Нормен, морской капитан, или Родовое право, Бульвер-Литтон Эдуард-Джордж, Год: 1839

Время на прочтение: 46 минут(ы)

НОРМЕНЪ,
МОРСКОЙ КАПИТАНЪ,
или
РОДОВОЕ ПРАВО.

ДРАМА ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ

Э. Л. Бульвера.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
А. В. Горкавенко..

‘The son of fortune, she has sent him forth
To thrive by the red sweat of his own merits.’
Middleton.

‘Then triumph, Leon, richer in thy love
Than all who hopes of treasure.’
Chapman.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Лордъ Ашдель, сынъ леди Арондель.
Серъ Морицъ Биворъ, дальній родственникъ леди Арондель.
Норменъ, капитанъ военнаго корабля.
Фелькнеръ, его другъ и лейтенантъ.
Онсловъ, деревенскій пасторъ.
Госсенъ, Лукъ, пираты.
Леди Арондель, графиня.
Віолетта, ея воспитанница и двоюродная сестра лорда Ашделя съ отцовской стороны.
Мистрисъ Пруденція.
Трактирщикъ.
Слуги, матросы и проч.

Дйствіе происходитъ на свер&#1123, Девоншира, въ царствованіе Елисаветы.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Небольшой трактиръ на берегу моря. Вдали виднъ замокъ Арондель. Корабль стоитъ на якор, у берега привязана шлюбка. Сквозь отворенную дверь трактира видно, какъ Фелькнеръ угощаетъ матросовъ. У столика, на авансцен, сидитъ Госсенъ.

ТРАКТИРЩИКЪ, (наливая Госсену вина).

Если это не лучшее вино съ Канарскихъ острововъ, то я позволю утопить себя въ сороковой бочк. Но вдь вамъ скучно пить одному, не хотите ли присоединиться вонъ къ тмъ весельчакамъ?

ГОССЕНЪ.

Нтъ.

ТРАКТИРЩИКЪ (въ сторону).

Онъ порядочно грубоватъ. Если разсчеты его такъ же коротки, какъ отвты, такъ онъ не умретъ въ долгу у трактирщика.

(Уходитъ въ трактиръ).

ГОССЕНЪ.

Луку пора бы ужъ возвратиться. Серъ Морицъ врно обрадуется своему старому другу, когда узнаетъ, какія новости я привезъ ему. (Набивая трубку). Слава серъ Вальтеру Ралейгу: — онъ вывезъ4 намъ табакъ!— Подлинно великій человкъ!

МАТРОСЫ, (въ трактир).

Ха! ха! ха!

ГОССЕНЪ.

Чортъ побери этихъ пьяницъ! Если бы я зналъ, какихъ гостей угощаетъ толстый трактирщикъ, никогда не присталъ бы въ этотъ портъ. Я терпть не могу честныхъ людей: какое право имютъ они быть честными, и мшать ремеслу другихъ? (Входитъ Лука). А, Лукъ! Ну, что сказалъ старый кавалеръ?

ЛУКЪ.

Почти ничего, онъ самъ несетъ отвтъ, врно, чтобъ не платить мн за коммиссію. Проклятый скряга — ни одного пенса не далъ за работу. На его широкой рож такъ, кажется, и написано, не тронь кармана!

ГОССЕНЪ.

А гд наши?

ЛУКЪ.

Бродятъ по городу, да узнаютъ, какіе корабли выходятъ въ море, и съ какимъ грузомъ. Лихіе ребята!

ГОССЕНЪ.

Ступай, выбери дюжину самыхъ расторопныхъ: вели имъ собраться въ пещер, невдалек отъ замка, о которой я говорилъ теб. Къ ночи имъ будетъ работа.— Послушай, Лукъ, еслибы ты сдлалъ человку столько зла, что твоя жизнь была бы въ его рукахъ, какъ бы ты поступилъ?

ЛУКЪ.

Выбралъ бы первую темную ночь, и спрятавшись за кустомъ, держалъ бы для него на-готов ножъ.

ГОССЕНЪ.

Ладно, я поступлю по твоему.— Ступай!

(Лукъ уходитъ).

МОРИЦЪ, (входитъ).

Какъ, это ты, Джильсъ Госсенъ, — забіяка Госсенъ, дубовое сердце? Ну, какъ поживаешь? Вдь мы ужъ десять лтъ не видались. Я думалъ, что ты въ чужихъ краяхъ. (Въ сторону) Я желалъ бы, чтобъ ты былъ на томъ свт! Ты постарлъ немного. Что это: сабельныя раны? Все къ лучшему, дружокъ,— теперь ты гораздо мужественне, страшне! Совершенный морякъ!

ГОССЕНЪ.

Да, за эту царапину я долженъ благодарить молодца, котораго захватилъ для васъ,

МОРИЦЪ.

Это не пріятное воспоминаніе, правда… Ну, да и ты врно расквитался съ нимъ… одлъ его въ саванъ, который никогда не изнашивается?

ГОССЕНЪ.

Нтъ, онъ ускользнулъ,— онъ живъ! Вчера я видлъ его — недалеко отсюда. Это-то и привело меня сюда. Я узналъ, что онъ перемнилъ имя, его зовутъ теперь Норменомъ! Онъ командуетъ чудеснымъ кораблемъ: вонъ, посмотрите. (Показываетъ на корабль). Эти извстія не развяжутъ ли вашего кошелька, серъ Морицъ?

МОРИЦЪ.

Какъ, бездльникъ! Разв ты не получилъ пятьсотъ свтлыхъ, новенькихъ золотыхъ монетъ? Я помню каждую изъ нихъ, какъ мое собственное дтище, и все это, все, я отдалъ теб, за то только, чтобы ты никогда не говорилъ мн: ‘онъ живъ’.

ГОССЕНЪ.

Стъ!

(Фелькнеръ и матросы выходятъ изъ трактира).

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Да, друзья, будьте готовы, сейчасъ будетъ сюда капитанъ. (Госсену). Эй! товарищъ! Ты, кажется, такъ-же морякъ. Не хочешь ли служить на ‘Элиз’, подъ командою храбраго капитана Нормена?

ГОССЕНЪ (тихо Морицу).

Слышите?— Нормена.

МОРИЦЪ.

Вы служите подъ начальствомъ капитана Нормена, почтеннйшій? Вы скоро ожидаете его сюда, почтеннйшій?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Сію минуту, почтеннйшій! Я его лейтенантъ, почтеннйшій! Вы врно выпьете за его здоровье?

МОРИЦЪ.

Вотъ еще! а что мн въ его здоровьи? Слишкомъ много будетъ, если человкъ моихъ лтъ станетъ пить за каждое здоровье. Ну, Госсенъ, идемъ, скоре — разсказывай мн,— разсказывай все. Мое почтеніе, господинъ лейтенантъ.

(Уходитъ съ Госсеномъ).

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Прощайте, друзья,— чтобъ вамъ противнымъ втромъ подуло! Кто отказывается пить безъ причины, тотъ, по моему — подозрительный человкъ.

МАТРОСЫ.

Ура, капитанъ! ура!

(Входитъ Норменъ).

НОРМЕНЪ.

Молодцы, ребята! Ваши радостные клики пріятнйшая для меня музыка. Ну, что, вс ли дублоны истрачены?

МАТРОСЪ.

Почти что вс, капитанъ.

НОРМЕНЪ.

Тмъ лучше, легче будетъ итти въ море. Ступайте въ городъ, и избавте меня отъ этихъ золотыхъ монетъ. Но до заката солнца всмъ возвратиться. (Матросы уходятъ). Чтобы я сталъ длать съ призовыми дентгами, еслибы мн не помогали эти молодцы?— право, они избавляютъ меня отъ лишнихъ заботъ! Ну, что Фелькнеръ, былъ ли ты дома?— Все ли благополучно?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Все ли! мой бдный старикъ, да благословитъ его небо, узналъ горе. Онъ обработываетъ чужую землю, а жатва плоха. О, какъ былъ я счастливъ, когда, передавши ему все мое золото, могъ сказать: ‘Твой сынъ, морякъ, пришелъ отогнать нищету отъ отцовскаго порога!’

НОРМЕНЪ.

Одинъ такой часъ вознаграждаетъ за труды цлой жизни. Ну, а мать твоя?.. Я никогда не зналъ матери, но люблю видть, какъ при этомъ священномъ имяни выступаютъ на глазахъ слезы, а на щекахъ румянецъ. Она благословила тебя?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Она молчала, но слезы и руки, поднятыя къ небу, и уста, шептавшія молитву,— благословили меня!

НОРМЕНЪ.

Другъ, я теб завидую!

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Довольно обо мн. Какія у тебя новости? Видлъ ли ты Западный Цвтокъ, твою прекрасную невсту, которую мы отняли у африканскаго корсара, вмст съ ея отцомъ?

НОРМЕНЪ.

Нтъ, я не могъ, мн не позволяло время. Ея отецъ умеръ, чужой занялъ ихъ домъ. Віолетта живетъ. здсь у родственницы. Взгляни, какъ солнце золотитъ древнія башни замка Аронделя, мы, какъ нарочно, противъ него стали на якорь, туда влекло меня. И теперь, за вс земли, которыя я видлъ, даже за лучшій корабль, который когда-либо пожиналъ побду по игривымъ волнамъ моря, не отступлю на летъ стрлы отъ дороги, ведущей меня къ Віолетт.

ФЕЛЬКНЕРЪ

Но нашелъ ли ты твоего воспитателя, стараго пастора?

НОРМЕНЪ.

О, добрый старецъ, прости меня! Мн кажется, любовь въ жизни то же, что водоворотъ въ мор. Съ тхъ поръ, какъ я сошелъ на берегъ, у меня не было мысли, мечты, страха, надежды, которыхъ бы не поглощали волны моей страсти! Услужи мн, Фелькнеръ. Отнеси это письмо къ моему воспитателю, отсюда часа два ходьбы до его жилища. Скажи, что я приду къ нему, можетъ-быть, сегодня вечеромъ, если же нтъ, то завтра утромъ. Разскажи ему вс добрыя всти: что я здоровъ, бодръ, веселъ, что каждый вечеръ — не забудь же, скажи, что каждый вечеръ, въ отдаленнйшихъ моряхъ, его питомецъ повторялъ молитвы, которымъ научилъ онъ младенческія уста мои, и каждый день призывалъ благословеніе небесное на его сдины.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Я исполню твою просьбу.

НОРМЕНЪ.

А я теперь пойду къ Віолетт.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Постой!— Твои матросы врны, корабль подъ рукою. Если она скажетъ ‘да’, поднимемъ паруса и тотчасъ же въ море съ призомъ. Что, она богата?

ПОРМЕНЪ.

Отецъ ея умеръ въ бдности. Слава Богу, она не богата.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Я очень радъ. Если бы у нея были земли и деньги, ты, пожалуй, забылъ бы о мор.

НОРМЕНЪ.

О мор! Никогда! Даже для самой красоты не измнилъ бы я славному морю, гд Англія водрузила трезубецъ боговъ, гд каждое дыханіе втерка привтствуетъ ея флаги, гд каждая волна передаетъ хоръ нимфъ Нептуна, славящихъ безсмертное имя моей отчизны!— Измнить морю!.. Нтъ! корабль будетъ нашимъ домомъ, свистъ буйнаго втра, нашимъ свадебнымъ гимномъ, звзды — нашими свтильниками, ковромъ нашимъ будетъ хрустальная глубь, блестящая изумрудами и бирюзою, а небесный шатеръ — пологомъ.— О Віолетта! никогда еще корабль не летлъ съ такимъ восторгомъ въ портъ, какъ я къ теб! Твоя врность — мой якорь, и моя пристань — въ твоихъ очахъ. Прощай, Фелькнеръ.

(Оба уходятъ въ разныя стороны.)

СЦЕНА II.

Садъ замка Арондель.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Сегодня минуло ровно двадцать пять лтъ посл того ужаснаго дня! О, солнце, все пронзающее око небесъ! мое сердце, какъ мрачная пещера, хранитъ страшную тайну.— Молчи же, совсть! Разв у меня нтъ власти, богатства, знатности… Разв я не владю общимъ уваженіемъ? Зачмъ думать о прошедшемъ? Ахъ… онъ идетъ! Мой сынъ — мой милый сынъ, — я вижу тебя — и снова счастлива!..

ЛОРДЪ АШДЕЛЬ, (за сценою говоритъ слугамъ).

Да, старому Роланду! Да, смотрите, беречь сокола, котораго прислалъ мн лордъ Лейстеръ. (Входитъ). Здравствуйте, матушка… Гмъ… я думалъ, что Віолетта здсь. Право, благодаря васъ и митриссъ Пруденцію, эту чопорную, накрахмаленную куклу, я никогда не вижу моей кузины.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Сынъ мой, она не можетъ быть невстою наслдника фамиліи Арондель.

АШДЕЛЬ.

Кто говоритъ о невстахъ? Разв мы не можемъ смотрть на красоту иначе, какъ съ Файломъ Гименея?— Быть любезнымъ, дышать вздохами, клятвами и надеждами, слдить за всми перемнами этого небосклона, который называютъ ‘женщиной’, и мшать свой разговоръ с-ъ великолпною печалью, все это…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Любовь!

АШДЕЛЬ.

О, нтъ, матушка — забава, вы только думаете о птичкахъ и пастушкахъ, которыхъ плачевныя псни любви передаютъ намъ поэты. Мн же хочется какъ-нибудь сократить время, — время вая) такъ продолжительно въ деревн, отъ нечего длать, я играю стрлою Купидона съ прекрасною кузиною! Идутъ ли ко мн эти перья?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Хороши, только слишкомъ развваются.

АШДЕЛЬ.

И любовь моя теперь похожа на блестящее перо, которымъ легкій втеръ играетъ на груди вашего сына — луя ея руку)—Пусть перо играетъ, милая матушка.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (со вздохомъ).

Ахъ, Перси, Перси!

АШДЕЛЬ.

Но я слышу, мой конь ржетъ отъ нетерпнія и звенятъ серебряные колокольчики сокола. Я скоро возвращусь. Между-тмъ, если вы хотите, чтобъ я былъ вашимъ послушнымъ сыномъ, дайте мн крылья — или другими словами (не сердитесь же) пустите меня ко двору, въ лагерь, куда хотите, только подальше отъ деревенской жизни, гд моя прекрасная кузина смотритъ на меня такими мертвыми глазами. Прощайте.

(Уходитъ).

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ слишкомъ втренъ — слишкомъ легкомысленъ для того, чтобы наслдовать имя своихъ предковъ. Но гд мать, которая не любитъ сына, даже за самые недостатки? (Входитъ Віолетта и мистриссъ Пруденція). Віолетта, о чемъ ты печалишься,— къ чему это траурное платье?

