М.Н. Катков
М.Н. Катков
Необходимость специализации в реальных училищах
Необходимость специализации в реальных училищах
Москва, 19 апреля 1871
Необходимость специализации в реальных училищах, Катков Михаил Никифорович, Год: 1871
Время на прочтение: 9 минут(ы)
В ‘С.-Петербургских Ведомостях’ была месяца два тому назад рассказана басня, будто в наших гимназиях только 4 человека из ста человек доходят до окончания курса, а остальные 96 каким-то образом погибают. Трудно было думать, чтоб эта басня могла быть сочинена по незнанию: гимназий в России еще далеко не так много, как следовало бы быть, но в Петербурге их шесть, и гимназист есть почти в каждом доме, а потому фельетонистам было бы легко осведомиться о числе учеников по разным классам. Как бы то ни было, в нашей и других газетах дело это было разъяснено, и показано, что приведенная цифра, 4%, означает число учеников, оканчивающих курс, сравнительно с общим числом учащихся в гимназии: на сто человек учащихся в гимназиях приходится около 4% окончивших курс. Эта пропорция неудовлетворительна, потому что в хороших гимназиях оканчивают курс не 4%, а 6% из общего числа учеников, но улучшение может тут состоять в прибавке двух человек на сто, а не 96, как было бы, по мнению ‘С.-Петербургских Ведомостей’, в гимназиях, которые не губили бы своих питомцев. Ученики гимназий разделены на классы, коих до сих пор было семь. Если б ученики все до одного переходили из класса в класс, если бы ни один из них не вышел из заведения до окончания курса, если б они были ограждены от обеднения родителей, от болезней и смерти, то в каждом классе, начиная от низшего и до высшего, было бы по 14 учеников, и могло бы ежегодно оканчивать курс не сто человек, а только 14. Что же? По логике ‘С.-Петербургских Ведомостей’ выходило бы, что даже и в этом случае 86 человек из ста погибают. Читатели видят, что эта басня произошла оттого, что гг. фельетонисты сочли пропавшими без вести всех учеников, продолжающих учиться в гимназии во всех классах, кроме последнего, выпускного. Кажется, было достаточно разъяснить эту басню, чтоб она не повторялась. К прискорбию, этого не оказывается, и в одной из петербургских газет, которые привезла нам вчерашняя почта, мы нашли повторение той же басни. Бессмысленная сама по себе и положительно опровергнутая, она повторяется как ни в чем не бывало, и на ней основываются выводы, обращенные к лицам, ‘стоящим на страже неприкосновенности законов’, то есть к членам Государственного совета, имеющим постановить мнение об учебной реформе, внесенной министерством народного просвещения. Что это такое? От издателей ‘Голоса’, — ибо газета, о которой мы говорим, есть ‘Голос’, — требовалось очень мало, чтоб избежать напечатания этой непозволительной штуки: вопрос это не педагогический, это статистика, самая неголоволомная, да притом и совсем разжеванная… Вот какие умственные и нравственные силы имеют у нас возможность обращаться через печать к лицам, ‘стоящим на страже неприкосновенности законов’. Нужно ли еще другое доказательство необходимости поднять уровень образования в нашем обществе? Нынешняя полемика об учебной реформе будет для последующих поколений мерилом той высоты, на которой стоит ведомство народного просвещения сравнительно с своими ожесточенными противниками.
Задачи этого ведомства ясны, их величие в их простоте. Следует, держась всемирного опыта, улучшить приготовление к занятиям науками, при этом надобно пользоваться бесспорным, а не решать или, как выражаются иные, предрешать вопросы педагогии. Что значит законодательно предрешать педагогические вопросы? Это значит законодательно решать их прежде, нежели они решены педагогическою практикой. Но этого-то именно и не делает министерство народного просвещения, хотя оно, тем не менее, обвиняется за предрешение вопросов. Странная логика! Говорят, что физические науки могут сделаться такими же образовательными предметами, какими до сих пор оказывались только древние языки в соединении с математикой. Пусть так, пусть новое орудие образования есть дело будущего, пусть ему даже принадлежит все будущее. Но ведь будущее еще впереди. Время чаемого торжества новой системы еще не наступило, оно еще предмет ожиданий, верований, прорицаний. Призвано ли законодательство вторгаться в эту чуждую ему область, предрешая вопросы будущего? Конечно, нет, решение этих вопросов не может зависеть от законодательства. Образовательная сила древних языков и математики ни на волос не убавится, образовательная сила предполагаемого нового орудия ни на волос не возрастет от тех решений, которые будут приняты русским учебным законодательством.
Предмет этих решений — не спорные вопросы педагогии, а состояние русских училищ, которые выиграют или проиграют, смотря по тому, как поступит законодательство, последует ли оно опыту всего образованного мipa или примется само производить опыты, коих исход сомнителен. Разумно ли гоняться за вероятным, когда в виду есть верное?
Впрочем, в настоящую минуту агитация, по-видимому, махнула рукой на гимназии, она позволяет устроить их по-европейски, но требует, чтобы наряду с ними были на казенный счет устроены училища, имеющие своею задачей конкурировать с ними в будущем. Теперь пока эти училища будущего еще слабы и не могут быть уравнены с гимназиями. Это уже допускают нехотя наиболее ловкие из затаенных противников улучшения гимназий. Но надобно настроить таких училищ на черный день. Придет иное время, будут иные обстоятельства, иные люди, представится какой-нибудь случай, и желаемое уравнение произойдет разом, одним почерком пера. Вопрос педагогической практики будет все-таки решен законодательством, что, собственно, и есть предмет желаний, сдерживаемых лишь по необходимости, из благоразумия и расчета. В сущности, это те же желания, тот же Протей, являющийся в новом образе, хватающийся за новое средство. Прежде целью агитации было испортить гимназии, принеся их в жертву безвестному будущему. Теперь тому же безвестному будущему хотят пожертвовать реальными училищами.
Задача полезных для России реальных училищ столь же ясна, как и задача гимназий, составляющих нашу потребность, и столь же просты и очевидны те средства, коими следует пользоваться. Можно считать выражением всеобщего единогласного в России мнения то постановление Государственного совета, что училища этого рода составляют насущную потребность в промышленных и торговых центрах, ибо должны доставлять местным жителям возможность подготовлять своих детей как к поступлению в высшие специальные училища, так и прямо на практическое поприще заводской и технической промышленности, нуждающейся до крайности в отечественных деятелях, особенно же ныне, при значительном развитии и железных дорог, и пароходных сообщений, и фабричных производств. Вот указание совершенно определенное, всем сочувственное, несомненно полезное. Оно разработано министерством народного просвещения при свете опыта других стран и возвратилось ныне в Государственный совет в виде устава реальных училищ. Что же теперь предлагают сделать? Предлагают переделать этот устав в таком направлении, чтобы Россия получила не те училища, которых требовал Государственный совет, выражая всеобщую потребность России, а училища будущего. Заводская и техническая промышленность сильно нуждается в отечественных деятелях, это правда, но она все-таки должна сделать уступку. Какому интересу? Желанию произвести опыт о том, нельзя ли будет впоследствии принимать учеников этих училищ в университеты. Зачем это понадобилось? Ведь в университеты готовят гимназии. Если увеличить число людей, получающих университетское образование, то есть прямое средство, коего правильность не подлежит сомнению: заводить новые гимназии, которые, если новый устав их будет удачно приводиться в действие, будут доставлять университетам таких студентов, каких следует. В интересе университетов надобно размножать и улучшать гимназии, а не производить опыты. Опыты могут быть интересны лишь в теоретическом отношении, с точки зрения педагогики. Но ведь желающим не возбраняется устроить училище хоть по проекту издателя ‘Голоса’, с устранением древних языков и введением сравнительной грамматики (вероятно, всех языков индоевропейских), или профессора Бекетова, с новым методом преподавания наук опытных. Каждый волен заводить такие училища на свой счет, допуская в них, если угодно, и факультативное преподавание латинского языка. По нашему законодательству, ученики таких училищ будут иметь более свободный доступ в русские университеты, чем имеют теперь воспитанники реальных училищ первого разряда в прусские университеты: стоит выдержать нетрудный приемный экзамен, а пожалуй, и без экзамена записаться в сторонние слушатели. Хотя опыт будет сделан на частный счет, а не на податные деньги, сила его будет не меньшая, напротив, легче сделать опыт на одном училище, устроенном людьми, убежденными в его успехе, нежели на целом ряде пробных училищ, управляемых казенным порядком. Что опыт скажет, тем, без сомнения, воспользуется и русская публика, и русское правительство, а может быть, воспользуется и весь мip, если позволительно ожидать блистательной славы для таких мыслителей, как профессор Бекетов или издатель газеты ‘Голос’.
Но производство подобных опытов не входит в обязанности государства, и самый эксцентрический министр решился бы разве на учреждение одного пробного училища. А от нынешнего министра народного просвещения ожидают, что он примется заводить целый разряд училищ, имеющих экспериментировать! С чем же это сообразно? Но и этого мало. Если бы требовали только учреждения целого разряда училищ для производства экспериментации, соответствующей величию России и избытку ее финансовых средств, это куда бы еще ни шло. Министр рисковал бы казенными деньгами да своею репутацией. А теперь дело ставят немного иначе. Поплатиться должна, сверх того, русская промышленность и торговля, ибо опыт приготовления новым способом университетских студентов предлагают делать в училищах, которые предназначены на ее пользу и Государственным советом, и министерством народного просвещения. Законодательству задается загадка: устрой реальные училища так, чтоб они могли приготовлять впоследствии в университеты, а затем старайся, как знаешь, принести этими училищами ту пользу для русской промышленности и торговли, какая имелась в виду: придумай компромисс, но компромисс должен быть односторонний, то есть жертвовать можно практическою пользой отечественной промышленности и торговли, а отнюдь не великим интересом педагогического опыта.
Таков, без преувеличения, смысл требований, обращаемых к учебной реформе наиболее умеренными и благопристойными из ее противников. В служении своем будущему они увлекаются или, по крайней мере, принимают вид, что увлекаются мечтой, будто задаваемая ими загадка может быть разрешена без особенного ущерба для практически полезного характера проектируемых реальных училищ. Они восстают против их специализации, якобы чрезмерной, они являются поборниками общего реального курса без применения к местным потребностям, без внимания к разнообразию отраслей промышленности и торговли. Они хотят повторения опыта, который был сделан на наших глазах в московской 3-й реальной гимназии, где ученики приобретали слишком много разнообразных сведений, а потому и не могли их настолько усваивать, чтобы выходить людьми, основательно подготовленными к какой-либо специальной практической деятельности. Торговля требует одного, а промышленность другого, хотя и для торговли, и для промышленности требуется общее образование. Для торговли нужны новые языки и язык отечественный, из математики особенно нужна арифметика, нужны книговодство, письмоводство, чистописание. За исключением книговодства и письмоводства, все это общеобразовательные предметы. Они и должны получить особенное развитие в курсе, приспособленном к потребностям торгового сословия. Другие общеобразовательные предметы реального курса, алгебра, геометрия, физика и химия, естественная история, география и история, рисование и черчение, должны быть тоже преподаваемы, но не могут иметь равного развития, если поставляется задачей дать молодому человеку реальное образование, примененное к потребностям торгового класса: только география непременно должна быть расширена введением преподавания торговой географии. На этом примере видно, что для достижения цели требуется установить должную меру преподавания тех или других предметов. Предметов собственно специальных, то есть вовсе не входящих в общепринятый реальный курс, тут нет, за исключением книговодства и письмоводства, на которые уделено уставом не более 8 уроков (преподавание этих предметов соединено с чистописанием). Неужели поступать так значит чрезмерно специализировать курс? Неужели было бы лучше распределить время поровну между всеми предметами, то есть в данном случае пожертвовать новыми языками, на которые в проекте министерства назначено сравнительно больше времени, чем на другие предметы?
Но, говорят, как можно в городе торговом и промышленном учреждать реальное училище, приспособленное к потребностям только торгового сословия? Не будет ли это насилием жизни, принуждением, чтобы все учились только тому, что нужно и полезно лишь для одной части населения? Это возражение основательно, но оно не имеет силы относительно устава реальных училищ, проектированного министерством. В объяснительной записке к проекту мы находим следующее замечание: ‘Там, где местные общества или земства пожелали бы учредить на свой счет смешанное училище для нескольких специальностей или также на собственный счет дополнить учебный курс какого-либо реального училища, содержимого правительством, и таким образом приноровить его к какой-нибудь еще другой специальности, подобные учреждения могут быть также допущены, но не иначе как с разрешения министерства народного просвещения и притом под условием, чтобы программы, установленные для каждой из специальностей, были в точности выполняемы и получение прав условливалось прохождением курса по меньшей мере по одной из этих программ’. Перестановки же в распределении уроков между предметами и классами допускаются уставом и с разрешения попечителей учебных округов. Приспособлять курсы к действительным потребностям населения в каждом городе будет тем удобнее, что министерский проект предполагает учредить при каждом реальном училище, кроме почетного попечителя, еще особый совет из почетнейших местных жителей числом от 5 до 10, который будет правильным органом для выражения местных желаний. Впрочем, министерство, как бы предупреждая запрос со стороны публики, само составило проект смешанного реального училища, приспособленного к двум хотя и различным, но сродным, а потому могущим часто встречаться потребностям — фабричным и сельскохозяйственным.
Специализация в реальных училищах есть, сказали мы, не что иное, как известный оттенок, придаваемый общему курсу чрез преимущественное развитие нескольких входящих в него предметов с присоединением весьма немногих чисто специальных, каковы, например, механическая технология, сельское хозяйство, металлургия. Эти последние предметы суть незначительные придатки к курсу, придатки, практически необходимые, но нисколько не подавляющие его и не требующие даже десятой доли всех учебных часов. Молодые люди будут благодарны за них, с педагогической точки зрения их может признать вредными только односторонность, не способная вникнуть в дело. В Англии каждая так называемая modern school [современная школа (англ.)] старается придать себе оттенок специальности. В Швейцарии есть училища (Industrie-Schulen [промышленные школы (нем.)]), приспособленные ко многим специальностям, как то в Цюрихе и Берне, но ученики не учатся там всему, а следуют курсу, указываемому директором училища. В других местах есть училища, посвящаемые отдельным специальностям. Во многих кантонах есть училища сельскохозяйственные. Кроме того, в Люцерне есть училище четырехклассное, два первые класса общие для всех, два старшие по двум отделениям: математико-техническому и коммерческому. В Солотурне — пятиклассное, в Аппенцеле — трехклассное, в Тургау — шестиклассное с тем же делением. В Базеле одно-классное коммерческое (с преобладанием французского языка), корме того, училища техническое, рисовальное. В Тессине — техническое и рисовальное. В Сен-Галлене — техническое училище с 4-летним, коммерческое с 3-летним курсов. В Женеве — college industriel et commercial с преподаванием новых языков и сокращенным преподаванием математики.
Мы уже упомянули, что швейцарские училища преимущественно взяты во внимание при начертании проекта реальных училищ и что совершенно ошибочно считать его скопированным с Австрии. В этой последней реальные училища весьма разнообразны, видоизменяясь по решениям местных сеймов. Особенною репутацией пользуется Пражское реальное училище, которое и упоминается не раз в объяснительной записке к проекту министерства. Общий устав австрийских реальных училищ 1851 года есть труд сериозный, увеличивший, а не уменьшивший репутацию профессора Коллера, бывшего одним из главных его составителей и исполнителей, но он не мог быть образцом для нам, потому что подлежит преобразованию и что это преобразование, как еще только теперь происходящее, не успело обнаружить свои последствия. В уставе 1851 года были некоторые оригинальности, например преподавание физики начиная с самого низшего класса (принимаются десятилетние дети), прохождение алгебры со II класса, ненужное отдаление низших классов от гимназического плана преподавания, исключение новых языков из обязательного курса. Эти недостатки теперь исправляются, но их нельзя найти в проекте нашего министерства народного просвещения. Если мы однажды сказали, что проектируемые у нас реальные училища будут более похожи на австрийские (первого разряда), то при этом имелось в виду лишь то, что в прусских реальных училищах первого разряда латинский язык обязателен и что эти прусские училища почти вовсе не приспособлены к потребностям промышленности и торговли. Теперь вошло в моду восхвалять прусские реальные училища первого разряда. Будь они, однако, так хороши, правительство учредило бы их на казенный счет, но оно этого не делает. Будь они хороши, их старшие классы не пустели бы, как они пестуют: из 20 000 учеников 64 реальных училищ первого разряда доходит до девятого года ученья не более 368, между тем как из 56 000 гимназистов доходит до девятого года 2824. Оканчивают курс в гимназиях около 5%, в реальных училищах первого разряда — меньше нежели 2%, то есть, если говорить языком ‘Голоса’, из каждых ста человек более 98 гибнут.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1871. 20 апреля. No 82.