‘Неизбжный блый человкъ’.
‘Неизбжный блый человкъ’.
Разсказъ Джэка Лондона.
Перев. съ авгл. В. Керженцева.
‘Русское Богатство’, No 4, 1913
‘Неизбежный белый человек’, Лондон Джек, Год: 1910
Время на прочтение: 11 минут(ы)
— Покуда чернокожій останется чернокожимъ, а блый — блымъ, чернокожій никогда не пойметъ благо и обратно — блый не пойметъ чернокожаго.
Такъ говорилъ капитанъ Уудуордъ.
Мы сидли въ общей зал ресторанчика Карла Робертса въ Аліи и въ компаніи съ хозяиномъ потягивали ‘Абу-Гамедъ’. Этотъ напитокъ былъ изготовленъ упомянутымъ Карломъ Робертсомъ, который получилъ рецептъ отъ самого Стивенса. Стивенсъ, мучимый жаждой на берегу Нила, изобрлъ ‘Абу-Гамедъ’, прославившій его имя. Это тотъ самый Стивенсъ, который выпустилъ книгу ‘Съ Китченеромъ въ Хартумъ’ и поздне умеръ при осад Ледисмита.
Капитанъ Уудуордъ, пожилой, невысокій, коренастый че ловкъ, съ лицомъ, сорокъ лтъ палимымъ тропическимъ солнцемъ, и съ ясными темными глазами, прекрасне которыхъ я не встрчалъ у мужчинъ, сдлалъ указанное заявленіе, опираясь на свой обширный опытъ.
Шрамы на его голомъ череп свидтельствовали о его близкомъ знакомств съ боевымъ топоромъ чернокожихъ, и о такомъ же близкомъ знакомств говорила еще не зажившая рана на правой сторон шеи,— слдъ отъ вонзившейся и выдернутой стрлы. Капитанъ объяснилъ, что онъ очень торопился въ этотъ моментъ (стрла вынудила его обратиться въ бгство) и совершенно не имлъ времени какъ слдуетъ вытащить стрлу. Уудуордъ былъ теперь капитаномъ большого парохода ‘Совайи’, который набиралъ рабочихъ для германскихъ плантацій въ Самоа.
— Половиной безпокойства мы обязаны глупости блыхъ, — сказалъ Робертсъ и, отпивъ глотокъ изъ своего стакана и добродушно обругавъ прислуживавшихъ въ ресторанчик самоптянъ, продолжалъ:— Еслибы блый человкъ далъ себ трудъ понять чернокожаго, можно было бы избжать большей части непріятностей.
— Мн почти не доводилось встрчать людей, претендующихъ на то, что они понимаютъ негровъ,— замтилъ капитанъ Уудуордъ.— И этихъ немногихъ, по моимъ наблюденіямъ, всегда первыми съдали. Вспомните только миссіонеровъ Новой Гвинеи, Ново-Гебридскихъ острововъ, мученическаго острова Эрроманга и другихъ. Вспомните австрійскую экспедицію, которая была изрублена въ куски въ кустахъ Гнадонканора, на Соломоновыхъ островахъ. Вспомните торговцевъ, посл многолтняго опыта хваставшихъ, что ни одинъ негръ ихъ не тронетъ — теперь ихъ головы украшаютъ крыши сарая для пирогъ. Я знавалъ стараго Джонни Симонса, который двадцать шесть лтъ провелъ на дикихъ берегахъ въ Меланезіи и который клятвенно уврялъ, что знаетъ негровъ, какъ свои пять пальцевъ, и что они его пальнемъ не тронутъ. Симонсъ чуть-чуть не отдалъ Богу душу въ Марово въ Новой Георгіи, не спаси его черная Марія и старый одноногій негръ (другую ногу онъ оставилъ въ пасти акулы въ то время, какъ нырялъ въ поискахъ за убитой динамитомъ рыбой). Былъ еще Билли Уотсъ, прославившійся своими избіеніями негровъ, — настоящій дьяволъ. Помню, стояли мы въ Новой Ирландіи, у Малаго Мыса,— знаете?— и вотъ негры украли полъ-ящика табаку, цной, эдакъ, въ три съ половиной доллара. Въ отместку Уотсъ вернулся назадъ, убилъ шестерыхъ негровъ, разломалъ ихъ военныя пироги и сжегъ дв деревни. Черезъ четыре года онъ явился на тотъ же мысъ съ пятьюдесятью молодцами изъ племени Буку для ловли трепанговъ. Въ пять минутъ онъ всхъ негровъ заставилъ попрыгать въ море. Вс потонули, кром троихъ, спасшихся на лодк. Не толкуйте мн о томъ, что надо понимать негровъ. Миссія благо человка цивилизовать міръ, съ него и этой работы достаточно. Откуда же ему еще взять время, чтобы понимать негровъ?
