Наследство маркиза, Мало Гектор, Год: 1875 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 229 минут(ы)

БИБЛІОТЕКА ДЛЯ ЧТЕНІЯ.
Августъ 1875 года.

Гекторъ Мало.
Наслдство маркиза.

Романъ.

I.

Замокъ Рюдмонъ, нкогда такой шумный и оживленный, былъ почти необитаемъ, окна были заколочены, трубы не дымились.

Будетъ-ли онъ когда-нибудь обитаемъ, увидитъ-ли снова въ своихъ стнахъ маркиза де-Рюдмонъ, и въ лсахъ его повторятся-ли большія охоты, сопровождаемыя завтраками или обдами, о которыхъ столь многіе сохранили пріятное воспоминаніе? Это было обыкновеннымъ предметомъ разговора по всей окрестности.

Разсужденія и догадки объ этомъ шли своимъ чередомъ, принимая фантастическіе размры, если только у собесдниковъ было хотя немного воображенія.

Управляющій англійскаго проволочнаго завода въ Ганнебо, Робертсонъ, разсказывалъ, что онъ видлъ въ Лондон, въ Langham-Hotel, маркиза съ молодой женщиной въ изящнйшемъ костюм, которая была никто другая какъ Клементина Божонье, которой нкогда такъ занимались въ то время, какъ она прибыла въ замокъ, въ качеств гувернантки воспитанницы маркиза.

Этотъ разсказъ, разнесшійся немного спустя посл отъзда маркиза, объяснилъ исчезновеніе его и гувернантки, которое, своимъ совпаденіемъ, уже возбудило подозрнія.

— Маркизъ длаетъ успхи!

— Въ его лта это очень натурально.

— Но сколько-же ему лтъ?

— Пятьдесятъ, это самое удобное время, чтобы подпасть подъ власть женщины.

— Говорятъ, что она умна и ловка.

— Во всякомъ случа, она очаровательна.

— Она миніатюрна и нжна, маркизъ-же, напротивъ, гигантъ, они нисколько не походятъ другъ на Друга.

— Можетъ быть эта-то противоположность и увлекла маркиза.

— Совсмъ не то, кажется, что она его околдовала.

— Старый Каркбю разсказываетъ объ этомъ удивительныя вещи.

— Онъ взбшенъ, говорятъ, что онъ хотлъ себ маленькую гувернантку.

— Старое чудовище!

— Для женщинъ нтъ чудовищъ. Въ самомъ обиженномъ природою существ он найдутъ какое-нибудь достоинство, которое, правда, он одни только могутъ оцнить, но которое для нихъ достаточно, чтобы объяснить и оправдать (въ ихъ собственныхъ глазахъ) ихъ капризы.

— И у Каркбю оно было?…

— Это меня нисколько не удивило-бъц. во всякомъ случа, есть люди, которые это предполагаютъ.

— Извстно только то, что онъ не перестаетъ гремть противъ нея и маркиза.

— Это понятно, потому что это бгство стоитъ ему очень дорого: во-первыхъ, онъ потерялъ любовницу, конечно если эти слухи основательны, и во-вторыхъ, его надежды подвергаются серьезной опасности.

Вся его жизнь была направлена сообразно съ идеей, которая въ немъ была чистйшимъ съумасшествіемъ, что онъ, рано или поздно, но будетъ наслдникомъ маркиза, своего двоюроднаго брата.

Шестидесяти-лтній старикъ, наслдникъ человка, которому нтъ еще и пятидесяти! Это можетъ показаться смшнымъ, но для Каркбю ничего не было естественне’и законне этого: онъ ближайшій родственникъ маркиза, онъ и долженъ ему наслдовать.

Онъ поселился въ замк какъ хозяинъ и велъ себя такъ, какъ будто онъ уже принадлежалъ ему.

Этотъ отъздъ совершенно разстроивалъ его проэкты.

— Маркизъ не можетъ жениться на этой женщин потому что она замужемъ.

— Конечно, но маркизъ можетъ раззориться для нея. Такъ, напримръ, Робертсонъ разсказываетъ, что въ Langham Hotel они вели блестящую жизнь. Онъ видлъ ихъ однажды въ ковентгарденскомъ театр, и маленькая гувернантка, которая была здсь такъ скромна, была покрыта брилліантами.

Сидя въ лож, рядомъ съ маркизомъ, привлекавшимъ на себя вниманіе своею осанкою, она производила сильное впечатлніе, вс лорнеты были направлены на эту француженку, которую зналъ одинъ только Робертсонъ. Въ антракт онъ поклонился маркизу, но тотъ не отвтилъ на его поклонъ. Очевидно, что они скрывались.

— Отъ мужа, безъ сомннія?

— О! Со стороны капитана Божонье нечего бояться мщенія, мн разсказывалъ одинъ знакомый, который зналъ его еще ремонтеромъ въ Сен-Ло, что за деньги отъ него можно добиться чего угодно.

— Тогда зачмъ-же они скрываются?

— Можетъ быть маркизъ не хочетъ платить!

— Это не вроятно, онъ щедръ и деньги проходятъ черезъ его руки съ необыкновенной быстротой.

— Это-то и безпокоитъ кузена Артемія.

— Поэтому-то и старается старый Каркбю спасти вс, какіе только возможно, обломки отъ этого крушенія. Мн разсказывали, что онъ продалъ охотничьихъ лошадей маркиза.

— Не только лошадей, но и лучшихъ собакъ. Въ лсу тоже сдланы большія порубки. Въ одинъ прекрасный день онъ продастъ свинецъ съ крыши замка. Онъ изъ всего извлекаетъ пользу.

— Это его способъ утшиться.

— Или отомстить. Все-таки надо сказать, что, не смотря на свой гнвъ, онъ не скучаетъ. Онъ ругается цлые дни, но въ часы обда и ужина ищетъ утшеній за столомъ. У него всегда есть кто-нибудь: барышники, лсные торговцы, съ которыми онъ заключаетъ сдлки со стаканомъ въ рук. Иногда столъ бываетъ накрытъ съ утра до вечера или даже съ вечера до утра. Приносятъ карты, домино, кости,— для него вс игры одинаково хороши — и онъ играетъ до тхъ поръ, пока есть сколько-нибудь силы въ голов и въ пальцахъ. Иногда, конечно, и ссорятся, такъ напримръ, на прошлой недл, Каркбю ходилъ съ подбитымъ глазомъ, который, вроятно, почернлъ не безъ посторонней помощи. Но все это происходитъ въ тихомолку и замокъ отъ этого не кажется оживленне. Каркбю отпустилъ всхъ слугъ, чтобы не платить имъ, и оставилъ одну только кухарку. Вс ставни заперты и открыта одна только столовая, но и та больше походитъ на хлвъ, ее, кажется, никогда не метутъ и повсюду разбросаны пустыя и полныя бутылки.

— Да, погребъ маркиза трещитъ, счастье, что онъ хорошо снабженъ.

— Не только погребъ, но и все. Мн разсказывалъ одинъ купецъ изъ Конде, что Каркбю продалъ за ничто старый фаянсъ, который маркизъ цнилъ очень дорого.

— Но вдь это ужь воровство.

— Скажите это ему и я увренъ, онъ вамъ отвтитъ, что спасаетъ то, что только можетъ. Этотъ фаянсъ принадлежалъ его дду, старому Фабю, а все что было у этого стараго разбойника принадлежитъ и ему. Вотъ какъ онъ понимаетъ законъ наслдства.

— Мн нравится больше какъ понимаетъ его госпожа Меро.

— О! братъ и сестра нисколько не походятъ другъ на друга. Изъ того, что они стремятся къ одной и той-же цли, т. е. къ наслдству маркиза, еще не слдуетъ, чтобы они были одинаковы.

— Она съ достоинствомъ оставила замокъ, гд могла жить точно также какъ и ея братъ.

— Не надо слишкомъ хвалить ее, это сынъ принудилъ ее къ такой жертв, что-же касается до нея, то я думаю, она гораздо охотне осталась-бы въ замк, она такъ привыкла считать его своей собственностью.

— Однако, у нея хватило здраваго смысла послушаться сына, и теперь они вмст.

— Они живутъ въ маленькомъ домик въ Конде.

— А есть-ли у нихъ чмъ жить?

— Жалованье товарища прокурора, вотъ и все.

— Для него это значительная перемна, онъ вдь тоже будущій наслдникъ маркиза и, кром того, если-бы онъ женился на его воспитанниц, то получилъ-бы хорошее приданое.

— Говорятъ, что молодые люди любили другъ друга.

— Очень можетъ быть, потому-что эта маленькая Денизъ очень хороша, я однажды обдалъ съ ней взамк.

— Это настоящее варварство запереть ее въ монастырь.

— Маркизъ имлъ на это право какъ опекунъ, и кром того, не могъ же онъ взять ее путешествовать вмст съ своей любовницей.

— Какъ это аббатъ Гилльсмитъ принялъ въ свой монастырь Святой Рутиліи двушку, мать которой актриса и отецъ неизвстенъ?

— А! здсь наврно есть какая-нибудь интрига или въ настоящемъ или въ будущемъ.

— Мн жаль двушку. Когда въ сердц любовь, въ монастыр не очень весело.

— Положеніе Людовика Меро не лучше, кажется, онъ страстно ее любитъ.

— Они видятся?

— Что за вопросъ! Какъ хотите вы, чтобы пустили въ монастырь двадцатишестилтняго юношу для свиданія съ двушкой, которую онъ любитъ? Скажите-ка объ этомъ матери Алис. Моя племянница, подруга Денизъ, говорила мн, что ея печаль дйствительно трогательна, и вмст съ тмъ она кротка и покорна. Думаютъ, что она пострижется.

— Зачмъ? Когда она достигнетъ совершеннолтія, ей можно будетъ уйти изъ монастыря и выйдти замужъ за Меро.

— Будьте уврены, если аббатъ Гилльсмитъ предвидитъ возможность получить хорошій вкладъ, онъ съуметъ сдлать ее монахиней. Онъ длалъ дла и потрудне этого.

— Къ тому-же, если она незаконная дочь маркиза, а не только воспитанница, то инымъ можетъ быть выгодно запереть ее: женщина за стнами монастыря не очень-то опасна.

— Это не госпожу-ли Божонье вы подразумваете подъ этими ‘иными’?

— Чортъ возьми! неужели вы думаете, что она увезла маркиза въ Англію только изъ-за его красоты. Она наврно хочетъ получить отъ него кое-что получше тхъ брилліантовъ, которыми онъ ее осыпаетъ. Она не изъ тхъ, которыя довольствуются тмъ, что он могутъ выманить у минутнаго любовника, чтобы затмъ перейти къ другому. Это честная женщина.

— Вы не взыскательны.

— Я хотлъ сказать, что у ней есть мужъ.

— Хорошъ этотъ мужъ!

— Все-таки онъ существуетъ. Сверхъ того, она не длаетъ изъ любви ремесла. Когда такая женщина бросается на кого-нибудь, она уже не выпускаетъ его больше. При такихъ условіяхъ для нея невыгодно, чтобы Денизъ вышла замужъ за Меро. Этотъ союзъ образуетъ двойную силу, противъ которой госпожа Божонье должна будетъ бороться, потому-что маркизъ найдетъ тогда соединенными вмст, свою дочь съ одной стороны и молодого племянника, къ которому онъ всегда чувствовалъ привязанность, съ другой. Если-же, кром того, отъ этого брака будутъ дти, тогда маркизъ привяжется къ нимъ, и прощай вліяніе любовницы.

— Знаете, что я сдлалъ-бы на мст Меро? Я отправился-бы къ мужу и предложилъ-бы ему большую сумму, чтобы только онъ потребовалъ-бы къ себ жену или возбудилъ-бы дло о прелюбодяніи. Шесть мсяцевъ тюремнаго заключенія совершенно охладили-бы маркиза.

— Меро слишкомъ деликатенъ, чтобы употребить подобное средство, да и кром того, маркизъ теперь заграницей, и не такъ-то было-бы легко разъединить ихъ.

— Но останутся-ли они всегда за-границей?

II.

Цлый годъ происходили разговоры на эту тему…

— Раззоритъ-ли госпожа Божонье маркиза деРюдмонъ?

— Скроются-ли они за-границею на столько хорошо, чтобы капитанъ Божонье не могъ заявить свои супружескія права?

— Денизъ будетъ-ли монахиней?

— Распродастъ-ли Каркбю весь замокъ по частямъ?

Каждый имлъ свои предположенія, которыя строилъ и защищалъ сообразно внушеніямъ своего характера.

— На мст маркиза я бы поступилъ такъ.

— Я дйствовалъ бы такимъ образомъ.

Эти вопросы занимали не однихъ только болтуновъ и любопытныхъ, занимавшихся ими изъ любви къ разговорамъ, отъздъ маркиза и его возможное раззоренье возбудили различныя надежды.

До этой минуты Рюдмонъ считался во всей окрестности нераздльною собственностью, которая по смерти маркиза перешла бы въ руки, которыя также ревностно сохранили-бы ея цлость.

Конечно, эта мысль была очень печальна для наленькихъ капиталистовъ и разбогатвшихъ крестьянъ, которыми овладла лихорадка пріобртенья, но это была судьба и ей покорялись, довольствуясь глядть съ завистью на эти поля и лса, которыя, будучи раздлены, составили-бы счастье столькихъ людей.

Но отъздъ маркиза положилъ конецъ этой покорности.

Желанія, до сихъ поръ платоническія, точно опредлились, принимая практическій оборотъ.

Каждый сдлалъ свой выборъ, этотъ хотлъ такую-то ферму, тотъ — такой-то кусокъ земли.

Во избжаніе конкуренціи, стали сговариваться, и такъ какъ было невозможно каждому получить желаемое, то ршили раздлить: жребій, обмнъ съ придачей и безъ нея, вс способы, допущенные закономъ при раздл недвижимостей, были пущены въ ходъ.

Черезъ годъ, любопытство, утомившееся было перебирать одно и тоже, получило новую пищу въ вид разсказа одного молодаго адвоката изъ Конде, только-что возвратившагося изъ Италіи.

Восходя на Везувій онъ встртилъ маркиза и госпожу Божонье.

Хотя онъ отлично зналъ маркиза, такъ какъ нсколько разъ бывалъ въ замк со своимъ другомъ Меро, но тмъ не мене онъ изъ скромности счелъ своимъ долгомъ не кланяться имъ.

Но маркизъ самъ подошелъ и, тономъ не допускающимъ отказа, пригласилъ его провести съ ними день на ихъ вилл въ Сорренто, гд они жили уже три мсяца.

Онъ провелъ этотъ день въ дружескихъ разговорахъ съ маркизомъ и госпожею Божонье, которую слуги называли маркизой.

Она и маркизъ много говорили о Рюдмон и Конде, особенно маркизъ, который чрезвычайно безпокоился о Людовик Меро, его настоящемъ положеніи и его будущности.

Они не выражали ни малйшаго намренія возвратиться во Францію, и ихъ пребываніе въ Сорренто, казалось, показывало, что они хотятъ пробыть долго въ Италіи.

Маркизъ былъ страстно влюбленъ въ эксъ-гувернантку, его любовь выказывалась во всемъ, во взглядахъ, въ словахъ и во всемъ его обращеніи съ ней, въ которомъ покорность смшивалась съ уваженіемъ.

Госпожа Божонье очень похброшла.

Что-же касается до маркиза, то онъ чрезвычайно постарлъ: волосы посдли, самъ онъ потолстлъ, но это была вялая опухлость. Онъ, нкогда такой прямой, теперь совершенно согнулся.

Посл обда онъ заснулъ за столомъ какимъ-то тяжелымъ сномъ, лицо его покраснло, какъ будто съ нимъ готовъ былъ сдлаться ударъ.

Понятно, что эти новости возбудили вновь вниманіе. Скоро узнали изъ газетъ, почему маркизъ не принималъ боле предосторожностей, которыя были необходимы въ Англіи. Подъ рубрикой судебныхъ извстій былъ напечатанъ однажды отчетъ о процесс возбужденномъ противъ директора ‘Fortune publique’ по обвиненію въ мошенничеств.

Капитанъ Божонье, управляющій этого дома, который въ продолженіи цлаго года наполнялъ страницы журналовъ своими пышными объявленіями, защищался очень храбро.

Какъ безстрашный солдатъ, съ красной ленточкой въ петлиц, онъ защищался противъ прокурора, пытаясь доказать, что онъ игралъ въ этомъ предпріятіи только второстепенную роль, что ловкіе и хитрые люди употребили во зло его военную откровенность и его довріе и обманули его, человка простаго и честнаго.

Онъ былъ первой жертвой мошенничества, изъ-за котораго онъ имлъ позоръ попасть на скамью исправительной полиціи.

Къ несчастью, эта система защиты не подйствовала на судей, и у этихъ Презрнныхъ крючковъ хватило духу присудить къ тюремному заключенію этого храбраго воина, виновнаго боле всего въ небрежности..

Это обстоятельство и позволило маркизу признать открыто свою связь съ госпожею Божонье.

Пока капитанъ будетъ сидть въ Мелн или Пуасси, имъ нечего бояться этого мужа, мало совстливаго, но еще мене ловкаго.

Посл будетъ время объ этомъ подумать.

Это ‘посл’ было душемъ холодной воды для надеждъ тхъ, которые уже видли прибитыя по стнамъ большія желтыя афиши, возвщавшія о продаж замка Рюдмонъ съ лсами, полями и службами.

— Если эта госпожа Божонье открыто пристроилась къ маркизу,— говорили крпкія головы,— ей нечего раззорять его, достаточно заставить сдлать себя наслдницей и затмъ спокойно ожидать наслдства.

— Въ такомъ случа, будетъ-ли имть мсто продажа?

Дло казалось сомнительнымъ.

Но что затемняло его еще боле, такъ это то, что маркизъ ничего не заложилъ.

Справлялись въ ипотечномъ бюро и это только доказало, что маркизъ не надлалъ долговъ. Онъ жилъ доходами.

— Какое мщанство!

Тогда т философы, которые одобряли цивилизаторскую миссію госпожи Божонье, перемнили свое мнніе.

— Какъ! она жила съ маркизомъ самымъ мщанскимъ образомъ, она не раззорила его?

Вся поэзія погибла.

— Какъ! Рюдмонъ не будетъ разрзанъ, раздробленъ, распроданъ съ аукціона?

— Онъ перейдетъ цликомъ въ руки этой авантюристки?

— Это скандалъ!

Законы нравственности, точно также какъ и политической экономіи противились этому. Для счастія страны было важно, чтобы Рюдмонъ не остался непроизводительнымъ въ слабыхъ рукахъ.

Нсколько мсяцевъ обсуждали дло съ этой точки зрнія.

Объ этомъ говорили безъ, большой надежды на какое-нибудь движеніе впередъ, какъ вдругъ, хозяинъ ‘Коронованнаго быка’, который вмст съ тмъ отдавалъ въ наемъ лошадей, получилъ телеграмму, которая черезъ нсколько минутъ была извстна всему Конде.

Въ этой телеграмм, посланной изъ Парижа, маркизъ приказывалъ прислать коляску къ приходу вечерняго позда, чтобы везти его въ замокъ.

— Маркизъ возвратился-таки!

— Одинъ?

— Или съ любовницей?

Ршили дожидаться на станціи прихода позда, чтобы знать о чемъ говорить.

Къ счастью, докторъ жилье, прибывшій съ этимъ поздомъ, могъ удовлетворить ихъ возбужденному любопытству. Собравшись въ кружокъ, любопытные разсуждали о маркиз и не могли согласиться между собойодни говорили, что онъ возвратится съ любовницей, другіе-же, напротивъ, увряли, подтверждая убдительными доводами, что невозможно, чтобы такой здравомыслящій человкъ, какъ маркизъ, подалъ провинціи примръ подобнаго скандала.

Докторъ жилье прибылъ въ то время, когда споръ уже разгорлся и прервалъ его, чтобы разршить сомннія.

— Я путешествовалъ вмст съ маркизомъ, сказалъ онъ, улыбаясь.

При этихъ словахъ мгновенно водворилось молчаніе, прерываемое только нсколькими энергическими ‘штъ! штъ!’

— Не мучьте насъ, сказала какая-то нервная натура.

— Онъ одинъ? спросилъ другой.

— Съ нимъ двое слугъ: его лакей Валерій и одинъ итальянецъ.

— А!

— И кром того, продолжалъ докторъ, — съ нимъ… госпожа Божонье.

— Я вамъ говорилъ это!

— Это невозможно!

Это былъ перекрестный огонь восклицаній.

Молчаніе возобновилось только тогда, когда докторъ прибавилъ, что, по его мннію, здоровье маркиза можетъ внушать опасенія.

— У него апоплексическій видъ, спина согнулась, руки трясутся, глаза мутны. Онъ можетъ ходить только опираясь на слугу, который время отъ времени его поддерживаетъ. У него уже былъ ударъ въ Италіи, какъ я понялъ изъ запутанныхъ словъ этой дамы. Для меня онъ уже мертвъ, это не боле, какъ вопросъ времени.

И, обращаясь къ слушателямъ, онъ прибавилъ:

— Вы, молодые люди, и вы, люди зрлыхъ лтъ, пусть это послужитъ вамъ урокомъ:

Nocet empta dolore voluptas.

III.

Когда маркизъ прибылъ въ замокъ, Каркбю не было дома. Онъ вернулся только поздно вечеромъ, немного навесел, такъ какъ онъ обдалъ съ друзьями.

Узнавъ отъ ожидавшей его служанки, что маркизъ и госпожа Божонье вернулись, онъ мгновенно протрезвился.

— Маркизъ! госпожа Клементина!

— И Валерій тоже.

— Вернулись, не увдомивъ меня! что это, они плюютъ на меня, что-ли? Не увдомить меня, тысяча громовъ!

Но если у него прежде всего вырвался крикъ оскорбленнаго достоинства, то и сознаніе отвтственности не замедлило къ нему вернуться.

— Что-же они сказали? спросилъ онъ.

Госпожа Клементина спросила дома-ли вы.

— Госпожа Клементина, а не маркизъ?— О! бдный маркизъ не въ состояніи пошевелить пальцемъ.

— А! да, такъ худо, а! да, но тогда…

Каркбю не окончилъ, но было очевидно, что положеніе его измнялось. Если маркизъ не въ состояніи пошевелить пальцемъ, то нечего было заботиться о томъ, что онъ можетъ сказать.

— Когда я услышала, что у подъзда остановился экипажъ, продолжала служанка, счастливая тмъ, что у ней было, что разсказывать, — я была на кухн и готовила обдъ.

‘Го! сказалъ чей-то голосъ, котораго я не знала, и экипажъ остановился,

‘Это меня такъ и ошеломило. Боже мой! вскричала я, говоря сама съ собой, наврно, случилось какое-нибудь несчастіе, наврно, это привезли барина…. Конечно, я думала о васъ. Я выхожу — и что-же вижу?

‘Госпожа Клементина стоитъ на подъзд, а Валерій помогаетъ господину маркизу выйти изъ коляски. Онъ поддерживалъ его подъ мышки какъ ребенка.

‘Гд господинъ де-Каркбю? спросила госпожа Клементина.

‘Я отвчала, что вы на базар въ Ганнебо и что вы не вернетесь раньше вечера.

‘Хорошо, сказала она,^—впрочемъ, это все равно.

— Какъ! это все равно?

‘Она это сказалаэто также врно, какъ и то, что я васъ теперь вижу. Но я вамъ передаю только слова и не могу передать того тона, какимъ он были сказаны: сурово, такъ что можно испугаться.

‘Ахъ, она возвращается не такой снисходительной, эта госпожа Клементина, которая была прежде такъ вжлива съ прислугой. Потомъ она сказала, что надо приготовить чего нибудь холоднаго на ужинъ для маркиза и спросила, что у меня есть. Я была въ большомъ затрудненіи, потому что у меня была только одна индйка, которую я зажарила для васъ, на случай если вы, вернувшись, захотли-бы пость…

— Я надюсь, что вы не отдали мою индйку?

— Но, Боже мой! да, господинъ, я не могла сдлать иначе.

— Тысяча громовъ! вскричалъ де-Каркбю, — они съли мою индйку!

— Если вы голодны, я для васъ сберегла грудинку.

— Я не голоденъ, но это значитъ плевать на меня? Дотронуться до моей индйки, индйки, сваренной для меня!

— Я думала, что вы будете недовольны, но что-же было длать? Валерій отправился на кухню и не поцеремонился разрзать индйку, онъ хотлъ оставить мн одн только кости, такъ что я едва спасла грудинку.

— Еще одинъ, котораго я усмирю.

— Что касается до него, то ему это будетъ подломъ, потому-что онъ еще боле гордъ и заносчивъ со всми. Если-бы вы знали, какъ онъ кричалъ, когда не нашелъ серебряннаго подноса, чтобы нести кушанье и тарелки. Можно подумать, что онъ можетъ касаться только серебра и золота.

‘Потомъ онъ подалъ маркизу и госпож Клементин въ комнату маркиза.

— Они ужинали вмст?

— Да, потомъ маркиза уложили спать, потому что онъ уже не можетъ сдлать это самъ, онъ, который два года назадъ еще великолпно здилъ верхомъ. Надо-же такъ измниться!

‘Когда маркизъ легъ, госпожа Клементина велла позвать меня въ столовую.

‘Что это за хлвъ, сказала она, указывая на бутылки, разставленныя повсюду.

‘Я отвчала, что это вы хотли, чтобы бутылки были такъ разставлены, потому-что это было для васъ удобне, если-бы вы захотли выпить утромъ благо вина или освжиться днемъ. Въ то время когда я это говорила, Валерій взглянулъ на госпожу Клементину и разсмялся.

— А! онъ разсмялся? Онъ мн за это поплатится.

— Но госпожа Клементина не смялась. Когда я кончила мои объясненія, она сказала, не глядя на меня, какъ будто-бы говорила стн: Выбросьте все это вонъ.

‘Вонъ! полынную господина Артемія? его коньякъ?

‘Но она, не слушая меня, сказала Валерію, который, кажется, длаетъ все, что она хочетъ: Подите въ деревню и велите столяру быть завтра утромъ къ пяти часамъ съ рабочими, чтобы поправить этотъ паркетъ, скажите также полотеру, чтобы онъ пришелъ натереть его,

‘Надо, чтобы въ одиннадцать часовъ маркизъ могъ придти обдать въ эту столовую, которая теперь грязне свинаго хлва.

— Она сказала ‘свинаго хлва’?

— Да, она эта сказала и потомъ ушла.

‘Едва только она вышла за дверь, какъ этотъ проклятый Валерій принялся хохотать, глядя на меня и грозя пальцемъ.

‘Мн кажется, сказалъ онъ, что эта дама заставитъ васъ ходить по струнк, васъ и…

— И кого?

— Боже мой! сударь, я не смю сказать.

— Я хочу этого.,

— И… и вашу старую высохшую мумію!

— Старую высохшую мумію! Кто эта старая высохшая мумія?

— Боже мой! сударь, я не знаю.

Де-Каркбю колебался нкоторое время, но. какъ кажется, онъ нашелъ несообразнымъ съ своимъ достоинствомъ понимать, къ кому это относилось.

— Гд-же теперь госпожа Клементина? спросилъ онъ.

— Спитъ, я думаю.

— Гд-же это?

— Не знаю. До одиннадцати часовъ я слышала какъ она ходила по замку и мн пришло въ голову посмотрть, что она тамъ длала.

— Отличная мысль!

— И я увидла, что она отпирала вс шкапы и буфеты, считала въ нихъ вещи и записывала.

При этихъ словахъ де-Каркбю не могъ боле сдерживать своего гнва и въ нсколько минутъ онъ истощилъ весь свой репертуаръ проклятій.

Потомъ, схвативъ свчу, онъ бросился въ первый этажъ, онъ хотлъ видть ее, эту Клементину.

Онъ хотлъ говорить съ ней. Но напрасно стучался онъ въ ту комнату, которую она занимала, будучи гувернанткой Денизъ: дверь была заперта. Удары кулакомъ и ногами раздавались подъ сводами корридора, но въ комнат все было тихо.

Гд-же была она?

Этотъ вопросъ возбудилъ еще боле ярость де-Каркбю и онъ былъ такъ взбшенъ, что, возвратившись въ свою комнату, онъ угостилъ пинками все, что только ему попалось подъ руку. Отчего онъ не могъ поступить также съ этой проклятой гувернанткой!

Какъ! она имла безстыдство бжать за границу съ этимъ дуракомъ маркизомъ, когда онъ, Артемій, любилъ ее и общалъ на ней жениться! Она ему измнила, она его бросила! И теперь она смла возвратиться въ замокъ и распоряжаться въ немъ какъ хозяйка!

Первымъ ея дломъ было състь индйку, приготовленную для него, для Артемія, и она съла ее съ Артуромъ.

Если-бы Клементина была тутъ, онъ задушилъ-бы ее. Но_укъ счастью для нея, она догадалась спрятаться.

Но гд-же она спряталась?

Безъ сомннія, у Артура.

Послдняя обида была самая оскорбительная, потому-что она была прямая.

Клементина была гд нибудь тамъ, въ двухъ шагахъ отъ него.

Неподжечь-ли ему замокъ, не сжечь-ли ему ихъ обоихъ? Втеръ дуетъ, какъ ураганъ, случайно подожженный занавсъ, и замокъ запылаетъ. Но они могутъ спастись и сожженный замокъ будетъ не что иное какъ развалина. А онъ не хотлъ наслдовать развалину онъ хотлъ Рюдмонъ такимъ, какимъ онъ зналъ и любилъ его съ дтства, какимъ онъ считалъ его всегда своей собственностью, и въ послднее время боле чмъ когда-либо, потому-что маркизу угрожала близкая смерть.

Онъ поговоритъ съ Клементиной, онъ объяснится съ ней, она узнаетъ, что значитъ гнвъ человка такого какъ онъ. А! какъ онъ съ ней обойдется! Онъ хотлъ-бы видть ее, лежащую у его ногъ.

Всю ночь онъ придумывалъ слова, съ которыми-бы онъ къ ней обратился, приготовлялъ цлыя фразы, презрительные жесты. Къ утру его одоллъ сонъ и онъ проснулся только отъ стука въ дверь. Это былъ Валерій.

— Барыня проситъ васъ, сказалъ лакей,— придти въ кабинетъ маркиза, она желаетъ съ вами поговорить.

Она будетъ говорить съ нимъ! Она велла его позвать! И онъ будетъ безпокоиться для нея, онъ!

Первою его мыслью было отвчать, что онъ самъ ожидаетъ госпожу Клементину и что скоре она должна придти къ нему.

Но она могла не придти, а онъ торопился употребить въ дло свою рчь.

Поэтому онъ обратился къ Валерію и сказалъ голосомъ, полнымъ достоинства: Скажите, что я сейчасъ приду, что-же касается до васъ, мой милый, будьте спокойны, при первомъ случа, я васъ отпущу.

Странная вещь, лакей, казалось, нисколько не испугался этой угрозы, а когда онъ уходилъ, на его губахъ играла таже улыбка, съ которою онъ вошелъ — улыбка самодовольствія и насмшки.

Черезъ четверть часа де-Каркбю былъ уже готовъ, и когда онъ входилъ въ кабинетъ, гд его ожидала Клементина, приличная фраза была уже у него на язык, онъ гордо поднялъ голову, взглядъ его былъ внушителенъ, жесты угрожающіе.

Она ожидала его, сидя въ большомъ кресл, въ томъ самомъ, въ которомъ сидлъ нкогда маркизъ. Передъ ней на бюро были нагромождены толстыя кипы бумагъ, контрактовъ, облигацій. Пачки банковыхъ билетовъ лежали полуприкрытые прессъ-папье. Вс ящики бюро были открыты и желзная дверца кассы была полупритворена.

Клементина сводила счетъ на бумаг покрытой цифрами.

Когда она увидла входящаго Каркбю, она, полуприподнявшись, сказала, указывая перомъ на кресло:

— Извините, что я потревожила васъ такъ рано утромъ, но мн нужно поговорить съ вами о важныхъ длахъ, которыя не терпятъ отлагательства. Присядьте.

Услыша эти слова, которыхъ онъ вовсе не ожидалъ, де-Каркбю оглядлся вокругъ, желая видть нтъ-ли тутъ и маркиза, но больше не было никого, они были одни и дверь, ведущая изъ кабинета въ комнату маркиза была заперта. Тогда онъ скоре упалъ чмъ слъ, такъ велико было его волненіе.

IV.

Клементина молча продолжала свое занятіе, такъ что де-Каркбю могъ ее разсмотрть.

Какъ! эта женщина, которую онъ видлъ передъ собой въ этомъ большомъ кресл, холодная, занятая, съ твердымъ взглядомъ, была та самая, которую онъ видлъ когда-то такой любезной? А! маленькая богиня уже не была боле снисходительна. Однако, эта минута спокойствія позволила ему припомнить первую фразу его рчи.

Онъ поднялся и, откинувъ назадъ голову и протянувъ впередъ руку, только что открылъ ротъ, какъ Клементина жестомъ заставила его замолчать.

— Я знаю, что вы хотите сказать, тогда какъ вы не знаете зачмъ я васъ позвала, значитъ, вы меня должны выслушать. Не будемъ терять времени, это утро у меня не свободно.

— А! но, а! но…

— Позвольте, все, что вы хотите сказать я выслушаю, и даже отвчу, но не теперь, въ эту минуту у насъ есть боле нужныя дла.

— А я утверждаю…

— Изъ различныхъ документовъ, находящихся у меня, сказала она, положивъ передъ собой связку бумагъ,— слдуетъ, что вы продали на срубъ три участка лса: одинъ за 32,000 франковъ, другой за 24,000 и третій за 17,000. Правда-ли это?

— Вы сметесь надо мной? вскричалъ пораженный де-Каркбю.

— Кром того, продолжала она, длая видъ, что не слышала этого восклицанія, — вы продали трехъ охотничьихъ лошадей, пять упряжныхъ, восемь заводскихъ, четырехъ рабочихъ и четырнадцать собакъ.

Она перемнила бумагу и взяла другую, исписанную карандашемъ.

— Еще вы продали столовое серебро, всомъ около двадцати-двухъ килограммовъ и стоящее 4,400 или 4,600 франковъ, фаянсъ, еще вы продали…

Но онъ не далъ ей продолжать. Какъ только прошла первая минута изумленія, къ нему возвратилась его увренность, а вмст съ ней и его обыкновенная наглость.

— А! моя милая, сказалъ онъ, ударивъ кулакомъ но бюро,— такъ вы серьезно воображаете, что я позволю вамъ водить меня за носъ цлыхъ два часа? Вы меня спрашиваете, вы?

— Я имю эту честь.

— Можетъ-быть я ошибаюсь, сказалъ онъ насмшливымъ тономъ,— но я до сихъ поръ не зналъ, что вы сдлались владтельницей Рюдмона.

— Простите мн эту разсянность, сказала она вжливо, — я должна была предупредить васъ, въ качеств кого я длаю вамъ эти вопросы. Здоровье маркиза де-Рюдмонъ, какъ вы конечно знаете, въ настоящее время такъ слабо, что дла его утомляютъ.

Онъ поручилъ мн замнить его и я говорю вамъ отъ его имени.

— У васъ есть довренность?

— Боже мой! нтъ. У насъ не было времени принять вс необходимыя мры, чтобы узаконить мою власть.

— Хорошо, такъ зачмъ-же вы тогда хотите, чтобы я отвчалъ вамъ!

— Затмъ, чтобы избавить васъ отъ труда идти въ Конде къ г. Піолинъ, повренному маркиза, которому будетъ поручено вмсто меня просмотрть вамъ отчетъ, если мы съ вами не согласимся. Предпочитаете вы имть дло съ г. Піолинъ? Я не настаиваю, я отправлю къ нему эти бумаги и онъ вамъ напишетъ, только, можетъ быть, вамъ не такъ легко будетъ сдать ему отчетъ, какъ мн.

Де-Каркбю мгновенно потерялъ всю свою увренность и нахальство, къ этому Піолину онъ чувствовалъ глубочайшую антипатію.

— Вы должны понимать, продолжала Клементина,— что получивъ деньги для маркиза, вы должны отдать въ нихъ отчетъ. Кром того, надо разсмотрть нкоторыя части вашего управленія. Я расположена сдлать это дружескимъ образомъ. Я должна буду передать маркизу все, что было сказано между нами.

— Все?

— Все, что касается до отчета. Если я ему скажу, что вы отказываете мн въ объясненіяхъ, я знаю впередъ его отвтъ: ‘Піолинъ’. И тогда мн необходимо будетъ послать эти бумаги къ повренному.

— Но, моя маленькая богиня…

— Господинъ де-Каркбю!

Оскорбленная королева не могла-бы произнести это съ большимъ достоинствомъ. Что-же касается до г. де-Каркбю, то онъ совершенно перемнилъ тонъ. Страшный мститель, вошедшій одушевленный справедливымъ гнвомъ, нахальный забіяка, сдлался чело вкомъ согласнымъ на всякія сдлки и полнымъ добродушія. Такъ какъ она хотла просмотрть его счеты дружескимъ образомъ, то. надо было ее слушать, это было лучше чмъ объясненіе съ причудливымъ повреннымъ.

— Такъ-ли мы должны были встртиться посл такой долгой разлуки? сказалъ онъ, страстно взглянувъ на нее.

— Кто-же въ этомъ виноватъ?

— Я, пришедшій къ вамъ со словами нжности на язык.

— Въ самомъ дл?

— Безъ сомннія, я колебался между гнвомъ и нжностью… посл такого отъзда какъ вашъ, можно было…

— Что можно было?

— Я хочу сказать…

— Говорите, я понимаю, что пока вы не выскажете вашего гнва, о которомъ вы говорите, я ничего отъ васъ не добьюсь, вы всегда были человкомъ горячимъ.

— Страстнымъ!

— Страстнымъ, если хотите, и годы васъ нисколько не измнили.

— Не относительно васъ, во всякомъ случа.

— Тогда къ чему-же этотъ гнвъ.

— Какъ! Вы спрашиваете?

— Да, безъ сомннія.

— Я васъ любилъ, не правда-ли? Я просилъ васъ быть моей женой, говоря это, онъ приблизился къ Клементин,— и въ это самое, время вы ухали съ маркизомъ, и вы не боитесь…

— Я не боюсь? сказала она.

— Да, я настаиваю на этомъ слов, и я. говорю: о втрянная женщина, какъ вы не боитесь вносить отчаяніе въ сердце человка, который васъ обожаетъ? Какъ? вы не краснли…

— Поговоримъ, прервала она его,— знаете-ли вы исторію Юдифи и Одоферна? Да, не правда-ли? Что-же вы думаете о Юдифи?

— Мн никогда не приходили такія мысли, отвчалъ онъ нетерпливо.

— По мннію всхъ, Юдифь героиня, даже святая, она принесла себя въ жертву за свою страну, она пожертвовала своей добродтелью патріотизму. И то, что Юдифь сдлала для своей родины, я сдлала для васъ.

— О! Напримръ?

— Да, я пожертвовала собой для васъ, и когда я возвратилась, думая, что заслужила вашу благодарность….

— Мою благодарность?

— Скажу лучше, ваше уваженіе, я васъ встрчаю угрожающимъ.

— Вы знаете, вскричалъ онъ,— что меня нельзя считать за простяка, я не позволю самой хитрой женщин соблазнить меня, вы хитры, но вдь и я не дуракъ.

— Такъ вы думаете, что я хочу васъ соблазнить, какъ вы говорите?

Онъ колебался одно мгновеніе, очевидно было, что если онъ отвтитъ утвердительно, она не пойдетъ дальше, онъ не узнаетъ какъ она заслужила его уваженіе и, кром того, очень можетъ быть, что она не захочетъ покончить дружелюбно этотъ вопросъ о счетахъ, который для него былъ очень важенъ. Съ другой стороны любовь, которую онъ нкогда къ ней чувствовалъ, заглохшая было во время ея отсутствія, теперь снова пробудилась. Она была восхитительне чмъ когда либо, въ ней было что-то возбуждающее и вмст съ тмъ повелительное, чего въ ней прежде не было, и это придавало ей новую прелесть.

— Яникогда не слышалъ, сказалъ онъ уклончиво,— чтобы кто-нибудь поддерживалъ мнніе, что вы соблазнительница. Я не употребилъ подобнаго выраженія относительно такой особы, какъ вы. Но вы сказали, что я обязанъ вамъ благодарностью и даже уваженіемъ: вотъ что прошу я васъ объяснить, такъ какъ мы остановились на этомъ.

— Я тоже хочу это сдлать, но прежде прошу васъ посмотрть заперта-ли эта дверь, отъ того, что я вамъ скажу, зависитъ ваше счастіе и моя жизнь, если кто-нибудь, кром васъ, узнаетъ эту тайну, то вс мои усилія, вс жертвы въ продолженіи этихъ двухъ лтъ будутъ потеряны.

Онъ всталъ и на ципочкахъ подошелъ къ двери, ведущей въ комнату маркиза, чтобы удостовриться, заперта ли она.

Онъ жестомъ показалъ ей, что да.

— А эта? сказала она, показывая на входную дверь.

Эта оказалась также запертой. Тогда онъ вернулся къ Клементин и, садясь, пододвинулъ свое кресло еще ближе къ ней.

Тогда она устремила на него долгій взглядъ и, поднявъ руку къ небу, произнесла:

— Мн оправдаться? Да, я должна оправдаться, и это вы, вы, де-Каркбю, принуждаете меня къ этому вашими подозрніями. Вотъ моя награда!

— Въ продолженіи послднихъ десяти лтъ, какая была цль вашей жизни?

— Но…

— Сдлаться владльцемъ Рюдмона, не правда-ли? Получить наслдство Артура, какъ вы говорили?

— Совершенно врно.

— Хорошо! Такъ для того, чтобы это наслдство не ускользнуло отъ васъ, я ршилась отправиться съ маркизомъ.

— Ну, это ужь черезчуръ!

V.

— Каково-же было на самомъ дл положеніе длъ, когда я ршилась сопровождать маркиза? продолжала Клементина.— Оно было для васъ тяжело, даже безнадежно. Дйствительно, письмо, которымъ вы хотли доказать маркизу, что Денизъ не его дочь, не произвело того дйствія, на которое вы имли право разсчитывать.

— Вы можете сказать, что ‘мы’ имли право, потому-что это вы посовтывали мн употребить это письмо, за которое я имлъ глупость заплатить такъ дорого.

— Но для чьей-же пользы я дала этотъ совтъ?

— Для моей, конечно, это очевидно, и не нуждается въ подтвержденіи, да я и не требую его отъ васъ, намреніе было хорошо.

— Наконецъ, продолжала она,— такъ какъ маркизъ не охладлъ къ Денизъ и былъ очень раздраженъ противъ васъ, то ваши надежды подвергались серьезной опасности. Въ глубин души онъ не смлъ признать Денизъ своей дочерью, но, такъ какъ, съ другой стороны, не смлъ и отвергнуть ее, то онъ пришелъ къ ршенію, которое улаживало все,— ваши права въ сторону, конечно.

Надо было, чтобы Денизъ вышла замужъ за Людовика Меро и тогда единственный наслдникъ имнія маркиза раздлилъ-бы его съ своей женой, дочерью Эммы Лажоле.

— Но это было-бы просто мошенничество, воровство, убійство!

— Но какъ было помшать этой свадьб? Представлялось одно только средство, средство ужасное, отъ котораго я долго отказывалась, и ршилась на него только въ крайности, подъ гнетомъ угрожающихъ событій, а также и подъ вліяніемъ того сочувствія, которое вы мн внушали.

— Какъ это? спросилъ де-Каркбю, не совсмъ понявшій эту запутанную подробностями фразу.

— Уже давно, продолжала Клементина, не отвчая прямо,— маркизъ преслдовалъ меня своей любовью.

— И я этого не примтилъ?

— Почему-же вы замтили-бы это? Разв я перемнилась къ вамъ? Только измненіе чувствъ возбуждаетъ подозрніе въ тхъ, кто. любитъ. Любовь маркиза показалась мн помощью Провиднія для васъ, только черезъ нее вы могли быть спасены. Денизъ была-бы удалена, а вашъ племянникъ возвращенъ на свое мсто. Но, чтобъ, достичь этого важнаго и неожиданнаго результата, я должна была отдаться и принести себя къ жертву. Борьба была ужасна.

Она замолчала, видимо подавленная воспоминаніемъ объ этой борьб.

— Тогда, продолжала она снова,— мн пришла идея обратиться къ вамъ за совтомъ.-Я жертвовала собой для васъ и потому должна была спросить, принимаете-ли вы эту жертву. Что-бы вы сказали, если-бы, объяснивъ вамъ откровенно положеніе длъ и показавъ съ одной стороны любовь маркиза, а съ другой — его наслдство, я потребовала-бы отъ васъ выбора? Соглашаясь на любовь, вы пріобрли-бы это наслдство, но если-бы вы ее отвергли, то наслдство было-бы потеряно для васъ. Откровенно говоря, что-бы вы сказали?

Онъ остался нкоторое время въ изумленіи, но, сообразивъ, что этотъ отвтъ относился уже къ совершившемуся факту, онъ скоро ршился.

— Откровенно, сказалъ онъ…

— Откровенно говоря, пожертвовали-бы вы этимъ наслдствомъ вашей любви? вскричала она, прерывая его.

— Конечно, десять шансовъ противъ одного, что да. Мн колебаться между любовью къ моей богин и наслдствомъ маркиза!

— Я предугадала, что вашъ отвтъ будетъ таковъ, и потому я ршилась не обращаться къ вамъ съ этимъ вопросомъ. Я не хотла подвергать васъ необходимости выбора между этимъ богатствомъ и мной. Да, я не сомнвалась въ васъ, но я нашла, что мое достоинство предписывало мн ршиться одной: жертвовать собой не есть-ли назначеніе женщины въ этомъ свт?

Очевидно было, что де-Каркбю не воображалъ ничего подобнаго. Конечно, онъ не врилъ безусловно всему, что она сказала, особенно тому, что относилось до самопожертвованія, онъ не былъ такъ простъ, чтобы поврить этому, и онъ зналъ по опыту, что жертвуютъ собою только тогда, когда изъ этого можно извлечь какую-нибудь выгоду.

Но на что могла разсчитывать Клементина?

Для него было не трудно угадать это: она хотла выйти за него замужъ, это было очевидно. Когда онъ общалъ на ней жениться, онъ поставилъ необходимымъ условіемъ, чтобы она доставила ему наслдство Артура. Видя, что это наслдство ускользаетъ отъ нихъ, она ршилась, во что-бы то ни стало, удержать его, вотъ что она называла самопожертвованіемъ.

Но все-таки, въ этомъ самопожертвованіи, смшанномъ съ матерьяльными выгодами, было нчто такое, что ему льстило. Дйствительно, желаніе сдлаться его женой должно было быть въ ней слишкомъ сильно, если она ршилась отдаться любви этого осла Артура.

Его женой! А! она хотла быть его женой? Онъ ее понялъ.

— Теперь, продолжала она,— Денизъ въ монастыр и я имю основаніе думать, что она никогда оттуда не выйдетъ, вашъ племянникъ удаленъ, вы одни живете въ замк и можете каждый день видться съ маркизомъ. Вотъ, что я для васъ сдлала. Я была уврена, что вы поймете роль, которую я играла, безъ моихъ объясненій. Увряю васъ также, я думала, что каковы бы ни были ваши чувства ко мн,— и я понимаю, что он должны были измниться,— я все-таки буду въ прав разсчитывать на вашу благодарность: обыкновенно, не отвращаются отъ успвшихъ въ своемъ намреніи, а я успла. Но вмсто благодарности я нашла въ васъ только гнвъ и угрозы.

Нсколько мгновеній онъ не отвчалъ, потомъ вдругъ, быстро поднявшись, вскричалъ: Ты ангелъ!

И онъ хотлъ ее обнять.

— Вы забываете, отчего я бжала изъ этого замка? вскричала она съ жестомъ ужаса.

Онъ взглянулъ на нее съ удивленіемъ, которое ясно показывало, что онъ ничего не понимаетъ.

— Когда я буду свободна, сказала она,— и вы найдете меня достойной быть вашей женой, я не откажу вамъ, но теперь я не свободна.

— А, маркизъ! вскричалъ онъ всплеснувъ руками.

— Да, маркизъ, и если вы хотите, чтобы я была когда-нибудь вашей женой, уважайте меня.

Нсколько минутъ онъ простоялъ въ недоумніи съ протянутыми къ ней руками.

Она помогла ему выйти изъ затруднительнаго положенія.

— Теперь, когда мы объяснились на счетъ этихъ обстоятельствъ, столь печальныхъ для насъ, продолжала она,— перейдемъ къ тому длу, для котораго я васъ позвала. Я должна исполнить мое порученіе и я его исполню, какъ будто-бы вы были для меня только господинъ де-Каркбю.

— Вы хотите говорить о дл, сказалъ онъ садясь, — теперь, въ эту минуту?

— Еще разъ я васъ прошу, чтобы прошедшее было позабыто, или, по крайней мр, скрыто до того времени, когда мы будемъ въ состояніи продолжать его прерванное теченіе, конечно, если вы еще этого хотите.

— Если я этого хочу!

— Мы это увидимъ. Въ настоящее время дло идетъ только объ одномъ, именно о деньгахъ, которыя вы получили для маркиза, и въ которыхъ я спрашиваю у васъ отчета.

— Но, мой ангелъ…. Нтъ, я хочу сказать моя дорогая госпожа, я вовсе не отрицаю, что я получилъ деньги, принадлежащія по закону маркизу, но я употребилъ ихъ на свои личныя нужды и въ настоящее время никакимъ образомъ не могу ихъ отдать. Посл мы увидимъ.

— Да кто же вамъ говоритъ объ уплат. Піолинъ, можетъ быть, сталъ принуждать бы васъ къ этому, но я не Піолинъ и поэтому думаю, что вамъ выгодне бы было покончить это дло со мной. Чего я отъ васъ требую? Чтобы вы дали мн отчетъ о томъ, что вы получили, чтобы я могла удовлетворить маркиза, желающаго видть свои дла ясными и правильными.

Составимъ-же этотъ отчетъ. Вы мн скажете, какія суммы вы издержали на маркиза, съ квитанціями въ подтвержденіе, конечно, въ остальномъ напишите мн росписку и я васъ оставлю въ поко.

— Если это такъ?….

— Я отъ васъ не требую ничего другаго, мн только надо исполнить свою обязанность относительно маркиза, и вы мн облегчите это.

Если я возвращусь къ нему съ хорошо составленнымъ счетомъ, то мн ‘не надо будетъ трудиться объяснять ему, что отъ васъ нельзя получить немедленно т деньги, которыя вы должны: ваша росписка будетъ помщена въ числ недоимокъ, а такъ какъ сборъ ихъ будетъ порученъ мн, то я, конечно, не буду васъ безпокоить этимъ. Готовы-ли вы говорить объ этомъ?

— Совершенно, мой милый…. моя дорогая госпожа, надо отыскать мои счеты: они, къ несчастью, не въ очень большомъ порядк, я никогда не былъ дловымъ человкомъ.

Эти счеты были такъ перепутаны и въ такомъ безпорядк, что пересмотръ былъ продолжителенъ, онъ продолжался бы безконечно, если бы де-Каркбю не замтилъ, что Клементина позабыла сосчитать три довольно большія суммы. Тогда онъ сталъ также торопиться покончить этотъ пересмотръ, какъ сначала старался ему препятствовать.

— Довольно, я полагаюсь на васъ, сказалъ онъ,— хотя я увренъ, что этимъ я ставлю себя въ затруднительное положеніе, но я не могу защищаться противъ женщинъ. Вы говорите, чтопо разсчету я даже долженъ 74,545 франковъ, не правда-ли?

— Да, такъ слдуетъ изъ моего счета.

— Этого не слдуетъ изъ моего, но, тмъ не мене, я соглашаюсь на вашу цифру.

И онъ съ радостью подписалъ росписку въ 74,545 франковъ.

VI.

Въ то время какъ де-Каркбю выводилъ свою подпись на росписк — великолпную подпись, украшенную всевозможными росчерками, которые встрчались, перемшивались и завивались, точно пружины и какъ бы поддерживали самую подпись, вошелъ Валерій и сказалъ, отвчая на вопросительный взглядъ Клементины:— Простите меня, что я васъ обезпокоилъ, но я увидлъ г. Меро, подходящаго къ дому и подумалъ, что хорошо сдлаю, если пойду предупредить васъ объ этомъ.

Это было сказано почтительнымъ и боязливымъ тономъ, который ясно показывалъ, что этотъ гордый Валерій нашелъ наконецъ волю, которой подчинился.

Пораженная этимъ прибытіемъ, котораго она не ожидала такъ скоро, Клементина, однако, быстро овладла собой.

— Хорошо, сказала она,— вы подождете г. Меро въ передней, и когда онъ войдетъ въ подъздъ, но не прежде, вы выйдете ему на встрчу и скажете, что маркизъ такъ утомленъ, что не веллъ никого принимать.

Валерій повернулся, чтобы выйти, но она-его удержала.

— Если г. Меро захочетъ меня видть, что, конечно, невроятно, то вы скажете ему, что меня нтъ дома и что я не вернусь раньше вечера.

Едва только лакей заперъ за собою дверь, какъ де-Каркбю быстро вскочилъ, схватилъ руку Клементины и нсколько разъ пожалъ ее, прежде чмъ та успла опомниться.

— Это хорошо, сказалъ онъ,— это твердо, это откровенновы его выгоняете за дверь! Это достойно, вы открыто принимаете мою сторону! Я вамъ отплачу за это, честное слово, вы будете,— тутъ онъ наклонился къ ея уху, — вы будете моей женой, госпожей де-Каркбю, ни больше, ни меньше.

Потомъ, пожавъ ей руку еще нсколько разъ, чтобы подтвердить свое общаніе, онъ выбжалъ вонъ, ему хотлось увидть какую фигуру изобразитъ его племянникъ, услышавъ сообщеніе Валерія.

Убгая, онъ покатывался съ хохоту:— А! хороша будетъ фигура у чиновника! повторялъ онъ.

Клементина, оставшись одна въ кабинет, спокойно обдумывала положеніе длъ, созданное или, лучше сказать, выясненное этимъ посщеніемъ.

Въ цли этого визита не было никакого сомннія: Людовикъ приходилъ просить у маркиза согласія на бракъ съ Денизъ. Она была такъ уврена въ этомъ, какъ будто-бы она уже слышала его просьбу, логика событій доказывала тоже самое, кром того, она руководилась въ своихъ догадкахъ многочисленными письмами, написанными Людовикомъ къ маркизу во время ихъ пребыванія въ Сорренто. Когда они жили въ Англіи, ей нечего было бояться его писемъ. Куда бы онъ ихъ послалъ? Единственные люди, знавшіе ихъ адресъ, были аббатъ Гилльсмитъ и нотаріусъ Пенель и, конечно, ни тотъ, ни другой не были на столько нескромны, чтобы разоблачить эту тайну.

Но когда они поселились въ Сорренто, причины, заставлявшія ихъ окружать себя такой тайной, не существовали и она была принуждена не скрывать боле ихъ адреса. Маркизъ былъ бы удивленъ этой безполезной предосторожностью, а она прежде всего старалась не возбуждать его подозрній. Тогда Людовикъ написалъ своему дяд, и первое о чемъ онъ говорилъ, это была его любовь къ Денизъ. Они любили другъ друга! И онъ просилъ маркиза, опекуна Денизъ, чтобы тотъ отдалъ ее за него замужъ.

Конечно, Клементина перехватила это письмо.

Черезъ дв недли пришло второе, въ которомъ онъ выражалъ справедливое удивленіе, что не получилъ отвта на первое.

Конечно и это было утаено отъ маркиза.

Черезъ недлю еще письмо. Оно говорило въ самыхъ ясныхъ выраженіяхъ, что если маркизъ будетъ упорствовать въ своемъ необъяснимомъ молчаніи, то онъ, Людовикъ, прідетъ самъ, чтобы лично добиться отъ него отвта.

Оно оканчивалось слдующими характеристическими строками, въ которыхъ справедливое раздраженіе влюбленнаго смшивалось съ разсудительностью чиновника:

‘Я вамъ повторяю, мой дорогой дядя, что, хотя я и не видлъ Денизъ уже шестнадцать мсяцевъ, но, тмъ не мене, я люблю ее такъ, какъ будто-бы мы разстались только вчера, даже боле страстно, потому что я возбужденъ препятствіями, которыя представляются нашему союзу. Безъ сомннія, въ настоящую минуту вы властны противиться моимъ желаніямъ, но, если это такъ (чего я не знаю, потому что вы не удостоили еще меня отвтомъ), то я позволю себ почтительно напомнить вамъ, что удерживать въ монастыр взрослую двушку, утверждающую, что монастырская жизнь внушаетъ ей только отвращеніе и ужасъ — это значитъ злоупотреблять вашей властью.’

Это письмо Клементина не скрыла отъ маркиза, напротивъ, она сама принесла и прочитала ему, особенно ударяя на заключавшіеся въ немъ упреки.

— Между аббатомъ Гилльсмитъ, говорящимъ о склонности Денизъ къ монашеству, и Меро, отрицающимъ это, на что ршитесь вы? спросила она.

— Не знаю.

— Я не вижу интереса аббата Гилльсмитъ и отлично вижу интересъ Меро. Во всякомъ случа, даже предполагая съ его стороны искренность, съ чмъ я охотно соглашаюсь, очевидно, что аббатъ Гилльсмитъ, видящій Денизъ каждый день, скоре можетъ знать, что она думаетъ, чмъ Людовикъ, который не видалъ ее уже шестнадцать мсяцевъ, сердце женщинъ, а особенно молодыхъ двушекъ, очень измнчиво. Я расположена врить, что Людовикъ ее любитъ, но я затрудняюсь ршить любила-ли его когда-нибудь Денизъ. Не написать-ли ей и спросить ея мнніе? Конечно, со всми предосторожностями.

Эти предосторожности такъ затруднили составленіе письма, что маркизъ, посл нсколькихъ дней размышленія, отказался писать.

— Черезъ нсколько времени мы вернемся во Францію, сказалъ онъ,— и тогда я самъ разспрошу Денизъ.

И подъ вліяніемъ неудовольствія, которое причинила ему эта отсрочка, онъ поручилъ Клементин написать Меро, что въ настоящее время онъ не согласенъ на бракъ его съ Денизъ, но что посл онъ увидитъ.

Для Клементины много значило выгадать время.

Прежде чмъ она допустила-бы маркиза возвратиться во Францію, прошли-бы многіе мсяцы.

Въ это время могло бы многое произойти. Кром того, предполагая даже, что Людовикъ, раздраженный ожиданіемъ, самъ явится въ Италію, чтобы лично потребовать отъ своего кузена формальнаго отвта, она общала себ приготовить ему такой пріемъ, чтобы ему было невозможно приступить къ вопросу о свадьб.

И для начала, она ему написала отъ имени маркиза, который подписался подъ письмомъ, что его не примутъ въ Сорренто. Такъ она жила увренная на этотъ счетъ, но все-таки побуждая аббата Гилльсмитъ уговорить Денизъ сдлаться монахиней, какъ вдругъ неожиданное событіе заставило ее ршиться привезти маркиза въ Рюдмонъ.

Однажды, когда она читала французскіе журналы, ей попались на глаза, подъ рубрикой судебныхъ извстій, слдующія слова:

‘Завщаніе барона де-Навар.— Просьба о признаніи его недйствительнымъ по причин присвоенія наслдства хитростью.— Наслдники Навар противъ двицы Плесси.’

Исторія этого завщанія имла для нея интересъ. И она принялась читать этотъ процессъ, возбужденный наслдниками противъ молодой женщины, бывшей любовницей старика и принудившей его сдлать завщаніе въ ея пользу.

Наслдники, для поддержанія своего требованія, опирались на присвоеніе наслдства хитростью. Нумеръ журнала, который ей попался, содержалъ заключеніе прокурора, которое начиналось такъ: ‘Въ этомъ дл прежде всего надо изслдовать, есть-ли тутъ присвоеніе хитростью, т. е. совершенное подчиненіе одной воли другой. Чтобы доказать это не достаточно сказать только, что госпожа Плесси была любовницей г. барона Навар, въ этомъ случа, одной только связи не достаточно. Необходимо доказать, что тутъ была употреблена хитрость и клевета, что завщатель нарочно былъ удаленъ отъ его наслдниковъ, однимъ словомъ, его воля была вполн подчинена’.

Изслдуя факты, прокуроръ заключилъ, что ‘присвоеніе хитростью’ было доказано — и судъ уничтожилъ завщаніе.

Клементина нсколько разъ перечитала этотъ процессъ, выказавшій ей такія вещи, которыхъ она совершенно не знала. И такъ, завщаніе было уничтожено оттого, что завщатель не могъ свободно сообщаться съ членами своего семейства, въ противномъ случа, оно было-бы подтверждено (не смотря на доказанную связь), какъ говоритъ прокуроръ.

Для того, чтобы кто-либо могъ сдлать дйствительнымъ завщаніе въ пользу того кого онъ любитъ, необходимо, чтобы обыкновенныя условія его жизни остались неизмнными, такимъ образомъ, пребываніе за границей, не могло быть поводомъ къ объявленію завщанія недйствительнымъ, а конечно, было-бы такъ, если-бы родственники завщателя не могли бывать у него.

Зачмъ она раньше не узнала всего этого, столь необходимаго для женщины, желающей проложить себ дорогу въ свтъ?

Ея ршеніе было скоро принято: она возвратится въ Рюдмонъ и помститъ маркиза въ сред его семейства. Прежде всего не надо было давать закону возможности придраться. Что-же касается до защиты противъ этого семейства, то это было дло ловкости, еслибы она не нашла въ себ довольно силы, чтобы выдержать эту борьбу, она должна была-бы отказаться отъ этого наслдства, которое она почти держала въ рукахъ.

Заставить маркиза сдлать завщаніе было только частью этой задачи, самое-же главное и существенное было сдлать его неуязвимымъ или, по крайней мр, достаточно твердымъ, чтобы выдержать вс нападенія.

И она храбро ршилась возвратиться въ Рюдмонъ и открыто бороться съ своими врагами.

Она начала съ де-Каркбю, но этого она не боялась, она его отлично знала и понимала какъ съ нимъ надо дйствовать.

Успхъ ни удивилъ ее, ни польстилъ ей: она его предвидла. Но это было не все, потому что она ввела его въ свою игру.

Конечно, много значило быть въ состояніи отвчать на обвиненіе въ ‘присвоеніи хитростью’.

‘Но разв онъ не принадлежалъ тоже къ семейству маркиза, не былъ его прямымъ наслдникомъ? Разв я его отдалила отъ маркиза? Разв онъ не былъ въ самыхъ близкихъ отношеніяхъ съ завщателемъ?’

Къ несчастью, онъ былъ не одинъ, за нимъ слдовали: госпожа Меро, Людовикъ и Денизъ, не мене опасные. Какъ помшать Людовику увидться съ маркизомъ? Какъ помшать маркизу увидться съ Денизъ?

Какъ помшать этому браку? Теперь начиналась настоящая борьба, потому что то, что она сдлала досихъ поръ была ничто въ сравненіи съ тмъ, что еще оставалось сдлать.

VII.

Уже не первый разъ она обдумывала свое положеніе, но никогда трудности, которыя ей предстояло преодолть, не казались ей такими огромными какъ теперь. Ей показалось, что прежде всего надо было вооружить маркиза противъ Людовика Меро и его матери.

Она вошла къ маркизу. Онъ сидлъ въ кресл и съ изнеможеннымъ видомъ, неподвижно смотрлъ на пылавшій огонь.

— Васъ очень долго не было, сказалъ онъ,— не надо оставлять меня одного, я не люблю быть однимъ.

— Я была не далеко если вы боялись, вы должны были только позвонить и я бы прибжала къ вамъ.

— Кто говоритъ, что и боюсь? Я сказалъ только, что я не люблю быть одинъ.

— Изъ за того, что у васъ было что-то въ род удара, продолжала она, — вы не должны еще воображать, что это непремнно должно повториться. Эти мысли причиняютъ вамъ одн только непріятности, и вы должны прогонять ихъ, а не имть постоянно въ голов.

— Если вы хотите, чтобы я ихъ прогонялъ, то не напоминайте мн объ нихъ.

— Я длаю это только для того, чтобы предостеречь васъ.

— Особенно не надо оставлять меня одного, когда вы около меня, я думаю только о васъ.

— Я хотла вернуться скоре, но не такъ-то скоро можно развязаться съ де-Каркбю. Въ то время, когда я была погружена по уши въ разсчеты, приходилъ г. Людовикъ Меро.

— А! Людовикъ?

По живости этого восклицанія, она почувствовала, что старая привязанность маркиза къ его молодому племяннику не потушена, и что неудовольствіе, которое онъ выказывалъ противъ него въ послднее время, не имло прочнаго основанія.

Посл двухъ минутъ разговора между ними, исчезнутъ вс поводы къ несогласію, которое она съ такимъ трудомъ возбудила.

— Вы хотите его видть? сказала она.

— То есть, я охотно объяснился бы съ нимъ на счетъ его писемъ.

— Я думаю тоже самое. Поэтому я выбранила Валерія, зачмъ онъ его не принялъ. Но онъ думалъ, что вы устали и кром того повиновался моему приказанію не пускать никого, хотя я относила это только къ прочимъ докучнымъ постителямъ.

— Это очень жаль!

— Къ счастью, это легко поправить, я предлагаю вамъ написать къ госпож Меро и пригласить ее съ сыномъ обдать завтра у насъ.

— Но….

— Вы боитесь, что не въ состояніи принять ихъ прилично?

Будьте спокойны на этотъ счетъ. Конечно, еслибы наше хозяйство было устроено такъ, какъ было у де-Каркбю, то намъ затруднительно было бы пригласить кого-нибудь къ столу, разв только барышниковъ, составлявшихъ общество де-Каркбю. Но поваръ, котораго я наняла въ Париж, прідетъ сегодня вечеромъ, а также и прислуга, нанятая Валеріемъ, такъ что завтра наше хозяйство будетъ настолько прилично, что мы можемъ принимать, по крайней мр, родныхъ. Во всякомъ случа, мн кажется, что они мене будутъ обижены небрежностью сервировки, чмъ недостаткомъ съ вашей стороны стремленія пригласить ихъ.

— Безъ сомннія, но…

— По правиламъ строгой вжливости, вы должны были-бы первый сдлать визитъ госпож Меро, но вы больны, а она совершенно здорова, поэтому пусть она первая придетъ къ вамъ.

Маркизъ замолчалъ въ смущеніи.

— Какъ должна я писать? спросила Клементина, садясь передъ маленькимъ столикомъ, на которомъ стояла чернильница съ перьями и бумагой:— госпожа или моя любезная кузина?

И такъ какъ маркизъ продолжалъ молчать, то она вдругъ взглянула на него, утирая рукой слезу, катившуюся по щек.

— А! я понимаю, сказала она печально,— вы не хотите принуждать вашу кузину сидть за однимъ столомъ со мной! Тогда зачмъ мы оставили Италію?

И она закрыла лице руками.

— Вы моя жена, сказалъ маркизъ.

— Я думала, что была ей.

— Вы ей и теперь.

— Да, въ этой комнат я буду всегда вашей женой, потому что я не сомнваюсь въ вашей любви, но за дверями ея я буду вашей любовницей или служанкой.

Отправимся, возвратимся въ Сорренто.

Онъ поднялся и подошелъ къ ней маленькими шагами, широко раздвинувъ ноги и съ вывернутыми внутрь колнами, онъ взялъ ея руку и положилъ на бумагу.

— Пишите: моя любезная кузина, сказалъ онъ.— Если кто-нибудь позволитъ себ смотрть на васъ не какъ на маркизу де-Рюдмонъ, тотъ будетъ моимъ врагомъ, продолжалъ онъ.

Она ршилась написать письмо и маркизъ подписалъ его, что было для него большимъ трудомъ.

Надо послать Валерія снести это письмо, сказалъ онъ, — это будетъ всего лучше.

— Когда я писала, мн пришло въ. голову, отвчала она,— что вы могли бы попросить де-Каркбю оказать вамъ эту услугу. Онъ не ршится вамъ отказать и это будетъ удобный случай заставить его сдлать шагъ къ сближенію съ сестрой, съ которой онъ въ дурныхъ отношеніяхъ съ тхъ поръ какъ она оставила замокъ.

— Превосходная мысль! я вамъ очень за нее благодаренъ, только женщин могло придти это въ голову, это соединеніе семейства меня очень трогаетъ.

Слезы показались у него на глазахъ, потому что теперь его очень легко было разстрогать.

Де-Каркбю не замедлилъ явиться на зовъ.

Войдя, онъ протянулъ руки къ маркизу.

— Я очень счастливъ, что васъ снова вижу, дорогой кузенъ, вскричалъ онъ,— говорили, что вы совершенно разслабли, но этого вовсе нтъ. Слава Богу! У васъ бодрый видъ.

— Я былъ очень боленъ.

Де-Каркбю ударилъ руками по бедрамъ и сказалъ, подмигивая въ сторону Клементины.

— Не смйте жаловаться, честное слово, я вамъ завидую!

Маркизъ объяснилъ, какую услугу онъ ожидалъ отъ него: пригласить завтра къ обду г-жу Меро съ сыномъ и, въ подтвержденіе этого приглашенія, передать имъ письмо.

При этихъ словахъ, во всей фигур де-Каркбю изобразилось такое изумленіе, что Клементина, стоявшая сзади маркиза, не могла удержаться отъ смха.

Она показывала ему знаками, чтобы онъ согласился, но чмъ эти знаки были выразительне, тмъ боле возрастало его изумленіе. Онъ смотрлъ на нее съ вытаращенными глазами и открытымъ ртомъ, не зная что отвчать.

— Какъ, сдлать визитъ сестр внушаетъ вамъ отвращеніе? спросилъ маркизъ.— Эту мысль мн внушила Клементина.

— Она?

— Да, мы думали, что это будетъ средствомъ сблизить васъ съ сестрой.

— Мы оба желаемъ этого сближенія, продолжала Клементина,— если мн позволено будетъ присоединить мое желаніе къ желанію маркиза.

— А! Вы желаете этого сближенія? вскричалъ де-Каркбю, все боле и боле смущавшійся ея знаками.— Тогда я не хочу вамъ отказывать, я отправлюсь въ Конде.

Она проводила его до другой комнаты, тутъ онъ обернулся и сказалъ:— Вы сметесь надо мной? Четверть часа назадъ, вы прогнали Людовика, а теперь вы посылаете искать его, и еще съ матерью.

— Вы думаете что они придутъ?

— Какъ? Придутъ-ли они?

— Да, вы воображаете, что госпожа Меро придетъ обдать со мной?

Нсколько мгновеній онъ колебался, потомъ вдругъ вскричалъ съ хохотомъ:

— Это ловушка! Ихъ приглашаютъ, они отказываются, по причин… однимъ словомъ, отказываются, и маркизъ, взбшенный этимъ, вооружается противъ нихъ.

Потомъ, схвативъ руку Клементины и нсколько разъ ударивъ по ней, онъ сказалъ:

— Какъ она умна. Боже мой! какъ она умна! Я вамъ сказалъ и я не отступлюсь отъ этого, честное слово, вы будете госпожей Каркбю. Съ такой женой какъ вы, я сдлаюсь всмъ, чмъ вы хотите: генеральнымъ совтникомъ, префектомъ… Хотите вы быть женой префекта? Хорошо! Я буду префектомъ, нтъ, вы будете префектомъ.

Онъ удалился большими шагами и Клементина видла по движеніямъ его плечъ, что онъ смялся.

VIII.

Черезъ пять минутъ посл того какъ де-Каркбю оставилъ Клементину, онъ уже вызжалъ изъ Рюдмонаонъ скакалъ не въ Конде-ле-Шатель, а въ свою будущую префектуру. Онъ былъ въ восторг.

Какая женщина! Какая изобртательность и какое спокойствіе.

Онъ будетъ не префектомъ, онъ будетъ депутатомъ.

Почему не министромъ?

Она убудетъ руководить имъ, она будетъ давать ему идеи, главное, она будетъ писать ему трудныя письма, потому-что писать — это убивало въ немъ всякую изобртательность.

Его орфографія была самая безобразная на свт.

Это было еще ничего, когда онъ писалъ скоро, не думая о томъ, что пишетъ, но если онъ старался, тогда это никуда не годилось, если онъ обдумывалъ то, что хотлъ сказать, то запинался на каждомъ слов.

Она избавила-бы его отъ этихъ маленькихъ непріятностей, которыя, конечно, были ниже такого человка, какъ онъ.

Что-же касается до трибуны, то онъ вовсе ее не боялся. Не было такого смльчака, который устрашилъ бы его словами.

Вдругъ онъ дернулъ лошадь за узду и ударилъ себя, по лбу.

Каковы были убжденія ‘маленькой богини’?

Онъ никогда и не думалъ спрашивать ее объ этомъ.

Но посл первой минуты смущенія онъ скоро успокоился.

Она была слишкомъ умна, чтобы быть отсталой. Какъ и онъ, она была дитя революціи и, конечно, безъ малйшаго угрызенія совсти, стала-бы служить имперіи, потому-что, не смотря на все, императорское правительство было ничто иное, какъ правительство революціи. Онъ замедлилъ бгъ лошади и продолжалъ свои привольныя мечтанія.

Онъ похоронитъ ихъ обоихъ:, сначала Артура, потомъ капитана Божонье.

Относительно Артура это не оставляло никакого сомннія, еще нсколько мсяцевъ и все будетъ кончено.

Онъ растаялъ въ Италіи какъ снжные болваны, длаемые дтьми, для которыхъ достаточно одного солнечнаго дня, чтобы растаять. Какое разрушеніе! И были люди, которые смялись надъ нимъ, Артеміемъ де-Каркбю, когда онъ уврялъ, что будетъ наслдникомъ маркиза де-Рюдмонъ.

Онъ зналъ тогда, что говорилъ, малйшее излишество должно было погубить этого колосса, который имлъ только видъ силы и здоровья, тогда какъ онъ, Артемій, хотя и старше лтами, устоялъ-бы противъ всхъ трудовъ и излишествъ.

Его предсказанія относительно этого исполнились, почему-же бы не исполниться и тому, что онъ предсказывалъ относительно капитана Божонье?

У него, Каркбю, вс шансы на успхъесли надо поставить свчку Богородиц, то онъ поставитъ, и даже поставитъ потихоньку не одну свчу, чтобы капитанъ умеръ, онъ всегда былъ набоженъ, не ханжа, но обращался къ Богу тогда, когда въ немъ нуждался, въ длахъ не надо быть ни гордымъ, ни вольнодумцемъ.

Когда онъ сошелъ съ лошади у гостинницы ‘Коронованнаго быка’, онъ былъ въ такомъ расположеніи духа, такъ полонъ надеждъ и увренности, какъ онъ давно себя не чувствовалъ.

Весело направился онъ. къ дому, который занимала его сестра, и видвшіе его, идущимъ съ гордымъ видомъ, насвистывая какую-то охотничью арію, спрашивали себя, что это случилось съ де-Каркбю, что онъ выказываетъ такую радость, и т, которые хорошо знали его, единодушно объявили бы, что онъ наврное сдлалъ кому-нибудь непріятность.

Домъ, въ которомъ жили Меро съ тхъ поръ какъ госпожа Меро переселилась къ сыну, былъ одинъ изъ самыхъ печальныхъ въ город: не было ни саду, потому-что сады стоили дорого въ Конде, ни виду, по той-же самой причин. Это было просто старое деревянное строеніе между двухъ обширныхъ отелей, въ которыхъ зимой, во время скачекъ, жили сосдніе богатые владльцы. Однако, не смотря на свою небольшую величину, онъ былъ еще довольно сносенъ, что и заставило Людовика выбрать его, когда онъ оставилъ площадь Замка. Кром того, у него было еще одно важное для нихъ достоинство, а именно, онъ стоилъ всего 240 франковъ въ годъ.

Въ первомъ этаж Людовикъ устроилъ пріемную, а во второмъ довольно удобно помстилась госпожа Меро. Когда де-Каркбю вошелъ въ столовую, помщавшуюся вмст съ кухней въ первомъ этаж, госпожа Меро, вся прислуга которой состояла изъ женщины, приходившей каждое утро на два часа для уборки, сама накрывала на столъ для завтрака.

— А! братъ! вскричала она, протягивая ему руки.— Какъ я рада васъ видть, мы такъ давно не видались. Вы завтракаете съ нами?

Де-Каркбю взглянулъ на столъ: между тарелкой съ орхами и масленницей съ соленымъ масломъ, лежали на блюд дв небольшія сосиски съ картофельнымъ пюре. Это было все, не было ни мяса, ни овощей, а вмсто вина стоялъ графинъ съ сидромъ. Для человка, который часто отправлялся изъ Рюдмона въ Конде для того только, чтобы хорошенько пость въ ‘Коронованномъ Бык’, такое угощенье было конечно плохо.

— Благодарю васъ, сказалъ онъ,— меня ждутъ въ ‘Коронованномъ Бык’. Кром того, намъ надо серьезно поговорить, а я не могу говорить, когда мъ.

— Тогда, сказалъ Людовикъ,— вы позволите намъ завтракать? Не надо давать простыть сосискамъ.

— Конечно, садитесь за столъ, въ то время, какъ вы будете завтракать, я объясню вамъ цль моего визита.

Де-Каркбю подождалъ нсколько минутъ, потомъ, когда Людовикъ прислуживалъ своей матери и самому себ, онъ протянулъ госпож Меро письмо Клементины.

— Прежде всего, сказалъ онъ, — прочитайте это письмо.

Она взяла его, медленно прочитала и, не говоря ни слова, передала сыну.

Тотъ прочиталъ въ свою очередь.

Въ это время де-Каркбю чистилъ свою бархатную фуражку концемъ хлыста.

— Вы къ намъ пришли только для того, чтобы передать это письмо? спросилъ Людовикъ.

— Вы, кажется, считаете меня за комиссіонера? возразилъ де-Каркбю тмъ любезнымъ тономъ, котораго только онъ одинъ зналъ секретъ.— Нашъ кузенъ хотлъ оказать вамъ вжливость и написалъ вамъ это письмо.

— Онъ самъ?

— Онъ не можетъ боле писать, бдный мальчикъ! Когда письмо было написано, онъ попросилъ меня снести его вамъ, чтобы ясне выразить характеръ этого приглашенія, и я охотно согласился на это посольство, которое должно было соединить насъ всхъ вмст.

— Съ госпожей Божонье?

— Что ты меня допрашиваешь, точно на суд? Ты знаешь, что я этого не люблю!

Потомъ, обращаясь къ сестр, онъ спросилъ: Теперь ужь дти отвчаютъ за родителей?

— Мой сынъ знаетъ мое мнніе на этотъ счетъ, отвчала съ достоинствомъ госпожа Меро.

— Если-бы вы знали, какъ вы мн досаждаете! вскричалъ де-Каркбю.— Я не знаю вашихъ чувствъ и прошу васъ объясниться со мной ясне, чтобы я могъ передать вашъ отвтъ Артуру. Что это за намекъ на госпожу Божонье?

— Это не намекъ, а вопросъ, дядя, и вы его очень хорошо поняли.

— Я ничего не понялъ. Да или нтъ? Принимаете-ли вы приглашеніе маркиза?

— Моя мать не можетъ сидть за однимъ столомъ съ госпожею Божонье.

— Людовикъ! прервала его госпожа Меро.

— Почему это? вскричалъ де-Каркбю.— Почему ваша мать не можетъ сидть за столомъ, за которымъ я сижу?

— Вы мущина, дядя, отвчалъ Людовикъ, — и можете понимать ваше достоинство, какъ хотите, но моя мать честная женщина и понимаетъ свое, какъ уметъ.

Де-Каркбю не удалось-бы побдить ихъ упорство, да и не за тмъ пришелъ онъ къ нимъ.

Но онъ не могъ позволить, чтобы обвиняли госпожу Божонье, потому что-то эти обвиненія относились къ его жен, жен ‘префекта’ и ‘министра’.

— Предупреждаю васъ, вскричалъ онъ,— что я не потерплю, чтобы вы оскорбляли госпожу Божонье. Она превосходная и честная женщина.

— Довольно, дядя, спокойно отвчалъ ему Людовикъ,— этотъ разговоръ слишкомъ длиненъ. Если вы позволите, я отвчу письменно моему кузену, я буду очень вамъ благодаренъ, если вы передадите ему мое письмо.

— Вжливое, надюсь?

Не отвчая на вопросъ. Людовикъ вышелъ, чтобы написать этотъ отвтъ.

— Мой другъ, сказалъ де-Каркбю въ полголоса, — твой сынъ дуракъ и ты напрасно позволяешь ему теперь руководить тобой, точно также, какъ ты напрасно послушалась его, когда онъ заставилъ тебя оставить замокъ. Это можетъ дорого обойтись теб.

— Мой отвтъ былъ-бы не такъ рзокъ, отвчала госпожа Меро,— но смыслъ его былъ-бы тотъ-же.

— Я тебя не одобряю, ты прежде была умне, напрасно ты позволяешь сыну господствовать надъ тобой, его характеръ самый несговорчивый.

— Мой сынъ совсмъ не несговорчивъ и вы напрасно его обвиняете, я никогда не была такъ счастлива, какъ теперь, когда я живу съ нимъ. Невозможно быть нжне и деликатне его.

— Я не отрицаю этого, но онъ неловокъ и, кром того, я нахожу, что относительно госпожи Божонье онъ не выказываетъ той деликатности, о которой ты говоришь.

— У Луи есть причины негодовать на нее и, къ сожалнію, он слишкомъ основательны.

— Она не хотла его принять?

— Какъ вы можете говорить подобныя вещи? Госпожа Божонье заперла Денизъ въ монастырь святой Рутиліи.

— И вы имете глупость вооружаться противъ нея за то, что она оказала намъ услугу, избавивъ насъ отъ этой дочери комедіантки.

— Кром того, она велла препятствовать мн видть это бдное дитя. Несчастный Артуръ игрушка въ ея рукахъ!

— Ты знаешь, что я не потерплю такихъ словъ?

— Берегитесь! Прежде вы были умне и лучше умли защищать наслдство Артура.

Въ эту минуту вошелъ Людовикъ, держа въ рук свой отвтъ маркизу, и сказалъ, отдавая его дяд: Что бы то ни было, но мы очень благодарны за вашъ поступокъ.

— Чего-же я хотлъ? Соединенія нашего семейства, мн жаль тхъ, которые этому препятствуютъ.

Сказавъ эти слова, онъ направился къ двери. Госпожа Меро и Людовикъ поднялись, чтобы проводить его.

— Оставайтесь, ште ваши сосиски, сказалъ онъ имъ,— вы простяки и больше ничего, не забудьте того, кто говорилъ вамъ это, этотъ человкъ видитъ врно.

IX.

Де-Каркбю такъ торопился привезти въ Рюдмонъ письмо Людовика, что даже сократилъ свой завтракъ. Онъ употребилъ всего только полтора часа, чтобы състь форель въ сметан, нашпигованную телятину со щавелемъ и кусокъ сочнаго, кроваваго филея, которымъ славился ‘Коронованный быкъ’, все это было запито двумя бутылками Бордо и чашкой кофе, въ которую былъ перелитъ, рюмка за рюмкой, цлый графинъ Calvadosa.

Уничтожая это, онъ читалъ письмо, которое Людовикъ имлъ деликатность передать ему незапечатаннымъ и взвшивалъ каждую фразу.

‘Дорогой дядя! Съ величайшимъ сожалніемъ мы должны отказаться, моя мать и я, отъ вашего приглашенія.’

— Конечно, питаясь сосиськами, они должны сожалть объ обдахъ въ Рюдмон.

‘Но обстоятельства боле сильныя, чмъ наша воля, лишаютъ насъ удовольствія провести съ вами завтрашній день.’

— Какъ-то Артуръ приметъ это извиненіе?

‘Если вы желаете назначить день, въ который вы можете принять мою мать….’

— То есть, когда госпожи Божонье не будетъ въ замк.

‘То она будетъ очень счастлива васъ видть. Что же касается до меня, то я завтра, до начала засданія, сдлаю вамъ короткій, дружескій визитъ и надюсь, что я буду счастливе, чмъ сегодня утромъ.’

— Я хотлъ бы видть фигуру, которую сдлаетъ завтра господинъ товарищъ прокурора, сказалъ де-Каркбю.

Онъ весело отправился въ Рюдмонъ. Пыль на дорог улеглась, воздухъ былъ свжъ и пріятенъ и онъ чувствовалъ себя въ отличномъ настроеніи духа. Передъ нимъ, на вершин холма, покрытаго огромнымъ лсомъ, возвышался замокъ, на поляхъ откормленные быки паслись въ густой трав, превышавшей ихъ ростомъ.

Все это будетъ ему принадлежать!

Въ эту минуту онъ замтилъ какого-то мальчишку, срзавшаго прутъ въ изгороди, окаймлявшей дорогу.

Онъ подскакалъ къ нему и, ударивъ хлыстомъ по голымъ икрамъ ребенка, закричалъ: Какъ ты смешь портить мою изгородь! Это приключеніе нарушило ходъ его мыслей, и когда онъ повернулъ снова на дорогу, ему пришли въ голову слова сестры.

На что она намекала, говоря, чтобы онъ остерегался? Что Клементина женитъ на себ маркиза? Но капитанъ еще живъ и наврно Артуръ умретъ гораздо раньше его.

Что она заставитъ его сдлать завщаніе въ ея пользу?

Но было невроятно, чтобы маркизъ ршился ограбить свое семейство въ пользу совершенно чужой женщины, а это семейство, теперь когда Денизъ была удалена и предвидлся близкій разрывъ съ Меро и его матерью, состояло только изъ него, Артемія де-Каркбю. Безъ сомннія, Клементин могла придти такая идея, но онъ съумлъ-бы помшать ее осуществленію.

Если его ‘маленькая богиня’ умна, то вдь и онъ великолпнйшимъ образомъ надулъ ее съ роспиской, и притомъ такъ, что она даже и не подозрваетъ этого.

Если Клементина принимаетъ столько предосторожностей, чтобы удалить госпожу Меро, это значитъ что завщаніе еще не сдлано. Теперь, когда маркизу такъ трудно писать, для него необходимо будетъ пригласить нотаріуса, а нотаріусъ и четыре свидтеля не могутъ проскользнуть незамченными, и тогда онъ успетъ принять свои мры.

Но одна вещь совершенно его успокоила, а именно: Клементина, которая такъ старается отстранить Денизъ и Меро, ничего не предпринимаетъ противъ него, даже поступаетъ совершенно напротивъ.

Что заставляло ее оставить Италію и возвратиться во Францію? Ршительно ничего. Если-же она возвратилась, то это значитъ, что она поняла, своимъ яснымъ и разсудительнымъ умомъ, что единственнымъ средствомъ завладть богатствомъ маркиза было сдлаться госпожею де-Каркбю. И, честное слово, она ей будетъ! Конечно, эта связь съ маркизомъ была нкоторымъ препятствіемъ. Но вдь это былъ бракъ.

Онъ будетъ ея третьимъ мужемъ, а не вторымъ, вотъ и все.

Наслдство, бракъ, префектура и министерскій портфель, все это было связано вмст и онъ хотлъ имть все, не считая женщины, которая стоила своей цны, онъ зналъ въ этомъ толкъ.

Входя въ замокъ онъ встртилъ Клементину, ожидавшую его въ передней. Одной изъ выгодъ Рюдмона было то, что никто немогъ подойти къ нему, не будучи замченъ.

Сидя у окна, она увидла подъзжающаго де-Каркбю и вышла ему навстрчу, спша узнать отвтъ Людовика.

— Я предвидла этотъ отвтъ, сказала она, прочитавъ письмо,— она погибла.

— Средство было рискованное.

— Вс средства рискованны, такъ какъ не существуетъ абсолютно хорошихъ, такъ же точно нтъ и абсолютно дурныхъ, все зависитъ отъ того, чтобы употребить ихъ сообразно съ характеромъ тхъ, противъ кого они должны дйствовать. Съ кмъ-либо другимъ, а не съ вашимъ племянникомъ, было-бы опасно рисковать этимъ приглашеніемъ, будучи адресовано къ человку, умющему соображать, оно привело-бы къ печальному результату, потому что тотъ понялъ бы, что для того, чтобы жениться на Денизъ, не надо выказывать своего гнва, а напротивъ, слдуетъ придти сюда, чего-бы это не стоило: разговаривать, разсуждать и наконецъ — вынудить согласіе на бракъ. Но вашъ племянникъ не такого характера, ему не сдлать низости, даже въ виду очевидной выгоды, даже для своей любви, никогда! Достоинство и долгъ прежде всего. Я его отлично знаю: онъ не ловокъ.

— А теперь? заключилъ де-Каркбю, на котораго мало подйствовалъ этотъ урокъ практической морали.

— А теперь, соображаясь съ характеромъ маркиза, вотъ что вы должны сдлать. Черезъ пять минутъ, когда я буду у него, вы войдете съ письмомъ въ рукахъ, и раскажете ему вашъ визитъ въ Конде и то, что тамъ произошло, безъ всякаго преувеличенія: не надо прибгать къ этому средству, когда дло и безъ того стоитъ кое-чего.

Согласно съ этой программой, Каркбю немного спустя вошелъ въ комнату маркиза, гд тотъ все еще сидлъ передъ огнемъ, онъ нашелъ тамъ Клементину, сидвшую за фортепіано и спокойно игравшую какой-то вальсъ.

Она перестала играть, но не встала съ своего табурета и даже не обернулась.

— Уже вернулись? спросилъ маркизъ.

— Я спшилъ передать вамъ это письмо.

— А! Письмо!.

Де-Каркбю, съ видомъ, исполненнымъ сожалнія, который онъ умлъ принимать въ патетическія минуты, протянулъ ему отвтъ Людовика.

По маркизъ не взялъ его и сказалъ, обращаясь къ Клементин:— Не будете-ли вы такъ любезны, прочитать мн это письмо?

Она весело поднялась и подошла къ де-Каркбю, длавшему маркизу отчаянные знаки, которыхъ тотъ совершенно не понималъ.

— Дайте-же мн это письмо, сказала она ему.

— Вотъ оно.

Она развернула его, но едва только успла бросить взглядъ на первыя строки, какъ вдругъ поблднла и бумага задрожала въ ея рук.

— Что съ вами? спросилъ маркизъ.

Не отвчая ничего, она закрыла лице платкомъ и, возвративъ письмо де-Каркбю, быстро вышла изъ комнаты въ страшномъ волненіи.

— Для какого дьявола хотли вы заставить ее читать это? спросилъ де-Каркбю грубымъ тономъ.

— Но…

— Разв вы не поняли знаковъ, которые я вамъ длалъ?

— Я ничего не видлъ.

— Бдная женщина! Я не очень чувствителенъ, но, тысяча громовъ! теперь я совершенно разстроенъ.

— Что же говоритъ это письмо?

— Вы часто упрекали меня въ томъ, что я слишкомъ жестоко поступаю съ сестрой, продолжалъ де-Каркбю не отвчая на вопросъ маркиза,— я долженъ-бы быть въ тысячу разъ жестче: ея поведеніе постыдно. Видя съ отчаяніемъ, что около васъ есть преданные люди, она захотла заставить васъ разстаться съгоспожей Клементиной, она посмла даже сказать мн, что, оставаясь около васъ, я принимаю участіе въ скандал.

— Читайте, читайте мн это письмо.

Де-Каркбю не заставилъ себя просить и прочиталъ съ надлежащими удареніями отвтъ Людовика.

Не говоря ни слова, маркизъ поднялся и направился, такъ скоро, какъ только позволяли ему дрожащія ноги, въ комнату, въ которую вошла Клементина.

Но дверь была заперта извнутри.

— Отворите, сказалъ онъ,— отворите!

Только черезъ нсколько минутъ она отвтила, что не можетъ отворить.

— Отворите, прошу васъ, если вы этого не сдлаете, я выломаю дверь.

И такъ какъ она медлила, то онъ ударилъ нсколько разъ, тогда ключъ повернулся.

Маленькій чемоданъ стоялъ на стол, въ него было уложено одно платье и кругомъ были разбросаны разныя принадлежности туалета. Клементина со слезами на глазахъ стояла неподвижно среди комнаты.

— Какъ! вскричалъ маркизъ раздирающимъ голосомъ,— вы узжаете?

— Я вернусь, да я вернусь, я не могу васъ покинуть, но вы видите, что теперь мн необходимо ухать, я не хочу становиться между вами и вашимъ семействомъ.

— Мое семейство — это ты! сказалъ онъ, взявъ ее за руки.

— Я не хочу отдалять отъ васъ вашихъ друзей.

— Кто будетъ меня любить, такъ какъ ты?

— Никто! вскричала она страстнымъ тономъ.

— Тогда зачмъ-же теб узжать?

— Какъ! вы хотите, чтобы я переносила подобныя оскорбленія, чтобы я осталась здсь для того, чтобы подвергаться имъ каждый день? Мн нтъ мста въ замк, ваша кузина права, что она не хочетъ встртиться здсь со мной. Мн необходимо ухать, для васъ, Артуръ, для меня, я умерла-бы отъ подобнаго мученія.

Говоря эти слова, она съ порывистымъ жестомъ укладывала кое-какъ въ чемоданъ вещи, лежавшія на стол.

Онъ хотлъ остановить ее, но она вырвалась изъ его рукъ.

— Нтъ, будьте тверды, сказала она — нельзя пренебрегать законами свта. Это Богъ насъ наказываетъ. О! какъ я несчастна!

Потомъ вдругъ она прекратила свои жалобы и вскричала, подойдя къ маркизу: — Взгляни на меня, чтобы я могла унести съ собой твое изображеніе!

Онъ обнялъ ее и долго на нее смотрлъ, потомъ подошелъ къ камину и позвонилъ.

Вошелъ Валерій.

— Завтра, сказалъ маркизъ, обращаясь къ нему,— когда придетъ г. Меро, вы ему скажете, что для него, также какъ и для его матери, меня всегда нтъ дома.

Она хотла прервать его, но онъ твердымъ жестомъ веллъ лакею выйти.

Когда тотъ заперъ за собою дверь, де-Каркбю проскользнулъ въ комнату и сказалъ, подойдя къ маркизу:— То, что вы сказали, достойно мущины, я слышалъ ваши слова и вполн одобряю.

И, обратившись къ Клементин, онъ продолжалъ:— Прошу васъ не смшивать меня съ моимъ племянникомъ,— въ семь не безъ урода.

Говоря это, онъ протянулъ ей руку.

— Я васъ уважаю, а со мной и вс порядочные люди, говорю вамъ это, какъ честный человкъ.

И, просто, съ достоинствомъ, какъ человкъ, исполнившій свой долгъ, онъ вышелъ, оставивъ маркиза и Клементину другъ противъ друга.

X.

Клементина не долго оставалась у маркиза.

Скоро тотъ, не спускавшій съ нея глазъ, замтилъ въ ней какое-то волненіе, какъ будто она чувстйовала себя нездоровой, она то закрывала, то открывала глаза и проводила руками по лбу.

— Что съ вами? спросилъ онъ.

— Мн душно.

— Если вы хотите, я велю погасить этотъ огонь.

— Нтъ, это не отъ огня, меня душитъ волненіе. Ахъ, мой другъ, я тверда противъ физическихъ страданій, но ты видишь, какъ слаба я противъ нравственныхъ мукъ: он меня убьютъ.

Что-же длать? Она дйствительно была въ жалкомъ положеніи, дыханіе было прерывисто, губы дрожали. Изъ всхъ средствъ, предложенныхъ ей маркизомъ, она приняла только одно — это было выйти на воздухъ.

Онъ хотлъ провожать ее въ этой прогулк, но она не позволила, чтобы онъ утомлялся.

Едва она вышла, какъ тотчасъ дыханіе сдлалось правильнымъ и губы перестали дрожать. Пройдя оврагомъ, она черезъ нсколько минутъ была въ деревн, гд наняла въ гостинниц экипажъ и три четверти часа спустя была уже въ Ганнебо, у дверей аббата Гилльсмитъ.

Уже кое-что значило оградить себя со стороны госпожи Меро и Людовика, но это была только одна часть ея задачи. Оставалась Денизъ, и съ ея стороны надо было больше всего опасаться.

Если она откровенно объяснится со своимъ крестнымъ отцемъ и скажетъ ему, что любитъ Людовика, то маркизъ, наврно, захочетъ ихъ женить.

Какую-же власть сохранитъ она тогда, когда Людовикъ и Денизъ соединятся противъ нея? Власть страсти? Да, конечно, но будетъ ли эта страсть въ состояніи такъ ослпить маркиза, чтобы заставить его позабыть въ завщаніи о тхъ, которыхъ онъ постоянно будетъ имть передъ глазами? Только подъ условіемъ совершеннаго удаленія отъ нихъ маркиза могла она льстить себя надеждой внушить маркизу, такъ сказать, продиктовать ему такое завщаніе, какое она хотла.

Имя постоянно передъ глазами ту, которую онъ любилъ, маркизъ въ минуту смерти думалъ бы только о ней. Но еслибы онъ видлъ у своей постели Людовика и Денизъ, то онъ думалъ-бы только о нихъ.

И такъ, было необходимо, чтобы эта свадьба не состоялась. Чтобы воспрепятствовать этому, прежде всего было нужно, чтобы маркизъ не видался съ Денизъ, или, по крайней мр, не могъ свободно говорить съ ней.

Но для этого ей была необходима помощь аббата Гилльсмитъ, потому что маркизъ наврно захочетъ създить въ монастырь святой Рутиліи, и она не въ состояніи будетъ удержать его въ Рюдмон.

Но согласится-ли аббатъ оказать ей помощь?

Выйдя изъ экипажа, она вошла въ садъ декана.

Когда Клементина пришла къ монастырскимъ мастерскимъ, расположеннымъ на берегу рки въ промышленной части города, то ей тамъ сказали, что аббатъ Гилльсмитъ въ кузниц и при этомъ показали на дверь ея, отворенную настежъ.

Издали она замтила двухъ кузнецовъ, въ кожанныхъ передникахъ, ковавшихъ раскаленный до красна кусокъ желза. Цлый дождь искръ летлъ изъ подъ молота и усыпалъ почернвшую землю.

Около нихъ стоялъ какой-то священникъ съ чертежемъ въ рукахъ и внимательно слдилъ за работой. Это былъ аббатъ Гилльсмитъ, который, съ обнаженной головой и подобранной до пояса рясой, наблюдалъ за работами и указывалъ какъ длать, не обращая никакого вниманія на сыпавшіяся около него искры, какъ будто-бы это были простыя деревянныя опилки. Только тогда, когда желзо было снова положено въ горнъ, онъ обернулся и замтилъ Клементину.

— Какъ, вы здсь? сказалъ онъ, не выказывая большаго удивленія.

— Мн нужно съ вами переговорить и…

— Тогда пойдемте въ мою комнату, прервалъ онъ-ее.

XI.

Комната, въ которую онъ провелъ Клементину, была настоящая фабричная контора,— вся въ саж и наполненная пылью каменнаго угля. Счетныя книги лежали тамъ и сямъ въ безпорядк и повсюду были разбросаны рисунки перомъ и карандашемъ. Кресло, стоявшее передъ пюпитромъ управляющаго, и два стула, засаленные постителями, составляли всю меблировку.

Усвшись въ свое кресло, аббатъ предложилъ Клементин одинъ изъ этихъ стульевъ.

Обыкновенно ее трудно было запугать, съ своимъ быстрымъ и находчивымъ умомъ она везд умла находиться, но тутъ, начиная разговоръ, она ощутила какую-то неловкость. Ей лучше бы хотлось поговорить съ этимъ аббатомъ въ его дом, чмъ въ этой контор. Эта обстановка ее смущала, а онъ былъ здсь совершенно на своей почв. Стукъ молотовъ и машинъ, нисколько его не смущавшій, сильно на нее дйствовалъ и разстроивалъ нервы.

Кром того, передъ этимъ человкомъ, умъ и хитрость котораго она хорошо знала, ей надо было собрать вс свои силы.

— Я хотла бы поговорить съ вами о вашей воспитанниц, сказала она.

Аббатъ Гилльсмитъ не отвчалъ ничего, но устремилъ на нее холодный взглядъ, казалось говорившій: ‘Дальше, я жду’.

Надо было идти прямо.

— Наши предположенія не осуществились, сказала она,— Денизъ, судя по вашимъ послднимъ письмамъ, кажется, вовсе не расположена къ монашеской жизни. Я васъ спрашиваю, чему вы приписываете это сопротивленіе?

Казалось, что они играли въ шахматы и Клементина сдлала первый ходъ, теперь была очередь аббата.

Онъ тотчасъ сдлалъ второй.

— Я возвращаю вамъ этотъ вопросъ, сказалъ онъ,— вы были гувернанткой этой двушки и, конечно, знаете ее лучше, чмъ я.

— Когда она была подъ моимъ руководствомъ, она выказывала расположеніе къ монашеству. Подъ вашимъ — сохранила-ли она его?

По тому, какъ она повела разговоръ, онъ понялъ, что ее не такъ-то легко заставить сдаться, и онъ не достигнетъ этого посредствомъ одного только хладнокровія и терпнія исповдника.

— Я расположенъ думать, сказалъ онъ,— что мы ошиблись насчетъ расположенія этой двушки, то, что мы приняли за призваніе къ монашеской жизни, могло-быть просто желаніемъ выйти замужъ. Что вы на это скажете?

Ударъ былъ нанесенъ прямо.

— Но… я не знаю, отвчала Клементина, съ безпокойствомъ спрашивая сама себя, чего онъ хотлъ этимъ достичь.

— Уже нсколько времени, продолжалъ аббатъ,— я все сбирался написать г. маркизу де-Рюдмонъ и высказать ему мои недоумнія. Въ то-же время я думалъ разспросить объ этомъ и Денизъ. Но такъ какъ вы воротились, то моя отвтственность прекращается, я васъ предупреждаюлучше чмъ кто-либо вы можете узнать отъ нея, каковы ея настоящія намренія.

— Есть-ли у васъ какіе-нибудь поводы жаловаться на нее?

— Жаловаться! вскричалъ онъ, сложивъ руки и подымая ихъ къ небу.— О! конечно нтъ. Она самая нжная, почтительная и послушная двушка, которая у насъ когда-либо была въ монастыр. Если бы не эта меланхолія, странная въ ея годы, она была бы образцемъ. Въ первое время ея пребыванія у насъ, я не обращалъ особеннаго вниманія на ея печаль, о которой мн вс говорили и которую я самъ замчалъ. Для меня эта печаль имла весьма естественныя причины: съ одной стороны, разлука съ тми, кого она любила, асъ другой — совершенное уединеніе, тогда какъ она привыкла уже къ удовольствіямъ. Печаль, порожденная этими обстоятельствами не должна была быть продолжительною, но однако она не только не исчезла, но даже усилилась. Вотъ что меня безпокоитъ.

— Вы хотите, чтобы я съ ней поговорила? спросила Клементина.

— Хочу-ли я? Знайте, что я лично ничего не хочу.

— Мн кажется, что если я должна разспросить Денизъ, то мн было бы хорошо узнать сначала то, что вы думаете о ней, т. е. къ какому убжденію привели васъ ваши наблюденія въ теченіи этихъ послднихъ мсяцевъ. Будетъ-ли нескромностью спросить васъ объ этомъ?

‘Ршительно, подумалъ аббатъ Гилльсмитъ,— мы проводимъ время въ взаимныхъ распросахъ. Странный разговоръ, вопросы безъ отвтовъ.’

Но онъ остерегся высказать эту мысль въ слухъ, а напротивъ, съ самымъ любезнымъ видомъ отвчалъ, что это требованіе кажется ему совершенно законнымъ, и что онъ постарается удовлетворить ему.

— Надо вамъ сказать, началъ онъ,— что я не руковожу самъ умами двушекъ, находящихся въ монастыр святой Рутиліи, мои занятія препятствуютъ этому и съ величайшимъ сожалніемъ я долженъ былъ предоставить эту заботу моему викарію, аббату Коломбъ. Впрочемъ, никто не былъ такъ достоинъ этой щекотливой задачи какъ онъ. Терпніе, мягкость, снисходительность — съ одной стороны и горячая вра, охватывающая и воспламеняющая всхъ, кто только къ нему не приближается — съ другой. Онъ обладаетъ всми достоинствами и добродтелями, которыя только можно желать. Когда Денизъ прибыла въ монастырь, я передалъ ее ему, разсказавъ также и о намреніяхъ г. маркиза. Въ тоже время я увдомилъ о нихъ и настоятельницу. Денизъ не могла быть въ лучшихъ рукахъ, такъ-что, посл того, что вы мн говорили о ея расположеніи къ монашеской жизни, я былъ увренъ, что результатъ, котораго желалъ г. маркизъ, будетъ достигнутъ. Но каково было мое удивленіе, когда аббатъ Коломбъ и мать Алиса увдомили меня, что наши надежды не оправдываются. Какъ ученицу, они не могли ее ни въ чемъ упрекнуть, она была прилежна, внимательна, готова на всякую работу, какую только ей назначали и, вмст съ тмъ, умна, одарена мягкимъ характеромъ и превосходнымъ сердцемъ, что скоро заставило всхъ подругъ полюбить ее. Но она не выказывала ни малйшаго желанія сдлаться монахиней.

— Не получала-ли Денизъ какихъ нибудь писемъ, которыя могли-бы измнить образъ ея мыслей?

— Нтъ. Госпожа Меро, правда, являлась разъ, но мы ее не допустили видть Денизъ, сообразуясь съ вашими приказаніями. Что-же касается до писемъ, то она не получила ни одного.

— Даже тайно?

— Не думаю. Впрочемъ, позвольте вамъ замтить, что призваніе къ монашеству, которое можетъ быть уничтожено первымъ письмомъ пришедшимъ извн, должно быть очень слабо, и надо подумать, прежде чмъ принять его.

— Вы не испытывали-ли Денизъ?

— Боже мой! нтъ. Я ожидалъ, какъ я вамъ уже говорилъ, и что еще боле заставило меня подождать, это — противорчащія слова этой двушки. Были минуты, когда можно было думать, что она съ жаромъ стремится къ монашеской жизни, а иногда казалось, что она стремится вырваться въ свтъ съ неменьшимъ жаромъ. Какая же могла быть причина этихъ противоположностей? Не надо-ли отыскивать ее въ движеніяхъ отчаянія, которое часто заставляетъ насъ прибгать къ Богу, такъ какъ мы чувствуемъ тогда, что Онъ одинъ есть источникъ всякой радости? Я расположенъ этому врить тмъ боле, что до меня дошли кое-какіе слухи.

— Какіе слухи? спросила Клементина съ безукоризненной наивностью.

— Какъ, вы ихъ не знаете? возразилъ аббатъ, не мене великолпный въ своемъ изумленіи.— Мн передавали, что во время ея пребыванія въ замк де-Рюдмонъ, она, не смотря на свою молодость, уже успла влюбиться въ своего кузена, Людовика Меро, и что этотъ послдній тоже почувствовалъ истинную страсть.

Пока онъ говорилъ, Клементина спрашивала себя, хочетъ-ли онъ отказаться принять Денизъ въ монастырь или-же потребуетъ увеличенія вклада?

Обдумывая это, она машинально смотрла на большую желтую афишу, прибитую на стн, позади аббата.

Особенно рзко выдлялись нсколько словъ, напечатанныхъ большими буквами: Артистическое слесарное заведеніе въ Ганнебъ. Облигаціи, подписка, выгоды, безопасность.

Она устремила глаза на эту афишу и казалось не слушала боле аббата.

Тотъ, пораженный этимъ невниманіемъ, инстинктивно повернулъ голову, чтобы увидать, что такъ привлекло ея вниманіе.

Его афиша!

Они нсколько минутъ молча смотрли другъ на друга, но если ихъ уста молчали, то глаза говорили.

— Я не сообщалъ еще г. маркизу де-Рюдмонъ объ этомъ превосходномъ дл, сказалъ наконецъ аббатъ,— такъ какъ я ожидалъ его возвращенія, чтобы объяснить ему это, я сберегъ для него пятьдесятъ акцій по пяти сотъ франковъ.

— Если дло такъ превосходно, какъ вы говорите — чему я охотно врю — то вы могли бы записать на имя маркиза сто акцій. У него есть въ настоящее время деньги, которыя надо помстить, и такъ какъ онъ поручилъ эти деньги мн, то я конечно буду руководиться въ этомъ помщеніи вашими познаніями и совтами. Но теперь дло идетъ не объ этомъ, а о Денизъ. Возвратимся къ этому дорогому дитяти! Когда мы сговоримся на ея счетъ, тогда перейдемъ и къ этой подписк.

XII.

— Мн надо поговорить съ вами совершенно откровенно, сказала она, — и объяснить вамъ истину, какъ-бы я говорила съ вами на исповди. Потому что мы находимся теперь въ такомъ щекотливомъ положеніи, что намъ всмъ необходимы ваши совты и познанія. Когда я говорила съ вами въ первый разъ о Денизъ, я сказала вамъ, что она дочь маркиза и поэтому будетъ его наслдницей. Я тогда слишкомъ поторопилась.

— Она не будетъ его наслдницей? прервалъ аббатъ, взглянувъ на нее.

— Она не дочь его, продолжала Клементина. Какъ маркизъ далъ убдить себя, что она его дочь, я не знаю, потому что у меня нтъ точныхъ свдній о его связи съ этой актрисой. Достоврно только то, что онъ считалъ ее своей дочерью, и въ этомъ убжденіи онъ хотлъ выдать ее замужъ за Людовика Меро. Конечно, этимъ онъ принималъ въ свое семейство незаконнорожденную, но этотъ порокъ рожденія исчезалъ для него, такъ какъ, она была его дочерью. И надо слишкомъ оскорбляться этой слабостью или, скоре, отеческимъ тщеславіемъ: оно совершало браки незаконныхъ дтей Людовика XIV. Но когда маркизъ убдился, что онъ былъ обманутъ….

— У него были доказательства этого?

— Такія очевидныя, на сколько это возможно. Онъ узналъ, что мать Денизъ передъ смертью написала тремъ лицамъ, поручая имъ свою дочь и увряя каждаго, что она была также его дочерью.

— Возможно-ли это?

— Эта троичность, конечно, не удовлетворила маркиза. Какія мученія онъ вынесъ — я этого не знаю, но я убждена, что они были жестоки, потому что онъ очень любилъ Денизъ. По моему мннію, онъ тогда испыталъ глубокое потрясеніе, которое посл выказалось въ вид апоплексическаго удара.

— Такъ вотъ чмъ объясняется эта страшная слабость, о которой такъ много говорятъ?

— Безъ всякаго сомннія. Но дло не въ г. маркиз, а въ Денизъ. Посл этого открытія, маркизъ поручилъ мн просить васъ принять его воспитанницу въ монастырь святой Рутиліи. Это разоблаченіе его поразило, но съ характеризующимъ его великодушіемъ и справедливостью, онъ не захотлъ вымщать свое горе на этомъ ребенк, въ сущности нисколько не виновномъ въ этомъ позорномъ дл. Онъ былъ привязанъ къ ней, и если не могъ боле считать ее своей дочерью, то еще боле не могъ оттолкнуть ее отъ себя, какъ чужую. Его положеніе было довольно печально. Ужасно! Тогда маркизъ подумалъ о монастыр святой Рутиліи. Такъ какъ я и вс, жившіе вмст съ Денизъ, онъ былъ пораженъ ея религіознымъ настроеніемъ, ее одушевляла такая истинная набожность, что это можно было принять, и мы приняли, за призваніе къ монашеству.

Клементина говорила, не сводя глазъ съ аббата и, не смотря на его аффектированное равнодушіе, слдила за впечатленіемъ, которое производили на него ея слова. Очевидно, они его поражали, его вниманіе было возбуждено и казалось, онъ старался отдлить въ этомъ разсказ истину отъ лжи. Для нея это было уже большимъ успхомъ.

Она продолжала:

— Надо вамъ замтить, что когда маркизъ привезъ Денизъ въ монастырь, она не сдлала ни малйшаго намека на свою любовь. Она только плакала. Это было очень естественно и маркизъ приписалъ это отчаяніе ихъ разлук, и я полагаю, что онъ былъ совершенно правъ. Какъ-бы то ни было, но маркизъ ухалъ съ убжденіемъ, что Денизъ будетъ монахиней и будетъ этимъ счастлива. Для него это было большимъ утшеніемъ, потому что, я повторяю, онъ очень любилъ и любитъ эту двушку.

— Но если онъ не могъ узнать ея настоящихъ чувствъ, что я охотно допускаю, потому что она такъ осторожна на этотъ счетъ, что ни настоятельница, ни аббатъ Коломбъ, ни я, не могли проникнуть ее, то все-таки онъ долженъ былъ узнать, покрайней мр, чувства своего племянника.

Это замчаніе, сдланное самымъ добродушнымъ тономъ, нисколько не смутило Клементину.

— Конечно, отвчала она.— Немного спустя посл отъзда отсюда, маркизъ получилъ письмо отъ Людовика Меро, въ которомъ тотъ говорилъ про свою любовь. Маркизъ былъ этимъ чрезвычайно разсерженъ, онъ находилъ справедливымъ, если-бы его племянникъ женился на его дочери, но ему казалось чудовищнымъ желаніе его жениться на незаконной дочери актрисы, не смотря на всю нжность, которую онъ могъ еще къ ней чувствовать.

Такъ какъ аббатъ продолжалъ смотрть на нее съ проницательнымъ вниманіемъ, то она, немного помолчавъ, продолжала:

— Эти чувства могутъ на первый взглядъ показаться противорчащими, но тотъ, кто знаетъ гордость маркиза, легко это пойметъ: его гордость не выносила мысли, что будущій наслдникъ имени и владній де-Рюдмонъ женится на дочери актрисы, незаконной дочери какого-нибудь негодяя. Въ этомъ смысл маркизъ и отвчалъ своему племяннику, а такъ какъ тотъ настаивалъ, то между ними произошелъ разрывъ, который. сегодня еще усилился, такъ какъ г. Меро, узнавъ о прибытіи маркиза, сталъ опять настаивать на томъ, чтобы онъ далъ согласіе. Маркизъ, между нами будь сказано, взбшенъ противъ своего племянника и если тотъ какимъ-нибудь образомъ достигнетъ того, что женится на Денизъ, то конечно, онъ будетъ лишенъ наслдства.

— Въ самомъ дл?

— Нтъ никакого сомннія. Конечно, надо прибавить, что маркизъ не вритъ въ возможность этого брака, такъ какъ онъ убжденъ, что Денизъ ршилась сдлаться монахиней. Если-бы онъ пріхалъ сюда, раньше меня, и вы сказали-бы ему, также какъ и мн, что вмсто призванія къ монашеской жизни вы замчаете въ ней только стремленіе выйти замужъ, то это было-бы для него страшнымъ ударомъ и, при его теперешней слабости, это могло бы даже убить его.

Но, рано или поздно, онъ будетъ пораженъ этимъ открытіемъ, для этого ему стоитъ только увидть Денизъ.

— Такъ надо, чтобы онъ ее не увидлъ.

Посл этихъ словъ водворилось продолжительное молчаніе. Клементина ждала, чтобы аббатъ обдумалъ эту мысль, а тотъ, въ свою очередь, видя къ чему она ведетъ, и понявъ ея уловки, интересовался, какъ-то она будетъ продолжать.

— Я хочу сказать, начала она снова,— что было-бы хорошо, если-бы онъ не могъ увидть ее хотя нсколько дней, потому-что я хорошо знаю, что мы живемъ не въ такое время, когда можно бы было скрыть молодую двушку, заставляя ее странствовать изъ монастыря въ монастырь — Я не знаю, было-ли это когда-нибудь, возразилъ аббатъ твердымъ голосомъ,— но я знаю, что теперь этого уже не существуетъ.

— Такъ-что я хочу только, чтобы Денизъ не было въ монастыр Святой Рутиліи, когда туда прідетъ маркизъ, она можетъ быть отправлена на югъ, на берегъ моря, или на какія-нибудь воды, для здоровья. Тогда, во время этого отсутствія, я постоянно пріучила-бы маркиза къ мысли, что она не будетъ монахиней, такъ какъ у ней нтъ къ этому призванія. У ней нтъ призванія! Противъ этого ничего нельзя сказать и никто не можетъ имть мысли насиловать ея волю и вру. Съ другой. стороны можно будетъ въ это время окончательно убдиться, дйствительно-ли у нея нтъ этого призванія.

Снова водворилось молчаніе.

— Если Денизъ, продолжала Клементина,— будетъ убждена, что отказываясь остаться въ монастыр, она этимъ лишаетъ г. Меро имени и состоянія, она можетъ быть, тронется этимъ. Кром того, въ это время можетъ многое произойти. Тогда какъ, если г. де-Рюдмонъ увидитъ ее завтра или посл-завтра, я боюсь того, что можетъ отъ этого произойти. Во первыхъ, это страшное волненіе поразитъ маркиза и потрясетъ его здоровье, а потомъ непремннымъ слдствіемъ этого будетъ лишеніе наслдства г. Меро. Вы мн только-что сказали, что, какъ вамъ кажется, лучше всего будетъ женить молодыхъ людей. Вы видите, что обстоятельства складываются не въ этомъ смысл.

Нсколько секундъ аббатъ Гилльсмитъ не отвчалъ я эти секунды показались Клементин очень долгими.

— Конечно, сказалъ онъ наконецъ,— не надо дйствовать грубо въ такихъ щекотливыхъ обстоятельствахъ. Я согласенъ отправить эту двушку провести сезонъ на водахъ, въ Баньол, гд въ настоящее время есть наши сестры въ монастыр Святаго Іосифа. Черезъ нсколько времени она вернется и тогда, сообразно съ тмъ, что произойдетъ здсь, ршится ея судьба.

Разговоръ продолжался еще нсколько времени и было наконецъ ршено, что Денизъ отправится завтра въ Баньоль въ сопровожденіи одной изъ сестеръ.

Клементина уже направилась въ двери, какъ вдругъ остановилась:

— А эта подписка? сказала она,— я совсмъ было о ней позабыла, такъ сто акцій, не правда-ли? Черезъ нсколько дней я пришлю вамъ чекъ на банкъ братьевъ Моне въ Конде.

— Кстати, сказалъ аббатъ, не произнеся ни одного слова благодарности,— позвольте мн спросить васъ много-ли денегъ лежитъ у васъ въ этомъ банк? Во время вашего отсутствія распространились слухи, которые, конечно, клевета, но которые однако поколебали его кредитъ. Почему вы не помстите ваши деньги здсь, у г. Претавуань?

XIII.

Де-Каркбю былъ совершенно подчиненъ и Клементина могла разсчитывать на него какъ на самаго врнаго союзника.

Людовику Меро было отказано отъ дому, Денизъ изгнана въ Баньоль. Таковы были результаты, достигнутые ею въ одинъ день.

Она вернулась въ замокъ, удовлетворенная тмъ, что сдлала, и нжно отвчала на жалобы маркиза, недовольнаго тмъ, что онъ такъ долго оставался одинъ.

Она увлеклась удовольствіемъ ходьбы и воспоминаніями.

— Я хотла дойти до сосенъ Ландъ, сказала она, нжно взглянувъ на него.

— Такъ далеко, пшкомъ, это безуміе.

— Я хотла, чтобы моя первая прогулка была въ то мсто, гд я видла ваши прекрасные глаза покоющимися на мн съ любовью. Я хотла снова испытать тамъ то сладостное волненіе, которое я тогда чувствовала.

— И…

— И я испытала его, на дорог тже самыя красныя иглы, скользящія подъ ногами, въ воздух тотъ-же ароматъ, между втвями таже музыка втра. Но васъ не было тамъ, чтобы освтить этотъ пейзажъ, и я воротилась бгомъ. Простите мн это отсутствіе.

— Мы возвратимся туда вмст, сказалъ онъ, сжимая ея руку.

Часъ обда давно уже прошелъ. Они вошли въ столовую, гд нашли де-Каркбю, шагавшаго вдоль и поперегъ. Но, совершенно противоположно тому, что бывало прежде, если ему приходилось ждать ссть за столъ, онъ не выказывалъ ни малйшаго дурнаго расположенія духа.

— Я хотлъ васъ ждать, сказалъ онъ подходя къ маркизу,— конечно, это самое меньшее, что я долженъ сдлать, чтобы отпраздновать ваше возвращеніе.

Три прибора были накрыты за столомъ, два съ одной стороны, для маркиза и Клементины, и одинъ, напротивъ нихъ, для де-Каркбю.

Маркизъ подошелъ, опираясь на руку Клементины, она помогла ему ссть и, при помощи шелковаго шнурка съ серебрянными щипчиками на концахъ, подвязала ему подъ подбородокъ салфетку.

Въ тоже время де-Каркбю также услся на своемъ мст, опираясь на спинку стула, раздвинувъ ноги и выставивъ впередъ грудь.

— Не правда-ли, сказалъ онъ,— какъ хорошо соединиться всмъ вмст за хорошо сервированнымъ столомъ?

Маркизъ оглядлся вокругъ себя и его лобъ сморщился: не вс т сидли за столомъ, кого онъ привыкъ видть за нимъ.

— Ну, полноте! сказалъ де-Каркбю, замтивъ это впечатлніе,— не надо трогаться этимъ, дорогой Артуръ. На этомъ праздник недостаетъ одной женщины безъ сердца, я могу такъ говорить, потому-что она моя сестра, я уважаю мое семейство, но истина прежде всего. Вотъ каковъ я.

Клементина сдлала знакъ Валерію, который быстро поставилъ передъ маркизомъ полную тарелку супа и тотъ тотчасъ принялся сть.

Онъ жадно глоталъ ложку за ложкой, какъ будтобы чувствовалъ сильный голодъ, по дрожащія руки при такой торопливости измняли ему и, поднося ложку ко рту, онъ проливалъ половину назадъ въ тарелку, брызги летли по всей скатерти.

Кто-бы узналъ въ немъ того изящнаго маркиза де-Рюдмонъ, какимъ онъ былъ два года назадъ!

Де-Каркбю мигнулъ Клементин, но та прямо взглянула на него и казалось не понимала, что онъ хотлъ сказать.

Кром того, у ней была одна забота о маркиз: когда подавали блюда, она выбирала куски, которые она хотла чтобы онъ сълъ и, если они были слишкомъ горячи,— она предупреждала его объ этомъ, по ея знаку наполняли стаканы и если она его не длала, они оставались пусты.

Маркизъ, не говоря ни слова, лъ все — мясо и овощи — съ одинаковой жадностью. Онъ всегда много лъ и это легко объяснялось его ростомъ и сложеніемъ, но онъ лъ изящно и былъ лакомка. Теперь же онъ боле не лъ — онъ пожиралъ, онъ наполнялъ себя по скотски.

Всякаго другого, кром де-Каркбю, тронуло-бы зрлище такого униженія, но онъ смялся и апплодировалъ.

— И увряютъ, что вы больны! За ваше здоровье, другъ мой!

Потомъ, обращаясь къ Клементин, онъ продолжалъ:

— И за ваше! Я счастливъ, что мы снова находимся вмст, крикъ сердца, вы знаете, нельзя удержать.

Когда, посл обда, перешли въ гостинную, Клементина усадила маркиза въ кресло передъ каминомъ, въ которомъ горлъ яркій огонь и платкомъ подвязала ему подбородокъ. Напоивъ его чашкой кофе, которую она сама подсластила и держала въ рукахъ, пока онъ совершенно не былъ готовъ, Клементина сла за фортепіано и стала тихо и медленно играть какой-то вальсъ.

Маркизъ не замедлилъ заснуть, его руки повисли вдоль кресла, и подбородокъ, не смотря на платокъ, опустился на грудь. Тогда де-Каркбю, сидвшій неподвижно передъ маленькимъ столикомъ и длавшій только самыя необходимыя движенія чтобы размшать свой кофе съ водкой и влить туда безконечное число рюмокъ рому, кюрассо и шартрезъ, вдругъ поднялся и на ципочкахъ подошелъ къ фортепіано.

— За какимъ чортомъ ходили вы сегодня до обда? спросилъ онъ, наклонившись къ уху Клементины, не перестававшей играть.

Она обернулась на половину къ нему и медленно оглядла съ ногъ до головы.

— Такъ этого еще не довольно! вскричала она, какъ-бы говоря сама съ собой.

Потомъ, вдругъ прекративъ вальсъ, начала играть пснь Миньоны: ‘Ты знаешь-ли край?..’, какъ будто-бы она хотла мысленно бжать изъ замка и удалиться въ идеальную страну.

Но это была только молнія. Такъ какъ де-Каркбю продолжалъ стоять около нея, она обернулась и быстро сказала ему:

— Въ послдній разъ я отвчаю на ваши глупые вопросы, но понимаете, что это въ послдній разъ. Не спрашивайте меня никогда, я буду нма, какъ это кресло. Вы меня спрашиваете куда я ходила до обда? Въ Ганнебо, чтобы помшать маркизу увидть Денизъ. Я успла въ этомъ. Денизъ нтъ боле въ Ганнебо и когда маркизъ захочетъ ее видть, онъ не найдетъ ее. Понимаете-ли вы?

Она наклонилась надъ фортепіано, тогда какъ де-Каркбю всплеснулъ руками отъ удивленія.

Черезъ часъ маркизъ проснулся. Тогда Клементина живо раскрыла передъ нимъ столъ и они стали играть въ экарте. Странная вещь, она почти никогда не выигрывала и въ конц концовъ маркизъ почти всегда одерживалъ верхъ въ этихъ горячо-оспариваемыхъ партіяхъ.

Де-Каркбю, смотрвшій на игру, замтилъ, что при ршительномъ ход она сбросила своихъ козырей, онъ толкнулъ ее ногой подъ столомъ и такъ какъ она не поняла этого, то онъ поднялъ ея сбросъ и показалъ ей, она взяла у него карты и бросила ихъ въ кучу.

Онъ былъ изумленъ. Что это могло значить? При слдующемъ ход она сдлала тоже самое, тогда онъ не могъ удержать восклицанія удивленія и досады.

— Плутовать, чтобы проигрывать! прошепталъ онъ сквозь зубы.

Но она, незамтнымъ знакомъ, приказала ему молчать.

Итакъ, она плутовала! Если-бы еще для того, чтобы выиграть! Они вдь играли на деньги, по луидору за партію. Нтъ, это было уже слишкомъ! Почему она не обыгрываетъ маркиза. Луидоръ за луидоромъ составили-бы наконецъ сумму..

Онъ смотрлъ только на эти луидоры и съ отчаяніемъ видлъ, какъ они переходили въ руки маркиза, онъ непонималъ, что она играла не на эти луидоры, лежавшіе на зеленомъ стол, а на этотъ замокъ, земли Рюдмонъ, на все состояніе Артура.

Въ одиннадцать часовъ маркизъ ушелъ къ себ и въ полночь Клементина могла запереться въ своей комнат и вздохнуть свободно.

Наконецъ она освободилась.

Какъ тяжело было иго, которое она сняла съ своихъ плечъ!

Она зажгла дв свчи, стоявшія на камин и, распустивъ волосы, посмотрла на себя въ зеркало.

Нтъ, они еще не посдли, нтъ, морщины не появились на ея лбу!

Но за этимъ днемъ, который былъ для нея такъ дологъ, послдуетъ много подобныхъ ему, также длинныхъ, также трудныхъ, если еще не боле.

Надо будетъ еще защищаться, выдумывать ложь за ложью, надо будетъ бороться то съ тмъ, то съ другимъ, то со всми заразъ, потому что хотя она успла поразить своихъ враговъ и удалить ихъ на мгновеніе, но они еще возобновятъ нападеніе.

Сколько времени продолжится эта отсрочка? Это было для нея важнымъ вопросомъ.

Но это было далеко не все, о чемъ она должна была заботиться.

Что нужно было, чтобы разрушить это зданіе лжи, которое она построила?

Ничего, какую-нибудь песчинку. Потому что вс средства, пущенныя ею въ ходъ были непрочны, такъ какъ были основаны на лжи.

Она нисколько не увлекалась на счетъ ихъ значенія, и если употребила ихъ, то только по той причин, что въ ея распоряженіи не было лучшихъ.

Сама она не запутается-ли въ этомъ лабиринт? Вспомнитъ-ли она, что она говорила маркизу, что аббату Гилльсмитъ, одному сегодня, другому вчера? Не такъ трудно выдумать ложь, какъ поддержать ее, помнить объ ней, знать въ тоже время кому она была сказана, вс обстоятельства, которыми воспользовались, чтобы сдлать ее правдоподобне.

Жизнь, къ которой она приготовлялась не будетъ-ли жизнью борьбы и не будетъ-ли она обязана успхомъ только безпрестаннымъ усиліямъ?

Она шла по натянутому канату, одна минута смущенія или забывчивости — и она погибла.

И такъ каждый день будетъ уходить на эту борьбу. Что-же касается до настоящаго дня, то она могла отдать себ справедливость, что употребила его хорошо. И, удовлетворенная всмъ сдланнымъ, она заснула.

Ей снилось, что она слышитъ бальную музыку, въ роскошномъ наряд, принимаетъ она гостей въ своемъ замк де-Рюдмонъ. Въ глубин залы ея мать, невидимая ни для кого, длаетъ ей знакъ одобренія и говоритъ: ‘Ты не осталась бдной’.

XIV.

На другой день утромъ ея первымъ дломъ было предложить маркизу отправиться повидаться съ Денизъ.

— Я думаю, что вы не слишкомъ утомлены сегодня, сказала она.

— Нисколько.

— Отлично! въ такомъ случа, если вы хотите, мы отправимся посл завтрака въ Ганнебо, надо, чтобы вашъ первый выходъ былъ для этой бдной Денизъ. Пока вы будете у ней въ монастыр, я побываю у аббата Гилльсмитъ, онъ будетъ откровенне со мною, чмъ съ вами.

При этихъ словахъ она замтила на, его лиц улыбку. Ахъ! какіе глубокіе корни пустила въ немъ привязанность къ Денизъ.

— Завтра, сказалъ онъ посл минутнаго размышленія,— мы отправимся въ Ганнебоа сегодняшній день я предполагалъ употребить для другаго визита.

Она взглянула на него съ удивленіемъ.

— Къ соснамъ Ландъ, сказалъ онъ, нжно пожимая ея руку,— хотите вы снова увидть ихъ вмст со мной?

— Вы не могли доставить мн большей радости, я васъ обожаю за эту мысль, но прежде себя намъ надо позаботиться о другихъ, и прежде всего о Денизъ.

Маркизъ опустилъ голову.

— Не бойтесь затруднить этимъ меня, продолжала она,— вы опасаетесь, что я ревную къ вашей дружб съ этимъ ребенкомъ, и хотите доказать мн, что я ближе вашему сердцу, чмъ она. Я надюсь на это, но еслибы я могла думать, что это не такъ, о! тогда я ревновала бы ужасно. Но я не боюсь этого — я знаю вашу любовь! Мы начнемъ съ Ганнебо, я хочу, я требую этого, завтра мы пойдемъ въ Ланды.

Маркизъ уступилъ съ такой легкостью, что это ясно показало какое удовольствіе доставило ему это распредленіе.

— Не говоря уже о моей симпатіи къ Денизъ, которая вамъ хорошо извстна, у меня есть другія причины желать, чтобы это посщеніе не было отложено. Надо, чтобы вы спросили Денизъ и узнали окончательно, чего вы должны держаться относительно ея религіознаго призванія: хочетъ-ли она вступить въ монастырь или выйти замужъ за вашего племянника? Да или нтъ, пусть она отвтитъ категорически. Увряю васъ, что меня лично интересуетъ ея отвтъ, потому-что все это дло такъ странно запутано, что я ршительно ничего не понимаюсъ одной стороны г. Меро пишетъ, что къ монастырской жизни она питаетъ отвращеніе, а съ другой стороны, аббатъ Гилльсмитъ пишетъ, что она чувствуетъ призваніе къ этой жизни. Между этими двумя увреніями, Денизъ не высказалась ни въ пользу котораго. Она сохраняетъ осторожность совершенно необъяснимую, если это не стыдливая скромность, доведенная до крайности. Надо это кончить, это мое сильнйшее желаніе.

— И мое также.

— О! Мы находимся не въ однихъ и тхъ же условіяхъ, потому-то я, надо въ томъ сознаться, очень боюсь Денизъ. Я помню, что она заставила меня вытерпть, когда я принуждена была удалиться отъ васъ, и я всегда боюсь подвергнуться подобнымъ же мученіямъ. Что будетъ, если она снова возвратится сюда?

— Но вы хорошо знаете, что это невозможно.

— Я это буду знать еще лучше, когда она пострижется или выйдетъ замужъ. Вотъ почему я такъ сильно желаю того или другаго ршенія, все равно котораго, только бы она защитила мою любовь отъ всякой опасности.

Онъ жестомъ попытался разуврить ее.

— Отъ всякой неожиданности, если вамъ это больше нравится, въ этомъ отношеніи я жестока. Вы знаете, что для меня на этомъ свт существуетъ только одно: ваша любовь. Я не хочу, чтобы она подвергалась даже воображаемой опасности. Наконецъ, мн кажется, что я не слишкомъ требовательна, побуждая васъ просить Денизъ высказаться, что монастырская жизнь не заключаетъ въ себ ничего ужаснаго. Что можетъ быть лучше для молодой двушки въ ея положеніи, какъ посвятить себя Богу, благодаря вкладу, который вы конечно ей дадите, она сдлается настоятельницей въ томъ монастыр, въ который поступитъвъ безопасности отъ страстей міра, безъ борьбы, безъ горя, душа спокойна. Я не могу жалть о ней.— Съ другой стороны, если она предпочтетъ бракъ этому спокойному убжищу, тогда еще боле нечего о ней сожалть: жена г. Меро возбудитъ скоре зависть, чмъ сожалніе.

Въ то же время, когда маркизъ входилъ въ монастырь святой Рутиліи, Клементина всходила вверхъ по улиц по направленію къ дому аббата.

Велико было удивленіе маркиза, когда онъ узналъ, что Денизъ отправилась на воды въ Баньоль. Она была больна!

Его разуврили въ этомъ, она была только немного утомлена занятіями, эти воды ее укрпятъ и она возвратится такой, какой всегда была, образцемъ во всхъ отношеніяхъ. Сестра, принявшая маркиза, не переставала говорить объ этомъ. Денизъ длала честь монастырю.

Выйдя изъ монастыря, маркизъ приказалъ проводить себя до дома аббата, но по дорог онъ встртилъ возвращающуюся оттуда Клементину.

— Не ходите дальше, сказала она,— визитъ къ аббату Гилльсмитъ будетъ вамъ дорого стоить. Онъ сбирается пустить въ ходъ новыя дла и разсчитываетъ на значительную подписку съ вашей стороны. Позвольте мн переговорить съ нимъ объ этомъ.

Тутъ маркизъ разсказалъ ей объ отъзд Денизъ.

Сначала она, казалось, была удивлена этимъ и въ тоже время раздосадована.

Еще замедленіе, сказала она,— врно назначено судьбой, чтобы этотъ мечъ постоянно вислъ надъ моей головой.

XV.

Расположивъ все такимъ образомъ, Клементина могла вздохнуть свободно, спокойствіе ея было обезпечено впередъ на нсколько времени, въ продолженіи котораго она могла обдумывать. Потому-что посл разрыва между маркизомъ и семействомъ Меро и посл удаленія Денизъ ея партія еще не была выиграна.

Теперь надо было заставить маркиза написать въ ея пользу завщаніе, такое, какое она хотла, а это было не легко.

Будучи вдовой, она, конечно, могла-бы заставить жениться на себ маркиза. Надо было только вызвать порывъ страсти, и онъ любилъ ее на столько, чтобы дать увлечь себя даже до брака.

— Любишь-ли ты меня? Жена-ли я твоя? Любишь-ли ты меня на столько, чтобы дать мн свое имя? Достойна-ли я этого доказательства любви? Но, нтъ, я только твоя любовница.

Онъ былъ ослпленъ, влюбленъ до безумія.

Но слово ‘завщаніе’ было трудне искусно ввести въ сцену любви, чмъ слово ‘бракъ’.

— Любишь-ли ты меня? Уважаешь-ли ты меня на столько, чтобы отдать мн твое состояніе?.

Уваженіе, честь, страсть, состояніе, не идутъ другъ къ другу, эти слова какъ-бы отталкиваются одно отъ другаго, и умъ, точно также какъ и сердце, отказывается ихъ смшивать. Она была слишкомъ умна, чтобы рисковать этимъ. Кром того, она поставила себя въ такое положеніе, что вопросъ о завщаніи становился трудне для нея, чмъ для кого-либо другаго. Она выказывала равнодушіе къ деньгамъ и безкорыстіе.

Двадцать разъ въ день, съ тхъ поръ какъ она жила въ близкихъ отношеніяхъ съ маркизомъ, она провозглашала во всеуслышаніе, что деньги для нея ничего не значатъ, и во всхъ возможныхъ случаяхъ старалась подтверждать эти слова своей щедростью, деньги скользили у нея между пальцевъ, и въ Италіи, этой обтованной земл благодяній, она составила себ репутацію истиннаго великодушія. За ней слдовали по улицамъ сорренто и маркизу доставляло безконечное удовольствіе видть какъ она распредляетъ свои подарки.

Для себя лично она не хотла ничего принимать, и маркизъ принужденъ былъ сердиться, чтобы заставить ее носить драгоцнности, которыя онъ ей дарилъ, какъ-бы хороши он не были, она всегда принимала ихъ съ огорченнымъ видомъ и маркизъ не могъ добиться отъ нея слова благодарности или знака удовольствія.

— Вы хотите дать мн этимъ доказательство вашей любви? говорила она.— Ваши глаза блестятъ для меня ярче этихъ брилліантовъ. Я прошу васъ, мой другъ, избгайте всего, что можетъ походить на поступки богатаго человка, вознаграждающаго свою любовницу за счастіе, которое она ему доставляетъ, моя награда заключается въ этомъ счасть — видть тебя счастливымъ.

Единственные намеки, которыми она могла рискнуть, относились къ будущности ея и Артура.

— Мы слишкомъ счастливы, говорила она часто,— такъ не можетъ продолжаться вчно. Что сдлается, съ тобою, если ты меня лишишься? Что станется со мною, если я тебя потеряю?

Но он не принималъ ни той, ни другой вроятности, или, по крайней мр, не хотлъ говорить объ этомъ.

Когда она приступала къ этому предмету, онъ всегда такъ отклонялъ разговоръ, что его невозможно было продолжать. Особенно это сдлалось замтно посл его удара. Прежде онъ не очень любилъ говорить о смерти, но, по крайней мр, позволялъ о ней говорить при немъ. Эта мысль была для него непріятна въ примненіи къ другимъ, но лично она его не касалась. Человку его лтъ и силы нечего было бояться смерти. Но, посл удара, онъ не выносилъ даже, чтобы при немъ произносили слово ‘смерть’, и дошелъ до того, что просилъ Клементину, по прізд въ Рюдмонъ, отвчать за него на вс приглашенія на похороны, не сообщая о нихъ ему.

Однако онъ не говорилъ, что боится смерти, но, казалось, онъ хотлъ удалить самую мысль, что онъ долженъ когда-нибудь умереть, какъ будто уничтожая мысль, въ тоже самое время онъ могъ уничтожить и самый фактъ.

Какъ было, при подобныхъ условіяхъ, говорить ему о завщаніи?

Какъ заставить его заниматься тмъ, что должно будетъ сдлаться, когда его не будетъ боле на свт?

Единственный пунктъ, къ которому она могла приступить, было его здоровье и чрезъ него она умла косвеннымъ образомъ напоминать ему, что онъ можетъ умереть.

Правда, она не щадила его этими напоминаніями и расточала ихъ при каждомъ удобномъ случа. Въ холодъ, въ жаръ, на солнц, въ дождь, въ втеръ, за питьемъ, за дой, во время сна, на прогулк, за чтеніемъ, каждую минуту она напоминала ему съ самой нжной заботливостью, что онъ уже не такой крпкій человкъ, какимъ былъ въ. продолженіи сорока лтъ.

Тогда съ ея стороны начинались утшенія, воззванія къ доврію, къ мужеству, къ надежд.

— Не надо позволять себ ослабвать, особенно не надо бояться, силы возвратятся, здоровье возстановится.

Онъ трогался этими словами, но это было все, о завщаніи ни разу не было рчи.

Однако ей надо было немедленно найти средство побдить его упорство и заставить его отказать ей все состояніе.

Въ Италіи она могла ждать.

Теперь ожиданіе было невозможно.

Она привезла маркиза въ замокъ его предковъ, на его родину, въ среду своихъ, завщаніе, составленное въ Рюдмон, было-бы неоспоримо.

Кром того, если-бы она пропустила моментъ спокойствія и уединенія, котораго съ такимъ трудомъ добилась, то она, безъ сомннія, не нашла-бы его снова. Она не могла-бы овладть волей маркиза тогда, когда онъ сталъ бы колебаться между Денизъ, Людовикомъ и ею. Потомъ, онъ могъ умереть. Сколько времени осталось ему еще жить? Сколько лтъ, мсяцевъ, дней? Доктора говорили ей, что второй ударъ будетъ наврно смертеленъ.

Она хотла бы посовтоваться съ адвокатомъ или нотаріусомъ о форм завщанія, такъ какъ то, что она случайно узнала относительно ‘присвоенія хитростью’ внушило ей боязнь закона. Она надялась, прозжая чрезъ Парижъ, что ей будетъ можно найти тамъ адвоката, но маркизъ, что она только ни длала, не хотлъ дать ей ни одной минуты свободы.

Въ Конде кому можно было довриться?

Вс адвокаты были въ сношеніяхъ съ Людовикомъ Меро, и, кром того, какъ она думала, могли сдлаться посл опасными свидтелями. Безъ сомннія она, могла посовтоваться съ нотаріусомъ въ Сенъ-Ло, который длалъ ея свадебный контрактно это было возможно только посредствомъ письма, а ея правиломъ было не писать въ критическихъ обстоятельствахъ.

Она стала изучать кодексъ одна, въ постели, доставая тайкомъ изъ библіотеки комментаріи, которые могли его объяснить ей, и много ночей она засыпала съ этими книгами, спрятанными подъ одяломъ, ударившись во сн объ какую-нибудь изъ этихъ громадныхъ книгъ, она просыпалась, и продолжала занятія на томъ самомъ мст, гд усталость заставила ее прервать ихъ.

Такимъ образомъ, она узнала, что существуетъ три рода завщаній, два, окруженные многочисленными формальностями, и одинъ, столь же простой, какъ и легкій.

Конечно, она отвергла т формы, при которыхъ нужно посредничество нотаріуса и присутствіе. многочисленныхъ свидтелей. Съ подобной свитой она не могла увлечь Артура.

И, кром того, что сказалъ-бы де-Каркбю? Она знала всю свою власть надъ нимъ, но точно также знала, что это было единственною вещью, на которую она никогда не заставила-бы его согласиться.

Поэтому она остановилась на форм ‘собственноручнаго завщанія’, которое, какъ говоритъ законъ, для того чтобы быть дйствительнымъ, ‘должно быть все написано, означено числомъ и подписано рукой завщателя, не подвергаясь никакимъ другимъ формальностямъ’.

Дв строчки: ‘Завщаю все мое состояніе госпож Клементин Божонье’, число, подпись — и наслдство Артура принадлежало-бы ей.

И она не добьется этихъ немногихъ словъ отъ человка, котораго она держала у своихъ ногъ, котораго она заставляла плакать нахмуривъ только брови и котораго могла-бы заставить, умереть отъ счастія, еслибы захотла сдлать его счастливымъ! Которое изъ этихъ двухъ могущественныхъ средствъ должна она употребить, чтобы заставить его взять въ руки перо?

Страданіе?

Счастіе?

Была одна хитрость, которую она нсколько разъ уже употребляла, и которая всегда производила ожидаемый эффектъ,— это ея отъздъ.

Должна-ли она сыграть еще разъ эту комедію?

Въ усиліяхъ удержать ее, въ своихъ мольбахъ, въ общаніяхъ, въ предложеніяхъ, дойдетъ ли маркизъ до завщанія?

Напротивъ, не должна-ли она дйствовать при помощи счастія? Въ порыв страсти не напишетъ-ли онъ эти такъ горячо желаемыя ею строчки?

Сможетъ-ли она подсказать ему ихъ?

А если онъ умретъ отъ слишкомъ сильнаго горя или отъ чрезмрнаго счастія?

Не будучи поставлена въ необходимость дйствовать немедленно, она дала себ нсколько дней, чтобы хорошенько обдумать свой планъ и не предоставлять ничего случаю.

Разъ ея ршеніе принято, она пошла бы прямо къ цли, и ничто ее не остановило-бы.

Если-бы она не вырвала у него этихъ двухъ строчекъ счастіемъ, она достигла-бы этого при помощи страданія, одно вслдъ за другимъ: будучи въ ея рукахъ, которыя послдовательно переходили-бы отъ ласки къ мученіямъ, маркизъ долженъ былъ бы уступить.

Но, въ ту минуту когда она сбиралась подвергнуть его тому гнету, который долженъ былъ убить въ немъ всякую волю, она была остановлена новостью, странно ее поразившею.

Де-Каркбю, вернувшись изъ Конде, разсказалъ ей, что его сестра, госпожа Меро, нсколько дней тому назадъ, отправилась на воды въ Баньоль.

— Такіе бдняки не здятъ на воды, сказалъ онъ.

— Я спрошу у Артура, не онъ-ли платитъ за это перемщеніе.

— Берегитесь говорить объ этомъ маркизу.

— Почему?

— У меня есть свои причины, вы посл ихъ узнаете.

XVI.

Госпожа Меро могла быть въ Баньол только для того, чтобы увидать Денизъ.

Необходимо было помшать этому свиданью, если только оно еще не произошло.

Клементина не долго колебалась относительно средствъ, которыя нужно было употребить, она хотла отправиться сама въ Баньоль, была крайняя необходимость дйствовать, а письма могли причинить задержки или недоразумнія.

Тотчасъ она вошла къ маркизу, держа въ рук письмо, которое она только-что вынула изъ кармана своего платья, вся ея фигура выражала безпокойство и печаль.

— Что съ вами? спросилъ маркизъ, увидя ея входящею.

— Это письмо возвщаетъ мн дурную новость, моя тетка умираетъ.

— Какая тетка?

— Моя единственная родственница, сестра моего отца, она хочетъ меня видть, мн надо отправиться. Бозмите, читайте.

Она протянула ему письмо, но онъ съ грустнымъ видомъ отказался.

— Отправиться, сказалъ онъ,— вы хотите отправиться, оставить меня одного, для того чтобы подвергнуться этимъ страшнымъ волненіямъ.

— Она хочетъ обнять меня передъ смертью, разв могу я отказать ей въ этомъ утшеніи? Безъ сомннія, мн дорого стоитъ удалиться отъ васъ, но вы здоровы, а она умираетъ. Подумайте-же, мой другъ, о ея смертномъ одр.

Умереть, умирающая, смертный,— эти слова въ ея устахъ имли значеніе, которое подавляло маркиза.

— Вы знаете, продолжала она,— корыстолюбива-ли я, но, надо сознаться, что мн будетъ жаль, если маленькій домикъ моей тетки перейдетъ въ чужія руки, а это очень легко можетъ случиться, если я не дамъ ей этого послдняго доказательства моей привязанности. Глупо оставлять наслдство роднымъ, потому только, что они родные. Если они насъ любятъ, да, если же они насъ оставляютъ, тогда нтъ. Въ такомъ случа, не лучше-ли оставлять его тмъ, которые окружаютъ насъ заботами, не обращая вниманія на родство? Моя тетка, конечно, не сдлаетъ этого, если я откажусь пріхать обнять ее. Я люблю этотъ домикъ не потому, что онъ будетъ когда-нибудь единственнымъ моимъ имуществомъ, но потому, что онъ для меня полонъ священныхъ воспоминаній. Тамъ проводила я вакаціи съ моимъ бднымъ отцемъ, тамъ я увидла въ первый разъ деревья, цвты. Ахъ! дорогой маленькій домикъ, съ поросшей мхомъ крышей и желтыми ставнями.

У ней, никогда не плакавшей, навернулись слезы на глазахъ, маркизъ былъ побжденъ этимъ волненіемъ.

— Позжайте, сказалъ онъ,— такъ какъ это необходимо, но прошу васъ, возвращайтесь скоре, подумайте обо мн.

— Чтобы я думала о васъ! О, Артуръ, какъ вы можете обращаться ко мн съ такими просьбами?

— Когда вы хотите отправиться?

— Сейчасъ, если вы позволите.

Однако она не тотчасъ отправилась, такъ какъ ей надо было дать инструкцію сначала де-Каркбю, поручивъ ему защищать двери замка отъ Людовика, въ случа если бы тотъ явился, потомъ Валерію, приказавъ прятать вс письма, присылаемыя маркизу по почт или съ курьеромъ.

Принявъ эти предосторожности, она отправилась въ Конде, чтобы взять мсто въ дилижанс, отправлявшемся вечеромъ.

Но, когда она пришла въ контору, ей сказали, что больше нтъ мстъ, такъ какъ на другой день должна была быть большая ярмарка.

Она предложила заплатить, что они только захотятъ.

— Это невозможно, отвчалъ ей продавецъ билетовъ,— у насъ и такъ семь лишнихъ пассажировъ и я сейчасъ только отказалъ въ мст г. Меро, который хотлъ отправиться во чтобы то ни стало, но, нечего длать, долженъ былъ остаться до завтра. Если вы желаете поступить также, то у меня есть еще два мста въ купэ, такъ какъ первое занято г. Меро.

Планъ Клементины мгновенно былъ измненъ. Если Людовикъ отправлялся въ Паньоль, такъ это наврное потому, что госпожа Меро нашла средство дать ему увидться съ Денизъ, она съумла-бы помшать этому свиданью. Но прежде она хотла сдлать смлый поступокъ — путешествовать вмст съ Людовикомъ и рискнуть на попытку, о которой она неопредленно думала еще въ Италіи и которой помшалъ быстрый разрывъ, происшедшій тотчасъ посл ихъ прізда въ Рюдмонъ.

— Хорошо, сказала она,— я беру два мста въ купэ на завтра и плачу за нихъ впередъ. Если г. Меро случайно придетъ раньше меня, то я попрошу васъ не говорить ему съ кмъ онъ долженъ путешествовать, я хочу сдлать ему маленькій сюрпризъ.

Возвратившись въ Рюдмонъ, она объяснила свое возвращеніе тмъ, что опоздала, и сказала, что она отправится завтра. Дйствительно, на другой день она рано оставила Рюдмонъ и прибыла въ Конде, задолго до отхода дилижанса.

Она была закутана въ дорожную шубку, скрывавшую ея фигуру, а густая вуаль мшала видть ея лице.

Она сла въ контор и молча, безъ движенія, ждала пока не вывели дилижансъ изъ сарая, какъ только онъ былъ приведенъ на дворъ, она велла открыть дверцу купэ и услась тамъ въ углу, къ великому удивленію кондуктора, который старался убдить ее, что у ней есть еще боле часа времени и что она еще могла бы пость чего-нибудь въ отел, ночь будетъ долга.

Она взяла съ собой книгу, но не прочитала изъ нея не строчки, хотя и держала ее раскрытою на колняхъ. Она видла, какъ постепенно прибыли почта и багажъ, которые нагрузили на карету, потомъ лошади попарно пришли на дворъ, гремя привязанными къ хомутамъ колокольчиками, ихъ медленно запрягли.

Наконецъ, почтальонъ влзъ на козлы и кондукторъ вышелъ изъ конторы съ листомъ въ рукахъ.

— Пассажиры купэ?

Клементина отвчала въ дверь, что она занимаетъ два мста.

— Хорошо! но нехватаетъ еще одного, г. Меро! Здсь нтъ г. Меро?

Придетъ-ли Меро? Было уже пора звонить.

Когда она задавала себ этотъ вопросъ, Людовикъ вошелъ на дворъ.

Онъ влзъ въ купэ, не обращая вниманія на Клементину, нагнувшуюся надъ книгой, и занялъ свое мсто.

Кондукторъ заперъ дверь, почтальонъ подобралъ возжи и защелкалъ бичемъ, удерживая лошадей твердою рукою.

Пока хали городомъ, Клементина не поднимала головы отъ книги. Но принятое ею положеніе позволяло ей разсматривать своего спутника такъ, что тотъ не замчалъ этого.

Впрочемъ, онъ и не думалъ замчать наблюдаетъ-ли кто за нимъ или нтъ. Онъ, какъ только слъ, раскрылъ маленькую книжку и принялся читать. Клементина не могла прочитать заглавіе, но она увидла, что это были стихи.

Онъ долго читалъ со вниманіемъ, наклонивъ голову впередъ, когда онъ ее поднялъ, дилижансъ уже въхалъ на берегъ и находился на возвышенности, внизу которой построенъ городъ. Дорога бжала между живыхъ изгородей и насаженныя тамъ и сямъ высокія деревья образовывали родъ туннеля. Время отъ времени, попадался на дорог какой-нибудь домикъ, покрытый соломой, на порог дти ли свой вечерній супъ. Увидя дилижансъ, они ставили свои тарелки на землю, и, съ голыми ногами и растрепанными волосами, бжали около лошадей. Потомъ, уставъ, они отставали и скоро изчезали въ облакахъ пыли, подымавшейся за каретой. Быки въ загородкахъ или на поляхъ тоже хотли посмотрть на эту тяжелую машину, производившую столько шума, они поднимали головы надъ изгородью или протягивали свои шеи черезъ плетень и спокойно смотрли своими большими глазами.

Людовикъ положилъ свою книгу на скамью и, наклонившись къ полуоткрытому окну, казалось, былъ поглощенъ созерцаніемъ великолпной панорамы, развертывавшейся передъ его глазами.

Солнце понизилось надъ горизонтомъ и западъ былъ окрашенъ чуднымъ золотистымъ цвтомъ, на неб ни облачка. Воздухъ былъ пріятенъ, легкій втерокъ, дувшій въ открытыя, окна кареты, былъ пропитанъ ароматомъ жимолости и дикихъ розъ въ полномъ цвту, составлявшихъ изгородь.

Только тогда, когда этотъ пейзажъ началъ уходить во мракъ, мало по малу густвшій, Людовикъ снова занялъ свое мсто.

Тогда его глаза машинально обратились на его спутницу.

Она подняла вуаль и послдніе лучи свта падали ей прямо въ лице.

— Госпожа Клементина! вскричалъ онъ.

И онъ отбросился назадъ, какъ бы желая скрыться отъ нея.

Она сдлала видъ, что не замтила этого движенія отвращенія, и сказала ему съ улыбкой:

— Мн очень пріятно видть, что вы меня не узнали. Пока вы, опершись головой на руку, смотрли въ окно, я спрашивала себя, не происходитъ-ли ваше поведеніе отъ той же причины, которая заставила васъ избгать Рюдмона.

— Мн заперли двери въ Рюдмонъ, вы должны это знать.

— Извините меня, но мн кажется, что он, напротивъ, были вамъ открыты, а вы сами отказались войти въ нихъ. Если ваше отсутствіе происходитъ отъ недоразумній, то будьте такъ добры, скажите мн, я буду чрезвычайно рада прекратить его.

Людовикъ колебался одно мгновеніе.

— Мн кажется, сказалъ онъ наконецъ,— что намъ неудобно разговаривать объ этомъ предмет.

— Я не знаю, удобно-ли это, отвчала она живо,— но я знаю, что ничего не можетъ быть полезне для васъ, для тхъ, кого вы любите,— она сдлала удареніе на этихъ словахъ,— для г. маркиза де-Рюдмонъ, для меня самой, и такъ, я прошу у васъ позволенія поставить вопросъ о польз прежде удобства и объясниться откровенно, такъ какъ случай соединилъ насъ въ этой карет.

XVII.

Она оставила уголъ, который занимала съ самаго отправленія и приблизилась къ Людовику, который, не двигаясь съ мста, наклонилъ только немного голову къ своей собесдниц.

— Прежде всего я должна вамъ замтить, сказала она,— что я не хочу жаловаться на отсутствіе вашей матери, оно меня глубоко оскорбляетъ, но, къ несчастью, я могу его объяснить.

— Если вы упорствуете во чтобы-то ни стало продолжать этотъ разговоръ, отвчалъ онъ, — то я буду вамъ очень благодаренъ, если не будете вводить въ него мою мать, ей нечего тутъ длать, нечего видть.

Это было сказано гордымъ и оскорбительнымъ тономъ, который долженъ былъ лишить ее мужества, но, поднявъ руку съ печальнымъ жестомъ, чтобы показать, что она чувствовала себя оскорбленной этими словами, она все-таки продолжала:

— Извините, что я настаиваю, но письмо, написанное мною отъ имени г. маркиза, было адрессовано къ вашей матери, точно, также какъ и къ вамъ, поэтому несправедливо говорить, что она должна быть устранена отъ этого объясненія. Кром того, я имю сказать на этотъ счетъ только два слова, а именно повторить, что я преклоняюсь предъ тмъ жестокимъ оскорбленіемъ, которымъ ваша мать сочла своею обязанностью поразить меня, я не протестую.

— Моя мать не составила общаго мннія, она только приняла его, и съ ея стороны протестъ противъ него имлъ бы такое значеніе, за которое отвтственность она не хотла брать на себя.

— Вы хотите сказать, что я должна переносить послдствія моего неблагоразумія. Я согласна съ этимъ, но въ тоже время я хочу объяснить вамъ, какъ я принуждена была его совершить. Такъ какъ высчитали себя въ прав осудить меня, не выслушавъ, то я взываю къ вашей совсти, я обращаюсь къ вашей справедливости, къ вашей чести.

Людовикъ хотлъ избгнуть этого разговора, но какъ? Они были заперты въ купэ и онъ не могъ выйти вонъ, точно также какъ не могъ приказать молчать этой женщин, ршившейся говорить. Также невозможно было закрыть уши отъ этого яснаго голоса, который достигалъ до него ясно и раздльно, не смотря на грохотъ каретъ. Надо было слушать.

— Это не тайна, продолжала она,— что когда маркизъ привезъ Денизъ въ замокъ, онъ считалъ ее своею дочерью, и какъ дочь — онъ окружилъ ее заботами и любовью. Одна особа, надеждамъ которой это сильно вредило, сочла своею обязанностью разузнать на чемъ это основано, и такимъ образомъ открыла, что маркизъ былъ постыднымъ образомъ обманутъ. Такъ какъ эти изслдованія были начаты съ цлью извлечь изъ нихъ выгоду, то эта особа ршилась объявить этотъ результатъ маркизу, и тогда тотъ измнилъ свои чувства относительно той, которая была его дочерью, а сдлалась его воспитанницей. Какъ дочь, онъ хотлъ держать ее у себя и воспитывать на своихъ глазахъ:, воспитанницу-же онъ счелъ за лучшее помстить въ монастырь, гд она должна была окончить свое воспитаніе.

‘Мн нечего было больше длать въ Рюдмон. Мн нисколько не стыдно сознаться, что когда маркизъ избралъ меня въ наставницы къ Денизъ, это оказало мн большую услугу, потому-что мое положеніе было очень затруднительно вслдствіе замшательства въ длахъ моего мужа. Во время пребыванія въ Рюдмон я не сдлала никакихъ сбереженій, потому-что отсылала все мое жалованье въ Парижъ. Ршеніе маркиза ставило меня въ то же положеніе, въ какомъ я была до поступленія къ нему. Но, сообщая мн свое ршеніе помстить Денизъ въ монастырь Святой Рутиліи, онъ въ то-же время предложилъ мн остаться при немъ въ качеств секретаря.

Она на минуту прервала свою рчь и замолчала, потому-что очень рдко она только слегка касалась трудныхъ вещей, о которыхъ ей надо было говорить, напротивъ, она ихъ высказывала открыто и только тогда, когда они произвели уже все свое дйствіе, она возвращалась къ нимъ, чтобы объяснить и расположить въ свою пользу.

Она продолжала:

— Подобное предложеніе было-бы невозможно принять женщин моихъ лтъ, если-бы оно исходило отъ кого-нибудь другаго, а не отъ маркиза де-Рюдмонъ. Но въ продолженіи моего пребыванія около него, я могла его узнать. Я знала его деликатность и справедливость, я знала также гордость его чувствъ. Я совершенно была увренна. Такой человкъ, какъ онъ, не позволитъ себ обратить свои взоры на женщину, принадлежащую къ его прислуг, какъ-бы соблазнительна она ни была. А положеніе, которое онъ мн предлагалъ, было, очевидно, положеніемъ прислуги, я это хорошо знала, а также знала и то, что соблазнительность моей особы была не настолько велика, чтобы увлечь и унизить эту гордую натуру. Я согласна, что многіе, особенно женщины, способны увлекаться на счетъ себя, но мн надо было имть чудовищное самолюбіе, чтобы вообразить, что я могу тронуть сердце такого человка, какъ маркизъ Артуръ де-Рюдмонъ, котораго любили лучшія женщины его времени.

Говоря эти слова, она наклонилась быстро къ Людовику и тотчасъ откинулась назадъ, изгибая свою гибкую талію и откинувъ назадъ голову, такъ что послдній слабый свтъ заката долженъ былъ вполн освтить ее.

— Взгляните на меня, сказала она.

Ея матовое лицо рзко выдлялось во мрак, губы, полуоткрытыя улыбкой, позволяли видть рядъ безукоризненныхъ зубовъ и ея взоры бросали мрачное пламя.

Людовикъ опустилъ глаза.

Она продолжала:

— Взвшивая согласіе и отказъ, я думала только о маркиз и обо мн. Совершенно спокойная съ той и съ другой стороны, я приняла. Я была не права, очень не права, не принявъ въ соображеніе мннія свта и теперь я жестоко поплатилась за это. Но что вы хотите? Необходимость — плохой совтникъ, и подъ ея вліяніемъ часто сбиваются съ пути и окончательно увлекаются. Вы должны лучше всхъ знать это, вы, прокуроръ, привыкшій отыскивать причины нашихъ поступковъ. Сравненіе того спокойствія, которымъ я пользовалась, живя въ Рюдмон, съ неизвстностью, которой я подвергала себя, повліяли на мое ршеніестрахъ неизвстнаго увлекъ меня. Скоро я почувствовала мою ошибку, мн постарались освтить ее. Ужасный свтъ, заставившій меня пролить столько слезъ!

Воспоминаніе о вынесенномъ гор заставило ее замолчать, и она подождала минуту, чтобы дать время успокоиться волненію. Потомъ она продолжала:

— Я должна была тогда удалиться, скажете вы, безъ сомннія. Я собиралась это сдлать, какъ вдругъ съ маркизомъ сдлался ударъ, поставившій его на волосокъ отъ смерти. Было-ли тутъ время заботиться о репутаціи? Должна-ли я была доказать ему мою благодарность, покинувъ его? Ему были необходимы разумныя попеченія и я осталась около него. Если я думала, что злословіе не можетъ сказать, чтобы прекрасный маркизъ де-Рюдмонъ былъ способенъ заниматься женщиной, принадлежащей къ его прислуг, то тмъ боле я была уврена, что клевета не нападетъ на женщину, которая не была и не могла быть ничмъ другимъ, какъ сидлкой несчастнаго больнаго. Я была также слпа въ этомъ случа, какъ и въ первомъ. Злословіе не уважаетъ никого, для клеветы нтъ ничего невроятнаго или невозможнаго.

Г. маркизу нравилось въ Италіи и онъ тамъ охотно остался-бы. Мало по малу я съумла навести его на мысль возвратиться въ Рюдмонъ, потому-что, если я и могла презирать вс обвиненія, то все-таки было одно, отъ котораго я хотла себя обезопасить. Это было обвиненіе въ томъ, что я удерживаю маркиза въ удаленіи отъ его семейства.— Мы возвратились во Францію. Каковъ-же былъ пріемъ этого семейства?

Водворилось молчаніе, потому что Людовикъ не думалъ отвчать на этотъ вопросъ.

— Вы не хотите увеличить оскорбленіе вашими словами, сказала она,— благодарю васъ за это. Но, да будетъ мн позволено сказать, что этотъ пріемъ былъ далеко не тотъ, котораго я ожидала. Что ваша мать забыла, чмъ я была въ Рюдмон, и что она дала больше вры мннію свта, чмъ тому, что она сама знала, я не возстаю противъ ея ршенія, къ которому она пришла по совсти, какъ честная женщина, такъ какъ я имла несчастіе дать пищу всеобщему любопытству и злословію, то я должна обвинять только самою себя въ томъ отверженіи, на которое я была осуждена. Это моя вина. Но, если я преклоняюсь передъ осужденіемъ такой женщины, какъ ваша мать, то я протестую противъ вашего. Что она не хотла сидть за однимъ столомъ съ женщиной, которую она считала виновной, я это принимаю. Но вы разв должны были обвинять меня, не зная, не видя своими глазами, не разсмотрвъ, что было истинно и ложно въ обвиненіяхъ свта? Однако вы это сдлали вашимъ письмомъ, нанесшимъ мн самую жестокую обиду, какая только можетъ быть нанесена женщин, и даже, если я была-бы любовницей г. маркиза де-Рюдмонъ, заслуживала-ли я отъ васъ подобнаго оскорбленія?

— Если моя мать не могла сидть рядомъ съ женщиной, которую она считала виновной, то и я не могъ ссть за одинъ столъ съ той, которую я обвинялъ въ томъ, что она заперла Денизъ въ монастырь.

Темнота ночи не позволяла Людовику увидть улыбку, съ которой Клементина приняла эти слова.

Наконецъ-то у ней былъ опредленный пунктъ, съ котораго она могла начать разговоръ, прямое обвиненіе, противъ котораго она должна была защищаться. Чтобы подйствовать на. Людовика ей надо было только доказать, что она не играла никакой роли въ помщеніи Денизъ къ святой Рутиліи. Для нея было нетрудно доказать это.

XVIII.

Между тмъ карета продолжала катиться, послдній свтъ сумерекъ погасъ и фонарь, освщавшій дорогу на нсколько метровъ впередъ, оставлялъ купэ во мрак.

Окна и двери домовъ были уже заперты, тамъ и сямъ виднлся сквозь стекла свтъ. Надъ крышами ни облачка дыма, улицы были пусты и безмолвны. Только по временамъ слышался лай собакъ или крикъ перепела въ пол.

При перезд черезъ деревни, почтальонъ, который былъ веселаго характера, забавлялся, щелкая усердно бичемъ и побуждаемыя этимъ лошади пускались во всю прыть, не спя самъ, онъ имлъ также удовольствіе заставлять просыпаться въ испуг и тхъ, которые уже улеглись-было по своимъ постелямъ.

Какъ разъ въ ту минуту, когда Людовикъ ршился дать отвтъ, который, какъ онъ думалъ, долженъ былъ прекратить разговоръ, дилижансъ въхалъ въ деревню и хлопанье бича, смшавшееся съ грохотомъ колесъ по мостовой, обратилось въ оглушительный шумъ.

Клементина молчала, потому что невозможно было бороться противъ этого содома.

Пять или шесть минутъ можно было слышать только брянчанье цпей, грохотъ кареты, удары бича, топотъ лошадей, и по временамъ голосъ почтальона, покрывавшій весь этотъ шумъ.

Когда онъ замчалъ въ окн чью-нибудь голову въ ночномъ колпак, съ просонокъ смотрвшую не загорлась-ли деревня:

— Ступай спать! кричалъ онъ грознымъ голосомъ.

Скоро мостовая замнилась гравіемъ, хлопанье бича прекратилось, лошади снова побжали спокойномъ аллюромъ, карета катилась медленно, и Клементина могла продолжать разговоръ.

— Такъ вы могли думать, сказала она,— что это я внушила маркизу мысль запереть Денизъ въ монастырь?

Людовикъ не отвчалъ, но его молчаніе говорило за него.

— Вы это думали, повторила она,— вы это думали. Позволите-ли вы мн обратиться къ вашей справедливости и попросить васъ позабыть на минуту предубжденія, внушенныя вамъ клеветою? Пока Денизъ была въ замк и пока я была открыто признана ея наставницей, я была пощажена клеветой, не правда-ли? Я прошу васъ сказать мн, слышали-ли вы въ то время хотя самое ничтожное обвиненіе противъ меня?

— Я ничего такого не слышалъ, отвчалъ Людовикъ, не могшій не отвчать на это воззваніе.

— Что-же зажало ротъ клеветникамъ? Единственно мое положеніе. Я была гувернанткой воспитанницы маркиза де-Рюдмонъ и мое присутствіе въ замк было оправдано. И вы хотите, чтобы я была такъ неискусна, что лишила бы себя вдругъ этой опоры? Нтъ, нтъ, это не я заперла Денизъ въ монастырь, это доказываетъ то, что моя выгода противилась этому.

Меро продолжалъ хранить молчаніе.

— Вы мн не врите! вскричала она, приближаясь къ нему, такъ что даже коснулась его плечомъ.— Заклинаю васъ, объясните мн прямо почему, скажите мн ваши причины, чтобы я могла бороться съ ними, и позвольте мн выйти оправданной изъ этого разговора, который мн послало Провидніе. Если-бы вы знали, какъ я цню ваше уваженіе! Почерпая силу въ моей совсти, я могу вынести презрніе нкоторыхъ людей, но не ваше. Если существуютъ другія обвиненія противъ меня, дайте мн узнать ихъ, я васъ заклинаю, умоляю объ этомъ.

Людовикъ былъ смущенъ. То, чмъ Клементина хотла доказать, что она честнйшая женщина на свт, мало на него подйствовало и онъ остался совершенно холоденъ. Но то, что относилось къ Денизъ, произвело совершенно другое дйствіе, и эти мольбы, эти просьбы, эти воззванія къ его справедливости и уваженію, потрясли его, выраженіе, съ какимъ она говорила это, взволновало его. Посл минутнаго колебанія, онъ ршился отвчать.

— Я не хотлъ произносить словъ, могущихъ оскорбить васъ, но такъ какъ вы желаете, чтобы я ничего не скрывалъ отъ васъ.?.

— Ахъ! я васъ умоляю объ этомъ.

— Я принужденъ сказать вамъ, что обвиняющіе васъ въ томъ, что вы заставили Денизъ поступить въ монастырь святой Рутиліи, полагаютъ, что у васъ были причины такъ дйствовать.

— И эти причины, эти причины?

— Удалить отъ маркиза ту, которую онъ такъ любилъ, замнить ея вліяніе вашимъ и, достигнувъ этого, принудить его назначить васъ своей наслдницей.

— Ахъ! Боже мой! вскричала она съ подавленнымъ воплемъ.— Боже мой! Какая бездна!

И она закрыла лице руками, но почти въ ту-же минуту снова продолжала неровнымъ голосомъ:

— Какъ ни ужасны эти слова, я должна васъ благодарить за то, что вы ихъ сказали, по крайней мр, я знаю, какъ мн защищаться и моя вра въ истину и справедливость такъ велика, что я убждена въ томъ, что нтъ такихъ обвиненій, противъ которыхъ нельзя было-бы восторжествовать невинной.

‘Вы говорите, не правда-ли, что благодаря мн, Денизъ была отправлена въ монастырь святой Рутиліи? Вы говорите также, что я дйствовала такъ съ цлью отстранить всхъ отъ маркиза и удалить отъ него ту, которую онъ боле всхъ любилъ и, оставшись полновластной госпожею, употребить мое вліяніе на то, чтобы заставить маркиза сдлать меня своей наслдницей. Я прошу васъ, поговоримъ еще объ этомъ. Когда Денизъ поступила въ монастырь?

— Вы знаете это такъ же хорошо, какъ и я.

— Я не о томъ хочу сказать. Я спрашиваю, была-ли Денизъ отправлена въ монастырь тогда, когда маркизъ считалъ ее своей дочерью, или-же тогда, когда онъ узналъ уже, что онъ не былъ ея отцемъ? Для меня весь вопросъ заключается во времени ея поступленія въ монастырь. Вы слишкомъ хорошо знаете, какую важность иметъ при такихъ условіяхъ это время, чтобы мн нужно было настаивать на этомъ. Если Денизъ вошла въ монастырь тогда, когда маркизъ считалъ себя ея отцемъ, я сознаюсь, что меня можно было-бы обвинить въ желаніи удалить ее, чтобы ослабить то большое вліяніе, которое она имла на него, какъ дочь, потому-что, при такихъ обстоятельствахъ, для меня было бы важно (если я хотла сдлаться наслдницей) уничтожить это вліяніе. Но, если, напротивъ, она поступила въ монастырь тогда, когда маркизъ зналъ, что она не была его дочерью, то я отрицаю возможность этого обвиненія, такъ какъ невозможно показать, какая могла быть мн выгода дйствовать такимъ образомъ.

Такъ какъ Людовикъ все еще молчалъ, то она продолжала:

— Я не хотла-бы обвинять никого, но для моей защиты необходимо сказать, что это г. де-Каркбю отыскалъ въ Париж доказательство того, что Денизъ не дочь маркиза. Если вы соберете ваши воспоминанія, то вы должны увидть, что эта поздка была задолго до поступленія Денизъ въ монастырь. Теперь мн надо еще прибавить нсколько словъ относительно того исключительнаго вліянія, которымъ я будто хотла пользоваться надъ маркизомъ. Гд-же слды этого исключительнаго вліянія?

‘Разв я длала что-нибудь, чтобы удержать маркиза въ Италіи? Я не врю, чтобы можно было это доказать. Со времени нашего возвращенія разв я сдлала что нибудь, чтобы отдалить его семейство?

‘Г. де-Каркбю можетъ вамъ сказать, хотла-ли я отстранить его, а также не было-ли моей первой заботой, чтобы маркизъ пригласилъ васъ къ себ. Кром того, что-же длаю я теперь? Хочу я усилить существующее раздленіе или уничтожить его?

На этотъ разъ Людовикъ былъ еще боле смущенъ, потому что, если нкоторые пункты въ этой защит и были темны, но за то сколько было и ясныхъ, и въ пользу Клементины.

Она продолжала, но уже боле спокойнымъ голосомъ, волненіе, которое длало его дрожащимъ, уступило мсто нжному и печальному выраженію.

— Говорятъ о моемъ вліяніи на маркиза, сказала она,— я хотла бы, чтобы это было такъ, какъ предполагаютъ, потому что я съумла бы употребить его такимъ образомъ, чтобы доказать вамъ, какъ вы ошибаетесь, считая меня вашимъ врагомъ. Денизъ уже боле не наслдница маркиза, если даже она и была когда-нибудь ей, и все, что я знаю относительно его намреній, позволяетъ мн сказать, что онъ хочетъ оставить ей только самое скромное состояніе. Какъ-бы я хотла, чтобы это вліяніе позволило мн такъ направить его выборы между родственниками, чтобы это громадное богатство досталось бы самому достойному, который сдлалъ бы изъ него благородное и великодушное употребленіе, тому, наконецъ, который былъ-бы истиннымъ наслдникомъ, продолжателемъ маркиза деРюдмонъ!

Водворилось продолжительное молчаніе.

— Вы не забудете того, что я говорю, неправда-ли? сказала она,— и вы разсудите, заслуживаю-ли я вашего уваженія. Ахъ, какъ счастливъ будетъ тотъ день, когда я васъ увижу снова въ Рюдмон!

Она сидла противъ Людовика, онъ слышалъ ея прерывистое дыханіе. Когда она сказала послднія слова, карета начала съзжать по крутому склону и стукъ колесъ заглушалъ слова. Они не говорили ни слова, Людовикъ, глубоко взволнованный, Клементина дрожащая. По движеніямъ ея руки, касавшейся его плеча, онъ чувствовалъ, что она дрожала.

Он поднялъ на нее глаза и при свт звздъ увидлъ, что ея лицо было все въ слезахъ. Она тихо улыбнулась ему.

Вдругъ карета получила толчекъ и быстро наклонилась, перезжали черезъ какую-то канаву.

Клементина упала на Людовика и обими руками удержалась за его шею.

— Ахъ, Боже мой! сказала она ему на ухо,— мы опрокинемся.

Но дилижансъ, посл двухъ, трехъ колебаній, снова получилъ свою устойчивость и продолжалъ съзжать внизъ.

Однако Клементина не возвратилась на свое мсто, она продолжала опираться на Людовика, который самъ невольнымъ движеніемъ обнялъ ее. Наклонившись къ нему, она повторяла:

— Обвинена вами, о, Боже мой! Боже мой!

Сколько времени оставались они въ такомъ положеніи — секунду, нсколько минутъ? Людовикъ не сознавалъ этого.

Вдругъ лошади остановились и люди съ фонарями окружили карету. Они пріхали къ концу спуска и перепрягали лошадей.

Клементина, освщенная однимъ изъ этихъ фонарей, быстро отбросилась въ свой уголъ, не произнося ни слова.

Людовикъ остался съ минуту неподвижнымъ, потомъ вдругъ отворилъ дверцу и вышелъ.

Прошли пять или шесть минутъ. Лошади были запряжены и почтальонъ вскарабкался на свое сдалище.

Людовикъ не возвращался. Что случилось? Что значило это отсутствіе?

Клементина наклонилась къ окну и посмотрла, ‘го не было около кареты.

Въ эту минуту кондукторъ явился у противоположной дверцы и сбирался ее запереть.

— Подождите, сказала она,— господинъ, который былъ здсь, вышелъ.

— Г. Меро? А! да, да, сказалъ кондукторъ,— онъ перемнилъ намреніе и не детъ дальше, онъ предупредилъ меня объ этомъ.

Потомъ онъ захлопнулъ дверцу и, вскочивъ на подножку и ухватившись за ремни, закричалъ:

— Пошелъ!

Лошади, подстрекаемыя ударами бича, пустились во всю прыть.

XIX.

— Какъ? Онъ ушелъ, убжалъ! Значитъ исторія добродтельнаго Іосифа не басня?

Въ первомъ дом, гд Клементина была гувернанткой, она жила въ большой дружб съ девяносто-лтнимъ старикомъ, которому она нравилась своей игривостью, всегда хорошимъ расположеніемъ духа, а въ особенности тмъ, что она всегда готова была слушать его, какъ-бы нескромны ни были его слова. Ддъ матери учениковъ Клементины, графъ де-Гасильи выступилъ въ обществ въ блестящіе годы Маріи-Антуанетты, несмотря на свою молодость, графъ имлъ большой успхъ при двор и отъ своихъ первыхъ любовницъ онъ заимствовалъ самыя чистйшія традиціи регенства, которыя послужили образцомъ для всей его послдующей жизни. Въ старости онъ былъ, что называется, прелестный старикъ, т. е. онъ былъ здоровъ, отлично спалъ, желудокъ его варилъ хорошо и вс непріятности своихъ близкихъ онъ встрчалъ вчной улыбкой. Онъ спокойно видлъ, какъ умерли многіе изъ его дтей и внуковъ, и даже смерть тхъ, которыхъ онъ при жизни, казалось, любилъ боле другихъ, не производила на него никакого впечатлнія. ‘Да будетъ воля Божья’, говорилъ онъ совершенно спокойно, и это было все. Въ свободное отъ занятій время Клементина приходила слушать его разсказы о любовныхъ похожденіяхъ его времени. Къ этимъ разсказамъ онъ всегда присоединялъ практическія разсужденія, предназначенныя для поученія молодежи. Между этими разсужденіями, одно онъ повторялъ очень часто, вроятно потому, что оно было основаніемъ всхъ его врованій, такъ сказать, выводомъ всей это жизни: ‘Видишь-ли, крошка, говорилъ онъ, теребя Клементину за волосы, что было у него знакомъ большаго расположенія,— одно ты должна всегда помнить, это то, что хорошенькая женщина, умющая искусно отдаться, получаетъ взамнъ все, чего она желаетъ. Помни это, ты увидишь впослдствіи, что старый графъ де-Гасильи, не даромъ говорилъ это.’

Оставшись одна въ купэ, Клементина вспомнила эти слова, такъ часто слышанныя ею.

И такъ правило графа было несправедливо?

Но задавая себ этотъ вопросъ, она забыла спросить себя, были-ли соединены ею главныя условія, на которыхъ старикъ основывалъ свое правило?

Несмотря на преждевременную опытность, она не познала одного: могущества истинной любви.

Такую любовь чувствовалъ Людовикъ къ Денизъ, онъ любилъ, и для него не существовало на свт другой женщины кром Денизъ.

Клементина завернулась въ свой плащъ и легла, напрасно было терять время на безплодныя сожалнія, лучше было уснуть и, пять минутъ спустя, она дйствительно спала крпкимъ сномъ.

Въ Ферте-Масе кондукторъ разбудилъ ее, она вышла и наняла экипажъ до Баньоля.

Домъ аббата Гилльсмита въ Баньол былъ просто мстомъ, гд въ продолженіи двухъ мсяцевъ, во время сезона на водахъ, продавалось блье, такъ что все остальное время тамъ была только одна монахиня для присмотра, и только на время сезона, чтобы помочь ей при продаж, присылались дв двушки изъ самыхъ красивыхъ.

Когда Клементина подъхала къ этому дому, солнце только что взошло. Но ставни были уже отперты и когда она постучалась, то ей сейчасъ же отворили.

Клементина спросила начальницу, одна изъ сестеръ, которая мела полъ, тотчасъ же провела ее въ маленькую пріемную, дверь которой заперла.

Въ нсколькихъ словахъ Клементина объяснила цль своего посщенія: надо было помшать одной молоденькой воспитанниц монастыря святой Рутиліи имть сношенія съ кмъ бы то ни было.

Начальница сначала слушала, точно ей разсказывали какую-то исторію съ того свта, и только тогда, когда Клементина достаточно доказала свои права заботиться объ этой воспитанниц, только тогда она ршилась отвчать.

Она отвчала, что невозможно, чтобы эта воспитанница имла сношенія съ кмъ бы то ни было.

Въ семь часовъ Денизъ приходила въ заведеніе, въ два ходила гулять, но всегда въ сопровожденіи сестры Урсулы, которая не оставляла ее ни на минуту. Цлый день затмъ она сидитъ у себя въ комнат и можетъ видть приходящихъ въ магазинъ покупателей только черезъ закрытое окно. Съ тхъ поръ, какъ она въ Баньол, ей было физически невозможно говорить съ кмъ бы то ни было. Впрочемъ, объ этомъ можно разспросить сестру Урсулу, хотя ея разсказъ наврное подтвердитъ все сказанное.

Дйствительно, позванная Урсула повторила все точно также, она была уврена, что никто не говорилъ съ Денизъ, также какъ и она не сказала ни слова ни единому человку, ни мущин, ни женщин.

— Хотите сами разспросить молодую двушку? спросила сестра.

Но это предложеніе не было нимало привлекательно для Клементины, которая не имла ни малйшаго желанія видться съ Денизъ.

— Вашихъ словъ совершенно достаточно, сказала Клементина,— только лучше если въ продолженіи пяти или шести дней она совсмъ не выходитъ. Мы знаемъ изъ врнаго источника, что будутъ длать попытки войти съ нею въ сношенія, или посредствомъ разговора, или посредствомъ письма, а маркизъ де-Рюдмонъ очень желаетъ, чтобы этого не было. Мое прибытіе доказываетъ вамъ это. Аббатъ Гилльсмитъ также подтвердитъ мои слова.

Монахиня дала общаніе, что до полученія письма отъ аббата, Денизъ не будетъ выходить. Клементин нечего было больше длать въ Баньол, гд она, къ тому же, вовсе не желала встртиться съ г-жею Меро, поэтому она отправилась въ Аржантанъ, чтобы поспть туда къ девятичасовому позду.

Клементина была очень довольна своей поздкой, во-первыхъ, она приняла мры, чтобы Людовикъ и его мать не могли видть Денизъ, да еслибы даже и увидали, то во всякомъ случа не могли бы говорить съ нею, а это было главное.

Затмъ, она увидла, что Денизъ была поручена сестр Урсул, а для Клементины это было доказательствомъ, что аббатъ Гилльсмитъ, не говоря ей ни слова, тмъ не мене старался, чтобы Денизъ сдлалась монахиней.

Дйствительно, сестра Урсула была въ нкоторомъ род знаменитостью, вс въ окрестности знали ея исторію.

Это была высокая двушка, сангвиническаго темперамента, еще молодая, видвшая виднія, изъ которыхъ она узнавала судьбу душъ въ чистилищ. Въ то время, какъ ей начали являться эти виднія, она жила въ Баньол, наблюдая за шитьемъ блья, назначеннаго въ продажу, разсказами о своихъ видніяхъ, она произвела такое впечатлніе на умы подчиненныхъ ей сестеръ, что въ скоромъ времени всмъ имъ стали казаться виднія. Но аббатъ Гилльсмитъ не далъ распространиться этой болзни и твердой рукой прекратилъ ее.

Сестра Урсула была назначена исполнять садовыя работы и съ ней было запрещено говорить, точно съ прокаженной, тогда виднія перестали являться.

Долгое время сестра Урсула исполняла грубыя работы, затмъ, въ одинъ прекрасный день, аббатъ Гилльсмитъ приставилъ ее къ одной изъ своихъ духовныхъ дочерей, богатой двиц Пинто-Сула,— черезъ нсколько мсяцевъ двушк тоже стали являться виднія, она видла своихъ умершихъ родственниковъ и могла говорить съ ними.

Двица Пинто-Сула была слабаго здоровья, въ скоромъ времени виднія окончательно разстроили ее, и она впала въ чрезвычайную слабость, прерываемую нервными припадками, за которыми слдовало что-то въ род паралитическаго состоянія. Что это была за болзнь? Объ этомъ долго спорили.

Для людей благочестивыхъ роль Урсулы была самая незначущая, для неврующихъ, напротивъ, роль ея была главная. Несчастная, полная вры въ свои виднія, была только орудіемъ въ ловкихъ рукахъ аббата Гилльсмитъ. Она заразила своей болзнью двицу Пинто-Сула, такъ какъ всмъ извстно, что эта болзнь заразительна, затмъ, когда двушка была возбуждена до необходимой степени, совершилось изцленіе

Среди этихъ ожесточенныхъ споровъ, сестра Урсула исчезла, и говорили, что аббатъ Гилльсмитъ отправилъ ее на Югъ, чтобы избавиться отъ стснявшаго его свидтеля.

Вотъ что знала Клементина о сестр Урсул и вотъ почему была довольна тмъ, что ея присмотру поручена Денизъ. Не безъ намренія аббатъ выписалъ. Урсулу и поручилъ ей Денизъ: чудесныя излеченія были не одни чудеса, которыя могла длать сестра Урсула.

Съ этой стороны Клементина могла быть покойна, поэтому она ршилась начать дйствовать противъ Людовика и съ этой-то цлью она и отправилась въ Аржантанъ, оттуда она подетъ въ Парижъ, гд надялась наврно повредить ему.

XX.

Пріхавъ въ Парижъ, Клементина прямо отправилась къ генералу Пуарье.

Кузенъ капитана Божонье, генералъ Пуарье былъ важной особой въ государств, его вліяніе было такъ велико, что онъ длалъ почти все, что хотлъкъ несчастію для родныхъ, онъ употреблялъ свое вліяніе только для самого себя.

Клементина хорошо знала это, такъ какъ не разъ испытала на себ, поэтому, выходя изъ экипажа у дверей его дома, она была далеко не спокойна насчетъ пріема, какой онъ могъ ей сдлать. Она далеко не охотно прибгала къ его помощи, но только онъ одинъ могъ помочь ей въ составленномъ ею новомъ план, а въ томъ случа, когда этого требовала необходимость, Клементина не останавливалась ни передъ чмъ.

Въ ту минуту, какъ Клементина разговаривала со швейцаромъ, уврявшимъ что генерала нтъ дома, экипажъ послдняго остановился передъ подъздомъ.

Клементина быстро подошла къ выходившему изъ экипажа генералу.

— Что вамъ отъ меня угодно, сударыня? сказалъ генералъ, далеко не любезнымъ тономъ.

— Я пріхала не для того, чтобы просить васъ о муж, поспшно сказала Клементина.

Генералъ разсмялся и сказалъ, тотчасъ же перемнивъ тонъ:

— Въ такомъ случа пожалуйте, кузина.

Когда они оба сли, генералъ сказалъ, какъ бы говоря съ самимъ собой:

— Вы очень ловки.

Клементина отвчала на этотъ комплиментъ улыбкой.

— Какъ могло случиться, продолжалъ онъ,— что съ такой женой, какъ вы, Божонье сдлался тмъ, что есть? Отчего юнъ такъ плохо защищался во время своего процесса? Вы, значитъ, ише помогали ему?

— Меня въ это время не было во Франціи.

— Въ такомъ случа, вы не знаете, что этотъ несчастный глупецъ хотлъ указать на наше родство, къ счастью, предсдатель былъ настолько уменъ, что заставилъ его замолчать. Въ самомъ дл, было бы не дурно, еслибы вс газеты на другой день, объявили, что капитанъ Божонье, управляющій ‘Fortune publique’, обвиненный въ мошенничеств, кузенъ генерала Пуарье, — какъ бы это было мило! Онъ получилъ то, что заслужилъ, и я не нахожу, чтобы приговоръ былъ слишкомъ строгъ, по крайней мр, мы можемъ быть спокойны, что онъ не слишкомъ скоро выйдетъ изъ тюрьмы, чтобы снова приняться за свои похожденія. Честное слово, пожалешь иногда, что не незаконнорожденный! По крайней мр, тогда не было бы родни. Но я говорю это не на вашъ счетъ, продолжалъ онъ, оглядывая ее съ ногъ до головы и протягивая ей руку,— родство иметъ свою пріятную сторону, когда даетъ возможность держать маленькія ручки такой кузины, какъ вы. Отчего вы. такъ рдко бываете у меня? Теперь, когда мы отдлались отъ Божонье, желавшаго эксплуатировать ваше вліяніе на меня, вы должны часто бывать у меня. Неправда ли, вы это сдлаете? Да? Ну, поглядите же на меня вашими прелестными глазками.

Она не отвернулась.

— Вы прелестны, сказалъ онъ,— вы увидите, что я умю служить тмъ, кто этого стоитъ. Если я отказывался заниматься нкоторыми личностями, то это потому, что это были люди надодливые. Скажите, чего вы отъ меня желаете? Если, это возможно, то оно уже сдлано, если невозможно, то оно будетъ сдлано.

То, чего она желала, было вполн возможно, надо было, чтобы одинъ молодой человкъ, Людовикъ Меро, въ то время товарищъ прокурора въ Конде-ле-Шатель, былъ переведенъ на Югъ.

— Разв вы отправляетесь на Югъ? Въ такомъ случа я беру назадъ мое общаніе.

Клементина объяснила, что она, напротивъ, разсчитываетъ остаться въ Рюдмон, и что если она просила о повышеніи г-на Меро, то единственно потому, что этого желалъ маркизъ де-Рюдмонъ.

— Но этотъ маркизъ нашъ противникъФріардель говорилъ мн о немъ.

— Но вдь васъ проситъ не маркизъ Рюдмонъ, а я, и я же буду вамъ благодарна, если вы исполните мою просьбу.

— Это правда. Я завтра же отправлюсь въ министерство, и если только возможно, то исполню вашу просьбу. Приходите завтра со мной позавтракать, тогда вы получите отвтъ. Я въ настоящее время живу какъ холостякъ, мы позавтракаемъ вдвоемъ и поговоримъ откровенно. До завтра, прелестная кузина.

— До завтра, генералъ.

— Генералъ?

— До завтра, кузенъ.

— Вотъ такъ-то лучше!

Клементина хотла-бы ухать въ тотъ же самый день въ Рюдмонъ, потому что, хотя она и приняла вс предосторожности, но, тмъ не мене, она всегда безпокоилась, когда маркизъ не былъ у нея на глазахъ.

Но прежде всего надо было добиться перевода Людовика. Тогда она успокоится. Денизъ будетъ подъ присмотромъ сестры Урсулы, Людовикъ за двсти миль отъ Рюдмона, значитъ, Клементин останется достаточно времени, чтобы заставить маркиза написать такое завщаніе, какого она желаетъ.

Къ тому же, она могла воспользоваться своимъ пребываніемъ въ Париж для того, чтобы посовтываться относительно завщанія съ какимъ-нибудь юристомъ. Кром того, Клементина хотла добиться раздленія имущества. Она ни за что не хотла, чтобы въ тотъ день, когда она сдлается обладательницей состоянія Артура, подвергать это состояніе опасности быть прокученнымъ ея мужемъ и даже — управляемымъ имъ. Пока еще онъ не былъ приговоренъ, она могла его переносить, несмотря на вс его недостатки, но теперь это былъ человкъ, совершенно покончившій свою каррьеру.

Между различными адвокатами, преслдовавшими ихъ во время житья Клементины съ мужемъ въ Париж, одинъ отличался особенной ловкостью и умньемъ вести дла.

Выйдя отъ генерала, Клементина отправилась къ этому адвокату, адресъ котораго ей былъ слишкомъ хорошо извстенъ: Кафье, улица Св. Анны, домъ No 19.

Когда Клементина позвонила къ нему, онъ только что собирался отправиться въ Пале-Рояль, но, тмъ не мене, онъ очень любезно принялъ свою кліентку и внимательно ее выслушалъ:

Дло о раздльности имущества было тотчасъ же устроено, какъ только Клементина общала за него 500 франковъ.

— Если бы я былъ вашимъ совтникомъ тогда, когда я былъ вашимъ противникомъ, то дло было бы уже сдлано.

Только уже поднявшись, чтобы идти, Клементина ршилась заговорить о завщаніи, да и то сдлала это очень осторожно, говоря, что освдомляется объ этомъ не для себя, а для своего кузена, которому одна старая дама хотла оставить все свое состояніе.

— При этихъ условіяхъ, сказала она,— достаточно ли собственноручнаго завщанія?

— Такое завщаніе неоспоримо, но надо знать условія, при которыхъ оно сдлано. У этой старой дамы есть родственники?

— Только кузены.

— Хорошо. Въ какихъ отношеніяхъ вашъ кузенъ съ этой дамой?

— Но…. Это очень щекотливый вопросъ.

— Въ такомъ случа, я не могу вамъ дать опредленнаго отвта. Вы должны знать, что въ дл завщанія судъ смотритъ не только на самый актъ, но также и на обстоятельства, при которыхъ онъ былъ совершенъ. Вотъ почему, при тхъ условіяхъ, въ которыхъ находится вашъ кузенъ, слдуетъ дйствовать крайне осторожно. Въ этомъ род есть одно завщаніе, которое я считаю, образцовымъ. Такъ какъ это завщаніе историческое, то о немъ можно говорить совершенно свободно, это завщаніе принца Конде. Кто былъ назначенъ наслдникомъ всего? Госпожа де-Фшеръ? Нисколько. Третье лицо, имя котораго должно было имть значительное вліяніе. Госпож де-Фшеръ было оставлено только нсколько милліоновъ, но она ихъ получила, тогда какъ еслибъ она одна была назначена наслдницей, то я не далъ бы двухъ су за все ея наслдство. Если вы имете вліяніе на вашего кузена, то посовтуйте ему прикрыться какой-нибудь почтенной личностью, или, если онъ не найдетъ такого лица, то какимъ-нибудь уважаемымъ учрежденіемъ. Скажите ему, что это совтъ человка знающаго. Лучше получить часть, чмъ ничего.

Клементина была далеко не удовлетворена этимъ, совтомъ, который показался ей внушеннымъ трусостью.

Но на другой день это непріятное впечатлніе изгладилось подъ вліяніемъ извстія, что Людовикъ Меро былъ назначенъ прокуроромъ въ Графъ, гд. только-что очистилась ваканція, и извстіе о смерти занимавшаго это мсто только что пришло. Людовикъ былъ назначенъ прежде чмъ усплъ явиться кто-либо изъ желающихъ.

— Довольны-ли вы мною, моя прелестная кузина?

Какъ же было ей быть не довольной, какъ не сознаться въ этомъ?

Такимъ образомъ, Клементина отправилась на желзную Дорогу, полная надеждъ, наслдство маркиза будетъ принадлежать ей.

Но, пріхавъ въ Рюдмонъ, она нашна Совсмъ не то, что ожидала найти, вмсто спокойствія, которое она думала, что обезпечила себ, она очутилась въ самомъ критическомъ положеніи.

XXI.

Выйдя изъ дилижанса, Людовикъ отошелъ только на нсколько шаговъ, спрятался въ тни и сталъ ждать.

Какъ только дилижансъ тронулся, онъ вернулся въ гостинницу и сталъ требовать лошадь и кабріолетъ, чтобы вернуться въ Конде. Онъ долженъ былъ долго спорить и просить, но наконецъ досталъ то, что ему было надо, и въ три часа ночи вернулся въ Конде.

Вмсто того, чтобы лечь, онъ открылъ одинъ изъ ящиковъ своего бюро и вынулъ оттуда письмо, потомъ, положивъ это письмо въ бумажникъ, онъ снова вышелъ изъ дома и отправился пшкомъ по дорог въ Рюдмонъ.

Онъ ршился идти туда, чтобы повидаться съ маркизомъ и объясниться съ нимъ. Клементина, хавшая въ Баньоль, не могла загородить ему дорогу и, хитростью или силой, а онъ найдетъ средство добраться до своего дяди. Если сначала онъ чуть было не разстрогался словами Клементины, то конецъ доказалъ ему, что онъ чуть было не былъ обманутъ и ему хотлось поскорй загладить свою слабость.

Придя въ замокъ, онъ нашелъ въ передней только одного лакея, который мелъ полъ, никто еще не вставалъ, ни маркизъ, не г. де-Каркбю, ни даже господинъ Валерій.

Этотъ лакей не зналъ Людовика, но ему, какъ и всей остальной прислуг, было велно не пускать никого.

— Маркизъ спитъ, сказалъ онъ,— да и вообще онъ теперь никого не принимаетъ.

— Я подожду пока онъ встанетъ, сказалъ Людовикъ,— и увряю васъ, что когда онъ встанетъ, онъ меня приметъ.

Затмъ, не говоря боле ни слова, онъ ршительно прошелъ мимо лакея, вошелъ въ библіотеку и слъ.

Лакей подумалъ съ минуту, что ему длать, потомъ ршился пойти разбудить Валерія.

Когда послдній узналъ, что какой-то господинъ вошелъ въ библіотеку и услся тамъ, то онъ вышелъ изъ себя.

