И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма в восемнадцати томах.
Том одиннадцатый. ‘Литературные и житейские воспоминания’. Биографические очерки и некрологи. Автобиографические материалы. Незавершенные замыслы и наброски. 1852—1883
Издание второе, исправленное и дополненное
М., ‘Наука’, 1983
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ ТУРГЕНЕВ
29 октября (10 ноября) нынешнего 1871 года скончался в своей вилле Вербуа (Ver-Bois — или ‘Зеленая роща’, как называл ее покойник), возле Буживаля в окрестностях Парижа, один из самых замечательных и — прибавим смело, как бы отвечая перед нелицемерным судом потомства,— один из благороднейших русских людей, Николай Иванович Тургенев.
Мы не намерены входить теперь в подробную оценку покойного как политического деятеля, ученого и публициста: превосходные статьи г. Пыпина, в которых он столь часто опирается на свидетельство Николая Ивановича и цитирует его, снова обратили в последнее время внимание мыслящей части публики на этого изгнанника особого рода, который, проведя почти полстолетия в отдалении от родины, жил, можно сказать, только Россией и для России. Конечно, ни один будущий русский историк, когда ему придется излагать постепенные фазисы нашего общественного развития в XIX столетии, не обойдет молчанием Н. И. Тургенева, он укажет на него, как на одного из самых типических представителей той знаменательной эпохи, которой присвоено название Александровской и в течение которой были заложены или возбуждены зачатки преобразований, совершившихся при другом Александре.
Мы ограничимся сообщением некоторых биографических, библиографических данных и посильным воспроизведением личного характера и образа человека, к которому чувство глубокого сердечного уважения привязывало нас более, чем узы отдаленного родства.
Николай Иванович родился не в 1787 и не 1790 году, как было ошибочно показано в нескольких биографиях,— а 11 (22) октября 1789 года — от Ивана Петровича Тургенева и Екатерины Александровны, урожденной Качаловой. Родился он в Симбирске, где и провел первое свое детство, но воспитывался в Москве, на Маросейке, в доме, принадлежавшем его семейству (ныне этот дом — собственность гг. Боткиных). У него было три старших брата: Иван, умерший в детстве, Андрей, скончавшийся в 1803, Александр, скончавшийся в 1845, и один младший, Сергей, скончавшийся в 1827 году. Отец, Иван Петрович, недолго пережил своего любимца, Андрея, друга Жуковского, мать скончалась гораздо позже. Значение всего этого семейства Тургеневых достаточно известно: оно не раз служило предметом литературных и критических изысканий. Можно без преувеличения сказать, что они сами принадлежали к числу лучших людей и тесно соприкасались с другими лучшими людьми того времени. Их деятельность оставила заметный и не бесполезный, не бесславный след. Николай Иванович, по примеру брата своего Александра, учившегося в Гёттингенском университете, также в 1810 и 1811 году слушал в том же университете лекции у тогдашних знаменитых профессоров — Шлецера, Геерена, Гёде и других, он занимался преимущественно политической экономией, финансовыми и камеральными науками. Посетив в 1811 году Париж, где он видел Наполеона на вершине своей славы, но уже предчувствовал его падение, 12-й год он провел в России, а в 13-м году был, как известно, прикомандирован к знаменитому Штейну, память которого он до старости чтил как святыню, сам Штейн питал чувство дружелюбия к молодому своему помощнику: имя Николая Тургенева, по его словам, было ‘равносильно с именами честности и чести’. Николай Иванович сопровождал в качестве комиссара от правительства нашу армию в кампании 14-го и 15-го годов, и в начале 1816 года вернулся в Россию, несмотря на убеждения Штейна, который хотел удержать его при себе. Скоро потом он издал свой ‘Опыт теории налогов’. В этом сочинении, доставившем ему немедленно почетную известность, он, говоря его собственными словами, пользовался всякой представлявшейся ему возможностью для нападения, с государственной и финансовой точки зрения, на крепостное право или бесправие, на этого врага, с которым он боролся целую жизнь — боролся дольше всех и, быть может, раньше всех своих современников. Назначенный статс-секретарем при Государственном совете, Николай Иванович в 1819 году представил императору Александру, через графа Милорадовича, записку, озаглавленную: ‘Нечто о крепостном состоянии в России’. Мысль, проведенная им в этой записке, состояла в том, что конец рабству может положить одно самодержавие, что оно одно может избавить Россию от подобного позора. Мысль эта поразила императора, и он сказал графу, что возьмет лучшее из этой записки, благородная откровенность которой не прибегала ни к каким уловкам и оттенкам, и ‘непременно сделает что-нибудь для крестьян’. Истории ведомы причины, почему это обещание осталось без исполнения… Мы не станем вдаваться в них. Н. И. Тургенев занимал должность статс-секретаря до 1824 года. Выехав из России, для поправления своего здоровья, в апреле месяце того же года, он увидел ее только в 1857 году — уже старцем. Известны также причины, превратившие человека, которому, казалось, всё сулило блестящую карьеру, которого ожидал министерский портфель, о котором сам император Александр не однажды выражался, что он один может заменить ему Сперанского,— превратившие, говорим мы, этого человека в государственного преступника, осужденного на смертную казнь. Известна также та настойчивость, с которою Н. Тургенев, опровергая доводы доклада следственной комиссии, утверждал свою неповинность в деле 14 декабря. Его неявка на вызов из-за границы решила его судьбу, хотя в наших законах в то время за неявку не существовало определенного наказания. Несчастье Н. Тургенева было велико, силен был удар, обрушившийся на него, но и в самом своем несчастье он мог утешиться тем, что Штейн, друг и наставник его молодости, решительно и постоянно отказывался допускать легальность его осуждения… То же думал и так же высказывался Гумбольдт. Мнение Штейна и Гумбольдта впоследствии было разделено даже некоторыми из осудивших Н. Тургенева!
Подтвердить справедливость этих последних слов могут, кроме книги ‘La Russie et les Russes’ {‘Россия и русские’ (франц.).}, письма Александра Тургенева к брату Николаю, собранные покойником и уже почти оконченные печатаньем в Лейпциге (укажем, между прочим, на те письма, где А. И. Тургенев приводит слова князя Козловского). Семейство Н. И. Тургенева почитает своей обязанностью исполнить его намерение, и эти письма скоро появятся в свет. Корректурный экземпляр находился в наших руках, и мы можем свидетельствовать об их занимательности и важности для изучения эпохи, последовавшей за 1825 годом. Письма эти являют в весьма привлекательном свете самого А. И. Тургенева — человека, который, сколько мы можем судить, не вполне верно оценен нашим поколением.
Николай Тургенев, лишившись за границей нежно любимого им брата Сергея (глубокая привязанность всех членов тургеневского семейства друг к другу составляет как бы отличительную их черту), удалился сперва в Англию, потом в Швейцарию, где он познакомился с будущей своей супругой, Кларой, дочерью сардинца, маркиза Виарис, храброго офицера наполеоновских войск, которому товарищи на поле сражения при Прейсиш-Эйлау единогласно присудили предоставленный их дивизии титул барона империи. Н. Тургенев женился на девице Виарис в Женеве, в 1833 году, и прижил с нею двух сыновей и дочь. В 1857 году он в первый раз, в 1859 году во второй раз посетил Россию, а в 1864 увидел ее снова с чувством Симеона, взывающего: ‘Ныне отпущаеши!..’ Ненавистное рабство наконец прекратилось! Благополучно царствующий государь возвратил ему чины и дворянское достоинство, но если сердце старца было преисполнено чувством благодарной любви к монарху, то, конечно, не столько за эту милость, которая в глазах Тургенева была не что иное, как акт правосудия, сколько за совершение, силой царского самодержавия, всех заветных его надежд и мечтаний! Впрочем, вот собственные его слова: {‘Чего желать для России?’ Предисловие, стр. XXVI—VII.}
‘Если… я был так предан Александру Первому за одно его желание освободить крестьян, то каковы должны быть мои чувства к тому, кто совершил это освобождение, и совершил столь мудрым образом? Ни один из освобожденных не питает в душе более любви и преданности к освободителю, нежели сколько я питаю, видя, наконец, низвергнутым то зло, которое мучило меня в продолжение всей моей жизни!’
В 1871 году Н. Тургенев скончался тихо, почти внезапно, без предварительной болезни. Два дня перед тем он еще, несмотря на свои восемьдесят два года, делал прогулку верхом.
Н. И. Тургенев безустанно, со всем жаром юноши, со всем постоянством мужа, следил за всем, что совершалось в России хорошего и дурного, радостного и печального,— и отзывался живым словом и печаткой речью на все жизненные вопросы нашего быта. Вот по возможности полный перечень изданных им книг и брошюр:
а) Опыт теории налогов. 1818.
б) La Russie et les Russes (3 части). 1847.
в) La Russie en prsence del crise Europenne {Россия и современный европейский кризис (франц.).}. 1848 {А не в 1869 году, как сказано в некрологической статье, помещенной в ‘Голосе’. В этой брошюре находится замечательное предсказание Крымской войны.}.
г) Пора! 1858.
д) О силе и действии рескриптов 20-го ноября (1857 г.) 1859.
е) Вопрос освобожденья и вопрос управления крестьян. 1859.
ж) О суде крестьян и о судебной полиции в России. 1860.
з) Un dernier mot sur l’mancipation des serfs {Последнее слово об освобождении крепостных (франц.).}. 1860.
и) О новом устройстве крестьян. 1861.
і) Взгляд на дела России. 1862 {Тут помещена, между прочим, и Записка 1819 года.}.
к) О разноплеменности населения в русском государстве. 1866.
л) Ответ Е. Ковалевскому и на статью в ‘Инвалиде’. 1867.
м) Чего желать для России? 1868.
н) О нравственном отношении России к Европе. 1869.
Сверх того, в ‘Колоколе’ было помещено письмо Н. Тургенева к А. И. Герцену. Он был также один из основателей (в 1854 году) в Париже ассоциации под названием: ‘Всеобщий христианский союз’ (Alliance chrtienne universelle). Николай Иванович, как и всё его семейство, был проникнут глубоко религиозным чувством, не исключительно фанатическим, но свободным и широким.
Скажем теперь несколько слов о нем самом, об его характере. Есть отличное английское выражение: ‘A single-minded man, singleness of mind’ {‘У прямодушного человека и ум прямой’ (англ.).}, которое как нельзя лучше определяет самую сущность Н. И. Тургенева. В устах англичан эти выражения звучат особой похвалой: они обозначают ими не одну лишь неизменяемость, ‘одинаковость’ убеждений, но и правдивость и искренность их. Сам Н. Тургенев говорит о себе — и с полным на то правом: ‘Я остался верен моим убеждениям. Мнения мои никогда не переменялись’ (‘Русский заграничный сборник’. Часть V-я, предисловие). Существует французское изречение:
L’homme absurde est celui qui ne change jamais 1…—
1 Глупец тот, кто никогда не изменяется… (франц.).
но H. Тургенев не страшился быть этим ‘homme absurde’. Впрочем, не должно думать, чтоб он оставался глух и слеп перед истиной, не отступая ни на шаг от своих принципов, он готов был допустить различность способов к их применению. Он слишком был добросовестен, в нем слишком было мало личного эгоизма и самомнения, чтобы не признать превосходства способа чужого перед придуманным им самим, когда это превосходство было ему доказано. Это случилось с ним, например, в деле крестьянского выкупа.
Не зная еще, каким образом разрешит его правительство, он предлагал уступить крестьянам безвозмездно одну треть всей земли, и на этом основании устроил в 1859 году, в полученном им по наследству имении, добровольный раздел с крестьянами. Они остались довольными,— но это не помешало, однако, Николаю Ивановичу впоследствии признать превосходство системы, введенной правительством.
Эта ‘одинаковость’ и всецелость убеждений придавала, конечно, Николаю Ивановичу некоторую если не исключительность, то односторонность… Но все почти дельные умы — односторонни. Беллетристика и художество его интересовали мало: он был человек по преимуществу политический, государственный, в высокой степени одаренный чувством равновесия и меры. Граф Каподистриа, хороший судья, отзывался о нем, что он был бы государственным человеком даже в Англии. Вместе с твердостью и неизменяемостью убеждений в душе Николая Ивановича жила несокрушимая любовь к правосудию, к справедливости, к разумной свободе — и такая же ненависть к угнетению и кривосудию. Человек с сердцем мягким и нежным, он презирал слабость, дряблость, страх перед ответственностью. Грубость, неуважение человеческой личности, жестокость возмущали его несказанно. ‘Je has cruellement la cruaut’ {‘Я жестоко ненавижу жестокость’ (франц.).} — мог он сказать вместе с Монтеньем. Сострадание ко всякому несчастью было тоже выдающеюся чертою его характера, и не пассивное сострадание, а деятельное, почти ретивое, не было человека, который бы давал охотнее, щедрее и скорее. Он действительно, в точном смысле слова, приносил жертвы с радостью, почти с благодарностью тому, кто доставлял ему случай приносить эти жертвы. На всё великое, великодушное сердце его откликалось с той силой чувства, с тем порывом и пылом, которых в нашу эпоху как-то уже не встречаешь! Подобно многим своим сверстникам, этот старик остался юноша душою, и трогательна и изумительна для всех нас, столь рано устающих и столь слабо увлекающихся, была свежесть и яркость впечатлений этого неутомимого борца! Мы уже упомянули выше, говоря о чувствах его к государю, как горячо умел он любить тех, в ком видел благодетелей своей родины… Мы можем прибавить, что нам редко случалось видеть нечто более умилительное, как Н. Тургенева, предстоявшего с бегущими по щекам слезами в церкви парижского посольства во время молебна за государя, в день, когда пришло известие о появлении манифеста 19 февраля, редко случалось слышать нечто более искренне вырвавшееся из глубины растроганной души, как его восклицание: ‘Я не думал, чтобы после Штейна я мог полюбить кого-нибудь так, как полюбил Николая Милютина!’
‘Le trait caractristique de la vie de l’tre vraiment excellent qui nous rendons les derniers devoirs’ {‘Характерная черта жизни человека истинно прекрасного, которому мы отдаем последний долг’ (франц.).},— справедливо сказал на похоронах Н. Тургенева г-н M. П., сорокалетний друг его семейства. ‘Ce fut sa persvrante et inbranlable fidlit, son ardent et infatigable dvouement toutes les causes justes et humaines. Toutes et partout lui tenaient coeur… Ce qu’un aptre disait jadis: ‘O soffre-t-on que je ne souffre, o se rjouiton que je ne me rjouisse?’ N. Tourgueneff le pouvait dire aussi. Qui ne l’a surpris et souvent, pleurant d’indignation au rcit d’une iniquit, ou pleurant de joie, comme d’un bonheur personnel, au spectacle d’une dlivrance?’ {‘Это была его постоянная и непоколебимая верность, его пламенная и неутомимая преданность всему тому, что справедливо и человечно. Всё и повсюду хватало его за сердце. То, что один из апостолов сказал когда-то: ‘Чьим страданьем не страдал я, чьей радости не радовался?’ — мог сказать также и Н. Тургенев. Кто только не заставал его часто плачущим от возмущения при рассказе о несправедливости или от радости, как от личного счастья, при каждом зрелище освобождения?’ (франц.).}
Прибавим еще несколько слов о нем.
Несмотря на многолетнее пребывание за границей, H. И. Тургенев остался русским человеком с ног до головы — и не только русским, московским человеком. Эта коренная русская суть выражалась во всем: в приеме, во всех движениях, во всей повадке, в самом выговоре французского языка — о русском языке уже и упоминать нечего. Бывало, находясь под кровом этого радушного, гостеприимного хозяина-хлебосола (он жил на большую ногу — известно, что брат его, Александр Иванович, сохранил ему всё его состояние), слушая его несколько тяжеловатую, но всегда искреннюю, толковую и честную речь, ты невольно удивлялся, что почему ты сидишь перед камином в убранном по-иностранному кабинете, а не в теплой и просторной гостиной старозаветного московского дома где-нибудь на Арбате, или на Пречистенке, или на той же Маросейке, где Н. Тургенев провел свою первую молодость? Он говорил охотно, но все мысли его до того были обращены на современное или на будущее, что о прошедшем он распространялся мало, а о своем собственном прошедшем — уже вовсе никогда. Никогда из уст его не исходило жалобы, отсутствие личной озабоченности, личной требовательности привлекало к нему сердца домашних, друзей, самих слуг. Вот уж про него нельзя было сказать, что он ‘хвалитель старины’ — laudator temporis acli. Всякое известие с родины подхватывалось им на лету: он слушал рассказы о ней с жадностью, с страстным увлечением, он верил в нее, в наш народ, в наши силы, в наше будущее, в наши дарования. ‘Как теперь стали писать!’ — говаривал он, бывало, указывая иногда на довольно обыкновенную, но благонамеренную — и, главное, независимую журнальную статью! Зато ничто так не возмущало его, как известие о несправедливости, совершенной в нашем пространном отечестве. Она казалась ему анахронизмом в царствование Александра Второго. Он не допускал ее, он волновался, он горячился, он гневался ‘праведным гневом’ — his righliteous anger, как выразилась про него одна знакомая англичанка, он негодовал, быть может, даже более, чем те, которых эта несправедливость самих постигла. Изгнанник, постоянный житель Франции, он был патриотом по преимуществу… В польском вопросе, в вопросе об остзейском крае патриотизм этот выказывался, быть может, даже с излишней резкостью… {За час до смерти он читал 3-й том ‘Окраин России’ г. Самарина.}
И такому-то, вполне русскому человеку суждено было и жить и умереть за границей!
Но не будем слишком жалеть о нем… Воодушевимся скорей его примером! Пример человека, неуклонно преданного тому, что он признал за правду, полезен и нужен нам, русским! Из возможных благ, доступных людям, многие достались на его долю: он вкусил вполне счастье семейной жизни, преданной дружбы, он узрел, он осязал исполнение своих заветнейших дум… Будем надеяться, что и для тех из них, которые еще не исполнились и которым он посвятил свой последний труд, со временем так же настанет черед и что свершение их обрадует его хотя в могиле новою зарею счастья, которое оно принесет столь любимому им русскому народу!
Память его останется навсегда драгоценной для всех, кто знал его, но и Россия не забудет одного из лучших своих сынов!
Париж.
17/29 ноября 1871.
ПРИМЕЧАНИЯ
ИСТОЧНИКИ ТЕКСТА
Черновой автограф, 4 л. После текста помета: ‘Париж, 1871’. Хранится в отделе рукописей BiblHat, Slave 7, описание см.: Mazon, p. 85, фотокопия — ИРЛИ, P. I, оп. 29, No 226.
Беловой автограф, наборная рукопись, 4 л. После текста помета: ‘Париж, 17/29 ноября 1871’. Хранится в ИРЛИ, ф. 93, он. 3, No 1266.
Письмо Тургенева к М. М. Стасюлевичу от 15 декабря н. ст. 1871 г. с поправками к тексту некролога.
BE, 1871, No 12, с. 913—920.
T, Соч, 1880, т. 1, с. 362—372.
Т, ПСС, 1883, т. 1, с. 475—486.
Впервые опубликовано: BE, 1871, No 12, с подписью: И в. Тургенев.
Печатается по тексту Т, Соч, 1880, с учетом списка опечаток в письме Тургенева к Стасюлевичу.
С декабристом Н. И. Тургеневым И. С. Тургенева связывала многолетняя дружба, возникшая в 1845 году и продолжавшаяся до смерти Николая Ивановича (1871 г.) {См.: Тарасова В. М. О времени знакомства Тургенева с Н. И. Тургеневым.— Т сб, вып. 1, с. 276.}. Находясь в Париже, Тургенев часто встречался с Н. И. Тургеневым и его семьей, постоянно жившими там с 1831 года, а во время отъездов Ивана Сергеевича из Франции между обоими Тургеневыми поддерживалась регулярная переписка {См. публикацию М. П. Султан-Шах ‘Тургенев и семья декабриста Н. И. Тургенева. Из дневников Ф. Н. Тургеневой 1857—1883 гг.’ — Лит Насл, т. 76, с. 359—415, а также публикацию Ю. П. Благоволиной ‘Последнее перед смертью Н. И. Тургенева письмо к нему И. С. Тургенева от 2(14) апреля 1871 г.’ — Записки отдела рукописей ГБЛ. М., 1973, с. 198, 206.}. Вопросом, теснее всего сблизившим обоих писателей и служившим предметом постоянных обсуждений, было освобождение крестьян в России. Деятельный член декабристских тайных обществ, Н. И. Тургенев выдвигал на первое место в своей политической программе задачу уничтожения крепостничества. Он посвятил этому вопросу многие страницы своих трудов как до выезда за границу, так и в пору своей эмиграции. Общественные воззрения Н. И. Тургенева, в основе своей демократические, содержали, однако, противоречивые, характерные для либерального дворянства суждения о принципах и путях освобождения крестьян, в частности, известные колебания испытывал автор в вопросе о земельных наделах и выкупной системе. В конце 1850-х годов, в период начавшейся в России подготовки к реформе, в экономических и политических взглядах Н. И. Тургенева произошли изменения, поставившие его в ряд наиболее радикально настроенных деятелей освобождения крестьян {См.: Тарасова В. М. Декабрист Н. И. Тургенев и его место в истории общественного движения России 20—60-х гг. XIX в. Эволюция общественно-политических взглядов. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. Л.? 1966.}. Находясь в дружеских отношениях с лондонскими эмигрантами — Огаревым и Герценом, Н. И. Тургенев выступил в ‘Колоколе’ с рядом статей по крестьянскому вопросу {Hollingsworth Barry. N. I. Turgenev and ‘Kolokol’.— Slavonic and East-European Review, London, 1962, December, vol. 41, N 96, p. 89—100, Тарасова В. М. Декабрист Тургенев — сотрудник ‘Колокола’.— В кн.: Проблемы изучения Герцена. М., 1963.}. В тот же период и на той же почве происходит еще большее сближение Н. И. Тургенева с автором ‘Записок охотника’. Оба Тургенева производят практические эксперименты в своих имениях, еще до реформы перестраивая на новый лад отношения с крестьянами: И. С. Тургенев — во время пребывания в Спасском осенью 1859 года, Н. И. Тургенев — во время поездки в Россию в 1859 году и пребывании в своем имении Стародубе, Каширского уезда Тульской губернии {См.: Тургенев Н. И. Устройство села Стародуба.— Сев пчела, 1859, No 246, 11 ноября, ср. в кн.: Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг. М., 1963, с. 432—433.}. Наблюдения над живой русской действительностью привели Н. И. Тургенева к выводу о недостаточной радикальности подготовлявшихся в России экономических мероприятий и о половинчатом характере проекта освобождения крестьян, осуществлявшегося к тому же с большими оттяжками во времени. Эти взгляды полнее всего высказаны в письме Н. И. Тургенева к А. М. Горчакову от 7 ноября н. ст. 1860 года, где содержится резкий отзыв о предстоящей реформе, основные положения которой стали известны H. И. Тургеневу по опубликованному в Лондоне докладу Я. Ростовцева {См. в кн.: Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг., с. 439-440.}, а также в статье ‘О временной приостановке объявления о манифесте 19 февраля 1861 г.’, по всей вероятности предназначавшейся для ‘Колокола’. И. С. Тургенев принимал непосредственное участие в подготовке этой статьи, близкой ему по духу {См.: Русская литература, 1961, No 4, с. 134—149.}. Разделяя мнение автора о крестьянской реформе как о первом и важнейшем шаге в деле освобождения крестьян, И. С. Тургенев, как и Н. И. Тургенев, считал, что всякая оттяжка этого шага преступна. Однако Н. И. Тургенев, как и Герцен в эту пору, сохранял либеральные иллюзии в оценке роли Александра II в деле освобождения крестьян. С этой ошибочной позицией солидаризировался и И. С. Тургенев {См.: Т, ПСС и П, Письма, т. V, с. 387—388.}. Статья Н. И. Тургенева не была напечатана в ‘Колоколе’, так как вскоре после ее написания манифест о реформе был обнародован, но гражданская позиция ее автора была высоко оценена Герценом: ‘Мы всякий раз с чувством глубокого уважения встречаем имя Николая Ивановича Тургенева в числе передовых бойцов за свободу крестьян, за свободу суда, за свободу русского народа вообще’,— писал он в ‘Колоколе’ 15 октября 1860 г. Исполнено уважения к Н. И. Тургеневу и письмо к нему М. А. Бакунина от 30 июля 1862 г. {См. в сб.: Памяти декабристов. Л., 1926. Т. 3, с. 102—103.}
И. С. Тургенев впервые высказал публично свое отношение к Н. И. Тургеневу как к деятелю крестьянской реформы в речи на парижском банкете в 1863 году по поводу второй годовщины акта 19-го февраля (см. наст. изд., т. 12). Отдельные положения этой речи вошли и в некролог.
Черновой автограф некролога не имеет даты написания, кроме указания на год (1871), но несомненно, что Тургенев начал писать его после 11(23) ноября (см.: Т, ПСС и П, Письма, т. IX, с. 162, 519). На полях рукописи по ходу работы автор делал заметки для памяти: ‘Верность друзьям’, ‘О Милютине’, ‘Знание Н. И. Т. юриспруденции’, ‘NB. Пение русских молитв. Комната в Вербуа’. В окончательном тексте некролога пометам соответствует рассказ о постоянной привязанности Н. И. Тургенева к Г. Штейну, к братьям, о его отношении к Н. А. Милютину, о русской атмосфере, царившей в доме Тургеневых, об их религиозности. Говоря о высокой и разносторонней образованности Н. И. Тургенева, И. С. Тургенев собирался, по-видимому, указать на его юридические познания, обнаружившиеся особенно явственно в книге ‘Россия и русские’ (1847), где содержится острая критика русского судопроизводства (в связи с обвинением Н. И. Тургенева по делу декабристов), характеризуя другой его труд — ‘Опыт теории налогов’ (1818), на который опирались декабристы в своих проектах крестьянской реформы, Тургенев сделал на полях помету: ‘Дать полнее’, но так и не осуществил это намерение.
Дата на беловом автографе наборной рукописи указывает на время, когда автор завершил переписку своего черновика (17(29) ноября 1871 г.). Отличия окончательного текста от чернового в общем незначительны. Тургенев уточнил сведения о годах жизни братьев Н. И. Тургенева, о его женитьбе, дополнил текст цитатами из трудов декабриста, дал более точные библиографические справки и устранил из текста некоторые излишние подробности фактического порядка. Любопытно, что в том месте, где говорилось о надеждах, возлагавшихся на Александра I в деле освобождения крестьян (см. с. 177, строка 5), в черновом автографе было: ‘Неисполнение этого обещания сам Н. И. не ставил ему в вину, хотя скорбел о нем и скорбел пылко’. Изменены формулировки, характеризовавшие отношение друзей к изгнанничеству Н. И. Тургенева: слова ‘отказывался верить в законность его осуждения’ заменены словами ‘отказывался допускать легальность его осуждения’ (с. 177, строка 27), говоря об отношении к Н. И. Тургеневу влиятельного дипломата гр. И. Каподистрии, автор некролога устранил слова ‘искренно его любивший’. В остальном правка черновика носила стилистический характер. Перебелив рукопись, Тургенев в тот же день послал некролог из Парижа в Петербург, в редакцию ‘Вестника Европы’ (см. письмо к М. М. Стасюлевичу от 17 (29) ноября 1871 г.). 15(27) декабря 1871 г. Тургенев отправил Стасюлевичу список опечаток, замеченных им в корректуре некролога, но опечатки эти не были своевременно учтены и частично исправлены Тургеневым лишь в издании сочинений 1880 года. Некролог в издании 1883 года не был прочитан Тургеневым при подготовке тома к печати и не содержит существенных разночтений.
Стр. 175. … превосходные статьи г. Пыпина…— Имеются в виду очерки А. Н. Пыпина ‘Характеристика литературных мнений от 20-х до 50-х годов’ (BE, 1871, No 5, 9 и 12).
… изгнанника особого рода…— Н. И. Тургенев выехал из России за границу в 1824 г., мотивируя свой отъезд плохим состоянием здоровья. После суда над декабристами и заочного вынесения смертного приговора Н. И. Тургеневу как одному из учредителей и деятельных членов тайного общества, не явившемуся на суд, он остался за границей в качестве политического эмигранта.
…узы отдаленного родства.— И. С. Тургенев и Н. И. Тургенев принадлежали к разным дворянским родам: первый из них восходил к татарскому мурзе Льву (Ивану) Тургеневу и был внесен в родословную книгу дворянства Тульской губернии, второй происходил от Афанасия Борисовича Тургенева и был внесен в родословную книгу московского и симбирского дворянства (см.: Чернопятов В. И. Родословец Тульского дворянства. М., 1909. Ч. 6, с. 651—653, Руммель В. В. и Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. СПб., 1887. Т. 2, с. 549-551).
Стр. 176. …прикомандирован к знаменитому Штейну…— Прусский государственный деятель Генрих Фридрих Карл Штейн (1757—1831), реализатор крестьянской реформы и других преобразований в буржуазно-либеральном духе, в 1813—1815 гг. глава ‘правительственного совета’, руководившего восстановлением немецких провинций, отвоеванных у Франции.
Стр. 177. Истории ведомы причины, почему это обещание осталось без исполнения…— Имеются в виду смерть Александра I, восстание декабристов и последовавшая за этими событиями политическая реакция, надолго отодвинувшая крестьянскую реформу.
…опровергая доводы ~ утверждал свою неповинность в деле 14 декабря.— В 1830 г. Н. И. Тургенев написал ‘Замечания одного из обвиняемых на Донесение следственной комиссии, предназначенные для публикации после смерти’ — вариант написанных ранее оправдательных записок. В ‘Замечаниях’, вошедших позднее составной частью в книгу ‘Россия и русские’, автор ставил перед собой задачу не только реабилитировать себя лично, ссылаясь на свое отсутствие в России во время восстания и сводя к минимуму свое участие в деятельности тайных обществ, но и разоблачить юридическую несостоятельность всего процесса над декабристами.
…Штейн, друг ~ так же высказывался Гумбольдт.— В предисловии Н. И. Тургенева к изданию писем его брата говорится: ‘…в России меня провозглашали государственным преступником, осуждали на смерть и каторгу, немцы же говорили: одни, что мое имя есть синоним честности и лояльности, другие, что имя наше чтут в Германии. И между тем, как органами первого мнения были Блудовы и Сперанские, последнее выражалось Штейном и Гумбольдтом’ {Письма Александра Ивановича Тургенева к Николаю Ивановичу Тургеневу.— Lettres d’Alexandre Tourguneff son frè,re Nicolas. Лейпциг: изд. Ф. А. Брокгауза, 1872, с. VII, там же приводится письмо Гумбольдта к Н. И. Тургеневу.}. Гумбольдт Фридрих Вильгельм (1767—1835) — прусский государственный деятель и ученый.
Мнение ~ было разделено даже некоторыми из осудивших Н. Тургенева! — Имеется в виду сенатор Кушников Сергей Сергеевич (1765—1839), член Государственного совета, подписавший смертный приговор Н. И. Тургеневу. О перемене его отношения к последнему после чтения оправдательной записки рассказывается (без упоминания имени сенатора) в брошюре: Тургенев Н. Ответы: I) на IX главу книги ‘Граф Блудов и его время’ Ег. Ковалевского, II) на статью ‘Русского инвалида’ о сей книге. Париж, 1867, с. 17. Тот же рассказ о Кушникове содержится в письме А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу от 7(19) августа 1827 г. из Дрездена, см. ‘Lettres…’, р. 79—80.
…письма Александра Тургенева…— См. подстрочное примечание к этой странице.
…слова князя Козловского…— В июльских письмах 1827 г. из Эмса А. И. Тургенев сообщал брату, что П. Б. Козловский ‘только и твердит’ о нем и о ‘несправедливости суда и судей’. Там же приводится текст записки Козловского, опровергающей законность наказания Н. И. Тургенева за неявку в суд (‘Lettres…’, p. 40, 54—58). О князе Петре Борисовиче Козловском (1783—1840) см.: Пугачев В. В. Князь П. Б. Козловский и декабристы.— Уч. зап. Горьковского ун-та, 1963, вып. 58, с. 477—500.
Стр. 178. …с чувством Симеона, взывающего: ‘Ныне отпущаеши!..’— Цитата из Евангелия (от Луки, гл. II, стих 29 и след.).
…по возможности полный перечень изданных им книг и брошюр…—Дополненный перечень работ Н. И. Тургенева см. в ‘Библиографии декабристов’ Н. М. Ченцова (под ред. Н. К. Пиксанова. М., Л., 1929, с. 535—542). В этот перечень ошибочно (со ссылкой на указание редакции ‘Вестника Европы’, 1871, No 12, с. 917 примечание) включена работа: ‘La Russie et les Jsuites de 1772 1820, d’aprè,s de documents la plupart indits par Henri Lutteroth’. Paris, 1845. Ошибка, основанная на предположении, что А. Люттерот — псевдоним Н. И. Тургенева, повлекла за собой включение в библиографию последнего ряда работ на религиозные темы (см. :ПугачевВ. В. Исторические взгляды Н. И. Тургенева.— Уч. зап. Горьковского гос. ун-та, 1961, вып. 52, с. 308—312, ср. того же автора: К вопросу об исторических взглядах Н. И. Тургенева.— Там же, 1964, вып. 72, с. 185. О неизвестных ранее статьях Н. И. Тургенева см.: Тара-с о в а В. М. Декабрист Н. И. Тургенев и его место в истории общественного движения России 20—60 гг. XIX в. (Автореферат). Л., 1966, с. 44—46.
Список работ Н. И. Тургенева, приведенный в некрологе, содержит некоторые неточности, исправленные библиографические сведения выделены в тексте курсивом.
Стр. 179. …сказано ~ в ‘Голосе’.— Тургенев указывает на некролог, появившийся в ‘Голосе’, No 340, за 1871 год.
О суде ~ в России.— Точное название этой статьи, напечатанной в ‘Русском заграничном сборнике’ (Лейпциг, ч. IV, тетр. 1, 1860).— ‘О суде присяжных и о судах полицейских в России’.
Ответ Е. Ковалевскому и на статью в ‘Инвалиде’.— Имеется в виду брошюра: Тургенев Н. Ответы: I) на IX главу книги ‘Граф Блудов и его время’ Ег. Ковалевского, II) на статью ‘Русского инвалида’ о сей книге. Париж, 1867. В девятой главе названной книги Ег. П. Ковалевского (1866) оспаривались возражения Н. И. Тургенева в книге ‘Россия и русские’ Д. Н. Блудову как одному из составителей и редактору ‘Донесения следственной комиссии’ по делу декабристов. В газете ‘Русский инвалид’, No 303 от 26 ноября (8 декабря) 1866 г., была напечатана положительная рецензия А. С. Суворина (за подписью А. И—н) на книгу Ковалевского, содержавшая резкие выражения по адресу Н. И. Тургенева. В заметке от редакции (No 42 от 11(23) февраля 1867 г.) Н. И. Тургеневу было принесено извинение за резкости, но ‘ответы’ его на книгу Блудова и статью Суворина в ‘Русском инвалиде’, как на этом ни настаивал автор, напечатаны не были.
Сверх того, в ‘Колоколе’ было помещено письмо ~ А. И. Герцену.— Имеется в виду письмо Н. И. Тургенева к редактору ‘Колокола’ по поводу ‘Записок И. Д. Якушкина’, напечатанное в этом издании 1 февраля 1863 г.
Записка 1819 года.— Имеется в виду записка ‘Нечто о крепостном состоянии народа’, эта же записка приложена ко второму тому книги ‘Россия и русские’.
Стр. 180. …признать превосходство системы, введенной правительством.— Н. И. Тургенев был вынужден отменить собственные установления по устройству крестьянского быта, введенные им в 1859 г. в селе Стародуб Каширского уезда Тульской губернии, под давлением местных властей и требований самих крестьян. См. об этом в кн.: Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг. М., 1963, с. 434.
Граф Каподистриа ~ отзывался о нем…— Слова ‘Он бы не только в России, но и в Англии был человеком государственным’ сказаны были не графом Каподистрией, а кн. П. Б. Козловским (см. ‘Lettres…’, p. 57). Иоанн Каподистрия (1776—1831) — греческий и русский государственный деятель.
Стр. 181. …в церкви парижского посольства ~ 19 февраля…— О молебне в парижской посольской церкви 12(24) марта 1861 г., состоявшемся по инициативе Н. И. Тургенева, И. С. Тургенева, Н. С. Волконского, П. В. Долгорукова и других русских, И.С. Тургенев писал А. В. Дружинину 14(26) марта 1861 г.: ‘На днях мы в церкви отслужили молебен по поводу освобождения крестьян. Священник произнес краткую — и очень умную и трогательную речь, от которой мы почти все прослезились. Тут были Н. И. Тургенев, который может сказать, как Симеон: ‘Ныне отпущаеши’, и декабрист кн. Волконский и др.’. О том же он сообщал в письмах к В. Я. Карташевской от 14(26) марта, П. В. Анненкову от 22 марта (3 апреля), а также обменивался впечатлениями с Н. И. Тургеневым в письме от 13(25) марта. Об инциденте, разыгравшемся во время молебна между Н. И. Тургеневым и другим старейшим декабристом, С. Г. Волконским, см. в кн.: Волконский С. О декабристах. Пг., 1922, с. 131.
…полюбил Николая Милютина!’— Н. И. Тургенев восхищался H. А. Милютиным как деятелем крестьянской реформы. В письме к нему от 8 июня 1861 г. по поводу выхода в свет ‘Материалов редакционных комиссий’ Н. И. Тургенев писал: ‘…я более и более убеждаюсь в огромности труда и в необычайной заботливости тех, кои совершили великий подвиг’ (Рус Ст, 1873, No 6, с. 856).
…г-н М. П.— Г-н Мартен-Пашу Жозеф (1802—1873), протестантский священник и писатель, см. о нем — Т, ПСС и П, Письма, т. IV, с. 687.
Стр. 182. В польском вопросе ~ с излишней резкостью…— В книге ‘Россия и русские’ (1847) Н. И. Тургенев выступал сторонником полной государственной независимости Польши. В 1860-х годах он высказывался лишь за конституционные привилегии Польши. В брошюре ‘О нравственном отношении России к Европе’ польское восстание 1863 г. Н. И. Тургенев назвал безрассудным актом, недостаточно оправданным политикой русского самодержавия в Польше. Касаясь так называемого остзейского вопроса, И. С. Тургенев имел в виду сочувственное отношение Н. И. Тургенева к изданию Ю. Ф. Самарина ‘Окраины России’ (вып. 3, Берлин, 1871), где говорилось о распространении православия среди прибалтийских народностей.
Стр. 183. …посвятил свой последний труд…— Имеется в виду брошюра ‘О нравственном отношении России к Европе’ (Лейпциг, 1869), где в последней главе высказаны соображения Н. И. Тургенева о желательности установления в России ‘представительного правления’ в форме всероссийского Земского собора, созываемого по инициативе царя.