<НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ О СОВРЕМЕННОМ ЗНАЧЕНИИ РУССКОГО ДВОРЯНСТВА>
<НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ О СОВРЕМЕННОМ ЗНАЧЕНИИ РУССКОГО ДВОРЯНСТВА>
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Несколько мыслей о современном значении русского дворянства, Тургенев Иван Сергеевич, Год: 1858
Время на прочтение: 9 минут(ы)
И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма в восемнадцати томах.
Том одиннадцатый. ‘Литературные и житейские воспоминания’. Биографические очерки и некрологи. Автобиографические материалы. Незавершенные замыслы и наброски. 1852—1883
Издание второе, исправленное и дополненное
М., ‘Наука’, 1983
Всякий согласится с нами, что готовящиеся преобразования в отношениях помещиков к крестьянам неизбежно повлекут за собой ряд других изменений в государственной общественной жизни. Некоторые из них нетрудно уже теперь предвидеть — другие можно только предчувствовать. Все сословия русского народа испытают на себе более или менее глубокие отражения коренного преобразования, предстоящего самому многочисленному и, что ни говорите, самому сильному, самому крепкому из сословий.
Скорее всей и всех глубже испытает это отражение сословие дворянское — то сословие, которому вместе с крестьянским по преимуществу приличествует название землевладельческого.
Кажется, можно не обинуясь сказать, что в настоящее время все в России дворяне сознают — многие, более дальновидные, с радостью — неизбежность близкого изменения их быта. Дворяне через пятнадцать, двадцать лет будут уже не нынешние дворяне — это вам скажет всякий. Чем же они будут? И какое их нынешнее значение, каким было оно в прошедшем? Вот вопросы, на которые небесполезно было бы навести внимание читателей. Заранее отказываемся от полного разрешения таких важных вопросов, мы только попытаемся возбудить их.
Мы не станем также распространяться о пользе самого дела преобразования. Это значило бы доказывать, что солнце светит днем, ограничимся замечанием, что рус<скому> обще<ству> представится возможность устроить у себя то, чего все народы до сих пор тщетно добивались, а именно: ‘класс земледельцев, которые в то же время и землевладельцы’ — и, предоставив другим сообразить, какую прочную основу государственного здания представляет такой план, возвратимся к нашему предмету. Многое в России теперь обращено в будущее — и мы начнем с будущего.
Чем будут дворяне после отменения крепостного нрава? — Они перестанут быть дворянами.,— ответят вам иные люди, указу я на личное владению душами как на единственный осязательный признак, на .симптом дворянства. Эти люда чувствуют, чаю другие ‘права’ дворянства, как-то: право освобождения от телесного наказания, право на известные преимущества в Службе., в получении чинов и др.— должны со временем по всем вероятностям распространиться и на остальные сословия и, след<овательно>, перестать быть исключительным достоянием дворянского сословия. Итак: только право владеть другим человеком придает русскому дворянству его особенность, налагает на него свойственную ему печать, определяет его значение в обществе, в государства в истории?
Мы этому не верим, мы думаем, что люди, так говорящие, несправедливы к своему сословию, к его прошедшему и настоящему положению. Не говоря уже о том, что сбережение прав сословия? опирающегося единственно на крепостное владение, может иметь цену и значение только для одних участников подобной монополии (монополия не есть еще право), что самое существование такого сословия носит отпечаток случайности.
Мы позволяем себе напомнить читателю, что дворянство русское существовало до окончательного закрепощения крестьян, что, следовательно, владение людьми не составляет отличительную принадлежность дворянства, его коренного начала и что поэтому есть причины предполагать, что после освобождения крестьян дворянство, хотя измененное, будет существовать — и приносить пользу или, говоря точнее, что оно будет существовать, пока будет приносить пользу. Других существований европейская история не признает.
Положим,— скажут нам,— мы готовы допустить, что владение людьми не может быть признано за основное начало дворянского учреждения, так как всякое учреждение живет и действует в силу своего начала.— На чем же зиждется значение н<ашего> дворянства, в чем мы должны искать ручательство и смысл его будущей деятельности?
Каждое явление легче определяется через сравнение с другими однородными явлениями. Попытаемся сопоставить и мы дворянство русское с дворянствсм, каким оно является нам у западных народов.
Оно имеет с ним мало общего, начиная с самого названия, носящего у нас знаменательный оттенок. Наши дворяне не завоеватели. Они частью ведут род свой от князей, представителей вотчинного, семейного — не феодального начала, частью от выходцев или княжеских и царских слуг или дружинников, но во всяком случае русское дворянство никогда не составляло особой касты, оно не было самостоятельным, не выводило свою власть от божьей милости, не имело прав, права его нам дарованы — и недавно. Укрепленных замков оно не имело ни в каком смысле — ни в физическом, ни в нравственном, оно не имело власти — оно служило ей. Наше дворянство не вступало в условия с правительством, не носило обязанностей.
Они служили хорошо или худо, их жаловали и налагали на них опалу. Они служили не одному царю, они служили близкому делу и устроению, потому что сам царь сливался с земским делом и скупал землю. Оттого-то дворянство наше никогда не вступало и не могло вступать в борьбу с правительством. Русским царям никогда не приходилось, подобно королям на Западе, искать точку опоры в сословии городском и сельском,— не приходилось прибегать к одному звену, сочленному государству, для удержатся в равновесии другого звена, Россия не была сочленена, она представлялась государством, расширенным до семейств<енного> государства, в ней не было отдельных звеньев. Одна только страсть к отысканию натянутых аналогий могла находить сходство между мыслью Ивана В<асильевича> Грозного и мыслью Людовика XI.
На Западе землею владели по праву завоевания бароны, рыцари, и сам король владел землею как первый и славный из них и по тому же праву, в России всей землей владел царь как вотчиной, как наследством, перешедшим к нему от отцов и дедов, а под ним сидели на земле дворяне наравне с крестьянами — одни в силу жалований — не завоевания, другие опять-таки не в силу покоряющего меча, а в силу распахивающего плуга. Служба, служение земле (мы с намерением употребляем здесь слово ‘земля’, а не позднейшее европейское слово ‘государство’) — царю, как центральной точке, к которой тяготела и земля,— вот то коренное начало, которое лежит в основании всему учрежден<ию> р<усског>о д<ворянства>, которое дает ему его особенное значение и смысл. Д<ворянин> служил за жалование и получал ж<алованье> за службу. И другие сословия служили, но вслед за дворянином, дворянин — первый слуга. Стоит только раскрыть наудачу наши летописи, наши законы, указы, частные записки, чтобы убедиться в этом. Увечные израненные старики вымаливали отставку как милость, и чувство, что дворяне должны нести службу, жало даже и детей, которых Петр посылал в заморские земли учиться разным художествам и которых наказывали за то, что о<ни> сказывались в ‘нетях’.
Русский дворянин служил и служит — и в этом его сила и значение, а не во владении крестьянами — явлении случайном, вызванном не столько необходимостью, сколько неуменьем и недоразуменьем, и узаконенном случайно и долженствующим исчезнуть с прекращением причин, его вызвавших.
Р<усский> д<ворянин> служит земле… но есть различные службы. Было время, когда дворяне служили земле, умирая под стенами Казани, в степях Азовских, но не всегда одной крови требует от нас наше отечество, есть другие жертвы, другие труды и другие службы — и наше дворянство не отказывалось от них.
Дворянство на Западе стояло впереди народа, но не шло впереди его, не оно его двигало, не оно его влекло за собою по пути развития. Оно, напротив, упиралось, коснело, отставало. Почти все имена великих европейских деятелей принадлежат не к аристократическому клану, у нас мы видим явление противоположное… дворянство наше, оно служило делу просвещения и образования. Наши лучшие имена записаны на его скрижалях. Пускай оно не забудет, что нам не создавать приходилось до сих пор, а перенимать, что у нас одно дворянство грамоте знало, что на него только и падал свет, согласимся и в том, что <не закончено.>
Единственный источник текста — черновой автограф, 5 л., без заглавия, без даты и без подписи (статья не завершена). Подлинник хранится в Bibl Nat, Slave 78, описание см.: Mazon, p. 98, под заглавием: ‘Considrations sur le rle de nobles’ (Соображения о роли дворян), фотокопия — ИРЛИ, P. I, оп. 29, No 237.
В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, ПСС и П, Сочинения, XIV, с. 299.
Печатается по тексту чернового автографа.
В 1842 г., поступая на службу в Министерство внутренних дел, Тургенев представил в личную канцелярию министра записку под названием: ‘Несколько замечаний о русском хозяйстве и о русском крестьянине’. В этой работе, не предназначавшейся к печати, Тургенев писал: ‘…с вопросом о будущности земледельческого класса сопряжено много других равно важных вопросов: о будущности, о значении нашего дворянства и т. д. Кроме того, что нашему дворянству вручены судьбы наших хлебопашцев и что, следовательно, нашим помещикам предстоит разрешить великую задачу о будущности крестьян, собственный их быт должен измениться’. И далее автор выражает сожаление, что не говорил ‘с достаточною подробностью о дворянском классе’ (наст. изд., т. 1, с. 419, 564).
К мыслям о значении русского дворянства Тургенев вернулся спустя 15 лет. Откликаясь на первые царские рескрипты 1857 г. о предстоящем освобождении крестьян, Тургенев в начале 1858 г. составляет программу журнала ‘Сельскохозяйственный указатель’ (см.: наст. изд., т. 12), который предназначался для просвещения широких кругов дворянства, встречавшего враждебно идею крестьянской реформы, не подготовленного к ее проведению. В том же 1858 году Тургенев создает роман ‘Дворянское гнездо’, в котором значительное место занимают размышления писателя о судьбах многих поколений русского дворянства и о нравственных началах, на которых могут строиться отношения между помещиком, способным разумно хозяйничать, и крестьянами, осознавшими свои права и свое человеческое достоинство. Именно таким, как Лаврецкий, научившийся ‘хорошо пахать землю’ и нравственно постигший ‘народную правду’, представлял себе Тургенев полезного деятеля земли русской на новом этапе ее истории {См. наст. изд., т. 6, примечания к ‘Дворянскому гнезду’.}. Мысль эта была для писателя не нова. В записке 1842 г. (к этому году отнесено и действие романа) в числе прочих ‘важнейших неудобств’ русской жизни Тургенев называл, с одной стороны, бесполезное проживание дворян в своих имениях, неумение и нежелание усовершенствовать состояние хозяйства, недостаток законности и положительности в отношении помещиков к крестьянам, с другой стороны — весьма слабое развитие чувства гражданственности, законности в самих крестьянах (см.: наст. изд., т. 1, с. 423—425).
Закончив ‘Дворянское гнездо’ в конце 1858 г., Тургенев, по всей вероятности, приступил к давно задуманной им специальной статье о значении дворянства. Первое упоминание об этом встречается в письмах Тургенева, связанных с организацией газеты ‘Московский вестник’. Писатель принимал деятельное участие в хлопотах о разрешении этого издания и обещал поддерживать его своими трудами (см. письмо Тургенева к Ег. П. Ковалевскому от 25 сентября (7 октября) 1858 г.). Для ‘Московского вестника’ Тургенев и предназначал статью о дворянстве. ‘Статью мою Вы будете иметь к 20-му января во всяком случае’,— писал он к Н. А. Основскому 30 декабря 1858 г. (11 января 1859 г.). В объявлении об издании ‘Московского вестника’ на 1859 год указывалось, что в газете будет помещена статья И. С. Тургенева ‘Несколько мыслей о современном значении русского дворянства’ (Рус Вестн, 1859, январь, кн. 2, с. 190). Та же статья упоминалась и в информации ‘Библиотеки для чтения’ под рубрикой ‘Литературные вести и слухи’. Относительно редакции ‘Московского вестника’ в этой информации сообщалось: ‘Мы имеем достоверные известия, что в руках у нее находятся на будущее время очень хорошие материалы, каковы, например, новые рассказы Щедрина и статья И. С. Тургенева: ‘О призвании и назначении русского дворянства» (Б-ка Чт, 1859, т. 158, No II, с. 62).
Как свидетельствует сохранившаяся черновая рукопись, статья эта не была завершена автором. Однако и дошедшие до нас страницы представляют интерес: они говорят о попытке Тургенева включиться в полемику, развернувшуюся на страницах прессы в конце 1850-х — начале 1860-х гг. Эта полемика имела принципиальный характер для предреформенных лет, так как в ней высказывались взгляды, по существу касавшиеся важнейших проблем государственного устройства и экономических отношений в России {См. об этом подробнее в кн.: Сладкевич Н. Г. Очерки истории общественной мысли в России в конце 50-х — начале 60-х годов XIX в. Л., 1926, с. 87—136.}.
Позицию Тургенева в статье, насколько можно судить по незавершенному тексту, определяют следующие основные черты: категорическое неприятие точки зрения крепостников, доказывавших незыблемость и экономическую целесообразность своих сословных прав на владение крестьянами, несогласие с представителями так называемой ‘государственной’ исторической школы, утверждавшими, что дворянство в России и на Западе находится в антагонистических отношениях с государством, сословный деспотизм которого оправдан задачами прогресса, несогласие с утверждением революционеров-демократов об исчерпанности исторической роли дворянства как класса, сочувствие демократическим устремлениям славянофилов, отвергавших право дворянства на сословные привилегии и исторически обосновывавших единство ‘земли и власти’ в России, общность взглядов с теми либеральными деятелями реформы, которые усматривали значение дворянства в его трудах на пользу свободного народа {См. об этом подробнее: Голованова Т. П. Несколько мыслей о современном значении русского дворянства. Неоконченная статья Тургенева.— Т сб, вып. 4, с. 155—162.}.
По своим взглядам на дворянство в период отмены крепостничества Тургенев ближе всего примыкал к Н. И. Тургеневу {La Russie et les Russes par N. Tourguneff. Paris, 1847. T. 2, p. 32, ср.: Тургенев Н. И. Пора! — В кн.: Русский заграничный сборник. Лейпциг, 1858. Ч. 2, тетр. 1, с. 24—25.}, а также к Л. Н. Толстому {Толстой Л. Н. Записка о дворянстве. 1858.— В кн.: Толстой, т. 5, с. 266—270, ср. его же письмо к Д. Н. Блудову от 9 июня 1856 г., там же, т. 60, с. 64—67.}, полагавшим, что просвещенное дворянство призвано играть ведущую роль в изменении социальных отношений в России, но в то же время относившимся с достаточной долей критицизма к его сословным болезням.
Стр. 282. …возможность устроить у себя то, чего все народы до сих пор тщетно добивались, а именно: ‘класс земледельцев, которые в то же время и землевладельцы’…— Ср. в статье В. Безобразова ‘О сословных интересах. Мысли и заметки по поводу крестьянского вопроса’: ‘Но помещик в своем общественном, нравственном и экономическом значении есть тот же земледелец, как и крестьянин <...> Помещик — потенцированный крестьянин,— по меткому выражению Риля…’ (Рус Вестн, 1858, т. 17, сентябрь, кн. 1, с. 101). Риль (Riehl) Вильгельм Генрих (1823—1897) — немецкий публицист и писатель.
Стр. 283. …сбережение прав сословия, опирающегося единственно на крепостное владение, может иметь цену и значение только для одних участников подобной монополии…— Тургенев имеет в виду идеи, высказывавшиеся, например, в статьях магистра законоведения И. Безобразова ‘Об усовершении узаконений, касающихся до вотчинных прав дворянства’ (Рус Вестн, 1858, т. 16, кн. 1, ‘Современная летопись’, с. 27) и А. Покорского-Жоравко ‘Что нам стоило крепостное право?’ (там же, т. 18, 1858, ноябрь, кн. 2, с. 198).
Стр. 284. …начиная с самого названия, носящего у нас знаменательный оттенок.— О названии ‘дворянство’ применительно к его истории говорится в ‘Русской истории’ Н. Устрялова (см. изд. 5-е. СПб., 1855, ч. 1, гл. 8, отд. 2, с. 379—384).
Наши дворяне не завоеватели.— Возможно, что Тургенев отвечал на ‘Исторические письма’ С. М. Соловьева, посвященные истории возникновения дворянства в России, где подвергались критике ‘старые толки о различии наших и западных общественных отношений… на том основании, будто бы на западе было завоевание, а у нас его не было’ (Рус Вестн, 1858, т. 15, май, кн. 1, с. 216).
…права его нам дарованы — и недавно.— Тургенев говорит о ‘Жалованной грамоте’ Екатерины II от 21 апреля 1775 г., которой подтверждались такие привилегии дворянства, как вольность и свобода от обязательной службы, свобода от телесных наказаний, исключительное право владеть крепостными людьми и населенными имениями, свобода от личных податей и неприкосновенность дворянского достоинства и др. {См.: Семенов Н. П. Наше дворянство. СПб, 1899, с. 7.}
Одна только страсть к отысканию натянутых аналогий могла находить сходство между мыслью Ивана В<асильевича> Грозного и мыслью Людовика XI.— Тургенев имеет в виду следующие слова из статьи В. А. Черкасского ‘О сочинениях Монталамбера и Токвиля’: ‘Они (Токвиль и Монталамбер) не сочувствуют централизации, равно чуждой древней Европе и древней России, ни политике Людовика XI и Ришелье, этих западных типов наших Иоанна IV и Петра Великого, ни столь любезной у нас многим теории насильственного воспитания общества посредством государства’. Эти слова, возможно, по совету Тургенева {Тургенев и Черкасский, находясь в 1857 г. в Риме, часто встречались и совместно обсуждали ход подготовки к реформе в России (см. письмо Тургенева к А. В. Головнину от 19 (31) января 1883 г.).}, были исключены автором из статьи, опубликованной в ‘Русской беседе’ (1857, т. 2, кн. 6) и восстановлены по черновой рукописи лишь при перепечатке этой статьи в посмертном издании: Князь В. А. Черкасский. Его статьи, его речи и воспоминания о нем. М., 1879, с. 141.
Стр. 285. …умирая под стенами Казани, в степях Азовских…— Речь идет о предпринятой Иваном Грозным осаде Казани в 1551—52 гг. и об Азовских военных походах Петра I против турок в 1695 и 1696 гг.