Въ дорогу отъ скуки.
Сочиненія и переводы
Барона I. Галкина.
1876.
НЕЗЕМНЫЯ СОЗДАНІЯ.
НЕЗЕМНЫЯ СОЗДАНІЯ.
Сцены.
Неземные создания, Дмитриев Андрей Михайлович, Год: 1876
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Дйстіе происходитъ во время бала. Закрывшись верами, сидли въ углу большой, роскошной гостинной графини X. дв восхитительныя двушки. Фамиліи ихъ называть нтъ причины. Ихъ оживленная болтовня заинтересовала меня, и я, незамченный, чуть-ли не рядомъ помстился съ ними.
Что это было за прелестныя головки!
Молодость, наивность въ этихъ двушкахъ сказывались поминутно: ихъ декольтированныя ручки носили тотъ розоватый цвтъ, который такъ присущъ первой юности, весенней свжести, ихъ шейки, цвтъ лица здоровый, свжій, говорили, что он еще не знакомы съ мигренями и прочими признаками увяданія!
Хохотали он, какъ дти, но… но женщины и кокетки сказывались уже въ нихъ.
Смотрите, какъ естественно показываютъ он крошечки ручки, великолпно тактированныя, какъ он, безъ всякой надобности, граціозно оправляютъ свои воздушныя юбки, чтобы показать дивныя затянутыя въ атласные башмачки, ножки, смотрите, какъ эти женщины — дти бросаютъ, будто мимоходомъ, сильно осмысленные, полные страсти, взгляды, какъ кокетливо хохочутъ он, безъ причины, но съ цлью показать свои зубы перламутры, какъ наивно опускаютъ глазки и какъ раздается ихъ звонкій, какъ разбившійся тонкій хрустальный стаканъ, голосокъ!
Вы невольно обратите вниманіе на эту парочку.
Какъ красивы ихъ открытыя плечики, какъ граціозны изгибы руки и какъ он, имя красивый профиль, кстати его показываютъ.
О, мои прелести! Вы, восторгъ, какъ милы!
Сколько въ васъ чистоты, наивности, и какъ просто, ловко сводите вы съ ума нашу бдную братію.
Счастливыя! Вы ложитесь спать, когда бдные люди уже на работу идутъ, вамъ незнакомы заботы, неизвстенъ трудъ! Пока вы молоды, двушки, за васъ думаютъ ваши родители, когда вы выйдете замужъ, за васъ будутъ думать мужья ваши! Счастливыя….
Родились вы въ антракт между мазуркою и вальсомъ, и вся ваша жизнь — веселый пиръ, балъ, пикникъ и пр…
Вы образованы, учены: еще маленькія одваете вы постомъ въ черное вашихъ куколокъ, а въ праздникъ въ блое, вы знали, и теперь,— понятное дло, — знаете, еще дтьми, что уже не носятъ теперь кринолиновъ, что юбки платьевъ длаютъ косыя, что шляпки теперь носятъ такія-то, а такія-то — прошлогодняя уже мода, вызнаете, какого цвта перчатки къ какому платью надваютъ и въ какихъ случаяхъ.
Вы знакомы съ игрою вера и вамъ понятенъ языкъ цвтовъ!
О, какъ вы образованы!
Вамъ нельзя не удивляться, нельзя не быть въ восторг отъ васъ.
Люблю я васъ, декабрьскія розы, февральская клубника!
Вы дороги, но вы не рдки въ нашъ XIX вкъ! Вы доступны всякому, у кого есть деньги и развитой вкусъ, и я….. я преклоняюсь предъ вами!
Вы кокетки уже въ колыбели, и ваши добрыя mamans передали вамъ все, что имли, что знали сами, а он…. глубоко образованы!
Сначала вы граціозные барашки съ розовыми ленточками на шейкахъ, потомъ вы красивыя козочки, съ колокольчиками, потомъ вы плнительно красивыя арабскія кобылки, породистыя и гордыя, потомъ вы воздушныя, неземныя барышни, и…. наконецъ интересныя жены! Потомъ…. потомъ вы…
Я смотрю на этихъ двухъ барышень и умиляюсь.
Я слушаю этихъ двухъ жилицъ неба и сожалю, отчего я не стенографъ.
Я не стенографъ, но все-таки я помню кое-что изъ разговора этихъ двухъ барышень, разговора полнаго значенія, полнаго глубокаго смысла.
— Ахъ, Надинъ! говорила барышня помоложе, поправляя свой голубой башмачекъ,— я не про этого говорю: я говорю вонъ про того, что стоитъ около двери, рядомъ съ толстымъ Ворскимь.
— Ну да, отвчала другая, я и говорю, что онъ вовсе не полковникъ, вдь я его знаю очень хорошо, онъ бываетъ у насъ: пресмшной…. Позволь…. его фамилія…. Фу, забыла…. Ну да это все равно…. Онъ бываетъ у насъ, мамаша увряетъ, что онъ очень умный человкъ, папаша спорить, что онъ дуракъ, а я уврена, что отъ него ужасно помадой пахнетъ.
— Но что-же помадить-то онъ? у него всего одна дюжина волосъ на голов.
— Препротивный! Я уврена, что онъ носить теплую фуфайку…
— Неужели?
— И самъ себ ржетъ мозоли на ногахъ.
— Фуй!
— Обрати вниманіе: онъ въ блой жилетк!
— Ха-ха!
— Грязныя перчатки.
— Чтобы ты длала, если-бы онъ былъ твой мужъ?
— Я, кажется, умерла бы….
— А я убжала бы….
А если онъ, хотлось ввернуть мн, добрый, честный человкъ? Если онъ умне всхъ этихъ шаркуновъ и все несчастье его — это неумнье одваться, какъ требуютъ въ свт, и только? Неужели и тогда убжала бы ты, воздушное созданье?
— Ну а видишь вонъ того господина, что подходитъ къ нему, съ орлинымъ носомъ, съ усиками?
— Да, да.
— Онъ только что пріхалъ съ Кавказа.
— Онъ не дуренъ вдь.
— Да, загорлый такой, интересный!
— Люблю я такія лица.
— Какимъ львомъ смотритъ онъ
— О, да.
— Я боюсь такихъ людей: когда они глядятъ — я не понимаю, что такое длается со мною! Дрожь какая-то пріятная.
— Представь, и со мной тоже самое.
— Онъ, говорятъ, раненъ въ битв…. въ битв…. ну не знаю какой….
— Бдный!
— И представь себ, когда его ранили, онъ упалъ безъ чувствъ и, очнувшись на третій день только, онъ лежалъ подъ грудою мертвыхъ тлъ.
— Ахъ, какой ужасъ!
— О, какъ я люблю военныхъ: вс боятся ихъ, уважаютъ, а они всегда такіе гордые, такими побдителями смотрятъ!
— Еще бы не смотрть.
— Прелесть что такое, эти военные! Война кончилась и они возвращаются домой покрытые славой и ранами!
— И дома разсказываютъ о страшныхъ битвахъ, въ которыхъ они участвовали!
— Объ ужасныхъ ранахъ, которыя они получали!
— Дома встрчаютъ ихъ съ торжествомъ….
— Украшаютъ ихъ геройскія груди орденами!
— О, восторгъ! восторгъ!— не говори….
— Что онъ, полковникъ?
— Да.
— А знаешь что? Я бы все-таки лучше вышла бы за стараго генерала, чмъ за него: почестей больше!
— Ты права.
— Представь себ, вхожу я молодая, красивая, на балъ подъ руку съ сдымъ, заслуженнымъ генераломъ, эфектъ-то какой, а?
— И не говори!
— Я опираюсь на его храбрую и вроятно, даже непремнно, раненую руку, и онъ проводитъ меня по всей зал, и кругомъ слышится шопотъ удивленія, восторга.
— Диво! съ ума сойти можно….
— Въ добавокъ ко всему этому, у генерала, твоего мужа, есть адъютантъ молодой, который влюбленъ въ тебя и страдаетъ!
— Не будемъ говорить объ этомъ! не будемъ!!
— Пожалуй.
— Скажи мн пожалуста, отчего ты не спускаешь волосы немного на лобъ? вдь теперь вс такъ носятъ.
— Да, chè,re petite, у меня волосы коротки слишкомъ! Вдь, что сзади-то, т шелковые.
— Вотъ видишь-ли, вс носятъ фальшивые волосы, а мн отецъ не позволяетъ, говоритъ: рано вамъ еще, сударыня, надувать честную публику. У самой коса чуть не крысиный хвостикъ, а туда же хочешь изумлять роскошными волосами.
— Крысиный хвостикъ! ай, ай какъ это по-мужицки!
— Но вдь я его все-таки не слушаюсь: у меня фальшивая коса, мн maman позволила.
— Вотъ это умно, а то…
— Т-съ, madame Кротовъ идетъ.
Наши пріятельницы умолкли.
Вдь, не правда ли, какія милыя, какія развитыя двушки?
Чего въ нихъ нтъ? Простота, наивность, знаніе свта и прочія добродтели.
О, спшите, женихи, спшите!
Эти неземныя созданья дадутъ вамъ все, что вы спросите у нихъ, он всегда поймутъ васъ, всегда съумютъ развлечь васъ въ минуты сомннья, раздумья.
У нихъ нтъ сомнній, нтъ раздумья, ихъ чудныя головки не привыкли мыслить, не умютъ разсуждать. Сердце, одно сердце говоритъ въ нихъ, влеченій его только они слушаютъ.
О, берите ихъ, жизнь съ ними — бездумная жизнь, веселая жизнь!
Вотъ разв только что вы, какъ нибудь случайно, рога получите, ну да это пустяки!
Si jeune et si bien dcor!
Мадамъ Кротовъ прошла и лепетанье возобновилось.
— Смотри, намъ Аннетъ кланяется.
— Замтила ты ея безсмнное платье?
— Угу!
— И ея прическу съ розаномъ?
— А на носу прыщиковъ-то сколько?.
— Но она добрая двушка, только эти ужасные розаны.
Взгляни на Лизу, какъ хороша она сегодня.
— Правда твоя.
— Я бы десять лсъ жизни отдала, чтобы имть такую головку, какъ ея!
— А прическу замтила?
— О, да.
— Это совершенная новость: Теодоръ привезъ изъ Персіи.
— Неужели? Очаровательная прическа! А далеко отсюда Персія?
— Порядочно.
— Ну а свадьба Лизы когда?
— Она отказала.
— Ба, ба, ба! Но причина какая?
— Не хочетъ, да и все тутъ.
— А свадебная корзинка то? Вдь тамъ, говорятъ, были дивные кашемиры изъ Индіи, брилліанты!!
— Какже.
— И она все таки отказала?!
— Да. Не хочу, говоритъ, и все тутъ.
— Да причина-то какая, причина?
— Поди ты! Говоритъ: глупъ.
— Да тмъ лучше, если и глупъ и богатъ! Вотъ ужъ не ожидала я отъ Лизы такой штуки! Помилуй, такіе дивные кашемиры!
— Непостижимо. Впрочемъ, говорятъ еще, что онъ храпитъ во сн и сморкается, будто въ рогъ трубитъ.
— Да… это некрасиво…. Но все-таки: кашемиры, брилліанты, и глупъ ко всему этому? Вдь это искать надо, рдкость!
— Тсъ! не поварачивайся, я вижу, Вайтовъ стремится къ намъ.
— Ахъ! какъ онъ глупъ, какъ онъ блокуръ!
— Прибавь: и какъ не въ тактъ танцуетъ.
— А видла ты, что за прелесть усики у моего cousin?
— Еще бы!
— И замтила ты, что они у него всегда кверху и надушены.
— Еще бы не замтить! Духи — чудо!
— А какіе?
— Ну этого я еще не могу сказать.
— Плутовка!… Ну а посл скажешь?
— Можетъ быть, и хохочетъ милая двушке, и глазки ея загорлись.
Вчуже сердце радуется, глядя на этихъ граціозныхъ козочекъ.
— А какъ онъ танцуеть-то?
— Прелесть: такъ обхватитъ, что даже больно, а я.,. я, знаешь, люблю это!
— Ну а какъ теб нравится князь Фатовъ? хорошенькій вдь?
— Такъ себ.
— Такъ себ! Нтъ, ты посмотри хорошенько: блдный, усталый, разочарованный!
— Волосы рдки.
— За то поэтъ!
— Ему вдь за сорокъ.
— Самое время жениться: только такіе люди могутъ хорошо поставить себя въ обществ.
— Это пожалуй, и такъ.
— Ну а этого господина знаешь: вонъ тамъ, брюнетъ?
— Да.
— Онъ танцуетъ не дурно, но только ужъ очень смшонъ… очень.
— Все про ботанику толкуетъ.
— Это врно Не знаешь ли ты, что это за тайнобрачныя растенія?
— Ахъ, онъ и мн про нихъ говорилъ.
— Гляди пожалуста: maman мн длаетъ знаки. 1 къ не домой ли это, какъ прошлый разъ? Вдь тоска, ей Богу, съ кучами спать ложиться! Скажи, душка, своему брату, чтобы онъ пригласилъ maman на мазурку, она прошлый разъ осталась, когда ее пригласили.
— Сейчасъ скажу.
— А знаешь ли: вдь твой братъ прехорошенькій, только вретъ ужасно, я иныхъ вещей, что вретъ онъ, положительно не понимаю.
— Что же такое говоритъ онъ, чего ты не понимаешь?
— А вотъ…
И наши голубки чистыя стали говорить шопотомъ.
— Ахъ, проказникъ! смялась младшая.
— Ой, ой! какъ жарко? И къ чему ты мн разсказывала!
— Ага! а вдь не дурно все это?
— Ни-че-го! Очень даже ничего!
— А вдь знаешь что? Замужнія дамы имютъ огромное предпочтеніе передъ нами.
— Какое же?
— Он могутъ носить платья гораздо боле декольтированныя, чмъ мы…
— И имъ не такъ жарко…
И об засмялись.
Плутъ народъ!
Какія прекрасныя жены будутъ изъ этихъ прелестныхъ двушекъ черезъ два три года!
Дивныя созданья!
Вы, читатель, не думайте, что он всегда будутъ таковы, всегда будутъ говорить и мечтать объ этомъ — подутъ ли он на балъ, какое платье наднутъ въ церковь, какую шубку для катанья на конькахъ.
Нтъ, тысячу разъ нтъ!
Теперь посл бала, он, эти чистыя, невинныя созданья, засыпая подъ блыми (цвтъ невинности) одялами и спрятавъ подъ нихъ холодныя ручки, думаютъ еще о глупостяхъ, а тогда… тогда другое дло!
Тогда другое дло!
Тогда он будутъ молиться Богу, чтобы днемъ была хороша погода, и он могли бы кататься въ открытой коляск, держа въ рукахъ восхитительнаго ребенка, одтаго въ шелкъ и бархатъ.
Вдь это прелесть какъ хорошо: молодая, интересная красавица — мать!
Тогда… тогда он будутъ заботиться объ муж: у него всегда будутъ свжія перчатки и великолпно завязанный галстукъ.
Тогда он будутъ заботиться объ ребенк: он передадутъ ему свою свтскую опытность, передадутъ все, что знали сами, все, чему вы учились не изъ уроковъ наставника, а изъ наблюденія.
О, он сильно перемнятся!
Не бойтесь, эти двушки вамъ, блестящая молодежь, жизнь не отравятъ!
Дерзайте…
Черезъ нихъ, когда он будутъ жены ваши, вы шибко пойдете въ гору: вамъ будетъ покровительствовать блестящій князь Т, вліятельный X или У.
Дерзайте…