ВІОЛЕТТА.

Леди, я сирота.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нтъ ли у тебя другой печали, Віолетта, и т ли слезы текутъ изъ глазъ твоихъ, которыя орошали могилу отца? Ты отворачиваешься? (сердито) Ты помшана на Ашдел? Смотри, берегись: любовь, играя надеждою, которую она пестритъ и раззолачиваетъ, часто золотитъ только — развалины.

ВІОЛЕТТА.

Вы въ прав говорить мн что угодно, только не запрещайте грустить о томъ, что я сирота.

ЛЕДИ АРОЙДЕЛЬ, (тронутая).

Прости меня, я поступила опрометчиво!— Нтъ, ты не любишь… скажи… ты не любишь моего Перси?

ВІОЛЕТТА.

Вы знаете, что я бгаю отъ него! Я бдна, но бдность можетъ-быть гордою (въ сторону), а память врною.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (про себя).

Я основывала большія надежды на Ашдел, — свтлыя желанія — безумныя мечты,— послдній сынъ фамиліи, члены которой были товарищами королей, онъ стоитъ передо мною какъ мечта славы, томимый какою-нибудь благородною, высокою страстію. Глаза мои проникаютъ будущее, когда эти кости сдлаются прахомъ, онъ будетъ близокъ къ тмъ, которыхъ мечи лі короны блестятъ вокругъ трона., какъ охранныя звзды царственнаго острова. Короли будутъ чтить память его матери.

(Входитъ серъ Морицъ).

МОРИЦЪ, (тихо Леди Арондель).

Слышали? онъ живъ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ! кто?

МОРИЦЪ.

Молодой джентльменъ, который стоитъ между вашимъ Перси и наслдіемъ! Уфъ, уфъ! (кашляя). Сегодня холодно. (Обращаясь къ Пруденціи). Вамъ не худо бы было прогуляться съ Віолеттою, мистриссъ Пруденція, и чтобъ не терять даромъ времяни, вы бы хоть связали мн пару шерстяныхъ чулокъ.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Чулокъ, серъ Морицъ? Какой деликатный намекъ!

(Уходитъ въ глубину сцены съ Віолеттою).

МОРИЦЪ, (Леди Арондель).

Я говорю вамъ — онъ живъ, онъ здсь, ужъ не ребенкомъ или слабымъ мальчикомъ, но сильнымъ человкомъ, съ кораблемъ, съ именемъ, съ экипажемъ, — и съ деньгами, какъ мн сказывали. Вашъ сынъ Перси прекрасный молодой человкъ. Жаль, что отецъ его прежде, чмъ женился, имлъ другаго сына. Но, безъ вашихъ замковъ Ашдель и Арондель, вашъ Перси будетъ такъ же бденъ, такъ же бденъ, какъ старый Moрицъ Биворъ.— Какая нынче сырость въ воздух!— Бдность можетъ причинить лихорадку (дрожитъ), и одышку (задыхается) , насморкъ и простуду (чихаетъ) и ломъ въ поясниц (почесываетъ спину)] и когда бдность проситъ, собаки лаютъ на нее, и когда бдность больна, доктора терзаютъ ее, и когда бдность умираетъ, ее бранятъ, а когда бдность умерла, никто объ ней не заплачетъ. Если этотъ молодой человкъ докажетъ свои права, вашъ сынъ Перси Ашдель, будетъ очень бденъ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Мой сынъ, мой Перси! Но пасторъ не измнитъ мн. Онъ далъ клятву.

МОРИЦЪ.

Хранить тайну до тхъ поръ, пока живъ вашъ отецъ и супругъ: они умерли. Впрочемъ, у пастора нтъ никакихъ доказательствъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Къ несчастію, есть.

МОРИЦЪ.

Есть! Зачмъ же вы не сказали мн объ этомъ прежде?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Потому — потому что (въ сторону) Я боялась твоей жадности боле, чмъ совсти пастора.

МОРИЦЪ, (въ сторону).

Гмъ! теперь она будетъ просить меня о помощи. Я пронюхаю, что за доказательства. Въ этой мутной вод плаваетъ много золотыхъ и серебряныхъ рыбокъ. Что жъ! закинемъ удочку!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я совсмъ потерялась, не знаю, что длать?

МОРИЦЪ.

Я слышалъ, что на той сторон рки Экса продается прекрасная, маленькая мыза, но я бденъ — очень бденъ, хоть и старый кавалеръ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы шутите со мною? Въ чемъ состоитъ вашъ совтъ?

МОРИЦЪ.

Тамъ бездна дичи: куропатки, зайцы, дикія утки, (облизывается), превосходные воробьи, которыхъ я всегда могу продавать мальчишкамъ по пенсу за сотню. Но я бденъ — очень бденъ. Вы не поврите, до чего я бденъ…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Идемъ, идемъ. Я дамъ теб золота, — всего, что хочешь, помоги только отвратить опасность!

МОРИЦЪ.

Если бы она сначала сказала ‘золота’, я былъ бы минутою и тремя четвертями ране въ выигрыш! Миледи, я слдую за вами. Не бойтесь, мы скроемъ доказательства.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ныншнюю ночь я видла его во сн, ужасный сонъ!

(Леди Арондель уходитъ въ домъ. Входятъ мистриссъ Пруденція и Віолетта).

МИСТРИССЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Старый скряга! Посмотри, какъ я разсержу его (кланяясь низко серу Морицу). Почтенный серъ Морицъ, осмлюсь ли я просить у васъ благословенія?

МОРИЦЪ, (въ сторону).

Я никогда не слышалъ, чтобы кто-нибудь просилъ благословенія безъ того, чтобы не выпросить еще чего-нибудь (громко). Штъ! штъ! зачмъ вамъ благословеніе старая безбожница?

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Но, вдь оно вамъ ничего не стоитъ.

МОРИЦЪ, (въ сторону).

Это насмшка надъ моею бдностью. У всякаго дурака есть камень на бдняка. (Громко). Не стоитъ ничего! Да приноситъ ли оно что-нибудь? Что вы дадите за него?

МИСТРИССЪ ПРУДЕНЦІЯ,

Эту ленточку.

МОРИЦЪ, (взявши ленту).

Гмъ! годится на подвязки. Ну, благословляю васъ, старайтесь не нравиться, и наполнить ваше гршное, старое сердце желаніемъ связать мн шерстяные чулки! Ты также просишь благословенія, дитя?

ВІОЛЕТТА.

О, нтъ, серъ.

МОРИЦЪ.

Двушки стали у насъ ужасно дерзки! Эта лицемрная смиренница смется надъ моимъ благословеніемъ. Однако, какъ бы тамъ не сторговались безъ меня.

(Уходитъ въ домъ.)

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Я отдала бы охотно новое платье, чтобъ только узнать, отчего этотъ старый скряга иметъ такое вліяніе на леди Арондель.

ВІОЛЕТТА.

Вы забываете, что онъ ей родственникъ, и посл лорда Ашделя наслдникъ всхъ владній дома Арондель.— Ахъ, мистрисъ Пруденція, какъ я вамъ благодарна, что вы Помогаете мн избгать преслдованій молодаго лорда!

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Милое дитя, за это вознаграждаетъ меня собственная совсть (въ сторону) и матушка молодаго лорда. Вы вздыхаете?— Врно васъ все еще занимаетъ вашъ морякъ?

ВІОЛЕТТА.

Я никогда не переставала думать объ немъ, и еще боле съ тхъ поръ, какъ умеръ батюшка. Быть-можетъ, его гордость помшала бы мн вытти за человка неизвстнаго происхожденія, но теперь…

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Онъ, въ самомъ-дл, прекрасный мужчина. Какъ хорошъ онъ былъ, когда со всмъ своимъ экипажемъ вскочилъ на палубу корсара съ крикомъ ‘Англія и Елисавета!’ Мн кажется, я вижу и теперь, какъ глаза его блестятъ сквозь дымъ. Если бы не онъ, насъ отвели бы на продажу, на рынокъ въ
Тунисъ! Да вы не слушаете меня. Если вы ужъ такъ полюбили уединеніе, я васъ оставлю, и пойду дошивать по канв любовь царя Соломона и царицы Шевы, отживши для любви, мы находимъ какое-то утшеніе воскрешать ее, хоть на полотн.

ВІОЛЕТТА.

О, эти страстныя очи служатъ какимъ-то талисманомъ, въ любви нтъ разлуки. Милый образъ, какъ ангелъ хранитель, никогда не оставляетъ насъ, мы чувствуемъ его присутствіе въ запах цвтка, его вздохъ въ каждомъ порыв втра. И при немъ весь міръ кажется прекрасне, вс созданія святе, и звуки очаровательне, и образы прекрасне, все дышетъ его голосомъ и улыбкою. (Входитъ Норменъ) Тутъ говоритъ мое воображеніе, но не сердце! Гд ты теперь, мой незабвенный Норменъ?

НОРМЕНЪ.

У ногъ твоихъ! О, я снова вижу тебя, дышу однимъ воздухомъ съ тобою, прекрасная Віолетта. Взгляни, взгляни — эти руки охраняли меня, когда кругомъ ревла буря, и на устахъ моихъ еще горитъ твой прощальный поцлуй,— какъ слдъ ангела, слетавшаго на землю. Взгляни — ‘ никогда ночь не ожидала такъ восхода солнца, какъ душа моя ждала взгляда твоихъ очей!

ВІОЛЕТТА.

Счастливый день!— Мой Норменъ!— Ты ли это, мой Норменъ?

НОРМЕНЪ.

Взгляни, взгляни, Віолетта, по ты плачешь, ты дрожишь на груди моей, ты слишкомъ нжна для моей грубой страсти. Взгляни: ты невста моряка, я увезу тебя съ собою, зачмъ же ты отвчаешь мн однимъ румянцемъ? О, дай мн, какъ пчел, испить всю сладость съ этихъ розъ!

ВІОЛЕТТА.

Многое хотла я сказать теб, но теперь помню только одно: ты опять со мною.

НОРМЕНЪ.

Чтобы боле не разставаться.

(Входитъ мистрисъ Пруденція.)

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Что я вижу?— Мн казалось, что я слышу голоса! Какъ, капитанъ Норменъ! Или это духъ его?

НОРМЕНЪ.

Нтъ, моя прекрасная гувернантка, это я самъ, душою и тломъ.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Ахъ, капитанъ! Прошу васъ, уйдите отсюда.— Если графиня — она можетъ притти…

НОРМЕНЪ.

О, тогда я, пожалуй, улечу духомъ.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Вы все такой-же весельчакъ, но подумайте о моей отвтственности. Что скажетъ графиня, если узнаетъ, что я позволила незнакомому человку говорить съ ея воспитанницею?

НОРМЕНЪ.

Взгляните, мистрисъ Пруденція.— Ну, что вы видите теперь?

(Прикладываетъ червонецъ къ ея лвому глазу.)

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Нтъ, лвымъ глазомъ ничего не вижу, но правый все еще…

НОРМЕНЪ.

Бдняжка! но вотъ золотое лкарство: оно вылчитъ его. (Прикладываетъ червонецъ къ правому глазу). Что вы теперь видите, мистрисъ Пруденція?

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Ничего не вижу.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Подлинно, счастье для кошельковъ бдныхъ любовниковъ, что старыя дуэнны не родились съ тремя глазами.

(Пруденція уходитъ.)

ВІОЛЕТТА.

Ахъ, Норменъ, мн кажется кто-то идетъ? Эта ужасная женщина…

НОРМЕНЪ.

Женщина — святое имя! оно не можетъ быть ужасно, Віолетта.

ВІОЛЕТТА.

Ты не знаешь леди Арондель, — одно ея имя ужасно! Ея взглядъ наводитъ страхъ, часто въ ея комнат горитъ огонь даже до разсвта, какое-то темное воспоминаніе помрачаетъ ея лицо, это не раскаяніе, не печаль. О, мой бдный батюшка!

НОРМЕНЪ.

Віолетта, мы оба сироты на земл, но мы найдемъ одну мать, которой лицо освщается блескомъ звздъ, эта мать — море. А Отецъ нашъ, Віолетта, будетъ смотрть на насъ съ небесъ!

(Уходятъ.)
(Входятъ леди Арондель и серъ Морицъ.)

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нечего длать! Если нтъ другихъ средствъ!

МОРИЦЪ.

Безъ доказательствъ разсказу старика никто не повритъ, твой грубый и голодный бродяга проберется къ дому Онслова — захватитъ вс бумаги…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Скоре! скоре! посмотри самъ за этимъ, добрый Морицъ.

МОРИЦЪ.

Наше дло!

(Уходитъ.)
(Снова являются Норменъ и Віолетта.)

ВІОЛЕТТА.

Вотъ она! не встрчайся съ нею, — ты не знаешь, какъ она горда!

НОРМЕНЪ.

Какое мн дло до ея гордости! Отрекомендуй меня смло! Разв ты за меня краснешь? Я король на своемъ корабл, и на берегу не считаю себя ниже другихъ. Я подойду!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (быстро оборачиваясь).

Ангелы мщенія, пощадите меня!

НОРМЕНЪ.

Простите моей смлости.

ВІОЛЕТТА.

Это нашъ храбрый соотечественникъ, о которомъ такъ часто говорилъ батюшка, онъ избавилъ насъ отъ разбойниковъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

А!— Ваше имя, серъ?..

НОРМЕНЪ.

Простое имя, прекрасная дама,— Норменъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

А! (Въ сторону.) Геній женщины — хитрость, помоги мн! Серъ, я очень рада, что васъ вижу. Считайте домъ мой своимъ. Погостите у насъ, если вамъ угодно.

НОРМЕНЪ.

Леди, я всегда буду гордиться мыслію, что былъ вашимъ гостемъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону)

Онъ не знаетъ, кто я. Я уничтожу вс опасности. (Громко.) Серъ, не угодно ли вамъ войти въ замокъ?

(Входитъ въ замокъ.)

ВІОЛЕТТА.

Странно, Норменъ!

НОРМЕНЪ.

Что?

ВІОЛЕТТА.

Я никогда не видала, чтобы она была такъ ласкова съ незнакомцемъ.

НОРМЕНЪ.

Видишь, я правду говорилъ теб. Мы, повелители моря, ни въ чемъ никому не уступимъ. О, радостная мысль! мы будемъ подъ одною кровлею, я буду видть тебя, говорить съ тобою, брать твою руку, возл тебя непримтно пролетитъ время!— Какое величіе въ чертахъ этой дамы!— Сердце мое трепещетъ и вспоминаетъ былыя мечты. У нея есть сынъ?

ВІОЛЕТТА.

Ахъ, да!

НОРМЕНЪ.

Счастливецъ!

ВІОЛЕТТА.

Однако онъ можетъ теб завидовать.

НОРМЕНЪ.

О, даже короли могутъ завидовать тому, чья рука сметъ обнять тебя, милая Віолетта.

(Уходитъ въ замокъ.)

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Комната въ замк.

Слуга, потомъ серъ Морицъ.

СЛУГА, (дерзко).

Вы можете ссть, серъ Морицъ, миледи занята. Она позоветъ васъ, когда будетъ можно,

МОРИЦЪ.

Какой кроткій, почтительный и учтивый малой! Я вижу, ты умешь обращаться съ знатными людьми, еслибы я не боялся испортить твоей нравственности, то непремнно далъ бы теб пенсъ.

СЛУГА, (въ полголоса).

‘Съ знатными людьми!’ Ахъ, ты нищій! Уйти лучше.

(Уходитъ.)

МОРИЦЪ.

Нищій! Да, съ самаго дтства я слыву нищимъ и служу насмшкою для лорда, необходимостью для леди и потхою для лакеевъ. Люди бранятъ сера Морица за то, что онъ любитъ золото! Я провелъ дтство въ бдности и нищет, въ зрломъ возраст сбиралъ богатство, а въ старости оно мн пригодится. Я воображаю, какъ бы вся эта сволочь стала ласкаться къ бдному нищему, еслибы заглянула въ его сундуки. Пусть только Госсенъ достанетъ документы, мы отдлимъ себ половину земель у гордой графини. Тогда пусть избалованный сынокъ будетъ ея наслдникомъ, а другая половина имнія — наша, и денежки и доходишки. Ха, ха! кто-то тогда будетъ — нищимъ? (Входитъ леди Арондель). Я послалъ Госсена къ дому Онслова… но отъ чего вы такъ блдны?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ здсь… подъ моею кровлею, Норменъ у меня въ гостяхъ.

МОРИЦЪ.

Въ гостяхъ! Ха! ха! ха! Попалась муха въ паутину!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Только ты ушелъ, онъ явился. Я узнала его прежде, нежели онъ началъ говорить, глаза, какъ у отца, чуть не превратили меня въ камень, но я не упала въ обморокъ, я не дрожала!

МОРИЦЪ.

Что и говорить! Вы, женщины, мастерицы притворяться.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Сколько опасностей теперь угрожаютъ мн!

МОРИЦЪ, (шепчетъ).

Постарайтесь какъ-нибудь отдлаться отъ него.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Отдлаться?— Твой голосъ приводитъ меня въ трепетъ! Отдлаться? Да, у меня есть одно средство. Мн сказала Пруденція, что онъ любитъ Віолетту, вдь онъ спасъ ее, когда корабль, шедшій сюда съ острова, которымъ управлялъ отецъ ея, былъ взятъ Алжирцами.

МОРИЦЪ, (съ нетерпніемъ).

Хорошо, хорошо,— понимаю,— вы будете имъ покровительствовать?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да, и постараюсь, чтобъ они бжали отсюда моремъ въ какую-нибудь страну новаго свта. Тогда, по крайней мр, я буду спать спокойно.

МОРИЦЪ.

Такъ онъ любитъ Віолетту! Что скажетъ Перси — если узнаетъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, прежде, нежели онъ что нибудь узнаетъ, они будутъ уже на мор. Я не могу медлить. Онъ возвратился — онъ теперь съ ними.— Одна искра можетъ зажечь его ревность. Будь готовъ. Быть-можетъ мн понадобится твоя помощь.

МОРИЦЪ.

Эй, берегитесь! Вы стоите надъ бездною!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Но я спокойна, и смло иду! (Уходитъ).

МОРИЦЪ.

Онъ любитъ Віолетту! Понимаю, понимаю: мы вооружимъ пылкаго Перси противъ его соперника, и если одинъ изъ нихъ погибнетъ отъ шпаги, другаго погубитъ законъ. Благодаря этимъ свидтельствамъ, я сдлаю такъ, что поединокъ соперниковъ будетъ казаться умысломъ, убійствомъ. Ха, ха, ха! Когда они перемрутъ, я буду наслдникомъ замковъ Арондель и Ашдель. Что касается до графини,— то червь ужъ точитъ ея сердце! Буду ли я тогда скрягою?— Эй, вы! лакеи — комнату для графа Аронделя! Вы вчера обдали съ графомъ? Какой почтенный лордъ! Я женюсь на молоденькой невст, наживу наслдниковъ и возьму къ себ также бдняка-родственника играть въ лошадки съ моими дтьми.

(Лордъ Ашдель входитъ разстроенный).

АШДЕЛЬ.

Клянусь небомъ! дерзость этого человка выводитъ меня изъ терпнія. Онъ осмлился пожать ей руку, его дыханіе разввало ея локоны.

МОРИЦЪ.

Что съ тобою, мой Гекторъ, мой алмазъ, зеница ока моего? Что съ тобою? Ты, кажется, разсерженъ, обиженъ.

АШДЕЛЬ.

Пошелъ домой, скелетъ, и лови мышей у себя въ шкафу.

МОРИЦЪ.

Мышей! какъ, раз тамъ есть мыши?— Быть не можетъ.— Он давно ужъ перемерли съ голода, три года тому, я нашелъ тамъ послднюю, по она была такъ худа и тоща, что страшно было смотрть. Я окрестилъ ее въ винномъ спирт, и повсилъ у воротъ — въ примръ ворамъ и нищимъ (въ сторону). Неужели я не отмщу ему за это? Послушай, мой милый Перси: собаки хотятъ отнять у тебя кость. Этотъ человкъ влюбленъ въ Віолетту.

АШДЕЛЬ.

Влюбленъ!

МОРИЦЪ.

И убжитъ съ нею отсюда — если я не помогу теб — (смотри, никому ни слова): твоя мать помогаетъ ему. Теб бы нечего бояться, еслибъ была одна женщина, мой невинный Перси, но дв,— двушка и вдова — это бда! одурачатъ хоть самаго сатану!

АШДЕЛЬ.

Этотъ негодяй не хочетъ даже понять моего негодованія. Онъ отвчаетъ на вс мои насмшки съ такою проклятою, непринужденною, матросскою веселостью, что выводитъ меня изъ терпнія. При немъ я боле похожъ на забіяку, чмъ на раздраженнаго соперника.

МОРИЦЪ.

Теб надо прохладиться — подышать чистымъ воздухомъ — пойдемъ прогуляемся и поговоримъ объ этомъ.

АШДЕЛЬ.

Такъ ты въ самомъ дл хочешь помогать мн?

МОРИЦЪ.

Да, и даже даромъ!— Я докажу, что нищіе длаютъ чудеса. Ха, ха! вы любите посмяться надъ старымъ Морицемъ. Вс смются надъ бднымъ старикомъ?*—Ха, ха, ха! А вотъ увидимъ. Идемъ!

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Готическая зала.— На одной сторонъ большой каминъ и надъ нимъ висятъ знамена и старинные гербы, стны увшаны оружіемъ и фамильными портретами.— На стол вино и плоды.

Леди Арондель, Норменъ и Віолетта.

НОРМЕНЪ.

Ха, ха! право, мы представляли прежалкую фигуру посл кораблекрушенія.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какъ? вы шутите надъ такимъ несчастіемъ!

НОРМЕНЪ.

Моряки всегда таковы въ опасностяхъ. Но иногда я бываю жалокъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы долго путешествовали: видлись ли вы съ родителями?

НОРМЕНЪ.

Ахъ! я никогда не зналъ ихъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вашъ голосъ такъ печаленъ, если я могу вамъ быть полезна въ чемъ-нибудь, доврьтесь мн.

ВІОЛЕТТА.

Доврься ей, Норменъ. Быть-можетъ, печальная повсть твоей юности найдетъ теб друга въ сердц женщины.

НОРМЕНЪ, (леди Арондель).

О, голосъ вашъ проникаетъ въ мою душу, мой разсказъ не длиненъ. До четырнадцати лтъ мирно протекло мое дтство подъ кровлею стараго деревенскаго пастора, недалеко отсюда. Тогда во мн пробудилась какая-то глубокая, безпокойная мысль, среди красоты природы, мн казалось, чего-то недоставало моему сердцу, — чего именно, я и самъ не зналъ. Но, въ одну тихую ночь, когда надъ землею и волнами свтили милліоны звздъ, когда вс было тихо и безмолвно, вдругъ въ, душ моей прояснилось, какъ въ небесахъ, во мн пробудилось сладкое чувство, и я спросилъ пастора: отъ-чего у меня нтъ матери?

ЛЕДЫ АРОНДЕЛЬ.

А онъ?

НОРМЕНЪ.

Онъ заплакалъ и отвчалъ мн, что я благороднаго происхожденія…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону).

Измнникъ!

НОРМЕНЪ.

И что придетъ время, когда надъ ужаснымъ прошедшимъ взойдетъ свтлая будущность. Когда онъ говорилъ, въ душ моей возникло темное воспоминаніе прошедшаго, я вспомнилъ блдный, туманный образъ женщины, которую часто видлъ въ дтств, и уста ея шептали мн слова любви и нги, слова, которыя могутъ шептать только уста матери.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, сердце мое, умолкни!

НОРМЕНЪ.

Въ это время прибылъ въ нашу деревню грубый, веселый морякъ, съ откровенностью, которая такъ нравится дтямъ, и съ разсказами объ отдаленныхъ земляхъ Индіи, которые увлекали и дивили меня. Короче сказать — эти разсказы воспламеняли мое воображеніе. Мн казалось, что я слышалъ изъ оконъ нашей хижины, какъ прибрежныя волны звали меня на грудь свою. Слава Ралейга и чудеса новаго свта длали тогда и стариковъ героями, а молодежь — сходила отъ нихъ съ ума! И я оставилъ домъ моего благодтеля и отплылъ съ морякомъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Но передъ отъздомъ вашимъ, пасторъ не объяснилъ вамъ тайну вашего рожденія?

НОРМЕНЪ.

Нтъ, онъ не хотлъ охладить моего рвенія. ‘Иди’ сказалъ онъ: ‘заслужи себ имя, которому бы могли позавидовать, чтобъ теперешній врагъ твой — гордость, могла признать тебя своимъ созданіемъ.

ЛЕДЫ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону).

Я дышу свободне.

НОРМЕНЪ.

О, вы съ такимъ участіемъ слушаете разсказъ человка, вамъ чуждаго: ваше лицо блднетъ и покрывается румянцемъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Разсказъ вашъ трогаетъ меня, продолжайте, прошу васъ.

НОРМЕНЪ.

Едва мы взошли на корабль, бездльникъ, которому я вврился, оковалъ меня въ цпи и лишилъ свободы. Такъ мы вышли въ море. Наконецъ, когда мы потеряли изъ вида землю, его матросы, зврскіе, безчувственные пираты — вытащили меня на палубу и сняли цпи. ‘Дитя’ сказалъ онъ съ мрачною улыбкою: ‘не обвиняй меня: твои цпи были скованы изъ золота, и притомъ изъ золота тхъ, которые дали теб жизнь!’

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ложь! гнусная клевета! Не врьте этому! Ради Бога не врьте, это ложь.

НОРМЕНЪ.

Я отвчалъ то же, и, выхвативъ изъ рукъ клеветника мечъ, ударилъ его. Онъ упалъ къ ногамъ моимъ, — и при дикомъ вопл, тысячи ножей заблистали надъ моей головою. Но пиратъ приподнялся и, останавливая рукою кровь, струившуюся изъ его головы, вскричалъ: ‘Остановитесь! такая смерть будетъ для него милостью.’ Они схватили и привязали меня къ легкой доск, разпустили паруса и бросили меня въ волны.

ВІОЛЕТТА, (взявши его за руку).

Смотри, мое сердце выливается въ глазахъ!.. И Богъ спасъ тебя?

НОРМЕНЪ.

Весь этотъ день и всю ночь я носился по волнамъ въ слабой борьб, между жизнью и смертью. Наконецъ втеръ стихъ и засіяли звзды, такъ свтло и ясно, что я заплакалъ, вспомнивъ ужасныя слова разбойника, и прошепталъ: ‘Волны и втры, вы ко мн сострадательне отца и матери.’ Какъ, леди, и вы плачете?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я? О нтъ, нтъ! Продолжайте.

НОРМЕНЪ.

Показался день, и при первыхъ лучахъ солнца я увидлъ парусъ, — потомъ флагъ.

ВІОЛЕТТА.

Ну, потомъ?

НОРМЕНЪ.

Не замтивъ меня, корабль прошелъ мимо. Насталъ полдень, меня мучили жажда и голодъ. Засохшими устами я призывалъ смерть, и напрасно старался освободиться отъ веревокъ, которыя впились въ мое тло. Вдругъ, сквозь прозрачную влагу, я увидлъ стеклянные глаза морскаго чудовища, которое слдило за кораблемъ, ожидая добычи. Тогда жизнь снова показалась мн прекрасною, волосы стали дыбомъ, свтъ померкъ въ глазахъ, но я плылъ до тхъ поръ, пока совершенно истощился и ицалъ въ ужасный сонъ, и все еще глаза кровожаднаго чудовища преслдовали меня… Наконецъ…

ВІОЛЕТТА.

Продолжайте!

НОРМЕНЪ.

Я проснулся и услышалъ, что возл меня говорятъ на родномъ язык. Нжные взоры покоились на мн… Избгнувъ мучительной смерти, я лежалъ на палуб: Господь охранялъ мой сонъ.

ВІОЛЕТТА, (въ полголоса).

Мой милый Норменъ!

НОРМЕНЪ.

Кораблемъ командовалъ храбрый морякъ, служившій съ Ралейгомъ, я служилъ и сражался подъ его начальствомъ. По смерти, которой всякій позавидуетъ, подъ снію побдоноснаго синяго флага, онъ оставилъ мн въ наслдство все, что имлъ, нсколько мшковъ пистолей, свой фрегатъ и свое честное имя. (Обращается къ Віолетт) Но ты знаешь лучшую черту изъ моей жизни!

ЛІІДИ АРОНДЕЛЬ.

И вы съ тхъ поръ не видлись съ пасторомъ?

НОРМЕНЪ.

Нтъ, еще нтъ двухъ дней, какъ я возвратился къ здшнимъ берегамъ. (Въ сторону Віолетт). Твои глаза были моими путеводными звздами.

(Віолетта и Норменъ разговариваютъ особо).

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (смотря на нихъ).

Онъ любитъ ее, — тутъ вся моя надежда. А!— голосъ Перси! я должна отвлечь, обмануть его. Еще одинъ день, и все кончено. До свиданія, капитанъ.

(Уходитъ).

ВІОЛЕТТА.

И ты такъ любишь меня?

НОРМЕНЪ.

