‘НЕ ТЕ’
‘НЕ ТЕ’
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Условные сокращения
‘Не те’, Фет Афанасий Афанасьевич, Год: 1874
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Фет А. А. Сочинения и письма: В 20 т.
Т. 3. Повести и рассказы. Критические статьи.
СПб.: Фолио-Пресс, 2006.
Если бы в мое время спросили офицера, для чего он служит, то каждый, по чистой совести, должен бы был ответить: чтоб отличиться.— Чем? Строгим знанием своего дела, вниманием к нему, умением, обратившимся в привычку, во всяком данном случае воспользоваться своим знанием, ловкостью, — словом, молодечеством.
Покойный император глубоко понимал это, когда, на последнем своем смотру в Елисаветграде, на прощаньи, вызвал к себе всех офицеров 2-й кирасирской дивизии и сказал: ‘Благодарю вас, гг., вы показали себя истинными молодцами. Вы славно мне служили, и я уверен, что вы так же славно будете служить моему сыну, моему внуку’. Надо было видеть блеск этих сотен глаз, вспыхнувших восторгом. Если бы царь указал на пропасть Курция, всякий из охватившего его круга всадников, краснея, ринулся бы в бездну.
Молодцы, только что в течение трех утомительных дней ни на минуту не потерявшиеся в разнообразии неожиданных построений и местности, потерялись от восторга. Я видел, как у старого полковника, в свое время первого ездока и мазуриста, слеза пробелила дорожку по сплошной, черноземной пыли, превратившей всех нас, счастливцев, в эфиопов. При последнем царском слове толстая шея полковника еще глубже ушла в кирас и из открытого рта вырвалось: у!! Этот звук, как электрическая искра, облетел весь круг неподвижных, со спущенными за шпору палашами, офицеров. Ур… — вырвалось из каждой груди. Но в тот же миг государь поднял палец и обвел всех серьезным взглядом, сопровождаемым тою мягкою, очаровательною улыбкой, которою он умел высказывать милость. Зарождавшееся богатырское ура замерло на звуке ур… ‘Гг. офицеры, в свои места!’ Палаши поднялись, и сверкающие кирасами всадники, как сноп лучей, разлетелись по фронту.
Самые лучшие войска могут и на смотру, как в сражении, показаться несостоятельными. Правда, в другой раз они возьмут свое. Но где взять этого другого раза на армейском царском смотру?
После двух дней неудачного царского смотра, я вошел в кабинет нашего корпусного командира, барона, ныне графа, С., человека не только примерной храбрости, но высокого духа. Стоя в обычном своем положении, с закинутым правым носком за левую ступню, барон встретил меня словами, произносимыми нараспев: ‘Государь нами недоволен. Но я совершенно покоен. Войска в примерном состоянии’. На следующий день слова эти оправдались. Прощальные маневры были исполнены с такою отчетливостью и изумительною точностью, что государь засиял восторгом. ‘Недостает одного, чтобы С. подоспел с своим корпусом’. Не успел государь окончить этих слов, как один из свиты доложил: ‘С. идет’, и в тот же миг не замеченные до того густые колонны всадников стали на полных рысях стройно вырываться из глубокой балки, сухим руслом которой они пронеслись на огромном расстоянии.
Но кто может поручиться, что представится случай исправить неудачу? Как воздержаться от желания приложить все силы, словом, отличиться, когда человек полагает в этом цель жизни? Как в данную минуту определить границы должного? Надо в один миг, на собственный страх, решиться на то или другое, и чуть перепустил усердия — вышла каша. Это излишнее усердие и бывает постоянным источником того столбняка, который в критическую минуту находит на самых дельных и спокойных начальников или ставит их в те, со стороны комические, положения, которые всякому старослуживому хорошо известны.
В подтверждение расскажу случай, подробности которого врезались в моей памяти, так как при этом мне пришлось скорее быть страдательным, чем действующим лицом.
