильнйшую скорбь. Леди Ирисъ стала подъ портикомъ, и солнечный лучъ скользнулъ по ея золотистымъ волосамъ и блдному печальному лицу.
— Ирисъ! вскричалъ графъ голосомъ, который она потомъ долго не могла забыть,— отойди скорй, ты похожа на призракъ, когда такъ стоишь. Леди Ирисъ была поражена, но, желая его успокоить, она старалась обратить это въ шутку.
— Какъ, на призракъ, папа! Да разв виданы призраки въ модныхъ костюмахъ? сказала она, и пыталась развлечь его разговоромъ. Уходя, она задумчиво посмотрла на надпись: ‘Кто уметъ молиться — уметъ любить’. Гд я видла эти слова! и зачмъ они начертаны здсь? спросила она.
— Въ прежнія времена было въ обыча писать разные девизы и легенды на зданіяхъ, отвчалъ графъ.
Леди Ирисъ мало-поналу начинала поправляться физически. Ей именно было нужно полное уединеніе, безъ шума и блеска. Ей нравилось это уединеніе посреди необозримыхъ лсовъ.
— Я навсегда останусь здсь, говорила она отцу,— я покончила со свтомъ и проживу въ Фентонъ-Уд, пока не умру.
— Какъ хочешь, мой другъ, говорилъ графъ.— Тмъ не мене, онъ въ душ не одобрялъ, что его прекрасная дочь въ такихъ молодыхъ лтахъ отказывалась отъ свта. Уважая ея сильный характеръ и ея родовую гордость, онъ все-таки находилъ, что она пожертвовала всей своей жизнью — химер.
За первыми порывами отчаянія послдовала тихая покорность судьб. Свжій лсной воздухъ, раннія прогулки благотворно дйствовали на здоровье леди Ирисъ, и графъ съ удовольствіемъ видлъ, что она опять становится такою-же прекрасной, какъ была.

ГЛАВА XXXII.

Леди Ирисъ буквально исполняла желанія отца: она ни разу не постила Эсири Раусонъ, хотя часто навщала другіе котэджи, гд ей радовались, какъ ясному солнечному лучу. Исключительно предавшись благотворительности, она везд приносила утшеніе, какъ матеріальное, такъ и нравственное, щедро раздавая нуждающимся все необходимое. Скоро вс окрестные поселяне, начиная со стариковъ и кончая дтьми, полюбили и благословляли ее.
Котэджъ Эсири Раусовъ находился въ прекрасной долин, черезъ которую протекала небольшая рка. Старый развсистый дубъ возвышался надъ котэджемъ, небольшой, но хорошенькій садъ окружалъ его.
Однажды утромъ, когда леди Ирисъ, возвращаясь отъ своихъ protgs, подходила къ котэджу Раусонъ, ее застигла гроза. Обдумавъ, что ея отецъ не можетъ разсердиться, если она переждетъ грозу въ дом ихъ старой слуги, она ршилась войти. Она отворила калитку и, пройдя маленькій садъ, постучалась. Дверь отворила маленькая двочка, которая, узнавъ леди Ирисъ, смутилась.
— Не могу-ли я здсь переждать дождь?
— Сдлайте одолженіе, миледи, отвчала двочка и повела ее въ комнату, окно которой выходило на долину съ срою церковью вдали, полъ былъ изъ краснаго кирпича, вся незатйливая меблировка блестла чистотой, къ огню было пододвинуто кресло.
— Какъ здоровье Эсири? спросила леди Ирисъ.
Не успла она сказать этихъ словъ, какъ дверь отворилась и вошла старушка пріятной наружности, одтая очень чисто. Она посмотрла на леди Ирисъ и подошла къ ней.
— А, наконецъ-то возвратилась Изабелла Гайдъ! радостно вскричала она.
— Вы ошибаетесь, сказала молодая двушка, ласково взявъ за руки старушку:— я леди Ирисъ Фэйнъ.
Старушка покачала головой.
— Что бы вы тамъ ни говорили, вы Изабелла Гайдъ, но какъ вы хорошо одты, я вдь говорила вамъ, что будетъ хорошо, я знаю моего господина.
Двочка выступила съ поклономъ:
— Прошу васъ, миледи, простить бабушку, она сама не знаетъ, что говоритъ, и всегда вспоминаетъ какую-то Изабеллу Гайдъ.
— Бдная Эсирь, прошептала леди Ирисъ,— ея мысли, вроятно, блуждаютъ въ прошедшемъ.
Старушка долго смотрла на леди Ирисъ.
— Да возвратилась таки Изабелла Гайдъ. Я вдь сказала, что она не умерла! И ему я говорила: ‘милордъ, она не умерла’, а онъ лежалъ и просилъ Бога убить его на мст. Это было безразсудно съ его стороны.
— И часто она такъ говоритъ? спросила леди Ирисъ у двочки.
— Да, иногда по цлымъ днямъ, только никто не обращаетъ вниманія. Она все смшиваетъ.
— И понять трудно, замтила леди Ирисъ.
— У васъ голосъ измнился, Изабелла Гайдъ, продолжала старушка,— но я все забываю, что должна васъ звать миледи. Неправда-ли?
— Конечно, отвчала леди Ирисъ.
— Говорятъ, продолжала Эсирь,— что я старая помшанная, и что я ничего не помню, а вотъ я хорошо помню, когда вы умерли, какъ и одла васъ и положила въ гробъ.
— Не пугаетъ-ли она васъ, сказала двочка,— если да, то я уведу ее отсюда.
— Нтъ! бдная старушка, она меня не пугаетъ, отвчала леди Ирисъ.
— Я сама положила васъ въ гробъ, а теперь вы пришли ко мн, такая же красивая, какъ прежде, только гордая, такая гордая.
— Изъ чего вы видите, что я гордая, сказала леди Ирисъ и, вспомнивъ, что она пожертвовала своею любовью гордости, невольно покраснла.
— Вотъ теперь вы стали, какъ роза, говорила старуха,— а тогда вы были блдны, какъ снгъ, и глаза у васъ были закрыты. Кто-же разбудилъ васъ, моя дорогая?.. Онъ говорилъ, что вы никогда не проснетесь.
Утомившись разговоромъ, Эсирь сла. На двор потоками лилъ дождь, раздавались тяжелые раскаты грома и молнія безпрестанно освщала комнату. Леди Ирисъ задумчиво смотрла въ окно… вдругъ она почувствовала, что ее трогаютъ за платье. Она обернулась.
— Какое у васъ дорогое платье теперь, а я вамъ надла блое, сказала старуха,— я причесала назадъ ваши волосы, я сложила ваши руки. Онъ вложилъ въ нихъ цвты. Куда вы ихъ двали?
Этотъ разговоръ начиналъ дйствовать на нервы леди Ирисъ, и чтобъ не слышать его больше, она попросила старушку спть что нибудь, такъ какъ слышала, что она всегда поетъ, когда сидитъ одна.
Наконецъ небо очистилось, и можно было идти домой. Уходя, леди Ирисъ положила деньги въ руку старушки.
— Нтъ, мн он не нужны, сказала она, смотря на нихъ,— спрячьте ихъ, Изабелла Гайдъ, вы вдь нердко нуждались въ нихъ прежде. А что бебе? здоровъ?
— Здоровъ, бабушка, отвтила быстро двочка.
— Ни о чемъ такъ долго она не говоритъ, какъ о бебе, сказала она вполголоса, обратившись къ леди Ирисъ.
— Вы вдь сказали, что вернетесь за нимъ, продолжала старуха:— давно не видла я мою прелестную золотокудрую двочку.
— Она здорова, сказала леди Ирисъ.— Прощайте, Эсирь, я опять къ вамъ приду.
— Прощайте, моя красавица, Изабелла Гайдъ!
По дорог и дома, леди Ирисъ все думала объ Эсири Раусонъ, и за обдомъ, вспомнивъ опять о ней, она внезапно спросила:
— Не слышали-ли вы, папа, о женщин, носящей имя Изабеллы Гайдъ.
Черты граеа исказились выраженіемъ неописаннаго ужаса, онъ смертельно поблднлъ, изъ рукъ его выпали вилка и ножикъ, изъ груди вырвался глухой крикъ.
— О, папа, что съ вами! вскричала леди Ирисъ съ испугомъ.
— Это спазмы, пробормоталъ онъ:— что-то въ сердце ударило, это пройдетъ.— Но румянецъ не возвращался и дыханіе его было тяжело.
— Я никогда васъ такимъ не видала, папа! испуганно сказала она.
— Отвори окна, Стоксъ, дайте пить! сказалъ графъ и рука его такъ дрожала, что не могла держать стакана. Долго лежалъ онъ въ глубокомъ кресл у отвореннаго окна, глаза его были закрыты. Леди Ирисъ отказалась продолжать обдъ и съ безпокойствомъ смотрла на него, а когда онъ пришелъ въ себя и началъ говорить, то она стала убждать его въ необходимости посовтоваться съ докторомъ и лчиться, такъ какъ болзнью сердца шутить нельзя.
— Папа, сказала она позже: — въ этотъ-же день за обдомъ, когда вы заболли, я спросила у васъ: знали-ли вы какую нибудь Изабеллу Гайдъ?
Онъ опять поблднлъ, но такъ какъ онъ былъ боленъ, то леди Ирисъ не удивилась этому.
— Да, я знаю, кто она была, силился выговорить онъ.
— Разскажите мн про нее, папа, умерла она? Кажется, ее любилъ какой-то лордъ.
Онъ съ ужасомъ взглянулъ на нее.
— Зачмъ ты это спрашиваешь, Ирисъ? что ты слышала?
Она разсказала ему свое приключеніе, онъ еще больше поблднлъ.
— Но вдь я говорилъ теб, Ирисъ, не ходить туда, сказалъ онъ съ отчаяніемъ.
— Нельзя было иначе, папа, я могла промокнуть на дожд.
— Что она сказала теб? спросилъ графъ нехотя.
— Она странно приняла меня, но чувствовалось что-то патетическое въ ея разговор… Какъ только она увидала меня, она тотчасъ сказала: Изабелла Гайдъ вернулась! не умерла!
Графъ издалъ глухой стонъ, который леди Ирисъ приняла за выраженіе удивленія.
— Самое странное, папа, было то, что она увряла, что видла меня мертвою, положила меня въ гробъ, надла блое платье, расчесала волосы, а какой-то лордъ положилъ въ мои руки цвты. Это меня тронуло и разстроило нервы.
Графъ пытался улыбнуться, но его губы были холодны и безжизненны.
— Это фантазія, проговорилъ онъ съ усиліемъ.
— Всего не запомню, продолжала леди Ирисъ,— она еще спрашивала о какомъ-то ребенк съ золотистыми кудрями? Врно бдная женщина испытала большое горе. Но, папа, вы все-таки не сказали мн, кто была Изабелла Гайдъ?
— Она жила здсь въ Фэнтонъ-Уд, слабо сказалъ онъ.
— Эсирь возбудила мое любопытство, и я должна о ней разспросить у кого нибудь.
— Ты этого не сдлаешь! почти закричалъ графъ, и леди Ирисъ съ удивленіемъ посмотрла на него.
— Не сдлаю? повторила она.
— Ты заставила меня противъ моего желанія пріхать сюда, ты противъ моего желанія увидлась съ Эсирью и теперь повинуйся мн, если я тебя прошу не разспрашивать объ Изабелл Гайдъ ни у кого.
Въ минуту, леди Ирисъ сообразила, что если существовала тайна между ея отцомъ и Изабеллой Гайдъ, то эта тайна касалась ея.
Поговоривъ о постороннихъ предметахъ, графъ удалился въ свою спальню и оставилъ леди Ирисъ въ глубокой задумчивости.
Припомнила она нежеланіе отца вести ее въ Фэнтонъ-Удъ, потомъ его запрещеніе навшать Эсирь Раусонъ. Его болзненный припадокъ сталъ ей теперь понятнымъ, она спросила объ Изабелл Гайдъ и этотъ-то вопросъ причинилъ ему боль, но что же это могло быть? Въ роду Фэйновъ могли-ли быть тайны, о которыхъ знаетъ служанка Эсирь Раусонъ?
Графъ задумчиво ходилъ по комнат, онъ былъ очень взволнованъ.
— Трудно подумать, что она съ равнодушной улыбкой могла меня спросить, кто была Изабелла Гайдъ! думалъ онъ.
Онъ долго разсматривалъ портретъ блокурой молодой женщины, глаза ея, казалось, съ упрекомъ глядли на него.
‘Правъ-ли я былъ, или нтъ, думалъ онъ,— скрывая отъ дочери мою тайну. Мало-ли я длалъ, чтобъ она не могла ее узнать и вотъ промыселъ Божій устроилъ, чтобы она случайно попала именно въ тотъ домъ, гд могла услышать объ Изабелл Гайдъ, а кто знаетъ, сколько можетъ представиться случаевъ, когда она услышитъ отъ другихъ то, что я скрываю отъ нея. Не лучше-ли было бы самому открыть ей тайну ея рожденія?

ГЛАВА XXXIII.

— Ирисъ, сказалъ ей графъ на слдующее утро за завтракомъ,— приходи въ библіотеку, мн надо поговорить съ тобой.
Молодая двушка тяжело вздохнула, все для нея усложнялось въ это послднее время. Кончилась ея счастливая беззаботная жизнь! Даже въ жизни отца она открывала тайну, тогда какъ прежде думала, что знаетъ каждую его мысль.
День былъ сумрачный, все небо покрылось тучами. Графъ былъ блденъ и какъ будто постарлъ за одну ночь… Онъ нжно обнялъ ее.
— Какой печальный день сегодня, Ирисъ, и какъ тяжело на сердц.
— Отчего, папа? спросила леди Ирисъ.
— Хочешь знать, отчего другъ мой? сказалъ онъ прижимая ее къ себ.— Оттого, что я хранилъ отъ тебя тайну, а теперь вижу, что Богу угодно, чтобы я раскрылъ теб все, и сознаю, что напрасно я этого не сдлалъ прежде.
Онъ опустился въ кресло, она сла у его ногъ.
— Не думала я, чтобы у васъ могла быть тайна, папа!
— Есть, мой другъ, и я хранилъ ее отъ всего свта, ради тебя. По мр того, какъ я узнавалъ твой характеръ, я видлъ, что для тебя будетъ ударомъ узнать то, что теперь я теб скажу. Если не отъ меня, то случайно ты могла-бы услышать эту тайну…
Она внимательно посмотрла на отца.
— Неужели что нибудь, касающееся до Эсири и Изабеллы Гайдъ, касается меня?
— И очень, моя бдная Ирисъ. Но слушай. Не удивляла разв тебя моя необыкновенная снисходительность въ вопрос о твоемъ замужств?
— Вы были всегда добры, папа, сказала она.
— Не отъ того, сказалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ,— но надо начать… Ты помнишь портретъ прекрасной женщины въ Чандосской галлере?
— Портретъ моей матери, графини Кальдонской? спросила она.
— Джиневра не была твоей матерью, она умерла раньше твоего рожденія, сказалъ графъ.
Леди Ирисъ поблднла. Онъ положилъ ей въ руки портретъ. Она была не въ состояніи проговорить слова.
— Смотри на это лицо и выслушай меня, сказалъ графъ.
— Если графиня не моя мать, то кто-же я? поблвшими губами съ усиліемъ выговорила леди Ирисъ.
— Вотъ твоя мать, сказалъ графъ, указывая на прелестное лицо, изображенное на портрет. А теперь слушай, я разскажу все. Ты знаешь изъ моихъ разсказовъ, что я женился на Джиневр Тальботъ не по любви, но мы жили мирно, то въ Чандос, то въ Лондон. Посл четырехъ лтъ, она стала слаба здоровьемъ, и мы ухали за границу. Она лчилась въ Ницц, и тамъ случилось со мной одно приключеніе, повліявшее на всю мою жизнь. Разъ утромъ, когда я сидлъ въ какомъ-то саду, мимо меня проходила молодая двушка замчательной красоты и уронила случайно кошелекъ, изъ котораго посыпались деньги. Я всталъ, подобралъ вс монеты и подалъ ей. Такимъ образомъ завязалось наше знакомство. Я теб сказалъ, что никогда не былъ влюбленъ въ мою жену, тмъ не мене, я и въ мысляхъ не имлъ быть ей неврнымъ. Когда-же я увидалъ это прелестное созданіе, встртилъ чарующій взглядъ ея синихъ глазъ, я почувствовалъ, что сердце мое такъ и рванулось къ ней. Я просилъ ее сказать мн свое имя, и узналъ, что ее зовутъ Изабелла Гайдъ и что она совершенно одинока на свт. Отецъ ея былъ художникомъ, но не имлъ, вроятно, успха, потому что ей и матери ея часто приходилось терпть голодъ. Такъ и умеръ онъ непризнаннымъ талантомъ и оставилъ жену и дочь въ нищет. Жена его своими трудами воспитала дочь, и когда та кончила курсъ наукъ, то мать ея умерла.
Леди Ирисъ слушала, низко опустивъ голову, и по временамъ только вздрагивала какъ-бы отъ холода.
— ‘По смерти матери, продолжалъ графъ,— бдная двушка, по счастію, получила мсто гувернантки у мистрисъ Тредегаръ, гд и жила, когда я ее встртилъ… Разсказавъ мн все это съ трогательною искренностью и поблагодаривъ меня еще разъ, она ушла, оставивъ во мн неизгладимое впечатлніе. Черезъ нсколько дней, я прочелъ въ газет объ отъзд семьи Тредегаръ, а спустя мсяцъ умерла моя жена, мн было жаль ее, она была мн доброй женой… Четыре мсяца спустя, я пріхалъ въ Парижъ и встртилъ въ первое же утро моего прізда, въ Тюльери, Изабеллу Гайдъ. Я былъ безумно счастливъ опять увидть ее, цлыхъ десять дней мы видались каждый день, она опять стала одинокою, такъ какъ мистрисъ Тредегаръ, у которой она жила, скончалась, и это обстоятельство побудило меня скорй просить ее быть моей женой и не откладывать нашу свадьбу. Она горячо любила меня, но, тмъ не мене, сперва говорила: ‘Какъ можетъ знатный лордъ жениться на простой гувернантк’? Я убдилъ ее и мы ршили обвнчаться тайно, чтобъ не возбудить нареканій по поводу моего втораго брака, раньше окончанія годоваго траура.
‘Во всемъ этомъ, самымъ страннымъ мн кажется то, что я пріхалъ жениться сюда въ Фентонъ-Удъ. Здсь жила Эсирь Раусонъ, женщина мн преданная и врная, у нея помстилъ я Изабеллу, уговорилъ держать въ тайн ея пребываніе въ коттэдж, а самъ упросилъ священника совершить обрядъ внчанія, объяснивъ ему, что не желаю разглашать о моей женитьб, раньше окончанія траура.
‘Посл обряда мы тотчасъ же оставили Фэнтонъ-Удъ. Ты помнишь ту церковь, гд написаны слова: ‘Кто уметъ молиться — уметъ любить’? Тамъ мы внчались съ твоею матерью. Графъ поникъ головой.
‘Мн тяжело продолжать, Ирисъ, я ее такъ любилъ, что и сегодня горе мое также сильно, какъ въ первый день посл ея смерти. Я не могу выразить, какъ мы были счастливы въ продолженіе этого одного года. Мы жили на Рейн, въ Шонгейм, и тамъ погребена моя голубка. Ты родилась за три дня до ея смерти и ровно черезъ годъ посл нашей свадьбы. Скорбь моя была ужасна, я уже не жилъ потомъ и сердце мое какъ бы окаменло. Когда я привезъ тебя въ Англію, никто ничего не слыхалъ о моемъ второмъ брак, не подозрвалъ, чтобы ты могла быть не дочерью Джиневры. Священникъ умеръ и тайна наша осталась въ рукахъ одной Эсири, которая хранила ее врно, пока не помшалась. Она была съ нами за границей и на ея рукахъ умерла твоя мать. Еслибъ я самъ вдругъ разгласилъ исторію моего втораго брака, мн бы едва поврили, но я не могъ разсказывать объ этомъ поэтическомъ эпизод моей жизни людямъ равнодушнымъ. Разв кто понялъ бы все величіе моей любви! Свтъ смялся бы только, что я унизился, женившись на бдной гувернантк. Моя жена посл смерти стала для меня такъ свята, что я бы не вынесъ слышать, что о ней отзываются небрежно, что профанируютъ ея имя недостойныя уста! Вотъ причина, почему я такъ тщательно хранилъ мою тайну.

ГЛАВА XXXIV.

Во все время разсказа, леди Ирисъ сидла неподвижно въ какомъ-то оцпенніи. Этотъ ударъ ея гордости былъ такъ неожиданъ, такъ ужасенъ, что она едва могла собрать свои мысли, сообразить, что случилось! Взоръ ея, машинально прикованный въ прелестному лицу на портрет, сначала безсознательно скользилъ по немъ, но потомъ, по мр того, какъ она вникала въ трогательное выраженіе чудныхъ синихъ глазъ, въ которыхъ виднлся цлый міръ любви, сердце ея наполнялось нжностью и рвалось къ умершей матери.
— О, папа! съ упрекомъ вскричала она,— отчего вы мн этого прежде не сказали, отчего допустили все время любить ту, другую женщину. О, мать моя! мать моя! со слезами говорила она.— Я бы любила тебя, еслибы знала. Я точно чувствовала, что меня ничто не связываетъ съ той прекрасной леди. Папа, обратилась она къ отцу:— отчего вы не дали моей матери ея мста по праву?
— Она желала только имть мсто въ моемъ сердц, отвчалъ графъ. Еслибъ она такъ скоро не умерла, я собирался привезти ее въ Англію и торжественно провозгласить ее своей женой, ибо всегда гордился ею и находилъ, что она ни въ чемъ не отличалась отъ урожденной герцогини.
Молодая двушка опять опустила голову.
— Однако, Ирисъ, какъ же ты говоришь противъ своихъ убжденій, что, не смотря на то, что Изабелла была изъ низшаго сословія, я долженъ былъ бы предоставить ей подобающее мсто?
— Папа, можетъ быть, мн не слдовало бы этого говорить, только будь я на вашемъ мст, я скорй бы умерла, нежели вступила въ неравный бракъ. Тмъ не мене, разъ только она стала вашею женою, не надо было этого скрывать.
— Ты пойми, Ирисъ, что если я хранилъ тайну, то не ради сословнаго предразсудка. Причины были чисто случайныя. Надо было спшить свадьбой, потому что она осталась одна и безъ покровителя. Мой трауръ не былъ оконченъ и мы ршили до его окончанія пожить для себя, вдали отъ свта, прежде чмъ возвратиться въ общество. Потомъ — она умерла, а посл того я не могъ уже говорить о ней и тмъ боле выносить, чтобы другіе говорили.
Графъ всталъ и въ волненіи заходилъ по комнат, потомъ внезапно остановился передъ дочерью, которая все смотрла на портретъ.
— Ирисъ, сказалъ онъ. Что же ты скажешь? Твоя мать была чиста, какъ ангелъ, благородна, хорошо воспитана. Неужели я, женившись на ней, унизилъ свою фамилію?
— Какъ можетъ разршить этотъ вопросъ ея родная дочь? сказала она тихо.
— Ты можешь мн все сказать, Ирисъ.
— Если вы спросите у меня, какъ у ея дочери, я вамъ скажу, что вы поступили хорошо. Если же вы у меня спросите, какъ у Фэйнъ изъ Чандоса, я вамъ скажу опять таки, что будь я на вашемъ мст, я бы въ себ задушила любовь, хотя бы это стоило мн жизни, такъ какъ наше имя надо ‘носить съ честью’, папа.
— Обезчестилъ я его, женясь на лучшей женщин въ мір?
— Нтъ, но вы и не прибавили ничего къ его слав. Вы вашу жену возвели до себя. Но, папа милый, мы вдь никогда не сходились на этомъ вопрос, лучше оставимъ его, добавила леди Ирисъ.
Послдовало молчаніе.
— А теперь, Ирисъ, проговорилъ графъ,— когда ты все знаешь, будешь-ли ты любить меня по прежнему?
— Я буду любить васъ больше прежняго, такъ какъ вы любили мрю мать и такъ много выстрадали: Она помолчала.— Только не скрою отъ васъ, что все, что я услыхала, было для меня тяжкимъ ударомъ. Я много гордилась своимъ происхожденіемъ и своими предками. Мн необычайно тяжело сознаться, что моя мать была ни боле, ни мене, какъ дочь бднаго художника, что она была гувернанткой,— профессія, которую я всегда уважала, но считала тхъ, которыя ею занимаются, женщинами инаго міра.
Графъ нжно поцловалъ дочь.
— Я понимаю, это большой для тебя ударъ.
— Еслибъ я это знала, папа, я не держала бы себя такъ недоступно гордо, я не отказала бы Аллану…
— Значитъ, я хорошо сдлалъ, что открылъ теб это.
— Да, это лучше, чмъ жить въ ложномъ свт, папа, но скажите: правда-ли, что я похожа на мою мать?
— До такой степени похожа, что я не удивляюсь, если Эсирь приняла тебя за Изабеллу.
— Я рада, что на нее похожа, и теперь, папа, знайте, я напишу къ Аллану, не скрывая ничего. Онъ меня слишкомъ любитъ, чтобы посмяться надъ моей оскорбленной гордостью. Онъ только удивится, между тмъ какъ Джонъ Бардонъ обрадовался бы моему паденію.
— Какое-же тутъ паденіе, Ирисъ? сказалъ графъ.
Вся гордость ея пробудилась въ ней съ новой силой.
— Да, это паденіе, папа. Еслибъ вы мн сказали, что потеряли все состояніе, я на половину-бы такъ не огорчилась. Я люблю память моей матери, но мн страшно тяжело слышать, что она была не знатною, какою я ее считала, а двушкой не нашего круга и бдной гувернанткой.— Она съ рыданіемъ судорожно сжала свои руки.— Я очень наказана за мою гордость, папа, проговорила она и болзненно простонала. Вс мускулы лица ея исказились на мигъ подъ ощущеніемъ невыносимой боли и она упала безъ чувствъ.
— Бдняжка, простоналъ графъ,— такъ молода, а сколько ей пришлось уже выстрадать!
Въ этотъ самый вечеръ она написала Аллану Осборну исторію своего отца, но адресовала въ Лондонъ, между тмъ какъ онъ былъ уже подъ знойнымъ солнцемъ Индіи.

ГЛАВА XXXV.

Со времени открытія своей тайны, графъ не узнавалъ дочери. Она совершенно переродилась.
Признаніе отца показало ей, что то, чмъ она жертвовала своему счастію, былъ миъ. Урокъ былъ строгъ, но онъ принесъ ей пользу. Даже любимыя ею слова девиза ‘носить съ честью’ пріобрли въ ея глазахъ новый смыслъ. Честь стала она понимать не въ соединеніи своей фамиліи съ другимъ, не мене знатнымъ родомъ, а въ честномъ исполненіи обязанностей, выпадающихъ на долю представителей этой фамиліи. Честную бдность, честный трудъ леди Ирисъ стала возводить на уровень тхъ добродтелей, которыя она связывала, бывало, съ представленіемъ о знатности.
Отца своего она убдила не скрывать свой второй бракъ. Онъ скоро веллъ приписать въ родословной книг: ‘Женатъ во второмъ брак на Изабелл Гайдъ, дочери Рональда Гайдъ, эсквайра, скончавшейся 29-го іюня 18… Наслдница,— единственная дочь Ирисъ, леди Фэйнъ.’
Съ прежняго портрета былъ заказанъ лучшему художнику большой портретъ леди Изабеллы Фэйнъ и повшенъ въ Чандосской галлере.
Лэди Ирисъ тщетно ждала отвта на свое письмо къ Аллану. Она не знала, что онъ, задолго до того времени, какъ письмо это прибыло въ Лондонъ, отплылъ въ Индію. Въ конц письма она говорила: ‘Еслибъ я знала это тогда, когда вы меня просили быть вашей женой, я бы иначе отвчала вамъ’. И ее больше всего удивляло то, что на подобныя слова онъ не отв чалъ ей. ‘Вроятно, думала она, онъ былъ слишкомъ оскорбленъ мною и до сихъ поръ чувствуетъ свою обиду’.
Они все еще жили въ Фэнтонъ-Уд. Однажды леди Ирисъ получила отъ леди Клифордъ слдующее письмо:
‘Когда возвратитесь вы въ Чандосъ, милая леди Ирисъ? У меня въ семь новость, которая васъ удивитъ. Мой сынъ Фулькъ полюбилъ Мери Бардонъ, вы, конечно, ее помните, такъ какъ любили ее всегда. Она этотъ годъ все жила въ Гайнъ-Курт, у своей невстки, леди Эвисъ, которая очень полюбила ее, и тамъ часто видлась съ Фулькомъ, онъ сдлалъ ей предложеніе и у насъ скоро будетъ свадьба. Теперь онъ совсмъ измнился, Мери окончательно исправила его отъ всхъ маленькихъ недостатковъ, и мы очень счастливы. Прізжайте, моя дорогая, этимъ вы доставите намъ всмъ огромное удовольствіе’.
— Хочешь хать на свадьбу? спросилъ графъ, когда леди Ирисъ прочла ему вслухъ письмо.
— Папа, у меня къ вамъ просьба, печально сказала она.
— Я все сдлаю, что ты хочешь, отвчалъ графъ.
— Позвольте мн навсегда остаться здсь, не зовите никуда, ни въ Чандосъ, ни въ Лондонъ.
— Какъ хочешь, мой другъ, сказалъ графъ со вздохомъ.

Наблюдатель, NoNo 7-9, 1883.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека