Наследник лорда, Марриет Флоренс, Год: 1885

Время на прочтение: 244 минут(ы)

НАСЛДНИКЪ ЛОРДА.

(The heir presumptive).

Романъ Флоренсъ Марріэтъ.

Глава I.
Предложеніе.

Мсто дйствія — Лондонъ, время — 1880 годъ.
Генералъ Фуллеръ сидитъ на кресл въ своемъ кабинет, задумчиво вертя въ рукахъ костяной ножикъ, противъ него — графъ Моунткарронъ.
Генералъ — человкъ еще въ цвт лтъ, хотя волосы его уже посдли. Лицо его очень красиво, съ тонкими чертами, симпатичнымъ выраженіемъ, но что-то въ складкахъ рта доказываетъ, что генералу трудне повелвать, чмъ повиноваться, по крайней мр, дома. На двор казармъ, на плацъ-парад ему не трудно было заставить уважать свою волю, но въ домашнемъ быту онъ неизмнно терпитъ пораженіе. Именно это-то сознаніе и придало его глазамъ терпливое, почти трогательное выраженіе, а всей физіономіи какую-то покорность. Въ настоящую минуту онъ, видимо, смущенъ, даже испуганъ.
Лордъ Моунткарронъ — типъ совершенно иного рода. Это человкъ очень положительный и матеріалистъ. Въ его натур слишкомъ мало духовнаго элемента, чтобы подняться выше. Онъ неспособенъ усвоить себ иной доктрины. Во вншности его нтъ ничего отталкивающаго и многіе назвали бы его красивымъ. Онъ молодъ, ему не боле тридцати лтъ, черты лица его правильны, волосы темные и блестящіе, глаза смлые, самоувренные. Одтъ онъ хорошо, не какъ кукла, вышедшая изъ рукъ портнаго, а какъ свтскій человкъ, и непринужденныя, изящныя манеры обличаютъ привычку къ хорошему обществу. А, между тмъ, генералъ, все-таки, смотритъ на него искоса и съ очевиднымъ недовріемъ.
— Хорошо ли вы меня поняли?— спросилъ, наконецъ, графъ.— Не осталось ли чего-нибудь недосказаннаго?
— Кажется, нтъ, лордъ Моунткарронъ. Предложеніе ваше настолько же искренно, какъ и почетно и… и…. лестно для моей дочери и меня.
— Я уже указалъ на выгоды, которыми ваша дочь будетъ пользоваться при моей жизни. Обезпеченіе на случай моей смерти весьма значительно, какъ можетъ сообщить вамъ мой повренный. Домъ и доходъ, закрпленные за вдовствующими графинями Моунткарронъ, боле чмъ соотвтствуютъ ихъ положенію, а еслибъ у насъ родился наслдникъ, ваша дочь пользовалась бы посл моей смерти такимъ же доходомъ, какъ и при моей жизни.
— Я вполн понялъ васъ, но…
— Наконецъ,— горячо продолжалъ графъ,— я готовъ записать на имя миссъ Фуллеръ такую пожизненную ренту, которая сдлаетъ ее совершенно независимою отъ меня или отъ рожденія наслдника.
— Я ничего не могу сказать противъ вашихъ предложеній или васъ самихъ, лордъ Моунткарронъ. Они въ выощей степени щедры, даже боле этого, дочь моя не имла никакого права надяться на такую блестящую партію, а, между тмъ…
— Вы, все-таки, желаете сдлать какое-то возраженіе, генералъ. Выскажитесь, пожалуйста, откровенно.
— Глэдисъ очень молода,— нершительно началъ старикъ.
— Извините, миссъ Фуллеръ минуло девятнадцать лтъ, а мн двадцать девять. Годы наши, кажется, совершенно подходящіе.
— Но вы такъ мало знаете другъ друга…
— Столько же, полагаю, какъ и большинство людей до свадьбы,— улыбаясь отвчалъ лордъ.— Я имлъ честь быть представленнымъ миссъ Фуллеръ въ минувшій сезонъ, и съ той поры мы встрчались постоянно и, какъ мн казалось, съ полнаго согласія ея матери.
Генералъ пожалъ плечами. Онъ зналъ, что его жена одобрила бы всякаго, у кого есть титулъ.
— Вы полагаете, — продолжалъ онъ, немного помолчавъ,— что дочь моя любитъ васъ?
— Она сдлала мн честь сказать это,— самодовольно отвчалъ графъ.
— Когда вы говорили съ нею?
— Вчера. Я не полагаю, чтобы мое предложеніе удивило миссъ Фуллеръ. Она приняла его, не колеблясь, разсчитывая, конечно, на ваше согласіе, и сама назначила мн время, когда я долженъ обратиться къ вамъ. Надюсь, вы не откажетесь скрпить ея ршеніе.
— Лордъ Моунткарронъ, я имю въ виду только одно — счастье дочери. Считаю безполезнымъ принуждать двушекъ въ такомъ вопрос, какъ бракъ, даже еслибъ это и было возможно. Моя старшая дочь вышла по собственному желанію, то же самое сдлаетъ и Глэдисъ. Но она не говорила еще со мной, а до той поры не могу дать ршительнаго отвта.
— Если ршеніе предоставляется миссъ Фуллеръ, я совершенно спокоенъ,— отвчалъ лордъ, вставая.— Надюсь, однако, вы не протомите меня доле, чмъ нужно. Когда могу я ожидать вашего отвта?
— Завтра. Я непремнно напишу вамъ.
— А demain, въ такомъ случа, — весело проговорилъ графъ, подавая руку.
Генералъ принялъ ее, но не улыбнулся.
— Ршеніе въ рукахъ Глэдисъ,— повторилъ онъ.
Когда лордъ Моунткарронъ вышелъ, старикъ опустился въ кресло и предался раздумью.
Онъ вовсе не походилъ на другихъ отцовъ. Дти его вырасли не на его глазахъ, и когда дло касалось ихъ чувствъ или мыслей, онъ всегда приходилъ въ затрудненіе. Всю свою жизнь онъ провелъ въ Индіи, только изрдка прізжая домой на побывку, дтей своихъ онъ отправлялъ въ Англію, одного за другимъ, такъ что мало-по-малу они сдлались ему почти чужими.
Послдняя разлука длилась боле пяти лтъ. Дочери вырасли подъ надзоромъ матери, стали вызжать, а одна изъ нихъ даже вышла замужъ. Теперь генералъ покинулъ службу и переселился на родину, но чувствовалъ себя чужимъ въ домашнемъ кругу, не зналъ большинства друзей своей семьи или ея тайнъ.
Чуждо было ему также и нчто боле важное: нравы и обычаи высшаго общества 1880 года. Тридцать лтъ жизни въ Индіи длаютъ человка нсколько старомоднымъ, онъ сохраняетъ взгляды своей юности, отстаетъ отъ быстро идущаго впередъ свта, а врованія и доктрины молодежи нердко пугаютъ его.
Для своихъ лтъ генералъ Фуллеръ очень простодушный старикъ. Его дочери кажутся ему наивными, безхитростными существами, которыя должны краснть при одномъ упоминаніи о замужств и не смть поднять глазъ въ присутствіи мужчинъ. Имя лорда Моунткаррона упоминалось при немъ на ряду съ многими другими, какъ имя простаго знакомаго, и онъ никакъ не можетъ поврить, чтобъ его безпечная хохотушка Глэдисъ могла серьезно привязаться къ этому человку, не выдавъ себя. Генералъ вполн сознавалъ вс преимущества брака съ графомъ, это была блестящая партія для его безприданницы, но онъ тутъ же ршилъ, что не дастъ никому вліять на ея выборъ. Бдный простодушный старикъ былъ увренъ, что Глэдисъ придетъ въ ужасъ при одной мысли выйти замужъ за человка, котораго она не любитъ страстно, воображеніе рисовало ему дочь плачущею, возстающею противъ матери, между тмъ какъ мистрисъ Фуллеръ объясняетъ ей вс выгоды такого брака.
‘Этому не бывать,— подумалъ генералъ съ рдкою въ немъ ршительностью.— Я наглядлся на браки безъ любви и не дамъ принуждать мою двочку. Чмъ скоре я переговорю съ ней, тмъ лучше’.
И генералъ чувствовалъ настоящее нервное волненіе, пока онъ звонилъ и приказывалъ слуг просить къ нему миссъ Фуллеръ.
Немного погодя, она вошла въ библіотеку. Она отлично знала, зачмъ ее требуютъ. Он видли съ матерью, какъ подъхалъ фаэтонъ лорда Моунткаррона и снова отъхалъ, и только дивились, почему не раздается звонокъ изъ библіотеки. Когда появился слуга съ порученіемъ отъ генерала, Глэдисъ обратилась къ матери:
— Надюсь, папочка не станетъ отчитывать меня цлый часъ. Я общала миссъ Кливлэндъ познакомиться сегодня съ ея братомъ у Ансти.
На это мистрисъ Фуллеръ отвчала:
— Если тебя попросятъ сейчасъ же назначить день свадьбы, не откладывай поздне іюля, а то ты испортишь нашу лтнюю экскурсію.
Двушка сбжала съ лстницы безъ малйшаго смущенія и весело заглянула въ дверь кабинета. Она была очень хорошенькая, и нельзя было ни минуты сомнваться, отъ кого унаслдовала она свою красоту. Прекрасные голубые глаза, правильныя черты, нжный ротъ и красивый овалъ, которыми славился нкогда генералъ Фуллеръ, перешли къ его дочери. Личико ея было простодушно, манеры совершенно непринужденныя, отцу не врилось, чтобъ она знала, о чемъ идетъ рчь.
— Славный, милый папочка,— начала двушка въ вид вступленія, садясь къ нему на колна и цлуя его.
Она была любимицей генерала и вовсе съ нимъ не церемонилась. Пять лтъ немалый срокъ въ возраст отъ пятнадцати до двадцати, и когда старикъ вернулся изъ Индіи шесть мсяцевъ тому назадъ, онъ замтилъ, что дти дичатся его. Старшая дочь, Винифреда, уже успла выйти замужъ за мистера Прендергэста, молодаго адвоката, и составила собственный кружокъ. Три сына были такъ неинтересны и несимпатичны, какъ только могутъ быть мальчики въ ихъ годы. На долю Глэдисъ выпала обязанность овладть сердцемъ старика, что она сразу сдлала. Это прелестное существо, которое никогда не боялось отца или его мнній, высказывало свои собственныя безъ всякаго стсненія и зажимало ему ротъ поцлуями, было величайшею радостью генерала, его кумиромъ. И Глэдисъ отвчала на любовь отца, насколько была способна. Она никогда не видала такого человка, какъ онъ, и если и посмивалась про себя надъ его старомодными понятіями, все-таки, старалась не оскорблять ихъ.
— Славный, милый папочка,— нжно повторила она и снова осыпала старика поцлуями.
Генералъ отодвинулъ ее немного отъ себя и тревожно разглядывалъ ея прелестное лицо. Нтъ, она, наврное, ни о чекъ не догадывается. Старикъ вздохнулъ, приступая къ своей задач, ему казалось святотатствомъ говорить о брак съ такимъ невиннымъ существомъ.
— Что ты вздыхаешь, милый? Что случилось?
— Догадываешься ли ты, Глэдисъ, кто былъ у меня?
— Нечего и догадываться. Мы видли, какъ ухалъ лордъ Моунткарронъ.
— И ты знаешь, зачмъ онъ былъ здсь?
— Конечно, папочка. Онъ объяснялся со мной вчера.
— Что сказалъ онъ теб, Глэдисъ?
— То, что всегда говорится.
Старикъ не могъ удержать улыбки.
— Что всегда говорится! Милая моя двочка, мы, должно быть, не понимаемъ другъ друга. Я спрашиваю, говорилъ онъ что-нибудь… о свадьб?
— Да о чемъ же другомъ могъ онъ говорить? Все это вполн ясно. Я сама послала его къ теб.
— Но ты не приняла, однако, его предложенія?
— Напротивъ, приняла напрямикъ. Разв онъ меня не понялъ?
— Ты приняла его предложеніе, общала выйти за графа?
— Я сказала, что не могу окончательно общать безъ твоего согласія, хотя впередъ знаю все, что ты думаешь. Разв ты недоволенъ? Это лучшая партія изъ всего ныншняго сезона. Говорятъ, онъ былъ въ прошломъ году помолвленъ съ кмъ-то изъ Ротшильдовъ, но, къ счастью для меня, свадьба разстроилась.
— Значитъ, ты хочешь выйти за графа, Глэдисъ?
— Конечно, хочу.
— Какъ давно подозрваешь ты, что лордъ тебя любить?
Двушка безпечно засмялась.
— О, это было достаточно ясно уже три мсяца тому назадъ, только въ такихъ длахъ никогда нельзя быть вполн увренной. Мужчины очень измнчивы. Но я знала, что чему быть, того не миновать, и вотъ теперь все уладилось. Мама просто сойдетъ съ ума отъ радости. Она всегда предсказывала, что я упущу его изъ рукъ.
Генералъ нахмурился.
— Мать боле думаетъ, конечно, о титул и богатств, чмъ о человк, но ты, Глэдисъ, любишь графа?
— О, да, папочка, какъ только могу любить.
— Да что знаешь ты о любви, дитя?
— Больше мн и знать не нужно, папа. Я не изъ тхъ двушекъ, которыя постоянно толкуютъ о чувствахъ, мужчинахъ, поцлуяхъ и разныхъ другихъ глупостяхъ. Ни за что на свт не вышла бы я замужъ по любви. Это всегда кончается неудачно.
— Мн было бы пріятно слышать, что ты любишь лорда Моунткаррона.
— О, папочка, это испортило бы все. Какая польза отъ любви? Она только длаетъ людей ревнивыми и несчастными.
Генералъ застоналъ.
— Да есть ли между вами хоть какіе-нибудь общіе вкусы?— спросилъ онъ въ отчаяніи.
— Кажется, что нтъ, разв вотъ танцы, да и ихъ, я полагаю, онъ броситъ посл свадьбы. Онъ непремнно растолстетъ, папочка, у него какъ разъ такое сложеніе. Когда общалъ ты дать отвтъ?
— Я сказалъ, что напишу завтра. Но, Глэдисъ, мн хочется подольше поговорить съ тобою. Вопросъ очень серьезный. Ты не должна ршаться опрометчиво. Не посовтуешься ли ты сперва съ сестрой или матерью?
— Съ матерью?— улыбаясь, повторила двушка.— Что ты, папочка? Да она сама безъ ума отъ графа и сейчасъ вышла бы за него, еслибъ ты только отправился на тотъ свтъ. Мама говорить, что любовь въ брак причиняетъ всего больше зла на свт.
— Мать… Ну, что-жь! Она забыла, конечно, что сама была молода. Но Винни… Это хорошая женщина, она любитъ своего мужа и ея мнніе можетъ быть теб полезно. Общай поговорить съ нею, прежде чмъ ты дашь лорду Моунткаррону окончательный отвтъ.
Глэдисъ пожала плечами.
— Изволь, папочка. Винни и Морисъ обдаютъ у насъ сегодня, и я потолкую съ нею.
Генералъ почувствовалъ облегченіе.
— Ну, вотъ ты моя славная двочка. Винни, наврное, посовтуетъ теб подождать, пока ты будешь совсмъ уврена въ себ. А теперь поди и дай мн подумать.
Двушка горячо поцловала отца и медленно пошла къ двери. На порог она еще разъ обернулась и спросила:
— Ты женился на мам по любви, папочка?
Генералъ совершенно растерялся и едва могъ прошептать:
— Нтъ… да! Конечно, да. Зачмъ спрашиваешь ты это, милая?
— Такъ,— отвчала она и скрылась.

Глава II.
Сестры.

Глэдисъ оставила отца встревоженнымъ. Какую струну затронула она въ его давно заснувшемъ сердц! Почему сомнвается онъ теперь, дйствительно ли онъ далъ дочери полезный совтъ?
Его собственный бракъ былъ далеко неудаченъ. Мистрисъ Фуллеръ отличалась деспотическимъ характеромъ и съ самаго начала сдлала жизнь мужа тяжелою, а, между тмъ, вс думали, что они сошлись по взаимной привязанности. Въ т дни, когда онъ влюбился въ нее, мистрисъ Фуллеръ была молодая, бойкая двушка и думала, что съуметъ дать мужу счастье. Теперь, когда генералъ размечтался о прошломъ, другое лицо возстаетъ въ его памяти, красивое, блдное, съ грустными глазами, холодными губами, которыя, дрожа, шепчутъ ‘прости’.
Никому, кром него самого, неизвстна тайна его жизни, никто не догадывался о непреодолимомъ препятствіи, возставшемъ между нимъ и его любовью. Но генералъ ничего не забылъ, хотя двадцать пять лтъ отдляютъ его отъ той поры.
За печальнымъ разставаніемъ послдовали мсяцы и годы сожалнія. Потомъ онъ встртился съ своею теперешнею женой, и блдное лицо скрылось на время изъ вида. Мистрисъ Фуллеръ вернула его жизни свтъ и тепло и генералъ вообразилъ, что его страсть къ ней настоящее чувство и что прежняя привязанность была только сномъ. Но не усплъ онъ вступить въ колею брачной жизни, какъ поэзія прошлаго восторжествовала надъ прозою настоящаго. Съ каждымъ годомъ мистрисъ Фуллеръ становилась деспотичне, а мужъ все боле уходилъ въ себя.
Вс удивились, когда онъ назвалъ старшую дочь Винифредою. Никто въ семь не носилъ этого имени и жена считала его фантастическимъ и смшнымъ. Но мужъ настоялъ за своемъ. Имть право повторять это имя было уже для него утшеніемъ и онъ никогда не произносилъ его безъ особеннаго, благоговйнаго чувства.

——

Тмъ временемъ миссъ Глэдисъ, отправляясь съ матерью пить чай въ гости, разсказывала ей, сидя въ коляск, какъ было дло.
— Ну, милая, надюсь, все ршено?
— Не знаю, право, мама. Думаю, что уладится, боюсь только, какъ бы отецъ не надлалъ намъ хлопотъ. Онъ забралъ себ въ голову, что я недостаточно люблю Моунткаррона и буду несчастна.
Мистрисъ Фуллеръ всплеснула руками.
— Какое безуміе! Отецъ понятія не иметъ о томъ, какъ длаются такія дла. Индія на всю жизнь портитъ людей. Что же ты ему отвчала?
— Что люблю Моунткаррона настолько, насколько въ состояніи любить. Ты знаешь, мама, я, вдь, не сантиментальна.
— Да о чемъ думаетъ отецъ? Онъ выросъ въ деревн и воображаетъ, должно быть, что влюбленные постоянно ходятъ обнявшись.
Глэдисъ расхохоталась.
— Только представить себ: я и Моунткарронъ гуляемъ по Гайдъ-парку, держа другъ друга за талію! Да мн и не обхватить его! Но папочка такъ упрямъ! Онъ объявилъ, что не дастъ согласія, пока я не потолкую съ Винифредою.
— Ну, это ничего. Винни будетъ у насъ сегодня и заставитъ отца написать лорду. Подумать только, какія хлопоты причиняетъ намъ отецъ! Это очень непріятно. Мистрисъ Ансти всякій разъ спрашиваетъ, сдлано ли предложеніе, и я не знаю, что отвчать.
— Скажи, что я уже помолвлена, — ршительно объявила Глэдисъ.— Все равно, это случится завтра. Не воображаешь же ты, мама, что я позволю отцу лишить меня удовольствія быть графиней?
Когда Глэдисъ вернулась домой и застала тамъ сестру, она, не откладывая, заговорила съ нею о предстоявшемъ брак.
— Винни, милая, я такъ разстроена. Видла ты папу?
— Его дома нтъ. Что разстроило тебя?
— Моунткарронъ сдлалъ вчера предложеніе.
— Ахъ, какъ я рада! Я знала, что этому быть, но теперь ты, все-таки, будешь спокойне. Не могу сказать, Глэдисъ, какъ я довольна. Тысячу разъ поздравляю.
Она подошла къ сестр, положила об руки на ея плечи и горячо поцловала ее. Мистрисъ Прендергестъ была не такъ красива, какъ Глэдисъ, боле походила на мать, но у нея были т же ласковые, синіе глаза и она очень любила сестру.
— Я такъ рада, такъ рада, — повторяла она.— Но посл тахой всти, не понимаю, что же можетъ раздражать тебя?
— Все дло въ отц. Ты, я, мать,— мы вс довольны, а отецъ нтъ. Лордъ Моунткарронъ провелъ съ нимъ сегодня боле часа, но онъ не хотлъ дать ему ршительнаго отвта, пока я не загляну въ свое сердце.
— А что должна ты въ немъ искать?
— Люблю ли я его?
— Но, вдь, ты любишь графа?
— Конечно, я такъ и говорила отцу, но онъ мн не вритъ. Ему, врно, хочется, чтобъ я краснла, плакала. Я сказала, что терпть не могу всего этого. Представь себ только, Винни, въ девятнадцатомъ вк глазть другъ на друга при людяхъ и пожимать руки подъ столомъ, точно деревенская двка!
— Отецъ этого не понимаетъ,— задумчиво произнесла мистрисъ Прендергэстъ.— О такихъ вещахъ не говорятъ вслухъ.
— Я сказала ему, что ршилась выйти за графа уже мсяцъ тому назадъ, и хотла, чтобъ онъ сейчасъ далъ отвтъ, но онъ требуетъ, чтобъ я поговорила съ тобою, потому что ты любишь мужа и можешь быть мн полезной.
— О, вздоръ!— отрзала Винни.— Никакая женщина не можетъ давать совтовъ другой. Всякій долженъ ршать за себя. Что годится мн, можетъ не годиться теб. Я посл обда поговорю съ отцомъ.
— Поговори, милая, скажи ему правду. Я хочу выйти за лорда Моунткаррона, больше я ничего не могу сказать. И какое право иметъ онъ вмшиваться въ мои чувства?
— Отецъ старается сдлать какъ лучше, онъ тебя очень любитъ. Только онъ старъ и судить не можетъ объ этихъ вещахъ, да и забылъ, вроятно, какъ это длается. Времена теперь уже не т, женщины тоже. Мы не прежнія кроткія, слабыя существа и можемъ стоять одн. А въ брак мы ищемъ только пріятнаго товарищества и хорошаго обезпеченія, не такъ ли?
— Да, только не говори этого отцу. Скажи ему, что я страшно влюблена въ Моунткаррона, но не умю этого показать, такъ какъ еще слишкомъ молода.
Тутъ об женщины расхохотались. Глэдисъ смялась, пока слезы не выступили на ея глазахъ.
— Смшно слушать отца, — сказала она, наконецъ.— Не стоило бы жить, еслибъ мы отдавали всю душу другому человку, какъ хочется пап.
— Онъ милый,— прибавила сестра.— Еслибъ было побольше такихъ мужчинъ, какъ онъ, было бы и больше влюбленныхъ женщинъ.
— Вотъ съ этимъ я согласна,— отвчала Глэдисъ и взяла Винни подъ руку, чтобъ идти обдать.

——

Когда генералъ вошелъ въ свой кабинетъ по окончаніи трапезы, чтобы насладиться послобденною трубкой, за нимъ послдовала туда Винифреда.
— Ну, папа милый, какую пріятную новость узнала я о Глэдисъ и Моунткаррон! Ты, наврное, доволенъ?
— Сестра говорила съ тобою, Винни?
— Понятно. Она чуть съ ума не сходитъ отъ восторга.
— Этого я не замтилъ поутру. Если что-нибудь озабочиваетъ меня, такъ именно ея равнодушіе. Я ужасно боюсь, что она его не любитъ, Винни.
— Папочка, что за фантазія! Съ чего взялъ ты это?
— Она говоритъ такъ холодно и разсчетливо, прямо заявляетъ, что не вритъ въ любовь, не хочетъ испытывать ее. Это ужасныя чувства для такой молодой двушки, Винни.
— О, папа, да ты совершенно не понимаешь Глэдисъ. Она любитъ лорда Моунткаррона, сколько вообще можетъ любить.
— Ты хочешь сказать: любитъ его деньги и титулъ?
— Нтъ, нтъ, его самого. Да чего ждешь ты отъ нея? Чтобъ она восторгалась его вншностью, повторяла его нжныя слова? Ты не знаешь двушекъ, отецъ. Чмъ больше он чувствуютъ, тмъ меньше говорятъ.
Генералъ вздохнулъ.
— Что-же, милая! Быть можетъ, я ихъ и не понимаю. Я былъ долго въ разлук съ вами, а взгляды вашей матери очень не похожи на мои.
— Мама смотритъ на дло съ практической стороны, она видитъ вс выгоды этой партіи, да и ты тоже, конечно.
— Понятно, милая. Бракъ этотъ въ высшей степени желателенъ съ свтской точки зрнія, и еслибъ я былъ только увренъ, что Глэдисъ любитъ…
— Ты все возвращаешься къ одному и тому же, отецъ. Обо мн и Морис ты никогда такъ не тревожился.
— Ты такъ горячо писала о своей любви къ нему, что у меня и сомнній никакихъ не было. И ты очень счастлива, дитя, не такъ ли?
— Да, папа, какъ и большинство женщинъ. Нельзя ожидать счастья безъ всякой примси. Но Глэдисъ совершенно не положа на меня, боле сдержанна, мене увлекается. Она не можетъ такъ открыто говорить о своихъ чувствахъ, хотя чувствуетъ столько же, иногда мн даже кажется, что больше. Я не думаю, чтобъ она утшилась, если бы разстроился этотъ бракъ.
— Въ самомъ дл? Значитъ, и ты, и мать считаете его желательнымъ?
— Было бы безумно, мн кажется, препятствовать ему. Вообрази себ нашу Глэдисъ графиней, собственницей прекрасныхъ помстій. Да еслибъ этотъ бракъ разстроился, я бы, кажется, съ этимъ во вкъ не примирилась.
— Ну, если это общее мнніе, мн остается только написать графу, что его предложеніе принято,— нершительно произнесъ старикъ.
— А ты еще не писалъ? Какой стыдъ! Онъ, наврное, мучится. Пиши сейчасъ же и дай мн самой отправить письмо. Глэдисъ не заснетъ ни минуты, если не будетъ знать, что отвтъ уже на пути.
Генералъ слъ къ столу и быстро набросалъ короткую записку лорду Моунткаррону, въ которой назначалъ ему свиданіе на слдующее утро. Потомъ онъ уныло откинулся въ кресл.
— Вотъ письмо, Винни. Отправь его, если хочешь. Желалъ бы я такъ же радоваться исходу этого дла, какъ вс вы.
— Спи спокойно, лэди Моунткарронъ,— весело шепнула сестр мистрисъ Прендергэстъ, когда он прощались.— Письмо у меня въ карман, завтра оно будетъ въ его рукахъ.
— Вотъ это утшительно,— въ томъ же тон отвчала Глэдисъ.— Теперь я пойду спать и мечтать о своемъ свадебномъ наряд.
На слдующее утро она была совершенно спокойна, между тмъ какъ отецъ нервно ходилъ взадъ и впередъ по комнат, ожидая прибытія будущаго зятя.
Лордъ Моунткарронъ явился аккуратно. Чувства его были вполн искренни. Онъ сильно влюбился въ красоту Глэдисъ и не зналъ ни одной женщины, которую охотне сдлалъ бы графиней Моунткарронъ.
— Не могу выразить, какъ осчастливило меня ваше письмо,— любезно началъ онъ.
— Я долго говорилъ вчера съ дочерью относительно брака съ вами,— отвчалъ старикъ.— Она этого желаетъ и мн оставалось только сообщить ея ршеніе.
— Я былъ увренъ, что не ошибся въ ея чувствахъ, — прошепталъ графъ.
— Лордъ Моунткарронъ, отдавая вамъ Глэдисъ, я разстаюсь съ самою любимой изъ моихъ дочерей. Простите, если я озабоченъ ея будущимъ счастьемъ. Между вами большая разница въ лтахъ, а еще боле въ житейской опытности, она ребенокъ, вы свтскій человкъ. Поручая ее вашему попеченію, могу ли я надяться, что вы поможете ей жить въ боле возвышенной и благородной сфер, чмъ было до сихъ поръ?
Лордъ Моунткарронъ ршительно не понималъ, о чемъ говоритъ старикъ.
— Мн и въ голову не придетъ вмшиваться въ религіозныя врованія жены,— пробормоталъ онъ.
— Я думаю не о религіи. Ея умъ еще мало развитъ.
— Ахъ, вы говорите о книгахъ и тому подобномъ. Вамъ извстно, какую сумму я назначилъ вашей дочери, и вы понимаете поэтому, что она никогда не будетъ нуждаться въ деньгахъ, чтобы посщать лекціи, курсы. Дамы, вдь, любятъ путаться съ наукой и богословіемъ въ наше время.
— Вы меня совершенно не поняли, лордъ Моунткарронъ. Я ючу сказать, что, даже живя въ матеріалистическомъ обществ, нтъ никакой нужды раздлять его взгляды. Есть жизнь выше простаго ряда баловъ, обдовъ. Не длайте изъ Глэдисъ исключительно свтской женщины, не предоставляйте ее самой себ. Руководите ею твердо, но, вмст съ тмъ, и кротко, и я надюсь, что она станетъ доброю, благородною женщиной.
Генералъ могъ бы такъ же хорошо говорить со столомъ. Графъ ровно ничего не понялъ въ его рчи, кром того, что старикъ проситъ быть добрымъ съ дочерью, а онъ ничего иного и въ виду не имлъ.
— Вы можете положиться на меня, — серьезно отвчалъ онъ,— Глэдисъ не прольетъ ни одной слезы, отъ которой я могу ее избавить. А теперь не сочтите меня, пожалуйста, нетерпливымъ, если я спрошу позволенія повидаться съ нею.
— Конечно, вы имете полное право видть ее,— отвчалъ хозяинъ, вставая, чтобы позвонить.— Впрочемъ, — прибавилъ онъ,— она въ гостиной съ матерью. Я лучше пойду и приготовлю ее къ вашему посщенію.
Говоря это, онъ вышелъ и отправился въ гостиную, гд мать и дочь сидли за работой.
— Лордъ Моунткарронъ здсь и желаетъ видть тебя,— началъ онъ, цлуя молодую двушку.— Ты пойдешь къ нему въ кабинетъ или ему придти сюда?
— Пусть придетъ онъ сюда,— быстро отвчала она.
Генералъ взглянулъ на жену.
— Такъ не уйти ли намъ?
— Зачмъ?— спросила Глэдисъ.
— Графъ пожелаетъ, конечно, видть тебя одну.
— Но не безъ мамы. Что можетъ онъ сказать мн, чего не должна слышать она? Приведи его сюда, папа. Мы составимъ славный семейный кружокъ.
Отецъ ушелъ, пожимая плечами и дивясь тому, что сказалъ бы онъ въ давно прошедшіе дни, еслибъ его родители желали присутствовать при его свиданіяхъ съ милою.
— Моя дочь въ гостиной, — обратился онъ къ графу.— Я предложилъ ей придти сюда…
— Но, вдь, это моя обязанность явиться къ миссъ Фуллеръ,— прервалъ его Моунткарронъ.
— Да, только жена съ нею, а Глэдисъ не ршается удалить ее.
— Пожалуйста, не думайте объ этомъ. Я горю нетерпніемъ поблагодарить мистрисъ Фуллеръ за ея участіе въ этомъ дл.
Генералъ пошелъ впередъ и съ удивленіемъ увидалъ, что графъ прежде всего обратился къ мистриссъ Фуллеръ и поцловалъ ея руку.
— Мн слдуетъ поблагодарить васъ,— началъ онъ.— Я увренъ, что не имлъ бы никакого успха въ глазахъ вашей дочери безъ вашего одобренія.
Когда графъ обернулся къ Глэдисъ, отецъ тревожно слдилъ за нею и совершенно растерялся, видя, какъ спокойно и хладнокровно она его привтствовала. Глаза ея сверкали, на губахъ мелькала торжествующая улыбка.
— Если вы совершенно покончили съ мамой…— задорно начала она, подавая ему руку.
Графъ взялъ эту ручку и, не спуская глазъ съ лица двушки, привлекъ ее къ себ и поцловалъ въ губы. Тутъ она немного покраснла, она еще не привыкла къ поцлуямъ мужчинъ. Но вскор она оправилась и взглянула на отца съ лукавою улыбкой. То, что она прочла на его лиц, взволновало ее, однако. Она побжала къ нему, на этотъ разъ совершенно естественно и искренно, и кинулась въ его объятія.
— Милый, хорошій папочка! Чмъ бы я ни была, я всегда останусь твоею дочкой!
— Надюсь, моя дорогая,— отвчалъ онъ, осыпая ее поцлуями.
— А теперь позвольте надть на вашъ пальчикъ залогъ моей преданности,— началъ лордъ, обращаясь къ невст.
Двушка подала ему руку, на которую онъ надлъ кольцо съ шестью громадными брилліантами. Она прошептала: ‘благодарю’.
— Что за чудные камни!— воскликнула мистрисъ Фуллеръ.— Они освщаютъ всю комнату.
— Наконецъ-то я чувствую, что вы моя, — продолжалъ лордъ.— Не слишкомъ ли рано просить васъ назначить время, когда вы осчастливите меня? Мн хотлось бы отпраздновать свадьбу въ ныншнемъ сезон.
— Какъ желаетъ папа. Пусть онъ ршитъ.
Лицо генерала выражало пассивную усталость.
— Если свадьб быть,— началъ онъ,— нтъ причины откладывать ее. Вы чего бы желали, Моунткарронъ?
— Сегодня третье іюня. Мн хотлось бы внчаться не поздне конца іюля.
— Ты согласна, Глэдисъ?
— Возможно это, мама?
— Да, милая.
— Хорошо. Я ничего не имю противъ этого.
— Не назначить ли намъ 27 число?— спросилъ графъ.— Этотъ день всего удобне для моихъ родственниковъ. Остальныя подробности мы потомъ поршимъ.
Онъ взялся за шляпу.
— Какъ! Вы не останетесь завтракать съ нами?— съ изумленіемъ опросилъ генералъ.
— Благодарю. Не сегодня. Глэдисъ извинитъ меня. Она знаетъ, какъ я занятъ. Но еслибъ я могъ предложить завтрашній день…
— Конечно. Когда вамъ угодно. Не дожидайтесь, пожалуйста, приглашенія. Помните, что нашъ домъ всегда открытъ для васъ.
— Вы слишкомъ добры. Я явлюсь завтра въ часъ. Если мистрисъ Фуллеръ и Глэдисъ сдлаютъ мн честь, я предложилъ бы прокатить ихъ въ Ричмондъ въ своей коляск и пообдать тамъ.
— О, это будетъ прекрасно,— весело отвчала Глэдисъ.— Я сяду рядомъ съ папочкой и стану всю дорогу объясняться ему въ любви.
— Но, Глэдисъ, вспомни…— началъ отецъ.
— Пусть она помнитъ только одно,— прервалъ его графъ,— что она должна отнын поступать во всемъ, какъ ей хочется.
Онъ пожалъ руки нареченнаго тестя и тещи, еще разъ поцловалъ невсту и, низко кланяясь, удалился.
— Ну, не прелесть ли онъ?— воскликнула Глэдисъ, склонивъ головку и созерцая свои брилліанты.
— Онъ совершенство, отвчала мать,— красивый, изящный, деликатный! Я никогда еще не видала такого мужчины и, право, сама въ него влюблена.
— Я такъ и говорила пап. Ну, что, раздляешь ты наше мнніе? Не находишь ли и ты, что твоя двочка можетъ гордиться такою блестящею партіей?
— Я никогда не сомнвался въ томъ, что она блестящая, если она окажется счастливою, мои лучшія надежды сбудутся.
— Я стану веселиться съ утра до ночи,— съ увренностью отвчала дочь.— Знаешь ли что, папа? Со всми романическими глупостями, которыя ты вбиваешь мн въ голову, я просто влюбилась въ Моунткаррона. Когда онъ поцловалъ меня, мурашки побжали у меня по спин.
— Если ты даже испытываешь такое чувство, ты никогда не должна говорить о немъ,— чопорно замтила мистрисъ Фуллеръ.
— Это все вина папы. Онъ вчера училъ меня такимъ вещамъ, о которыхъ я и не слыхивала. Не такъ ли, папа?
— Ты шалунья,— отвчалъ старикъ.
И такъ, все ршено. Его дочь будетъ одною изъ знатнйшихъ дамъ Англіи, а, между тмъ, генералъ недоволенъ. Уходя изъ комнаты, онъ еще разъ любовно взглянулъ на нее. Она разсматривала свое обручальное кольцо и глаза ея такъ же ярко сверкали, какъ и ея брилліанты.

Глава III.
Насл
дникъ лорда Моунткаррона.

Посреди волненій, которыя всегда сопровождаютъ распространеніе важной всти въ кругу друзей и родныхъ, и хлопотъ о приданомъ, время летло быстро. Ежедневно красивую миссъ
Фуллеръ можно было видть съ графомъ въ его экипаж или въ вихр вальса, и завистливые глаза слдили за двушкой, завистливые языки удивлялись, что нашелъ въ ней лордъ Моунткарронъ. Глэдисъ слышала все это и безпредльно наслаждалась. Только ради этого и выходила она за графа, это были плоды ея ловкихъ маневровъ. Грудь ея гордо вздымалась, когда раздавался недоброжелательный шепотъ, глаза сверкали отъ восторга.
— Не обращай на это вниманія, милая, — шепнула ей однажды Винни.— Вс завидуютъ твоему хорошенькому личику, блестящей партіи и не могутъ сдержаться.
— Но я нарочно обращаю вниманіе, — отвчала будущая графиня, — ни за что на свт не лишилась бы я этого. Зачмъ же выхожу я замужъ, Винни, если не для того, чтобы другія двушки умирали отъ зависти?
Моунткарронъ былъ такъ внимателенъ, какъ только можетъ быть женихъ. Онъ длалъ невст прекрасные подарки и всюду сопровождалъ ее. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь изъ его родныхъ или друзей не оставлялъ карточки въ дом генерала. Возвращаясь однажды домой посл длинныхъ странствованій по магазинамъ, Глэдисъ увидала на стол корзину, полную прекрасныхъ розъ. Ее до такой степени осыпали въ послднее время цвтами и подарками, что она стала равнодушна къ подобнымъ приношеніямъ. Небрежно понюхавъ розы, она спросила:
— Моунткарронъ былъ здсь, мама?
— Да, милая, и очень досадовалъ, что не засталъ тебя. Онъ принесъ ложу на ныншній вечеръ. Но цвты оставилъ не онъ.
— Нтъ? Такъ кто же?
Въ голос ея послышалось теперь легкое любопытство.
— Его двоюродный братъ, мистеръ Брукъ. Очень красивый молодой человкъ. У него нтъ, конечно, такой важной осанки, какъ у графа…
— Ты хочешь сказать, что онъ не такъ толстъ?
— Напрасно называешь ты Моунткаррона толстымъ, Глэдисъ. Онъ просто полонъ, какъ и долженъ быть мужчина въ его годы.
— Поговоримъ лучше о его кузен, мама. Это онъ принесъ розы?
— Да. Онъ былъ такъ же огорченъ, какъ и Моунткарронъ, тмъ, что засталъ только одну меня, и очень мило просилъ позволенія опять зайти. Конечно, я согласилась. Онъ будетъ скоро твоимъ двоюроднымъ братомъ, и теб надо съ нимъ познакомиться. Графъ, кажется, очень цнитъ его. Помнится, онъ говорилъ какъ-то, что мистеръ Брукъ будетъ его шаферомъ.
— Брукъ, Брукъ,— задумчиво повторяла Глэдисъ.— Что это я не знаю этого имени? Гд у насъ родословная дворянскихъ семей?
Книга нашлась на боковомъ стол. Глэдисъ быстро перелистала ее и дошла, наконецъ, до генеалогіи графовъ Моунткарронъ.
— Джонъ Эдвардъ Генри (что за гадкое имя!) графъ Моунткарронъ, виконтъ Тальмеджъ, баронъ Тренчъ,— читала она, не переводя духъ. Потомъ, помолчавъ немного, прибавила:— Какъ это, однако, глупо съ моей стороны! Неужели я не могла вспомнить раньше? Вдь, я читала это разъ сто! ‘Наслдникъ титула: Джемсъ Брукъ’. Это, должно быть, онъ. Только съ какой стати называютъ его наслдникомъ, мама?
— Не знаю, милая. Вроятно, онъ ближайшій родственникъ. Еслибъ посл покойнаго графа остались братья…
— Помню. Моунткарронъ говорилъ объ этомъ. У его отца было три брата: одинъ никогда не женился, у другаго были только дочери. Мистеръ Брукъ, врно, сынъ третьяго брата. Онъ долженъ быть гораздо моложе Моунткаррона?
— Да. Ему не боле двадцати двухъ, трехъ лтъ. У него совершенно другой типъ, волосы блокурые, фигура стройная. Но ты его, наврное, скоро увидишь, постарайся подружиться съ нимъ.
— Непремнно,— смясь, отвчала двушка.— Было бы рискованно раздражить будущаго графа. Онъ можетъ отравить насъ обоихъ, чтобъ получить скоре титулъ.
— Не говори такъ, Глэдисъ. Теперь мистеру Бруку уже не бывать никогда графомъ Моунткаррономъ.
— Почему?
— Потому что… ужасно неловко говорить о такихъ вещахъ… но, конечно, мы надемся, что ты подаришь мужу наслдника.
— Блаженны т, которые ни на что не надются,— продекламировала Глэдисъ.— Ну, мама, не длай, пожалуйста, возмущеннаго лица! Я отлично знаю, что если двушка выходить за аристократа, она обязана имть сына. Только это не всегда зависитъ отъ насъ, и пока не появится на свтъ маленькій виконтъ Тальмеджъ, я буду считать мистера Брука наслдникомъ. Это очень интересныя родственныя отношенія и я уже начинаю испытывать къ нему материнскія чувства.
Мистрисъ Фуллеръ не улыбнулась ребяческому замчанію дочери. Ей казалось преступнымъ даже сомнваться въ рожденіи будущаго наслдника и она готова была сердиться на мистера Брука за его визитъ.
— Твое отношеніе къ этому вопросу очень неженственно,— сказала мать, складывая работу и выходя изъ комнаты.— Чмъ меньше будешь ты говорить объ этомъ, тмъ лучше.
‘Не знаю, отчего она такъ сердится’,— подумала двушка, потомъ выбрала дв блдныя розы и приколола ихъ къ груди.
Размышленія ея были прерваны приглашеніемъ идти наверхъ одваться, и черезъ часъ она была уже готова, чтобы хать въ итальянскую оперу.
Въ теченіе вечера Моунткарронъ появился въ лож, Глэдисъ выразила сожалніе, что не видала его и мистера Брука поутру.
— Это неважно,— отвчалъ онъ.— Я хотлъ представить теб Джемса, потому что онъ будетъ моимъ шаферомъ. Славный малый, ты, наврное, полюбишь его. Онъ часто бываетъ у насъ въ Карронби.
— Его отецъ умеръ?
— Да, и отецъ, и мать. Кром меня, у него только и родни, что одна сестра, лэди Рентонъ. Она гораздо старше его.
— Онъ твой наслдникъ?
— Да, наслдникъ титула, только надюсь, что онъ его никогда не получитъ.
— Я желала бы съ нимъ познакомиться. Скажи ему зайти.
— Онъ непремнно зайдетъ.
И дйствительно, черезъ нсколько дней мистеръ Брукъ снова появился въ дом генерала.
Глэдисъ была одна, когда онъ вошелъ. День стоялъ жаркій и на ней было легкое кисейное платье, стянутое поясомъ вокругъ стройной таліи. Зной вызвалъ румянецъ на ея щекахъ, она откинула со лба блокурые волосы, большіе глаза имли томное выраженіе, двушка казалась олицетвореніемъ молодости и любви. Никто не догадался бы, что еще недавно она такъ же разсчетливо выбирала свой жизненный путь, какъ самая опытная свтская женщина.
Неожиданно встртившись съ нею, Джемсъ Брукъ былъ, видимо, изумленъ. Ему не врилось, что это миссъ Фуллеръ, онъ полагалъ, что это какая-нибудь младшая сестра, пансіонерка, вернувшаяся домой на праздникъ, полу-дитя, полу-женщина, существо, еще не вышедшее изъ дтской. Онъ зналъ, что найдетъ въ невст кузена красавицу, вс твердили ему это, но онъ полагалъ, что это будетъ двушка съ сверкающими глазами, кокетливыми манерами, туалетомъ отъ Ворта.
При всемъ своемъ увлеченіи титулами и общественнымъ положеніемъ, при всемъ отвращеніи къ сантиментальности, Глэдисъ, все-таки, отличалась дтски-простодушною красотой и такъ граціозно пошла на встрчу мистеру Бруку, что онъ растерялся и съ трудомъ пробормоталъ какія-то извиненія за скорый визитъ.
— Извините, пожалуйста, но вы дйствительно миссъ Фуллеръ? Я пришелъ… я родственникъ лорда Моунткаррона и…
— О, я все знаю, мистеръ Брукъ, и ждала васъ. Да, я Глдисъ Фуллеръ. Къ сожалнію, мамы нтъ дома, но если вы присядете, она, конечно, вернется, пока вы еще здсь. Джонъ, подайте чаю.
Мистеръ Брукъ все еще не сводилъ съ нея глазъ.
— Я, вроятно, кажусь вамъ очень неловкимъ, во я не могу преодолть своего удивленія. Вы совершенно не похожи на то, какою я васъ себ представлялъ.
— Неужели? Какъ это забавно! Что же вы ожидали?
— Я и самъ не знаю. Моунткарронъ не мастеръ описывать, я воображалъ, что вы блестящая, модная женщина, ну, словомъ, красавица по профессіи.
— Это ужасно! Надюсь, вы теперь успокоились. Но, быть можетъ, вы не находите меня достаточно блестящею для моего новаго положенія?
Оба разсмялись.
— Я удивляюсь, что Моунткарронъ не съумлъ дать мн понятія о васъ. Но, повторяю, онъ не уметъ описывать.
— У, него натура не поэтическая, — подтвердила Глэдисъ, разливая чай.
— Вы правы. Нужно имть очень чуткую природу, чтобы умть изобразить женщину.
— Я не поблагодарила васъ еще за прелестныя розы, мистеръ Брукъ.
— Ни слова объ этомъ, пожалуйста. Вы любите цвты? Но зачмъ спрашиваю я это? Еслибъ я васъ видлъ раньше, я принесъ бы вамъ сегодня еще букетъ. Я умю различать, какая женщина предпочитаетъ цвты лентамъ.
— Не ошибайтесь относительно меня, мистеръ Брукъ. Я люблю ленты и все хорошее, обды, танцы, деньги.
— Быть можетъ, вы ничего лучшаго не знали?
Глэдисъ широко раскрыла глаза.
— Что могла бы я знать лучшаго?
— Все, что насъ возвышаетъ, а не унижаетъ.
— Но какая въ этомъ польза? жить на это нельзя. Мы должны сть, пить, платить по счетамъ. Мн кажется, что ни на что иное у насъ и времени не остается.
— Свтская жизнь дйствительно отнимаетъ много силъ и энергіи,— отвчалъ молодой человкъ,— и ничего прочнаго не даетъ намъ взамнъ.
— О, не говорите этого. Мн это еще не надоло. Я люблю танцы, театръ, всевозможныя увеселенія и желала бы только, чтобъ дни были вдвое длинне.
— Вы еще молоды,— замтилъ онъ такимъ тономъ, точно извинялъ ребенка.
Будущая графиня вспыхнули.
— Молода? Да мн въ январ уже стукнуло девятнадцать. Разв это мало? Вамъ и самому немного больше.
— О, да,— сказалъ онъ.— Мн двадцать три. Когда вы доживете до моихъ лтъ, вамъ тоже, надюсь, надостъ безполезная жизнь, которую мы ведемъ.
Онъ былъ очень красивъ, говоря это. Волосы его вились какъ у Антиноя, глаза имли мечтательное выраженіе. Глэдисъ смотрла на него съ любопытствомъ. Что-то привлекало ее къ нему, какъ никогда еще не влекло къ чужому, и она начинала находить, что кузенъ очень милъ.
— Вы уже, вроятно, были въ Карронби?— началъ онъ посл минутнаго молчанія.
— Нтъ еще. Моунткарронъ нсколько разъ предлагалъ създить туда, но намъ пришлось бы не ночевать дома, а мы такъ заняты теперь.
— Вы будете имть возможность полюбить Карронби впослдствіи, вроятно, станете жить тамъ большую часть года.
— Разв это такое прелестное мсто?
— Лучше всякаго описанія. Моунткарронъ никогда не цнилъ его по достоинству. Онъ не любитъ природы, по его мннію, она существуетъ только для охоты и рыбной ловли. Надюсь, вы сразу полюбите Карронби и будете жить тамъ подолгу.
— Вы очень восторжены, мистеръ Брукъ. Но я не люблю сельской жизни.
— Постараюсь, чтобъ вы ее полюбили. Когда вы проведете одно лто въ Карронби, вамъ не захочется даже думать о Лондон.
Глэдисъ засмялась.
— Въ такомъ случа вамъ придется хать туда со мною и указывать мн красоты. Не могу представить себ Моунткаррона въ качеств чичероне. У него воображеніе очень мало развито.
— Я буду въ восторг сдлаться вашимъ руководителемъ. Когда я дома, дня не проходитъ, чтобы я не побывалъ въ Карронби.
— Когда вы дома? Значитъ, вы живете по близости?
— Да, миляхъ въ двухъ оттуда у меня своя маленькая усадьба Нэтли. Это все, что я имю.
— И вы живете тамъ одинъ?
— Нтъ. Моя сестра, лэди Рентонъ, ведетъ мое хозяйство. Я надюсь, что вы съ нею подружитесь. Это лучшая женщина на свт.
— Въ самомъ дл?
Фраза ‘лучшая женщина на свт’ ей не понравилась.
— Она бы уже побывала у васъ, только сынишка у нея болнъ. Но она, все-таки, надется быть на вашей свадьб.
— Она вдова?
— Да, и на десять лтъ старше меня. Я всегда былъ ея любимцемъ, и, право, мн кажется, что съ тхъ поръ, какъ она няньчится съ маленькимъ Гуго, она считаетъ меня старшимъ изъ своихъ двухъ дтей. Мужъ ея былъ большимъ филантропомъ, и они такъ щедро тратили деньги на пользу человчества, что по смерти сэра Эдварда ей пришлось поселиться у меня. Право, не знаю, что бы я сталъ длать безъ нея. Она для меня все.
— Хорошо имть сестру, которую можно такъ любить,— сказала Глэдисъ.— У меня тоже есть сестра Винни, она во всхъ отношеніяхъ лучше и умне меня.
— Эллиноръ, не можетъ разстаться съ своими филантропическими планами. Денегъ у нея теперь не такъ много, какъ прежде, за то она отдаетъ длу все свое время.
— Она должна быть очень добра. Не угодно ли вамъ еще чаю?
— Нтъ, благодарю. Но я васъ непростительно задерживаю, миссъ Фуллеръ.
— Я очень рада, что познакомилась съ вами, — отвчала юна нсколько робко.— Мы скоро породнимся и должны быть друзьями. Кстати, лордъ Моунткарронъ обдаетъ у насъ сегодня, не придете ли и вы? Мои родители будутъ, наврное, рады ни? дть васъ.
Но хотя мистеръ Брукъ съ восторгомъ побесдовалъ бы еще доле съ двушкой, красота которой просто ошеломила его, онъ не счелъ возможнымъ нарушить этикетъ и принять отъ Глэдисъ приглашеніе къ обду.
Оставшись одинъ, онъ не могъ опомниться отъ удивленія. Чмъ боле размышлялъ онъ, тмъ мене понималъ, какъ могъ Моунткарронъ завоевать сердце такого воздушнаго, умнаго, поэтическаго существа, какъ Глэдисъ. Какія чары пустилъ онъ въ ходъ, чтобы убдить ее провести съ нимъ всю жизнь? Графъ всегда былъ до нкоторой степени предметомъ насмшекъ своей родни. Мальчикомъ онъ отличался тупостью и задоромъ, потомъ превратился въ неповоротливаго, сдержаннаго человка, понимающаго только два наслажденія въ жизни — клубъ и охоту. Ни политическихъ, ни литературныхъ, ни научныхъ вкусовъ онъ не имлъ. Разговоръ его ограничивался заурядными замчаніями, необходимыми для того, чтобы какъ-нибудь скоротать обдъ или балъ. Клубные пріятели прозвали его ‘упитаннымъ тельцомъ’, боле этого о немъ ничего нельзя было сказать.
Со времени своего визита у Фуллеровъ Брукъ просто бредилъ своею будущею кузиной. Онъ объявилъ Моунткаррону, что считаетъ его счастливйшимъ человкомъ на свт, и такъ откровенно высказывалъ всюду свой восторгъ, что какой-то осторожный пріятель посовтовалъ ему, наконецъ, быть посдержанне въ похвалахъ будущей графин. Тогда Брукъ сталъ говорить меньше, но бывать у Фуллеровъ чаще. Хозяева полюбили его и встрчали ласково, а Глэдисъ всегда съ улыбкою.
Она была почти такъ же очарована имъ, какъ и онъ ею. Его разговоръ совершенно не походилъ на то, что обыкновенно говорятъ молодые люди, по крайней мр, ей такъ казалось.
Онъ любилъ поэзію и музыку, вскор Глэдисъ объявила, что онъ милйшій изъ кузеновъ на свт, и уже смотрла на него, какъ на брата. Бесдовали они о Карронби столько, что двушка сгорала желаніемъ его видть и строила планы относительно того, какъ они будутъ проводить тамъ время. Мистеръ Брукъ долженъ перебрать съ нею старую библіотеку, ршить, какія новйшія добавленія желательны, познакомить ее съ своими любимыми авторами. Ршено было, что Глэдисъ станетъ учиться у него здить верхомъ. Она не имла возможности длать это въ Лондон, но была впередъ уврена, что полюбитъ зду, а Брукъ утверждалъ, что у нея самая подходящая фигура для амазонки.
А бгать на конькахъ! Неужели она не захочетъ учиться, этому, когда наступитъ зима? Въ Карронби есть прудъ, нарочно отведенный для этого удовольствія. Словомъ, молодой человкъ говорилъ такъ краснорчиво о прелестяхъ и удовольствіяхъ сельской жизни, что Глэдисъ съ досадой думала о томъ, что долженъ пройти неизбжный медовой мсяцъ, прежде чмъ она увидитъ свое новое помстье.
— Я такъ ненавижу путешествовать,— говорила она, надувая губки.— Ничего не успваешь видть и только мнешь платья въ сундукахъ. Зачмъ нуженъ людямъ медовой мсяцъ? Это, должно быть, невыносимо скучно.
— Не думаю, чтобъ Моунткарронъ продлилъ его доле необходимаго,— смясь, отвчалъ мистеръ Брукъ.— Онъ будетъ несчастенъ, если ему не удастся стрлять тетеревовъ двнадцатаго числа.
— Но мы вернемся ко времени охоты. Разв вы не знаете, что онъ нанялъ домикъ въ Шотландіи и что мы прідемъ туда прямо изъ Парижа? Подумайте только, какъ мн будетъ скучно! Моунткарронъ уйдетъ на цлый день, а я останусь дома одна.
— Достаньте себ здороваго маленькаго пони и позжайте съ мужемъ.
— Ничего такого я не сдлаю. Терпть не могу ружейныхъ выстрловъ надъ самыми ушами и маленькихъ пони. А потомъ вспомните еще утомленіе! Лучше ужь я останусь скучать дома. Хорошо бы, еслибъ вы хали съ нами, мистеръ Брукъ, чтобы забавлять меня.
Молодой человкъ слегка поблднлъ, но, все-таки, разсмялся.
— Не думаю, чтобы это было возможно, хотя я былъ бы всею душою радъ. Нтъ, я останусь въ Нэтли и стану ожидать вашего возвращенія. Врядъ ли вы прідете поздне сентября. Мы устроимъ вамъ такую тріумфальную арку, которую вы увидите на разстояніи мили.
— Хорошо, если бы теперь уже былъ сентябрь,— отвчала двушка.— Пока я не пріду въ Карронби, мн нечего будетъ длать.
Такъ говорили они за три дня до свадьбы.

Глава IV.
Свадьба.

26 іюля было суетливымъ и тяжелымъ днемъ для семейства генерала Фуллера. Слуги то и дло бгали вверхъ и внизъ по лстницамъ, хозяйки, въ томъ числ Винифреда, которую втянули въ домашнія хлопоты по этому случаю, давали приказанія, отмняли ихъ, разсылали записки во вс стороны, приходили въ отчаяніе оттого, что не приносятъ самыхъ необходимыхъ вещей, которыя, однако, всегда оказывались налицо, по крайней мр, за полчаса до назначеннаго времени. Въ теченіе всего дня генералъ почти не видалъ своихъ дамъ, но часовъ въ десять вечера Глэдисъ проскользнула въ кабинетъ, чтобы пожелать отцу покойной ночи. Онъ удержалъ ее за руку.
— Ты очень устала и блдна, дитя мое, — нжно сказалъ онъ.— Теб слдовало бы давно лечь.
— Всего, только десять часовъ, папа, дла было пропасть. Мама совсмъ замучилась.
— У нея будетъ довольно времени, чтобъ отдохнуть, когда ты насъ покинешь. Я никакъ не могу даже подумать о разлук съ тобою, Глэдисъ.
Губы двушки дрогнули, она прижала ихъ къ сдой голов отца, чтобы удержать ихъ трепетъ.
— Не будемъ думать объ этомъ, папа. Это случается со всми. Мы не несчастне другихъ.
— Мн кажется, что мы даже гораздо счастливе многихъ,— бодро отвчалъ онъ.— Не всякая двушка начинаетъ жизнь такъ, какъ ты, Глэдисъ. За то, конечно, и не вс отцы теряютъ такую дочь.
— Ты слишкомъ высокаго мннія обо мн, папа, еще мало видлъ меня. Еслибъ ты зналъ меня хорошо, то былъ бы радъ отдлаться отъ такой обузы.
Генералъ не обратилъ вниманія на эти слова. Онъ все еще держалъ маленькую ручку дочери и задумчиво разглядывалъ ее.
— Ты никогда не перестанешь считать меня другомъ, Глэдисъ?
— О, папа, что за вопросъ!
— Иные родители сказали бы теб при вступленіи въ новую жизнь, что твоимъ лучшимъ другомъ будетъ отнын мужъ и что ты должна это думать. Еслибъ надежды, съ которыми люди вступаютъ въ бракъ, всегда осуществлялись, такъ бы оно, вроятно, и было. Только рдко это выходитъ согласно нашимъ ожиданіямъ, Глэдисъ.
— Знаю, отецъ.
— Быть можетъ, лордъ Моунткарронъ дйствительно будетъ не только мужемъ, но и другомъ, я на это надюсь. Но мы такъ мало знаемъ его. Общай же обратиться ко мн, если ты когда-нибудь будешь въ гор или бд.
— Къ кому же пойду я иначе?— прошептала двушка.
— Многіе, даже очень хорошіе люди утверждаютъ, будто жен не слдуетъ говорить ни съ кмъ о своихъ домашнихъ горестяхъ. Если она несчастна, она должна схоронить тайну въ глубин души и показывать свту улыбающееся лицо. Я понимаю осторожность, но не вижу нравственнаго обязательства поступать такъ, не понимаю, почему мужъ такое священное лицо, о проступкахъ котораго нельзя даже говорить. Если жена несчастна, она всегда найдетъ много утшителей, и, по моему, гораздо лучше и безопасне, чтобъ она искала совта и успокоенія въ кругу семьи, а не у чужихъ.
— Папочка, разв ты думаешь, что я буду несчастна?— тихо спросила она.
— Боже избави, милое дитя. Но ни чья жизнь не свободна отъ печалей, и я только прошу тебя вспомнить въ случа бды, что у тебя нтъ боле преданныхъ друзей, какъ отецъ съ матерью.
— Не думаю, чтобъ мн жилось хуже, чмъ всмъ двушкамъ, по крайней мр, насколько это зависитъ отъ мужа. Видишь, папа, какъ выгодно не ожидать черезъ-чуръ многаго. Если Моунткарронъ будетъ вжливъ со мной, съ меня и того довольно. Онъ станетъ, вроятно, жить своею жизнью, а я — своею. Надо быть очень причудливой, чтобы требовать большаго.
— Разв ты никогда не мечтала быть подругой мужа?
— Возможно ли это? Вкусы мужчинъ и женщинъ такъ различны. У меня съ Моунткаррономъ нтъ ни одной общей мысли, кром охоты къ танцамъ, да и танцовалъ-то онъ, по его словамъ, только чтобы нравиться мн. Лучше бы онъ этого не длалъ. Такого плохаго кавалера у меня никогда не было.
— Но есть много другихъ вопросовъ, гд вкусы мужа и жены могутъ сходиться: наука, искусство. Жена должна стараться направлять мужа въ высшимъ цлямъ.
— О, папочка, ты требуешь слишкомъ многаго. Хорошо, если я съумю вынести Моунткаррона, какимъ онъ есть, не стараясь перевоспитывать его. Признаться, игра не стоила бы свчъ. Вотъ еслибъ онъ походилъ на мистера Брука, дло было бы иное.
— Ты не должна впадать въ привычку сравнивать мужа съ другими мужчинами. Это роковая ошибка. Разъ ты выйдешь за Моунткаррона, избавиться отъ него уже нельзя. Но ты можешь поднять его до высшаго уровня. Вс хорошія женщины въ состояніи сдлать это.
— Тебя, я уврена, никогда не надо было тянуть вверхъ,— ласково отвчала Глэдисъ, стараясь уклониться отъ предмета разговора.— Такого человка, какъ ты, я не найду на всемъ свт.
— У тебя никогда не будетъ, конечно, боле преданнаго друга,— дрожащимъ голосомъ отвтилъ отецъ.— Никто не можетъ любить тебя боле, чмъ я.
— Я не покину тебя, — внезапно воскликнула двушка въ сильномъ возбужденіи.— Скажи одно слово, и я не выйду ни за кого, останусь съ тобою до конца жизни старою двой.
— Старою двой!— гордо повторилъ отецъ.— Очень вроятно, что мужчины не дадутъ теб засидться! Да если ты завтра откажешь Моунткаррону, посл завтра вокругъ тебя будетъ уже увиваться цлый рой молодыхъ людей. Нтъ, дочка, все это вздоръ. Ты не отказалась бы отъ этого брака, даже еслибъ могла, да я и самъ не захотлъ бы этого. Я уже привыкъ думать о теб, какъ о графин Моунткарронъ.
При этомъ имени дочь отерла глаза.
— Вотъ началась бы суматоха, еслибъ я вздумала отказать ему! Да, отецъ, ты правъ. Поздно отступать, и чмъ скоре все кончится, тмъ лучше.
— А пока, чмъ раньше ты ляжешь, тмъ здорове будетъ для тебя. Поцлуй же меня и иди. Теперь теб остается одно: исполнить свой долгъ, ты достаточно умна, чтобы понять это, и отъ тебя зависитъ быть счастливою или нтъ.
Глэдисъ пошла спать со слезами на глазахъ. Она плакала при мысли о разлук съ отцомъ, но ей, все-таки, не нравились его разсужденія о долг. Замужъ она выходила только, чтобы веселиться, имть положеніе въ свт, много денегъ. Никакой охоты превращаться въ наставницу и поучать Моунткаррона она не испытывала. Если его взгляды ей не понравятся, пусть онъ держитъ ихъ про себя. Она передала разговоръ съ отцомъ своей сестр Винни и уже настолько оправилась отъ волненія, что могла окрашивать его совты нсколько комичнымъ оттнкомъ.
Винни широко раскрыла отъ изумленія свои большіе глаза.
— Что хочетъ сказать отецъ?— недоврчиво спросила она.— У графа прекрасныя манеры, я никогда не видала въ обществ боле приличнаго человка. Право, папочка иногда очень страненъ и иметъ преудивительные взгляды.
— Ну, оставимъ его теперь, милая,— отвчала Глэдисъ, ложась въ постель,— Давай спать, ради Бога, а не то глаза у меня будутъ завтра сонные.

——

Опасенія ея оказались, однако, неосновательными. Никогда не была она такъ красива, какъ въ день своей свадьбы, и когда она сошла съ лстницы, покрытая блыми кружевами и флеръ-д’оранжемъ, сердце отца, ожидавшаго ее въ сняхъ, сжалось при мысли отдать такую красавицу человку, котораго онъ мало знаетъ.
Лордъ Моунткарронъ, одтый по послдней мод, стоялъ на ступеняхъ алтаря, нервно разстегивая и застегивая срыя лайковыя перчатки.
Церковь была переполнена зрителями, они сообщали другъ другу, что смуглый, полный мужчина — женихъ, а красивый, блокурый юноша рядомъ съ нимъ — мистеръ Брукъ. Нкоторыя дамы находили, что изъ нихъ Брукъ гораздо боле взволнованъ и что лицо его вспыхиваетъ всякій разъ, когда шумъ колесъ возвщаетъ прибытіе новаго экипажа. По всему вроятію, это имъ только такъ казалось.
Наконецъ, появилась невста, опираясь на руку отца, и прошла всю церковь. Присутствующія дамы не нашли ее красивою. Волосы ея, по ихъ мннію, слишкомъ свтлы, носъ черезъ-чуръ длиненъ, фигура худа и не складна. Но будущая графиня шла между двухъ рядовъ зрителей, какъ королева, вовсе не заботясь о ихъ мнніи. Она подала руку жениху съ такимъ видомъ, точно даровала ему патентъ на дворянское достоинство, и заняла мсто передъ алтаремъ такъ спокойно, какъ будто ее уже внчали разъ двадцать.
Черезъ десять минутъ все было кончено. Прежде чмъ добрйшій генералъ могъ дрожащими руками найти въ молитвенник подходящее мсто, дочь уже сдлалась графиней Моунткарронъ и подошла къ отцу, чтобы поцловать его трепетными губами. Вслдъ затмъ Моунткарронъ поспшно увелъ ее и свидтелей въ ризницу подписывать брачный актъ, между тмъ какъ органистъ заигралъ Свадебный маршъ.
Мистеръ Брукъ былъ тоже приглашенъ расписаться въ качеств свидтеля.
— Ты не воспользовался еще своею привилегіей шафера, Джемсъ,— смясь, сказалъ графъ.— Разв ты не знаешь, что имешь право поцловать молодую?
Глэдисъ улыбнулась, ей было совершенно безразлично, поцлуетъ ее мистеръ Брукъ или нтъ. Но новый родственникъ отступилъ, пробормотавъ что-то о глупыхъ и вульгарныхъ обычаяхъ.
— Вы не хотите?— спросила его Глэдисъ, откидывая вуаль и глядя на него своими синими глазами.
Молодой человкъ поблднлъ и, подойдя къ ней, едва коснулся усами до ея щеки.
— Вы называете это поцлуемъ?— весело спросила новая графиня, на что лордъ Моунткарронъ объявилъ, что Джемсъ робокъ и не привыкъ цловать дамъ, но что современемъ онъ, наврное, исправится.
Потомъ онъ пропустилъ руку жены подъ свою и вывелъ ее изъ церкви. Органъ загремлъ, когда они появились въ дверяхъ, вся публика встала и безцеремонно разглядывала ихъ, пока они шли къ карет.
Моунткарронъ усадилъ Глэдисъ въ экипажъ, потомъ слъ рядомъ съ ней, примявъ ея пышное платье.
— Ну, славу Богу, кончено!— вырвалось у него.
— Да, но ты рвешь мою вуаль. Не подвинешься ли ты немножко?— отвчала Глэдисъ.
— Невыносимо, когда вс глядятъ прямо въ лицо, не правда ли? Не могу понять, какимъ образомъ забрались эти люди въ церковь. Я приказалъ длать вс приготовленія по возможности въ тайн. Теб это было очень непріятно?
— О, нтъ, къ этому привыкаешь въ обществ. Это мене тягостно, чмъ представленіе во двору.
— Да, это удовольствіе еще впереди, но, слава Богу, не раньше весны. Надюсь, отецъ не задержитъ насъ слишкомъ долго за завтракомъ. Мн хотлось бы ухать съ трехчасовымъ поздомъ.
— Скажи это пап, онъ все уладитъ. Какъ ужасно быть въ такомъ наряд въ двнадцать часовъ утра! Я съ восторгомъ сниму его и надну боле приличный костюмъ.
— И я также. Кстати, ты еще не поцловала меня. Неужели я одинъ не получу поцлуя отъ лэди Моунткарронъ?
Она обернулась совершенно невозмутимо и позволила ему поцловать себя, если ему угодно. Когда церемонія эта кончилась, молодая женщина испытала несомннное чувство облегченія.
Завтракъ прошелъ, какъ обыкновенно проходятъ такія трапезы, и въ два часа лэди Моунткарронъ, облеченная въ дорожный костюмъ, приготовилась слдовать за своимъ повелителемъ хоть на край свта. Гости стояли группами по комнатамъ. Глэдисъ подошла къ Джемсу Бруку, почти затерянному въ амбразур окна.
— Мы узжаемъ,— сказала она,— но я не успокоюсь, пока не затащу Моунткаррона въ Карронби. Какъ вы, однако, блдны! Вамъ не здоровится?
— У меня болитъ голова отъ ранняго пробужденія,— отвчалъ онъ съ вынужденнымъ смхрмъ.
— Бдный мальчикъ!— сказала она, приложивъ руку къ его лбу.— Нельзя ли помочь вамъ?
— Нтъ, лэди Моунткарронъ, благодарю.
— О, вы не должны величать меня такимъ образомъ. Теперь я ваша кузина и вамъ слдуетъ звать меня Глэдисъ. Не забудьте большой цвточной арки, которая должна привтствовать жени при моемъ възд въ Карронби.
— Не забуду, я ничего не забуду, Глэдисъ.
— Это хорошо. Я тоже нтъ. Мы пойдемъ вмст гулять по лсамъ въ первый день моего прізда. Очень жаль, что вашей сестры сегодня не было.
— Я тоже очень жалю, только Гуго еще болнъ, да и болзнь его заразительна. Надюсь, все это кончится къ вашему возвращенію.
— Надюсь и я. Прощайте пока, мистеръ Брукъ.
Она подала ему руку, онъ прижалъ ее къ своимъ губамъ.
— Прощайте. Желаю вамъ всего хорошаго.
— И вамъ тоже. Этимъ хорошимъ мы будемъ наслаждаться вмст,— отвчала она, улыбаясь, и вернулась къ своимъ.
Минуту спустя, она ухала. Роскошный экипажъ съ гербами на дверцахъ, запряженный чистокровными лошадьми, покатилъ къ станціи желзной дороги. Мистрисъ Фуллеръ и Винни кинули ему вслдъ пригоршни рису и старые атласные туфли, генералъ слдилъ за каретою, пока она скрылась изъ вида, а Джемсъ Брукъ стоялъ все въ той же амбразур, гд его оставила Глэдисъ, и кусалъ губы, стараясь подавить въ себ какое-то непокорное чувство.

Глава V.
Возвращеніе.

Пока Глэдисъ совершала свою свадебную поздку, члены ея семьи проводили время различно. Винни отправилась съ маленькимъ сыномъ къ морю, гд ея единственнымъ развлеченіемъ были періодическіе прізды мужа, сопровождавшіеся ворчаніемъ на плохой столъ и неисправную прислугу. Генералъ и мистрисъ Фуллеръ воспользовались случаемъ, чтобъ сдлать давно общанный визитъ какимъ-то скучнымъ родственникамъ въ Валлис. Карманъ ихъ очень опустлъ посл свадебныхъ расходовъ, и они нашли выгоднымъ сократить издержки въ теченіе нсколькихъ недль. Отъ новой графини получались постоянно извстія. Она не особенно любила переписываться, но, одаренная юморомъ, писала бойко, перебирая поочереди всхъ, съ кмъ приходилось сталкиваться, начиная съ гарсона, появлявшагося по ея звонку, и кончая самимъ лордомъ Моунткаррономъ. Но съ Шотландіи энергія ея какъ будто ослабла, письма стали трезве, она находила знаменитыя болота неинтересными, писала, что тоскуетъ по отц и не дождется, когда будетъ бродить по лсамъ Карронби и заниматься собственнымъ хозяйствомъ.
Въ одномъ изъ своихъ писемъ она увряла, что ей въ голову никогда не приходило, чтобы брачная жизнь могла быть такъ неинтересна. Мужа не бывало дома по цлымъ днямъ и она оставалась одна, придумывая, какой туалетъ наднетъ къ столу, хотя некому было ею любоваться, кром неуклюжихъ шотландскихъ слугъ. Она серьезно совтовала отцу хать куда угодно, только не въ Шотландію, когда онъ опять женится. Каждое письмо оканчивалось радостнымъ воспоминаніемъ о томъ, что въ конц октября они будутъ въ Карронби и что еще нсколько дней убавилось изъ срока искуса.
Наконецъ, день прізда былъ назначенъ. Давно уже ршили, что генералъ и его жена встртятъ молодыхъ въ Карронби, лордъ Моунткарронъ пригласилъ, кром того, и лэди Рентонъ съ братомъ. Мистеръ и мистрисъ Прендергэстъ тоже получили приглашеніе, но Винни писала сестр, что, какъ ей, вроятно, уже извстно по опыту, замужнія женщины должны часто длать то, что обязаны, а не то, что хотятъ, и что Морисъ ршилъ остаться дома. Глэдисъ такъ радовалась видть отца съ матерью, что почти не замтила отсутствія сестры.
Она была въ такомъ возбужденіи, когда поздъ приближался въ станціи, что лордъ Моунткарронъ едва могъ удержать ее на мст, нова онъ не остановится.
— Вотъ они, вотъ они!— истерически повторяла она, увидавъ милыя, знакомыя лица.
Не успла дверца отвориться, какъ Глэдисъ бросилась въ объятія отца и, не заботясь о томъ, что вс ее видятъ, осыпала его поцлуями.
Ее поспшно повели въ экипажу, и только тутъ замтила она изящную женщину съ красивымъ, кроткимъ лицомъ, руку которой радушно пожималъ лордъ Моунткарронъ.
— Глэдисъ, моя кузина лэди Рентонъ,— сказалъ лордъ, и черезъ мгновеніе она познакомилась съ сестрою мистера Брука.
— А гд же мистеръ Брукъ? Разв онъ не въ Карронби? Почему не пріхалъ онъ съ вами?— горячо спросила она.
— Я хотла, чтобы онъ присоединился къ намъ, лэди Моунткарронъ,— улыбаясь, отвчала гостья,— но у него на рукахъ важное дло: сооруженіе тріумфальной арки, подъ которою вы должны прохать къ своему новому жилищу. Эта работа поглощала вс его мысли за послднее время.
— Какъ мило съ его стороны помнить это! Да, онъ общалъ соорудить арку ко дню моего възда въ Карронби. Чу! Что такое? Ужь не звонъ ли колоколовъ?
— Да, здсь ждалъ верховой, чтобы скакать впередъ и предупредить, когда покажется поздъ. Не думали же вы, лэди Моунткарронъ, что мы дадимъ вамъ появиться въ Карронби незамченною? По всей дорог, по крайней мр, на протяженіи полумили отъ воротъ парка, шпалерами стоитъ народъ.
Гледисъ вспыхнула и, улыбаясь, взглянула на отца.
— Разв это не хорошо, папочка? Пріятно возвращаться домой такимъ образомъ! А теперь какъ въдемъ мы въ Карронби? Я хочу хать съ тобою, все время держать твою руку.
— Но, милая, это невозможно. Теб необходимо сидть рядовъ съ графомъ.
— Въ такомъ случа ты сядешь сзади,— папа, а мама и лэди Рентонъ займутъ другой экипажъ.
— Не лучше ли было бы, еслибъ мистрисъ Фуллеръ хала съ нами, а генералъ проводилъ лэди Рентонъ?— шепнулъ Моунткарронъ.
— Несомннно,— подтвердилъ генералъ.
— Ну, такъ я и совсмъ не поду,— отвчала Глэдисъ, надувъ губки.— Если я не могу хать съ папой, я останусь здсь.
— Что длать съ этимъ своенравнымъ ребенкомъ?— улыбаясь, спросилъ графъ.
— Право, не знаю. Мн стыдно за нее. Ршите вы, что длать.
— Въ такомъ случа я ршаю дать ей на ныншній день полную волю. Непріятно, что у насъ нтъ еще кавалера. Брукъ долженъ бы пріхать сюда, но дамы извинятъ, конечно, его кажущуюся невжливость.
— Я не разстанусь съ папочкой,— повторила Глэдисъ, точно балованное дитя.
Лордъ Моунткарронъ усадилъ ее рядомъ съ отцомъ, а самъ слъ сзади такъ спокойно, какъ будто уже много лтъ носилъ брачное ярмо.
Отъ станціи до Карронби было нсколько миль и генералъ имлъ время разглядть лицо дочери. Оно было оживленное, сіяющее, радостное. Глэдисъ слегка загорла отъ пребыванія на воздух, станъ ея округлился, хотя былъ все такъ же граціозенъ. Словомъ, она казалась здоровою, счастливою, полною энергіи. Чего же могъ еще желать самый нжный отецъ? Генералъ не въ состояніи былъ скрыть своего удовольстія.
— Видно, что вы очень берегли мое сокровище, Моунткарронъ,— горячо сказалъ онъ.— Глэдисъ никогда не казалась здорове.
— Да, воздухъ Шотландіи былъ ей очень полезенъ, да тоже. У нея проявился тамъ аппетитъ.
— Что же мн было иначе длать?— вмшалась Глэдисъ.— Стрлять тетеревовъ я не могла, оставалось только ихъ сть. Это было моимъ единственнымъ утшеніемъ. Какъ я тосковала по теб, папа!
— Глупое дитя! Я увренъ, что этого не было.
— Еслибъ этого не было, надо бы предположить, что она ужасная выдумщица. Она ежедневно говорила о васъ.
— Конечно, говорила. Мн хотлось, чтобъ кто-нибудь сидлъ со мною и развлекалъ меня. Одно вполн врно: ни за что на свт не поду я больше въ эти глупыя болота.
— Пока не выйдешь замужъ во второй разъ,— сказалъ лордъ.
— И тогда тоже нтъ. Я наглядлась на нихъ на всю жизнь. О, папа! Смотри, смотри! Ужь не арка ли это тамъ, гд развваются флаги? Такъ и есть, арка. На ней красными и блыми цвтами выложена надпись: ‘Добро пожаловать’. Какіе это цвты? Для розоновъ уже поздно. Это, наврное, георгины. Какъ это красиво и какъ любезно со стороны мистера Брука, что онъ устроилъ все это для меня! А сколько народу! Тутъ нсколько сотенъ вдоль дороги. Вс машутъ платками и кричатъ ‘ура!’ Моунткарронъ, слышишь ты ихъ? Я такъ счастлива! Мн кажется, я сейчасъ расплачусь.
Она встала въ экипаж, раскраснвшись отъ удовольствія, какъ дитя, говоря громко. Отецъ и мужъ съ трудомъ убдили ее ссть и съ достоинствомъ выслушать поздравленіе фермеровъ.
Возгласы: ‘Да здравствуютъ графъ и графиня!’ ‘Милости просимъ, лордъ и лэди Моунткарронъ!’ ‘Храни Боже Моунткарроновъ изъ Карронби!’ — все это звучало въ ушахъ Глэдисъ точно торжественный гимнъ въ честь высокаго положенія, котораго она достигла. Впервые почувствовала она, что значитъ быть графинею Моунткарронъ, впервые видла, слышала собственными ушами, какого значенія добилась. Щеки ея пылали, глаза блестли, сердце стучало такъ сильно, что она готова была задохнуться. Смутно видла она толпу, кланявшуюся и махавшую руками, пока карета катилась между двухъ рядовъ зрителей. Машинально наклонялась она направо и налво, дрожа отъ волненія, едва сознавая то, что ее окружало. Никогда еще отецъ не видалъ ее такою возбужденной и приписалъ ея волненіе гордости и счастью быть женою Моунткаррона, между тмъ какъ Глэдисъ такъ же мало думала о муж, какъ еслибъ онъ былъ послднимъ изъ поселянъ. Графъ далъ ей возможность подняться въ свт и ради этого она ни за что не разсталась бы съ нимъ, но волненіе ея происходило только отъ сознанія своей силы.
Карета въхала подъ прекрасную арку. Глэдисъ была слишкомъ возбуждена, чтобы даже замтить ее, и когда отецъ высадилъ ее у подъзда, она молчала отъ волненія, почти отъ испуга. Мужъ подалъ ей руку и ввелъ въ домъ своихъ предковъ, посреди двойнаго ряда слугъ, которымъ онъ представилъ новую графиню. Въ гостиной къ нимъ присоединились генералъ, мистрисъ Фуллеръ и лэди Рентонъ.
Тутъ Глэдисъ дала, наконецъ, волю своимъ чувствамъ и со слезами упала въ объятія матери.
— Полно, полно, дитя! Не надо плакать, въ первый разъ вступая въ домъ. Это дурное предзнаменованіе. Вы извините ее, Моунткарронъ. Она, должно быть, черезъ-чуръ устала.
— Нтъ, нтъ,— рыдала Глэдисъ,— я… я такъ счастлива.
Графу понравился этотъ комплиментъ. Какому влюбленному могло бы это быть непріятно? Онъ подошелъ къ жен, поцловалъ ее и сказалъ:
— Будь счастлива въ Карронби, моя дорогая. Мы понимаемъ твои чувства. Если мать отведетъ тебя въ твою комнату и напоитъ чаемъ, то ты скоро совершенно оправишься.
Мистрисъ Фуллеръ проводила дочь наверхъ и среди тишины и прохлады Глэдисъ быстро успокоилась.
— О, мама! Какъ я была глупа! Но привтствія народа, величіе Карронби, комфортъ и пышность, которыми я буду навсегда окружена, все это было такъ неожиданно, что я не могла сдержаться. Это было выше моихъ силъ.
— Я понимаю тебя, дитя. Ты достигла блестящаго положенія, и вполн естественно, что это тебя сначала ошеломило. Но ты скоро привыкнешь къ своей роли и освоишься съ новымъ домомъ.
— Взгляни на этотъ паркъ. Что за чудныя деревья! Имъ, по крайней мр, сто лтъ. Какое дивное мсто! Мистеръ Брукъ былъ правъ, говоря, что Карронби походитъ на сновидніе. И отъ такого-то брака отговаривалъ меня отецъ потому только, что его и мои понитія о любви не сходятся!
— Не говори объ этомъ, милая, даже не думай. Хорошо для васъ, что я никогда не позволяла отцу вмшиваться въ мои планы относительно дтей. Забрать себ въ голову отказать графу, собственнику такого имнія! Это просто безумно! Отецъ, наврное, и самъ понимаетъ это теперь.
— Да, онъ казался довольнымъ и гордымъ во время зды отъ станціи.
— Ты будешь здсь настоящею царицей. Я никогда еще не гордилась такъ кмъ-либо изъ своихъ дтей.
— Бдной Винни нечмъ особенно хвастать. Мужъ ея можетъ, конечно, доставить ей всевозможный комфортъ, но, по моему, если люди не достаточно богаты, чтобы жить иногда врозь, замужество всегда ошибка. Кстати, мама, видла ты мистера Брука?
— Да, онъ обдалъ здсь вчера, сегодня же его отвлекла отъ насъ тріумфальная арка.
Глаза Глэдисъ сверкнули.
— Сколько онъ хлопоталъ изъ-за меня! Надюсь, что я увижу его сегодня и поблагодарю за сдержанное общаніе.
— Мистеръ Брукъ гоститъ здсь съ сестрою, хотя ихъ собственная усадьба недалеко отсюда.
— Я попрошу его свести меня туда завтра, мн ужасно хочется видть Нэтли.
— Не лучше ли теб сперва ознакомиться съ собственными владніями? Къ тому же, и лэди Рентонъ здсь. Она была бы для тебя боле подходящимъ чичероне, чмъ мистеръ Брукъ.
— О, я никогда не буду любить ее столько, какъ ея брата. Кстати, мама, что она за женщина? Чопорная и аккуратная?
— Она вовсе не чопорна, напротивъ, какъ я слышала, очень добрая, иметъ большое вліяніе на брата, скоре походитъ на его мать, чмъ на сестру.
— Любитъ во все вмшиваться, вроятно? Но въ мои дла я на позволю ей соваться. Не скажу, чтобъ мн понравилось ея лицо. Она ничуть не напоминаетъ мистера Брука.
Разговоръ былъ въ эту минуту прерванъ стукомъ въ дверь, и лэди Рентонъ появилась на порог.
— Можно войти, лэди Моунткарронъ? Не могу ли я быть вамъ полезна? Боюсь, что васъ утомила длинная дорога и жара.
— Я дйствительно устала, но мн теперь лучше, благодарю. Я еще не успла слова съ вами перемолвить, а, между тмъ, столько слышала о васъ отъ мистера Брука.
— Неужели мой Джемсъ успваетъ говорить обо мн даже среди лондонскихъ удовольствій? Этого бы я никакъ не ожидала. Не думаю, чтобы онъ могъ сообщить вамъ что-нибудь очень интересное.
— Напротивъ. Я столько слышала о Нэтли, маленькомъ Гуго, о васъ, что сгорала желаніемъ познакомиться.
— Очень рада узнать это. Мы близкіе сосди и, вроятно, будемъ часто встрчаться. Джемсъ мастеръ описывать и такъ живо изобразилъ васъ, что я узнала бы васъ всюду.
— Онъ уже вернулся въ Карронби?— спросила Глэдисъ съ нкоторымъ смущеніемъ.
— Нтъ, я жду его не раньше обда. У него было еще много мелкихъ обязанностей врод угощенія фермеровъ, расплаты за звонъ колоколовъ…
— Лордъ Моунткарронъ очень любитъ мистера Брука.
— Ихъ всего только двое въ семь и, несмотря на разницу лтъ, это ихъ сблизило.
— Мистеръ Брукъ наслдникъ титула?— спросила Глэдисъ, не обращая вниманія на взгляды матери.
— Онъ никогда не считалъ себя наслдникомъ,— серьезно отвчала лэди Рентонъ.— Мы всегда надялись, что Моунткарронъ женится и будетъ имть прямое потомство. Такое горе, что вс братья его умирали одинъ за другимъ, но старая графиня, наша бабушка, была чахоточная, и отъ нея унаслдовали они расположеніе къ этой болзни.
— Но мистеръ Брукъ не чахоточный?— спросила Глэдисъ, внезапно оживляясь.
Лэди Рентонъ улыбнулась, видя ея безпокойство.
— Нисколько, и лордъ Моунткарронъ тоже нтъ. Вамъ нечего тревожиться на ихъ счетъ. У нихъ нтъ никакихъ признаковъ слабости легкихъ. Еслибъ вы слышали, какъ громко командовалъ сегодня Джемсъ работникамъ, это разсяло бы всякое опасеніе.
— Ну, Моунткарронъ тоже, кажется, не особенно нжнаго сложенія,— смясь, замтила Глэдисъ.— Недавно кто-то далъ ему сорокъ лтъ потому только, что онъ такъ толстъ. Мн кажется, онъ старше съ виду даже моего отца.
— Какая странная фантазія!— воскликнула мистрисъ Фуллеръ.
— Ты находишь, мама? Но ты еще не знаешь, какъ онъ лнивъ, сколько стъ. У него спина въ три раза шире папочкиной.
— Не пойдемъ ли мы внизъ, если ты уже отдохнула?— предложила мистрисъ Фуллеръ, находившая, что Глэдисъ напрасно такъ откровенничаетъ въ присутствіи кузины лорда Моунткаррона.

Глава VI.
Объясненіе.

Глэдисъ не встртилась съ мистеромъ Брукомъ до самаго обда. Она увидала его тогда въ углу гостиной, одтаго во фракъ и настолько похожаго на то, чмъ онъ былъ до ея свадьбы, когда проводилъ въ ихъ дом большую часть дня, что молодая женщина радостно бросилась къ нему и протянула руку.
— Какъ вы поживаете? Я такъ желала васъ видть и поблагодарить за прекрасную арку. Она удивительно красива. Мн и въ голову не приходило, что она будетъ такъ высока и такъ убрана цвтами.
— Вамъ слдуетъ благодарить за это жителей Карронби, а не меня, лэди Моунткарронъ,— отвчалъ онъ, удержавъ на минуту ея руку, потомъ снова отпустивъ ее.— Не было человка, который не обобралъ бы своего сада, чтобы дать цвтовъ для арки, вс усердно трудились надъ ея сооруженіемъ. Я только руководилъ работами.
— Но они ничего не сдлали бы безъ васъ.
— Напротивъ, сдлали бы. Знатныхъ новобрачныхъ всегда привтствуютъ тріумфальными арками. Это очень распространенный обычай.
Глэдисъ не понравилось это объясненіе. Ей хотлось думать, что вниманіе относится лично въ ней и что оно возникло по мысли мистера Брука. Она отвернулась отъ него, недовольная.
— Въ Лондон вы всегда называли ее своею аркой, я думала поэтому, что ее соорудили исключительно по вашему желанію,— медленно произнесла она.
— Такъ оно и было, лэди Моунткарронъ,— вмшалась лэди Рентонъ.— Джемсъ скроменъ и не любитъ хвастать своими заслугами, только увряю васъ, что еслибъ мстные жители сами придумали и соорудили арку, вышло бы совсмъ не то, что теперь.
— Я такъ и полагала,— съ удовольствіемъ отвчала Глэдисъ.
— Ну, а я иначе смотрю на дло,— равнодушно замтилъ Брукъ.
Глэдисъ чувствовала себя обиженною, сама не зная почему, уже съ первой минуты свиданія она почувствовала разницу въ обращеніи молодаго человка и недоумвала, отчего бы это могло быть. Посл обда натянутость продолжалась. Глэдисъ сла къ фортепіано и спла балладу, но мистеръ Брукъ не подошелъ къ ней, какъ длалъ бывало въ Лондон, не поворачивалъ ей листовъ, а остался въ дальнемъ углу комнаты, бесдуя съ генераломъ или читая газету. Глэдисъ легла спать хмурая и тутъ ке поршила объясниться съ кузеномъ на слдующее утро я узнать причину перемны. Она придумала позвать его гулять въ лсъ, простая вжливость должна будетъ помшать ему отказаться. На другой день, однако, лордъ Моунткарронъ затялъ охоту за куропатками, и мужчины появились за утреннимъ кофе въ охотничьихъ костюмахъ.
— Неужели вы оставите меня одну въ первый день моего пребыванія въ Карронби?— съ комическимъ ужасомъ воскликнула Глэдисъ.
— Ничуть,— отвчалъ невозмутимый лордъ,— ты останешься съ матерью Эллиноръ. Вы можете прокатиться по окрестностямъ, а за обдомъ мы разскажемъ вамъ вс наши приключенія.
Катанье вышло, однако, не веселое, хотя лэди Рентонъ была очень интересною спутницей и иного разсказывала дамамъ о томъ, что длаетъ для бдныхъ женщинъ. Но Глэдисъ вовсе не интересовалась ими и невыносимо скучала. По дорог она внезапно спросила, не могутъ ли он захать въ Нэтли.
Лэди Рентонъ очень удивилась этому, но была рада доставить ей удовольствіе и узнать, какъ поживаетъ безъ нея сынъ.
Лошадей повернули въ другую сторону.
Глэдисъ пришла въ восторгъ отъ Нэтли. Она была готова увлекаться даже маленькимъ Гуго, дружиться съ нимъ и, къ удовольствію его матери, настояла, чтобы его взяли въ Карронби, между тнь какъ мистрисъ Фуллеръ, знавшая отвращеніе дочери къ дтямъ, глядла на это въ молчаливомъ недоумніи. Но хотя Нэтли и Гуго служили въ тотъ вечеръ отличною темой для разговоровъ и могли бы, казалось, привлечь мистера Брука къ Глэдисъ, ничто не въ силахъ было вытащить молодаго человка изъ угла, и лэди Моунткарронъ все боле и боле дивилась. На слдующее утро она думала, что ей удастся, наконецъ, изловить его. На охоту никто не шелъ въ этотъ день, у Моунткаррона было дло съ управляющимъ, которое, наврное, задержитъ его до завтрака.
— Въ такомъ случа я пойду бродить по парку и лсамъ,— весело сказала Глэдисъ,— а мистеръ Брукъ будетъ моимъ кавалеромъ. Вы общали показать мн вс красоты Карронби, когда мы были еще въ Лондон.
— Никто лучше Джемса не можетъ показать теб здшнихъ мстъ,— замтилъ лордъ Моунткарронъ.— Ему извстенъ каждый сучекъ или камень… Сведи Глэдисъ въ ‘ущелье луннаго свта’, къ ‘скамь любовниковъ’, въ чащу, гд живутъ лоси. Она раздляетъ твои вкусы и точно также можетъ впадать въ лиризмъ при вид лсовъ и воды.
— Я былъ бы очень счастливъ, — пробормоталъ мистеръ Брукъ,— но….
— Разв вы заняты?— повелительно спросила Глэдисъ.
— Нтъ, только… Эллиноръ, что будемъ мы длать сегодня утромъ?
— Ничего особеннаго, Джемсъ. Я къ твоимъ услугамъ, если нужно.
— Вотъ и отлично, мы пойдемъ цлою компаніей осматривать лса. Возьми съ собой Гуго, Элиноръ, я общалъ мальчику побгать съ нимъ.
— Онъ будетъ въ восторг. Когда пустимся мы въ путь, лэди Моунткарронъ?
— Мн все равно. Когда вамъ удобне. Надюсь, прогулка не задержитъ насъ слишкомъ долго?
— Можно нсколько дней гулять по лсамъ Карронби и не исчерпать всхъ ихъ красотъ, только не надо васъ утомлять. Быть можетъ, вы не любите ходить?
— Не очень, но я непремнно должна познакомиться съ владніями мужа. Черезъ полчаса я буду готова.
Глэдисъ была не въ дух, когда они опять встртились. Она не могла понять явнаго нежеланія мистера Брука гулять съ нею, и тщеславіе ея возмущалось.
Въ тотъ день все было не по ней: солнце палило слишкомъ сильно, трава въ тни была черезъ-чуръ сыра, лсныя колючки цплялись за ея платье и рвали его, наконецъ, она боялась лосей.
‘Ущелье луннаго свта’ было прелестное мсто среди парка, отвсные склоны спускались къ вод, окаймленной тростникомъ, покрытой водорослями и большими блыми лиліями. Берега были настолько круты, что заслоняли домъ и надворныя строенія. Прекрасныя деревья бросали тнь на воду.
— Мсто это вполн заслуживаетъ свое названіе,— замтила лэди Рентонъ.— Ничего не можетъ быть красиве, волшебне его при свт луны. Ты часто бывалъ здсь въ это время, не такъ ли, Джемсъ?
— Да, въ давнишніе, годы, когда жизнь не лишила меня еще той искорки романтизма, которая была дана мн природою. Тогда я часто хаживалъ сюда въ лтніе вечера и старался писать стихи.
— А теперь въ васъ уже не осталось поэзіи, мистеръ Брукъ?— спросила Глэдисъ.
— Боюсь, что нтъ, лэди Моунткарронъ. Жизнь слишкомъ практична и лишаетъ насъ иллюзій. Слушай, Гуго, кто скоре сбжитъ съ одного склона и подымется на другой за горсть леденцовъ?
Онъ умчался съ племянникомъ. Глэдисъ угрюмо глядла на воду, покрытую лиліями, и вздохнула.
— Это печальное мсто,— сказала она и отвернулась.— Мн страшно. Я готова думать, что сюда приходятъ топиться.
— Я никогда не находила здсь ничего унылаго,— отвчала лэди Рентонъ.— Это безмятежное, невозмутимое пространство воды напоминаетъ неожиданный покой, который дается иногда человку среди житейскихъ бурь. Разв это не хорошенькій ручей, лэди Моунткарронъ?— продолжала она, указывая на маленькую, узкую рченку, по бокамъ которой расли папоротники и незабудки.— Это былъ любимйшій уголокъ бабушки и вс цвты посажены ею. Гд бы она ни увидала хорошенькій папоротникъ или водяное растеніе, она не могла успокоиться, пока не достанетъ корешокъ и не пересадитъ его къ ‘бабушкиному рву’, какъ его прозвали. Но вы устали лэди, Моунткарронъ? Не слишкомъ ли далеко мы зашли?
— Я дйствительно устала,— призналась Глэдисъ,— и хотла бы идти домой. Я не привыкла къ такимъ длиннымъ прогулкамъ.
Когда они вернулись къ себ, она тотчасъ же пошла въ свою комнату и не появлялась до завтрака, да и тутъ говорила только съ матерью и лэди Рентонъ. Ей было досадно, что мистеръ Брукъ избгаетъ ея общества. Что сдлала она, чтобы онъ показывалъ всмъ, какъ мало желаетъ онъ говорить или гулять съ нею? И это посл всхъ его увреній въ Лондон, всхъ прекрасныхъ общаній быть ея другомъ. Досадно! Но перемну въ мистер Брук замтила только она одна. Ни Фуллеры, ни лэди Реитонъ, ни Моунткарронъ не нашли никакой странности въ его обращеніи съ хозяйкой. Онъ былъ къ ней въ высшей степени внимателенъ, любезенъ, какъ и слдуетъ быть гостю, и никто не догадывался, что что-нибудь неладно. Генералъ съ женою должны были вернуться въ Лондонъ черезъ дв недли, лэди Рентонъ ршила, что и она, и ея домашніе удутъ тогда же.
Дня за два до ихъ отъзда Глэдисъ неожиданно встртилась съ мистеромъ Брукомъ въ саду. Онъ дремалъ, лежа на скамь подъ громаднымъ тутовымъ деревомъ, къ которому она направилась, чтобы собрать ягоды. Не усплъ онъ замтить ее, какъ тотчасъ же вскочилъ и готовился уйти.
— Вы могли бы, кажется, вызваться сходить за корзинкою для ягодъ, мистеръ Брукъ. Разв вы не видите, какъ он пачкаютъ мн руки?
— Я сейчасъ принесу, если вамъ угодно. Гд найду я корзину?
— Ихъ много въ зал. Торопитесь и принесите сами.
Онъ исполнилъ ея приказаніе, и пока онъ держалъ корзину, чтобы Глэдисъ могла класть ягоды, она опустила на нее руку и заглянула ему въ лицо.
— Отчего измнились вы ко мн?
При этомъ категорическомъ вопрос онъ вспыхнулъ.
— Измнился…— пробормоталъ онъ,— въ чемъ же?
— Вы отлично знаете. Нечего притворяться. Вы нисколько не похожи на то, чмъ были, когда мы встртились въ Лондон.
— Тогда вы не были еще замужемъ,— некстати сказалъ онъ.
— Какая же въ этомъ разница? Я уже была невстой. Къ тому же, тогда вы были чужой, а теперь вы мн родственникъ.
— Чего хотите вы отъ меня? Въ чемъ я провинился?
— Во всемъ. Я вижу, что вы теперь вовсе не интересуетесь мною, какъ бывало, не подходите ко мн, когда я пою или сижу одна, никогда не говорите мн ничего пріятнаго. Мн кажется, вы просто ненавидите меня.
— О, лэди Моунткарронъ! Какъ ужасно ошибаетесь вы!
— Ну, вотъ, хоть бы это! Вы постоянно зовете меня лэди Моунткарронъ, а общали звать Глэдисъ.
— Но еслибъ это не понравилось вашему мужу?
— Какъ можетъ это ему не нравиться? Онъ зоветъ же вашу сестру Эллиноръ, а она ему такая же кузина, какъ я вамъ.
— Она ему родная кузина, а вы мн только по мужу.
— Не стану принуждать васъ звать меня Глэдисъ, если вы этого не хотите. Мы можемъ до конца дней нашихъ оставаться другъ для друга лэди Моунткарронъ и мистеромъ Брукомъ. Только зачмъ вы давали такія блестящія общанія, если не предполагали ихъ выполнить?
Молодой человкъ казался страшно огорченнымъ. Онъ потупился, губы его нервно подергивались, синія жилки обозначились на лбу.
— Еслибъ вы только знали… еслибъ я могъ сказать вамъ!
— Я уже знаю боле, чмъ нужно,— продолжала его мучительница.— Я помню, какъ вы общали предпринимать со мною длинныя прогулки, учить меня ботаник, верховой зд, бганью на конькахъ, внушить мн любовь къ природ.
— Не можемъ же мы бгать на конькахъ, когда нтъ льду!— смущенно отвчалъ онъ.
Глэдисъ взглянула на него съ величественнымъ презрніемъ.
— Если вы станете говорить глупости, чтобы прикрыть свою невжливость, — торжественно произнесла она, — вс мои сношенія съ вами кончатся разъ навсегда.
Она отошла отъ него на нсколько шаговъ.
— Лэди Моунткарронъ… Глэдисъ!— послышался за нею умоляющій голосъ.
— Что, Джемсъ?— спросила она, лукаво глядя на него.
— Простите. Мн и въ голову не приходило, что вы такимъ образомъ истолкуете мою сдержанность. Неужели вы ничего не понимаете? Вы только что вернулись домой, родные ваши тутъ… я боялся, какъ бы они не сочли за самоувренность, не длали замчаній, еслибъ я завладлъ вами такъ скоро.
— Правда это?— улыбаясь, спросила она.
— Правда. Видитъ Богъ, я дйствовалъ не по собственному желанію,— вздыхая, отвчалъ онъ.
— Въ такомъ случа я васъ прощу подъ условіемъ, что вы исправитесь и докажете свое раскаяніе.
— Что долженъ я длать? Приказывайте и я повинуюсь.
— Отецъ съ матерью узжаютъ посл завтра и я должна посвятить имъ теперь все свое время, посл отъзда я буду ждать отъ васъ исполненія общаній.
— Но мы съ Эллиноръ возвращаемся въ Нэтли въ тотъ же день, мое присутствіе можетъ быть нужно сестр.
— Но разв вы обязаны возвращаться въ Нэтли?
— Крайней нужды нтъ, но только мы здсь уже три недли.
— Моунткарронъ говоритъ, что вы проводили, бывало, въ Карронби большую часть своего времени.
— Да, когда онъ былъ холостымъ.
— Ахъ, значитъ, я вамъ мшаю?
— Зачмъ истолковываете вы такимъ образомъ вс мои слова? Можете ли вы мн мшать? Но когда Моунткарронъ былъ холостымъ, мн естественне было находиться здсь. Теперь ему не нужно боле мое общество.
Но мн оно нужно.
— Вамъ, лэди… я хочу сказать Глэдисъ? Еслибъ я могъ только поврить…
— Говорю вамъ, что это такъ. Ужь не думаете ли вы, что я хочу жить полгода въ Карронби безъ всякаго общества? Вамъ извстно, что если Моунткарронъ не занятъ съ управляющимъ, онъ уходитъ на охоту. Къ тому же, онъ вовсе не интересуется тмъ, что занимаетъ меня. Я звала сестру погостить у насъ нсколько мсяцевъ, но несносный мужъ не пускаетъ ее, такъ что если еще вы измните мн, я совершенно осиротю.
— Я увренъ, что Эллиноръ во всякое время съ удовольствіемъ прідетъ къ вамъ, когда вамъ станетъ скучно, или приметъ васъ у себя въ Нэтли.
— Благодарю,— гордо отвчала Глэдисъ.— Дорогу въ Нэтли я нашла бы, полагаю, и безъ васъ, еслибъ захотла. Не объ этомъ прошу я васъ. Вы сказали, что мн стоитъ приказать, и вы все исполните, а когда я говорю, что желаю вашего общества, вы предлагаете мн видться съ вашею сестрой. Идите же своею дорогой. Говорить намъ боле не о чемъ.
Она подошла въ скамь, съ которой онъ всталъ, и сла, отвернувъ лицо. Немного погодя, онъ подошелъ къ ней и услся рядомъ.
— Глэдисъ…
— Нечего стараться поправить бду, мистеръ Брукъ. Вы слишкомъ ясно высказались, и никогда не обращусь я боле къ вамъ съ просьбой.
— О, нтъ, вы обратитесь, вы не съумете быть жестокою, даже еслибъ хотли. Не зовите меня мистеромъ Брукомъ, это такъ не по родственному.
— Вы величаете меня, однако, леди Моунткарронъ.
— Нтъ, никогда боле не буду, если это вамъ не нравится, только не сердитесь. Я поступалъ такъ, какъ мн казалось лучше.
— Могло ли это быть къ лучшему?
— Мн такъ думалось. Сестра совтовала мн не сближаться съ вами сначала, потому что это, пожалуй, не понравилось бы Моунткаррону. Я и самъ полагалъ, что такъ будетъ осторожне, а теперь не стану больше этого думать, только скажите, что вы простили меня.
— Я уже сказала это разъ, а вы опять принялись за свое. Но если вы дйствительно жалете…
— Очень жалю, боле чмъ могу сказать.
— Вы станете ходить со мною въ лсъ?
— Куда хотите.
— Учить меня здить верхомъ?
— Да, да!
— Бгать на конькахъ?
— И бгать на конькахъ, даже среди лта, если прикажете. Только считайте меня другомъ и зовите Джемсъ.
— Вотъ вамъ моя рука, Джемсъ,— ласково отвчала она.
Онъ взялъ ея стройную ручку и прижалъ къ своимъ горячимъ губамъ.
— Это скрпляетъ нашъ договоръ,— прошепталъ онъ.
— А теперь не угодно ли взять корзинку и трясти дерево, чтобы я могла набрать еще ягодъ. Мама ихъ очень любитъ, и я общала ей принести хотя немного. Если я не потороплюсь, она станетъ недоумвать, что сдлалось со мною.
Они принялись трясти дерево, сплыя ягоды сыпались на ихъ головы, пачкали платье, заставляя ихъ смяться, какъ дтей.
Но когда мистеръ Брукъ понесъ корзину къ дому и видлъ, какъ передъ нимъ шла Глэдисъ въ бломъ плать и широкополой шляп, точно богиня цвтовъ, онъ вздохнулъ про себя и подумалъ:
‘Увы, гд мои намренія? Какая нужда бороться, если нсколькихъ ласковыхъ словъ достаточно, чтобы заставить меня забыть все? Но кто бы могъ устоять?’
Тмъ не мене, онъ сильно работалъ надъ собою весь этотъ день и слдующій и твердо ршился вернуться въ Нэтли вмст съ сестрою. Но тутъ въ дло вмшалась судьба и разсяла вс его добрыя намренія.
Въ день отъзда гостей Моунткарронъ принялся стовать за необходимость разлуки.
— Что станемъ мы длать безъ нихъ, Глэдисъ?— спросилъ онъ.— Стыдно имъ, право, покидать насъ всмъ заразъ. Слушай, Джемсъ, теб, во всякомъ случа, нтъ ни малйшей нужды хать. Останься въ Карронби еще на нсколько недль, будь такъ добръ.
— Очень любезно съ твоей стороны, Моунткарронъ, приглашать меня, но…
— Никакого ‘но’ тутъ нтъ, милйшій. Я увренъ, Эллиноръ отлично обойдется безъ тебя, отъ твоего присутствія въ Нэтли никому нтъ пользы.
— Съ этимъ я не могу вполн согласиться, Моунткарронъ,— начала лэди Рентонъ своимъ ласковымъ голосомъ, — но если Джемсъ хочетъ остаться, онъ знаетъ, что его домъ и поля въ надежныхъ рукахъ.
— Понятно. Да онъ можетъ, наконецъ, здить всякій день въ Нэтли, чтобы посмотрть, какъ идутъ тамъ дла. И такъ, Джемсъ, начальство позволяетъ теб остаться и я тебя не отпущу.
— Если я могу каждый день отсюда здить въ Нэтли, я не вижу причины, почему бы мн не здить изъ Нэтли сюда,— нершительно отвчалъ молодой человкъ.
— Ужь этого ты никогда не сдлаешь, мы знаемъ тебя слишкомъ хорошо. Нтъ, милый, я тебя продержу еще съ недлю или дв, считай вопросъ ршеннымъ.
— Мой чемоданъ уже уложенъ и отнесенъ въ экипажъ,— продолжалъ Джемсъ.
— Какая важность!— воскликнулъ графъ.— Вильямъ, велите снять съ кареты чемоданъ мистера Брука и отнести въ его комнату.
Молодой человкъ все еще стоялъ въ нершительности. Какая-то магнетическая сила заставила его поднять глаза, они встртились съ взоромъ Глэдисъ.
— Вы не хотите остаться?— ласково спросила она.
— О, да, непремнно, я хочу остаться,— торопливо отвчалъ онъ и принялся хлопотать около сестры, усаживать мистрисъ Фуллеръ въ экипажъ, который долженъ былъ отвезти ее и генерала на станцію.
Прощальныя слова были, наконецъ, произнесены, гости ухали, Моунткарронъ ушелъ на конюшню. Глэдисъ и мистеръ Брукъ остались одни.

Глава VII.
Кузенъ и кузина.

Посл этого пораженія молодой человкъ совершенно пересталъ бороться съ собою. Стоило ли выбиваться изъ силъ? Что разъ случилось, того не передлаешь. Глэдисъ теперь жена его двоюроднаго брата и если ей хочется, чтобы мистеръ Брукъ сдлался ея другомъ, не смшно ли было бы отказываться отъ такого удовольствія только потому, что нельзя сойтись съ нею еще ближе? Никогда не узнаетъ она про т чувства, которыя онъ осмливается питать къ ней, а современенъ онъ забудетъ боль, которую испытываетъ въ ея присутствіи, излечится отъ нея или, быть можетъ, привыкнетъ и станетъ смотрть на Глэдисъ тми же глазами, какъ она на него. И мистеръ Брукъ остался въ Карронби на неопредленное время, предоставивъ теченію обстоятельствъ безпрепятственно увлекать его, куда угодно. По отъзд гостей семейный кружокъ въ Карронби сдлался гораздо тсне. Лордъ и лэди Моунткарронъ ршили не приглашать боле постителей до Рождества. Долгое отсутствіе графа привело, по его словамъ, въ упадокъ сельское хозяйство, птицы въ лсахъ оказалось меньше, чмъ въ прежніе годы, скоро начнется сезонъ охоты и надо хоть три раза въ недлю вызжать въ поле. Словомъ, въ эту осень у лорда было множество вскихъ причинъ не переполнять домъ гостями, а Глэдисъ была этимъ очень довольна. Только объ одномъ просила она мужа: дать ей хорошую, спокойную лошадь, чтобы учиться у мистера Брука здить верхомъ.
— Ты можешь отправляться съ нами, если хочешь, Моунткарронъ,— милостиво прибавляла она,— у меня будетъ тогда по кавалеру съ каждой стороны, чтобъ подхватывать меня, когда я стану падать.
— Спасибо, милая,— смясь, отвчалъ онъ,— но если теб все равно, я поручу Джемсу обязанность быть твоимъ наставникомъ. Я не умю учить молодыхъ дамъ сидть на лошади, хотя ты, наврное, окажешься понятливою ученицей и уже на будущій годъ будешь здить со мною на охоту.
— А если я упаду и убьюсь?— обиженнымъ тономъ спросила Глэдисъ.
— Джемсъ не допуститъ этого. Онъ настоящій кентавръ и знаетъ вс тайны верховой зды. Что касается меня, я буду слишкомъ утомленъ въ дни, свободные отъ охоты, чтобы скакать за вашею милостью по дорогамъ Карронби.
— Какой эгоистъ!— замтила Глэдисъ, когда вышелъ лордъ.
Молодой человкъ широко раскрылъ глаза. Впервые произнесла она въ его присутствіи слова осужденія о муж.
— Эгоистъ?— какъ эхо повторилъ онъ.— Въ чемъ же?
— Я не полагаю, чтобы это требовало разъясненія. Разввы не видите, что онъ не откажется ни отъ одного дня своей любимой охоты, чтобы доставить мн удовольствіе? Еслибъ это зависло отъ Моунткаррона, я никогда не научилась бы здить верхомъ.
— Вы немного несправедливы къ нему, Глэдисъ. Онъ согласился на вашу просьбу безъ малйшаго колебанія и, наврное, купитъ вамъ лучшую лошадь во всемъ околотк.
— Въ этомъ я не сомнваюсь, если только это не причинитъ ему хлопотъ. Онъ дастъ мн все, что можно имть за деньги. Почему бы и нтъ? Деньги мои столько же, какъ и его. Но, вмст съ тмъ, онъ не отказался бы отъ одного часа удовольствія, хотя бы даже дло шло о спасеніи моей жизни.
— Вы несправедливы!— горячо воскликнулъ Брукъ.— Моунткарронъ эгоистиченъ, какъ и вс мужчины, но очень любитъ васъ и сдлалъ бы все, чтобы доставить вамъ счастье.
— Неужели?— спросила графиня тмъ досадливо-вопросительнымъ тономъ, который равняется полному отрицанію.
Молодой человкъ понялъ ея мысль и не зналъ, радоваться ему или сердиться на нее за неожиданную откровенность.
— Вамъ, конечно, пріятне было бы имть Моунткаррона учителемъ,— сказалъ онъ.
— Ничуть.
— Почему же сердитесь вы на него?
— Я не сержусь, а просто длаю замчаніе. Не думала я, чтобы вы стали такъ горячо защищать его.
— Онъ очень добръ ко мн, Глэдисъ, и я…. его гость.
— Это еще не обязываетъ васъ говорить небылицы про него.
— Я и не думалъ этого длать.
— Да разв вы-то не ходите на охоту?— спросила Глэдисъ, внезапно обернувшись, чтобы поглядть ему въ лицо.
— Конечно.
— И любите ее?
— Больше всего на свт!— воскликнулъ онъ, забывшись.— Это самое возбуждающее, прекрасное занятіе. У меня дв великолпныя лошади, Глэдисъ. Вы должны пріхать какъ-нибудь въ Нэтли и посмотрть на нихъ. Эллиноръ зоветъ ихъ моими дтьми.
— Вы, повидимому, любите охоту столько же, какъ и Моунткарронъ,— сухо замтила молодая женщина.
— Несомннно. Нельзя любить ее больше моего.
— Однако, вы предлагаете отказаться отъ этого удовольствія, чтобы сопровождать меня. Да вы любите меня гораздо больше, чмъ Моунткарронъ!
Этотъ безсознательный намекъ поразилъ молодаго человка прямо въ сердце. Онъ вспыхнулъ, потомъ поблднлъ, умолкъ, наконецъ, отошелъ къ окну, чтобы оправиться.
— Разв я сказала что нибудь, чего не слдовало говорить, Джемсъ? Я не имла этого въ виду.
— Нтъ, нтъ, Глэдисъ. Я виноватъ, зачмъ утверждалъ, будто люблю охоту боле всего на свт. Мн еще гораздо пріятне доставлять вамъ удовольствіе.
— Ну, значитъ, вы раздляете мое мнніе!— возбужденно воскликнула графиня.— Лордъ Моунткарронъ предпочитаетъ свое удовольствіе моему. Это эгоизмъ, не такъ ли? Разв я не права? Скажите, да?
— Оставимте этотъ вопросъ, — смущенно отвчалъ онъ.— Есть много другихъ, гораздо боле пріятныхъ. Потолкуемте, вопервыхъ, о вашей лошади. Не думаю, чтобы въ конюшняхъ Моунткаррона нашлась подходящая. Хорошо бы, еслибъ онъ поручилъ мн купить ее. Въ Брайтон, у одного моего пріятеля, есть отличная лошадка, которую онъ желаетъ продать.
— Позжайте и купите ее сейчасъ же, — авторитетно произнесла Глэдисъ.— Я даю вамъ полномочіе, а если Моунткаррону это не понравится, онъ будетъ имть дло со мною.
— Нтъ, нтъ, Глэдисъ, — смясь, отвчалъ Брукъ,— не извольте быть такъ независимы. Не полагаю, чтобы Моунткарронъ согласился передать свои права другому. Надо сперва съ нимъ посовтоваться.
Совщаніе оказалось простою формальностью. Графъ сразу согласился, довольный тмъ, что его избавляютъ отъ хлопотъ.
— Длай, какъ хочешь, Джемсъ, и если лошадь надежна и хороша, купи его.
— Я знаю, что она надежна, иначе не предложилъ бы ее твоей жен. Дочь моего пріятеля здила на ней два года.
— Ну, и отлично. Вели переслать ее сюда.
— Нтъ, я лучше самъ съзжу въ Брайтонъ и еще разъ взгляну на нее, прежде чмъ покупать. Она была въ чужихъ рукахъ въ послднее время.
— Какъ ты, однако, щепетиленъ!
— Плохой здокъ можетъ испортить всякую лошадь. Это было очень послушное животное, когда я видлъ его, но, быть можетъ, потомъ все измнилось. Я побываю въ Брайтон и посмотрю еще разъ.
— Какъ знаешь, другъ, только не надодай мн. У меня и безъ того много заботъ. Отдаю Глэдисъ и ея лошадь въ твои руки.
Мистеръ Брукъ, уходя, недоумвалъ, такъ ли ошибается Глэдисъ въ оцнк характера мужа, какъ ему сначала казалось, и что сдлалъ бы графъ, еслибъ его желанія шли въ разрзъ съ долгомъ. Но еще боле подивился Джемсъ, какъ могла молодая женщина такъ скоро постигнуть истину. Онъ все еще воображалъ, что Глэдисъ вышла за Моунткаррона по любви, и ему казалось страннымъ, что она такъ легко подмтила его недостатки. Вскор ему суждено было прозрть.
Онъ осмотрлъ лошадь, одобрилъ ее, купилъ, и не прошло недли, какъ лэди Моунткарронъ уже взяла первый урокъ, посл котораго почти не сходила съ сдла. Она не позволяла мистеру Бруку совершенно отказаться ради нея отъ охоты, но онъ часто бывалъ не расположенъ охотиться или, по крайней мр, утверждалъ это. Много дней проводили они въ лсахъ и по дорогамъ Карронби, много вечеровъ за фортепіано или въ библіотек за чтеніемъ Теннисона.
Тмъ временемъ Моунткарронъ охотился, надзиралъ за фермою или спокойно дремалъ въ кресл посл хорошаго обда. Онъ не видлъ никакой бды въ томъ, что молодые люди постоянно вмст, или былъ слишкомъ лнивъ и эгоистиченъ, чтобъ думать объ этомъ. Еслибъ кто-нибудь осмлился сдлать ему намекъ, онъ засмялся бы и отвтилъ, что, вдь, это ‘только Джемсъ’, какъ будто Джемсъ былъ безвреднымъ животнымъ, завдомо не кусающимся.
Когда лордъ Моунткарронъ женился на Глэдисъ, онъ былъ очень влюбленъ въ нее, но съ этого событія прошло уже четыре мсяца и страсть графа начинала остывать. Онъ былъ увренъ, что любитъ Глэдисъ столько же, какъ прежде, ни за что на свт не отпустилъ бы ее изъ Карронби, считалъ ее такою же красивою и изящною, какъ въ день, когда она стала его женою, тмъ не мене, онъ былъ очень радъ, что забота о ней ложится не на него. Глэдисъ отлично опредлила его характеръ, когда утверждала, что онъ дастъ ей все, что можно пріобрсти за деньги, но ничего, связаннаго съ личными неудобствами.
И такъ, лордъ совершенно предоставилъ жену самой себ и обществу мистера Брука. Прошелъ цлый мсяцъ, а о возвращеніи молодаго человка домой не было еще и помину. Его лошадей перевели изъ Нэтли въ Карронби. Раза два въ недлю лэди Рентонъ прізжала провдать его, называла его лнивымъ мальчикомъ и спрашивала, ужь не намренъ ли онъ окончательно поселиться въ Карронби. Но никто не настаивалъ на его возвращеніи, а собственное сердце побуждало его остаться. Глэдисъ и онъ сдлались точно братомъ съ сестрою, по крайней мр, такъ казалось молодой женщин.
Она повряла Джемсу вс свои мысли, говорила ему даже гораздо больше, чмъ слдовало, и онъ слушалъ, сочувствовалъ, утшалъ. Однажды она сдлала роковую ошибку и призвалась ему, что не любитъ мужа. Этого онъ не подозрвалъ и былъ ошеломленъ. Шли они вмст по парку и Глэдисъ упрекала кузена за его мрачный видъ. Джемсъ дйствительно былъ печаленъ въ это утро. За завтракомъ Моунткарронъ строилъ планы на будущій годъ, и молодой человкъ невольно почувствовалъ, что какъ ни близокъ онъ къ своимъ родственникамъ, когда они дома, во всхъ важныхъ случаяхъ жизни Моунткарронъ и Глэдисъ будутъ вмст, а онъ одинъ. И это сознаніе такъ омрачило его душу, что онъ съ трудомъ могъ оправиться.
— Ободритесь, Джемсъ, — начала Глэдисъ посл минутнаго молчанія съ его стороны.— Не хочу я видть васъ съ такимъ съ длиннымъ лицомъ. Что случилось?
— Не могу сказать вамъ этого, Глэдисъ. Я и самъ не знаю. Мн грустно думать, что такая пріятная жизнь не можетъ продолжаться вчно.
— А почему бы и нтъ, т.-е. пока мы живы?
— Это невозможно. Уже теперь сестра зоветъ меня назадъ въ Нэтли.
— Но Нэтли не на конц свта. Вы можете каждый день прізжать оттуда, если хотите.
— Правда, пока вы и Моунткарронъ здсь.
— Мы удемъ изъ Карронби только на время сезона, а тогда, конечно, и вы подете съ нами. О, Джемсъ! Не будьте несносны и не придумывайте всякихъ ужасовъ, которые никогда не случатся.
— Я не желаю быть несноснымъ, Глэдисъ, но знаю, что мы должны когда-нибудь разстаться.
— Да зачмъ? Вы всегда можете хать туда же, куда и мы.
— Моунткарронъ не пожелаетъ, быть можетъ, чтобы я вчно ходилъ за вами по пятамъ.
— Богъ съ нимъ, съ Моунткаррономъ! Я этого хочу, и этого довольно. Вы единственный другъ, котораго я люблю, и я васъ не отпущу. Безъ васъ я буду несчастна.
— Разв ваша сестра не проведетъ съ вами Рождества?
— Да, но только она не вы. Никогда не могла я говорить съ Винни, какъ съ вами. Вы меня понимаете, не зовете моихъ мыслей фантастическими, натянутыми, романтическими. Я только и люблю васъ и папочку на всемъ свт.
— Вы забываете Моунткаррона,— торопливо вставилъ онъ.
— Нтъ, не забываю. Я бы рада забыть его, еслибъ могла. Разв вы не знаете, что я его никогда не любила?
Она сказала это небрежно, онъ подумалъ сначала, что она шутитъ.
— О, Глэдисъ, не говорите этого, даже въ шутку.
— Но это не шутка, а правда. Слушайте, Джемсъ,— продолжала она, остановившись на тропинк и глядя ему прямо въ глаза,— ужь не воображали же вы, что я его люблю?
— Конечно, воображалъ, и думаю такъ и теперь. Зачмъ бы вамъ иначе выходить за него?
Этотъ прямой вопросъ заставилъ Глэдисъ вспыхнуть, тмъ не мене, она отвчала откровенно:
— Чтобы быть графинею. Неужели вы полагали, что я собираюсь остаться старою двой или сдлаться какою нибудь мистрисъ Джонсъ или Томкинсъ, не имть ни денегъ, ни положенія въ свт,— словомъ, ничего? Вы, право, ничуть не лучше моего стараго папы.
На нсколько минутъ водворилось молчаніе. Джемсъ не зналъ, что отвчать на такое откровенное признаніе. Молодая кровь клокотала и кипла въ немъ при мысли, что Глэдисъ не любитъ мужа, но онъ, все-таки, не могъ сказать, что одобряетъ это.
— Почему не говорите вы со мной?— нетерпливо воскликнула она.— Изъ-за моего признанія вамъ нечего еще считать меня дурнымъ человкомъ. Сотни двушекъ длаютъ то же самое. Какая польза отъ замужства, если оно не переноситъ насъ въ боле высокую сферу? Да я и не врю, чтобы вы когда-либо думали, что я люблю Моунткаррона. Могла ли я его любить? Мы такъ же мало похожи другъ на друга, какъ свтъ и тьма, но это не помшаетъ мн быть очень хорошею женой.
— Уврены ли вы въ этомъ?— задумчиво произнесъ Джемсъ.— А что, если вы встртите и полюбите кого-нибудь другаго?
— О, этого я никогда не сдлаю!— отвчала она, вспыхнувъ,— я не изъ такихъ женщинъ, терпть не могу нжничанья и всхъ этихъ глупостей. Гораздо лучше быть искренними друзьями, какъ мы съ вами, не такъ ли?
— Гораздо лучше,— неясно прошепталъ онъ.
— Я вовсе не жалуюсь на Моунткаррона,— торопливо продолжала она,— онъ какъ разъ такой, какимъ я его себ представляла, я имю все, что мн нужно, и ни за что на свт не желала бы никакой перемны. Я только хотла сказать, что вовсе не нуждаюсь и никогда не буду нуждаться въ его обществ.
— И вы его не любите? Вы уврены въ этомъ?— продолжалъ Брукъ.— Это не простой капризъ съ вашей стороны? Быть можетъ, Моунткарронъ былъ рзокъ, чмъ-нибудь вызвалъ вашу ревность?
— Вызвалъ мою ревность?— прервала его графиня.— Да это невозможно, сколько бы онъ ни старался.
— А, однако, вы въ состояніи ревновать простаго друга,— сказалъ Джемсъ.— Досталось мн отъ васъ на прошлой недл за то, что я здилъ верхомъ съ миссъ Рэшертонъ!
— Я не хочу, чтобы вы здили съ нею, — гордо сказала Глэдисъ, — это дерзкая, заносчивая двушка, и вы дождетесь еще, что весь Карронби провозгласитъ васъ ея женихонъ.
— А что, еслибъ это и подумали? Она очень богата. Зачмъ не жениться мн на ней изъ-за ея денегъ, какъ вы вышли за Моунткаррона?
Глэдисъ бросила на него испуганный, сердитый взглядъ. Молодой человкъ хорошо понялъ его значеніе и успокоилъ ее, прикоснувшись до ея руки.
— Не бойтесь, Глэдисъ, сговора еще не было. На этотъ разъ вы не лишитесь еще вашего кузена, хотя я, право, не знаю, почему бы мн не послдовать вашему примру.
— А я знаю. Двушка совсмъ не то, что мужчина, ей надо пробивать себ путь въ жизни. Не думайте дурно обо мн, Джемсъ, за мою откровенность. Никому не говорила я этого, кром отца. Но все къ лучшему, не такъ ли? Еслибъ я не вышла за Моунткаррона, я не узнала бы васъ.
— Не думаю, чтобы это было большимъ несчастіемъ!— горько отвчалъ онъ.
— О, Джемсъ! Это жестоко. Мы такіе друзья! Право, стоило выйти за Моунткаррона уже ради того, чтобы пріобрсти такого родственника, какъ вы!
— Да, вы, женщины, только и думаете, что о титулахъ, деньгахъ, положеніи, и вамъ горя мало до тхъ несчастныхъ, которыхъ вы губите, добиваясь всего этого. Какое вамъ дло, что кто-нибудь страдаетъ, если только вы можете сдлаться графинею Моунткарронъ!
— Не понимаю, что вы хотите сказать.
— Я хочу сказать, что, достигнувъ цли своихъ желаній, удовлетворивъ своему честолюбію, вы могли бы ограничиться этимъ и не искать еще вдобавокъ друзей.
— Вы разв не хотите быть моимъ другомъ?
— Нтъ.
— Джемсъ, что это значитъ?
— Я и самъ не знаю. Вы свели меня съ ума своимъ признаніемъ. Бдный Моунткарронъ! Мн кажется, онъ заслуживаетъ большаго. Быть избраннымъ только ради тхъ выгодъ, которыя можешь доставить женщин, это ужасно!
— Ничего лучшаго онъ и не стоитъ!— смло воскликнула Глэдисъ.— Онъ женился на мн ради моей красоты, ради того блеска, который я придаю его дому. Между нами была правильная сдлка. Онъ любитъ меня не боле, чмъ я его.
— Вы такъ думаете, Глэдисъ?
— Я въ этомъ уврена. Нельзя судить о человк по тому, какъ онъ обращается съ женою при другихъ. Называть ее милою очень легко. Но женщины ищутъ длъ, а не словъ, а все, что длается для меня, исполняется слугами или… вами,— чуть слышно прибавила она.
— Я готовъ всегда служить вамъ, Глэдисъ,— горячо сказалъ молодой человкъ.— Вы можете разсчитывать на мою преданность до конца жизни.
— Ну, такъ не браните же меня, Джемсъ, и не жалйте своего кузена только потому, что онъ женился на мн.
— Жалть его! Боже мой! Могу ли я это длать? Вы тысячу разъ слишкомъ хороши для него.
— Это и я думаю. Но давайте не говорить о немъ, есть много гораздо боле интересныхъ тамъ.
— Я не могу ни о чемъ другомъ думать,— отвчалъ Брукъ.— Голова моя пошла кругомъ. Вообразить только, что вы не любите его! А я былъ такъ слпъ и считалъ васъ счастливою, довольною женщиной.
— Это и правда. Я вовсе не хочу любить его. Я люблю васъ, съ меня и этого будетъ.
Она произнесла это смлое заявленіе безпечно, какъ ребенокъ, вовсе не догадываясь, какія надежды возбуждаетъ въ груди кузена.
— Дай Богъ, чтобы вы всегда любили меня, — горячо произнесъ молодой человкъ, прижимая ея руку къ своему сердцу.
— Да объ этомъ и молить Бога нечего, — отвчала она.— Я не могла бы не любить васъ, даже еслибъ захотла. Значитъ, Длу конецъ.
Хорошо бы для нея, еслибъ дйствительно было такъ…

Глава VIII.
Открытіе.

Съ того времени, какъ Глэдисъ призналась, что не любитъ мужа, Брукъ сталъ смотрть на все, что она говорила или длала, иными глазами. За этимъ первымъ признаніемъ неизбжно послдовало второе: въ его собственныхъ чувствахъ къ ней. Онъ не имлъ намренія говорить объ этомъ, но выдавалъ себя невольно, что, какъ извстно, самый опасный способъ, которымъ мужчина можетъ дать понять женщин, что интересуется ею. Случайное прикосновеніе къ ея рук, тщетно скрываемая краска на лиц говорили за него. Все это было много разъ и прежде, но тогда Глэдисъ не придавала этому никакого значенія, теперь она иначе смотрла на все. Судьба, случай, что бы ни вмшивалось въ людскія дла и ни измняло ихъ произвольно, безъ всякаго отношенія къ нашимъ личнымъ желаніямъ, внезапно сорвали завсу съ ея глазъ, и теперь она отлично знала, что Джемсъ любитъ ее. Этого мало, молодой человкъ видлъ, что она это знаетъ, и понималъ, что остается лишь одно — покинуть Карронби. Ни одного слова не было произнесено между ними по поводу сдланнаго открытія, но глаза ихъ встртились, и прибавлять къ этому уже было нечего. Глэдисъ отвернулась, боле опечаленная, чмъ возмущенная, а Джемсъ сказалъ:
— Чмъ скоре вернусь я теперь въ Нэтли, тмъ лучше, не такъ ли?
— Да, — отвчала она.— Лэди Рентонъ уже давно ждетъ васъ. Черезъ дв недли будетъ Рождество.
Не длая никакихъ возраженій, Брукъ покинулъ ихъ домъ. Въ первую минуту, послдовавшую за внезапнымъ открытіемъ, лэди Моунткаронъ не видла никакой причины особенно тужить или возмущаться. Конечно, это очень не хорошо со стороны Джемми (когда она думала о немъ, она всегда называла его ‘дряннымъ мальчикомъ’), а, между тмъ, ей втайн льстило его поклоненіе. Въ себ она была уврена, а страданія, которыя испытываетъ онъ въ борьб съ своею несчастною страстью, нисколько не тревожили ее. Увренность, что она смотритъ на него только какъ на друга, длала ее эгоисткой. Еслибъ онъ удалился навки, искалъ забвенія въ перемн мста, тогда, конечно, лэди Моунткарронъ поняла бы, что лишилась чего-то очень дорогаго. Но онъ ухалъ только въ Нэтли, на разстояніе всего двухъ миль отъ нея, они будутъ встрчаться постоянно, то въ одномъ дом, то въ другомъ, и Глэдисъ съ удовольствіемъ думала о его безнадежной привязанности. Въ теченіе нсколькихъ дней посл его отъзда ей дйствительно казалось занятне гулять или кататься, ежеминутно надясь встртить его гд-нибудь на поворот дороги, чмъ имть его постоянно около себя. Но проходили недли, она не видала его, не слыхала ничего о немъ и, наконецъ, начала скучать. Ей не доставало пріятнаго товарища, умвшаго озарять новымъ свтомъ ея любимыхъ авторовъ, хорошо читать стихи, переводить вс греческіе и латинскіе отрывки, попадавшіеся въ книг. Брукъ былъ не богатъ, но вполн обезпеченъ. Это обстоятельство сдлало изъ него человка пока еще празднаго, и, именно благодаря своей свобод, онъ былъ отличный товарищъ. Ему некуда было спшить, онъ могъ расточать свои свднія на пользу друзей, и лэди Моунткарронъ щедро эксплуатировала его. Онъ читалъ и плъ съ нею, говорилъ многое, совершенно новое для нея, она привыкла смотрть на него, какъ на источникъ знанія, и вдругъ должна обходиться безъ этого. Онъ можетъ, конечно, захать къ нимъ иной разъ изъ Нэтли, взять ее съ собою кататься, пообдать съ нею и Моунткаррономъ, но простыя, свободныя, товарищескія отношенія кончились. Глэдисъ вскор стала тосковать о нихъ, какъ о серьезной потер.
Въ эту самую пору мистеръ и мистрисъ Прендергэстъ и нсколько другихъ гостей пріхали въ Карронби на Рождество, и мысли Глэдисъ на время отклонились отъ Брука. Сестрамъ было, о чемъ поговорить, лэди Моунткарронъ сгорала желаніемъ высказаться, но невольный инстинктъ заставлялъ ее молчать. Она твердила себ, что было бы не хорошо выдать тайну бднаго Джемми, и вполн врила, что только чувство чести мшаетъ ея изліяніямъ. Но въ этомъ она себя обманывала.
Лэди Рентонъ съ братомъ тоже были приглашены обдать въ Карронби на Рождество, и Глэдисъ въ первый разъ встртилась тутъ съ Джемми посл ихъ невольнаго объясненія. Каждое утро поджидала она его, но тщетно. Единственнымъ доказательствомъ, что онъ еще помнитъ ее, была корзина съ розами, которую она нашла въ своей комнат въ первый день праздника. Прикалывая блые, какъ воскъ, цвты къ своимъ волосамъ, Глэдисъ не понимала, почему такъ дрожатъ ея руки, и нервно засмялась, увидавъ въ зеркал свое пылающее, возбужденное лицо.
‘Бдный, милый Джемми,— подумала она,— ради него я буду довольна, когда кончится эта встрча. Онъ, наврное, волнуется. Мальчики такъ глупы! Но потомъ ему станетъ легче, и мы заживемъ попрежнему’.
Войдя въ столовую, она почувствовала облегченіе, увидавъ въ ней много гостей, въ числ ихъ были Брукъ и лэди Рентонъ. Ей пришлось извиниться за поздній приходъ, и гости объяснили этимъ ея волненіе и смущенную улыбку. Она не смла взглянуть на Джемми и вспыхнула, когда онъ подошелъ, чтобъ пожать ея руку, розы трепетали на ея груди точно живыя.
Въ качеств хозяйки лэди Моунткарронъ должна была идти къ столу съ самымъ почетнымъ изъ гостей, и, по велнію судьбы, на этотъ разъ такою особой оказался Брукъ.
— Джемми, теб сегодня достается Глэдисъ,— безпечно сказалъ лордъ Моунткарронъ, который велъ въ обду самую некрасивую и старую изъ всхъ присутствовавшихъ дамъ.
Остальные гости выстроились попарно и тоже двинулись въ столовую. Брукъ подошелъ къ хозяйк.
— Позвольте мн имть честь…— формально началъ онъ, подавая ей руку.
Она оперлась на нее, онъ чувствовалъ, какъ дрожатъ ея пальцы, съ минуту поглядлъ на нихъ, потомъ взоръ его скользнулъ по ея красивому встревоженному лицу.
— Вы рады видть меня, Глэдисъ?— тихо спросилъ онъ.
Она ничего не отвчала, но грудь ея колыхалась, зубы вонзились въ нижнюю губу, чтобъ скрыть ея трепетъ. Брукъ молча смотрлъ на молодую женщину и понялъ ея волненіе.
— Милая!— шепнулъ онъ, идя съ нею въ столовую.
По крайней мр, для двухъ изъ присутствовавшихъ рождественскій обдъ прошелъ какъ тревожный сонъ. Точно въ кошемар, мелькали передъ глазами Глэдисъ и Брука ростбифъ, жареныя индйки, пироги съ начинкой, плумпуддинги, лакеи произносили названія блюдъ надъ самымъ ихъ ухомъ, а молодымъ людямъ казалось, что они говорятъ за тысячу верстъ. Брукъ не замтилъ, какъ пронесли мимо него вино, потомъ, пробудившись точно отъ сна, позвалъ къ себ слугу, когда Моунткарронъ съ грубымъ хохотомъ спросилъ его, что съ нимъ длается. Глэдисъ не ла почти ничего, руки ея такъ дрожали, что она едва могла даже длать видъ, будто стъ.
Винни замтила все это и шепотомъ спросила сестру, не больна ли она. Лэди Моунткарронъ встрепенулась и сдлала попытку състь мороженаго, отчего ей стало дурно. Посл обда было произнесено нсколько скучныхъ и глупыхъ рчей о товарищескихъ отношеніяхъ и удовольствіи рождественскихъ сборищъ, Глэдисъ казалось, будто она слышитъ жужжанье многихъ машинъ, и у нея кружилась голова. Она обрадовалась, когда кончилось испытаніе и она могла, наконецъ, подать дамамъ знакъ удалиться. Войдя въ гостиную, она почти упала на диванъ. Винни тревожно подошла къ ней.
— Глэдисъ, что съ тобой? Ты была такая странная за обдомъ. Не больна ли ты?
— Нтъ. Въ комнат было такъ душно, что невозможно чувствовать себя хорошо. Къ тому же, я терпть не могу ростбифа и плумпуддинга. Гадкія, вульгарныя блюда! Я больна отъ одного ихъ запаха. Черезъ минуту я оправлюсь.
Винни благоразумно молчала, хотя и догадывалась, что должна же быть какая-нибудь причина для такой разборчивости. Она не желала навязываться на довріе сестры. Но то, что вслдъ за этимъ сказала ей лэди Моунткарронъ, пошло совершенно въ разрзъ съ ея первымъ замчаніемъ. Взглянувъ на мистрисъ Прендергэстъ своими красивыми глазами, она вдругъ воскликнула:
— О, Винни! Я такъ счастлива. Мн кажется, я еще никогда не испытывала такого счастія во всю мою жизнь. Надюсь, что это не передъ слезами.
— Съ какой стати? Очень понятно, что ты довольна. Это первое Рождество посл твоего замужества, и ты чувствуешь разницу между новою жизнью и прежнею. Было бы неблагодарно съ твоей стороны, если бы ты не была счастлива. Жаль только, что отца съ матерью нтъ здсь.
— О, да, я такъ хотла бы ихъ видть. Милый папочка, дорогой старый папа!— воскликнула Глэдисъ, спрятавъ лицо въ подушки дивана, и внезапно разразилась слезами.
Теперь Винни вполн была уврена, что сестра больна, и всячески старалась помочь ей. Дамы сочувственно столпились вокругъ нея, предлагая понюхать соли, выйти на свжій воздухъ. Наконецъ, Глэдисъ вырвалась отъ нихъ и скрылась въ собственныя комнаты, откуда вышла черезъ полчаса, свжая, улыбающаяся, сіяющая, повидимому, совершенно оправившись отъ временнаго нездоровья. Брукъ стоялъ въ гостиной, очевидно, поджидая ее, она прямо подошла къ нему и сдлала усиліе, чтобы говорить съ прежнею свободой и непринужденностью.
— Я еще не благодарила васъ, Джемми, за розы. Вы, конечно, замтили, что нкоторыя изъ нихъ на мн. Он дороже мн всхъ прочихъ подарковъ, взятыхъ вмст.
— Еслибъ я смлъ, я прислалъ бы вамъ что-нибудь получше,— отвчалъ онъ.
— Этого вы не могли бы сдлать, даже еслибъ хотли. Вы, вдь, сами научили меня любить цвты больше всего. Но вамъ я не могу дать цвтовъ, это было бы смшно. Прошу васъ, возьмите вотъ это,— робко продолжала она, подавая ему кольцо съ брилліантомъ,— и носите въ память о ныншнемъ дн.
— Спасибо за мысль, Глэдисъ,— отвчалъ онъ,— но мн не хочется брать вашего кольца.
— Мн подарилъ его не Моунткарронъ, — быстро возразила она.— Это подарокъ отца, когда мн минуло шестнадцать лтъ, съ той поры я носила его до… до прошлаго іюля. Возьмите, пожалуйста, Джемми. Я не снимала его цлыхъ три года, и мн было бы пріятно думать, что вы носите его теперь.
— Въ такомъ случа принимаю его, — серьезно отвтилъ онъ, надвая кольцо на мизинецъ.— Нечего говорить, Глэдисъ, что оно будетъ мн дорого. Я нуждаюсь въ утшеніи, — продолжалъ онъ, глядя на нее усталыми глазами,— вдь, я узжаю.
— Узжаете? Куда?— съ ужасомъ спросила она.
— Я хочу хать въ Лондонъ, заниматься адвокатурой. Вамъ, кажется, извстно, что отецъ назначалъ меня для этой профессіи. Къ счастію, это такое дло, которое можно изучать во всякомъ возраст.
— Но вы не нуждаетесь въ профессіи,— задыхаясь, сказала Глэдисъ, — вы совершенно отказались отъ намренія сдлать карьеру. Что заставило васъ вдругъ измнить ваши планы?
— И вы еще спрашиваете, Глэдисъ?
— Я хочу сказать, отчего бы вамъ не остаться въ Нэтли попрежнему? Вы найдете тамъ, чмъ заняться, если ужь вамъ нужно занятіе.
— Нэтли слишкомъ близко отъ Карронби,— просто отвтилъ онъ.— Къ тому же, профессія нужне мн теперь, чмъ когда-либо. Надо же чмъ-нибудь развлечь мысли, а для этого нтъ ничего лучше усидчиваго труда. Мн не слдовало прізжать сюда сегодня, Глэдисъ. Я еще слишкомъ слабъ, чтобъ встрчаться съ вами, и, наврное, не похалъ бы, еслибъ это не было въ послдній разъ.
Лицо ея поблднло отъ слезъ. Она испуганно глядла на Брука, ничего не слыша, не понимая, кром того, что онъ готовится покинуть ее.
— О, Джемми!— съ отчаяніемъ воскликнула она.— Не узжайте, не оставляйте меня одну. Вы мой единственный другъ на свт.
Комната опустла. Они были совершенно одни. Въ сосдней гостиной какая-то дама, воображавшая себя пвицей, рзкимъ голосомъ вскрикивала: ‘Прости!… Прощай!’ Брукъ подошелъ къ Глэдисъ и спросилъ:
— Что же будетъ съ нами, если я останусь?
— Да ничего. Мы будемъ счастливы и станемъ наслаждаться обществомъ другъ друга, какъ прежде. Мн было такъ тяжело безъ васъ, Джемми! Послднія дв недли показались мн вчностью, верховая зда перестала меня интересовать, да и все на свт. Моунткарронъ здилъ какъ-то со мною и всю дорогу говорилъ только о рп. Съ вашего отъзда я не прочла ни одной строчки. Какая польза отъ чтенія, если потомъ не съ кмъ поговорить! Вы не должны были оставаться здсь такъ долго, Джемми, если собирались ухать. Вы сами научили меня сознавать, что я не могу обходиться безъ васъ.
— Да, въ этомъ я виноватъ, каюсь. Мн не слдовало долго оставаться здсь. Это было не хорошо для насъ обоихъ. Я эгоистъ, Глэдисъ, и думалъ только о настоящей минут, о собственномъ удовольствіи. Дайте же мн ухать и поправить ошибку.
— Нтъ, я не позволю вамъ ухать, даже въ Лондонъ,— ршительно сказала она, видя свою власть надъ нимъ.— Я не могу жить безъ васъ, Джемми, вы мн нужны и должны остаться.
Онъ посмотрлъ на нее усталыми, но страстными глазами, точно его утомила внутренняя борьба.
— Если я останусь, Глэдисъ, возьмете ли вы на себя всю отвтственность?
Она не поняла полнаго значенія его словъ, но отвчала бы такъ же смло, даже еслибъ и поняла. Природа, а еще боле воспитаніе сдлали ее безпечною.
— Если вы останетесь, я принимаю на себя отвтственность, и не ручаюсь ни за что, если удете. Вы мой единственный другъ и руководитель. Узжайте, и я собьюсь съ пути, отравлю Моунткаррона, надлаю бдъ. О, Джемми, общайте не узжать!
— Общаю,— отвчалъ онъ.— Да проститъ мн Богъ, если я поступаю дурно, но вы поколебали всю мою ршимость, сдлали меня безсильнымъ. Худо ли, хорошо ли это, но я остаюсь, Глэдисъ.
— Вотъ теперь вы славный мальчикъ! Вы сдлали меня совершенно счастливою. Мы подемъ верхомъ завтра утромъ?
— Если хотите.
— Конечно, хочу. Я ни разу путемъ не здила съ вашего отъзда. Одной скучно. Слушайте, Джемми, не отправляйтесь домой по вечерамъ, оставайтесь со мной и Винни, давайте вмст читать. Мы только что принялись за Шелли, когда вы ухали.
— Да будьте же милосерды, Глэдисъ. Не подвергайте меня слишкомъ тяжкому испытанію. Я не одаренъ вашею силой ума или духа.
— О, это придетъ. Надо только ршиться на что-нибудь, и все пойдетъ отлично. И зачмъ… зачмъ намъ отказываться отъ удовольствія только потому, что…
— Потому, что нельзя имть всего, что мы желаемъ? Что-жь, Глэдисъ, быть можетъ, вы и правы. На свт такъ мало счастія! Безумно отказываться отъ того, что можно имть.
— Съ вами я всегда счастлива, Джемми.
— Не длайте мн такихъ опасныхъ признаній, Глэдисъ. Довольно и того, что вы это думаете.
— Значитъ, вы не хотите, чтобъ и была расположена къ вамъ?— спросила она, глядя на него своими синими глазками.
Онъ посмотрлъ на нее и не отвчалъ ни слова.
— Ужь не собираетесь ли вы провести весь вечеръ вдвоемъ?— раздался вдругъ надъ ними голосъ Винни.— Глэдисъ, меня просятъ спть что-нибудь. Не можешь ли ты исполнить со иною дуэтъ Мендельсона?
— Думаю, что могу, если только не перезабыла его. Найди ноты, а я приду черезъ мгновенье. И такъ, завтра въ одиннадцать часовъ?— обратилась она въ Бруку, когда вышла сестра.
— Я буду аккуратенъ, поврьте.
— А кольцо, Джемми?— шепнула она.— Станете носить его? Не только въ воспоминаніе о ныншнемъ дн, но и о нашей возобновившейся дружб.
— Милое колечко!— отвчалъ онъ, прижимая его къ губамъ.

Глава IX.
Взаимное признаніе.

Посл этого разговора рождественскіе праздники пошли весело. Гости здили верхомъ, танцовали, исполняли шарады, всего оживленне были лэди Моунткарронъ и Брукъ. Но еще до своего возвращенія въ Лондонъ Винни подмтила въ сестр настроеніе духа, вовсе не свойственное ей прежде и сильно встревожившее ее.
Семь Глэдисъ было хорошо извстно, что она не любитъ мужа. Самый фактъ этотъ не представлялъ ничего новаго. Только до сихъ поръ она не высказывала своего равнодушія къ нему, не обнаруживала прямаго отвращенія, а теперь не скрывала ни того, ни другаго.
Въ первый разъ, когда это случилось, лэди Моунткарронъ вошла въ комнату, гд Винни играла съ своимъ ребенкомъ. На лиц ея была кислая улыбка, точно она только что проглотила лкарство.
— Что съ тобой?— съ удивленіемъ спросила сестра.
— Ничего особеннаго, только Моунткарронъ сейчасъ поцловалъ меня.
Винни съ минуту поглядла на нее, потомъ разразилась смхомъ.
— Милое дитя, ты самое нелпое существо на свт. Что сказали бы люди, еслибъ слышали, какъ ты разсуждаешь о поцлуяхъ своего мужа?
— Никто не слышитъ меня и никому бы я этого не сказала, кром тебя, Винни. Но я терпть не могу, чтобъ меня цловали такъ, какъ онъ это длаетъ.
— Разв ты уже испытала иной способъ?— сухо спросила мистрисъ Прендергэстъ.
— Нтъ!— вспыхнувъ, отвчала Глэдисъ.
— Такъ что же теб не нравится?
— Все. Ненавижу эту процедуру. Зачмъ только двушки выходятъ замужъ? Он гораздо счастливе дома.
— Не думаю, чтобъ ты была счастливе, Глэдисъ. Не легко было бы, полагаю, убдить тебя отказаться отъ пышности, удовольствій, богатства, которыя теб дало твое новое положеніе. Признайся, ты не желала бы сдлаться опять ‘миссъ Фуллеръ’, даже еслибъ могла?
— Нтъ,— откровенно сказала лэди Моунткарронъ,— не желала бы. Я еще не жалуюсь на положеніе, хотя, признаюсь, не ожидала, что оно будетъ такъ тяжело. Никакъ не воображала я, что если двушка выходитъ замужъ, она должна позволять, чтобъ ее цловали постоянно, не справляясь, хочетъ ли она этого, или нтъ. Я никогда не была влюблена въ Моурткаррона.
— Вотъ въ этомъ-то и вся тайна, милая,— прервала ее Винни.— Еслибъ ты была влюблена, теб были бы пріятны его ласки.
— Нтъ,— упорно повторила Глэдисъ,— я могла бы сама цловать его, но никогда не желала бы, чтобъ меня цловали противъ моей воли. Мн гадко, когда со мною обращаются точно съ собственностью, какъ будто меня купили и заплатили сполна.
— Да такъ оно и было, Глэдисъ. Этою цной ты платишь за свою графскую корону, а я за столъ и квартиру,— со вздохомъ сказала мистрисъ Прендергэстъ.— Въ этомъ вся бда брачной жизни.
— Такъ и ты прошла черезъ все это?— горячо спросила Глэдисъ.— Ты понимаешь, что я чувствую, Винни, хотя ты и воображаешь, что любишь Мориса? Стоитъ ли посл того говорить о любви, если она не мшаетъ намъ прозрвать?
Съ минуту мистрисъ Прендергэстъ задумалась, прежде чмъ отвтить.
— Нтъ, милая, но этотъ самый фактъ доказалъ мн, что бракъ бываетъ проченъ только, если женщина уважаетъ себя. Что бы ты ни чувствовала къ Моунткаррону, не давай никому догадаться объ этомъ.
— Онъ такъ грубъ,— начала опять Глэдисъ, жаждавшая довриться сестр.— Ни въ чемъ не щадитъ онъ меня, разсказываетъ вс грязныя исторіи, которыя слышитъ, и зоветъ меня чопорною, если мн отъ нихъ тошно. Ты знаешь, Винни, я, вдь, никогда не любила этихъ разговоровъ. Они не доставляютъ мн никакого удовольствія, длаютъ меня просто больною.
— Надо привыкать къ этому,— отвчала сестра.— Такъ же поступалъ со мною Морисъ. Женщины, по вкусу мужчинъ, не могутъ быть слишкомъ наивны, когда выходятъ замужъ, а потомъ мужья всего мене щадятъ въ нихъ именно эту наивность. А когда они научатъ насъ всему дурному, они удивляются, если намъ все становится нипочемъ.
— Но не вс же мужчины таковы,— горячо возражала Глэдисъ.— Неужели вс они мняются посл свадьбы, смются надъ тою самою сдержанностью, передъ которою сначала преклонялись? Неужели нтъ на свт людей, которые любили бы женщину за ея скромность и старались сохранить въ ней это чувство?
Винни покачала головой.
— Только не мужья, по крайней мр, я никогда не видала такого примра. Я знала многихъ двушекъ, которыя выходили замужъ съ блестящими надеждами и разочаровались на самомъ порог новой жизни. А мы еще такъ идеализируемъ мужчинъ! Тяжело такъ рано прозрвать.
Глэдисъ глубоко вздохнула.
— Моунткарронъ лишилъ брачную жизнь всякой поэзіи въ моихъ глазахъ. Впрочемъ, быть можетъ, то же самое испытала бы я и со всякимъ другимъ.
— Пожалуй и такъ, Глэдисъ. Не думаю, чтобъ теб могли доставить удовольствіе чьи-либо ласки.
— Не знаю,— задумчиво отвчала сестра,— я этого еще не испытывала. Только человку, который захочетъ, чтобъ я его полюбила, слдуетъ обращаться со мною нжно, а не кидаться, какъ тигръ на добычу. Его натура должна быть несравненно поэтичне, чмъ у Моунткаррона, да и сть онъ долженъ меньше. Словомъ, Винни, я хочу имть товарища, а мой мужъ никогда не былъ имъ. Быть можетъ, и ласки не показались бы мн тогда такими непріятными. Только и губы должны быть у него не такія, какъ у Моунткаррона…
Мистрисъ Прендергэстъ испугалась. Кроткая, какъ отецъ, она отличалась, вмст съ тмъ, материнскою практичностью и не имла вовсе той силы воображенія, которая составляла основу характера сестры. Голубые глаза Винни широко раскрылись отъ изумленія.
— Милая, что ты говоришь? Не забывай, что ты замужемъ. Теб и думать нельзя о такихъ вещахъ и ни отъ кого не можешь ты получать поцлуевъ, какъ отъ графа.
Лэди Моунткарронъ внезапно встрепенулась.
— Конечно, нтъ! Какая я глупая! Я, должно быть, дремала, Винни, и мн грезилось невозможное. Не гляди такъ испуганно. Что сказала я такого ужаснаго? А, все-таки,— грустно продолжала она,— жизнь очень тяжелая вещь.
— Правда, этого никто не станетъ отрицать. Жизнь такъ тяжела, что остается только удивляться, какъ еще люди такъ хорошо справляются съ нею. Но не будемъ длать ее еще тяжеле. Я говорю не на основаніи нравственныхъ причинъ, а просто изъ прямаго разсчета. Какъ ни неудачны наши браки, всего умне примириться съ ними: если мы ихъ расторгнемъ, будетъ еще хуже.
— Ты, значить, думаешь, что вс мужчины одинаково дурны?— печально спросила Глэдисъ.
— Думаю, что весьма немногіе выдерживаютъ искусъ ежедневнаго общенія съ ними. Полагаю также, что такая двушка, какъ ты, чуткая, съ утонченными вкусами, не прожила бы счастливо ни съ кмъ. Большею частью мужчины грубы, Глэдисъ, и чмъ скоре примиришься ты съ этою мыслью, тмъ лучше.
— Я пойду гулять,— внезапно сказала лэди Моунткарронъ, вставая.
— Не пойти ли и мн съ тобою?
— Нтъ, спасибо, Винни. Мн хочется быть одной и обдумать то, что ты сказала. Не врится, чтобъ вс мужчины походили на… Моунткаррона.
— Тмъ хуже для тебя, если ты этому не вришь,— отвчала Винни, съ безпокойствомъ глядя ей вслдъ.
Глэдисъ одлась, чтобы идти гулять, и вышла въ паркъ, надясь встртить тамъ Джемми. Брукъ не жилъ теперь въ Карронби, но ежедневно являлся туда, и лэди Моунткарронъ всегда знала, гд можетъ встртить его. Имъ и въ голову не приходило, что эти свиданія очень похожи на тайныя. Зачмъ стали бы они встрчаться изподтишка, когда Джемми имлъ свободный доступъ въ домъ, а Глэдисъ во всякое время могла навстить Эллиноръ? А живя врозь, чего проще, какъ не говорить другъ другу, гд можно свидться на слдующій день? Гораздо хлопотливе разсылать гонцовъ. Дружба молодыхъ людей сдлала большіе успхи со времени ихъ встрчи на Рождеств. Тогда она была еще въ младенчеств и не знала, какимъ именемъ себя назвать. Теперь Глэдисъ и Джемми заглянули въ собственныя сердца и, если и молчали пока о томъ, что видли тамъ, то были уже готовы преодолть вс препятствія. Нечего удивляться поэтому, что, когда лэди Моунткарронъ, необыкновенно изящная и красивая въ своей дорогой шубк, начала спускаться къ долин ‘Луннаго свта’, она застала Брука около пруда съ ружьемъ въ рукахъ, внимательно глядвшаго въ воду.
— О чемъ мечтаете вы, Джемми?— спросила она, подойдя къ нему и взявъ его подъ руку.
Онъ нжно пожалъ ея ручку.
— Я соображалъ, не лучше ли было бы мн кинуться въ воду и разомъ покончить со всми заботами, Глэдисъ?
— Гадкій мальчикъ! Разв я не тутъ, чтобы утшать васъ? Что стала бы я длать, еслибъ вы утонули, Джемми?
— Немного поплакали бы, а тамъ и забыли бы меня.
— Никогда не забуду я васъ, это невозможно.
— Ну, да, до той поры, пока другой безумецъ не влюбится въ васъ. Тогда вы начнете терзать его такъ же, какъ теперь терзаете меня.
— Да чмъ же я васъ терзаю?
— Тмъ, что существуете.
— Въ такомъ случа, лучше бы мн не родиться?— вспыльчиво воскликнула она.— Право, не стоитъ жить, имя съ одной стороны Моунткаррона, а съ другой — васъ.
— Что такое опять сдлалъ Моунткарронъ?
— Ничего особеннаго, только поцловалъ меня, а я этого терпть не могу. А тутъ еще Винни утверждаетъ, что я должна выносить это до конца моей жизни! Право, этого довольно, чтобы желать скоре умереть!
— Разв вамъ такъ противны его поцлуи, Глэдисъ?
— Я ненавижу ихъ, ненавижу и его. Терпть не могу, когда онъ меня трогаетъ. Я, кажется, готова бы отрзать свои губы только оттого, что онъ ихъ цловалъ.
— Онъ не всегда былъ вамъ такъ противенъ.
— Всегда. Быть можетъ, не настолько, какъ теперь, но я никогда не могла выносить его нжничанья. О, Джемми! Иной разъ я думаю…
— Что думаете вы, милая?
Онъ привлекъ ее къ себ и обнялъ. Крутые склоны заслоняли ихъ отъ дома. Брукъ крпко прижалъ ее къ груди, глядя на ея хорошенькое лицо.
— По временамъ,— продолжала она, содрогаясь,— я и сама не знаю, стоютъ ли хоть какія-нибудь блага на свт, чтобы ради нихъ жить такъ, какъ я живу. Я говорю о титул, богатств, о всемъ томъ, за что двушки готовы отдать душу. Прежде я не знала того, что знаю теперь. Мн казалось, что во всемъ мір нтъ ничего, что я цнила бы выше…
— А теперь разв есть что, Глэдисъ?
— Вы знаете, что да.
Онъ наклонилъ къ ней свое красивое молодое лицо и прижалъ губы, нервныя, какъ у женщины, къ ея губамъ. Поцлуй длился всего только минуту, но ршилъ ихъ судьбу. Теперь не было боле возврата къ дружб. Глэдисъ молчала, но, опустивъ голову на его плечо, втайн желала, чтобы мигъ этотъ продолжался вчно. Брукъ тоже молчалъ, но, немного погодя, спросилъ, задыхаясь отъ счастья:
— Ты любишь меня, милая?
— Да, люблю, зачмъ стала бы я отрицать это? Ты, наврное, уже давно догадываешься. Только изъ этого ничего не можетъ выйти, Джемми, и чмъ меньше будемъ мы говорить объ этомъ, тмъ лучше.
— Боже мой!— простоналъ молодой человкъ,— чмъ заслужили мы, чтобы счастье далось намъ такъ поздно? О, Глэдисъ, ангелъ мой! Я любилъ тебя съ первой встрчи! Отчего не хватало у меня тогда мужества высказаться?
— Это ни къ чему не послужило бы, — печально сказала она.— Я была уже обручена съ Моунткаррономъ.
— Ты взяла бы назадъ свое слово, милая. Еслибъ ты знала о моей страстной любви, еслибъ сама полюбила меня, ты порвала бы вс связи и пришла ко мн. Глэдисъ, день твоей свадьбы нанесъ смертельный ударъ всмъ моимъ надеждамъ.
— Бдняжка! А я ничего и не подозрвала. Но и тогда, Джемми, я уже такъ привязалась къ теб, что, помнишь ли, желала взять тебя съ собою на свою свадебную поздку?
— Судьба назначила насъ другъ для друга,— стиснувъ зубы, сказалъ Брукъ.— Теб не нужно было другаго мужа, а мн другой жены. Видишь ли, несмотря на вс препятствія, мы, все-таки, сошлись. Ты замужемъ, а, между тмъ, я держу тебя въ своихъ объятіяхъ, цлую тебя, слышу, какъ бьется твое сердце. Клянусь, ты будешь еще моею.
— Нтъ, нтъ, Джемми!— воскликнула Глэдисъ, зажимая ему ротъ рукою.— Не говори этого, не думай. О чемъ мечтаешь ты? Не забывай, что я жена Моунткаррона.
— Видитъ Богъ, я желалъ бы это забыть!
— Слушай же, милый. Ты не сдлаешь меня несчастною изъ-за того, что я имла слабость высказать теб свою любовь, слушать тебя, цловать. Ты не станешь говорить такихъ вещей, отъ которыхъ я прихожу въ ужасъ, не воздвигнешь между нами преграды. Джемми, если ты сдлаешь хоть что-нибудь, отчего мы съ тобою разойдемся, я прокляну тотъ день, когда родилась.
— Разойтись съ тобою? Да разв это возможно? Ты не должна даже думать объ этомъ!— отвчалъ онъ.
Губы его поблднли.
— Не буду, если ты общаешь не говорить того, чего не слдуетъ. Бда, конечно, что мы такъ привязались другъ къ другу, только незачмъ еще увеличивать горя. Будемъ же счастливы. Ни о чемъ другомъ намъ и заботиться не надо.
— Для тебя, быть можетъ, это легко,— отвчалъ онъ,— но не для меня. Ты холодна, Глэдисъ, въ этомъ ты сама часто признавалась, у меня же натура иная. Теб непріятны поцлуи, ласки…
— Неужели непріятны?— чуть слышно сказала она, потомъ охватила руками его шею и прижалась заплаканнымъ лицомъ къ его лицу. Она была не изъ слезливыхъ, и никогда еще Брукъ не видалъ ее такою взволнованною, и ея печаль въ связи съ невольнымъ порывомъ нжности глубоко тронула его. Онъ схватилъ молодую женщину въ свои объятія и осыпалъ поцлуями.
— Милая моя, прости! Я забылся. Мысль, что ты меня любишь, свела меня съ ума. Считай это минутнымъ увлеченіемъ и врь, что никогда боле не оскорблю я тебя. Завтра я буду совсмъ иной, опять сдлаюсь твоимъ спокойнымъ кузеномъ Джемми, и теб не придется боле бранить меня за нарушеніе родственныхъ привилегій.
Они еще разъ поцловались и вскор вернулись домой, совершенно довольные собою, твердостью своего ршенія и тмъ будущимъ, которое себ предначертали.

Глава X.
Вызовъ.

Брукъ всми силами старался сдержать общаніе, а если иногда онъ готовъ былъ забыть его, Глэдисъ напоминала ему о немъ. Сначала онъ выслушивалъ ея выговоры смиренно, потомъ сталъ хмуриться, наконецъ, предался чему-то очень похожему на отчаяніе. Гости уже разъхались изъ Карронби и, за исключеніемъ нсколькихъ молодыхъ людей, которые появлялись въ замк и исчезали, какъ тни, домъ почти опустлъ и графиня, боле чмъ когда-либо, скучала по Джемми, обществомъ котораго пользовалась все рже. Мрачное настроеніе Брука усиливалось съ каждымъ днемъ, поступки его отличались лихорадочностью, неопредленностью. По временамъ онъ казался страстно влюбленнымъ, не отходилъ отъ Глэдисъ, слдовалъ за нею, какъ тнь, упивался каждымъ ея словомъ, не сводилъ глазъ съ ея лица, такъ что молодая женщина начинала бояться, какъ бы его обращеніе съ нею не привлекло вниманія, и указывала ему на эту опасность. Тогда онъ пропадалъ изъ Карронби по цлымъ днямъ и недлямъ, а если случайно встрчался съ нею, молчалъ и и былъ печаленъ. Иногда онъ притворялся больнымъ, для того чтобы сердце ея испытывало тревогу и состраданіе, а если она ршалась, наконецъ, высказать свои чувства, онъ саркастически смялся и спрашивалъ, съ какихъ поръ научилась она сочувствовать терзаніямъ, которыя сама причиняетъ. Не успвала его рзкость вызвать слезы на ея синіе глаза, какъ онъ мгновенно кидался въ ея ногамъ, клялся, что никогда не любилъ другой женщины и что готовъ выносить вс мученія, лишь бы наслаждаться ея обществомъ.
Но постоянныя сомннія, тревоги и волненія, среди которыхъ жила теперь лэди Моунткарронъ, повліяли, наконецъ, на ея здоровье. Она стала тосковать и безпокоиться, если не видла Джемми. Если они разставались въ ссор, она воображала, что онъ прямо отъ нея отправился къ другой женщин или лишилъ себя жизни и что въ эту самую минуту онъ лежитъ гд-нибудь въ лсахъ Карронби, прострленный собственною рукой. Но и въ его присутствіи она не знала покоя. Ей казалось, что вс въ дом видятъ его любовь къ ней и что, какъ ни тупъ Моунткарронъ, онъ во всякое время можетъ прозрть. Щеки ея вспыхивали каждый разъ, когда глядлъ на нее Брукъ, и блднли, если взоры его были обращены въ другую сторону. Словомъ, она жила теперь тою жизнью, полною мученій, которую люди зовутъ любовью, трепетала отъ каждой бездлицы, вздрагивала при всякомъ шорох, чувствовала, будто умираетъ въ присутствіи милаго, и, вмст съ тмъ, считала немыслимымъ жить врозь. Нужно сказать, что молодой человкъ подвергалъ ея терпніе тяжкому испытанію. Онъ очень страдалъ и, какъ мужчина, считалъ нужнымъ мучить и ее. Сегодня она для него все, завтра — ничто. Иногда онъ сжималъ ее въ своихъ объятіяхъ и душилъ поцлуями, иногда не касался даже ея руки, былъ то пылокъ и страстенъ, то холоденъ, какъ ледъ, и Глэдисъ, впервые испытавшая чувство любви, не знала, какъ понять это. Какъ ни страдала она въ присутствіи Брука, ей, все-таки, пріятне было видть его, чмъ лишиться его общества, но ему близость ея причиняла невыносимую боль и онъ бжалъ въ уединеніе Нэтли, пропадалъ въ теченіе многихъ недль, а лэди Моунткарронъ скучала, не смя длать замчаній.
Такъ шло дло до половины апрля, когда лордъ Моунткарронъ началъ поговаривать о переселеніи въ Лондонъ на время сезона. Глэдисъ очень радовалась этой перемн, она мечтала посщать оперу вмст съ Джемми, съ наслажденіемъ думала о вальс, который будетъ танцовать съ нимъ, о прогулкахъ верхомъ, о всхъ тхъ случаяхъ, когда имъ удастся обмниваться тми новыми мыслями и чувствами, которыя сдлались для нея второю природой. На опасности такихъ сношеній она никогда не останавливалась. Пока Моунткарронъ молчаливо одобрялъ ея интимность съ кузеномъ, ей и въ голову не приходило, что свтъ можетъ видть и порицать то, чего не замчаетъ мужъ. Но Брукъ былъ проницательне ея, лучше зналъ людей и предвидлъ приговоръ, который будетъ произнесенъ надъ ними еще до конца сезона. По мр того какъ приближался отъздъ, онъ становился все пасмурне. Уже цлыхъ дв недли не показывался онъ въ Карронби и Глэдисъ чувствовала себя несчастною. Безъ него она до нкоторой степени понимала то горе, которое готовила себ въ будущемъ, но если и плавала при этой мысли, то, все-таки, не помышляла отказаться отъ его любви. Отречься отъ Джемми, когда она не можетъ обойтись безъ него даже двухъ недль! Просто нелпо говорить объ этомъ! Вся жизнь ея померкнетъ.
Однажды утромъ, тщетно прождавъ его нсколько часовъ, лэди Моунткарронъ велла заложить коляску и ршилась хать завтракать къ Эллиноръ. Она не въ состояніи была доле терпть этой неопредленности. Джемми, можетъ быть, болнъ или умираетъ, тревога сдлаетъ и ее больною. И, дйствительно, она была очень блдна и утомлена, отправляясь въ Нэтли. Черезъ полчаса она была уже тамъ, Эллиноръ радушно встртила ее. Она любила жену кузена, жалла, что Глэдисъ рже прежняго прізжаетъ въ Нэтли и не такъ долго остается тамъ, и когда коляска съ миніатюрнымъ грумомъ и хорошенькими пони подъхала къ крыльцу, хозяйка выбжала, чтобъ освободить гостью отъ окутывавшихъ ее плэдовъ.
— Какъ я рада васъ видть, милая! Я ужь думала, что вы никогда боле не прідете въ Нэтли. Какъ перемнилась погода за послдніе дни! Теперь ужь почти такъ же тепло, какъ лтомъ.
— Да, — отвчала Глэдисъ, глаза которой все время блуждали по саду, ища Джемми,— весь валъ вдоль дороги покрытъ фіалками. Какъ поживаетъ Гуго?
— О, какъ всегда, ужасно шалитъ. И, надо сказать, дядюшка поощряетъ его въ этомъ.
— Вы браните меня, зачмъ я давно не была здсь,— начала Глэдисъ, стараясь говорить безпечно, — но какъ долго не видали мы у себя васъ, Эллиноръ!
— Да, но вы знаете, какъ я занята классами, митингами, перепиской. Я отдаю длу все свое время и не думаю, чтобъ я могла употребить его лучше.
— Наврное, нтъ, — отвчала лэди Моунткарронъ, глядя на стоявшую передъ нею фотографію Брука.— Скоро откроется сезонъ и вы, вроятно, хотите кончить свою работу до его начала.
— Но я никогда не зжу въ городъ во время сезона. Это меня вовсе не интересуетъ, да и ни за что на свт не разсталась бы я съ Гуго, въ деревн такъ хорошо именно лтомъ…
— А къ намъ вы не прідете погостить на нсколько недль, Эллиноръ?
— Нтъ, спасибо за приглашеніе, но даже къ вамъ не поду.
— Но вамъ будетъ скучно цлыхъ три мсяца безъ брата,— сказала Глэдисъ, собравшись, наконецъ, съ духомъ.
— Джемми не собирается, кажется, покинуть въ этомъ году Нэтли,— отвчала лэди Рентонъ, не подозрвая вовсе того удара, который наноситъ своей собесдниц.— По крайней мр, онъ такъ говорилъ.
— Не собирается покинуть Нэтли?— воскликнула Глэдисъ, то блдня, то красня.
— Нтъ, и я этому очень рада, потому что, на мой взглядъ, онъ нездоровъ. Я очень безпокоюсь о немъ, онъ на себя не похожъ.
— Что же съ нимъ случилось?— чуть слышно спросила Глэдисъ.
— Этого и я не знаю и тмъ боле безпокоюсь, — отвчала Эллиноръ.— Еслибъ у него была опредленная болзнь, ее можно бы излечить, но онъ просто не въ дух, ничего не стъ, плохо спитъ. Слуга его говоритъ, что онъ полночи ходитъ взадъ и впередъ по комнат. Это, должно быть, очень вредно для молодаго человка. Джемми высокій, сильный мужчина, ему нужны сонъ и пища, иначе онъ разболется, но онъ и слышать ничего не хочетъ. Если я касаюсь этого вопроса, онъ сердится и говоритъ, что вполн здоровъ. Вс мужчины таковы. Наврное, и Моунткарронъ въ этомъ же род.
— Моунткарронъ никогда не бываетъ болнъ, — отвчала Глэдисъ.
— Да и Джемми хвораетъ въ первый разъ съ тхъ поръ, какъ я няньчила его въ кори. Вамъ, врно, кажется, что я напрасно волнуюсь, Глэдисъ, но вы не знаете, что это за славный мальчикъ, такой добрый, любящій! Человкъ, къ которому онъ привяжется, можетъ сдлать изъ него что хочетъ. Я часто содрогаюсь при мысли, что онъ влюбится, потому что онъ вложитъ въ это чувство всю душу и сдлается тмъ, чмъ захочетъ сдлать его любимая женщина.
— Вы очень привязаны къ нему, — замтила лэди Моунткарронъ съ напряженною улыбкой.
— Это правда, да и вы полюбили бы его, если бы знали такъ хорошо, какъ я. Между нами десять лтъ разницы, мать умерла при его рожденіи, такъ что онъ всегда былъ для меня скоре сыномъ, чмъ братомъ. Когда я была пятнадцатилтнею двочкой, а онъ пятилтнимъ мальчикомъ, вы не поврите, какой это былъ хорошенькій ребенокъ. Я просто боготворила его. Не правда ли, онъ и теперь очень красивъ, Глэдисъ?
— Очень. Вс это находятъ, не такъ ли?
— Кажется, я никогда не слыхала противнаго. Только теперь онъ плохъ съ виду, похудлъ за послдній мсяцъ, поблднлъ. Надюсь, что онъ не болнъ серьезно, — продолжала лэди Рентонъ со слезами на глазахъ.— Я, кажется, не перенесла бы, если бы что-нибудь случилось съ моимъ милымъ Джемми.
Глэдисъ должна была молча слушать все это, между тмъ какъ ея виновное сердечко укоряло ее за болзнь Брука и за тревогу его сестры. Мысль эта совершенно подавляла ее, лишила аппетита и она стала такъ молчалива и невесела, что лэди Рентонъ выразила, наконецъ, опасеніе, какъ бы и она не захворала.
Когда кончился завтракъ, Глэдисъ почувствовала, что не въ силахъ доле выносить этого гнета. Она не хотла покинуть Нэтли, не сдлавъ еще одной попытки узнать кое-что про Джемми.
— Я полагаю,— начала она, надвая шляпу и пальто,— что вашъ братъ не ухалъ изъ Нэтли?
— О, нтъ. Что это вамъ вздумалось?— спросила Эллиноръ.
— Моунткарронъ замтилъ сегодня, что уже давно не видалъ Джемми у насъ… цлыхъ дв недли, кажется…
— Неужели? Не знаю, въ такомъ случа, куда онъ здитъ, но дома онъ почти не бываетъ. Сегодня утромъ я видла его только одну минуту и съ той поры онъ не возвращался. Онъ проводитъ, вроятно, время въ лсу или на конюшн, вдь, онъ страстный охотникъ. Такъ вы въ самомъ дл должны уже хать, Глэдисъ? Еще нтъ трехъ часовъ.
— Да, я должна отправиться домой. Очень рано смеркается, а я немного нездорова. Прощайте, Эллиноръ. Вы скажете… Джемми, что я была?
— Конечно, и пришлю его обдать сегодня вечеромъ въ Карронби, если вы желаете его видть. Это его нсколько встряхнетъ и будетъ ему очень полезно.
— Моунткарронъ, наврное, будетъ въ восторг,— отвчала Глэдисъ, узжая.
Она чувствовала себя несчастною, на ея сердц была тяжесть, которую она не могла сбросить съ себя. То, что Эллиноръ говорила о брат, глубоко поразило ее. Она силилась припомнить все, что происходило во время ихъ послдней встрчи, чтобы ршить, не ея ли слова или поступки повергли Джемми въ такое уныніе. И, обдумывая прошлое, она вспомнила, что они разстались въ оранжере, примыкавшей къ гостиной. Она пошла туда сорвать цвтокъ для своихъ волосъ, а Джемми послдовалъ за нею и хотлъ поцловать ее, но она оттолкнула его, боясь, чтобъ ихъ не увидали, и посовтовала ему не дурачиться. Тогда онъ ушелъ, сухо сказавъ: ‘покойной ночи’, и даже не подалъ ей руки. Она не обратила на это никакого вниманія, а только засмялась и крикнула ему вслдъ не быть глупымъ мальчикомъ, а идти домой и проспать капризъ. Такихъ мелкихъ ссоръ у нихъ бывало много, почти каждый день, и ей и въ голову не приходило, чтобы Джемми принималъ ихъ такъ сильно къ сердцу. Но чмъ больше думала она, тмъ серьезне казалась ей размолвка, такъ что, наконецъ, она готова была взять на себя всю вину.
Мысль, что Джемми не стъ, не спитъ, блднетъ и худетъ, и все это ради нея, заставила ея нжное сердце изнывать отъ состраданія и укоровъ. Наконецъ, она до такой степени возбудила свое воображеніе, что почувствовала полную невозможность доле оставаться въ бездйствіи, остановила экипажъ, велла груму одному хать домой, сказавъ, что придетъ пшкомъ черезъ паркъ. Коляска скоро скрылась изъ вида, Глэдисъ вошла въ свои владнія черезъ боковую калитку и медленно продолжала путь. Ей было пріятно идти по тмъ самымъ тропинкамъ, по которымъ они гуляли вмст. Почемъ знать, быть можетъ, Джемми объяснитъ ея пріздъ въ Нэтли такъ, какъ ей этого хочется, пойметъ, что ее тревожитъ его долгое отсутствіе, и придетъ сегодня обдать. Какъ ласково приметъ она его, какъ воспользуется первымъ случаемъ, чтобъ показать милому мальчику взглядомъ, пожатіемъ руки, словомъ, сказаннымъ шепотомъ, что все между ними ладно, а если ему нужны поцлуи, она дастъ ему цлую сотню, лишь бы онъ общалъ никогда не покидать ее боле.
Размышляя такимъ образомъ, тоскуя по минут свиданія, Глэдисъ завернула за уголъ тропинки и неожиданно натолкнулась на самого Брука.
Онъ отдыхалъ на ‘скамь любовниковъ’, сдланной изъ ствола павшаго дуба, и поза его выражала величайшее уныніе. Лежа во весь ростъ на скамь, онъ спряталъ лицо въ руки. Лэди Моунткарронъ очутилась рядомъ съ нимъ еще прежде, чмъ онъ усплъ замтить ея приближеніе.
— Джемми!— воскликнула она страстнымъ голосомъ,— Джемми, что съ тобой?
Онъ вздрогнулъ, вскочилъ, стряхнулъ мохъ, приставшій къ его бархатному костюму, и протянулъ ей руку, холодно улыбаясь.
— Ахъ, Глэдисъ, это ты? Какъ поживаешь?
Она оттолкнула его руку.
— Я не возьму твоей руки, Джемми, не стану говорить съ тобою, пока ты не объяснишь мн, почему не былъ у насъ дв недли.
— Мн кажется, ты можешь отвтить на этотъ вопросъ гораздо лучше, чмъ я.
— Нтъ, не могу. Я не знаю никакой причины для того, чтобы ты длалъ меня несчастною. Если ты хочешь уврить меня, что разсердился только потому, что я тебя просила не цловать меня въ присутствіи дворецкаго, такъ это совершенно непонятно, я не могу взять этого въ толкъ.
— О, вовсе не потому,— отвчалъ Брукъ съ видомъ утомленія.— Дло не въ одномъ дн, не въ отдльной ссор, а во всемъ нашемъ невыносимомъ положеніи.
— Я тебя не понимаю.
— Но ты должна меня понять. Нечего ходить вокругъ да около. Я не могу доле тянуть этой ужасной жизни. Она убиваетъ меня мало-по-малу, и надо покончить съ нею такъ или иначе.
— Какъ можемъ мы покончить съ нею, Джемми?
— Ты должна быть моею или я покину тебя навки. Откажись отъ Моунткаррона или отъ меня.
— Джемми, ты общалъ не говорить этого.
— Время для моихъ общаній и твоихъ укоровъ, Глэдисъ, прошло. Уже довольно долго мучишь ты меня, и, разъ навсегда, я не хочу доле терпть этого. Не думаешь ли ты, что я проживу цлую жизнь прихлебателемъ въ Карронби, оскорбляя Моунткаррона каждымъ взглядомъ и словомъ? Нтъ! У меня хватитъ мужества отнять тебя у него, вырвать изъ его объятій, вызвать его на борьбу, потому что ты меня любишь, а это даетъ мн на тебя право. Отнын я буду дйствовать открыто, не стану длить твоихъ поцлуевъ съ нимъ или съ кмъ бы то ни было. Выбирай между нами.
Глэдисъ неподвижно стояла передъ нимъ, пораженная его горячею рчью.
— Да, выбирай,— повторилъ онъ.— Оставайся въ Карронби и будь его женой или покинь Карронби навсегда и сдлайся моею. Удержать насъ обоихъ ты не можешь.
— Я вовсе не желаю удерживать васъ обоихъ, Джемми. Вдь, ты знаешь, что только ты одинъ нуженъ мн. Но не требуй, чтобы я ршалась такъ скоро.
— Ты должна ршиться сейчасъ же, сразу и навсегда. Или мы покинемъ Карронби завтра вдвоемъ, или я уду одинъ и никогда боле не увижу тебя.
Она все еще старалась умилостивить его.
— О, Джемми! Не торопись такъ. Пойдемъ домой и пообдай съ нами, будь добрый. А вечеромъ мы опять потолкуемъ.
— Это невозможно, Глэдисъ. Ни подъ какимъ видомъ не вернусь я боле въ домъ Моунткаррона, не стану пользоваться его гостепріимствомъ! Я и такъ достаточно оскорблялъ его. Никогда не любилъ я его особенно сильно, но, честное слово, онъ, все-таки, заслуживалъ отъ меня лучшаго обращенія, хотя бы уже за свое радушіе. Но ты околдовала меня, Глэдисъ, я забылъ честь, родственныя связи, все, кром твоей красоты и любви ко мн. Но теперь все кончено навки. Ты должна быть моею или его, отказаться отъ него или потерять меня.
— Джемми, — отвчала она, рыдая, — я не могу лишиться тебя.
При этомъ увреніи, при вид ея слезъ настроеніе Брука совершенно измнилось. Гнвъ и горячность исчезли съ его лица, уступивъ мсто торжеству и глубокой нжности. Онъ подошелъ къ рыдавшей женщин и обнялъ ее.
— Я зналъ это,— сказалъ онъ со вздохомъ облегченія,— я былъ увренъ, что сердце твое скажется. Нтъ, Глэдисъ, ты не можешь лишиться меня, точно также и я не въ силахъ разстаться съ тобою. Какъ мы страдали послднія дв недли! Что было бы, еслибъ намъ пришлось жить врозь всю жизнь? Вспомни, какъ мы молоды, и сколько лтъ, вроятно, еще ожидаютъ насъ. Встать поутру, не имя надежды встртиться въ теченіе дня, ложиться, не ожидая ничего на завтра… Глэдисъ, да это убило бы насъ! Это испытаніе выше силъ человческихъ.
— О да, я не могу… не могу потерять тебя,— повторяла она, прижимаясь къ нему.
— Такъ слушай же, милая. Чмъ скоре кончится эта борьба, тмъ лучше. Я не успокоюсь, пока не вырву тебя изъ дома мужа. Не плачь, милая, не дрожи. Чего боишься ты? Ужь не думаешь ли ты, что мои руки слишкомъ слабы, чтобы защитить тебя, моя любовь недостаточно сильна, чтобы сохранить то, что я завоевалъ?
— Нтъ, нтъ, только все это такъ внезапно, и я боюсь…
— Никогда не станемъ мы боле бояться посл того, какъ дашь мн право защищать тебя, Глэдисъ. Постарайся понять то, что я сейчасъ скажу. Завтра утромъ ты получишь отъ Эллиноръ записку съ приглашеніемъ пріхать на нсколько дней въ Нэтли. Это дастъ теб возможность отправить необходимыя вещи, не возбуждая никакого подозрнія. Въ три часа… ты меня слушаешь, милая?
— Да, да, Джемми!
— Въ три часа я буду у той калитки, черезъ которую ты сейчасъ вошла. Если ты можешь придти паркомъ, тмъ лучше, если же нтъ, ты должна будешь объхать по большой дорог, я встрчу тебя, будто случайно, и предложу пойти пшкомъ, карету мы отошлемъ назадъ въ Карронби. За угломъ будемъ ждать насъ другой экипажъ, и мы отправимся прямо въ Эльмеръ (это будетъ безопасне, чмъ брать поздъ въ Карронби), а оттуда въ Лондонъ. На слдующее утро мы благополучно прідемъ въ Парижъ. Хорошо такъ будетъ, Глэдисъ?
— Какъ хочешь, лишь бы я была съ тобою.
— О, милая!— страстно воскликнулъ онъ,— никогда не раскаешься ты въ этой жертв. Мы будемъ такъ счастливы, Глэдисъ! Подумай только о долгихъ дняхъ, проведенныхъ вмст… всегда вмст, во Франціи, Италіи, Испаніи, на берегахъ Адріатики, на островахъ Средиземнаго моря. Куда бы ни поманила тебя твоя фантазія, для меня безразлично, лишь бы ты была моею и я не разставался съ тобою. Вспомни, какое счастіе быть неразлучными, знать, что никто не можетъ положить этому предла. Просто сойдешь съ ума отъ одной мысли! Голова моя кружится отъ нетерпнія. Если ты заставишь меня ждать хоть одинъ лишній день, я потеряю, кажется, разсудокъ.
— Я не заставлю ждать тебя, милый, приду.
— Ровно въ три часа. Будь аккуратна, а то, если экипажъ простоитъ здсь слишкомъ долго, это возбудитъ вниманіе.
— Онъ не будетъ стоять долго, Джемми,— лихорадочно отвчала она.— А теперь я должна идти и уничтожить слды слезъ, прежде чмъ я выйду къ столу.
— Съ завтрашняго дня уже не будетъ боле слезъ, — весело отвчалъ онъ, страстно прижимая ее къ себ.
— Прощай, мой ангелъ,— прибавилъ онъ, еще разъ цлуя ее.

Глава XI.
Раздумье.

Глэдисъ вырвалась изъ объятій Брука и пошла по тропинк домой, шатаясь, почти ничего не видя, чувствуя, какъ кружится ея голова, едва сознавая важность того, что общала сдлать.
Прежде чмъ войти въ чащу, которая должна была скрыть ее отъ его взоровъ, она обернулась, чтобы послать ему послднее привтствіе. Онъ стоялъ на томъ самомъ мст, гд она его оставила, и глядлъ ей вслдъ съ нмымъ обожаніемъ. Онъ былъ такъ молодъ, красивъ, мужественъ, и какое-то неопредленное чувство шевельнулось въ сердц Глэдисъ, неясное чувство страха передъ невдомымъ будущимъ. Ей показалось, что это ихъ послдняя встрча, а вовсе не начало новой жизни. Она страстно и испуганно вскрикнула, вернулась къ нему и кинулась въ его распростертыя объятія.
— Я не могла уйти, Джемми, безъ послдняго поцлуя,— говорила она, рыдая.
Онъ засмялся, назвалъ ее глупенькою двочкой, поцловалъ и отпустилъ домой успокоенною. Но сердце ея все еще было полно нершительности.
Она дошла до замка и пробралась въ свою уборную потихоньку, точно боясь встртиться даже со слугами, которые могли бы понять странное выраженіе ея лица. Войдя въ свое святилище, она заперла дверь на ключъ, упала на кресло передъ каминомъ и, опустивъ голову на руки, старалась хорошенько обдумать то, что сдлала. Она общала Джемми… О, какъ она его любитъ!… Она общала ему… покинуть Карронби, ухать навсегда и жить съ нимъ, какъ… какъ…. Ну, да, конечно, она вскор сдлается его женою. И, думая объ этомъ, какъ ни нжно любила она Брука, лэди Моунткарронъ глубоко вздохнула.
Вздоръ, все къ лучшему! Одно вполн врно: безъ Джемми ей не быть счастливою, онъ для нея все, и изъ двухъ золъ надо выбирать меньшее. Тутъ Глэдисъ подняла глаза и безъ всякой мысли окинула взоромъ уборную. Какъ въ ней все красиво! Казалось, будто молодая женщина никогда не замчала прежде этой роскоши. Стны были обиты блдно-розовою матеріей, мебель подъ цвтъ къ обоямъ. Туалетный столъ съ кружевною драпировкой на розовомъ атлас, съ овальнымъ французскимъ зеркаломъ въ рамк, украшенной амурами и цвтами, со множествомъ вещицъ изъ слоновой кости, серебра и хрусталя, никогда не казался ей такимъ изящнымъ, какъ теперь. До той поры она смотрла на все это какъ на нчто должное, какъ на необходимое слдствіе ея богатства и общественнаго положенія, сегодня въ первый разъ ей пришла въ голову мысль, что Моунткарронъ участвовалъ, вроятно, въ убранств комнатъ и что, наврное, по его приказанію такъ позаботились о нихъ.
Глэдисъ сняла шляпу и пальто, бросила ихъ въ сторону, снова опустилась на свое роскошное кресло и постаралась собраться съ мыслями. Но это ей не удавалось, голова пылала, все въ ней перепуталось. Единственное, что она сознавала вполн ясно, было общаніе, данное ею Джемми, покинуть завтра Карронби и никогда боле не возвращаться туда.
Она вскочила, отбросила волосы со лба и принялась ходить взадъ и впередъ, точно встревоженный зврь. Все казалось такъ просто, естественно, пока она стояла тамъ съ Джемми, пока рука его окружала ея станъ, милые глаза его глядли на нее, губы…
Ну, да, все хорошо, все такъ и должно быть. Выбора нтъ. Ей бы не прожить и дня, еслибъ она знала, что ея милый мальчикъ покинулъ ее навсегда.
Въ эту минуту постучала горничная. Глэдисъ отперла дверь и впустила ее.
— Простите, пожалуйста, милэди!— воскликнула она.— Я не знала, что вы уже вернулись, и зашла только поправить огонь въ камин. Вамъ угодно сейчасъ же одться къ столу или вы потрудитесь позвонить?
— Нтъ, Ватсонъ, я сейчасъ однусь. Уже почти шесть. Дайте мн, пожалуйста, какое-нибудь простое и теплое платье. Мы сегодня одни.
— Вы дрожите, милэди. Ужь не простудились ли вы? Не велть ли подать вамъ чашку чая или стаканъ вина?
— Нтъ, благодарю. Одньте меня скоре и оставьте одну. Горничная замолчала и Глэдисъ снова углубилась въ размышленія. Титулъ, которымъ величала ее Ватсонъ, рзалъ ей слухъ и раздражалъ ее, она и сама не знала, почему. Никогда не надодалъ онъ ей прежде, сегодня же ей казалось, будто всякій разъ, когда произносила его горничная, она ударяетъ ее чмъ-то по голов.
Ватсонъ надла на нее черное бархатное платье, обшитое вокругъ ворота и рукавовъ стариннымъ кружевомъ, и вышла.
Оставшись одна, Глэдисъ невольно подумала о томъ, возьметъ ли она съ собою это платье и что именно захватитъ она изъ своего гардероба. Она старалась припомнить, какіе туалеты всего боле хвалилъ Джемми, въ чемъ она ему особенно нравилась, потомъ засмялась при мысли, что отнын ей не надо будетъ заботиться о такихъ пустякахъ.
— Джемми любитъ меня во всемъ,— мелькнуло въ ея ум,— да и денегъ у него, конечно, достаточно для всхъ моихъ нуждъ.
Но тутъ она призадумалась. Достаточно ли въ самомъ дл у него денегъ для двухъ? Никогда не освдомлялась она о цифр его дохода, это до нея не касалось. Она была уврена… т.-е. почти уврена… что, не будь у Джемми хорошихъ средствъ, онъ не сталъ бы уговаривать ее соединить съ нимъ свою судьбу. Впрочемъ, съ Джемми она готова вынести даже бдность, никакое богатство не сдлало бы ее счастливою безъ него. Но все же она не привыкла стснять себя въ чемъ бы то ни было, экономничать. Даже въ дом отца, несмотря на то, что генералъ и мистрисъ Фуллеръ вовсе не были богаты, денежные вопросы никогда не обсуждались въ присутствіи дтей. Когда воспоминаніе о родительскомъ дом промелькнуло въ ум Глэдисъ, она вскочила и поспшно сошла въ гостиную. Было около семи часовъ, Моунткарронъ сейчасъ придетъ. Глэдисъ ршила сократить время до обда за фортепіано и принялась играть одинъ вальсъ и галопъ за другимъ, какъ вдругъ дверь пріотворилась и показалась голова Моунткаррона, одтаго въ байковую куртку, камаши и сапоги, забрызганные грязью.
— Ты уже совсмъ готова, милая моя? Прекрасно. Я ни минуты не заставлю тебя ждать. Меня задержала эта проклятая корова. Сейчасъ все разскажу.
Съ этими словами лордъ исчезъ.
Во всякое другое время лэди Моунткарронъ испытала бы желаніе вздернуть свой хорошенькій носикъ при такомъ неприличномъ вторженіи въ ея владнія. ‘Я никакъ не могу разобщить въ своемъ ум Моунткаррона и грязь’,— наврное, сказала бы она Джемми, еслибъ онъ былъ тутъ. Но по странному противорчію, свойственному человческой природ, сегодня Глэдисъ не чувствовала никакого желанія глумиться надъ вншностью графа. Напротивъ, наружность его показалась ей мужественною, вполн приличною, гораздо боле подходящею къ сельской жизни, чмъ щегольская вншность, годная только для Бондъ-стрита и Пиккадилли. Конечно, лорду далеко до Джемми (при воспоминаніи о немъ глаза ея заблестли, а руки безсознательно заиграли мечтательный вальсъ), но все же Моунткарронъ очень недуренъ, и многія женщины прямо назвали бы его красивымъ. Во время обда лордъ былъ любезне обыкновеннаго съ женою. Весьма рдко обращалъ онъ вниманіе на ея наружность, но сегодня замтилъ, что она блдна, заставилъ ее выпить рюмку самой старой мадеры, посовтовалъ попробовать бараньихъ котлетъ, стоявшихъ передъ нимъ, и сказалъ, что фіалки, приколотыя къ ея груди, такъ же милы, какъ и она сама. Глэдисъ пришлось выслушать весь разсказъ о ‘проклятой коров’: сколько заплатилъ за нее графъ, какой она породы и какія болзни развились въ ней, не усплъ онъ покончить сдлки. Все это она слушала, ничего не понимая, слишкомъ взволнованная, чтобы вникать въ то, что говорилъ лордъ, и довольная уже тмъ, что имя Джемми не упоминалось. Но и этому наступилъ, наконецъ, чередъ. Покончивъ съ коровой, графъ вспомнилъ о кузен.
— Что длается съ Джемомъ, желалъ бы я знать?— началъ онъ.— Отчего такъ давно не былъ онъ здсь? Встрчалась ты съ нимъ на этихъ дняхъ, Глэдисъ?
— Да, Моунткарронъ, я была сегодня въ Нэтли и завтракала съ Эллиноръ. Они вс здоровы.
— Ну, и этотъ мошенникъ Джемъ не сказалъ теб, когда прідетъ сюда?
— Не помню, чтобъ онъ назначалъ время.
— Что-нибудь съ нимъ неладно. Онъ, наврное, влюбленъ и ухаживаетъ. За кмъ могло бы это быть, Глэдисъ? За красивою миссъ Рэшертонъ или за одною изъ дочерей пастора?
— Не знаю,— вспыхнувъ, отвчала Глэдисъ, наклоняясь надъ тарелкой съ дессертомъ.
Когда она встала, чтобы оставить лорда за виномъ и сигарою, и проходила мимо него, онъ схватилъ ее за руку и удержалъ.
— Кто бы она ни была, Гледисъ, ты не позволишь ей быть ничмъ инымъ, какъ только простою мистрисъ Брукъ? Не такъ ли?— спросилъ онъ, снова возвращаясь къ разговору о кузен.— Ты должна лишить Джема титула, или я никогда не прощу теб.
Она нервно засмялась и вырвалась изъ его рукъ, но слова его ‘простою мистрисъ Брукъ’ все еще звучали въ ея ушахъ.
Объ этомъ она еще ни разу не думала. Возможность носить имя Джемми какъ-то вовсе не представлялась ей, хотя, конечно, этимъ должно кончиться дло. Мистрисъ Брукъ!
Она, всегда презиравшая то сословіе, изъ котораго происходила, такъ добивавшаяся титула и общественнаго положенія, неужели она дастъ пропасть даромъ всмъ своимъ усиліямъ и жертвамъ? Стыдъ, жизнь безъ всякаго блеска, презрніе свта, который она такъ любитъ, и, наконецъ, если все пойдетъ хорошо и она сдлается законною женой Джемми, необходимость быть ‘простою мистрисъ Брукъ’,— нтъ, этого Глэдисъ не вынесетъ. Въ виду такой катастрофы точно совершенно сгинули и любовь, и счастье. Отказаться отъ титула! Не быть боле графиней! Лишиться богатства, роскоши, изъ-за которыхъ она продала себя, отдать все это даромъ, даже боле чмъ даромъ, обмнять все это на позоръ цлой жизни! А она не представлена еще ко двору, не блистала ни одного сезона въ роли графини Моунткарронъ, не воспользовалась первыми плодами своихъ ловкихъ маневровъ. Вспомнивъ все это, Глэдисъ кинулась на диванъ и залилась беззвучными слезами. Ее пробудилъ изъ этого состоянія мужъ, снова заглянувшій въ дверь.
— Ты спишь, Глэдисъ? Я хотлъ только сказать, что капитанъ Бэнбриджъ зоветъ меня на партію въ билліардъ. Я ухожу на весь вечеръ, а ты бы легла спать. У тебя очень утомленное лицо и сидть теб не изъ чего. Покойной ночи.
— Покойной ночи,— слабо раздалось съ подушекъ дивана.— Я послдую твоему совту, Моунткарронъ, и лягу. У меня страшно болитъ голова.
Она дождалась пока исчезъ лордъ, потомъ побрела наверхъ, кинулась на постель, не раздваясь, и попыталась еще разъ вспомнить, что сдлала, какое приняла на себя обязательство.
Неужели она была такъ безумна, что общала Джемми отказаться отъ всего, буквально отъ всего, и уйти съ нимъ?
Нтъ, нтъ! Она не понимала, что говоритъ! Не хорошо было съ его стороны просить ее объ этомъ. Не успетъ это свершиться, какъ онъ и самъ пожалетъ столько же, сколько и она, но тогда уже нельзя будетъ поправить зла. Все будетъ кончено для обоихъ, навсегда.
Но, если наедин сама съ собою, оставшись лицомъ къ лицу съ своимъ опрометчивымъ общаніемъ, лэди Моунткарронъ и могла разсуждать такимъ образомъ, она, все-таки, говорила чистую правду, когда увряла Джемса Брука, что любитъ его. Она дйствительно любила его нжно и страстно, онъ пробудилъ въ ней такую глубину чувства, какую она въ себ и не подозрвала, доказалъ ей, что у нея есть сердце,— словомъ, первый научилъ ее любить. Но недостатки воспитанія, привитые ей суетною матерью, были еще очень сильны и имли надъ ней большую власть. Любовь поборола на время ея алчность, но не уничтожила ее окончательно. Присутствіе Джемми заставляло ее забывать все на свт, кром него, но когда онъ былъ далеко, поклоненіе передъ титулами, властью и людскимъ мнніемъ брало верхъ. Она сидла, совершенно обезумвъ отъ нершительности, какъ вдругъ взоръ ея остановился на фотографіи отца, и это опредлило ея судьбу. Глэдисъ дйствительно очень любила его. Это было единственное существо, кром Брука, дорогое ея сердцу. Тмъ не мене, какъ бы ни страдалъ отецъ отъ ея позора, страсть взяла бы верхъ, если бы на сторон добродтели не находилось также нежеланіе перестать быть графиней. Прежде чмъ портретъ генерала не напомнилъ ей о его огорченіи, ей казалось невозможнымъ нарушить слово, данное Бруку, хотя она ясно представляла себ вс тяжелыя послдствія этого поступка. По тогда у нея не было еще никакого предлога, чтобъ нарушить общаніе. Не могла же она сказать Джемми (даже самой себ она едва признавалась въ этомъ), что ея любовь была ничтожна и разлетлась въ прахъ передъ мыслью лишиться графской короны и богатства.
Но когда она вспомнила, какъ станетъ горевать отецъ, какъ стыдно будетъ матери глядть знакомымъ въ глаза, лэди Моунткарронъ почувствовала въ себ способность бороться съ судьбою. Она вовсе не была сильне теперь, чмъ прежде, отнюдь не боле любила добродтель, чмъ въ ту минуту, когда льнула къ Джемми на ‘скамь любовниковъ’, только теперь она нашла орудіе для борьбы, средство отвратить вс укоры и аргументы милаго, нашла надежное, непобдимое орудіе, которымъ можно было даже покрыть себя славой,— позоръ отца.
Когда Глэдисъ приняла, наконецъ, ршеніе, она схватила портретъ генерала и обливала его слезами.
— Милый старый папа!— воскликнула она,— какъ могла я быть такою жестокой и забыть тебя хотя бы на минуту, забыть, какъ ты всегда безпокоишься обо мн, любишь свою двочку! Какъ тяжело было бы теб никогда не видать меня боле! Бдный, милый, терпливый папа!— продолжала она, горячо цлуя портретъ, — сколько горя принялъ ты уже въ жизни! Могу ли я еще огорчить тебя? Что сказалъ бы ты, еслибъ получилъ письмо съ извстіемъ, что я ушла навки, что я уже не графиня и что я опозорила Моунткаррона и всю семью? О, нтъ, нтъ. Это невозможно. Славу Богу, еще не поздно. Чего бы это мн ни стоило, я должна нарушить общаніе, не могу посрамиться передъ свтомъ. А, все-таки… Джемми! Джемми! Зачмъ встртились мы?
Несчастная женщина заперлась на ключъ, не допустивъ къ себ даже горничной, и провела полночи, ходя взадъ и впередъ по комнат, плача о Джемми, о себ и, все-таки, благословляя память отца, спасшую ее въ минуту крайней опасности. Наконецъ, ея природа не въ силахъ была доле выдерживать. Глэдисъ кинулась на постель и заснула. Но хотя пробужденіе ея походило на пробужденіе человка, который знаетъ, что будетъ повшенъ сейчасъ же посл завтрака, она, все-таки, не измнила своего ршенія порвать съ Джемми ради отца (по крайней мр, такъ говорила она себ) и остаться, попрежнему, графинею Моунткарронъ.

Глава XII.
Прощанье.

За утреннимъ кофе прибыло общанное письмо лэди Рентонъ. Взявъ его въ руки, Глэдисъ, блдная, нервная, со впалыми глазами, чувствовала точно совершаетъ преступленіе.
— Отъ кого это?— спросилъ Моунткарронъ, поднявъ голову отъ тарелки.
— Отъ Эллиноръ. Она приглашаетъ меня на нсколько дней въ Нэтли, но… я не поду.
— Ты гораздо лучше сдлаешь, если подешь, милая. Ты стала похожа на привидніе, и перемна мста будетъ теб очень полезна. Не забывай, что мы демъ въ Лондонъ на первой недл мая, я хочу, чтобъ ты была какъ можно авантажне. Никому еще не показывалъ я тебя, и ты должна сдлать честь моему вкусу.
— Постараюсь,— отвчала она съ блдною улыбкой.
— Гораздо лучше будетъ, если ты примешь приглашеніе Эллиноръ,— продолжалъ онъ.— Она и Джемъ развеселятъ тебя. Теб скучно здсь одной, а мн надо хать завтра въ Брайтонъ и остаться тамъ до понедльника.
— Я подумаю, Моунткарронъ,— отвчала она, уходя изъ комнаты.
Она не дала, однако, никакого отвта на письмо лэди Рентонъ и не отправила багажа въ Нэтли. Все это, думалось ей, она успетъ объяснить Джемми, когда встртится съ нимъ въ парк. Въ три часа она направилась къ назначенному мсту, дрожа, точно въ лихорадк. Брукъ опередилъ ее, красивое лицо его пылало отъ удовольствія. Не усплъ онъ замтить ее, какъ бросился ей на встрчу.
— Милая моя двочка, какъ ты аккуратна! Все готово, Глэдисъ, въ дв минуты мы дойдемъ до экипажа. Но отчего не прислала ты вещей въ Нэтли? Ужь не отправила ли ты ихъ прямо на станцію? Я все утро поджидалъ ихъ.
— Да,— сказала лэди Моунткарронъ, опускаясь на скамью,— или, врне, нтъ. Слушай, Джемми, подожди немного, не торопись такъ, я хочу сперва съ тобой поговорить.
Она была такъ блдна, темные круги, вызванные безсонницей, такъ ясно обозначались подъ ея глазани, что Брукъ испугался, глядя на нее.
— Ты больна, милая? Какъ ты блдна и дрожишь! О, Глэдисъ, неужели ты боишься идти со мной? Теб нечего опасаться, я готовъ защищать ъебя всю мою жизнь до послдней капли крови.
— Я не боюсь,— пробормотала она,— но… но мой отецъ…
— Что съ нимъ? Онъ въ Карронби?
— Нтъ, нтъ! Но онъ такъ разсердится на меня, такъ огорчится…
Лицо Джемми было серьезно.
— Конечно, разсердится, милая, т.-е. сначала. Многіе посердятся и погорюютъ въ первое время, но немного поздне все уляжется. Это будетъ искупленіемъ за нашу любовь, Глэдисъ. Она стоитъ этого, не такъ ли, и даже въ тысячу разъ большаго?
— О, да, но, все-таки, Джемми, не сердись на меня, постарайся выслушать спокойно…
— Выслушать что, Глэдисъ?— воскликнулъ онъ.— У насъ на это нтъ времени. Ты должна сейчасъ же хать со мною и можешь разсказать все, что хочешь, по пути.
— Нтъ, нтъ, выслушай меня сначала. Я должна высказаться. Я… не могу хать… не могу покинуть отца.
— Что?— воскликнулъ молодой человкъ, отступивъ на нсколько шаговъ.
— Я не согласна бросить отца,— торопливо продолжала лэди Моунткарронъ.— Онъ умретъ, если узнаетъ, что я сдлала такую вещь! Ты, вдь, понимаешь, Джемми, что мы замышляли не хорошее дло, даже очень дурное. Мы опозоримъ всхъ, Моунткарронъ потребуетъ развода. Подумай только, что скажетъ твоя сестра, мой мужъ, весь свтъ, и…
— Значитъ, ты измнилась ко мн?— тихо спросилъ Брукъ.
— О, нтъ. Никогда не измнюсь я, всегда буду тебя любить. Перестать любить тебя я не могу. Но бжать вмст! Это будетъ такой скандалъ! Всего десять мсяцевъ какъ я вышла замужъ.
— Такъ ты, все-таки, измнилась,— медленно повторилъ онъ, глядя на нее гнвнымъ, пристальнымъ взглядомъ.
— Нтъ, нтъ. О, Джемми, не смотри на меня такъ,— рыдала она.— Еслибъ ты зналъ, что я вынесла въ эту ночь, ты пожаллъ бы меня. Мн казалось, что я сойду съ ума. Отложимъ наше намреніе хоть не надолго, Джемми. Не давай ршаться такъ скоро, подождемъ и посмотримъ, что сдлаетъ время. Это такой страшный шагъ, и передлать его уже будетъ невозможно.
— Въ этомъ ты права,— отвчалъ онъ.— Передлать уже нельзя будетъ. Жаль только, что ты не подумала объ этомъ раньше. Но мы теряемъ время. Одно слово: идешь ты со мною или нтъ?
— Но, Джемми, подумай о моемъ отц.
— Нтъ, я не могу думать о немъ, я думаю только о насъ. Вчера ты общала ухать отсюда со мною навсегда, сегодня дрожишь и отступаешь отъ своего слова. Которая же изъ двухъ женщинъ говорила правду и которая лгала? Я требую отвта. Говори же сейчасъ.
— Я не хочу огорчить отца,— отвчала она.— Прости меня, но я не могу идти съ тобою.
— Огорчить отца!— иронически повторилъ онъ.— Отецъ тутъ ни при чемъ. Отчего не называешь ты вещей ихъ настоящими именами? О себ самой думаете вы, лэди Моунткарронъ, о свовй раззолоченой корон, титул, богатств, съ ними вамъ не хочется разстаться. А я-то, безумецъ, воображалъ, что вы меня любите!
— Я люблю тебя, Джемми, ты для меня все на свт.
— Замолчи, Глэдисъ! Не оскверняй своей души ложью. Любовь! Да ты не понимаешь даже смысла этого слова. Любовь не признаетъ ни долга, ни закона. Ты играла со мной для собственнаго удовольствія, а теперь, когда я становлюсь неудобнымъ, бросаешь меня, и еще зовешь это любовью! Ты просто кокетка, безсердечная, разсчетливая, вотъ и все.
— Какъ можешь ты говорить такъ со мной, когда сердце мое надрывается? Я все на свт сдлаю для тебя, Джемми, только не это. Этого я не въ силахъ исполнить.
— Все на свт, кром того, что ты поклялась сдлать,— повторилъ онъ.— Но я отказываюсь отъ остальнаго. Ты завлекала меня ради собственныхъ цлей и хотла бы удержать у своихъ ногъ. Тебя забавляетъ видъ моихъ страданій. Но этого утшенія я теб не доставлю, Гледисъ. Я еще вчера говорилъ теб, что ты должна или соединиться со мной, или разстаться навсегда. Твой выборъ сдланъ. Да проститъ теб Господь!
— Это не мой выборъ!— съ горечью воскликнула она.— Это мое несчастіе. Подумай о томъ, въ какомъ положеніи я буду, вспомни позоръ, который ляжетъ на меня и на моихъ, и скажи, могу ли я быть такою эгоисткой и заботиться только о собственномъ удовольствіи и самоуслажденіи?
— О чемъ же другомъ думала ты, когда увлекала меня съ того пути, который я избралъ? Сколько разъ съ роковаго часа нашей первой встрчи старался я осводиться отъ твоихъ оковъ, а ты шла со мной и снова манила меня! А теперь, когда я вообразилъ, что наступилъ, наконецъ, часъ блаженства, что моя любовь важне для тебя всего на свт, именно теперь наносишь ты мн послдній ударъ и говоришь, что есть на свт кто-то, который дороже теб, чмъ я. О, Боже мой!— воскликнулъ Джемми, кидаясь на скамью и закрывая лицо руками,— будь же милосердъ и положи предлъ моимъ терзаніямъ!
Глэдисъ встала, подошла къ нему, попыталась отнять руки отъ его лица и заставить его взглянуть на нее.
— Джемми, милый мой! Все будетъ попрежнему. Я стану всегда, всегда любить тебя, и ты можешь проводить въ Карронби столько времени, сколько захочешь. Моунткарронъ и то постоянно спрашиваетъ, отчего ты такъ рдко прізжаешь.
Она прижалась къ нему и старалась поцловать его. До сихъ поръ поцлуи ея всегда оказывались панацеею отъ всхъ золъ. Но Брукъ сердито оттолкнулъ ее и переслъ на другое мсто.
— Оставь меня. Я не нуждаюсь въ твоихъ увреніяхъ и ласкахъ. Мн ничего не надо отъ тебя, кром того, чего ты не хочешь мн общать. Я сказалъ теб вчера, что покину Карронби съ тобой или безъ тебя. Повторяю эти слова. Колебанія теперь неумстны. Если ты не можешь отказаться ради меня отъ твоего сокровища, твоей графской короны…
— Джемми, какъ это жестоко! Я, вдь, говорю теб, что думаю только о бдномъ отц.
— Отъ драгоцнной короны и титула,— продолжалъ онъ, не обращая вниманія на ея слова,— мы должны разстаться навки. Другаго исхода нтъ, Глэдисъ. Я желаю имть все или ничего.
— Ты не захочешь же покинуть меня навсегда, Джемми?— спросила она дрожащими губами.— Этого ты не можешь сдлать.
— Навсегда,— отвчалъ онъ, стиснувъ зубы.— Обдумай еще разъ свое ршеніе, если хочешь. Я все еще остаюсь при моемъ общаніи, несмотря на то, что ты нарушила свое.
— Я не могу слдовать за тобою, это невозможно,— отвчала она, плача.
— Такъ оно и лучше. Ты уже доказала мн, что на твои клятвы нельзя полагаться. Могу ли я надяться, что ты будешь врне мн, чмъ была Моунткаррону? Первый человкъ, который попадется на твоемъ пути, окажется, быть можетъ, сильне меня или будетъ тебя мене любить. Онъ не оставитъ тебя цлыхъ двнадцать часовъ наедин съ твоими клятвами, и умно сдлаетъ, ты попадешь въ его руки, и драгоцнная корона разлетится, какъ дымъ! Надюсь, что это случится. Надюсь дожить до того времени, когда ты лишишься этого сокровища, потеряешь все…
— О, какъ ты жестокъ ко мн!
— Ты сама сдлала меня жестокимъ. Мн кажется, я способенъ убить тебя на мст. Но довольно упрековъ. Ты слишкомъ слаба, слишкомъ вроломна для того, чтобы стоило даже жалть о теб. Прощай, Глэдисъ,— продолжалъ онъ, внезапно вставъ.— Ты сдлала изъ меня настоящаго злодя. Помни: что бы ни случилось, во всемъ будешь виновата ты.
— Джемми,— закричала она,— не покидай меня. Скажи хоть одно ласковое слово. Я не могу, не могу отпустить тебя такимъ.
Она кинулась на скамью въ порыв отчаянія, но молодой человкъ не вернулся утшать ее. Она слышала, какъ щелкнула за нимъ калитка и какъ онъ торопливо пошелъ по дорог. Тутъ только лэди Моунткарронъ поняла, что онъ дйствительно ушелъ отъ нея навсегда, и ею овладло отчаяніе.
Сколько времени просидла она на скамь, она и сама не знала, но вечерняя свжесть охватила ее, когда она собралась идти домой, и сырой мохъ мочилъ подолъ ея весенняго платья. Вки ея вспухли до боли, въ голов была пустота, ноги дрожали, пока она съ трудомъ тащилась по дорожк. Она не замтила, какъ добрела до дому. Войдя къ себ, она почувствовала, несмотря на окружавшую ее роскошь, будто все, чмъ она дорожитъ на свт, осталось за порогомъ.
Она, попрежнему, графиня Моунткарронъ, все еще иметъ право носить графскую корону и гордо глядть на равныхъ себ, а, между тмъ, ей казалось теперь, будто самая бдная двушка, у которой есть милый, гораздо счастливе ея.
Она хозяйка Карронби, собственница громаднаго состоянія, честная дочь и жена, но, когда она бросилась на роскошный диванъ, безнадежно, безпомощно, отчаянно, она ощущала въ сердц страшную пустоту, которую никому и ничему не наполнить боле, и безпредльную тоску, выразившуюся въ одномъ жалобномъ, неумолкавшемъ крик: Джемми!

Глава XIII.
Сов
тъ сестры.

Въ этотъ самый вечеръ, часовъ около девяти, лэди Рентонъ сидла за письменнымъ столомъ и занималась корреспонденціей. Весь день провела она одна, отобдала въ полномъ одиночеств, прослушала молитвы маленькаго Гуго, уложила его въ постельи сла теперь, чтобы отвчать на письма изъ Лондона и Эдинбурга. Но сегодня ей трудно внимательно отдаться длу. Она безпокоится о брат, не понимаетъ его обращенія съ нею. За утреннимъ кофе онъ казался веселе, чмъ въ послднее время. Сестр не особенно нравился его громкій смхъ, красныя пятна, на щекахъ, но Джемми такъ грустилъ и тревожился въ послднее время, что ей было пріятно снова видть его бодрымъ. Уходя на прогулку, онъ цловалъ ее черезъ-чуръ долго (такъ, по крайней мр, показалось лэди Рентонъ), но и эти изліянія она приписала его веселому настроенію. До четырехъ часовъ она ничего не слыхала о немъ, какъ вдругъ принесли письмо, которымъ онъ извщалъ ее. что узжаетъ на нсколько дней въ Брайтонъ и проситъ не ждать его, пока она не получитъ новаго письма. Лэди Рентонъ совершенно растерялась. Она не понимала, какъ могъ братъ ухать изъ дому, хотя бы даже не надолго, не предупредивъ ее. Это такъ мало походило на него, такъ противорчило его всегдашнему обращенію. Никогда еще не было тайнъ между ними. Но Джемми очень перемнился въ послднее время, со вздохомъ вспомнила лэди Рентонъ, въ этомъ нтъ никакого сомннія.
Она разспросила его камердинера и узнала, что онъ взялъ съ собою два чемодана и что изъ Эльмера прізжала фура, чтобъ отвезти вещи на станцію. Это послднее обстоятельства всего боле разстроило лэди Рентонъ. Еслибъ Джемми внезапно вздумалъ създить въ Брайтонъ повидаться съ друзьями, это ее не особенно удивило бы. Но его отъздъ заране обдуманъ, онъ уже имлъ въ виду покинуть Нэтли, когда цловалъ ее посл завтрака. Почему же не сказалъ онъ ей этого? Какая преграда возникла между ними и лишила ее доврія брата? Что сдлала она для того, чтобъ онъ боялся открыть ей свое горе, какъ бывало? Хотя Эллиноръ и не могла опредленно отвтить на эти вопросы, она, все-таки, кое о чемъ догадывалась и была вполн уврена, что въ основ то веселаго, то мрачнаго настроенія Джемми находилась женщина. Эта мысль тревожила лэди Рентонъ боле всего.
Еще наканун говорила она Глэдисъ, что боится для брата любви, потому что онъ одинъ изъ тхъ людей, которые отдаются этому чувству всею душой. Въ этомъ она была искренно убждена. На ея глазахъ превратился Джемми изъ нервнаго, чуткаго, любящаго ребенка въ столь же нервнаго и чуткаго мужчину, и если онъ и не считалъ всхъ женщинъ небесными созданіями, то глубоко врилъ, что гд-нибудь на свт есть чудное существо, которое его ждетъ. Встртившись съ такою женщиной, онъ долженъ былъ тмъ боле преклоняться передъ нею, что смотрлъ на нее какъ на рдкое явленіе. Кто же могъ огорчить его? Лэди Рентонъ перебрала въ своемъ ум всхъ окрестныхъ двушекъ и не остановилась ни на одной. Миссъ Решертонъ? Никогда Джемми не подумалъ бы жениться на ней. Она двушка красивая и съ деньгами, но бойкая и кокетливая, совсмъ не то, что нравится брату. Дочери пастора, три хорошенькія миссъ Онсло? Уже не разъ соединяла молва имя Джемми съ ихъ именами, но лэди Рентонъ была уврена, что съ этой стороны не было бы повода къ печали и что братъ ея могъ бы выбрать любую изъ трехъ барышень, еслибъ только пожелалъ. Въ кого же влюбился онъ? Не въ толстую же мистрисъ Скоттъ, вдову прежняго пастора, не въ миссъ Парсонсъ, двицу лтъ пятидесяти съ сдыми волосами! Кто же она, наконецъ? Эллиноръ сидла, задумавшись, склонивъ голову на руку. Неоконченныя письма были брошены въ сторону. Вдругъ по дорог, ведшей къ дому, раздались знакомые шаги. Это, наврное, Джемми. Она не ошибается. Но, вдь, онъ въ Брайтон. Сомнніе, приковало ее къ мсту. Еслибъ не это, она уже давно кинулась бы къ двери. Она слышала, какъ кто-то поднимался по лстниц, позвонилъ, вытеръ ноги о половикъ обыкновеннымъ нетерпливымъ движеніемъ Джемми, потомъ прошелъ черезъ залу.
Теперь она была уврена, что это братъ. Онъ вернулся изъ Брайтона или раздумалъ и не похалъ туда. Эллиноръ повернула улыбающееся лицо къ двери, готовая привтствовать его, лишь только онъ появится. Но никто не вошелъ. Дверь залы затворилась, шаги замолкли, снова водворилась тишина. Леди Рентонъ почувствовала нетерпливое желаніе узнать, въ чемъ дло, и рзко позвонила. Вошелъ лакей.
— Мистеръ Брукъ сейчасъ вернулся?
— Да, милэди.
— Гд онъ? Почему не приходитъ онъ сюда?
— Они ничего не сказали.
— Онъ въ столовой? Веллъ онъ подать себ обдать или ужинать?
— Нтъ, милэди, мистеръ Брукъ ничего не приказывали и не говорили, а прямо пошли наверхъ въ свою комнату. Я слышалъ, какъ щелкнула дверь.
— Хорошо. Вы можете идти.
Отпуская его, она дрожала всмъ тломъ. Что случилось съ ея мальчикомъ? Отчего избгаетъ онъ ее? Тысячи неопредленныхъ страховъ овладли ея умомъ, не откладывая доле, она кинулась наверхъ и постучала. Отвта не было. Эллиноръ снова стукнула и, безъ дальнйшей церемоніи, вошла.
Джемни лежалъ на постели лицомъ въ подушку и рыдалъ, какъ можетъ рыдать только человкъ, сердце котораго надрывается отъ горя.
Лэди Рентонъ испугалась. Все материнское чувство, которое она питала къ молодому брату, пробудилось въ ней. Она наклонилась надъ нимъ, прислушиваясь къ рыданіямъ, раздиравшимъ его грудь, хотя глаза его оставались совершенно сухими.
— Джемми, милый, дорогой мальчикъ, что съ тобой?— воскликнула она.— У тебя есть горе. Что опечалило тебя? Неужели ты имешь тайны отъ сестры?
— Уйди. Ничего не случилось,— отвчалъ онъ глухимъ голосомъ.
— Ты не разстроился бы такъ отъ пустяковъ, Джемми. Я слдила за тобой въ послднее время, милый, и знаю, что у тебя было что-то на ум, но никогда не ожидала я, что между нами наступитъ отчужденіе, что ты будешь страдать молча.
— Никакого нтъ отчужденія, Nell,— отвчалъ онъ, стыдясь своей слабости,— но, вдь, есть же вещи, о которыхъ не станешь говорить даже и съ такимъ преданнымъ другомъ, какъ ты.
— Иметъ ли твое горе хоть какое-нибудь отношеніе къ Брайтону, Джемми? Отчего вернулся ты такъ скоро?
— Я вовсе и не былъ тамъ.
— Да гд же провелъ ты весь день?
— Богъ вдаетъ, да я и самъ не знаю, гд-нибудь въ лсу, на поляхъ, не все ли это равно?
— Ты не былъ въ Карронби?
Онъ замтно вздрогнулъ, но твердо отвчалъ:
— Нтъ.
— лъ ли ты что-нибудь, милый?
— Нтъ, не безпокой меня. Я не хочу сть. Если ты желаешь сдлать мн удовольствіе, Nell, уйди и оставь меня одного.
— Я такъ и сдлаю, немного погодя. Разв ты не можешь смотрть на меня, какъ на друга, и облегчить душу, повдавъ свое горе?
— Это невозможно. Не требуй этого.
— Когда умирала наша мать,— ласково продолжала лэди Рентонъ,— она призвала меня, двочку десяти лтъ, къ своей постели и сказала: ‘Нелли, ты должна быть матерью для моего малютки’, я всегда считала ея послднюю волю священною. Въ дтской тебя звали ребеночкомъ миссъ Нелли, а когда ты сталъ подрастать, я смотрла на тебя какъ на свою собственность. Мн кажется, что въ эту минуту даже Гуго не дороже мн, чмъ ты. О, мой милый, мой дорогой Джемми, не отталкивай меня, скажи мн сво горе, поищемъ вмст средства его исцлить.
Брукъ сконфуженно взглянулъ на нее. Теперь онъ сидлъ на краю постели, волосы его были всклочены, пылавшее лицо покрылось пятнами, руки охватывали колна. Выраженіе полной безнадежности, запечатлвшееся во всей его фигур, глубоко тронуло сердце сестры.
— Все безполезно,— горько сказалъ онъ.— Моей бд помочь нельзя.
— Не врю,— отвчала лэди Рентонъ,— на свт есть только одно непоправимое горе, Джемми,— безчестье, а это съ тобой никогда не случится. Остальныя раны бываетъ трудно переносить, но время ихъ, все-таки, исцляетъ. Ужь не касается ли дло денегъ? Не проигрался ли ты?
— Денегъ!— презрительно повторилъ онъ.— Неужели ты воображаешь, что я сталъ бы такъ безуиствовать изъ-за нихъ?
— Или не болнъ ли ты?
— Нтъ.
— Тогда, Джемми, можетъ быть только одна причина для твоей печали, именно женщина. Угадала я?— тревожно спросила сестра.
— Ну, а если угадала, что же тогда?
— Въ такомъ случа я не могу поврить, чтобы бда была непоправима. Ни одна двушка не устоитъ долго противъ тебя, Джемми. Мужчины часто не понимаютъ насъ. То, что происходитъ иногда отъ сдержанности или скроиности, они считаютъ холодностью, антипатіею. Не врь ей на слово, Джемми, попытайся еще разъ. Я не полагаю, чтобы на свт была такая двушка, которая въ состояніи отвергнуть тебя два раза, если только она свободна.
— Наконецъ-то, ты попала въ цль, Эллиноръ. Она не свободна.
— Что? Уже помолвлена? Какое горе! Какъ же ты не услыхалъ объ этомъ раньше? Но и тутъ еще не вся надежда пропала. Свадьбы разстраиваются ежедневно. Почемъ знать, что можетъ случиться и помшать и этому браку.
— Слушай, Эллиноръ, по душевной доброт и изъ любви ко мн ты говоришь страшный вздоръ. Ты угадала, что мое горе происходитъ отъ обманутыхъ надеждъ. Останемся при этомъ. Боле я ничего не могу сказать теб.
— Но я не въ силахъ допустить, чтобъ ты такъ убивался, — сказала лэди Рентонъ.— Ты заболешь, если не постараешься встряхнуться. Что намренъ ты длать?
— Ухать, и чмъ скоре и дальше, тмъ лучше. Я хочу покинуть Карронби немедленно. Ты согласишься, конечно, со мною, что это необходимо?
— Значитъ, она живетъ въ Карронби?— воскликнула Эллипоръ съ женскимъ любопытствомъ.
Джемми почувствовалъ, точно попался въ ловушку, вспыхнулъ и промолчалъ.
— Какъ будто я въ состояніи выдать твои тайны, — съ укоризною сказала она.— Разв он не такъ же священны для меня, какъ и мои собственныя? Если бы мать наша была жива, ты, не колеблясь, пошелъ бы къ ней, Джемми. Только теперь чувствую я, какъ плохо замнила я ее теб.
— Нтъ, Эллиноръ, не говори этого. Ты хорошая женщина, лучшая изъ всхъ, которыхъ я знаю, и я преклоняюсь передъ тобою. Но возможно ли, чтобъ я доврялъ теб вс свои горести? жизнь молодыхъ людей совсмъ не похожа на жизнь ихъ сестеръ. Не лучше ли, чтобъ я скрывалъ въ глубин сердца свои печали, какъ бы я ни нуждался въ утшител.
— Нтъ, я этого не думаю, — ршительно отвчала лэди Рентонъ.— То, что ты можешь сдлать, я должна быть въ состояніи выслушать. Не бойся меня, милый. Еслибъ ты нарушилъ вс десять заповдей, и я могла бы помочь теб или утшить, никогда не увидалъ бы ты на моемъ лиц ничего, кром состраданія.
— Ты самая милая и добрая изъ сестеръ,— нжно сказалъ онъ.— Я скажу теб свою тайну, Эллиноръ, но не потому, чтобъ ты могла помочь мн, а такъ, мн просто хочется, чтобъ ты знала, что я разстаюсь съ Нэтли и съ тобою не безъ причины. Я встртилъ, наконецъ, ту женщину, которая будетъ моею единственною любовью на свт, и не могу любить ее, потому что она замужемъ.
Кровь прилила къ его красивому лицу при этихъ словахъ, онъ боялся, что Эллиноръ сейчасъ догадается, кто предметъ его любви. Но, даже если она и догадалась, она не показала виду. Ее испугало это признаніе, горько было ей слышать, что братъ такъ несчастенъ, но она не хотла, чтобъ онъ это замтилъ.
— Замужняя женщина! О, Джемми! Тогда дйствительно нтъ надежды. Все спасеніе въ бгств.
— Я зналъ, что ты это скажешь, когда услышишь все. Да, кром того… у меня не хватило бы силъ встрчаться съ нею, видть ее…
— Неужели ты ее такъ любишь, бдняжка?
— Какъ свою жизнь, — страстно отвчалъ онъ.— Она для меня все. Я былъ такъ глупъ, что воображалъ, будто и она любитъ меня, и просилъ ее соединить свою судьбу съ моею… Ужь лучше, чтобъ ты сразу узнала все мое безуміе, Эллиноръ… Она согласилась, и я блаженствовалъ. Потомъ… въ ту минуту, когда должны были, какъ мн казалось, увнчаться мои самыя смлыя надежды… она разстроила все, отступила… да будетъ она проклята!.. и предоставила мн длать съ моею надломленною жизнью, что я хочу.
Брукъ снова кинулся на постель. Сестра помолчала съ минуту, потомъ ласково шепнула:
— Джемми, милый, это не любовь.
— Что хочешь ты этимъ сказать?— хрипло спросилъ онъ.
— Ты старался сбить женщину съ истиннаго пути и клянешь ее потому только, что она была милосердне къ теб, чмъ ты къ ней или къ самому себ.
— Это не милосердіе, а трусость. Она бросила меня только потому, что боялась исполнить свое общаніе.
— Чмъ бы она ни руководилась, Джемми, ея отказъ спасъ васъ обоихъ отъ вчнаго раскаянія. Я ради этого не мене жалю тебя, мой дорогой. Это страшное горе для такого молодаго человка, какъ ты, но, вмст съ тмъ, и твое спасеніе. Кто знаетъ, не измнится ли вслдствіе этого вся твоя будущая жизнь?
— Ршительно не понимаю, какъ можетъ изъ этого выйти что-нибудь, кром моего несчастія. Не говори боле объ этомъ, Nell, мое сердце совершенно разбито.
Лэди Рентонъ поняла, что лучше будетъ исполнить желаніе брата и не стараться вывдать его тайны. Она догадывалась, кто предметъ его обожанія, и эта догадка глубоко огорчала ее.
— Ты хочешь ухать изъ Карронби?— спросила она.
— Я долженъ и хочу хать. Еслибъ было возможно, я отправился бы еще сегодня вечеромъ.
— Очень рада, что ты не ухалъ, не повидавшись со мной. Есть у тебя какіе-нибудь планы?
— Нтъ еще. Я поду въ Лондонъ на нсколько дней и огляжусь тамъ. Мн все равно, куда бы ни хать, только бы подальше отсюда. Индія, Африка, Америка,— все для меня безразлично, лишь бы море раздляло насъ.
— Что скажешь ты объ Александріи?
— Почему именно Александрія? Что теб вздумалось?
— Тамъ находится бдный Чарли Рентонъ, двоюродный братъ моего мужа, онъ очень болнъ, и твое общество доставило бы ему большое утшеніе.
— Богъ съ нимъ, съ Чарли Рентономъ. Мн теперь довольно хлопотъ и съ самимъ собою.
— Чарли былъ въ арміи,— продолжала Эллиноръ, не обращая вниманія на эту выходку,— и получилъ рану въ грудь во время недавнихъ стычекъ на мыс Доброй Надежды. Пулю вынули и доктора считали его спасеннымъ, но вскор обнаружились признаки чахотки и его выслали изъ Англіи. Онъ похалъ на востокъ и уже находился на возвратномъ пути, какъ вдругъ силы измнили ему въ Александріи, боюсь, что онъ никогда не вернется домой. На прошлой недл я получила отъ его матери раздирающее душу письмо. Она стара, дряхла и не можетъ хать къ нему, близкихъ родныхъ у него нтъ. Я серьезно подумывала сама създить, но если ты замнишь меня, Джемми, это будетъ отлично.
— Какое мн дло до Чарли Рентонъ!— рзко сказалъ онъ.— Я даже никогда не видалъ его.
— Это человкъ страдающій, обреченный умереть въ изгнаніи, вдали отъ друзей. Иногда, Джемми, стараясь исцлить раны другихъ, мы находимъ облегченіе для себя.
— Ну, это врядъ ли случиться со мной, Эллиноръ, но если ты полагаешь, что я могу быть полезенъ твоему родственнику, я поду. Бдняжка! Тяжело ему, вроятно, хотя я готовъ завидовать его скорому избавленію отъ этой проклятой жизни. Въ ней только обманъ и разочарованіе съ начала до конца.
Эллиноръ не опровергала этого мннія, положивъ брату руку на голову, она ласково сказала:
— Спасибо, милый. Когда подешь ты?
— Съ первымъ пароходомъ, отплывающимъ изъ Бриндизи. Когда отходятъ они?
— Не знаю наврное, но это легко узнать. Кажется, по пятницамъ. Если это такъ, ты еще успешь захватить слдующій пароходъ.
— Какъ бы то ни было, я сейчасъ же отправлюсь въ Бриндизи. Все же я буду хоть занятъ. Гд Саундерсъ? Пусть онъ уложитъ мои вещи сегодня же, чтобы я могъ выхать завтра въ девять часовъ утра съ скорымъ поздомъ.
— Джемми, ты, все-таки, постараешься заснуть хоть немного?
— Заснуть? Мн кажется, будто я во всю мою жизнь не буду боле спать. Оставь меня, Эллиноръ, дай мн длать по своему. Встань завтра пораньше и проводи меня, да не забудь написать письмо къ Чарли, чтобы онъ зналъ, кто я. Прощай.
Онъ поцловалъ сестру и ласково толкнулъ ее къ двери. Лэди Рентонъ знала, что всякое сопротивленіе было бы безполезно. Братъ ея почти мальчикъ, со всею юношескою отвагой и предпріимчивостью, но у него сильная воля, и сестр уже не разъ приходилось убждиться въ этомъ, несмотря на то, что между ними цлыхъ десять лтъ разницы.

Глава XIV.
Новыя сцены и лица.

Въ десять часовъ на слдующее утро Брукъ былъ уже далеко отъ Карронби. Не успли еще прибрать со стола, за которымъ онъ торопливо завтракалъ, какъ онъ уже исчезъ изъ Нэтли съ слугою и багажемъ. Въ первый разъ со вчерашняго вечера лэди Рентонъ могла теперь ссть и обдумать печальное признаніе, сдланное ей братомъ, и поплакать при мысли, что она лишилась его на многіе мсяцы, быть можетъ, даже годы. Будущее было мрачно и неопредленно. Одна только надежда и утшала лэди Рентонъ, что рана Джемми, быть можетъ, не такъ глубока, какъ онъ воображаетъ, что перемна мста произведетъ на него благотворное дйствіе и онъ вернется въ Нэтли скоре, чмъ они думаютъ. Но домъ, все-таки, казался пустымъ и мрачнымъ безъ него, а тутъ еще лэди Рентонъ предстояла непріятная обязанность сообщить лорду и лэди Моунткарронъ о внезапномъ отъзд брата. Словомъ, Эллиноръ была очень печальна.
Тмъ временемъ Джемми мчался по дорог въ Бриндизи и хотя и чувствовалъ тупую боль на сердц и страшныя вспышки горя всякій разъ, когда воображенію его представлялось прелестное личико Глэдисъ, онъ, все-таки, находилъ возможнымъ сть, пить, курить, какъ и вс прочіе, и даже до нкоторой степени интересоваться тмъ, что происходило вокругъ него. Къ счастію, ему не пришлось дожидаться въ Бриндизи, онъ засталъ тамъ отличный пароходъ съ прекраснымъ составомъ пассажировъ, которые вс безъ исключенія готовы были благосклонно встртить молодаго, красиваго англичанина.
Въ особенности дамы, отправлявшіяся въ Мадрасъ или Калькутту, приходили въ отчаяніе, когда узнавали, что онъ детъ не дале Александріи, хотя Джемми преимущественно искалъ общества мужчинъ. Ему тяжело было встрчаться съ женщинами, по временамъ ему казалось, что онъ уже никогда боле не станетъ говорить съ ними, и онъ тщательно избгалъ прогулокъ на палуб при лунномъ свт, предпочитая имъ уединеніе гостиной. Сошелся онъ въ особенности съ однимъ изъ путешественниковъ, майоромъ Остеномъ, который, подобно Джемми, тоже удалялся отъ дома, посвящая все свое вниманіе картамъ и истребленію содовой воды съ коньякомъ. Человкъ онъ былъ еще молодой, добродушный, веселый, хотя веселость его была какая-то шумная. По временамъ, среди порыва смха, неуловимая тнь пробгала по его лицу и онъ вздыхалъ, но въ ту же минуту спохватывался, точно боялся выдать себя. Джемми считалъ его славнымъ малымъ и, видя, какъ тщательно избгаетъ онъ прекраснаго пола, поршилъ, что онъ завзятый холостякъ, ненавистникъ женщинъ.
Въ одинъ прекрасный вечеръ, посл недльнаго плаванія, Брукъ, чувствуя себя мене печальнымъ обыкновеннаго, вздумалъ подразнить новаго знакомца насчетъ этой странности.
— Замтили ли вы, какъ разсердилась сегодня миссъ Перри, когда вы не поняли ея намека и не помогли ей войти по лстниц, Остенъ?— спросилъ онъ.— Будьте уврены, вы теперь у нея на дурномъ счету.
— Не моя вина, милйшій,— небрежно отвчалъ майоръ — Только начни прислуживать дамамъ, надо совсмъ отдаться этому длу, ужь не выпутаешься.
— Мн кажется, ухаживанье за дамами забавляетъ васъ такъ же мало, какъ и меня,— замтилъ Джемми.
— Честное слово, нисколько не забавляетъ. Все это я уже продлывалъ не разъ, когда стоялъ съ полкомъ въ Индіи. Только поддайся имъ, и отъ нихъ не освободишься, пока не высадишься на берегъ, да и тогда еще, пожалуй, нтъ. Впрочемъ, мое путешествіе кончается Александріею, такъ что на этотъ разъ я немногимъ рискую.
— Вы дете въ Александрію?— воскликнулъ Брукъ, въ тайн обрадованный извстіемъ.— И я также.
— Въ самомъ дл? Надюсь, мы будемъ часто видаться. А остановиться гд думаете?
— Въ гостиниц ‘Императрица Индіи’.
— И я тоже. Какъ это славно! Долго пробудете тамъ?
— Не знаю, право. Я ду посмотрть, не могу ли быть полезенъ одному изъ нашихъ родственниковъ. Бдный малый пріхалъ сюда ради своего здоровья, но такъ разболлся, что, не можетъ вернуться домой.
— Ну, это плохо. Теперь не хорошо въ Александріи. Я думалъ провести тамъ лишь нсколько дней, но, если вы остаетесь, я не стану торопиться съ своими планами. Пріятно встртиться съ человкомъ, съ которымъ можно сойтись.
— Такъ вы дете не по дламъ службы?
— Нтъ, ради удовольствія, чтобы имть какое-нибудь занятіе. Вамъ играть, Брукъ. Чортъ побралъ бы этихъ женщинъ! Опять лзутъ сюда, что это имъ не сидится на палуб?
Посл этого разговора Джемми немало удивился на слдующій день, увидавъ майора, сходившаго по лстниц съ дамою подъ руку. Это была очень красивая, хрупкая съ виду женщина, съ испуганнымъ выраженіемъ глазъ, до того напоминавшихъ Глэдисъ, что сердце Брука сжалось. Онъ съ любопытствомъ слдилъ за новымъ знакомцемъ, пока тотъ усаживалъ даму на кресло и заботливо закутывалъ ее шалями.
‘Что съ нимъ случилось?— подумалъ Джемми.— Когда это онъ усплъ сблизиться съ нею? Какъ забавно! А я-то думалъ, что онъ не знаетъ ни одной женщины на пароход’.
Онъ еще боле изумился, когда майоръ поманилъ его къ себ.
— Позвольте познакомить васъ съ мистрисъ Остенъ, Брукъ. Фанни, это тотъ господинъ, про котораго я теб говорилъ. Онъ детъ съ нами до Александріи. Мистрисъ Остенъ была очень больна до ныншняго дня,— продолжалъ онъ.— Я и теперь съ трудомъ уговорилъ ее выйти на палубу, но я увренъ, что воздухъ будетъ ей полезенъ.
— Я чуть не умерла, — сказала молодая женщина.
Снова что-то въ ея глазахъ напомнило Джемми Глэдисъ и заставило кровь хлынуть къ его лицу.
— Очень жалю о вашемъ нездоровьи, — отвчалъ онъ, не зная отъ смущенія, что говорить.— Но мы теперь вышли изъ залива и уже не будетъ боле качки. Вдали видна Мальта.
— Я буду такъ рада, когда мы доберемся до Александріи,— сказала мистрисъ Остенъ.
— Ну, не радуйся этому черезъ-чуръ, милая,— смясь сказалъ майоръ.— Александрія далеко не привлекательное мсто, и я не задержу тебя тамъ, если она теб не понравится.
— Я уврена, что понравится,— отвчала молодая женщина, бросивъ на мужа такой взглядъ, посл котораго Джемми не сомнвался боле, что они новобрачные.
Но, помня, что говорилъ майоръ о прекрасномъ пол и вс его поступки относительно дамъ, Брукъ такъ изумился, увидвъ въ немъ молодаго супруга, что не могъ преодолть смущенія, и разговоръ его съ мистрисъ Остенъ вышелъ банальный и несвязный. Она недолго оставалась на палуб, и по ея уход майоръ обратился къ Джемми и рзко спросилъ его (такъ ему показалось), отчего онъ былъ такъ стсненъ съ его женою.
— Если сказать вамъ правду,— отвчалъ Брукъ,— я былъ совершенно озадаченъ. Отчего не сказали вы мн раньше, что женаты? Мн и въ голову это не приходило. Вс ваши слова доказывали, казалось, противное.
— Неужели?— какъ-то нервно спросилъ Остенъ.— Я никогда не навязываюсь никому съ моими личными длами, если для этого не представляется необходимости, и просто не подумалъ упомянуть о мистрисъ Остенъ. Но, разъ вы съ нею встртились, надюсь, вы будете друзьями.
— Я нахожу ее прелестной,— отвчалъ Джемми,— и не понимаю, какъ могли вы удержаться, чтобъ не говорить о ней. Какой ударъ будетъ для нкоторыхъ изъ дамъ, когда он узнаютъ, что вы женаты!
— Ну, он врядъ ли узнаютъ это. Фанни не станетъ много показываться на палуб, она никогда не любила дружиться или откровенничать съ женщинами, вроятно, она слишкомъ хорошо знаетъ ихъ для этого.
Какъ и предсказывалъ майоръ, мистрисъ Остенъ рдко выходила изъ каюты, чтобъ провести на палуб нсколько часовъ, и то боле подъ вечеръ, такъ что ея присутствіе на пароход привлекало мало вниманія. Брукъ садился тогда рядомъ съ нею, боле изъ желанія сдлать пріятное ея мужу, чмъ ей самой. Остенъ былъ очень внимателенъ къ нему, и онъ хотлъ отплатить ему за это вниманіемъ къ его жен, хотя ршительно не могъ понять, что она за женщина. Наедин съ нимъ она вовсе не робла, но смущалась въ присутствіи другихъ, въ особенности если кто-нибудь изъ дамъ останавливался, чтобъ поговорить съ нею или освдомиться о ея здоровья. При всякомъ рзкомъ столкновеніи съ свтомъ она уходила въ себя, точно улитка въ свою раковинку, или содрогалась, какъ чуткое растеніе. Вскор Джемми замтилъ, что мистрисъ Остенъ чувствуетъ себя какъ будто еще мене свободною при майор, чмъ безъ него, и въ ум молодаго человка промелькнуло подозрніе, такъ ли хорошо обращается съ нею мужъ, какъ слдуетъ. Но подозрніе это вскор разсивалось. Бглые взгляды, которыми они обмнивались всякій разъ, когда полагали, что никто не слдитъ за ними, убждали Брука, что Остенъ такъ же влюбленъ въ свою жену, какъ и она въ него.
‘Императрица Индіи’ была та самая гостиница, гд жилъ больной Чарли Рентонъ, и ради этого Джемми не хотлъ останавливаться ни въ какой другой. Высадившись въ Александріи, онъ отправился туда съ своими новыми друзьями. Въ послднюю минуту они узнали, что тамъ остановится и семейство Перри, состоящее изъ чванливой матери и двухъ перезрлыхъ дочерей. Джемми уврялъ Остена, что, наврное, онъ тотъ магнитъ, который привлекаетъ ихъ, но майоръ принялъ эту шутку недружелюбно и былъ такъ разстроенъ присутствіемъ Перри, что Джемми подумалъ, не зналъ ли онъ ихъ раньше и не затаилъ ли противъ нихъ злобы.
Лишь только Брукъ устроился въ гостиниц, какъ сейчасъ же послалъ капитану Рентону свою визитную карточку съ рекомендательнымъ письмомъ сестры и получилъ приглашеніе явиться. Изъ ярко залитаго солнцемъ корридора онъ сразу перешелъ въ полумракъ комнаты больнаго и увидлъ передъ собою молодаго человка, небритаго, истощеннаго до послдней степени, который полулежалъ въ кресл на подушкахъ и протягивалъ ему исхудалую руку.
— Это вы, Брукъ?— спросилъ онъ съ болзненною улыбкой.— Очень мило съ вашей стороны пріхать къ такому несчастному, какъ я. Чмъ могу я отблагодарить васъ!
Джемми былъ глубоко потрясенъ. Онъ разсчитывалъ застать больнаго еще на ногахъ и, подойдя ближе, вздрогнулъ, точно увидлъ трупъ.
— Вы не полагали, что я такъ болнъ?— съ трудомъ произнесъ Чарли.— Я при послднемъ издыханіи, милйшій мой.
— Дйствительно, я не ожидалъ, что вамъ такъ плохо,— отвтилъ Брукъ.— Сестра говорила, что вы нездоровы, не можете продолжать своего путешествія въ Англію, а такъ какъ я нуждался въ перемн мста, да и мы съ вами немного сродни, то я и придумалъ създить къ вамъ и узнать, не могу ли чмъ служить.
— Вы пріхали какъ разъ во-время, чтобы похоронить меня, вотъ и все. Никакой надежды на мое выздоровленіе не осталось. Только не длайте такого мрачнаго лица. Я совершенно примирился съ этою мыслью. Докторъ говоритъ, что я протяну не боле двухъ недль, да я и не хочу жить. Еслибъ вы видли, какъ я страдаю по ночамъ, вы сами пожелали бы, чтобъ все скоре кончилось.
— Если вы дйствительно такъ больны, Рентонъ, я тмъ боле радъ, что пріхалъ. А теперь общайте смотрть на меня какъ на брата. Требуйте, что хотите, заставляйте меня длать все, что въ моей власти, иначе я подумаю, что вы недовольны моимъ пріздомъ.
Онъ горячо пожалъ руку больнаго.
— Вы этого не можете думать, — отвчалъ Чарли.— А теперь вы, врно, устали и голодны. Пойдите къ себ и вернитесь сюда, когда отдохнете. Не бойтесь, чтобъ я соскучился, я сплю половину дня.
— Не могу ли я сдлать что нибудь для васъ до своего ухода?
— Если вы напишете письмо матери, всего одну строчку, чтобъ сказать ей, что вы пріхали и что мн лучше, это будетъ мило съ вашей стороны. Я слишкомъ слабъ, чтобъ держать перо въ рукахъ, а бдная мать, наврное, горюетъ обо мн. Я ея послднее дтище.
— Письмо будетъ отправлено сейчасъ же,— отвтилъ Джемми и вышелъ.
Лицо его было очень серьезно, когда онъ вернулся къ себ. Встрча съ умирающимъ изгнала на время изъ его головы даже воспоминаніе о Глэдисъ. Ни о чемъ другомъ онъ не могъ думать или говорить, какъ о Чарли Рентон, и съ нетерпніемъ ждалъ прибытія доктора, лечившаго больнаго. Но изъ свиданія къ нимъ онъ вынесъ мало утшенія. Докторъ удивлялся тому, что Чарли живетъ такъ долго, и приписывалъ это исключительно его изумительному сложенію. Одно, по его мннію, было совершенно врно: дни страдальца сочтены и никогда боле не увидитъ онъ Англіи и своей матери.

Глава XV.
Новый лучъ св
та.

Состояніе здоровья Чарли Рентона такъ встревожило Брука, что общество Остеновъ стало для него истинною отрадой, и онъ проводилъ теперь съ ними все свободное время. Поселившись въ гостиниц, мистрисъ Остенъ какъ будто немного повеселла, хотя все еще была до смшнаго дика для женщины своихъ лтъ и своего общественнаго положенія. Вскор Брукъ поршилъ, что она глупа и что ею не стоитъ заниматься боле, чмъ этого требуетъ простая вжливость относительно жены пріятеля. По временамъ ему казалось, что и самъ Остенъ того же мннія. Онъ былъ неизмнно ласковъ и внимателенъ съ женою, но всегда съ удовольствіемъ удалялся въ билліардную или курильню наслаждаться обществомъ мужчинъ. Тоскливое выраженіе, которое принимало лицо мистрисъ Остенъ, когда они желали ей покойной ночи и уходили по собственнымъ дламъ, заставляло Брука подозрвать, что, какъ ни любитъ ее мужъ, она, все-таки, не чувствуетъ себя счастливою. Его поражало еще то вниманіе, которое она возбуждала за таблъ д’отомъ. Мистрисъ Остенъ не отличалась особенною красотой, а, между тмъ, когда они садились за столъ или вставали изъ-за него, вокругъ нихъ раздавался шепотъ, вызывавшій у Остена глухія проклятія. Однажды, когда мужъ и жена уже вышли изъ комнаты и Джемми готовился послдовать за ними, его остановилъ какой-то господинъ, только что пріхавшій изъ Англіи и все время незамтно слдившій за ними черезъ столъ.
— Извините, пожалуйста,— торопливо началъ онъ,— не съ мистрисъ ли Месситеръ говорили вы сейчасъ?
— О комъ спрашиваете вы? О той дам, около которой я сидлъ за обдомъ?
— Да, о мистрисъ Месситеръ изъ Гренджли.
— Никогда не слыхивалъ даже ея имени,— отвчалъ Бругь, качая головой.— Это жена майора Остена.
— Ахъ, простите. Я, вроятно, ошибся,— сказалъ незнакомецъ и удалился.
Посл минутнаго удивленія Джемъ пересталъ думать объ этомъ случа. Рентонъ такъ ослабъ за послдніе дни, что ничего не могъ длать самъ, и пришлось позвать сестру милосердія. Посл полудня, когда больной былъ умытъ, одтъ и пересаженъ съ постели на кресло, Джемми обыкновенно замнялъ ее и оставался съ Чарли, пока она отдыхала. Всего же чаще онъ молча сидлъ у завшаннаго окна, между тмъ какъ Чарли произносилъ отрывочныя фразы, дремалъ или лежалъ на подушкахъ, тяжело дыша и съ нетерпніемъ ожидая минуты избавленія.
Въ такое время контрастъ между настоящимъ и недавнимъ прошлымъ рзко бросался въ глаза Бруку. Тогда онъ былъ въ лсахъ Карронби, свжихъ, зеленыхъ, весеннихъ лсахъ. Цвты и листья едва показывали свои хорошенькія головки, тысячи птицъ заливались звонкою пснью, ворковали и вили свои гнздышки. Теперь онъ сидитъ печальный. Палящее солнце Египта врывается сквозь щели закрытыхъ ставней. Кругомъ песокъ, зной, ослпительный свтъ, непрерывно жужжатъ мухи надъ головою больнаго.
Тогда онъ былъ гордъ, какъ король, въ своей торжествующей любви. Ручка Глэдисъ покоилась въ его рук, ея глазки глядли на него, губки клялись въ вчной врности. Теперь онъ одинокъ, покинутъ, ради нея онъ сталъ изгнанникомъ. Нтъ у него другаго общества, кром собственныхъ грустныхъ мыслей, другаго развлеченія, кром зрлища послднихъ содроганій умирающаго.
Однажды, размышляя такимъ образомъ, Джемъ вздохнулъ такъ глубоко, что привлекъ вниманіе больнаго.
— Брукъ, милый мой,— слабо сказалъ онъ,— это что такое?
— О чемъ говорите вы, Чарли?— воскликнулъ Джемми, вздрогнувъ.— Не принести ли вамъ чего-нибудь?
— Нтъ, благодарю. Отчего вздыхаете вы?
— Разв я вздыхалъ? Да и могу ли я не вздыхать, когда я вижу, какъ вы больны?
— Нтъ, Джемми, вы меня не обманете. Этотъ вздохъ относился не ко мн.
— Вы очень проницательны, Чарли,— замтилъ Брукъ, подсаживаясь къ своему пріятелю.— Но даже еслибъ у меня и были заботы, ужь не думаете ли вы, что я сталъ бы досаждать вамъ ими? У васъ довольно и собственныхъ горестей.
— У меня нтъ никакихъ горестей, — сказалъ больной.— Все это я стряхнулъ съ себя давно. Всего тяжеле то, что я утруждаю собою другихъ. Я хотлъ бы умереть разомъ, сейчасъ же. Ожиданіе длаетъ меня такимъ капризнымъ, что мн иногда даже совстно за себя.
Джемми положилъ свою руду на руку Чарли, точно прося его не говорить этого.
— Меня всего боле удивляетъ ваше желаніе умереть,— сказалъ онъ.— Вы еще такъ молоды, еще недавно были такъ полны силъ и жизни. Какъ можете вы такъ спокойно разставаться съ міромъ? Разв это не кажется вамъ неестественнымъ?
— Ничуть не боле неестественнымъ, какъ еслибъ меня откомандировали въ Индію, на мысъ Доброй Надежды или въ какое-либо другое, столь же отдаленное мсто. Когда такіе приказы прибывали неожиданно, они всегда нсколько разстраивали меня. Но настоящій призывъ не былъ неожиданъ, Джемъ. Я предвидлъ его уже давно, и по этому-то мн и хочется отправиться скоре. Я точно путешественникъ, уже уложившій свои пожитки и не знающій, что ему длать. Меня раздражаетъ именно промедленіе. Еслибъ только я могъ пуститься въ путь сегодня же!…
— Куда?— спросилъ Джемми.
— Не знаю и не забочусь объ этомъ. Я предоставляю это высшему Промыслу. Я хочу идти туда, гд ожидаетъ меня она. Что она меня ждетъ, въ этомъ я увренъ, и мн хотлось бы скоре быть тамъ.
— Вамъ не будетъ тяжело, если я спрошу у васъ, на кого вы намекаете, Чарли?
— Да на мою жену, конечно!
— Вашу жену? Разв вы были женаты?
— Да. Лэди Рентонъ не говорила вамъ этого? Быть можетъ, она и сама не знала. Это длилось такъ недолго, всего четыре мсяца, но, все-таки, достаточно долго для того, чтобы я не могъ забыть ее, Джемъ.
— Я никакого понятія не имлъ объ этомъ, Чарли. Тогда, конечно, неудивительно, что вы такъ равнодушны къ смерти. Да и я тоже… Я хочу сказать, я тоже былъ бы равнодушенъ, еслибъ понесъ такую утрату, какъ вы.
— Это было тяжело въ свое время. Она была такая хорошая, чистая, добрая. Я думалъ тогда, что тоже умру. Хорошо, что это не случилось.
— Почему?
— Я страстно любилъ жену, Джемми, но любовь моя была чисто-земная. Я не имлъ никакого понятія о высшей любви. Когда умерла жена, я оплакивалъ только ея красоту, кротость, умъ, считалъ ее навки погибшею для себя лишь потому, что не могъ боле сжимать ее въ своихъ объятіяхъ, видть ее, слышать. Вс мы любимъ женщину за ея вншность, красоту, изящное обращеніе и не можемъ успокоиться, пока не сдлаемъ ее своею. Тогда намъ кажется, что мы достигли всего и что боле этого ничего нтъ.
— А что же еще остается,— спросилъ Брукъ,— какъ не любить жену и не длать ее счастливою?
Лицо больнаго вспыхнуло отъ возбужденія.
— Перестать любить себя, сдлать изъ нашей любви переходную ступень къ высшей жизни. Только тогда будемъ мы настоящими мужьями.
— Да разв любовь можетъ быть унизительна?— слабымъ голосомъ спросилъ Джемми, уходя къ окну.
— Не настоящая любовь, а страсть. Посмотрите на сотни браковъ, начавшихся съ обожанія и кончившихся даже хуже, чмъ равнодушіемъ. Это все оттого, что люди полагаютъ, будто любовь все, а взаимное уваженіе вещь совершенно лишняя для счастья. Такъ и я началъ съ Алисою, но я понялъ свою ошибку, когда было уже поздно.
— Когда она умерла?
— Да. Когда я былъ вынужденъ отказаться отъ земной страсти, я ясно постигъ всю красоту идеальной привязанности. Никогда не любилъ я жены такъ, какъ научился любить ее съ тхъ поръ, какъ она меня покинула. Я понимаю теперь всю истинную красоту ея души, понимаю также, что низвелъ бы ее на низшій уровень, еслибъ она осталась со мною. Но слава Богу, ея уже нтъ,— набожно продолжалъ онъ.— Благодарю Господа и за то, что и я умираю и что чрезъ нсколько дней, быть можетъ часовъ, мы будемъ вмст.
Больной говорилъ съ трудомъ, съ мучительными перерывами, но Джемми отлично понялъ его. Отвернувъ лицо, онъ сказалъ, наконецъ:
— Быть можетъ, я знаю объ этихъ вещахъ больше, чмъ вы думаете, Чарли. Быть можетъ, и я любилъ женщину и лишился ея, хотя и не совсмъ такимъ образомъ, какъ вы.
— Если это такъ, Брукъ, я жалю о васъ и радуюсь, вмст съ тмъ. Любовь совершенствуется только страданіемъ. Она точно полевая трава, которую надо снять, чтобы почувствовать весь ея ароматъ. Она не должна стремиться къ собственному удовлетворенію, а только къ благу любимаго существа…
— Я полагаю,— коротко сказалъ Джемми, внезапно обернувшись,— что, по вашему, мужчина, который искренно любитъ замужнюю женщину, никогда не предложитъ ей бжать съ нимъ?
Глаза умирающаго широко раскрылись отъ изумленія.
— Бжать съ нимъ?… Стащить ее въ грязь, сдлать предметомъ презрнія, омрачить все ея существованіе только ради удовлетворенія собственныхъ инстинктовъ? Какъ можете вы предлагать такіе вопросы?
Джемми молчалъ.
— Согласитесь ли вы убить любимое животное оттого только, что вамъ понадобилась капля крови? Такихъ людей вс назвали бы сумасшедшими. А когда мы губимъ человка, котораго считаемъ самымъ дорогимъ на свт, мы зовемъ это любовью!
— Вы говорите слишкомъ много и устали, Чарли. Отдохните.
— Этотъ предметъ всегда возбуждаетъ меня,— отвчалъ больной,— но намъ надо какъ-нибудь еще потолковать о немъ. Я всякій день молился, Джемъ, чтобы умереть до утра. Это былъ эгоизмъ. Молиться объ этомъ я больше не стану. Какой-то внутренній голосъ нашептываетъ мн, что моя жизнь продлится еще немного… до той поры, когда мы съ вами еще разъ потолкуемъ.
Брукъ далъ больному лкарство и остался съ нимъ до прихода сестры милосердія, смнившей его. Когда онъ вернулся къ себ, слова Чарли все еще звучали въ его ушахъ.
Въ комнат было прохладно. Онъ кинулся на диванъ, чтобъ подумать. Рядомъ жили Остены. Вскор, среди тишины восточнаго полудня, изъ сосдняго нумера до слуха Джемми донесся неясный звукъ. Сначала молодой человкъ предположилъ, что онъ ошибается, но звукъ повторился, такъ что сомнваться доле было невозможно: плакала женщина. Онъ недоумвалъ, что бы это могло быть, не допуская даже мысли о мистрисъ Остенъ. Но вскор слабо повторенный крикъ: ‘Боже мой! Боже мой!’ убдилъ Брука, что это именно она, и онъ вскочилъ, возмущенный мыслью, что ее кто-нибудь оскорбилъ или опечалилъ. Не усплъ онъ еще придумать, чмъ ей помочь, какъ послышался звукъ открывшейся двери и мужскихъ шаговъ. Значитъ, все въ порядк. Майоръ вернулся и утшилъ жену. Но утшеніе оказалось не особенно удачнымъ.
— Что ты, Фанни?— воскликнулъ Остенъ и, минуту спустя, прибавилъ:— Опять плачешь? Господи! Да какъ долго, думаешь ты, стану я выносить все это?
— О, Билль, милый, не сердись,— рыдала молодая женщина.— Я, право, не въ силахъ сдерживаться. Я чувствую себя такою несчастною и… одинокою.
— Очень лестно для меня!
— Ты знаешь, что это неправда. Я никогда не грущу, когда ты тутъ, но эти Перри такъ перешептываются, когда я вхожу въ комнату, а сегодня мистрисъ Рамси…
— Чортъ съ ними, съ этими Перри!— энергически воскликнулъ майоръ.— Не говори боле объ этомъ, Фанни. Я не долженъ былъ привозить тебя въ такое людное мсто, и завтра же мы удемъ отсюда.
— Нтъ, Билль, я этого не хочу. Нельзя же намъ оставить бднаго мистера Брука одного съ умирающимъ. Онъ былъ къ намъ такъ добръ. Забудь обо всемъ. Ты, вдь, знаешь, что я должна къ этому привыкать.
Остенъ ничего не отвтилъ на это замчаніе, но Джемми слышалъ, что онъ ходилъ по комнат, бормоча что-то сквозь зубы. Вскор мистрисъ Остенъ подошла къ нему.
— Поцлуй меня, милый, и прости,— сказала она.
— Нечего прощать, Фанни, по крайней мр, ужь не мн,— отвчалъ онъ.— Только я очень желалъ бы, чтобы ты не плакала постоянно.
— Никогда не стану боле,— сказала она съ напускною веселостью.
— Вотъ и отлично. Гляди на дло проще. Измнить ничего нельзя, а убиваться даромъ не стоитъ.
— Я надялась, что хоть здсь мы будемъ избавлены отъ этого,— со вздохомъ сказала она.
— Никогда не избавимся мы отъ этого, милая, по крайней мр, въ земной жизни, такъ что, чмъ скоре примиришься ты съ судьбою, тмъ лучше. Къ тому же, обращать вниманіе на бабьи сплетни ниже твоего достоинства.
— Еслибъ только я могла обдать у себя,— сказала она.
— Лучше этого не длать, это еще боле привлечетъ вниманіе. Нтъ, нтъ! Будь мужественна, сойди къ столу и смути ихъ всхъ своимъ взглядомъ. Вдь, мы же платимъ за свой обдъ и имемъ такое же право быть за табль д’отомъ, какъ и они.
За разговоромъ послдовалъ неясный шорохъ, точно майоръ старался утшить жену поцлуями, посл этого они вмст вышли изъ комнаты. Джемми лежалъ на диван въ величайшемъ изумленіи.
Все слышанное было для него совершенно темно. Онъ ршительно не понималъ, что иметъ госпожа Остенъ противъ табль д’ота или замчаній Перри. Она, должно быть, еще глупе, чмъ онъ полагалъ, если можетъ тревожиться такими пустяками и плакать изъ-за нихъ.
Въ одномъ онъ, однако, убдился. Не вслдствіе дурнаго обращенія мужа такъ робка и печальна мистрисъ Остенъ. Добре его нельзя бытъ, а если его и раздражаютъ ея постоянныя слезы, кто осудитъ его за это?
Джемми подумалъ, что даже красота Глэдисъ померкла бы, еслибъ была вчно затуманена. Замчаніе, слышанное имъ на счетъ Перри, заставило его внимательне прежняго приглядываться къ нимъ, и вскор онъ подмтилъ ту грубость, на которую жаловалась мистрисъ Остенъ.
Дйствительно, дамы кидали на жену майора непріязненные, злые взгляды, совершенно непонятные Бруку, въ виду ея скромнаго и милаго обращенія. Отчего ненавидятъ они мистрисъ Остенъ, никогда не безпокоившую ихъ ни словомъ, ни дломъ? Ужь не потому ли, что она гораздо красиве и образованне ихъ?
Вскор Перри съумли, казалось, передать свои предубжденія и мистрисъ Рамси, тоже жившей въ отел и сначала очень дружески относившейся къ Остенамъ. Теперь и она начала переходить на противуположную сторону улицы, когда замчала ихъ приближеніе, и ограничиваться холоднымъ поклономъ, вмсто прежняго рукопожатія. Все это раздражало Брука. Онъ желалъ бы, чтобы жена его пріятеля была посмле и отплачивала этимъ дерзкимъ людямъ такою же монетой, вмсто того чтобы краснть при каждомъ новомъ оскорбленіи и хоронить лицо въ тарелку. Онъ догадывался, что тутъ что-то неладно, хотя и не понималъ, въ чемъ дло, но отъ этого нисколько не уменьшилась его собственная внимательность къ новымъ друзьямъ.

Глава XVI.
Посл
днія слова.

Прошло нсколько дней, прежде чмъ Чарли былъ въ состояніи возобновить разговоръ, начатый имъ съ Брукомъ. Съ нимъ случился обморокъ, длившійся нсколько часовъ и до того изнурившій его, что онъ могъ говорить только шепотомъ. Вслдъ затмъ онъ опять оправился и какъ будто ощутилъ новый приливъ силъ, какъ всегда бываетъ въ эту коварную болзнь. Джемми уже почти забылъ т размышленія, которыми они обмнивались, но Чарли по собственному почину вернулся къ нимъ.
— Сегодня ночью я видалъ Алису. Я сказалъ ей: ‘Милая, я скоро приду. Еще немного, и мы съ тобою соединимся’. Она говорила не громко, но я видлъ движеніе ея губъ и могъ прочесть на нихъ ея отвтъ: ‘соединимся истиннымъ бракомъ’…
— Что такое истинный бракъ?— посл короткаго молчанія спросилъ Джемми.
— Союзъ нашихъ душъ. Что же другое стоитъ этого имени въ здшней жизни или въ будущей?
— Вы такъ возвышенно смотрите на эти вопросы, Рентонъ, что такому человку, какъ я, трудно даже слдить за вами.
— Неужели? Вы, вроятно, меня не понимаете. Я не хочу сказать, чтобъ духовный союзъ между мужемъ и женой долженъ былъ совершенно отстранить все остальное. Только низшее должно быть, все-таки, подчинено высшему.
— Должно быть!— нетерпливо повторилъ Брукъ.— Очень легко говорить это, но когда же это бываетъ?
— Когда мы любимъ другаго человка боле, чмъ себя.
— Вамъ хорошо разсуждать, — началъ было Джемми и замолчалъ, почувствовавъ всю жестокость своихъ словъ.
— Вы хотли напомнить мн старое изреченіе про чорта, сдлавшагося подъ старость монахомъ, — сказалъ умирающій, слабо улыбаясь.— Но, милый мой, и я былъ такъ же бодръ и силенъ, какъ и вы, и нисколько не походилъ на монаха, а что всего важне, я отлично помню это время, помню и жалю о немъ.
— Вы любили женщину и женились на ней. О чемъ же тутъ жалть, Чарли? Разв о томъ, что вы ее потеряли?
— Я жалю о томъ, что пока она была моею, моя любовь не вознесла ее въ боле высокую сферу. За это мн придется отвчать.
— Право, мн кажется, вы напрасно обвиняете себя, Чарли. Это у васъ отъ болзни. По вашимъ же словамъ, вы любили жену, какъ свою собственную жизнь. Чего же можно еще требовать отъ человка? Къ сожалнію, не вс женщины похожи на вашу Алису. Ради своего личнаго удовольствія он часто притворяются влюбленными, увлекаютъ человка, сводятъ его съ ума, а потомъ бросаютъ. Такихъ женщинъ надо заставить исполнить ихъ долгъ, хотятъ ли он этого, или нтъ.
— Еслибъ мы только знали, въ чемъ ихъ долгъ!— задумчиво сказалъ Чарли.— Когда женщина пренебрегаетъ своими обязанностями, можно быть вполн увреннымъ, что ее побудилъ къ тому мужчина ради своей прихоти.
Джемми откашлялся, потомъ какъ-то торопливо и смущенно сказалъ:
— Послушайте, Рентонъ, я полагаю, что вы о чемъ-то догадываетесь, иначе вы не стали бы говорить со мной такъ. Я очень несчастенъ теперь, и именно изъ-за женщины. Это, вроятно, пройдетъ, такія вещи всегда проходятъ, по переносить ихъ тяжело, и я совершенно разбитъ. Только я не понимаю, какъ относятся ваши аргументы къ моему случаю. Я предоставилъ ей полную свободу дйствій, и она сокрушила мою жизнь, и бросила меня. Это он всегда длаютъ, когда имъ удобно.
— Никакой надежды жениться на ней нтъ?— спросилъ Чарли.
— Никакой. Она уже замужемъ.
— И она не соглашается отпустить васъ?
— Напротивъ. Она послала меня въ чорту.
— Я полагаю,— кротко началъ Рентонъ,— что она хорошая женщина, Брукъ, иначе вы не полюбили бы ее такъ.
— О, да, даже, пожалуй, слишкомъ хороша для меня.
— Вообразите ее себ на высшей точк совершенства, не такою, какова эта женщина въ дйствительности, но какою она могла бы быть, и тогда…
— Тогда что?— спросилъ Джемми, внезапно заинтересованный.
— Тогда вы пожелаете удержать ее на этой высот, не захотите низвести ее въ грязь. Если вы такъ горячо любите ее, вы будете ея лучшимъ другомъ, а не врагомъ, вы соорудите для нея храмъ, гд ее будетъ охранять ваша любовь.
Джемми ничего не отвчалъ. Онъ не могъ постичь теорій своего пріятеля. Он казались ему фантастическими, выспренними, и онъ считалъ ихъ порожденіемъ отуманеннаго, ослабвшаго ума.

——

Не усплъ Остенъ увидать Джемми, вышедшаго изъ комнаты больнаго, какъ тотчасъ же отозвалъ его въ сторону.
— Милый другъ мой!— воскликнулъ онъ, — эти негодныя женщины надлали столько бдъ, что мы принуждены выхать отсюда. Мн ужасно жаль покидать васъ, да и Фанни тоже жалетъ объ этомъ, но и не могу доле подвергать ее такимъ оскорбленіямъ. Я сразу почуялъ недоброе, какъ только узналъ, что Перри собираются высадиться въ Александріи.
— Но что же сдлали он, Остенъ?
— То, что всегда длаютъ женщины, когда имъ представляется возможность. Отчего это он вчно подомъ дятъ друга, Джемъ? Отчего не могутъ он заниматься своими длами и не вмшиваться въ чужія? Чмъ обидла ихъ бдная Фанни, что он ее такъ преслдуютъ? Кажется, она ужь довольно тиха. Сегодня негодная старуха Перри съ дочерьми настроили мистрисъ Рамси не кланяться моей жен, такъ что намъ ничего не остается длать, какъ только вызжать.
— Но почему бы имъ не кланяться мистрисъ Остенъ?— наивно спросилъ Джемми.— Я этого не понимаю, за что злятся он на нее?
Майоръ пристально поглядлъ на него.
— Неужели вы въ самомъ дл не знаете, Брукъ?
— Никакого понятія не имю. По моему, она одна изъ самыхъ милыхъ и любезныхъ женщинъ, которыхъ я когда-либо видлъ.
— Да, въ этомъ вы правы,— вздохнувъ, сказалъ Остенъ.— Бдная, дорогая Фанни! Это лучшая женщина на свт. Но я полагалъ, что вамъ все извстно. Я думалъ, что Перри или какія-нибудь другія добрыя души уже наврное предупредили васъ.
— Ничего не знаю я, Остенъ. Врьте мн на слово.
— Ну, да въ этомъ не было бы никакой бды, потому что, все равно, это должно было всплыть рано или поздно. Мн хотлось только, чтобъ это оставалось въ тайн здсь, ради Фанни. Дло въ томъ, что мы не обвнчаны.
Джемми былъ человкъ слишкомъ свтскій, чтобы смутиться такимъ извстіемъ, но онъ, все-таки, не могъ не выказать нкотораго изумленія.
— Неужели!— воскликнулъ онъ.— Вотъ этого я никакъ не ожидалъ бы.
— Мы, конечно, обвнчаемся, какъ только Фанни получитъ разводъ,— торопливо продолжалъ майоръ,— но этого нельзя сдлать сейчасъ, и я полагалъ, что, увезя ее сюда, я дамъ затихнуть на время длу. Но эти дьявольскія женщины пронюхали все и подняли гвалтъ. Слушайте, Брукъ, мы были съ вами все время такими друзьями, что мн хотлось бы разсказать вамъ все. Фанни — мистрисъ Месситеръ, жена Вилліама Месситера изъ Гренджли. Онъ страстный любитель охоты и всего такого, но, вмст съ тмъ, вдвое старше ея. Фанни и я знакомы уже нсколько лтъ. Она была очень несчастна со старикомъ Месситеромъ, и однажды мы поршили бжать вмст и постараться зажить счастливе вдвоемъ. Но, видитъ Богъ, эта пора еще не наступила. Я очень люблю Фанни, какъ вы, вроятно, могли замтить.
— Да, я часто подмчалъ вашу взаимную привязанность.
— Фанни тоже любитъ меня, бдняжка. Только никакая любовь не можетъ вознаградить человка за вс непріятности и тягости такой жизни. Женщины не въ силахъ выносить ее, по крайней мр женщины, воспитанныя такъ, какъ Фанни. Это ихъ совершенно убиваетъ. Она постарла на десять лтъ съ тхъ поръ, какъ мы ухали изъ Гренджли, а этому всего два мсяца. Но она все плачетъ, живетъ въ вчномъ страх, неизвстности, это старитъ боле, чмъ что-либо на свт.
— Да и для васъ тоже тяжело, — лаконически замтилъ Дженъ.
— О себ я не сталъ бы заботиться, но мн ужасно смотрть на ея горе. Невыносимо цлый день не видать ничего, кром слезъ. Теперь на ея лиц почти не бываетъ улыбки.
— Она ободрится современемъ, когда попривыкнетъ,— отвчалъ Брукъ.
— Никогда не привыкнетъ она, другъ мой. Не знаю, ршится ли она когда-либо вернуться въ Англію. Она стала такъ мнительна, ей кажется, что вс прохожіе на улиц знаютъ ея исторію, что прислуга смется надъ нею. Она бываетъ въ такомъ подавленномъ настроеніи, — понизивъ голосъ, продолжалъ майоръ,— что иной разъ я боялся, какъ бы она не покусилась на самоубійство.
— О, вздоръ, Остенъ, это невозможно!
— Вы бы этого не говорили, еслибъ видли ее въ такія минуты. У нея остался въ Гренджли ребенокъ, и когда она вспоминаетъ о немъ, она становится совершенно безумною.
— Берите съ меня примръ, милый другъ, — продолжалъ майоръ, дотрогиваясь до руки Джемми,— и никогда не длайте такого шага. Ничего путнаго изъ этого не выходитъ, Брукъ. Женщины слишкомъ дорожатъ мнніемъ свта. У нихъ нтъ достаточно мужества или силы, чтобы самимъ устроить свою жизнь, и, вмст съ тмъ, он не хотятъ, чтобы мы устраивали ее за нихъ. Нтъ, это всегда выходитъ неудачно. Он оплакиваютъ свою судьбу и потерю того, что имъ было дорого, а намъ это надодаетъ. Я люблю Фанни, какъ никогда не любилъ еще женщины, и женюсь на ней, лишь только дозволитъ законъ, а все же лучше было бы, еслибъ я оставилъ ее въ Гренджли.
— Что у васъ за исторія съ хозяиномъ?— спросилъ Джемъ,
— Онъ веллъ намъ съзжать, говоритъ, что не можетъ допускать скандала въ своемъ дом, и въ самыхъ вжливыхъ выраженіяхъ пригласилъ насъ искать другую квартиру. Его отель, видите ли, всегда отличался высокою нравственностью и т. д. Животное! Какъ хотлось мн сбросить его съ лстницы! И вотъ что приходится выносить такой женщин, какъ Фанни! Иной разъ я, кажется, готовъ бы всадить ей пулю въ лобъ и навсегда покончить мученія, которыя я навлекъ на нее.
Майоръ отвернулся съ глухимъ стономъ. Сердце Джемми переполнилось сочувствіемъ. И, все-таки, жаля объ Остен, онъ не могъ воздержаться отъ мыслей, что онъ самъ виноватъ въ своей бд. Зачмъ увезъ онъ эту женщину изъ ея дома и отъ ребенка, если онъ не былъ увренъ, что его любовь вознаградитъ ее за все, чего она лишается? Воспоминаніе обо всемъ слышанномъ преслдовало его цлый день. Онъ поршилъ не идти за табль д’отъ, чувствуя, что не въ силахъ будетъ безъ раздраженія видть, какъ оскорбляютъ мистрисъ Остенъ, и, вмст въ тмъ, не зная, что сдлать для нея.
Остенъ, ея прямой покровитель, оставилъ ее беззащитною передъ свтомъ и злобою ея товарокъ. Бруку было бы тяжело встртиться съ обиженною женщиной теперь, когда ей извстно, что онъ знаетъ ея исторію. Она можетъ вообразить, что онъ ее осуждаетъ, а уврять ее въ противномъ было бы только лишнимъ оскорбленіемъ. Если онъ будетъ съ нею добре обыкновеннаго, чтобы вознаградить ее за вс перенесенныя ею обиды, она вообразить, пожалуй, что онъ пользуется ея безпомощнымъ положеніемъ. Словомъ, онъ не зналъ, какъ обращаться съ нею. Всего безопасне избгать ее.
Вслдствіе этого Брукъ пошелъ гулять по городу и вернулся лишь тогда, когда мистрисъ Остенъ уже удалилась въ свою комнату. Мысль о бдной женщин не покидала его. Неудивительно поэтому, что, ложась спать съ думою о ней, Джемми увидалъ ее во сн. Снилось ему, что ее окружаетъ взбшенная толпа, которая плюетъ на нее, бросаетъ камнями, свищетъ, между тмъ какъ онъ не въ состояніи двинуться съ мста. Она припала къ земл, закрыла лицо плащемъ и смиренно склонилась передъ разразившеюся надъ нею грозой. Онъ рвался къ ней на помощь, но ноги его точно прирасли къ почв. Все ближе надвигается толпа нападающихъ, удары сыплются со всхъ сторонъ. Съ кроткимъ укоромъ подняла она лицо и… Боже мой! Это не мистрисъ Остенъ, а Глэдисъ Моунткарронъ! Ужасъ этого открытія разсялъ сковывавшій его сонъ.
Не усплъ онъ встать съ постели, какъ въ дверь слегка постучались.
Это была сестра милосердія, явившаяся звать-его въ капитану Рентону.
— Идите скоре, сэръ. Онъ умираетъ.
Джемми вошелъ въ комнату больнаго почти одновременно съ сидлкою. Чарли лежалъ на подушкахъ неподвижно. Глаза его быстро тускнли.
— Когда случилось это?— спросилъ Джемми.
— Вскор посл полуночи, сэръ, но силы его стали слабть еще со вчерашняго дня. Когда вы прощались съ нимъ, я, вдь, говорила вамъ, что онъ не протянетъ долго.
— Чарли, милый другъ, узнаете ли вы меня?— глухо спросилъ Джемми.
Вки умирающаго дрогнули. Слабая улыбка промелькнула по холоднымъ губамъ.
— Все скоро кончится, милый мой. Вы увидите свою Алису. Теперь вы будете съ нею,— продолжалъ Джемми, не зная, чмъ облегчить послднія минуты своего друга.
— Алиса… тутъ,— задыхаясь, произнесъ онъ. Потомъ, обращаясь къ Джемми, продолжалъ съ послднимъ усиліемъ:— Вашу… не покидайте ее… будьте ея другомъ… выше… выше…
Онъ пристально глядлъ за Брука, и Джемми ждалъ, чтобъ онъ снова началъ говорить. Но это были его послднія слова. Точно блдно-срая пелена покрыла его лицо, коснулась глазъ и заставила потухнуть въ нихъ свтъ, мелькнула по губамъ, углы которыхъ опустились.
— Все кончено, — спокойно сказала сидлка, — его ужь нтъ.
Джемми не нуждался въ подтвержденіи этихъ словъ. Онъ и самъ понялъ истину и, пожавъ помертввшую руку, вышелъ изъ комнаты и вернулся къ себ. Со смертью Рентона его дло въ Александріи было кончено. Остены узжали на слдующій день, и Джемми ршился остаться лишь настолько, чтобы прилично похоронить своего друга и отправить его вещи въ Англію. Сдлавъ все это, онъ написалъ сестр слдующее письмо:
‘Теперь, когда цль, ради которой я пріхалъ сюда, достигнута, ты, вроятно, разсчитываешь, что я вернусь домой, но я еще не собираюсь длать этого. Исцленіе мое еще неполное. Оно только что начинается. Вслдствіе этого я хочу отправиться въ Индію и провести нсколько мсяцевъ въ Калькутт или Бомбе. Когда тамъ сдлается слишкомъ жарко, я легко могу перебраться на пароход въ Австралію или вернуться домой далекимъ морскимъ путемъ, что дастъ мн возможность постить мысъ Доброй Надежды. Какъ бы то ни было, ты еще должна пока обходиться безъ меня. Когда я почувствую въ себ достаточно силъ, чтобы вернуться въ Нетли и занять тамъ свое обыкновенное мсто, не рискуя поддаться прежней слабости, я такъ и сдлаю. И это время придетъ. Новый свтъ озарилъ меня. Я научился смотрть на вещи иначе и, быть можетъ, скоро настанетъ день, милая Эллиноръ, когда теб нечего будетъ стыдиться любящаго тебя брата Джемми’.

Глава XVII.
Графиня.

Наступилъ май. Домъ генерала Фуллера принялъ праздничный видъ въ ожиданіи прізда лэди Моунткарронъ, которая собиралась провести недлю съ родителями, прежде чмъ поселиться на весь сезонъ въ собственномъ городскомъ дом.
Съ нею долженъ былъ пріхать и ея мужъ, но на это смотрли, какъ на дло второстепенной важности. Еслибъ Глэдисъ была просто знакомая, а не родная дочь, мистрисъ Фуллеръ не могла бы боле заботиться о томъ, чтобы принять ее съ почетомъ. Настало, наконецъ, время воспользоваться плодами аристократическаго брака, которому она способствовала. Вскор сосди будутъ ежедневно видть у подъзда карету съ гербами и станутъ напрягать вс силы, чтобы увидть лэди Моунткарронъ хоть черезъ шторы столовой.
Мистрисъ Фуллеръ не дастъ Глэдисъ повода стыдиться родительскаго дома. Балконы и окна наполнились ароматическими цвтами и блестящею зеленью. Домъ украсился новыми изящными шторами, а кружевные занавсы привезены съ самыхъ дорогихъ заграничныхъ фабрикъ. Комнаты, предназначенныя для гостей, меблировали заново и убрали такъ, какъ подобало для пріема важной особы. Слугамъ было приказано надть новыя ливреи. Всего два года тому назадъ Глэдисъ сидла еще въ класс и мать бранила ее, если она надвала въ будни лучшее платье. Теперь-же все казалось недостаточно изящнымъ для нея. Хотя мистрисъ, Прендергэстъ старшая дочь, но она не можетъ соперничать съ титулованною сестрою. Еслибъ Винни и Морисъ вздумали постить родителей во время визита Глэдисъ, имъ пришлось бы занять прежнюю дтскую, потому что, ли подъ какимъ видомъ нельзя было въ чемъ-либо стснить графа и графиню.
Наступилъ, наконецъ, часъ прізда важныхъ особъ. Мистрисъ Фуллеръ, сопровождаемая старшею горничной, ходила изъ комнаты въ комнату, чтобы убдиться, вс ли ея распоряженія исполнены, между тмъ какъ генералъ шагалъ по своему кабинету, ежеминутно прислушиваясь къ звуку колесъ, въ надежд, что они остановятся передъ домомъ.
Старику, ожидалъ свиданія съ любимою дочерью съ чисто-юношескимъ нетерпніемъ. Онъ не видалъ ее со времени ихъ разлуки въ октябр, и этотъ промежутокъ показался ему очень долгимъ. Генералу не доставало ея веселаго личика, вкрадчиваго, ласковаго обращенія, наконецъ, даже шаловливаго своенравія, нердко побуждавшаго ее идти противъ его желаній. Винни, конечно, хорошая дочь. Генералъ любитъ и уважаетъ ее, но Глэдисъ, попрежнему, его любимица и ея счастье составляетъ главный интересъ его жизни.
Наконецъ, она пріхала. Толстыя стны дома заглушили звукъ приближавшейся кареты, и Глэдисъ появилась на порог и кинулась на шею старика, прежде чмъ онъ замтилъ ея присутствіе. Нсколько минутъ стояли они, крпко обнявшись. Лэди Моунткарронъ не плакала, но отецъ слышалъ ея неровное дыханіе и зналъ, что чувствуетъ она въ эту минуту.
— Милый папочка!— воскликнула, наконецъ, лэди Моунткарронъ прежнимъ ласковымъ тономъ.— Дорогой, неоцненный, старый папа! Ты, въ самомъ дл, радъ, что твоя двочка опять съ тобою?
Отцу незачмъ было отвчать на это. Онъ держалъ дочь въ объятіяхъ, прижималъ губы въ ей лбу и старался смахнуть предательскія слезы, навертывавшіяся на его глазахъ. Въ эту минуту въ комнат съ шумомъ появилась мистрисъ Фуллеръ въ сопровожденіи лорда, и тутъ начался обмнъ семейныхъ любезностей.
— Какъ поживаете, Моунткарронъ?— спросилъ генералъ, подавая зятю руку.— Очень радъ васъ видть. Спасибо, что вы привезли къ намъ дочь. Большаго удовольствія вы не могли намъ доставить.
— Намъ слдуетъ благодарить васъ за приглашеніе,— отвчалъ лордъ.— Надюсь, что пребываніе въ старомъ дом будетъ полезно Глэдисъ. Въ послднее время она чувствуетъ себя далеко не хорошо.
— Чувствуетъ себя не хорошо? Что съ нею?— тревожно спросили родители въ одинъ голосъ.
— Ничего, мама. Моунткарронъ даромъ волнуется. Мн нужна была небольшая перемна, а эта перемна боле всего. Какъ хорошо опять быть дома! Ты не отдлаешься отъ меня цлую недлю, папа. Я весь день буду сидть на твоихъ колнахъ.
Отецъ разсмялся и назвалъ ее большимъ ребенкомъ, но вниманіе матери не такъ скоро уклонилось отъ вопроса о ея здоровья.
— Теперь я тебя разсмотрла, Гледисъ, и вижу, что ты худа, даже очень худа. Мужъ твой правъ. Ты, дйствительно, нездорова. Что сдлалось съ твоею фигурой, милая? Ты страшно изнурена.
— Это все твое воображеніе, мама, а, быть можетъ, это происходитъ и отъ платья. Оно всегда сидло на мн гадко. Въ мое отсутствіе ты наглядлась на Винни, а папочка на тебя, и вы забыли, что я всегда принадлежала къ числу ‘семи тощихъ коровъ’ и никогда не отличалась такою утшительною округлостью, какъ вы.
— Ты была прежде стройна, а теперь ты положительно худа,— повторила мистрисъ Фуллеръ.— Лицо твое никогда не было такимъ маленькимъ. Ужь не вреденъ ли теб воздухъ Карронби?
— Мн тамъ очень хорошо. Это прелестнйшее мсто на свт!— воскликнула Глэдисъ съ напускнымъ восторгомъ.— Если я худе прежняго, такъ только потому, что много здила верхомъ. А теперь, мама, могу я идти въ свою комнату и отдохнуть? Милый папа,— продолжала она, кинувшись къ нему, чтобъ снова поцловать его,— мы опять увидимся съ тобою за обдомъ.
Генералъ серьезно глядлъ на нее, и лэди Моунткарронъ испугалась, какъ бы онъ не догадался, что она несчастна. Инстинктивная женская хитрость помогла ей. Глэдисъ обернулась къ лорду и дружески положила ему руку на плечо.
— Какъ находишь ты Моунткаррона, папа? Ужь онъ во всякомъ случа не худъ. Я заботилась о немъ, не такъ ли?
Съ этими словами Глэдисъ, улыбаясь, поглядла на мужа. Улыбка ея всецло относилась къ отцу, но произвела прекрасное дйствіе и успокоила умы. Однако, когда графиня появилась къ столу въ вечернемъ плать, худоба ея стала еще замтне, глаза лихорадочно блестли, на щекахъ горли два ярко-красныхъ пятна, которыя не понравились отцу. Настроеніе духа ея тоже было слишкомъ шумно и непостоянно. То она болтала по нсколько минутъ подрядъ всякій вздоръ, то погружалась вдругъ въ томительное молчаніе, а если кто-нибудь нарушалъ его, она съ трудомъ приходила въ себя и снова принималась за странный смхъ и сомнительныя шутки. Раза два замтила она на себ вопрошающій взглядъ отца и тотчасъ же начинала торопливо говорить съ мистрисъ Фуллеръ о разныхъ подробностяхъ новаго дома въ Berkeley Square и тхъ пирахъ, которые она замышляетъ давать тамъ.
— Тетка Моунткаронна, герцогиня Доунширская, представитъ меня ко двору въ день перваго пріема,— продолжала болтать Гледисъ.— Вортъ уже два мсяца работаетъ надъ моимъ платьемъ. Оно будетъ блое, шитое серебромъ, сдлано съ большимъ вкусомъ. Для придворнаго бала я заказала платье изъ однихъ блыхъ перьевъ. Судя по описанію, я буду похожа на страуса безъ хвоста. Вортъ готовитъ мн еще три, четыре туалета, только я получу ихъ уже поздне.
— Надюсь, ты не станешь черезъ-чуръ увлекаться, милая,— тревожно сказалъ отецъ.— Она не очень сильна, Моунткарронъ, помните это и сдерживайте немного ея порывы.
Графъ добродушно засмялся, но не обнаружилъ никакого безпокойства относительно здоровья жены.
— Любезнйшій генералъ,— началъ онъ, — Глэдисъ всегда длаетъ то, что ей хочется, и я такъ же мало могу управлять ею, какъ необъзжаннымъ трехлтнимъ жеребенкомъ. Спросите ее, правда ли это. Она скиталась по Карронби, сколько душ ей было угодно, а теперь станетъ бгать по Лондону, и самъ чортъ ее не удержитъ.
— Мн кажется, вы обязаны обуздывать немного ея прихоти. Глэдисъ еще очень молода и преувеличиваетъ свои силы.
— Милый папа, прошу тебя не отзываться такъ непочтительно о двадцатилтней замужней женщин,— съ напускнымъ неудовольствіемъ начала лэди Моунткарронъ.— Смшно даже говорить объ осторожности при самомъ начал сезона. Что же будетъ въ конц? Да у меня уже разобраны вс дни вплоть до начала іюня. Въ числ приглашеній есть двнадцать баловъ. Я такъ рада имъ!— лихорадочно продолжала она.— Мн кажется, я цлый вкъ не танцовала и, наврное, уже разучилась.
Оканчивая эту фразу, она взглянула на отца съ пылающими глазами и щеками.
— Теб будетъ не доставать Джема на балахъ, не такъ ли, Глэдисъ?— спросилъ Моунткарронъ.
Генералъ замтилъ, какъ кровь отхлынула отъ лица дочери, оставивъ его пепельно-срымъ. Инстинктивно онъ отвратилъ взоры.
— Вы говорите о мистер Брук?— спросилъ онъ у графа, хотя отлично зналъ, о комъ идетъ рчь.
— Да, о моемъ кузен Джем. Они были въ Карронби большими друзьями съ Глэдисъ. Онъ училъ ее здить верхомъ и, надо сказать, училъ хорошо. Теперь она настоящая наздница.
— Разв мистеръ Брукъ не прідетъ въ Лондонъ на время сезона?
— Онъ не можетъ, бдняжка. Его выписали въ Александрію, чтобъ ухаживать за какимъ-то умирающимъ родственникомъ лэди Рентонъ.
Если судить по тому, какъ краска мнялась въ лиц лэди Моунткарронъ во время этого разговора, или по неопредленнымъ движеніямъ ея рукъ и быстрымъ, нервнымъ взглядамъ, которые она кидала вокругъ себя, можно было предположить, что разговоръ былъ тяжелъ для нея. Мистрисъ Фуллеръ не хуже генерала замтила волненіе дочери, но истолковала его врне. Старикъ былъ только удивленъ. Онъ страшно оскорбился бы, еслибъ кто-нибудь намекнулъ ему, что Глэдисъ можетъ обнаруживать такое волненіе ради кого-либо на свт, кром мужа. Но мистрисъ Фуллеръ лучше знала свтъ и нравы модныхъ женщинъ. Она сразу заподозрила, что дочь ея принимаетъ боле чмъ родственное участіе въ поступкахъ молодаго Брука, и нисколько не возмутилась этимъ. Ни минуты не подумала она, чтобы Глэдисъ могла рисковать графскою короной и затять съ кузеномъ что-либо серьезне простаго кокетства, а это казалось ей очень естественнымъ въ глуши лсовъ Карронби. Ей только не нравился предательскій румянецъ на щекахъ дочери и очень хотлось узнать, какъ далеко зашла ихъ близость. Но разспрашивать сама объ этомъ она не смла и открылась Винни, которая въ теченіе всей недли проводила столько же времени въ родительскомъ дом, какъ и у себя. При первомъ случа она поспшила отозвать въ сторону старшую дочь и спросила ее, замтила ли она перемну въ манерахъ и вншности сестры.
— Она стала совершеннымъ скелетомъ, Винни, да и настроеніе духа ея совсмъ не естественно. То она хохочетъ чуть не до истерики, то вдругъ молчитъ и становится грустна, точно вернулась съ похоронъ. А замтила ли ты, какъ мняется краска въ ея лиц? Все это мн очень не нравится. Я ужасно боюсь, что она заболетъ.
— Бдная, милая Глэдисъ,— сострадательно сказала мистрисъ Прендергэстъ,— что съ нею случилось? Ужь на Рождеств она, по моему, была не хороша съ виду. А, между тмъ, она какъ будто никогда не устаетъ.
— Вся эта бготня очень вредна ей, поврь. Она длаетъ это только ради возбужденія. Это не придаетъ ей даже аппетита. Она почти ничего не стъ. Еслибъ не то, что она и Моунткарронъ въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ, я, право, подумала бы, что бдная женщина несчастна.
Мистрисъ Прендергэстъ живо помнила сцены, происходившія въ Карронби во время ея визита, и т опасенія, которыя внушала ей тогда сестра, но ни за что не согласилась бы говорить объ этомъ съ матерью. Напротивъ, она сдлала все, чтобы изгнать изъ ея головы такое подозрніе, и съ этою цлью прибгла къ небольшой, простительной хитрости.
— Въ лучшихъ отношеніяхъ, мама? Еще бы! Ничего нельзя сказать противъ ихъ обращенія другъ съ другомъ. Мн въ самомъ дл кажется, что Глэдисъ даже очень привязалась къ мужу, и нкоторыя ея признанія въ Карронби доказали мн, что я права. Я ясно помню, какъ она говорила мн, что совсмъ не тяготится своимъ положеніемъ. Наврное, только состояніе ея здоровья длаетъ ее непохожею на себя. Она вполн счастлива съ Моунткаррономъ.
— Я очень рада слышать это,— отвчала мистрисъ Фуллеръ.— Многія женщины считали бы себя совершенно счастливыми оттого, что имютъ право носить графскую корону, но Глэдисъ молода и романтична и могла бы, пожалуй, тосковать оттого, что ей не досталось ничего лучшаго.
— Милая мама!— воскликнула Винни,— ты, должно быть, все перезабыла! Глэдисъ романтична? Да она всегда была самою практическою двушкой на свт, способною взвшивать вс преимущества и невыгоды своего брака. Нтъ! Она совсмъ довольна своимъ положеніемъ, и мы можемъ успокоиться.
— Конечно, милая. Никто боле меня не гордится ея бракомъ. Только не знаешь ли ты, почему мистеръ Брукъ,— помнишь, тотъ красивый молодой человкъ, котораго мы часто видли въ прошлый сезонъ,— не пріхалъ съ ними въ городъ?
Винни показалось, точно она попала въ ловушку. У нея были свои подозрнія относительно Брука и его интимности съ сестрою, но она ни за что не подлилась бы ими съ матерью. Винни не была особенно умна, но вс женщины достаточно умны, чтобы обманывать, когда это имъ нужно. Къ тому же, она нжно любила сестру.
— Брукъ?— повторила она, насупивъ брови.— Ты говоришь о брат лэди Рентонъ?
— Конечно. Разв онъ не гостилъ въ Карронби при теб? Прошлое осенью онъ казался тамъ своимъ человкомъ.
— Нтъ. Кажется, онъ прізжалъ раза два, три, но не жилъ въ дом, это врно, хотя и обдалъ въ Карронби въ первый день праздника вмст съ лэди Рентонъ. Но при чемъ онъ тутъ?
— Вотъ объ этомъ-то я и хотла спросить тебя. При чемъ онъ тутъ? Когда упомянули его имя, я очень удивилась, увидавъ, какъ вспыхнула Глэдисъ. Надюсь, что между ними нтъ ничего, Винни?
— Что хочешь ты этимъ сказать, мама?
— Конечно, ничего дурнаго. Можешь ли ты думать, что я захочу очернить доброе имя дочери или допущу мысль, что Глэдисъ забудетъ обязанности, которыя налагаетъ на нее графскій титулъ? Но молодыя женщины бываютъ легкомысленны, а Брукъ несомннно очень красивый молодой человкъ, и еслибъ она съ нимъ кокетничала…
— Милая мама!— воскликнула мистрисъ Прендергэстъ, видимо разстроенная,— пожалуйста, выкинь эту мысль изъ головы. Подумай только, какъ ужасно было бы, еслибъ такая молва дошла до Моунткаррона или самой Глэдисъ! Торжественно увряю тебя, что ничего подобнаго нтъ. Сестра, конечно, расположена къ мистеру Бруку. Онъ очень милъ и любезенъ и большой любимецъ графа. Но что касается кокетства, теб пора бы лучше знать Глэдисъ. Съ мужчинами она холодна, какъ ледъ. Помнишь ли, какъ она взвшивала вс выгоды и невыгоды брака съ Моунткаррономъ и какъ равнодушно относилась въ вопросу о чувств? Я очень люблю сестру, мама, но холодность, все-таки, остается ея главнымъ недостаткомъ, это и теб, и мн хорошо извстно.
— Правда, она была очень равнодушна въ этомъ случа,— съ удареніемъ произнесла мистрисъ Фуллеръ.— Только мн не нравится ея очевидное волненіе, когда упоминаютъ при ней имя Брука, или ея лихорадочность и возбужденность. И если я ставлю это въ связь съ отсутствіемъ…
— Ради Бога, не ставь этого въ связь ни съ чмъ, мама, а припиши все настоящей причин, именно эгоизму Глэдисъ. Она въ первый разъ въ Лондон въ качеств графини Моунткарронъ, вс ежедневно навщаютъ ее, льстятъ ей. Имя передъ собою перспективу представленія ко двору, придворнаго бала и всхъ развлеченій сезона, право, неудивительно, если ея пустая головка закружилась. Еслибъ у нея былъ ребенокъ, она не стала бы думать о такихъ пустякахъ.
Но хотя разговоръ о Брук и прекратился на этотъ разъ, Винни очень боялась, что ей удалось только отвести подозрніе, но не искоренить его, и она тревожно слдила за Глэдисъ, опасаясь, какъ бы сестра не выдала себя. Ея собственное сердце было полно безпокойства и страха. Винни не могла забыть того, что видла и слышала въ Карронби,— страстныхъ взглядовъ, ею перехваченныхъ, случайныхъ tte—tte, прерванныхъ ея приходомъ. Она была вполн уврена, что странности Глэдисъ исключительно вызваны отсутствіемъ Брука, и уповала лишь на то, что сестра уже поняла, быть можетъ, свое безуміе и старается забыть молодаго человка.
Тмъ временемъ графъ и графиня перехали въ свой домъ въ Berkeley Square, и рядъ сезонныхъ увеселеній начался. Балъ слдовалъ за баломъ, обдъ за обдомъ, вс дни были заняты катаньемъ на лодкахъ, пикниками, игрою въ lawn-tennis.
Лишь только состоялось представленіе ко двору, какъ Глэдисъ кинулась въ вихрь развлеченій. Она была лихорадочно счастлива по вншности и безконечно несчастна въ глубин души, но твердо ршилась танцовать, здить на обды, кокетничать до тхъ поръ, пока, благодаря этимъ усиліямъ, не станетъ снова смотрть на Джемми только какъ на друга и кузена. Никогда еще не видывали въ Лондон такой восторженной поклонницы свтскихъ удовольствій или хозяйки дома, окруженной боле многочисленною толпой обожателей, а, между тмъ, Глэдисъ таяла съ каждымъ днемъ и глаза ея глубоко ввалились. Всякій, кто видлъ ее въ первый разъ, называлъ ее красавицей, но тутъ же прибавлялъ: ‘какая она хрупкая!’ Отецъ и сестра увщевали ее не растрачивать такъ силъ и здоровья, но она продолжала кружиться въ бшеномъ вихр, не давая себ времени для размышленія. Дло въ томъ, что Глэдисъ, не считавшая свою любовь достаточно сильною, чтобы перевсить выгоды своего новаго положенія, возмущалась тмъ, что не можетъ изгнать изъ своего сердца этого чувства. Оно оставалось всесильнымъ, несмотря на танцы, обды, вызды, и ярко сіяло среди мрака ея искусственной жизни. Бдное дитя полюбило, наконецъ, въ самомъ,исильномъ, горькомъ и, вмст съ тмъ, радостномъ смысл этого слова. Утрата милаго открыла ей глаза на значеніе и необходимость любви.
Джемми покинулъ ее, но черты его неизгладимо запечатллись въ ея сердц, и она дала бы все на свт, чтобы вернуть его. Теперь она знала, что не можетъ боле жить безъ того чувства, надъ которымъ прежде смялась. Съ тхъ поръ, какъ она покинута, она поняла, что вся ея жизнь ничто безъ милаго, а такъ какъ она не должна любить его, она ршилась искоренить въ себ любовь или извести себя. Эта-то мысль и заставляла красивую лэди Моунткарронъ носиться въ водоворот свтскихъ удовольствій, подрывавшихъ ея силы. Наконецъ, Винни серьезно встревожилась. Родители тоже безпокоились, но не смли вмшиваться, да и не знали, что сказать. Сестра была отважне и ршилась допросить Глэдисъ и узнать причину ея страннаго поведенія.
Она застала ее однажды утромъ слишкомъ утомленною, чтобы выхать, и на время обезпеченною отъ вторженія постороннихъ.
Глэдисъ была рада сестр. Ея лихорадочныя ручки ласково обвились вокругъ руки Винни и печальные, простодушные глаза молча молили о сочувствіи. Мистрисъ Прендергэстъ сла и ршилась идти прямо къ цли.
— Какъ давно не была ты здсь, Винни!— начала Глэдисъ.
— Какая польза отъ моихъ визитовъ, если тебя никогда не бываетъ дома? Я слишкомъ занята, чтобъ бгать попусту.
Графиня потупилась.
— Ты права. Меня рдко можно застать. Но это не моя вина. У насъ столько приглашеній.
— Вздоръ, милая. Не стоитъ разстраивать здоровья и возбуждать толки только потому, что ты получаешь боле приглашеній, чмъ можешь принять.
— Возбуждать толки!— воскликнула Глэдисъ.
— Конечно. Неужели ты воображаешь, что люди не станутъ болтать, видя, какъ молодая замужняя женщина мечется, точно безумная, въ свой первый сезонъ и съ каждымъ днемъ все боле и боле становится похожею на привидніе?
— На очень солидное привидніе,— замтила Глэдисъ съ улыбкой, отъ которой обнаружилась вся худоба ея щекъ.
— Я этого не нахожу. Ты непремнно заболешь, и свтскія кумушки въ прав думать, что такое крайнее возбужденіе не безъ причины. Неестественно, чтобы молодая женщина никогда не желала спокойно провести вечеръ дома съ мужемъ.
Глэдисъ покраснла и пожала плечами.
— Ну, что касается этого, вс знаютъ, что Моунткарронъ плохой семьянинъ, а когда онъ уходитъ въ клубъ, куда же мн дваться, какъ не хать въ свтъ? Въ этомъ нтъ ничего неестественнаго. Вс живутъ такъ.
— Но ты недостаточно сильна для этого, Глэдисъ, да, къ тому же, это не доставляетъ теб никакого удовольствія. Всякій можетъ это видть. Стоитъ ли тратить силы на развлеченія, которыя тебя вовсе не забавляютъ!
— Мн надо заняться чмъ-нибудь, или я сойду съ ума,— глухо сказала Глэдисъ.
— Могу я откровенно поговорить съ тобою, милая?
— Разв ты когда нибудь спрашивала у меня позволенія, Винни?
— Нтъ, но я никогда не желала такъ серьезно потолковать съ тобою, какъ теперь. Думаю, что мн все извстно. Я не слпа и поневол многое видла и подмтила на Рождеств. Ты тоскуешь по Бруку, не такъ ли? Ты привязалась къ нему, а теперь убиваешься въ его отсутствіе. Скажи мн все, Глэдисъ. Ты знаешь, я спрашиваю не изъ любопытства. Если я могу помочь теб, утшить, наставить, говори, облегчи сердце.
Вмсто всякаго отвта, лэди Моунткарронъ внезапно кинулась въ объятія сестры, восклицая:
— О, Джемми… мой Джемми! Я умру безъ него.
Винни не была подготовлена къ этому откровенному и страстному порыву. Она полагала, что вывдаетъ правду мало-по-малу и что сестра смущенно признается, что дйствительно немного преступила границы осторожности. Но страстный крикъ любви, вырвавшійся изъ устъ свтской, разсчетливой Глэдисъ, наполнилъ ужасомъ душу Винни. Это было настоящимъ откровеніемъ, обнаружившимъ передъ нею такую силу чувства, на которую она никогда не считала лэди Моунткарронъ способною. Эта любовь была глубже, чмъ все, что когда-либо испытала сана Винни, и, осуждая ее, мистрисъ Прендергэстъ, вмст съ тмъ, уважала за нее сестру. Когда бдная женщина, рыдая, кинулась въ ея объятія, Винни крпко прижала ее къ своему сердцу, шепча слова утшенія.
— Милая, дорогая Глэдисъ! Позволь мн быть твоимъ другомъ и совтчикомъ.
— О, Винни, ты никому не скажешь?
— Скажу ли я? Неужели ты считаешь меня на это способною?
— Ни матери, ни отцу… въ особенности отцу?
— Никому, даже самой себ не повторю, только говори скоре, а то у тебя сердце надрывается.
Тутъ Глэдисъ принялась плакать, и Винни поплакала вмст съ нею. Слезы доставили лэди Моунткарронъ облегченіе.
— Ты не станешь презирать меня, Винни, если я скажу теб все?— начала она, наконецъ, приподнявъ заплаканное лицо съ груди сестры.
— Милая моя, можешь ли ты это спрашивать? Я не могла бы презирать тебя, даже еслибъ ты совершила вс преступленія, на которыя способенъ человкъ.
— Мы такъ полюбили другъ друга,— дрожащими губами начала Глэдисъ, потупивъ глаза.— Любовь наша возникла съ первой же минуты. Потомъ онъ признался мн или, быть можетъ, я сама догадалась… Я не могла не догадаться, Винни, только я никакъ не полагала, что изъ этого что-либо выйдетъ. Но… но…
— Ну, что же, милая?
— О, Винни, тяжело говорить объ этомъ. Пожалуй, ты станешь обвинять его, а онъ вовсе не такъ виноватъ, какъ я.
— Не догадаться ли мн лучше самой, Глэдисъ? Зная о твоей любви къ нему, онъ становился съ каждымъ днемъ самоувренне и смле, наконецъ, оскорбилъ тебя, и ты должна была велть ему ухать.
— Нтъ, нтъ!— воскликнула Глэдисъ, горячо защищая своего отсутствующаго героя.— Онъ вовсе не былъ самоувренъ, никогда не оскорблялъ меня, а только просилъ бжать съ нимъ (вдь, это очень естественно, Винни!). И… я хотла хать… но… но…
— Но твоя хорошая натура сказалась, Глэдисъ, ты подумала о бдныхъ родителяхъ, о твоей сестр, которые умерли бы съ горя, еслибъ что-нибудь случилось съ тобой.
Лэди Моунткарронъ кивнула утвердительно.
— Да, именно такъ, только мн кажется, что это меня убьетъ.
— Не убьетъ, Глэдисъ. Ты должна встряхнуться и глядть на дло правильно. Ты славная, милая женщина и не захочешь остановиться на полпути. Гд теперь Брукъ?
Но этого было уже слишкомъ много для твердости Глэдисъ. При его имени она снова упала духомъ и только могла шептать, рыдая:
— Я… я не знаю. О, Джемми, Джемми! Быть можетъ, онъ болнъ… умираетъ… отъ тоски по мн, а я… я… его услала. Винни, иногда мн кажется, что я не вынесу этого… что я должна хать къ нему.
При этомъ заявленіи мистрисъ Прендергэстъ серьезно встревожилась.
— Да ты съ ума сошла, Глэдисъ? Ты, врно, не думаешь о томъ, что говоришь. Какъ! Отказаться отъ титула, положенія въ свт, разстроить всю свою жизнь изъ-за мимолетной прихоти? Поклянись мн, что ты никогда не подумаешь даже о такомъ страшномъ дл.
— Не пугайся,— слабо сказала Глэдисъ,— нтъ никакой причины. Я готова была умереть за него, а, вмсто того, оттолкнула его отъ себя… ради… ради моего имени и всего прочаго, и поврь, я никогда этого не забуду. Все между нами кончено. Только ты не должна укорять меня, если я стараюсь воспользоваться всми выгодами того положенія, изъ-за котораго я отреклась отъ Джемми… отъ своей любви.
Винни вздохнула съ видимымъ облегченіемъ.
— Я знала, что ты шутишь,— сказала она.— Было бы слишкомъ ужасно, еслибъ такая вещь случилась въ нашей семь. Только не подвергай себя опять искушенію, Глэдисъ. Не станешь?
— Нтъ, никогда.
— Ты будешь заботиться о твоемъ здоровьи, ради насъ? Не надо такъ утомляться. Теб слдуетъ…
Сестра горячо прервала ее.
— Остановись. Боле этого я не могу общать ничего. Разв ты не понимаешь, что вызды единственное, что помогаетъ мн забыться? Знаешь ли ты,— печально продолжала она,— что значитъ постоянно слышать лишь одинъ голосъ, кто бы ни говорилъ съ тобою… видть только одни глаза, кто бы на тебя ни смотрлъ… чувствовать, какъ перестаетъ биться сердце при воспоминаніи объ отсутствующемъ? Винни, я такъ страдаю! Я дала бы послднюю каплю крови, чтобы увидть Джемми хотя бы на одинъ часъ.
— И какая бы была отъ этого польза?— сказала практическая Винни.— Только еще тяжеле стала бы тогда разлука. Для тебя отлично, что онъ догадался ухать, и я надюсь, что онъ не вернется и что мы никогда боле не увидимъ его.
— Ты жестока, жестока!— шептала лэди Моунткарронъ.
— Постарайся же глядть на дло здраво. Какая выгода произойдетъ изъ свиданія съ Брукомъ? Никакой. Если ты этого не понимаешь, то онъ понялъ, и его образъ дйствій значительно поднимаетъ его въ моемъ уваженіи. Подумай, наконецъ, и о Моунткаррон. Кончится тмъ, что онъ догадается о причин твоего страннаго поведенія, какъ догадалась я. Что изъ этого выйдетъ? Онъ, наврное, не будетъ такъ сочувственно выслушивать тебя…
— Моунткарронъ!— презрительно повторила Глэдисъ.— Точно онъ когда-нибудь безпокоится о томъ, что я длаю, чувствую, чмъ выгляжу! Онъ слишкомъ поглощенъ самимъ собою, чтобы думать обо мн.
— Я желала бы, чтобы ты растолковала мн твои отношенія съ мужемъ,— задумчиво сказала Винни.— При людяхъ между вами все какъ будто ладно.
— При людяхъ все хорошо, да многіе, пожалуй, скажутъ, что все хорошо и въ нашей частной жизни. Онъ никогда не осуждаетъ того, что я длаю или говорю, обыкновенно замчаетъ, когда я надваю новое платье, и обращаетъ вниманіе на то, идетъ ли оно ко мн. Иногда, при важныхъ случаяхъ, онъ склоняетъ голову на бокъ, внимательно разглядываетъ меня и провозглашаетъ: ‘Честное слово, ты прехорошенькая женщина, Глэдисъ’. Посл этого комплимента я принуждена выносить извстное количество нжностей, которыми графъ даетъ исходъ своему восторгу. Вотъ, кажется, и все, если не говорить еще о томъ, что у меня много денегъ, гораздо боле, чмъ я могу тратить, и полная свобода дйствій почти во всемъ.
— Чего же теб еще нужно?
— Любви, Винни, любви, а ее графъ никогда ко мн не чувствовалъ и не будетъ чувствовать.
— Онъ тобою постоянно восхищается.
— О., да!
— И гордится. Онъ говорилъ это на дняхъ отцу.
— Да, я полагаю, что онъ гордится мною.
— А разв не изъ этого слагается любовь?
— Нтъ,— отвчала лэди Моунткарронъ.
— Ты стала очень опытна.
— Это врно. У меня былъ хорошій наставникъ,— отвчала она, кусая губы.
— А ты еще всегда издвалась надъ любовью и звала ее нелпостью! О, Гледисъ, какъ ты смялась надъ этимъ чувствомъ, какъ утверждала, что любовь сентиментальный вздоръ и что ты не изъ такихъ двушекъ, которыя ею увлекаются.
— Не напоминай мн объ этихъ дняхъ, Винни. Я тяжко наказана за нихъ, слезами искупила я свое безуміе. Слушай, я стану такою, какъ ты желаешь. Ни ты, ни папа никогда не будете краснть изъ-за меня. Только не увряйте, пожалуйста, что Моунткарронъ меня любитъ, я знаю, что это неправда. Я на него не жалуюсь, помни это. Замужъ я шла безъ любви, да и не требую ея отъ него. Мы совершенно равнодушны другъ къ другу. Онъ получилъ жену, я титулъ. Долгъ выплаченъ обими сторонами и говорить объ этомъ боле нечего. Только вкусы и симпатіи наши совершенно не сходятся.
— Да разв не всегда такъ бываетъ между мужчинами и женщинами?
— У меня съ Джемми было не такъ.
— О, Глэдисъ, это запрещенная тема. Объ этомъ ты не должна думать.
— Никогда не перестану я объ этомъ думать, пока жива. У меня не хватило силы отказаться отъ свта ради Джемми. Я наказана тмъ, что не забуду его во вки.
— Если ты станешь смотрть на свою жертву съ этой точки зрнія, ты никогда не будешь въ безопасности.
— Да какъ же могу я смотрть на нее иначе?
Этого Винни и сама не знала и съумла только отвтить:
— Старайся быть благодарною за избавленіе отъ страшной опасности и считай Брука своимъ злйшимъ врагомъ.
Этимъ неудобнымъ совтомъ Винни совершенно испортила добытый ею результатъ.
— Я не могу сдлать этого,— горячо воскликнула Глэдксъ,— и никогда не сдлаю, до послдняго дня жизни я буду смотрть на него, какъ на лучшаго, самаго дорогаго своего друга. О, Винни, ты меня совсмъ не понимаешь, да и никто на свт не понимаетъ меня. Оставь меня здить по театрамъ, баламъ, пикникамъ. Они милосердне ко мн, чмъ ты, и не даютъ мн времени для размышленія. Но когда у меня останется хоть одна свободная минута, она будетъ принадлежать ему.
Такимъ образомъ, мистрисъ Прендергэстъ вернулась домой не. очень довольная результатомъ своего визита. Она пріобрла, правда, довріе сестры, но не съумла поколебать ея ршенія ни въ какую сторону.

Глава XVIII.
В
сти изъ Калькутты.

Лэди Моунткарронъ продолжала прежній образъ жизни, не думая ни о какихъ послдствіяхъ, худя и блдня по мр того, какъ подвигался сезонъ. Правда, по вечерамъ щеки ея горли, настроеніе духа было часто необузданно-веселое, но силы измняли ей съ каждымъ днемъ. Тмъ не мене, она безпрерывно танцовала и играла въ lawn-tennis и вскор пріобрла среди женщинъ репутацію кокетки. За то мужчины увлекались ея разговоромъ столько же, какъ и ея красотою. Лордъ, казалось, вовсе не зналъ, какъ проводитъ жена время, да и не заботился объ этомъ. Ихъ почти никогда не видали вмст, разв только на обдахъ или въ театр. Тамъ, гд Глэдисъ всего боле нуждалась въ покровительств, на пикникахъ, танцовальныхъ вечерахъ, она была всегда одна. Лордъ Моунткарронъ не интересовался этими удовольствіями. Для танцевъ и lawn-tenais онъ былъ слишкомъ толстъ, музыку ненавидлъ. Его единственнымъ развлеченіемъ были клубъ и игра на билліард. Онъ все еще казался такимъ же щеголеватымъ, какъ и прежде, тмъ не мене, въ немъ была замтна большая перемна. Онъ утратилъ оживленіе, которое отличало его, когда онъ ухаживалъ за Глэдисъ, и значительная часть его моложавости исчезла вмст съ этимъ. Жена еще не надола ему, по крайней мр, онъ ни за что не сознался бы въ этомъ, но онъ свыкся съ нею, она перестала быть для него новинкою, и ей предоставлялась полная свобода длать, что угодно.
Иногда, большею частью совершенно неожиданно, Глэдисъ врывалась въ комнату сестры, чтобъ излить передъ нею душу, и эти минуты спасали ее, безъ нихъ она погибла бы съ отчаянія. Винни терпливо выслушивала перечень качествъ Джемми, описаніе его красоты и исторію ихъ любви, никогда не намекая даже, что уже раньше слышала все это. Она утшала, ободряла сестру, не осуждала ее, не впадала въ наставительный тонъ. Не умя научить ее, какъ подняться надъ своимъ горемъ, она давала ей, по крайней мр, высказаться и тмъ спасала ее, быть можетъ, отъ болзни.
Несмотря на это, сезонъ вышелъ тяжелый. Какъ ни старалась лэди Моунткарронъ скрыть свои чувства отъ отца и матери, они, все-таки, видли, что она больна. Наконецъ, генералъ ршился поговорить съ зятемъ.
— Моунткарронъ, я очень безпокоюсь о Глэдисъ. Она несомннно нездорова, хотя и не соглашается съ этимъ. Не знаете ли вы причину ея болзни?
— Глэдисъ нездорова?— повторилъ графъ.— Вы меня изумляете. Вчера вечеромъ мы были въ опер, и я нашелъ, что она очень хороша съ виду.
— Вамъ трудно замтить это, когда она возбуждена, но, если вы станете наблюдать за нею по утрамъ, вы увидите, какъ она худа и слаба.
— Господи помилуй! Надо скоре позвать лучшихъ докторовъ. Я не хочу, чтобъ она еще похудла. Худоба и безъ того ея главный недостатокъ. За кмъ бы мн послать, генералъ?
— Я не думаю, чтобы нуженъ былъ докторъ, но мн кажется, что ей необходимъ покой. Она слишкомъ много вызжаетъ, не бываетъ дома ни утромъ, ни вечеромъ. Глэдисъ недостаточно крпка, чтобы выносить такую жизнь.
— Но она ее любитъ,— доказывалъ Моунткарронъ.— Это длается по ея собственному желанію.
— Тмъ не мене, это ей вредно, и я нахожу, что она слишкомъ молода, чтобы судить сама. Разв вы не можете убдить ее провести нсколько вечеровъ дома, Моунткарронъ?
— Честное слово, вы имете больше вліянія на нее, чмъ я. Она не очень откровенна со мною. У нея всегда была немного сдержанная натура, и не думаю, чтобы мое вмшательство было ей пріятно. Къ тому, же, она длаетъ только то, что и вс женщины ея круга. Ей необходимо показывать себя.
— Она себя убьетъ,— сказалъ старикъ.
Лордъ Моунткарронъ покатился со смху.
— Милйшій генералъ, — началъ онъ, — эти хрупкія существа выносятъ вдвое больше румяныхъ, пухлыхъ женщинъ. Да вы посмотрли бы на Глэдисъ въ Карронби! Вотъ была жизнь! По цлымъ днямъ скиталась она во вс стороны, то пшкомъ, то верхомъ, и Джемъ за нею. Я постоянно говорилъ имъ, что они себя убьютъ, а вотъ, видите ли, не убили же. Да въ ней вдвое больше силы, чмъ вы думаете. Тмъ не мене, если вамъ кажется нужнымъ, пошлемъ за докторомъ.
— Мн бы лучше хотлось укрпить ее морскимъ купаньемъ, когда кончится сезонъ. Если она согласится, не отпустите ли вы ее съ нами въ Райдъ, пока сами будете стрлять тетеревовъ?
— Съ восторгомъ, милйшій генералъ, я согласенъ на все, что доставитъ удовольствіе ей или вамъ. Позжайте въ Райдъ. Это отличное мсто для нея. А въ сентябр вы привезете ее въ Карронби на свиданіе со мною.
Предложеніе это было сдлано лэди Моунткарронъ и съ радостью принято ею. Она увряла, что готова хать съ милымъ папочкой куда угодно. Ей кажется, что она опять сдлалась его двочкой, ласково говорила она ему нсколько времени спустя, гуляя съ нимъ по дамб или по морскому берегу, и что никто не стоитъ между ними.
Однажды, когда Глэдисъ была нжне обыкновеннаго, отецъ попытался вывдать у нея правду относительно ея брачной жизни.
— Не полагаю, милочка, чтобы кто-нибудь сталъ между нами,— дружески началъ онъ.— Моунткарронъ слишкомъ деликатенъ, чтобы даже думать объ этомъ. У него, повидимому, только одно желаніе: видть тебя счастливою и довольною.
— Да, папа,— равнодушно отвчала она.
— Милая моя двочка,— продолжалъ старикъ, любовно прижимая ее къ себ (они ходили въ эту минуту взадъ и впередъ по уединенному морскому берегу),— ты всегда была моею любимицей, и я очень желалъ бы знать, довольна ли ты своею жизнью. Ты имешь все, что можно достать за деньги, но счастлива ли ты? Помнишь, какъ волновался я во время твоей свадьбы и какъ ты смялась надъ моими опасеніями? Въ состояніи ли ты смяться надъ ними теперь?
— Конечно, да, отецъ. Я получила то, ради чего выходила за Моунткаррона. Онъ сдержалъ вс свои общанія и обращается со мною неизмнно ласково. Мн не въ чмъ винить его. Выходя замужъ, я отлично знала, что онъ за человкъ, и онъ ни въ чемъ не измнился. Врядъ ли многія женщины могутъ сказать то же самое о своихъ мужьяхъ.
— Совершенно врно, милая, но я… я, все-таки, недоволенъ твоимъ видомъ.
— Потому что я точно полиняла? Въ этомъ Моунткарронъ не виноватъ, папа. Вся вина моя. Я дотанцовалась до этого, и, конечно, очень глупо сдлала, но все поправится посл нсколькихъ недль этого чуднаго морскаго воздуха.
— Надюсь, милая, тмъ не мене, я очень встревоженъ. Зачмъ танцовала ты до изнеможенія, Глэдисъ?
Голосъ его былъ такъ нженъ, участіе такое неподдльное, что съ минуту она готова была признаться во всемъ. Но любовь въ отцу удержала ее. Она не могла ршиться огорчить его. Винни другое дло. Она женщина и знаетъ, что приходится иногда терпть женщинамъ, но открыть все милому, терпливому отцу, этого Глэдисъ не въ состояніи была сдлать. Собравшись съ духомъ, она весело отвчала:
— Да разв я уже не говорила теб этого, старый, глухой папа? Я танцовала такъ много оттого, что была глупа. Я всегда была глупенькая, хотя ты не врилъ этому, и не понимала, когда нужно остановиться. Но къ слдующему сезону я остепенюсь, стану серьезне и не буду поддаваться соблазну, какъ теперь. Почемъ знать, быть можетъ, я такъ располню, что не захочу даже танцовать. Я вполн уврена, что это случится, если ты будешь цлый день откармливать меня. Я не стою твоихъ заботъ, папа, но еще боле люблю тебя за нихъ, и ты это знаешь.
— Ты для меня все на свт, Глэдисъ,— отвчалъ отецъ,— и еслибъ ты была несчастна, мн казалось бы, что вся моя жизнь кончена.
Старикъ не могъ, однако, разстаться еще съ своею мыслью, и лэди Моунткарронъ ршительно не знала, чмъ успокоить его. Она поправилась немного на чистомъ морскомъ воздух и въ обществ родителей, но, когда наступилъ сентябрь, генералъ Фуллеръ отвезъ ее въ Карронби все еще блдною и непохожею на прежнюю Глэдисъ. Домъ былъ полонъ гостей, и лэди Моунткарронъ не имла свободной минуты, чему была очень рада. Это мшало ей длать визиты, а она страшилась необходимости постить Нэтли. Уже нсколько мсяцевъ ничего не слыхала она о лэди Рентонъ или ея брат, а со времени ея возвращенія изъ Райда Моунткарронъ не упоминалъ о нихъ. Глэдисъ знала, что рано или поздно ей придется встртиться съ Эллиноръ и что имя Джемми будетъ произнесено между ними, но откладывала эту пытку со дня на день, надясь, что соберется, наконецъ, съ духомъ.
Однажды утромъ, черезъ недлю посл ея возвращенія въ Карронби, лэди Моунткарронъ услыхала стукъ колесъ на двор и, поднявъ голову, увидала у подъзда экипажъ Эллиноръ. Въ одно мгновенье кровь прилила къ ея лицу. Она снова выглянула въ окно. Слава Богу! Лэди Рентонъ была одна. Какія бы всти ни сообщила она ей, Глэдисъ выслушаетъ ихъ съ улыбкою. Тмъ не мене, она была смертельно блдна, когда кузина вошла въ комнату. Эллиноръ тоже было не по себ. Она страшилась этой встрчи почти столько же, какъ и сама Глэдисъ. Все утро размышляла она о томъ, произнесетъ ли она имя Джемми, или предоставитъ молодой женщин сдлать это, но, войдя въ комнату, не могла сказать ни слова. Что касается Глэдисъ, ей казалось, что она скоре умретъ, чмъ назоветъ Джемми. Он бесдовали объ увеселеніяхъ минувшаго сезона, о погод, сад, охот,— словомъ, обо всемъ, только не о томъ, что было у обихъ на ум. Глэдисъ сидла передъ лэди Рентонъ точно виноватая, разспрашивала ее о вещахъ, до которыхъ ей не было никакого дла, и вспыхивала каждый разъ, когда разговоръ хоть сколько-нибудь склонялся въ сторону Брука.
Наконецъ, Эллиноръ почувствовала, что не въ силахъ доле терпть этого положенія и что въ интересахъ обихъ она должна ршиться заговорить о страшномъ предмет, какъ вдругъ на выручку явился Моунткарронъ.
Онъ вошелъ внезапно въ комнату жены, держа въ рук бумагу, но остановился на порог, увидавъ кузину.
— Ахъ, Эллиноръ, какъ поживаешь? Очень радъ, что ты пріхала. Все въ порядк въ Нэтли? Ну, а что подлываетъ Джемъ? Гд онъ? Когда имла ты о немъ послднія всти?
Въ одно мгновенье лордъ сдлалъ то, къ чему об женщины готовились цлый часъ. Лэди Рентонъ весело обернулась къ кузену. Ей хотлось говорить о брат и убдить Глэдисъ, что Джемми излечился отъ своей страсти къ ней.
— Милйшій Моунткарронъ, какой у тебя славный видъ! Ты гораздо здорове, чмъ Глэдисъ. Она, должно быть, слишкомъ увлеклась первымъ сезономъ. Джемми совсмъ здоровъ, благодарю. Послднія письма были изъ Калькутты.
— Изъ Калькутты! Чортъ знаетъ что такое! Какъ попалъ онъ туда?
Лэди Моунткарронъ не подымала глазъ съ колнъ. Руки ея нервно рвали бахрому платья. Эллиноръ замтила, какъ дрожали ея пальцы, и продолжала безпощадно, хотя и съ лучшими намреніями:
— Онъ похалъ въ Индію прямо изъ Александріи, кажется, онъ въ восторг отъ страны и очень веселится. Весьма естественно, что онъ любитъ путешествовать и видть свтъ. Ничто не приковываетъ его къ дому. Ты, вроятно, уже слышалъ о смерти бднаго Чарли?
— Читалъ въ газетахъ.
— Джемми ухаживалъ за нимъ, какъ родной братъ. Не правда ли, это очень хорошо съ его стороны? Но онъ такой добрый, къ тому же, онъ и самъ былъ радъ ухать изъ Англіи.
— Почему?
— Не могу хорошенько сказать. Я плохо знаю эту исторію, но изъ словъ Джемми я вывела заключеніе, что онъ немного запутался. Онъ очень досадовалъ на себя, точно сдлалъ какую-то глупость, и говорилъ, что хотлъ бы ухать на время. Вотъ я и отправила его въ Александрію и принесла этимъ пользу и ему, и бдному Чарли.
— Конечно, дло идетъ о женщин?— спросилъ графъ.
— Вроятно. Но, что бы тамъ ни было, теперь все кончено. Ты, вдь, знаешь, какъ непостояненъ Джемъ.
— Еще бы! О сколькихъ женщинахъ не бредилъ онъ уже!
— У него дйствительно такое ласковое обращеніе съ ними, что он часто предполагаютъ въ немъ больше чувства, чмъ слдуетъ.
— Сколько побдъ одержалъ онъ въ Индіи?
— Я не получала еще списка. Мы, вроятно, узнаемъ все это по его возвращеніи. Какая-то миссъ Темпль часто упоминается въ его письмахъ. Думаю, что она царица его сердца.
— Когда вернется онъ?
При этомъ вопрос Глэдисъ вздрогнула и поглядла на лэди Рентонъ такъ нервно, что она ршилась быть осторожне, и не знала, что сказать. Ей была ненавистна ложь, хотя во время разговора она и позволила себ нкоторыя натяжки. Вмст съ тмъ, ей казалось неблагоразумнымъ дать понять Глэдисъ, что Джемми скоро ждутъ домой. Чтобъ выиграть время, она спросила:
— Ты говоришь о моемъ брат?
— Конечно! О комъ же иномъ? Ужь не собирается ли онъ пропустить сезонъ охоты?
— Да, думаю, что такъ. Онъ охотился въ Индіи за крупною дичью и, по его словамъ, презираетъ теперь всякій другой видъ спорта. Джемми очень сблизился въ Калькутт со свитою губернатора, они здили цлою компаніей истреблять медвдей и тигровъ. Онъ убилъ тигра длиною въ одиннадцать футовъ и, кажется, очень гордится этимъ. Я получу шкуру для своей гостиной.
— Но когда же вернется онъ въ Карронби, Эллиноръ, желалъ бы я знать? Я всегда любилъ Джема и скучаю безъ него.
— Онъ поговариваетъ о будущемъ Рождеств, Моунткарронъ, но ты знаешь, какъ онъ ненадеженъ.
Какъ встрепенулось сердце Глэдисъ при слов Рождество и какъ замерло оно при послднемъ замчаніи лэди Рентонъ!
— Ты думаешь, что миссъ Темпль можетъ задержать его?— спросилъ графъ, съ лукавою усмшкой.
— Полагаю, что онъ и самъ не знаетъ, чего хочетъ въ этомъ случа, бездлица можетъ измнить все и удержать его въ Индіи еще на цлый годъ. Ему, кажется, такъ весело тамъ, что я не ршаюсь вліять на него. Очевидно, онъ совершенно справился съ своимъ маленькимъ горемъ и кружится въ вихр удовольствій. Могу ли я быть эгоисткой и сократить это время?
— Быть можетъ, онъ привезетъ теб въ лиц красивой миссъ Темпль золовку?
— Ничего не было бы удивительнаго,— смясь, сказала лэди Рентонъ, точно эта мысль казалась ей пріятною и естественною.— Она единственная дочь полковника Темпля изъ губернаторскаго штаба и, по слухамъ, красавица. Еслибъ Джемми пожелалъ жениться на ней, я была бы вполн довольна. Вдь, ты знаешь, Моунткарронъ, что для меня всего дороже на свт счастье брата. Къ тому же, ему почти время жениться.
— Не знаю,— проворчалъ графъ,— не могу представить себ Джема женатымъ. Боюсь, что это испортитъ его. Ему уже не позволятъ тогда бгать съ тобою во вс стороны, Глэдисъ,— обратился онъ къ жен,— мистрисъ Брукъ выдеретъ ему уши, если онъ это затетъ.
Взоры обоихъ были устремлены на нее. Она чувствовала, что должна сказать что-нибудь, и, поднявъ утомленные глаза, произнесла съ натянутою, почти болзненною улыбкой:
— Въ такомъ случа, Моунткарронъ, ты долженъ найти мн другаго кузена.
— Этого я не могу сдлать. Джемомъ начинается и кончается списокъ моихъ двоюродныхъ братьевъ. Не позволяй ему жениться, Эллиноръ. Онъ еще успетъ сдлать это, когда ему достанется мой титулъ.
— Не говори вздора, Моунткарронъ, и не старайся лишить бднаго Джема того счастья, которымъ самъ наслаждаешься.
Сказавъ это, лэди Рентонъ почувствовала, что сдлала неловкость, и поспшила поправить бду.
— Слышали вы, что красивая миссъ Рэшертонъ выходитъ замужъ?
— Ахъ, встати, — воскликнулъ графъ.— Глэдисъ, я хочу, чтобъ ты пригласила Рэшертоновъ обдать въ будущій четвергъ.
Рэшертоновъ, Моунткарронъ! Да я ихъ не знаю!
— Нтъ никакой причины не познакомиться. Ты легко можешь забросить имъ карточку съ четверга. Входить въ домъ теб нтъ нужды. Никто этого не ожидаетъ. Създи и вели лакею подать карточку.
— Но знакомство съ ними вовсе нежелательно, — нершительно замтила Глэдисъ.— Говорятъ, мать очень вульгарна, да и репутація миссъ Рэшертонъ далеко не завидна. Она бойка и кокетлива, не такъ ли, Эллиноръ?
— Я не люблю Рэшертоновъ и ни за что не пригласила бы ихъ въ Нэтли,— сухо сказала лэди Рентонъ.
— Что за глупости!— воскликнулъ графъ.— женщины всегда предубждены другъ противъ друга и готовы злословить. Что имете вы противъ миссъ Рэшертонъ? Ничего худаго нельзя сказать про нее, къ тому же, она очень красива. Я имю дла съ ея отцомъ и желаю оказать ему вниманіе.
— Нельзя ли пригласить его одного?— спросила Глэдисъ.— Въ этомъ не было бы ничего удивительнаго, а домашнія его никогда не бывали Въ Карронби.
— Ну, значитъ, имъ пора быть. Старикъ Рэшертонъ одинъ изъ вліятельнйшихъ людей въ нашемъ околотк, милліонеръ. Мы должны оказывать вниманіе сосдямъ, Глэдисъ, и начнемъ съ Рэшертоновъ. Пригласи ихъ обдать въ четвергъ.
— Сколько ихъ?— коротко спросила лэди Моунткарронъ. Она была слишкомъ равнодушна ко всему, чтобы продолжать споръ.
— Отецъ, мать и дочь,— отвчалъ лордъ.— Только не забудь сдлать имъ сперва визитъ, а то они, пожалуй, оскорбятся. Твое посщеніе будетъ имть для нихъ громадное значеніе. Я нисколько не удивлюсь, если старуха вставить твою карточку въ рамку и повситъ ее въ своей гостиной.
И, усмхаясь при этой мысли, Моунткарронъ вышелъ, оставивъ дамъ вдвоемъ.
— Съ какой стати затваетъ онъ звать этихъ людей въ Карронби?— спросила лэди Рентонъ, лишь только удалился лордъ.— Дочь воспитывалась въ модномъ пансіон, но родители страшно вульгарны. Я никакъ не думала, что Моунткарронъ захочетъ видть ихъ за своимъ столомъ.
— Богъ съ нимъ. Пусть онъ длаетъ по своему. Не все ли это равно?— усталымъ голосомъ сказала Глэдисъ.
— Но, милая моя, вдь, вамъ придется знаться съ ними, если вамъ ихъ навяжутъ. Не можете же вы отворачиваться отъ людей, которыхъ угощаете за своимъ столомъ! Я желала бы, чтобы Моунткарронъ одумался. Боюсь, какъ бы изъ этого не вышло неловкости.
— Не полагаю, — также равнодушно отвчала Глэдисъ.— Я всегда могу велть сказать, что меня нтъ дома, когда они прідутъ.
— Но, вдь, вы будете встрчать ихъ на прогулкахъ. Миссъ Рэшертонъ отличная наздница, постоянно бываетъ на охот, и вамъ не удастся отдлаться отъ нея, если ей захочется быть съ вами. Такіе люди всегда очень назойливы.
— Ей не представится къ этому случая,— сказала Глэдисъ.— Я не буду здить верхомъ.
— Вы откажетесь отъ верховой зды? Это совершенная новость. Отчего хотите вы бросить зду?
— Я слишкомъ слаба. Это было бы для меня утомительно,— отвчала Глэдисъ.
— Я замчаю въ васъ большую перемну. Совтовались вы съ докторомъ?
— Нтъ, незачмъ. Я не больна, а только слаба, и мн пріятне ходить пшкомъ, чмъ здить.
— Жаль,— вставая, сказала лэди Рентонъ, — но, по моему, больныхъ не надо принуждать. Прощайте, Глэдисъ. Помните, что я всегда очень рада видть васъ въ Нэтли, когда вы свободны.
— О, у меня никогда не будетъ времени,— раздражительно воскликнула лэди Моунткарронъ.— Вы знаете, домъ полонъ гостей, а мужъ всегда недоволенъ, если меня нтъ. Вы, конечно, извините меня и сами прідете въ Карронби? Я… я… не могу хать въ Нэтли.
— Длайте какъ хотите, милая,— серьезно отвчала лэди Рентонъ, цлуя ее и выходя изъ комнаты.

Глава XIX.
Агнеса Рэшертонъ.

Посл этого посщенія Глэдисъ предалась страшному порыву горя. Намеки лэди Рентонъ совершенно иначе освтили для нея личность Джемми. До сихъ поръ она оплакивала разлуку съ милымъ, свою собственную жестокость и трусость, но никогда не думала она, чтобъ онъ могъ измнить ей. Она чувствовала себя способною горевать о немъ всю жизнь, но отдать его другой женщин было выше ея силъ. Этого она не могла, не хотла сдлать. Еслибъ Глэдисъ знала адресъ Брука, она сейчасъ же написала бы ему, чтобъ просить его пріхать и увезти ее. Не только ея любовь, но и ея самолюбіе были оскорблены. Иногда она укоряла Джемми въ томъ, что онъ никогда ее не любилъ, иногда стовала на себя, зачмъ оттолкнула его и послала искать въ объятіяхъ другой женщины утхи, въ которой сама ему отказала. Въ душ ея бушевали ревность, тоска, отчаяніе, и она надялась лишь на одно, на возвращеніе Джемми. Если онъ прідетъ въ Англію, не связавшись окончательно съ этою гадкою миссъ Темпль, если Глэдисъ удастся говорить съ нимъ или выслушать его, все будетъ ладно. Джемми не въ силахъ устоять противъ ея слезъ и улыбокъ: лэди Моунткарронъ знала его хорошо, она утшала себя надеждою на будущее и воспоминаніемъ о своей прежней власти надъ милымъ.
Тмъ временемъ она повиновалась вол мужа, сдлала визитъ Рэшертонамъ и послала имъ приглашеніе на обдъ, которое было съ радостью принято. Въ четвергъ гости появились за цлыхъ полчаса до настоящаго времени и навлекли на лэди Моунткарронъ выговоръ отъ мужа, потому что она не была готова ихъ принять. Мистеру Решертону было очень неловко во фрак. Жена его такъ смущалась въ присутствіи графа и графини, что тяжело было говорить съ ней, а дочь, черезъ-чуръ нарядная и плохо воспитанная, выказывала ненужную бойкость.
Сидя во глав стола, въ черномъ бархатномъ плать съ высокимъ воротомъ, Глэдисъ казалась существомъ совершенно иного порядка и ршительно не знала, чмъ занять гостей. Старикъ умлъ говорить только о посвахъ и оборотахъ, жен его было такъ неуютно, что она не могла произнести ни слова, и весь разговоръ во время обда велся между лордомъ Моунткаррономъ и миссъ Рэшертонъ, сидвшей по его лвую руку. Это была красивая, блестящая двушка лтъ двадцати пяти, шести, съ черными глазами и волосами, яркимъ цвтомъ лица, стройною фигурой и бойкою рчью. Приглашеніе на обдъ въ Карронби льстило ей столько же, какъ и ея родителямъ, но удивило ее мене.
Съ графомъ она познакомилась уже нсколько времени тому назадъ. Они встрчались на охот и при другихъ случаяхъ, и была пора, когда миссъ Рэшертонъ льстила себя надеждою занять то мсто, гд сидла теперь Глэдисъ.
Лэди Моунткарронъ удивилась не только близости мужа съ Агнесою, но и тому, сколько у нихъ общихъ темъ для разговора. Еслибъ она любила лорда, она почувствовала бы ревность, видя, что отъ нея скрывали это знакомство, но ее такъ поглощало собственное горе, что все это показалось ей только страннымъ. Тмъ не мене, она возненавидла всю семью и рада была, когда кончилась пытка. Послобденный часъ, проведенный ею съ дамами въ гостиной, былъ страшно тяжелъ. Миссъ Рэшертонъ была дерзка, навязчива, почти груба въ своихъ разспросахъ, а мать умла только удивляться всему и восклицать: ‘Ахъ, ты, Боже мой!’
Красавица Агнеса обошла об гостиныя, обозрвая и комментируя все, что видла, и обращаясь къ лэди Моунткарронъ за разъясненіями. Наконецъ, она замтила фотографію Брука, которая стояла тутъ такъ давно, что Глэдисъ не ршилась убрать ее, хотя и постаралась по возможности заслонить другими предметами.
— Мама, смотри, это мистеръ Брукъ,— воскликнула миссъ Рэшертонъ, взявъ въ руки портретъ.— Лэди Моунткарронъ, это должно изображать мистера Брука?
— Кажется,— не оборачивая головы, отвчала Глэдисъ.
— Сходство не очень большое,— продолжала Агнеса, вынося портретъ на середину комнаты,— и, во всякомъ случа, не очень лестное, не правда ли, мама? Когда сдланъ этотъ портретъ, лэди Моунткарронъ?
— Право, не знаю.
— Какой красивый молодой человкъ, по крайней мр, на мой вкусъ! Но, конечно, дамы никогда не сходятся въ мнніяхъ. Быть можетъ, вы не находите его красивымъ и предпочитаете брюнетовъ?
— Да,— солгала Глэдисъ.
— Оно и понятно, вдь, лордъ Моунткарронъ брюнетъ. Но Джемъ… я хочу сказать мистеръ Брукъ… Такая я, право, неосторожная, опять дала волю языку, надюсь, лэди Моунткарронъ, вы извините меня… На охот такъ сближаешься…
— Пожалуйста, не извиняйтесь, миссъ Рэшертонъ.
— Я хотла только сказать, что у мистера Брука совершенно иной типъ, чмъ у лорда. Когда вернется домой вашъ кузенъ?
— Не могу вамъ сказать,— холодно отвчала Глэдисъ.
— Еще не ршено? Какъ странно! Подумай, мама, мистеръ Брукъ еще не знаетъ, когда вернется.
— Ахъ, Боже мой!— воскликнула мистрисъ Рэшертонъ.— Его теперь уже нтъ здсь… дайте счесть… около восьми мсяцевъ. Очень бы я желала знать, съ чего это онъ вдругъ ухалъ. Должна же быть на это какая-нибудь причина!
— И очень хорошая,— отвчала Глэдисъ, стараясь скрыть свое негодованіе.— Если вы такъ интересуетесь моимъ кузеномъ, я скажу вамъ, что онъ ухалъ изъ Англіи ухаживать за умирающимъ родственникомъ.
— Ахъ, я ужь слышала эту исторію, но никогда не врила ей!— воскликнула миссъ Рэшертонъ.— Всю эту басню видно насквозь. Надюсь, что ничего серьезнаго не приключилось съ мистеромъ Брукомъ. Я ужасно люблю его и очень жалла бы, еслибъ съ нимъ случилась бда.
— Вы въ самомъ дл слишкомъ добры, — саркастически замтила Глэдисъ.
Въ эту минуту отворилась дверь и вошли мужчины. Увидавъ мужа, лэди Моунткарронъ несказанно обрадовалась.
Весь вечеръ ухаживалъ онъ за миссъ Рэшертонъ, предоставивъ жен занимать родителей, но Глэдисъ не обратила на это никакого вниманія, довольная тмъ, что онъ совсмъ завладлъ ея мучительницею и мшаетъ ей оскорблять священное для нея имя. Не успли ухать гости, какъ лэди Моунткарронъ рзко высказалась на ихъ счетъ.
— Слава Богу, убрались, наконецъ!— воскликнула она, когда затворилась за ними дверь.— Искренно надюсь никогда боле не видать ихъ.
— Что хочешь ты этимъ сказать?
— Что они отвратительныя существа, а дочь хуже всхъ. Ни разу не проводила я еще такого ужаснаго вечера и не была вынуждена знаться съ такими неотесанными людьми. Если ты когда нибудь снова пригласишь ихъ, Моунткарронъ, теб придется самому занимать ихъ. Я ршительно отказываюсь отъ этого.
Графъ удивился. Въ первый разъ со дня ихъ свадьбы постояла за себя Глэдисъ, и онъ никакъ не могъ понять, что съ ней случилось. Она казалась ему совершенно другою женщиной.
— Съ чего это ты горячишься?— спросилъ онъ.— Что сдлали они теб? Въ чемъ винишь ты ихъ?
— Во всемъ, въ особенности отвратительную дочь. Это самые навязчивые, дерзкіе люди, которыхъ я когда либо видла. Такое общество для меня не годится, и я наотрзъ отказываюсь снова принять ихъ.
При этомъ явномъ неповиновеніи лордъ нахмурился. Онъ былъ добродушенъ, но не отличался мягкимъ характеромъ. Если все шло хорошо и согласно съ его желаніями, онъ былъ слишкомъ флегматиченъ, чтобы вмшиваться. Но когда кто-нибудь дйствовалъ наперекоръ ему, онъ могъ быть очень рзокъ и въ настоящую минуту чувствовалъ себя раздраженнымъ. Рэшертоны появились въ Карронби по его желанію, и лордъ сказалъ себ, что не позволитъ оскорблять ихъ. Вслдствіе этого онъ заговорилъ съ Глэдисъ рзче обыкновеннаго.
Мн слдуетъ ршать, кого ты будешь принимать или нтъ,— началъ онъ, — и если я приглашу кого-нибудь, ты должна встрчать моихъ гостей вжливо, какъ подобаетъ твоему новому сану.
Слова были вполн приличны, но тонъ суровъ.
Глэдисъ прикусила губы и топнула ногой.
— Я не приму боле Рэшертоновъ,— отвчала она.
Графъ всталъ и тщательно заперъ дверь гостиной.
— Я думаю, полезно будетъ покончить съ этимъ вопросомъ, прежде чмъ мы ляжемъ спать,— спокойно сказалъ онъ, усаживаясь.— У меня есть дла съ старикомъ, и я долженъ быть вжливъ съ нимъ и его семьею.
— Изъ этого еще не слдуетъ, что ты долженъ звать ихъ обдать,— прервала его лэди Маунткарронъ.
— Выслушай меня, Глэдисъ. Мн необходимо быть въ добрыхъ отношеніяхъ съ мистеромъ Рэшертономъ, и высшее удовольствіе, какое я только могу ему доставить, это пригласить его обдать у насъ съ семьею.
— И хуже этого ты ничего не можешь придумать относительно меня?
— Право, я этого не понимаю. Я не увряю тебя, что Рэшертоны сливки общества, но это очень почтенные люди, а въ деревн можно позволить себ многое, чего не сдлаешь въ город. Не знаю, чмъ теб не нравится дочь. Она воспитывалась въ модномъ пансіон, считается одною изъ мстныхъ красавицъ, великолпно здитъ верхомъ, умна, блестяща… Ты бы посмотрла на нее на охот! Настоящая картинка…
— Мн дла нтъ до того, чмъ она высматриваетъ на охот. Въ домашней обстановк она дерзка, нахальна, и я терпть не могу ее. Она говорила со мною, точно знала меня всю жизнь. Можетъ ли что-нибудь быть неприличне со стороны двушки въ ея положеніи относительно женщины въ моемъ?
Лордъ насмшливо улыбнулся.
— Понимаю теперь. Ваша милость оскорблена и не можетъ простить этого. Ты надялась, что Рэшертоны будутъ весь вечеръ у твоихъ ногъ, и злишься оттого, что съ тобою обращались, какъ съ равною. Да ты и была равною имъ, прежде чмъ я сдлалъ изъ тебя графиню. Ты какъ будто забываешь это.
— Никогда не была я равною имъ!— вспыльчиво возразила Глэдисъ.— Неужели ты можешь сравнивать этихъ грубыхъ стариковъ съ моими милыми родителями или ихъ дерзкую дочь со мною? Въ моихъ жилахъ течетъ лучшая кровь Англіи, хотя ты и придаешь такое значеніе титулу, который я согласилась принять отъ тебя.
— Однако, прежде чмъ ты приняла его, ты, все-таки, принадлежала къ классу разночинцевъ. Твой отецъ изъ мелкихъ дворянъ, мистеръ Рэшертонъ тоже. Воспитаніе тутъ дло чисто-случайное. Вс вы одного происхожденія.
— Я нахожу крайне неблаговиднымъ хвастать титуломъ, доставшимся теб по наслдству,— презрительно отвчала Глэдисъ.— Вотъ это дйствительно чистая случайность, и ты низводишь себя до уровня такихъ людей, какъ Рэшертоны, когда утверждаешь, будто графская корона ставитъ тебя выше меня или дворянъ по рожденію. Но ты такъ увлекаешься своими знакомыми, что, быть можетъ, ничего другаго не имешь въ виду.
Моунткарронъ казался боле удивленнымъ, чмъ разсерженнымъ.
— Странно! Никогда не позволяла ты себ говорить со иною такимъ образомъ. Что съ тобою, Глэдисъ? Какая этому всему причина?
— Ты никогда еще не давалъ мн повода говорить такимъ тономъ,— отвчала она.— Но когда я вижу, что ты себя унижаешь, связываясь съ такими людьми, я нахожу, что настало время вмшаться. Къ тому же, ты весь вечеръ ухаживалъ за этою двушкой.
— Такъ вотъ въ чемъ дло! Я не могу быть любезенъ за собственнымъ столомъ съ дамою, которой ты оказываешь величайшее пренебреженіе, не заслуживъ отъ тебя укоровъ. Позволь спросить, Глэдисъ, препятствовалъ я когда-либо твоимъ желаніямъ?
— Я этого не говорю.
— Это не отвтъ. Стснялъ ли я тебя въ выбор знакокомыхъ или удовольствій? Не давалъ ли я теб полную волю быть гд и съ кмъ ты хочешь?
Глэдисъ вспомнила свои прогулки и вызды съ Джемми и могла только прошептать: ‘Да’.
— Такъ почему же не хочешь ты предоставить и мн ту же свободу? Я не требую, чтобы ты дружилась съ мистрисъ Рэшертонъ и ея дочерью или чтобъ ты даже тсно сближалась съ ними. Я только прошу тебя принимать ихъ вжливо, когда они постятъ нашъ домъ. И на этомъ я настаиваю.
Онъ говорилъ авторитетне, чмъ когда-либо, и Глэдисъ сочла благоразумнымъ смириться. Еслибъ она любила мужа, она не была бы такъ уступчива, а теперь не все ли равно? Графъ можетъ руководить ея поступками, но не обращеніемъ съ людьми, и ей будетъ легко показать этимъ выскочкамъ, что визиты ихъ непріятны хозяйк Карронби. Подъ вліяніемъ этихъ мыслей она отвчала небрежно:
— Хорошо. Если ты на это ршился, конечно, длать нечего. Только, ради Бога, не подвергай меня этому испытанію чаще, чмъ необходимо. Мн кажется, что я на всю жизнь наглядлась на эту ужасную старуху.
Графъ засмялся и отвчалъ, что, пожалуй, и съ него хватитъ. Этимъ кончилось супружеское несогласіе. Однако, и мужъ, и жена кое-чему научились при этомъ случа. Моунткарронъ понялъ, что Глэдисъ можетъ постоять за свои права, когда считаетъ ихъ нарушенными, она, въ свою очередь, увидала, что лордъ хочетъ дйствовать по собственному усмотрнію. Открытіе это сдлало его осторожне, а ее уступчиве. Съ той поры графъ началъ самъ захаживать къ Рэшертонамъ, вмсто того, чтобы звать ихъ къ себ, и, встрчаясь съ Агнесою на охот, оказывалъ ей особое вниманіе. Утаить это въ такомъ маленькомъ мстечк, какъ Карронби, было невозможно, и вскор до ушей графини стали доходить слухи, отъ которыхъ краска приливала къ ея лицу. Сначала она относилась къ этому какъ къ недостойной деревенской сплетн. Ей не хотлось врить, чтобы мужъ могъ открыто унижать свое званіе и имя, пока однажды бомба не разразилась неожиданно подъ самыми ея ногами.