О, Віолетта, могутъ ли слова передать вс тайны любви? Когда нибудь, въ тихую ночь, при безмолвіи моря, когда воздухъ чистъ и прозраченъ, когда ярко сіяютъ звзды,— посл долгаго молчанія, таинственнаго, какъ небо, и полнаго свтлыми мыслями, какъ небо ангелами, ты поднимешь на меня глаза свои и тогда только поймешь, какъ любитъ человкъ — одинокій въ мір!

ВІОЛЕТТА.

Нтъ, Норменъ, теперь ты ужъ не одинокъ: я буду съ тобою! Я всюду за тобою послдую, и твоя любовь будетъ жизнію моей жизни. Видть тебя, слушать тебя, мечтать о теб, когда ты въ отсутствіи,— сносить все,— ничего не страшиться съ тобою, — вотъ мое счастіе. О, какъ часто вечерніе туманы рисовали мн твой образъ.

НОРМЕНЪ.

О, да поразить меня небо, если хотя однимъ холоднымъ взглядомъ я о — скорблю твое сердце!

ВІОЛЕТТА.

Да, мой Норменъ, въ несчастіи и въ радости, въ труд и поко, ты увидишь, я перенесу все, кром твоей измны, но и тогда, не ропотъ — молитва за тебя вырвется съ устъ моихъ.

НОРМЕНЪ.

Моя Віолетта — моя обожаемая Віолетта! О, какъ я счастливъ!

АШДЕЛЬ, (входитъ).

Слава Богу! Наконецъ я увернулся отъ матушки. Слова старика зажгли во мн всю кровь, я бы совсмъ не хотлъ видть ее въ такомъ — (оборачивается, и видитъ Віолетту и Нормена). Что я вижу? клянусь небомъ, они шепчутся!— и такъ близко, (подходя.) Серъ, извините меня, я не вижу у васъ золотыхъ шпоръ рыцаря.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Эти господа, которыхъ сдуетъ первый втерокъ, ужасно любятъ заводить ссоры. На кой чортъ мн золотыя шпоры? Что онъ думаетъ, мы здимъ верхомъ по морю? (громко) Что длать! Къ несчастію, у насъ, моряковъ, нтъ такъ много золота, чтобы обивать имъ пятки.

АШДЕЛЬ.

Вы сметесь надо мною, серъ?

ВІОЛЕТТА.

О, кузенъ! Какъ не стыдно!

АШДЕЛЬ (передразнивая ее).

О, кузенъ, какъ не стыдно!— Серъ, замтьте, это ужъ слишкомъ.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Кажется, онъ непремнно хочетъ задть меня!

АШДЕЛЬ

Мистеръ Норменъ, въ передней вы найдете равныхъ себ.

НОРМЕНЪ.

Нтъ, гордый лордъ. Тотъ, кто называетъ меня равнымъ себ, долженъ доказать, что рука его сильна, шпага остра, а сердце не боится опасностей. Что жъ! выньте вашу шпагу. Тотъ, не равный мн, кто оскорбляетъ права гостепріимства и защищается присутствіемъ женщины.

(Входитъ леди Арондель).

ВІОЛЕТТА.

Защитите гостя отъ обидъ вашего сына!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Лордъ Ашдель, вы унижаете свое званіе. А вы, капитанъ, въ лиц сына оскорбляете мать?

НОРМЕНЪ.

Спросите вашего сына, чмъ я отвчалъ ему.

АШДЕЛЬ.

Вы умете быть дерзкимъ, но не отвчать.

НОРМЕНЪ.

Слышите, леди.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ашдель, успокойся, мой милый сынъ, оставь это, ты…

АШДЕЛЬ.

Я еще съ дтства научился отъ моей матери не терпть соперника и не бояться врага! Теперь я слишкомъ старъ для того, чтобы уступить. Выслушайте меня, матушка, вы не позволяете мн любить Віолетту, вы покровительствуете ему, матушка! Я хочу, чтобъ его здсь не было, или, клянусь честью, здсь будетъ пролита кровь.— Берегитесь!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Кровь! кровь! чья кровь?

АШДЕЛЬ.

Не моя — кровь благороднаго рыцаря слишкомъ драгоцнна!— Не вашего сына.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Моего сына!

АШДЕЛЬ.

Смотрите же, матушка!— Мы еще встртимся, серъ, не блднйте, матушка? А она?.. О, ея глаза все устремлены на бездльника.

(Уходитъ).

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Его языкъ остре жала зминаго.

НОРМЕНЪ.

Не бойтесь, графиня. Во взглядахъ вашихъ я вижу что-то родное, напоминающее мн о дтств. Пусть онъ оскорбилъ меня — онъ сынъ вашъ, и моя шпага не подымется на него.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Иди, Віолетта, — нтъ, постой — воротитесь,— я знаю твою тайну. Ты любишь Нормена?

ВІОЛЕТТА.

Леди — я — онъ спасъ жизнь и честь мою.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, радость! (громко) Ступай, Віолетта, положись во всемъ на меня. (Віолетта уходитъ). Теперь, серъ — (въ сторону). Какъ онъ похожъ на отца!

НОРМЕНЪ.

Говорите, приказывайте, вы увидите, какую власть вы имете надо мною.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я мать! Я живу только для сына, сердце, жизнь, душу, — все, да, все я готова отдать за одну каплю его крови.

НОРМЕНЪ.

О, какъ сладко слышать, что мать любитъ своего сына!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ лордъ и вспыльчивъ, онъ скоръ на обиду, и не легко прощаетъ. Скажу боле: А ш де ль заключилъ свое сердце въ той груди, гд уже живетъ ваше.— О! самый воздухъ кругомъ меня, кажется ужъ побагровлъ… Это кровь! Бгите съ нею!— Бгите въ эту же ночь!

НОРМЕНЪ.

Въ эту ночь, съ нею? съ Віолеттою! О, радость!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы согласны?

НОРМЕНЪ.

Но я не узналъ еще о моихъ родителяхъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Не теряйте счастливой минуты. Выслушайте меня! Я богата, я могу узнать тайну вашего рожденія, — я — я отыщу вашу мать, вашего отца!

НОРМЕНЪ.

О! чмъ заслужилъ я ваши заботы? Дай Богъ, чтобы мать, которую вы возвратите мн, была похожа на васъ, и тогда, хотя бы она родилась въ бдной хижин, я не позавидую судьб короля.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону).

Природа! Зачмъ ты такъ сильно говоришь въ немъ, и молчишь во мн? (громко) Но что васъ такъ привлекаетъ ко мн?

НОРМЕНЪ.

Смотря на васъ, мн кажется, что ангелъ приподнимаетъ завсу времяни. Ваше лицо напоминаетъ мн ту, которая охраняла меня въ колыбели. И — простите мн — это пустая, безумная мысль,— по, мн кажется, что моя мать была на васъ похожа!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

На меня! Ха! ха! ха! какая смшная мысль (въ сторону). Я сойду съ ума отъ ужаса, если онъ еще здсь останется. Въ порядк ли вашъ корабль? Можете ли вы сняться съ якоря ночью?

НОРМЕНЪ.

Такъ скоро! такъ скоро все оставить!— Миледи, быть-можетъ, мы никогда боле не встртимся: вы позабудете обо мн, но я,— изъ пустын моря я буду молиться за васъ и днемъ и ночью.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы?— молиться за меня? О! я не могу — я… Простите, мы еще увидимся передъ отъздомъ, и —

(Выбгаетъ изъ комнаты).

НОРМЕНЪ.

Когда я говорилъ о молитв, ея уста поблднли. Въ этой женщин есть что-то, раздляющее мои мысли съ любовію Віолетты. Странно, иногда какой-то ужасъ стсняетъ мн сердце. Прочь, зловщее предчувствіе! Віолетта, при твоемъ имяни исчезаютъ вс призраки, и будущее горитъ прекрасною звздою! Твой голосъ — гармонія небесъ, и только въ твоей улыбк — мое небо!

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1.

Другая часть сада замка Арондель.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Кто бы подумалъ, что наша гордая графиня будетъ съ такимъ удовольствіемъ смотрть на любовь капитана къ моей воспитанниц? Не далъ ли онъ ей такъ же золотаго лкарства! Но она все это длаетъ для молодаго лорда. Она надется женить его, по крайнй мр, на принцесс.

МОРИЦЪ, (входитъ).

Уфъ! уфъ! Не проходилъ ли здсь лордъ Ашдель?

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Нтъ.

МОРИЦЪ, (ласково).

Такъ этотъ морской капитанъ влюбленъ въ вашу прекрасную воспитанницу, мистрисъ Пруденція! Стало-быть и мы отпразднуемъ здсь въ дом свадебку?

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Пожалуй, серъ Морицъ, я не прочь…

МОРИЦЪ.

Отъ чего не прочь? Вдь я вамъ ничего не предлагалъ.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

А мн показалось, что вы сказали ‘и мы отпразднуемъ здсь свадебку’. Оно не худо бы, серъ Морицъ. Лучше жениться, нежели длать зло.

МОРИЦЪ.

Зло?— Ступайте и длайте что хотите: я презираю ваши обольщенія, старая Весталка.— Если увидите лорда Ашделя, скажите ему, что я его ищу.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Если вы серьезно длаете мн предложеніе, серъ Морицъ…

МОРИЦЪ.

Тьфу! Да что вы также хотите, кажется, надо мной смяться? (Мистрисъ Пруденція уходитъ, смясь). Погоди! каждую обиду въ здшнемъ дом я взыщу съ процентами! (входитъ Госсенъ) А!— ужъ ты такъ скоро возвратился! Что, видлъ пастора?— Досталъ бумаги?— принесъ?

ГОССЕНЪ.

Пасторъ съ утра ушелъ со двора, съ какимъ-то морякомъ, но, какъ мн его описывали, онъ непохожъ на нашего молодца.

МОРИЦЪ.

Кажется, помстья Аронделя ускользаютъ у меня изъ рукъ,— но, нтъ, нтъ! если, я не достану бумагъ, то буду помогать лорду.— Джильсъ Госсенъ, сегодня двадцать-пять лтъ, какъ ты совершилъ убійство, за которое тебя стоитъ повсить! Смотри!— Пока еще Норменъ живъ, теб не миновать пеньковаго ожерелья.

ГОССЕНЪ.

Ахъ! кабы онъ опять попалъ мн въ когти. Я не забылъ про эту царапину? Прежде двчонки не смялись надо мной. Да чего онъ стоитъ по смерти? Вдь вы сказывали мн, что отецъ и мать платятъ мн за то, чтобъ я его сжилъ со свта.

МОРИЦЪ.

Тише, я разскажу теб, — тише! Ба! погляди-ка — кажется онъ?.. Онъ и есть, скоре!

(Прячутся за деревьями. Входятъ Норменъ и Віолетта.)

НОРМЕНЪ.

Ты робка и доврчива, какъ любовь. Будь покойна, моя Віолетта, и думай только о цвтущихъ земляхъ Запада, гд мы будемъ жить, когда море наскучитъ теб. Тамъ, подъ свтлымъ небомъ, стройная пальма раскидываетъ широко свои втви, и природа щедрою рукою сыплетъ довольство.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (входитъ.)

Вы назначили часъ и мсто, откуда бжать нынче ночью?

НОРМЕНЪ.

Нтъ еще. Взгляните, миледи, небесная заря разливается по ея щекамъ при одной мысли о бгств. Эта заря предвщаетъ ясное утро моей жизни.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Не шутите, капитанъ. Ашдель опасный соперникъ, если онъ станетъ подозрвать…

НОРМЕНЪ.

Такъ что жъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Разв вы забыли, что дали мн слово избгать съ нимъ ссоры? Вотъ вамъ письмо къ венеціянцу Паоло Трецци, отъ него вы получите приданое вашей невсты, безъ котораго ни одна двушка еще не оставляла замка Арондель.

НОРМЕНЪ.

О, леди, жители бдной земли, среди вчной борьбы нищеты съ богатствомъ, не знаютъ, какъ мы, дикіе сыны океана, смемся надъ людьми, которые отравляютъ все счастіе жизни — страстью къ золоту. Ужасно видть, какъ продаютъ и покупаютъ любовь, какъ прекрасный Божій міръ длаютъ храмомъ Маммона, Я ищу одной любви, вчной и неизмнной, я ищу только сердца, которое могло бы понять мое. Это несмтное сокровище я могу унесть съ собою, когда Отецъ призоветъ дтей своихъ, и среди этихъ райскихъ мечтаній — является демонъ, золото, всемогущій властелинъ земли!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Когда-то и я думала такъ же! Счастливая Віолетта! (холодно). Но объ этомъ посл. Когда шлюбка и люди будутъ готовы?

НОРМЕНЪ.

Луна моего счастья взойдетъ за часъ до полуночи.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

У воротъ парка, которыя ведутъ къ морскому берегу, Віолетта будетъ ждать васъ.

НОРМЕНЪ.

Я видлъ оттуда недалеко развалины старой часовни. Тамъ я встрчу мою Віолетту.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какъ! въ этой часовн?

НОРМЕНЪ.

Разв это убжище вамъ не нравится?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ (съ нетерпніемъ.)

Хорошо, хорошо, ступайте, не забудьте: за часъ до полуночи.

ВІОЛЕТТА.

Не лучше ли отложить до завтра, милый Норменъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

До завтра! Разв ты хочешь его смерти?

ВІОЛЕТТА.

Моя любовь къ теб такъ мало принадлежитъ земл, что я не чувствую никакого страха. И такъ, до вечера, но посмотри, какъ небо нахмурилось, ночи такъ темны…

НОРМЕНЪ.

Надъ нами будетъ свтить святая звзда любви: я приколю мое блое перо дорогимъ алмазомъ, сорваннымъ съ чалмы алжирца, въ день моего счастія, и онъ озаритъ темноту ночи.

ВІОЛЕТТА.

Но…

НОРМЕНЪ.

На корабл насъ встртитъ священо никъ и благословитъ нашъ союзъ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (Віолетт.)

Иди въ свою комнату, я тотчасъ приду къ теб, но кто-то идетъ!— (Нормену) Идите, серъ, чтобъ Ашдель не увидлъ васъ, помните ваше слово: за часъ до полуночи! Прощайте, будьте счастливы.

НОРМЕНЪ.

Неужели мы никогда боле не увидимся? И вы не хотите благословить меня?

(Цлуетъ ея руку.)

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да благословитъ васъ Богъ.

(Судорожно сжимаетъ его руку и уходитъ съ Віолеттою.)

НОРМЕНЪ.

Что теперь длать? Я даже не знаю о чемъ мечтать? А Фелькнеръ еще не возвратился.

СЛУГА, (входитъ.)

Сейчасъ прискакалъ кавалеръ, и спрашиваетъ васъ, серъ.

НОРМЕНЪ.

Меня?

СЛУГА.

Онъ просилъ сказать, что его зовутъ ‘Фелькнеръ’.

НОРМЕНЪ.

Фелькнеръ!— проси. Онъ всегда помогалъ мн въ нужд, дружба его, какъ волшебство, предупреждаетъ мои желанія. (Фелькнеръ входитъ) Ты явился очень кстати. Слушай: пусть шлюпка ожидаетъ меня у берега, возл самыхъ развалинъ часовни, сего дня вечеромъ, пришли такъ же нашего священника, ступай скоре!

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Piano, другъ, какъ говорятъ итальянцы, тише — врне. У меня есть чудесныя новости. Я отыскалъ пастора, и привезъ его сюда. У него есть бумаги, свидтельствующія о твоемъ происхожденіи, онъ хочетъ сообщить ихъ теб. Но что съ тобою? Разв ты онмлъ?

НОРМЕНЪ.

О Боже! сегодня -я умру отъ счастія! Такъ Онсловъ… но увренъ ли ты, что это… Гд онъ?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Я оставилъ его у той часовни, о которой ты говорилъ.

НОРМЕНЪ.

Неужели это судьба?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Ну, теперь говори, надо ли исполнить твои приказанія?

НОРМЕНЪ.

Непремнно, пришли ко мн шлюпку, священника, и чтобъ въ это время корабль лавировалъ въ виду, берега.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Но объясни, ради Бога..

НОРМЕНЪ.

Теперь не до того, любезный Фелькнеръ. Иди! или скоре!

(Фелькнеръ уходитъ. Входитъ мистрисъ Пруденція.)

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Серъ Морицъ! Гд серъ Морицъ? Не видали ли вы сера Морица.

НОРМЕНЪ.

Чортъ возьми сера Морица! Ахъ! мистрисъ Пруденція, когда мы еще разъ встртимся, бдный капитанъ Норменъ будетъ, можетъ-быть, капитаномъ Крезомъ! Знаете ли, я дорожилъ бы даже знатнымъ именемъ и богатствомъ, если бъ они могли сдлать меня достойнымъ Віолетты.

(Уходитъ. Серъ Морицъ выходитъ впередъ.)

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Гд вы прятались, серъ?

МОРИЦЪ.

Я прятался! Разв я стану отъ кого нибудь прятаться?

МИСТРИРЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Графиня проситъ васъ сію минуту къ себ, я сказала, что вы были… Ахъ, да вотъ она сама идетъ.

(Уходитъ.)

МОРИЦЪ, (Госсену, который хочетъ вытти.)

Спрячься, спрячься!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (входитъ.)

И теб не стыдно смотрть на меня? Какъ! я дала теб золота, сколько ты требовалъ, чтобы ты удалилъ отсюда Артура, я дала теб золота на обезпеченье будущей его судьбы, не на плату его убійцамъ! А ты продалъ его разбойнику! Ты бросилъ его въ море! Измнникъ! Низкій предатель!

МОРИЦЪ.

Я ничего не зналъ объ этомъ. Тсъ! тсъ!— говорите тише! Не бдный, преданный серъ Морицъ измнилъ вамъ, но бездльникъ, которому я вврился. Но теперъ грозитъ вамъ ужаснйшая опасность: только, что вы ушли, сюда пришелъ какой-то незнакомый человкъ, съ новостью, что Онсловъ здсь, что съ нимъ вс свидтельства о рожденіи Нормена, онъ его ищетъ: я, я одинъ могу выручить васъ изъ бды. Что? Теперь, чай, не скажете, что я измнникъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, ужасъ!

МОРИЦЪ.

Торопитесь! Спасеніе ваше обойдется мн не дешево.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Достань мн свидтельства, заставь молчать пастора,— и проси, чего хочешь — я ничего не пожалю.

МОРИЦЪ.

Мызу и помстье Ботлейгъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Они твои.

МОРИЦЪ.

Кончено! Теперь будьте покойны, — я все обдлаю.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Перси! Все это для твоего счастія! не для себя! Пусть будетъ Богъ моимъ свидтелемъ — иду молиться!

(Уходитъ).

МОРИЦЪ.

Молиться! Вотъ женщины! Чуть согршатъ, тотчасъ же шепчутъ молитву и все забыто, будто ничего и не бывало! Ну, вылзай изъ берлоги, мой морской шакалъ. (Госсенъ выходитъ). Ступай къ часовн, ты знаешь развалины, тамъ ты найдешь сдаго старика. Схвати его, спрячь, запри въ какомъ-нибудь погреб, отбери у него вс бумаги и принеси ко мн: награда — тысяча золотыхъ. Морякъ пошелъ дальней дорогой, ты ступай по этой: здсь ближе.

ГОССЕНЪ.

А если онъ станетъ барахтаться, такъ?…

МОРИЦЪ.

Не мое дло: достань мн только бумаги. Ступай, помни, что я знаю твою тайну! Достань бумаги, и ты будешь богатъ на всю жизнь. Ступай. (Госсенъ уходитъ). Теперь — пока, у меня будетъ тысяча фунтовъ дохода въ годъ, а тамъ — подождемъ, что Богъ дастъ. Терпніе, бдный Морицъ, терпніе! Я раздлаюсь съ нимъ! (Уходитъ и встрчается съ лордомъ Ашделемъ). Если бы вы пришли пораньше, такъ застали бы любовную сцену.

АШДЕЛЬ.

Какъ! ты видлъ?

МОРИЦЪ.

Да, я смотрлъ изъ-за куста, какъ чучело. А вы врно гуляли въ город?

АШДЕЛЬ.

Перестань шутить, ты меня взбсишь!

МОРИЦЪ.

Хотите, я дамъ добрый совтъ, только, поклянитесь, что матушк объ этомъ ни полслова!

АШДЕЛЬ.

Клянусь честію.

МОРИЦЪ.

Они хотятъ бжать… сегодня ночью, прежде полночи сойдутся въ старой часовн. Шлюпка и священникъ будутъ ждать ихъ, она узнаетъ его по алмазу, которымъ будетъ приколото перо. Приколите себ такой же — у меня есть, я, пожалуй, дешево уступлю.

АШДЕЛЬ.

Въ эту ночь! въ часовн! О, клянусь небомъ и землею, я не разстанусь съ нею. Благодарю тебя, кавалеръ.

(Уходитъ).

МОРИЦЪ.

Ха! ха! ха! Объ мухи въ паутин! Я знаю паука, который състъ обихъ. Завтра я проснусь — графомъ.

СЦЕНА II.

Вдали готическая часовня, почти въ развалинахъ, сквозь обрушенный сводъ невдалек видно море. Впереди пролсокъ и небольшой ручей, впадающій въ море, въ сторон маленькая башня, примыкающая къ замку. Солнце заходитъ.

ОНСЛОВЪ, (у часовни).

Ужъ боле десяти лтъ прошло, какъ я видлъ его въ послдній разъ,— онъ былъ прекрасный мальчикъ. Теперь настало время открыть ему тайну. О, еслибы молнія могла превратить въ прахъ окровавленныя стны этихъ ужасныхъ развалинъ, он освящены и бракомъ и убійствомъ, разсказъ дрожитъ на устахъ моихъ! Тамъ пресмыкается жаба, гд прежде стоялъ алтарь, но разрушеніе щадитъ могилу.

ГОССЕНЪ, (выходитъ изъ башни).

Не время ли? кажется, онъ одинъ? (Бросается на Онслова). Молчи! не смй противиться, или ты умрешь! Отдай бумаги, которыя съ тобою!

ОНСЛОВЪ.

Прочь! я узнаю тебя, убійца!

ГОССЕНЪ.

Такъ узнай же свой приговоръ и своего судью!

ОНСЛОВЪ.

Прочь, бездльникъ!

(Вырывается у него и пробгаетъ сквозь своды часовни).

ГОССЕНЪ, (слдуя за нимъ).

Пусть же твоя кровь падетъ на твою собственную голову!

НОРМЕНЪ, (входитъ).

Я слышалъ крикъ!— А, злодй! (Бжитъ за нимъ сквозь своды).

ГОССЕНЪ (выходитъ, обезоруженный).

Я обезоруженъ! рука мн измнила!

(Норменъ преслдуетъ его.— Госсенъ прячется за развалинами и непримченный входить въ башню).

НОРМЕНЪ.

Неужели это исчадіе ада поглотила земля?

(Онсловъ за сценою, стонетъ. Норменъ снова входитъ въ часовню).

ГОССЕНЪ, (съ башни).

Мы опять встртимся!

(Входитъ Норменъ, неся Онслова).

ОНСЛОВЪ.

Ахъ! Жизнь моя угасаетъ! Дай мн еще разъ взглянуть на тебя — и я умру спокойно!

НОРМЕНЪ.

Успокойся, отецъ мой, не говори.

ОНСЛОВЪ.

Нтъ, мн немного осталось говорить. Я просилъ тебя притти сюда, здсь, гд нашелъ меня убійца, въ этотъ день, двадцать пять лтъ назадъ, твой отецъ…

НОРМЕНЪ.

Отецъ! о, продолжай! мой отецъ?…

ОНСЛОВЪ.

Погибъ отъ руки убійцы! Онъ коварно умерщвленъ.

НОРМЕНЪ.

Кровь!— кровь за кровь!— Назови мн убійцу!

ОНСЛОВЪ.

Выслушай меня. Былъ пажъ, молодой, храбрый, прекрасный, но незнатной фамиліи, дочь лорда, которому онъ служилъ, влюбилась въ него они тайно обвнчались, я благословилъ ихъ въ этихъ священныхъ стнахъ. Они видлись тайно. Я — я — мой голосъ измняетъ мн!

(Норменъ идетъ къ ручью, черпаетъ воды и спрыскиваетъ лицо старика).

ОНСЛОВЪ.

Отецъ узналъ о любви ихъ, но не о брак, и считалъ дочь свою обезчещенною.— На этомъ мст встртились любовники, съ тмъ, чтобы бжать. Я любилъ юношу, я воспитывалъ его, и хотлъ бжать вмст съ ними.

НОРМЕНЪ.

Продолжай, продолжай!

ОНСЛОВЪ.

Наступила ночь, ужасная ночь, съ бурею и молніей, они встртились — и рука убійцы исторгла отца твоего изъ объятіи его жены! О! еще и теперь я помню этотъ пронзительный вопль, я слышу его! И теперь — тотъ же самый убійца поразилъ меня.

НОРМЕНЪ.

Твой убійца? О, небо, благодарю тебя! Одна смерть — одна рука отмститъ за обоихъ!

ОНСЛОВЪ.

Онъ умеръ на рукахъ моихъ, возл алтаря, гд покоится прахъ перваго барона, лежатъ и его кости.

НОРМЕНЪ.

О ужасъ! ужасъ!

ОНСЛОВЪ.

Три ночи спустя, родился ты. Одинъ изъ родственниковъ твоей матери, котораго холодное сердце смягчилось при вид золота, принесъ младенца ко мн.

НОРМЕНЪ.

А она? а мать моя?— Она жива еще?

ОНСЛОВЪ.

Она принуждена была вытти за человка, котораго назначилъ ей отецъ. Прошедшее было забыто!

НОРМЕНЪ.

Такъ это ея лицо я видлъ еще ребенкомъ?

ОНСЛОВЪ.

Втайн она была женою, и втайн матерью — да! Но съ новыми узами родилась новая привязанность, отъ втораго брака родился другой сынъ. Она очень любила его,— боле, чмъ тебя, боле, чмъ свою душу.

НОРМЕНЪ.

Бдная матушка!

ОНСЛОВЪ.

Теперь немного остается сказать теб.— Я — я — о!..

НОРМЕНЪ.

Говори тише, я весь обратился въ слухъ.

ОНСЛОВЪ.

Движимый состраданіемъ и страхомъ, чтобы они тебя у меня не отняли, я далъ имъ клятву хранить тайну и скрыть вс свидтельства, пока будетъ живъ ея отецъ и второй мужъ. Для этого я отпустилъ тебя изъ моего дома. Отецъ и мужъ умерли два года назадъ, но ты все еще былъ далеко отсюда. Я пришелъ къ твоей матери, но ея сердце превратилось въ мраморъ. О! здсь, здсь… (подавая бумаги) все. Иди, ищи себ защиты у закона,— но бги этого замка!— твоя мать….

НОРМЕНЪ.

Скажи одно слово! Ея имя?

ОНСЛОВЪ, (показывая на бумаги).

Здсь! лаетъ послднее движеніе и привстаетъ). О, Боже! услышь мою послднюю молитву: прости преступника, и да оснитъ эту главу благословленіе старика — прости… прости F

(Умираетъ).

НОРМЕНЪ.

Постой постой! Ты улетаешь, свтлая душа! Онъ молчитъ! онъ не дышетъ! онъ умеръ — умеръ — мой второй отецъ! И сдины старика не остановили руки убійцы? Мщеніе! Земля не дастъ пристанища злодю. О Боже! избери меня орудіемъ Твоей кары. Но небо справедливо — мы опять встртимся! Прости, прости, добрый старецъ. О, мать моя! ты жива, но для чего же ты любишь одно только дитя свое? разв сердце матери можетъ отказать въ любви другимъ дтямъ? О, нтъ! она обовьетъ меня руками, и на груди ея мои слезы смоютъ вс воспоминанія о прошедшихъ горестяхъ. (Развертывая, бумаги). Что я вижу! ея сынъ. О, какъ таинственна природа: съ перваго взгляда я полюбилъ ее. Богатство, земли, почести, блестящее имя… о, Віолетта — о, матушка! Теперь, прочь изъ сердца вс мечты дикой юности, пусть высокія мысли возвысятъ душу, и высокія дла прославятъ меня въ родной земл. А между-тмъ, когда я разсказывалъ ей мои несчастія, она плакала? Это писала она сама, это писала рука моей матери. Она зоветъ меня, зоветъ своего Артура, свое дитя, любимое дитя, свою надежду. О матушка, моя милая матушка!

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Зала въ замк Арондель. Ночь.

Серъ Морицъ и Госсенъ.

МОРИЦЪ.

Ты не досталъ бумагъ и между тмъ совершилъ убійство, и что еще хуже, убилъ невиннаго.

ГОССЕНЪ.

Но…

МОРИЦЪ.

Не смй говорить мн: но, ты разорилъ меня. Молчи, и не мшай мн думать. (Въ сторону). Теперь вс свидтельства у наслдника,— кажется ясно. Онъ врно не придетъ сюда назадъ, къ своему незаконному врагу — ясно. Онъ станетъ искать защиты законовъ — и это ясно. Но онъ любитъ Віолетту. Онъ врно сдержитъ слово — увезетъ ее, и потомъ въ Лондон объявитъ права свои, все, все это ясно, какъ день. Госсенъ, ты можешь все поправить. Морской капитанъ будетъ у развалинъ, ночью — въ одиннадцать часовъ, чтобы тайно обвнчаться въ часовн.

