Книжечка эта издана для того, чтобы показать заботливым отцам и матерям, какие романы могут читать девицы тех лет, когда их ‘Звездочка» называет уже ‘детьми старшего возраста’. Книжечка, как видите, по цели своей очень полезная, потому что в нашем обществе такие вопросы рождаются часто. Но кто скажет, какие именно мы должны читать романы? Одни и те же ли романы должен читать человек взрослый и юноша, одним и тем же ли должна интересоваться женщина, пока еще она не приняла на себя всех супружеских обязанностей и в то время, когда она делается матерью и с этим вместе занимает новое место в общественных отношениях? У нас по крайней мере до настоящего времени говорят, что девица не должна того читать, что может читать женщина, что молодой человек, пока он учится и находится в заведении, может вытверживать только вековым приговором утвержденные отрывки из Корнеля, Расина, Бернардена де Сен-Пьера, прозу Карамзина, стихи Ломоносова, Державина и (с недавнего времени) несколько стихов Пушкина. Это же почти выучивают и девицы. Но мы сделаем здесь один вопрос: что читают девицы, когда они браком освобождаются от надзора родительского, и молодые люди, когда они сходят с ученических скамеек и занимают места в обществе? — От них скрывали или по крайней мере им мало говорили о том, что делается в литературе в настоящее время, они жили посреди писателей XVII и XVIII веков, посреди той жизни, которая была доступна этим писателям, и вдруг после того вступают в жизнь настоящего времени и в литературу этой же эпохи. Им говорили, что новейшие романы пишут зловредно, обольстительно, пагубно для нравственности, хорошо, они были с этим согласны, пока им не надоели старинные писатели и пока они сами не вступили в жизнь. Но как они только восходят на это новое поприще, их, неприготовленных, совершенно обхватывает и общество с своими светскими требованиями и литература с своими новыми интересами, о которых они мало слыхали. Ум их еще свеж и гибок, убеждения изменчивы, и новые писатели, как их ни брани, имеют в себе много блестящих сторон, которыми трудно не увлечься. Что им делать? как отличить истину от лжи, софизм от прямого доказательства? Справиться с теми писателями, которых они учили в школе, с теми наставлениями, которые им делал учитель? Но писатели эти говорят совсем о других предметах, герои Корнеля и Расина, правда, чувствовали благородно, но были совсем в других положениях, чем герои нашего мира: это все были величественные фигуры древнего Рима и Греции, а не нашей прозаической эпохи. Как же быть: оправдывать и соглашаться с романами или отвергать и не соглашаться с ними? Идеальные герои Бернардена де Сен-Пьера так далеко жили от земли, что их не могли даже смущать интересы земные. Стихи Ломоносова и Державина до того возвышенны и торжественны, что могут относиться только к событиям государственным, а не к бедным приключениям частного лица. Что же делать молодому человеку или женщине, вступившей в свет? В нем беспрестанно говорят о новостях в литературном мире, о вновь вышедших романах, о них спросят даже мнения, следовательно, их нужно непременно прочесть. К этому же влечет молодых людей и та жажда ко всему, что запрещается в школе или по крайней мере дозволяется с большими оговорками. Интерес и важность романа преувеличиваются воображением, и когда наконец доступ к ним сделается легок, тогда-то молодые люди предаются им со всею необузданностью, со всею доверенностью молодости и неопытности, и где же те плоды, которые старались собрать родители и воспитатели от исключительного воспитания одними старинными писателями? Влияние романов всегда было чрезвычайно велико и часто вредно от этих причин. Посмотрите на молодых людей, получивших такое воспитание во время оно, когда писала Радклиф. Они бросались на чтение этих страшных романов с какою-то яростию и по прочтении видели мир не таким, как он существует в самом деле, а мир, наполненный страшилищами, привидениями, разбойниками, им страшно было ходить вечером, не только ночью, страшно было сидеть одним в комнате, страшно было переехать из города в город. Посмотрите потом на других молодых людей, которые выступили в свет, когда мадам Жанлис и Ричардсон начали накидывать на мир сентиментальную сеть поддельных чувств и нежностей: они, молодые люди, были нежны, чрезвычайно нежны… но после нескольких лет, вступив в зрелый возраст, делались жестоки и суровы, дрались и ругались, как будто для них не существовало нежных романов… Тогда они их называли уже глупостью. Та же история с Байроном, худо понятым и вкривь перетолкованным такими молодыми людьми, которые выходили из школ прямо разочарованными… Все эти писатели были вредны, потому что их толковали по-своему молодые люди, которые до того времени не слыхивали о их существовании, а потом на слово начинали им верить и подражать в жизни тому, что вычитывали в романах, поэмах и драмах. Ведь правда же, что после первого представления ‘Разбойников’ несколько молодых людей пошли в леса промышлять по образцу героев Шиллера. — Ведь теперь этого, слава Богу, нет, а отчего? оттого, что мы рано узнаем эту трагедию, что нам ее объясняют наставники и показывают, что в ней истинно и что поддельно.
Какие же романы можно и должно читать начинающим? Если вы хотите знать жизнь, — а роман есть самая свободная форма, в которой она выражается, — то читайте романы, в которых эта жизнь выражается прямо, без прикрас, без натяжек сентиментальности, без утопий расстроенного воображения. Молодым людям, начинавшим чтение, всегда советовали читать Вальтер Скотта, на каком же это основании, как не на том, что в них, как в зеркале, вы видите прошедший быт народа. Если спросите, кого из наших романистов можно дать в руки молодому человеку, не опасаясь всех вредных последствий односторонности и поддельности, вам укажут на Лажечникова, опять по той же самой причине. Поэтому многие говорят, что молодым людям можно читать только одни романы исторические. Совершенно несправедливо, отчего же они не могут читать романа, в котором отразилась настоящая жизнь со всех сторон: отчего, например, разные сочинения Гоголя, Пушкина и Лермонтова не могут читать и выучивать все и каждый наизусть? Если можно читать романы, в которых отразилась прошедшая жизнь, то также можно читать романы, в которых вы видите настоящую жизнь. Далее, по нашему мнению, гораздо лучше позволять читать романы, в которых видна односторонность писателя, — но с тем, чтобы при этом наставник пояснял, что ложно и не согласно с действительностью, — нежели совсем не позволять их читать, потому что впоследствии, когда молодой человек, избавившись от учительской ферулы, добудет такой роман, а он непременно его добудет, он прочтет его и на слово уверует в справедливость рассказа, в непогрешимость действующих лиц и даже постарается подражать одному из героев, который ему преимущественно понравится. На это скажут, что роман, в котором отразилась действительная жизнь во всей ее наготе, с ее радостями и бедствиями, богатством и нищетою, успехами и страданиями, что такая жизнь может очерствить сердце молодого человека, и очерствить преждевременно. Не знаем, правда ли это, или нет, но мы позволим себе сделать вопрос: что же лучше, узнать жизнь скорее и прямейшим путем или прежде выучиться заблуждениям, а потом в них разуверяться с каждым днем, с опытностию, до того же времени прожить под влиянием фальшивых убеждений, сентиментальности, фантастических бредней, быть смешным некоторое время в обществе, фантазировать и мечтать, как герои Жанлис, Ричардсона, как ‘Бедная Лиза’ Карамзина? Все романы в этом роде нужно позволять читать, но при этом объяснять, как много в них фальшивого и как мало правды.
Впервые опубликовано: ‘Современник’, 1848, т. VII, N 2, отд. III ‘Критика и библиография’, с. 124 — 127.