— Вы дуракъ! закричалъ онъ,— я вамъ запретивъ принимать кого бы то ни было. Неужели я все долженъ длать самъ! Теперь я принужденъ встать, такъ какъ спать невозможно.

Онъ поднялся въ очень дурномъ расположеніи духа.

— Какъ зовутъ этого господина? спросилъ онъ.

— Онъ не сказалъ, но мн кажется, что это господинъ Меро.

— Господинъ Меро! Этого только недоставало! Какъ теперь его выжить?

И Валерій направился къ библіотек въ большомъ безпокойств. Что скажетъ барыня вернувшись? Валерій держалъ ея сторону, такъ какъ ему нечего было ждать отъ Людовика, тогда какъ Клементина имла интересъ хорошо вознаграждать преданныхъ ей людей. Къ тому же, она была установившаяся власть. Никогда Валерій не имлъ боле важнаго вида, какъ входя въ библіотеку.

— Въ которомъ часу встаетъ мой дядя? спросилъ Людовикъ.

— Маркизъ встаетъ, когда хочетъ, и звонитъ.

— Въ такомъ случа, я подожду, какъ онъ позвонитъ.

— Я въ отчаяніи, что принужденъ вамъ это замтить, но маркизъ не принимаетъ.

— Я знаю, но сегодня я долженъ его видть и увижу, оставьте меня.

Валерій ушелъ, и хотя онъ вообще чувствовалъ очень мало уваженія къ господину Каркбю, но, тмъ не мене, въ этомъ случа онъ счелъ полезнымъ къ нему обратиться.

Узнавъ, что его племянникъ въ библіотек, де-Каркбю былъ также взбшенъ, какъ и Валерій, когда тотъ узналъ эту новость.

— Вы дуракъ! вскричалъ онъ.

— Г-нъ де-Каркбю, вы забываете, кому вы это говорите.

— Дураку. Отчего вы его не выгнали за двери?

— Подите, выгоните сами.

— Я это сейчасъ и сдлаю, вы увидите.

Одвшись наскоро, де-Каркбю сошелъ въ библіотеку.

— Ну! это что такое? вскричалъ онъ, отворяя дверь.

Людовикъ всталъ и слегка поклонился.

— Здравствуй, мой милый,-здравствуй!

Говоря это, де-Каркбю протянулъ руку, но Людовикъ не подалъ своей.

— Ты отказываешься пожать мн руку? вскричалъ де-Каркбю,— ты однако не былъ такъ гордъ, когда мы видлись въ послдній разъ.

— Тогда мы были у моей матери, и передъ нею я долженъ былъ такъ вести себя.

— Я твой дядя!

— Передъ моей матерью, да…

— А здсь?

Людовикъ не отвчалъ.

— А! продолжалъ де-Каркбю,— ты мн надолъ съ твоими кривляньями, если ты будешь вести себя такимъ образомъ, то могъ бы и не приходить сюда.

— Я пришелъ сюда, чтобы видться съ маркизомъ.

— Онъ не хочетъ тебя видть и это результатъ твоего дурацкаго письма. Ты оскорбилъ Артура, онъ не хочетъ имть никакихъ сношеній ни съ тобой, ни съ твоей матерью. Я тебя предупреждалъ, но ты не хотлъ слушаться, вотъ теперь и кайся.

Людовикъ между тмъ снова слъ на прежнее мсто.

— Понимаешь ли ты меня? закричалъ де-Каркбю — я теб говорю, что маркизъ не хочетъ тебя видть. Кажется, это понятно.

— А я вамъ говорю, что пришелъ для того, чтобы повидаться съ нимъ.

— Что же, ты воображаешь, что можешь намъ предписывать законы? Или ты хозяинъ замка?

— А вы?

Когда де-Каркбю встрчалъ серьезное сопротивленіе, то онъ не имлъ обыкновенія стараться открыта побдить его, а, не сердясь, старался какъ-нибудь обойти, поэтому и на этотъ разъ онъ поступилъ также.

— Ну, ну, добродушно сказалъ онъ,— не будемъ, ссориться. Ты хочешь видть маркиза, не правда-ли? Онъ не хочетъ тебя принять, онъ. отдалъ на этотъ счетъ приказаніе, и я пришелъ для того, чтобы подтвердить теб это.

Людовикъ наконецъ вышелъ изъ себя.

— Вы братъ моей матери, сказалъ онъ, вставая,— и я хотлъ бы не забывать этого, но вы сами виноваты, если я смотрю на васъ только какъ на врага. Кто поручилъ вамъ защищать противъ меня дверь моего дяди?

— Какъ кто?

— Никто. Въ такомъ случа, дайте мн пройти.

У меня есть дло къ нему, а не къ вамъ.

— Я только по дружески вступаюсь.

— Вы, по дружески?

— Я хочу сказать, какъ глава семейства. Ты доведешь до крайности ссору между Артуромъ и вами, я хочу помшать этой глупости. Ты не хотлъ слушать меня прежде, выслушай теперь. Я говорю въ твоихъ же интересахъ.

— Въ моихъ же врно интересахъ, вы съ этой женщиной прячете отъ меня маркиза? Полноте по крайней-мр притворяться, и скажите откровенно, что вы боитесь, какъ бы я не сталъ оспаривать у васъ наслдство маркиза.

— Ахъ нтъ! ахъ нтъ!

— Наслдство! Не изъ-за наслдства ршился-бы я перенести все униженіе этого разговора.

Вдругъ онъ совершенно успокоился, точно новая идея мелькнула у него въ голов.

— Вы думаете, сказалъ онъ,— что если помшаете мн увидть маркиза, то это будетъ для васъ очень выгодно, и поэтому вы готовы употребить все, что отъ васъ зависитъ, чтобы достичь этого. Но вы не подумали, что это будетъ предусмотрнное закономъ ‘насильственное удаленіе’ всхъ родственниковъ маркиза, и что у меня не будетъ недостатка въ свидтеляхъ, чтобы доказать это, если я захочу, на суд.

Въ одно мгновеніе манеры де-Каркбю измнились.

— Хорошо, сказалъ онъ съ достоинствомъ,— этого достаточно, если ты осмливаешься угрожать мн процессомъ, мн, твоему дяд, глав семейства, то ясамъ пойду, скажу Артуру, что ты хочешь его видть.

Въ начал разговора, дядя и племянникъ говорили тихо, но мало по малу гнвъ заставилъ ихъ кричать.

Въ ту минуту, когда де-Каркбю повертывался спиною къ Людовику, дверь, передъ которой они стояли, открылась и въ комнату вошелъ маркизъ.

Услышавъ шумъ, онъ всталъ съ постели, накинулъ халатъ, и вышелъ.

XXII.

Дядя и племянникъ посторонились и маркизъ медленными шагами вошелъ въ библіотеку.

— Ну! сказалъ онъ, — кто это такъ шумитъ?

— Я, отвчалъ Людовикъ, почтительно кланяясь,— для того чтобы видть васъ я долженъ былъ употребить силу.

— Я! отвчалъ въ тоже время де-Каркбю, принимая видъ побдителя,— для того, чтобы защитить васъ и себя противъ этого безумца.

Маркизъ поглядлъ вокругъ себя, точно не отдавая себ сразу отчета въ томъ, что происходило, потомъ, онъ протянулъ руку де-Каркбю и сказалъ:

— Благодарю васъ, кузенъ.

Потомъ продолжалъ, обращаясь къ Людовику:

— Вы знаете, сударь, что между нами нтъ боле ничего общаго.

— Ахъ! дядя.

— Я не вашъ дядя, сударь, вашими поступками вы уничтожили родственныя и дружественныя узы, соединявшія насъ. Прошу васъ удалиться. Вы знаете, что я болнъ, всякое волненіе для меня вредно, и я прошу избавить меня отъ него.

Людовикъ два года не видалъ маркиза и былъ испуганъ перемной, происшедшей съ нимъ въ это время. Неужели это былъ его дядя, маркизъ, на котораго онъ въ дтств смотрлъ, какъ на сказочнаго великана, а поздне, какъ на рыцаря. Глядя на него, Людовикъ былъ такъ разстроганъ, что почти забылъ цль своего визита.

Де-Каркбю постарался напомнить ему ее.

— Ну, сказалъ онъ, стараясь подражать достоинству маркиза,— вы видли, сударь, что мы васъ не обманывали, самъ кузенъ повторяетъ вамъ мои слова. Какъ глава семейства, я запрещаю вамъ продолжать эту скандальную сцену, она недостойна порядочнаго человка, юриста.

Маркизъ, которому не нравился подобный родъ краснорчія, и который, къ тому же, торопился сократить тяжелое для него свиданіе, хотлъ уйти опять въ свою комнату, но Людовикъ сталъ между нимъ и дверью.

— Поврьте, вскричалъ онъ,— что только очень важныя обстоятельства заставляютъ меня настаивать. Вы не можете отказать выслушать меня, я обращаюсь къ вашей справедливости и вашему благородству.

— Вы пришли отказаться отъ вашего письма?

— Да, вскричалъ де-Каркбю,— отвтьте прежде всего на это, да или нтъ?

— Дло идетъ не о письм, отвчалъ Людовикъ,— а о Денизъ, я о ней хочу говорить.

— А!

— Неужели, еслибы она была тутъ, вы отказались бы выслушать ее.

— Денизъ никогда не подавала мн ни малйшаго повода къ неудовольствію.

— Ну, такъ дло идетъ о ней, о ея жизни, о ея счастьи, я пришелъ къ вамъ отъ ея имени.

— Отъ ея имени?

— Минуты драгоцнны.

— Отъ ея имени? повторилъ маркизъ.

При имени Денизъ, съ нимъ произошла перемна. Не смотря на привязанность, которую онъ чувствовалъ къ Людовику, маркизъ не принялъ бы его, еслибы имя Денизъ не было произнесено. Онъ общалъ Клементин прервать вс сношенія съ Людовикомъ и его матерью и хотлъ сдержать свое общаніе. Это была его обязанность относительно Клементины. Но онъ приметъ не Людовика, а того, кто явился отъ имени Денизъ.

— Войдите, сказалъ маркизъ.

И, къ великому изумленію де-Каркбю, пропустилъ Людовика впередъ. Войдя-въ свою комнату, онъ указалъ Людовику на кресло и сказалъ, садясь самъ:

— Вы хотите говорить мн о Денизъ, я готовъ васъ выслушать, но съ тмъ условіемъ, чтобы во время этого разговора, вы говорили только о ней. Вы говорите, что являетесь отъ ея имени, какъ это возможно?

— Я хотлъ бы подчиниться этому условію и даже общаю вамъ соблюдать его, сколько возможно, но мн будетъ очень трудно не примшивать моего имени къ имени Денизъ.

— Нтъ, нтъ, не длайте этого.

— Но разв я итогу раздлить наши имена, если наша судьба соединена.

— Да, вы писали мн объ этомъ союз, но, судя по словамъ людей, на которыхъ я могу положиться, этотъ союзъ не иметъ другаго основанія, кром вашего личнаго желанія.

— Я не знаю, что вамъ говорили, но, съ своей стороны, я клянусь вамъ, что если васъ не обманываютъ, то сами обманываются.

— Если вы будете такъ выражаться, то я буду не въ состояніи васъ слушать.

— А я не могу не сказать вамъ, что я люблю Денизъ…

Я этому врю.

— И что Денизъ любитъ меня.

— Денизъ хочетъ быть монахиней.

— Денизъ хочетъ быть моей женой, въ этомъ-то васъ и обманываютъ. Я хочу сказать, что въ этомъ-то и ошибка, жертвы которой я и Денизъ, и я вамъ покажу эту ошибку, съ этой-то цлью я и ворвался къ вамъ насильно, потому что Денизъ не можетъ боле оставаться среди интригъ, которыми ее окружаютъ.

— Какихъ интригъ? кого вы обвиняете?

— Я не хочу никого обвинять, но я долженъ спасти Денизъ.

— А какія это опасности угрожаютъ ей?

— Вамъ сказали, не правда-ли, что Денизъ хочетъ быть монахиней? Ну, такъ это неправда.

— Я вамъ говорю, что у меня есть доказательства противнаго.

— Доказательства — нтъ, увренія — можетъ быть. Но увренія не доказательства.

— Для меня они доказательства.

— Говорила-ли вамъ Денизъ, что она хочетъ быть монахиней, писала-ли она вамъ это? Нтъ, не правда-ли?

— Она никогда не писала, что не хочетъ быть еюмн говорила о ея намреніяхъ особа, которой я вполн врю.

Людовикъ не отвчалъ тотчасъ же, но вынулъ изъ бумажника письмо.

— Я желалъ-бы, сказалъ онъ тогда,— не показывать этого письма, но я вижу, что Денизъ только сама можетъ себя спасти, вы предубждены и не врите никому. Прочитайте же это. Вы не поврили мн, но поврите Денизъ.

— Денизъ?

— Да, Денизъ, которая въ отвтъ на письмо, которое мн удалось передать ей въ монастырь, отвчала мн этимъ письмомъ.

Маркизъ поспшно взялъ подаваемое Людовикомъ, письмо и сталъ искать на стол очки.

— Мои глаза испортились, сказалъ онъ.

— Если вы хотите, отвчалъ Людовикъ,— то я скажу вамъ это письмо, которое знаю наизусть, а вы только слдите по бумаг, это сдлаетъ для васъ чтеніе не такъ утомительнымъ.

— Хорошо, говорите.

‘Ваше письмо было мн передано, не скомпрометировавъ особы, взявшейся его доставить, надюсь, что мой отвтъ будетъ вами также полученъ.

‘Признаюсь, что я долго колебалась вамъ писать, и только то, что вы мн писали о вашемъ безпокойств и вашихъ мученіяхъ, заставило меня ршиться на это.

‘Отчего вы безпокоитесь? Неужели ваша печаль и отчаяніе отняли у васъ даже вру?

‘Вы хотите, чтобы я подтвердила вамъ, что мое сердце не измнилось. Но мн кажется, что вы оскорбляете его, обращаясь ко мн съ подобной просьбой. Со времени нашей разлуки, столь же долгой для меня, какъ и для васъ, я ни разу не сомнвалась въ вашей любви.

‘Но если вамъ можетъ доставить поддержку и радость, если я подтвержу мою къ вамъ привязанность, то я не откажу вамъ въ этомъ подтвержденіи. Нтъ, мое сердце не измнилось, тмъ же, какимъ оно было въ Рюдмон, такимъ же оно осталось и до сихъ поръ, и такимъ же будетъ всегда. Если вы хотите, чтобы я поклялась въ этомъ, то я клянусь. Ничто, понимаете-ли вы, ни отсутствіе, ни т усилія, которыя употребляютъ противъ меня, ни время, ничто не измнитъ моей любви, завтра, какъ и черезъ десять лтъ, она будетъ одинакова.

‘А между тмъ, усилія, употребляемыя для того, чтобы заставить меня поступить въ монастырь очень велики, но не бойтесь, что борьба для меня слишкомъ трудна. Эти усилія никогда не удалятъ меня отъ Бога, показавъ мн какъ можно злоупотреблять Его святымъ именемъ, но точно также они никогда не заставятъ меня забыть даннаго вамъ общанія. Не смотря ни на что и ни на кого, я останусь врна Богу и моимъ чувствамъ.

‘Если бы не борьба, которую я принуждена вести, то мн оставалось бы только благодарить тхъ, кто заботится обо мн въ монастыр. Конечно, это все-таки монастырь, со стнами и запертой дверью, ни прогулокъ, ни нашего замка, и для того, кто привыкъ къ чистому воздуху дни кажутся очень долгими, но они все-таки идутъ и проходятъ. Что за бда, если приходится теперь страдать, если увренъ въ будущемъ.

‘Во имя этой увренности, я обращаюсь къ вамъ съ просьбой, которую, я уврена, вы исполните, пусть мой крестный ничего никогда не знаетъ изъ всего того, что я вамъ тутъ пишу, не старайтесь, прямо или косвенно, заставить его измнить ршеніе, о которомъ вы мн пишете. Крестный не соглашается въ настоящее время на нашъ бракъ и говоритъ, что увидитъ поздне, чт.0 ему надо длать. Воля моего крестнаго была отдать меня въ монастырь: я покорилась этому, какъ и было должно, безъ малйшаго сопротивленія или жалобъ. Теперь я опять хочу повиноваться и прошу васъ сдлать тоже. Мое правило исполнять всегда, зажмуря глаза, вс желанія и приказанія моего крестнаго, даже цною моего счастія, я не отступлю отъ этого. Я не хочу платить ему неудовольствіями и огорченіями за всю его доброту и любовь ко мн. Этого требуетъ мое положеніе относительно его, но еще боле моя любовь къ нему. Покоримся поэтому настоящему, каково оно есть, и если для вашей поддержки нужно увреніе, что вы найдете меня въ будущемъ такой же, какой я была полтора года тому назадъ, то я могу вамъ подтвердить это отъ всего сердца. Да, вы можете разсчитывать на безконечную любовь той, которая есть и всегда будетъ вашей

Денизъ’.

XXIII.

Когда Людовикъ замолчалъ, маркизъ остался безъ движенія, потомъ онъ схватился руками за голову и оставался такъ нсколько минутъ.

Наконецъ, онъ опустилъ руки и взглянулъ на Людовика совсмъ другимъ взглядомъ чмъ прежде.

— Но, въ такомъ случа, сказалъ онъ,— въ такомъ случа….

— Въ такомъ случа, дядя, вы обманулись или васъ обманули. Денизъ, какъ вы видите, не хочетъ быть монахиней.

— Однако….

— Вамъ сказали, что она этого хочетъ и вы поврили.

— Я ничему не поврилъ, я хотлъ самъ узнать прежде чмъ сказать что-либо, я бы уже разспросилъ ее, еслибы нашелъ ее въ монастыр, когда я туда здилъ, чтобы видться съ нею, но ее отправили на воды въ Баньоль.

— Гд ее поручили попеченіямъ сестры Урсулы, а эта большая опасность.

— Сестры Урсулы? спросилъ маркизъ, стараясь припомнить почему это имя было ему знакомо.— Отчего-же эта монахиня опасне другой?

— Это та самая сестра Урсула, которая играла такую характеристическую роль въ чуд, совершившемся надъ двицей Пинто-Сула.

— Теперь я вспомнилъ.

— Вы понимаете, что Денизъ помстили туда не безъ намренія. Узнавъ объ этомъ, я ршился дйствовать, такъ какъ я боюсь за то вліяніе, какое можетъ оказать на Денизъ эта’несчастная, которой мсто скоре въ больниц, чмъ въ монастыр. Вы знаете, что эта болзнь заразительна, и чего она надлала въ монастыряхъ. Одна такая экзальтированная монахиня, какъ Урсула, можетъ заразить цлый монастырь. Цлыя книги были написаны про этотъ родъ помшательства, недавно я читалъ сочиненіе доктора Кальмейля, которое ужасно. Денизъ благочестива и наклонна къ мечтательности, она легко можетъ увидть въ этой несчастной святую, исполненную Духа Божія, вмсто того, чтобы видть въ ней больную, какой она есть на самомъ дл. Да сихъ поръ я могъ молчать, но теперь это невозможно.

— Мн говорили, что она хочетъ быть монахиней.

— Но вы видите, что этого нтъ?

— Да… да, я вижу, она говоритъ объ усиліяхъ, употребляемыхъ для того, чтобы заставить ее вступить въ монашество.

— И въ тоже время она говоритъ, что ничто не можетъ измнить ея чувствъ.

— Но для чего ее хотятъ заставить постричься? Кому какая отъ этого выгода?

Маркизъ взглянулъ пристально на Людовика, послдній отвернулся. Вопросъ, дйствительно, былъ очень важный. Долженъ-ли онъ былъ сказать дяд истину, какова она была или какъ онъ ее по крайней мр подозрвалъ? Долженъ ли онъ былъ обвинять Клементину? Какъ приметъ маркизъ это обвиненіе своей любовницы?

— Не надо отворачиваться, сказалъ маркизъ,— отвчай мн откровенно, скажи мн, что ты знаешь, прошу тебя.

Это ‘ты’ и дружескій тонъ, какимъ были сказаны эти слова, прекратили колебанія Людовика. Съ нимъ говорилъ не только опекунъ Денизъ, но тотъ человкъ, котораго онъ съ дтства привыкъ любить и считать своимъ отцомъ и другомъ. Неужели онъ долженъ былъ, отъ избытка осторожности, оставить его въ рукахъ этой женщины?

За нсколько времени до этого Людовикъ видлся съ докторомъ жилье, который прямо сказалъ ему, что если маркизъ не будетъ вести самой регулярной жизни, позволитъ себ хоть малйшее излишество, то онъ проживетъ не боле года, а можетъ быть даже и полгода. Въ вещахъ, касавшихся лично до него, Людовикъ не умлъ дйствовать ловкостью и хитростью, а, напротивъ, шелъ прямо къ цли.

Поэтому онъ ршился прямо и откровенно отвчать маркизу.

— Какая выгода аббату Гилльсмитъ, продолжалъ маркизъ,— чтобы Денизъ поступила въ монахини?

— Интересъ заключается въ томъ большомъ вклад, который вы не преминете дать.

— Прежде чмъ разсчитывать на этотъ вкладъ, надо было заручиться моимъ согласіемъ, а я не видлъ аббата Гилльсмитъ съ того самаго дня, какъ Денизъ была отдана въ монастырь св. Рутиліи.

— Разв его не видли за васъ?

— Конечно, я просилъ госпожу Клементину уговориться съ нимъ тогда, когда мн надо было разстаться съ Денизъ, что мн было очень тяжело, но такъ надо было.

Такъ какъ Людовикъ не отвчалъ, то, посл минутнаго молчанія, маркизъ продолжалъ:

— Ну, ты не хочешь сказать всего, что ты знаешь.

— Я вамъ сказалъ.

— Какъ такъ?

— Заставивъ васъ самого назвать особу, которая сговорилась съ аббатомъ Гилльсмитъ.

— Клементина! Ахъ, мой другъ, ты огорчаешь меня, настаивая въ своей несправедливости относительно особы, которая ко мн горячо привязана и которую я самъ очень -люблю. Это чувство у такого человка, какъ ты, удивляетъ и огорчаетъ меня. Оно уже было причиной нашей ссоры. Не настаивай, прошу тебя.

— Вы просили меня говорить откровенно, я сдлалъ это.

— А я говорю теб, что твое обвиненіе несправедливо, не сердись, если я скажу, что оно даже безсмысленно. Повторяю теб, что Клементина мн безусловно предана. Ты говоришь это, наслушавшись глупыхъ сплетенъ и не зная истины. Безъ нея я былъ бы… я не буду говорить теперь объ этомъ, и если я поправляюсь, то только благодаря ея заботамъ. Это лучшая изъ женщинъ, однимъ словомъ, еслибы она была вдова, то я женился бы на ней.

Этого-то Людовикъ и боялся, но, тмъ не мене, онъ не хотлъ отступать.

— Ты не повришь, продолжалъ маркизъ, счастливый, что можетъ говорить о ‘своей дорогой Клементин’,— до чего доходитъ ея любовь: я могу сказать, что не зналъ счастія до того дня когда она отдала мн свою любовь. Она не оставляетъ меня ни на минуту…

— Мн кажется, что въ настоящее время ея нтъ здсь, прервалъ Людовикъ.

— Она была бы здсь, если-бы не была принуждена хать въ окрестности Парижа къ своей умирающей тетк, ея единственной родственниц.

Людовикъ съ минуту подумалъ, потомъ сказалъ ршительно:

Мн очень тяжело поражать васъ въ вашей привязанности, но я не могу не сказать, что васъ обманываютъ, госпожа Клементина не въ окрестностяхъ Парижа, какъ вы думаете, не около своей умирающей тетки. Она въ Баньол, около Денизъ, или, по крайней мр, около сестры Урсулы.

— Опять! вскричалъ маркизъ.

— Увряю васъ.

— А я увряю тебя, что это клеветы, которыми тебя обманули. Я знаю Клементину, она неспособна солгать.

— А меня вы считаете человкомъ способнымъ лгать?

— Я думаю, что ты ошибаешься.

— Но я самъ видлъ то, что я вамъ говорю.

Маркизъ съ нетерпніемъ пожалъ плечами.

— Я васъ увряю, что я путешествовалъ сегодня ночью съ госпожей Клементиной и оставилъ ее въ десять часовъ вечера на станціи Эрмитьеръ, откуда она продолжала свой путь, а самъ вернулся въ Конде. Надюсь, что эта дорога не ведетъ въ Парижъ?

— Въ Эрмитьеръ?

Маркизъ нсколько разъ повторилъ это названіе, точно хотлъ хорошенько запомнить его, онъ былъ пораженъ.

Слова Людовика, въ соединеніи съ письмомъ Денизъ, нанесли ему слишкомъ тяжелый ударъ. Что же такое происходило вокругъ него?

Онъ закрылъ глаза, точно боясь смотрть, нсколько минутъ онъ провелъ такимъ образомъ.

Людовикъ съ безпокойствомъ ждалъ, наконецъ маркизъ поднялъ голову.

— Оставимъ это, сказалъ онъ,— не будемъ объ этомъ никогда боле говорить, займемся Денизъ. Она не хочетъ быть монахиней. Ну, она ею и не будетъ. Ты ее любишь и она тебя любитъ. Хорошо! Она будетъ твоей женой.

— Ахъ! дядя, вскричалъ Людовикъ.

И, поспшно вскочивъ съ мста, онъ съ жаромъ пожалъ руки маркиза. Послдній былъ слишкомъ слабъ, чтобы переносить волненія, его глаза наполнились слезами.

— Я всегда любилъ тебя, сказалъ онъ,— и ты знаешь какъ велика моя привязанность къ Денизъ. Я хочу только вашего счастья. Еслибы я зналъ истину, то Денизъ давно бы была твоей женой.

— Но я вамъ говорилъ это.

— Ты мн писалъ, что любишь Денизъ, но я не зналъ, что Денизъ любитъ тебя, я думалъ, что она хочетъ быть монахиней, и я не считалъ себя въ прав противиться ея влеченію. Почему, вмсто того, чтобы писать, ты самъ не пріхалъ ко мн въ Италію? Мы бы объяснились.

— Вы запретили мн это.

— Никогда.

— Увряю васъ, что вы самымъ формальнымъ образомъ запретили мн видть васъ.

— Я многое забылъ въ послднее время, но все, что касается васъ,— тебя и Денизъ,— я очень хорошо помню и увряю тебя, что я не писалъ ничего, что могло бы быть похоже на разрывъ.

— Я вамъ покажу это письмо и вы увидите, могъ ли я, прочитавъ его, явиться къ вамъ, однако, сознаюсь, что я все-таки сдлалъ-бы это, еслибы почти въ тоже самое время Денизъ не запретила мн этого.

— Но, наконецъ, все устроилось благополучно. Теперь ты займись собраніемъ семейнаго совта для Денизъ и когда вс формальности будутъ окончены, тогда мы сейчасъ устроимъ свадьбу. Только до тхъ поръ, мн кажется, Денизъ слдуетъ остаться въ монастыр, такъ какъ она не можетъ жить здсь. Я напишу аббату Гилльсмитъ, чтобы ее снова перевезли въ монастырь св. Рутиліи, куда мы къ ней създимъ. Что же касается тебя, то я надюсь, что ты не станешь упорствовать въ твоемъ ршеніи не ходить въ Рюдмонъ.

XXIV.

Это было уже много для Людовика. Маркизъ соглашался на бракъ его съ Денизъ, ему ничего боле не оставалось желать.

Но это согласіе, данное такъ легко сегодня, не будетъ ли взято назадъ завтра?

Если онъ убдилъ маркиза, то это потому, что тутъ не было Клементины. Не убдитъ-ли она его въ противоположномъ, когда вернется?

Все было возможно, всего надо было бояться отъ человка безхарактернаго, онъ былъ добръ и великодушенъ, но боле всего безхарактеренъ.

Что станется съ его ршеніемъ, когда онъ останется наедин съ Клементиной, которая успла пріобрсти надъ нимъ такую власть?

Къ какимъ средствамъ не прибгнетъ эта женщина, чтобы измнить его ршеніе?

Людовикъ зналъ, на что она была способна, и почти ясно представлялъ себ роль, какую она играла со времени своего прибытія въ Рюдмонъ до этого дня.

Трудно было себ представить, чтобы посл своего возвращенія, она сложа руки будетъ смотрть на уничтоженіе своего плана и покорится замужеству Денизъ.

Нсколько минутъ Людовикъ старался обсудить свое положеніе. Долженъ-ли онъ былъ удовольствоваться полученнымъ успхомъ, или же, напротивъ, воспользовавшись отсутствіемъ Клементины, продолжать съ нею борьбу и повернуть ее такимъ образомъ, чтобы она не могла боле возвратиться въ Рюдмонъ?

Это было очень трудно сдлать, но, тмъ не мене, Людовикъ ршился на послднее.

Во-первыхъ потому, что онъ былъ увренъ, что Клементина сама предприметъ эту борьбу, если онъ не начнетъ ее, такъ что онъ только потеряетъ, ожидая, т выгоды, которыя даетъ ему его теперешнее положеніе. Кром того это ршеніе подсказывала ему его совсть. Разв это было не единственное средство спасти маркиза?

Онъ ршился.

— Я приду обдать съ вами, сказалъ онъ,— и даже раньше, но теперь я долженъ вернуться въ Конде.

Онъ разсчиталъ, что Клементина не могла вернуться ране ночи, а до этого времени онъ хотлъ успть привести къ маркизу людей, вліяніе которыхъ на него могло быть довольно сильно: доктора и священника.

Онъ хотлъ, чтобы докторъ жилье пріхалъ въ Рюдмонъ и въ разговор съ маркизомъ открылъ ему по крайней мр ту часть истины, которую можетъ открыть докторъ, т. е. ту, которая относилась къ тмъ предосторожностямъ, которыя маркизъ долженъ былъ принять, чтобы не убить себя въ непродолжительномъ времени. Съ другой стороны, Людовикъ хотлъ, чтобы аббатъ Марбфъ, бывшій прежде священникомъ въ Мюльсан и бывшій духовникъ маркиза, явился въ замокъ поговорить съ маркизомъ.

Маркизъ глубоко уважалъ аббата Марбфъ, и кром того, онъ былъ воспитанъ въ религіозномъ направленіи, которое никогда не исчезало въ немъ совершенно и которое всегда оказывало на него нкоторое вліяніе, даже въ годы его бурной молодости, такъ что было очень вроятно, что онъ послушается голоса стараго каноника, когда тотъ станетъ говорить ему о неприличіи его публичной связи съ замужней женщиной. Угрожаемый смертью со стороны доктора и проклятіемъ со стороны священника, онъ, можетъ быть, дастъ поколебать себя, и тогда настанетъ удобная минута ршительно напасть на Клементину.

Когда Людовикъ объяснилъ этотъ планъ доктору жилье, прося его содйствія, то послдній охотно согласился. Ему не было никакой выгоды щадить Клементину, которую онъ не зналъ, тогда какъ Людовикъ, во всякомъ случа, заплатитъ ему — если дло не успетъ, то какъ юристъ, если же успетъ, то какъ наслдникъ маркиза, слдовательно, одинъ изъ богатйшихъ владльцевъ страны.

— Я очень радъ, что могу служить вамъ, сказалъ онъ, — и буду очень радъ думать, что помогу вамъ сдлаться владльцемъ Рюдмона.

Людовикъ не предполагалъ, чтобы его поступки могли быть перетолкованы въ эту сторону, но онъ не сталъ разуврять доктора, который, по всей вроятности, и не поврилъ бы.

— Когда надо хать? спросилъ докторъ.

— Когда я уговорю аббата Марбфа, потому что я хочу, чтобы его посщеніе слдовало за вашимъ, я васъ предупрежу О нашемъ отъзд, чтобы вы немного опередили насъ. Можетъ быть, васъ не будутъ пускать къ маркизу, но вы не такой человкъ, чтобы позволить лакею загородить себ дорогу.

Съ каноникомъ Людовику было не такъ легко сговориться.

Аббатъ Марбфъ былъ дйствительно одинъ изъ лучшихъ священниковъ прихода, но ему было семьдесятъ-пять лтъ и его религіозное рвеніе значительно охладилось и замнилось снисходительностью, заставлявшею его говорить на все: ‘хорошо, это очень хорошо’. Но, тмъ не мене, Людовикъ усплъ убдить и его, и, увидвъ какъ ухалъ докторъ жилье въ своемъ фаэтон, Людовикъ имлъ наконецъ удовольствіе усадить аббата въ наемную коляску. Подъзжая къ Мюльсану, они встртились съ докторомъ, возвращавшимся изъ замка.

Онъ остановился и, Людовикъ, выйдя изъ коляски, подошелъ къ нему.

— Къ счастью, сказалъ докторъ,— маркизъ страшно боится смерти, я еще боле возбудилъ эту боязнь и объяснилъ ему, что онъ долженъ длать, чтобы не умереть и какъ онъ можетъ убить себя. Мн кажется, что я произвелъ ужасное впечатлніе. Аббату остается сдлать остальное.

Визитъ аббата былъ не такъ коротокъ, какъ визитъ доктора, онъ два часа пробылъ съ маркизомъ. Эти два часа Людовикъ провалъ ходя взадъ и впередъ по библіотек и видлъ какъ его дядя, Артемій, прогуливался подъ окнами съ безпокойствомъ и разстроеннымъ видомъ.

Наконецъ аббатъ вышелъ изъ комнатъ маркиза.

— Нашъ дорогой маркизъ прекрасный человкъ, сказалъ онъ Людовику,— онъ сознался въ своихъ ошибкахъ и, я надюсь, что у него хватитъ силъ и времени, чтобы исправить ихъ. Я буду молиться за него.

Усадивъ аббата въ коляску, Людовикъ въ свою очередь вошелъ къ маркизу.

XXV.

Онъ нашелъ его сидящимъ въ кресл, съ опущенной головою и безжизненно висящими руками, казалось, онъ былъ безъ чувствъ. Только когда Людовикъ почти дотронулся до него, онъ поднялъ голову и съ ужасомъ оглядлся кругомъ.

— Что за день! вскричалъ онъ,— что за день!

Затмъ, схвативъ Людовика за руку, онъ вскричалъ:

— Ахъ! другъ мой, не оставляй меня, останься со мной!

Испуганный Людовикъ спрашивалъ себя, не принесли^ли эти визиты вреда вмсто пользы. Который изъ двухъ, докторъ или священникъ, зашелъ далеко? Можетъ быть оба вмст?

Врно было то, что на маркиза нельзя было смот,рть безъ ужаса, а еще боле безъ состраданія.

Онъ машинально повторялъ:

— Останься со мною, останься со мною.

И онъ жалъ руку Людовика.

Однако, мало по малу, онъ успокоился, онъ оглядлся вокругъ себя и вздохнулъ нсколько разъ. Кризисъ миновался.

Довольно долго пробыли они такимъ образомъ. Маркизъ молчалъ, Людовикъ также не смлъ начать разговора, но, по мр того, какъ къ маркизу возвращались силы, Людовикъ сталъ успокоиваться: слабость, которой онъ былъ свидтелемъ, была необходимымъ слдствіемъ всхъ необходимыхъ операцій. Людовику предстояло кончить начатое докторомъ и священникомъ.

— Когда ты ухалъ, сказалъ наконецъ маркизъ,— ко мн пріхалъ докторъ жилье, онъ циникъ, который ничего не уважаетъ. Была минута, когда я спрашивалъ себя, не хочетъ-ли онъ просто напугать меня. Если такова была его цль, то онъ вполн усплъ. Онъ увряетъ, что я долженъ выбирать между жизнью и… особой, которую я люблю. По его мннію, если я буду продолжать жить въ прежнихъ отношеніяхъ съ этой особой, то мн осталось жить не боле полгода, если же, напротивъ того, я разстанусь съ нею, то нтъ причинъ не дожить до старости.

— Это мнніе докторъ жилье сообщилъ мн уже нсколько времени тому назадъ и говорилъ, чтобы я передалъ его вамъ, я ему отвчалъ, что не бываю въ Рюдмон и посовтовалъ переговорить съ вами лично, потому что подобное мнніе, выраженное такимъ человкомъ, какъ онъ, очень важно.

— Онъ это сдлалъ, и самымъ ужаснымъ образомъ. У этихъ докторовъ нтъ сердца. Разлучиться съ любимымъ существомъ имъ кажется очень и естественно и легко.

— Это потому, что для нихъ жизнь главное, привыкнувъ отрзать руки и ноги и длать самыя ужасныя операціи для спасенія жизни больнаго, они не понимаютъ, чтобы можно было колебаться разстаться съ любовницей, когда отъ этого зависитъ жизнь.

— Зависитъ-ли она отъ этого въ самомъ дл?

Людовикъ не отвчалъ. Достаточно было, что маркизъ, не смотря на свою страсть, могъ предложить этотъ вопросъ.

— Точно этого было еще не достаточно, продолжалъ маркизъ,— ко мн пріхалъ еще аббатъ Марбефъ. Не странно-ли это стеченіе обстоятельствъ?

— Если эти посщенія послдовали одно за другимъ, то это потому, что узнали, что вы свободны, т, которые васъ любятъ поспшили къ вамъ, когда узнали, что до висъ можно добраться.

— А кто же имъ мшалъ придти сейчасъ же посл моего возвращенія?

— Присутствіе особы, съ которой они не желали встрчаться, а также ея старанія не пускать къ вамъ никого.

— Людовикъ, другъ мой!…

— Я говорю только то, въ чемъ я увренъ.

— Ты знаешь Марбфа, продолжалъ маркизъ, не желая говорить объ этомъ предмет,— ты знаешь какъ онъ снисходителенъ, и также какъ онъ расположенъ, ко мн. Но, не смотря на все это, онъ былъ относительно меня еще боле жестокъ, чмъ докторъ. Ахъ! дитя мое, никогда не забывай Бога, потому что тотъ день, когда мы хотимъ вернуться къ Нему,— ужасенъ.

Онъ вдругъ закрылъ руками лице, точно для того, чтобы не видть ужасовъ, вдругъ представившихся ему.

— Также какъ и жилье, продолжалъ онъ посл, минутнаго молчанія,— добрый Марбфъ требуетъ разлуки, одинъ говоритъ о спасеніи жизни, другой о спасеніи души.

— И вы колеблетесь?

— Но я люблю ее! Я не могъ этого сказать имъ, потому что они не поняли-бы меня, но ты долженъ это понять, такъ какъ ты молодъ и самъ любишь. Въ двадцать лтъ сердце измнчиво, но въ мои лта, напротивъ, человкъ жадно держится за страсть, какъ утопающій. Ахъ! При одной мысли о разлук съ нею я чувствую себя уничтоженнымъ. Меня съ ней связываетъ слишкомъ многое. Не одна любовь, но и множество мелочей привязываютъ меня къ ней. Одинъ говоритъ мн: ‘Будьте тверды’, другой — ‘будьте христіаниномъ’. Да, я хотлъ-бы быть и тмъ и другимъ, но я не могу боле хотть, я теперь не боле какъ ребенокъ, даже мене — я немощный старикъ!

Людовикъ, разстроганный этимъ отчаяніемъ, почти упрекалъ себя, что употребилъ такія жестокія средства, но самъ маркизъ, заговоривъ о Клементин, укрпилъ свою ршимость.

— Въ этой разлук, говорилъ маркизъ,— дло идетъ не обо мн одномъ, а также и о ней. Чего только она не выстрадаетъ, такъ какъ она также любитъ меня!

При этихъ словахъ Людовикъ поспшно заговорилъ, такъ что маркизъ не могъ прервать его.

— Вы видли, вскричалъ онъ,— съ какимъ сочувствіемъ я слушалъ васъ, но есть вещи, противъ которыхъ я не могу не возражать. Вы думаете, что эта особа любитъ васъ и вслдствіе этой увренности вы хотите пожертвовати ей вашей жизнью и спасеніемъ вашей души. Я долженъ буду доказать вамъ, что, со времени своего прізда сюда, эта женщина преслдовала цль, которая не иметъ ничего общаго съ любовью.

Тогда онъ объяснилъ маркизу, какую роль играла Клементина, на сколько самъ понималъ ее.

Нсколько разъ маркизъ хотлъ прервать его, говоря о привязанности Клементины, въ чемъ у него было тысяча доказательствъ, но, не смотря ни на его гнвъ, ни на просьбы, Людовикъ продолжалъ говорить.

— Вы видите, сказалъ онъ наконецъ,— что въ то время, когда вы думали, что она отправляется въ Парижъ къ больной тетк, она просто хала въ Баньоль, чтобы сдлать заточеніе Денизъ еще боле строгимъ. Ито доказываетъ, насколько вы можете врить ея словамъ. Теперь я вамъ докажу, что ея старанія удалить отъ васъ Денизъ и меня начались уже давно. Сегодня утромъ вы сказали, что никогда не писали мн изъ Италіи, что запрещаете васъ видть. Прочитайте это письмо и вы увидите, что въ немъ написано самое формальное запрещеніе. Конечно, вы не сами писали это письмо, но вы подписали его, а надъ вашей подписью написали совершенно противоположное тому, что вы продиктовали или объяснили. Надюсь, что это ясно.

Сказавъ это, онъ подалъ маркизу письмо и заставилъ прочитать мсто, гд формально запрещалось Людовику видть маркиза. Затмъ онъ продолжалъ:

— И вотъ какова женщина, для которой вы хотите пожертвовать собою, для которой вы отказываетесь слушаться совтовъ доктора и духовника! Вы говорите, что она будетъ слишкомъ страдать? А мы — моя мать, я и Денизъ, которая васъ такъ нжно любитъ — разв мы не страдали, когда эта женщина разлучила насъ съ вами? Вы говорите, что связаны съ нею крпкими узами,— это я понимаю, и отъ всего сердца сожалю, что вы принуждены разорвать эти узы, но разв т, которыя привязываютъ васъ къ жизни не также крпки?— Эта разлука раздираетъ вамъ сердце, это я также понимаю, но мы будемъ всми силами стараться, чтобы вы мене чувствовали тяжесть этой разлуки. Ваши друзья вернутся къ вамъ, здоровье укрпится, совсть успокоится, вы будете вести счастливую жизнь среди людей любящихъ и уважающихъ васъ.

— Замолчи, замолчи! вскричалъ маркизъ.

Людовикъ дйствительно замолчалъ, предоставляя размышленіямъ маркиза о всемъ сказанномъ докончить дло. Около часа прошло въ молчаніи, но, по выраженію лица маркиза, видно было, что въ немъ совершалась тяжелая внутренняя работа.

Въ это время Людовикъ набросалъ въ нсколькихъ строчкахъ планъ письма къ Клементин, зная, что въ Подобныхъ обстоятельствахъ не легче найти средства произвести разрывъ, чмъ ршиться на него.

Когда Людовикъ ршилъ, что маркизъ долженъ былъ достаточно обдумать все, онъ подалъ ему этотъ планъ письма, выраженія котораго были на сколько возможны приличны.

Онъ ожидалъ новаго спора и приготовился къ нему, но, прочитавъ письмо, маркизъ сказалъ только:

— Позжай въ Конде за аббатомъ и за докторомъ, мн ихъ непремнно надо видть.

Людовикъ взглянулъ на часы, было четыре часа. Онъ успетъ създить въ Конде и вернуться оттуда прежде чмъ Клементина можетъ возвратиться, онъ веллъ заложить коляску и похалъ.

Но какой трудъ для стараго аббата опять вернуться въ Рюдмонъ! Однако онъ сдлалъ это.

Какъ и въ первый разъ, сначала къ маркизу вошелъ докторъ, потомъ аббатъ.

Было девять часовъ вечера, когда послдній вышелъ. Съ какимъ волненіемъ Людовикъ ждалъ! Съ минуты на минуту Клементина могла вернуться.

— Богъ исполнилъ наши молитвы, сказалъ старый аббатъ, выйдя отъ маркиза,— ваше письмо подписано, другъ мой.

Людовикъ нашелъ маркиза въ самомъ плачевномъ состояніи. Знакомъ онъ указалъ племяннику на бюро, на которомъ лежало письмо и чекъ на 200,000 франковъ, на имя госпожи Клементины Божонье, къ нотаріусу Пенель.

— Ты отдашь это письмо и чекъ госпож Божонье, сказалъ маркизъ,— ты объяснишь ей, что я далъ Богу обтъ боле съ ней не видаться. Будь къ ней снисходителенъ, ты здсь хозяинъ.

Крупныя слезы текли по лицу маркиза, когда онъ говорилъ это.

XXVI.

Первымъ дломъ Людовика, оставивъ маркиза, было позвать Валерія.

— По приказанію моего дяди, сказалъ Людовикъ лакею,— я теперь здсь хозяинъ, впередъ вы должны слушаться одного меня. Передайте это прислуг замка, предупредивъ, что ослушникъ будетъ немедленно отпущенъ. Проводите меня въ комнаты госпожи Божонье.

Валерій не возразилъ ничего. Онъ былъ свидтелемъ того, что происходило въ теченіи дня, и хотя не слышалъ говорившагося, но зналъ достаточно, чтобы понять, что революція совершилась: династія Клементины перестала царствовать, Людовикъ былъ назначенъ правителемъ государства Рюдмонъ. Валерій былъ изъ тхъ, которые легко мирятся съ революціями. Насколько возможно, онъ былъ вренъ павшей власти, въ тхъ же границахъ онъ будетъ вренъ и новому владычеству. Ему было ршительно все равно, что власть перемняется, только бы мста оставались. Если при законныхъ короляхъ можно мене поживиться, чмъ при выскочкахъ, за то гораздо боле чести служить законнымъ королямъ, а для такого человка, какъ Валерій, честь значила кое-что.

Людовикъ вошелъ въ комнаты Клементины только для того, чтобы запереть снаружи двери.

Затмъ онъ заперъ изнутри дверь, соединявшую комнаты маркиза съ комнатами бывшей гувернантки и оставилъ открытой только дверь въ библіотеку. Посл этого онъ услся въ этой комнат, давъ приказаніе, чтобы когда прідетъ госпожа Божонье, ей сказали, что онъ ждетъ ее въ библіотек.

Не прошло нсколькихъ минутъ, какъ въ комнату вошелъ де-Каркбю.

— А! мой милый, сказалъ онъ любезно, подходя къ Людовику,— что случилось? Разв бдному Артуру плохо? Я видлъ доктора жилье, потомъ ты привезъ аббата Марбфъ, что все это значитъ?

— Мой дядя объяснитъ вамъ это завтра.

— Ты со мной скрытничаешь?

— Я длаю то, что надо.

— Это хорошо съ чужимъ, но я твой дядя, я кузенъ Артура, и мн кажется, что ты можешь успокоить мои опасенія.

— О! что касается до этого, то могу. Докторъ жилье думаетъ, что при новомъ образ жизни маркизъ можетъ прожить боле двадцати лтъ.

Де-Каркбю сдлалъ гримасу.

— Какой это новый образъ жизни? сказалъ онъ.

— Завтра вы можете спросить объ этомъ у самаго маркиза, онъ вамъ отвтитъ, я же сказалъ все, что могъ.

Де-Каркбю прошелся два или три раза по библіотек.

— Правда-ли, сказалъ онъ, подходя снова къ Людовику,— что прислуга говоритъ, будто маркизъ хочетъ разстаться съ госпожею Божонье, и что ты длаешься хозяиномъ дома?

— Объ этомъ вы можете спросить самаго маркиза и онъ вамъ отвтитъ, если нтъ, это какъ ему будетъ угодно, я же не могу сказать ничего.

— Знаешь, что ты меня бсишь! вскричалъ наконецъ, выйдя изъ себя, де-Каркбю.

Нисколько не волнуясь, Людовикъ отвчалъ, что онъ сожалетъ, не имя возможности дйствовать иначе, но что никто не заставитъ его выйти изъ этой сдержанности, которую онъ считаетъ необходимой.

Де-Каркбю разсердился, успокоился, опять разсердился, кричалъ, просилъ, но все напрасно.

Черезъ полчаса Людовикъ хладнокровно объявилъ, что хочетъ быть одинъ и попросилъ дядю уйти.

Дйствительно, Клементина съ минуты на минуту могла возвратиться, а Людовикъ не хотлъ, чтобы де-Каркбю присутствовалъ при ихъ разговор.

Выйдя въ гнв изъ библіотеки, де-Каркбю вошелъ къ себ въ комнату и, надвъ плащъ, вышелъ изъ замка, чтобы подкараулить Клементину, когда она подъдетъ. Съ ней онъ надялся вернуться торжествующимъ и выбросить за дверь этого дерзкаго.

По время проходило, а Клементина не являлась.

И де-Каркбю на улиц, также какъ Людовикъ въ библіотек, провели ночь въ безплодныхъ ожиданіяхъ.

Когда она возвратится?

Вс предположенія Людовика были перевернуты тмъ, что Клементина не возвратилась.

Въ самомъ дл, его планъ, еслибы Клементина возвратилась ночью, былъ очень простъ: посл ршительнаго объясненія съ госпожею Божонье, онъ заставилъ бы маркиза въ тоже утро написать аббату Гилльсмитъ письмо, чтобы послдній отпустилъ Денизъ съ госпожею Меро, получивъ это письмо, Людовикъ сейчасъ же отправилъ бы его съ нарочнымъ къ своей матери, потому что самъ не желалъ оставлять замка изъ страха, что Клементина можетъ вернуться, и, меньше чмъ черезъ сутки, вс они соберутся вмст въ Рюдмон.

Но такъ какъ объясненія съ Клементиной не было, то письмо надо было подождать писать до ея прізда, чтобы не заставить Денизъ присутствовать при сценахъ, которыя могли произойти по прізд Клементины, такъ какъ трудно было предположить, до чего можетъ она дойти въ своемъ раздраженіи. Правда, дйствуя такимъ образомъ, Людовикъ оставлялъ маркиза на жертву его печали, не доставляя ему того утшенія, которое долженъ былъ ему принести одинъ пріздъ Денизъ, но Людовикъ думалъ, что все-таки надо выбрать это ршеніе. Предвидя, что маркизу будетъ трудно перенести этотъ первый день, Людовикъ не ошибся.

Маркизъ проснулся очень рано и первымъ его вопросомъ Людовику было: ‘Что произошло ночью?’

— Ничего, она не возвращалась.

Тогда начались вопросы и предположенія, чмъ можно объяснить ея отсутствіе. Можетъ быть, она больна, въ такомъ случа, надо отложить разрывъ, чтобы не слишкомъ поразить ее.

До завтрака, накрытаго въ комнат маркиза, чтобы избавиться отъ де-Каркбю, время тянулось очень медленно. Завтракъ, точно также, вмсто развлеченія былъ только еще большимъ затрудненіемъ, потому что Людовикъ не умлъ кормить маркиза такъ, какъ это длала Клементина.

Напрасно старался Людовикъ находить предметы для разговора, тяжелое молчаніе водворялось все боле и боле, прерываемое только вздохами маркиза.

Настало время обда. Маркизъ былъ не голоденъ и отказался сть.

— Отчего она не вернулась?

Этотъ вопросъ маркизъ повторялъ каждые четверть часа.

Наступившая ночь была большимъ облегченьемъ для Людовика, но прежде чмъ оставить маркиза, онъ долженъ былъ общать, что не ляжетъ въ постель.

— Не спи, чтобы быть готовымъ принять ее, сказалъ маркизъ, — потому что, если она войдетъ ко мн въ комнату, то, предупреждаю тебя, я буду не въ силахъ разстаться съ нею. Я слишкомъ люблю ее.

Людовикъ сталъ напоминать ему о Денизъ, о словахъ доктора и аббата.

— Все это справедливо, отвчалъ маркизъ — но я люблю ее.

Во второй разъ Людовикъ услся на ночь въ библіотек.

Только въ пять часовъ утра передъ замкомъ раздался стукъ колесъ, такъ какъ Клементина, задержанная генераломъ Пуарье, могла пріхать только, съ ночнымъ поздомъ.

Вмсто того, чтобы ждать когда Клементина придетъ къ нему, Людовикъ ршился идти къ ней на встрчу.

Войдя въ переднюю, онъ увидлъ, что она говоритъ съ Валеріемъ.

Замтя Людовика, она отошла отъ лакея и подошла къ молодому человку, она была блдна, но не казалась взволнованной.

— Вы меня ждете для того, чтобы продолжать нашъ разговоръ на томъ мст, гд онъ былъ прерванъ? спросила она его.

— О, нтъ! Такъ какъ я узналъ уже изъ нашего разговора все, что мн надо было знать. Я васъ жду для того, чтобы передать вамъ одно порученіе маркиза. Если вамъ угодно, то послдуйте за мною въ библіотеку.

— Съ удовольствіемъ.

Войдя въ библіотеку, Клементина бросила кругомъ поспшный взглядъ.

Людовикъ подалъ ей письмо, которое онъ заставилъ маркиза подписать.

— Вотъ, что я долженъ былъ вамъ передать, сказалъ онъ.

— Письмо?

— Отъ маркиза.

— Написанное маркизомъ?

— Написанное мною, но подписанное имъ, т. е. написанное при тхъ же условіяхъ, какъ письма, которыя вы мн присылали изъ Италіи.

— Въ такомъ случа, мн нечего его читать.

— Мн кажется, что вы напрасно такъ поступаете, кром письма тутъ есть еще, одно слово, написанное рукою маркиза, которое иметъ для васъ интересъ.

— Посмотримъ.

Сначала она прочитала чекъ, и Людовикъ замтилъ, что руки ея слегка дрожали, потомъ она прочла письмо.

Тогда, сложивъ чекъ, она подала его Людовику, говоря:

— скажите маркизу, что я согласна на разлуку, но отъ денегъ отказываюсь.

Не возражая, Людовикъ взялъ чекъ и положилъ въ карманъ.

— Скажите ему еще, продолжала она,— что….

Но вдругъ она остановилась.

— Вс ваши слова будутъ врно переданы маркизу, сказалъ Людовикъ.

— Я въ этомъ не сомнваюсь и благодарю васъ, но, кажется, лучше будетъ ничего не говорить.

Затмъ, посл минутнаго молчанія, она продолжала:

— Одно только слово: могу я войти въ мои комнаты?

— Конечно. Только я долженъ предупредить васъ, что вы напрасно будете стараться войти къ маркизу, двери, соединяющія его комнаты съ вашими, заперты.

Клементина прикусила губы.

— Въ такомъ случа, сказала она,— я вижу, что мн здсь нечего длать. Вы приняли вс предосторожности, подумали обо всемъ.

— Не смю льстить себя мыслью, что это такъ.

— Напротивъ, вы отлично вели дло. Поздравляю васъ.

— Похвала особы, подобной вамъ, иметъ для меня большую цну.

— Я была глупа, не подавляйте меня вашимъ торжествомъ. До свиданья, сударь!

Людовикъ проводилъ ее до крыльца и увидлъ какъ она удалилась, ни разу не обернувшись.

XXVII.

Клементина медленно сходила съ горы, на которой стоялъ замокъ, думая о происшедшемъ и упрекая себя за громадную ошибку, которую она сдлала, оставивъ маркиза.

Въ особенности она напрасно такъ презрительно судила о Людовик.

Она не должна была, посл того какъ онъ вышелъ изъ дилижанса, такъ спокойно хать въ Баньоль, а потомъ въ Парижъ.

Но не въ ея характер было сожалть о томъ, что уже сдлано, она всегда смотрла впередъ, никогда — назадъ. Теперь надо было хладнокровно обсудить положеніе длъ и найти средство выйти изъ него съ выгодой для себя, такъ какъ она и не думала оставлять борьбы.

Она вошла въ бывшую подъ горой гостинницу, гд потребовала для себя комнату, къ великому удивленію хозяина и его жены.

— Почему она оставила замокъ?

— Неужели маркизъ разстался съ нею?

Новость эта съ быстротою молніи распространилась по всей деревн. Среди толковъ, возбужденныхъ этимъ извстіемъ, увидли сына трактирщика, мальчика лтъ тринадцати, идущимъ поспшно къ замку. Его остановили. Оказалось, что онъ несъ въ Рюдмонъ письмо г-ну де-Каркбю, которое было приказано отдать ему въ собственныя руки, если же ему не дали-бы войти въ замокъ, то мальчикъ долженъ былъ подкараулить де-Каркбю и тогда передать ему посланіе. Не усплъ онъ взойти на гору, какъ на половин дороги встртилъ самаго де-Каркбю, шедшаго ему на встрчу.

Ни слова ни говоря, мальчикъ протянулъ ему письмо.

— Мн некогда останавливаться, пусти меня, негодяй, закричалъ де-Каркбю.

Тогда мальчикъ сказалъ, что письмо отъ госпожи Божонье, услышавъ это, де-Каркбю поспшно схватилъ письмо.

Въ немъ было написано слдующее:

‘Какъ только вамъ будетъ можно, приходите, пожалуйста, въ гостинницу подъ горой, гд вы найдете меня, у меня есть къ вамъ просьба.

Клементина.’

— Бги, сказалъ де-Каркбю,— и скажи, что я иду.

Просьба! Это слово измнило расположеніе его духа. Узнавъ отъ Валерія, что произошло между Людовикомъ и Клементиною, де-Каркбю поспшно одлся и торопился въ деревню, гд надялся догнать Клементину. Но онъ сильно безпокоился о томъ, какъ она его приметъ. Не станетъ-ли она упрекать его за то, что онъ позволилъ Людовику добраться до маркиза? Конечно, онъ старался воспротивиться этому, но удовольствуется-ли она этимъ? Съ ней было не легко спорить, и, по правд сказать, онъ боялся спора.

Но, увидя, что она въ немъ нуждалась, де-Каркбю успокоился и вмсто того, чтобы думать о своей защит, онъ приготовился къ нападенію.— Почему она имла неосторожность ухать? Разв ей слдовало оставлять маркиза одного?

Онъ вошелъ, высоко поднявъ голову, въ комнату, гд его ждала Клементина.

— Ну! закричалъ онъ, едва войдя въ комнату, вотъ такъ славное дло! Право я васъ считалъ умне. Какъ! вы узжаете и не можете устроиться такъ, чтобы Людовикъ не зналъ, что вы ухали?

Клементина сидла у стола: услышавъ возгласъ де-Каркбю, она не пошевелилась.

Ободренный ея молчаніемъ, онъ продолжалъ:

— Какъ-же вы хотите что мы защищали двери замка? Валерій попробовалъ, я дошелъ до того, что угрожалъ выбросить этого нахала за окно, но все было безполезно. Теперь онъ завоевалъ позицію, а вы выгнаны. Сознайтесь, что вы получили то, что заслужили.

— Сознаюсь.

— И все кончено, не правда-ли? Ну, я, признаюсь, считалъ васъ умне, а главное — ршительне. Вы сознаетесь. Очень хорошо, нечего сказать! Я думалъ, что женщины никогда не сознаются.

Мало по малу онъ пришелъ въ совершенный азартъ, еслибы могъ, онъ прибилъ-бы Клементину.

— Ахъ! я очень ошибся въ васъ. Вы сознаетесь, сознаетесь! Что мн длать съ вашимъ сознаніемъ? Не надо было узжать, нечего бы теперь было и сознаваться. Я вамъ доврялъ, а вы обманули мое довріе. Я принялъ бы свои предосторожности, если бы не положился на васъ. Вы во всемъ виноваты, что вы на это скажете?

— Я жду пока вы кончите.

— Ну, вамъ долго придется ждать. Если вы такъ думаете сдлаться моей женой, то я долженъ вамъ сказать, что вы избрали ложный путь. Вы понимаете, что посл всего происшедшаго я боле не считаю себя связаннымъ.

— Но что же такое произошло?

— Я не знаю, что произошло между Артуромъ и Людовикомъ, между Артуромъ и докторомъ жилье, потомъ Марбфомъ…

— А! докторъ жилье и аббатъ Марбфъ были въ Рюдмон?

— Да! Людовикъ привезъ ихъ. Я не знаю, что они говорили и длали, но вы видите результатъ: Людовикъ заперъ вамъ передъ носомъ дверь. Еслибы вы хотли бороться, то я, можетъ быть, простилъ-бы васъ, но нтъ, вы только сознаетесь. Вы меня изумляете. Посмотримъ теперь, какая у васъ ко мн просьба? Надюсь не насчетъ денегъ? Предупреждаю васъ, что у меня теперь нтъ ни су.

— Дло не въ деньгахъ.

— Тмъ лучше, мы вроятно сговоримся, такъ какъ, не смотря ни на что, я все-таки готовъ вамъ служить.

— Мн это именно и надо.

— Какъ такъ?

— Я хотла просить васъ уложить мои платья и блье, оставшіяся въ замк и отправить ихъ ко мн въ Парижъ.

— И вы для этого ко мн писали! вскричалъ де-Каркбю.— Вы объ этомъ думали въ такую минуту!

— Конечно. Я надялась, что вы мн не откажете въ этомъ. Если это для васъ трудно, то я напишу къ Валерію.

— Пишите хоть къ чорту, если хотите.

— Значитъ, вы мн отказываете?

— Нтъ, но я такъ пораженъ вашей покорностью, что не знаю самъ что говорю.

— Значитъ, это ршено, вы уложите мои вещи и потрудитесь ихъ отправить сегодня-же. Не старайтесь скрывать это отъ господина Меро, я даже желаю, чтобы онъ зналъ, что я ухала въ Парижъ.

— Значитъ вы дйствительно дете?

— А что же мн длать? Передо мной закрываютъ дверь, не могу же я выломать ее.

— Можно по крайней мр искать, безпокоиться.

— Я слишкомъ устала. Чаша была полна, вы ее переполнили вашими упреками. Я отказываюсь идти дале. Вы раздлите ‘наслдство Артура’ съ вашими племянниками, если только Денизъ не заставитъ оставить себ все.

Де-Каркбю мгновенно смягчился.

— Ну, ну, сказалъ онъ, беря ее за руки.— Забудьте, если я сказалъ вамъ что-нибудь обидное, я былъ очень разсерженъ, но вы знаете, что я добръ, и что вы будете моей женой. Ну, моя женочка, не будемъ отчаиваться. Главное, не узжайте. Что со мной будетъ, если вы меня оставите? Вы знаете, что я васъ обожаю и что выбудете госпожею де-Каркбю. Поищемъ вмст, можетъ быть, что-нибудь и найдемъ.

— Что же мы можемъ придумать? Вашъ племянникъ не оставитъ замка до прізда Денизъ, а когда та прідетъ, сватьба тотчасъ же состоится.

— Для чего вы ухали?

— Видите-ли вы какое-нибудь средство увидть мн маркиза сегодня же?

— Нтъ, ночью Людовикъ спитъ въ библіотек, а днемъ, не разстается съ маркизомъ.

— Что же я могу сдлать?

— Я не знаю, но, мн кажется, что подумавъ, вы придумаете что-нибудь.

— Я думаю.

Въ самомъ дл, она погрузилась въ соображенія, тогда какъ де-Каркбю барабанилъ пальцами по столу.

Черезъ нсколько минутъ она подняла голову.

— Есть одно средство, сказала она,— но оно такъ смшно, что я даже не ршаюсь говорить -о немъ.

— Скажите, скажите, что бы вы ни придумали не можетъ быть смшно.

— Надо имть неограниченное желаніе доказать вамъ мою привязанность, чтобы я могла остановиться на подобной мысли.

— Да скажите же ее.

— Если Людовикъ спитъ ночью въ библіотек, то къ маркизу можно попасть только черезъ окно. Ну, надо, чтобы одно изъ оконъ осталось на ночь открытымъ, пусть ставни и рамы будутъ только притворены, но не заперты на задвижки. Часовъ около двнадцати, когда маркизъ уляжется спать, а Людовикъ уйдетъ въ библіотеку, я влзу въ окно. Войдя въ комнату маркиза, я начну съ того, что. запру дверь въ библіотеку и, можетъ быть, успю достигнуть того, что поступлю съ вашимъ племянникомъ также, какъ онъ со мной.

— Вы ангелъ! вскричалъ де-Каркбю.— Да, моя маленькая богиня, ангелъ! Окно будетъ устроено какъ вы хотите. Вамъ надо будетъ только потянуть ставни, он легко откроются. Ваша идея великолпна. Я былъ правъ, говоря, что вы придумаете. Ахъ! я желалъ бы видть, какую гримасу сдлаетъ Людовикъ, когда вы откроете ему дверь въ спальню маркиза.

— А кто знаетъ, не придется-ли мн выйти также, какъ я войду — черезъ окно?

— Полноте! А что вы будете длать до вечера?

— Возьму экипажъ и поду на станцію желзной дороги, потому что я желаю уврить всхъ, а вашего племянника въ особенности, что я ухала въ Парижъ. Поэтому я разсчитываю на васъ, что вы отправите мои вещи въ Парижъ.

— Вы непремнно хотите этого?

— Чмъ боле вашъ племянникъ будетъ считать себя въ безопасности, тмъ боле я буду имть шансовъ на успхъ, и тмъ боле будетъ хороша его гримаса, если я буду имть этотъ успхъ.

— Вы несомннно будете имть успхъ, мой ангелъ, и, честное слово, вы будете госпожею де-Каркбю.

XXVIII.

Пока Клементина хала на станцію, де-Каркбю, вернувшись въ замокъ, приказалъ уложить вещи госпожи Божонье.

Найдя двери ея комнатъ запертыми, онъ поднялъ такой шумъ, что этотъ шумъ привлекъ Людовика.

— Вамъ надо войти въ эти комнаты? спросилъ онъ.

— Что теб за дло? отвчалъ угрюмо де-Каркбю.

То, что я ихъ заперъ на ключъ.

— Въ такомъ случа, открой ихъ. Госпожа Божонье написала мн, я ходилъ къ ней въ гостинницу, и она просила меня отправить ея вещи, какъ можно скоре, по желзной дорог въ Парижъ.

Людовикъ удивился такой покорности, но, не довряя ей, онъ ршился ни на минуту не оставлять своего дяди, до прізда Денизъ и госпожи Меро.

Какъ и наканун маркизъ обдалъ у себя въ комнат, что разстроивало планъ де-Каркбю. Какъ устроить, чтобы окно было открыто, когда онъ не могъ войти въ комнату!

Пойл обда онъ ршился, и, не спрашивая у маркиза позволенія, прямо вошелъ въ его комнату.

— Дорогой Артуръ, сказалъ онъ, протягивая руку маркизу, лежавшему въ кресл,— я хотлъ васъ видть, какъ ваше здоровье?

