Нечто о Венеции при ее падении
Нечто о Венеции при ее падении
——
Нечто о Венеции при ее падении, Карамзин Николай Михайлович, Год: 1802
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Венецианская республика оставалась независимой и спокойной в то время, когда Европа казалась в огне и пламени от Французской революции. Император требовал от нее деятельного участия в общем союзе, но она видела опасность такого предприятия, и решилась хранить мир, надеясь сей же самой эгидой защитить себя от вредных правил, которые распространялись тогда друзьями революции. Казалось, что сия республика поступала и в новые времена сообразно с древней своей мудростью и славой. Она в самом деле умела соблюсти совершенное равновесие до самого того дня, когда торжествующие французские армии вступили в ее области и сделали их театром войны, которую хотела удалить ее политика. Тут началось замешательство. Партии, действовав прежде в тишине и сокровенности, вдруг подняли голову. Разные мнения, которые таились в сердцах, обнаружились и произвели сильные потрясения. В сие время начальники венецианские забыли по-видимому и власть и опытность свою. Они не могли ни на что решиться, и погибелью своей должны были способствовать миру. Их пример доказывает, сколько опасно в политическом раздоре не брать ни чьей стороны, когда по своему положению и силам невозможно противиться ни той, ни другой. Вероятно, что Венеция, пристав сначала к императору, или к французам, когда они приближались к ее владению, сохранила бы доныне бытие свое, ибо император конечно не оставил бы своих союзников, а французское правление не могло бы уничтожить республики, которая, соединив участь свою с его жребием, приобрела бы святое право на его защиту.
Венецианское правление, перед своим падением, разделялось на две части: на правление города и земли, второе зависело от первого. 1500 дворянских фамилий составляли аристократическую Венецианскую республику. Между сими фамилиями было около пятидесяти, которые издревле владели первыми местами. Богатство и преимущества всякого рода основали их власть на бессилии других благородных фамилий, известных под именем Барнаботтов, происшедшим от названия той части города, где живут бедные люди. Сии Барнаботты получали жалованье от правительства, которое заключалось в Верховном Совете, и которому начальники других венецианских областей давали отчет во всех делах своих.
Сия конституция, удаляя всех провинциальных дворян и большую часть городских от дел и политического влияния, питала всегдашнюю зависть и злобу, которые ждали только случая обнаружиться.
Кажется также, что судьба предзнаменует конец правлений какой-то слабостью и утомлением, происходящим от их долговременности. Благо народам, которые в сие опасное время совершают переход свой тихо и без всяких ужасных исступлений! Венецианцы имели сию выгоду. Давно уже потеряла силу свою та страшная политическая инквизиция, которая, скрываясь в непроницаемом мраке глубокой тайны, уподоблялась провидению, все видела не будучи видимой, и разила рукой неизвестной. Чем более она обнаруживалась, тем более ужасала своей жестокостью, и сила ее вдруг исчезла, как скоро совершенно открылась. Одна память древнего ее могущества давала ей вид некоторой власти. И другие части правления мало-помалу слабели. Роскошь беспрестанно умножаясь, усиливала влияние купцов и богачей на Сенат республики: ибо сенаторы прибегали к ним в нуждах своих, и частные дела превращались через то в государственные. Падение изготовилось. Первый удар все разрушил — и в политике совершилось самое то, что рассказывают о Геркуланских телах, которые в земле лежали целые, а от первого воздушного прикосновения обратились в тлен и пыль.
Кампо-Формийский трактат решил судьбу Венецианской республики, она была заменой потерянных императором областей и залогом мира. Провинции, которые достались Австрии, выиграли сей переменой. Она удовлетворила частным страстям, не отняла никакой власти у жителей, и новый государь не обременил их излишними податями. Бергамская и Брешианская провинции, отданные Чизальпинской республике, возвратились под зависимость истинной их столицы, они имели всегда более связи с Миланом, нежели с Венецией, и жители их составляли уже один народ с миланцами. И так сей раздел был несчастьем только для Венеции. Кроме уничтожения древней славы ее, она почувствовала и перемену в своих нравах, которая была необходимым следствием падения республики. Ее правление, сильное таинствами, приучило жителей обращать ночь в день, во мраке питалась его деятельность и прозорливость, для которых Аргусовы глаза будут только слабым подобием, во мраке ночи давало оно знак для открытия всенародного увеселения, и в то время, когда граждане в радостном исступлении предавались всякого рода рассеяниям, тайный, неутомимый дух сего правления испытывал, под крылом шумных удовольствий, все сердца и наблюдал все шаги. Ночью собирались граждане в кофейных домах, которые уподоблялись афинским портикам, и где все состояния смешивались. В частных же домах не было почти никогда собраний, может быть от страха возбудить внимание инквизиции. В казинах сходились только для чтения или для любовных свиданий. Обыкновение ездить в гондолах питало множество бедных людей, которые жили перевозом, и сверх того, через свой промысел, узнавали тайну государственных дел и шпионства. Они были связью между дворянством и народом. Купцы и судьи соединялись в общем средоточии дел. Выгоды частных людей входили в пользу правления. Его падение разрушило сию важную связь.
Правление императорское не может заменить прежних выгод. Оно, имея вид воинской строгости, несогласно с старинной, природной вольностью венецианцев. Покоренная Венеция скоро почувствует свое сиротство и увидит запустение в ее пристанях.
Венецианские области суть важное приобретение для императора, дают ему господство над Адриатическим морем, и включают его державу в число морских держав. Триест не боится уже союзницы, и может, имея более удобности в своем положении, скоро превзойти Венецию, хотя гавань его не совсем выгодна, но Капо д’Истриа заменит недостаток и послужит хорошей пристанью. Император обратит конечно все свое внимание на сии берега.
Не излишне будет заключить сие легко начертание портретами некоторых людей, игравших важные роли при падении Венецианской республики.
Людовиго Манини, последний венецианский дож, еще жив. Сей человек не значил ничего, как в политике, так и в светском обхождении. Одно безмерное богатство доставило ему сан его, несмотря на свою должность, он жил в праздности.
Томас Кондальмери был начальником морских сил, имеет пылкий характер, и еще молод, но он не мог удержать тленного здания, которое обрушилось над его головой.
Бернардино Рениери, молодой человек двадцати лет, из фамилии прежнего дожа, имел большее влияние в последнее время республики, разум его украшен политическими и философскими знаниями, душа его благородна и чувствительна. Он был одной системы с Кондальмери. В последнее венецианское возмущение хотели избрать его в диктаторы. В сие время твердость его спасла город от общего грабежа. При новом правлении он не жил в Венеции, ездил по Италии, и недавно возвратился в отечество.
Франческо Пезаро, который был душой старого правления и Питтом Венеции, не имея его дарований, недавно умер. Он предлагал все последние меры для спасения республики, но без успеха. — Пезаро был в Вене, согласился в правилах с министрами и возвратился в Венецию с чином императорского комиссара, управлял своевольно, следуя дурной, строгой системе, и умер скоропостижно. Думают, что недовольные окормили его ядом.
Иронимо Джустиниани, из первой венецианской фамилии, в старое правление занимал важнейшие места, человек умный и хитрый, хороший политик и знает людей.
Джиованни Корнари, молодой человек, знатной фамилии, был в дипломатическом совете, и в последнее время республики приобрел много опытности.
Франческо Питти был всегда любителем словесности и неприятелем старых злоупотреблений, он занимал важное место во временном правлении, которое сменило древинй сенат.
Аббат Чезаротти есть ныне первый автор в Италии, Член падуанского университета, и выдал уже более двадцати томов. Опыт философии языков, перевод Демосфена, обозрение греческой литературы, Новая Илиада, или смерть Гектора, которая на старую похожа только содержанием и многими красотами — перевод Сосиана, живее всех других изображающий дикую поэзию шотландского барда — суть важнейшие творения аббата Чезаротти, по справедливости славного в республике ученых. Он живет в Падуе, но часто приезжает в Венецию. Политическая его система была всегда умеренна и благоразумна.
Нечто о Венеции при ея падении: [Из журн. ‘Minerva’. 1801. Т.3] / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч.3, N 10. — С.147-155.