Нашим корпусом командовал уже не С., а барон О., опытный кавалерист, человек снисходительный и невозмутимый, нередко повторявший на своем немецко-русском языке: Надо всикда колодно и кровно. Мы понимали, что он говорит о хладнокровии, которым не отличался наш начальник дивизии барон Ф., добрый, трудолюбивый специалист-кавалерист, но при малейшей неудаче закипавший до пены у рта.
Хрипливый голос истинно русского хлебосола и добряка бригадного генерала, неотвязчиво заявлявший, за отсутствием высшего начальства, требования, не всегда согласные с уставом и естественными средствами кавалерии, совершенно замолкал в минуту опасности.
Что касается до ближайшего начальника, полкового командира барона Б., при котором я пять лет выездил в качестве полкового адъютанта, то этот примерный хозяин и специалист и во фронте, и в кабинете, глаз-на-глаз со мною, не скрывал страха потерять в один час всю трудовую карьеру и заслуженную известность. Сколько раз, во время царских смотров, я слышал от него: ‘Скажите, что в сравнении с этим значит броситься в атаку? Чем я там рискую? Жизнью, и только! а тут все может рухнуть, начиная с чести!’ Между тем не помню случая, чтоб очевидная беда или невзгода произвели в нем торопливость и суету. Внимателен он был, невзирая на болезненный шум в ушах, неутомимо. Если в общем гуле он не слыхал команды, значит никто ее не слыхал.
Полк наш, сформированный при Екатерине из Георгиевских кавалеров, носил название кирасирского Военного Ордена, а на каске и лядунке — Георгиевскую звезду, но на штандартах 1709 года значилось: Гренадерский Ропа полк. {Ныне драгунский Военного Ордена (Примеч. А. А. Фета).}
Следующие затем по нумерам полки дивизии: Принца Петра Ольденбургского, Принца Альберта Прусского и Великой Княгини Елены Павловны первоначально носили тоже иные имена. История каждого передавалась из уст в уста, причем красноречивыми рапсодами событий польского похода 30 и 31 годов являлись старослуживые очевидцы.
Накануне эпизода, который я обещался рассказать, кавалерии отдан был приказ выходить на одну из Елисаветградских больших дорог и к шести часам утра выстроиться в резервном порядке в общую колонну, тылом к городу, так чтобы в промежутках между правыми и левыми полками приходилась самая дорога. Начальник дивизии просил выехать молодцами, женихами. В полночь принесли из дивизии, на нескольких листах, так называемое словесное приказание: выходить в походной форме. Эскадронные командиры возбудили вопрос: фабрить или не фабрить усы? Напрасно указывал я на походную форму, мне указывали на слово женихами. Во избежание могущего вкрасться разнообразия, разъяснено: не фабрить.
В 2 часа утра офицеры генерального штаба разбили места полкам, а высланные к ним линейные унтер-офицеры воткнули на отмеренных местах пики. К 4 часам эскадроны сторонкой по стене, справа рядами и стараясь не пылить, стали подходить к сборному месту. Все, что должно сиять, сияло как зеркало. Эскадроны спешились и в каждый прибежали запасные, пешие солдатики со щетками и копытною мазью.
— Карл Федорович! — заметил я через полчаса полковому командиру, — 1-я кирасирская дивизия садится.
— Тем хуже для них, — ответил барон, — пока мы будем равняться, их утомленные кони станут разравниваться. А вы знаете, что большую, разравнявшуюся массу кавалерии снова никакая сила не выровняет. Это те же кривые раки: тот вперед, этот назад, а этот в сторону боком. Вы думаете, государь этого не знает? Посмотрите, он не заставит нас дожидаться!
— Это так, — заметил я, — но что скажут начальник дивизии, корпусный и инспектор, если заметят нас пешими или за линией?
— Ничего не скажут. Будут смотреть, как мы входим в пики и равняемся. В ожидании царя они ведь тихенькие. Что хочешь делай, только бы вышло хорошо.
К 5 часам все полки вошли в свои места, все успокоилось и голоса отдельных начальников мало-помалу затихли. Только полковые командиры продолжали шнырять пред колоннами, одним движением палаша или громким голосом равняя невнимательных или неловких.
— Затылки!! — покрикивал нам Карл Федорович. — Горелик! Правый шанкель! Много! — Так. — Эй, ты там! Как тебя. 3-й эскадрон, 4-й взвод, задняя шеренга, 2-й ряд. Эй! Не слышишь, что ли? заснул. Чер-рт! Последнее выражение было единственным бранным словом барона и изменялось только, соответственно степени волнения, умножением букв ‘р’.
За несколько минут до 6 часов по войскам разнеслось электрическое слово: едет! и вслед за тем, среди мертвой тишины, за спинами нашими послышался приближающийся топот царской свиты. Известно, что покойный государь никогда не возвышал голоса до крика, даже командуя громадными массами войск. Он только громко говорил, но каждое его слово доносилось на невероятном расстоянии.
‘Какая славная аллея!’ — сказал государь, въезжая между восемью кирасирскими полками, в которых меньшая мера одномастных лошадей была 4 вершка и на флангах доходила до девяти и десяти, а в нашем полку был даже конь Ринальд 11 вершков. С каждым мгновением приближался мерный топот царского коня, уносившегося большим галопом впереди свиты, и вот пред обращенными налево глазами нашими ясно нарисовалась монументальная конная фигура императора.
— Здорово, кирасиры, гренадеры! Здорово, стародубовцы! здорово, новороссийцы и малороссийцы!
Целая буря: ура! покрыла последние слова государя, назвавшего полки их старыми именами.
Наконец все замолкло. Государь со свитой ускакал вперед. Но куда? что затем будет? не было никому известно. Внимание каждого напрягалось соразмерно предстоящей ему личной ответственности. Стоя на левом фланге 6-го эскадрона, я выдвинулся вперед на пол-лошади, чтоб обратить на себя внимание моих линейных унтер-офицеров, и убедился, что они не спускают с меня глаз. Мало-помалу старшие начальники стали въезжать на большую дорогу, чтобы на лету поймать царскую команду.
Минут через десять, в промежутках между полками, в пыли, нигде не задерживаясь и погоняя нагайками лошадей, пронеслись флигель-адъютанты, громко повторяя команду: ‘линейные унтер-офицеры к государю императору’. Разумеется, команда с треском была повторена всеми главноначальствующими, исключая моего барона, который и рта не разинул. ‘Какие линейные? Куда к государю императору?’ Вслед за тем новые флигель-адъютанты не менее стремительно разносят ту же команду. На этот раз, в повторительной команде начальников уже слышно раздражение, как бы обвиняющее кого-то в неисполнительности. Я начал предчувствовать, что вся эта буря голосов оборвется на мне, но решился не скакать и с унтер-офицерами занимать линию, пока не будет произнесено имя нашего полка. Еще раз отчаянные голоса повторяют команду. Главные начальники видимо растерялись и кто-то произнес мою фамилию. Преступник был отыскан, и фамилия моя с самою назойливою стремительностью стала по всем интервалам вылетать из начальнических уст, в облегчение стесненного дыхания. Сам флегматический корпусный командир не выдержал. Правда, он подъехал ко мне шагом и тыча указательным пальцем по направлению ко мне, не совсем хладнокровно сказал: ‘Ну, эте! Тут адъютант, как пули, должен быть там!’ Это было уже несомненное приказание. Оглянувшись еще раз на линейных, я бросился вперед по дороге, насколько позволяла быстрота моего лихого серого Арлекина. Куда скачу? В силу какой команды? Кстати ли? Не вышел ли первый блин комом? Все эти вопросы разом мелькнули в моей голове. Но рассуждать было поздно. Надо было возможно хорошо исполнить то, что делаешь. Выскакав из интервала в открытую степь, пришлось отыскивать императора.
‘Володаренко! не заносись!’ — окрикнул я правого флангового, который, увлекаясь чувством молодечества, пустил во весь мах своего богатырского коня и выносился из линии равнения. Приблизительно в версте расстояния, влево от дороги, мы заметили одинокого всадника и угадали в нем государя. Дело упрощалось. Оставалось всем нам четырем, не теряя интервалов и равнения, проскакать как можно скорее это пространство, правильно с марш-марша осадить лошадей шагов за шестнадцать до государя, выслушать приказание, выравняться и неподвижно остаться до прибытия полка. Оставалось скакать с четверть версты, а величественная фигура на коне, с каждым мгновением все более убеждала меня, что мы не ошиблись направлением. Но вот новая неожиданность. Между нами и государем желтою змеею извивается глубокий, непрерывный овраг. Я поискал глазами местечка поуже и убедился, что ширина приблизительно везде одинакова, от 3 до 4 аршин. Сердце дрогнуло, не за себя, а за унтер-офицеров на их тяжелых лошадях. Подведя, на всем скаку, лошадь к оврагу, я дал ей шпоры, какие только мог, и в ту же минуту увидал, что тяжеловесный No 9-й как птица перелетел через ров. Оставалось несколько скачков до места, на котором следовало остановиться. Я взял Арлекина в шенкеля и, подбирая поводья, стал задерживать ход. При последнем прыжке Арлекин, прокатившись на задних ногах, как говорилось, добыл хвостом земли, и круто собравшись, плавно опустил передние ноги на землю. Единовременно с последним движением лошади палаш мой, подъятый на подвысь, отвесно опустился во всю руку, и конец его, описав плавный полукруг, повис за правою шпорой. Между тем линейные молодцами осадили коней и выравнялись в струнку.
— Какого полка? — спросил государь, милостиво глядя мне прямо в глаза.
— Кирасирского Военного Ордена, ваше императорское величество.
— Не те. На свои места!
Взяв на подвысь, я правильно, как на манеже, повернул лошадей направо-кругом и с места в карьер, тем же следом, поскакал с линейными к полку. С половины дороги мы, щадя лошадей, поехали большим галопом.
— Ну что? — спросил барон, когда на отдувающейся лошади я стал около него.
— Известно: не те. Только лошадей измучили напрасною суетой. У нас все так, — прибавил я невольно.
— Черти! — лаконически заключил барон.
Большая часть собранных в томе художественных произведений и статей печатается по первым публикациям. При публикации по автографам в квадратных скобках даются слова, зачеркнутые в оригинале, в ломаных — восстанавливаемые по смыслу.
Тексты и комментарии к разделу ‘Повести и рассказы’ составлены Л. И. Черемисиновой, к статье ‘Ответ на статью ‘Русского вестника’ об ‘Одах Горация» — А. В. Успенской, к остальной части раздела ‘Критические статьи’ —А. Ю. Сорочаном и М. В. Строгановым, при участии Н. П. Генераловой и В. А. Лукиной, к разделу ‘Афоризмы’ — Н. П. Генераловой.
Редколлегия приносит благодарность за содействие в подготовке тома сотрудникам РО ИРЛИ и ОР РГБ, предоставившим возможность работать с архивными материалами, и выражает особую признательность сотрудникам ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН Т. Г. Ивановой, Л. В. Герашко, Н. А. Хохловои, Е. М. Аксененко и В. А. Лукиной, а также сотрудникам Орловского государственного литературного музея И. С. Тургенева Л. А. Балыковой, С. Л. Жидковой и Л. М. Маричевой.
Белинский — Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. М., Л., 1953—1959.
БдЧ — журнал ‘Библиотека для чтения’.
ВЕ — журнал ‘Вестник Европы’.
ВО 1 — Вечерние огни. Собрание неизданных стихотворений А. Фета. М., 1883.
Даль — Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1—4. 2-е изд. СПб., М., 1880—1882 (репринт 1978 г.).
ГАОО — Государственный архив Орловской области (Орел).
ЖМНП — ‘Журнал Министерства народного просвещения’.
ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург).
ЛН — ‘Литературное наследство’.
Летопись — Блок Г. П. Летопись жизни А. А. Фета / Публ. Б. Я. Бухштаба // А. А. Фет. Традиции и проблемы изучения. Курск, 1985. С.127—182.
МБ — Фет A.A. Мои воспоминания: 1848—1889. Ч. 1—2. М., 1890.
ОГЛМТ — Орловский государственный литературный музей И. С. Тургенева (Орел).
ОЗ — журнал ‘Отечественные записки’.
ОР РГБ — Отдел рукописей РГБ.
ОР РНБ — Отдел рукописей РНБ.
ПССт1912 — Фет А. А. Полное собрание стихотворений: В 2 т. / Со вступ. статьями Н. Н. Страхова и Б. В. Никольского. СПб., 1912. (Приложение к журналу ‘Нива’).
ПССт1959 — Фет А. А. Полное собрание стихотворений / Вступ. ст., подг. текста и примеч. Б. Я. Бухштаба. Л., 1959 (Библиотека поэта. Большая серия).
PB — журнал ‘Русский вестник’.
РГ — Фет A.A. Ранние годы моей жизни. М., 1893.
РГБ — Российская государственная библиотека (Москва).
РНБ — Российская национальная библиотека (Санкт-Петербург).
РО ИРЛИ — Рукописный отдел ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург).
РСл — журнал ‘Русское слово’.
ССиП — Фет А. А. Собрание сочинений и писем: В 20 т. / Гл. ред. В. А. Кошелев. Т. 1. Стихотворения и поэмы. 1839—1863. СПб., 2002, Т. 2. Переводы. 1839—1863. СПб., 2004.
Садовской — Садовской Б. Ледоход: Статьи и заметки. Пг., 1916.
Совр. — журнал ‘Современник’.
Соч. — Фет A.A. Сочинения: В 2 т. / Подг. текста, сост. и коммент. А. Е. Тархова. М., 1982.
Толстой. Переписка — Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями: В 2 т. М., 1978.
Тургенев. Письма — Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем в 28 т. Письма: В 13 т. М., Л., 1961—1968.
Чернышевский — Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений Т. 1—16. М., 1939—1953.
‘Не те’. Впервые: PB. 1874. No 4. С. 816—823. С подзаголовком: Рассказ. Автограф не обнаружен. Печатается по первой публикации.
21 марта 1874 г. Фет из Москвы посылает уланскому полку, в котором служил, приветственные стихи (Летопись. С. 171, см. об этом также: История лейб-гвардии уланского Е. И. Вел. полка, сост. того же полка поручиком В. Крестовским. СПб., 1877. С. 347):
Наш шеф — владыка полусвета,
И наша гордость всем ясна.
Блестящей прядью этишкета
Семья улан закреплена…
И к ней исполнена привета,
Как кубок, искристый до дна,
Везде душа улана Фета
И отставного Шеншина.
Комментируя это стихотворение, Б. Я. Бухштаб указывает, что оно ‘написано на юбилей шефства Александра II над полком’ (ПССт. 1959. С. 814) {Как пишет В. Крестовский, уланы задумали ознаменовать 25-летний юбилей шефства Александра II над полком (19 сентября 1874) поднесением императору ‘большого, роскошного альбома, в котором были бы соединены портреты, по возможности, всех офицеров, как ныне служащих, так и служивших в полку в этот двадцатипятилетний период’. Фет ‘на приглашение прислать свой портрет для альбома, ответил письмом на имя графа Пащенки-Развадовского, где мы встречаемся с одним из его прелестных поэтических экспромтов, который для нашего полка имеет свое, так сказать, семейное, товарищеское значение…’ (см.: История лейб-гвардии уланского Е. И. Вел. полка… С. 347). Фет участвовал в поднесении альбома Александру II, о чем свидетельствует приложение No XII (‘Список участвовавших в поднесении Альбома Державному Шефу полка’) в указ. соч., где фамилия Фета указана на с. 174.}. Отчасти с этим юбилеем связана и публикация в апрельском номере PB рассказа ‘Не те’. В центре сюжета — повествование о царском смотре в Елисаветграде (ныне Кировоград), проводившемся 20—23 сентября 1852 г. {См об этом смотре: Григорович А. Указ. соч. С. 172—178. Смотр проходил в присутствии Николая I и двух его сыновей — великих князей Николая и Михаила (последний, в то время 19-летний юноша, в 1864 г. стал шефом полка).} императором Николаем I. В то же время в рассказе упоминаются и другие смотры, датировать которые пока не представляется возможным. ‘При царствовании Николая I и Александра II, — пишет А. Н. Пашутин, — г. Елисаветград был местом постоянных корпусных сборов расположенной в окрестности кавалерии, к которой присоединялись иногда для Высочайших смотров и соседние корпуса кавалерии и пехоты. Сборы войск бывали обыкновенно в августе и сентябре месяцах, когда хлеб был собран. В 1842 году <,…>,, в 1845, 1847, 1850, 1852 и 1859 годах в присутствии Высочайших Особ маневрировало на елисаветградских полях каждый раз до ста тысяч солдат. <,…>, Последний раз покойный государь император Александр Николаевич был в Елисаветграде в 1874 году’ (Пашутин А. Н. Исторический очерк г. Елисаветграда. Елисаветград, 1897. С. 83).
Возможно, поводом для написания рассказа о царском смотре 1852 г. были учения и Высочайший смотр 13 Драгунского Военного Ордена полка (бывшего Кирасирского), проходившие в Петербурге весной 1873 г. А. Григорович писал, что во время смотра ‘при прохождении церемониальным маршем впереди полка были все три Шефа {20 февраля 1871 г. Высочайшим указом были утверждены три шефа Орденского полка: первым шефом стал император германский, король прусский Вильгельм I, вторым — великий князь Михаил Николаевич, а третьим — фельдмаршал граф Берг (См.: Григорович А. Памятка орденца. С. 56).}. Государь Император изъявил полку свое удовольствие за отличное состояние, а Император Германский благодарил полк в самых лестных выражениях’ {Там же. С. 57.}. Это событие не могло не подействовать на Фета и не вызвать в памяти те высочайшие смотры, участником которых был он сам. О значении и смысле царских смотров он рассуждает в рассказе ‘Не те’.
Большая часть рассказа, начиная с абзаца ‘Полк наш, сформированный при Екатерине из Георгиевских кавалеров…’ и до конца, с небольшими изменениями стилистического характера, включена в книгу мемуаров РГ (С. 531—535).
Стр. 121. Мазурист — хороший исполнитель мазурки.
Кирасы — грудные латы из двух половинок: нагрудника и тыльника.
…покойный император… — Речь идет об императоре Николае Павловиче, к которому Фет относился особенно благоговейно.
…на последнем своем смотру в Елисаветграде… — Судя по Летописи (С. 154), этот смотр проводился 20—23 сент. 1852.
…пропасть Курция… — Курций Марк, римский юноша, герой известного предания: в 362 г. до н. э. в середине форума вдруг появилась трещина неизмеримой глубины, которую невозможно было заполнить. Прорицатель предсказал, что город в величайшей опасности, если пропасть не будет заполнена, а может она быть заполнена лишь лучшим благом Рима. Тогда Курций, со словами: ‘Нет лучшего блага в Риме, как оружие и храбрость!’, в полном вооружении сел на коня и бросился в пропасть, которая после этого сомкнулась.
Палаш — холодное оружие, подобное сабле, но с прямым и широким обоюдоострым к концу клинком, оставалось на вооружении русских кирасирских полков до конца XIX в.
…я вошел в кабинет нашего корпусного командира, барона, ныне графа С… — Под этим кринтонимом подразумевается Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен (1790—1881), занимавший должность начальника Новороссийского военного поселения и корпусного командира второго резервного кавалерийского корпуса с 1835 по 1850 гг. (Пашутин А. Н. Указ. соч. С. 90—95, о Д. Е. Остен-Сакенесм. также: РГ. С. 262, 314 и др.).
Стр. 122. Нашим корпусом командовал уже не С, а барон О. — И. Ф. Офенберг (см.: РГ. С. 529). ‘Корпусными <,…>, командирами 2-го резервного кавалерийского корпуса после графа Остен-Сакена были генералы: Гельфрейх и Овен-Берх’ (Пашутин А. Н. Указ. соч. С. 90).
…наш начальник дивизии барон Ф. — Барон Иван (Адам Христофор Иоганн) Андреевич Фитингоф (1797—1871) в 1848 г. был назначен начальником 2-й кирасирской дивизии и произведен в генерал-лейтенанты (см.: Кавалергарды: История, биографии, мемуары / Автор-сост. А. Ю. Бондаренко. М., 1997. С. 292, см. о нем также: РГ. С. 429).
…полкового командира барона Б., при котором я пять лет выездил в качестве полкового адъютанта… — О Карле Федоровиче Бюлере, командире Кирасирского Военного ордена полка, и Фете, исполнявшем должность его адъютанта, см. примеч. к рассказу ‘Семейство Гольц’.
Стр. 123. Георгиевский кавалер — солдат или офицер дореволюционной русской армии, награжденный георгиевским крестом. Георгиевский крест — орден святого Георгия, учрежденный в России в 1769 г. для награждения офицеров и генералов за военные отличия, в 1807 г. — для награждения солдат и унтер-офицеров. Имел 4 степени.
Лядунка — сумка на перевязи через плечо для патронов у кавалеристов.
Штандарт — кавалерийское знамя.
Рапсоды — др.-греч. странствующие певцы, исполнявшие эпические поэмы под аккомпанемент лиры.
…событий польского похода 30 и 31 годов… — Имеется в виду Польское восстание 1830—1831 гг., деятели которого требовали, в частности, установления границы России и Польши там, где она проходила до Андрусовского мира 1667 г., т. е. присоединения к Польше Украины до Днепра, включая Киев.
…фабрить или не фабрить усы? — См. примеч. к стр. 100 наст. изд.
…линейные унтер-офицеры… — Звание младшего командного состава из солдат, первый военный чин после звания рядового или ефрейтора, линейные войска составляли основу армии, относясь к группе регулярных войск.
Стр. 124. Шанкель (шенкель) — внутренняя, обращенная к лошади часть ноги всадника от колена до щиколотки, помогающая управлять лошадью. См. далее: взял… в шенкеля.
Вершок — русская мера длины, равная приблизительно 4,45 см.
‘стародубовцы! новороссийцы ималороссийцы!’ — 12-й Драгунский Стародубовский полк, 3-й Драгунский Новороссийский Е. И. Высочества Вел. Кн. Елены Вл-ны полк, 14-й Драгунский Малороссийский Наследного Принца Германского и Прусского полк.
Меньшая мера одномастных лошадей была 4 вершка ~ конь Ринальд 11 вершков. — О росте лошадей в кирасирских полках см. примеч. к рассказу ‘Семейство Гольц’.
Стр. 125. Флигель-адъютант — офицер в свите царя или офицер для поручений при командующем армией.
Интервал — расстояние между равномерно отстающими друг от друга подразделениями на войсковых парадах.
Подвысь — прием салюта саблей, которую поднимают острием вверх, держа эфес (рукоятку) на уровне подбородка.