— Нельзя сказать, чтобы хорошо.

— Посл испытанныхъ вами потрясеній это очень естественно.

При этихъ словахъ Людовикъ сдлалъ знакъ дяд, чтобы онъ замолчалъ, но послдній сдлалъ видъ, что не видитъ или, покрайней мр, не понимаетъ.

— На вашемъ мст, продолжалъ онъ,— я чувствовалъ бы себя еще хуже, надо было много энергіи, чтобы принять подобное ршеніе.

— Это было необходимо, дло шло о моей жизни и о спасеніи моей души.

— Впрочемъ, это ваше дло, а не мое. Вы конечно, поступили къ лучшему, я васъ не порицаю, но и не хвалю. Я говорю только, что на вашемъ мст, ни для спасенія моей жизни, ни для спасенія души, я не могъ бы ршиться на подобную жертву.

Такъ какъ Людовикъ снова началъ длать знаки, то де-Каркбю поспшно обернулся къ нему и вскричалъ:

— Ну? Что съ тобой? Что за таинственные знаки? Разв я не имю права утшать его. Не хочешь-ли ты мн запретить говорить, что разстаться съ госпожою Божонье было большой жертвой? Не хочешь-ли ты измнить мое мнніе на счетъ этой дамы? Я тебя предупреждаю, что это напрасно. Ничто не помшаетъ мн говорить, что она прелестная женщина. Не правда-ли Артуръ?

Маркизъ вздохнулъ.

— Бдный другъ! вскричалъ де-Каркбю, одной рукой пожимая руку маркиза, а другой вытирая воображаемую слезу.

Но затмъ онъ вскричалъ, встряхивая головой:

— Ну, довольно, будемъ мужчинами, чортъ возьми! Намъ надо, развлекаться, Артуръ! Не сыграть-ли въ экарте?

Маркизъ отрицательно покачалъ головой.

— Я знаю, продолжалъ де-Каркбю,— что со мной не такъ пріятно играть, какъ съ хорошенькой женщиной, но я сдлаю все возможное, чтобы время тянулось для васъ не такъ печально. Честное слово! Мн жаль на васъ смотрть.

Говоря это, онъ принесъ маленькій столикъ и поставилъ его передъ маркизомъ, потомъ принесъ карты и марки и разложилъ все на стол.

Но, прежде чмъ ссть, де-Каркбю остановился, Какъ разъ противъ маркиза было открыто окно, де-Каркбю пошелъ его закрыть.

— Вамъ дуетъ изъ окна прямо въ лице, сказалъ онъ,— ночная сырость можетъ повредить вашимъ глазамъ, если хотите, я открою то, которое сзади васъ.

И, не дожидаясь отвта, де-Каркбю отворилъ окно, указанное ему Клементиной..

Сдлавъ это, онъ слъ и игра началась.

Тогда произошла вещь, совершенно чудесная для тхъ, кто зналъ де-Каркбю и увидлъ бы это, въ первый разъ въ жизни онъ сталъ плутовать, чтобы проиграть.

Маркизъ выигралъ.

— Значитъ, пословица права, говорилъ де-Каркбю,— несчастливъ въ любви, счастливъ въ картахъ.

Вторую партію онъ опять проигралъ.

— Это ужъ слишкомъ! вскричалъ онъ,— что это такое? Этого со мной никогда не бывало.

Онъ оглядлся кругомъ.

— А! знаю, сказалъ онъ,— втеръ изъ окна гонитъ мн дымъ отъ лампы прямо въ лице, онъ ослпляетъ меня.

Затмъ продолжалъ, вставая:

— Вамъ не будетъ непріятно, Артуръ, если я закрою это окно?

— Вы же его открыли, закрывайте, если хотите.

— Благодарю васъ.

И онъ подошелъ къ окну, но, вмсто того, чтобы закрыть раму, онъ сначала съ шумомъ захлопнулъ ставни, потомъ закрылъ окно, наконецъ задернулъ занавсы.

Потомъ, вернувшись на мсто, онъ снова взялъ карты.

— Теперь, сказалъ онъ,— дло пойдетъ лучше.

Дйствительно, дло пошло лучше и настала очередь маркиза проигрывать.

— Я былъ увренъ, говорилъ де-Каркбю, каждый разъ какъ выигрывалъ партію,— что причиной моего проигрыша окно.

Маркизъ игралъ хорошо и спокойно, но постоянный проигрышъ наскучилъ ему, онъ сталъ жаловаться на усталость и выразилъ желаніе лечь въ постель.

— Еще одну партію, сказалъ де-Каркбю,— пока мы будемъ, ее играть, вамъ приготовятъ постель.

И, вставъ съ мста, онъ позвонилъ. Первымъ дломъ вошедшаго Валерія было закрыть окна.

Этого и ждалъ де-Каркбю.

— Это закрыто, сказалъ онъ, когда Валерій подошелъ къ тому, которое онъ закрывалъ,— я самъ закрывалъ его, а за что я берусь, то длаю какъ слдуетъ!

Затмъ продолжалъ, обращаясь къ игр:

— Козырь, козырь и козырь. Ну, Артуръ, вы проигрались, но я васъ не жалю, такъ какъ по пословиц: несчастливъ въ картахъ, счастливъ въ… Вы знаете въ чемъ.

Не было еще одиннадцати часовъ, когда де-Каркбю и Меро вышли изъ комнаты маркиза.

Проходя по библіотек, де-Каркбю увидлъ, что тамъ постлана постель.

— Для кого это? спросилъ онъ.

— Для меня, отвчалъ Людовикъ,— я хочу быть вблизи отъ дяди, если я ему понадоблюсь.

— И, кром того, ты стережешь его дверь. Хочещь я теб дамъ револьверъ?

Людовикъ не отвчалъ.

— Спокойной ночи, жандармъ, спи хорошенько.

И де-Каркбю, громко стуча каблуками, отправился къ себ въ комнату, дверь которой онъ съ шумомъ захлопнулъ.

Но спустя десять минутъ, надвъ спальные сапоги, онъ осторожно вышелъ изъ замка и слъ подъ дерево, не далеко отъ спальни маркиза.

Когда пробило половина двнадцатаго, онъ увидлъ приближающуюся тнь, такъ хорошо закутанную, что, не знай онъ заране кто это, онъ не узналъ бы Клементину.

Когда она подошла къ его дереву, онъ неожиданно поднялся, но она не выразила ни малйшаго удивленія.

— А! это вы? сказала она,— вы хорошо сдлали, что ждете меня. Приготовили-ли вы все, какъ мы условились?

— Да, я самъ закрылъ окно, т. е. оставилъ его не запертымъ. Вамъ надо только потянуть ставни и слегка толкнуть раму.

— Хорошо.

— Что касается до Артура, то я его приготовилъ нсколькими словами, я пролилъ нсколько слезъ о вашемъ отъзд.

— Онъ былъ разстроганъ?

— Я думаю.

— Въ такомъ случа все отлично. Не провожайте меня дальше, я пройду тише васъ, не надо, чтобы вашъ племянникъ, если онъ еще не спитъ, услышалъ наши шаги.

И она удалилась, легкая какъ тнь. Вскор она исчезла въ темнот.

Подойдя къ окну, она тихо открыла ставни, затмъ, отворивъ об половинки окна, она перелзла черезъ подоконникъ и очутилась въ комнат за занавсками.

Она стала прислушиваться. Все было тихо. Она осторожно выглянула изъ за занавски. Ночникъ горлъ на обыкновенномъ мст, большая часть комнаты была въ тни.

Клементина тихонько высунула голову, слышно было ровное дыханіе спящаго.

Тогда Клементина тихонько закрыла ставни и окно, и вышла изъ за занавсокъ. Первымъ дломъ ея было запереть дверь, выходившую въ библіотеку.

Теперь маркизъ былъ въ ея власти.

XXIX.

Клементина не думала будить маркиза, напротивъ, его сонъ благопріятствовалъ исполненію ея плана.

Прежде всего она сняла съ себя вуаль и верхнее платье, потомъ поставила въ ногахъ постели кресло такимъ образомъ, чтобы свтъ ночника освщалъ его. Приготовивъ все такимъ образомъ, она сла въ кресло, такъ что маркизъ, проснувшись, прежде всего увидалъ бы ее.

Посл этого она терпливо стала ждать пробужденія, ршившись просидть хоть до утра, если будетъ надо.

Маркизъ спалъ, но сонъ его былъ безпокоенъ, онъ метался по постели и тяжело дышалъ.

— Онъ видитъ меня во сн, подумала Клементина,— и горе о разлук давитъ его. Бдный флюгеръ, который поварачивается по втру!

— Посл этого она улыбнулась, вспомнивъ о Людовик, спокойно спавшемъ въ библіотек, и о-томъ какую онъ, по словамъ де-Каркбю, сдлаетъ гримасу, когда она ему откроетъ дверь, которую онъ такъ усердно сторожитъ.

Скоро волненіе маркиза еще боле увеличилось, онъ протянулъ руки, точно стараясь оттолкнуть кого-то, его губы раскрылись, произнося какія-то неразборчивыя слова.

Она встала съ кресла и наклонилась надъ нимъ, чтобы лучше слышать.

— Денизъ… прости! дочь моя! раздался совершенно явственно голосъ маркиза. Затмъ дальше нельзя было разобрать.

Его дочь! Онъ бредилъ о своей дочери! Еслибы Клементина была сколько-нибудь разстрогана, еслибы она могла колебаться, то это одно имя заставило бы ее ршиться.

Значитъ бороться надо было противъ Денизъ, и при томъ такимъ образомъ, чтобы ея очарованіе было совершенно уничтожено.

Что давало ей такую прелесть въ глазахъ маркиза? Ея грація, красота, доброта? Конечно, все это имло значеніе, но главную причину надо было искать не въ этомъ. Въ маркиз было затронуто его отеческое чувство. Его нжность была вызвана тмъ, что онъ считалъ себя отцемъ Денизъ и если, несмотря на все, онъ любилъ ее, то это потому, что онъ допускалъ еще возможность смотрть на дочь Эммы Лажоле, какъ на свою собственную.

Войдя въ комнату маркиза, Клементина еще не ршилась, какія средства употребить для того, чтобы возвратить себ свое прежнее положеніе, но теперь ея планъ былъ готовъ.

А Людовикъ спалъ!

Вдругъ, маркизъ открылъ глаза, но почти въ ту же секунду снова закрылъ ихъ, какъ человкъ, желающій продолжить свой сонъ.

— Онъ меня увидлъ, сказала себ Клементина,— и закрываетъ глаза, чтобы дольше видть меня.

Скоро онъ снова открылъ глаза и съ ужасомъ оглядлся вокругъ.

Тогда она ласково улыбнулась ему.

Онъ со страхомъ протянулъ руки и видно было, что только потому не закричалъ, что ужасъ сковалъ ему языкъ.

— Ну да, это я, сказала Клементина, вставая и наклоняясь къ нему,— это я, а не моя тнь. Вы не спите, это я.

— О! Боже мой! Боже мой! прошепталъ онъ, и сдлалъ слабое движеніе, чтобы оттолкнуть ее.

— Не отталкивайте меня, сказала она,— я сама сейчасъ уйду, когда скажу вамъ то, что вы должны узнать.

— Гд Людовикъ? спросилъ онъ, точно не понявъ ее.

— Онъ сторожитъ въ библіотек, и потому, что загораживаетъ мн дверь, я вошла къ вамъ черезъ окно, въ моемъ появленіи нтъ ничего сверхъестественнаго, я не дьяволъ. Успокойтесь.

Онъ слушалъ Клементину, пристально глядя на нее, съ полуоткрытомъ ртомъ, и мало по малу его испугъ прошелъ и онъ началъ понимать происшедшее.

— И такъ, продолжала она,— вы желаете разстаться?

— Не я хотлъ этого, а докторъ жилье и аббатъ Марбфъ представили мн эту разлуку необходимымъ условіемъ моего физическаго и душевнаго спасенія.

— Я понимаю, и не для того я пришла сюда, чтобы упрекать васъ или стараться измнить ваше ршеніе. Я нахожу, что ршеніе, внушенное вамъ аббатомъ слишкомъ справедливо, чтобы возмущаться противъ него. Если вы должны заботиться о спасеніи вашей души, то я точно также должна заботиться о спасеніи своей, я не меньше васъ страдала отъ нашей связи. Не бойтесь же ничего съ этой стороны. Что же касается до вмшательства доктора жилье, то противъ него я могла бы многое сказать, потому что, если вы нуждаетесь въ попеченіяхъ, то я смло могу сказать, что нигд вы не найдете такихъ преданныхъ заботъ, какъ мои.

— Не надо такъ понимать доктора жилье.

— Теперь мн все равно, я вамъ повторяю, что не для этого я пробралась сюда, черезъ окно, какъ воровка. У васъ хватило мужества на то, на что у меня его никогда бы не достало…. я соглашаюсь на разрывъ, котораго вы пожелали. Конечно, вы могли это сдлать не такъ, но я объ этомъ не хочу думать. Я не для себя ршилась на этотъ послдній шагъ, а для васъ и еще…. и еще для другаго существа.

Маркизъ съ глубокимъ волненіемъ глядлъ на женщину, которую онъ такъ любилъ, которую еще любилъ и теперь, которую онъ не думалъ боле никогда увидть, и которая была теперь передъ нимъ, опиралась на его постель, глядла ему въ глаза.

Вдругъ, точно онъ не слышалъ того, что она ему говорила, маркизъ сказалъ:

— Будьте такъ добры, зажгите свчу.

Она поняла какому чувству онъ повиновался, обращаясь къ ней съ этой просьбой, и поторопилась исполнить ее, но вмсто того, чтобъ зажечь одну свчу она зажгла вс свчи въ канделабр.

Вся комната ярко освтилась, тогда, вернувшись къ постели, она поставила канделабръ на столикъ, гд прежде стоялъ ночникъ, такъ что свтъ прямо падалъ ей въ лице.

Нсколько минутъ они молча смотрли другъ на друга, глаза маркиза сверкали прежнимъ блескомъ, губы дрожали: ‘Она! это была она!’

— Если я хотла васъ видть, снова продолжала она,— то это для того, чтобы спросить васъ, въ какой домъ или въ какое мсто я должна удалиться, потому что если наши прежнія отношенія прерваны на всегда, то все-таки между нами существуетъ связь, которой уничтожить мы не можемъ, такъ какъ это уже не въ нашей власти.

— Не думайте, чтобы я пересталъ васъ любить, еслибы я и хотлъ это сдлать, то не могъ бы.

— Дло не въ любви, которую вы можете еще ко мн чувствовать, ни въ той, которую я къ вамъ имю и всегда буду имть, но въ вещи, гораздо боле священной.

Она помолчала, потомъ сказала, глядя маркизу прямо въ глаза:

— Дло идетъ о нашемъ ребенк.

— Нашемъ ребенк?

— Да, о ребенк, котораго я ношу подъ сердцемъ, о моемъ сын и вашемъ. Только для того, чтобы сказать вамъ объ этомъ, я ршилась на такой безумный поступокъ, только для того, чтобы спросить васъ, гд вы желаете, чтобы я провела послдніе мсяцы моей беременности, гд вы хотите, чтобы я произвела на свтъ мое дитя, ваше дитя, Артуръ!

— Мое дитя! мое дитя!

Онъ погибъ.

— Уже давно, продолжала она,— я считала себя беременной, и если не говорила вамъ объ этомъ, то только для того, чтобъ не заставить васъ напрасно обрадоваться, если, я ошибалась. Но сегодня я убдилась въ этомъ, я почувствовала, что ребенокъ зашевелился во мн, подъ вліяніемъ ужаснаго волненія, которое я сегодня испытала, жизнь пробудилась въ немъ и, когда меня выгнали изъ этого дома, онъ какъ бы хотлъ протестовать противъ этого и сказать мн: ‘Останемся подл моего отца.’

Она закрыла лице рукам и потомъ, вдругъ схвативъ руку маркиза, она приложила ее къ своему боку, говоря:

— Ты слышишь? Ты чувствуешь его?

Но рука маркиза слишкомъ дрожала, чтобы что-нибудь чувствовать, да ему и не было надобности въ матеріальныхъ доказательствахъ, чтобы быть убжденнымъ, онъ былъ подъ вліяніемъ сверкавшихъ глазъ женщины, которую онъ обожалъ, и вмст со страстью къ нему возвратилась и вра въ нее.

Чего до сихъ поръ недоставало ихъ любви? Ребенка.

И этого ребенка она дарила ему въ ту самую минуту, когда, подавленный ршеніемъ, которое его заставили принять, и разбитый горемъ, которое ему причиняла разлука, онъ былъ совершенно неспособенъ устоять противъ радости этого извстія и долженъ былъ слпо броситься на малйшую надежду, которую она почла ему дать.

Онъ обнялъ Клементину и вскричалъ:

— О! моя милая жена! моя милая жена!

Вдругъ нсколько ударовъ въ дверь вывели его изъ забвенія.

— Стучатъ? спросилъ онъ.

— Да, отвчала Клементина.

— Это Людовикъ. Онъ спитъ въ библіотек и мы его разбудили.

Въ дверь снова постучались и ручка повернулась, но запертая изнутри дверь не поддалась.

— Отвчайте, сказала Клементина.

— Но….

— Не дайте выломать дверь.

— Кто тамъ? громко спросилъ маркизъ.

— Я. Я слышалъ у васъ шумъ, и пришелъ спросить не надо-ли вамъ чего-нибудь.

— Ничего, благодарю!

Тогда Клементина поспшно подошла къ двери и сказала, наклонясь къ замочной скважин:

— Благодарю, когда я около маркиза, онъ йи въ комъ не нуждается. Вы можете спать спокойно.

Потомъ, вернувшись къ маркизу, она сказала:

— Теперь мы можемъ говорить громко, будемъ же продолжать нашъ разговоръ съ того мста, гд его прервалъ вашъ сторожъ. Я васъ спрашивала, куда я должна удалиться?

XXX.

Теперь ей оставалось только кончить начатое.

— Я не хочу, сказала она,— чтобы вы могли испытывать относительно вашего ребенка такія-же сомннія, какія какъ такъ мучили относительно Денизъ. Вы знаете, что только вы одинъ можете быть отцемъ моего ребенка. Прежде, когда я еще не была уврена въ своей беременности, я говорила себ, что мой ребенокъ родится въ этомъ замк и что вы сами примете его въ ваши объятія, что вы услышите его первый крикъ….

Но это такъ и будетъ, прервалъ ее маркизъ,— Разлука между нами теперь невозможна, она была бы преступленіемъ. Разв я послушался бы кого-нибудь, еслибы зналъ о вашей беременности? Разв можно оставить своего ребенка? Мы постараемся загладить наши проступки, но разстаться теперь, значило бы сдлать новый. Мы прежде всего должны заботиться о нашемъ ребенк, а потомъ уже о себ.

Такъ какъ она ничего не говорила, то онъ остановился.

— Разв вы не чувствуете, какъ и я, вскричалъ онъ, — что это дитя соединяетъ насъ неразрывными узами?

— Я чувствую, что вы снова сдлались маркизомъ де-Рюдмонъ, человкомъ благороднымъ и великодушнымъ, котораго я такъ любила.

— Я долженъ сдлать только одно важное измненіе въ вашемъ план: нашъ ребенокъ не долженъ родиться въ этомъ замк.

— Вы видли, что я на это боле и не надюсь, такъ какъ я пришла сюда именно затмъ, чтобы узнать мсто, куда вы хотите, чтобы я удалилась.

— Вы удалитесь туда же, куда и я. Мсто ничего не значитъ, такъ какъ мы будемъ тфіъ вмст, надо только, чтобы его не могли найти. Вы должны понять, что нашъ ребенокъ не можетъ родиться во Франціи, гд его отцемъ будетъ считаться капитанъ Божонье, такъ какъ передъ закономъ вы его жена, поэтому нашъ ребенокъ родится за-границей, гд я признаю его. Это возможно, если о вашей беременности не будетъ извстно, а вдь ее никто-не подозрваетъ, не правда-ли?

— О! клянусь вамъ, никто. Какъ это могло случиться, если я сама еще не была убждена въ этомъ!

— Ну, вы сдлаете все, чтобы скрыть ее, пока это возможно, когда это сдлается невозможнымъ, мы оставимъ Рюдмонъ, исчезнемъ такъ, что насъ нельзя будетъ найти, мы примемъ первое попавшееся имя, ваши роды должны будутъ произойти въ большомъ город: въ Лондон, Вн, Неапол, чтобы этого нельзя было открыть, и тамъ, какъ вы надялись, я приму въ свои объятія нашего ребенка, услышу его первый крикъ.

— Ахъ! Артуръ! вскричала она, всплеснувъ руками.

— Чтоже касается остальнаго, продолжалъ маркизъ,— т. е. законнаго признанія ребенка, то, будьте покойны, я съумю устроить вре такъ, чтобы передъ закономъ я неоспоримо, былъ его отцемъ.

Этотъ отъздъ за-границу не могъ быть удобенъ для Клементины. Если она вернулась изъ Сорренто въ Рюдмонъ для того, чтобы избжать обвиненія, что она нарочно удалила маркиза отъ родныхъ, то она нисколько не хотла снова подвергаться этому обвиненію, отправившись куда бы то ни было изъ Рюдмона. Но объ этомъ она не нашла удобнымъ говорить сейчасъ же, такъ какъ у нея еще было время впереди. Въ настоящее время ей надо было только возвратить свое потерянное вліяніе.

Зная характеръ маркиза, Клементина нисколько не ошибалась на счетъ причинъ его радости. Конечно, онъ былъ счастливъ тмъ, что она ему сообщила, но не одно родительское чувство говорило въ немъ. Онъ радъ былъ, что она подавала ему поводъ вернуться назадъ. Не смотря на горе, которое ему причиняла разлука, онъ согласился на нее и не измнилъ бы можетъ быть своего ршенія. Но теперь дло шло не о немъ одномъ и ему былъ поводъ вернуться назадъ, нисколько не тревожа своей совсти. Онъ возвращался не къ своей любовниц, а къ матери своего ребенка. Если вчера совсть требовала разлуки, то сегодня она заставляла его не разлучаться. Вотъ отчего онъ былъ такъ счастливъ.

Онъ долго и съ такимъ жаромъ говорилъ о своихъ планахъ для ребенка, что можно было подумать, что онъ сдлался прежнимъ маркизомъ Рюдмонъ.

Время быстро шло въ такихъ разговорахъ.

Однако былъ одинъ вопросъ, котораго Клементина еще не касалась, но который она отлично помнила: это Людовикъ и Денизъ.

Когда минута показалась ей благопріятной, она перешла къ нему.

— Когда я ршилась придти къ вамъ, чтобы говорить о нашемъ ребенк, сказала она, то я не думала, что это свиданіе поведетъ къ такимъ результатамъ. Мн казалось невозможнымъ, чтобы, ршившись на разлуку вы измнили это ршеніе, но такъ какъ это случилось, то я прошу у васъ позволенія сказать, на какихъ условіяхъ я согласна на ваше желаніе.

— На условіяхъ?

— Конечно, вамъ можетъ показаться страннымъ, что я говорю объ условіяхъ такому великодушному человку, какъ вы, но одно изъ этихъ условій должно обезпечить мн спокойствіе, а другое — вашу привязанность нашему ребенку. Поэтому вы должны мн простить эти условія. Первое изъ этихъ условій то, чтобы вы не ссорились съ вашимъ племянникомъ, мое мщеніе ему будетъ совершенно противоположно его мщенію мн. Онъ закрылъ передо мною двери замка, я хочу открыть ему ихъ.

Маркизъ былъ глубоко тронутъ этимъ доказательствомъ великодушія.— Ахъ! какъ Людовикъ плохо зналъ ее!

— И такъ, продолжала она,— ршено, что вы сдлаете все возможное, чтобы удержать его близь васъ, дйствуя такъ, вы не только докажете мн свою любовь, но это будетъ полезно и для нашего ребенка. Будетъ очень хорошо, если вашъ племянникъ будетъ убжденъ, что я не беременна.

— Вы лучшая изъ женщинъ, сказалъ маркизъ,— и самая умная.

— Что касается втораго условія, продолжала Клементина,— то оно боле деликатно, и я сознаюсь, что оно будетъ для васъ тяжело, но я считала бы себя дурной матерью, еслибы остановилась передъ боязнью васъ огорчить. Вы видите, другъ мой, что я должна длить мою привязанность и мои заботы между вами и нашимъ ребенкомъ, я желаю и требую, чтобы Денизъ осталась въ монастыр.

— Но она не хочетъ быть монахиней, у меня есть доказательство, что она любитъ Людовика.

— Я не прошу, чтобы она всю жизнь оставалась въ монастыр, я никогда не стала бы просить ничего глупаго или преступнаго. Если Денизъ не хочетъ быть монахиней, то и не надо, если она любитъ Людовика, то пусть выходитъ за него. Это совершенно справедливо и вы должны припомнить, что я всегда это говорила.

— Однако…

— Я прошу, чтобы Денизъ осталась въ монастыр до рожденія нашего ребенка, и настаиваю на этомъ, потому что я ревную къ ней. До сегодняшняго дня я очень любила ее и не разъ говорила вамъ объ этой привязанности, но то, что произошло въ мое отсутствіе, открыло мн глаза. Не правда-ли, что къ вамъ пришли отъ ея имени?

— Правда, мн говорили о ней.

— Правда также, что именемъ привязанности къ ней, васъ заставили написать письмо, которымъ вы выгоняли меня отсюда? Въ васъ боролись дв привязанности и привязанность къ Денизъ взяла верхъ.

— Неужели вы думаете, что я пересталъ васъ любить?

— Нтъ, но я думаю, что вамъ говорили о привязанности Денизъ, и что мысль о ней дала вамъ утшеніе въ разлук со мной. Ну! я была бы дурной матерью, еслибы позволила употребить противъ моего ребенка тоже орудіе, которое употребили противъ меня. Когда вы увидите своего сына, о! тогда мн будетъ все равно, тогда, онъ и я, мы будемъ оба неуязвимы, но до тхъ поръ я боюсь Денизъ, да, другъ мой, страшно боюсь. О, я знаю какъ она невинна и какъ ловки т, которые сдлали ее такимъ опаснымъ орудіемъ! Если вы не хотите, чтобы моя беременность прошла въ безпокойств и мученіяхъ, то согласитесь на мою просьбу. Да и что мы будемъ съ ней длать, когда удемъ?

— Къ тому времени она выйдетъ замужъ.

— Да, и можетъ быть также, къ тому времени она вызоветъ новый разрывъ между нами.

Маркизъ хотлъ защищать себя и Денизъ.

— Денизъ или я, повторила Клементина.

На этотъ разъ Денизъ была побждена. Было ршено, что маркизъ попроситъ Людовика не разрывать съ нимъ сношеній, общаетъ ему руку Денизъ, но съ условіемъ, что свадьба будетъ отложена на нсколько мсяцевъ.

XXXI.

Услышавъ обращенныя къ нему изъ-за двери слова Клементины, Людовикъ былъ пораженъ.

Его удивленіе не знало границъ, такъ какъ, хотя онъ и ожидалъ ея возвращенія, но никакъ не въ этомъ род.

Онъ скоро понялъ, какъ все произошло, а воспоминаніе о словахъ де-Каркбю, объяснило то, о чемъ онъ не догадался сразу.

Что теперь было длать?

Ему пришло сначала въ голову уйти, не дожидаясь утра. Къ чему оставаться? Если было такъ трудно заставить маркиза ршиться на разлуку тогда, когда Клементина была въ отсутствіи, то чего можно было надяться, когда она была тутъ и могла защищаться? Людовику оставалось только переносить ея насмшливыя улыбки и насмшки дяди Артемія.

Но потомъ Людовикъ подумалъ, что было бы подлостью съ его стороны бжать съ поля битвыему слдовало идти до конца.

Онъ зажегъ лампу и, взявъ книгу, сталъ читать, чтобы убить время.

Около половины седьмаго, дверь библіотеки, выходившая въ пріемную, открылась и вошелъ де-Каркбю.

У него былъ насмшливый видъ и онъ потиралъ руки, какъ человкъ, проснувшійся въ дух.

— Съ утра за работой, сказалъ онъ, глядя на книгу, которую читалъ Людовикъ,— это нездорово, мой милый, надо работать, но не надо слишкомъ утомляться. Ты плохо спалъ?

Людовикъ посмотрлъ дяд въ глаза и сказалъ посл минутнаго молчанія:

— Меня разбудилъ приходъ къ маркизу госпожи Божонье.

Де-Каркбю отскочилъ, но скоро къ нему возвратилась его увренность.

— Значитъ она прошла черезъ тебя? Вотъ видишь, что я былъ правъ, предлагая револьверъ!

— Она вошла черезъ окно, которое вы позаботились оставить открытымъ, спокойно сказалъ Людовикъ.

Де-Каркбю расхохотался.

— Ты угадалъ, вскричалъ онъ — неправда-ли, что штука была хорошо устроена.

И онъ продолжалъ хохотать, держась за бока.

— А какой у тебя видъ! Ты меня право уморишь со смха.

Потомъ онъ вдругъ остановился:

— Она, значитъ, говорила съ тобой? спросилъ онъ.

Людовикъ не отвчалъ, но взглядъ, брошенный имъ на дядю, заставилъ его опустить глаза.

— Ну, ну, сказалъ онъ,— надо лучше играть, ты проигралъ, что же длать! Разв я длалъ такой презрительный видъ, когда ты сталъ сторожемъ Артура? Однако, я признаюсь, что мн это не нравилось. Я нашелъ средство повредить теб и воспользовался имъ, что же тутъ дурнаго? Къ тому же мною руководило и другое побужденіе. Къ чему ты хотлъ сдлать несчастіе Артура? Я не хочу, чтобы его, бднягу, мучили, дадимъ ему умереть спокойно. Неужели ты думаешь, что твои доктора и попы не сократили-бы его жизни? По какому праву отнялъ ты у него госпожу Божонье? Я каждый день вижу ихъ и могу тебя уврить, что, лишивъ маркиза ея попеченій, ты сократишь его жизнь. Я не хотлъ этого. Тогда-то мы и выдумали штуку съ окошкомъ и она отлично удалась.

Де-Каркбю могъ цлые часы говорить такимъ образомъ, Людовикъ сидлъ опершись локтями на столъ, не моргнувъ, точно онъ былъ глухой.

Это молчаніе смутило наконецъ де-Каркбю и даже испугало его, онъ почувствовалъ себя неловко. Онъ предпочелъ бы какое-нибудь слово, которое позволило бы ему продолжать.

— Ты не отвчаешь мн? сказалъ онъ.

— Мн нечего вамъ отвчать, такъ какъ вы мой дядя.

— А! вотъ какъ! вскричалъ де-Каркбю.— Ну, а у меня есть нчто теб сказать: ты неблагодарный нахалъ. Я хотлъ помочь теб помириться съ Артуромъ, теперь можешь длать что хочешь, я умываю руки, неблагодарный!

Сказавъ это, онъ съ достоинствомъ вышелъ изъ библіотеки.

Людовикъ хотлъ продолжать чтеніе, но не могъ, въ ушахъ его звучали слова де-Каркбю и ему стало стыдно: этотъ человкъ былъ братъ его матери!

Наконецъ, около восьми часовъ, дверь спальни маркиза отворилась и Клементина вышла.

Людовикъ всталъ, по наружности совершенно спокойный, но внутренно дрожа отъ негодованія.

— Вчера, когда я пріхала, сказала она,— вы стали между мною и этой дверью, сегодня же я вамъ ее открываю, не угодно-ли вамъ войти? Вашъ дядя желаетъ съ вами говорить.

Ни слова не говоря, Людовикъ пошелъ за нею.

Маркизъ всталъ и сидлъ въ кресл.

Увидя Людовика, онъ опустилъ глаза и молчалъ нсколько минутъ.

— Милый мой, сказалъ онъ наконецъ,— со вчерашняго вечера произошло многое, о чемъ надо поговорить, для этого я и позвалъ тебя.

Людовикъ стоялъ передъ маркизомъ, а Клементина сзади Людовика, облокотясь на каминъ, такъ что, говоря, маркизъ глядлъ на нее.

Изъ-за спины Людовика, она сдлала маркизу знакъ продолжать.

— Я принялъ ршеніе выше моихъ силъ, поэтому я оставилъ его, но эта перемна не будетъ имть никакого вліянія на наши отношенія, недоразумніе, существовавшее между нами, разсялось, поэтому мн нтъ никакого повода измниться относительно тебя.

Людовикъ былъ въ страшномъ затрудненіи. Онъ не ожидалъ подобнаго пріема. Когда Клементина съ улыбкой отворила ему дверь, онъ думалъ, что она хочетъ отплатить ему за вчерашнее и думалъ только о томъ какъ-бы съ достоинствомъ выйти изъ этого дома. Но ему, напротивъ, говорили, чтобы онъ остался.

Можетъ быть, это была хитрость со стороны Клементины, чтобы заставить его отказаться? Это было очень вроятно, конечно, она хотла употребить ту же хитрость, которая ей такъ удалась съ пригласительнымъ письмомъ. Такимъ образомъ, она выставляла себя съ хорошей стороны, а своего противника съ дурной.

Она заставила маркиза предложить Людовику продолжать дружескія съ нимъ сношенія только для того, чтобы онъ не принялъ этого предложенія. Тогда она съуметъ воспользоваться въ свою пользу этимъ отказомъ. Положеніе Людовика было тяжело, съ одной стороны долгъ предписывалъ ему отказаться, тогда какъ съ другой, интересы его и Денизъ заставляли его щадить обидчивость маркиза, чтобы снова не разсориться съ нимъ.

Сохранивъ за собою право посщать Рюдмонъ, Людовикъ могъ наблюдать за Клементиной и до нкоторой степени мшать исполненію ея плановъ.

Отказавшись же, онъ, напротивъ, давалъ ей полную возможность предпринимать все, что угодно.

Пока онъ колебался, не зная что предпринять, маркизъ продолжалъ:

— Ну, что же ты мн не отвчаешь?

— Я думаю о Денизъ. Что будетъ съ нею при этой перемн?

— Она будетъ твоей женой, я далъ теб общаніе и не беру его назадъ. Вы любите другъ друга, она будетъ твоей женой.

Людовикъ невольно взглянулъ на Клементину.

Она улыбнулась.

— Спросите маркиза, сказала она,— какъ я настаивала на этомъ брак.

Людовикъ пересталъ понимать, что такое происходитъ, онъ смотрлъ то на маркиза, то на Клементину, стараясь угадать, что могло скрываться за этими словами. Дядя говорилъ чистосердечно, но что скрывалось за ея словами? Чего она хотла?

— Она будетъ твоей женой, продолжалъ маркизъ,— только я прошу тебя подождать нсколько мсяцевъ.

— Нсколько, мсяцевъ!

— Да, мы скоро удемъ, а по возвращеніи мы васъ женимъ. Ты видишь теперь, что вс твои опасенія были одн химеры.

— Химеры! О! Дай то Богъ! Къ несчастію, он слишкомъ справедливы, и опасности, о которыхъ Оговорилъ, никогда не были боле угрожающими. Ахъ, бдная Денизъ, желая тебя спасти, я жертвовалъ тобою.

Онъ говорилъ съ жаромъ, пристально глядя на Клементину.

— Не правда-ли, сударыня, продолжалъ онъ,— для вашихъ плановъ будетъ очень выгодно, если мы не явимся въ замокъ? Для этого будетъ достаточно этихъ нсколькихъ мсяцевъ, а въ продолженій ихъ Денизъ будетъ во власти сестры Урсулы!

Тогда, обернувшись къ маркизу, пораженному этимъ жаромъ, онъпродолжалъ:

— Я говорилъ вамъ вчера, что васъ обманываютъ, и доказалъ вамъ это, сегодня я повторяю, что васъ обманывали два года и продолжаютъ обманывать.

— А кто обманываетъ маркиза? спросила Клементина, длаяшагъ впередъ.

— Вы, сударыня, вы, которая, боясь чистаго вліянія, которое имла Денизъ на моего дядю, заставили помстить этого ребенка въ монастырь, вы, которая хотли заставить ее поступить въ монахини, вы, которая сегодня, я не знаю, благодаря какимъ темнымъ средствамъ, стараетесь опять противъ воли удержать ее въ этой тюрьм.

Клементина пожала плечами.

— Смйтесь надо мной и позовите, если угодно, на помощь господина де-Каркбю, онъ васъ поддержитъ.

Клементина сдлала знакъ маркизу, который сейчасъ же всталъ.

— Довольно, сказалъ онъ,— намъ остается только разстаться. Вы оттолкнули руку, которую я вамъ протягивалъ, я отнимаю ее. Прощайте, сударь.

Людовикъ колебался съ минуту, точно хотлъ говорить во чтобы то ни стало. Но что онъ могъ сказать или, врне, что могъ онъ заставить выслушать?

XXXII.

Клементина вышла побдительницей изъ этой борьбы съ Людовикомъ.

Но еще одна такая побда и ея дло будетъ проиграно, если не при жизни маркиза, то по крайней мр посл его смерти.

Какъ отрицать, что она хотла сдлать въ замк пустоту, чтобы остаться въ немъ единственной хозяйкой?

Въ свидтеляхъ не было бы недостатка: докторъ жилье, аббатъ Марбфъ, трактирщикъ, его жена, ихъ сынъ, слуги замка!

Значитъ, первой ея заботой должно было быть запастись противоположными свидтельствами, т. е. надо было доказать, что если одни члены семейства были въ ссор съ маркизомъ, за то другіе (де-Каркбю) остались, если нкоторыя знакомства были прерваны, за то другія были заведены. Разв на свт не всегда такъ бываетъ?

До отъзда маркиза въ Италію съ Клементиной они очень часто принимали гостей въ Рюдмон. Не только онъ давалъ каждый годъ три или четыре праздника, на которые приглашалъ всхъ своихъ окружныхъ знакомыхъ, но также давалъ, для боле близкихъ друзей, два раза въ мсяцъ, обды, перваго и пятнадцатаго числа каждаго мсяца и, кром того, охоты и т. п.

Но со времени ихъ возвращенія эти праздники и вечера не были возобновлены.

Да и какъ могъ маркизъ, не садившійся боле на лошадь, охотиться въ такомъ лсу, какъ лсъ Рюдмона?

Какой видъ былъ бы у него за столомъ, съ подвязаннымъ салфеткой подбородкомъ и дрожащими руками?

Главная же причина того, что никого не приглашали, была увренность Клементины, что приглашенія не были бы приняты. Не въ провинціи, строго слдящей за приличіями, могла Клементина найти людей, которые согласились бы обдать за тмъ столомъ, гд она играла роль хозяйки. Клементина знала это очень хорошо. Всякій могъ пожать руку де-Каркбю, не смотря на жизнь, которую онъ велъ, но нельзя было сознаться, что возвращаешься изъ Рюдмона, гд обдалъ въ обществ маркиза и его любовницы. Конечно, обды Рюдмона были великолпны, вина самыя тонкія, охота отлична, но… была любовница, которая портила все это. Разв можно, когда имешь такое положеніе, какъ маркизъ Рюдмонъ, имть любовницу… съ которой живешь публично?

Однако было необходимо, чтобы этотъ карантинъ, наложенный на Рюдмонъ. окончился, надо (шло привлечь въ него гостей, если не женъ, о которыхъ Клементина не заботилась, то хоть мужей.

Клементина сказала объ этомъ маркизу, конечно, не объясняя ему настоящихъ причинъ, заставлявшихъ ее желать этого.

Напротивъ, она выдумала поводъ, который долженъ былъ тронуть маркиза и дйствительно тронулъ его.

— Если вы хотите, чтобы мою беременность не могли подозрвать, сказала она,— то мн кажется, что не мшало-бы имть свидтелей, которые не замтили-бы во мн никакого измненія.

— Конечно, но гд можемъ мы найти такихъ свидтелей?

— Между лицами, которыя будутъ здсь бывать и увидятъ меня.

— Никто не здитъ въ Рюдмонъ.

— Почему вы не пригласите никого изъ вашихъ прежнихъ друзей?

Маркизъ молчалъ, не зная какъ объяснить ей то, что онъ хотлъ сказать,

— Потому что мое положеніе здсь неправильно? продолжала она.— Вы не ршаетесь этого сказать изъ боязни огорчить меня. Неужели вы думаете, что я сама этого не знаю?

— Но тогда чего же вы хотите?

— Я лично, ничего не хочу и даже признаюсь, что я нисколько не хочу скрывать моей беременности.

— Но въ такомъ случа нашъ ребенокъ передъ закономъ не будетъ моимъ?

— Онъ будетъ моимъ, и вы должны сознаться, что для матери это иметъ свою важность, Тогда какъ вы хотите, чтобы онъ былъ только вашимъ.

— Я не хочу, чтобы онъ принадлежалъ тому, чье имя вы носите.

— Я знаю, но повторяю вамъ, что тогда мой ребенокъ будетъ принадлежать одному вамъ, и если вы меня когда-нибудь оставите, если вы полюбите другую женщину, боле молодую и боле достойную васъ…

При этихъ словахъ маркизъ сталъ возражать, но не разсердился, потому что это сомнніе было пріятно ему. Другую женщину! Она ревновала его!

— Если вы меня хотли бросить вчера, продолжала Клементина,— почему не захотть вамъ сдлать это завтра, черезъ мсяцъ, черезъ десять лтъ? Тогда мое дитя останется вашимъ, оно будетъ носить ваше имя. Какія права буду я имть на него? Вотъ почему я говорю, что лично я не имю большаго желанія скрывать своей беременности.

— Но я желаю, чтобы вы скрывали ее!

— И я вамъ уступаю, какъ я это длала всегда. Я отдаю вамъ наше дитя, въ доказательство безграничной моей къ вамъ любви. Но разъ согласившись на это, я нахожу, что необходимо, чтобы у насъ были свидтели, люди уважаемые, что я не была беременна, и я думаю, что при небольшой ловкости, мы найдемъ ихъ. Слава Богу, не вс люди женаты, а между женатыми найдется, наврно, много такихъ, которые очень счастливы, когда могутъ бжать изъ дома.

Но Клементина лгала, утверждая, что нужно только немного ловкости, чтобы залучить въ Рюдмонъ гостей, для этого надо было много хитрости и умнья.

Еслибы Клементина хотла принять всхъ, то ничего не было-бы легче, но она хотла выбрать такихъ людей, которые могли-бы быть приняты въ суд, какъ вполн безукоризненные свидтели.

У нея не было никого, кто-бы могъ ей указать, кто изъ тхъ, кого она хотла видть въ замк, могъ скоре склониться на принятіе ея приглашенія.

Что, если кто-нибудь изъ приглашенныхъ станетъ на сторону Людовика и прідетъ только для того, чтобы говорить о Денизъ?

Что если откажется?

Когда она боялась отрицательнаго отвта, то старалась вырвать неожиданностью то, чего прямо не осмливалась просить.

Тогда, вмсто того, чтобы приглашать къ обду, она писала отъ имени маркиза, чтобы его пріхали просто навстить. Они такъ давно не видались, маркизъ самъ-бы пріхалъ, если-бы не былъ болнъ, поэтому надлся, что не откажутся его навстить. Посл прогулки по парку онъ каждый день возвращался домой въ пять часовъ, тогда его наврно можно было застать.

Когда по этому приглашенію прізжали, то Клементина тянула визитъ почти до самаго обда, тогда было трудно отказаться отъ приглашенія отъобдать, къ этому времени собирались другіе приглашенные и очень часто, не зная какъ, оказывались обдающими въ Рюдмон.

Также точно она поступала со всми, кто имлъ съ маркизомъ дловыя отношенія: его нотаріусомъ, управляющимъ, архитекторомъ, однимъ словомъ всми, кто какъ-нибудь завислъ отъ богатаго кліента, они составляли обязательныхъ гостей, нчто въ род мебели

Такое же средство она употребила относительно мюльсанскаго священника. До отъзда священникъ очень часто обдалъ въ Рюдмон, и когда маркизъ скучалъ, онъ просто посылалъ за ‘своимъ священникомъ’, который забавлялъ его своими шутками. Дйствительно, онъ былъ очень смшной и забавный: веселый, всегда въ хорошемъ расположеніи духа, онъ великолпно подражалъ крикамъ всякихъ животныхъ и съ замчательнымъ талантомъ представлялъ своихъ собратьевъ. Онъ много разъ представлялъ такія сцены въ замк, и маркизъ, любившій эти шутки, очень полюбилъ его. Когда маркизъ вернулся въ Рюдмонъ, священникъ принужденъ былъ сдлать ему визитъ, но онъ выбралъ такое время, когда его не могли оставить ни обдать, ни завтракать. Его пригласили на завтра, но онъ не могъ принять приглашенія, отговариваясь какимъ-то дломъ. Посл завтра за нимъ послали, онъ спрятался.

Тогда ему написали, прося его придти навстить маркиза въ пять часовъ, потомъ, затянувъ разговоръ, его удержали до обда, и онъ, противъ воли, долженъ былъ остаться обдать, но за столомъ, смущенный и пристыженный, онъ все время не открывалъ рта.

Маркизъ тмъ охотне помогалъ Клементин, что эти обды доставляли ему развлеченіе. Хотя онъ мало принималъ участія въ разговор, но любилъ, чтобы около него разговаривали и шумли, онъ улыбался гостямъ и старался возбудить ихъ веселость. Въ особенности онъ любилъ, чтобы много ли и когда съ нимъ были только Клементина и де-Каркбю, то онъ обращался къ нимъ, настаивая, чтобы они ли.

Каркбю исполнялъ это съ удовольствіемъ.

Но Клементина чувствовала отвращеніе къ такой неумренной д, и только уступала усиленнымъ настояніямъ маркиза.

Конечно, это было для нея тяжело, но надо было длать все, чтобы нравиться маркизу, къ тому же, чмъ больше времени проводили за столомъ, тмъ мене долги были часы, въ которые она, какъ бы то ни было и чмъ-бы то ни было, должна была занимать маркиза.

Поэтому она старалась быть, какъ можно любезне съ тми гостями, которые соглашались оставаться въ замк до вечера.

Для нея это было освобожденіемъ.

XXXIII.

Принять вс предосторожности противъ того, чтобы нельзя было признать завщаніе маркиза недйствительнымъ было, конечно, очень предусмотрительно, но, съ другой стороны, это было слишкомъ поспшно.

Прежде чмъ-заботиться о томъ, чтобы завщаніе было признано дйствительнымъ, надо было, чтобы оно было написано, а этого именно и не было.

Надо было, значитъ, заставить написать это завщаніе, тогда можно было позаботиться о томъ, чтобы оградить его отъ всякихъ нападеній.

Тмъ боле надо было торопиться, что Клементина чувствовала опасность, которой могла подвергнуться со стороны Людовика, не зная въ какой форм могла явиться эта опасность.

То, что Клементина устроила во время своей поздки въ Парижъ, не имло успха.

Людовикъ отказался отъ повышенія. Узнавъ о немъ, онъ тотчасъ же отправился къ своему прокурору, чтобы узнать, ему-ли онъ обязанъ своимъ назначеніемъ. Тотъ отвчалъ, что самъ онъ ничего не зналъ, что назначеніе состоялось безъ его вдома въ министерств.

Тогда Людовикъ понялъ, кому онъ этимъ обязанъ, и откровенно объяснился съ прокуроромъ, сказавъ ему, что не принимаетъ этого повышенія и скоре выйдетъ въ отставку, чмъ оставитъ Конде.

Прокуроръ написалъ въ министерство и результатомъ этой корреспонденціи было то, что Людовика по прежнему оставили въ Конде.

Узнавъ о происшедшемъ, генералъ Пуарье написалъ Клементин, говоря, что не можетъ насильно заставить Меро принять повышеніе, если тотъ отъ него отказывается.

Затмъ, какъ добрый родственникъ, а главное, какъ человкъ опытный, онъ кончалъ свое письмо слдующими практическими совтами:

‘Если вы хотите, во чтобы то ни стало, чтобы этотъ молодой человкъ не остался товарищемъ прокурора въ Конде, то надо сдлать такъ, чтобы его не перемстили, а просто отставили. Конечно, это будетъ довольно трудно, потому что этотъ юноша, на столько глупый, что не старался понравиться такой прелестной женщин, какъ вы, на очень хорошемъ счету въ министерств, но все-таки это не совсмъ невозможно. Для этого надо его компрометировать въ политическомъ отношеніи.. Если вы можете доставить мн доказательство (или почти доказательство), что онъ въ сношеніяхъ съ орлеанистами или легитимистами (лучше орлеанистами, такъ какъ намъ нужны клерикалы), то я, можетъ быть, успю отставить его, или, по крайней мр, заставить подать въ отставку. Но для этого вы должны сами привезти мн это доказательство, чтобы мы могли, съ глазу на глазъ, переговорить объ этомъ дл’.

Клементина не постаралась даже узнать, можетъ ли она достать такое доказательство, такъ какъ, еслибы Людовикъ и вышелъ въ отставку, то все-таки остался бы въ Конде, значитъ, цль ея не была бы достигнута.

Къ тому же, у нея были другія дла кром того, чтобы хать въ Парижъ, даже на одинъ день. Она должна была дйствовать въ Рюдмон, чтобы заставить маркиза написать завщаніе, которое она ему продиктуетъ.

Тогда ей припомнился совтъ, данный ей парижскимъ адвокатомъ.

Сначала совтъ этотъ показался ей глупымъ и внушеннымъ трусостью. Прикрыться какимъ-нибудь уважаемымъ лицемъ или учрежденіемъ, сказалъ Кафье, т. е. оставить другимъ часть того богатства, которое стоило ей столькихъ трудовъ. Объ этомъ нельзя было думать серьезно.

Но пріемъ, сдланный ей въ Рюдмон, и все затмъ происшедшее, сильно убавили ея самоувренность.

Конечно, мысль о раздл не могла быть особенно пріятна Клементин, потому что она уже давно привыкла думать, что получитъ все состояніе Артура.

Но это было необходимо, а чтобы спаніи лучшую часть груза, она не колебалась бросить за бортъ нсколько сотенъ тысячъ франковъ. Къ тому же она прежде разсчитывала дать эти деньги за вкладъ въ монастырь, еслибы Денизъ постриглась, теперь же, не давая ничего Денизъ, она могла отказать эти деньги тому лицу или учрежденію, которое выберетъ, и такимъ образомъ не измнить этого. Было бы глупо обогатить Людовика, посл всего, что онъ противъ нея сдлалъ.

Они любили другъ друга, чтобы быть счастливыми они не нуждались въ деньгахъ.

Ршивши вопросъ въ принцип, она стала искать на чье бы имя сдлать завщаніе.

Между друзьями и окружающими маркиза она не могла найти никого.

Тогда она стала искать учрежденіе, которое отвчало бы всмъ нужнымъ для нея условіямъ и остановилась на монастыр св. Рутиліи.

Не только этотъ монастырь былъ учрежденіе вполн достойное, но онъ имлъ еще то преимущество, что былъ управляемъ человкомъ чрезвычайно ловкимъ, имвшимъ большое вліяніе, который всегда успвалъ въ самыхъ трудныхъ и невозможныхъ предпріятіяхъ.

Тогда Клементина ршилась отправиться въ Ганнебо переговорить съ аббатомъ Гилльсмитъ.

XXXIV.

Путешествіе изъ Рюдмона въ Ганнебо очень непродолжительно, но, взявъ въ разсчетъ то, что Клементин надо было переговорить съ аббатомъ, ей приходилось оставить маркиза на два или на три часа, и это сильно безпокоило ее.

Кругомъ нея были все враги и только одинъ союзникъ, да и то потому, что она убдила его, будто ихъ интересы общіе, но много ли надо было, чтобы это убжденіе исчезло?

Принужденная во чтобы то ни стало отправиться въ Ганнебо, Клементина ршилась поручить маркиза попеченіямъ де-Каркбю.

— Четыре часа съ глазу на глазъ съ этой муміей, нечего сказать, весело! сказалъ де-Каркбю.— Вы знаете, что съ нимъ говорить, вы его забавляете, я восхищаюсь вами, но самъ я на это неспособенъ и, сказать по правд, это надодаетъ мн. Этотъ бдняга Артуръ, никогда не былъ забавенъ, а теперь онъ одуряетъ.

Она пожала плечами и усмхнулась.

— Я могу, если хотите, дать вамъ сюжетъ для разговора.

— Не думаете ли вы, что я выучу цлый урокъ, чтобы доставить удовольствіе Артуру?

— Я вамъ хочу сдлать удовольствіе, а не ему, сказала Клементина, не обижаясь его грубой манерой говорить,— по крайней мр я думаю, что этотъ сюжетъ не можетъ быть для васъ непріятенъ.

— Послушаемъ!

— Отчего бы вамъ не воспользоваться этимъ временемъ, чтобы поговорить маркизу о завщаніи?

— Но я разсчитывалъ на васъ.

— И вы были правы, но вы должны понять, что теперь я не могу говорить объ этомъ.

— Почему?

— Потому что это будетъ похоже на то, что я хочу отмстить вашему племяннику, а вы знаете, что маркизъ питаетъ отвращеніе къ такимъ низкимъ чувствамъ. Онъ не станетъ слушать совтовъ, внушенныхъ интересомъ.

— Мн кажется, что мои совты будутъ имть въ его глазахъ этотъ недостатокъ.

— О! ваши — другое дло, они исходятъ изъ законнаго права и поэтому естественны и законны. Къ тому же, не надо прямо говорить, чтобы маркизъ сдлалъ завщаніе въ вашу пользу, достаточно, если вы вообще подадите ему мысль сдлать завщаніе, сами обстоятельства заставятъ его сдлать своимъ наслдникомъ васъ. Изъ всхъ родныхъ онъ въ дружб съ одними вами, съ тхъ поръ какъ одна особа съумла закрыть для другихъ дверь въ Рюдмонъ. Вы знаете эту особу?

— Вы ангелъ! вскричалъ де-Каркбю,— маленькій, хитрый ангелъ.

— Я не ангелъ, и еще мене хитрый. Я просто женщина, преданная тмъ, кого она…. уважаетъ. Если вы врите этому чувству и благодарны мн за него, то я вполн вознаграждена за мои труды.

— Вы будете вознаграждены гораздо лучшея общалъ, что вы будете моей женой и не отступлюсь отъ этого общанія.

— Я хочу вамъ врить, но отчего вамъ не поступить, какъ многіе другіе? Вы будете богаты, вы въ такихъ лтахъ, что можете жениться, почему вамъ не плниться какими-нибудь прелестными глазами. Тогда ‘маленькая богиня’ будетъ скоро забыта….

— Никогда!

Де-Каркбю былъ великолпенъ, говоря это ‘никогда’. Клементина вообще не баловала его комплиментами, напротивъ, очень часто смялась надъ нимъ. Дйствительно, она вообще не льстила своимъ обожателямъ, она говорила что испытываетъ ихъ вліяніе, но не до ослпленія. Сто разъ говорила она де-Каркбю, что чувствуетъ къ нему…. уваженіе, какъ она выражалась, но въ тоже время давала ему понять, что это уваженіе, не мшало ей видть его недостатки. Этимъ она держала его постоянно въ страх и заставляла его питать къ ней родъ уваженія, отъ котораго онъ безъ этого давно бы отдлался.

— Мн слишкомъ пріятно врить вамъ, сказала она,— чтобы не положиться на ваши слова. Впрочемъ, ничто не можетъ вамъ боле доказать моего доврія, какъ совтъ, который я вамъ даю.

— Какъ это?

— Такъ какъ связь, существующая между нами никому неизвстна, то злые языки віогутъ говорить, что я хочу получить наслдство маркиза. Если до васъ дойдутъ эти подозрнія, то вы будете знать, какъ принять ихъ. Вамъ надо будетъ только вспомнить, что я не хотла поднимать съ маркизомъ вопроса о завщаніи, и что, удаливъ изъ замка всхъ вашихъ соперниковъ, я предоставила вамъ полную свободу. Имя это доказательство моего благородства, вы будете знать, какъ смотрть на тхъ, кто сталъ бы выражать вамъ подобныя подозрнія. Воспользуйтесь же моимъ совтомъ и поговорите прямо о завщаніи.

— Артуръ не любитъ, когда говорятъ о смерти.

— Это правда, но мн кажется, вы не такой человкъ, чтобы остановиться передъ этимъ. Заставьте его сначала подумать о завщаніи вообще и остановитесь на этомъ. Я сдлаю остальное.

Часъ спустя, маркизъ садился въ коляску съ де-Каркбю, а Клементина, слишкомъ больная, чтобы выхать, вышла съ усиліемъ на подъздъ, чтобы проводить ихъ.

Какъ только коляска исчезла, Клементина вернулась въ свою комнату и, надвъ амазонку, похала одна въ Ганнебо.

XXXV.

Пріхавъ къ аббату, Клементина застала его въ кабинет, приготовляющимъ отчетъ, который долженъ былъ быть прочитанъ въ будущемъ собраніи акціонеровъ артистической слесарни. Когда ему доложили о прізд госпожи Божонье, онъ спокойно оставилъ свое занятіе и веллъ просить ее войти.

Не видавъ Клементины посл ея путешествія въ Баньоль, онъ прежде всего спросилъ ее осталась-ли она довольна этимъ путешествіемъ, о которомъ онъ слышалъ.

— Такъ мало довольна, какъ только возможно, потому что я получила доказательство, не во время самаго путешествія, но по возвращеніи, что Денизъ ни за что не согласится исполнить желаніе маркиза.

— Но для насъ это доказательство еще не достаточно, мы, напротивъ того, имемъ поводъ, надяться на то, что желаніе маркиза, въ скоромъ времени, осуществится.

— Если вы это говорите, то значитъ, не знаете того, что происходитъ у васъ въ монастыр и вы недостаточно хорошо наблюдаете за ввренными вамъ воспитанницами.

— Я не думаю.

— А между тмъ, я могу васъ уврить, что Денизъ переписывается съ господиномъ Меро.

— Это невозможно!

— Она получила отъ господина Меро письмо и отвчала ему.

— Я васъ увряю, что это физически невозможновасъ обманули ложнымъ донесеніемъ.

— Дло не въ донесеніяхъ, а у маркиза есть письмо, написанное Денизъ.

— И вы не прислали мн этого письма?

— Къ чему?

— Какъ, къ чему? Я произведу слдствіе, я стану искать и найду, какъ могла произойти эта корреспонденція. Надо все это открыть, для насъ это очень, очень важно. Тутъ есть небрежность, которая будетъ наказана, какъ слдуетъ.

Еслибы виновные въ этой небрежности слышали, какъ аббатъ сказалъ слово ‘наказать’ и какъ при этомъ сжались его тонкія губы, то они бы задрожали отъ страха и поняли бы, что это наказаніе будетъ примрное.

— Если я сказала вамъ сейчасъ ‘къ чему’? когда вы мн говорили, чтобы я дала вамъ это письмо, продолжала Клементина,— то я думала только о будущемъ. Очевидно, что это письмо имло на Денизъ ршительное вліяніе, можно сказать наврно, что, безъ вліянія господина Меро, Денизъ послдовала бы своему религіозному влеченію и сдлалась бы монахиней, но что сдлано, того уже не воротишь: Денизъ не будетъ монахиней — она выйдетъ замужъ за господина Меро.

— А! въ самомъ дл? прервалъ аббатъ, внимательно глядя на Клементину.

— Что же можетъ сдлать маркизъ? Не смотря на все свое желаніе видть Денизъ монахиней, онъ никогда не думалъ насиловать ея волю. Онъ не отецъ ей и его права надъ нею, какъ опекуна, скоро окончатся, поэтому она выйдетъ за господина Меро, если, по достиженіи совершеннолтія, не измнитъ своего ршенія. Только маркизъ не хочетъ длать для нея того, что хотлъ сдлать прежде и т деньги, большія деньги, которыя онъ хотлъ дать ей на вкладъ въ монастырь, онъ употребитъ на другое.

— Он возвратятся ей въ той части наслдства, которую получитъ г-нъ Меро.

— Я не думаю.

Къ чему она шла? Этотъ вопросъ аббатъ Гилльсмитъ напрасно задавалъ себ съ самаго начала разговора. У нея, очевидно, была опредленная цль, но какая?

Изъ сказаннаго ею слдовало, что Денизъ выйдетъ замужъ за Людовика Меро по достиженіи совершеннолтія и что послдній, по всей вроятности, не получитъ той части наслдства, которая ему слдовала по закону.

— Въ такомъ случа, сказалъ аббатъ,— вы, значитъ, пріхали за Денизъ?

— Не совсмъ. Напротивъ, маркизъ желаетъ оставить ее у васъ до свадьбы.

— О! вскричалъ аббатъ,— я понимаю до извстной степени, что маркизъ можетъ думать, что я оставлю здсь его крестницу, но я непонимаю, какъ вы, сударыня, можете думать, чтобы мн было возможно держать въ такомъ монастыр, какъ нашъ, двушку, которая ведетъ любовную переписку съ своимъ женихомъ.

Аббатъ пристально глядлъ на Клементину, которая, не смотря на все свое самообладаніе, не могла удержаться онъ легкаго движенія удивленія, услышавъ, что аббатъ не хочетъ боле держать у себя Денизъ. Этого было достаточно, чтобы аббатъ понялъ, что она желала оставить Денизъ въ монастыр, тогда онъ сталъ настаивать, что ему невозможно ее оставить.

Это былъ скандалъ, необходимо было, чтобы Денизъ оставила монастырь.

Клементина, придя въ себя посл перваго удивленія, не стала его перебивать и только, когда онъ замолчалъ, сказала:

— Я не могу вамъ выразить, аббатъ, какъ ваши слова огорчаютъ меня, потому что ваше ршеніе, если оно непоколебимо, разстроитъ цлый устроенный мною планъ, для сообщенія вамъ котораго я сегодня сюда пріхала. Я вамъ уже сказала, что господинъ Меро не будетъ наслдникомъ маркиза.

Аббатъ сдлалъ удивленный видъ, который могъ значить, что угодно.

— Увидя, какъ дйствовалъ господинъ Меро относительно Денизъ, маркизъ разссорился съ своимъ племянникомъ и объявилъ свое полное желаніе лишить его наслдства. Въ тоже время, чтобы быть увреннымъ, что это состояніе какимъ-нибудь косвеннымъ образомъ не перейдетъ къ господину Меро, маркизъ ршился оставить свое состояніе одной посторонней особ.

— Все состояніе?

— По крайней мр, большую часть. Тутъ нтъ ничего удивительнаго, потому что, если онъ оставитъ что-нибудь Денизъ, то все это перейдетъ къ господину Меро, точно также какъ и то что получитъ де-Каркбю. При этихъ условіяхъ маркизъ желаетъ оставить все постороннему лицу или, лучше сказать, ищетъ такое лице, потому что онъ еще не ршился окончательно, но, желая оставить большую часть состоянія этой особ, маркизъ желаетъ оставить нчто и другимъ. Такъ, аббатъ, онъ подумалъ о васъ.

— Обо мн?

— Да, и я должна сказать, что всми силами поддерживала въ немъ эту мысль и пріхала спросить васъ, на какое изъ вашихъ учрежденій вы хотите, чтобы маркизъ оставилъ то, что хотлъ вамъ оставить.

Аббатъ долго не отвчалъ, пристально глядя на Клементину, потомъ сказалъ:

— Я вамъ очень благодаренъ за ваше намреніе, но, къ сожалнію, я вамъ не могу ничего указать. На сколько я благодаренъ за вклады, даваемые мн изъ рукъ въ руки, на столько же я мало расположенъ принимать то, что мн оставляютъ въ завщаніи, такъ какъ завщаніе почти всегда бываетъ поводомъ къ процессу. Если маркизъ хочетъ теперь-же дать какую-нибудь сумму на нашъ монастырь, то я буду очень благодаренъ, но если онъ оставитъ эту-же сумму мн по завщанію, то я отказываюсь принять ее.

XXXVI.

Клементина была поражена.

Какъ могло случиться, что, аббатъ, извстный за человка жаднаго къ деньгамъ и постоянно въ нихъ нуждающагося, который десять лтъ постоянно борется съ кредиторами, который былъ замчателенъ тмъ, что умлъ создать себ неистощимые источники средствъ, который, только силою своего ума и твердостью воли, съумлъ создать милліоны, какъ могло случиться, что такой человкъ отказывался отъ предложенной ему большой суммы денегъ?

‘Онъ хочетъ заставить увеличить свою часть, подумала она,— для этого онъ говоритъ, что не можетъ боле оставлять въ монастыр Денизъ’. Потомъ продолжала громко:— Если вы на это не согласны, о чемъ я очень сожалю, то позвольте попросить васъ объ одномъ.

— Будьте уврены, что я сдлаю все возможное.

— Я попрошу васъ оставить Денизъ еще на нсколько дней въ монастыр, вы понимаете, что мы не можемъ ее въ одну минуту помстить ее въ какое-нибудь другое заведеніе.

— Нсколько дней я согласенъ, хотя эт.о заставитъ меня отложить мое слдствіе, такъ какъ я, конечно, не могу говорить объ этой корреспонденціи, пока Денизъ въ монастыр. Ищите-же другой монастырь, если Денизъ не можетъ оставаться Въ замк.

— Это совершенно невозможно, отвчала Клементина,— маркизъ никогда не измняетъ своихъ ршеній! Онъ навки разссорился съ Денизъ и Людовикомъ. И эта-то черта его характера и заставитъ его, во что-бы то ни стало, оставить вамъ ту сумму, которую онъ ршился вамъ оставилъ.

— Онъ вполн свободенъ писать въ своемъ завщаніи, что ему угодно, но я, въ свою очередь, точно также свободенъ принять или отказаться.

— Можетъ быть, величина суммы заставитъ васъ измнить ршеніе.

— Я не думаю.

— Однако, еслибы дло шло о такой сумм, которая позволила-бы вамъ возобновить вполн вашъ монастырь и вмсто этого некрасиваго строенія выстроить зданіе, достойное вашей церкви?…

На минуту аббатъ поколебался, ему представилось великолпное зданіе съ золотыми ршетками, но онъ удержался отъ поспшнаго отвта и подумалъ. Въ немъ имли нужду, но какую?

— Зданіе, зданіе! нсколько разъ повторилъ онъ, чтобы выиграть время,— Для подобнаго, зданія нужно соотвтствующее мсто, сказалъ онъ.— Посмотрите на нашу церковь, была-ли бы она то, что теперь есть, гд-нибудь въ другомъ мст, а не на этой возвышенности?

Мн кажется, что въ стран есть и другія возвышенности.

— Я знаю только одну, которая стоитъ этой — это Рюдмонъ.

— А! въ самомъ дл?

Аббатъ улыбнулся.

— Признаюсь, сказалъ онъ,— еслибы вы могли заставить маркиза отказать замокъ Рюдмонъ, чтобы въ него мы могли перенести монастырь, то соблазнъ былъ-бы для меня такъ силенъ, что я измнилъ бы свое ршеніе.

— А! въ самомъ дл? повторила Клементина.

Она тоже улыбнулась, но далеко не такъ весело какъ аббатъ, потому что она поняла, что сдлала ошибку, которая будетъ ей дорого стоить.

Нсколько минутъ они молча глядли другъ на друга, потомъ аббатъ отвернулся.

— Поговоримъ серьезно, сказалъ онъ, поправляя рясу.

— Охотно, но я должна вамъ замтить, что мои предложенія были вполн серьезны.

— Будьте уврены, что и я отвчалъ вамъ вполн серьезно, таково было мое мнніе. Съ тхъ поръ, какъ я священникъ, я былъ запутанъ въ два дла по завщанію и оба вовлекли меня въ серьезныя затрудненія.

— Завщаніе маркиза не должно навлечь на васъ никакихъ затрудненій.

— Да, когда завщаніе пишется, тогда не бываетъ никакихъ затрудненій, но совсмъ другое, когда приходится приводить его въ исполненіе. Въ настоящее время мн некогда заниматься такими вещами, я и безъ того заваленъ длами. Я уже не молодъ. Вы понимаете, что, при такихъ условіяхъ, я не могу тратить мое время на то, чтобы получить небольшую, сравнительно, сумму денегъ.

— Въ такомъ случа, откажемся отъ этого плана, поспшно сказала Клементина, довольная случаемъ возвратиться назадъ.

— Откажемся, если дло идетъ о деньгахъ. Для этого я не стану бросать драгоцнное для меня время. Но для цлаго состоянія, которое обогатило бы навсегда мой монастырь, я не имю права поступать такъ. Вы должны понимать эту разницу.

Она не возражала, испуганная оборотомъ, который принималъ разговоръ.

— Объяснимтесь откровенно, продолжалъ аббатъ.— Вы сказали мн, что маркизъ де-Рюдмонъ хочетъ оставить свое состояніе лицу совершенно постороннему. Это до извстной степени понятно, такъ какъ у него только дальніе родственники, которые своей привязанностью не съумли заслужить наслдство. И я понимаю, что подобное завщаніе не встртитъ никакихъ препятствій со стороны правосудія, если будетъ сдлано въ пользу лица, вполн безукоризненнаго по своему положенію, стоящаго выше всякихъ упрековъ въ нравственномъ отношеніи, пользующагося извстнымъ уваженіемъ въ обществ. Соединяетъ-ли въ себ эти условія та особа, которой маркизъ хочетъ оставить свое состояніе?

Клементина не сочла нужнымъ отвчать.

— Я ничего этого не знаю, продолжалъ аббатъ, — такъ какъ не знаю, кто эта особа. Однако, руководясь ходомъ событій, мн кажется, что она не соединяетъ въ себ этихъ условій.

— Почему же это?

— Такъ какъ мы говоримъ откровенно, то я вамъ сейчасъ скажу это. Мн кажется совершенно естественно, что маркизъ подумалъ обо мн, какъ человкъ религіозный, такъ что очень легко допустить, что такому человку, какъ онъ, могло придти въ голову помочь мн, какъ основателю многихъ благотворительныхъ учрежденій.

— Такъ и есть на самомъ дл.

— О! я это угадалъ, но что не такъ естественно, это то, что мн пришли говорить объ этомъ. Если такъ дйствуютъ, то это для того, чтобы узнать стану-ли я на сторону главнаго наслдника, чтобы получить завщанное мн. Ну! сударыня, я говорю прямо, что я на это не согласенъ изъ-за опредленной, но, во всякомъ случа, ничтожной суммы, я слишкомъ много потерялъ бы при подобномъ союз. Но если, наоборотъ, маркизъ оставитъ все свое состояніе монастырю, то я согласенъ поддержать такое завщаніе всмъ моимъ авторитетомъ.

Клементина хотла перебить его, но онъ продолжалъ:

— О! я не хочу, чтобы маркизъ отдалъ монастырю сейчасъ же это состояніе, я хотлъ сказать, что онъ можетъ отдать это состояніе въ пожизненное пользованіе той особ, о которой вы говорите. Не все ли намъ равно, что мы не сейчасъ получимъ это состояніе? Мы безсмертны. Не все-ли равно этой особ, что она лишится этого состоянія лтъ черезъ пятьдесятъ или шестьдесятъ, такъ какъ она смертна? О! вы видите, какъ тогда измнится характеръ этого завщанія: оно будетъ не въ пользу лица, боле или мене достойнаго уваженія, а въ пользу благочестиваго учрежденія. Благодаря этому, особа, которой будетъ оставлено состояніе, можетъ-быть спокойна, что оно останется ей, чего бы безъ этого не случилось.

Помолчавъ немного, онъ продолжалъ:

— Передайте, сударыня, эти слова той особ, отъ имени которой вы предложили мн этотъ проэктъ. Скажите ей, что въ такомъ вид, какъ вы мн предлагали, я не стану защищать этого завщанія, но что, напротивъ, я употреблю все мое вліяніе, если она съуметъ устроить завщаніе такъ, какъ я вамъ сказалъ. Эта особа должна быть умна, посл перваго момента разочарованія, она пойметъ, я увренъ, вс выгоды предлагаемаго мною плана.

Сказавъ это, онъ всталъ, чтобы проводить Клементину.

XXXVII.

Она вышла изъ церкви задыхаясь и возвратилась въ Рюдмонъ въ галопъ, ей необходимы были сильныя движенія, чтобы стряхнуть съ себя тягостныя впечатлнія.

Въ послднее время она находилась въ серьезныхъ затрудненіяхъ — въ борьб съ Людовикомъ и когда ее бросилъ маркизъ, но она нисколько этимъ не смущалась, зная, что съуметъ выпутаться изъ этого къ своей выгод.

Но въ церкви ею овладло безпокойство и она почувствовала какой-то страхъ.

Передъ этимъ священникомъ съ проницательнымъ взглядомъ, тонкими губами, выказывавшими острые зубы, взволнованнымъ борьбой, она не нашла въ себ обычной увренности, составлявшей ея силу, она потеряла вру въ свое превосходство, онъ побдилъ ее.

Какъ онъ разсматривалъ ее и съ какимъ проницательнымъ умомъ онъ съумлъ открыть истину!

Зная тайну, какъ смло онъ ее эксплуатировалъ! Въ немъ нуждались, онъ охотно предлагалъ свою помощь, но требовалъ себ львиную часть.

Ему нечего было торговаться, такъ какъ онъ зналъ цну своихъ услугъ.

Онъ не произнесъ ни одного, лишняго слова, даже тогда, когда казалось, что онъ употребляетъ разныя уловки, онъ все-таки шелъ прямо къ цли.

Съ одной стороны онъ высказывалъ свои условія, свои требованія, съ другой показывалъ ясно т выгоды, которыя доставлялъ союзъ съ нимъ, и не допускалъ никакихъ разсужденій, надо было только принять или отказаться.

А! Это былъ дйствительно мужчина!

Пока она скакала по пыльной дорог, ей все еще казалось, что она видитъ передъ собой аббата, сидящаго въ кресл съ высоко поднятой головой, съ блестящими глазами, машинально сбирающаго въ складки свою рясу, какъ будто-бы онъ хотлъ завернуться въ нее для защиты.

Было очевидно, что у этого тщедушнаго человка, голова была полна силы и единственнымъ его чувствомъ было честолюбіе, уничтожавшее все, что не могло служить ему орудіемъ.

Вся его жизнь была сосредоточена на этомъ и все, что не могло помочь ему достигнуть цли было уничтожено.

Какъ дйствовать съ такимъ человкомъ?

Она вернулась въ Рюдмонъ, не найдя отвта на этотъ вопросъ, потому что единственный, представившійся ея уму, она не хотла принять, онъ никогда не согласился бы на это требованіе.

Маркизъ еще не возвращался съ прогулки и она имла время перемнить свой дорожный костюмъ.

Проходя по комнатамъ, ведущимъ въ ея спальню, она еще боле утвердилась въ своемъ ршеніи.

Какъ? Надо отдать все этому попу!

Нтъ, нтъ, тысячу разъ нтъ! Она не согласится на его проектъ, и такъ какъ онъ хотлъ все или ничего, то онъ будетъ удовлетворенъ, онъ не получитъ ничего.

Услышавъ стукъ подъзжавшей кареты, она выбжала, чтобы встртить маркиза, сходя съ лстницы, она приняла печальный видъ, и казалось, что едва держится на ногахъ.

Ее мучило любопытство узнать, что между ними произошло, но она не могла удовлетворить ему раньше вечера, потому что маркизъ не оставлялъ ее ни на одну минуту.

— Не оставляйте меня, говорилъ онъ, видя, что она хочетъ уйти,— мы такъ долго были въ разлук.

— Это не моя вина, если я страдала, я не часто жалуюсь.

— Я васъ не упрекаю въ этомъ, только я долженъ былъ выдержать разговоръ съ кузеномъ Артеміемъ, и это было для меня тяжело.

— Онъ вамъ сказалъ что-нибудь непріятное?

— Онъ мн наскучилъ и оскорбилъ меня, и, что всего больше меня разсердило, такъ это то, что онъ, кажется, вздумалъ настаивать на томъ, что, какъ отлично зналъ, для меня было непріятно.

Это было все, чего она могла добиться, но вечеромъ де-Каркбю далъ ей, съ своей обычной грубостью, вс объясненія, какія только она хотла.

— Стоило заставлять меня скучать на этой глупой прогулк съ вашимъ маркизомъ.

— Рядомъ со скукой была и выгода, которой нельзя было пренебрегать.

— Какая это? Вдь Артуръ сдлалъ свое завщаніе.

— Завщаніе?

— Онъ мн сказалъ, что сдлалъ.

Клементина была такъ этимъ поражена, ея удивленіе выказалось съ такой поразительною откровенностью, что де-Каркбю понялъ, что она совершенно не подозрвала о существованіи этого завщанія.

— Когда Артуръ сказалъ мн, что онъ сдлалъ завщаніе, продолжалъ онъ,— я подумалъ, что вы надо мною смялись, и увряю васъ, попадись вы мн тогда подъ руку, я свернулъ бы вамъ шею. Но я скоро увидлъ, что вы больше ничего какъ простофиля, также какъ и я. Да, моя милая, онъ сдлалъ завщаніе. Вроятно-ли это? Такой больной, какъ онъ. Я всегда говорилъ: не врьте толстымъ людямъ, они способны на всякія низости.

— Но когда-же онъ сдлалъ это завщаніе? прервала Клементина, не обращая вниманія на афоризмы де-Каркбю.— Когда? Все дло въ этомъ.

— Передъ вашимъ отъздомъ въ Англію.

— Это невозможно!

— Но тмъ не мене это такъ. Какъ только мы сли въ карету, я тотчасъ прямо приступилъ къ этому вопросу, я не люблю, чтобы дло затягивалось. Конечно, я не сказалъ Артуру: ‘вамъ надо сдлать за вщаніе’. Я только сказалъ ему, что я хочу сдлать мое и назначаю его моимъ наслдникомъ. Это довольно ловко, не правда-ли? То, что я длаю для него, онъ, конечно, можетъ съ своей стороны сдлать для меня.

— Что же онъ отвтилъ на это?

— Глупости! Что онъ не любитъ говорить о подобныхъ вещахъ, что я могу сдлать мое завщаніе какъ хочу, что это до него нисколько не касается, что, однако, онъ совтуетъ мн оставить мое имущество тому, кто въ немъ нуждается, а что онъ не будетъ знать, что съ нимъ длать. Но это меня нисколько не смутило, и я продолжалъ настаивать. Надо было видть его мину. Когда мое завщаніе было совершенно устроено, я перешелъ къ его собственному, и объяснилъ ему, что онъ хорошо сдлаетъ, если послдуетъ моему примру:, конечно, онъ моложе меня, но кто можетъ знать, что случится? Надо подумать и о другихъ. Я такъ приставалъ къ нему, что наконецъ, выйдя изъ себя, онъ сказалъ мн, что уже сдлалъ свое завщаніе. Конечно, я вскрикнулъ. Артуръ, который не совершенно еще скотина, старался успокоить меня и сказалъ, что онъ не забылъ меня въ завщаніи. Не забылъ! Значитъ оно сдлано въ пользу другаго, а не въ мою. Говорятъ, будто я горячъ, однако я не задушилъ Артура.

— Это было бы не во время.

— Слишкомъ поздно или слишкомъ рано. Поэтому я постарался успокоиться и снова принялся за это завщаніе. Тутъ Артуръ, въ свою очередь, вышелъ изъ себя. Я никогда не видалъ его въ такомъ гнв. Онъ говорилъ, что я хочу его убить. Мы кричали, сердились, но наконецъ я узналъ почти все, что хотлъ.

— Онъ сказалъ имя своего наслдника?

— Ну, нтъ, впрочемъ для меня это все равно, такъ какъ я знаю, что: это не я.

— Такъ что-же вы узнали?

— Я узналъ, что онъ сдлалъ завщаніе въ. тотъ самый день, когда онъ ухалъ съ вами изъ Рюдмона, и что онъ положилъ его у нотаріуса Пенеля въ Конде. Вы скажете, что эти свднія неважны. Можетъ-быть. Но для меня они имютъ свое значеніе. По крайней мр, я знаю, что вы меня не обманули и что вы дйствительно не знали объ этомъ завщаніи, будучи сдлано въ день вашего отъзда, оно не могло быть въ вашу пользу.

— О! конечно нтъ.

— Я былъ очень доволенъ, узнавъ это, такъ какъ во-первыхъ это показывало, что вы не хитре меня и, кром того, это позволяло намъ оставаться въ союз. Такъ какъ Артуръ сдлалъ уже одно завщаніе, то было необходимо, чтобы онъ сдлалъ и другое. Вы должны заставить его уничтожить первое и сдлать новое въ мою пользу, т. е. въ вашу, потому-что все мое вмст съ, тмъ и ваше, какъ это и должно быть между мужемъ и женою.

И де-Каркбю сталъ вдругъ столь же кротокъ и нженъ, сколько прежде былъ грубъ:— Если ‘маленькая богиня’ позволитъ, онъ на колняхъ будетъ умолять ее о помощи.

Чтобы только отвязаться, она общала ему все, что онъ хотлъ.

Дйствительно, положеніе было странно.

Аббатъ Гилльсмитъ и де-Каркбю, оба хотли завщанія въ свою пользу и оба поручали ей достичь этого. А она? Что будетъ съ ея интересами между этимі^ двумя соперниками, что будетъ съ ея завщаніемъ?

Къ счастью, она держала въ рукахъ нити, которыя нужно было только привести въ дйствіе.

А добрые люди воображали, что она будетъ работать въ ихъ пользу!

XXXVIII.

Еслибы у Клементины не было другаго оружія, кром того, которое доставляла ей страсть Артура, то ей было-бы трудно достичь уничтоженія того завщанія, о существованіи котораго узналъ де-Каркбю, но, къ счастью для нея, средство, употребленное ею однажды для возстановленія своей власти надъ маркизомъ, не, произвело еще всего своего дйствія, и изъ него можно -было еще извлечь выгоду.

Всемогущее въ настоящую минуту, это средство не осталось бы такимъ на долго: рано или поздно, но надо было уврить маркиза, что эта удивительная беременность не существовала, или, по крайней мр, не существуетъ, поэтому необходимо употреблять это средство пока еще есть время.

На другой день она ршилась прямо приступить къ длу.

— Вчера, сказала она маркизу,— я была очень озабочена тмъ мрачнымъ видомъ, который былъ у васъ, при возвращеніи съ прогулки, я васъ спрашивала, но вы отвчали мн уклончиво. Я не могу удовольствоваться этими отвтами. Вы мн сказали, что причина вашего неудовольствія — разговоръ съ де-Каркбю, и я хочу знать, о чемъ вы говорили. Не примите это за нескромность или за любопытство, вы знаете, что я неспособна на это, я хочу только знать причину вашего гнва, чтобы разсять васъ, если можно, кром того, я хочу предупредить г. де-Каркбю, чтобы онъ не былъ больше такъ нескроменъ. Онъ мн передалъ все, что было сказано во время вашей прогулки.

— А!

— Все. Конечно, я ему сдлала замчаніе на счетъ того, что онъ затронулъ вопросъ, который для васъ непріятенъ. Это было-бы глупо съ его стороны, еслибы тутъ не былъ замшанъ его интересъ. Онъ говорилъ о своемъ завщаніи только для того, чтобы заставить васъ тоже сдлать свое.

— Я въ этомъ сомнваюсь.

— Вы ему отвтили, что его совты запоздали, это была большая ошибка. Зачмъ вы не сказали ему, что завщаніе сдлано исключительно въ его пользу? Это обезпечило-бы вамъ спокойствіе навсегда.

— Я не могъ сказать ему того, что не существуетъ.

— Мн кажется, однако, сказала она, смясь,— что ваша совстливость не помшала вамъ разсказать ему эту исторію о завщаніи, выдумавъ завщаніе, вы могли-бы прибавить къ нему и имя наслдника. Сказавъ одну несуществующую вещь, вы отлично прибавили-бы къ ней и другую.

Маркизъ казался чрезвычайно смущеннымъ, было очевидно, что онъ хотлъ-бы избгнуть продолженія этого разговора, но, посл минутнаго молчанія, онъ ршился отвчать.

— Я ничего не выдумалъ, сказалъ онъ,— вы знаете, что я никогда не лгу.

— Извините, я не понимаю, разв вы не сказали г. де-Каркбю, что ваше завщаніе уже сдлано?

— Я это сказалъ.

— Хорошо! А разв это не выдумка?

Маркизъ, казалось, все боле и боле приходилъ въ смущеніе.

— Нтъ, отвчалъ онъ.

— Какъ! Такъ это правда, что вы сдлали завщаніе?

Посл минутнаго молчанія, она разразилась смхомъ.

— А! я понимаю, вскричала она,— вы были откровенны, но еще боле искусны, вы сказали ему, что завщаніе сдлано, но умолчали о томъ, что оно уже уничтожено. Видно, что васъ воспитывалъ каноникъ: онъ научилъ васъ, искусству умалчиванія.

Она знала, что, говоря такимъ образомъ, заставитъ его объясниться, потому что онъ не могъ переносить, чтобы подозрвали его откровенность.

Это дйствительно и произошло.

— Я говорилъ только строгую истину, отвчалъ онъ.

— Про завщаніе, да, но что касается до его уничтоженія….

— Оно не уничтожено.

Она осталась нсколько мгновеній неподвижна, поднявъ брови, съ открытымъ ртомъ, вся ея фигура показывала, удивленіе.

— Къ моему величайшему сожалнію, сказала она наконецъ,— я должна подражать примру г. де-Каркбю и затронуть непріятный для васъ вопросъ, но это моя обязанность, а я никогда не отступаю, когда мн нужно исполнить мою обязанность. Вы должны сознаться, что я не длала вамъ ни малйшаго намека на завщаніе. Сдлали вы его или нтъ, для меня это Все равно. Слава Богу, вы уже сто разъ имли доказательства, что я люблю васъ не изъ-за вашего богатства. Я говорю-откровенно, что я очень чувствительна къ удовольствіямъ, доставляемымъ этимъ богатствомъ, къ той роскоши, которою вы меня окружаете. Но я никогда не отдляла этихъ удовольствій отъ васъя хочу сказать — я дурно выразилась — что я никогда не воображала, чтобы они могли существовать безъ васъ. Въ моей жизни они были какъ бы дополненіемъ счастья. Вы исчезли, и все погибло. Считаете-ли вы мои чувства дйствительно такими? Отвчайте мн откровенно.

— Да, я считаю.

— Эти слова будутъ моей наградой, что бы ни произошло, и я ихъ вызвала только для того, чтобы узнать, какъ вы обо мн думаете. Теперь я приступаю къ этому непріятному вопросу о завщаніи. Какъ вы думали распорядиться вашимъ имуществомъ годъ или два тому назадъ, это для меня ршительно все равно. Имя наслдника иметъ для меня важность только въ томъ случа, если наслдникъ этотъ — я, потому что, если завщаніе сдлано въ мою пользу, тогда все, что я должна вамъ сказать сдлается безполезнымъ, и мы можемъ прекратить этотъ печальный разговоръ. И такъ, я васъ спрашиваю, не въ мою-ли пользу сдлано это завщаніе?

Посл минутнаго колебанія, маркизъ отвчалъ тихимъ голосомъ

— Нтъ, не въ вашу.

— Тогда я должна предложить вамъ одинъ вопросъ, который меня безпокоитъ: какъ вы не уничтожили это завщаніе на другой день посл того, какъ вы узнали, что я вамъ дамъ ребенка? Такъ это дитя для васъ ничего не значитъ?

— Изъ моего отвта на вашъ первый вопросъ вы почувствуете, какъ несправедливъ второй. Я не уничтожилъ этого завщанія потому, что оно уничтожится само собой, когда я признаю своимъ, этого ребенка.

— Мн кажется, что законъ не позволяетъ, чтобы все состояніе отца переходило къ незаконному сыну, если есть другіе наслдники.

— Безъ сомннія, но я думалъ, что часть, которой будетъ лишенъ нашъ ребенокъ будетъ не настолько значительна, чтобы нужно было сдлать новое завщаніе, назначающее его наслдникомъ всего. Вы знаете, что для того, чтобы ребенокъ могъ наслдовать по завщанію, достаточно чтобы оно было написано въ эпоху смерти завщателя, поэтому я могу завщать все нашему ребенку и я это сдлаю, если вы желаете, несмотря на вс опасности завщанія подобнаго рода.

— Нтъ! вскричала она,— этого я не хочу, потому что, хотя я и не знаю всхъ опасностей, о которыхъ вы говорите, тмъ не мене, я вижу ихъ достаточно, чтобы ршительно отказаться отъ подобнаго завщанія.

Клементина, нсколько мсяцевъ изучавшая кодексъ, знала очень хорошо, что такое завщаніе, о которомъ говорилъ маркизъ, сдланное въ пользу еще не родившагося ребенка, будетъ дйствительно только до тхъ поръ, пока ребенокъ будетъ живъ. Къ чему-же могло ей послужить завщаніе въ пользу ребенка, который никогда не увидитъ свта?

— Теперь, продолжалъ маркизъ, — я надюсь, вы видите, что я не забылъ о нашемъ ребенк. Конечно, я могъ сдлать завщаніе въ вашу пользу, на случай того, если это дитя родится посл моей смерти, но вы прежде всего госпожа Божонье, и мысль о томъ, что мое состояніе можетъ перейти въ руки капитана, всегда меня удерживала.

— Я просила о раздльности имущества.

— Объ этомъ я не зналъ, но, кром того, вы все-таки, безъ согласія мужа, не можете получить наслдства, и только цною большей его части, вы могли-бы добиться отъ капитана этого согласія. Разв вы находите, что я длаю дурно, не желая, чтобы мое богатство послужило къ удовлетворенію фантазій г. Божонье? Нтъ, не правда-ли? Хорошо! И такъ теперь оставимъ въ сторон этотъ вопросъ о завщаніи, чтобы никогда къ нему не возвращаться. Слава Богу, я еще не умираю, и я надюсь что мн удастся еще обнять мое дитя. Тогда я сдлаю все, чтобы удовлетворить васъ и его, а до тхъ поръ, вмсто того, чтобы заниматься печальными мыслями, будемъ наслаждаться радостью, которая доставитъ намъ долгую жизнь.

XXXIX.

Результатомъ этого разговора были два факта, которые Клементина ясно видла.

Во-первыхъ, было очевидно, что маркизъ не хотлъ сдлать завщанія въ ея пользу, изъ боязни, чтобы его богатство не перешло въ руки капитана Божонье, къ которому онъ чувствовалъ непобдимое отвращеніе.

Во-вторыхъ, если она, несмотря на это, будетъ настаивать на завщаніи, то маркизъ сдлаетъ его только въ пользу ребенка, котораго онъ считалъ своимъ.

Конечно, этотъ мшающій ребенокъ будетъ скоро устраненъ. Но что тогда произойдетъ въ душ маркиза?

Его отчаяніе, безъ сомннія, будетъ ужасно, но не вроятно, чтобы изъ него нельзя было извлечь какой-нибудь пользы.

Не усилитъ-ли оно еще боле ея власть надъ нимъ?

Не измнитъ-ли также оно его отвращенія къ капитану и его боязни видть свое богатство добычей послдняго?

Наконецъ, вмсто того, чтобы облегчить уничтоженіе завщанія въ пользу Людовика и Денизъ, не будетъ-ли оно препятствовать этому? Зачмъ было маркизу уничтожать это завщаніе, если онъ удерживалъ его въ продолженіи двухъ лтъ? Вс шансы были за то, что, обманутый въ своихъ надеждахъ на ребенк, онъ еще сильне привяжется къ той, которую любилъ какъ дочь, и къ тому, кого онъ уже много лтъ считалъ своимъ сыномъ.

Таково было положеніе длъ.

Не будетъ ли Клементина принуждена необходимостью слдовать систем Кафье, которую она сначала съ такимъ Презрніемъ отвергла?

Или она должна будетъ согласиться на союзъ съ аббатомъ?

Ей надо было нсколько дней для того, чтобы все это обдумать. Сначала она отвергла эти мысли, даже не желая разсмотрть т выгоды, которыя он ей представляли, но, мало по малу, первое впечатлніе изгладилось и она стала искать средство соединить совты своего адвоката съ требованіями аббата Гилльсмитъ.

Обдумавъ и взвсивъ вс планы, она увидла, что достигнетъ успха, только принявъ союзъ и согласившись раздлить наслдство, союзъ поможетъ ей вынудить у маркиза завщаніе, а раздленіе наслдства послужитъ-ей опорой на суд.

При такихъ условіяхъ, главнымъ дломъ было найти союзника, который удовольствовался бы при длеж меньшею частью, чмъ та, которую требовалъ себ аббатъ.

Гд-же достать такого союзника?

Не имя привычки останавливаться ни передъ совстью, ни передъ убжденіями, когда дло шло о ея выгод, она подумала о Людовик.

Почему бы ей не раздлить съ нимъ наслдства маркиза? Правда, онъ былъ ея врагомъ, но должно считать сильнйшими врагами тхъ, которые длаютъ намъ больше зла.

Если Людовикъ согласится на меньшую часть чмъ аббатъ, то онъ будетъ для нея мене враждебенъ, чмъ тотъ.

Съ этой точки зрнія и надо было разсматривать, ихъ вражду: обиды, месть, клеветы — все это ничего не значило въ сравненіи съ выгодой.

Не таковы-ли и правила политики?

Но Клементина скоро отвергла эту мысль, хотя ей и показалось сначала, что были шансы на успхъ. Съ кмъ-либо другимъ, а не съ Людовикомъ, она можетъ быть и успла бы, но съ нимъ она должна была отказаться отъ всякой надежды. Она хорошо знала, что онъ не способенъ понимать эти правила практической философіи.

Посл Людовика она обратилась было къ де-Каркбю. Почему бы не заставить ей маркиза назначить его наслдникомъ вмст съ ней?

Онъ былъ родственникъ, ничего не было законне этого выбора.

Конечно, это имло бы важное значеніе на суд, и очень можетъ быть заставило-бы признать завщаніе, основанное на такомъ фундамент.

Но рядомъ съ этой очевидной выгодой сколько было неудобствъ и даже опасностей!

Прежде всего, какъ заставить маркиза выбрать де-Каркбю своимъ наслдникомъ? Для этого надо было побдить сопротивленіе, почти неодолимое.

Даже если-бы она и восторжествовала надъ этимъ, то какъ заставила бы она де Каркбю согласиться на раздлъ? Онъ хотлъ имть все состояніе Артура, а не часть его. Какъ только онъ увидитъ, что его надежды не осуществились, онъ возбудитъ противъ нея процессъ.

Слдовательно, его надо было отстранить, точно также какъ и Людовика.

Такъ какъ она отстраняла всхъ родственниковъ, то надо было искать необходимаго союзника между чужими.

Гд искать? Гд найти такого человка, который соединялъ-бы въ себ вс достоинства, необходимыя для успха?

Ей представлялся только одинъ: аббатъ Гилльсмитъ.

Дйствіе, произведенное посщеніями каноника, показало, какую пользу можно было извлечь изъ вліянія духовенства. Имя аббата Гилльсмитъ позволило бы. ей затронуть эту слабую струну.

Если было не ловко сказать маркизу: ‘оставьте мн въ наслдство ваше состояніе’, то наоборотъ, было чрезвычайно легко сказать ему: ‘сдлайте богоугодное дло, искупите грхи вашей жизни, откажите ваше имущество какому-нибудь учрежденію аббата Гилльсмитъ, а между прочимъ не позабудьте и меня. Наврно онъ будетъ тронутъ этими словами. Тогда надо будетъ только стараться, чтобы это впечатлніе не изгладилось изъ его памяти.

XL.

Въ то время, когда она отыскивала чмъ-бы напугать маркиза, чтобы напомнить ему о томъ, что онъ долженъ позаботиться о спасеніи своей души, случай пришелъ къ ней на помощь и доставилъ средство исполнить ея желаніе, она поспшила употребить его въ дло.

Вслдствіе большаго стеченія рабочихъ, превратившаго Ганнебо изъ ничтожнаго городишка въ важный промышленный городъ, санитарныя условія страны измнились. Эпидемическія болзни, прежде почти совершенно неизвстныя, теперь сдлались часты и губительны.

Какъ разъ въ то время, когда Клеметина отыскивала средство для устрашенія маркиза, между ирландскими рабочими прядильнаго завода открылась холера.

Въ нсколько дней заболло десять человкъ и ни одинъ изъ нихъ не былъ спасенъ. Паническій страхъ распространился по всей стран. Болзнь проникла въ сосднія общины, и одинъ рабочій изъ Мюльсана, ходившій каждый день на работу въ Ганнебо, сдлался ея жертвой.

Узнавъ объ этомъ, Клементина отправилась въ деревню, чтобы оказать помощь семерымъ дтямъ этого несчастнаго поденщика. Другая на ея мст удовольствовалась-бы тмъ, что послала-бы имъ помощь, вмсто того, чтобы нести самой, но Клементина не боялась заразы и любила разыгрывать роль сестры милосердія.

Кром того, тутъ былъ также замшанъ ея интересъ, а не одно только тщеславіе.

Время обда уже наступило, когда она вернулась въ замокъ, и ее ждали чтобы ссть за столъ.

— Извините меня, что я васъ забыла, сказала юна, обращаясь къ маркизу,— этому виной то печальное зрлище, при которомъ я присутствовала, оно такъ меня тронуло, что я забыла и часъ обда, и то, что вы меня ждете, и даже васъ самихъ.

— Какое зрлище? спросилъ де-Каркбю между двумя ложками супа.

— Которое представляетъ семейство этого несчастнаго Пуантля.

— Какъ! Вы видли этихъ людей? вскричалъ онъ, роняя изъ рукъ ложку.

— Я сдлала лучше, я ихъ умыла и одла.

— Вы дотрогивались до дтей Пуантля, умершаго отъ холеры?

— Такъ вы думаете, что прежде, чмъ помочь дтямъ въ нужд, надо спросить отчего умеръ отецъ?

— Вы входили къ нимъ, въ ихъ домъ?

— Конечно. Или надо было ихъ позвать въ замокъ?

— Только этого не доставало.

— Дло въ томъ, сказалъ маркизъ,— что ваше посщеніе этихъ бдныхъ дтей есть дло великодушнаго сердца, но также и неблагоразумія.

— Неблагоразумія! вскричалъ де-Каркбю,— скажите лучше, глупости, любезный Артуръ. Какъ! Вы идете въ домъ, гд еще сегодня утромъ лежалъ больной въ холер! Вы тамъ остаетесь, возитесь съ дтьми и, посл этого, какъ ни въ чемъ не бывало, садитесь съ нами за столъ!

— Такъ вы хотите, чтобы я обдала на кухн?

— Я не говорю этого, но мн кажется, что если у васъ есть вкусъ къ подобнымъ занятіямъ, то вы должны, по-крайней-мр, принимать предосторожности, если не для себя, такъ для другихъ, передъ тмъ, чтобы ссть за столъ, вы должны были окурить себя и перемнить платье.

Онъ былъ взбшенъ. и Клементина внутренно смялась надъ этимъ гнвомъ.

Вдругъ онъ обратился къ маркизу и сказалъ:

— Вамъ не будетъ это непріятно, если, я закурю сигару?

— Спрашивайте объ этомъ не у меня, отвчалъ тотъ,— а у госпожи Клементины.

Но этотъ страхъ слишкомъ много помогалъ ей, чтобы она согласилась позволить де-Каркбю выкурить міазмы холеры.

— Не бойтесь, сказала она.

— Мн бояться! вскричалъ онъ,— я никогда не боюсь, никого и ничего, я говорю не ради себя, а ради Артура. Я нахожу, что вы поступили неблагоразумно, что вы охотно подвергаете опасности тхъ, которые васъ окружаютъ. Я говорю прямо, именно потому, что не боюсь ни кого.

Однако, не смотря на свое презрніе къ опасности, онъ остерегался даже коснуться ногъ своей ‘маленькой богини’, и когда почувствовалъ, что та хочетъ это сдлать, то онъ быстро отдернулъ свои ноги.

Онъ не боялся, нтъ! Но онъ былъ сердитъ на нее за ея выходку и хотлъ ей это показать.

— Вы не можете себ представить, продолжала Клементина, обратясь къ маркизу,— какъ несчастно это семейство: семеро дтей, и ни отца, ни матери, старшей дочери едва тринадцать лтъ. Я велла вымести домъ, купила платья для дтей, и приказала отъ вашего имени булочнику давать имъ даромъ хлбъ. Но это только первыя необходимыя мры, теперь надо подумать объ этомъ спокойне. Г. Де-Каркбю можетъ сходить сегодня туда, чтобы узнать не нуждаются-ли они въ чемъ нибудь.

— Я? Нтъ, чортъ побери! Не разсчитывайте на это. Вотъ славная идея! Я, точно также какъ и вы, могу принести сюда болзнь. Лучше всего отдлить ихъ совершенно отъ другихъ. Дло идетъ объ общественномъ здравіи.

— Правда-ли, что этотъ несчастный принесъ холеру изъ Ганнебо? спросилъ маркизъ.

Онъ ушелъ здоровымъ, какъ всегда, и его принесли назадъ умирающимъ.

— Это ужасно!

— Именно ужасно, отвчалъ де-Каркбю,— и я думаю, что лучше всего не говорить боле объ этомъ.

— Это почему? спросила Клементина.

— Потому что безполезно постоянно думать о такихъ ужасныхъ вещахъ, во время эпидеміи это можетъ быть опасно.

Я не знаю, опасно-ли это для здоровья, но я уврена, что въ въ нравственномъ отношеніи ничего не можетъ быть лучше. Когда постоянно можно ожидать смерти, тогда хорошо о ней подумать и къ ней приготовиться.

— А! Это другое дло, отвчалъ де-Каркбю, перемняя тонъ, такъ какъ онъ понялъ наконецъ, чего она добивалась.— Когда нужно еще позаботиться о завщаніи, то, конечно, надо торопиться при эпидеміи. Въ этомъ я съ вами согласенъ. Но когда это дло кончено, тогда лучше постараться разсяться.

— Я говорю о распоряженіяхъ, касающихся не имущества, а души, возразила Клементина.

— Она права, сказалъ важнымъ голосомъ маркизъ, — и я совтую вамъ, кузенъ, послушаться ея словъ.

— Позаботьтесь объ этомъ сами, любезный мой Артуръ, приберегите для себя ваши совты.

— Не бойтесь, я не забуду объ этомъ.

Разговоръ продолжался еще нкоторое время на эту тему, пока Клементина, довольная достигнутымъ успхомъ, не прекратила его.

Впечатлніе, произведенное имъ на маркиза было сильне, чмъ она желала. Весь вечеръ онъ былъ погруженъ въ мрачную меланхолію, перемежавшуюся ка^,кимъ-то смущеніемъ и безпокойствомъ.

— Холера производитъ дйствіе, сказала про себя Клементина, взглянувъ на него украдкой.— Черезъ недлю мы примемся за молебны.

Но ей не пришлось этого дожидаться. Въ тотъ, же вечеръ, какъ только де-Каркбю вышелъ, маркизъ объяснилъ ей причину своего безпокойства.

— Я думалъ весь вечеръ объ этой эпидеміи, сказалъ онъ, — и мн кажется, что было-бы неблагоразумно подвергаться ей, оставаясь здсь. Мы узжаемъ завтра.

— Завтра! вскричала она, пораженная этимъ неожиданнымъ ршеніемъ.

— Никто насъ здсь не удерживаетъ.

— Зачмъ подвергаться опасности, когда никто насъ къ этому не принуждаетъ?

— Мн кажется, что у насъ есть причины не удаляться отсюда, по крайней мр, въ эту минуту. Подумайте только….

— Я думаю только объ опасности, угрожающей намъ обоимъ, намъ троимъ. Что будетъ со мною, если вы умрете? Что станетъ съ нашимъ ребенкомъ, если я умру?

— Это правда, сказала она, посл минутнаго колебанія,— если вы хотите, мы отправимся завтра съ вечернимъ поздомъ.

Очевидно было, что она зашла слишкомъ далеко, и что страхъ смерти заставилъ маркиза ршиться на этотъ неожиданный отъздъ. Это бгство не входило въ ея разсчеты и поэтому надо было, чтобы оно не состоялось. Но такъ какъ она взяла за правило никогда не противорчить маркизу, то она и уступила его желанію. Многое могло случиться до завтра, что сдлало-бы этотъ отъздъ невозможнымъ. Теперь было не время колебаться или ждать, на сколько она медлила при составленіи своего плана, на столько же и торопилась привести его въ исполненіе.

Утромъ ея горничная сказала, что ‘барыня’ захворала ночью и не можетъ встать.

— Что съ ней?

— Она ничего не говоритъ, но она очень блдна.

— Надо послать за докторомъ, сказалъ Валерій, любившій отдавать приказанія.

— Она не хочетъ.

— Такъ надо разбудить маркиза.

— Она и это не позволила, она хочетъ только, чтобы его предупредили тогда, когда онъ самъ проснется.

— Ужъ не холера-ли у ней?

Въ эту минуту де-Каркбю проходилъ черезъ переднюю, въ которой происходилъ этотъ разговоръ, и слово ‘холера’ поразило его слухъ.

— Что тутъ такое? спросилъ онъ.

Ему повторили разсказъ горничной.

— Вотъ, хорошо! вскричалъ онъ._—Только этого не доставало. Это ужасно! На кой прахъ она ходила къ этой каналь, которая имла глупость умереть?

Потомъ, вдругъ прекративъ свои восклицанія, онъ сказалъ, обращаясь -къ Валерію:

— Я отправляюсь въ Конде, и вы мн напишете сегодня вечеромъ въ гостинницу ‘Коронованнаго быка’, какъ она провела день. Я вернусь не раньше какъ завтра или посл завтра.

Когда маркизу сообщили, что госпожа Клементина больна, ему не пришла въ голову, какъ де-Каркбю, благоразумная мысль отправиться провести день въ Конде, напротивъ, онъ быстро одлся, и въ страшномъ испуг и волненіи поспшилъ въ комнату, гд она лежала.

XLI.

Она лежала на постели блдная, разбитая, и ея лице показывало, что она вынесла сильныя мученія.

Глаза были мутны, углы рта опустились и лобъ покрылся морщинами, брови перекосились и это придавало ея лицу какое-то странное выраженіе, которое поразило-бы наблюдателя, боле внимательнаго, чмъ маркизъ.

Но онъ не былъ въ состояніи длать какія-либо наблюденія, его волненіе было такъ велико, что онъ едва держался на ногахъ.

— Вы больны! сказалъ онъ, подходя къ ней такъ скоро, какъ только позволяли ему дрожащія ноги.

— Разбита, уничтожена! отвчала она печальнымъ голосомъ.

Онъ взялъ ее за руку.

— Ахъ, мой другъ, мой другъ! вскричала она, заливаясь слезами и закрывъ руками лице.

— Что съ вами? Ради Бога, скажите.

Она не отвчала, но все ея тло вздрагивало отъ рыданій, которыя она не могла удержать.

Наклонившись надъ ней, маркизъ смотрлъ на нее въ испуг.

— Что у васъ болитъ? повторялъ онъ.— Я пошлю за жилье.

При этомъ имени, она быстро поднялась и вскричала, удерживая маркиза за руку:

— О! Нтъ, нтъ!…

— Однако…

— Не надо доктора, заклинаю васъ, не надо доктора.

И она снова закрыла лице руками и одяломъ.

Маркизъ совершенно растерялся.

Что-же съ ней такое случилось?

— Я прошу васъ, сказалъ онъ,— отвтьте мн, вы видите какъ я испуганъ, не оставляйте меня въ этомъ страх. Вамъ надо помочь.

— Всякая помощь безполезна.

— Господи!

Тутъ она отняла отъ лица руки и, взглянувъ на него помраченными отъ слезъ глазами, вскричала:

— О! Артуръ! Это Богъ насъ поражаетъ. Мы были слишкомъ счастливы, и теперь мы наказаны за это.

— Но что-же съ вами? Что случилось?

— Самое ужасное несчастіе, какое только насъ могло постигнуть, приготовьтесь твердо перенести его.

— Но ваше положеніе не безнадежно, не надо такъ отчаиваться.

— Мое положеніе! О, мой бдный другъ! Вы думаете только обо -мн. Увы! Дай Богъ, чтобы дло шло только обо мн!

Онъ въ страх глядлъ на нее, ничего не понимая, вдругъ, неожиданная мысль озарила его взволнованный умъ.

— Наше дитя! вскричалъ онъ.

— У насъ нтъ его боле, сказала она глухимъ голосомъ, вытянувъ впередъ руки и скрывъ лице въ подушкахъ.

Для маркиза это волненіе было слишкомъ сильно, онъ упалъ на кресло, стоявшее около ея постели.

Взглянувъ на него сквозь пальцы, она была испугана: онъ лежалъ неподвижно въ кресл, руки безпомощно болтались, голова повисла на грудь.

Не слишкомъ-ли сильно она его поразила? Для его истощеннаго организма не былъ-ли этотъ ударъ слишкомъ тяжелъ? Будетъ дурно, если онъ захвораетъ. Во время эпидеміи безразсудно было употреблять такія энергическія средства, которыя могли убить его.

Чтобы вывести его изъ этого разслабленнаго состоянія, она начала говорить о страданіяхъ, перенесенныхъ ею въ эту ночь.

Она-стала разсказывать ему съ мельчайшими подробностями, чтобы разсять его и отвлечь его мысли отъ того, что повергло его въ такое отчаяніе.

Сначала маркизъ, казалось, не слушалъ и не понималъ ничего, но, мало-по-малу, онъ пришелъ въ себя и, поднявъ голову, взглянулъ на нее со слезами на глазахъ.

— Бдная женщина! повторялъ онъ,— бдная женщина!

И, приблизившись къ ней, онъ взялъ ея руку и нжно поцловалъ.

— Зачмъ вы не велли разбудить меня? спросилъ онъ.

— Ваше горе только увеличило-бы мои страданія, я не могла-бы ихъ перенести. Вы никогда не узнаете, что я выстрадала.

— Я послалъ-бы за докторомъ.

— Къ чему? Надо было-бы сказать ему истину, а я лучше согласилась-бы умереть. Нтъ, намъ остается только преклонить голову передъ Богомъ и покориться жестокому испытанію, которое онъ намъ, посылаетъ.

Видя, что маркизъ вышелъ изъ своего разслабленнаго положенія, и что ему не угрожаетъ ударъ, какъ она сначала опасалась, она продолжала развивать идею о Бог — мстител:

— Подумайте объ этомъ, Артуръ, пусть это ужасное несчастіе послужитъ вамъ предостереженіемъ. Мое искупленіе началось, скоро придетъ и ваша очередь.

— Такъ вы думаете, сказалъ онъ разбитымъ голосомъ, — что я наказанъ меньше васъ? Разв я не желалъ этого ребенка также пламенно, какъ и вы?

— Для васъ его еще не было, а я уже чувствовала его движенія, его первыя ласки.

— И эти проэкты, которые я строилъ о его будущности? Все уничтожено. Вы правы, Богъ жестокъ для насъ.

— О! да, жестокъ, очень жестокъно мы были-бы слпы, если-бы смотрли только на одну его жестокость и не обращали вниманія на то предостереженіе, которое онъ намъ посылаетъ. Въ тишин этой ужасной ночи я бросила взглядъ на мое прошлое и опомнилась. Богъ противъ насъ, мой Артуръ. Вы счастливе меня, вы мене виновны, мой другъ, вы не измнили вашему долгу, и, кром того, ваше великодушіе и милосердіе искупили хоть часть вашихъ грховъ. Мн кажется, что Богъ не будетъ строгъ въ будущей жизни къ тому, къ кому онъ былъ добръ на земл. Но я, что сдлала я для Бога? Чмъ искупила я мои грхи? Какъ? Когда я подумала объ этой ужасной отвтственности, я сказала сама себ, что намъ необходимо разстаться.

— Намъ разстаться!… И выдумали, что это возможно….

— Это должно было-бы быть,-но я чувствую, что это невозможно. Мы соединены навсегда въ этой жизни, пусть не разлучимся мы и въ вчности. Какъ Богъ, насъ проститъ? Я этого не знаю. Но мы будемъ искать и найдемъ искупленіе. Отнын мы будемъ думать только о нашемъ спасеніи. Я сдлаюсь слугой несчастныхъ, а вы, мой другъ, вы употребите ваше богатство на благочестивыя дла.

Она долго говорила на эту тему. Самъ Марбфъ не могъ бы говорить убдительне. Казалось, что слова ея были внушены самой истинной набожностью, самой сердечной врой.

Въ заключеніе, она попросила маркиза послать за священникомъ въ Мюльсанъ.

Она не могла медлить ни одного часа: кто знаетъ, будетъ-ли она завтра жива.

Она была такъ слаба, что отъздъ сдлался неосуществимъ, по-крайней-мр, его надо было отложить, и она ршилась употребить время своей болзни на приготовленіе къ новой жизни, которую она сбиралась вести.

Маркизъ было воспротивился выбору мюльсанскаго священника, но она возстала противъ этого несправедливаго исключенія.

— Разв онъ не священникъ? Зачмъ огорчать и унижать его, приглашая другаго? Я знаю все, что говорятъ противъ него. Но если онъ былъ очень веселаго характера и не слишкомъ уменъ, то, съ другой стороны, онъ былъ полонъ истинной набожности. Я не въ такомъ положеніи, чтобы быть разборчивой.

Маркизъ, конечно, не сталъ противиться, и отдалъ приказаніе позвать священника.

Это приказаніе возбудило между прислугой цлый потокъ восклицаній. Поваръ, хваставшійся своимъ знаніемъ женщинъ, объявилъ, что онъ совершенно пораженъ. Одинъ только Валерій не удивлялся и не длалъ никакихъ неприличныхъ комментарій. У него были свои убжденія и онъ находилъ совершенно естественнымъ, чтобы у другихъ они также были. Умть хорошо умереть составляетъ часть воспитанія.

Горничная возразила на это, что барыня и не думаетъ умирать.

— Замолчите, дочь моя, вскричалъ Валерій,— еслибы барыня не была при смерти, она не позвала-бы священника, потому что это не имло-бы никакого смысла, а я утверждаю, что она неспособна сдлать что-нибудь безсмысленное, увряю васъ въ этомъ.

Мюльсанскій священникъ не замедлилъ явиться, и пришелъ даже раньше, чмъ вернулся слуга, который былъ посланъ за нимъ.

Его ввели въ комнату Клементины, и маркизъ, обмнявшись съ нимъ нсколькими словами, оставилъ ихъ наедин.

Священникъ пробылъ у кающейся боле двухъ часовъ, и когда онъ вышелъ, то былъ такъ взволнованъ, что не нашелъ дороги въ замк, въ которомъ онъ очень часто, бывалъ.

Посл ухода священника, маркизъ вернулся въ комнату Клементины и провелъ остатокъ дня, сидя въ ногахъ ея постели.

Вечеромъ больная потребовала молитвенникъ, но ея слабость оказалась такъ велика, что она не могла читать.

Посл нсколькихъ безплодныхъ попытокъ, она протянула книгу маркизу.

— Прочитайте мн въ слухъ вечернюю молитву, сказала она,— я повторю ее за вами.

Онъ веллъ принести лампу и, вооружившись синими очками, принялся за чтеніе.

На слдующій день они вооружились четками.

XLII.

Клементина не вставала цлую ндлю и маркизъ провелъ все это время у ея постели.

Они проводили время большею частью въ важныхъ разговорахъ и въ чтеніи благочестивыхъ книгъ.

Клементина читала сама, чтобы избавить маркиза отъ утомленія. Онъ смотрлъ на нее, неподвижно сидя въ своемъ кресл. Слушалъ-ли онъ или нтъ? Это было трудно ршить, во всякомъ случа, эти чтенія, казалось, ему не надодали и онъ сидлъ по цлымъ, часамъ, устремивъ глаза на читальщицу. Никогда еще не была она такъ дорога ему, никогда еще не казалась такой очаровательной.

На седьмой день, утромъ, маркизъ, придя въ комнату Клементины, нашелъ ее вставшею и одтою.

Это была уже не прежняя Клементина. На ней было надто черное шерстяное платье съ высокимъ корсажемъ. Она не надла ни серегъ, ни брошекъ, и ея прическа гармонировала съ прочимъ туалетомъ.

Она подошла къ маркизу и, протягивая ему руку съ дружескимъ жестомъ, сказала, что чувствуетъ себя достаточно сильной, чтобы сойти завтракать въ столовую

Де-Каркбю, узнавъ изъ записки Валерія, что у Клементины не холера, возвратился въ Рюдмонъ и жилъ въ замк во все время ея болзни. Но изъ скромности, а особенно изъ благоразумія, онъ не старался увидть ее. Къ чему? Онъ не умлъ занимать больныхъ, что-же касается до ухода за ними, то это било совершенно не его дло.

Когда Клементина вошла въ столовую, опираясь на маркиза, а не поддерживая его, какъ было прежде, Каркбю былъ такъ пораженъ происшедшей въ ней перемной, что первую минуту остался неподвиженъ отъ изумленія, вмсто того, чтобы идти къ ней на встрчу. Но онъ скоро пріобрлъ свою обычную самоувренность.

— Вотъ сюрпризъ! вскричалъ онъ,— какъ я радъ! Уже на ногахъ! Позвольте мн взглянуть на васъ.

И, отступя нсколько шаговъ назадъ, онъ оглядлъ ее съ головы до ногъ.

— Вы прелестны, сказалъ онъ тихо, подойдя къ ней.

Но она приняла этотъ комплиментъ не такъ какъ т, которыми прежде преслдовалъ ее де-Каркбю, вмсто того, чтобы улыбнуться, она стыдливо опустила глаза.

Видя, что она не обращаетъ должнаго вниманія на его любезность, де-Каркбю быстро услся за столъ. Но его удивленіе этимъ не кончилось.

Положивъ на колни салфетку, онъ поднялъ голову и вдругъ увидлъ, что маркизъ и Клементина, вмсто того, чтобы ссть въ свою очередь, продолжали стоять у стола съ самымъ серьезнымъ и сосредоточеннымъ видомъ.

Онъ только-что собрался спросить ихъ объ этомъ, сопровождая свой вопросъ хорошенькой шуткой, какъ вдругъ Клементина, перекрестившись, начала въ полголоса читать молитву, а маркизъ, уставивъ на нее глаза, началъ за ней повторять.

Возможно-ли это?

И онъ, разинувъ ротъ, неподвижно смотрлъ на нихъ.

Прежде чмъ онъ усплъ выйти изъ этого остолбененія, они сли за столъ и завтракъ начался.

Но это было еще не все. Обыкновенно за завтракомъ было много блюдъ: мясо, рыба, фрукты — всего было въ изобиліи, такъ какъ маркизъ любилъ это разнообразіе, возбуждавшее его аппетитъ, но этотъ завтракъ вовсе не походилъ на прежніе.

Посл яицъ въ смятку, подали рыбу, потомъ два блюда зелени — одно съ масломъ, другое со сливками — и это было все.

Де-Каркбю лъ яйца, рыбу, зелень, не обращая ни на что вниманія, но, увидя, что подаютъ пирожное, онъ вскричалъ:

— Какъ! Сегодня у насъ нтъ мяса?

Клементина опустила глаза.

— У меня волчій аппетитъ, продолжалъ де-Каркбю,— этотъ завтракъ хорошъ для больныхъ, но я не боленъ, точно также, какъ Артуръ. Мы безпокоились о васъ, это правда, ужасно безпокоились, но теперь, когда все прошло, нашъ аппетитъ возвратился, и даже сильне, чмъ прежде. О чемъ-же думаетъ поваръ?

— Сегодня среда, сказала Клементина.

— Чортъ побери! Я это отлично знаю, да разв теперь не дятъ мяса по средамъ!

Нтъ, потому-что теперь постъ.

— Честное слово, я совершенно пораженъ, вскричалъ де-Каркбю,— у меня просто голова идетъ кругомъ.

— Почему это? спросилъ серьезнымъ тономъ маркизъ. Что вы находите удивительнаго въ этой воздержанности?

Де-Каркбю, разразившійся было хохотомъ, былъ внезапно остановленъ этимъ вопросомъ, а еще боле тмъ тономъ, которымъ онъ былъ сдланъ.

— Перемну вашихъ привычекъ, сказалъ онъ,— вотъ и все. Вы обращаете Рюдмонъ въ монастырь, мн кажется, что можно этому удивиться.

— Это наша ошибка, продолжалъ маркизъ,.— что мы давно не произвели этой перемны. Отнын мы будемъ стараться загладить наши грхи. Никогда не поздно раскаяться.

— Подумайте объ этомъ, сказала Клементина, обращаясь къ де-Каркбю,— конечно вы можете сть въ вашихъ комнатахъ по средамъ и субботамъ, если вамъ угодно, но мн кажется, что для васъ лучше было-бы завтракать за этимъ столомъ.

— Оглянитесь на себя, кузенъ, сказалъ маркизъ.

— Вы ужь не молоды, продолжала Клементина.

— Теперь опасное время, прибавилъ маркизъ,— каждую минуту можно ожидать смерти.

— Завтра, можетъ быть даже сегодня, сказала Клементина.

— Будьте готовы предстать передъ Богомъ, заключилъ маркизъ.

— Искупите ваши грхи.

Де-Каркбю въ изумленіи глядлъ на нихъ, видимо пораженный этимъ градомъ увщаній. Но, посл первой минуты смущенія, онъ скоро опомнился.

— Что это, вы сметесь надо мной? вскричалъ онъ.— Вы думаете, что я не знаю моихъ лтъ? Я моложе васъ, и переживу васъ обоихъ. Что-же касается до раскаянія, то я не говорю, что я не покаюсь въ грхахъ, но только какъ можно позже. Если я проживу еще тридцать лтъ, неужели вы воображаете, что я буду такъ скучать двадцать-девять лтъ, одиннадцать мсяцевъ и тридцать дней? На это будетъ время и въ послдній часъ.

Господинъ де-Каркбю! вскричала въ ужас Клементина.

— Кузенъ! сказалъ маркизъ съ огорченнымъ видомъ.

— Да что тутъ! нахально возразилъ де-Каркбю.— Длайте что хотите, это до меня не касается, но только оставьте меня въ поко. Если вы хотите, чтобы я сидлъ съ вами за этимъ столомъ, такъ не говорите о смерти и о спасеніи души, или я удеру.

Однако они продолжали говорить о ‘смерти и спасеніи души’, но уже не обращаясь прямо къ кузену Артемію, они нисколько имъ не стснялись, да и онъ, въ свою очередь, не очень церемонился. Онъ долженъ былъ-бы заткнуть уши, или, по его выраженію, удрать, если онъ не хотлъ слышать разговора маркиза съ Клементиной. Для нихъ было невозможно перемнить направленіе ихъ мыслей, ихъ головы были наполнены чтеніемъ благочестивыхъ книгъ, и они, противъ воли, возвращались къ занимавшему ихъ сюжету.

Принужденный волей-неволей слушать о ‘смерти и спасеніи души’, де-Каркбю, испыталъ нчто въ род такъ называемаго возвратнаго удара, который, какъ извстно, состоитъ въ томъ, что молнія поражаетъ предметы, находящіеся на нкоторомъ разстояніи отъ того, въ который она ударила. Клементина цлила въ маркиза, а былъ пораженъ и де-Каркбю.

Хотя онъ велъ жизнь далеко не примрную, однако у него сохранились кое-какія религіозныя идеи, и даже можно сказать, что смутныя понятія о врованіяхъ и обычаяхъ христіанской религіи, было все, что осталось у него въ памяти отъ его воспитанія.

Подъ вліяніемъ разговоровъ, которые онъ постоянно слышалъ, а также страха холеры, продолжавшей свирпствовать въ окрестностяхъ, онъ ощутилъ страхъ смерти, а особенно ада, о которомъ онъ постоянно слышалъ.

Чтобы разсяться, онъ не нашелъ другаго средства, какъ шататься по ярмаркамъ и рынкамъ.

Его можно было наврняка найти въ которой-нибудь изъ хорошихъ гостинницъ, въ которыхъ онъ сиживалъ по цлымъ часамъ за столомъ. Но роскошные завтраки побды, вмсто того, чтобы укрпить его, еще боле разслабили.

Возвращаясь въ Рюдмонъ, онъ чувствовалъ припадки меланхоліи. Сначала онъ приписывалъ это вліянію бордо, но, перемнивъ его на бургонское, потомъ на шампанское, онъ увидлъ, что не винные пары были причиною его безпокойства.

Надо было положить этому конецъ, или, во всякомъ случа, устроиться такъ, чтобы посл не жариться на томъ свт на сковородахъ.

Однажды онъ возвращался подъ гнетомъ такихъ мыслей, на этотъ разъ боле тяжелыхъ, чмъ когда-либо, такъ какъ онъ узналъ о смерти одного изъ своихъ друзей, и не могъ найти утшенія ни въ бордо, ни въ бургонскомъ, ни въ шампанскому. Прозжая черезъ Фромантель, онъ увидлъ, что окна церкви еще освщены.

Ему пришла въ голову мысль зайти къ священнику и поговорить съ нимъ.

Они разговаривали боле двухъ часовъ, и было уже далеко за полночь, когда де-Каркбю садился на свою лошадь, чтобы хать, домой.

Клементина узнала объ этомъ посщеніи и конечно заговорила о немъ за столомъ.

— Говорятъ, что вы были ночью у фромантельскаго священника, сказала она,— вроятно вы были въ крайности, если ршились его безпокоить въ такое позднее время?

— Всякій выбираетъ для разговора такое время, которое ему кажется лучше, отвчалъ де-Каркбю.

— Безъ сомннія, только довольно странно, что, желая поговорить, вы отправились ночью къ фромантельскому священнику, вмсто того, чтобы обратиться къ мюльсанскому, котораго вы всегда можете найти.

— Мюльсанскій священникъ слишкомъ хитеръ, онъ надулъ-бы меня, а я этого не люблю.

— Да, я знаю, что вы любите больше надувать другихъ, поэтому-то вы и выбрали фромантельскаго священника.

— Онъ священникъ, и этого для меня совершенно достаточно.

XLIII.

Ударъ грома, поразившій де-Каркбю на фромантельской дорог, не пощадилъ и маркиза.

Скоро Клементина увидла, что ея усилія увнчались успхомъ: маркизъ просто умиралъ отъ страха ада.

Онъ почти не спалъ, его сонъ постоянно прерывался страшными видніями.

Часто, среди ночи, онъ сильно дергалъ за сонетку, и, войдя къ нему, она находила его сидящимъ на постели, блднымъ, покрытымъ потомъ.

Она подбгала къ нему, но и тогда онъ часто нсколько минутъ не могъ произнести ни слова, изъ его стсненнаго горла вылетали только какіе-то глухіе звуки.

Его глаза безпокойно бгали по сторонамъ и онъ протягивалъ впередъ руки, какъ-бы желая оттолкнуть какой-то ужасный призракъ.

Однажды, ночью, когда онъ звонилъ сильне обыкновеннаго, она нашла его въ самомъ печальномъ положеніи.

— Я осужденъ! кричалъ онъ,— адъ! адъ!

Она зажгла нсколько свчь и его страхъ мало по малу разсялся по мр того, какъ комната освщалась.

За этимъ припадкомъ ужаса послдовалъ полнйшій упадокъ силъ.

Онъ долго не могъ говорить и, наклонившись надъ нимъ, Клементина видла, что его глаза наполнились слезами.

— Какое видніе! вскричалъ онъ — мн невозможно спастись! Да и къ чему стараться? Дйствительность еще ужасне.

— Такъ будемъ-же осуждены вмст, вскричала она, бросаясь въ его объятія,— не разлучимся ни въ этой жизни, ни въ будущей!

— Нтъ, нтъ! продолжала она посл нсколькихъ минутъ молчанія,— я не должна увлекать васъ вмст съ собой, вы должны спастись. Да почему вы не спасетесь? Вы можете искупить ваши грхи, а я не могу ничего сдлать.

— Ваша вра такъ же жива, какъ и моя.

— Ваша дйствуетъ, она иметъ тысячи случаевъ выказаться, а моя — недятельна.

Дйствительно, въ послднее время маркизъ не пропускалъ ни одного дня, чтобы не сдлать какого-нибудь благодянія, онъ раздавалъ обими руками, не ожидая, чтобы у него попросили, а самъ отыскивая кому-бы дать: бднымъ, церквамъ, благотворительнымъ учрежденіямъ.

— Давать — это не единственный способъ выказать свою вру, сказалъ онъ.

— Конечно, но онъ самый лучшій,

Маркизъ не отвчалъ ничего, но на другой день утромъ онъ послалъ Валерія въ Конде взять у нотаріуса 20,000 франковъ и отдалъ ихъ Клементин.

— Вы можете длать тоже, что и я, сказавъ онъ,— и мы будемъ соединены на всегда.

— Нтъ никакой заслуги, отвчала она печально,— благотворить деньгами другаго. Я не длаю никакого пожертвованія, подражая вамъ. Это благодяніе зачтется въ вашу пользу, а не въ мою, и оно еще боле увеличиваетъ разстояніе между нами.

— Но что-же длать? Чего вы хотите?

— Ахъ! я не знаю, и это меня приводитъ въ отчаяніе. Все будетъ безполезно. Я не найду ничего. Если мы будемъ соединены въ этой жизни, то разлучимся въ будущей. Это ужасно.

Но на другой день, она, казалось, нашла ршеніе.

— Мн было внушеніе, сказала она,— и конечно это Богъ, сжалившись надо мной, послалъ его мн. Отнын я не успокоюсь, пока не уговорю васъ отказать все ваше имущество какому-нибудь благотворительному учрежденію. Всевидящій Богъ узнаетъ, что въ этомъ жертвованіи участвовала и я. Конечно, я не пожертвую сама, но я уговорю пожертвовать, и этимъ докажу мое безкорыстіе, потому что, если-бы я захотла, чтобы вы сдлали меня наслдницей, мн надо было-бы только попросить васъ, не правда-ли? Но я не прошу васъ объ этомъ, я, напротивъ, умоляю васъ, пусть все ваше богатство пойдетъ на добрыя дла. Какая радость будетъ для меня, если я успю въ этомъ намреніи! Я буду въ состояніи искупить мои грхи и мы будемъ соединены на вки.

Говоря эти слова, она внимательно смотрла на маркиза, но, къ величайшему сожалнію, она замтила, что онъ былъ скоре удивленъ, чмъ увлеченъ этой идеей.

— Это васъ удивляетъ, продолжала она,— однако это весьма естественно. Разв множество великихъ гршниковъ не искупили свои преступленія длами, подобными тому, которое я вамъ совтую. Исторія показываетъ намъ тысячи такихъ примровъ. Я прочитаю вамъ нкоторые изъ нихъ, такъ какъ я не покидаю этой идеи, хотя она васъ и смущаетъ. Я стараюсь для себя, для васъ, для насъ обоихъ, и ничто не можетъ остановить меня.

Дйствительно, каждый день происходило чтеніе отрывковъ изъ исторіи, въ которыхъ говорилось о знаменитыхъ преступникахъ, построившихъ церкви, обогатившихъ монастыри.

Маркизъ слушалъ, правда, не отвчая, но все-таки слушалъ, и это уже значило много, въ конц концовъ эти чтенія должны были произвести на него дйствіе, благопріятное для ея плана.

Въ начал этихъ уроковъ исторіи Клементина находилась въ большомъ затрудненіи, какъ ей продолжать свое дло. Выдумывать каждый день новое, чтобы поддерживать маркиза въ тхъ-же мысляхъ, было для нея трудной задачей. Постоянно изобртать, не имя другаго источника, кром собственной фантазіи, могло быть опасно и даже гибельно. Тогда ей пришло въ голову прибгнуть къ помощи книгъ, но такъ какъ она затруднялась выборомъ, то и обратилась за помощью къ аббату Гилльсмитъ.

Отправившись однажды къ нему, чтобы попросить его удержать Денизъ въ монастыр до начала вакацій, она объяснила ему свои намренія, и просила его указать книги, которыя помогли бы ей довести дло до конца.

Хотя Клементина въ своихъ объясненіяхъ не сдлала ни малйшаго намека на завщаніе, однако аббатъ понялъ, что вопросъ скоро ршится такъ, какъ онъ хотлъ, и поэтому онъ съ полною готовностью далъ ей необходимыя указанія. Онъ не только продиктовалъ ей (аббатъ не любилъ оставлять своихъ автографовъ) названія тхъ книгъ, которыя было бы полезно дать прочитать маркизу, но даже далъ ей нкоторыя указанія для методическаго управленія совстью кающагося.

Такимъ образомъ, время маркиза было такъ строго распредлено, что ему не оставалось ни одной свободной минуты. Молитвы, благочестивыя чтенія, отрывки изъ исторіи, литаніи, псалмы, все это, перемшиваясь и слдуя одно за другимъ, образовало какую-то безконечную цпь, опутавшую маркиза съ ногъ до головы и не дававшую ему свободно вздохнуть съ утра до вечера, не считая ужасныхъ видній, смущавшихъ его ночью.

Дйствуя по внушенію свыше, Клементина могла безпрепятственно постоянно напоминать о своемъ совт: она исполняла свою обязанность. Поэтому она старалась каждую минуту, всми возможными способами, находить средство говорить объ этомъ благотворительномъ учрежденіи, которое должно было обезпечить ихъ соединеніе въ вчности.

Однако, маркизъ не уступалъ, и это упорство въ его положеніи было въ высшей степени странно.

Въ ту минуту, когда она уже думала, что онъ уступилъ и покорился ея воли, онъ вдругъ перемнялъ намреніе, и надо было начинать все снова.

Но, по мр того, какъ увеличивалось безпокойство маркиза и возрастали мученія его совсти, это сопротивленіе ослабвало.

Наконецъ, Клементин показалось, что настало удобное время привести въ исполненіе ршительный маневръ, который долженъ былъ довести маркиза до полнйшаго подчиненія.

— Ахъ, мой другъ, сказала она дрожащимъ голосомъ, входя однажды утромъ въ комнату маркиза,— мой сонъ, также какъ и вашъ, прерывается ужасными видніями. Эту ночь мн явилась душа моей матери, она говорила со мной, и знаете, что она сказала? То-же самое, что говоритъ каждый день нашъ священникъ. Для того, чтобы мы были соединены въ вчности, намъ необходимо разстаться въ этой жизни, это необходимо, это необходимо. Не правда-ли это ужасно?

Для маркиза это было дйствительно ужасно. Что станетъ съ нимъ, если она его покинетъ? Она составляла все его счастіе, всю его радость. Если она удалится, это будетъ его смертью.

Онъ такъ настаивалъ, былъ въ такомъ отчаяніи, такъ умолялъ ее, что наконецъ она тронулась этимъ.

— Хорошо! вскричала она,— я не уду, я принесу себя въ жертву. Я поступлю противъ воли священника, моей матери, самаго Бога, я послушаюсь только васъ, и я сдлаю васъ счастливымъ.

И, оставивъ въ сторон молитвы, исторію, псалмы, литаніи, они провели такой день, какихъ давно уже не было.

Но на другой день, утромъ, Клементина вошла къ маркизу еще боле испуганная, чмъ наканун, и быстро заставила его перейти отъ блаженства къ страху.

— Я снова видла мою мать, сказала она,— но на этотъ разъ раздраженную и опечаленную. Она обратилась ко мн съ упреками, и сказала, что получила отъ Бога позволеніе явиться мн въ послдній разъ, чтобы убдить меня ршиться на разлуку съ вами. Я ей отвчала, что это невозможно, и что я никогда не удалюсь отъ васъ.

— Бдная женщина! сказалъ маркизъ, съ чувствомъ сжимая ея руки.

— Бдная женщина, да! Но моя мать еще несчастне, ея печаль меня огорчаетъ боле, чмъ мое отчаяніе. ‘Ты его любишь! сказала она,— но онъ тебя не любитъ, если не хочетъ помочь теб искупить твои грхи основаніемъ того учрежденія, которое ты ему совтуешь’. Что было отвчать на это? Я не нашла ничего, и вдругъ проснуласьмоя подушка была мокра отъ слезъ. Ахъ, Артуръ, какая ужасная ночь! Я умру отъ мученій.

Маркизъ, молча, погрузился въ раздумье.

Потомъ, вдругъ поднявъ голову и взглянувъ на Клементину, сказалъ:

— Что же надо сдлать? Чего вы, хотите? Я это сдлаю.

XLIV.

Клементина схватила руку маркиза и поцловала ее.

— Самъ Богъ внушилъ вамъ это! вскричала она.—

Боже мой! благодарю тебя.!

И, бросившись на колна, она стала молитызя.

Нсколько минутъ она, казалось, была вся поглощена молитвой.

Когда она подняла глаза, только одно слово, одно имя было на ея губахъ: ‘Артуръ! о, Артуръ!’

— На что употребить мое состояніе? спросилъ маркизъ, какъ бы спша покончить съ этой мыслью.

Клементина колебалась отвтомъ. Довести-ли побду до конца, или удовольствоваться полученнымъ результатомъ?

Она ршилась ждать.

— Кому отдать ваше состояніе? сказала она наконецъ.— Я не знаю что отвчать на это. Въ послднее время я часто говорила себ, что надо чтобы вы сдлали это благодяніе, но я никогда не думала, въ пользу кого оно должно быть сдлано.

Я могу посовтоваться съ Пенелемъ, сказалъ маркизъ.

— О! нтъ, возразила живо Клементина,— зачмъ звать нотаріуса, къ чему?Вы, конечно, знаете настолько законы, чтобы написать завщаніе безъ помощи нотаріуса. У меня есть причины настаивать на этомъ. Я хочу, чтобы завщаніе было сдлано по моему внушенію, и я скоре буду водить вашей рукой, если это необходимо, чмъ соглашусь прибгнуть къ помощи нотаріуса. Что-же касается до того, кому отказать ваше богатство, то мы объ этомъ подумаемъ и найдемъ. Слава Богу, ничто насъ не заставляетъ спшить. Вы совершенно, здоровы, и теперь, освободившись отъ гнета безпокойства и страха, вы еще боле поправитесь. Самое главное было принять это высокое ршеніе, и оно принято. Теперь передъ нами открывается будущность.

Но эта будущность, которую она такъ великодушно ему давала, на самомъ дл ограничилась тремя днями. Но въ продолженіи этихъ дней Клементина старалась сдлать маркиза самымъ счастливымъ человкомъ на свт.

Какъ рай отличается отъ ада, такъ эти блаженные дни отличались отъ тхъ, которые проводилъ маркизъ, пока не ршился пожертвовать своимъ богатствомъ.

На четвертый день утромъ Клементина пришла къ маркизу съ сіяющимъ видомъ.

— Я нашла, сказала она:

— Что вы нашли такое пріятное? спросилъ маркизъ.— Чтобы это ни было, но было-бы гршно смутить вашу радость.

— Я надюсь, что вы раздлите ее со мной, вмсто того, чтобы смущать.

— Посмотримъ, что это такое.

— Откажите ваше имущество монастырю Святой Рутиліи.

Ударъ былъ жестокъ и совершенно неожиданъ. Завщаніе! Въ эти три дня маркизъ совершенно его забылъ. И ей доставляло такую радость напомнить ему о немъ!

Онъ не могъ не замтить ей объ этомъ.

— Конечно, я рада, отвчала она.— Отчего-же мн не радоваться? Разв не было условлено, что я должна буду отыскать какое-нибудь благотворительное учрежденіе, которое соединяло-бы вс необходимыя для насъ условія? Разв вы не просили объ этомъ?

— Я просилъ, это правда, но вы отвчали, что передъ нами еще цлая будущность, и ничто не заставляетъ насъ спшить.

— Конечно, ничто не заставляетъ, но мн кажется, что будетъ большой ошибкой для насъ, если мы отвергнемъ это внушеніе, посланное, безъ сомннія, Богомъ. Подумайте объ этомъ. Это внушеніе не показываетъ-ли, что Богъ одобряетъ мои усилія? Разв я не должна радоваться этому доказательству Его милосердія?

Съ этой точки зрнія легко было объяснить радость Клементины, и поэтому, посл нсколькихъ минутъ размышленія, непріятное чувство, возбужденное въ маркиз этой радостью, разсялось.

— Но почему вы выбрали монастырь Святой Рутиліи, а не какое-нибудь другое учрежденіе? спросилъ онъ.

— Этотъ монастырь, отвчала Клементина, занимается воспитаніемъ двушекъ, не правда-ли? Въ воспоминаніе о нашемъ потерянномъ ребенк, мы должны подумать и о дтяхъ другихъ. Что можетъ быть великодушне и полезне воспитанія бдныхъ двушекъ, которыя безъ вашего великодушія остались-бы необразованными? Для этого вамъ стоитъ только прибавить въ завщаніи условіе, чтобы монастырь воспитывалъ даромъ двадцать двушекъ. Эти двушки молились-бы за васъ не день, не нсколько дней, а вчно.

Въ продолженіи всего дня, Клементина не говорила боле ни слова о завщаніи, но только, отъ времени до времени, старалась завести разговоръ о монастыр Святой Рутиліи, и, такимъ образомъ, наводила маркиза на мысль о томъ, что онъ долженъ былъ сдлать.

Но вечеромъ она прямо приступила къ этому вопросу и ршилась покончить съ нимъ во что-бы то ни стало.

Они были одни, такъ какъ де-Каркбю отправился посл обда на базаръ въ Конде. Вмсто того, чтобы перейти по обыкновенію въ гостинную, они остались сидть въ комнат маркиза передъ пылавшимъ каминомъ.

Клементина казалась погруженною въ мрачную задумчивость.

Это поразило маркиза, и онъ спросилъ, что ее такъ занимаетъ.

— Все тоже, отвчала она — все это завщаніе. Мн кажется, что мы должны-бы были торопиться, вмсто того, чтобы оставаться подъ гнетомъ этой мысли. Почему-бы вамъ не сдлать его сегодня?

— Но я не думалъ объ этомъ, я не приготовился.

— Я думала за васъ, такъ какъ я полагала, что для насъ будетъ большимъ облегченіемъ кончить это дло. Какое спокойствіе чувствуемъ мы съ тхъ поръ, какъ приняли это ршеніе! Отчего-бы не устроить все окончательно? Я составила черновое завщаніе, которое, какъ мн кажется, лучше всего выражаетъ ваши намренія.

— Посмотримъ, сказалъ маркизъ, протягивая руку.

Но, вмсто того, чтобы дать ему бумагу, которую она держала въ рукахъ, Клементина быстро ее отдернула.

— Вы найдете здсь, сказала она,— измненія, или, скоре, дополненія моей первоначальной мысли. Ршивъ, что вы оставите ваше состояніе какому-нибудь благотворительному учрежденію, мы думали, что умремъ въ одно и то-же время. Но какъ быть, если одинъ изъ насъ переживетъ другаго? Это не иметъ никакого значенія, если переживете вы, но если я буду имть несчастіе лишиться васъ, тогда дло приметъ другой оборотъ. Какъ я буду слдовать тогда по тому пути, который вы мн указали? Что отвчу я тмъ, которые будутъ приходить ко мн съ просьбами? Чтобы избжать это неудобство, я ршилась ввести въ нашъ проэктъ нкоторыя измненія, которыя, вы, конечно одобрите. Если вы хотите, я прочитаю вамъ мою черновую.

И, усвшись на табурет у ногъ маркиза, она начала читать:

‘Этимъ завщаніемъ я уничтожаю вс предшествовавшія. Чувствуя глубочайшую благодарность къ Богу за Его милости и благодянія, я назначаю наслдникомъ всего моего имущества монастырь Святой Рутиліи, какъ могущій, по моему мннію, оказать большія услуги нашей святой религіи.

‘Я предоставляю госпож Клементин Божонье пожизненное пользованіе всмъ моимъ движимымъ и недвижимымъ имуществомъ.

‘Я назначаю ей также въ полное ея владніе сумму въ милліонъ пятьсотъ тысячъ франковъ.

Послдніе два параграфа Клементина прочитала мелькомъ, какъ будто-бы дло шло о какихъ-нибудь не важныхъ распоряженіяхъ, но въ то-же время она внимательно наблюдала за маркизомъ.

По движенію, сдланному имъ, она поняла, что надо прервать чтеніе.

— Эти распоряженія удивляютъ васъ, сказала она,— я вамъ ихъ объясню. Эти полтора милліона я хочу раздлить между Денизъ, Людовикомъ Меро и г. де-Каркбю: этимъ я заставлю ихъ простить мн мое вмшательство.

Она снова начала читать:

‘Сверхъ того, я поручаю монастырю Святой Рутиліи воспитывать двадцать бдныхъ двушекъ изъ Конде. Он должны быть выбираемы его преосвященствомъ епископомъ и проводить въ монастыр четыре года.

‘Дано въ Рюдмон….

Клементина остановилась и положила бумагу на колна маркиза.

— Что вы скажете объ этомъ? спросила она.— Согласны вы на это?

Маркизъ не отвчалъ.

Она встала съ табурета и сла въ уголъ у камина. Она задыхалась.

Нсколько минутъ продолжалось мертвое молчаніе. Тишина ночи прерывалась только стукомъ часовъ и трескомъ огня.

Наконецъ, не будучи боле въ состояніи сопротивляться своему страху, Клементина встала на колна передъ маркизомъ.

— Мы переживаемъ теперь ршительный часъ. Я не хочу васъ принуждать, я высказываю вамъ только мое желаніе. Если оно кажется вамъ несправедливымъ, откажитесь его исполнить, но тогда не жалуйтесь, если я должна буду повиноваться голосу моей совсти.

Маркизъ долго колебался отвтомъ, наконецъ онъ ршился:

— Мы не можемъ разстаться, сказалъ онъ,— дайте мн бумагу и перо.

Клементина тотчасъ поставила передъ нимъ маленькій столикъ со всми принадлежностями для письма.

Маркизъ приготовился писать завщаніе. Но его рука такъ дрожала, что онъ не былъ въ состояніи удержать пера.

— Подождите, сказала Клементина,— не торопитесь.

Она принесла ему чашку чаю съ ромомъ.

Но это нисколько не укрпило руку маркиза.

— Постойте, сказала тогда Клементина,— я буду водить вашей рукой. И, свъ рядомъ съ нимъ, она обняла его одной рукой, взявъ въ другую пальцы его правой руки.

XLV.

Маркизъ, кажется, захотлъ оправдать народное поврье, которое говоритъ, что для того, чтобы умереть, надо только сдлать завщаніе.

Дйствительно, черезъ недлю посл того, какъ Клементина написала его рукой завщаніе, онъ слегъ въ постель.

Маркизъ захворалъ, или, лучше сказать, былъ ослабленъ или той борьбой, которую онъ вынесъ съ Клементиной и съ самимъ собою, или страхомъ смерти, или какимъ нибудь другимъ обстоятельствомъ.

Хотя Клементина ненавидла доктора жилье, однако она не осмлилась ни не приглашать его, ни замнить его другимъ.

Жилье не призналъ существованія болзни, онъ сказалъ, что это только всеобщая слабость, которая, однако, его серьезно безпокоитъ.

Онъ постарался ободрить маркиза.

— Вы не хотли меня слушать, сказалъ онъ, смясь,— я васъ не виню: на вашемъ мст я поступилъ-бы точно также. Не безпокойтесь, вы просто малокровны, и это легко пройдетъ при помощи гигіены, даже безъ помощи лекарствъ.

Но съ де-Каркбю, встртившимъ его при выход, жилье былъ гораздо откровенне.

— Кончено, сказалъ онъ,— мы поддержимъ немного его жизнь, но на совершенное излеченіе невозможно разсчитывать. Надъ вами часто смялись, г. де. Каркбю, когда вы говорили, что будете наслдовать маркизу, однако это исполнится.

Но, къ удивленію доктора, отлично знавшаго характеръ де-Каркбю, тотъ не выказалъ ни малйшаго удовольствія, даже, казалось, что это извстіе его обезпокоило.

— Ужъ не любитъ-ли онъ своего кузена? спросилъ самъ себя докторъ.— Но нтъ, это невозможно: этотъ безсердечный старикъ не любилъ никого кром себя, онъ должно быть боится, что наслдство отъ него ускользнетъ.

Это-то и было причиной безпокойства г. де-Каркбю, и онъ, проводивъ доктора, поспшилъ объясниться съ Клементиной.

Онъ послалъ за ней, но она отвчала, что не можетъ оставить маркиза. Онъ долженъ былъ ждать два часа, которые показались ему очень долгими. Никогда еще не былъ онъ въ такомъ волненіи.

Что-бы убить время, онъ забавлялся, разрывая на куски листы какой-то книги, которую онъ нашелъ открытой на одномъ изъ столовъ библіотеки. Разорвавъ всю книгу на маленькіе куски, онъ бросалъ ихъ за окно и смотрлъ, какъ они летали.

Наконецъ Клементина пришла.

— Жилье говоритъ, что Артуръ безнадеженъ, сказалъ живо де-Каркбю, идя къ ней навстрчу.

— Ахъ! Боже мой!

— Теперь не до сожалній. Что вы мн скажете про завщаніе? Вы уже давно не говорили мн ни слова.

— Мн нечего было говорить, и я не хотла выдумывать, чтобы удовлетворить вашему нетерпнію.

— Вы видите, однако, теперь, что мое нетерпніе было вполн справедливо, мы обмануты, и это благодаря вамъ.

— Какъ благодаря мн?

— Зачмъ вы не заставили маркиза сдлать завщаніе.

— А вы сами отчего этого не сдлали?

— Я доврялъ вамъ.

— А разв я обманула ваше довріе? Разв я не сдлала, напротивъ, все, что было возможно для того, чтобы оправдать его? Я хотла, внушая маркизу религіозныя идеи, заставить его сознаться въ заблужденіяхъ молодости и уничтожить завщаніе въ пользу Денизъ, если оно было сдлано, что мн кажется очень возможнымъ. Еслибы не эта болзнь, я достигла-бы этого результата. Что-же я могу теперь?

— Необходимо заставить маркиза уничтожить это завщаніе.

— Вы думаете, что нужно давать мн совты? Позвольте мн вернуться къ маркизу, и будьте уврены, что я сдлаю все, что только возможно. Довряете вы мн?

Посл минутнаго колебанія, де-Каркбю отвчалъ, что для нея онъ длаетъ, исключеніе изъ своего правила не врить никому.

— Тогда надйтесь, сказала Клементина.— Идите прямо къ цли, безъ всякой чувствительности и замедленія, маркизъ уже погибъ, не все-ли равно, умретъ онъ днемъ раньше или позже?

— Вы оставайтесь въ замк и наблюдайте, чтобы госпожа Меро или ея сынъ не могли проникнуть къ больному. Докторъ Жилье наврно уже предупредилъ ихъ о болзни маркиза и мы, конечно, будемъ подвергаться нападеніямъ съ ихъ стороны.

— Зачмъ вы позвали этого жилье?

— Не все-ли равно, тотъ или другой докторъ? Мы не можемъ скрывать болзни маркиза.

На другой день Клементина сказала де-Каркбю:

— Завщаніе, котораго мы такъ боялись, уничтожено.

— Отлично, но сдлалъ-ли маркизъ другое, благопріятное для насъ?

— Этого я не знаю.

— Какъ вы не знаете? Вы сметесь надо мной?

— Вы думаете, что моя задача легка? Это чудо, что я узнала то, что я теперь знаю, вы не можете себ представить, чего мн стоило удалить сестру милосердія, запереть дверь въ кабинетъ, гд сидитъ чтецъ, кром того, сколькихъ усилій стоило мн заставить говорить маркиза! Въ нсколько часовъ я едва добилась отъ него отвта, что это завщаніе уничтожено. Тогда я попыталась узнать, не сдлалъ-ли онъ другаго, но ничего не добилась отъ него, кром слдующаго отвта, я повторяю его собственныя слова: ‘Я исполнилъ свой долгъ и умираю со спокойной совстью’.

— Но что-же онъ подразумваетъ подъ ‘своимъ долгомъ’? Это надо узнать.

— Это все, чего я могла добиться, мн кажется, что это довольно много. Если этого мало, узнавайте сами. Однако, остерегайтесь сердить маркиза! Въ минуту гнва онъ способенъ уничтожить все, что сдлалъ въ спокойномъ расположеніи духа.

Де-Каркбю былъ въ сильномъ смущеніи.

Что хотлъ сказать маркизъ этими словами? Его долгомъ было отказать все имущество ему, Артемію де-Каркбю. Но такъ-ли онъ понималъ свой долгъ? При такомъ слабомъ ум все возможно.

Какъ удостовриться на этотъ счетъ? Было очень трудно спросить маркиза.

Не говоря уже объ опасности разсердить его прямыми вопросами, было невозможно даже остаться съ нимъ наедин. Удалить Клементину было легко, для этого стоило только сказать ей слово, но эта сестра милосердія, этотъ чтецъ въ сосдней комнат! Какъ отъ нихъ избавиться?

И зачмъ только Клементина пустила этихъ людей въ замокъ? Она говоритъ, что маркизъ этого требовалъ. Надо было отказать ему. Къ чему эти дв сестры, которыя не оставляли маркиза ни на минуту, дежуря при немъ по очереди?

Особенно, зачмъ тутъ этотъ чтецъ?

Зачмъ было пускать въ замокъ этого человка, настоящимъ занятіемъ котораго было не читать надъ больнымъ, а напоминать умирающимъ, чтобы они пожертвовали что-нибудь одному изъ многочисленныхъ учрежденій аббата.

Пожертвованіе аббату Гилльсмитъ! Только этого не доставало!

Ахъ! какъ худо шло дло. Сколько трудностей, сколько безпокойства, сколько страха! И, въ довершеніе всего, надо было оставаться въ замк и стеречь его двери. Какое печальное положеніе для законнаго наслдника!

Но въ этомъ несчастій у де-Каркбю были два утшенія, затрогивавшія его чувствительную струну.

Во-первыхъ, онъ помшалъ-бы Людовику и его матери видться съ маркизомъ. Это было для него не малымъ торжествомъ.

Второе утшеніе было совершенно другаго рода, хотя и не мене пріятное.

Маркизъ любилъ овощи въ масл и не любилъ, чтобы въ кушаньяхъ было много соли и прянностей, а де-Каркбю это очень нравилось. И теперь, когда маркизъ принужденъ былъ слечь въ постель, де-Каркбю немедленно отправился на кухню и заказалъ обдъ по своему вкусу.

Еслибы только онъ зналъ, что содержится въ новомъ завщаніи!

Онъ долго ломалъ голову, но наконецъ долженъ былъ сознаться въ своемъ безсиліи.

Надо было ждать, и онъ, чтобы убить время, пилъ не переставая.

— Это удивительно, какъ безпокойство возбуждаетъ жажду! говорилъ де-Каркбю:

Онъ забывалъ, что соль также обладаетъ этимъ свойствомъ.

Однако, болзнь маркиза шла своимъ чередомъ и его слабость все боле и боле увеличивалась.

Онъ ничего не лъ, почти не говорилъ. Два раза въ сутки, въ опредленное время, маркизъ выходилъ на нсколько часовъ изъ тяжелаго забытья, это бывало около десяти часовъ утра и между восемью и девятью вечера. Только въ эти часы онъ подавалъ признаки жизни.

Тогда онъ обыкновенно звалъ къ себ Клементину и высылалъ сестру милосердія въ сосднюю комнату.

Когда они оставались одни, маркизъ нжно привлекалъ къ себ Клементину и долго смотрлъ ей въ глаза.

— Глядите на меня прямо, говорилъ онъ, когда она опускала глаза.

Чего онъ хотлъ? Нсколько разъ Клементина спрашивала маркиза, но онъ постоянно давалъ одинъ и тотъ-же отвтъ:

— Я смотрю на васъ.

Не смотря на вс попытки, она ничего боле не добилась.

Было очевидно, что въ немъ происходила какая-то борьба. Чмъ она кончится? Вопросъ былъ сомнителенъ, тревоженъ. Къ счастью, у Клементины было уже завщаніе.

Въ т-же часы пробужденія маркиза являлся и докторъ жилье, прізжавшій два раза въ день, утромъ и вечеромъ.

Ночь седьмаго дня своей болзни маркизъ провелъ очень дурно и много жаловался, передъ пробужденіемъ у него былъ бредъ, потомъ съ нимъ сдлался обморокъ.

— Ахъ! докторъ, сказалъ онъ, увидя входящаго жилье,— я очень радъ, что вы пріхали, мн надо переговорить съ вами наедин. Пусть насъ оставятъ однихъ и запрутъ двери.

Сестра милосердія тотчасъ-же вышла, но Клементина осталась на своемъ обыкновенномъ мст.

— Я просилъ, чтобы насъ оставили однихъ, сказалъ маркизъ

— Я это слышала, но не думала, чтобы это относилось и ко мн. Должна я уйти?

Говоря эти слова, Клеметина подошла къ маркизу и взглянула ему въ лице.

— Да, я прошу васъ объ этомъ, сказалъ онъ, не глядя на нее.

XLVI.

Когда Клементина вышла изъ комнаты, маркизъ знакомъ попросилъ доктора приблизиться.

— Докторъ, сказалъ онъ въ полголоса,— я хочу обратиться къ вамъ съ вопросомъ, на который просилъ-бы васъ отвтить откровенно. Вы слишкомъ искусны, чтобы обманываться, но, можетъ быть изъ состраданія, вы считаете полезнымъ обмануть меня. Я васъ заклинаю, не длайте этого. Для меня и для другихъ очень важно, чтобы я зналъ истину. Вы видите, что мои силы совершенно истощены.

Дйствительно, онъ говорилъ отрывисто, пріискивая слова.

Всякій другой, кром доктора, былъ-бы тронутъ при вид этого преждевременнаго старика, нкогда полнаго силы и здоровья, а теперь блднаго, истощеннаго, съ провалившимися глазами, сохранившаго отъ своей прежней красоты только густой лсъ сдыхъ волосъ.

Но доктора, къ счастью для нихъ самихъ и еще къ большему счастью для больныхъ, привыкнувъ видть страданія, не очень ими трогаются.

Пока маркизъ говорилъ, жилье старался угадать, кого тотъ разумлъ подъ ‘другими’, для которыхъ было важно, чтобы онъ зналъ состояніе своего здоровья.

Конечно, Людовика Меро. Можетъ быть, маркизъ хотлъ видть его, или сдлать завщаніе.

Посл своего перваго визита докторъ увдомилъ Людовика о болзни маркиза, и сказалъ, что, хотя по его мннію, положеніе маркиза безнадежно, однако катастрофа еще не близка. Узнавъ это, Людовикъ отправился съ матерью въ замокъ, чтобы увидть маркиза, но пріемъ, который сдлалъ имъ де-Каркбю, заставилъ ихъ отказаться отъ своего намренія.

Желая избжать скандала, они не пытались боле проникнуть къ маркизу и только попросили доктора предупредить ихъ, когда положеніе маркиза станетъ опаснымъ, ршившись тогда силой проникнуть въ замокъ, во чтобы то ни стало.

Въ этихъ словахъ маркиза нельзя-ли было найти средство ввести Людовика въ замокъ? Не этого-ли желалъ маркизъ? Хотя жилье былъ мало услужливъ, однако онъ хотлъ, единственно изъ желанія оказать услугу, помочь Людовику сдлаться владльцемъ Рюдмона, онъ разъ уже пытался въ союз съ Людовикомъ достичь этого, и пораженіе, нанесенное имъ Клементиной, очень раздражило его противъ нея. Она сыграла съ ними скверную шутку и онъ былъ бы очень доволенъ, еслибы могъ отплатить ей тмъ-же.

Вс эти соображенія заставили жилье ршиться отвчать маркизу откровенно.

Онъ былъ уже почти мертвъ, и, кром того, надо было подумать о живыхъ.

— Правду, дорогой докторъ, продолжалъ маркизъ видя, что жилье колеблется,— скажите мн правду, прошу васъ!

— Вы серьезно больны, сказалъ наконецъ докторъ,— но ваше положеніе не безнадежно$ мы постараемся поставить васъ на ноги.

Маркизъ наклонилъ голову съ жестомъ отчаянія.

— Конечно, продолжалъ жилье, — если вы намрены сдлать какія-нибудь распоряженія, то сдлайте ихъ: нотаріусъ и священникъ не убиваютъ, напротивъ они обезпечиваютъ спокойствіе духа.

Маркизъ поднялъ руку, показывая, что онъ хочетъ говорить, но долгое время изъ сжатаго горла вырывались только несвязные звуки.

— Довольно, довольно, сказалъ онъ наконецъ,— благодарю васъ за то, что вы меня предупредили. Мн надо дйствовать осторожно, а это очень трудно для такой слабой головы, какъ моя$ я не долженъ преждевременно огорчать дорогую мн особу, но, съ другой стороны, я также не долженъ боле забывать, я хочу сказать, удалять отъ себя тхъ, кого я люблю, такъ какъ я рискую не увидть ихъ боле.

Не было никакого сомннія, что дло шло о Людовик Меро, та особа, которую маркизъ не хотлъ огорчать, была его любовница, та-же, которую онъ хотлъ увидть, былъ его молодой племянникъ.

— Я бы желалъ, продолжалъ маркизъ,— чтобы вы създили въ Ганнебо, въ монастырь Святой Рутиліи и привезли-бы оттуда одну молодую двушку, Денизъ Лажоле.

— Я сейчасъ отправлюсь, но отпустятъ-ли со мной эту двушку? Вы, кажется ея опекунъ?

— Да, да, ея опекунъ.

— Одно ваше слово уничтожитъ вс препятствія, если мн они представятся.

— Такому человку, какъ вы, докторъ, не сдлаютъ никакихъ препятствій, этого быть не можетъ.

— Надо все предвидть.

— Писать это меня истощаетъ, а мн необходимо беречь остатокъ моихъ силъ, вы видите, что этотъ разговоръ совершенно меня обезсилилъ. Позжайте, умоляю васъ, скажите, что вы пріхали отъ моего имени.

— Я только напишу рецептъ и сейчасъ-же поду, черезъ два часа я вернусь.

Написавъ рецептъ, жилье отворилъ дверь въ комнату, въ которой была, сестра милосердія, и попросилъ позвать госпожу Клементину. Ее стали искать, но нигд не нашли. Тогда докторъ далъ нужныя инструкціи сестр милосердія и вышелъ, ободривъ нсколькими словами маркиза.

Клементина не явилась на зовъ доктора не потому, чтобы ее не могъ найти посланный за ней слуга.

Оставивъ комнату маркиза, когда тотъ объявилъ, что онъ желаетъ остаться наедин съ докторомъ, Клементина прокралась въ кабинетъ, соединявшійся со спальной маркиза вышитой портьерой, и тамъ неподвижно и сдерживая дыханіе, слушала все, что было говорено между маркизомъ и докторомъ.

— А! такъ онъ хотлъ видть Денизъ!

Выйдя изъ своей засады, пока жилье писалъ рецептъ, она направилась въ столовую, гд де-Каркбю спокойно занимался леченьемъ своей лихорадки.

— Бгите въ конюшню, сказала она, обращаясь къ лакею, который прислуживалъ де-Каркбю,— пусть запрягутъ въ фаэтонъ ‘Дочь втра’. Живе! Потомъ, обращаясь къ де-Каркбю, который, со стаканомъ въ рук, неподвижно смотрлъ на нее, она прибавила:

— А вы сейчасъ отправитесь въ Ганнебо.

— Артуру хуже?

— Не спрашивайте меня, минуты теперь стоятъ милліоновъ. Вы подете въ монастырь святой Рутиліи и скажете настоятельниц, чтобы она, если прідутъ за Денизъ….

— За Денизъ! вскричалъ де-Каркбю.

— Да слушайте-же меня, прервала его нетерпливо Клементина,— если кто-нибудь прідетъ за Денизъ, чтобы ее не довряли никому, безъ приказанія аббата Гилльсмитъ. Потомъ вы отправитесь къ аббату и скажете ему отъ моего имени, что его присутствіе здсь необходимо, и привезете его сюда. Возвращайтесь черезъ Шевильеръ.

— Это будетъ дальше.

— Такъ надо. Не пытайтесь угадывать, когда вы вернетесь, я объясню вамъ все. Знайте только, что если вы не исполните всего этого точно и, главное, скоро, то черезъ два часа Денизъ будетъ въ замк, и маркизъ сдлаетъ ее своей наслдницей.

Эти слова заставили вскочить де-Каркбю.

— Я ду, сказалъ онъ.

И, не допивъ даже своего стакана, бросился вонъ. Фаэтонъ былъ уже заложенъ, и Клементина увидла, какъ де-Каркбю помчался во всю прыть ‘Дочери втра’, лучшаго рысака во всей окрестности.

Тогда, немного успокоившись, Клементина отправилась въ комнату маркиза, проходя черезъ библіотеку, она встртила доктора.

— Какъ находите вы нашего больнаго? спросила она.

Жилье хотлъ поскоре отдлаться отъ нея, но она съумла задержать его своими вопросами добрыхъ четверть часа.

Этой четверти часа было боле чмъ достаточно для того, чтобы де-Каркбю усплъ исполнить во время свое двойное порученіе.

Когда жилье объяснилъ матери Алис цль своего посщенія, она выказала удивленіе, соединенное съ замшательствомъ.

— Вы требуете, сказала она,— чтобы я отпустила съ вами молодую двушку, довренную намъ, я не смю взять на себя такую отвтственность, обратитесь, если вамъ угодно, къ г. декану.

— Но время не терпитъ, необходимо, чтобы эта двушка увидла своего умирающаго опекуна. Сегодня вечеромъ, можетъ быть, будетъ уже поздно, жизнь маркиза виситъ на волоск.

— Я все это понимаю, и я уврена, что г. аббатъ тронется этимъ. Обратитесь къ нему, это не долго, задержитъ васъ. Черезъ десять минутъ вы можете уже вернуться съ разршеніемъ.

Докторъ отправился въ церковь, но тамъ ему сказали, что г. деканъ ушелъ и неизвстно когда вернется.

Жилье опять явился въ монастырь, но настоятельница осталась непреклоннапросьбы, увщанія все было безполезно, она объявила, что позволитъ взять Денизъ только съ разршенія аббата Гилльсмитъ или по письменному приказанію маркиза де-Рюдмонъ.

Это было сказано вжливо, но твердо.

Жилье возвратился въ Рюдмонъ, но онъ нашелъ маркиза въ забытьи и не посмлъ употребить сильныхъ средствъ, чтобы пробудить въ немъ сознаніе.

Онъ не могъ предвидть результата, а въ томъ положеніи, въ которомъ находилась болзнь маркиза, ничего не должно было предоставлять случаю. Тогда, не зная что длать, жилье ршился отправиться въ Конде и разсказать все Людовику Меро.

XLVII.

Поручая де-Каркбю привезти въ Рлодмонъ аббата Гилльсмитъ и помшать Денизъ оставить монастырь Святой Рутиліи, Клементина хотла только выиграть время.

Видя ясно положеніе маркиза, она поняла, что лучшимъ средствомъ уменьшить опасность было сдлать такъ, чтобы она разразилась какъ можно поздне.

Конечно, лучше всего было бы ее уничтожить. Но какъ? Какъ открыто помшать Денизъ и Людовику войти въ замокъ, когда маркизъ ихъ звалъ?

Надо было употреблять въ дло хитрость, а не открытое сопротивленіе.

Увидя подъзжавшую карету доктора, Клементина почувствовала сильное волненіе.

Былъ-ли онъ одинъ? Или съ Денизъ? Разстояніе помшало ей удостовриться, не смотря на все ея вниманіе.

Наконецъ, карета появилась передъ замкомъ. Онъ былъ одинъ. Значитъ де-Каркбю посплъ во время.

Конечно, опасность еще не прошла, но время было выиграно.

Черезъ часъ посл отъзда доктора, аббатъ Гилльсмитъ явился въ Рюдмонъ.

Клементина встртила его съ изъявленіями живйшей благодарности.

Она объяснила ему, что маркизъ выразилъ желаніе его видть и она поспшила послать г. де-Каркбю въ Ганнебо. Но, къ несчастію, маркизъ теперь въ безпамятств, и неизвстно, когда къ нему снова вернется сознаніе. Ей очень жаль, что напрасно она потревожила г. аббата.

— Это ничего, отвчалъ аббатъ,— я подожду.

Но это не входило въ планъ Клементины.

Поставивъ аббата въ невозможность позволить взять Денизъ изъ монастыря, она достигла всего, чего она отъ него хотла. Изъ его свиданія съ маркизомъ она не могла ожидать ничего хорошаго, а, напротивъ, могла бояться худаго. Могъ зайти разговоръ о завщаніи, и аббатъ съумлъ бы устранить невыгодныя для него распоряженія. Съ такимъ человкомъ надо было держать ухо остро.

И такъ, надо было помшать этому свиданію, но какъ?

Можно было прямо сказать аббату, что маркизъ намренъ просить его привезти Денизъ, но что если это случится раньше извстнаго времени, то завщаніе въ пользу монастыря Святой Рутиліи будетъ уничтожено.

Но это простое средство было въ тоже время очень грубо. Аббатъ, котораго Клементина знала за человка осторожнаго, могъ испугаться такого прямаго сообщничества. Онъ могъ воспротивиться ея плану, надо было бы убждать его, а время было дорого.

Поэтому Клементина ршила употребить другое, врное средство, имвшее еще то преимущество, что оно вполн согласовалось съ ея обыкновеннымъ образомъ дйствій.

— Я не знаю, сказала она, понизивъ голосъ,— будетъ-ли благоразумно дожидаться пробужденія нашего бднаго больнаго.

— Почему же это?

— Потому что, мн кажется, что для васъ было бы лучше не видть его совсмъ.

— Если это такъ, то зачмъ же вы посылали за мной?

— Маркизъ этого желалъ, и совсть запрещала мн не исполнить желанія больнаго, но, отправивъ за вами де-Каркбю, я въ тайн надялась, что онъ васъ не найдетъ.

— Онъ меня нашелъ.

— Безъ сомннія, но, съ другой стороны, само Провидніе помшало вашему свиданію съ маркизомъ.

— Еще одинъ вопросъ: почему вы считаете неблагоразумнымъ это свиданіе?

— Я отвчу вамъ откровенно, я имю причины думать, что маркизъ сдлалъ завщаніе въ пользу монастыря Святой Рутиліи. Если это такъ, то благоразумно-ли будетъ, чтобы вы, основатель и начальникъ этого монастыря, посщали маркиза во время его болзни, которая, увы! угрожаетъ убить его. Я очень не свдуща въ длахъ, но мн кажется, что законъ запрещаетъ доктору и священнику, ухаживавшимъ за больнымъ, получать посл него наслдство.

Аббатъ Гилльсмитъ, отлично знавшій 909-й параграфъ кодекса, былъ очень удивленъ, услышавъ его почти слово въ слово отъ этой ‘несвдущей въ длахъ’ молодой женщины.

— Мн кажется, отвчалъ онъ,— что въ законахъ есть что-то подобное.

— Такимъ образомъ, ваше присутствіе у постели маркиза можетъ быть истолковано въ дурную сторону и сдлаться въ рукахъ вашихъ враговъ средствомъ къ уничтоженію завщанія.

— Однако, если г. маркизъ желаетъ меня видть?…

— Да, онъ желалъ, но я не думаю, чтобы это имло серьезное основаніе:, проснувшись, онъ, можетъ быть, даже не вспомнитъ о своемъ желаніи.

Аббатъ колебался одно мгновеніе, но онъ не видлъ чего она добивается, она могла быть откровенной и дйствительно бояться за завщаніе.

— Если вы думаете, что мое присутствіе здсь безполезно, сказалъ онъ наконецъ,— я не настаиваю, у меня есть другія дла, которыя я не хотлъ-бы бросать. Если г. маркизу мои услуги не могутъ принести большой пользы, то я прошу у васъ позволенія возвратиться къ моимъ занятіямъ. Только я долженъ васъ предупредить, что я возвращусь въ Ганнебо не раньше какъ посл завтра утромъ.

Услышавъ эти слова, Клементина подумала, какъ пріятно говорить о важныхъ длахъ съ людьми, понимающими съ полусловъ. Она спросила аббата, куда онъ желаетъ, чтобы его проводили.

— На станцію.

Она была спасена! Пока аббатъ будетъ далеко отъ Ганнебо, Денизъ останется въ монастыр на все необходимое время.

Посл отъзда аббата, Клементина дала наконецъ де-Каркбю вс объясненія, которыхъ тотъ нетерпливо ждалъ.

— А Людовикъ? сказалъ онъ, когда Клементина кончила свой разсказъ.— Я не вижу, чтобы вы приняли какія-нибудь предосторожности противъ его вторженія въ Рюдмонъ.

— Какихъ-же вы хотите предосторожностей? Я не могу велть жандармамъ арестовать его.

— Я ничего не понимаю въ этихъ тонкостяхъ, но вы должны найти средство, это ваше дло. Это входитъ въ нашъ уговоръ. Я не отступаю отъ своихъ словъ, но только подъ условіемъ, что и вы исполните вашу задачу.

— Хорошо! Я нашла средство, но вы должны привести его въ исполненіе.

— Я только что вернулся изъ Ганнебо и страшно голоденъ.

— То, что я вамъ посовтую, не помшаетъ вамъ сть. Я хочу, чтобы вы не допустили Людовика войти къ маркизу.

— Какъ это?

— Я не знаю… затйте съ нимъ какой-нибудь пустой споръ, скажите ему, что онъ хочетъ убить маркиза, что вы этого не допустите… однимъ словомъ, сдлайте такъ, чтобы онъ могъ пройти только силой. Я уврена, что онъ никогда не ршится поднять на васъ РУКУ — Хотлъ бы я это увидть!

Къ счастью, де-Каркбю не пришлось этого увидть, потому что Людовикъ не приходилъ въ Рюдмонъ.

Вернувшись въ Конде, докторъ жилье тотчасъ отправился въ судъ, чтобы увдомить Людовика Меро о случившемся, но не нашелъ его тамъ. Ему сказали, что г. Меро отправился производить слдствіе о какомъ-то пожар, случившемся въ окрестностяхъ.

— Когда онъ вернется, сказалъ докторъ,— скажите ему, что я его ожидаю.

Но вмсто того, чтобы ждать, докторъ принужденъ былъ отправиться въ семь часовъ вечера къ маркиз Вильпердри, которая мучилась родами.

Только въ семь часовъ утра все было кончено, и жилье прямо отправился къ маркизу де Рюдмонъ не зазжая въ Конде.

Во время его отсутствія болзнь приняла серьезный оборотъ,маркизу осталось жить уже не нсколько дней, а едва нсколько часовъ. Агонія еще не началась, но все предвщало ея близость.

Маркизъ узналъ доктора и, вмсто того, чтобы отвчать на его вопросы, онъ повторялъ: ‘Денизъ, Денизъ!’

— Маркизъ уже нсколько разъ требовалъ свою воспитанницу, сказала Клементина.— Я сейчасъ только послала за ней.

Довольный тмъ, что ему не придется хать въ Ганнебо, жилье тотчасъ отправился въ Конде, спша привезти Людовика въ Рюдмонъ.

Если-бы Людовикъ и Денизъ застали маркиза еще въ живыхъ!

Жилье сдлалъ все, что было возможно, и не его вина, если стеченіе неблагопріятныхъ обстоятельствъ разрушило вс его соображенія.

XLVIII.

Видя, что сознаніе не вернется боле къ маркизу, Клементина ршилась уступить его безпрестаннымъ просьбамъ и послать за Денизъ.

Сестра милосердія и чтецъ слышали эти просьбы, и ихъ показанія на суд могли послужить доказательствомъ, что она не допускала никого къ постели маркиза.

Но это ршеніе было такъ важно и могло привести къ такимъ печальнымъ послдствіямъ, что Клементина не ршилась привести его въ исполненіе до прізда доктора.

Она хотла знать наврное, что она не обманывается, и что это свиданіе Денизъ съ маркизомъ, не представляя никакой опасности въ настоящемъ, могло послужить предосторожностью для будущаго.

Уврившись въ этомъ, она не поколебалась выставить уже исполненнымъ то, съ чмъ она такъ долго медлила. Этимъ она выказывала свою готовность исполнять желанія умирающаго, и вмст съ тмъ достигала того, что Денизъ прідетъ въ замокъ одна, а не въ сопровожденіи доктора.

Когда Клементина сообщила о своемъ намреніи де-Каркбю, тотъ началъ кричать, и объявилъ, что не пуститъ никого въ замокъ.

Однако, она успла объяснить ему, что если въ извстное время было хорошо держать двери запертыми, то также надо было искусно открыть ихъ въ извстный моментъ, чтобы показать, что он никогда и не были заперты.

— Такъ мы принуждены будемъ увидть здсь эту проклятую дочь комедіантки?

— И вашего дорогаго племянника.

— Но уврены-ли вы, что маркизъ ихъ не узнаетъ? Вдь это значитъ играть съ огнемъ.

— Посмотрите на него сами.

— Вы знаете, что я не люблю смотрть на умирающихъ, это внушаетъ печальныя мысли.

— Я считала васъ безсмертнымъ.

— Не шутите съ этимъ, я вамъ запрещаю.

Войдя въ комнату больнаго, де-Каркбю невольно отступилъ назадъ.

Смерть уже поразила маркиза: его дыханіе было прерывисто, раскрытый воротъ рубашки выказывалъ исхудалую грудь, которая отъ времени до времени судорожно вздрагивала. Капли пота выступали на его лиц, глаза были широко открыты, но зрніе уже потухло.

Гробовое молчаніе, царившее въ этой комнат, нарушалось только голосомъ сестры милосердія, которая, стоя на колняхъ у постели, въ полголоса читала молитвы.

Въ сосдней комнат чтецъ старался доказать, что онъ добросовстно исполняетъ свою обязанность.

— Денизъ! звалъ больной,— Денизъ!

На его лиц изображался ужасъ, и онъ судорожно протягивалъ впередъ руки.

Даже мало чувствительный де-Каркбю былъ взволнованъ.

Клементина увидла, что онъ поблднлъ.

— Что съ вами? сказала она.

— Я не люблю этого, прошепталъ онъ, пятясь вонъ изъ комнаты маркиза.

Де-Каркбю былъ страшно взволнованъ, все около него плясало, къ счастью, запахъ рома во время укрпилъ его.

Дйствительно, на столик, на который онъ случайно оперся, стояла откупоренная бутылка, изъ которой чтецъ почерпалъ отъ времени до времени новыя силы.

— Хорошій ромъ, хорошій ромъ! сказалъ де-Каркбю, взявъ машинально въ руки эту бутылку и наслаждаясь ея ароматомъ.

И, повторяя эти слова, онъ вышелъ изъ комнаты.

Клементина заняла свое обыкновенное мсто у постели маркиза. Вдругъ послышался стукъ подъзжавшаго экипажа.

Клементина приподняла занавсъ: это была Денизъ съ монахиней.

Критическая минута наступила. Дверь спальни отворилась, и Денизъ вошла.

Окинувъ ее быстрымъ взглядомъ, Клементина тотчасъ-же обратилась къ маркизу, онъ былъ главнымъ лицемъ начинавшейся драмы.

Денизъ стала на колни у постели маркиза и поцловала его руку.

Онъ не пошевелился. Тогда Денизъ устремила на Клементину съ нмымъ вопросомъ свои полные слезъ глаза.

— Да, отвчала та шепотомъ,— ему очень плохо.

— Боже мой! Боже мой! прошептала Денизъ.

И она снова поцловала нсколько разъ руку умирающаго.

— Денизъ! сказалъ онъ наконецъ,— Денизъ!

— Да, я здсь… я, Денизъ.

— Денизъ? прошепталъ больной, перемняя тонъ и какъ-бы спрашивая самаго себя.

Она наклонилась надъ нимъ.

— Я здсь, мой крестный, сказала она.

При этомъ знакомомъ слов маркизъ вздрогнулъ, и въ его потухшихъ глазахъ блеснулъ огонь.

— Посмотрите на меня, продолжала Денизъ, — узнаете-ли вы меня, крестный?

— Крестный? повторилъ онъ.

Клементина съ безпокойствомъ слдила за этой сценой.

Очевидно, въ маркиз происходила страшная борьба жизни со смертью. Чмъ она кончится?

Маркизъ сдлалъ усиліе и, повернувъ голову къ Денизъ, онъ смотрлъ на нее уже не потухшими глазами, но яснымъ и живымъ взоромъ.

Онъ смотрлъ на нее пристально нсколько минутъ и его губы шевелились, какъ-бы произнося безсвязныя слова.

— Говорите, сказалъ наконецъ маркизъ,— говорите!

— Чего вы хотите крестный?

— Ея голосъ! прошепталъ онъ, не отвчая на вопросъ Денизъ.— Это ея голосъ! Однако вы не Денизъ.

Дйствительно, эти два года ее значительно измнили: она развилась, выросла, и дтская живость замнилась спокойной и ясной красотой, которую еще боле увеличивалъ ея строгій костюмъ, состоявшій изъ сраго шерстянаго платья съ чернымъ капюшономъ и большимъ серебряннымъ крестомъ на груди.

Ея сходство съ матерью поразило маркиза.

— Эмма! сказалъ онъ.

Но въ туже минуту сознаніе освтило его умъ, и онъ вскричалъ уже боле сильнымъ голосомъ:

— Денизъ! моя дочь! моя дочь!

Клементина была поражена этимъ, какъ громомъ.

Слишкомъ рано! Она доставила это свиданіе слишкомъ рано! Маркизъ далеко не былъ такъ безнадеженъ, какъ она думала, какъ думалъ и докторъ жилье.

Теперь всего можно было бояться, все было возможно! Она знала, что иногда умирающіе въ послднюю минуту сбираютъ остатокъ энергіи, чтобы бороться противъ смерти. Не случится-ли это съ маркизомъ?

Думая это, Клементина не спускала съ него глазъ.

Денизъ обнимала его со слезами.

— Я здсь, говорила она,— я останусь возл васъ, мой крестный.

— Не называй меня крестнымъ, прервалъ ее маркизъ,— называй меня отцемъ, ты моя дочь.

Она взглянула на него съ удивленіемъ. Что онъ сказалъ? Прежде онъ никогда не говорилъ ей ‘ты’.

— Дочь моя! Дочь моя! повторялъ маркизъ.

Въ эту минуту онъ увидлъ Клементину, смотрвшую на него черезъ плечо Денизъ.

— Я хочу, чтобы меня оставили одного съ Денизъ, сказалъ онъ твердымъ голосомъ.

Сестра милосердія тотчасъ встала, чтобы выйти, но, видя, что Клементина не думаетъ за ней слдовать, она остановилась въ недоумніи среди комнаты.

Клементина поняла это колебаніе, одну минуту она спрашивала себя, что ей длать. Остаться во что бы то ни стало, или, напротивъ, уйти и оставить маркиза наедин съ его дочерью? Она ршилась на послднее. До этой минуты она показывала, что всегда исполняетъ вс желанія маркиза. Поэтому, ей было невыгодно противиться ему въ послднюю минуту при свидтеляхъ, которые могли легко угадать причину ея неповиновенія. Ей было только нужно знать, что будетъ говорить маркизъ своей дочери. Для этого стоило только спрятаться за портьерой, изъ-за которой она подслушала разговоръ маркиза съ докторомъ, зная опасность, легко будетъ устранить ее.

И Клементина вышла, сдлавъ знакъ сестр милосердія, чтобы та слдовала за ней.

XLIX.

Чтобы дойти до того-мста, гд она пряталась, Клементина должна была сдлать обходъ, пройти нсколько комнатъ, и, кром того, стараться не длать шуму: все это требовало времени.

Когда она спряталась наконецъ и могла слышать то, что говорилось между маркизомъ и Денизъ, она увидла, что ихъ слова не служили продолженіемъ того, что при ней говорилось.

— Дай мн все нужное для письма, говорилъ маркизъ.

Онъ хотлъ писать! Клементина тихонько раздвинула портьеру, за которой она была спрятана.

Маркизъ былъ какъ разъ противъ нея.

Съ помощью Денизъ, которая подложила ему подъ спину нсколько подушекъ, онъ могъ на половину приподняться, лице его было оживлено, чего съ нимъ не было ни разу со времени его болзни.

Это было дйствительно чудесно, сколько времени будетъ его поддерживать это оживленіе? Вотъ вопросъ, который Клементина задавала себ. Она должна была позволить Денизъ войти въ эту комнату не раньше, какъ посл смерти маркиза. Какую глупость она сдлала! Нечаянно проведя рукою по лбу, она почувствовала его покрытымъ холоднымъ потомъ.

Неужели она боялась? Надо было дйствовать, не медля ни минуты.

— Я былъ очень виноватъ передъ тобою, дочь моя, продолжалъ маркизъ прерывающимся голосомъ,— но я могу еще исправить главную вину. Скоре, скоре, дай мн бумагу и перо.

Денизъ оглядлась кругомъ.

Столикъ, на которомъ докторъ жилье писалъ свои рецепты, стоялъ на обычномъ мст, и на немъ лежало все нужное для письма.

Денизъ подбжала къ столу и принесла его весь къ постели.

— Скоре, сказалъ маркизъ.— О, Боже мой, дай мн силу окончить начатое!

Денизъ положила передъ нимъ бумагу, и обмакнувъ перо въ чернила, подала его маркизу.

Кровь застыла въ жилахъ Клементины, она глядла, не переводя духа. Неужели онъ напишетъ? Тогда все пропало. Довольно было одной строчки, чтобы завщаніе, которое она носила зашитымъ въ карман, превратилось въ клочекъ ничего нестоющей бумаги. Неужели маркизъ напишетъ эту строчку?

Маркизъ хотлъ взять перо, но рука не повиновалась ему.

— О Боже мой! со вздохомъ сказалъ онъ,— я не могу….

Клементина вздохнула свободно.

— Дай мн перо, повторилъ маркизъ.

— Вотъ оно, крестный.

— Скажи, отецъ, зови меня отцемъ, можетъ быть, это слово придастъ мн силы.

— Вотъ оно, отецъ!

— О! дочь моя, дитя мое!

Но волненіе, вмсто того, чтобы укрпить маркиза, сдлало его руки еще боле дрожащими.

— Я не могу, сказалъ онъ.

— Прошу васъ, сказала Денизъ,— не утомляйтесь такъ, къ чему писать?

— Я долженъ исправить зло, обезпечить твое замужество съ Людовикомъ. Дай перо, помоги мн, я хочу написать: ‘Я оставляю все мое состояніе Денизъ Лажоле’, поставить число и подписать. Ты будешь повторять мн буквы, по мр того, какъ я буду писать. Положи мою руку на бумагу и сожми пальцы.

Она хотла это сдлать, но не могла, его пальцы не сгибались. Тогда онъ опустился на подушку.

— Это невозможно, я никогда не буду въ состояніи написать это. Надо послать за нотаріусомъ. Пошли скоре Валерія за нотаріусомъ въ Фромантель, онъ самый ближайшій. Надо торопиться…

Она позвонила, но Валерій не пришелъ.

Въ ту минуту, какъ маркизъ сказалъ: ‘Пошли Валерія за нотаріусомъ’, Клементина поспшно оставила свое мсто и побжала въ переднюю. Маркизъ самъ былъ не въ состояніи писать, но могъ передать свою волю, надо было, значитъ, помшать этому и не дать нотаріусу прибыть во время.

Когда Валерій, услышавъ звонокъ Денизъ, пошелъ по этому зову, Клементина встртила его передъ спальней маркиза.

— Возьмите экипажъ, сказала она,— и позжайте въ Ганнебо, въ монастырь Св. Рутиліи, скажите настоятельниц, что Денизъ остается въ замк. Позжайте сейчасъ-же.

Отправить Валерія въ Ганнебо значило выиграть время и, съ другой стороны, отдлаться отъ человка, который имлъ обыкновеніе быстро исполнять приказанія маркиза и понимать его съ полусловъ.

Скоро послышался вторичный звонокъ, который Валерій не могъ слышать, лотомъ Денизъ позвонила въ третій разъ.

Тогда Клементина ршилась вмсто Валерія послать горничную.

— Если позовутъ Валерія, то вы скажете, что онъ вышелъ.

Черезъ нсколько минутъ горничная вернулась.

— Маркизъ приказалъ послать сейчасъ-же за фромантельскимъ нотаріусомъ.

— Самъ маркизъ?

— Нтъ… барышня, которая у него.

— Хорошо, подите и скажите маркизу, что я сейчасъ пошлю за нотаріусомъ г-на де-Каркбю.

Сказавъ это, Клементина пошла въ курительную комнату, гд сидлъ де-Каркбю.

— Оправились-ли вы? спросила она его.

— Въ первый разъ въ жизни ромъ кажется мн горекъ, сказалъ онъ.

— Вамъ нужно движеніе, и я вамъ доставлю случай. Вы знаете, что Денизъ пріхала?

— Да, я слышалъ.

— Она видла маркиза и, что удивительно, онъ узналъ ее.

— Онъ узналъ ее! вскричалъ, вскакивая съ мста, де-Каркбю.— Что я вамъ говорилъ?

— Онъ не только ее узналъ, продолжала Клементина,— но еще хочетъ сдлать завщаніе…

— Въ пользу Денизъ?

— Въ пользу Денизъ.

— Что я вамъ говорилъ!

И онъ сталъ браниться.

— Успокойтесь, онъ не могъ написать его.

— Что-же вы этого сразу не сказали?

— Тогда онъ потребовалъ нотаріуса, и я для того пришла сюда, чтобы передать вамъ, чтобы вы хали за нотаріусомъ въ Фромантель.

— Чтобы я халъ за нотаріусомъ для того, чтобы онъ написалъ завщаніе въ пользу этой зми? Вы или считаете меня за дурака, или съ ума сошли.

— Я оттого обращаюсь къ вамъ, что если за нотаріусомъ подетъ кто-нибудь другой, то онъ привезетъ его, вы же — другое дло. Вы сядете въ шарабанъ и выдете какъ можно скоре изъ Рюдмона, но, отъхавъ немного, пустите лошадь шагомъ и такъ додете до первыхъ домовъ Фромантеля, оттуда повернете и подете назадъ опять шагомъ, а въ Рюдмонъ прідете опять въ галопъ и скажете, что не нашли нотаріуса. Вы понимаете, что въ это время нашъ больной потеряетъ остатокъ силъ, возвращенныхъ ему чудомъ и если онъ еще не умретъ, то будетъ уже во всякомъ случа въ агоніи. Тогда завщанія не будетъ и мы будемъ спокойны, что сдлали все возможное.

Де-Каркбю вздрогнулъ.

— Вы меня пугаете! сказалъ онъ.

Но Клементина его не слушала, она торопилась возвратиться на свой наблюдательный постъ.

Придя туда, она нсколько минутъ ничего не слыхала, кром тяжелаго дыханія маркиза.

Она тихонько раздвинула занавсъ и увидла, что маркизъ лежитъ, устремивъ глаза на Денизъ, которая сидла у постели, держа его руки въ своихъ. Онъ казался почти такъ-же слабъ, какъ во время прізда Денизъ. Нотаріуса нечего было бояться.

Вдругъ онъ прошепталъ:

— Нотаріуса все нтъ… онъ прідетъ слишкомъ поздно.

Потомъ, помолчавъ немного, онъ прибавилъ:

— Надо позвать Клементину, она можетъ все спасти, уничтоживъ завщаніе, но тогда, дочь моя, ты должна будешь дать ей то, что она хотла дать Людовику и теб.

Не понимая ничего въ этихъ словахъ, Денизъ глядла на маркиза, думая не бредитъ ли онъ.

— Прошу васъ, сказала она, не тревожьтесь такъ.

— Ты общаешь, неправда-ли? продолжалъ онъ.— Еслибы ты знала, какъ она была добра ко мн! Скажи, что ты общаешь.

Денизъ подумала, что для его успокоенія слдуетъ отвчать утвердительно.

— Да, сказала она,— я сдлаю все, что вы хотите.

— Въ такомъ случа, скажи, чтобы ее попросили сюда.

Денизъ позвонила и передала приказаніе маркиза.

Но Клементина не вышла изъ-за скрывавшей ее портьеры, и ее напрасно искали по всему замку. Право, этотъ бдный маркизъ былъ очень наивенъ, предполагая, что она могла своими руками уничтожить завщаніе, стоившее ей столькихъ трудовъ.

Въ эту минуту на двор замка раздался стукъ пріхавшаго экипажа. Кто это могъ быть?

Можетъ быть Людовикъ?

Она не ошиблась.

Скоро дверь спальни маркиза отворилась и въ нее поспшно вошелъ Людовикъ, а за нимъ г-жа Меро.

Клементина взглянула на маркиза: казалось, онъ впалъ въ безпамятство. Людовикъ опоздалъ!

L.

То, что произошло при прізд Денизъ, возобновилось опять: маркизъ, казалось, оживился. Но Клементина видла, что это второе оживленіе было гораздо слабе перваго: очевидно было, что силы его истощались, эти два возбужденія, слдовавшія одно за другимъ, должны были ускорить развязку.

Посл перваго впечатлнія радости, маркизъ соединилъ руки Людовика и Денизъ.

— Останьтесь, сказалъ онъ,— не оставляйте меня боле, не оставляйте другъ друга.

Потомъ, помолчавъ немного, онъ сказалъ, обращаясь къ Денизъ:

— Объясни, чего я хочу.

Когда Людовикъ узналъ, что за нотаріусомъ отправился его дядя, онъ поспшно всталъ и сдлалъ матери знакъ, что желаетъ съ ней поговорить.

Тогда, отойдя съ нею въ ту сторону, гд была спрятана Клементина, онъ сказалъ шепотомъ:

— Если дядя согласился хать за нотаріусомъ, то тутъ кроется какая-нибудь хитрость. Останься здсь съ Денизъ, я отправлюсь самъ въ Фромантель и вернусь ране, чмъ черезъ часъ. Сдлай такъ, чтобы маркиза не очень утомляли.

Клементина не предвидла этого новаго удара, она была застигнута врасплохъ и не знала, какъ отстранить его. Невозможно было помшать Людовику хать, еще мене возможно помшать ему привезти нотаріуса.

Она могла разсчитывать только на то, что нотаріусъ прідетъ слишкомъ поздно, или, что, по крайней мр, маркизъ будетъ не въ состояніи выразить свою волю.

Такъ какъ Клементин нечего было боле длать за портьерой, то она ршилась наконецъ войти въ комнату, гд долженъ былъ разыграться послдній актъ драмы, заставлявшей ее испытывать такъ много волненій.

Увидя, что она вошла, госпожа Меро быстро встала, но Клементина, слегка поклонясь ей, направилась прямо къ маркизу.

— Какъ вы себя чувствуете? сказала она, беря его за руку.

— Очень слабъно вы избавите меня отъ терзающаго меня мученія.

Рука маркиза, которую Клементина держала въ своей, была холодна, какъ ледъ. Клементина пристально взглянула на него и замтила, что глаза его приняли стеклянный оттнокъ, который означаетъ приближеніе смерти.

— Попросите госпожу Меро и Денизъ, сказалъ маркизъ,— выйти на нсколько минутъ въ сосднюю комнату.

Он не ждали, чтобы Клементина повторила имъ эти слова, но, выходя, госпожа Меро оставила дверь открытой.

— Я хочу просить васъ, сказалъ маркизъ,— чтобы вы возвратили мн завщаніе, сдланное мною нсколько дней тому назадъ.

— А! вы измнили ваше намреніе?

— Денизъ моя дочь, я въ этомъ увренъ: умирающіе не ошибаются. Богъ открылъ мн, что она моя дочь, нельзя раззорять свое дитя для чужихъ. Надо уничтожить это завщаніе, тогда сдланное два года назадъ сдлается дйствительнымъ. Что касается лично васъ, то Денизъ исполнитъ то, что написано въ послднемъ завщаніи.

Онъ остановился, совершенно истощенный.

— Это завщаніе тутъ, сказала Клементина, указывая на свой карманъ,— но я не возвращу вамъ его. Богъ не желаетъ, чтобы оно было уничтожено, Онъ не далъ вашей рук силы держать перо. Онъ же не дастъ нотаріусу пріхать. Раскайтесь скоре въ вашемъ отступничеств, разв вы не чувствуете, что смерть приближается? Адъ раскрывается передъ вами.

Она говорила шепотомъ, такъ, чтобы Денизъ и госпожа Меро не могли ее слышать.

Наклонясь надъ постелью, Клементина пристально глядла на маркиза.

Окончивъ говорить, она осталась въ этомъ положеніи. Тогда маркизъ хотлъ оттолкнуть ее, но его руки безсильно опустились, испуганный, не будучи въ состояніи пошевельнуться, онъ громко вскрикнулъ.

Въ ту же минуту Денизъ, госпожа Меро и сестра милосердія были у его постели.

Одинъ и тотъ же вопросъ былъ на всхъ устахъ:

— Что съ нимъ?

— Вроятно, припадокъ, отвчала Клементина.

Стали употреблять всевозможныя средства и скора вся комната наполнилась народомъ. Былъ-ли маркизъ безъ чувствъ, или онъ умеръ?

Клементина велла выйти всмъ постороннимъ и соблюдать тишину.

Посл довольно продолжительнаго промежутка, дыханіе возвратилось, но разсудокъ — нтъ. Маркизъ не длалъ ни малйшаго движенія и лежалъ съ неподвижными глазами и открытымъ ртомъ.

Вдругъ, глаза его закрылись, испуганная Денизъ вскрикнула.

— Нтъ, дитя мое, сказала госпожа Меро,— онъ заснулъ.

Дйствительно, онъ заснулъ или, по крайней мр, впалъ въ безчувствіе.

Между тмъ, Людовикъ халъ къ Фромантелю. Общаніе хорошаго вознагражденія придало крылья наемнымъ клячамъ. Немного не дозжая до Фромантеля, Людовикъ встртился съ дядей, послдній сдлалъ ему знакъ остановиться, но его знаки и крики остались безполезны.

— Не останавливайтесь, сказалъ Людовикъ кучеру.

Нотаріусъ былъ въ контор.

— Я пріхалъ за вами для составленія завщанія маркиза де-Рюдмонъ, который умираетъ, сказалъ Людовикъ.

— Завщаніе маркиза де-Рюдмонъ!

— Тридцать или двадцать тысячь вознагражденія!

Нотаріусъ поспшно взялъ нсколько листовъ гербовой бумаги и легко вскочилъ въ экипажъ.

— Мы возьмемъ четырехъ нужныхъ свидтелей, прозжая черезъ Мюльсанъ, сказалъ онъ:,— это дастъ намъ возможность потерять меньше времени. Надо надяться, что маркизъ будетъ еще въ памяти.

— Онъ былъ въ полномъ разсудк, когда я оставилъ его.

— А! тмъ лучше.

Это было откровенное выраженіе радости, такъ какъ, несмотря на то, какое бы большое вознагражденіе ему не предстояло, фромантельскій нотаріусъ ни за что не составилъ бы завщаніе, еслибы. маркизъ не былъ въ ‘здравомъ ум’.

Они скоро дохали до Мюльсана.

— Попросите мэра быть свидтелемъ, сказалъ нотаріусъ,— въ это время я пойду за другими.

Когда Людовикъ вошелъ, мэръ, богатый торговецъ сномъ, приготовлялся самъ мести сарай.

— Сейчасъ, господинъ прокуроръ, отвчалъ онъ на просьбу Людовика,— дайте мн только переодться.

И, позвавъ своего сына, онъ закричалъ:

— Бги за Филиберомъ и скажи ему, чтобы онъ сію-же минуту пришелъ меня выбрить.

Людовикъ съ трудомъ могъ отговорить его отъ бритья, но ни за что не могъ не дать ему позволенія надть сапоги.

— Нтъ, говорилъ мэръ,— я ни за что не ршусь явиться къ маркизу въ деревянныхъ башмакахъ, я знаю, чмъ я ему обязанъ.

Наконецъ, онъ былъ готовъ. Нотаріусъ уже сидлъ въ экипаж съ двумя свидтелями, третій-же былъ на козлахъ.

Наконецъ, они дохали до замка. Людовикъ вышелъ первый.

— Слдуйте за мною, господа! сказалъ онъ.

Войдя въ библіотеку, они очутилась лицемъ къ лицу съ де-Каркбю, успвшимъ уже получить отъ Клементины инструкціи, какъ дйствовать.

Онъ пошелъ навстрчу къ нимъ.

— Нельзя входить, сказалъ онъ,— мой бдный кузенъ отдыхаетъ.

Но Людовикъ не устанавливался, и де-Каркбю попятился.

— Гд вы искали нотаріуса? спросилъ Людовикъ.

Де-Каркбю былъ нсколько сконфуженъ.

— Одинъ человкъ, встрченный мною по дорог, отвчалъ онъ,— сказалъ мн, что нотаріуса нтъ дома, тогда я повернулъ назадъ.

— Господа, сказалъ Людовикъ, обращаясь къ свидтелямъ,— запомните то, что вы слышите.

Затмъ, такъ какъ они дошли до дверей библіотеки, которыя де-Каркбю, все подаваясь назадъ, наконецъ заслонилъ собою, Людовикъ сказалъ ему:

— Позвольте намъ пройти.

— Я вамъ повторяю, что маркизъ спитъ, неужели вы хотите убить его неожиданнымъ пробужденіемъ?

Затмъ онъ продолжалъ, обращаясь къ свидтелямъ:

— Неужели, господа, можно безпокоить умирающаго?

— Вы видите, господинъ нотаріусъ, что намъ хотятъ помшать войти къ маркизу Рюдмонъ.

Нотаріусъ былъ не такой человкъ, чтобы выпустить даромъ изъ рукъ 40,000 франковъ.

— Маркизъ де-Рюдмонъ призвалъ меня сдлать его завщаніе. Угодно вамъ или нтъ пропустить меня?

Де-Каркбю, повинуясь приказанію Клементины, сдлалъ все возможное, идти дальше было неудобно, не могъ-же онъ употребить силу, чтобы не пустить ихъ!

— Разв я когда-нибудь не пускалъ васъ? сказалъ онъ. Я хотлъ только пощадить жизнь бднаго кузена, и думалъ, что поступаю хорошо. Проходите!

Сказавъ это, онъ посторонился и пропустилъ всхъ въ спальню, войдя самъ сзади, да и то остался у самой двери, не глядя на постель.

Шумъ вошедшихъ не вывелъ маркиза изъ безпамятства, онъ по прежнему лежалъ неподвижно и ничто не показывало, чтобы онъ видлъ или слышалъ вошедшихъ. А между тмъ комната была ярко освщена и вошедшіе все-таки произвели нкоторый шумъ, смнившій гробовое молчаніе. Людовикъ пошелъ къ постели, но Клементина поспшно стала передъ нимъ.

— Разв вы не видите, что онъ спитъ? въ полголоса сказала она.

Людовикъ остановился и шедшій за нимъ слдомъ нотаріусъ точно также.

Посл минутнаго колебанія, Людовикъ, сдлавъ знакъ нотаріусу не идти дальше, снова направился къ постели, но Клементина ршительно стала между нимъ и постелью.

— Вы не пойдете дале, ршительно сказала она.

— А кто мн помшаетъ? Если мой дядя потерялъ сознаніе, то хозяинъ здсь теперь я, его родственникъ, а не вы, сударыня.

Клементина, не смущаясь, сдлала знакъ де-Каркбю, который неувренно подошелъ.

— Я также родственникъ, сказалъ онъ,— и я противлюсь, чтобы убили этого несчастнаго.

Эти разговоры и ходьба вывели маркиза изъ оцпеннія.

Онъ вздохнулъ и открылъ глаза.

LI.

Передъ возраженіемъ своего дяди Людовикъ остановился, до нкоторой степени смущенный его вмшательствомъ, а еще боле отчаяннымъ взглядомъ, брошеннымъ на него Денизъ. Долженъ-ли онъ былъ уступить комедіи, которую играли его дядя и Клементина, или, напротивъ, до конца исполнить свой долгъ?

Вздохъ маркиза положилъ конецъ его колебанію, онъ рукою отстранилъ Клементину и подошелъ къ постели.

— Я вернулся, громко сказалъ онъ маркизу,— и привезъ нотаріуса.

Сначала маркизъ, казалось, не услыхалъ, или, по крайней мр, не понялъ сказаннаго. Но скоро онъ поднялъ руку ко рту, точно стараясь ею помочь себ говорить.

— Нотаріусъ… медленно сказалъ онъ,— ахъ, да, нотаріусъ…

При этихъ словахъ, нотаріусъ, въ свою очередь, подошелъ къ постели.

— Я къ вашимъ услугамъ, сказалъ онъ.— Вы меня звали, не такъ-ли?

Наступило молчаніе.

— Вы хотите, чтобы я составилъ ваше завщаніе, не такъ-ли?

Маркизъ не отвчалъ.

Вс глаза были устремлены на постель, и слышно было какъ летала муха.

Такъ какъ маркизъ продолжалъ хранить молчаніе и смотрть въ пространство, то нотаріусъ, сдлавъ нсколько шаговъ впередъ, сказалъ:

— Узнаете-ли вы меня, маркизъ?

Маркизъ съ трудомъ поднялъ руку и сдлалъ утвердительный знакъ.

— Если вы хотите, чтобы я написалъ ваше завщаніе, продолжалъ нотаріусъ, и вы видите, что я привелъ свидтелей, то вы должны указать намъ опредленнымъ образомъ кого вы хотите сдлать вашимъ наслдникомъ.

— Мою дочь! сказалъ маркизъ.

Клементина сдлала знакъ де-Каркбю, который, посл минутнаго колебанія, сдлалъ шагъ впередъ, но не подходя къ умирающему, на котораго онъ, очевидно, не смлъ глядть.

— Извстно, сказалъ онъ смущеннымъ голосомъ,— что у моего кузена нтъ дочери.

— Вы видите, господинъ нотаріусъ, поспшно сказала Клементина,— что маркизъ не можетъ въ настоящую минуту выразить вамъ свою волю.

— Сударыня, сказалъ твердымъ голосомъ Людовикъ,— вы не имете права вмшиваться во все это, не ваше дло указывать господину нотаріусу, что онъ долженъ длать.

— Я ухаживала за маркизомъ во время его болзни, и, мн кажется, должна знать лучше другихъ въ состояніи-ли онъ теперь отвчать, вс видвшіе его во время болзни знаютъ, что онъ не сразу, посл того какъ проснется, можетъ придти въ себя, подождите — вотъ все, что я хочу сказать.

— Вы хотите выиграть время.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать, но, во всякомъ случа, мн кажется, что здсь не мсто говорить оскорбленія.

Произошло именно то, чего Людовикъ хотлъ во чтобы то ни стало избжать, т. е. споръ. Если онъ дастъ Клементин говорить, то она, вроятно, найдетъ средство помшать нотаріусу составить завщаніе. Поэтому онъ сказалъ, обращаясь къ нотаріусу:

— Мой дядя хочетъ сдлать завщаніе и съ этой цлью послалъ меня за вами. Вы видите, что здсь затронуты различные интересы, если вы дадите имъ высказываться, то никогда не успете узнать волю завщателя.

— Я прошу, чтобы меня и свидтелей, насъ оставили наедин съ маркизомъ.

— Законъ позволяетъ вамъ, продолжалъ Людовикъ,— удалить всхъ, кто бы могъ помшать вамъ исполнить вашу обязанность. Если кто-нибудь не желаетъ повиноваться закону, пусть онъ скажетъ это.

Онъ взглянулъ на де-Каркбю и Клементину, которые ничего не отвчали.

— Что касается меня, кончилъ Людовикъ,— то я ухожумамаша, Денизъ, идите за мной, прошу васъ.

Затмъ, обернувшись къ маркизу, глядвшему на эту сцену, не будучи въ состояніи говорить, онъ сказалъ:

— Мы васъ оставляемъ съ нотаріусомъ, скажите ему, чего вы желаете.

Потомъ, проходя мимо Клементины и де-Каркбю, онъ прибавилъ:

— А вы, сударыня, и вы, сударь, желаете, во чтобы то ни стало, остаться въ этой комнат?

Де-Каркбю боялся одного слова ‘законъ’, и, по правд сказать, въ эту минуту онъ боялся всего, поэтому онъ, не сопротивляясь, послдовалъ за Людовикомъ.

Оставшись одна среди комнаты, Клементина колебалась нсколько секундъ, но что могла она сдлать? Было-ли благоразумно упрямствомъ подвергать опасности то завщаніе, которое лежало у нея въ карман. Предположивъ даже, что маркизъ будетъ въ состояніи продиктовать нотаріусу новое завщаніе (что было очень сомнительно), то это завщаніе будетъ легко опровергнуть.

Она вышла изъ комнаты. Но, вмсто того, чтобы запереть дверь, она оставила ее открытой и, вставъ въ простнк, сказала:

— Если законъ позволяетъ добивать умирающаго, то я надюсь, что онъ не приказываетъ оставлять его. Могу-ли я остаться здсь, господинъ прокуроръ, или должна дать ему умереть, не подавъ помощи, если онъ позоветъ меня?

Людовикъ не отвчалъ. Занятый утшеніемъ Денизъ, онъ даже не повернулъ головы въ сторону Клементины.

Но вскор, оставивъ Денизъ попеченіямъ своей матери, онъ пошелъ и всталъ напротивъ Клементины.

— Вы знаете, маркизъ, говорилъ нотаріусъ,— что для того, чтобы завщаніе было дйствительнымъ, достаточно, чтобы вы опредленно сказали мн вашу волю, вамъ нечего заботиться о подписи: мы засвидтельствуемъ,, что при вашей болзни вы были не въ состояніи писать. Какова ваша воля, маркизъ?

Маркизъ длалъ страшныя усилія, чтобы заговорить, дыханіе его было страшно тяжело.

— Вы меня понимаете? продолжалъ нотаріусъ.

Маркизъ сдлалъ утвердительный знакъ.

— Кому хотите вы оставить ваше состояніе?

Со страшнымъ усиліемъ маркизъ выговорилъ:

— Моей… дочери.

— Вашей дочери? Но кто ваша дочь? Вы должны назвать ее.

— Моя… дочь.

— Если у васъ есть незаконная дочь, которую вы желаете признать, и которой вы хотите все завщать, то вы должны назвать ея имя.

Маркизъ сдлалъ знакъ, что понимаетъ.

— Вы должны опредленно назвать вашу наслдницу. Сдлайте усиліе, маркизъ. Вы видите, я готовъ писать.

Маркизъ сдлалъ снова усиліе и прошепталъ:

— Моя… дочь, моя… дочь…

Борьба была ужасна, нотаріусъ былъ взволнованъ, свидтели также, у Людовика были полные глаза слезъ, одна Клементина была, повидимому, равнодушна, только лице ея страшно поблднло.

— Мы ждемъ, маркизъ, сказалъ нотаріусъ,— не волнуйтесь, придите въ себя.

Но по перемн, происходившей въ умирающемъ, было очевидно, что чмъ боле станутъ ждать, тмъ мене можно было дождаться отъ него яснаго слова: смерть приближалась быстрыми шагами.

Тогда нотаріусъ всталъ.

— Мы возвратимся сейчасъ, сказалъ онъ.

И онъ сдлалъ знакъ свидтелямъ слдовать за нимъ.

— Моя дочь, моя дочь! закричалъ умирающій, длая слабый жестъ, чтобы удержать ихъ.

Тогда Клементина кинулась въ комнату съ сверкающими глазами, щеки ея снова покраснли.

Она поспшно сла къ постели, ршившись не покидать этого мста, пока смерть не окончитъ своего дла.

Немного спустя, вошли Денизъ и госпожа Меро, и за ними дв сестры милосердія.

Между тмъ, нотаріусъ и свидтели прошли въ библіотеку, куда за ними послдовалъ Людовикъ.

— Я всми средствами старался добиться отъ маркиза имени того, кого онъ хотлъ оставить своимъ наслдникомъ, сказалъ Людовику нотаріусъ.

— Я знаю, отвчалъ послдній,— я на васъ глядлъ и слушалъ васъ.

— Въ такомъ случа, вы знаете, что я не могъ отъ него добиться ничего, кром двухъ словъ: ‘Моя дочь!’

— Онъ хочетъ оставить свое состояніе мадемуазель Денизъ Лажоле, его дочери. Таковы его намренія, онъ передалъ мн ихъ часъ тому назадъ.

— Я тоже такъ думаю, но вы знаете лучше меня, что для дйствительности завщанія, воля завщателя должна быть имъ продиктована при свидтеляхъ.

— Продиктована?

— Я не говорю слово въ слово, но для дйствительности завщанія оно должно быть выраженіемъ воли завщателя. А гд эта воля? Какъ она была выражена?

— Словами: ‘моя дочь’. Онъ хочетъ сдлать дочь наслдницей.

— Какую дочь? Вы знаете это, потому что онъ сказалъ вамъ раньше. Но мы, что мы знаемъ? Я спрашиваю у васъ, господа.

Свидтели молча опустили головы.

Однако мэръ ршился.

— Для меня, сказалъ онъ,— ясно, что маркизъ хотлъ сдлать своей наслдницей эту молодую особу.

— Наслдницей, чего? сколького? спросилъ нотаріусъ.

— А! да. Однако, очень жаль, что такое хорошее состояніе, какъ состояніе маркиза, пропадетъ потому, что онъ не можетъ сказать имени, когда онъ объяснилъ дло.

— Вы видите! вскричалъ Людовикъ.

— Я вижу на сколько положеніе длъ важно, поэтому я и хочу обратиться къ вамъ. Вы прокуроръ, скажите по совсти, могу-ли я сдлать завщаніе при такихъ условіяхъ?

Людовикъ съ минуту не отвчалъ: въ его рукахъ было богатство Денизъ.

Черезъ нсколько секундъ онъ поднялъ голову и сказалъ твердымъ голосомъ:

LII.

Послднимъ словомъ маркиза былъ отчаянный крикъ его вслдъ уходившему нотаріусу: ‘Моя дочь’! Онъ умеръ два часа спустя, не придя въ себя. Въ эти два часа Клементина не отошла отъ него ни на минуту.

Денизъ и госпожа Меро, отстраненныя такимъ образомъ, должны были стоять сзади нея.

Посл перваго мгновенія замшательства, послдовавшаго за смертью маркиза, Людовикъ подошелъ къ Клементин, ставшей на колна у постели, и тронулъ ее пальцами за плечо, чтобы заставить обернуться, сказавъ, что ему надо съ нею поговорить и что онъ проситъ ее для этого пройти въ библіотеку.

Она встала и, ни слова не говоря, пошла за нимъ.

— Пока мой дядя былъ живъ, сказалъ Людовикъ,— вы могли думать, что ваше мсто около него, но теперь, я надюсь, что вы дадите его семейству исполнить послдній долгъ относительно его. Я не прошу васъ, впрочемъ, оставлять замокъ.

— А! въ самомъ дл?

— Я надюсь, однако, что вы удалитесь въ ваши комнаты, посл похоронъ вы покажете ваши права, если они у васъ есть.

— Для этого, я надюсь, вы позволите мн выбрать какое угодно время.

— Вполн.

Прежд чмъ уйти къ себ, Клементина хотла видть де-Каркбю, который исчезъ въ то время какъ ушелъ нотаріусъ.

Она принялась искать его, но никакъ не могла найти.

Гд онъ былъ?

Наконецъ она нашла его внизу, въ комнат, гд хранились фамильные документы маркизовъ Рюдмонъ.

Де-Каркбю стоялъ на колняхъ передъ шкапомъ, рядомъ съ нимъ стояла чашка песку.

Что онъ длалъ?

Вдругъ онъ наклонился и, взявъ песку въ карту свернутую трубкой, приставилъ одинъ конецъ трубки къ замочной скважин, и, приставивъ другой къ губамъ, сталъ тихонько вдувать песокъ въ замокъ.

— Что вы длаете? спросила съ удивленіемъ Клементина.

Онъ поспшно всталъ, точно пойманный въ какомъ-нибудь проступк.

Но онъ скоро оправился.

— Вы видите, отвчалъ онъ,— я прикладываю печати.

— Какъ такъ?

— Я не врю никому. Артуръ умеръ, надо принять предосторожности, въ ожиданіи пока явится мировой судья наложить печати, я наложу свои. Хитеръ будетъ тотъ, кто откроетъ замокъ, когда я насыплю въ него неску!

— Я именно хотла поговорить съ вами о мировомъ судь, сказала Клементина.— Не послать-ли за нимъ?

— Не разсчитывайте на меня, я не уйду отсюда. Вы знаете, мой девизъ: не довряй никому.

— Я не говорю, чтобы вы шли за нимъ, но чтобы послали его предупредить. Разв вы не имете на это права, какъ наслдникъ?

— О! Это я сейчасъ сдлаю.

Затмъ Клементина пошла въ свою комнату и, заперевъ дверь на ключъ и на замокъ, взяла ножницы и, вывернувъ карманъ, распорола его и вынула вшитое въ него завщаніе.

Хотя она и отлично знала его, но тмъ не мене хотла перечитать.

О! конечно, это было не то, на что она надялась, но полтора милліона франковъ не бездлица, она не будетъ въ бдности.

Не будучи довольна тмъ, что нсколько разъ перечитала завщаніе, она захотла списать его, и только сдлавъ это, она ршилась отнести его сама къ нотаріусу.Пенелю, не смя никому поврить такого важнаго порученія.

Часъ спустя посл ея ухода, явился мировой судья, за которымъ посылалъ де-Каркбю, но, вмсто того, чтобы спросить его, мировой судья послалъ лакея сказать Людовику, что желаетъ его видть. Послдній не заставилъ себя ждать.

— Нотаріусъ Пенель, сказалъ мировой судья,— поручилъ мн передать вамъ это письмо, чтеніе котораго, я надюсь, будетъ вамъ пріятно, и я радъ, что могу первый поздравить васъ.

Людовикъ взялъ письмо, не понимая, что хочетъ сказать судья и, открывъ письмо, прочиталъ:

‘Я имю честь и удовольствіе сообщить вамъ, что завщаніемъ отъ 15 мая 1865 года маркизъ де-Рюдмонъ, вашъ дядя, смерть котораго мы оплакиваемъ, назначилъ васъ своимъ единственнымъ наслдникомъ. Это завщаніе сдлано съ тмъ, чтобы вы заплатили мадемуазель Денизъ Лажоле милліонъ франковъ и платили ежегодно вашему дяд, де-Каркбю, двнадцать тысячъ франковъ пожизненной пенсіи. Даже боле, маркизъ де-Рюдмонъ, выражаетъ желаніе, если между вами и мадемуазель Денизъ существуетъ привязанность, то чтобы эта привязанность кончилась бракомъ между вами и вышеназванной двицей.’

Людовикъ остановился, глаза его наполнились слезами, онъ не могъ боле читать.

Черезъ нсколько минутъ онъ дочиталъ письмо, касавшееся дальше однихъ формальностей, затмъ онъ позвалъ мать.

Радость госпожи Меро была безгранична. Ея сынъ наслдникъ маркиза! Людовику оставлено все!

Но Людовикъ скоро охладилъ этотъ восторгъ.

— Ты, значитъ, не видла года завщанія? сказалъ онъ.— Оно сдлано боле двухъ лтъ тому назадъ. Вроятно, его воля измнилась, доказательствомъ чего служатъ т затрудненія, которыя намъ длали, чтобы не дать нотаріусу добраться до маркиза. Мы должны ожидать другаго завщанія, которое уничтожитъ это. Во всякомъ случа, прошу тебя не говорить ничего Денизъ, она и безъ того много страдала, я хочу, чтобы ни слова о длахъ, даже никакой намекъ на нашу, свадьбу, не безпокоили ее въ такихъ тяжелыхъ для нея обстоятельствахъ. Къ тому же, для чего занимать ея умъ вещью, которая завтра перестанетъ существовать?

На другой день, когда истина сдлалась еще боле извстной, она удивила всхъ.

Людовикъ ожидалъ завщанія вполн въ пользу госпожи Божонье и онъ былъ вполн убжденъ, что его признаютъ недйствительнымъ, но теперь вліяніе аббата Гилльсмитъ давало ему силу, которая сбивала вс планы Людовика. Что касается госпожи Меро, она была поражена, потому что, не смотря на все виднное и слышанное, не смотря на слова сына, она была уврена, что наслдство маркиза будетъ принадлежать Людовику и не можетъ даже принадлежать никому, кром него.

Но боле всхъ былъ пораженъ де-Каркбю. Сначала онъ не хотлъ врить, и думалъ, что надъ нимъ смются. Потомъ онъ кинулся въ конюшню, самъ осдлалъ лошадь и поскакалъ въ Конде, чтобы увидть завщаніе своими глазами.

Надо бы покориться очевидности, но онъ перенесъ этотъ ударъ, какъ приговоренный къ смерти, узнавшій что его казнь назначена: онъ былъ разбитъ, уничтоженъ, и почти безъ памяти опустился на кресло.

Нотаріусъ былъ испуганъ, думая что съ нимъ ударъ, и позвалъ на помощь одного изъ клерковъ, но въ ту минуту, когда тотъ входилъ, де-Каркбю выпрямился, ни слова не говоря, выбжалъ вонъ и слъ на лошадь.

— Ну, сказалъ нотаріусъ своему главному клерку,— я думаю, что если де-Каркбю не сломаетъ себ по дорог шею, то въ Рюдмон произойдутъ странныя вещи.

Де-Каркбю не сломалъ себ шею и пріхалъ въ замокъ цлъ и невредимъ, по крайней мр, физически.

Вбжавъ къ себ въ комнату, онъ зарядилъ пару пистолетовъ и, положивъ ихъ въ карманы, отправился къ Клементин.

Очень можетъ быть, что еслибы онъ встртилъ ее, то въ Рюдмон, какъ говорилъ нотаріусъ, произошли бы странныя вещи.

Но Клементина, отлично знавшая своего Каркбю, сочла за лучшее не попадаться ему, когда онъ узнаетъ о завщаніи, поэтому, передавъ завщаніе нотаріусу и велвъ ему писать обо всхъ длахъ по завщанію къ Кафье, ея совтнику, она отправилась въ Парижъ.

Утомленная борьбой, она нуждалась въ отдых. У нея было двадцать тысячъ франковъ, данныхъ ей маркизомъ на добрыя дла, кром того, въ маленькомъ саквояж у нея были брилліанты, которые могли стоить отъ трехъ-сотъ до трехъ-сотъ-пятидесяти тысячъ франковъ, съ этимъ она могла спокойно ожидать, пока кончится процессъ, который, вроятно, будетъ съ нею заведенъ.

Не стоило труда заниматься тмъ, чтобы успокоить де-Каркбю.

Поздне, если по ходу процесса ей встртится въ немъ нужда, то она райдетъ средство перетянуть его на свою сторону. Она знала, какъ поступать съ нимъ, и къ тому же у нея была росписка въ 74,000 франковъ, которая будетъ могущественнымъ орудіемъ, если ее ловко употребить.

Посл двухъ такихъ лтъ, какіе она прожила, пора было вздохнуть свободно.

Теперь она была свободна и…. богата!

LIII.

Маркизъ де-Рюдмонъ былъ похороненъ въ старинной капелл, гд покоились кости его предковъ.

Когда печальная церемонія была кончена, госпожа Меро взяла подъ руку Денизъ и повела ее къ экипажу, ждавшему не далеко отъ церкви, чтобы отвезти ихъ въ Конде.

Пожавъ руки нсколькимъ друзьямъ, Людовикъ хотлъ присоединиться къ нимъ, когда его остановилъ де-Каркбю.

Во время церемоніи вс были поражены перемной, происшедшей съ де-Каркбю. Онъ постарлъ на десять лтъ. Глаза его были мутны, нижняя губа отвисла.

Не смотря на это, де-Каркбю ни на минуту не терялъ Людовика изъ виду и ловко выбралъ минуту, чтобы подойти къ нему.

— Людовикъ, сказалъ онъ, останавливая его за рукавъ,— одно слово. Прежде чмъ оставить эту церковь, гд покоится прахъ нашего родственника и друга, я чувствую потребность сказать теб, что я на тебя не сержусь. Забудемъ наши ссоры и пожмемъ другъ другу руки надъ гробомъ… однимъ словомъ, надъ этимъ гробомъ.

Людовикъ былъ не въ такомъ расположеніи духа, когдасердце ко всему холодно и нечувствительно.

Къ тому же онъ, какъ и вс, былъ пораженъ перемной, происшедшей въ его дяд.

Онъ протянулъ руку.

— О! семейство! вскричалъ де-Каркбю дрожащимъ голосомъ — я всегда говорилъ, что семейство — главная вещь на свт.

И онъ потеръ глазъ.

— Слушай, продолжалъ онъ,— заключимъ теперь союзъ. Клянусь, что ты можешь разсчитывать на мое содйствіе. Я стану на твою сторону, чтобы напасть на завщаніе, которое эта воровка вырвала у слабости… того, кто здсь лежитъ.

— Моя мать ждетъ меня, сказалъ Людовикъ.

— Сейчасъ мы пойдемъ къ ней, потому что ты, я надюсь, не думаешь, чтобы я остался здсь. Что я буду длать въ замк? Везд печати… Я ду съ тобой.

Людовикъ сдлалъ шагъ назадъ.

— Куда-же мн идти? продолжалъ де-Каркбю.— Ты не прогонишь своего дядю, брата твоей матери, такъ какъ теперь мы помирились и все забыто.

— Но…

— Скажи откровенно, можешь ты меня принять или нтъ? Только, если ты оттолкнешь своего больнаго, стараго дядю, которому нечмъ жить, то, значитъ, я ошибся въ теб, вотъ и все, я не стану жаловаться, потому что у меня осталось мое самолюбіе. Кром того, я не хотлъ бы, чтобы тебя стали обвинять въ томъ, что у тебя нтъ родственныхъ чувствъ. О! семейство, миръ, согласіе! Жить вмст, вмст помогать другъ другу!

Людовикъ продолжалъ идти къ экипажу и де-Каркбю слдовалъ за нимъ.

Денизъ и госпожа Меро уже сидли и ждали только Людовика, чтобы хать.

Подойдя къ экипажу, де-Каркбю вскочилъ на подножку и, скорй чмъ это можно было ожидать отъ человка его лтъ, слъ напротивъ сестры.

— Я ду съ вами, сказалъ онъ,— это ршено между мной и Людовикомъ.

Людовикъ слъ, въ свою очередь, напротивъ Денизъ.

Дорога прошла въ молчаніи.

Но, не дозжая Конде, де-Каркбю наклонился къ Людовику и сказалъ:

— Я не хочу васъ стснять и ночую сегодня въ ‘Коронованномъ Бык’, завтра мы постараемся лучше устроиться. Когда я былъ у тебя, я видлъ на двор маленькое строеніе, которое вамъ ни къ чему не служитъ, я могу его преобразить въ комнатучто мн нужно до тхъ поръ, пока мы вернемся въ Рюдмонъ хозяевами? Постель, два стула, столъ — это тебя не раззоритъ.

Затмъ, не дожидаясь отвта, онъ веллъ кучеру свезти его въ гостинницу ‘Коронованнаго Быка’.

Наконецъ, наши герои дохали до Конде. Помогши матери выйти, Людовикъ поднялъ Денизъ и тихонько поставилъ ее на землю.

— Вы здсь у себя, сказалъ онъ,— и если вамъ угодно пойти за моей матерью, то она укажетъ вамъ вашу комнату.

Второй этажъ, также какъ и первый, состоялъ изъ двухъ комнатъ: одна была спальня госпожи Меро, другая — ея рабочая комната. Эта комната была предназначена для Денизъ.

— Вы видите, сказалъ онъ,— что мы васъ ждали. Когда мы узнали, что мой дядя при смерти, мы приготовили для васъ эту комнату, потому что предчувствовали, что должно было произойти.

Въ самомъ дл, ни въ чемъ не было недостатка. Кровать была задернута блыми занавсками, полъ покрытъ вышитыми ковриками, стны оклеены новыми обоями, на столик, около постели, лежалъ первый томъ ‘Размышленій’ Ламартина.

Денизъ медленно обвела комнату взглядомъ, глаза ея наполнились слезами, чтобъ скрыть которыя она нжно обняла госпожу Меро.

— О! какъ вы добры, сударыня, сказала она.

— Зовите меня матерью, дитя мое, я хочу быть для васъ ею.

На этотъ разъ Денизъ не стала боле скрывать своихъ слезъ и, увлеченная своимъ волненіемъ, протянула руку Людовику.

Нсколько минутъ они вс молчали.

Наконецъ, Людовикъ заговорилъ.

— Теперь не время говорить объ этомъ, однако, если позволите, я хотлъ-бы сказать вамъ, что, по моему мннію, намъ слдуетъ предпринять: первое — это собрать для васъ семейный совтъ, который далъ-бы вамъ законное положеніе. Мы обсуждали этотъ вопросъ съ покойнымъ дядей, и если вы согласны, то я сдлаю то, что тогда было ршено между нами, прежде чмъ посторонняя воля не измнила его намренія.

— Длайте все, что хотите, только бы я не должна была снова возвращаться въ монастырь.

— О! этого не бойтесь, никто теперь не можетъ заставить васъ туда вернуться, но вы должны имть свободу не только идти куда хотите, но также и…. располагать собою.

— Неужели вы думаете, что я откажусь отъ даннаго мною общанія?

— О! конечно, нтъ, я говорю только съ точки зрнія закона. Я хочу сказать, что въ тотъ день, когда мы захотимъ обвнчаться, насъ не должны остановить формальности. Къ несчастью, этотъ день долженъ отложиться по случаю процесса, который мы должны начать. Для меня, дорогая Денизъ, вы единственная наслдница маркиза, его послдняя воля была оставить вамъ все свое состояніе. Еслибы завщаніе, сдланное въ мою пользу, было дйствительно, то я отдалъ бы вамъ все. Но посл него сдлано другое, которое лишаетъ васъ всего. Это-то завщаніе мы должны уничтожить по суду. Держась закона, вы не имете права требовать его уничтоженія.

— Въ такомъ случа, стоитъ только не требовать его. Къ чему затвать процессъ?

— Къ чему? вскричала и госпожа Меро.

Но Людовикъ не далъ матери договорить.

— Если вы не имете права начинать этотъ процессъ, сказалъ онъ,— то мы не въ такомъ положеніи. Моя мать законная наслдница, а я наслдникъ маркиза по его завщанію отъ 15-го мая. Значитъ, я и начну процессъ-если я его выиграю, то я буду имть удовольствіе исполнить волю моего дяди и передать вамъ все состояніе, которое онъ желалъ вамъ оставить. Тогда, если вы найдете меня достойнымъ раздлить его съ вами, то я буду счастливъ получить вашу руку. Но я хочу, чтобъ вы были тогда свободны, и поэтому, вмсто того, чтобы говорить вамъ теперь о свадьб, какъ этого желало-бы мое сердце, моя совсть заставляетъ меня говорить о процесс.

— Все, что объяснилъ вамъ мой сынъ, вмшалась госпожа Меро,— было ршено между нами, онъ говоритъ отъ своего и отъ моего имени. Я одобряю все, что онъ говоритъ и горжусь его ршеніемъ. Точно также я одобряю, что онъ подаетъ въ отставку, чтобы сдлаться адвокатомъ, такимъ образомъ, онъ будетъ вполн чужимъ членамъ суда, и, съ другой стороны, онъ можетъ вполн посвятить себя этому процессу. Конечно, эта отставка немного стснитъ насъ.

— Будучи раздлено, это стсненіе станетъ легче, прервалъ Людовикъ.

И, не желая говорить на эту тему, онъ вышелъ изъ комнаты.

Не задолго до обда явился де-Каркбю, Денизъ накрывала на столъ, тогда какъ госпожа Меро готовила въ кухн супъ.

— Людовикъ сказалъ вамъ, чтобы вы накрыли и для меня? Онъ такъ занятъ, что могъ забыть. Если это такъ, то я не сержусь на него, къ тому же, я никогда не былъ обидчивъ и слишкомъ уважаю его, чтобы сердиться.

Затмъ, направляясь къ кухн, онъ закричалъ:

— Сестра! не жалй соли, во-первыхъ это полезно для здоровья, а во-вторыхъ — возбуждаетъ жажду. Кстати, прошу тебя, дай мн бутылку вина, я вижу на стол только сидръ, а съ нкотораго времени я не могу его переносить.

LIV.

Живя прежде въ предмсть Сентъ-Оноре, Клементина часто любовалась на меблированную квартиру въ первомъ этаж дома около Елисейскихъ полей и тогда же ршила, что если ея обстоятельства улучшатся, то она найметъ эту квартиру.

Пріхавъ изъ Рюдмона, она вспомнила объ этой квартир и велла везти себя въ Елисейскія поля. Какъ разъ, нсколько дней тому назадъ, изъ этой квартир выхало жившее въ ней американское семейство. Клементина оставила за собой квартиру и, нанявъ горничную и кухарку, поселилась въ ней. Наконецъ-то она была у себя и могла быть сама собой!

Посл обда, она послала нанять экипажъ и похала въ Булонскій лсъ. Вечеръ былъ теплый. У озера было множество экипажей. Никогда Клементина не была такъ счастлива.

Въ этомъ пріятномъ расположеніи духа она уснула. Но, среди ночи, она вдругъ проснулась, думая, что слышитъ звонокъ маркиза, такъ часто будившій ее ночью въ Рюдмон. Она прислушалась, но потомъ, опомнившись, пожала плечами’. Кто могъ ее теперь будить? Она была свободна.

На другой день, взявъ копію съ завщанія маркиза, она отправилась пшкомъ къ Кафье.

Онъ былъ у себя въ кабинет.

— Я спрашивала у васъ, нсколько времени тому назадъ, совта, сказала она.

— Какого совта? спросилъ съ удивленіемъ Кафье, казавшійся всегда удивленнымъ.

— Совта относительно завщанія, которое одна старуха хотла сдлать въ пользу моего родственника. Ну, случай устроилъ такъ, что я сама воспользовалась имъ. Не странно-ли это?

— Если угодно, я найду, что это чудесно.

— Однимъ словомъ, въ мою пользу сдлано завщаніе, такое о какомъ мы говорили, и я хотла-бы васъ спросить, чего оно стоитъ.

— Отлично, сказалъ Кафье, два раза перечитавъ копію завщанія, безукоризненнаго по форм, — но это не значитъ, что его не будутъ оспаривать.

— О, это мн все равно, я не боюсь процесса, когда я должна его выиграть.

— Отлично, сказалъ Кафье, также не боявшійся никакихъ процессовъ,— если на насъ нападутъ, мы будемъ защищаться. Только вы знаете, что мы нуждаемся въ вашемъ муж, чтобы получить его согласіе на полученіе вами по завщанію.

— Но капитанъ въ тюрьм, а я думала, что люди, сидящіе въ тюрьм, лишаются своихъ правъ.

— Къ несчастью, онъ былъ приговоренъ только на три года въ тюрьму, а вы знаете, что заключеніе въ тюрьм есть наказаніе исправительное, не лишающее никакихъ правъ и не дающее жен повода требовать развода, или, даже имущественно раздленной съ мужемъ жен, обращаться прямо къ суду. А! еслибы его сослали въ каторжную работу!… Но это не случилось, къ несчастію, и намъ надо обратиться къ нему самому, а онъ такой человкъ, что способенъ дорого продать свое согласіе.

— Не возьмете-ли вы на себя это порученіе? Надо-ли, чтобы капитанъ зналъ о завщаніи?

— Этого трудно избжать, но я все-таки постараюсь. Завтра я буду имть честь извстить васъ о результат моего посщенія.

Но на другой день Кафье явился къ Клементин съ печальной миной:, капитанъ Божонье былъ прощенъ и уже съ недлю, какъ выпущенъ изъ тюрьмы.

— Вотъ еще дурная карта въ нашей игр, намъ надо найти его, но не надо, чтобы онъ нашелъ васъ.

Но надежды Кафье не сбылись, и случилось совершенно противоположное тому, чего онъ хотлъ.

Однажды утромъ, когда Клементяна еще спала, горничная разбудила ее и сказала, что какой-то господинъ непремнно желаетъ ее видть, но не говоритъ своего имени.

Клеметина тотчасъ догадалась, что ей предстоитъ увидть своего супруга.

— Проведите этого господина въ гостинную, сказала она,— и попросите его подождать минуту. Я сейчасъ встану.

— Въ гостинную! вскричала горничная.— Да онъ ее заразитъ. Отъ него пахнетъ всми крпкими напитками, ромомъ, коньякомъ, абсентомъ…

— Длайте, что я вамъ приказываю.

Наскоро одвшись, Клементина заглянула въ гостинную черезъ портьеру, чтобы узнать, былъ-ли этотъ утренній поститель именно тотъ, кого-она опасалась.

Это былъ дйствительно капитанъ, но очень измнившійся, постарвшій и оборванный. Его впалыя щеки придавали необыкновенную длину носу, походившему на клювъ хищной птицы. На немъ было надто пальто неопредленнаго цвта, безъ пуговицъ, рваные сапоги, покрытые слоемъ пыли, и на ше былъ повязанъ синій бумажный платокъ.

Въ одной рук онъ держалъ шляпу, бывшую нкогда сраго цвта, а въ другой — палку изъ терновника. Горничная ничего не преувеличила, сильный запахъ алькоголя наполнялъ гостинную.

Клементина невольно отступила назадъ. Но надо было защищаться и снова начинать борьбу.

Она взглянула въ зеркало и, вызвавъ на своемъ искаженномъ лиц улыбку, вошла въ гостинную.

Капитанъ обернулся.

— Это моя маленькая кошечка! вскричалъ онъ.

Потомъ, махая шляпой и палкой, онъ началъ декламировать:

Oui, puisque je retrouve une femme fidele,

Ma fortune va prendre une face nouvelle.

— Говоря откровенно, она въ этомъ нуждается, продолжалъ капитанъ, разразившись хохотомъ.— Къ счастью, ты не подражала твоему старому капу, и съумла натаскать изъ огня каштановъ: Не смотря на раздльность имущества, мы вдь не въ развод, я былъ-бы очень несчастливъ, еслибы не былъ боле мужемъ такой красивой козочки, какъ ты. Честное слово, ты восхитительне, чмъ когда-либо! Что-же касается до раздльности имущества, то ты очень умно распорядилась. Это позволитъ теб неплатить долги твоего негодяя-мужа, узнавъ о твоемъ ‘богатств, мои кредиторы не замедлятъ на тебя напасть. Убирайтесь, милостивые государи, у насъ имущество отдльно!

И капитанъ ударилъ по воздуху палкой.

— Что-же ты мн не предлагаешь ссть? продолжалъ онъ.— Я прибылъ издалека, это доказываетъ безпорядокъ моего костюма. Изъ нашего замка де-Рюдмонъ, ни больше ни меньше. Выйдя изъ больницы, въ которой лечили, но, увы! не излечили мою хроническую болзнь, я хотлъ обнять жену. Ты знаешь, что я не гордъ съ чернью, поэтому я разговорился съ кондукторомъ омнибуса и узналъ отъ него, что Геркулесъ моей маленькой кошечки умеръ и оставилъ ей триста или четыреста тысячъ франковъ доходамъ тмъ, чтобы она употребила ихъ на добрыя дла. Что можетъ быть лучше, какъ помочь мужу. Сдлай мн удовольствіе, пошли сейчасъ-же за портнымъ, сапожникомъ, парикмахеромъ…. Когда я перемню свой костюмъ, мы поговоримъ, и я разскажу, какъ я тебя нашелъ, такъ какъ ты имла неделикатность не оставить адреса, что вовсе нейдетъ къ милліонерш. Пожалуйста, брось эти цыганскія привычки, наши обстоятельства намъ это позволяютъ. Вели подать мн что-нибудь, я умираю отъ жажды.

Результатомъ этого разговора было соединеніе супруговъ.

Чего хотлъ этотъ несчастный мужъ, котораго несправедливость разлучила съ его дорогой кошечкой? Жить со своей женой и не покидать ее боле. Разлука была слишкомъ продолжительна. Кром того, онъ долженъ былъ быть около нея, чтобы защищать ее и противъ клеветы.

И Клементина думала, что она свободна! Какое ужасное пробужденіе!

Она была во власти этого человка, котораго она нкогда любила, но который теперь внушалъ ей только ужасъ.

Онъ будетъ слдовать за ней, какъ тнь, онъ не оставитъ ея ни днемъ, ни ночью, она будетъ его женой!

Вс ея усилія привели только къ тому, что ея богатство будетъ разстроено этимъ пьяницей!

И она-должна была покориться!… Зачмъ не былъ онъ строже наказанъ?

Клементина начала съ того, что заплатила за все, что капитанъ заказалъ, и дала ему денегъ/ сколько онъ потребовалъ, но въ одинъ прекрасный день объявила, что не можетъ дать ему боле ни одного луидора до окончанія процесса, возбужденнаго Людовикомъ Меро.

Капитанъ просилъ, сердился, уврялъ, что онъ непремнно долженъ заплатить пари, что иначе онъ лишится всхъ занятій въ ‘Omnium’, которыя могли доставить ему врныхъ сто тысячъ франковъ… Клементина была непреклонна.

— Ты хочешь, чтобы я тебя прибилъ! вскричалъ капитанъ, сжимая кулаки,— но ты этого не добьешься, не бьютъ жену съ четырьмя тысячами франковъ дохода… въ будущемъ. Я тебя накажу иначе.

На другой день, вернувшись съ прогулки, Клементина увидла, что вс ея драгоцнности украдены.

Въ то время, когда она посылала за полицейскимъ коммиссаромъ, явился капитанъ.

— Что тутъ случилось? спросилъ онъ спокойно.

— Мои брилліанты украдены.

— Пусть ничего не длаютъ безъ моего приказанія, сказалъ капитанъ.— Я распоряжусь обо всемъ.

Потомъ, сдлавъ знакъ Клементин слдовать за нимъ, онъ вошелъ въ ея комнату и заперъ дверь на ключъ.

— Не позволимъ арестовать невиннаго, сказалъ онъ,— я знаю кто взялъ брилліанты, точно также какъ и ты это знаешь. Ихъ было всего на тридцать тысячъ франковъ. Я думалъ, что будетъ тысячъ на сто-пятьдесятъ или двсти, но тридцать тысячъ — это просто западня, которую ты мн устроила! Я воспользовался случаемъ, тмъ боле, что мн нечего бояться. Знай, что мужъ не обкрадываетъ жены, и что за это не судятъ. Моя защита была бы очень легка, хотя я увренъ, что они теб достались честно, но это не помшаетъ мн сказать, что я употребилъ ихъ на добрыя дла, не желая пользоваться безчестно пріобртенными деньгами. Я давно уже играю роль предателя, меня-бы позабавило разыграть роль добродтельнаго человка, я очень люблю эту личность… на сцен. Если ты хотла заставить, чтобы меня приговорили къ каторжной работ, чтобы имть возможность обойтись безъ моего содйствія въ дл завщанія, или даже требовать развода, то ты ошиблась, моя кошечка. Если ты хитра, то и я не дуракъ. Не даромъ-же я былъ въ Мелн!

LV.

Между тмъ, процессъ, возбужденный Людовикомъ, шелъ своимъ чередомъ.

Адвокаты подали жалобы.

Гонто, со стороны Людовика, требовалъ уничтоженія завщанія въ пользу монастыря Св. Рутиліи, какъ ‘вынужденнаго хитростью’. Николай, напротивъ, отъ имени монастыря, просилъ признать это завщаніе.

Имена двухъ лучшихъ адвокатовъ, величина наслдства, романическая причина жалобы, скандальныя подробности, обнаруженныя слдствіемъ, религіозный вопросъ, вмшанный въ дло — все соединилось, чтобы придать длу большую огласку.

Даже политическіе журналы занялись этимъ дломъ, и общественное любопытство было возбуждено. Различнымъ толкамъ не было конца.

— Завщаніе въ пользу монастыря не можетъ быть утверждено!

— Напротивъ, очевидно, что оно не можетъ быть уничтожено..

— Какъ! вы не видите въ этомъ дл мошенничества? Эта женщина удалила законныхъ наслдниковъ…

— Я вамъ отвчаю, что Николай убдитъ, что до монастыря не касается нисколько то, что сдлала или не сдлала госпожа Божонье. Когда маркизъ сдлалъ завщаніе, онъ уже нсколько лтъ не видалъ аббата Гилльсмитъ.

— Вы знаете очень хорошо, что завщаніе въ пользу монастыря, только прикрываетъ госпожу Божонье. Гонто доказалъ это ясно, какъ день.

— Скажите, былъ-ли маркизъ передъ смертью въ религіозномъ настроеніи?

— Скажите лучше, что его привели въ это настроеніе, чтобы заставить написать завщаніе.

— Разв она посылала за Марбфомъ?

Дойдя до религіознаго вопроса, поднимались самые ожесточенные споры, и городъ раздлился на два лагеря, на либераловъ и клерикаловъ. Да и то послдній еще раздлялся: одни желали во чтобы-то ни стало утвержденія завщанія въ пользу аббата Гилльсмитъ, другіе, желая этого, въ тоже время сожалли объ участи Людовика и Денизъ.

— Эти молодые люди очень интересны…

— Она очень хороша…

Говорили, что въ епископств этотъ вопросъ также вызвалъ цлую войну между епископомъ и старшимъ викаріемъ. Но монсиньоръ Гіацинтъ, кроткій по обыкновенію, лниво велъ борьбу, тогда какъ Фишонъ употребилъ все въ дло, чтобы дать восторжествовать Гилльсмиту.

Такимъ образомъ, вся страна была боле или мене замшана въ борьбу.

Даже скептики и насмшники вставляли свое слово:

— Чмъ госпожа Божонье заставила маркиза сдлать завщаніе?

— Отчего маркизъ умеръ?

Этотъ сюжетъ давалъ обширное поле для грязныхъ намековъ. Къ тому-же, когда наконецъ разговоры на эту тему стали истощаться, одно обстоятельство дало имъ новую пищу.

Госпожа Божонье, не показывавшаяся со времени смерти маркиза, пріхала въ гостинницу ‘Коронованнаго Быка’, и послала за де-Каркбю, съ которымъ пробыла, запершись, часа три. Посл чего де-Каркбю выхалъ отъ своего племянника и поселился въ ‘Коронованномъ Бык’, гд началъ вести широкую жизнь и говорилъ всмъ, что желаетъ, чтобы его племянникъ проигралъ процессъ. Конечно, это завщаніе лишало его всего, но такова была послдняя воля маркиза, и, посл первой вспышки гнва, онъ, де-Каркбю, находитъ его совершенно справедливымъ. Справедливость прежде всего. Поэтому онъ даже ухалъ отъ племянника, который затялъ процессъ. Правда, послдній не зналъ, какъ завщаніе было сдлано, но онъ, Артемій де-Каркбю, зналъ, каковы были идеи и желанія маркиза. Эта перемна дала новый поводъ къ разнообразнымъ догадкамъ.

— Что могла сдлать госпожа Божонье, чтобы довести до этого стараго де-Каркбю?

— Она была у него цлыхъ три часа!

— Это дьяволъ, а не женщина!

Никогда судьи не подвергались такимъ преслдованіямъ, вс старались узнать, каково будетъ ихъ ршеніе.

Наконецъ, насталъ день суда.

Госпожа Меро хотла присутствовать на засданіи, но Людовикъ отговорилъ ее.

— Въ твоемъ волненіи, говорилъ онъ,— больше безпокойства, чмъ боязни. Въ глубин сердца ты уврена, что мы выиграемъ. Если это не будетъ такъ, то ударъ будетъ слишкомъ тяжелъ, и я не хочу, чтобы публика видла твое огорченіе.

— Невозможно, чтобы судъ не оказалъ намъ справедливости! Это будетъ чудовищно!

— Посмотри на общественное мнніе. Разв оно не раздлилось? Кто наши судьи? Почему имъ также не раздлиться во мнніяхъ? Кампоръ, я думаю, за насъ. За кого Легренъ, я не знаю. Что касается до предсдателя, то ты знаешь, точно также какъ я, что онъ согласится во всемъ безусловно съ Легреномъ. Умно-ли при такихъ условіяхъ обольщать себя надеждами. Мы можемъ выиграть, но можемъ также и проиграть.

Не смотря на свое обожаніе сына, госпожа Меро не могла не пожать плечами.

Выйдя изъ кабинета, чтобы идти въ Засданіе, онъ нашелъ въ передней ожидавшихъ его Денизъ и мать.

— Мы можемъ тебя проводить? спросила госпожа Меро.

Глядя, какъ они проходили, имъ вслдъ длали предсказанія:

— Черезъ часъ они будутъ богаты.

— Черезъ часъ они будутъ то же, что и теперь.

Когда, передъ судомъ, Денизъ протянула Людовику руку, она почувствовала, что его рука дрожала.

— Изъ-за денегъ? сказала она.

— Эти деньги не мои, но ваши!…

LVI.

Вся зала засданія была биткомъ набита, такъ что Людовикъ едва могъ пробраться до скамьи адвокатовъ. Все, что было самаго знатнаго въ суд, было въ зал засданія, за кресломъ предсдателя сидлъ су-префектъ, направо Фишонъ, старшій викарій, налво Ситисъ, второй викарій, другъ епископа, и, слдовательно, противникъ настоятеля Святой Рутиліи.

Піолинъ наклонился къ Людовику и сказалъ:

— Посмотрите направо, на этого господина съ сдыми волосами, это капитанъ Божонье.

— Онъ осмлился…

— Я думаю, что ему придется много понаслышаться.

Вдругъ раздался голосъ судебнаго пристава:

— Судъ идетъ!

Вс встали.

Открылась дверь и вошли судьи и прокуроръ.

Не поворачивая головы, предсдатель занялъ свое мсто.

Настало глубокое молчаніе. Но, прежде чмъ перейти къ самому длу, надо было соблюсти тысячу формальностей.

Наконецъ, предсдатель сказалъ:

‘Приговоръ по завщанію маркиза де-Рюдмонъ.’

Мгновенно вс разговоры смолкли, вс глаза устремились на предсдателя, Бонома-де-ла-Фардуйеръ, который величественно надлъ на себя судейскую шапочку.

Сдлавъ это, онъ поправилъ очки, и, взявъ бумагу, началъ медленно читать приговоръ.

‘Судъ, имя въ виду, что маркизъ де-Рюдмонъ собственноручнымъ завщаніемъ отъ 15 мая 1865 года, положеннымъ у натаріуса Пенеля въ Конде-ле-ПІател, назначилъ своимъ наслдникомъ своего двоюроднаго племянника Людовика Меро,

‘Имя въ виду, что вторымъ завщаніемъ, онъ, маркизъ де-Рюдмонъ, 7-го августа 1867 года, уничтожилъ вс свои предъидущія завщанія,

‘Имя въ виду, что этимъ вторымъ завщаніемъ, маркизъ назначаетъ своимъ наслдникомъ монастырь Св. Рутиліи, съ тмъ, чтобы онъ выплатилъ извстную сумму Клементин Обріо, замужемъ Божонье,

‘Имя въ виду, что Людовикъ Меро жаловался въ судъ, прося признать недйствительнымъ второе завщаніе, какъ ‘вынужденное хитростью’,

‘Что Людовикъ Меро указалъ на доказательства этого ‘вынужденія’, прося доказать ихъ…’

Люди, не знавшіе юридическаго языка, спрашивали себя, не лучше-ли бы они сдлали, если-бы остались дома завтракать. Не смялся-ли надъ ними президентъ? Неужели онъ не сжалится надъ ихъ любопытствомъ и нетерпніемъ?

Точно желая еще боле возбудить это любопытство, предсдатель остановился и оглядлъ все засданіе. Скоро онъ снова началъ:

‘Имя въ виду, что постановленіемъ отъ 17-го ноября судъ приказалъ произвести слдствіе, которое было произведено членомъ суда, Кампоромъ,

‘Что изъ этого слдствія слдуетъ…’

Не останавливаясь, предсдатель обернулся къ капитану Божонье.

‘Что, два года тому назадъ, Клементина Божонье, бывшая сначала только гувернанткой въ замк, съумла хитростью овладть умомъ маркиза,

‘Что, злоупотребляя пріобртеннымъ вліяніемъ, она съумла воспользоваться слабостью маркиза де Рюдмонъ, чтобы вынудить у него завщаніе въ свою пользу,

‘Что вс обстоятельства дла, также какъ и многочисленные свидтели, доказываютъ, что эта женщина употребляла въ дло вс средства…’

Вс взоры обратились на капитана. Божонье, но онъ переносилъ это любопытство съ презрніемъ и наглостью. Онъ не заботился о разсужденіяхъ, а ожидалъ результатовъ. Онъ мало заботился о томъ, что скажутъ.

Что касается до Людовика, то эти разсужденія начали внушать ему вру въ выигрышъ дла: ‘вынужденіе’ было доказано судомъ.

Предсдатель продолжалъ:

‘Что Клементина Божонье, желая овладть вполн волею маркиза, заставила помстить въ монастырь его воспитанницу Денизъ Лажоле, у которой госпожа Божонье была сначала гувернанткой,

‘Что, 15 мая 1865 года, означенная Божонье увезла маркиза за границу, чтобы отвлечь его отъ родныхъ и друзей,

‘Что, по возвращеніи въ замокъ, она принимала въ замк только людей, могшихъ быть ея сообщниками,

‘Что, въ тоже время, она вызвала ссору между маркизомъ и его родными, которые были его наслдниками,

‘Что она заставляла маркиза длать различныя излишества, которыя ослабили его умственно и физически,

‘Что, во время короткаго ея отсутствія, Людовикъ Меро, проникшій къ маркизу, поторопился позвать доктора, котораго она, по своемъ возвращеніи, не пустила въ замокъ,

‘Что она также поступила съ аббатомъ Марбфъ, которому, такимъ образомъ, помшала исполнить долгъ религіи относительно маркиза,

‘Что, во время послдней болзни послдняго, она старалась помшать нотаріусу дойти до маркиза, пославшаго за Нимъ,

‘Имя въ виду, что изъ всего этого слдуетъ, что маркизъ, относительно того, что касалось его распоряженій, сдланныхъ въ пользу госпожи Божонье, дйствовалъ подъ вліяніемъ, отъ котораго ему было невозможно избавиться, и которое можетъ быть признано за нравственное насиліе…’

Публика думала, что резу льтатомъ будетъ уничтоженіе завщанія и лица партизановъ аббата уже опечалились. Но Людовикъ не раздлялъ этого. Ни одно соображеніе не касалось монастыря. Что это значило?

Онъ скоро узналъ это.

Предсдатель обратился въ его сторону и продолжалъ:

‘Но, имя въ виду, что если то, что оставлено Божонье должно быть строго обсуждено, нельзя сказать того же про все завщаніе, сдланное въ пользу монастыря,

‘Что это завщаніе доказываетъ благочестіе маркиза,

‘Что, оставивъ все монастырю, онъ дйствовалъ, повинуясь внушеніямъ своей совсти,

‘Что ничто не доказываетъ, чтобъ какой-нибудь членъ этого монастыря длалъ попытки, чтобы получить въ свою пользу завщаніе, и что маркизъ де-Рюдмонъ всегда былъ человкъ религіозный,

‘Что, значитъ, очень естественно, что передъ смертью онъ захотлъ оставить все религіозному учрежденію,

‘Что онъ могъ завщать все имніе монастырю для того, чтобы тотъ продолжалъ его добрыя дла,

‘Что, вроятно, эта мысль руководила маркизомъ, который хотлъ своимъ поступкомъ подтвердить свои чувства, которыя долженъ питать всякій христіанинъ и французъ….’

Услышавъ эту запутанную фразу, адвокаты переглянулись съ улыбкой. Очевидно, эта часть принадлежала перу самаго президента, желавшаго всенародно выразить свою вру. Но предсдатель уже продолжалъ:

‘По этимъ причинамъ, судъ постановилъ:

‘Признавъ дйствительнымъ завщаніе 19-го августа 1867 года въ пользу монастыря Св. Рутиліи, отказать Людовику Меро въ его просьб и принудить его къ уплат судебныхъ издержекъ.’

Среди поднявшагося шума, Людовикъ съ трудомъ могъ выйти изъ залы и отдлаться отъ выраженій симпатіи и дружбы.

Какъ передать этотъ ударъ матери? Но, придя домой, Людовикъ узналъ, что она уже предупреждена клеркомъ Піолина, успвшимъ прибжать раньше его.

— Это невозможно, не правда-ли? вскричала, увидя Людовика, госпожа Меро.

— Однако, это такъ.

И, пока госпожа Меро убивалась, Людовикъ отвелъ въ сторону Денизъ.

— Угодно вамъ назначить день нашей свадьбы? сказалъ онъ.— Простите меня, что я ждалъ, но я хотлъ вернуть вамъ ваше состояніе: этотъ замокъ, этотъ лсъ, гд мы были такъ счастливы.

— Но вдь въ этотъ лсъ насъ будутъ пускать?

— Я думаю.

— Въ такомъ случа, мы еще будемъ въ немъ гулять. И взявъ его за руку, она крпко пожала ее.

LVII.

Свадьба Людовика и Денизъ подала поводъ къ чему-то въ род публичнаго протеста противъ приговора суда.

Когда Людовикъ проходилъ по церкви, то онъ видлъ вокругъ себя не только лица знакомыхъ, но даже и людей, совершенно неизвстныхъ ему, которые пришли въ церковь, чтобы выразить свой протестъ ‘противъ интригъ поповъ’. Можетъ быть, мсто для подобнаго протеста было не совсмъ удачно выбрано, но когда желаютъ сдлать подобный протестъ, то не останавливаются на подобныхъ соображеніяхъ.

Среди благословенія, произнесеннаго аббатомъ Марбфъ, слышны были голоса, говорившіе довольно громко:

— Состояніе маркиза было-бы для нихъ получше вашихъ благословеній, отдайте деньги.

Въ ризниц продолжались тже разговоры, и многіе говорили Людовику, чтобы онъ аппеллировалъ.

— Вы выиграете, говорили ему.

Но онъ думалъ не о процесс. Сидя рядомъ съ Денизъ, онъ не спускалъ съ нее глазъ. Теперь она принадлежала ему, она была его жена!

Онъ охотно погрузился-бы весь въ радости медоваго мсяца, но мать принудила его дятельно заняться аппелляціей.

— Передъ вами цлая жизнь, чтобы любить другъ друга, говорила она,— и только нсколько недль, чтобы пріобрсти состояніе, которое вамъ принадлежитъ.

Наконецъ, приговоръ былъ сдланъ. Онъ вполн подтвердилъ приговоръ суда въ Конде.

Приговоръ суда, уничтожившій вс притязанія семейства Меро, не окончилъ еще дла о завщаніи маркиза де-Рюдмонъ. Оставалось еще Клементин требовать съ монастыря слдовавшую ей часть наслдства.

Какъ-то поступитъ аббатъ Гилльсмитъ, отдастъ-ли добровольно или нтъ?

Три дня спустя посл послдняго приговора, госпожа Божонье явилась въ Ганнебо.

Аббатъ Гилльсмитъ заставилъ ее два часа прождать въ передней.

Наконецъ онъ принялъ ее, стоя, облокотись на каминъ.

Онъ рукой указалъ ей на кресло, но не слъ самъ, потомъ сказалъ отрывисто:

— Вы желали со мной говорить, сударыня?

— Я просто пришла затмъ, чтобы сговориться на счетъ полученія моего наслдства.

— Сговориться со мною? сказалъ съ изумленіемъ аббатъ.

— Разв вы перестали заниматься длами монастыря Св. Рутиліи, или не знаете, что судъ призналъ дйствительнымъ наше завщаніе?

— Наше завщаніе?

— Если угодно, я скажу мое завщаніе.

Настоятель не отвчалъ, но, подойдя къ своему бюро, вынулъ изъ него два журнала, которые подалъ Клементин, говоря:

— Разв вы узнали только постановленіе суда, безъ соображеній, на которыхъ оно основывается?

— Я читала ихъ.

— А! вы читали? Въ самомъ дл! Въ такомъ случа, я право не знаю, что вамъ отвчать, если угодно, то объ этомъ переговоритъ нашъ повренный съ вашимъ.

— Я пріхала къ вамъ для того, чтобы получить опредленный отвтъ.

— Но намъ нечего вамъ отвчать: отвтъ находится въ приговор. Возьмите журналъ и прочитайте (онъ подалъ ей газету), ‘Имя въ виду, что оставленное въ цользу госпожи Божонье должно быть строго обсуждено’ и потомъ дальше въ приговор кассаціоннаго суда, ‘что, дйствительно, эта часть завщанія показываетъ, до какой, степени маркизъ былъ подчиненъ госпож Божонье, которая овладла его волей черезъ цлый рядъ предосудительныхъ дйствій’. Въ виду этихъ соображеній и другихъ, которыхъ я не привожу, какъ вы хотите, чтобы мы уговаривались съ особой, которая дйствуетъ предосудительно? Это значило бы сдлаться ея сообщниками.

— И такъ, вы формально отказываетесь исполнить то, что было между нами условлено?

— Я отказываюсь только условливаться въ томъ, чего вы требуете. Я не имю на это права. Приговоръ суда длаетъ всякое дружеское соглашеніе невозможнымъ. Обратитесь, къ суду.

Въ это время зазвонилъ колоколъ. Аббатъ направился къ двери.

— Я долженъ идти въ церковь, сказалъ онъ, кланяясь,— я принужденъ васъ оставить.

Клементина обратилась къ суду, но, какъ судъ въ Конде, такъ и аппеляціонный, отказали ей: приговоръ былъ данъ въ томъ смысл, что та часть завщанія, которая написана въ пользу госпожи Божонье уничтожается, какъ ‘вынужденная хитростью’. Такъ что монастырь Св. Рутиліи получилъ все наслдство маркиза.

Нашлись люди, которые говорили, что этотъ приговоръ самый справедливый.

Госпожа Меро не дошла до этого, но между друзьями она говорила, что ее все-таки утшаетъ, что эта негодяйка получила возмездіе.

Что касается де-Каркбю, то въ день окончательнаго приговора онъ вернулся къ своему племяннику.

— Изъ уваженія къ памяти Артура, сказалъ онъ,— я не хотлъ принимать участія въ этомъ процесс, но теперь, слава Богу, все кончено, и я возвращаюсь туда, куда меня влечетъ мое сердце — въ лоно семейства.

Много причинъ не позволяли Людовику согласиться на это. А главное дло то, что имъ самимъ не хватало чмъ жить. Такъ какъ адвокатская практика давала ему всего нсколько тысячъ, а процессы заставили его даже войти въ долги. Съ другой стороны, какъ могъ онъ дать своей жен общество такого человка, какъ де-Каркбю?

Денизъ ршила эти вопросы.

— Именно потому, что мы бдны, мы и должны принять твоего дядю, нельзя же оставить его жить въ гостинниц, гд, говорятъ, за него платила госпожа Божонье. Къ тому же это время пройдетъ, вс говорятъ, что года черезъ два ты будешь самымъ лучшимъ адвокатомъ въ Конде.

Капитанъ Божонье, услышавъ приговоръ суда, возвратился домой въ ужасномъ гнв, и такъ какъ передъ нимъ была уже не женщина, которая ‘будетъ имть 400,000 годоваго дохода’, то онъ не поцеремонился поднять надъ нею свой хлыстъ и даже не разъ опустить его.

Къ счастью для Клементины съ нимъ сдлалась блая горячка изъ нсколько дней покончила съ нимъ.

Она была свободна, но безъ средствъ, потому что процессъ, а въ особенности капитанъ, совершенно раззорили ее.

Что длать?

Въ это время генералъ Пуарье овдовлъ, у него осталось шестеро дтей. Клементина поступила къ нему въ гувернантки.

Но самъ онъ, оставивъ ее въ Париж съ дтьми, отправился посланникомъ къ одному иностранному двору. Посл революціи 4-го сентября она соединилась съ нимъ въ Швейцаріи, куда онъ удалился разбитый и раззоренный, считая свою политическую карьеру оконченной.

Клементина не отчаивается въ будущемъ, какъ онъ, говоря, что колесо фортуны должно перевернуться.

Въ март Клементина сдлалась генеральшей Пуарье, прошло тринадцать мсяцевъ, какъ она овдовла.

Поздне увидимъ, какъ оправдались ея предчувствія.

Конецъ.

Гекторъ Мало. Наслдство маркиза.

I.

II.

III.

IV.

V.

VI.

VII.

VIII.

IX.

X.

XI.

XII.

XIII.

XIV.

XV.

XVI.

XVII.

XVIII.

XIX.

XX.

XXI.

XXII.

XXIII.

XXIV.

XXV.

XXVI.

XXVII.

XXVIII.

XXIX.

XXX.

XXXI.

XXXII.

XXXIII.

XXXIV.

XXXV.

XXXVI.

XXXVII.

XXXVIII.

XXXIX.

XL.

XLI.

XLII.

XLIII.

XLIV.

XLV.

XLVI.

XLVII.

XLVIII.

XLIX.

L.

LI.

LII.

LIII.

LIV.

LV.

LVI.

LVII.

Читайте также:

Гекторъ Мало.
Наслдство маркиза.