ГОССЕНЪ.

Я все это подслушалъ въ саду (въ сторону) и даже можетъ-быть, больше, чмъ мн надо, и ужъ приготовился. Мои ребята захватятъ священника и матросовъ въ шлюбк, а я буду встрчать молодыхъ.

МОРИЦЪ.

И чтобы на этотъ разъ ножъ опять не измнилъ, я напомню теб дльцо, которое укрпитъ твою руку. Двадцать пять лтъ назадъ,— когда ты былъ еще молодъ, тебя схватили въ первомъ разбойничеств на мор, ты былъ заключенъ въ темницу замка, и на другой день долженъ былъ итти на вислицу. За ночь тебя освободили, утромъ — ты снова носился по волнамъ, съ кошелькомъ пистолей въ карман. Что было цною твоей жизни и свободы?

ГОССЕНЪ.

Кровь человка, котораго сердитый, старый лордъ просилъ меня убитгі, какъ злйшаго своего врага.

МОРИЦЪ.

Такъ, вижу: помнишь. Сынъ этого человка тотъ самый мальчикъ, котораго ты бросилъ въ море. Ты говоришь, что Онсловъ узналъ тебя. Будь же увренъ, что умирающій описалъ сыну убійцу отца его. Если ты потеряешь даромъ эту ночь, то на утро воронъ позавтракаетъ твоими бльмами.

ГОССЕНЪ.

Положись на меня. Онъ у меня не уйдетъ.

МОРИЦЪ.

Постой,— дай подумать,— дай подумать!— Вотъ что: мало, если ты сдлаешь дло, постарайся свалить вину на другаго. Ашдель врно тамъ будетъ: онъ любитъ двушку, на которой женится Норменъ: между ними произойдетъ ссора, можетъ-быть дойдетъ до шпагъ, будь на-готов съ своими молодцами — возьми человкъ десять, двадцать, бросься нц нихъ, какъ-будто хочешь разнять,— и бей — бей обоихъ! Мертвые молчатъ, а ты и твои люди можете сказать, что они убили другъ Друга.

ГОССЕНЪ.

Но здсь мн больше работы, я сторговался съ вами за одного. Нужно прибавить!

МОРИЦЪ.

Удвоимъ цну?— дв тысячи золотыхъ!

ГОССЕНЪ.

По рукамъ. Сегодня къ ночи принесите пять сотъ для моихъ ребятъ. За остальными я приду къ вамъ завтра, въ сумерки.

МОРИЦЪ.

Пять сотъ золотыхъ къ ночи! Пять сотъ, дружище Госсенъ, помилуй — не жиренъ ли задатокъ?

ГОССЕНЪ.

Мн непремнно нужно, мои люди взбунтуются, если имъ теперь не заплатить. Кровь и раны, старый кавалеръ, имъ будетъ тяжелы: разбить толпу моряковъ, которые дерутся, какъ дьяволы, да еще отправить на тотъ свтъ лорда, — я ужъ не говорю объ другомъ,— тотъ меня обидлъ,— это не легкая работа.— Пять сотъ золотыхъ, или я сейчасъ снимаюсь съ якоря, а вы раздлывайтесь съ моряками и убивайте лорда, какъ знаете.

МОРИЦЪ, (стонетъ.)

Пять сотъ маленькихъ, красивенькихъ, блестящихъ, златолицыхъ херувимчиковъ, и за что же? за самое пустое убійство. Ну, хорошо, ты получишь ихъ. (въ сторону) — Графиня за все заплатитъ. До одиннадцати часовъ я увижусь съ тобою: но — убей обоихъ, и лорда и капитана. Слышишь? Ступай же, теперь не время много толковать.

ГОССЕНЪ.

Полночнаго колокола они не услышатъ, за это ручаюсь.

МОРИЦЪ.

Такъ, завтра я буду барономъ Ашделемъ и наслдникомъ Аронделя. Кажется, на этого человка можно положиться? Но посл, что я стану съ нимъ длать? Прекрасное знакомство для великаго лорда съ Джильсомъ Госсеномъ!— Но разв мало вислицъ? Отъ него можно избавиться.

АШДЕЛЬ, (за сценою.)

Да — гндаго и рыжаго.

(Лордъ Ашдель входитъ.)

МОРИЦЪ.

Ну, что? Исполняешь ли ты мои планы?

АШДЕЛЬ.

Да еще какъ! Въ лсу будутъ ждать меня лошади и слуги,— а для остальнаго у меня есть отцовская шпага.

МОРИЦЪ.

О, я готовъ расцловать тебя! Клянусь моими золотыми шпорами, мн нравится твое мужество. Ты врно похитишь двушку.— И какъ идетъ къ теб, когда ты этакъ нахмуришь брови. Но, смотри, у тебя достойный соперникъ, — употреби все свое искусство.

АШДЕЛЬ.

О, за этимъ дло не станетъ.

МОРИЦЪ.

Добрая ночь, желаю успха. (Въ сторону) Теперь онъ попался? Мн кажется, что я уже лордъ. (Громко) Эй, свчей сюда! (Входитъ слуга) Посвти мн, добрый слуга, вотъ теб пистоль. (Въ сторону) Великій человкъ долженъ быть великодушнымъ. (Сердито). Готова ли моя парадная карета? Ахъ, я забылся.

(Уходитъ.)

АШДЕЛЬ, (смотря вслдъ ему съ величайшимъ удивленіемъ.)

Не съ ума ли сошелъ старый кавалеръ? Ха, ха, ха!— Я никогда такъ не любилъ Віолетту, какъ теперь, въ надежд на успхъ, и въ страх потерять ее.

(Входитъ леди Арондель.)

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Перси…

АШДЕЛЬ.

Позвольте, матушка, мн некогда.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, Перси, Перси! Ты не хочешь поговорить со мною.

АШДЕЛЬ.

Матушка, если я сегодня не въ дух — простите меня!— Высказать ли вамъ все, что я чувствую?— Ваша заботливость о человк, совершенно для васъ чуждомъ, какія-то дикія слова, которыя часто у васъ вырываются, ваши посты, ночи, которыя вы проводите безъ сна, ваша всегдашняя задумчивость для меня странны… видя все это, человк, боле строгій, чмъ вашъ сынъ, могъ бы подозрвать…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Продолжайте.

АШДЕЛЬ.

Васъ врно тяготитъ воспоминаніе о какомъ-то проступк, котораго завсу приподняла рука этого человка.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, Перси, твои слова какъ кинжалы, они пронзаютъ мое сердце, если иногда страшные призраки прошедшаго преслдуютъ сердце, истощенное бурею жизни (а я много, тяжко страдала Перси!) то ты долженъ быть сострадателенъ, утшать мать свою, а не сомнваться. И гд же намъ искать то, что люди называютъ ‘любовью къ ближнему’, какъ не въ сердц дтей нашихъ?

АШДЕЛЬ.

О, матушка, простите меня! Мой безпокойный духъ оскорбилъ васъ, простите.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (подходя къ нему.)

До моей смерти, ты никогда не узнаешь, какъ я тебя любила. Твой отецъ, хотя былъ графомъ — и близокъ къ королевскому дому по родству и слав, твой отецъ былъ женатъ прежде — имлъ другихъ сыновей,— отъ меня одной зависло сдлать тебя наслдникомъ всего богатства, отъ меня зависло передать теб титулъ лорда.

АШДЕЛЬ.

Неужели?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ты любилъ блескъ и пышность, и я исполняла вс прихоти твоей беззаботной юности. Не такъ ли, Перси?

АШДЕЛЬ.

Вы были даже слишкомъ добры ко мн, матушка.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да, ты слишкомъ высоко цнишь вещи по наружности. Природа щедро одарила тебя: ты молодъ и богатъ, ты прекрасенъ и силенъ. Могъ ли бы ты безъ сожалнія упасть съ этой высоты, которую тщеславіе называетъ счастіемъ, но гд нтъ сердца, могъ ли бы ты жить скромне, имть не такой роскошный столъ, отказывать себ въ многомъ, жить не наслдникомъ графовъ, но простымъ дворяниномъ, котораго все состояніе въ собственномъ мужеств и заслугахъ? Скажи, могъ ли бы ты?

АШДЕЛЬ.

Никогда! Меня воспитали гордымъ, надменнымъ, безпечнымъ, — и я ни за что на свт не разстанусь съ моими надеждами. Если бы я долженъ былъ! упасть съ высоты моего счастія, то упалъ бы, какъ Римлянинъ, на острее моего меча. Но для чего румянецъ покрываетъ ваши щеки? Къ чему вы тревожите себя несбыточными мыслями? Кто можетъ лишить меня моего наслдства: титловъ древней, знатной фамиліи, которой корона не перейдетъ къ недостойному наслднику?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону.)

О, въ немъ говоритъ моя душа. Милый сынъ мой! Теперь, я презираю стыдъ, преступленіе, смерть и судьбу!— Кром Перси, у меня нтъ другаго сына!

(Входитъ слуга.)

СЛУГА.

Сударыня, кавалеръ, который прибылъ, сегодня утромъ, ожидаетъ васъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я не хочу его видть!

НОРМЕНЪ, (входитъ.)

Сударыня — необходимость заставляетъ меня просить у васъ позволенія сказать вамъ нсколько словъ наедин.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону.)

О, сердце! не измни мн!

НОРМЕНЪ, (въ сторону.)

Они смотрятъ на меня, какъ чужіе, тогда какъ я хочу броситься въ ихъ объятія.

АШДЕЛЬ.

Къ чему говорить съ нимъ?— Кто онъ?— Чего хочетъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Молчи, Перси!— Я слушаю васъ, сядьте.— Перси, оставь насъ.

(Норменъ кладетъ свой плащъ и шляпу на столъ, и садится возл леди Арондель.)

АШДЕЛЬ, (небрежно.)

Право, я совсмъ не хочу мшать вамъ. Но вамъ, серъ, я еще успю заплатить за дерзости.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Мн нравится его горячій характеръ! О, милый братъ! въ его лта я былъ такимъ же.

АШДЕЛЬ, (идетъ къ столу и подмниваетъ плащь и шляпу.)

А! ротъ и условное перо,— чудесный обмнъ, возьму такъ же и плащь. Теперь толкуй здсь, сколько хочешь, я замню тебя въ другомъ мст.

(Уходитъ).

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Какъ мн начать, чтобы вдругъ не опечалить ее.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Серъ, я слушаю.

НОРМЕНЪ, (въ величавшемъ волненіи.)

Вы любите вашего сына?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, я люблю его боле жизни!

НОРМЕНЪ.

Не было ли у васъ другаго сына,— который родился прежде?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Что это значитъ, сударь?

НОРМЕНЪ.

Сына, на которомъ впервые остановились глаза ваши, котораго младенческій крикъ впервые тронулъ святую струну въ сердц женщины? О, не отвращайте отъ меня взоровъ. Я знаю тайну вашей горестной жизни. Не огорчитъ ли васъ всть, что этотъ сынъ еще живъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какъ, серъ!— что значитъ эта вольность, я не позволю этого?

(Хочетъ уйти.)

НОРМЕНЪ.

Нтъ, ты не захочешь меня оставить! На колнахъ я повторяю: ты не оставишь меня!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Встаньте, или я позову людей, чтобъ наказать эту неслыханную дерзость.

НОРМЕНЪ.

Смотри, вотъ свидтельство о свадьб, вотъ присяга и клятвы жениха и невсты! Смотри на эти слова — ихъ пощадило время!— Ихъ писалъ мой отецъ,— мужъ твой! взгляни, какъ ты тогда любила его. И всею этою любовью, и священнымъ именемъ того, кто былъ умерщвленъ, кто слышитъ насъ изъ горнихъ предловъ, заклинаю тебя, матушка, не отвергай твоего сына!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Худшее прошло. (Снова садится). Но если бы это и было такъ, положимъ, что я имла сына, гд доказательства, что это вы?

НОРМЕНЪ.

Гд? Здсь, здсь! Въ твоемъ собственномъ сердц, въ твоихъ глазахъ, которые не могутъ взглянуть на меня, ты дрожишь, вотъ, вотъ мои свидтели! Ты знаешь, что я сынъ твой!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, вся твердость оставляетъ меня! А мой Перси, мой сынъ, котораго юность протекла въ моихъ глазахъ, неужели я лишу его всхъ надеждъ. О, нтъ, нтъ!

НОРМЕНЪ.

Вы колеблетесь, вы медлите.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Если вы, до сихъ поръ совершенно для насъ чуждый, какими-нибудь происками узнали печальную повсть моей жизни и выдумали эту безумную сказку, то ступайте, ищите заступленія законовъ. Оставьте меня!

НОРМЕНЪ.

Ни за что на свт!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы не хотите вытти? Эй, люди!

НОРМЕНЪ.

Сзывайте вашихъ наемниковъ, пусть они услышатъ меня. Здсь, въ древнемъ жилищ моихъ предковъ, призываю ихъ въ свидтели. Я объявляю права мои. Пусть придутъ ваши слуги, посмотримъ, какъ они выгонятъ наслдника Аронделя изъ дома его!

(Входятъ слуги.)

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Возьмите его! Нтъ, нтъ! Благородное выраженіе лица его напоминаетъ мн моего отца. Я не смю!

СЛУГА.

Вы звали насъ, миледи?

НОРМЕНЪ.

Да! васъ звали. Приказывайте имъ, леди Арондель.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (падая въ креслы.)

Ступайте, вы боле не нужны.

(Слуги уходятъ.)

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (встаетъ и быстро подходитъ.)

О, Артуръ, если ты сынъ мой, сжалься надо мною!

НОРМЕНЪ.

Не унижайтесь предо мною. Я долженъ пасть передъ вами на колна.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Выслушай меня. Признаюсь, ты сынъ мой, несчастный залогъ несчастной любви, сознаюсь, что, въ первомъ цвт юности, я забыла долгъ свой, и этотъ проступокъ наложилъ пятно убійства на память моего отца и запятналъ имя твоей матери. И, ты мой сынъ, неужели ты захочешь сдлать мн жизнь ужасне смерти, покрывши меня вчнымъ стыдомъ? Теперь говори. Призываю небо въ свидтели, что я съ отчаяніемъ, посл угрозъ и ужасовъ, исполнила волю отца моего и лживыми устами произнесла второй обтъ. Правда, я была матерью: у меня было дитя, по смла ли я даже думать объ немъ? Въ темнот ночи, какъ преступница, боясь собственной тни, я тайно пробиралась къ колыбели моего первенца. Съ воспоминаніемъ о немъ соединялась не гордость, не счастіе матери, но стыдъ, ужасъ и отчаяніе преступницы. Но я все любила, любила одного тебя.

НОРМЕНЪ.

Я это чувствовалъ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я любила тебя до тхъ поръ, пока родился второй сынъ, который, среди печальнаго и пустыннаго свта, показался мн посланникомъ милосердія небеснаго. Вспомни, что ты былъ отторгнутъ отъ меня, что ты былъ далеко, не этотъ сынъ вдвое для меня драгоцнный, улыбался мн, я сама кормила его, онъ спалъ на рукахъ моихъ, и слезы, которыя я проливала на мое сокровище, были равно святы въ глазахъ людей и ангеловъ. Я дала ему все: пищу, здоровье, жизнь, и мать и дитя были всмъ одно для другаго.

НОРМЕНЪ.

Я не завидую ему, смотрите, я плачу,— я плачу съ вами, матушка.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Мой Перси выросталъ, и люди, смотря на прекраснаго ребенка, основывали блестящія надежды на наслдник знаменитаго дома и стали еще боле уважать мать его. Тогда я не любила тебя: печальное воспоминаніе о теб являлось между имъ и его будущностью, и…

НОРМЕНЪ.

Ты бросила меня, ты отдала меня…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Пирату? О, нтъ, нтъ, Артуръ! Я не была такъ безчеловчна. Я хотла только скрыть отъ тебя права твои и мое преступленіе,— но я наказана. Мой разсказъ конченъ. Иди, объяви права твои, отмсти на мн и на моемъ сын несправедливость къ теб и къ отцу твоему, я не прошу пощады. Съ ненавистной земли, я сойду въ могилу, въ ней найду я защиту — даже отъ стыда!

НОРМЕНЪ.

Матушка, вы не знаете моего сердца. Я, вашъ сынъ, вашъ Артуръ, стану мстить вамъ? Никогда! Будьте счастливы, любите моего брата, и забудьте, что я существую. Возьмите, возьмите эти бумаги, возьмите ихъ, слова, съ нихъ смыты моими слезами, я плакалъ отъ радости. Я не думалъ объ имяни, о помстьяхъ, о прав первородства, я ждалъ только, когда объятія матери прижмутъ меня къ сердцу. Теперь возьмите бумаги,— он не нужны мн, вы не знаете, какъ еще съ дтства сердцу сироты, всми покинутаго, жаждало любви, въ которой вы ему отказали. О, матушка, обнимите меня только хоть одинъ разъ, дайте мн почувствовать на чел моемъ поцлуй матери, хоть одинъ разъ, чтобы когда-нибудь я могъ сказать: ‘мать благословила меня’.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону.)

О, если бы я могла говорить, могла обнять его, сердце готово вырваться изъ груди, а я молчу. Перси, Перси, ты сдлалъ меня безчеловчною!

НОРМЕНЪ.

Она отворачивается, она не хочетъ благословить отверженнаго. Она дро:китъ, боится, чтобъ я не осрамилъ ея! Прости же, прости навсегда! Миръ съ тобою, пусть небо облегчитъ твои горести и сдлаетъ твоимъ утшителемъ счастливаго сына, котораго ты любишь. И если когда-нибудь ты вспомнишь обо мн, считай меня въ могил. Ты меня никогда не увидишь боле, разв въ сновидніи. Матушка, въ послдній разъ я называю тебя этимъ имянемъ. Я не могу говорить… я…

(Выбгаетъ изъ комнаты.)

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Артуръ! сынъ мой! Воротись, воротись, мой сынъ, мой милый сынъ!

(Падаетъ безъ чувствъ.)

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Зала въ замк Арондель.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ ушелъ, ушелъ! Здсь стоялъ онъ, здсь благословлялъ онъ мать, которая не хотла благословить своего сына. О, Боже, прости меня. Все, въ чемъ я полагала мою безопасность, мое счастье, теперь исчезло! И отъ пламени, пожиравшаго сердце, остался одинъ пепелъ.

(Входитъ серъ Морицъ. Леди Арондель прячетъ бумаги.)

МОРИЦЪ.

Ну, теперь не бойтесь, я все устроилъ: прежде, нежели запоетъ птухъ, вс ваши опасенія исчезнутъ. Что, вдь старый серъ Морицъ еще къ чему нибудь да годенъ, э?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какое новое преступленіе должна я прочесть въ твоей ужасной улыбк?

МОРИЦЪ.

Если вы будете такъ обижать меня, то я замолчу. Вы знаете, я живу для того, чтобы служить вамъ, я могу возвратить вамъ все, веселые дни, покойныя ночи. Но въ свт есть изверги, жадные, ненасытные люди, вы знаете, мн стыдно сказать вамъ, бездльникъ, котораго я нанялъ, проситъ дв тысячи золотыхъ,— сегодня ночью…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Молчи! Я презираю твои низкіе совты, твой подлый обманъ, я слишкомъ долго была въ заблужденіи, теперь я вполн тебя узнала. Прочь! я ничего не хочу отъ тебя!

МОРИЦЪ.

А, вы не хотите?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нтъ, презрнный! Твое ужасное преступленіе мн извстно: по твоей адской хитрости бросили въ море моего первенца! Оставь сейчасъ мой замокъ, Іуда, и умирай съ голоду на своихъ сундукахъ, гд каждый сребренникъ будетъ свидтельсвовать противъ тебя въ день страшнаго суда!

МОРИЦЪ.

Презрнный Іуда. Покорно благодарю. Нтъ, лучше завтра я буду благодарить васъ,— это довершило оскорбленія. Вы и вашъ, бездушный отецъ, и вашъ низкій любовникъ, и повса сынъ, вс, до послдняго лакея, насмхались надо мною.— По вашей милости, леди Арондель, здсь вс презираютъ сера Морица,— смются надъ его гнвомъ,— но вы, вы не достойны его! Я оставляю замокъ, по можетъ-быть, когда мы опять встртимся, гордая леди, ты уже не будешь такъ надменна.— Презрнный Іуда!

(Убгаетъ).

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Что значатъ его слова: ‘когда мы опять встртимся?’ Не замышляетъ ли онъ новаго злодйства?— Но, смеркается. Эй, кто здсь? (Входитъ слуга). Который часъ?

СЛУГА.

На башн сейчасъ пробило четверть одиннадцатаго,!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какъ, такъ поздно? Гд сынъ мой, лордъ Ашдель?

СЛУГА.

Лордъ недавно выхалъ изъ замка, вслдъ за своими людьми.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Куда?

СЛУГА.

Не знаю, миледи, но онъ приказалъ мн сказать, что не возвратится ране утра.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ране утра!— О, теперь я понимаю опасность. Онъ разсказалъ Перси о бгств любовниковъ, и они встртятся — братья — встртятся, какъ враги! Скоре — факеловъ, свчей, вооружить всхъ слугъ,— ступай скоре. О Боже, отврати это несчастіе — прости мать,— и спаси, о, спаси ея дтей!

(Убгаетъ).

СЦЕНА II.

Развалины часовни, И въ одной изъ башенъ видны большія готическія двери. Ночь, темнота.

Госсенъ и два Пирата.

ГОССЕНЪ.

Вс ли люди на мстахъ?

ПИРАТЪ.

Вс, Лукъ съ десятью молодцами ожидаетъ матросовъ за утесомъ, и нападетъ на нихъ, только что они выдутъ на берегъ.

ГОССЕНЪ.

Ладно.

ЛУКЪ, (входитъ).

Мы поймали четырехъ матросовъ и пастора, только одинъ начальникъ ихъ увернулся и убжалъ.

ГОССЕНЪ.

Чтобъ ему сгинуть! Впрочемъ, не бда, мы все кончимъ, прежде, нежели онъ вздумаетъ жаловаться.

МОРИЦЪ, (входитъ).

Насмшки этой женщины выводятъ меня изъ терпнія, но я уже на порог моего величія. Завтра же Морицъ будетъ лордомъ Ашделемъ.

ГОССЕНЪ.

Ну, кавалеръ, принесли ли вы денегъ?

МОРИЦЪ, (отдавая мшокъ).

Дорогіе мои!— сердце разрывается, разставаясь съ вами, вы все были вмст, теперь васъ разрознятъ, разбросаютъ по свту, и вы никогда уже не прійдете назадъ домой?— Бдняжки! Пожалуйста, Госсенъ, будь съ ними поласкове.

ГОССЕНЪ.

Мн сказали мои шпіоны, что полиція открыла мой слдъ, кажется, лучше всего, справившись совсмъ, уйти въ море.

МОРИЦЪ.

О, конечно.

ГОССЕНЪ.

Такъ принесите остальное сегодня ночью, надюсь, что черезъ полчаса мой договоръ съ вами будетъ и подписанъ и припечатанъ.

МОРИЦЪ.

Такъ скоро? Какъ онъ падокъ къ деньгамъ, бездльникъ! Ну, хорошо, хорошо, я принесу остальное.

ГОССЕНЪ.

Постойте, когда мы убьемъ Нормена, куда дть его бумаги?

МОРИЦЪ.

Ты отдашь ихъ мн, вдь ужъ мы такъ условились.

ГОССЕНЪ.

Но, кавалеръ, если мн вздумается отдать ихъ графин?

МОРИЦЪ.

Графин! Бездльникъ! Я — я — (въ сторону). Какъ онъ зврски смотритъ! Буду поласкове. Я надюсь, Джильсъ, что ты не перестанешь вести себя такъ же честно, какъ велъ до сихъ поръ?

ГОССЕНЪ, (въ сторону).

Я такъ и думалъ: это касается и до графини: я просмотрю бумаги прежде, нежели отдамъ ихъ старому душегубцу. (Громко). Вы можете на меня положиться, принесите только во время золото. Добрая ночь!

МОРИЦЪ, (въ сторону).

Я надюсь, что этотъ мошенникъ шутилъ. (Громко). Доброй ночи! Смотри же, раздлайся съ обоими: по тысяч за каждаго!— Чмъ-то я буду завтра?

(Уходитъ).

ГОССЕНЪ.

Обоихъ! Да за что я стану убивать молодаго лорда, для твоего удовольствія? ‘За каждаго по тысяч!’ Да неужели ты думаешь, что когда ты принесешь мн дв тысячи, такъ я отдамъ теб одну назадъ. Какъ бы не такъ!— Нтъ, пусть лордъ живетъ, а другой — вонъ — тотъ, который положилъ мн эту царапину на рожу… о, мы расплатимся за старые долги. Никто, кром меня, не долженъ знать, что заключается въ бумагахъ! Однако, онъ молодецъ, лихо владетъ шпагою, но мы не заставимъ его тревожить клинка. Такъ, я спрячусь, и изъ засады хвачу его! Лукъ, дай мн твой ножъ, я потерялъ свой сегодня, да и фонарь подай, я не врю одному поясу. Смотри же, стереги, молодца съ блестящимъ перомъ, въ бломъ плащ, подъ руку съ двицею, скажи ему, что пасторъ ожидаетъ ихъ въ часовн, что матросы у пристани, и тотчасъ же исчезни. Нахлобучь шляпу, завернись въ плащь, чтобы въ темнот онъ не замтилъ твоего лица.

ЛУКЪ.

Не бойся: я знаю свое дло.

ГОССЕНЪ.

А если другой, то есть молодой лордъ пройдетъ здсь, не трогай его, за его жизнь мы получимъ богатый выкупъ. Но за этотъ рубецъ я отомщу: и сынъ изойдетъ кровью на томъ же мст, гд зарзанъ отецъ.

(Уходитъ въ часовню.)

ЛУКЪ.

Старушка луна что-то лнива сегодня, все еще въ ночномъ чепчик! Темно и тихо! Но у людей, которые ищутъ добычи, совиные глаза и заячьи уши. Стъ! что это? кажется, идутъ.

(Входитъ лордъ Ашдель, въ плащъ и шляп Нормена, и Віолетта).

ВІОЛЕТТА.

Скажи мн что нибудь! Молчаніе и темнота ужасаютъ меня.

АШДЕЛЬ.

О, милая! чего бояться?

ВІОЛЕТТА.

Твой голосъ какъ-то страненъ. Сердце мое трепещетъ.

АШДЕЛЬ, (въ сторону).

Однако, мн кажется, что на моемъ мстъ и Норменъ сказалъ бы то же.

ЛУКЪ.

Пасторъ ждетъ васъ въ часовн, и люди уже у пристани, за скалою.

АШДЕЛЬ.

Какъ! пасторъ? постой — пасторъ, часовня? свадьба?

ЛУКЪ.

Что же еще, серъ?

АШДЕЛЬ.

Часовня освщена?

ЛУКЪ.

Только одною лампою.

(Уходитъ.)

АШДЕЛЬ.

Э! да тутъ больше, чмъ я надялся, сначала обвнчаемся — и потомъ убжимъ. О, милая, войдемъ!

ВІОЛЕТТА.

Слухъ мой обманываетъ меня, и какой-то ужасъ овладваетъ душою! Норменъ, я дрожу, но сердце мое спокойно, оно никогда не измнитъ теб!

(Ашдель и Віолетта уходятъ въ часовню. Входитъ Фелькнеръ съ обнаженнымъ мечемъ).

Фелькнеръ, (задыхаясь).

Норменъ! капитанъ! Я не могу кричать громче. Никого нтъ. Неужели эти бездльники напали и на Нормена? Кто идетъ?

НОРМЕНЪ, (входитъ).

Я не вижу ея. Віолетта!

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Ты — Норменъ?

НОРМЕНЪ.

Фелькнеръ!

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Проклятый втеръ! Только что мы вышли на берегъ, какая-то толпа окружила насъ, схватили матросовъ, пастора, одинъ я, благодаря доброму мечу, пробилъ себ дорогу и прибжалъ къ теб съ извстіемъ.

(Въ часовн слышенъ голосъ).

НОРМЕНЪ.

Голосъ!

(Убгаетъ въ часовню).

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Кажется, новая сшибка!

(Уходить за Норменомъ).

ЛУКЪ, (входитъ).

Кто говоритъ здсь? Выходите! Мн кажется, я точно слышалъ…

(Выходитъ изъ подземелья леди Арондель, и за нею слуги съ факелами).

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Смотрите кругомъ! Они должны быть здсь, Віолетта оставила замокъ. Кто здсь прячется? схватите его!

(Слуги схватываютъ Лука. Изъ часовни выходитъ Віолетта и падаетъ къ ногамъ леди Арондель).

ВІОЛЕТТА.

Спасите меня!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Віолетта, что это значитъ? Гд онъ, мой Норменъ?

ВІОЛЕТТА.

Не ходите! быть можетъ тамъ уже совершено убійство!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Убійство!.. О! я не смю переступить черезъ этотъ порогъ.

ВІОЛЕТТА.

Клянусь, мн кажется, что я видла у алтаря двухъ Норменовъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Его умершій отецъ вышелъ изъ могилы!

