НЕКРОЛОГЪ.
Гаврила Степановича Батенькова.
‘П. Б. ‘
‘Библіотека для Чтенія’, No 10, 1863
Некролог, Батеньков Гавриил Степанович, Год: 1863
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Въ газет ‘День’ напечатано:
‘На дняхъ скончался въ Калуг Гаврилъ Степановичъ Батеньковъ‘.
Посл него не осталось ни семейства, ни близкихъ родныхъ, но объ этомъ человк искренно пожалютъ многіе. Въ обширномъ и разнообразномъ кругу своихъ друзей и знакомыхъ, Батеньковъ пользовался вполн заслуженнымъ всеобщимъ уваженіемъ. Жизнь его исполнена чрезвычайныхъ случаевъ, о которыхъ теперь еще не время распространяться. Уроженецъ томской губерніи съ береговъ Оби, онъ былъ приведенъ судьбою на поля Франціи, и тамъ, въ 1814 г., въ одномъ сраженіи получилъ боле десяти ранъ. Французы уносили мертвыхъ и раненыхъ, когда онъ собралъ послднія силы и сдлалъ движеніе, чтобы показать, что онъ живъ. Такою же живучестью и крпостью отличался покойный Батеньковъ и въ нравственномъ отношеніи. Будучи хорошимъ артиллеристомъ, онъ по какимъ-то обстоятельствамъ нашелъ для себя нужнымъ поступить въ инженерное вдомство, употребилъ чрезвычайныя усилія и съ успхомъ выдержалъ экзаменъ въ инженерномъ дл. Въ 1825 году, въ чин подполковника, онъ занималъ въ одно и тоже время дв видныя должности при гр. Аракчеев и Сперанскомъ и пользовался особеннымъ довріемъ послдняго. Отрывки изъ его записокъ о Сперанскомъ помщены въ извстной книг барона М. А. Корфа.
‘Въ старости, испытавъ много горя и лишеній, Батеньковъ сберегъ всю свжесть ума и энергію характера. Для насъ, младшихъ по возрасту, бесда его была всегда поучительна, тмъ боле, что Батеньковъ относился къ современнымъ событіямъ не съ брезгливымъ охужденіенъ. а съ полнымъ участіемъ и надеждою. Вчная ему память!’
‘Къ этимъ строкамъ прибавимъ нсколько словъ отъ себя.— Сила духа въ этомъ человк была необычайная, ея присутствіе слышалось во всемъ его существ. Казалось бы, эта сила, въ соединеніи съ обширнымъ умомъ, высокой образованностью и дятельною любовью къ добру, къ людямъ, призвана была совершить многое для человческаго блага,— но, по неисповдимой вол провиднія, ей суждено было оказать себя только въ страданіяхъ,— страданіяхъ бездйствія… Возвратившись въ Москву, посл продолжительныхъ и мучительныхъ испытаній, уже старцемъ, Батеньковъ не хотлъ оставаться празднымъ и на осьмомъ десятк лтъ принялся писать и переводить то, что считалъ полезнымъ для русскаго общества. Грустно было смотрть на это неудавшееся существованіе, на обиліе даровъ, оставшееся безплоднымъ на эту неудовлетворенную, но не угасшую до послдняго часа жажду дятельности, на эту громадную силу духа, поражонную бездйствіемъ, тоскующую, недоумвающую — куда себя двать, что съ тобой длать. Теперь она опочила, успокоилась эта сила.’
Въ ‘Русской Бесд’ (кн. III, 1859 г.) помщено замчательное стихотвореніе Г. С. Батенькова ‘Одичалый’ {Г. Аксаковъ почему-то даетъ другое заглавіе этому стихотворенію, а именно ‘Узникъ’.}. Считаемъ умстнымъ сообщить его здсь:
ОДИЧАЛЫЙ.
Я прежде говорилъ: ‘прости!’
Въ надежд радостныхъ свиданій,
Мечты вилися на пути,
И съ ними рядъ воздушныхъ зданій.
Тамъ другъ привтливый манилъ,
Туда звала семья родная,
Изъ полной чаши радость пилъ,
Надежды свтлыя питая…
Теперь ‘прости’ всему на вкъ!
Зачмъ дышу безъ наслажденій?
Ужель еще я человкъ?
Нтъ!.. да!.. для чувства лишь мученій!
Во мн ли оттискъ божества?
Я-ль созданъ міра господиномъ?
Создатель благъ. Ужель ихъ два?
Могу ль Его назваться сыномъ?..
Шмели покоятся въ дупл,
Червякъ въ пыли по вол гнется —
И имъ не тсно на земл:
Имъ солнце свтитъ, воздухъ льется,
Имъ все! А мн едва во сн
Живая кажется природа…
Ищу въ безчувственной стн
Отзывъ подобнаго мн рода!
Вотъ тамъ туманъ густой вдали,
И буря тучами играетъ,
Вода одна, и нтъ земли,
Жизнь томно факелъ погашаетъ.
Вотъ тамъ на воздух виситъ,
Какъ страшный остовъ, камень голый,
И дикъ и пустъ, шумитъ, трещитъ
Вокругъ трущобой лсъ сосновый.
Тамъ срый свтъ,
Пространства нтъ —
И время медленно ступаетъ:
Борьбы стихій везд тамъ слдъ,
Пустыня-сирота рыдаетъ…
И тамъ уму
Въ тюрьм тюрьму
Еще придумалось устроить!….
Легко ему
Во мрак — тьму,
Въ тснинахъ — тсноту удвоить!
Тамъ пушекъ рядъ,
Тамъ ихъ снарядъ
На каждомъ вход часовые.
Кругомъ крутятъ,
Кругомъ шумятъ
Морскія волны лишь сдыя.
Куда пойти?
Кому прійти —
Сюда, безъ вдома смотрящихъ?
И какъ найти
Къ роднымъ пути?
Тутъ даже нтъ и проходящихъ!..
Все это, тамъ, друзья, для. васъ,
И рдко вамъ на мысль приходитъ,—
Все это здсь, друзья, для насъ!….
Здсь взоръ потухшій лишь находятъ
Пространство въ нсколькихъ шагахъ.
Съ желзомъ ржавымъ на дверяхъ,
Соломы сгнившей пукъ обшитый,
И на увлаженныхъ стнахъ
Слды страданій позабытыхъ!
Живой въ гробу
Кляну судьбу,
И день несчастнаго рожденья!
Страстей борьбу
И жизнь рабу
Зачмъ вдохнула отъ презрнья?
Скажете: свтитъ ли луна?
И есть-ли птички хоть на вол?
Имъ дышутъ-ли зефиры въ пол?
По старому-ль цвтетъ весна?
Ужель и люди веселятся?
Ужель не ихъ — ихъ не страшитъ?
Другъ другу сметъ повряться
И думаетъ, и говоритъ?..
Не врю. Все перемнялось:
Земля вращается, стеня,
И солнце красное сокрылось…
Но, можетъ быть, лишь для меня!
Вотъ тамъ, весной,
Земля пустой
Кусокъ вода струей отмыла.
Тамъ глушь: полынь и мохъ густой,—
И будетъ тамъ моя могила!
Ничьей слезой
Прахъ бдный мой
Въ гробу гниломъ не оросится,
И на покой
Чужой рукой
Рсницъ черта соединится!
Не урна скажетъ, гд лежитъ
Души безсмертной бренна рама,
Не пышный памятникъ стоитъ,
Не холмъ цвтистый — влажна яма!..
Кто любитъ, не придетъ туда…
Родной и другъ искать не будетъ
Ко мн погибшаго слда,
Его могильщикъ позабудетъ,
Здсь имя — въ гробовую тьму!..
Добра о немъ уже не скажутъ
И съ удовольствіемъ къ нему
Враги одно лишь зло привяжутъ.
Погибли чувства и дла,
Все доброе мое забыто,
И не осмлится хвала
Мн приписать его открыто…
Кукушка стонетъ, змй шипитъ,
Сова качается на ели,
И кожей нетопырь шумитъ —
Вотъ пснь кругомъ сырой постели.
Песокъ несется, илъ трясется,
Выходитъ паръ изъ мокроты,
И ржавый мохъ въ болото ткется —
Вотъ мн привтные цвты!
Придетъ холодный финнъ порой —
И въ сердц страхъ одинъ имя,
Смутится самой тишиной
И скажетъ: ‘Здсь пріютъ злодя!
Уйдемъ скорй, ужь скоро ночь —
Онъ чудится и въ гроб смутой…’
Съ коломъ въ рукахъ, въ боязни лютой,
Крестясь, пойдетъ оттол прочь.
О люди! знаете-ль вы сами
Кто васъ любилъ, кто презиралъ,
И для чего подъ небесами
Одинъ стоялъ, другой ужалъ!
Пора придетъ. Нелживый свтъ
Блеснетъ, всмъ будетъ облаченье…
Нтъ! не напрасно данъ завтъ,
Дано святое наставленье,
Что Богъ — любовь, и вамъ любить
Единый къ благу путь указанъ,—
И тотъ, кто васъ училъ такъ жить,
Самъ былъ гонимъ, самъ былъ наказанъ!..
Но чмъ-то сердце будетъ здсь,
Которое любить умло,
И съ юныхъ лтъ уже презрло
Своекорыстіе и спсь?
Что будетъ око прозорливо,
Которое земли покровъ
Такъ обнимало горделиво
И бги мрило міровъ?
Что будетъ черепъ головной,
Разнообразныхъ думъ обитель?..
Земля смшается съ землей,
Истлитъ всё время-истребитель!
Но скоро ли? Какъ для меня
Желателенъ конецъ дыханья!
Тлнъ благотворнаго огня
Сулитъ покой, конецъ страданья!
Но други! въ этотъ самый часъ,
Какъ кончу я мой путь печальный,
Быть монетъ, трепетъ погребальный
Раздастся въ сердц и у васъ…
Или душами нтъ сношеній,
И чувства чувство не пойметъ?
Ненужный вамъ для наслажденій
Равно живетъ иль не живетъ?
Ужель себя
Однихъ любя,
Во мн лишь средство веселиться
Искали вы, и не скорбя,
Могли навкъ со иной проститься?
И крови гласъ
Ужели васъ
Ко мн порой не призываетъ?
И дружбы жаръ въ прости погасъ —
И стону хохотъ отвчаетъ?..
Пусть такъ. Забитый и гонимый,
Я сохраню въ груди своей
Любви запасъ неистощимый,
Для жизни новой, посл сей!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Безсмертіе! Въ теб одномъ
Одна несчастному отрада,
Покой — въ забвеньи гробовомъ,
Въ упованіи — награда!..
Здсь все, какъ сонъ пройдетъ. Пождемъ —
Призывный голосъ навваетъ —
Мы терпимъ, бремя мукъ несемъ,
Жизнь тихо теплится — но таетъ…
О-Е-А.
18.. года.
Крпость въ Финляндіи.