Нечаева В. Крылов И. А., Крылов Иван Андреевич, Год: 1931
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Нечаева В. Крылов И. А. // Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929-1939.
Т. 5. — [М.]: Изд-во Ком. Акад., 1931. — Стб. 686-695.
http://www.feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le5/le5-6862.htm
КРЫЛОВ Иван Андреевич [1768-1844] — русский писатель. Р. в Москве в семье армейского офицера. Ранние годы К. протекали в убогой домашней обстановке, в богатых домах ‘покровителей’, где он занимал положение среднее между лакеем и воспитанником, в мещанской уличной толпе, среди повытчиков и приказных губернского магистрата, куда он был записан на службу подканцеляристом девяти лет от роду. Обильное чтение, занятия самоучкой французским яз. заменили ему школу, В 1783 при содействии одного из ‘покровителей’ К. удалось перевестись на службу в Петербург, где он принужден был на грошевое жалование содержать мать и брата. Жизнь в столице скоро вызвала в К. сильное увлечение театром и лит-рой, и у него завязались знакомства в актерской (Дмитревский) и писательской среде. После первых лит-ых попыток в драматическом роде К. всецело отдается журнальной деятельности.
Резкая сатирическая направленность его пьес и журнальных статей, равно как и язвительные личные выпады против лиц, имевших власть в театральном и лит-ом мире (Соймов, Княжнин), доставили К. много врагов и побудили временно отойти от лит-ры. 1793-1806 К. проводит в провинции, предаваясь азартной карточной игре в сомнительных притонах, проживая в качестве не то приживальщика, не то секретаря и учителя в богатых помещичьих домах (Бенкендорфа, Голицына, Лопухина, Шанинцева). К этим годам относится создание лучших комедий К. и первых его басен. С 1806 К. поселяется в СПБ., поступает на службу и, благодаря сближению с влиятельной и культурной семьей Олениных, быстро начинает приобретать лит-ую известность и прочное материальное положение. Его определяют в Императорскую публичную библиотеку, назначают ему пожизненную пенсию, представляют ко двору, где к нему благоволят как Александр, так и Николай I. Появляющиеся время от времени новые басни укрепляют популярность К. и постепенно создают ему исключительную славу. Жизнь писателя протекает чрезвычайно однообразно, он не выказывает интереса ни к современной лит-ре, ни к служебной деятельности, продолжая числиться в Публичной библиотеке до отставки в 1841. Центром его интересов становится вкусная пища и покой, неумеренность в еде, ожирение в соединении с крайней неподвижностью ускорили кончину Крылова.
Прежде чем избрать прославивший его жанр басни, К. стал известен как драматург, сатирик-журналист и лирик. Его оды (‘На заключение мира России со Швецией’ и др.) шумно риторичны, архаичны для эпохи Державина и тяготеют более к традициям Ломоносова. Интереснее его ‘Подражания псалмам’, проникнутые одной тенденцией: бог могущественный, но милостивый, ‘смиренных щит, смиритель гордых’, неизменно противопоставляется в них земным богам, распространяющим вокруг себя горе и слезы. В дидактических посланиях К. по-своему трактует излюбленную тему XVIII в. — сопоставление городской и сельской жизни. Типичный продукт городской мещанской среды, ее будущий блестящий идеолог, К. уже в конце XVIII в. резко отмежевывается от среднепоместного сентиментализма Карамзина и не прочь задеть последнего в комедиях и журнальных статьях. Если послания К. и содержат иногда традиционное обличение развращенности городской культуры и идиллическое изображение сельских ‘цветочков’ и ‘зефиров’, то эти ходовые штампы заменяются другими, ярко реалистическими картинами, в к-рых он смеется над ‘золотым веком’, ‘когда как скот, так пасся человек’, и противопоставляет ему современную, кипящую деятельностью жизнь столиц. В послании ‘К другу моему’, ‘О пользе страстей’, ‘Письме о пользе желаний’, ‘Блаженстве’ К. изображает мятущуюся натуру человека, вечно неудовлетворенного, всегда борющегося с противостоящей ему природой, создающего городскую культуру. К. создает в этих произведениях своеобразный апофеоз торговли, промышленности, к-рая движет жизнью города. ‘Все движется и все живет мечтой, / В к-рой нам указчик первый страсти, / Где ни взгляну, торговлю вижу я, / Дальнейшие знакомятся края’… и т. д.
Однако К. отлично видел уродливые стороны городской жизни, и их обличению посвящены его многочисленные статьи в журналах ‘Почта духов’, ‘Зритель’. Объектами наблюдения и сатиры К. являются две группы столичного населения: прожигающее свою жизнь и расточающее отцовские имения богатое дворянство и крупная бюрократия, накопляющая состояние взятками, кражей и т. д. Среди статей особо выделяется ‘Похвальная речь в память моему дедушке’, к-рая обличает помещиков-крепостников, проматывающих родовое наследство. Драматическая деятельность К. отмечена сильным влиянием классицизма. Начав с комической оперы ‘Кофейница’ [1782-1784], в к-рой, при всей условности композиции, развязки сюжета, образов добродетельных ‘пейзан’, все же есть ярко-реалистические черты как в обрисовке модной барыни и пройдохи-гадальщицы, так и в откликах на крепостное право, К. переходит к совершенно чуждому ему жанру высоких трагедий. Он пишет ‘Клеопатру’ (не сохранилась), ‘Филомелу’ под явным влиянием Сумарокова и Княжнина, но не получает одобрения своих друзей, сам сознает несвойственность ему этого рода и возвращается к комедии. Ранние комедии К. слабы, написаны с заметным влиянием французских образцов как в плане, так и в интриге. Они отличаются грубостью, вульгарностью художественных приемов, характеры в них заменяются карикатурами и шаржами, часто направленными на личных врагов К. Достоинство ранних комедий Крылова заключается в том сочном, красочном, хотя и грубоватом, народном языке, которым говорят все действующие лица, не исключая ‘графов’. Наиболее сильными являются две последние комедии К.: ‘Модная лавка’ [1806] и ‘Урок дочкам’ [1807], имевшие в свое время большой успех на сцене. Глупым обезьяноподобным господам К. противопоставляет ловких, умных слуг, к-рые своими проделками оставляют господ в дураках. Слуги у К. не имеют ничего общего с забитой крепостной дворней, — это скорее типы из мелкой чиновно-мещанской среды, секретари, умеющие водить за нос своих владетельных начальников, к-рых так любил изображать К. в статьях и баснях. Слугам принадлежат первые роли в комедиях ‘Пирог’, ‘Урок дочкам’, ‘Лентяй’. Заостряя по преимуществу свои комедии против столичного дворянства, его галломании, мотовства, невежества, развращенности и т. п., К. мимоходом сводит также счеты с представителями враждебных лит-ых направлений, осмеивая авторов, пишущих в ‘высоком стиле’, в комедии ‘Сочинитель в прихожей’ и сентименталистов в образе Ужимы (‘Пирог’). Особое место среди комедий К. занимает шуто-трагедия ‘Трумф’ или ‘Подщипа’ [1800]. С одной стороны, это явное осмеяние подлинной русской действительности времен Павла, с другой — пародия на господствовавший жанр высоких трагедий с национально-историческим сюжетом (Княжнин). ‘Трумф’ был напечатан в России только 70 лет спустя после его написания, т. к. в нем не без основания усматривали смелые политические шаржи в образе царя Вакулы, пускающего кубарь в сенате, в лице вельмож Дурдурала и Слюняя и немецкого принца Трумфа, напоминающего о немецком засильи в эпоху Павла.
К. завоевал всемирную известность своими баснями (они переведены на десятки иностранных яз.). Обращение К. к этому жанру характерно для представителя подчиненного в ту пору третьего сословия, лишь ‘вполоткрыта’ выражающего свое суждение. Но смиренная форма басни под пером К. получает, как это отметил еще Белинский, ‘жгучий характер сатиры и памфлета’. Предмет сатиры все тот же, что и в комедиях и статьях. Только в связи с изменившимся соотношением социальных групп в первой трети XIX в. дворянство как таковое обращает на себя внимание Крылова в меньшей мере, чем бюрократия. Но мы встретим в его баснях насмешки над чванством ‘породой’ (‘Гуси’), над увлечением иностранцами (‘Обезьяны’), над уродливым воспитанием (‘Воспитание льва’), мотовством, непрактичностью и т. д. Высшее сословие выводится в баснях иронически не только в виде символических животных (львы, обезьяны и т. д.), но и в реалистически-бытовом изображении (князь в ‘Лжеце’, семья дворян в ‘Муха и дорожные’ и др.). В лице львов, медведей, волков и лисиц К. бичует жестокий произвол бюрократии и полиции, состоящей у нее на службе, хищение казны, взяточничество, несправедливый кляузный суд, обирание беззащитных ‘овец’, символически изображающих собою бесправный и нищий крепостной народ. Наряду с обличением мы встречаем в баснях и изображение его положительных идеалов, всецело буржуазных по существу своему. Тщеславной гордости ‘родом’ К. противопоставляет личные способности и заслуги (‘Осел’), внешнему блеску и примерному безделью высших классов — терпеливый, настойчивый труд (‘Листья и корни’). Однако буржуазия, к-рую представляет К., — не та передовая воинствующая группа, которая несет гибель и разложение сословно-дворянскому строю, он выражает психоидеологию консервативной ее части, связанной с этим строем. Рядом басен К. проповедует низшим классам довольство тем состоянием, в к-ром они находятся, и предлагает им постоянным трудом и терпением улучшать свое благосостояние. Пчелы и муравьи, незаметные труженики, довольствующиеся своим скромным положением и той ‘пользой’, к-рую они приносят обществу, противопоставляются у К. легкомысленным стрекозам, праздношатающимся мухам и прославленным орлам. Философия практицизма, эгоистического самодовольства, часто узко-ограниченная до пошлости, — вот положительный идеал К. И тем злобнее становятся его нападки на все, что способно поколебать этот идеал мещанского благополучия, — на ‘дерзкий’ ум, рвущийся к знанию и разлагающий ‘устои’ общественной жизни (‘Водолазы’, ‘Сочинитель и разбойник’), на ученые теории, которые только затемняют практическую сметку (‘Огородник и философ’, ‘Ларчик’, ‘Механик’). Крылов считает необходимой для народа крепкую ‘узду власти’ (‘Конь и всадник’) и ясно высказывается за ее преимущества перед идейным воздействием (‘Кот и повар’). Эта консервативная философия басен К. была использована бюрократически-полицейским государством Николая I: злая критика басен была направлена не против строя в целом, а только против его недостатков, извращений, причем самые извращения показывались не как характерные особенности данного строя, а как продукты общечеловеческих слабостей, всегда и всюду возможные, последнее, разумеется, значительно ослабляло действие сатиры.
К. создал особый басенный яз., до сих пор поражающий силой и энергичностью выражения, для своего же времени яз. К. был явлением исключительным. Несмотря на некоторое влияние старинного классического стиля, правда, сильно вульгаризированного К. (в баснях встречается ряд мифологических имен, античных героев и т. д.), в целом яз. басен производит впечатление народного разговорного яз. со всеми свойственными ему особенностями. Богатый словарь басен, пословицы и поговорки, включенные в повествование, идиотизмы, особые приемы образования и использования словесных (глагольных и иных) форм, живая диалогическая речь, богатая интонациями — таковы главные средства этого басенного яз. Вольность стиха басен, различное количество стоп в стихе всегда связывается у Крылова с содержанием басен и зависит от предмета и действия, о к-рых он повествует: напр. прыгающие хореические стихи в басне о стрекозе сменяются тяжеловатым пяти- шестистопным ямбом в басне о пустыннике и медведе. То же надо сказать о звуковом подборе словесного материала, способствующем обрисовке характеров и действия.
Басни К. в начале XIX века, в эпоху преобладания дворянской критики, встречали сдержанную оценку и иногда даже упреки в грубости и нечистоплотности (Вяземский напр. ставил их ниже басен Дмитриева). Только представители буржуазной критики восторженно приветствовали талант К. и взяли его под защиту от критики аристократической (статья Булгарина, 1824). Позднее Белинский провозгласил К. ‘единственным’, ‘истинным и великим баснописцем’. Усмотрев в его баснях ‘сатиру’ и ‘народность’, Белинский не вскрыл однако консервативной направленности этих произведений. Позднейшая буржуазная критика превознесла басни К. как достижение русской народной мудрости. С такой репутацией басни К. стали обязательным предметом дореволюционного школьного воспитания и обучения и вскоре стали рассматриваться как специфический педагогический материал. К. был отдан школьникам. Историко-социологическое изучение басен показывает всю опасность такого их использования в наше время. Представитель консервативного мещанства эпохи сословно-бюрократического строя, великолепный художник характеров, создававшихся этим строем, и удивительный мастер яз., К. ни в коем случае не может быть привлечен как моралист и воспитатель в стены советской школы.
Библиография: I. Полн. собр. сочин. в 4 тт., под ред. В. Каллаша, изд. ‘Просвещение’, СПБ., 1904-1905 (переизд. Наркомпросом в 1918).
II. Кеневич В., Библиографические и исторические примечания к басням Крылова, изд. 2-е, СПБ., 1878 (здесь библиография ранней лит-ры о Крылове), Майков Л., Первые годы Крылова на литературном поприще, ‘Русский вестник’, 1889, ? 5: Его же, Историко-литературные очерки, СПБ., 1895, Нечаев А., Об отношении Крылова к науке, ‘ЖМНП’, 1895, VII, Лященко А., Басня И. А. Крылова ‘Водолазы’, СПБ., 1895 (по поводу указанной выше ст. Нечаева), Амон Н., Жизненная правда и теоретические взгляды в баснях Крылова, там же, 1895, VIII, Истомин В., Главнейшие особенности языка и слога произведений Крылова, ‘Русский филологический вестник’, 1895, ? 1-2, Сиповский В., Загадочный писатель, ‘Образование’, 1896, ? 2, Петухов Е., О некоторых баснях Крылова в педагогичском отношении, ‘Сб. Историко-философского о-ва при ин-те кн. Безбородко в Нежине’, т. I, Киев, 1896, Иванов И., История русской критики, ч. 1, СПБ., 1898 (публицистическая деятельность Крылова), Щеголев П. Е., Из истории журнальной деятельности Радищева, ‘Исторические этюды’, СПБ., 1913). Тимофеев Л., Басни Крылова, ‘Русский язык в советской школе’, 1930, Архангельский, Творчество Крылова, ‘Литература и марксизм’, 1930, IV-V.
III. Мезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX столетие включительно, ч. 2, СПБ., 1902, Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4 е, Гиз, Л., 1924, Его же, Литература великого десятилетия, т. I, Гиз, М., 1928.
В. Нечаева