ВІОЛЕТТА.

Мы подходили къ слабо освщенному алтарю. Вдругъ блеснулъ свтъ, мелькнула чья-то тнь и ножъ. Я вскрикнула,— на полу лежалъ Норменъ, вдругъ сквозь темноту ночи явился второй Норменъ грознымъ, мстительнымъ, неземнымъ.

СЛУГА.

Поддержите леди.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (отталкивая слугъ).

Прочь! я не звала васъ! Что дале?

ВІОЛЕТТА.

Я ничего боле не знаю, я бжала сюда, полумертвая отъ страха. (Посл нкотораго молчанія) Но что я медлю? ему угрожаетъ опасность и смерть! За мной, туда, берите факелы, сабли!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Гробъ открытъ,— и я увижу мертваго! (Двери часовни вдругъ разлетаются, и люди входятъ съ факелами, возл древней гробницы виднъ Норменъ, стоящій съ обнаженною шпагою передъ тломъ Госсена). Здсь женихъ палъ мертвый въ глазахъ моихъ, и теперь онъ стоитъ передо мною!

ВІОЛЕТТА.

О, Норменъ, ты живъ! ты живъ!

НОРМЕНЪ.

Смотрите: тамъ, гд истекъ кровію отецъ, сынъ отмстилъ убійц!

(Входятъ лордъ Ашдель и Фелькнеръ).

АШДЕЛЬ.

Вы здсь, матушка! Гд спаситель моей жизни? (Показывая на Нормена). Онъ!

НОРМЕНЪ.

Обними твоего сына, выслушай его! Я спасъ ему жизнь!

АШДЕЛЬ.

Да, его рука отвратила ударъ убійцы, я былъ на краю ямы, которую вырылъ другому. Твое перо обмануло ударъ, для тебя назначенный. Матушка, не бойтесь, я невредимъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ спасъ тебя! Онъ!

(Слуги уносятъ тло).

ЛУКЪ.

Ваша свтлость, мы не виноваты: — серъ Морицъ подкупилъ Госсена, онъ хотлъ, чтобы мы убили обоихъ — лорда и капитана.

АШДЕЛЬ.

Можетъ ли это быть?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я врю, теперь, мн ясны его темныя намренія.

ФЕЛЬКНЕРЪ, (Луку).

Говори, черная собака, гд наши матросы? Если хоть одинъ волосъ ихъ тронутъ…

ЛУКЪ.

Нашъ начальникъ теперь мертвъ, дло кончено, ваши люди вс живы.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Ну, веди меня сейчасъ къ нимъ, слдите за нами съ факелами.

НОРМЕНЪ.

Ступайте вс! (Въ сторону) Пусть ни одинъ наемникъ не будетъ свидтелемъ послдняго прощанія сына съ матерью!

(Слуги ставятъ факелы, и уходятъ съ Фелькнеромъ и Лукою. Остаются леди Арондель, лордъ Ашдель, Норменъ и Віолетта).

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ. (подходя къ часовн)

Здсь все, что прежде любила я, что теперь сдлалось прахомъ! Быть можетъ, любовь живетъ еще въ небесахъ, и молитва раскаянія умилостивитъ ангеловъ.

(Входитъ въ часовню и падетъ на колна передъ гробницею. Всходить луна.)

НОРМЕНЪ.

Віолетта! ужели ты также была обманута?

ВІОЛЕТТА.

Стыдитесь, Ашдель!

АШДЕЛЬ.

Норменъ, хитрость въ любви — извинительна, простите меня, — дайте руку — такъ! вы спасли мою жизнь, сдлайте еще боле: откажитесь отъ нея. Она знатнаго рода, она принадлежитъ къ нашему дому, она слишкомъ молода еще, чтобъ врить своему сердцу. Вы можете заслужить себ имя, но теперь у васъ нтъ еще шпоръ. Откажитесь отъ нея, возьмите втрое больше приданаго.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Имя, богатство, любовь матери — и теперь послднее сердце, которое любило меня онъ отнимаетъ! Онъ отнимаетъ все!— О, какъ я несчастливъ!

АШДЕЛЬ.

Я принимаю молчаніе за согласіе.— Віолетта, выслушай меня: я слишкомъ гордился моими богатствами, и говорилъ слишкомъ самонадянно. Прости меня, откажись отъ него: онъ храбръ, но не знатенъ, стань наряду съ знатнйшими дамами въ Англіи по красот и богатству!

ВІОЛЕТТА.

Норменъ, Норменъ! Что же ты молчишь? — Зачмъ ты смотришь на меня? Зачмъ руки твои сложены на груди, какъ-будто не хотятъ допустить меня къ теб?

НОРМЕНЪ.

Иди, смотри на него. Онъ прекрасне меня, его надежды выше. Я потерялъ вру въ людскую любовь! Когда матери отказываются отъ дтей своихъ, отчего же двушк не отвергнуть сердца, ее любящаго.

ВІОЛЕТТА.

Ты врно смешься надо мною?— Лордъ Ашдель, вы просите руки моей, вы предлагаете мн богатство, знатность, власть,— а онъ только сердце и мужество! Слушайте же мой выборъ! Куда бы ты ни пошелъ, я всюду за тобою послдую. Возьми, возьми меня, Норменъ. Любовь женщины исчезаетъ только съ послднимъ вздохомъ.

НОРМЕНЪ.

О, радость! Надежда снова оживляетъ меня!

АШДЕЛЬ.

Я отвергнутъ — и для него! Жизнь, которую ты спасъ, безъ нея ничто для меня! Вынимай свой мечъ — пусть она будетъ наградою побдителя!

НОРМЕНЪ.

Я не хочу длать теб зла.

АШДЕЛЬ.

Дерзкій хвастунъ! ‘Длать зло!’ — Какъ! ты не хочешь ни уступить, ни защищаться? Какая же твоя цль?

НОРМЕНЪ.

Убей меня въ ея объятіяхъ — и я прощу теб! Убей и скажи твоей матери, что когда острее твое было поднято надъ моею грудью, я отбросилъ мою шпагу.

АШДЕЛЬ.

Онъ выводитъ меня изъ терпнія!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (выходя изъ часовни).

На камн, гд лежатъ его кости, я молилась, и неземная сила подкрпила меня! Какъ, Перси? Твоя шпага обнажена противъ твоего…

НОРМЕНЪ.

Тише! Я не открылъ вашей тайны!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Несчастный! Подойди ко мн, Перси, лордъ Ашдель боле не существуетъ — вотъ твой братъ, твой старшій братъ, единственный наслдникъ нашего несчастнаго дома!

АШДЕЛЬ.

Не сонъ ли это?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да, сонъ,— отъ котораго никогда не пробудимся. Возьми, Артуръ, возьми свидтельства, которыми ты утвердишь свои права! Обними его, мой Перси! вы братья!

НОРМЕНЪ.

Братъ, ты не хочешь? Все, что принадлежитъ мн….

АШДЕЛЬ.

Твое? И неужели ты думаешь, что я стану вымаливать состраданія, что я стану унижаться предъ тобою, и сбирать крохи, которыя будутъ падать съ роскошнаго стола старшаго брата? Нтъ! я лучше буду скитаться съ дикими зврями, я умру съ голода, чтобы свтъ не могъ сказать: ‘Посмотрите, какъ присмирлъ гордый Ашдель!’

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Перси, мой милый Перси!

АІІІДЕЛЬ.

Матушка, правда ли все это? Нтъ, вы хотли только посмяться надъ моею гордостью, вы хотли только испытать меня?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нтъ, сынъ мой! все это правда!

АШДЕЛЬ.

Теперь мн все равно,— я не требую доказательствъ, я вижу ихъ въ глазахъ вашихъ! Я не хочу слушать объясненіе, которое, быть можетъ, покроетъ васъ стыдомъ! Простите, простите надолго, матушка!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Не покидай, — о, не покидай меня! Вспомни, какъ я тебя любила, какъ для тебя я всмъ жертвовала, какъ я хотла скрыть его права,— и все это для тебя!

ВІОЛЕТТА, (робко).

Милый Норменъ, мы молоды, — мы любимъ другъ друга,— намъ не нужны знатность и золото!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Скажи, что ты прощаешь,— но что я говорю! въ чемъ можешь ты простить меня?

АШДЕЛЬ.

Во всемъ!— Если бы юность моя протекла въ бдности, еслибы я зналъ жребій, который меня ожидаетъ теперь, я не имлъ бы безумныхъ, несбыточныхъ желаній и блестящихъ надеждъ: я нашелъ бы и счастіе и богатство въ моей доброй шпаг и вольномъ, беззаботномъ сердц. О, вы жестоко меня обманули!

НОРМЕНЪ.

Стыдись, дитя, стыдись отвчать на слезы матери неблагодарностью и упреками! О, матушка, я любилъ тебя боле, чмъ онъ!— Ты раскаиваешься! Ты берешь ея руку!— Прости, прости его! (печально) Отецъ мой! я никогда не видалъ тебя въ живыхъ, но я чувствую въ себ твою душу, ты любилъ ее не за знатность и богатство,— ты изъ гроба подтвердишь слова мои! (Идетъ къ факеламъ.) Взгляните: все умерло. Мой отецъ, пасторъ, вс т, которые могли бы подтвердить мои права! Твердою рукою я бросаю въ огонь вс эти доказательства, вс бумаги, — и какъ они исчезнутъ на огн, пусть такъ пропадутъ вс твои горести, матушка!

АШДЕЛЬ.

Остановись! Я не такъ низокъ. Прости мн минутную слабость. Привтствую законнаго наслдника! (Падая къ нему на грудь) Обними меня, братъ мой!

НОРМЕНЪ.

Я нашелъ и мать и брата!— О, радость!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Мои дти въ объятіяхъ другъ друга!

АШДЕЛЬ.

Сберите теперь всхъ друзей, — и объявите о законномъ наслдник.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да, это необходимо, я все разскажу теб. (Слабымъ голосомъ) Мой бдный Перси! Преступленіе отца моего…

НОРМЕНЪ.

Не слушай ее, братъ. Неужели эти бумаги будутъ всегда ее безпокоить? (Сжигаетъ бумаги у факела) Кончено: теперь нтъ боле преграды между вами и мною! О, матушка! теперь ты можешь обнять меня — пусть материнскій поцлуй освятитъ мою душу!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я благословляю тебя!

НОРМЕНЪ.

Смотрите, она благословила своего сына!— Призываю въ свидтели небо,— она благословила меня!

АШДЕЛЬ.

О, какъ онъ благороденъ!

НОРМЕНЪ.

Каждому свое!— Тебя взлеляла земля, — меня океанъ. Мн лучше одинъ лавровый внокъ храбраго, нежели вс діадемы мертвецовъ! Пусть люди превращаютъ свтъ въ ярмарку, гд купцы поклоняются золотому идолу,— наше сокровище сокрыто в.ъ душ, оно неизмнно, неразрушимо. И съ чмъ можно сравнить тихую привязанность, религію сердца и блаженство быть любимымъ? Не такъ ли, Віолетта?

ВІОЛЕТТА.

До сихъ поръ — я никогда еще такъ не любила тебя!

АШДЕЛЬ.

Это не должно быть такъ. Огонь не уничтожаетъ правъ твоихъ, мы будемъ жить вмст, и все раздлимъ пополамъ.

НОРМЕНЪ.

Я не требую отъ тебя такъ много. Отдай мн только Віолетту, и не жалй о ней, братъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ты получишь въ приданое половину наслдства.

АШДЕЛЬ.

Теперь вы простите меня, добрая кузина. Моя дикая воля преклонилась предъ его свтлою душою,— и никогда рыцарь не напечатллъ поцлуя на рук прекрасной королевы, священнйшаго того, которымъ я поздравляю невсту моего брата.

(Входитъ серъ Морицъ съ мшкомъ.)

МОРИЦЪ.

Кажется не опоздалъ! Уфъ, тяжело. Какъ, факелы? Что это? (роняетъ мшокъ.)

АШДЕЛЬ.

Несчастный! Твой наемщикъ уже не существуетъ! Возьми назадъ свое золото!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Не для этого ли, низкій человкъ, ты просилъ у меня золота?— Двойной убійца!

МОРИЦЪ.

Молчи! Онъ услышитъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Прочь отсюда! презрнный.

МОРИЦЪ, (тихо Ашдедю).

Она шутитъ,— не врь ей!

АШДЕЛЬ.

Прочь! или я повшу тебя, собака!

МОРИЦЪ.

Меня? Ты? Нтъ, ты будешь пресмыкаться предо мною, вымаливать милостыню!— Артуръ! поздравляю васъ наслдникомъ Аронделя! Ваше право…

НОРМЕНЪ.

Уничтожено!

МОРИЦЪ.

Какъ? А доказательства…

НОРМЕНЪ.

Нтъ никакихъ доказательствъ, кром твоего преступленія!

МОРИЦЪ.

Несчастный молодой человкъ! Ты не знаешь… (Норменъ показываетъ на факелы.) Вижу, меня обокрали! Зарзали!

НОРМЕНЪ.

Ступай отсюда! молчи о томъ, что до тебя не касается, мн жаль твоихъ сдыхъ волосъ, ступай, ты можешь еще раскаяться!

МОРИЦЪ.

Благодарю васъ, серъ, я очень бдный старый кавалеръ. Прощайте, лордъ, я до могилы останусь ничтожнымъ вашимъ родственникомъ! Да, я пойду, зарою мои деньги, повшусь и пусть приходъ платитъ за мои похороны! Уфъ! я раздлаюсь съ ними! (Уходитъ.)

(Входятъ Фелькнеръ, матросы и проч.)

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Капитанъ, вотъ наши! вс цлы! Корабль лавируетъ въ виду берега, втеръ попутный, и вода на прибыль.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я не могу разстаться съ тобою, ты такъ долго былъ для меня потерянъ, останься съ нами!

НОРМЕНЪ.

Нтъ, мы еще не разстанемся, Віолетта привязываетъ меня къ вамъ, твоя любовь ко мн не будетъ теперь казаться странною для свта. Первый мсяцъ посл свадьбы мы проведемъ здсь, а тамъ, если слава позоветъ меня въ море, я каждый годъ буду видться съ вами.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Если когда нибудь ты раскаешься…

АШДЕЛЬ.

То прізжай къ намъ, я все раздлю пополамъ съ тобою, и отдамъ теб право первородства.

НОРМЕНЪ.

Все мое счастіе заключается въ одной вашей любви. И можно ли желать еще что-нибудь, когда есть сердце, навсегда мн преданное, благословляющее меня въ отсутствіи, съ радостію встрчающее пріздъ мой, когда есть корабль, надъ которымъ разввается флагъ Англіи, когда есть надежда славы — и любовь женщины?

‘Пантеонъ’, No 8, 1840

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека