Нечто о прежних и нынешних костюмах и декорациях парижских театров
Нечто о прежних и нынешних костюмах и декорациях парижских театров
(Из Фр. см.)
——
Нечто о прежних и нынешних костюмах и декорациях Парижских театров, Неизвестные_французы, Год: 1805
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Читая описания смешных костюмов, бывших в употреблении на театрах во время Корнеля и Расина, вы остаетесь в нерешимости, чему приписать такую странность, невежеству публики или ее холодности. Если б нынешние актеры отважились в Федре или в Горациях явиться в таком уборе, в каком представляла Федру славная Шанмеле — перед которой сам Расин падал на колени от удивления — или в каком не менее славный барон {Имя известного актера.} играл старика Горация, то прекрасные стихи великих поэтов не произвели бы никакого действия или вместо удовольствия нанесли бы досаду зрителям. Федра, Гораций, Ифигения, Цинна и все трагедии Корнеля и Расина в старинном наряде теперь казались бы сатирою на авторов.
Костюмы и декорации — сии важные принадлежности драматического искусства, без которых нет приятного очарования театрального — в половине прошлого столетия были совсем не то, чем их ныне видим. Старики, поседевшие в партерах театров парижских, рассказывают много любопытного о сем предмете. Их описания во всем сходны с содержанием письма, напечатанного в 1787 году в одном французском журнале, из которого выписываем следующие известия:
‘За тридцать лет прежде — говорит автор письма — места представления лучших наших драматических сочинений ничем не отличались планом своим и строением от старинного французского театра, которой имел вид дома, где играют в мяч (jeu de paume). Часть зрителей сидела в ложах, отделенных одна от другой решетками, подобно хлевам, в которых запирают скотину. Другая часть зрителей помещалась на самом театре, где по обеим сторонам стояли кресла в четыре ряда. Двенадцать паникадил висело на театре даже и в то время, когда действие происходило под открытым небом. По окончаний каждого действия паникадила опускались, служители со щитами оправляли свечи, которые потом при звуке полного оркестра поднимались кверху, в такт под музыку. Актеры в трагедии появлялись в кольчугах, к которым пришиты были коротенькие юбки, обложенные в три ряда золотой или серебряной бахромой. Если надлежало представить грека, актер выходил в шлеме, если римлянина — в шляпе с высоким пером. То и другое обыкновенно надевалось на большой парик, которого волосы заплетаемы были в три косы. Один из славнейших актеров того времени имел привычку — произнося тирады самые пылкие и страстные, и особенно говоря в Расиновой Федре: J’ai vu, Seigneur, j’ai vu votre malheureux fils и проч. — каждый раз отбрасывать за плечо одну из висящих кос, публика не только равнодушно смотрела на cию ухватку, совсем не трагическую, но даже почитала ее весьма приличною. Нерон, при появлении Агриппины, каждый раз снимал шляпу для вежливости. Люзиньян и Шатильйон в Заире, Гусман и Альвар в Альзире, обыкновенно одеты были по последней французской моде. Альзира и Роксана являлись в платье версальском. Служанки выходили в огромных юбках с фижмами, и отличались от своих господ только маленьким щегольским передником. У крестьянок на начесанных волосах часто блистали алмазы, а крестьяне никогда не являлись без башмаков с красными каблуками.
В таком состоянии были костюм и декорации Парижского театра до тех пор, пока славный Лекен, преодолев многие препятствия, не вступил в общество актеров Французской комедии. Сей великий художник отменил смешной убор старинный и с помощью девицы Клерон ввел в употребление костюм правильный. Оба они успели в своем намерении, руководствуясь отчасти собственным изобретением, отчасти советами Вольтера, который был их другом. Но несколько лет никто не хотел подражать их примеру, только они одевались по приличию, а другие актеры и актрисы, их товарищи, наряжались по старому и выходили на театр в странном уборе. Это терпимо было очень долго, даже в 1786-м году г-жа Гюберти на театре французской Оперы представляла Клитемнестру в старинном платье и головном уборе, а женщины ее свиты были очень бело напудрены la dbacle и в шапочках l figaro.
Из числа последователей Лекена, Ларив более всех способствовал усовершенствованию театрального костюма, он нарочно занимался исследованием, как древние одевались, и со вкусом умел выбирать лучшее из всего того, что представлялось его наблюдению. Можем надеяться, что костюм трагических лиц час от часу будет подходить ближе к исторической истине, и что в стане Агамемнона уже не увидим паникадил со свечами, как бывало прежде, и проч.’.
По напечатании сего письма, поправлены еще многие погрешности, которые не были усмотрены ни Лекенем, ни Ларивом, а особливо со всей тщательностью отменено в костюме и декорациях все то, что противно исторической истине. Тальма и Дублень, — один превосходный актер трагический, другой очень посредственный — в последние времена оказали важную услугу драматическому искусству {Тальма при первом вступлении на театральное поприще отличился от своих товарищей тонкой разборчивостью в одеянии себя, даже в маловажных ролях. Хотя бы надлежало ему сказать на театре не более десяти стихов, он являлся в таком исправном костюме, что самые опытные знатоки не могли открыть в нем ниже малейшей погрешности.}. Дублень с ревностью ученого антиквария упражнялся в исследовании костюмов всех времен и всех народов, и приобрел в сей части столь отличные сведения, что в состоянии для каждой пьесы назначить приличный костюм, в самой строжайшей точности соответствующий лицам, месту, времени и обстоятельствам.
Однако все еще замечают на обоих главных парижских театрах ошибки насчет истины, которые делают неприятное впечатление в просвещенном зрителе, тем более, что избежать их было бы нетрудно. Вся очаровательность исчезает, когда например перед Агамемноном несут римские орлы и знамена с надписями: S. P. Q. R. (Сенат и народ римский). В новом балете, называемом Ахилл на острове Сциросе, замечают другую ошибку, столь же странную, которую должно приписывать живописцу: флот греческий стоит на якоре с поднятыми парусами. Негры, при Каирском караване идущие, обуты в европейские башмаки, сшитые по последнему покрою.
На театре, так называемом Французском, делаются еще важнейшие погрешности против правильности костюма, в этом виноваты одни только актрисы. Во всех комедиях, сочиненных до революции, мужчины являются в платье, приличном тому времени, напротив того женщины — в наряде по последнему номеру Модного журнала. Оттого часто выходят странные противоположности, пoдле греческого головного убора видите большой парик, в Мольеровых и других старой школы комедиях видите подле модного мамелюка {Известное женское платье.} старинный французский кафтан, шитый золотом или обложенный позументом.
Такое нарушение важнейших правил театра должно приписывать не столько обыкновению, сколько суетности актрис, которые думают, что в старинном костюме не понравятся зрителям.
Нечто о прежних и нынешних костюмах и декорациях Парижских театров: (Из Фр[анц.] см[еси]) // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.24, N 23. — С.194-201.