М.Н. Катков
М.Н. Катков
‘Несбыточные мечтания’ Глеба Успенского
‘Несбыточные мечтания’ Глеба Успенского
——
‘Несбыточные мечтания’ Глеба Успенского, Катков Михаил Никифорович, Год: 1885
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Все громче и с каждым днем все настойчивее раздаются всюду жалобы на нетерпимое долее состояние наших самоуправлений.
На днях мы приводили горькие сетования даже записных защитников самоуправления на то, что в наших общественных учреждениях не только ‘творится что-то неладное’, но что в них происходят ‘оргии’, устраиваемые партиями ‘одолевших на выборах проходимцев, распределившими все места между своими голодными членами’. Теперь сетования эти раздаются в лагере так называемых ‘прогрессистов’ еще с большею силой. Слышатся даже голоса, не только не порицающие, но даже одобряющие ‘администрацию’, когда она иной раз выходит из своего заколдованного усыпления, чтобы ‘сократить’ чрезмерную автономию наших общественных учреждений.
‘Бердянских муниципалов, — говорят, например, не без иронии ‘Новости’ (No 163), — постигло энергическое сокращение, имеющее общее весьма назидательное значение. Бердянская дума дохозяйничалась до применения к ней 12 статьи Городового положения, по которой администрация сочла нужным изъять из ее рук бразды управления городским хозяйством’. А затем ‘Новости’ поясняют, в чем заключается назидательность этой меры, которая недавно еще вызвала бы вопли и протесты всех ‘либералов’, приводя следующую тираду ‘либеральной’ же газеты ‘Жизнь’:
Печальное и поучительное зрелище! А мало ли еще на Руси таких городов, к которым с одинаковым правом нельзя было бы применить грозную 12-ю статью?
Разве почти повсюду, начиная с крупных центров и кончая захолустьями, не то же безалаберное, бестолковое, недобросовестное, неумелое ведение городского хозяйства, не то беззастенчиво-бесконтрольное швыряние общественными деньгами на самые нелепые затеи, какие только могут прийти в голову думско-управских заправил? Прислушайтесь к оправданиям выгораживающей себя Бердянской управы, к этому наивному детскому лепету, которым управа, сама того не подозревая, еще более затягивает петлю на своей собственной шее. Этот набор полубессвязных слов, эта неудачная попытка затемнить истинные причины разразившейся грозы — лишний раз доказывает, в какие ненадежные руки попадают часто судьбы нашего городского самоуправления благодаря сонливости, неподвижности, индифферентизму обывателя-избирателя.
С другой стороны, против вопиющих безобразий нашего ‘общественного дела’ выступили теперь и закоренелые доктринеры, как редакторы ‘Русских Ведомостей’, поместившие на днях в No 163 своей газеты обширную статью, озаглавленную ‘Несбыточные мечтания’ и подписанную г. Глебом Успенским, имеющим в глазах этих господ бесспорный авторитет при постановке и решении всяких ‘общественных вопросов’. Вот что мы между прочим читаем в этой статье:
Черты противообщественные… глубоко скрытые во глубине сердец людей волчьего (т.е. рыковского) типа, — одни только и дают возможность понять весь образ действия этих людей, владевших ‘общественным делом’ в последние двадцать лет. Люди эти не просты, своей подоплеки они так-таки прямо не обнаруживают… Они разворовывали банки вовсе не для того, чтоб обеспечить, женить, пристроить к месту шурьев, деверьев (а иногда кузин и кузенов), а ‘для развития русской промышленности и торговли, каковые промышленность и торговля поднимут народное благосостояние, дадут заработок бедному населению и т.д. Нет, этот тип далеко не прост! Перехитрить его невозможно… Он носом понимает то, чего вам не понять и не предвидеть, хоть бы у вас было семь пядей во лбу… Он говорит и о пролетариате, и о благотворительности, и о бедственном положении народа, — словом, обо всем том, что составляет задачу общественного дела данной минуты, но ‘своя плоть’ будет незримо, неуклонно, неумолимо преследовать свои цели. Крестьяне таких-то и таких-то деревень, — ходатайствует, например, волчий тип, — бедствуют, не имея хорошей проездной дороги… Дают деньги на дорогу, и будьте уверены, что дорога пройдет прямо чрез усадьбу гуманного волка. Вы хлопочете, например, о том, чтоб не оставлять без образования детей городского пролетариата, проектируете устройство ремесленного училища. Волки делают то же самое, да не только то же самое, а во сто раз больше вашего… Чрез три года управления этими добрыми людьми училищем оно уж почти не существует. Уж все разворовано, уже в корреспонденциях пишут, что учеников почти не кормят и что ученических работ, из продажи которых должен бы был образоваться капитал для окончивших курс воспитанников, совершенно нет, что за три года существования училища сделано только четыре стула и две нары сапог, на которые обществом истрачено 19 674 р. (деньги эти шли чрез волчьи руки лиц, бесплатно служивших попечителями и учителями ремесл).
И эти-то волки, по заявлению г. Успенского, благодаря самоуправлению на законном основании ‘владели общественным делом в последние двадцать лет’! Хороши же те законы, которые дали доступ этим волкам в общественную овчарню и позволяли им безнаказанно распоряжаться в ней в угождение ‘своей плоти’!
Эти волки действовали, однако, не только под охраной городской и земской автономии, им помогает, как оказывается из слов г. Успенского, также и автономия судебная. ‘Припомните, — говорит он, — недавние годы и подумайте, кто выиграл и кто проиграл за это время, — волк или человек? Рыков двадцать лет мог свирепствовать, и — ничего! Жив, здрав, невредим, никто его не трогает, и, говоря словами г. Каткова, — ‘власть отсутствует’. Где она — неизвестно. Но вот является молодой человек, инженер, и не хочет обманывать акционеров угольной компании, так как находит не уголь, а песок, — и что же? Его поджидают, чрез час тащут к мировому, полчаса судят, еще чрез десять минут приговаривают к аресту и сажают в темную!’
Вот вам и суды наши! Мы не знаем, о каком инженере говорит г. Успенский, но если все то, что он говорит, действительно случилось, то кто же после этого не станет искренно желать, чтобы правительственная власть не отсутствовала, а исполняла прямую свою обязанность, состоящую в том, чтоб ограждать людей, по выражению г. Успенского, от хищных волков и чтобы не допускать подчинения творящегося Государевым именем суда своекорыстному произволу. Неужели найдется какой-нибудь даже ‘прогрессист’, который прострет свой ‘либерализм’ до того, что предпочтет, чтоб его лучше съел общественный волк, чем администрация спасла бы от этого волка?
Вслед за таким ярким изображением того непролазного болота, в котором благодаря самоуправлению застряло наше ‘общественное дело’, г. Успенский дает также указание, каким образом ‘общественное дело’ из этого болота вытащить.
Прежде всего он основательно заявляет, что ‘полагать, что дело можно поправить перестановкой параграфов Устава или Положения, — нам кажется простым несбыточным мечтанием’. Всякий согласится, что подобное мечтание не только ‘несбыточно’, но просто глупо. Не переставить параграфы нужно, их нужно заменить другими, которые положили бы окончательный предел всяким видам ‘вольчего’ самоуправления.
Что же? имеет ли г. Успенский мужество высказаться за эту единственно разумную и неотложно необходимую меру? Боже сохрани! Эта мера может быть очень разумна, полезна, практична и необходима, — но ведь она ‘не либеральна’. Логика ‘либерализма’ требует, чтобы вся Россия, и прежде всего само правительство, сложа руки терпеливо взирали на то, как русских людей со всех сторон обрывают ‘общественные деятели’, утешаясь тою мыслью, что это происходит на законном основании и по всем правилам либерального самоуправления, изменить которое потому уже нельзя, что оно, несмотря на всю свою негодность и на весь свой вред, все-таки было введено у нас в шестидесятых годах, а законы, изданные в это десятилетие, обладают, как известно, чудным свойством абсолютного совершенства и догматической непогрешимости.
И действительно, г. Успенский ничего другого не находит, кроме преподания нам благодушного совета: ждать и терпеть. ‘Для возрождения общественного дела, — говорит он, — нужно возрождение общественной совести, общественного внимания к несовершенствам теперешних общественных порядков’. Не правда ли, как это ясно? Но когда же ‘возродится общественная совесть’? И на это есть ответ: ‘Когда общественным человеческим делом завладеет человек, у которого есть совесть и сердце человеческие, и когда волк уйдет, исчезнет со всех занимаемых им обманным образом общественных мест, тогда воспрянут и общественная мысль, и общественное дело’. Но когда же настанет это блаженное время? Неизвестно. Нельзя ли, однако, какими-либо мерами ускорить появление ‘человека’ в общественной овчарне и изгнать оттуда ‘волка’? Нельзя, ибо это ‘не либерально’: человек должен сам прийти, а волк должен сам уйти. А до тех пор пока это чудо не совершится, волки по-прежнему должны иметь полное право ‘владеть общественным делом’, ‘разворовывать банки’, говорить филантропические речи для проведения общественных дорог в свои усадьбы, ‘разграблять общественные училища’ и отдавать приказания судьям относительно немедленного ‘засаживания в темную’ невинных инженеров.
Публицисты ‘Жизни’ дают другой совет: они также благоговеют пред провалившимися основами самоуправления, но высказываются, на первый взгляд, за более энергические меры, чем их единомышленники, заседающие в редакции ‘Русских Ведомостей’: ‘Комплоту, — восклицают с азартом, — нужно противопоставить комплот, организованному хищничеству — организованное противодействие’. Однако при более внимательном рассмотрении и эти энергические восклицания оказываются такою же пустою фразой, как и разглагольствования г. Успенского о терпеливом выжидании появления ‘человека с человеческим сердцем’.
Настало время бросить фразы и начать серьезное дело. Беспомощно разводить руками перед ‘оргиями’ самоуправления может быть очень ‘либеральным’ занятием, но это, во всяком случае, занятие, не свойственное правительству. От него вся Россия с нетерпением ожидает благоразумных, но решительных мер, которые положили бы конец фальшивому положению дел.
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1885. 21 июня. No 169.