Нечто об 'Опальном журнале', Страхов Николай Николаевич, Год: 1862 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

<Н. Н. Страхов>

Нчто объ ‘Опальномъ журнал‘

(письмо къ редактору)

‘Время’, No 5, 1862

Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1862/MAY/opalzhur.htm

_______

‘Въ ерунд, говоритъ г. Антоновичъ, можетъ заключаться весь корень человческихъ бдствiй.’ Никогда, милостивый государь, я не держался этой мысли и всегда почиталъ ее весьма опасною и вредною мыслью. Кто приписываетъ ерунд такую силу и такое значенiе въ длахъ человческихъ, тотъ есть мизантропъ самаго худшаго свойства. По моему мннiю какъ изъ ничего ничего не бываетъ, такъ и изъ ерунды ничего не можетъ произойти, кром ерунды. Вотъ почему обличенiе ерунды, составляющее предметъ моихъ писемъ, я не считалъ дломъ важнымъ, а потому позволилъ себ не писать къ вамъ уже четыре мсяца и охотно бы отказался писать теперь. Дло въ томъ, что у меня нсколько слабетъ та особенная охота къ наблюденiямъ надъ россiйскою словесностью, которая воодушевляла меня въ первыхъ моихъ письмахъ, писанныхъ уже боле года назадъ. Скажу нехвалясь, что только человкъ пристрастный не отдастъ справедливости моимъ трудамъ. Пусть размры ихъ не велики (вс семь писемъ, включая и настоящее, составляютъ меньше семи печатныхъ листовъ), пусть результаты ихъ весьма малы, общее значенiе незначительно, тмъ немене ихъ строгость, отчетливость, ясность — стоили мн немалыхъ усилiй и, какъ я думаю, заслуживаютъ полной похвалы. Что удивительнаго, что я утомился? Ужели вы думаете легко обработывать предметы, которые я избралъ? Какой трудъ — вникать въ безцвтныя, безсвязныя, вялыя статьи! Какая трудность — отыскать ихъ смыслъ и связь, очистить малое ядро отъ многократной скорлупы! Мало-помалу мое любопытство охладло, мн стало скучно вглядываться въ эти пустынныя умозаключенiя, невесело пробираться по этимъ болотистымъ и кочковатымъ соображенiямъ, и противно возиться съ этими неопрятными мыслями. Въ критик на романъ Тургенева у васъ сказано: ‘Мы поговорили бы объ стать г. Антоновича гораздо больше, еслибы могли сколько-нибудь понять отношенiе ея подробностей, еслибы намъ удалось извлечь изъ нея хоть что-нибудь цльное и отчетливое и какъ-нибудь напасть на нить, связующую идеи автора.’ Очевидно это преувеличено. ‘Извлечь нить’ и ‘понять отношенiе подробностей’ всегда возможно, нужно только потрудиться — и вашъ критикъ уклонился, устрашонный тяжестью этого труда. Мн же приходится теперь взять такой трудъ на себя.

Но чтоже длать? Нельзя не писать. ‘Современникъ’ шумитъ и ратуетъ, ‘Современникъ’ все свое критическое обозрнiе въ апрльской книжк посвятилъ вашему журналу, и въ немъ преимущественно мн. Нельзя же покидать наблюдательный постъ въ такую повидимому опасную минуту, нельзя принимать въ соображенiе только одного себя: нужно имть въ виду и другихъ.

Итакъ начнемъ же. Долгомъ считаю увдомить васъ, милостивый государь, что въ нашемъ литературномъ мiр, по моему замчанiю, случилась нкоторая важная перемна. Виновникъ этой перемны есть никто иной какъ г. Антоновичъ, который по злобному замчанiю нкоторыхъ людей вроятно уже стоитъ во глав нашей литературы. Слдовательно дло не маловажное. Г. Антоновичъ, какъ мн кажется, уже усплъ внести въ нашу критику новое направленiе, покрайней-мр характеръ двухъ его послднихъ статей — ‘Асмодей нашего времени’ и ‘О дух ‘Времени’, статей капитальныхъ по объему и содержанiю, обозначился весьма рзко. Манера или лучше-сказать метода этой новой критики отличается необыкновенною простотою и опредленностью. Она состоитъ въ томъ, что предметы критики осуждаются что-называется огуломъ, гуртомъ, въ цломъ и въ частяхъ, безъ малйшей пощады или такъ-называемаго исключенiя. Сiя критика, милостивый государь, въ настоящее время поражаетъ новизною собственно только по своей древности. Ибо происхожденiе ея можно отнести нетолько къ гомерическимъ, но даже къ допотопнымъ временамъ. Въ тоже время образчики ея, какъ вообще образчики всего элементарнаго, постоянно можно встрчать и нын, а именно всякiй разъ какъ побранятся дв пьяныя или даже трезвыя бабы. Напримръ: ‘и отецъ твой пьяница, и мать твоя потаскуха, и если дти будутъ, то будутъ воры и мошенники!’ Или въ другой форм, именно въ той, въ которой употребила эту методу извстная слесарша: ‘побей Богъ его и на томъ и на этомъ свт! Чтобы ему, если и тетка есть, то и тетк всякая пакость, и отецъ если живъ у него, то чтобы и онъ, каналья, околлъ или поперхнулся на вки, мошенникъ такой!’

Совершенно туже методу употребилъ г. Антоновичъ въ отношенiи къ г. Тургеневу и къ вашему журналу. Въ ‘Отцахъ и дтяхъ’ онъ осуждаетъ все безъ исключенiя: вс лица невыдержаны, вс разговоры неврны и нтъ ни психическаго анализа, ни хорошихъ изображенiй природы. Но этого мало. По метод слесарши г. Антоновичъ не упустилъ и прежнихъ произведенiй поэта, нетолько совершенно дуренъ послднiй расказъ Тургенева, но малымъ чмъ лучше и вс предыдущiе. А если ихъ хвалили, то это потому, что ‘критика ошибалась въ ихъ объясненiи’.

Точно также въ вашемъ журнал г. Антоновичъ не пощадилъ ничего, за исключенiемъ ‘Униженныхъ и оскорбленныхъ’ и ‘Записокъ изъ мертваго дома’. Это исключенiе заявлено тщательно, потомучто иначе читатель легко бы подумалъ, что всеобщiй потокъ осужденiя простирается и на эти произведенiя. Затмъ — у васъ ничего нтъ: ни духа, ни направленiя, ни серьозной мысли, ваши объявленiя — шарады, ваши статьи отучаютъ мыслить, а критическiй отдлъ — самый слабый изъ всхъ отдловъ. Для того чтобы твердо держаться своей методы, г. Антоновичъ, какъ видно, употребилъ нарочитые труды, онъ прочелъ все ‘Время’ и даже статью г. Страхова ‘Жители планетъ’, на которую и налегаетъ съ особеннымъ усердiемъ. Въ такой критик все будетъ кстати.

Прибавьте къ этому самыя безцеремонныя искаженiя въ выпискахъ, приписыванiе автору того, чего онъ не говорилъ, и вы получите полное понятiе объ этой новой критической метод.(1)

Сiя критика, милостивый государь, иметъ многiя невыгоды, но иметъ также и свои удобства. Невыгоды ея состоятъ въ нкоторомъ недоврiи, которое она возбуждаетъ и которое весьма значительно въ наше скептическое время. Положимъ вы скажете, что Тургеневъ не понимаетъ матерьялизма, легко можетъ быть, что найдутся люди, которые вамъ поврятъ, особенно если вы подтвердите ваши рчи разительнымъ доказательствомъ, что Тургеневъ вмсто ‘Kraft und Stoff’ (заглавiе книжки Бюхнера) написалъ ‘Stoff und Kraft’. Но пусть вы прибавите, что въ его роман нтъ ни одного живого лица, — на читателей нападетъ уже нкоторое сомннiе. Если вы по усердiю еще присовокупите, что и описанiя природы никуда не годятся, сомннiе читателей увеличится, если наконецъ вы станете уврять, что по своему направленiю Тургеневъ всего ближе къ Аскоченскому, то вамъ уже ршительно никто не повритъ.

Но у этой критики есть также свои выгоды. Она можетъ имть большой всъ у такихъ людей, которые сами не думаютъ, а врятъ другимъ на-слово. А такихъ людей еще довольно на свт. Если при этомъ они считаютъ своимъ священнымъ долгомъ читать ‘Современникъ’ и не читаютъ другихъ книгъ, если для нихъ г. Антоновичъ авторитетъ (вдь и это возможно), то такая критика можетъ надяться у нихъ на большой успхъ.

Во всякомъ случа метода, о которой мы говоримъ, всегда свидтельствуетъ о нкоторомъ увлеченiи, о нкоторой потер хладнокровiя. И дйствительно не трудно видть, что есть тсная связь между новою методою г. Антоновича и тми предметами, о которыхъ идетъ рчь въ его статьяхъ. Въ первой стать дло шло о роман Тургенева, во второй о журнал ‘Время’. Романъ Тургенева, если его разсматривать съ извстной стороны, представляетъ какъ многими было замчено, художественное изображенiе ‘Современника’. Журналъ же ‘Время’ во многихъ и различныхъ своихъ статьяхъ старался представить читателямъ критическое изображенiе ‘Современника’. Такимъ образомъ этотъ романъ и этотъ журналъ составляютъ какбы два зеркала, въ которыя можетъ поглядться ‘Современникъ’, если желаетъ полюбоваться собою. Дв же статьи г. Антоновича означаютъ, что ‘Современникъ’ поглядлся, но остался очень недоволенъ: плохи дескать зеркала! Вотъ отчего и прiемы критики потребовались первобытные, допотопные. Забылъ онъ пословицу: ‘нечего на зеркало пнять, коли рожа крива!’

Можетъ-быть вы предполагаете, милостивый государь, что у ‘Современника’ гораздо больше догадливости, что онъ смекаетъ въ чемъ дло? нимало, увряю васъ. ‘Современникъ’, какъ мн кажется, до сихъ поръ нисколько не понимаетъ, за что на него нападаютъ. Я сейчасъ докажу это изъ статьи г. Антоновича.

Г. Антоновичъ упрекаетъ меня въ трусливости. Онъ основываетъ свой упрекъ на томъ, что я будтобы прячусь подъ маскою, что мое настоящее имя не Косица, чтобы ясно показать мн мою трусость, онъ противопоставляетъ ей свою храбрость. ‘Я, говоритъ онъ — я Антоновичъ, а вы кто такой?’

Вы недоумваете, въ чемъ тутъ смлость и великодушiе? Вы не догадываетесь, какая важность можетъ быть въ томъ, что Антоновичъ есть дйствительное имя г. Антоновича? Между тмъ важность великая. По всему видно, что г. Антоновичъ только теперь начинаетъ подозрвать, что ставя свое имя подъ своими статьями, онъ поступаетъ очень отважно. Прежде онъ не предполагалъ, что дло это вовсе не безопасное и что для него нуженъ нкоторый героизмъ. Очевидно многократное упоминанiе его имени нетолько не кажется ему фимiамомъ славы, но даже составляетъ для него нчто непрiятное и досадное. Вотъ почему, когда онъ хвалится своею скромностiю, онъ доказываетъ ее тмъ, что не называлъ тхъ лицъ, о которыхъ писалъ, когда же упрекаетъ меня въ томъ, что я будтобы позволяю себ въ отношенiи къ нему личности, или, какъ онъ оригинально выражается, что я ‘придираюсь къ его физiономiи’, то онъ ставитъ на первое мсто то, что имя его постоянно у меня на язык.

Какая же причина такого страннаго настороенiя мыслей? Причина, милостивый государь, кроется въ тхъ ‘оскорбленiяхъ и поруганiяхъ’, которымъ подвергся г. Антоновичъ, которыя онъ подробно исчисляетъ и на которыя горько жалуется. Какъ-видно г. Антоновичъ совершенно недоумваетъ, отчего такъ жестоко нападаютъ на ‘Современникъ’ вообще и на него въ частности.

‘Отчего вы — спрашиваетъ онъ, обращаясь ко мн — исключительно напали на меня и на ‘Современникъ’ вообще? Ужели мои статьи такъ зловредны, что он требуютъ немедленнаго и сильнаго обличенiя, составляютъ настоящiй ядъ, которому вы думаете служить противоядiемъ? Пересмотрите фельетоны ‘С. петербургскихъ Вдомостей’ и другихъ газетъ, переберите другiе журналы: разв тамъ ничего не найдется, что заслуживало бы боле сильнаго опроверженiя и боле безпощаднаго обличенiя, чмъ мысли высказываемыя мною? А если ужь нигд нтъ статей хуже моихъ, то во всякомъ случа есть такiя худыя какъ мои, отчего же вы ихъ оставляли безъ вниманiя, а съ яростiю и съ какимъ-то озлобленiемъ бросаетесь именно на мои статьи.’ (2)

Съ такимъ же недоумнiемъ онъ смотритъ вообще на нападенiя другихъ журналовъ. Исчисливъ вс ихъ жестокости, онъ наконецъ говоритъ:

‘Изъ такого поведенiя журналовъ я вывожу слдующее заключенiе: ‘Современникъ’ находится въ исключительномъ положенiи, онъ журналъ опальный, лишенный тхъ правъ, которыми пользуются другiе журналы. Если кто-нибудь назоветъ ‘Современникъ’ пустоголовымъ и пустозвоннымъ прогресистомъ, онъ долженъ принимать это названiе какъ лестный комплиментъ, съ величайшею благодарностью, если же онъ назоветъ узкоголовымъ, то это названiе должно считаться величайшимъ оскорбленiемъ человческой личности. Если ‘Современникъ’ назоветъ дуракомъ неизвстно кого, неопредленную величину X, можетъ-быть въ самомъ дл дурака, тогда вс должны вознегодовать на ‘Современникъ’ за его нестерпимую дерзость и нахальство, если же другiе прямо и лично назовутъ пишущихъ въ ‘Современник’ сумашедшими, безсмысленными, дикими, то они должны счесть это почетомъ для своихъ личностей и лобзать руку, карающую ихъ. Если каждая книжка всякаго журнала возстаетъ и бравурствуетъ противъ ‘Современника’, то это принимается за доказательство миролюбiя журналовъ и ихъ отвращенiя отъ полемики. Если же ‘Современникъ‘ соберется отвтить на нападки, то это значитъ только, что онъ бранчивъ и дерзокъ и безъ полемики жить не можетъ, что онъ безъ ругательствъ тоже что рыба безъ воды и образованное общество безъ почвы.’

Горькiя чувства проглядываютъ, милостивый государь, въ этихъ словахъ, немало въ нихъ досады и внутренняго уязвленiя. Въ тоже время нельзя не чувствовать, что въ нихъ много глубокой и искренней правды. Всякiй съ любовью слдящiй за нашею литературой согласится, что главная черта въ отношенiяхъ нашихъ журналовъ къ ‘Современнику’ есть непомрное высокомрiе, а главная черта въ отношенiяхъ ‘Современника’ къ другимъ журналамъ есть непомрная наглость. Одно вызываетъ другое и одно другимъ поддерживается.

Вопросъ очевидно интересный и важный. Почему въ самомъ дл позволяютъ себ бравурствовать противъ ‘Современника’? почему его сотрудниковъ такъ легко признаютъ сумасшедшими и дикими? Не сомнваюсь что этотъ вопросъ немало любопытенъ нетолько для пишущихъ въ ‘Современник’, но и вообще для всего нашего литературнаго мiра.

Какъ же его ршаетъ самъ ‘Современникъ’? Понимаетъ ли онъ свое положенiе среди того хаотическаго мiра, который именуется россiйской словесностью? Едвали! Покрайней-мр г. Антоновичъ даетъ на вопросъ очень темные отвты. По его мннiю все происходитъ не отъ чего иного, какъ отъ злобы и ярости. ‘Иной — говоритъ онъ — понесетъ такую ахинею, что ее и опровергать не стоитъ, разбранитъ онъ васъ, но его брань и на вороту у васъ не виснетъ. А другой (подразумвается ‘Современникъ’) скажетъ объ васъ только нсколько словъ, и эти слова зашевелятъ вс ваши мозги и уколятъ васъ въ самое сердце. Вотъ почему вы и поставили для себя спецiальной задачей ратовать противъ ‘Современника’ и проч. — Вотъ самая главная, самая существенная причина, которую ‘Современникъ’ выставляетъ, чтобы объяснить, почему его сотрудники признаются сумашедшими и дикими.

Но посмотримъ, хорошо ли осмотрлся г. Антоновичъ, принялъ ли онъ во вниманiе все что слдуетъ? Нельзя не отдать ему справедливости, что онъ отлично помнитъ все, что въ чужихъ словахъ показалось ему непрiятнымъ. Неразъ уже онъ жаловался на обиды и теперь перечисляетъ ихъ подробне прежняго. Онъ упоминаетъ о томъ, что ‘Русскiй Встникъ’ поставилъ его на одну доску съ Иваномъ Яковлевичемъ. Помнитъ онъ и то, что ‘Отечественныя Записки’ назвали его прямо сумасшедшимъ, нуждающимся въ медицинской помощи. Вообще въ отношенiи къ порицанiю г. Антоновичъ оказывается необыкновенно чуткимъ. Въ одномъ изъ моихъ писемъ я упомянулъ, что по мннiю ‘Русскаго Встника’ г. Антоновичъ понятiя неиметъ о томъ, что значитъ мыслить. Г. Антоновичъ положительно говоритъ, что я раздляю это мннiе. Въ другой разъ я высказалъ въ вид осторожнаго предположенiя, что можетъ-быть г. Антоновичъ еще негодится для того, чтобы писать о Гегел, г. Антоновичъ говоритъ такъ, какъ-будто я считаю это предположенiе несомнннымъ. Наконецъ однажды я заимствовалъ изъ одной нмецкой книги мысль, что ‘недолжно писать о томъ, чего незнаешь’ и украсилъ этою мыслью свое письмо къ вамъ, неотнося ее ни къ кому особенно. Г. Антоновичъ и ее принялъ на свой счетъ. Это вы мн, говоритъ, нравоученiя читаете.

Все это безъ сомннiя прекрасно. Очень хорошо длаетъ г. Антоновичъ, что онъ помнитъ рчи, о немъ сказанныя, очень похвально, что онъ примняетъ къ себ нравоученiя, которыя находитъ въ книгахъ.

Но вдь этого еще очень недостаточно, слишкомъ мало для того, чтобы понимать свое положенiе. Для такого пониманiя нужно помнить нетолько то, что сказано, но и то, за что сказано. И въ этомъ отношенiи, какъ оказывается, г. Антоновичъ совсмъ не такъ памятливъ, какъ нужно бы желать.

Объ одной изъ статей ‘Современника’ я сказалъ, что судить о ней легко, что она есть совершенная дичь. Г. Антоновичъ это помнитъ и жалуется на такой отзывъ. Дурно онъ длаетъ только то, что забываетъ статью, о которой шло дло. Это была статья г. Чернышевскаго о паденiи Рима, статья, въ которой утверждалось, что Римъ палъ только отъ варваровъ, что никакихъ внутреннихъ причинъ для его паденiя не было. ‘Современникъ’ раза три пытался опровергать нкоторыя мысли, высказанныя мною по этому поводу, а теперь уже молчитъ, и о знаменитой стать нтъ и помину.

Помнитъ г. Антоновичъ, что я предполагалъ его неспособнымъ писать о Гегел. Онъ обижается отзывомъ, и чтобы устранить его, начинаетъ разсуждать о категорiяхъ. Гм! категорiи! Какой важный и, осмлюсь сказать, трудный предметъ! Г. Антоновичъ прежде утверждалъ, что существуетъ два рода категорiй, теперь онъ даетъ длу такой видъ, будтобы онъ хотлъ только сказать, что Кантъ и Гегель различно смотрли на категорiи. Еслибы такъ, кто бы съ нимъ не согласился? Но въ заключенiе Гегель все-таки выходитъ у г. Антоновича какимъ-то полупомшаннымъ (по выраженiю г. Антоновича). ‘По Гегелю — говоритъ онъ — категорiи принадлежатъ не человку, не человческому мышленiю. Он существуютъ не въ голов человка’ и проч. Чтобы дать нкоторое понятiе о томъ, какъ остроумно толкуетъ Гегеля г. Антоновичъ, возьмемъ простой примръ. Положимъ: человкъ видитъ домъ. Представьте, что Гегель по этому случаю сдлалъ бы слдующее простое замчанiе: домъ однакоже не находится въ человк. А г. Антоновичъ кричитъ: смотрите, смотрите! Гегель утверждаетъ, что не человкъ видитъ домъ, что виднiе совершается вн человка!

Еслибы дйствительно было два рода категорiй, какъ сперва полагалъ г. Антоновичъ, еслибы напримръ въ голов человка были одн категорiи, а дйствительности другiя, тогда конечно Гегель былъ бы полупомшаннымъ. Но въ томъ все и дло, что существуютъ только одного рода категорiи, что то самое, чт видитъ человкъ, существуетъ однакоже вн человка. И этому не противорчитъ то обстоятельство, что иногда человку мерещатся вещи несуществующiя.

Да впрочемъ — что категорiи! Зачмъ г. Антоновичъ даетъ себ важный видъ, будтобы онъ споритъ о категорiяхъ? Вдь въ прежнемъ моемъ письм я сдлалъ о нихъ замчанiе мимоходомъ, вдь заключенiе о томъ, что г. Антоновичъ можетъ-быть негодится еще для того, чтобы писать о Гегел, было строго выведено мною раньше тхъ десяти строкъ, которыя столь усердно выписываетъ и разбираетъ г. Антоновичъ. Отчего же онъ помнитъ заключенiе, а не помнитъ посылокъ, изъ которыхъ оно прямо вытекаетъ?

Г. Антоновичъ сердится, что его называютъ юнымъ, въ этомъ случа онъ повидимому справедливо жалуется на личность. Но собственно говоря, каждый разъ, когда дло идетъ объ его юности, онъ долженъ бы былъ вспомнить, что объ этой юности возвстилъ читающему мiру г. Чернышевскiй. Вотъ грхъ, на который намекаютъ эти шутки.

Г. Антоновичъ примнилъ къ себ нравоученiе: недолжно писать о томъ, чего незнаешь. Но онъ какъ-видно забылъ почему это нравоученiе такъ удобно къ нему примняется: примняется потому, что онъ вздумалъ утверждать, будтобы нмцы стали опровергать цлыя науки и будтобы Гаймъ отрицаетъ философiю.

Г. Антоновичъ припоминаетъ, какъ объ обидномъ отзыв, о томъ, что сказано въ вашей критик: что Тургеневъ показалъ ‘Современнику’, что онъ понимаетъ ‘Современникъ’ лучше самого ‘Современника’. Но г. Антоновичъ совершенно забываетъ, что у васъ это нетолько сказано, но и доказано. Ни одинъ журналъ столько не возился съ ‘Современникомъ’, какъ вашъ, но ни одинъ же не отдавалъ ему такой справедливости и такъ врно не цнилъ его.

Еслибы г. Антоновичъ все это и многое другое подобное помнилъ и сообразилъ, то можетъ-быть онъ иначе бы понялъ и оцнилъ жестокiе отзывы о ‘Современник’ вообще и о немъ въ частности. Безъ причины ничего небываетъ. Теперь же г. Антоновичъ только дивится и жалуется. ‘Это все одна злоба’, говоритъ онъ. ‘И зависть’, прибавляетъ почтенный, но веселый хроникеръ въ той же книжк ‘Современника’. Такiе отзывы всего лучше показываютъ, какъ мало сотрудники ‘Современника’ понимаютъ, почему они попали въ опальное положенiе.

Всмъ извстно, съ какимъ уваженiемъ ‘Время’ смотритъ на литературу, оно считаетъ ее самымъ правильнымъ, наиболе органическимъ явленiемъ нашей современной жизни. ‘Время’ усердно занимается литературой, постоянно слдитъ за ней. Понятно, что оно должно было придти въ антагонизмъ съ ‘Современникомъ’, какъ съ журналомъ, который также занимается критикою и который не даетъ литератур ея настоящаго значенiя и называетъ ее ‘праздною болтовнею’. Понятно, что этотъ антагонизмъ долженъ былъ выражаться нетолько въ каждой книжк, но почти въ каждой критической стать. А г. Антоновичъ говоритъ: ‘все это — одна злоба!’ ‘И зависть’, прибавляетъ хроникеръ.

‘Время’ указывало на народность, заявляло желанiе искать народнаго духа во всхъ проявленiяхъ нашей жизни, искать сближенiя съ нимъ. Для ‘Современника’ все это были пустыя фразы и онъ ждалъ спасенiя отъ ‘хорошихъ книжекъ’ г. Чернышевскаго. Антагонизмъ былъ неизбженъ. ‘Все одна злоба’, говоритъ г. Антоновичъ. ‘И зависть’, прибавляетъ хроникеръ.

Въ выбор своихъ бельлетристическихъ статей ‘Время’ останавливалось особенно на такихъ, въ которыхъ просвчиваютъ положительныя стороны нашей народной жизни. ‘Современникъ’ до сихъ поръ держится въ своей бельлетристик обличительнаго направленiя. ‘Время’ высоко чтитъ Пушкина, какъ единственную звзду первой величины въ нашей литератур, для ‘Современника’ Пушкинъ есть поэтъ эротическiй и военный. ‘Современникъ’ сравнилъ Тургенева съ Аскоченскимъ, ‘Время’ вооружилось за романиста. ‘Все одна злоба’, говоритъ г. Антоновичъ. ‘И зависть’, прибавляетъ хроникеръ.

Что касается до меня, то я указалъ на то, что ‘Современникъ’, поддерживая свои идеи, доходитъ до отрицанiя общихъ авторитетовъ, напримръ поэзiи, исторiи, философiи, литературы. Три раза ‘Современникъ’ пробовалъ отстранить этотъ упрекъ, а теперь онъ о немъ и не поминаетъ. ‘Все одна злоба’, говоритъ г. Антоновичъ. ‘И зависть’, прибавляетъ хроникеръ.

Зависть и злоба! Не странно ли, что дло принимаетъ такой исключительно личный характеръ въ глазахъ сотрудниковъ ‘Современника’? Послушать ихъ, такъ ‘Время’ только изъ-за того и бьется, чтобы доказать, что г. Антоновичъ не уметъ мыслить, какъ-будто кому-нибудь это нужно!

Чтоже удивительнаго, что на ‘опальный журналъ’ сыплются упреки въ сумашествiи и дикости, когда онъ въ самомъ дл не всегда отличается здравомыслiемъ и образованностiю? Пишущiе въ этомъ журнал какъ кажется не могутъ себ представить, чтобы можно было стоять за что-нибудь, кром какъ за себя, чтобы у человка могли быть какiе-нибудь высшiе интересы, кром самолюбiя, чтобы можно было безъ всякаго своекорыстiя ревностно служить наук, литератур, поэзiи. Между тмъ такое служенiе есть истинно человческое дло и должно быть особенно понятно именно писателямъ. Только это служенiе даетъ писателю сознанiе собственнаго достоинства и право на то уваженiе, съ которымъ обыкновенно смотрятъ на него простые читатели. Если мы и враждуемъ между собою, если оспариваемъ и осмиваемъ другъ друга, то уваженiе къ намъ не утрачивается только потому, что въ этихъ бояхъ видятъ не одну борьбу своекорыстiя, не одни эгоистическiе интересы, но чувствуютъ въ нихъ также присутствiе безконечно высокаго и драгоцннаго интереса — истины.

И слдовательно люди, которые даютъ всему длу личный характеръ, которые въ полемик противъ нихъ видятъ одно нападенiе, преслдованiе, одну зависть и злобу, которые пришли къ мысли, что изобличенiе ихъ даже на поприщ истины не есть услуга для общаго блага, а только враждебное дйствiе противъ нихъ, — однимъ словомъ люди, которые бываютъ склонны ставить личности выше истины, обнаруживаютъ этимъ глубокiй цинизмъ своихъ понятiй. Они не врятъ, что можно выше всего дорожить истиною, а кто этому не вритъ, тотъ вмст показываетъ, что и самъ онъ мало дорожитъ ею.

По этому случаю приведу здсь жестокое слово, которое было произнесено по поводу вашей статьи о Добролюбов и о которомъ кстати упомянуть здсь. Въ одномъ журнальц было сказано, а въ другомъ повторено, что эта статья представляетъ нкотораго рода ‘преслдованiе человка за гробомъ’. Преслдованiе за гробомъ! Каковъ упрекъ? Какое чудовищное предположенiе, высказываемое однакоже съ величайшею легкостью! Какъ не узнать въ этомъ уже не поклоненiя авторитету, а даже прямо фанатимзма, то-есть слпого поклоненiя, при которомъ предметъ поклоненiя стоитъ выше всякой критики? Даже самая фомула напоминаетъ нчто священное: — за гробомъ! Очевидно все похожее на изслдованiе должно имъ показаться преслдованiемъ. Они хорошо чувствуютъ, что кто началъ мыслить о предмет, тотъ уже пересталъ благоговть передъ нимъ, и потому статья, которая дйствительно говоритъ о Добролюбов, имъ непремнно кажется статьею противъ Добролюбова.

Сотрудники ‘опальнаго’ журнала недаромъ чувствуютъ, что ихъ трактуютъ высокомрно, что каждый разъ, когда о нихъ судятъ, сужденiе получаетъ непрiятную для нихъ вскость. Но откуда же это высокомрiе? Отчего люди въ сущности скромные, заговоривъ о ‘Современник’, кажутся высокомрными? Что придаетъ тяжесть сужденiямъ? Легко убдиться, что эти рчи становятся гордыми и тяжолыми не отъ того, кто ихъ произноситъ, а отъ того, во имя чего он произносятся. Немудрено, что судъ, произносимый во имя логики, науки, искуства, литературы, является высокомрнымъ, безпощаднымъ, въ самомъ дл на него нтъ апеляцiи.

Итакъ я опять говорю объ общихъ авторитетахъ, объ истин, наук, литератур и проч. Пусть не ошибается г. Антоновичъ въ смысл моего письма, я не сталъ бы писать, еслибы дло состояло только въ защит отъ его нападенiй. И это не высокомрiе, не натянутое презрнiе: это настоящее, правильное отношенiе къ длу.

Правильная точка зрнiя всего мене понятна для людей, для которыхъ личности заслоняютъ предметъ рчи. Что-бы ни говорилось и какъ бы ни говорилось, они во всемъ этомъ хотятъ видть только одно: говорится ли за нихъ, или противъ нихъ. Поэтому самыя простыя и ясныя рчи получаютъ въ ихъ глазахъ превратный смыслъ. Они доходятъ до того, что рчей безпристрастныхъ вовсе не понимаютъ. Если хотите видть доказательство этому, прочтите то что говорится въ ‘Искр’ противъ вашей статьи о Добролюбов. То что у васъ сказано явно въ похвалу Добролюбову, тамъ принимается за порицанiе, и ‘Искра’, опровергая васъ, пытается объяснить читателямъ то самое, чт у васъ же объяснено гораздо отчетливе.

Одинъ изъ самыхъ забавныхъ случаевъ непониманiя представляетъ между прочимъ тотъ же N 4 ‘Современника’, гд красуется статья г. Антоновича противъ васъ. Въ ‘внутреннемъ обозрнiи’ неразъ упоминается о томъ, что ‘Время’ будтобы злостно продергиваетъ слово бесдовать. Очень живо помню, гд и о комъ сказано во ‘Времени’ это слово. Оно иметъ тамъ свой естественный, законный смыслъ и не содержитъ ни малйшаго злобнаго намека. Очень странно, что такимъ образомъ простйшiя въ мiр слова подвергаются особенному толкованiю и подозрваются въ нкоторомъ злоумышленiи. Это непониманiе, это уклоненiе отъ прямого смысла рчи, происходитъ вслдствiе того, что непремнно желаютъ отыскать похвалу или порицанiе, и потому утрачиваютъ способность понимать простое сужденiе, способность мыслить вн заколдованнаго круга личностей.

Въ этомъ отношенiи какъ много выше пишущихъ въ ‘Современник’, г. Писаревъ, писатель, котораго важное значенiе я первый открылъ и которымъ я всегда пользуюсь, когда мн въ вид укоризны нужно привести примръ чистосердечiя и прямоты.

Одинъ только разъ возражалъ мн г. Писаревъ и вотъ что онъ сказалъ:

‘Воззрнiя не могутъ быть ни истинны, ни ложны, есть мое, ваше воззрнiе, третье, четвертое и т. д. Которое истинно? Для каждаго свое, и потому я совершенно согласенъ съ словами г. Н. Кос., которыя онъ хотлъ сказать мн въ пику: ‘Давайте вс мыслить самостоятельно, и чуръ одинъ другому не мшать!’ Нашолъ въ чемъ упрекнуть! Въ самостоятельности мысли. Давай-богъ побольше такихъ обличителей, которые, желая обругать, говорятъ комплименты.’ (‘Р. Слово’ 1861 г. N IX.)

Какъ видите, г. Писаревъ совершенно согласенъ съ моимъ замчанiемъ, хотя считаетъ его съ моей стороны упрекомъ, можно ли же его сравнить съ тми, которые не соглашаются даже съ похвалами только потому, что никакъ не разберутъ въ чемъ дло и подозрваютъ въ нихъ желанiе обругать?(1)

Н. Косица.

???

(1) Замтимъ здсь только одно искаженiе изъ многихъ. Г. Антоновичъ нсколько разъ упоминаетъ объ ‘обстоятельныхъ и основательныхъ статьяхъ о народности’, на которыя я будтобы ссылался, онъ утверждаетъ, что не нашолъ ихъ. Но я ссылался не на статьи о народности, а на статьи, касающiяся исторiи вопроса о народности. Не все равно народность и вопросъ о народности. Не все равно вопросъ о народности и исторiя этого вопроса. Статьи, которыя касаются этой исторiи и на которыя я ссылался, принадлежатъ г. Григорьеву: ‘Народность и литература’, ‘Западничество въ русской литератур’, ‘Блинскiй и отрицательный взглядъ въ литератур’, ‘Опозицiя застоя’.

(1) Долгомъ считаю отвтить, что г. Антоновичъ напрасно притворяется скромнымъ. Два раза, и только два я писалъ о немъ: въ письм ‘Объ индюшкахъ и о Гегел’ и въ письм ‘Примръ апатiи’, оба раза я писалъ по поводу нападенiй. Теперь онъ нападаетъ въ третiй разъ, не обвинитъ ли онъ меня опять въ ярости?

(2) Мы находимъ это письмо весьма недостаточнымъ и удивляемся легкомыслiю и односторонности своего сотрудника. Считаемъ нужнымъ прибавить покрайней-мр слдующiя замчанiя:

1) Г. Антоновичъ нашолъ у насъ множество противорчiй и требуетъ ихъ разъясненiя. Эхъ вы! Чудачина! (Мы пародируемъ здсь манеру г. Антоновича и допускаемъ такое обращенiе только въ этомъ смысл.) Да мало ли противорчiй, мы вамъ указывали у васъ, а вдь вы ни одного изъ нихъ и не подумали разршить. Чтоже вы къ намъ-то пристали?

2) Г. Антоновичъ опять предлагаетъ ‘Времени’ множество вопросовъ. Онъ проситъ, чтобы ‘Время’ его научило и основываетъ свою просьбу на томъ, что онъ подписчикъ ‘Времени’ и заплатилъ за журналъ 16 рублей. Редакцiя симъ увдомляетъ его, что она никакъ не брала, а равно не можетъ взять на себя и впредь трудную обязанность научить его, а потому готова по первому востребованiю возвратить ему деньги, съ вычетомъ однакоже за полученныя имъ книжки.

3) Г. Антоновичъ требуетъ отъ г. Косицы, чтобы тотъ объяснилъ ему, о какомъ идеализм идетъ рчь въ письм: ‘Примръ апатiи’. Неимя нимало въ виду ‘придираться къ физiономiи’ г. Антоновича (извините за его собственное выраженiе), мы замтимъ вообще, что всякiй человкъ, длающiй такой вопросъ, очевидно съ трудомъ еще понимаетъ связъ предложенiй, стоящихъ одно возл другого. Иначе онъ не могъ бы упустить изъ виду, что въ разбираемой имъ стать тутъ же стоитъ прямое опредленiе идеализма, съ его вредной стороны. ‘Не все ли зло — сказано нами — происходитъ оттого, что мы слишкомъ уважаемъ то, что не слдуетъ уважать, считаемъ важнымъ то, что не иметъ никакой важности? Что мы такъ охотно признаемъ право тамъ, гд нтъ права, что мы такъ легко жертвуемъ собою, такъ легко везд творимъ себ идоловъ и кумиры?’

А потомъ вотъ еще: съ какой стати г. Антоновичъ клеплетъ на насъ, будто мы ‘Современникъ’ сравнивали съ Базаровымъ? Это было бы ужь непростительно дерзко сх нашей стороны. Мы разъ какъ-то осмлились уподобить его Ситникову, да и это сдлали съ разными оговорками. Нужно же вдь и врагамъ отдавать справедливость. Ред.

<Н. Н. Страхов>

Нчто объ ‘Опальномъ журнал‘

???

Читайте также: