М. Н. Катков
М. Н. Катков
Невыгодность для России заключения художественно-литературных конвенций
Невыгодность для России заключения художественно-литературных конвенций
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
168 813 ‘ |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Невыгодность для России заключения художественно-литературных конвенций, Катков Михаил Никифорович, Год: 1871
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сегодня мы даем место заметке г. Ю. о литературно-художественной конвенции между Россией и Германией.
Переговоры о заключении этой конвенции, как слышно, тянутся уже давно, но в последнее время между германскими издателями, как сообщает г. Ю., прошли слухи, что эти переговоры вступят вскоре в новую фазу, причем с германской стороны будут-де приглашены эксперты-издатели из разных центров издательской деятельности.
До сих пор Россия имела литературные конвенции только с Францией и Бельгией. Конвенции эти состоялись в 1861 и 1862 годах, и, к сожалению, надобно признаться, заключение их отнюдь не было вызвано какими-либо потребностями русского литературного и книгопродавческого дела. Требование шло от Франции, а мы только уступили ему. В то время у нас с Французскою империей были лады, а император Наполеон имел надобность являться покровителем литературы в своей империи, и вот конвенция 1861 года явилась неожиданностью для всех интересов, затронутых ею в России…
Конвенция с Францией заключена была на шесть лет, с тем что по истечении этого срока каждая из договорившихся сторон может прекратить действие конвенции, лишь предварив о том другую сторону за год вперед.
Срок конвенции с Бельгией также истек, и правительство наше, если захочет, может освободить себя от обязательств охранения чужих интересов в ущерб своим.
Смеем думать, что интересы России отнюдь не требуют ни возобновления старых, ни заключения новых литературно-художественных конвенций.
Всякая конвенция между двумя государствами, имеющая предметом определение известных экономических отношений, должна быть основана на взаимной выгоде договаривающихся сторон. Где взаимности нет, там договор будет пожертвованием интересов одной стороны в пользу другой. Еще можно было бы понять необходимость подчиниться невыгодным условиям ввиду открытия новых экономических отношений, сулящих в близком будущем значительные выгоды, но требующих некоторой жертвы на первое время. Что же сказать о конвенции, которая существующую выгодную форму отношений меняет на другую, крайне невыгодную, без всякой цели, без всякой надобности? А между тем именно такой характер будут иметь все наши конвенции с другими европейскими государствами о литературной и художественной собственности, налагающие на нас ярмо обязанностей без соответственных прав, которые могли бы мы осуществить, и лишающих нас за что-то и для чего-то существенных выгод, какими мы пользовались.
В действительности между нами и европейскими государствами нет взаимности интересов в литературном и книгопродавческом деле.
Немецкие, французские и английские книги находят у нас обширный сбыт, иностранные языки распространены в России, входят в учебный план наших школ. Русские же язык, теснимый даже в России, не имеет никакого распространения за границей. Признавая права иностранных авторов, мы заставим русских людей платить лишнее за иностранные книги, но признание тех же прав за русскими авторами останется лишь на бумаге, так как их сочинения не находят себе сбыта вне России. Благодаря конвенции с Францией мы выплатили уже немалые премии за постановку французских пиес на наши сцены, а наши драматурги ни копейки не получили от французских театров.
Что бы ни было этому виною, наша ли скудость или косность иностранцев, но верно то, что в литературном отношении между ими и нами нет ни малейшей взаимности, а стало быть, нет и почвы для договора. Подождем: вот когда русский язык распространится за границей, когда немцы и французы введут его в свои школы, как мы ввели в свои французский и немецкий, тогда наступит пора для конвенции, имеющей предметом взаимное обеспечение литературной собственности. Предлагают ли нам с какой-нибудь стороны заключить конвенцию по этому предмету, — мы поступим справедливо и правильно, если спросим, в какой мере ценит договаривающаяся сторона русский язык, введен ли он в ее школах. Если она не считает нужным знать его и вводить в свои школы, то мы имеем право сказать ей, что не считаем нужным заключать обязательство явно одностороннее, а потому несправедливое.
Таможенные отчеты убедительно свидетельствуют, что литературная конвенция не может иметь для нас никаких выгод. Вывоз книг, нот и ландкарт из России не составляют в последние годы и одной десятой доли привоза. Вот цифры, в которых выражается принятая для таможенных таблиц постоянная стоимость книг, нот и карт:
Итак, ввоз книг в Россию значительно возрос за последние годы, а вывоз даже уменьшился. Заметим притом, что в цифрах вывоза значатся книги, выписанные русскими, живущими за границей, и сочинения, вышедшие в России на иностранных языках. Если скинуть со счета эти издания, то цифра русских книг, выписанных иностранцами, сократится чуть не до нуля.
Даже Турция и Румыния, не говоря уже о Германии, Франции и Англии, ввозят к нам книги на сумму, гораздо большую, чем получают их из России*.
______________________
* Так, по торговле с Турцией:
По торговле с Румынией:
______________________
Первое место в торговле книгами и нотами с Россией занимает Германия. Она доставляет около 9/10 всех ввозимых к нам книг. Ввоз немецких книг и музыкальных изданий возрастает быстро, чего нельзя сказать о ввозе французских и английских.
Ввезено:
В числе книг и нот, ввозимых к нам из Германии, вероятно, значится часть французских и английских изданий, получаемых чрез посредство германских книгопродавцев, но едва ли они значатся тут в большом количестве. По свидетельству музыкального издателя, в Россию ввозится вдесятеро больше книг и нот из Германии, чем из Франции.
При таком положении дела может ли быть речь о взаимности интересов, которая оправдывала бы заключение литературно-художественной конвенции?
Литературные конвенции возникали в самой Германии при совершенно иных условиях. Первым поводом к заключению их было разделение Германии на множество государств, где господствовали различные начала в законодательстве о литературной и художественной собственности. Это различие, при общности литературного языка, действительно вело к большим затруднениям. Но и в Германии заключение конвенций состоялось нелегко. В ст. 18 союзного акта 1815 года была выговорена необходимость соглашения относительно прав литературной собственности, но лишь в начале тридцатых годов Пруссия добилась признания взаимности между германскими государствами. Точно так же и Франция, заключая свои конвенции с Бельгией и другими государствами, была существенно заинтересована этим делом благодаря распространенности французского языка и бельгийских контрафакций. Можно утверждать положительно, что ни одно из государств, заключавших литературно-художественные конвенции, не было в положении, подобном нашему.
Всего невыгоднее для нас заключение конвенции с Германией. Кроме того, что такое совершенно одностороннее обязательство поразило бы всю нашу торговлю литературными и художественными произведениями, мы должны принять в соображение еще то обстоятельство, что германское законодательство признает право переводов. У нас это право дается лишь авторам ученых произведений на двухлетний срок, но если бы конвенция с Германией признала взаимность права на переводы, то нашей литературе, науке и учебному делу был бы причинен существенный ущерб. Одни хлопоты, чтобы получить разрешение, крайне затруднят перевод ученых немецких сочинений на русский язык, и цена переводных книг должна будет значительно подняться.
Наша литературная конвенция с Францией заключает в себе удивительную аномалию: она предоставляет иностранным авторам в России большие права, чем русским. Наше законодательство не ограждает права перевода журнальных статей русских авторов, а конвенция обеспечивает это право для французов. Если бы подобная странность проскочила и в конвенции с Германией, — а немцы, конечно, умели бы настоять на исполнении полученной льготы, — то русская литература в России очутилась бы в положении менее покровительствуемой, чем немецкая.
Опасность, грозящая нам в образе предполагаемой конвенции, касается далеко не одних лишь торговых интересов: она столько же, а может быть, еще более затрагивает интересы искусства. При теперешнем оживлении музыкально-издательской деятельности в России русские композиторы приобрели возможность видеть свои сочинения в печати, что недавно еще составляло у нас величайшую редкость, по крайней мере в отраслях серьёзной музыки (романсы и танцы печатались). Но предполагаемая конвенция, нанося смертный удар русской издательской деятельности в ее доходнейших источниках, вместе с тем необходимо подорвет и дух предприимчивости, без которого издатель не решится приобрести сочинения малоизвестных и начинающих композиторов. А так как всякий артист в начале своего поприща малоизвестен, то для вновь выступающих композиторских талантов со вступлением предполагаемой конвенции в силу пресечется путь к известности. Такое несчастие было бы велико во всякое время, но оно особенно чувствительно в настоящее, потому что именно теперь музыкальная композиция в России значительно оживилась и обогатилась несколькими новыми талантами. Нельзя не видеть, что застой, так долго царивший у нас в этой отрасли умственной деятельности, наконец заменился благотворным и отрадным движением, и можно надеяться, что если не случатся внешние искусственные препятствия, то движение это будет возрастать. Но композиторство тесно связано с теми поощрениями, которые может ему доставлять издательская предприимчивость. Если последняя будет подорвана, то вместе с ней будет подорвано и композиторское творчество. Таким образом, конвенция, которая прекратит появление музыкальных изданий в России, ляжет тяжелым гнетом на развитии одной из важнейших отраслей нашего отечественного искусства. Увеличение числа и расширение круга деятельности издательских фирм в России было немаловажною поддержкой для русских музыкантов, доставляя им в различной форме занятия и материальные средства.
Не чьи-нибудь узкие личные интересы, не выгоды нескольких отдельных спекуляторов, а интересы действительно общие, национальные требуют, чтобы при заключении договора, подобного предполагаемому, была соблюдена с русской стороны величайшая осторожность. Всего лучше не заключать конвенции, несправедливой по своей односторонности. Огромное неравенство средств к пользованию статьями конвенции с той и другой стороны будет иметь последствием то, что кажущееся равенство прав иностранцев и русских, которое даст конвенция, на практике обратится в монополию иностранцев на русской почве. Такая монополия поразит бессилием едва начинавшиеся на нашей почве отрасли полезной деятельности и прибавит еще новый тормоз к тем, которые уже и без того затрудняют наше соперничество с остальною Европой.
Впервые опубликовано: ‘Московские ведомости’. 1871. 6 ноября. No 242.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/katkov/katkov_nevygodnost_dla_rossii.html.