— Совершенно врно, — сказалъ Робертсъ.— Иной разъ понимать негровъ, въ сущности, совсмъ не къ чему. Чмъ глупе блый человкъ, тмъ успшне онъ завладваетъ міромъ и цивилизуетъ его…
— И тмъ скоре онъ вселяетъ въ сердца негровъ страхъ Господень,— прервалъ капитанъ Уудуордъ.— Да, вы, пожалуй, правы, Робертсъ: можетъ быть, глупость блыхъ какъ разъ и есть источникъ ихъ успха. Неумніе понять негровъ — одинъ изъ видовъ этой глупости. Одно можно сказать съ увренностью: блый человкъ долженъ преслдовать негровъ, все равно, понимаетъ ли онъ ихъ или нтъ. Это совершенно неизбжно. Таково уже велніе рока.
— Блый человкъ, разумется, ‘неизбженъ’. Въ этомъ рокъ чернокожихъ,— сказалъ Робертсъ.— Скажи только блому, что гд-нибудь на лагун, населенной десяткомъ тысячъ дикихъ каннибаловъ, встрчаются раковины съ жемчугомъ, и онъ тотчасъ же кинется туда со своимъ пятитоннымъ суденышкомъ, который, какъ селедками, набить полдюжиной водолазовъ изъ племени ‘конака’ и гд жестяной будильникъ служитъ хронометромъ. Шепни блому, что на сверномъ полюс открылись золотыя розсыпи и это ‘неизбжное’ созданіе съ блой кожей немедленно вооружится заступомъ и лопатой, свинымъ окорокомъ и патентованной промывательной машиной послдней модели, устремится на полюсъ и, больше того, окажется тамъ командиромъ. Только подмигни г. Блому Человку о томъ, что въ до-красна накаленномъ аду обнаружены брилліанты, и онъ немедля осадитъ стны ада и даже самого стараго сатану заставитъ рыть и копать. Вотъ что значитъ быть глупымъ и ‘неизбжнымъ’.
— Меня интересуетъ, что же самъ чернокожій думаетъ объ этой… этой ‘неизбжности’,— замтилъ я.
Капитанъ усмхнулся. Въ его глазахъ блеснулъ лучъ воспоминанія.
— Меня тоже интересуетъ, что, напримръ, думали и думаютъ негры Малу объ одномъ ‘неизбжномъ’ бломъ человк, который былъ съ нами на борту ‘Герцогини’.
Робертсъ приготовилъ еще три стакана ‘Абу-Гамеда’.
— Дло было лтъ двадцать тому назадъ. Имя этого человка было Саксторпъ. По-истин онъ былъ самый глупый человкъ, какого я когда-либо видлъ, но за то онъ былъ ‘неизбженъ’, какъ смерть. Этотъ парень умлъ длать только одно на свт — стрлять. Помню, я впервые столкнулся съ нимъ здсь, въ Аліи, двадцать лтъ тому назадъ. Это было еще до васъ, Робертсъ. Я жилъ въ отел голландца Генри, тамъ, гд теперь рынокъ. Кто только не зналъ Генри? Онъ здорово заработалъ, продавая контрабандой оружіе повстанцамъ, затмъ онъ спустилъ свой отель и ровно черезъ шесть недль посл этого былъ убитъ въ одной драк въ Сидне.
Теперь о Саксторп. Какъ-то ночью, только я сталъ засыпать, какъ на двор начала распвать пара котовъ. Я вскочилъ съ постели, открылъ окно и взялся за кувшинъ съ водой. Но въ это же время я увидлъ, что сосднее окно тоже открылось. Раздалось два выстрла, затмъ окно закрылось. Вы не можете себ представить, какъ быстро все это произошло. Прошло всего какихъ-нибудь десять секундъ. Окно открылось, бацъ, бацъ, окно захлопнулось. Онъ никогда не интересовался посмотрть на результаты своихъ выстрловъ. Онъ и такъ зналъ ихъ. Вы слышите — онъ зналъ. Кошачій концертъ смолкъ. Утромъ я увидлъ двухъ нарушителей тишины и спокойствія убитыми наповалъ. Меня это поразило. Меня и теперь это удивляетъ. Во-первыхъ,тбыла темная ночь, Саксторпъ стрлялъ, не видя мушки, затмъ, онъ выстрлилъ такъ быстро, что оба выстрла слились въ одинъ, наконецъ, онъ, не глядя, зналъ, что попалъ въ цль.
Два дня спустя онъ пришелъ къ намъ на судно, чтобы повидаться со мной. Я былъ тогда штурманомъ на ‘Герцогин’ — большой полуторастотонной шкун, занимавшейся вербовкой чернокожихъ рабочихъ. А надо вамъ сказать, что тогда дло обстояло иначе, чмъ теперь. Тогда не было правительственныхъ инспекторовъ и правительственнаго покровительства намъ, и тмъ, и другимъ. Это была тяжелая работа, надо было заключать сдлки, возиться. Мы вербовали негровъ на всхъ островахъ Южнаго Океана, если они насъ только не прогоняли прочь. Но вотъ Саксторпъ явился на судно. Онъ называлъ себя Джономъ Саксторпомъ. Это былъ низенькій рыжій парень. Волоса у него были рыжіе, глаза были рыжіе и даже цвтъ лица былъ рыжій. Въ немъ не было ничего выдающагося. Его душа была такого же неопредленнаго оттнка, какъ и все въ немъ. Онъ заявилъ, что хочетъ наняться на шкуну. Онъ соглашался быть прислуживающимъ при каютахъ, поваромъ, судовымъ приказчикомъ или обыкновеннымъ матросомъ. Онъ ничего изъ всего этого длать не умлъ, но сказалъ, что хочетъ всему научиться. Мн онъ былъ совсмъ не нуженъ, но его стрльба произвела на меня такое впечатлніе, что я нанялъ его простымъ матросомъ съ жалованіемъ въ три фунта въ мсяцъ.
Долженъ сказать, что онъ хотлъ какъ слдуетъ всему научиться, но былъ ршительно ни къ чему не способенъ. Онъ хуже разбирался въ компас, чмъ я бы приготовлялъ напитки по систем нашего Робертса. А рулемъ онъ правилъ такъ, что заставилъ меня посдть. Я никогда не осмливался рискнуть и пустить его къ рулевому колесу, когда мы были въ открытомъ мор, гд очень мудрено знать, надо ли хать на всхъ парусахъ или убрать ихъ вовсе. Онъ никогда не могъ понять, чмъ отличаются шкоты отъ талей, ну, просто не могъ этого понять да и только! Бомъ-кливеръ и фокъ-стаксель были для него совершенно одно и то же. Прикажи ему убрать главный парусъ, и не успешь ты оглянуться, какъ онъ такъ передвинетъ бизань-рею, что шкуна заклюетъ носомъ. Три раза онъ срывался въ море, а онъ не умлъ плавать. Но при всемъ томъ онъ былъ очень старателенъ и никогда не страдалъ морской болзнью. Я ни разу не встрчалъ человка съ боле сильнымъ характеромъ. Онъ былъ очень скрытный человкъ и никогда ничего не говорилъ о себ. Исторія его жизни, поскольку мы ее знали, началась съ того дня, какъ онъ поступилъ въ ‘Герцогиню’. Одинъ Богъ вдаетъ, гд онъ научился стрлять. Онъ былъ янки — такъ мы могли заключить по его акценту. Только одно это мы и знали о немъ.
Теперь мы подходимъ къ самому интересному. На Ново-Гебридскихъ островахъ намъ не повезло — за пять недль мы набрали всего четырнадцать человкъ. Мы двинулись на востокъ, къ Соломоновымъ островамъ. Островъ Малаита, какъ теперь, такъ и тогда былъ очень хорошимъ мстомъ для найма чернокожихъ. Мы подошли къ нему съ сверозапада. Тамъ весь берегъ въ рифахъ, да имется еще и вншній рифъ, такъ что пристать къ берегу чертовски хлопотливо. Но мы со всмъ этимъ справились и затмъ взорвали динамитъ, чтобы подать папуасамъ сигналъ собираться на берегъ и записываться въ рабочіе. За три дня къ намъ не явился ни одинъ. Цлыми сотнями черные шныряли кругомъ насъ въ своихъ пирогахъ, но, когда мы показывали имъ бусы, ситецъ и топоры и говорили о прелестяхъ работы на плантаціяхъ въ Самоа, они только смялись.
На четвертый день дло перемнилось. Къ намъ записалось свыше пятидесяти молодцовъ. Мы помстили ихъ въ трюмъ,— разумется, съ правомъ вылзать на палубу. Понятное дло, какъ теперь вспомнишь, что массовая запись была подозрительнаго характера, но тогда мы подумали, что просто какой-нибудь могущественный вождь разршилъ чернымъ записываться. Утромъ на пятый день дв наши шлюпки похали, по обыкновенію, къ берегу — одна защищала другую на случай какого-либо безпорядка. А папуасы по обыкновенію же находились на палуб. Они ротозйничали, болтали, курили, спали. На борту судна оставались лишь Саксторпъ, я и четверо матросовъ. Двумя шлюпками командовалъ Гильберъ исландецъ. Въ одной шлюпк находились капитанъ, судовой конторщикъ и вербовщикъ. Въ другой — посланной для охраны и остановившейся въ сотн ярдовъ отъ берега — былъ второй штурманъ. Хотя мы и не ждали никакого возмущенія, но люди на обихъ шлюпкахъ были все-таки хорошо вооружены.
Четверо матросовъ, въ томъ числ и Саксторпъ, чистили перила на корм. Пятый съ ружьемъ въ рукахъ стоялъ на часахъ около резервуара съ водой, какъ разъ передъ гротъ-мачтой. Я находился на носу. Только я сталъ искать, куда я положилъ свою трубку, какъ вдругъ съ берега послышался выстрлъ. Я вскочилъ, чтобы увидть, въ чемъ дло. Что-то ударило меня по затылку и, немного оглушивъ, свалило на палубу. Сперва я подумалъ, что, вроятно, что-нибудь сорвалось съ мачты. Но не усплъ я еще упасть, какъ, услыхалъ дьявольскую трескотню ружей на лодкахъ и, повернувшись, бросилъ взглядъ на матроса, стоявшаго на часахъ. Два здоровенныхъ папуаса держали его за руки, а третій, находившійся сзади, билъ его по голов своимъ топоромъ.
Я какъ сейчасъ вижу — резервуаръ для воды, гротъ-мачту, папуасовъ, повиснувшихъ на матрос, и топоръ, вонзающійся въ затылокъ. Солнце ярко свтило. Меня поразилъ этотъ внезапно возставшій призракъ смерти. Мн казалось, что топоръ ужасно медленно двигается, прежде чмъ коснуться черепа. Я видлъ, какъ онъ вонзается въ голову и ноги матроса подгибаются. Но черные насильно поддержали его за руки и третій ударилъ матроса еще раза два. Тутъ я и самъ получилъ два удара по голов и ршилъ, что мн пришелъ конецъ. Негодяй, меня ударившій, ршилъ, что я убитъ. Я не могъ пошевельнуться. Я лежалъ и смотрлъ, какъ папуасы рубили голову часовому. Долженъ сказать, что длали они это мастерски. Они — ловкачи на такого рода дла.
Стрльба со шлюпокъ прекратилась. Я былъ увренъ, что съ ними со всми прикончили и что теперь всему — крышка! И придти и отрубить мн голову было лишь во просомъ времени. Очевидно, черные были теперь заняты именно отрубаніемъ головъ матросамъ. Головы — особенно головы блыхъ — высоко цнятся на Малаит. Имъ всегда отводится почетное мсто на туземныхъ сараяхъ для пирогъ. Въ чемъ видятъ дикари декоративный эффектъ такого своеобразнаго украшенія, я не знаю. Какъ бы тамъ ни было, но цнятъ они головы очень дорого.
У меня была слабая надежда на спасеніе. Я проползъ на четверенькахъ и сталъ на колни около лебедки. Тамъ я сдлалъ попытку подняться на ноги. Отсюда я могъ видть три головы на крыш каюты — три головы матросовъ, которыхъ я нанялъ нсколько мсяцевъ назадъ. Дикари, увидавъ, что я всталъ, бросились ко мн. Я сталъ искать револьверъ, но увидалъ, что они отобрали его у меня. Не могу сказать, чтобы я струсилъ. Я нсколько разъ былъ на волосокъ отъ смерти, но никогда она не казалась мн ближе, чмъ тогда. Я былъ наполовину оглушенъ и ничему не придавалъ особаго значенія.
Папуасъ, руководившій другими, вооружился кухоннымъ ножемъ и съ гримасами обезьяны приготовился изрубить меня въ куски. Но это ему сдлать не пришлось. Онъ, какъ снопъ, рухнулъ на палубу и кровь хлынула изъ его рта. Я смутно разслышалъ выстрлъ. Пальба продолжалась. Черный за чернымъ падали на палубу. Мои мысли стали проясняться, я замтилъ, что выстрлы были безъ промаха. Каждый разъ одинъ папуасъ падалъ. Я слъ на палубу, прислонившись къ лебедк, и взглянулъ наверхъ. На ре сидлъ Саксторпъ. Я не могъ себ представить, какъ онъ ухитрился тамъ устроиться — онъ какимъ-то образомъ захватилъ съ собой два ‘винчестера’ и сколько-то патронташей. Теперь онъ длалъ то, что онъ только и умлъ длать на свт.
Я видалъ на своемъ вку стрльбу и кровопролитіе, но я никогда не видалъ ничего подобнаго. Я сидлъ у лебедки и глядлъ. Я былъ очень слабъ и обезсиленъ, все происходящее казалось мн сномъ. Бацъ, бацъ, бацъ — палило ружье. Хлопъ, хлопъ, хлопъ — падали папуасы на палубу. Изумительное было зрлище! При ихъ первой попытк броситься на меня — свалилось на землю около полдюжины. Это ихъ, видимо, огорошило. А Саксторпъ все продолжалъ работать своимъ ружьемъ. Въ это время отъ берега подъхали пироги и дв шлюпки. Папуасы были вооружены ‘винчестерами’ и ‘Шнейдерами’, которые они захватили на шлюпкахъ. Они открыли по Саксторпу ужаснйшую пальбу. Къ его счастью, дикари были мастера лишь на рукопашную. Стрляя, они не упирали ружье въ плечо. Они наводили концомъ дула на Саксгорна и затмъ стрляли.
Саксторпъ брался за второе ружье, когда первое нагрвалось. Для этого именно онъ и захватилъ съ собой два ‘винчестера’. Меня поражала быстрота, съ какой онъ стрлялъ. Къ тому же, онъ никогда не давалъ промаха. Онъ былъ чмъ-то неизбжнымъ на этомъ свт. Быстрота, съ какой онъ дйствовалъ, придавала избіенію особый ужасъ. Чернымъ некогда было оглянуться. Сообразивъ, наконецъ, въ чемъ дло, они бросились къ камышамъ, разумется побросавъ лодки. Вся вода была покрыта папуасами. А Саксторпъ не подпускалъ ихъ къ берегу и продолжалъ палить въ нихъ — бацъ! бацъ! Не было ни одного промаха. Я отчетливо слышалъ, какъ каждая пуля попадала въ человческое тло.
Дикари плыли, направляясь къ берегу. Вся вода пестрла головами, покачивающимися изъ стороны въ сторону. Я приподнялся и словно во сн глядлъ на все происходящее — на эти движущіяся головы и на головы, которыя перестали передвигаться. Нкоторые изъ выстрловъ были поразительные. Только одинъ человкъ добрался до камыша, но лишь только онъ всталъ, чтобы идти на берегъ, Саксторпъ попалъ въ него. Это былъ чудесный выстрлъ. А когда двое черныхъ бросились, чтобы вытащить товарища изъ воды, Саксторпъ подстрлилъ и этихъ.
Я думалъ, что теперь все уже кончено, но выстрлы раздались снова. Какой-то папуасъ вышелъ изъ каюты и пошелъ внизъ, на палубу. Вроятно, каюта была биткомъ набита, чернокожими. Я насчиталъ двадцать человкъ. Они выходили одинъ за другимъ и прыгали, стараясь перескочить черезъ борты. Но имъ это не удавалось. Это была словно ловушка. Черная фигура появлялась изъ каюты, ружье Саксторпа стрляло, и черное тло шлепалось внизъ. Разумется, т, кто находился въ кают, не знали, что длается на палуб, и продолжали выбгать оттуда, пока Саксторпъ не прикончилъ ихъ всхъ.
Саксторпъ подождалъ нкоторое время, чтобы увриться, что больше никого нтъ, и затмъ спустился на палубу. Мы съ нимъ одни остались отъ всего экипажа ‘Герцогини’. Я чувствовалъ себя не совсмъ-то хорошо и онъ, покончивъ съ избіеніемъ, оказался совсмъ безпомощнымъ. По моимъ указаніямъ, онъ обмылъ мои раны на череп и зашилъ ихъ. Здоровенная порція виски подкрпила меня и я попробовалъ приняться за дло. Больше ничего не оставалось длать. Вс остальные были убиты. Мы попробовали поднять парусъ. Саксторпъ поднималъ, а я держалъ руль. Онъ еще разъ показалъ, какой онъ глупый увалень. Онъ не умлъ какъ слдуетъ справиться съ парусами. Я потерялъ сознаніе. Казалось, что дло совсмъ плохо.
Когда я очнулся, Саксторпъ безпомощно сидлъ на ре и ждалъ, пока я приду въ себя, чтобы спросить, что ему надо длать. Я веллъ ему осмотрть раненыхъ, чтобы убдиться, нтъ ли среди нихъ людей, пригодныхъ для работы. Онъ отыскалъ шестерыхъ. Помню, у одного была сломана нога. Саксторпъ заявилъ, что за то его руки совсмъ здоровы. Я лежалъ въ тни, отгонялъ мухъ и руководилъ операціями, а Саксторпъ примнялъ свои медицинскія познанія. Затмъ онъ заставилъ бдныхъ дикарей лазить по всмъ веревкамъ и — ей Богу — только посл этого онъ отыскалъ фалъ. Одинъ изъ нихъ, находившійся на середин реи, выпустилъ веревку изъ рукъ и упалъ мертвымъ и палубу. Но Саксторпъ побоялся заставить остальныхъ работать. Когда передній и главный парусъ были поставлены, я веллъ ему перерубить якорную цпь, чтобы шкуна могла тронуться. Я самъ ршилъ помогать за рулевымъ колесомъ, гд я кое-какъ могъ бы справиться… Однако, вмсто того, чтобы перерубить цпь, Саксторпъ какимъ-то образомъ ухитрился спустить и второй якорь. Теперь мы оказались вдвойн прикованными.
Наконецъ, ему удалось перерубить об цпи, поднять остальные паруса, и ‘Герцогиня’ двинулась прочь отъ бухты. Страшное зрлище открывалось на палуб. Повсюду валялись мертвые и умирающіе папуасы. Они забились въ самыя непостижимыя мста. Каюта была полна ими. Они проползли по палуб и запрятались тамъ. Я приказалъ Саксторпу и его кладбищенской команд побросать всхъ за бортъ и они покидали всхъ, живыхъ и мертвыхъ. Въ тотъ день акуламъ досталась знатная пища. Понятно, и нашихъ четырехъ матросовъ мы отправили той же дорогой. Однако ихъ головы мы положили въ мшокъ съ тяжестью, чтобы они никоимъ образомъ не могли быть прибиты къ берегу и не попали въ руки дикарей.
Нашихъ пятерыхъ плнниковъ я хотлъ приспособить, какъ матросовъ, но они ршили иначе. Выждавъ удобную минуту, они бросились черезъ бортъ. Двухъ Саксторпъ убилъ ‘въ-летъ’ изъ револьвера. Но помшай я, онъ убилъ бы трехъ остальныхъ въ вод. Но мн,— знаете, уже опротивла эта бойня, да, къ тому же, эти папуасы помогли намъ пустить въ ходъ нашу шкуну.
Посл того, какъ мы благополучно миновали островъ, у меня началось воспаленіе мозга или что-то въ этомъ род. Какъ бы то ни было, ‘Герцогиня’ недли три пролежала въ дрейф. Только тогда я оправился, и мы съ ней добрались до Сиднея. Однимъ словомъ, черные Малу получили хорошій урокъ и навки запомнили, что не хорошо дразнить благо человка. Въ этомъ случа Саксторпъ былъ дйствительно ‘неизбженъ’.
Чарльсъ Робертсъ продолжительно свистнулъ и сказалъ:
— Да, я съ этимъ согласенъ. Но что же сдлалось съ Саксторпомъ?
— Онъ пустился въ охоту на тюленей… и сталъ лучшимъ охотникомъ. Шесть лтъ онъ славился среди флотовъ Санъ-Франциско и Викторіи. На седьмой его шкуна была захвачена въ Беринговомъ мор русскимъ крейсеромъ. Вс ребята, какъ прошелъ слухъ, были упрятаны въ сибирскіе рудипкии. Съ тхъ поръ я уже больше ничего о немъ не слыхалъ.
— Цивилизовать міръ…— пробормоталъ Робертсъ.— Цивилизовать міръ… Ну, понятно, кто-нибудь долженъ этимъ заниматься — я хочу сказать — дломъ цивилизаціи…
Капитанъ Уудуордъ провелъ рукой по шрамамъ на своей лысой голов и сказалъ:
— Я свою долю внесъ въ это дло. Вотъ уже сорокъ лтъ работаю. Это мое послднее странствіе. А затмъ я двинусь домой, на покой.
— Готовъ побиться о закладъ, что этого не будетъ,— заявилъ Робертсъ.— Вы умрете въ упряжк, а не дома.
Капитанъ Уудуордъ охотно согласился на пари, но я думаю, что у Робертса больше шансовъ выиграть.