Светлой памяти рано ушедшего,
прекрасного моего друга
Ольги Ивановны Неверовой,
чей образ незримо осенял мой труд,
с нежной любовью посвящаю эту Книгу
‘Сколь краток смертных век!
Сколь жребий неизвестен!
Сегодня мертв лежит.
Кто был вчера прелестен’
Из старой намогильной надписи
на кладбище Ново-Девичьего монастыря в Москве
Искусственные пруды Версаля, тенистые аллеи Сан-Суси, игрушечные покои Трианона, дворцы Петербурга, чудом возникшие над болотами, серебряные павлины Сент-Джемского парка,— весь этот блестящий Второй Ренессанс принадлежит женщине.
Вся эта капризная, изысканная, одурманенная ароматом эпоха создавалась или по вдохновению женщины или ради нее.
Над живописью, архитектурой, наукой, политикой,— над всем гласно или негласно царил ее дух, ее воля.
Должно быть, так повелел рок.
Выведя женщину на Западе из-под вечной инквизиции, на Востоке — из заточения терема, он объявил миру, что она его фаворитка.
И преклонилось все.
Тени печали лежат на лице женщины, о муке и рабстве говорят ее глаза на портретах средневековья. Точно предчувствуя свою победу, но еще не веря ей, робко улыбается она с портретов 17 века. Но смело, кокетливо и гордо она смотрит с портрета 18 века.
Где бы она ни царила,— в своем поместье в Англии, в салоне Франции, во дворце Вены или Петербурга, всюду победная улыбка на ее лице. Она знает, что ее век и что она, все равно, на миг, на часть или на всю жизнь — фаворитка Рока.
Что в том, если она родилась не во дворце, а в подвале, в ночлежном доме или в провинциальной глуши. Она всюду найдет ее и отметит ее своей печалью.
Их много, отмеченных. Мой выбор, чисто личный, и я говорю о тех, кто, по-моему, ярче других выражает свое время и в чьих образах оно встает для меня яснее и законченней.
Давая эти восемь портретов, я знаю хорошо, что в моей книге далёко не исчерпано все, что сохранилось о них от прошлого.
Быть может, я оставила в тени многое очень существенное. Наверно, я привела много такого, что покажется другим незначительной мелочью.
Я женщина и писала о женщинах.
‘Все театральные галереи, кресла, ложи должны быть уничтожены’ — говорит английский закон 1647 года. ‘Впредь все актеры должны быть подвергаемы публичному наказанию розгами, а всякий уличенный зритель театральных представлений за каждое такое преступление должен заплатить пять шиллингов’. Закон этот не был мертвой буквой. Актера, пойманного на месте преступления, не только били, но часто подвергали пыткам, вроде прижигания языка каленым железом.
Плин в своих пуританских прокламациях писал еще до победы Кромвеля: ‘Театральные представления — это грешные, языческие, срамные, безбожные зрелища и весьма пагубный разврат, осужденный во все века, как нетерпимый грех против церкви и государства’.
Если бы даже Кромвель и захотел более снисходительно взглянуть на театр, он не мог бы этого сделать, потому что его солдаты разрушали театры, казалось, с еще большим ожесточением, чем католические церкви.
Пуритане уничтожали театр,— его не стало в Англии и не было в течение 15 лет.
Со вступлением на престол Карла II театру было возвращено право существования. Толпа, когда-то громившая театры, с голодной жадностью кинулась на них. Бывший только что символом разврата и беззакония, театр стал носителем высоких идей и таланта.
Возрождение театра ознаменовалось двумя очень крупными в нем реформами. Во-первых, бывшие до того надписи ‘Лес’ — ‘Дворец’ сменились более или менее подходящими к пьесе роскошными декорациями. Костюмы были очень богаты, но все же соответственными эпохе не делались. Актер, игравший монгольского царя, одевался в костюм Карла II (и часто это была одежда, подаренная актеру с королевского плеча), а римская матрона — по самой последней моде Реставрации.
Второй важной реформой театра было появление в нем женщины. До того все женские роли исполнялись мужчинами. Во Франции женщина уже давно появилась на подмостках, но в Англии это пришло лишь теперь. Первой женщиной на английской сцене была Маргарита Хьюгс.
В этот момент обостренного внимания к театру на его горизонте появилась Нелль Гвин.
Кто она и откуда, об этом говорили и писали много, но вся ее жизнь до появления на сцене известна лишь более или менее достоверно. Более точные сведения, дошедшие до нас о ее прошлом до сцены, таковы.
Она родилась 2 февраля 1650 года в Герфорде и ребенком была привезена своими родителями в Лондон.
Отец ее был отставной солдат, умерший в долговой тюрьме, когда она была еще маленькой девочкой.
Благотворного влияния на нее семья вообще оказать не могла. Сестра ее, Роза Гвин, в 1663 г. судилась за кражу.
Нелль Гвин жила со своей матерью в бедной, переполненной ночлежками местности — Колль Ярде. Грязная, в рваном платье, возилась Нелль целыми днями на улице, в пыли или в лужах, со своими такими же оборванными сверстниками.
Это время наложило отпечаток на всю ее жизнь. Как ни вознесла ее потом судьба, в ней всегда оставалась прежняя уличная девчонка с Колль Ярда и в манерах, и в ее далеко не изысканном способе выражать свои мысли.
Около Колль Ярда жила в это время некая госпожа Росс, содержательница притона низкого разряда.
В этот дом торговли живым товаром поместила мать тринадцатилетнюю Нелль разливать и разносить крепкие напитки посетителям.
Всего удивительней то, что, пробыв в этом вертепе более года, Нелль осталась по-прежнему бойкой девчонкой, чистой и здоровой телом и душой.
Госпожа Росс имела привычку заставлять своих девочек прирабатывать деньги мелкой уличной торговлей, пока ей не представлялось для них более выгодного заработка. Для этой цели она отправляла Нелль торговать апельсинами в Королевский театр.
Маленькие торговки, появлявшиеся в антрактах со своими апельсинами в партере театра, пользовались у публики большим успехом! Не давать им цены, которую они запрашивали, считалось неприличным, так что они зарабатывали хорошо.
Нелль было в то время 15 лет. Ее хорошенькое, насмешливое лицо, обрамленное великолепными рыжими кудрями, ее остроумный и бойкий разговор забавляли публику, и она быстро заняла первенствующее место среди своих товарок.
В этот период ее жизни у нее появился первый любовник, молодой театральный ламповщик.
Об его любви к ней Нелль всегда говорила с нежностью. Особенно трогало ее воспоминание о том, как однажды он, заикаясь и краснея, принес ей свой первый подарок, пару шерстяных чулок. Были сильные морозы, и ноги Нелль очень, страдали от холода. Маленький ламповщик приработал вдвое, купил шерстяные чулки и был счастливей всех лордов на свете тем, что доставил радость своей возлюбленной.
Нелль привлекала в театре внимание и более значительных лиц, чем маленький ламповщик. К ее разговору, подвижному лицу и грациозной фигурке стал присматриваться Карл Харт, самый крупный актер того времени. Вскоре он решил, что в Нелль скрыт большой комедийный талант, и задумал сделать из нее актрису.
Несмотря на утверждения некоторых лиц, есть полное основание полагать, что отношения между Нелль и Хартом были только дружеские. Он первый открыл ее истинное призвание, и артистическое чутье не обмануло его.
Скоро Нелль стала одной из самых любимых актрис Лондона.
Талант Нелль Гвин, исключительно комедийный, как нельзя лучше подходил ко вкусам тогдашней публики, согласно которым ‘Бурю’ Шекспира переделали в оперу, а к ‘Ромео и Джульетте’, кроме печального конца, присочинили веселый и играли один день, как трагедию, а другой, как комедию.
Нелль ненавидела трагические роли и по современным ей отзывам играла их очень плохо. Но в веселой комедии ей не было равных.
Денежные дела Нелль теперь стояли очень хорошо, и ее прежняя нищенская каморка сменилась прекрасной квартирой в центре города, близ театра. У публики и у прессы Нелль имела колоссальный успех, а грубость тогдашних театральных нравов не могла смутить и поразить вчерашней уличной девчонки.
Это была, собственно, самая безоблачная и счастливая пора ее жизни.
В это время в Лондоне среди золотой молодежи производил много шуму своими озорными забавами лорд Бок-херст, граф Дорсей, постоянный ужас городовых и полиции.
Никто, кроме его друга Карла Седли, не мог равняться с ним в диких необузданных похождениях. Некоторые его поступки могли казаться просто безумными. Ему с товарищем ничего не стоило пробежаться голому ночью по улицам Лондона или в том же костюме сказать легкомысленную речь в таверне ‘Кок’ перед многочисленной избранной публикой. Много раз Бокхерста судили за его выходки. Но, несмотря на его безобразное поведение, он был очень любим. В нем было много личного очарования и, как ни странно, хорошего вкуса и знаний. Искусство и литературу он любил не меньше, чем женщин и вино, и был одним из крупных меценатов своего времени.
Мало кто из поэтов, писателей и художников современной ему Англии не был ему чем-нибудь обязан
Этот странный человек безумно влюбился в Нелль Гвин. Богатый, умный, красивый, жизнерадостный Могла ли устоять Нелль? Это был ее ‘Карл Первый’, как она его называла после.
Лорду Бокхерсту хотелось, чтобы Нелль принадлежала всецело ему Она оставляет сцену и уезжает с ним в Эпсом. В этом курорте поселяются они с его другом Седли Конечно, не только минеральные воды пились в доме лорда Бокхерста Вообще трио, по-видимому, жило очень весело
Больше года провела Нелль в Эпсоме Были ли причиной ссора с Бокхерстом или тоска по сцене, сказать трудно но несколько больше года спустя Нелль возвратилась на сцену
С тех пор прежних отношений с Бокхерстом уже не было никогда, но как критик, он продолжал хорошо относиться к ней, а она оставалась всегда искренним другом своего ‘Карла Первого’
Когда Нелль вернулась на сцену, ей пришлось первое время испытать много неприятного Ее учитель, Карл Харт, в руках которого был Королевский театр, не мог простить ей ухода со сцены и мстил, давая трагические роли, которые ей совсем не удавались
Но долго так продолжаться не могло и, сыграв свою коронную роль Флоримены в ‘Тайной любви’ Драйдена, Нелль заняла свое прежнее положение
Во время одного из представлений ‘Тайной любви’ Нелль вызвали в королевскую ложу, и ее судьба была решена
Что Нелль пленила Карла II, было неудивительно. Лондонское общество в то время страшно ценило остроумие В нем изощрялись, его культивировали. Карл II ценил его больше других и сам считался остроумнейшим человеком Англии Хорошенькая Нелль обладала исключительной бойкостью речи и природной остротой ума
За театральными кулисами скоро начали говорить о связи Нелль с королем Но сама она много работала и вела себя так же, как раньше, не меняясь ни в чем и не меняя своего образа жизни
Весной 1670 года у нее родился сын, в котором кровь бывшей продавщицы апельсинов слилась с голубой кровью Стюартов
Вскоре после рождения сына Нелль выступает в ‘Победе над Гренадой’, новой пьесе Драйдена Играет она блестяще, с еще небывалым успехом Но это ее прощальная роль После этой победы она навсегда покидает сцену и становится официальной фавориткой короля. Нелль была не первой, покорившей сердце Карла II. Но она одна умела удержать его до конца его жизни.
До нее все фаворитки Карла II пытались принять тот или другой не свойственный им облик. Король, зная неискренность придворных, ясно видел в отношении к нему своих любовниц тоже лишь хорошо или плохо играемую роль. Нелль была хорошей актрисой на сцене, но в жизни она не умела и не хотела быть ничем иным, как только собой. Она была дитя народа, с вульгарными манерами, резким грубым языком и склонностью к очень сильным ругательствам. Она никогда не пыталась переделать себя и приводила своими выражениями в ужас всех придворных и в восхищение короля.
Не переделывая своего внешнего облика, она и внутренне оставалась прежней. Короля она любила искренно и держалась с ним так, как она держалась бы вообще с любимым человеком, ни одной минуты не считаясь с тем, что он король. Свое нелегальное положение при нем она не маскировала и называла себя просто ‘содержанкой’ или еще более резким словом.
Однажды ее кучер подрался с каким-то человеком за то, что тот назвал ее ‘девкой’. Когда Нелль узнала это, она очень смеялась и сказала кучеру, чтоб он не смел драться за это, потому что она ведь и вправду ‘девка’. Но кучер обиделся и сказал: ‘Вас могут называть так, но я не желаю, чтоб меня называли кучером ‘девки’.
В ее насмешках над своим положением, конечно, чувствовалась известная горечь. Своего сына в присутствии короля она звала batard и извинялась, что она не знает, как ей звать его иначе. Король после одного такого случая дал ему титул герцога Альбанского.
Если у Нелль и были огорчения, связанные с королем, все же она не утратила своей природной веселости и остроумия.
Теперь король поселил ее в прекрасном доме у Сент-Джемского парка.
По утрам, гуляя по парку, окруженный своими собаками и павлинами, он мог через забор разговаривать с ней. Прохожие часто могли наблюдать сцену — свесившуюся через забор Нелль и внизу короля.
Нелль не была ни жадна, ни расточительна. У нее было только исключительное пристрастие к серебряным украшениям. Счета ее по заказам серебра в самом деЛе были относительно крупны. Кроме того, она была неисправимым игроком. В ее доме всегда велась крупная азартная игра, в которой она не всегда выигрывала. Как и в бытность ее актрисой, у нее в доме было очень весело. Она любила своих прежних товарищей по искусству и они отвечали ей тем же. Часто своим пением, игрой и декламацией они придавали ее дому еще больше оживления и разнообразия. Нелль пользовалась редкой для королевской фаворитки любовью народа. Когда она была актрисой, все в Лондоне называли ее ‘наша Нелль’, и это имя осталось и теперь.
Она была очень щедра. Ее характер очень хорошо рисуется в следующем эпизоде. Катаясь, она увидела, что в долговую тюрьму ведут какого-то священника. Она остановила свою коляску и, ничего не расспрашивая, уплатила его долги.
По ее просьбе король построил госпиталь Чельзи для больных и неработоспособных солдат. Этот госпиталь существует и сейчас. Что это было сделано по ее настоянию, из официальных данных, конечно, не видно, но это подтверждается тем, что в самом Чельзи больше ста лет существовал обычай пить торжественный тост в честь ее, как своей благодетельницы. О том же говорит и надпись в маленькой гостинице около Чельзи, названной ее именем.
В 1679 году у Нелль утонула мать. По-видимому, она не совсем трезвая упала в один из каналов.
Несмотря на то, что мать ее вовсе не была по отношению к ней образцовой, Нелль была огорчена ее смертью и устроила ей пышные похороны.
Вообще в душе Нелль всегда жила тоска по семейной жизни, и скупо отпущенные ей судьбой семейные радости и огорчения были для нее важнее блеска королевских палат.
Нелль была не единственной любовницей Карла П. Когда король влюбился в Нелль, при нем была еще Вар-вала Пальмер. Король дал ей титул герцогини и отстранил от себя. Но у Нелль была более опасная соперница, которую король не желал удалять. Это была Луиза де-Керуайль или, как ее звали англичане, ‘мадам Каруель’.
Француженка, нежная, с прекрасным детским лицом и медленными грациозными движениями, она появилась около короля, когда Нелль уже была его фавориткой.
Луиза Керуайль была из старинной аристократической семьи и очень гордилась этим. Насмешливая и резкая Нелль, конечно, не упускала случая посмеяться над ее слабостью. Так однажды, после смерти принца Руанского, Луиза появилась при дворе в трауре, заявив, что это был ее родственник На следующий же день Нелль появилась тоже в трауре и на вопрос о причине отвечала, что умер ее родственник — Хан Татарский.
Несмотря на взаимные насмешки и частые ссоры, Нелль и Луиза были внешне в хороших отношениях. Часто посещали друг друга и вместе играли в карты, занимая при случае друг у друга деньги.
Но в то же время в отношении Луизы Нелль держалась очень независимо и определенно.
‘Эта герцогиня делает вид, что она знатная леди, все при французском дворе ее родственники. Она одевает траур, если умрет кто-нибудь из великих особ. Хорошо! Если это так, почему она любовница короля? Она должна бы умереть со стыда. Что касается меня, я не претендую быть иным, чем я есть. Король взял меня любовницей и я ему верна. Он дал мне ребенка, он должен признать его и он признает, потому что любит меня не меньше, чем свою Портсмут’ Так передает м-ме Севинье слова Нелль в своих письмах.
Положение Нелль было в общем много лучше, чем положение Луизы. Народ любил Нелль. Она была англичанка и протестантка, а Луиза француженка и католичка.
Народ подозревал ее в шпионстве и католическом влиянии на короля. Все нежелательные для себя поступки короля народ всегда объяснял влиянием ‘мадам Каруель’ и ненавидел ее так же горячо, как любил Нелль.
В 1681 году король на заседаний парламента в Оксфорде взял с собой обеих любовниц.
Однажды, когда Нелль ехала в королевской карете, ее остановила толпа, которая, думая, что едет ‘мадам Каруель’, ревела и осыпала карету камнями. Нелль знала народ и не испугалась. Она высунула из кареты свою рыжую голову и закричала: ‘Пожалуйста, добрый народ, будь вежлив! Я протестантская б…’. Раздался общий хохот, и народ с приветственными криками дал ей дорогу
Кроме того, что она была протестантка и англичанка, народ ценил в ней то, что она не мешалась в политику и не домогалась титулов. Другие возлюбленные Карла II получили титулы: Варвара Пальмер — Герцогиня Клевленд, Луиза де-Керуайль — Герцогиня Портсмут-Нелль была просто мадам Нелль Гвин — актриса, девушка из народа, бывшая продавщица апельсинов.
В 1685 году, 2 февраля, умирал, все еще остря даже над своими страшными мучениями и наступающей смертью, Карл II.
Это был день рождения Нелль. Ее сына, герцога Альбанского, привели проститься с королем, ее не допустили. Но Карл II помнил Нелль. Его язык уже плохо повиновался ему, но его брат, будущий король Яков II, ясно слышал последние слова умирающего короля: ‘Не дай умереть с голоду бедной Нелль’.
Король Яков не забыл этого завета. Когда Нелль угрожала долговая тюрьма, в ответ на ее просьбу, адресованную ему, он уплатил ее долги, назначил ей постоянное хорошее содержание и подарил имение Бетсут-Парк — недалеко от Ноттингама.
Нелль не суждено было долго жить. Умерла она от апоплексического удара.
Не сохранилось ни ее мемуаров, ни ее писем. Уцелело лишь ее завещание, где так же, как и в ее поступках, ясно обнаруживается душа Нелль Гвин с ее настоящим пониманием нищеты и разумной благотворительностью.
Видимо, она не забыла долговой тюрьмы, в которой умер ее отец и которая подобно вечной угрозе висела над многими близкими ей в юности. Кажется, никому другому не приходило в голову оставлять в своем завещании такую сумму на уплату долгов за томящихся в долговых тюрьмах, как это сделала Нелль Гвин.
Она умерла 14 ноября 1687 года. Ее похоронил за свой счет король Яков II.
Похороны были не слишком торжественны. Но Лондон не забыл ‘своей Нелль’, и плачущая толпа наполняла церковь.
Если бы Нелль совсем не жила на свете, карта Европы осталась бы той же, но не было бы одной интересной и колоритной фигуры 17 века.
Если в 17 веке короли уже не женились на пастушках, то на примере Нелль мы видим, что они еще были способны любить продавщиц апельсинов.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
