М. Т. КАЧЕНОВСКИЙ
М. Т. КАЧЕНОВСКИЙ
Некрология*
Некрология*
ПРИМЕЧАНИЯ
Некрология, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1826
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Карамзин: pro et contra / Сост., вступ. ст. Л. А. Сапченко. — СПб.: РХГА, 2006.
{* Из ‘Journal de St. Petersbourg Pol. et Lit.’ (‘Санкт-Петербургский журнал политики и литературы’. — Ред.).}
Отечество и словесность понесли утрату, которая будет чувствуема долго и сильно. Николай Михайлович Карамзин, историограф империи, скончался 22 числа сего месяца (мая) во дворце Таврическом, 59 лет от роду, вследствие приключившегося нарыва в груди.
Русским читателям нашим достаточно известны права Карамзина на уважение публики, на ученую славу, на признательность его соотчичей, и мы не почитаем нужным говорить здесь об них подробно. Знают даже и самые иностранцы, что он первый в бессмертном своем творении представил образец классической прозы на языке русском, не менее уважают в нем и ученого трудолюбивого, который громкою славою и волею государя быв призван к подвигу составить летописи своего отечества, с 1802 года посвятил все бытие свое великому сему предмету. Сначала озарил он светильником исследований происхождение народа русского, потом, шествуя твердыми стопами через ряд веков, из безобразного и многосложного сбора летописей древних извлек полную связь происшествий нашей истории даже до царствования Иоанна Васильевича Грозного {История государства Российского доведена, как известно, до избрания в цари Василия. — Пер.}, представленных за поручительством самых источников, в удивительном порядке, с беспристрастием неизменяемым и с тем красноречием слога, которое, соединяя великих писателей с мужами великими, с героями повествуемых деяний, учреждает взаимности славы между ними и делает одних необходимыми для других, чтобы совокупно жить в потомстве. Неумолимая смерть воспретила ему довершить сей памятник народный, из современных же талантов еще ни один не обещает продолжателя труду скончавшегося историографа.
Особа писателя знаменитого не всегда соответствует идее, какую люди составили себе о нем, судя по его творениям, и в таком случае сравнение автора с ним самим часто бывает для него невыгодным. В Карамзине напротив — и мы смело полагаемся на свидетельство всех, имевших счастие знать покойного, — человек являлся выше писателя1. Быв принят благосклонно с первых подвигов своих на поприще словесности, видя славу свою возрастающую с собственным возрастом, любимый, уважаемый всеми счастливый супруг, счастливый родитель, удостоенный наконец особенного благоволения от императора Александра, Карамзин постоянно и без усилий преодолел столько побуждений к гордыне. Никакого действия не возымели они над характером самым кротким, тихим, время от времени более доброхотным. Самая зависть должна извинять заслуги человека, который, по-видимому, не помнил об них и который был самым снисходительным ценителем заслуг, другим принадлежащих. С такими качествами не мог он не иметь друзей, имел их, и мало есть у нас людей, отличных талантами или же званиями в обществе, которые не вменяли бы себе в удовольствие давать ему сие титло. Вечно будут они жалеть о нем, и ни с чем сравнить нельзя горести его семейства, кроме той любви неизъяснимой, которое оно к нему питало в воздаяние за такую же любовь, столь справедливую и столь нежную. Когда успокоятся сердца вдовы2 и сирот Карамзина, горестию растерзанные, когда будут доступны другому чувству — да возмогут они обрести утешение в достославной награде, которою увенчана жизнь нашего историографа3. Августейшая десница, столь же достойная держать бразды великой империи, как и назначать самую щедрую мзду таланту и доблестям гражданским, мзду, какой только ожидать они могут, начертала рескрипт4 на имя Карамзина, врученный ему за несколько недель перед кончиною {Высочайший рескрипт сей напечатан был уже в ‘Ведомостях’.}.
К рескрипту приложен указ на имя министра финансов. Его императорское величество пожаловал Карамзину 50 тысяч рублей ежегодной пенсии5, которая должна обратиться на супругу его, а после на детей таким образом, что сыновья будут пользоваться ею до вступления в службу, а дочери до замужества.
Впервые: Вестник Европы. 1826. No 9. С. 69—72. Печатается по первой публикации.
1 Отношение к личности Карамзина, с одной стороны, и к его художественному наследию, с другой, было не просто неоднозначным, но имело свою динамику, порой одно заслоняло и вытесняло другое, личность и творчество далеко отходили друг от друга.
2 О ‘верной жене своей’ Екатерине Андреевне Карамзин сказал в записке ‘Для потомства’, что жил с ней ‘в одну мысль, в одно чувство’ (Карамзин Н. М. Неизданные соч. и переписка. СПб., 1862. Ч. I. С. 10).
3 Ср. в письме к И. И. Дмитриеву от 22 августа 1818 года: ‘…историограф еще менее Карамзина…’ (Карамзин Н. М. Избранные статьи и письма. М., 1982. С. 185).
4 См. также ‘Приложение’ к статье Н. И. Греча ‘О жизни и сочинениях Карамзина’ в наст. издании, с. 473.
6 Узнав о пожаловании ему и его семейству ‘царского’ пенсиона Николаем I (50 тыс. руб.), он промолвил: ‘Это уж слишком много’. Всегда опасаясь зависимости, Карамзин в учтивой форме благодарил императора, но выразил ту же мысль: ‘Благодеяние чрезмерно: никогда скромные желания мои так далеко не простирались’ (Симбирский юбилей Николая Михайловича Карамзина. 1 декабря 1766—1866 года. С. 178).