Недовольные, Голицын Владимир Сергеевич, Год: 1835 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

НЕДОВОЛЬНЫЕ, комедія въ четырехъ дйствіяхъ, въ стихахъ, сочиненная М. Загоскинымъ И ПРЕДСТАВЛЕННАЯ ВЪ ПЕРВЫЙ РАЗЪ на ИМПЕРАТОРСКОМЪ Московскомъ БОЛЬШОМЪ ТЕАТРЪ, ДЕКАБРЯ 2 ДНЯ 1835 ГОДА.

Двадцать два персонажа говорящихъ: — кажется, есть кому побесдовать и было-бы о чемъ, сами посудите!

Анна Дмитріевна Камская выдала дочь свою (кажется, уже покойницу) за князя Ивана Ильича Радугина, который подарилъ ее, Камскую, внукомъ и внучкою, первому имя Владиміра а второй, княжна Наташа, тридцати лтъ. Въ дом живетъ Анюта, фаворитка старухи, бда, еслибъ ея не было: не отъ кого-бы намъ узнать всхъ подробностей домашняго быта главныхъ лицъ. Анюта ни барышня, ни горничная, а въ качеств обихъ, преболтливая особа, готовая предашь своихъ благодтелей встрчному и поперечному, изъ удовольствія постучать язычькомъ.

Дале, Глинскій — человкъ разсудительный, умный, что ни скажетъ, какъ рублемъ подаритъ, и побдоносно отражаетъ вс нелпости недоученаго отца, кн. Радугина, вс софизмы переученаго сына. Отрадное явленіе посреди такого изобилія пустыхъ людей, изъ числа которыхъ сами себя исключаютъ Михей и Афонка, послдній съ подбитымъ правымъ глазомъ, едва не учинился жертвой послушанія къ велніямъ своей барыни, заправляющей Покровкой, а первый знакомитъ насъ съ подробностями домовъ: Фрындиной, Бирюлькиной, Ольгиной, и охотника до собакъ Атуева.

Прочія лица-вводныя, и не подлежатъ особенному разбору, разв только Запяткинъ, въ которомъ замтна претензія копировать Загорцкаго изъ ‘Горя отъ Ума’, и такъ поскоре къ длу:

Анюта распоряжается чаемъ для старухи и бранитъ людей за неловкость, вотъ входитъ кто-то въ Марокской звзд, (но не Чупятову, а Глинской) и желаетъ повидаться съ княземъ, за нимъ вслдъ Михей и для того, кажется, не впереди, чтобъ дать средство ошибиться дверьми, какъ-бы то ни было, а Глинскій не попалъ въ настоящія и проситъ доложить хоть ей, т. е. Анись Дмитріевн, но все не потому Анюта завладла новопрізжимъ, и пошла потха!— Тутъ мы узнаемъ, что князь, при пяти тысячахъ душъ, останется безъ души отъ того, что кушаетъ зимою малину и свжіе въ Крещенье огурцы, что тысячъ пятьдесятъ заплатитъ за картину и, живя на дач, разводитъ въ Москв садъ, бдной Россіи достается отъ него, въ ней, кром кваса и огурцовъ, ничего нтъ, дочь вторить ему, а ужъ сынъ — такъ Боже упаси!

Глинскій спрашиваетъ о племянник своемъ, Лидин, и узнаетъ, что онъ здитъ всякій день, потому что влюбленъ.

ГЛИНСКОЙ.

Влюбленъ?.. въ княжну

АНЮТА.

Помилуйте, въ кого-же?

Не ужъ-то въ бабушку? вдь внучка помоложе.

Истина неоспоримая!

Анюта, видно, устала сплетничать и приготовляетъ зрителя къ скорому приходу Анисьи Дмитріевны, которая давно одта, и будетъ сюда кушать чай, въ то время, прибавляетъ она, Афонька и Михей, коимъ подобныхъ шпіоновъ не найдти нигд, подадутъ ей суточный рапортъ о всхъ достопамятныхъ произшествіяхъ Покровской части. Но вотъ и она… Бранится, на чемъ свтъ стоитъ, за два разбитыхъ стекла въ диванной, за неопрятность гостиной, и молитъ о скоромъ набор для избавленія себя отъ негодяевъ слугъ. Анюта обращаетъ ея вниманіе на Глинскаго, старуха его сажаетъ, и начались разспросы неизбжные о томъ, о семъ, о сестрицахъ, дядюшкахъ и о всемъ причет! Правительству достается отъ Камской, которая между прочимъ удивляется, что Вельской уже генераломъ, а она его видала въ курточк! Глинской догадывается наконецъ, что заболтался и отправляется съ визитами. Немного спустя, Михей и Афонька входятъ, но еще прежде ихъ прихода, Анисья Дмитріевна награждаетъ насъ прекрасными стихами, изъ которыхъ первый, кажется:

Хорошъ и этотъ гусь! и онъ туда-же вретъ!

а прочіе еще миле.

Михей все высмотрлъ и безъ дурныхъ для себя послдствій, Афонька пострадалъ жестоко: онъ взлзъ по шаткой лстниц жъ окошку освщеннаго дома Волгина, но самъ хозяинъ его подстерегъ, и съ помощью людишекъ откаталъ не на животъ, а на смерть. Трудно поврить, чтобъ Волгинъ, который, кажется, долженъ-бы заниматься гостями, караулилъ бднаго Афоньку, но видно онъ ему насолилъ.. Это извстіе поражаетъ до того Гжу Камскую, что у ней длаются спазмы, надобно послать за Нмецкимъ докторомъ Иваномъ омичемъ,— въ Русскихъ она не иметъ вры, хотя Глинской передъ этимъ и говорилъ ей не на шутку, что въ Россіи также есть хорошіе доктора! Анюта уводитъ старуху — спасибо ей! давно пора! Этимъ заключено первое дйствіе.

Второе начинается совщаніемъ между княземъ Владиміромъ и Г. Запяткинымъ, и рчи имя, этого послдняго уличаютъ его въ холопской пород. Вотъ стихи на образецъ:

Какъ хочешь, князь! а я на общество попалъ

Чудесное, мой другъ! есть партія для виста

И банчикъ есть, и даже есть бостонъ,

Вс съ деньгами — играютъ чисто,

У всхъ прекрасный тонъ — и проч.

Владиміръ, въ свою очередь, честитъ женщинъ вотъ какъ:

Ихъ надо забавлять, имъ должно льстить,

Побольше подличать, поменьше ихъ любить,

И вещи брать {Какія вещи?}, какъ есть он на свт,

А то себя и ихъ {Вещи или женщинъ?} со скуки уморишь!

Его изъ службы гонятъ за галлицизмы и грубость, да еще въ прибавокъ общаютъ прескверный аттестатъ, онъ говоритъ: тмъ лучше, очень радъ, и хочетъ досыта насмяться надъ отсталой толпой невждъ. Запятнанъ, натурально, кадитъ своему другу за такія выспреннія чувства, и вдругъ входитъ папа съ повреннымъ. Шумиловъ человкъ прозаическій, хотя для порядка говоритъ на виршахъ, у него въ рукахъ документы, по которымъ кн. Радугинъ безъ имнія, но нашъ философъ не унываетъ: гд газеты? говоритъ онъ, и посылаетъ за ними докучливаго стряпчаго, а самъ съ неимоврною безпечностью начинаетъ съ Запяткинымъ разговоръ объ Англійскомъ клуб, о преніяхъ, происходившихъ тамъ на счетъ его предложенія — чаще готовишь съ вареньемъ пирожки, несмотря на то, что въ нихъ мало масла, и проч. и проч. Приносятъ газеты, Франкфуртскій журналъ, въ объем монишера, (вина не автора, а режисера), и Сверную Пчелу, князь Радугинъ сердится на Г. Дюрана {Издатель Франкфуртскаго журнала.}, что онъ хвалитъ Русскихъ, а какъ-же ему не хвалить насъ? Разв онъ не былъ личнымъ свидтелемъ исполинскихъ успховъ нашихъ въ просвщеніи, когда, прошлаго года) въ Москв, училъ насъ Французской литератур? Вы можете вообразить, каково достается Русскимъ отъ отца и сына, и что Заплткинъ врно не спорщикъ. Къ счастію прибытіе Анисьи Дмитріевны съ княжной и Анютой полагаетъ конецъ злословію: старуха требуетъ мщенія за побои, которыхъ Афонька содлался жертвой, и ожидаетъ справедливой защиты отъ позиціи, но зятю все нкогда: онъ былъ на Прсненскихъ прудахъ, а тамъ взглянулъ на скачку, да създилъ въ Паркъ — такъ право не усплъ…

АНИСЬЯ ДМИТРІЕВНА.

Встимо, батюшка! отъ этихъ важныхъ длъ

Урваться нкогда, — давай, сударь, потачку,

Давай!— пусть Волгинъ бьетъ

И нашихъ слугъ, и насъ,— мы этого достойны… и пр.

Владиміръ съ сестрой завели разговоръ о Лидин, вотъ онъ:

ВЛАДИМІРЪ.

Ну, что, ma soeur, скажи.

Твои дла идутъ изрядно?

КНЯЖНА.

Дла!

ВЛАДИМІРЪ.

Ну да, съ твоимъ чувствительнымъ Вержи,

Съ Лидинымъ.— Но ты одта не нарядно

Не будетъ онъ?.. Злодй!— Да полно… не тужи!

а дале:

ВЛАДИМІРЪ.

И еслибъ родился хоть крошечку пораньше,

Такъ слылъ-бы умницей въ Москв.

КНЯЖНА.

Все такъ,

Да жаль что онъ..

ВЛАДИМІРЪ,

Лишь оберъ-офицеръ.

Ага! княжна! такъ вошь въ, темъ дло: вамъ надобно генерала, или, по крайней мр, штабъ-офицера, безъ чего трынь трава богатство, умъ и лице! Жаль мн васъ, а кончите тмъ, что выйдете за калеку.

Владиміръ открываетъ диспутъ съ бабушкой, для которой рчи его кажутся Халдейскимъ языкомъ, Глинскій выручилъ — слуга вбгаетъ съ докладомъ о прізд его. Ну что-жъ? зови, сказалъ князь.

Четвертое явленіе втораго дйствія миритъ нсколько съ авторомъ, благородный жаръ искренняго патріотизма одушевляетъ все, что ни говоришь Глинскій, и слдующіе стихи не подгадили-бы ни гд:

А пуще-же всего отъ юныхъ мудрецовъ,

Которые съ сужденьяхъ такъ свободны,

За вкомъ вслдъ идутъ, смются надо всмъ,

Зовутъ негодными все — за тмъ,

Что сами ни къ чему не годны,

И этихъ птицъ зловщихъ родъ

Всегда злословитъ свой народъ,

И отвратительнымъ встрчаетъ крикомъ

Въ своемъ отечеств великомъ

Прекрасный солнечный восходъ.

Преніе начинается жаркое и доходитъ до лично сшей, но успокоитесь! не между мущинами, а просто у бабушки съ внукомъ. Правда, что и князь Радугинъ не совсмъ доволенъ рзкимъ тономъ сына. Входитъ опять слуга, намъ кажется, что авторъ помыкаетъ челядью слишкомъ роскошно, конечно, это способствуетъ ему къ прерванію разговора по своему благоусмотрнію, а все-таки эти театральныя хитрости слдовало-бы употреблять поскромне.. Слуга кричитъ: ‘Вельдюзева!’

ГЛИНСКОЙ.

Моя почтенная сосдка,

Ненила Карповна.

Анисья Дмитріевна и зять ея бранятъ ее взапуски, укоряя слугу въ нерасторопности, что не умлъ отказать докучливой гость и посылаютъ его загладить свою ошибку, но Глинской говоритъ, что она разбогатла — все измняется, и мы видимъ противное ‘Горю отъ Ума:’ здсь Велдюзеву зовутъ въ гостиную за то, что она съ деньгами, а тамъ Чацкаго бракуютъ за бдность и не камеръ-юнкерство. Вс уходятъ, кром Владиміра и Запяткина, да и они скоро отправятся къ Италіянк, несмотря на усильныя просьбы Владиміра, который усталъ, другъ въ вид совта предлагаетъ ему:

… ? Немножко выпей рома,

Хлебни Шампанскаго — такъ разомъ все пройдешь.

Ты будешьтиамъ какъ дома.

Хозяйка милая тебя съ ума сведетъ,

А какъ ужъ приметъ-то радушно!

ВЛАДИМІРЪ.

Да я-то не гожусь совсмъ — и глупъ, и вялъ,

И спать хочу, со мной ей, право, будешь скучно.

Какой я гость?

ЗАПЯТКИНЪ.

Съ чего ты взялъ?

Такіе гости для нея подарки.

Да ты и самъ смотрть не станешь сентябремъ.

Свобода полная во всемъ —

Кури себ сигарки,

Ложись на канапе, звай — все сходитъ съ рукъ!

ВЛАДИМІРЪ.

А еслибы охота мн пришла

Соснуть — разсердится?

ЗАПЯТКИНЪ.

Ни мало:

Она предобрая, мой другъ,

Пойдемъ.

(уходятъ).

Не говоря уже о достоинств стиховъ, которое оцнитъ всякій, намъ хотлось-бы спросить почтеннаго автора, въ какомъ захолусть Москвы онъ отыскалъ домъ, гд можно наслаждаться такимъ пріемомъ..

Но вотъ и третье дйствіе! опять Владиміръ и Запяткинъ на сцен, первому не посчастливилось въ карты и едва ли большая половина проигранной суммы не осталась у пріятеля, который его уговариваетъ продать подмосковную, доставшуюся отъ дяди, а лсъ пустить въ придачу. Успвъ въ своемъ намреніи, Запяткинъ потираетъ руки отъ удовольствія — врно купчая совершится на его имя, если онъ успетъ свозить еще два раза Владиміра къ своей Италіянк.

Тутъ мы почитаемъ за нужное сдлать маленькое отступленіе, чтобы извиниться въ недостатк памяти, разсказъ о третьемъ дйствіи начался, а вамъ неизвстно, гд оно произходитъ, на Московскихъ искусственныхъ минеральныхъ водахъ, милостивые государи, и скоро предъ глазами нашими мелькнутъ фигуранты, (которыми театральное начальство можетъ еще располагать за обстановкою пьесы дйствующими лицами), чтобы передать въ ослпительномъ сходств лучшую публику Московскую. Вотъ начинается, такъ точно: вы слышите даже ручной органъ, неразлучный съ этимъ зрлищемъ — ахъ, нтъ! ошибся, это духовая музыка за кулисами: какъ это она успла взбжать непримтно изъ оркестра на сцену? Конечно, антрактъ, по обыкновенію, длился около часа, но все-таки она поступила и ловко и проворно.

Вопервыхъ, является живой образчикъ старинныхъ Русскихъ баръ (говоритъ Владиміръ), онъ любишь шутовъ безъ ума (странный вкусъ!), толстый Дворецкой у него ома и

Дв дочери точь въ точь немытыя кухарки,

Въ лакейской тьма общипаныхъ людей ..

А Запяткинъ подхватываетъ съ обычными ему остротой и прекраснымъ тономъ:

А въ люстрахъ сальные огарки… _

Вдругъ Владиміръ вглядывается пристально въ двухъ барышень и узнаетъ въ нихъ сестрицъ, которыя ему нсколько сродни, {Вроятно одна по другой.} дружба началась въ Париж и едва-ли не въ Пале-Ройялъ. Мы удивляемся, что онъ не столкнулся съ ними въ дом Италіянки, рекомендованной Запяткинымъ: тамъ бы, кажется, приличне имъ быть, нежели на водахъ. Но вотъ еще въ перьяхъ и цвтахъ дв дамы, какъ! съ самаго утра?— да, съ утра, это общаетъ!— Запяткинъ имъ кланяется къ крайнему соблазну князя Владиміра, но оправдывается передъ нимъ вполн, сказавъ, что одна изъ нихъ краса и честь всего Арбата, а другая блистаетъ на Плющих. За ними вслдъ какой-то франтъ, извстный будто-бы за Яузой, смняется княгиней Дутиковой, которая вбгаетъ на сцену для отысканія стула. Она, вроятно, кушаетъ воды, чтобъ убавить здоровья, знаменующагося въ яркихъ краскахъ на чел ея и необыкновенной дородности, вздыхаетъ о Ревел и паки о Ревел, поминаетъ о немъ безпрестанно, словомъ, (не говоря о румянахъ) это лице совершенно безцвтное.— Владиміръ ей напоминаетъ о любимыхъ романсахъ ея, особенно о томъ, который она пвала чаще прочихъ:

Увы! когда была я безпорочна…

и Дутикова, бдная Дутикова, не остерегшись этого коварнаго вопроса, съ проста отвчаетъ:

Да! это ужъ давно!

Неужели эта мысль глупа?

Является Пустельгинъ, Дутикова ему радуется, а вмст съ ней и высшій кругъ зрителей, ибо это Живокини, любимецъ его, онъ вполн оправдываешь имя Пустельгина, и ни дать ни взять Репетилову въ каррикатурномъ вид: по его словамъ, Сундуковъ (врно, безбдный человкъ), умеръ, поминая какую’ то Анюту, не касается ли это до Анны, сестры Дутиковой, которая съ ней въ Ревел брала морскія ванны, хотя этотъ намекъ былъ-бы ни къ селу ни къ городу, но кто разгадаетъ вс тайны автора?— мы, по крайней мр, за это не беремся. Но дале! само собою разумется, Сундуковъ живёхонекъ, это доказывается появленіемъ его на сцен. Здсь прелестное окончаніе стиха изъ ‘Нелюбо не слушай, а лгать не мшай:’

…….. Покойница идешь!

возобновлено и распущено въ 24 строкахъ — рдкая плодовитость! Но Пустельгинъ пристыженъ, слдовательно, цль достижена.

Анисья Дмитревна является опять, ругая воды и тхъ, кто выдумалъ ихъ пить, она удивляется, что мужчины въ шляпахъ и сюртукахъ, въ особенности разсердилъ ее князь Бирюлькинъ, который хотя самъ семсотый своего имени въ Москв, а не ломаетъ шапки, Запяткипъ ей подаешь стулъ и кланяется, но видно не угодилъ, она говоритъ:

смотри, какой шаркунъ,

Тудажъ кобенится, какъ будто благородный!

узнаетъ Дутикову, цлуетъ ее, разумется, помосковски, т. е. въ об щёки прегромко и говоришь съ ней въ сторон, пока Владиміръ съ сестрой отдлываютъ Лидина, жениха княжны. Новое лице, Г-жа Полканова, помщица изъ города Орла, прибыла въ Москву, по совту духтуровъ. Анисья Дмитревна въ Орл была принята ею отмнно ласково, слдовательно, нельзя не порадоваться, что воды свели опять этихъ интересныхъ подружекъ, которыя безъ того не встртились-бы, можетъ быть, и лишили-бы насъ занимательнаго разговора о всякой всячинк, какъ-то: о минеральныхъ водахъ, о Французахъ, которые на однхъ подметкахъ прослужатъ семи царямъ, о парикмахерахъ-гувернерахъ, употребляемыхъ на образованіе дтей Русскихъ бояръ, и о многихъ другихъ предметахъ. Въ благородномъ порыв просвщеннаго патріотизма, Анисья Дмитревна наровитъ согнать всхъ Французовъ дубиной со двора, и мудро и милосердо!— Вотъ князь Радугинъ! Сознайтесь, господа, что по сіе время отъ васъ ускользала цль безпрестанныхъ приходовъ и уходовъ, наполняющихъ это произведеніе отъ зенита до надира? съ какой радостью мы пояснили-бы вамъ все дло, но ей-ей сами ничего не понимаемъ, подождемъ — да не осудитъ авторъ прежде окончанія. Вы скажете, что комедія на исход, а завязки нтъ, согласенъ! но увидимъ, что будетъ, намъ, право, кажется невозможнымъ, чтобъ не было ужъ ровно ничего. И такъ князь Радугамъ, какъ сказали мы выше, является, а за нимъ Котомкинъ, Графъ Майсурской, Баронъ Турухтановъ и Пустельгинъ, Баронъ издаетъ изрядный томецъ о народномъ богатств, а имніе его въ опек, Пустельгинъ извщаетъ объ опредленіи Фитюлькина директоромъ въ одномъ казенномъ заведеньи, если этотъ одномъ и не галлицизмъ, то ужъ наврное германизмъ и пригодился для начинки стиха. Котомкинъ замчаетъ при семъ удобномъ случа, что буде кому поручится кормить воробья на казенный счетъ, то съ него не грхъ требовать, чтобъ и лошадь была не голодна при воробь… Мы думаемъ не ошибка ли это, легко понять, что можно при кон, на котораго отпускается безнуждное содержаніе, воробей пожалуй поживится и не скоро спадетъ съ тла, но предложенія этого на оборотъ не постигаемъ, qui dit trop, ne dit rien! Котомкинъ, весьма строго вооружающійся противъ корыстолюбыхъ чиновниковъ, увы! самъ выключенъ изъ службы за взятки, Графъ сообщаетъ, что Правдинъ опредленъ въ Совтъ и князь Радргинъ не можетъ простишь Правительству такого промаха:

……. ахъ, мой Творецъ!

Прошу сказать: въ какомъ живемъ мы свт?

Андрей Степановичъ Правдинъ сидитъ въ

Совт! Да что у насъ иль во все нтъ людей?

БАРОНЪ.

Въ Европ много ихъ…

КНЯЗЬ.

И мы не Африканцы!—

Скоро посл этого входитъ слуга и подаетъ князю письмо, присланное съ верховымъ изъ его дома, на пакет министерская печать, подпись министра,— князя Любскаго, а содержаніе письма самое лестное и дружеское, дряхлющій сановникъ уговариваетъ принять на себя званіе товарища его, намекая, что это только для начала и не на долго, потому что онъ, министръ, чувствуетъ себя ослабвающимъ день ото дня, проситъ убдительно поторопишься прибытіемъ въ Петербургъ, гд этого ожидаютъ съ нетерпніемъ. Съ важностью, свойственною глупому человку, получившему отъ вельможи такой привтъ, князь передаетъ письмо Графу, а самъ уходитъ, оставшіеся читаютъ между собою министерское посланіе и ругаютъ бднаго Радугина, общая между тмъ, каждый самому себ, побывать у новоопредленнаго товарища, что-бы имъ завладть.

Но недолго князь пользуется счастьемъ въ глазахъ зрителей, Глинской входитъ съ бумагой въ рукахъ, письмо, содержаніе котораго мы сообщили вамъ, попало не въ т руки, оно принадлежитъ Глинскому, а этотъ, въ свою очередь, получилъ пакетъ, слдующій на имя князя Радугина. Министръ видно точно захворалъ не на шутку: иначе, не вкрались-бы такіе безпорядки въ его канцелярію.

Является Владиміръ, и Глинскій говоритъ, что иметъ нужду повидаться съ его отцемъ, немножко-бы еще, кажется, и все кончилось бы третьимъ дйствіемъ, но, нтъ! Глинской, Богъ знаетъ для чего, уходитъ, а Запяткинъ приходитъ, и Владиміръ, помирая со смха, объявлять ему что папа, князь Радугинъ, сдлался товарищемъ министра, онъ самъ читалъ письмо, кажись, вдь это фактъ —

Теперь комедіи начнется первой актъ,

Толпы просителей въ прихожей,

Въ пріемной зал господа, и пр.

Дале Владиміръ говоритъ:

Я много глупостей и вздора

На матушк святой Руси видалъ,

А признаюсь, ни какъ не ожидалъ.

Ну вспомнить не могу!— Папа — министръ!— умора!—

Мы довольно отчетливо начертали вамъ ходъ комедіи ‘Недовольные,’ и слдили каждое дйствующее лице по чистой совсти безъ всякаго пристрастія, такимъ образомъ, три дйствія разобраны нами хотя поверхностно, однакоже такъ, что характеръ всхъ и каждаго, а также и цль разговоровъ (если есть цль) очевидны для читателя. Откровенно скажемъ, что этому произведенію боле всего повредило въ нашемъ мнніи не довольно скрытое авторомъ желаніе состязаться съ Грибодовымъ и превосходнымъ его твореніемъ ‘Горе отъ Ума’.

Площадной языкъ не есть языкъ разговорный и слова: вретъ душинька (отъ мужчины къ мужчин), гусь и тому подобныя, не должны-бы находить вмсто въ строкахъ, которыя назначены исправлять нравы, посредствомъ смха — ridendo castigare mores. Къ тому же пусть почтеннйшій авторъ укажетъ намъ, гд и какъ найдти подлинники всхъ лицъ, представленныхъ имъ въ длинномъ ряд сценъ, гд у него нравоученіе, текущее въ разговор звучномъ, легкомъ и однакожъ благородномъ? Взамнъ всего этого что встрчаемъ мы? На каждомъ шагу повторенія затасканныхъ афоризмовъ, принаровленныхъ къ слогу, чуждому хорошаго общества. Конечно, это твореніе не удержится на сцен, но почему оно явилось не пятдесятъ лтъ тому назадъ, когда мелькали еще, хотя изрдка, оригиналы представляемыхъ намъ копій, и когда позволено было выражаться такимъ тономъ?…

Четвертое дйствіе начинается длиннымъ монологомъ князя Радугина. Едва почелъ онъ себя опредленнымъ въ службу, какъ уже и хочетъ столкнуть благодтеля, выкладываетъ по пальцамъ вс вроятности, который въ пользу его раждаетъ болзнь министра, и онъ производитъ своего, камердинера Жохова, заурядъ въ секретари, а Федота, другаго слугу, приказываетъ поставить у дверей кабинета, чтобъ въ него не ворвался кто-нибудь изъ просителей. Входятъ Анисья Дмириревна и княжна, Лидинъ писалъ послдней изъ нихъ, прося ршительнаго отвта на счетъ извстнаго ей дла: воструха, не спросясь ни у отца, ни у бабушки, приготовила уже письменный отказъ, полагая, не безъ основанія, что дочь будущаго министра можетъ подцпить и не отк арміи капитана. Пошли толки о женихахъ, княжна прихотлива, что ваша ‘Разборчивая Невста’! Слышенъ стукъ экипажа у подъзда, и дамы бгутъ, чтобъ не отвлечь князя отъ дла, князь также бжитъ въ кабинетъ надть халатъ и уставить себ дловое лице для аудіенцій, которыя ему необходимо будетъ дать въ теченіи утра. Остается на сцен Жоховъ, къ нему скоро присоединяется Котомкинъ, онъ, какъ мы увидимъ ниже, изъ числа желающихъ завладть княземъ и прочитъ себя въ его секретари, въ слдствіе этого, онъ пришелъ прежде всхъ, да къ томуже и въ мундир — такъ дискать водилось въ старину.— Котомкинъ длаетъ разные вопросы на счетъ семейства, вы думаете князя? ни какъ нтъ, а Жохова, и однимъ словомъ оставляетъ далеко за собой всхъ подлйшихъ людей, изъ приказнаго быта выведенныхъ когда-либо на сцену нашу. Конечно, Жоховъ не простой камердинеръ, князь посылаетъ его кой-куда.

Вы знаете, что намъ досталося имнье,

Такъ я отправленъ былъ туда

Кой-что на первый разъ устроить —

Одно продать, другое заложить,

Поправить мужичковъ, оброки вс удвоить, и проч.

Но за всмъ тмъ, мы находимся въ полной увренности, что у насъ Котомкиныхъ давно уже нтъ въ числ такихъ людей, которыхъ пускаютъ въ гостиныя вельможъ съ пятью тысячами душъ и въ чинахъ, позволяющихъ имъ думать занять министерское мсто. Разспросы о дтяхъ Жохова, до того плоски, что ни на что не похожи: сынку сулится игрушка, онъ боленъ, причиною тому въ два фунта ватрушка, а дочьк, Фенюшку, ничего, не смотря на то, что она упала съ печки и ушибла носъ… гд же справедливость? Котомкинъ надется, что Жоховъ доложитъ князю объ аккуратности его, что онъ первый явился съ поздравленіемъ, и общаетъ ему за то курительнаго табаку, который сильно пахнетъ малиной, изъ этого Жохову, знатоку въ этомъ дл, можно, кажется, постараться, и онъ общаетъ…. Вс, въ конц третьяго дйствія, ругавшіе князя Радугина, одинъ за другимъ, являются и длаютъ въ томъ другъ Другу упреки, мысль эта не нова, но въ исполненіи довольно удачна. Пустельгамъ прізжаетъ послдній и, вдобавокъ, съ извстіемъ о смерти министра, не печальтесь заране — мертвые Пустельгина почти всегда воскресаютъ, не мене того князь Иванъ Ильить чуть чуть не министръ, слдовательно не грхъ поприбавить къ его сіятельству вниманія. Шаги его слышны въ кабинет, присвшіе было отдохнуть вскакиваютъ торопливо, а исправный Котомкинъ все стоялъ на ногахъ, говоря, по обыкновенію своему, что такъ водилось въ старину.

Новый министръ принимаетъ всхъ благосклонно и общаетъ опредлить въ службу: онъ къ семи часамъ приглашаетъ новыхъ чиновниковъ своихъ кой-о-чемъ потолковать, а можетъ быть, и повистовать, вс будутъ и съ удовольствіемъ жертвуютъ, кто театромъ, кто званымъ чаемъ, одинъ даже сочнымъ обдомъ. Вотъ они уходятъ, но князь кается, что отпустилъ такъ легко Пустельгина, который, врно, знаетъ много новостей, его воротилъ Жоховъ — нтъ, ошибся: Федотъ — и вотъ онъ является опять. Князь усаживаетъ болтуна и заводитъ разговоръ. Разгулялся нашъ молодецъ, говоритъ безъ умолку и въ заключеніе подтверждаетъ кончину князя Любскаго. Радугинъ сноситъ этотъ ударъ съ свойственной ему твердостью духа, и, вроятно, готовится занять упразднившуюся вакансію, какъ вдругъ входитъ опять слуга съ возгласомъ о Глинскомъ.

КНЯЗЬ.

Ого! и этотъ моралистъ

Ко мн съ почтеніемъ явился.

Проси!…

Встрепенитесь, господа! я чувствую, что почти усыпилъ васъ, но вотъ, наконецъ, послднее явленіе. Помучились много, такъ и остальное прочтете. Глинской входитъ и начинаетъ обиняками говорить князю, что онъ долженъ отгадать причину его посщенія. Князь, находясь въ сладчайшемъ заблужденіи, не понимаетъ ничего, а приписываетъ это или процессу Глинскаго или его желанію вступить въ службу. Его недоразумніе продолжается довольно долго, пока наконецъ Глинской вынимаетъ письмо, присланное министромъ на имя князя Радугина, и въ замнъ требуетъ того, которое, вроятно, попало къ князю въ слдствіе той же ошибки. Тутъ все открывается, и даже то, что Владиміръ, за лнь и грубость, лишился своего мста! Вы, можетъ быть, полагаете, что это послднее обстоятельство огорчаетъ отца? нимало! Онъ жалетъ, конечно, только не о себ и не о сын, а просто о правительств и собирается со всмъ семействомъ въ Парижъ. Стряпчій Шумиловъ останавливаетъ этотъ порывъ оскорбленнаго честолюбія, извщая его сіятельство, что все имніе его назначено въ продажу.

КНЯЗЬ.

Мое имнье продадутъ!

Но кто судилъ меня?

ШУМИЛОВЪ.

Надворный судъ,

КНЯЗЬ (не слушая его).

И будетъ кто судить?

ШУМИЛОВЪ.

Гражданская Палата!

КНЯЗЬ.

Невжды, варвары!— которыхъ умъ и нравъ

Не стоитъ уваженья,

Въ которыхъ нтъ и тни просвщенья,

Не знаютъ ничего и даже Римскихъ правъ,

А судятъ всхъ — и судятъ самовластно.

ГЛИНСКОЙ.

Да это, кажется, съ законами согласно:

Кто бралъ въ займы, тотъ долженъ заплатить.

КНЯЗЬ.

Ну! посл этого прошу въ Россіи жить!

Этимъ стихомъ заключилъ авторъ комедію ‘Недовольные’. Публика приняла холодно новое произведеніе, а мы разговорились съ окружающими насъ зрителями о достоинств новой и пьесы. Одинъ изъ нихъ, острякъ не послдній, уврялъ, что авторъ, конечно, не надялся такаго успха, потому что театръ полнехонекъ, и кажется, ко всякому идетъ названье самаго сочиненія, онъ выразилъ эту мысль четверостишіемъ, которое мы передаемъ здсь:

Оригинальнымъ насъ твореньемъ подарилъ

Писатель на заказъ: въ стихахъ не гладкихъ — школьныхъ,

На сцену мнимыхъ онъ полсотни размстилъ,

А въ залу истинныхъ пять тысячъ Недовольныхъ’

М………

Декабря 5 дня 1835.

Москва.

‘Телескопъ’, No 13, 1835

Читайте также: