Ночь на гробах, подражание Юнгу, Ширинский-Шихматов Сергей Александрович, Год: 1812

Поэзия
Время на прочтение: 33 минут(ы)
Скачать в PDF
НОЧЬ НА ГРОБАХЪ
Подражанi Юнгу
Князя Сергiя Шихматова,
члена Императорской Росiйской Академiи, и Бесды
любителей рускаго слва.
СТ-ПЕТЕРБУРГЪ. ВЪ ТИПОГРАФIИ . ДРЕХСЛЕРА, 1812
‘Im Werden Verlag’. Некоммерческое электронное издание. 2007.
Текст подготовлен Кириллом Корчагиным.
http://imwerden.de
Благослови, Душа моя! Господа,
избавляющаго отъ истлнiя животъ твой.
Псаломъ 102.
Блаженъ, кто въ мiр семъ воюя съ суетами,
Скучая пышными ничтожества мечтами,
Для отдыха души, охотно каждый день,
Спшитъ подъ смертную, безмолвну, мрачну тнь,
Къ усопшей братiи, подъ втвiя унылы!
Кто любитъ посщать пустынныя могилы,
Между гробами жить, и взвшивать свой прахъ,
И врой исторгать изъ сердца смертный страхъ,
И въ смерти почерпать безсмертiя доводы!
Уже скончался день, и вечеръ канулъ въ воды,
И перлы по лугамъ разсыпались въ рос,
Нисходитъ свыше Ночь, во всей своей крас,
Вмщающа въ себ величество съ прiятствомъ,
Явилась въ небесахъ со всмъ ея богатствомъ,
Со всми строями безчисленныхъ мiровъ:
Волнисты облака, истканны изъ паровъ
Художествомъ драгимъ всесильныя десницы,
Порфира у нея, достойная царицы,
Воскрилiемъ своимъ касается земл,
Въ подобiя внца, сверкаютъ на чел,
Какъ камни честные слiянные рядами,
Славнйшiя изъ звздъ, изъ славныхъ межъ звздами,
И блескомъ трепетнымъ какъ искры свтятъ въ долъ
Возсла съ тишиной на черный свой престолъ,
И скипетръ отъ свинца простерла надъ вселенной.
Живитель сладостный природы утомленной,
На легкихъ крылiяхъ летитъ врачебный Сонъ,
Плняетъ смертныхъ всхъ подъ кроткiй свой законъ,
И подвергаетъ мiръ своей отрадной власти,
Уснули суеты, и воздремали страсти,
Забылись горести, отъ слезъ едва преставъ,
И крпость немощнымъ вливается въ составъ.
Безмолвствуютъ земля и воздухъ и пучина,
Какъ будто общая приближилась кончина,
Природа кажется движенья лишена,
И все творенiе покоитъ тишина.
Затмились призраки блествшiе при свт,
И смертнаго душа, сама съ собой въ совт,
Избавясь, разршась, отъ видимаго зла,
Предъ строгой совстью цнить свои дла,
Въ доброты собственны вперяетъ мысль прилжну,
И къ вчности летитъ чрезъ временность мятежну,
Чрезъ море бурное въ незыблемый покой,
Ликуетъ разумомъ средь родины драгой,
И сими пользуясь небесными часами,
Вкушаетъ на земл общенье съ небесами.
И я ли потерплю вращаться на одр,
Когда мой бодрый духъ возносятся гор,
Къ лучамъ премудрости, свтить ему готовымъ?
О Сонъ! не возбраняй моимъ восторгамъ новымъ,
Собравъ вокругъ себя вс радостны мечты,
Спустись подъ низкiй кровъ стенящей Нищеты,
Плачъ въ сердце усыпи, сомкни слезящи вжды,
Отчаянной являй отрадныя надежды,
И силы обнови къ томительнымъ трудамъ,
А я, ни вншнихъ чувствъ нечувствiю не вдамъ,
Объемля сердцемъ мiръ, объятый тишиною,
Возвыситься потщусь надъ бренностью земною,
Учиться разуму, отвергнувъ буйство прочь.
Подруга Мудрости, способствуй мн, о Ночь!
И направляй мои стремленiя отважны,
Ты Юнгу на гробахъ вдыхала мысли важны,
Когда, паря умомъ, сей Мудрости пвецъ,
Безсмертiю души безсмертный плелъ внецъ:
Въ ученiи его горитъ небесный пламень,
И силою своей растаяваетъ камень,
Безбожныхъ хладныя, жестокiя сердца,
И нудитъ ихъ познать, хвалить, любить Творца.
Ученiемъ его согртый, вдохновенный,
Я въ слдъ ему стремлюсь, не въ мру дерзновенный,
И ежели, о Ночь! преткнуся на пути,
Ты мрачный свой покровъ на стыдъ мой опусти.
Се нива Божiя, насянна тлами!
Виситъ надъ нею тма, — и черными крилами,
Надъ спящимъ множествомъ наводитъ страшну тнь,
И ждетъ когда придетъ ужасный, вчный день,
Который осiявъ пещеры мертвыхъ темны,
Затмитъ сiяющи величiя наземны.
Здсь взоръ недремлющiй лишь слышитъ тишину,
Чуть мраморы, сквозь мглу, мелькаютъ часты, блдны,
Престолы Смерти злой и знаменья побдны,
И вс безмолвствуя вщаютъ мн мой рокъ.
По дремлющимъ древамъ летаетъ втерокъ,
И шорохомъ листовъ и вяньемъ шумливымъ,
Задумчивость зовешь къ мечтанiямъ страшливымъ,
Здсь время съ вчностью сошлися на земли,
И мiръ вещественный съ духовнымъ сопрягли,
И здсь изъ ндръ земныхъ, сквозь каменные своды,
Я слышу съ трепетомъ священный гласъ природы:
‘Живущiй, ты умрешь! Будь въ мысляхъ бодръ и строгъ
‘И гордости своей сломи высокiй рогъ.’
О тлнiя удлъ! рушенiя жилище!
Уму надменному приличное гульбище!
Не весь ли шаръ земный подобится теб?
Народы безъ числа вмщаетъ онъ въ себ,
Вмщаетъ вновь и вновь, и дмится непрестанно,
И все его лице, обширно и пространно,
Корою облеклось изъ труповъ и костей,
Моря его текутъ по черепамъ людей,
И грады зиждутся отъ каменiй надгробныхъ,
Мы жнемъ насущный хлбъ отъ персти намъ подобныхъ,
И сею перстiю земля пресыщена:
И мста нтъ на ней не бывшаго могилой.
Трепещетъ цлый мiръ предъ страшной Смерти силой,
Предъ ужасомъ ея подъ солнцемъ торжества.
И солнце въ небесахъ, сей образъ Божества,
Всесильнымъ предано ея державной вол,
И солнце нкогда сорветъ она оттол.
И вы, о свтлые, небесные Огни!
Сверкающи сребромъ въ полунощной тни,
Отъ хищности ея и вс вы не изъяты,
Но лютая, имвъ добычи толь богаты,
До времени судьбы оставя горнiй сводъ,
Ревнуетъ поражать словесныхъ слабый родъ,
Надъ нами истощать свой тулъ неистощимый,
Падутъ — и властелинъ, вселенною служимый,
И самый низкiй рабъ — вс бренiе одно. —
Средь хлябiй водъ морскихъ теряются равно,
Безвстные ручьи и громки въ мiр рки,
Такъ въ смерти равными творятся человки.
Очами разума во гробы я проникъ:
Кто нищъ, и кто богатъ, кто малъ, и кто великъ?
Гд гордое чело, гд образъ величавой,
На коихъ златъ венецъ покоился со славой,
На коихъ съ трепетом, страны и племена,
Читали жребiй свой на многи времена?
Гд прелесть красоты, соборъ очарованiй,
Къ которой каждый мигъ, на крылiяхъ желанiй,
На крылiяхъ любви, съ восторгомъ безъ конца,
Парили юныя, пылающи сердца?
Гд сильная рука, которая громами,
Сражала смертныхъ въ персть, и тысящми и тмами,
И землю облила потоками кровей?
Все тлнiя корысть! Все смрадъ и сндь червей!
О горестный конецъ! Видъ срамной, достослезной,
И жизни временной, и славы намъ любезной!
Для смертныхъ смертiю ровъ пагубы изрытъ,
До ада углубленъ, какъ самый адъ несытъ,
Глотаетъ каждый мигъ бесчисленныя жертвы.
Мы зримъ — но буйные не мнимъ быть сами мертвы,
Какъ бы со смертiю поставили завтъ:
Но смерть вступаетъ въ нас, лишь мы вступаемъ въ светъ,
И длитъ съ жизнiю вс наши дни и годы,
И нужны ли для насъ сей истинн доводы? —
Гд время прежнее, гд каждый прошлый часъ?
Увы! едва мелькнувъ, промчались мимо насъ
Въ пространство вчности, для мыслей необъятно,
Въ бездонной пропасти погрязли невозвратно!
Вс прочiе летятъ — еще единый мигъ,
И я до смертныхъ вратъ, до вечности достигъ,
И мiръ исчезнетъ мн со всею красотою,
И солнце будетъ мракъ, и звзды темнотою.
Какъ гибнетъ слдъ орла парящего къ звздамъ,
Громады корабля текуща по водамъ,
Змiи по камени вiющейся волнами,
Такъ жизнь претекшая теряется за нами,
И разв въ памяти витаетъ въ вид сна.
Межъ мертвыхъ и живыхъ коль слабая стна!
Коль слабый щитъ живымъ отъ смертного навта!
Быть можетъ мигъ одинъ — быть можетъ многи лта,
Быть можетъ цлый вкъ — и все то мигъ одинъ.
Отринуть смерть свою не льстися, Исполинъ!
Вспять море устреми, сдержи стремленье бури,
И солнцу воспяти катиться по лазури,
Но смерть остановить на день, на часъ, на мигъ,
Отчайся, Суетный! Коль рокъ тебя постигъ.
Со свистомъ окрестъ насъ летаютъ смерти стрлы,
Валятся вс и вс — и мы ли будемъ цлы?
Докол, Смертные! забвенiе какъ тма,
Сокроетъ страшный часъ отъ вашего ума?
Докол малостямъ стснять вашъ умъ обширный?
Премудрость здсь живетъ — отсель, какъ пастырь мирный,
Который пснiю духъ скорбный веселя,
Изъ хижины своей взираетъ на поля,
Изъ ндра тишины взираю я на битву,
И вижу жаркую тщеславiя ловитву,
Какъ суетныхъ людей волнуются толпы,
И рушатъ истинны оплоты и столпы.
Одни другимъ корысть, гонящи и гонимы,
Какъ лисы хитростны, какъ львы неукротимы,
Докол всхъ ихъ Смерть, могущiй сей ловецъ,
Въ желзну сть свою загонитъ наконецъ.
Предлъ сей положенъ Судьбою вчной, правой:
Въ богатств ли плывемъ, паримъ ли къ небу славой,
Почiемъ ли склонясь подъ свтлый щастья щитъ,
Вся слава кончится симъ словомъ: — Здсь лежитъ!
И все величiе: — Земля отходитъ въ землю!
Глаголы истинны со трепетомъ я внемлю —
Но что? Съ умертвiемъ сей плоти моея,
Ужели я въ конецъ лишуся бытiя?
Ужели тлнiю душа прикосновенна,
И съ храминой своей равно исчезновенна?
На то ли я Творцемъ воззванъ изъ ничего,
Да вдругъ ничтожество истнитъ меня всего?
Или свершится рчь глумителей развратныхъ?
Блуждая по стезямъ пороковъ имъ прiятныхъ,
Ослабивъ вс брозды бунтующимъ страстямъ,
Упрекамъ совсти ругаясь какъ мечтамъ,
Они, и въ сердц зломъ хулу вщаютъ тайно,
И явно вопiютъ: — ‘Родимся мы случайно,
Мелькнемъ и скроемся подобно снамъ пустым,
Какъ искра наша жизнь, дыханiе какъ дымъ,
Едва лишь искры сей угаснетъ блескъ ничтожный,
Престанетъ двигаться нашъ оставъ многосложный,
Падетъ, разсыплется и будетъ прахъ и пеплъ,
И духъ нашъ излетитъ какъ воздухъ вешнiй теплъ,
Какъ паръ разсется по дольнему эиру,
И весь приложится къ вещественному мiру.’
Прейти въ небытiе! — При мысли сей одной,
Отчаянье, какъ адъ зiяетъ предо мной,
По жиламъ и костямъ стремится трепетъ хладной,
И сердце рушится отъ скорби безотрадной,
Но бурны помыслы, о Разумъ! утиши,
Перстъ Божiй начерталъ безсмертiе души,
Во всемъ созданiи и дольнем, и небесном,
Въ душевныхъ качествах, въ сложенiи тлесномъ.
Пусть вникнетъ человкъ въ себя своимъ умомъ,
Достоинство свое прочтетъ въ себ самомъ:
Отъ всхъ земныхъ существъ колико онъ отличенъ!
Какъ небо надъ землей, надъ всми возвеличенъ!
Межъ тмъ какъ прочiе, несмтные въ числ,
И тломъ, и главой поникшiе къ земл,
Блуждаютъ взорами по смертной сей юдол,
Да зрится разуму что въ неб нтъ имъ дол,
Одинъ лишь человкъ, прямой имя станъ,
Возносится челомъ ко свту горнихъ странъ,
Да презритъ суетность творенiя земнаго,
И взыщетъ въ небесахъ свое верховно благо,
Да зритъ превыше звздъ отечество свое,
И вчнаго, Отца и вчно житiе.
Коль въ чувствахъ онъ богатъ! Он къ изрядствамъ средства,
Земля и небеса имъ преданы въ наслдство.
Он къ Зиждителю въ душ питаютъ жаръ,
Природы щедрыя вкушаютъ всякiй даръ,
И всякiй даръ творятъ, могуществомъ велики:
Плодамъ даруютъ вкусъ, дубравамъ стройны лики,
И солнцу свтъ златый, и злату блескъ лучей,
Одно малйшее отверстiе очей
Объемлетъ твердь сiю, и вс ея свтилы.
Безъ сихъ чудесныхъ чувствъ, безъ ихъ волшебной силы,
Хаосомъ и по днесь казалась бы земля.
Он рисуютъ намъ и пестрыя поля,
И холмы злачные, и сребренныя воды,
Небесную лазурь и вс красы природы,
И каждое гласитъ, и вс вщаютъ вдругъ,
Что человкъ душа всего, что зритъ вокругъ.
Толико вншнiя блестятъ его богатства!
Но славой выше сихъ сокрыты въ немъ изрядства,
Какъ ночи темныя блистательне день.
Въ немъ Вображенiе, всемощной власти тнь:
Оно чрезъ цлый мiръ преносится мгновенно,
И силой творческой отъ Неба вдохновенно,
Ревнуетъ подражать въ длахъ своихъ ему,
Составить зрлища любезныя уму,
Природу превзойти своимъ искуствомъ чуднымъ.
Въ немъ Память хвалится богатствомъ неоскуднымъ:
Она, хотя бы палъ, погибъ бы цлый свтъ,
Сильна его воззвать изъ мрачной бездны лтъ,
И видъ его блюсти для мысли любопытной
Во блеск красоты и славы первобытной.
В ъ немъ Разумъ свтится, единый изъ лучей
Отъ Солнца мудрости, начала всхъ вещей.
Онъ требуетъ на судъ воображенье, чувства,
Изъ дани ихъ творитъ науки и искуства,
Правленiе, законъ, гражданской жизни честь…
Но разума труды возможно ли исчесть?
Возможно ли изречь тлесному глаголу? —
Взлетимъ на облака: оттол призримъ долу,
И се — Что видимъ мы? Земныя чудеса
Своею славою затмили небеса:
Тамъ грады пышные стоятъ какъ исполины,
Златые ихъ верхи златятъ вокругъ долины,
И держитъ океанъ зерцало ихъ красамъ,
Тамъ храмы стройные коснулись небесамъ,
На мраморныхъ столпахъ легли небесны своды,
Тамъ тысящми людей обременны воды,
Для пользы и утхъ, богатства и войны,
Смиряется отъ нихъ бунтъ бурной глубины,
И прящихся стихiй претящiе навты:
Имъ служатъ какъ царямъ и солнце, и планеты,
И втры, и моря, ихъ разумъ ощутивъ,
Тамъ край не видится волнующихся нив,
Тамъ въ долы излились пучины водъ глубоки,
Сквозь царства цлыя изрытые протоки
Спрягаютъ межъ собой далекiя моря,
Тамъ громомъ возшумвъ, и молнiей горя,
Громады руша въ персть, летятъ перуны грозны,
Отъ взоровъ разума, и звзды свтоносны,
Въ убжищахъ своихъ укрыться не могли,
Изрыто ндро горъ и внутренность земли,
Измрены уже и небеса далеки,
И смертныхъ рукъ дла одолваютъ вки:
Такъ ихъ могущество подъ небомъ возрасло!
Но доблестямъ души едва ли есть число
Способной размышлять о Сущемъ, Несозданномъ,
Удобной совмстить, въ ум ея пространномъ,
Да будетъ вчное и вчный гласъ трубы,
Могущей постигать Всевышняго судьбы,
Дивиться мудрости въ творенiяхъ явленной,
Познать что было, есть и будетъ во вселенной,
И въ мысляхъ повелть востать другимъ мiрамъ,
Украсить, разширить огромнйшiй сей храмъ,
Гд каждая звзда, олтарь неугасимой,
Горитъ предъ Благостью, себ лишь постижимой,
И жертвою хвалы чествуетъ Божество.
Таковъ есть человкъ! Толь славно существо,
Хотя на вс мiры простретъ свою державу,
Не можетъ въ жизни сей свою умножить славу.
Сiя ли мудрая, чудесная душа,
Которая теперь, безсмертiемъ дыша,
Паритъ, свергается, летаетъ повсемстно
И сметъ посщать святилище небесно,
Угаснетъ ли на вкъ? Эирный огнь, въ пыли
И будетъ тлнiемъ, и глыбою земли,
Какъ мертвыя тла сей смертныя ограды,
Смсится съ толщею вещественной громады,
Которой не почтилъ и жизнiю Творецъ!
На сей ли суетный, ничтожнйшiй конецъ,
Всесильный далъ душ толь многи совершества?
Всесильный есть любовь, творитъ лишь для блажества,
И цль сiя видна во всхъ Его длахъ,
Во всхъ является великъ, премудръ и благъ,
И благости Его самъ адъ не дастъ упрека.
И благость ли Его отвергнетъ человка,
Чтобъ самый подлый гадъ предъ онымъ возгордлъ?
И естьли здшнiй мiръ есть весь его удлъ,
Блаженство здсь вкушать онъ долженъ полной чашей,
Но чувствуемъ ли мы блаженство въ жизни нашей?
Увы! Что наша жизнь? Смертей различныхъ цпь,
Пустыня дикая, безплоднйшая степь,
Стягченна черными тлетворнйшими мглами,
И странникъ человкъ, обуреваемъ злами,
Безумiя корысть, игралище страстей,
Влечется въ тысящи погибельныхъ путей
Докол жизнь его поглотитъ смерть лихая. —
Въ печаляхъ живучи, въ болзняхъ издыхая,
Блаженствуетъ ли онъ на сей своей земл?
Подобна наша жизнь утесистой скал,
Дрожащей отъ громов, чело ея разящихъ,
И мрачной, будто ночь, отъ тучъ надъ ней висящихъ,
И бдный человкъ, искидокъ бытiя,
Мертветъ въ ужас на высот ея,
Внимая подъ собой ярящееся море,
Въ которое упасть онъ долженъ вскор, вскор.
Увы! коль много золъ воюютъ наши дни!
Война, и моръ, и гладъ, и бури, и огни,
Раздоры внутренни, тиранство съ сердцемъ мднымъ,
Терзаютъ смертнаго навтомъ многобдным.
Сей образъ Божества, здсь въ руды погруженъ,
Забылъ, что солнце есть, лучей дневныхъ лишенъ,
И, смрадною дыша воздушной густотою,
Въ истокахъ золота томится нищетою.
А тамъ, подпавшiе плнившему ихъ злу,
На вкъ прикованны къ кровавому веслу,
Разумны существа, студа и срама полны,
До немощи орутъ осенни моря волны,
И пожинаютъ съ нихъ — отчаянье одно.
А тамъ, съ презрнными забвенные равно,
Безстрашны витязи, побдой украшенны,
За пользу общества во брани сокрушенны,
Часть членовъ потерявъ на бдственныхъ поляхъ,
Съ оставшей частiю скитаясь на жезлахъ,
Обходитъ области, ихъ мужествомъ спасенны,
И часто за труды, за раны понесенны
У хладной Жалости, лишенны всхъ потребъ,
Не могутъ испросить ниже насущный хлбъ!
А тамъ, что слышу я? — Рыданiя и крики,
Со скрежетомъ зубнымъ смшенны вопли дики,
Несутся съ ужасомъ въ трепещущiй мой слухъ,
Пронзаютъ какъ мечи страдающiй мой духъ:
Тамъ, смерти злой слуги, болзни, полны злости,
На смертныхъ укрпясь, рвутъ жилы, рушатъ кости,
И мучатъ ихъ тла и мразомъ, и огнемъ,
Отъ мукъ не престаютъ ни нощiю, ни днемъ,
Сосутъ изъ сердца кровь, сндаютъ ихъ утробы,
И тысящми путей низводятъ ихъ во гробы.
Всякъ смертный подлежитъ страданiямъ всегда:
Воздержность строгая болзней не чужда,
Невинность иногда не избгаетъ казни,
И доблесть жертвою бываетъ непрiязни.
Тамъ зври хищные, страшилища лсовъ,
Терзаютъ и людей, какъ агнцевъ и тельцовъ,
11
Грызутъ еще живых, убiйствомъ распаленны,
Глотаютъ съ жадностью трепещущи ихъ члены,
Пируютъ надъ костми безсильныхъ ихъ царей.
Но человкъ и самъ превыше всхъ зврей
Восходитъ лютостью и злобой кровожадной,
Подобному себ бываетъ бичъ нещадной,
Бываетъ мщенiе съ притворствомъ съединя. —
О Звзды кроткiя! не слушайте меня.
Прострись сторичный мракъ по выспренней лазури,
Не мчится ли крутясь вихръ шумный прежде бури,
И башни ветхiя, шатаясь въ высотахъ,
Не прежде ли трещатъ, чмъ свергнутся во прахъ?
Не прежде ли ревутъ и горы огнеметны,
Чмъ станутъ извергать, какъ молнiи несмтны,
Свой пламень гибельный на холмы и поля?
Не прежде ли изъ ндръ колеблется земля,
Чмъ безднами своей расторженной громады,
Какъ челюстьми пожретъ селенiя и грады?
Не прежде ли чрезъ дымъ является пожаръ?
Отъ человка лишь тмъ скрытне ударъ,
Чмъ къ сердцу ближняго онъ боле приближенъ.
Ужели человкъ Всеправеднымъ обиженъ,
Коль дале земли ему надежды нтъ,
Что страждетъ на земл отъ бдствiй и суетъ,
И мучится всю жизнь и гибнетъ невозвратно?
Страданiя дтей Отчу ли зрть прiятно?
Возможетъ ли Благiй быть длателемъ зла?
Никакъ! — Бги отъ насъ толь черная хула. —
А естьли зло живетъ, растетъ подъ небесами,
Живетъ, растетъ и въ насъ — вина тому мы сами,
Но Разумъ Божества, ему же нсть числа,
Изъ тмы создавшiй свтъ, добро творитъ изъ зла:
Да въ нашей немощи Его свершится сила,
Да души гршниковъ, какъ злато средь горнила,
Отъ бренiя страстей очистятся въ бдах,
Миръ вчный улучатъ по краткихъ ихъ трудахъ,
Безмрность радостей за малость ихъ страданiй,
И тамъ, гд нтъ скорбей, болзней, воздыханiй,
Красуяся въ лучахъ нетлннаго внца,
Участвуютъ съ Творцемъ въ блажеств безъ конца.
Коль смертный гибнетъ весь, коль жизни нтъ иныя,
Почто же малы намъ вс щастiя земныя?
Почто на всякiй день, почто на всякiй часъ,
Желанья новыя смущаютъ, борятъ насъ,
И мы чрезъ цлу жизнь спокойству непричастны?
Почто и царь, и рабъ, и тотъ, кому подвластны
Обширныя страны, тмочисленный народъ,
И тотъ, кто свой шалашъ, отъ зимнихъ непогодъ,
Чуть можетъ защитить соломою и мохомъ,
Встревоженны равно, износятъ вздохъ за вздохомъ,
О лучшей участи вздыхаютъ день и ночь,
И щастье вздохами далече гонятъ прочь,
Толь разны жребiемъ, толь жалобами сходны?
Почто животные отъ скорби сей свободы?
На тучныхъ пажитяхъ пасомыя стада,
Ни жалобъ, ни заботъ не знаютъ никогда,
Въ утхахъ чувственныхъ не могутъ быть порочны,
Долины не оравъ сндаютъ травы сочны,
Пьютъ здравiя струи изъ чистых, свтлыхъ ркъ
И пищу, питiе, не омерзятъ во вкъ
Чрезъ ядъ сомннiя, боязни и надежды,
Чужихъ далекихъ странъ не грабятъ для одежды,
И братьевъ не влекутъ въ судебный мрачный адъ.
На каждой пажити Эдемскiй видятъ садъ,
Гд клятвы не висятъ на втвяхъ запрещенныхъ,
Лишь чувства страждутъ въ нихъ, злымъ рокомъ посщенныхъ,
Ни страхъ предшествуетъ, ни ропотъ идетъ въ слдъ,
Чтобъ лютость умножать терпимыхъ ими бдъ,
Одинъ ударъ начнетъ и кончитъ все ихъ горе.
Не вдая того что смерть истнитъ ихъ вскор,
Безъ страха смертнаго проводятъ мирный вкъ:
Блаженная ихъ судьба! — И гордый человкъ,
Читающiй въ звздахъ, владеющiй вселенной,
Стремится къ ней вотще подъ игомъ плоти тлнной,
И гордый человкъ, заботами смущенъ,
Безпечности ихъ чуждъ, довольства ихъ лишенъ,
Не можетъ раздлять ихъ радости невинной,
Скорбитъ и стуетъ въ юдоли сей пустынной,
Гд первенства его поругана вся честь
И гд природа вся не можетъ произвесть
Желанiямъ его приличной, крпкой пищи.
И чмъ же, чувствуя вещей земныхъ тщету,
Чмъ сердца своего наполнимъ пустоту?
Совмстно ли, увы! съ Величествомъ небеснымъ,
Щедре быть скотамъ, чмъ существамъ словеснымъ?
И мы ли созданы единые для мукъ,
Мы, дло славное Зиждителевыхъ рукъ,
И духомъ устъ Его едино вдохновенно?
Есть пажить и для насъ тучне несравненно,
На время скрытая отъ бренныхъ нашихъ глазъ,
Гд вчная Любовь, скитающихся насъ,
Наставитъ, упасетъ, на вчны жизни рки,
И мы, испивъ отъ нихъ, не вжаждемся во вки,
И вс желанiя насытимъ до конца
Лучами Божiя Трисвтлаго лица.
Безсмертiя души и страсти знакъ неложной:
Надмру сильныя для сей страны ничтожной,
Бунтуя востаютъ, подъемлютъ споръ и шумъ,
Обуреваютъ жизнь и погубляютъ умъ,
И душу во плоти низводятъ къ бездамъ ада. —
И что же въ мiр семъ за бурю намъ награда?
Почто же ихъ возжечь все тщится на земл?
Изъ тснаго гнзда, огромны ихъ крил,
Широко распрострясь, распростираясь шир,
Далече за предлъ всего, что славно въ мiр,
Чего для смертныхъ насъ желательне нтъ,
Предвозвщаютъ намъ изящнйшiй полетъ,
И проявляютъ здсь на небо наше право.
И страсти самыя вщаютъ величаво,
Что жизнь безсмертная за гробомъ ждетъ меня,
И страсти суть лучи отъ вчнаго огня.
Имъ подвигъ предлежитъ въ держав совершенства,
И требуетъ отъ нихъ, на поприщ блаженства,
Дабы он могли достичь своей мты,
Всей силы огненной и всей ихъ быстроты.
Хоть долу Промысломъ низвержены со трона,
Какъ полный гордости царь сильный Вавилона,
Питаться суетой, и пищею быть злу:
Но лучъ величiя блеститъ еще сквозь мглу,
И естьли востягнетъ брозды ихъ умъ небесный,
Он, какъ тотъ же царь, изъ звря вновь словесный,
Воздвигнутся отъ зла, оставятъ суету,
Востанутъ, возлетятъ на прежню высоту,
И будутъ тамъ парить со славою безмрной,
Откол, Евою прельщенны легковрной,
Низринулись блуждать и рыскать по земли,
И весь подлунный мiръ огнемъ своимъ зажгли.
Хоть страсти для души бываютъ остро жало,
Хоть рабствуютъ грху, не грхъ есть ихъ начало:
Безсмертiе души есть корень всхъ страстей.
Желанiе богатствъ, веселiй и честей
Живетъ у насъ въ груди, нашъ врагъ непримиримой,
И вс мы жаждою горимъ неугасимой.
Не токмо лишь цари, — послднiе рабы,
Желаютъ безъ конца блистательной судьбы:
Знакъ жизни безъ конца желанье безконечно,
И души вчныя должны взноситься вчно,
Иль злато прiобрсть, или ничтожный блескъ.
Отъ Вчнаго хвалу, или отъ смертныхъ плескъ.
Коль смертнаго душа, ущедренна обильно,
Вспылаетъ, возгоритъ, возпламенится сильно,
Высокимъ мннiемъ о доблести своей,
Вкъ цлый похвалы малъ кажется для ней,
И славы нашея блистанiя и громы,
Парящимъ временемъ изъ рода въ родъ несомы,
Должны промчаться вдаль до самыхъ поздныхъ лтъ,
Чтобъ наши имена наполнили весь свтъ,
Дивили бы собой народы нерожденны,
И вчно жили бы, отъ смерти неврежденны.
Толь дикая мечта, надъ смертью торжество!
Взошла ли бы на умъ, коль наше естество
Желанной вчности не было бы причастно?
Колико чтитъ душа, коль любитъ славу страстно!
Мечтаетъ въ ней стяжать блаженнйшую часть,
Коль тщательно таитъ свою любиму страсть!
Краснетъ человкъ, въ сей страсти обличенный,
Хоть славы бы искалъ, мечтами не прельщенный,
Отъ лучшихъ изъ людей, за лучшее изъ длъ.
Творецъ безсмертiю учить насъ восхотлъ,
И крови нашей далъ движенiя сокрыты,
Веллъ ей восходить на палменны ланиты,
И сердце укорять въ заботахъ млочныхъ,
Да взыщемъ мы похвалъ небесныхъ — не земныхъ,
Безсмертны существа — безсмертнаго успха.
Почто и сладкая для смертныхъ чувствъ утха
Огнемъ стыднья жжетъ преступныхъ смертныхъ видъ,
И смертныхъ гордости наноситъ срамъ и стыдъ?
Стыднiя сiи, отъ неба порожденны,
Вщаютъ громко нам, что люди заблужденны,
Возшедъ на самый верхъ всхъ чувственныхъ сластей,
Свергаютъ съ высоты достоинство людей:
Зане одни они, изъ всхъ земныхъ творенiй,
Отъ неба созданы для вчныхъ наслажденiй,
На кои Чистота, любезна предъ Творцемъ,
Взираетъ радостнымъ, смющимся лицемъ.
Почто въ насъ мудрости раченiе влiянно?
Въ познанiяхъ душа восходитъ непрестанно,
И знанiй множествомъ не можетъ быть полна.
Способность познавать вотще ли ей дана?
Хотя бы человкъ и солнцу былъ совченъ,
Ученiе любя не пребылъ бы безпеченъ,
И днями обветшавъ учился бы еще,
И весь толь долгiй вкъ труждаяся вотще,
Некончанъ свой урокъ оставилъ бы при гроб,
И самъ недовершенъ возлегъ въ земной утроб.
На нкую степень восходятъ и скоты:
Но вчно не взойдутъ до большей высоты,
Вс знанiя свои, внушенiя природы,
Дары немногiе стяжавъ въ немноги годы,
Хоть вки проживутъ въ довольств, безъ труда,
Вс тже самые пребудутъ навсегда,
Безумны начались и кончатся безумны.
Но какъ вообразить, что существа разумны,
Изрядствомъ разума растущи безъ конца,
Едва возвеселясь познаньемъ ихъ Творца,
Въ теченiи своемъ насильственномъ и скоромъ,
Творенiе Его едва окинувъ взоромъ,
И въ сей, ихъ житiя, мерцающей ночи,
Едва проусмотрвъ слабйшiе лучи
Всесвтлой благости, премудрости и силы,
Отыдутъ на всегда во мрачныя могилы?
При всхъ усилiяхъ не можетъ человкъ,
Всю мру знанiя испольнить въ краткiй вкъ,
Умъ твердо воцарить, въ страстяхъ вселить равенство,
Природы своея постигнуть совершенство,
Какъ рвется вонъ уже со зрлища сего.
Въ начал опытовъ, не свдавъ ничего,
Угаснетъ ли на вкъ, какъ искра въ быстромъ ток?
Свтило ли мiровъ заходитъ на восток,
И съ утренней зарей кончается ли день?
(Коль съ блескомъ молнiи, осенней ночи тнь,
Полдневный солнца свтъ съ душею человка
Возможно соравнить безъ праваго упрека!)
И сей ли дивный блескъ по смерти будетъ тма?
Сiи ли славныя способности ума
Увянутъ, несозрвъ подъ тлющимъ покровомъ?
Не могутъ спть он въ семъ воздух суровомъ,
Средь тернiй и волчцевъ растущихъ безъ числа,
Едва прозябнувъ здсь, межъ вредныхъ плевелъ зла,
Пресадятся он чрезъ временну кончину
Подъ солнце вчное, на райскую долину,
Отъ сей безплодныя подлунныя гряды,
Тамъ славой процвтутъ, произрастятъ плоды,
Которыхъ сладостью прославится Содтель.
Коль нтъ безсмертiя, не зло ли добродтель?
Не часто ли она любителей своих,
За пламенну любовь, за тверду врность ихъ,
Лишая всхъ утхъ и щастiя земнаго,
Отъемлетъ, лютая, единственно ихъ благо?
Велитъ влачить имъ дни въ презрньи, въ нищет,
И имени ея, сей суетной мечт,
На жертву приносить и кровь, и жизнь безцнну,
И чашу смертныхъ мукъ, порокомъ растворенну,
Велитъ имъ всю испить до дкости дрождей?
Какая скорбь душ помыслить, что злодй,
Всю жизнь торжествовавъ, найдетъ, въ награду злоб,
Равно спокойное возглавiе во гроб,
Какъ самый ревностный поклонникъ Божества!
Здсь добродтель, трудъ, и подвигъ, и битва —
И чтоже нудитъ насъ стезею острой, тсной,
На бдства къ ней бжать? — Внецъ ея небесной,
Которымъ въ вчности украситъ насъ Господь!
Лишь онъ даетъ намъ мощь попрать и мiръ, и плоть,
Навты одолть и злобы, и коварства.
Нещастенъ ли тотъ рабъ, который чаетъ царства
Лишь первый утра блескъ разсетъ темну ночь?
Онъ, мракъ унынiя отгнавъ отъ сердца прочь,
Не чувствуетъ цпей, не мнится быть въ невол:
Но въ мысляхъ воцарясь на будущемъ престол,
Владетъ царственнымъ отсутственнымъ жезломъ,
И духомъ возносясь, яснется челомъ.
Когда въ безсмертiи надежда наша тщетна,
Почто же твердь сiя, звздами искрометна,
Какъ нкiй свтлый кровъ объемлетъ насъ кругом?
Почто отчаянью толь пышный созданъ домъ?
На то ли славныя, безчисленны свтилы,
Катясь по небесамъ, отъ дйства Вчной Силы,
Свершаютъ ихъ пути въ извстны времена,
Чтобъ смертныхъ бдственныхъ несчетны племена
Всю длительность ихъ бдъ могли исчислить врно,
Всю мру ихъ познать и стовать безмрно?
На то ли красотой красуется земля,
Блестящей жатвою златитъ свои поля,
Пестритъ свое лице цвтами и плодами,
Холмами, пажитми, дубравами, водами,
Чтобы средь зрлищъ сихъ, смющихся вкругъ насъ,
Мы горко плакались на всякiй день и часъ?
Пещера аспида и вепря логовище
Ничтожнымъ было бы приличнйше жилище,
Чтобъ выли тамъ они, пускали вопль и стонъ.
Какъ ивы стройныя, какъ пышный Вавилонъ,
О коихъ хвалятся умъ смертнаго и чувства,
Созданные трудомъ временъ, богатствъ, искуства,
Изъ мраморовъ драгихъ, изъ кедровыхъ лсовъ,
Прилично соградить для аспидовъ и совъ!
Такъ звздный сей чертогъ создать для человка,
Коль бренiю сему нтъ будущаго вка!
Мжъ тмъ какъ мы, плнясь небесной красотой,
Гордимся мыслiю, желанiй высотой,
Едва ползущiй червь, но въ мiр семъ блаженной,
Изъ храмины своей во прах соруженной
Не въ прав ли насъ звать витать въ пыли съ собой:
Коль тлну съ нимъ равно мы преданы судьбой,
Коль жизнь ему и намъ равно невозвратима,
Коль смерти хищныя рука неумолима
Нещадно подавивъ стенанiй нашихъ гласъ,
Навкъ завсой тмы завшиваетъ насъ?
Скрывая въ мрачный гробъ Великихъ добротою,
Геройствомъ, мудростью и правдою святою,
И всми свойствами достойными хвалы,
Уже ли можно намъ помыслить безъ хулы,
Что вс сiи дары, что вс сiи изрядства,
Которымъ равныхъ нтъ въ блистающихъ мiрахъ,
Единый будутъ смрадъ: потомъ исчезнутъ въ прахъ?
Творецъ ли нашъ благiй, и въ самое то время
Когда небесныхъ имствъ раскинется въ насъ смя,
Когда у насъ въ груди свтаетъ Божество,
Разрушитъ до конца все нашъ существо?
Сомнньемъ устрашитъ селенiя небесны,
Что могутъ умереть и духи безтлесны?
Безсмертiе лiетъ свтъ истинны уму,
Сомннiй пагубныхъ разсеваетъ тму,
Созданiя души оно вскрываетъ тайны,
Противности въ душ несмтны, чрезвычайны,
Уметъ согласить въ устройство и союзъ,
И душу свободивъ отъ рабскихъ тлна узъ,
Возноситъ съ торжествомъ въ свободу чадъ небесныхъ.
Подъ ноги наши въ низъ свергаетъ безсловесныхъ,
Намъ первенство даетъ и царскую хвалу,
Свваетъ всякую съ лица природы мглу,
Являетъ намъ, что благъ, безмрно благъ Содтель,
И паки на престолъ возводитъ Добродтель,
На неб для нея созданный искони.
Живутъ ли на земл, и люди ли они,
И какъ мн ихъ назвать, да правды не нарушу,
Которые въ себ безсмертну носятъ душу,
Не вдая о томъ, къ ихъ сраму и стыду,
Подобно какъ гора лежащу въ ней руду,
Подобно какъ скала алмазъ въ ней заключенный?
Когда послднiй день, Всесильнымъ ополченный,
Скалы разсыплетъ въ персть, растаетъ твердость горъ,
Познаютъ и они — но въ вчный свой позоръ,
Богатство собственныхъ, безвстныхъ имъ сокровищъ.
Но какъ еще назвать тхъ мерзостныхъ чудовищъ,
Которые, увы! людей имя видъ,
Безсмертiе свое себ вмняютъ въ стыдъ,
И борятъ мысль о немъ, въ душ ихъ востающу?
Толь славну истинну, толь громко вопiющу,
Стремятся подавить въ рожденiи самомъ,
И, сердцемъ ожествъ, и обуявъ умомъ,
Скотами быть хотят, скоты по произволу,
И гордость превративъ, жадаютъ падать долу!
Которыхъ чаянье — ужасна, вчна нощь,
Которые прiявъ отъ ада хитрость, мощь,
Нечестiя рабы средь мнимой ихъ свободы,
Ревнуютъ низлагать безсмертiя доводы,
Стремятъ въ неистовств на доблести одни
Удары вс свои и черные огни,
Чтобъ въ мiр нравственномъ, въ душ истнить устройство,
Истнить безсмертiе, божественное свойство,
Дражайшiй изъ даровъ Всещедрыя руки.
Природа востаетъ вщать имъ вопреки:
‘Воззрите на меня, Исчадiя строптивы!
Безумцы жалкiе, безумiемъ кичливы!
Премна все во мн, премна — но не смерть:
Се звзды сребренны взошли на синю твердь,
И паки скроются, и вновь явятся въ слав,
Се ночь уснувшiй мiръ хранитъ въ своей держав:
Но вскор придетъ день и воцарится въ немъ,
Такъ день за нощiю, и нощь течетъ за днемъ.
Все тоже на земли: се радостное Лто,
Душистой зеленью какъ ризою одто,
Цвтами увнчавъ златистое чело,
Блеснуло красотой — и въ осень перешло.
Се вьюгами шумя, и жизнь земли сндая,
Отъ мразовъ каменна, идетъ Зима сдая:
Сдуваетъ Осень прочь, въ плодахъ ея красну —
И вдругъ изнемогла, растаила въ весну.
Пригожая Весна приходитъ съ сердцемъ мирнымъ,
И холодъ разршивъ дыханiемъ зефирнымъ,
Поля озеленивъ, олиственивъ лса,
И птицамъ возвративъ ихъ стройны голоса,
Глашаетъ лто вновь изъ теплыхъ храминъ Юга.
Такъ все мняется, катится въ вид круга,
Падетъ и востаетъ, какъ въ быстромъ колес,
Все вянетъ, чтобъ процвсть, и цвсть во всей крас.
Се образъ смертнаго — и часть его блаженну,
Познайте, Буйные! во мн проображенну,
Се образъ смертнаго — такъ точно человкъ,
Преходитъ отъ земли, не умираетъ въ вкъ.’
Такъ жизнь отъ мертвости раждаясь несказанно,
Громаду всей земли вращаетъ безпрестанно,
И въ цлости хранитъ вс сущности ея.
Былинка ни одна, лишенна бытiя,
Творца не обвинитъ въ непостоянств воли.
Одинъ ли человкъ, чуждъ общiя всмъ доли,
Подсолнечной страны величественный царь,
Погибнетъ навсегда, для коего вся тварь
Прiемлетъ нову жизнь отъ Благости всеплодной?
Который лишь одинъ, разсудкомъ превосходной,
Способенъ, оцнить блажество бытiя,
Оплакать бдствiе кончины своея,
Разлуку вчную и съ мiромъ, и съ собою,
Одинъ ли осужденъ завистливой судьбою,
Его лишь одного зiяющей угрысть,
Быть смерти хищныя единственна корысть?
Какъ вс творенiя въ природ постепенны!
Коль близки степени! Коль твердо съединенны!
Здсь спяще вещество ждетъ гласа съ высоты,
Даръ жизни воспрiять и ризу красоты,
Тамъ мертвое съ живымъ чудесно сопряженно,
Тамъ чувство бытiя, животнымъ всмъ врожденно,
Заемлетъ отъ ума единый свтлый лучъ,
И блещетъ иногда, какъ молнiя изъ тучъ,
Но въ человк умъ сiяетъ полнымъ свтомъ,
Какъ златомъ огненнымъ сiяетъ солнце лтомъ.
Но какъ же дале восходитъ цпь чудесъ
Къ безплотнымъ существамъ, къ согражданамъ небесъ,
Въ жилище вчности, отъ смерти безнавтно?
Представимъ существо полсмертно, полбезсмертно,
Земное частiю и частiю эиръ,
Связующе собой съ духовнымъ тлнный мiръ,
Пусть будетъ въ немъ душа разумна и безсмертна:
Или прервется вдругъ созданiй цпь безмрна,
Союзъ межъ тварiю небесной и земной,
И бездна страшная зiяетъ глубиной?
Безсмертенъ человкъ! Глаголъ животворящiй,
Какъ сильный гласъ громовъ слухъ смертнаго разящiй,
Сей гласъ гремитъ душ и изумляетъ умъ,
Пороковъ и страстей прервавъ нестройный шумъ,
И всю препобдивъ возможну благодарность,
Ползущимъ помысламъ даетъ высокопарность,
Творитъ ихъ возлетать отъ праха суеты,
Превыше всякiя мiрскiя высоты.
Какъ узникъ страждущiй, отъ узъ изнеможенный,
Щастливымъ жребiемъ въ отраду отпущенный,
Изъ смрадности и тмы, отъ ужасовъ и слезъ,
Возшедъ на злачный холмъ, подъ чистый сводъ небесъ,
И дышущъ сладостью эира и свободы,
Любуется красой весеннiя природы,
Ликуетъ въ радости, въ восторг, въ торжеств,
Какъ бы рожденный вновь и въ лучшемъ естеств,
Такъ съ радостью душа летитъ надъ круги звзды,
Отъ сна нечувствiя, отъ края вчной бездны,
И все, воспламенивъ отъ свтлыхъ сихъ огней,
Что есть небеснаго, божественнаго въ ней,
И гордость воспрiявъ безгршну, благородну,
Паритъ въ страну ума, въ стихiю ей природну,
Въ единой вчности ища утхъ, честей,
Гнушаясь горести привременныхъ сластей,
Презрвъ величiе безсмертнымъ непримтно.
Все, кром вчности, обманчиво и тщетно,
Лишь вчности дано разрушить яда лесть,
И душу укрпить, наполнить, и вознесть
Превыше благъ и золъ сей жизни поднебесной.
Сiи теряютъ страхъ, а т ихъ блескъ прелестной,
Къ намъ небо близится, земля уходитъ вдаль,
Сливаются на ней и радость, и печаль.
Безсмертный человкъ, взыскующiй блаженства,
Возшедъ по крутизнамъ на гору совершенства,
Сдитъ въ блистающемъ изъ доблестей внц,
Небесной кротостью цвтетъ его лице,
И взоры въ небесахъ, и мысли небомъ полны:
Вотще подъ нимъ шумятъ житейски бурны волны,
Навты зависти, въ отчаянье врагамъ,
Какъ громы тщетные падутъ къ его ногамъ,
Надъ нимъ распространивъ крил свои златыя,
Летаютъ Ангелы, друзья его святые,
Даютъ ему покровъ и плещутъ въ похвалу.
Страсть каждая его, подобяся орлу,
Паритъ въ превыспренность безмрачну, безмятежну.
Воздержность строгую вмняя въ роскошь нжну,
Желанiя свои разсудкомъ оковавъ,
Чтя подвиги къ добру въ числ своихъ забавъ,
Онъ чувствуетъ въ груди веселiя всегдашни.
Къ нему съ улыбкою взираютъ дни вчерашни,
Ниже какъ Паряне язвятъ бгущи вспять,
И щастiя его не въ силахъ адъ отъять.
Пусть твердь небесную трясутъ удары громны,
Пусть вс обрущатся миры сiя огромны,
И землю разразятъ, и насъ истнятъ во прахъ,
Души не повредятъ, ниже повергнутъ въ страхъ,
Изникнетъ человкъ изъ толщи раздробленной,
Какъ пламя высася отъ пепела вселенной,
Взойдетъ въ духовный мiръ, предъ вчную Любовь,
Да съ пламенемъ ея на вкъ слiется вновь,
И тамъ себя святитъ чрезъ вчную святыню.
Узритъ съ веселiемъ всемирную пустыню,
Рушенiемъ мировъ онъ вчность прiобрлъ,
Безсилiемъ громов, тщетою смертныхъ стрлъ,
Побдой славною надъ бурями подземной,
Уврится въ своей свобод неотъемной.
Но се, изъ облаковъ, царица звздъ, луна,
Въ величiи течетъ и кротости полна,
Виднiемъ своимъ ночь темну просвтила,
Зерцало сребренно державнаго свтила,
Умривъ яркiй огнь златыхъ его лучей,
На землю сыплетъ блескъ, прiятный для очей,
Являетъ мн вокругъ стези между гробами,
Да шествую межъ нихъ неробкими стопами.
Такъ Вра свтлая, въ житейской сей ночи,
Отъ Солнца истинны заимствуя лучи,
Лiетъ во мракъ души свтъ тихiй, неоскудный,
И озаряетъ ей путь мирный, незаблудный,
Сквозь смертную юдоль въ селенье Бога силъ.
Она стремитъ мой умъ парить поверхъ могилъ,
И съ оныхъ пожинать, какъ съ нивы класы хлбны,
Сладчайши истинны, и чувствiя цлебны,
Тлнъ жизни обнажить, и взвсить жизнь и смерть,
Дать смерти похвалу, и страхъ въ ничто сотерть.
Мятежну смертну жизнь вотще мы любимъ страстно,
И смерти кроткiя трепещемъ мы напрасно,
Или для радостей прильпнули мы къ земл?
Но гд же радости? — Весь мiръ лежитъ во зл:
Въ немъ бдства хищныя, въ немъ страсти ядовиты,
Терзаютъ нашу грудь, мученiемъ несыты,
Воюютъ внутреннiй и вншнiй нашъ составъ,
И въ пламени битвы желать ли намъ забавъ?
Когда мятется духъ отъ роковой обиды,
Теряютъ весь свой блескъ волшебны жизни виды,
Скрываются во мгл, умалясь высотой,
Какъ грады на поляхъ, со всей ихъ красотой,
Съ златыми кровами и съ блыми стнами,
Для бдной ладiи, боримыя волнами,
И рушимой уже, и сущей близъ конца.
Воспомнивъ свой конецъ, и грубыя сердца
Въ унынiе впадутъ средь самыя отрады,
И все строенiе всемiрныя громады,
Предъ жизнью новою, предъ жизнью въ небесахъ,
Какъ пыль легчайшая явится на всахъ.
И намъ ли на земл желать безсмертны лта?
Во чрев вчно жить, и вкъ не видть свта,
Искать всегда премнъ, путь топтанный топтать,
Вкушать вкушенное, что зрли зрть опять,
И слышать до конца одну и туже повсть?
Всечасно раздражать карающую совсть,
И съ нею вчную вести въ себ войну,
Иль пснями Сиренъ склонять ее ко сну,
На мягкихъ льщенiяхъ покоить, какъ на розахъ,
И лаской утишать немолчную въ угрозахъ?
Но хитрая межъ тмъ, какъ кажется нма,
И послабляюща страстямъ брозды ума,
И насъ непомняща, и дремлюща небрежно,
Уметъ соглядать, изслдывать прилжно,
Вс злыя склонности, дла нечистоты,
Пороки, слабости, и самыя мечты,
И пишетъ нашу жизнь о точности радя,
И Смерть ее прочтетъ въ слухъ блднаго злодя,
И громко возвститъ безчисленнымъ мiрамъ,
И Вчность стонами провозгласитъ нашъ срамъ.
Подъ солнцемъ искони, ничто, ничто неново:
Что было, то и есть, и быть еще готово,
Кто прожилъ мигъ одинъ, тотъ прожилъ цлый вкъ.
Ничтоженъ дольнiй мiръ! — И въ немъ ли человкъ
Ршается зарыть небесныя надежды?
Для зрлищъ будущихъ сомкнувъ сонливы вжды,
Душевны доблести связует, рабъ земли,
И скошенъ ставъ умомъ, валяется въ пыли,
Отъ неба щедраго для неба воскрилнной,
Безмрность постигать въ невидимой вселенной,
Вкушать межъ Ангеловъ струи живой воды
И съ древа животы безсмертiя плоды,
Гд нтъ уже премнъ, гд нтъ вковъ минутныхъ.
Земная наша жизнь есть цпь мечтанiй смутныхъ,
И бренный человкъ, добыча скукъ, тревогъ,
Нердко жертва бдъ, отчаяться бы могъ,
Когда не чаялъ бы чрезъ смерть избыть досады,
И смерть ли намъ страшна, виновница отрады?
Что смерти трепетать? Гд смерть? — Едва пришла,
Уже исчезла въ мигъ, и мы спаслись отъ зла,
И смертный колоколъ, и мглы могилъ густыя,
И тлнiе, и червь — суть призраки пустыя.
И мы ли, въ робости не лучшiе дтей,
Единыя боясь, претерпимъ тмы смертей?
Что умираетъ въ насъ? — Болзни, скорби, стоны.
Что умираетъ въ насъ? — Къ безсмертiю препоны!
Живущи на земл, живутъ на персти персть,
Лишь смерть единая сильна для насъ отверсть
Домъ жизни истинной, живущимъ затворенный,
И духъ нашъ оживить, отъ жизни изнуренный.
Здсь каждый человкъ зародышъ бытiя,
Достигнетъ лишь чрезъ смерть до жизни своея.
Сртая въ смерти жизнь вдадимся ли мы страху?
Жизнь душу смертнаго порабощаетъ праху,
Ей смерть даетъ крил оставить мятежи,
Жизнь — плоти торжество, смерть — торжество души.
Докол плоть живетъ, душа лежитъ въ могил,
Когда же плоть умретъ, душа воскреснетъ въ сил,
Не жизнью ли, увы! гнтется подъ яремъ?
Но смертью свобожденъ, и паки обоженный,
Восходитъ на престолъ въ покой его блаженный.
Смерть сильною рукой сжимаетъ Злобы звъ,
И Скупость съ Роскошью, Тщеславiе и Гнвъ,
Влачимы при ея побдной колесниц,
Даютъ ей плескъ хвалы, невольники цариц.
Смерть, всякой горести, не радости конецъ,
И что вщать еще? О Смерть, прими внецъ!
Бездушнымъ усмотрвъ зракъ ближняго любезный,
Природа слабая прольетъ источникъ слезный:
Но Вра, здравый умъ прощаясь съ мертвецемъ,
Внчаютъ гробъ его торжественнымъ внцемъ,
И гонятъ отъ него плачевны вопли, клики.
Пусти меня, о Смерть, въ небесны стройны лики,
Къ старйшимъ братiямъ, къ нжнйшему Отцу!
Небесны пнiя земному дай пвцу,
Да Вчнаго пою въ веселiи великомъ,
И гласомъ радости, и Ангельскимъ языкомъ
За жизнь и смерть и жизнь воздамъ ему хвалу!
Блаженъ, кто отъ души страстей оттрясши мглу,
Согртый къ ближнему сердечной теплотою,
Въ путь узкiй шествуетъ за врою святою!
Надъ жизнiю своей стражъ ревностенъ и бодръ,
Безстрашно онъ воззритъ на страшный смертный одръ,
Готовъ оставить жизнь, для смертности прелестну,
Готовъ, какъ Авраамъ, итти въ страну безвстну,
По зову Вышняго, умомъ не усумнясь,
Къ безсмертiю горя, разрушить съ тлномъ связь,
Чрезъ смерть родиться вновь для славы безконечной.
Прешествiе его отъ жизни краткой къ вчной,
Есть чувство мирное прiятнйшаго сна,
Предъ Богомъ праведнымъ смерть праведныхъ честна!
Единаго изъ сихъ въ болзненной кончин
Я видлъ торжество, и зрю еще понын:
Жилище тихое, гд тихимъ онъ лицемъ
Встрчаетъ смерть свою ниспосланну Творцемъ,
Святыней полнится, творится къ небу смжно.
Бывъ въ смертномъ подвиг онъ молится прилжно,
И въ немъ умаленномъ величится Господь.
Болзни дкiя его терзаютъ плоть:
Пронзительный огонь, стремясь изъ жилы въ жилу,
Состава цлаго испепеляетъ силу,
Но твердый духъ его не зыблется отъ мукъ.
Кадила имiамъ, священныхъ псней звукъ,
Молитвы пастырей, таинственны обряды,
Стенанiя прервавъ, даютъ ему отрады,
Очистясь отъ грховъ, въ божественной крови
Устами хладными, но съ пламенемъ любви
Лобзаетъ страждущiй, распятiя любитель,
Знакъ славы твоея, о Боже Искупитель!
И симъ оружiемъ сражаетъ тартаръ въ прахъ,
Отринувъ отъ себя присущей смерти страхъ,
Вселяетъ тишину въ душ своей глубоко.
Какъ горнiй башни верхъ, чело горы высоко
На высотахъ своихъ удерживаютъ день,
Межъ тмъ какъ съ облаковъ сходяща долу тнь,
И облакомъ пары съ лица земли летящи
Тмой, влагой потопивъ, долины прилежащи,
На низменны поля унылу стелятъ нощь:
Такъ въ плоти немощной являя духа мощь,
Онъ небомъ просвщалъ мерцающiя вжды.
Въ лиц его блеститъ лучъ радости, надежды,
24
Что вскор узритъ онъ бдамъ и мукамъ край,
И гибель смертная его внчаетъ въ рай
Чудеснымъ паче словъ и несообщнымъ свтомъ.
Вс мiра прелести презрннымъ чтя уметомъ,
И въ ономъ гршное окаявъ житiе,
Зря въ Слов, бывшемъ плоть, спасенiе свое,
Языкомъ трепетнымъ, прерывнымъ, слабымъ гласомъ
Спасителю хвалу восплъ предъ смертнымъ часомъ,
И Ангелы съ небесъ приникли ей внимать.
Усилился еще, восплъ и Дву — мать,
Чистйшу Чистоты, святйшую Святыни,
Которой сменемъ низверглась власть Гордыни,
И змiя древняго сотерлася глава.
Восплъ — и Благодать, внявъ искренни слова,
Лiется на него, какъ дождь на жаждну сушу.
Онъ смерти отдаетъ, не уступаетъ душу,
Въ рушенiи великъ, длань смерти ощутивъ,
Возмогъ еще изречь: Умру, и буду живъ….
Въ отчизну возвращусь: мн Богъ благотворитель!
Онъ бренную сiю души моей обитель,
Лишенну твердости, лишенную красы,
Падущую уже отъ смертныя косы,
Изъ праха возсоздастъ на вки нерушиму,
И дастъ ей красоту, уму непостижиму.
Теб, Отецъ утхъ! Теб, Отецъ щедротъ!
Себя я предаю, вдовицу и сиротъ,
И духъ мой прiими въ свои святыя руки….
Но се, въ его устахъ уже нмютъ звуки,
Во взорахъ меркнетъ свтъ, мертветъ блдный зракъ,
Вселенна для него скрывается во мракъ.
Уже не слышитъ онъ стенящей дружбы нежной,
Ни дтскiя любви, во плач безутшной,
Безжизненъ — но еще на мертвенномъ чел
Я зрю, какъ блескъ луны мелькающiй во мгл.
Величiе души и искренность сердечну,
Почилъ отъ всхъ трудовъ — и будетъ въ память вчну,
И вновь сподобился быть жителемъ рая.
А ты, священный Прахъ! До паки бытiя,
Покойся въ тишин глубокой, безнавтной.
Тогда изникнешь ты изъ тмы и сни смертной,
Какъ огненнозлатый, стрлы быстрйшiй лучъ,
Сверкающiй струей изъ толщи черныхъ тучъ,
Изъ гроба возблестишь во слав боголпной,
И съ плескомъ воспаришь, и съ пснiю хвалебной,
И самъ себ дивясь въ восторг торжества,
Поклонишся лицу благаго Божества.
Велико таинство, творенiе вторично
Всесильному легко, Всещедрому прилично,
Невмстно тснот созданнаго ума!
О воскресенiи природа не нма,
Но шепчешь смертному сомнительну надежду
О томъ, что приметъ онъ нетлнiя одежду,
Но Вра возгласивъ, сильна уврить насъ,
И сами аспиды ея внимаютъ гласъ,
Внимая прочь спшатъ и кроются во мрак.
Какъ вождь при радостномъ своей побды знак
Ликуетъ, что судьба его превознесла,
Такъ вра при гробахъ ликуетъ безъ числа,
На страсти возложивъ желзные оковы,
Душамъ даруетъ жизнь, даруетъ души новы.
Но се, красуяся златымъ побдъ внцем,
Посредница сiя межъ нами и Творцемъ,
Является очамъ въ червленной багряниц,
И въ шуйц здшнiй мiръ, и будущiй въ десниц,
И на груди ея, составленный изъ звздъ,
Сверкаетъ блесками пророчественный крестъ,
Какъ слово судное1 на персяхъ Аарона
Нисходитъ Кроткая съ небеснаго Сiона,
И озаряетъ умъ лучемъ своихъ очесъ,
И каплетъ медъ изъ устъ, медъ сладостныхъ словесъ:
‘О смертный! Умудрись. — Что Богу невозможно?
Кто въ Еммануила увруетъ неложно,
Хоть умретъ, оживетъ, и будетъ жить всегда,
Кто вруетъ въ него, не умретъ никогда.
Онъ воскрешенiе, онъ смерти побдитель,
Изъ мертвыхъ первенецъ, умершихъ возродитель.
Живъ Богъ! — И Богъ живый — живыхъ, немертвыхъ — Богъ!
Вс мертвые живутъ, ко всмъ Онъ благъ и строгъ.
Душею днесь живутъ, но оживутъ и тломъ,
Да придутъ вс на судъ въ своемъ состав цломъ,
Награду, или казнь воспримутъ за дла,
Въ которыхъ общники и души, и тла.
Изыдутъ мертвые изъ ндръ земной утробы,
Въ престолы свтлые преобразятся гробы,
И Человчество, прiемля прежнiй видъ,
Хвалясь возопiетъ заглаженъ зря свой стыдъ
И тлнности своей не обртая слда:
Гд жало, Смерть, твое? Гд, Адъ, твоя побда?
Смерть смерти предана! И адъ низверженъ въ адъ!
О Смертный! Умудрись, очисти умный взглядъ,
Отъ сердца своего отринь сомннiй бремя,
Не буди маловръ — не всякое ли смя,
Когда не согнiетъ, не процвтетъ во вкъ?
И ты ли плотiю погибнешь, человкъ!
Ничтожнйшiй зерна посешься безплоденъ?
Покровъ твоей души священъ и превосходенъ,
Зане его и Тотъ ношенiемъ почтилъ,
Кто твердъ небесъ одлъ покровомъ изъ свтилъ,
Покровъ твоей души сужденъ прежить вселенну,
Посянъ въ тлнiе, востанетъ въ жизнь нетлнну,
Въ жизнь чуждую скорбей, въ жизнь чуждую суетъ,
Вещественъ сется, духовенъ востаетъ,
Изъ мертвыхъ навсегда въ живые претворенный.
Смотри: — у ногъ твоихъ вiется червь презрнный,
Онъ кожу грубую оттрясши отъ себя,
И въ круглый видъ зерна длину свою склубя,
Какъ мертвъ лежитъ въ пыли, движенiя лишенный,
Промчится рядъ часовъ, и гадъ сей превращенный,
Досел ползавшiй со срамомъ по земл,
Получитъ нову жизнь, и стройность, и крил,
И низменность презрвъ, плняясь высотою,
На воздухъ возлетитъ, красуясь пестротою.
Такъ смертный, смертности совлекшися чрезъ смерть,
Хоть тлнъ его составъ успетъ въ пеплъ истерть,
Отъ пепла возродясь какъ фениксъ обновленный,
Въ эир воспаришь, безсмертьемъ воскриленный.
И такъ, о Человкъ! Знавъ волю Божества,
Зря гибель своего земнаго естества,
Не гибни разумомъ въ унынiи и страх.
Хотя бы о твоемъ давно истлвшемъ прах
Вс втры спорились, взвиваясь до небесъ,
Хотя бы онъ въ моряхъ и въ пропастяхъ исчезъ:
Безстрашенъ пребывай. — Ты, силою Господней,
Отъ втровъ, отъ морей, отъ нощи преисподней,
Востребуешь свой прахъ — и будешь жить всецлъ.
Не се, ты узришь самъ славнйшее изъ длъ
Превчной Благостью во времени творенныхъ:’
Рекла — и отъ моихъ очей примрачныхъ, бренныхъ,
Завсу вчности поспшно отвлекла.
Исчезла предо мной вковъ густая мгла,
Я зрю грядущее, я зрю кончину мiра:
Уже послднiй день касается эира,
Межъ тмъ какъ смертныя безпечны племена,
Въ часы полунощи, вкушаютъ сладость сна,
Блеснулъ, какъ молнiя, изъ тмы десятеричной,
Блеснулъ сей грозный день, отмщенiю приличной,
Который для суда уставленъ искони,
Для коего Творецъ создалъ вс прочи дни,
И небо сотворилъ, и въ неб сонмы звздны,
Для коего земля возникнула изъ бездны,
Изъ праха человкъ, и вчность, вкъ Боговъ,
На бреннаго сошла отъ выспреннихъ круговъ.
Изъ внутреннихъ небесъ ревутъ немолчны громы,
И гулы, быстротой изъ мiра въ мiръ несомы,
Разятъ во слухъ земли, трясутъ вселенной дно:
Не свтитъ славою свтило ни одно,
Не блещетъ красота лазурныхъ сводовъ пеныхъ,
Но зрится токмо блескъ отъ знаменiй ужасныхъ, —
И весь пространный свтъ, отъ ярыхъ оныхъ грозъ,
Разсыпаться готовъ и вновь прейти въ хаосъ.
Се Ангела полетъ я вижу надъ собою:
Одянъ облакомъ спустился онъ съ трубою,
Лицемъ луча какъ день — какъ огненны столпы,
Поставилъ онъ свои незыбкiя стоны,
Десную на моря, и шуюю на суши,
Трубою вострубилъ — и вс усопшихъ души
Стремятся изъ своихъ безвстныхъ смертнымъ мстъ,
Или во глубин, или превыше звздъ,
Гд чаяли он съ живительной отрадой,
Или страшилися съ томительной досадой,
Неизмняемой, грядущiя судьбы.
Обратно прилетвъ на грозный гласъ трубы,
Спрягаются навкъ съ ихъ вчными тлами.
Отъ звука трубнаго эиръ потекъ валами,
Содроглись небеса и вс земли концы,
Живые умерли, воскресли мертвецы.
Подобно мравiямъ ползущимъ по долин,
Когда ихъ малый мiръ жезломъ изрытъ въ средин,
Исходятъ мертвые изъ ихъ пещеръ и ямъ,
Въ жизнь вчную одни, другiе въ вчный срамъ.
Не вс востали вдругъ, равно легки и скоры:
Иные съ горестью отверзли тяжки взоры,
И вспять водвиглися, и свой померкшiй зракъ
Отъ блесковъ отвратя, взыскуютъ вчный мракъ,
Въ неистовств бгутъ, терпя болзнь жестоку,
Отъ свера на югъ, отъ запада къ востоку,
Отъ гнва Божiя убжища прося,
Но бгство ихъ вотще — и всякая стезя
Приводитъ ихъ на казнь, хулящихъ дерзновенно.
Взываютъ къ пламени, чтобъ ихъ истнилъ мгновенно,
Къ бунтующимъ морямъ, чтобъ скрыли ихъ въ водахъ,
Къ скаламъ, чтобъ зинули, жаля ихъ въ бдахъ.
Бунтующи моря, изъ тайныхъ ихъ сокровищъ,
Рыгаютъ въ пагуб подобныхъ симъ чудовищъ,
Скалы, бгущихъ ихъ, глотаютъ на пути,
Чтобъ гнву Божiю на жертву соблюсти.
А т, которые къ Евангельскимъ урокамъ
Слухъ сердца приклонивъ, ругалися порокамъ,
Какъ морю бурному кремнистая скала,
Которыхъ твердости позыбнуть не могла
Ни прелесть красоты, ниже тиранства злоба,
Спокойно востаютъ изъ мирнаго ихъ гроба,
Уврены, что къ нимъ Богъ правды милосердъ:
Планеты низпадутъ — ихъ умъ на неб твердъ,
Трепещетъ нутрь земли — безтрепетны ихъ души,
Зiяютъ пропасти на мор и на суши,
Но не коснется имъ смятенiе и зло.
Безбдственны они — и ясное чело
На встрчу молнiямъ возносятъ безопасно,
Благословляютъ вс и мысленно и гласно,
Безсмертiя разсвтъ, дня вчнаго зарю,
Косненiй не терпя спшатъ предстать Царю,
И отъ щедротъ его таланты полученны
Ему же возвративъ, трудомъ ихъ приращенны,
Сподобиться наградъ какъ добрые рабы.
Се паки возшумлъ гласъ грозныя трубы,
И вихри бурные, въ пространств поднебесной,
Взвилися, понеслись — и силою чудесной
Сметаютъ отъ земли и гонятъ въ океанъ,
И горы, и лса, и грады многихъ странъ,
И вдругъ отверзлося необозримо поле.
Туда, покорствуя Зиждителевой вол,
Стекается въ одно, какъ сонмы многихъ водъ,
Весь жившiй иногда словесныхъ смертныхъ родъ:
Какое множество! Земля и воздухъ полны!
Не такъ тмочисленны въ моряхъ обширныхъ волны,
Листы дрожащiе въ угрюмйшихъ лсахъ
И звзды блещущи на чистыхъ небесахъ.
Вс войска славныя, которыхъ по глаголу
Стояли царствiя, или свергались долу,
И вся вселенная пустла, иль цвла,
Здсь вс теряются, тмы строевъ безъ числа,
Подобно какъ волна въ пучин водъ безбрежной.
Терзается злодй предъ казнью неизбжной,
Ликуетъ праведникъ, судъ милости хваля,
Но Вышнiй далъ свой гласъ — бысть трепетна земля,
Онъ небо приклонилъ, грядеть надъ облаками,
И тма его закровъ, и мраки подъ ногами,
Блистаютъ молнiи, и съ молнiями дымъ
Багровою стной предносится предъ нимъ,
Онъ взоромъ возсiялъ — сiяетъ видъ вселенной,
И слава Божiя всей твари изумленной
Явилася во тм слiянной изъ лучей,
Не смю я низвесть мерцающихъ очей:
Се Солнце истинны! Се Слово въ Савао!
Младенецъ Вилеемскъ! Страдалецъ на Голго!
Сынъ человческiй и Божiй истый сынъ,
Создатель всяческихъ! Отъ Троицы единъ!
Нисходятъ небеса въ величеств ужасномъ,
И Боги въ торжеств, въ веселiи согласномъ,
Летятъ за Судiей всесильнымъ, всесвятымъ:
Одинъ изъ ихъ числа, криломъ своимъ златымъ,
Сметаетъ солнцы въ низъ, какъ глыбы мрачны, черны,
Которыя пестрятъ сiянiя безмрны
Небеснаго сего изъ празднествъ празднества.
Мятется долу адъ отъ свта Божества,
Вращаясь въ пропасти отъ края и до края,
И звъ дымящiйся широко растворяя,
Во чрев пламенемъ и жупеломъ горя,
Рыгаешь изъ себя кипящiя моря,
И бури знойныя и тучи огненосны,
Скрежещетъ, ощутивъ мученiя несносны:
Но злобствуя еще, творецъ и жертва зла,
Алкаетъ поглотить добычи безъ числа.
Но се Архистратигъ, свтящъ и быстръ, какъ пламя,
Взлетлъ — и распустилъ Спасителево знамя:
Волнуется оно, шумитъ отъ высоты,
То скроет, то явитъ, полнеба красоты,
Багряный блескъ креста очервленилъ природу,
Поля воспламенил, содлалъ кровью воду,
Зарями освтилъ вселенную до дна.
Взираютъ на него земныя племена,
И т, которые подъ знаменемъ симъ славнымъ,
Собою немощны, съ оружiемъ неравнымъ,
Но чая въ небесахъ побднаго внца,
Противу крпкаго сражались до конца,
Прошивъ самихъ себя сражались неослабно,
Т, въ полномъ торжеств узрвъ сей знакъ внезапно,
Взыграли радостми — и къ слав восходя,
Возносятъ славою святого ихъ вождя.
А ты, развратный Мiръ! Ругавшiйся хулами,
И тмы грховныя продерзкими длами,
Надъ таинствомъ креста, надъ чудомъ изъ чудесъ!
(Въ которое хотятъ приникнуть отъ небесъ
И сами Ангелы умомъ своимъ высокимъ,
Которое блажать смиренiемъ глубокимъ,
Зане невидимый Творецъ ихъ и Господь
Сталъ видимъ ихъ очамъ, одянъ въ смертну плоть,
И первенствомъ вознесъ надъ ними человковъ.)
Куда, чудовище избгнешь отъ упрековъ,
Отъ дивныхъ Истинны сiянiй и лучей,
Перуновъ для тебя и ламенныхъ бичей?
Куда укроешься отъ совсти нещадной,
Которая какъ червь, тоскою безотрадной,
Грызетъ и будетъ грызть рабовъ твоихъ сердца?
О чада лживыя лжи всякiя отца!
Участiя вамъ нтъ во благости Господней,
И ваша пагуба не дремлетъ въ преисподней,
Часть мщенiя присплъ, терзайтеся во вкъ!
Отъ Слова вчнаго глаголъ уже истекъ,
И правые земли, во правд вры тверды,
Жестокiе къ себ, но ближнимъ милосерды,
Торжественно грядутъ, любимцы Судiи,
Возссть на царскiя сдалища свои,
Хвалиться въ вчности преславною судьбою,
Измну сатаны вознаградивъ собою,
Дополнить праздныя обители небесъ,
И вновь возжечь лучи, которыхъ блескъ исчезъ,
Жить въ ндрахъ тишины оставивъ бурны грозы,
Безсмертной младости срывать въ Едем розы,
И пить въ источник отъ истины святой,
Отъ Солнца вчнаго блистая красотой,
Расти стяжанiемъ премудрости, блаженства
Не въ тускломъ отъ грха зерцал естества,
Не въ таинствахъ писменъ — но въ лон Божества.
Но гд возму я гласъ для горести душевной?
Гд слезы я возму, оплакать рокъ плачевной,
Отверженныхъ, увы! отъ Творческихъ щедротъ?
Громами раздалось проклятiе съ высотъ,
И вихремъ ихъ толпы на воздухъ восхищены
Свергаются стремглав, отчаяньемъ стягченны,
И Ангелъ ужасовъ, гремя за ними въ слдъ,
Разитъ и гонитъ ихъ въ жилище вчныхъ бдъ,
Гд казни лютыя, гд мщенiя свирпы,
Низринулъ ихъ туда, и вчные заклепы
Надъ ними укрпивъ, навкъ запечатллъ,
И Гнву Божiю оставивъ сей удлъ,
Направилъ къ Благости крил свои поспшны.
Рыданiе, и плачъ, и стоны безутшны
Во тм узилища услышалися вдругъ,
И въ гулахъ далеко разносятся вокругъ
По тм объемлющей весь тартаръ безобразный.
Такъ жителей земли свершился жребiй разный,
Въ награду ихъ добротъ, въ каранiе ихъ злобъ.
Еще ударилъ громъ — и огненный потопъ,
Отъ узъ освободясь по вчному глаголу,
Отъ трона Божiя, какъ буря мчится долу,
Бунтуетъ на земл, бунтуетъ подъ землей:
Пучины воскипвъ пылаютъ какъ елей,
Весь воздухъ зрится огнь, вся суша раскаленна,
Нашъ Богъ въ величiи, и въ пламени вселенна.
Но се, раждаются изъ пепла чудеса:
Я вижу новыя всесвтлы небеса,
Я вижу новую нетлющую землю,
Зрю блески радости, шумъ празднующихъ внемлю,
Оттол изгнаны болзнь, и смерть, и грхъ,
Тамъ правда царствуетъ… Но зрлище утхъ
Завсой вчности внезапу прикровенно,
Какъ солнце тучею затмилося мгновенно
И вновь явилась ночь во слав надо мной.
Течетъ державная съ безмолвной тишиной,
Имюща луну свтильникомъ для странства,
Въ пучин плавая небеснаго пространства,
Для кристальныя, еирныя струи.
Свершаютъ правильно движенiя свои,
Невмстныя числу, чуть блещущи свтилы.
Внизу вокругъ себя я вижу вновь могилы,
На кои сыплется свтъ блдный отъ небесъ
Сквозь влажны втвiя чернющихъ древесъ,
По коимъ, какъ зефиръ межъ тнями и мглами,
Миръ кроткiй носится нешумными крилами,
Миръ дышетъ на меня — я мирствую душей,
Сокрылись отъ моихъ взыскующихъ очей
Востока вчности виднiя чудесны,
Но разумъ мой паритъ въ селенiя небесны,
Оставивъ на земл дремать словесныхъ родъ.
О какъ витiйственно блеститъ сей звздный сводъ!
Наставленъ, вдохновенъ и преисполненъ Богомъ,
Высоки истинны гласитъ высокимъ слогомъ,
И гд, въ обширности творенiя всего,
И гд не слышатся вщанiя его?
Безмолвiемъ гремитъ, бесдою всемирной,
Поверхъ всея земли, надъ твердiю сафирной,
Гремитъ и въ пропастяхъ подземной губины.
Свтильники сiи небесныя страны,
Являютъ намъ Творца, въ могуществ безмрнымъ,
И въ бездну Божества глубоко свтятъ смертнымъ:
Богъ духъ — и зрть его не можетъ тлнный взоръ,
Но видимъ мы его чудесъ сихъ зря соборъ:
Какая красота, величiе, устройство!
Все быстро движется и все хранитъ спокойство,
Безъ отдыха бжитъ — и нтъ въ пути преградъ.
Едва мы возведемъ на небо робкiй взгяд,
Почто Всесилiе сртаетъ насъ ничтожныхъ
Несчетностью чудесъ, лишь оному возможныхъ?
Чтобъ умъ нашъ возбудить, и вс разгнавъ мечты,
Къ Тому его возвесть, который съ высоты
Спускаетъ къ намъ сiи сребристы цпи свта,
Да тми отъ суетъ, отъ низкаго умета
Къ Себ насъ привлечетъ заботясь какъ отецъ,
И наши чистыя желанiя сердецъ
Привяжетъ на всегда узломъ неразршимымъ
Къ селенiямъ своимъ, безсмертными блажимымъ.
Вся твердь небесная не книга ли уму,
Которою Творецъ бесдуетъ къ нему
И учитъ мудрости вс вки и народы?
Взирая на лице полнощныя природы,
Не льзя не вопросить: Чьихъ рукъ сiи дла?
Чья мышца сильная движенiе дала
Катящимся мiрамъ, въ числ рос подобнымъ?
Кто глыбамъ вещества, вращаться неудобнымъ,
Громадамъ тягостнымъ далъ легкость, быстроту?
Кто мрачность ихъ облекъ въ блестящу лпоту?
Кто свтомъ заселилъ пустыни древней нощи?
Кто ндра пустоты, бездонные и тощи,
Наполнилъ солнцами для славы своея?
Кто призвалъ въ бытiе изъ тмы небытiя
Вс оны чудеса — и всю сiю вселенну
Повсилъ на ничемъ, какъ перлу драгоцнну
Къ престолу своему, къ подножiю его?
О Буйство! Умудрись отъ зрлища сего,
Воззри на небеса и обратись, Безбожникъ!
Кто глыбамъ вещества, вращаться неудобнымъ,
Громадамъ тягостнымъ далъ легкость, быстроту?
Кто мрачность ихъ облекъ въ блестящу лпоту?
Кто свтомъ заселилъ пустыни древней нощи?
Кто ндра пустоты, бездонные и тощи,
Наполнилъ солнцами для славы своея?
Кто призвалъ въ бытiе изъ тмы небытiя
Вс оны чудеса — и всю сiю вселенну
Повсилъ на ничемъ, какъ перлу драгоцнну
Къ престолу своему, къ подножiю его?
О Буйство! Умудрись отъ зрлища сего,
Воззри на небеса и обратись, Безбожникъ!
Художество узрвъ, познай что есть Художникъ,
И жертвуй Сильному смиренiемъ души,
Или затми всю твердь, вс звзды потуши,
Безмолвстствовать вели вселенной вопiющей,
Въ творенiяхъ Творца хвалить непрестающей,
Взывающей во дни, и славящей въ ночи.
О Ночь! Которая, взявъ сребрянны ключи,
Полнеба отворивъ по сумрак уныломъ,
При свт скрытые завистнымъ дня свтиломъ
Даруешь намъ узрть безчисленны мiры!
Владыку мн открой, чьи щедрые дары,
Чьи царски утвари, блестя на горнемъ свод,
Съ такою пышностью являются природ,
Да падши поклонюсь всемiрному Царю.
Къ нему я возношусь! Какъ быстро я парю!
Какъ малится земля, скрывается отъ взоровъ!
Превыше внутреннихъ воздушныхъ громкихъ споровъ,
Пушистыхъ снга гнздъ, исходища дождей,
Превыше огненныхъ, пылающихъ пещей,
Гд молнiй и громовъ сплавляются перуны,
Превыше тхъ пещеръ, гд бури дремлютъ юны
И ждутъ растущихъ крилъ, и строятъ слабый гласъ
На оный грозный ревъ, который въ краткiй часъ,
Позыблетъ, потрясетъ, подвигнетъ мiръ порочный.
Взыскую отъ стихiй, гд кроется Всемощный,
Стихiи мн даютъ молчанiе въ отвтъ.
Превыше возношусь блуждающихъ кометъ,
Трясущихъ, въ страхъ земл, огнистыми власами:
Въ эир вижу степь горящу чудесами,
Гд Солнца вчнаго чермнуется заря,
Гд Звзды, какъ пески, сверкая и горя,
Своими блесками величатъ славу Бога,
И все ихъ множество — лишь прагъ его чертога,
Но множеству ихъ нтъ извстнаго конца,
И гд же жительство вселенныя Творца?
Но что мн вопрошать? Едва ли то безгршно!
Смирись, моя Душа! Во прахъ повергнись спшно,
И чти всемстное, близъ суще Божество.
Сiе чистйшее, святое Существо
Съ престола своего на землю приникая,
И взглядомъ обозрвъ вся дольняя благая,
Не видитъ ничего толь цнаго на ней,
Ниже толь славнаго межъ звздныхъ сихъ огней,
Какъ сердце чистое, смиренно, сокрушенно,
Величiю его покоище священно,
Храмъ святости его, совмстный небесамъ.
Творецъ непостижимъ — и таинство Онъ самъ,
И вс его дла таинственны и чудны.
Великость ли его вмстится въ мысли скудны?
Единый изъ его безчисленныхъ лучей
Едва, едва стерпимъ для умственныхъ очей:
Безмрно возносясь превыше всхъ творенiй,
Превыше выспреннихъ мечтанiя паренiй,
Особится единъ, неизреченный Онъ,
На правд, на любви его почiетъ тронъ,
И доблести сiи, объявъ одна другую,
Хвалой превознося Премудрость всеблагую,
И сами удивясь союзу своему,
Гремятъ о ней всегда созданiю всему.
Полнъ въ дйствiяхъ своихъ всевластныя свободы,
И манiе его — рожденiе природы,
И снь его руки — природы твердый щитъ:
Ея рушенiе — его суровый видъ!
И адъ бунтующiй — его прещеньемъ связанъ. —
Одянъ лпотой и силой препоясанъ,
Все сущее творитъ, творя свой произволъ.
На все парящее Онъ смотритъ въ долъ и въ долъ,
И мритъ пядiю безмрность, безконечность.
Онъ солнце благости — и день его, есть вчность.
Симъ Солнцемъ гряся духовный мiръ живетъ,
Предъ симъ, свтъ зримый — тма, предъ симъ, тма бездны — свтъ!
Но кто изъ созданныхъ сочтетъ его изрядства?
Премудрости его исчислитъ вс богатства?
Сокровища его раскроетъ естества?
Опишетъ Божество? — Се подвигъ Божества,
Ему единому удобный и возможный.
Сый, Бывый, Будущiй! Прости, что прахъ ничтожный
О имени твоем, и страшном, и святомъ,
Дерзнулъ нмотствовать въ ум своемъ простомъ.
Теб, котораго не могутъ пть достойно
И лики Ангеловъ, поющи дивностройно,
Отъ насъ и самая высокая хвала,
(Толико низки мы) едва ли не хула.
Молчалъ бы мой языкъ, могиламъ симъ подобно,
Когда бы не Господь, призрвъ благоутробно,
Далъ слово своему смиренному рабу.
Ты, сердца моего внявъ громкую мольбу,
Усердiе прiялъ въ лишенiи искуства,
Ты гласъ мой укрпилъ, очистилъ мысли, чувства,
Ущедрилъ нищету моихъ душевныхъ силъ,
Ты нощiю меня, Свтъ вчный, постилъ
И псни далъ моей крил высокопарны,
Вселенной прелетть предлы огнезарны,
Сквозь вки пронестись на край временъ и лтъ,
На онъ полъ времени направить свой полетъ,
Собрать и провщать т истинны священны,
Отъ коихъ познаютъ умы неразвращенны,
Безсмертное прозрвъ по смерти бытiе,
Въ семъ свойств Божества участiе свое,
Свой долгъ между живыхъ, свой жребiй за гробами,
И въ прахъ смиряются предъ вчными судьбами!
Богъ сердца моего! Благiй! Благоволи,
Да пснь сiю къ Теб возславшiй отъ земли,
Свершивъ ко смерти путь на поприщ терновомъ,
Да внидетъ въ твой покой — и тамъ, въ Сiон новомъ,
Сiянiемъ твоимъ проникнутъ и объятъ,
Въ собор Ангеловъ воскликнетъ: Святъ! Святъ! Святъ!
КОНЕЦЪ.
Такъ называется въ Священномъ Писанiи (Исх. гл. 28 ст. 15, 30) одно изъ великолпнйшихъ облаченiй ветхозавтнаго первосвященника, а именно: златошвенный нагрудникъ, къ которому прикрплялись въ 4 ряда 12 драгоцнныхъ камней. По сказанiю Iосифа Флавiя (Древн. Iуд. част. 1 кн. 1 гл. 8) Всевышнiй чрезъ камни сiи, сообщая онымъ чрезмрное сверхъ естественное сiянiе, предвозвщалъ народу своему побду надъ врагами, и вообще, на вопрошенiе первосвященника о будущемъ, издавалъ пророчественные отвты.
Ширинский-Шихматов Сергей Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Песнь Российскому слову, Ширинский-Шихматов Сергей Александрович, Год: 1809
  2. Ободрение свободному каменщику, Голенищев-Кутузов Павел Иванович, Год: 1829
  3. ‘Солнце скрылось за горами…’, Аладьин Егор Васильевич, Год: 1824
  4. Прометей, Байрон Джордж Гордон, Год: 1817
  5. Я слышу звук его речей…, Коц Аркадий Яковлевич, Год: 1902
  6. Отроковица, Мей Лев Александрович, Год: 1861
  7. Безпристрастие мое при чтении: ‘Благонамеренного’, Георгиевский Иван Васильевич, Год: 1824
  8. Ода на рабство, Капнист Василий Васильевич, Год: 1783
Электронная библиотека