Глава XX.
Открытіе.

Случилось это весьма просто. Однажды утромъ, въ средин декабря, лэди Моунткарронъ замтила въ муж волненіе, совсмъ несвойственное его характеру. За завтракомъ онъ нсколько разъ вставалъ отъ стола, чтобы убдиться въ состояніи погоды, и, казалось, очень интересовался тмъ, какъ чувствуетъ себя жена и что она намрена длать.
— Славный день сегодня, чтобы здить верхомъ,— началъ онъ, потирая руки.— Ты выйдешь со двора, Глэдисъ?
— Не думаю. Очень холодно.
— Нисколько. Воздухъ свжій и живительный. Теб будетъ очень полезно прохаться. Въ такую погоду ты должна быть цлый день на вольномъ воздух.
— Быть можетъ, я выду посл полудня.
— Вотъ въ этомъ ты ошибаешься. Нечего ждать такъ долго. Вся прелесть дня исчезаетъ часовъ около двухъ. Ты лучше воспользуйся утромъ.
Лэди Моунткарронъ недоумвала, что значитъ эта заботливость мужа.
— Теб хочется отдлаться отъ меня?— внезапно спросила она.
— Это совершенно въ твоемъ дух, Глэдисъ. Ты самая неблагодарная изъ женщинъ и никогда не цнишь совтовъ, которые даются исключительно ради твоей пользы.
— Весьма немногіе умютъ цнить ихъ. Но оставимъ это. Могу я сдлать что-нибудь для тебя?
Лицо лорда прояснилось.
— Можешь, только ты умешь такъ озадачить человка, что страшно просить тебя о чемъ-нибудь. Мн нужно отправить въ Портсмиръ важное письмо, и я думалъ, что если ты дешь въ ту сторону…
— Я могу създить туда, если ты этого хочешь. Когда будетъ готово письмо?
— О, спху нтъ. Теб незачмъ вызжать раньше одиннадцати. Не велть ли закладывать?
— Пожалуйста. Я буду теб очень благодарна,— отвчала она.
Выходя изъ комнаты, Глэдисъ чувствовала себя очень утомленною и грустною. Во всякое другое время поведеніе мужа возбудило бы въ ней подозрніе, но теперь она даже не заботилась о томъ, есть ли въ его поступкахъ что-нибудь подозрительное, или нтъ. Какое ей дло до этого или до чего-либо на свт, если Джемми измнилъ ей? Со времени посщенія лэди Рентонъ Глэдисъ ничего не слыхала о немъ. Ясно, что онъ не собирается вернуться въ Карронби. Наврное, миссъ Темпль задержала его въ Калькутт, безстыдно кокетничая съ нимъ, какъ умютъ кокетничать только въ Индіи. Но она ни въ чемъ не виновата, ей неизвстно то, что происходило между Брукомъ и Глэдисъ. Онъ одинъ заслуживаетъ порицанія. Его, клявшагося въ вчной любви, она должна презирать и ненавидть. Садясь въ экипажъ, лэди Моунткарронъ была не въ особенно радостномъ настроеніи духа. Она стегнула хорошенькихъ лошадокъ, которыя понеслись вскачь, и такъ круто повернула въ воротахъ парка, что едва, не задавила входившаго мальчика. Внезапное появленіе дамы, чуть было не перехавшей черезъ его ноги, такъ испугало его, что онъ остановился, разинувъ ротъ. Глэдисъ подумала, что, врно, ушибла его, и, осадивъ лошадей, велла груму узнать, что съ нимъ.
Вмсто всякаго отвта, мальчикъ спросилъ, въ свою очередь:
— Это милэди?
— Да.
— У меня есть для нея письмо.
Глэдисъ взяла записку и, не глядя на адресъ, вскрыла ее. Она состояла всего изъ нсколькихъ словъ, писанныхъ женскою рукой: ‘Въ четвергъ, въ одиннадцать часовъ’. Лэди Моунткарронъ сразу поняла, что письмо назначалось не ей. Взглянувъ на адресъ, она увидала имя лорда Моунткаррона, прикусила губы и сложила записку въ прежнія складки.
— Это для лорда, не для меня,— сказала она груму.— Велите мальчику отнести записку въ домъ.
Она стегнула пони и они помчались но дорог.
— Извините, милэди,— замтилъ грумъ,— мы уже миновали поворотъ въ Портсмиръ и демъ въ Нэтли.
— Знаю. Я раздумала хать въ Портсмиръ.
Она была такъ уврена, что письмо отъ Агнесы Рэшертонъ, точно видла, какъ она его писала, и мысль эта заставляла клокотать ея кровь. Многое терпливо выносила она, не обращала вниманія на сплетни друзей, на деревенскіе слухи, но это было уже черезъ-чуръ. Она не позволитъ заводить скандала на своихъ глазахъ, не позволитъ носить писемъ взадъ и впередъ. Теперь она поняла, почему Моунткаррону такъ хотлось отдлаться отъ нея, зачмъ онъ отправилъ ее въ Портсмиръ. Но этому не бывать! Она създитъ къ Эллиноръ, разскажетъ ей все и спроситъ, что длать..
Глэдисъ и сама не знала, почему вспомнила она о лэди Рентонъ. Никогда еще не обращалась она къ ней въ домашнихъ затрудненіяхъ, но теперь ей хотлось выслушать мнніе женщины, и она знала, что Эллиноръ надежна и можетъ дать разумный совтъ. Вслдствіе этого она быстро хала по дорог къ Нэтли и повернула въ ворота. Въ эту минуту она замтила у подъзда другой экипажъ. Это была наемная карета, на крыш которой стояло два сундука. Кучеръ слзъ съ козелъ и готовился помогать лакею вносить ихъ въ домъ. Сердце Глэдисъ перестало биться. Она осадила пони и испуганно обратилась къ садовнику, подметавшему павшіе листья:
— Что случилось? Кто пріхалъ?
— Мистеръ Брукъ, милэди,— отвчалъ онъ, снимая шляпу.— Онъ только что вернулся изъ-за границы. Еще минуты нтъ, какъ онъ здсь.
Глэдисъ такъ рванула возжи, что пони взвились на дыбы. Грумъ вспрыгнулъ и схватилъ ихъ подъ уздцы.
— Отойдите, дайте мн повернуть экипажъ,— повелительно крикнула она.
— Здсь нельзя повернуть, милэди, мста нтъ. Надо прохать мимо дома и выхать въ другія ворота, — испуганнымъ голосомъ отвчалъ грумъ.
— Пустите, говорятъ вамъ, я поверну экипажъ здсь!
Садовникъ и грумъ отскочили въ сторону, пони бшено рванули. Заднее колесо нопало въ ровъ, откуда было извлечено нечеловческими усиліями грума, и вскор милэди неслась по клумбамъ, поросшимъ американскимъ кустарникомъ, смяла ихъ, наконецъ, выхала на открытую дорогу, увозя за собою недоумвающаго грума.
Глэдисъ ршительно не знала, какъ выбралась она со двора, изъ канавы и изъ кустовъ, и только благодарила Бога, что спасла себя отъ позора появиться въ дом Брука въ первую минуту его прізда. Отъ волненія она забыла о граф и миссъ Рэшертонъ, забыла обо всемъ на свт. Ей казалось, будто она избгла страшной опасности, ужасающей гибели. Вмст съ тмъ, въ ея сердц закрадывалось радостное сознаніе: онъ вернулся!
Что бы ни случилось въ будущемъ, какими бы общаніями онъ ни связалъ себя, теперь онъ тутъ, близко отъ нея, одинъ. Онъ увидитъ его, своего Джемми, а разъ они встртятся, все будетъ хорошо. Не устоять ему противъ ея слезъ, ея горе тронетъ его. Онъ прижметъ ее къ сердцу, и страшное прошлое разсется, какъ дымъ. Зачмъ убжала она, узнавъ о его прізд? Почему не хватило у нея мужества подъхать прямо къ дому и встртиться съ Джемомъ, какъ подобаетъ кузин? Что должны думать слуги о ея странномъ поведеніи? Будутъ ли они комментировать. его? Догадаются ли о настоящей причин? Вс эти мысли мелькали въ ум графини, такъ что, наконецъ, она совершенно обезумла отъ радости, стыда и страха.
Бднымъ лошадкамъ приводилось испытывать на себ вс перемны въ настроеніи духа лэди Моунткарронъ. Наконецъ, он совершенно вышли изъ повиновенія, и груму снова пришлось слзть съ мста и успокоивать ихъ. Глэдисъ потеряла терпніе и бросила возжи.
— Позжайте домой, Вилліамъ, — сказала она, — я устала править и приду пшкомъ черезъ паркъ.
Слуга повиновался, и Глэдисъ осталась одна. Ей только этого и хотлось.
Она была слишкомъ взволнована и смущена, чтобъ быть въ обществ даже двухъ пони и одного грума. Голова ея была полна мыслей о Джемми, только о немъ. Ей захотлось стряхнуть съ себя страшное возбужденіе и взглянуть на ущелье ‘Луннаго свта’, гд онъ цловалъ ее, въ первый разъ признался въ любви, потомъ разстался съ нею и обрекъ ее на жизнь, полную раскаянія и тоски. О, еслибъ она могла снова стоять въ ‘ущельи’, глядть въ милые глаза Джемми, сказать ему, какъ она страдала изъ-за него! Глэдисъ была вполн уврена, что ихъ любовь окрпнетъ при воспоминаніи о минувшихъ страданіяхъ. Бороться съ чувствомъ безполезно. Она пыталась сдлать это и потерпла пораженіе. Не можетъ быть, чтобы Джемми былъ счастливе ея. Жить врозь они не могутъ, это имъ не подъ силу. Они должны сойтись тсне прежняго. Съ головой, полною такихъ мыслей, съ пылающими глазами и щеками, горвшими отъ ожиданія, Глэдисъ начала взбираться по крутизн, которая вела къ ущелью, и взглянула внизъ на мрачную воду. На берегу взадъ и впередъ ходили дв фигуры, такъ поглощенныя другъ другомъ, что не замтили ея приближенія. Это были миссъ Рэшертонъ и лордъ Моунткарронъ.
Глэдисъ съ минуту глядла на нихъ въ нмомъ оцпенніи. Потомъ съ чувствомъ оскорбленной гордости и глубокаго униженія она повернулась назадъ и пошла домой окольною, уединенною дорогой.

Глава XXI.
Возвращеніе Брука.

Вернемся къ минут прізда Джемми въ Нэтли.
Лэди Рентонъ сидла съ маленькимъ сыномъ за уроками и старалась удержать его разсянныя мысли на правилахъ латинской грамматики, какъ вдругъ Гуго вскочилъ съ радостнымъ восклицаніемъ:
— Мама, мама, дядя Джемми!
— Дядя Джемми, милый? Быть не можетъ!
Въ послдніе мсяцы она не получала отъ брата никакихъ встей и полагала, что онъ собирается провести Рождество въ Калькутт.
Но Гуго настаивалъ.
— Это наврное дядя Джемми. Я видлъ его лицо въ окн кареты. О, пусти же меня, мама!
Ребенокъ помчался къ двери. Мать послдовала за нимъ и застала его въ объятіяхъ дяди.
— Джемми, какой пріятный сюрпризъ!— воскликнула она, когда братъ обернулся къ ней.— Я такъ горевала при мысли провести Рождество въ одиночеств! Милый, милый мальчикъ! Какъ рада я, что ты благополучно вернулся домой.
Онъ наклонилъ къ ней лицо, слегка загорвшее отъ солнца Индіи, и она испугалась, замтивъ, какъ онъ измнился. Изъ Англіи онъ ухалъ юношей, теперь это былъ мужчина съ выраженіемъ глубокой мысли въ глазахъ. Усы стали длинне и гуще, волосы казались темне, вс черты боле серьезными. Глядя на него, Эллиноръ не знала, плакать ей или смяться. Онъ сталъ много интересне, но перемна эта была вызвана въ немъ страданіемъ.
Когда онъ, однако, улыбнулся, прежняя миловидность вернулась къ нему.
— Если ты рада мн, Нелли, какъ долженъ я быть счастливъ, снова видя себя дома! Но не стой на холод. Я приду къ теб, лишь только отпущу кучера. Бги домой, Гуго! Сейчасъ покажу я теб, что привезъ изъ Индіи.
Лэди Рентонъ увела сына въ гостиную и, въ ожиданіи прихода брата, принялась поправлять огонь въ камин.
Въ эту самую минуту Глэдисъ въхала на дворъ и увидала у подъзда карету. Шумъ ея отступленія и сдержанныя восклицанія садовника и грума привлекли вниманіе Брука. Онъ пересталъ считать деньги, находившіяся въ его рук, поднялъ голову и увидалъ фаэтонъ, несшійся среди кустарниковъ.
— Кто это?— спросилъ онъ лакея.
— Кажется, экипажъ изъ Карронби, сэръ. Должно быть, лэди Моунткарронъ сами правятъ. Прикажете доложить имъ, что вы тутъ?
— Нтъ, нтъ!— торопливо отвчалъ Брукъ.
Кровь хлынула ему въ лицо, рука, подававшая кучеру деньги, дрожала. Потомъ, безпечно посвистывая, онъ раздлся въ сняхъ и вошелъ въ гостиную съ притворнымъ спокойствіемъ.
— Милый мой!— снова воскликнула сестра, лишь только онъ появился на порог.— Право, не могу сказать, какъ я рада видть тебя. Я потеряла всякую надежду провести съ тобою Рождество. Съ октября не получала я писемъ и думала, что прелести Калькутты, должно быть, такъ очаровательны, что ты не вернешься до весны.
— Надюсь, я не причинилъ теб никакого безпокойства, Нелли? Ты знаешь, я съ самаго начала собирался вернуться къ Рождеству, а писать было не о чемъ въ послдній мсяцъ.
— Теб было весело?
— Очень, подъ конецъ, однако, немного надоло. Надолго, кажется, пресытился я балами.
— Я полагала, что ты подешь въ Симлу съ губернаторскимъ штабомъ.
— Сначала я такъ и думалъ, но потомъ бросилъ эту мысль. Какъ теб извстно, я ухалъ изъ дому лишь съ одною цлью, а разъ она достигнута, медлить было не зачмъ.
— Очень радуюсь, что она достигнута, — ласково сказала Эллиноръ.
— Ну, а что подлываетъ Гуго?— продолжалъ Брукъ, подхватывая племянника на руки.— Скучно было безъ дяди Джема? Радъ ты ему?
— Очень. А что привезъ ты мн изъ Индіи?— невозмутимо спросилъ Гуго.
— Ахъ, такъ вотъ въ чемъ дло! Помоги мн разложить вещи, и ты все увидишь. Я привезъ нсколько очень красивыхъ вазъ и блюдъ изъ Дели, Эллиноръ. Они будутъ предметомъ зависти всхъ обывателей Нэтли.
— Какой ты, право, добрый, Джемми! Я очень буду цнить твой подарокъ ради тебя. Но ты похудлъ, милый. Ты былъ гораздо толще, когда ухалъ.
— За то это все мышцы, — отвчалъ Брукъ, ударяя себя по ног.— Ты посмотрла бы, сколько я игралъ въ polo, Нелли. Меня считали мастеромъ этого дла. У насъ составлялись великолпныя состязанія, на которыхъ присутствовали вс калькуттскія дамы. Это была настоящая выставка красавицъ, могу тебя уврить.
— И въ ихъ числ находилась прелестная миссъ Темпль?
— Да. Ее считали первою въ Калькутт. Безъ нея никакое удовольствіе не было бы полнымъ.
— Она дйствительно очень хорошенькая?
— Боле чмъ хорошенькая. Это одна изъ красивйшихъ женщинъ, которыхъ я когда-либо видлъ.
— И ты не влюбился въ нее, Джемми? По нкоторымъ твоимъ выраженіямъ я вообразила, что между вами есть что-то.
Онъ небрежно засмялся.
— О, какой вздоръ! Я писалъ это только для того, чтобы тебя развеселить. Сердца своего я не могу никому отдать, Нелли, потому что… Слушай-ка, Гуго, сбгай въ мою комнату и посмотри, разложилъ ли Дэвисъ сундуки.
— Да, Гуго, — вмшалась мать, желавшая отдлаться отъ него,— ступай теперь играть. Дядю Джемми ты увидишь за завтракомъ.
— Ну, такъ что-жь, Джемъ?— обратилась она къ брату.
— О чемъ говорили мы?.. Да, о миссъ Темпль. Между нами ровно ничего не было. Она расположена ко мн, а я къ ней, танцуетъ она великолпно, сама очень мила, вотъ и все.
— И ты могъ противустоять ей?
— Весьма легко. Да и бороться не съ чмъ было.
— Ахъ, Джемъ, боюсь, что ты еще не совсмъ исцлился.
— Нтъ, исцлился. Иначе меня не было бы здсь.
— И ты увренъ, что это прочно?
Лицо Брука было серьезно.
— Почемъ знать… Я не надюсь выйти невредимымъ изъ искуса, но у меня есть теперь средство для борьбы. Своимъ новымъ образомъ мыслей я обязанъ Чарли. Я не излечился отъ своей любви и не излечусь до послдняго для моей жизни, но я не стану пользоваться ею для эгоистическихъ цлей. Поэтому я могу встртиться съ любимою женщиной.
Лэди Рентонъ вздохнула. Она не очень врила въ исцленіе Джемми, и ей гораздо пріятне было бы слышать, что онъ влюбленъ въ другую. Брукъ врно истолковалъ ея вздохъ.
— Ты не вришь мн?— спросилъ онъ.
— Врю, что ты говоришь вполн искренно.
— Но, вмст съ тмъ, ты полагаешь, что я преувеличиваю свои силы?
— Разв ты не боишься, что близость къ ней можетъ ослабить твои добрыя намренія?
— Нтъ. Я слишкомъ сильно люблю ее для этого.
— Столько же, какъ и прежде.
— Гораздо больше и лучше. Тогда, Эллиноръ, мн казалось, что я долженъ силою вырвать ее изъ ея среды и овладть ею. Теперь я чувствую, что еслибъ она подвергалась какому-нибудь риску съ моей стороны, я готовъ былъ бы, кажется, спрятать ее куда-нибудь… въ монастырь, на необитаемый островъ, уложилъ бы ее, наконецъ, въ гробъ, только бы она была въ безопасности.
— Ты очень измнился.
— Да, кажется, нтъ причины бояться, чтобъ я вернулся къ прежнимъ мыслямъ… Но поговоримъ о чемъ-нибудь другомъ. Что новаго въ Нэтли? Все ли въ порядк въ нашихъ необъятныхъ владніяхъ?
— Да. Грумъ говоритъ, что лошади здоровы, но застоялись и ждутъ своего барина.
— Славныя лошадки! Имъ не долго придется ждать. Сегодня же выду я. Купила ты пони для Гуго?
— Нтъ. Подумавъ хорошенько, я нашла цну несообразною, къ тому же боялась отпускать мальчика безъ тебя.
— Глупенькая женщина! Къ Рождеству у него непремнно будетъ пони. Я самъ научу Гуго здить и буду беречь его. Ты знаешь, какой я славный учитель, — со вздохомъ прибавилъ онъ.
Вздохъ этотъ не понравился лэди Рентонъ. Она искала случая незамтно навести разговоръ на Карронби и его обитателей, но вздохъ Джемми воздвигнулъ новое препятствіе на ея пути. Черезъ мгновенье онъ, однако, самъ спросилъ:
— Кстати, какъ поживаютъ наши кузены?
— Моунткарронъ и Глэдисъ? Очень хорошо.
— Тмъ лучше,— искренно отвтилъ онъ.
— По крайней мр,— поправилась Эллиноръ,— Моунткарронъ здоровъ, но жена его чувствуетъ себя нехорошо.
Брукъ вздрогнулъ.
— Что съ нею?
— Ничего особеннаго, кажется, только она слаба и очень худа. Я считаю нужнымъ приготовить тебя къ этому, потому что Глэдисъ очень измнилась, и это могло бы быть для тебя непріятнымъ сюрпризомъ.
Онъ былъ блденъ, какъ смерть.
— Ты обманываешь меня, Эллиноръ?
— Обманываю ли я тебя? Что хочешь ты сказать?
— Глэдисъ при смерти или… или умерла?
Онъ говорилъ глухимъ, ровнымъ голосомъ, но лэди Рентонъ замтила, какого усилія это ему стоило.
— Милый мой, какъ могъ ты придумать такую страшную вещь! Конечно, не умерла. Но она слаба и далеко не такъ хороша съ виду, какъ была при теб… Вы были такими друзьями, что я сочла нужнымъ предупредить тебя.
— Спасибо. Ты часто видлась съ нею или съ Моунткаррономъ?
— Очень рдко. Глэдисъ была въ Нэтли всего одинъ разъ. Домъ ихъ полонъ гостей. Они и меня приглашали, но я не могла покинуть Гуго. При теб я чаще стану бывать тамъ.
— Отчего больна Глэдисъ?— спросилъ онъ, возвращаясь къ прежней тем.
— Не могу сказать. Она очень скрытна насчетъ этого. Вдь, она всегда была хрупка, Джемми. Помню, что она показалась мн чахоточною, когда я увидала ее въ первый разъ.
— Каковы ея отношенія къ Моунткаррону?
— Въ обществ онъ очень вжливъ съ нею, но я, все-таки, боюсь, что они несчастны вмст. Въ нашихъ окрестностяхъ носятся очень неблагопріятные слухи,— тихо прибавила она.
— Какіе?— спросилъ Брукъ, внезапно заинтересованный.
— Насчетъ его и бойкой миссъ Рэшертонъ. Я почти ежедневно узнаю новую сплетню про нихъ. Для его друзей очень непріятно выслушивать вве это.
— Ты хочешь сказать, что онъ волочится за Агнесою Рэшертонъ?— насупивъ брови, спросилъ братъ.
— Что же иное можно предположить, когда женатый человкъ, да еще въ положеніи Моунткаррона, ежедневно бываетъ съ такою двушкой, какъ Агнеса?
— Но о чемъ же думаютъ ея родители, допуская такую близость между ею и человкомъ, жена котораго не бываетъ у нихъ?
— Глэдисъ бываетъ у нихъ. Они обдали въ Карронби.
— Ты шутишь, Нелли? Рэшертоны въ Карронби? Какъ это Глэдисъ вздумалось пригласить ихъ? Почему не предостерегла ты ее отъ этого знакомства?
— Милый мой, это не ея вина. Моунткаррону такъ угодно. Я была при этомъ разговор и позволила себ вжливый протестъ, но какая польза становиться между мужемъ и женой?
— А Глэдисъ не возражала?
— Конечно, возражала, но онъ опровергнулъ вс ея доводы и настоялъ на томъ, чтобъ она навстила Рэшертоновъ. Съ той поры онъ, кажется, очень сошелся съ ними.
— Клянусь Богомъ, Моунткарронъ отвтитъ мн за это!— воскликнулъ Брукъ, стиснувъ кулаки.
— Да что можешь ты сдлать? Какое право имешь ты вмшиваться?
— Право каждаго человка защищать женщину, не говоря уже о чести семьи. Ужь не воображаешь ли ты, что я буду безъ возраженія смотрть на то, какъ Моунткарронъ роняетъ наше имя, или что я позволю ему длать бдную Глэдисъ несчастною? О, Эллиноръ, я догадывался объ этомъ еще до своего отъзда. Я видлъ, что онъ пренебрегаетъ женою и предоставляетъ другимъ заботиться о ней. Этому горю помочь нельзя, но явнаго скандала я не допущу. Не для этого я…
— Что, милый?
— Все равно, Эллиноръ. Я не думалъ о томъ, что говорю. Твое извстіе совершенно разстроило меня. Только пусть Моунткарронъ остережется. Если генералъ Фуллеръ узнаетъ объ этомъ…
— Надюсь, Джемми, ты не вздумаешь передавать старику то, что я теб сообщила?
— Я сталъ бы твердить это каждому, еслибъ отъ этого могла произойти какая-нибудь польза для бдной женщины. Но чмъ дальше скроемъ мы это отъ нея, тмъ лучше. Только это должно кончиться, Эллиноръ!
— Когда подешь ты къ нимъ?
Брукъ смутился и отвчалъ, запинаясь:
— Не знаю, не могу сказать наврное. Быть можетъ, завтра, если успю.
— На завтра назначена охота. Думаю, что Моунткарронъ и миссъ Рэшертонъ будутъ тамъ. Кажется, они не пропускали еще ни одного случая въ ныншнемъ году.
— А Глэдисъ не охотится?
— Нтъ. Она совершенно бросила верховую зду. По ея словамъ, это ее утомляетъ. Подешь ты завтра на охоту, Джемми?
— Быть можетъ. Я еще не увренъ. Мн хотлось бы сначала вывдать кое-что насчетъ Моунткаррона и Агнесы, а то, если я увижу ихъ вмст и въ пріятельскихъ отношеніяхъ, я, пожалуй, не съумю сдержаться.
— Джемми, помни, что онъ теб двоюродный братъ.
— Я гораздо лучше помню, что Глэдисъ мн другъ.
— Не истолкуетъ ли свтъ превратно твое рыцарское заступничество?— робко спросила лэди Рентонъ.
Онъ внезапно остановился и въ упоръ поглядлъ на сестру. Его взоръ былъ твердъ.
— Мн дла нтъ до мннія свта, — медленно отвчалъ онъ, — пока моя собственная совсть покойна. Отнын до послдней минуты моей жизни вся моя энергія будетъ къ услугамъ Глэдисъ.
Посл этого разговора Брукъ долго раздумывалъ, хать ему на слдующій день на охоту, или сдлать визитъ въ Карронби. Сначала онъ склонялся въ пользу послдняго ршенія. Быть можетъ, Глэдисъ доврится ему и дастъ возможность заступиться за нее. Но когда дло дошло до исполненія, мужество покинуло его, онъ чувствовалъ, что не можетъ встртиться съ нею наедин посл страшной разлуки, и кончилъ тмъ, что похалъ на охоту. Первыми, кто попался ему тамъ, были лордъ Моунткарронъ и Агнеса, ожидавшіе сигнала.
Лордъ встртилъ кузена съ обычнымъ радушіемъ. Миссъ Рэшертонъ тоже хотла привтствовать его, но Брукъ молча поклонился ей и горячо пожалъ руку Моунткаррона. Онъ еще не могъ забыть его всегдашняго гостепріимства.
— Милый другъ мой,— воскликнулъ лордъ,— откуда появился ты? Я полагалъ, что ты раздумалъ возвращаться ныншнею зимой.
— Нтъ,— отвчалъ Джемми,— это все фантазія Эллиноръ. Никогда не говорилъ я этого. Пріхалъ я вчера посл обда, совершенно неожиданно, иначе я, конечно, написалъ бы теб.
— Отлично, что ты вернулся, Джеммъ. Я очень скучалъ безъ тебя. Видлъ ты Глэдисъ?
При этомъ имени предательская краска покрыла лицо Брука, миссъ Рэшертонъ замтила это.
— Нтъ. Я прямо изъ Нэтли.
— Ты долженъ хать со мною домой посл охоты и обдать у насъ. Глэдисъ будетъ въ восторг. Ты знакомъ съ миссъ Рэшертонъ?
— Имю честь,— отвчалъ Брукъ, вторично кланяясь.
— Она извстная наздница. Сколько лисьихъ хвостовъ добыли вы въ ныншній сезонъ, миссъ Рэшертонъ?
— Пять, но только благодаря вашей любезности, милордъ! Еслибъ вы меньше заботились обо мн, я не могла бы этого сдлать.
— Честное слово, вы не нуждаетесь въ покровительств,— сказалъ Моунткарронъ съ неподдльнымъ восторгомъ.— Вы летаете, какъ птичка, и скачете черезъ изгороди такъ легко, точно черезъ кротовыя норки. Удивительныя вещи длаетъ она, Джеммъ, ты самъ сейчасъ убдишься въ этомъ.
— Я часто имлъ удовольствіе восторгаться искусствомъ миссъ Рэшертонъ,— сдержанно отвчалъ Джемми.
— Но вы не такъ склонны льстить мн, какъ милордъ, да оно и лучше, а то вы вскружили бы мн вдвоемъ голову,— отвчала Агнеса.— Лордъ Моунткарронъ просто ужасенъ въ этомъ отношеніи. Къ счастью, я не врю и половин того, что онъ говоритъ.
— Позвольте, это несправедливо, клянусь честью!— воскликнулъ графъ.— Я не смю, напротивъ, высказать даже и десятой доли того, что думаю.
Миссъ Рэшертонъ, очень красивая въ своей темносиней амазонк, самодовольно улыбнулась и потупилась. Черезъ мгновеніе раздался сигналъ, и Брукъ имлъ возможность пришпорить лошадь и оставить парочку вдвоемъ.
Онъ не могъ, однако, не встрчаться и не говорить съ ними въ теченіе дня. Обращеніе Моунткаррона съ Агнесою было фамильярно, остальные охотники, очевидно, считали ее его собственностью. Брукъ ни минуты не сомнвался въ томъ, что молва справедливо сочетала ихъ имена. Зрлище этого открытаго ухаживанья и мысль, какъ тяжело должна страдать гордость Глэдисъ, такъ опечалили молодого человка, что по окончаніи охоты онъ былъ гораздо боле расположенъ вернуться въ Нэтли, чмъ хать въ Карронби. Но лордъ и слышать не хотлъ никакихъ извиненій. Тщетно ссылался Джеммъ на усталость лошади, на собственный костюмъ. Онъ долженъ былъ хать въ Карронби и обдать въ красной охотничьей куртк, если не хотлъ обидть кузена.
— Что сказала бы Глэдисъ, еслибъ узнала, что ты прохалъ мимо воротъ посл годоваго отсутствія и отказался зайти поздороваться съ нею?
— Въ самомъ дл, вамъ надо подумать о бдной лэди Моунткарронъ,— ядовито замтила Агнеса.— Я уврена, что она сгораетъ: желаніемъ васъ видть. Ей, наврное, было ужасно скучно безъ васъ, вдь, вы постоянно бывали вмст. Жестоко не подумать о ней.
— Очень любезно съ вашей стороны, миссъ Рэшертонъ, заботиться о моей кузин, только увряю васъ, что вы хлопочете напрасно. Еслибъ вс думали о лэди Моунткарронъ столько, какъ я, она не нуждалась бы въ заступничеств. Я охотно поду съ тобою, Моунткарронъ, если только вы будете одни.
— Одни? Да, конечно. Почему думаешь ты, что застанешь у насъ кого-нибудь?
— Безъ всякой причины, но я одтъ не такъ, какъ нужно для гостей.
— Богъ съ нимъ, съ твоимъ костюмомъ! Ты теперь не въ Калькутт съ губернаторскимъ штабомъ, помни это! Кстати, Джеммъ, что это я слышалъ насчетъ одной красавицы? Ты еще не попался въ плнъ, все еще свободенъ?
— Какъ вольный воздухъ, Моунткарронъ.
— Что за чудо! У тебя, должно быть, каменное сердце, если Эллиноръ говорила правду насчетъ тхъ гурій, которыхъ ты встрчалъ въ Индіи.
— Быть можетъ, мистеръ Брукъ потерялъ здсь свое сердце,— замтила Агнеса.
— Неудобно было бы путешествовать безъ него, — проворчалъ онъ.
— Нисколько, если вы оставили его въ надежныхъ рукахъ.
— Кстати, это напоминаетъ мн слухи, которые дошли до меня передъ твоимъ отъздомъ,— смясь, вмшался лордъ.— Была ли въ нихъ хоть доля правды? Твоя красавица дйствительна живетъ въ Карронби?
— Нтъ,— твердо отвтилъ Джемъ, но покраснлъ, произнося эту ложь.
— О, мистеръ Брукъ, какое у васъ виноватое лицо!— засмялась миссъ Рэшертонъ.— Не правда ли, милордъ? Посмотрите, какъ онъ покраснлъ. Мы изловили его, наконецъ, и теперь я никогда не поврю боле, чтобы дама эта не жила въ Карронби.
— Чортъ возьми, ужь не вы ли это, Агнеса?— воскликнулъ графъ, не стсняясь грубостью своего намека.
— Ахъ, лордъ Моунткарронъ, точно мистеръ Брукъ удостоилъ бы меня своимъ вниманіемъ!— отвчала двушка съ притворнымъ смиреніемъ.
— Никогда не позволилъ бы я себ такой непростительной смлости,— отвчалъ Джемъ, торопясь перемнить разговоръ.— Я предоставляю это другимъ, боле достойнымъ.
Миссъ Рэшертонъ охотно подразнила бы его насчетъ этого замчанія и доказала бы, что его скромность непріятна ей. Въ былые дни она очень увлекалась имъ и нердко съ нимъ кокетничала. Но присутствіе лорда удержало ее. Она еще не знала, что выйдетъ изъ ихъ опаснаго знакомства, и не хотла испортить своихъ шансовъ, что бы ни готовило ей будущее. Поэтому она только самодовольно усмхнулась и взглянула на лорда, который сказалъ, что у Джема больше скромности, чмъ удали, и что самъ лордъ не оставилъ бы камня на камн, лишь бы завоевать сердце ея, если бы былъ свободенъ. Наконецъ, къ удовольствію Джемми, они встртили мистера Рэшертона, передали ему дочь и могли направиться къ Карронби.
Моунткарронъ безъ умолку болталъ о всевозможныхъ предметахъ, но сердце Джемми все боле сжималось по мр того, какъ близилась минута свиданія съ Глэдисъ.
Онъ и самъ не зналъ, какъ слзъ съ лошади и вошелъ въ домъ. Знакомые предметы представлялись ему точно сквозь дымку, фамильные портреты кружились передъ глазами. Слуга принялъ отъ него охотничью шапку и хлыстъ, и, минуту спустя, Брукъ уже входилъ, шатаясь, въ кабинетъ вслдъ за графомъ и протягивалъ руку черной фигур, стоявшей около камина.

Глава XXII.
Первое испытаніе.

Кабинетъ въ Карронби былъ совершенствомъ въ своемъ род. Моунткарронъ много путешествовалъ и гордился тмъ, что умлъ пріобртать цнные и древніе предметы. Старинная мебель была выписана изъ Бельгіи и Германіи, на стнахъ красовались настоящіе гобелены.
Какъ часто сиживалъ тутъ, бывало, Джемми рядомъ съ Глэдисъ. Какъ часто лежалъ онъ у ея ногъ на той самой медвжьей шкур, за которой она стояла въ эту минуту, и прислушивался къ ея нжному голосу. Теперь она казалась точно призракомъ, вставшимъ изъ гроба. Ея большіе, испуганные глаза неестественно широко раскрылись при его внезапномъ появленіи. Щеки впали и на нихъ горли два красныя пятна. Станъ ея былъ худе, чмъ когда-либо, а рука казалась почти прозрачною. Подъ вліяніемъ испуга Брукъ, позабывъ все, бросился къ Глэдисъ и взялъ ее за руку. Онъ почувствовалъ, какъ она вздрогнула. Минуту спустя, лэди Моунткарронъ лежала безъ чувствъ на медвжьей шкур. Восклицаніе Джемми привлекло къ ней лорда.
— Боже мой, Моунткарронъ, смотри: что такое? Что случилось съ нею?
— Чортъ возьми! Обморокъ,— съ супружескимъ равнодушіемъ произнесъ графъ.— желалъ бы узнать, что это значитъ.
— Увренъ ли ты, что она только въ обморок? Позвони скоре, ради Бога! Позови горничную или кого нибудь, чтобы привести ее въ чувство…
— Что же иное можетъ быть, какъ не обморокъ, — замтилъ лордъ, позвонивъ и велвъ лакею немедленно послать горничную милэди.— Съ женщинами это часто случается, по крайней мр, въ жаркую погоду. Даже миссъ Рэшертонъ упала въ обморокъ прошлымъ лтомъ посл долгой зды, а ужь какая она крпкая и здоровая.
— Чортъ съ ней, съ миссъ Рэшертонъ!— боле энергично, чмъ вжливо сказалъ Джемми, наклоняясь надъ блднымъ лицомъ Глэдисъ.
Мгновенье спустя, появилась горничная и, увидвъ свою госпожу, воскликнула:
— Боже мой, Боже мой, опять обморокъ. Это уже третій на ныншней недл. Не понимаю, что съ ними длается. Позвольте мн заняться милэди. Если вы оставите насъ однхъ, я приведу ихъ въ чувство гораздо скоре. Мн ничего не надо, кром свжаго воздуха. Потрудитесь выйти.
— Уйдемъ, Брукъ. Мы здсь только мшаемъ. Женщины лучше понимаютъ вс эти штуки. Пойдемъ наверхъ и приготовимся къ столу.
Джемми неохотно послдовалъ за нимъ и поминутно оглядывался. Моунткаррону трудно было заставить его разговаривать. Сердце Брука все время ныло, ему очень хотлось знать, отчего лишилась чувствъ Глэдисъ: отъ удовольствія встрчи съ нимъ или отъ слабости? Что измнило ее такъ: невниманіе мужа или горе разлуки съ нимъ, съ Джемми? Отъ послдняго предположенія непокорное сердце его снова забилось радостно и, вмст съ тмъ, тоскливо.
— Что съ тобою, Джемъ?— спросилъ лордъ, пока они шли къ столу.— Ты мраченъ, точно филинъ.
— Я не могу забыть твоей жены, Моунткарронъ. Обмороки кажутся мн серьезною вещью, а ты слышалъ, что это уже третій случай на одной недл. Совтовался ты съ докторомъ?
— Нтъ. До ныншняго дня я не зналъ, что съ нею бываютъ обмороки. Если женщина сосредоточивается въ самой себ и не открываетъ рта, что тутъ сдлаешь? Глэдисъ никогда не жаловалась на нездоровье, но она такъ сдержана со мною, что это меня нисколько не удивляетъ.
— Въ такомъ случа она очень перемнилась съ тхъ поръ, какъ я ее видлъ. Она никогда не была скрытною.
— Быть можетъ, съ тобою, но со мною всегда. Относительно ея слабости или болзни, что ли, отецъ ея отчитывалъ меня еще въ прошломъ году, точно это моя вина. Я сдлалъ тогда все, что могъ. Пусть она призоветъ лучшихъ докторовъ Лондона,— сказалъ я,— но она объ этомъ слышать не хотла. Ты знаешь, какъ упрямы могутъ быть женщины. Глэдисъ предпочла отправиться съ Фуллерами въ Райдъ и, вернувшись, утверждала, что совершенно здорова, чему я, конечно, поврилъ.
— И она все время была такъ слаба, какъ теперь?
— Право, не могу теб сказать. Знаю только, что она была невыносима всю осень, не хотла здить верхомъ, танцовать. Я думалъ, что она впадаетъ въ ханжество, однако, не стснялъ ея. Это всегда самое лучшее.
— Только не полагаю, чтобы ты долженъ былъ предоставлять ее самой себ въ этомъ случа. Увряю тебя, что я просто пораженъ ея видомъ. Она ужасно измнилась съ прошлаго года и, по-моему, теб сейчасъ же надо обратиться къ доктору.
— Относительно этого нтъ никакого затрудненія. Черезъ полчаса Чемберсъ можетъ быть здсь. А теперь сдлай милость, Дженъ, давай обдать, я умираю съ голоду.
— Не хочешь ли спросить сначала о здоровь Глэдисъ?— тревожно сказалъ Джемъ.
— Пожалуй. Джонъ, узнайте, какъ чувствуетъ себя милэди и придетъ ли она къ обду.
Лакей вернулся съ отвтомъ, что лэди Моунткарронъ лучше, но она легла въ постель и не появится во весь вечеръ.
Такимъ образомъ, кузены сли обдать вдвоемъ, и одинъ изъ нихъ, по крайней мр, находился въ очень мрачномъ настроеніи духа.
Уходя изъ Карронби, Брукъ написалъ письмо и вручилъ его горничной. Оно было очень невиннаго содержанія, но, когда она получила его, щеки лэди Моунткарронъ вспыхнули, а сердце ея забилось такъ же сильно, какъ въ былые дни.
‘Милая Глэдисъ! Я очень встревоженъ, видя, что ты такъ блдна и слаба, и жалю, что мн не удалось поговорить съ тобою. Завтра я зайду къ вамъ въ полдень и надюсь застать тебя внизу. Любящій тебя кузенъ Брукъ’.
Прощаясь съ Моунткаррономъ, Джемъ, врный своему новому ршенію, сказалъ:
— Я написалъ два слова Глэдисъ, чтобы предупредить ее, что зайду завтра, и надюсь застать ее здоровою.
— Дай Богъ, — отвтилъ графъ и тутъ же подумалъ, что это отличный случай побывать у Рэшертоновъ: Глждисъ и Джемъ будутъ такъ заняты другъ другомъ, что не замтятъ его отсутствія.
Такимъ образомъ, когда, посл безсонной ночи, Брукъ вернулся въ Карронби, онъ засталъ Глэдисъ одну. Она ждала его въ столовой, гд былъ накрытъ завтракъ.
Сначала она думала принять его въ кабинет, но, когда наступило время его визита, силы измнили ей и она перешла въ столовую, гд чувствовала себя подъ покровительствомъ лакея и дворецкаго. Входя въ комнату, Брукъ былъ почти такъ же блденъ, какъ и она. Съ минуту оба молчали. Слуги входили и выходили, не обращая на нихъ никакого вниманія. Наконецъ, Джемъ началъ слабымъ, дрожащимъ голосомъ, которому тщетно старался придать твердость:
— Теб лучше, надюсь?
— Да. Мн лучше, благодарю.
— Ты ужасно перепугала насъ вчера.
— Неужели? Это ничего. Со мною это часто бываетъ.
— Прежде не бывало.
— Прежде нтъ. Не позавтракать ли намъ? Кажется, все готово.
Они сли другъ противъ друга, брали кушанья на тарелки и отсылали ихъ почти нетронутыми, воображая, что обманываютъ этимъ слугъ, но слуги отлично понимали, что милэди и мистеръ Брукъ слишкомъ взволнованы, чтобы сть.
— Не хочешь ли вина, Глэдисъ?— спросилъ Джемъ.
— Не пью.
— Мн кажется, это было бы теб полезно. Ты какъ разъ въ такомъ положеніи, когда маленькое возбужденіе необходимо.
— Хорошо, я выпью, если ты этого хочешь,— отвчала она, безсознательно впадая въ старую привычку повиноваться ему.
Джемми вздохнулъ, наполняя ея стаканъ мадерой и подавая его черезъ столъ. Пока она брала его, глаза ихъ встртились и онъ увидалъ, что у нея навернулись слезы.
— Пей скоре,— сказалъ онъ съ напускною веселостью.— Это хорошо для тебя, какъ разъ то, что теб нужно.
Она покорно проглотила вино и оно дало ей силу побдить волненіе. Къ концу завтрака обоимъ стало неловко. Они знали, что сейчасъ останутся вдвоемъ, и совершенно различно смотрли на это испытаніе. Глэдисъ дрожала отъ сладостной тревоги. Они объяснятся, скажутъ другъ другу, какъ тяжела была для нихъ разлука, и Джемми снова будетъ принадлежать ей. Будущее казалось ей длиннымъ, яснымъ лтнимъ днемъ. Этой минуты ждала она въ продолженіе томительныхъ мсяцевъ, объ этомъ молилась, только для этого жила. Неудивительно, что щеки ея горли отъ ожиданія, пока она шла въ кабинетъ. За то Брукъ, видимо, страшился объясненія. Если онъ наканун недоумвалъ, почему Глэдисъ такъ волновалась при встрч съ нимъ, теперь у него не осталось никакихъ сомнній. Взглядъ ея красныхъ глазъ, выраженіе прелестнаго лица сказали ему всю правду. Разлука была ей не подъ силу. Она все еще любитъ его и готова признаться въ этомъ. Если онъ хочетъ остаться вренъ долгу, онъ обязанъ помшать этому признанію.
Идя вслдъ за любимою женщиной въ кабинетъ, бдный Джемми не чувствовалъ никакого желанія исполнять этотъ долгъ. Еслибъ онъ подался своему влеченію, онъ тутъ же обнялъ бы ея стройный станъ и поклялся бы защищать ее всю жизнь. Но принципы, усвоенные имъ во время разлуки, были тверды. Онъ любилъ теперь Глэдисъ не меньше прежняго, даже, быть можетъ, больше, но совершенно иначе, онъ глядлъ на нее такъ, какъ совтовалъ глядть Чарли, и скоре согласился бы умереть, чмъ унизить ее. Все это онъ обдумывалъ, идя за нею въ кабинетъ, и красивое лицо его было мрачно, пока онъ затворялъ за ними дверь.
Глэдисъ, напротивъ, сіяла. Вино ободрило ее и, когда она опустилась на кресло и указала Бруку мсто рядомъ съ собою, выраженіе ея лица напоминало былые дни.
— Иди сюда, — сказала она дрожащимъ отъ волненія голосомъ, — разскажи мн все, что ты длалъ и думалъ во время нашей разлуки.
— Боюсь, что это отняло бы слишкомъ много времени, Глэдисъ, — отвчалъ онъ.— Я долго не былъ здсь, почти цлый годъ.
Онъ старался храбриться и говорить естественно, но ему приходилось стискивать зубы, чтобы не дать голосу дрожать.
— Ты ухалъ 14 апрля,— сказала Глэдисъ съ предательскою точностью,— а теперь 22 декабря. Прошло какъ разъ восемь мсяцевъ и восемь дней, но мн время показалось еще дольше.
— Да, оно тянулось долго.
— И ты радъ, что вернулся?
Говоря это, она дотронулась до его руки. Молодой человкъ пожалъ ея ручку и снова выпустилъ ее.
— Мн очень грустно видть, что ты больна, и я хотлъ серьезно поговорить съ тобою о твоемъ здоровь. Что ты чувствуешь? Какъ случилось все это?
— Право, не могу отвтить на эти вопросы. Мн кажется, что я слаба, вотъ и все.
— Когда обнаружилась въ первый разъ эта слабость?
— Во время прошлаго сезона. Вроятно, я слишкомъ много танцовала и кокетничала. Раза два, посл сильной усталости, я чувствовала страшную боль въ спин, но думала, что это только отъ утомленія. Потомъ я здила съ родителями въ Райдъ и, казалось, оправилась посл купанья. Но съ тхъ поръ, какъ я въ Карронби, боль вернулась, недавно она очень усилилась, а теперь кончается обмороками. Осенью я пробовала здить верхомъ, но не могла. Посл каждаго вызда мн приходилось лежать на диван по цлымъ часамъ.
— Но, Глэдисъ, все это очень серьезно. Съ кмъ совтовалась ты?
— Ни съ кмъ.
Брукъ всталъ и зашагалъ по кабинету.
— Ты должна посовтоваться съ докторомъ и поскоре. Не понимаю, какъ могъ Моунткарронъ не настаивать на этомъ. Надо было обратить вниманіе на твою болзнь уже нсколько мсяцевъ тому назадъ.
— Зачмъ?— усталымъ голосомъ спросила Глэдисъ.— Я не хочу поправляться. Не изъ чего жить.
— О, Глэдисъ!— началъ онъ и замолкъ.
— Это сущая правда, Джемми. Кому дло до меня, кром моего милаго папы? Что касается Моунткаррона, то чмъ скоре я развяжу ему руки, тмъ лучше, а жить ради себя,— ты очень хорошо знаешь,— для меня не стоитъ.
— Вздоръ, передъ тобою вся жизнь, весь міръ. У тебя все, что цнятъ женщины: положеніе въ свт, титулъ, богатство…
— О, не дразни меня!— воскликнула она, закрывъ лицо руками.
— Ни за что не сталъ бы я дразнить тебя. Все это теб дорого, и это вполн понятно.
— Нтъ, нтъ! Никогда не знала я, какъ мало значатъ для меня эти блага, пока не пожертвовала ради нихъ своею жизнью! О, Джемми, не притворяйся, будто ты не понимаешь меня. Если я умираю,— а я надюсь, что это такъ,— то только отъ любви къ теб.
Брукъ внезапно выпрямился и собрался съ силами, точно готовился къ борьб. Роковая минута настала. Что бы онъ ни чувствовалъ, Глэдисъ не должна знать этого. Только тонъ, которымъ онъ заговорилъ, звучалъ ужь черезъ-чуръ непринужденно.
— Вздоръ, Глэдисъ! Я и слышать не хочу такихъ пустяковъ. Умереть! Ты столько же умираешь, какъ и я. Но я вижу, что ты несчастна, и понимаю причину этого. Моунткарронъ оскорбилъ тебя, унизилъ васъ обоихъ. Мн очень тяжело слышать то, что говорятъ въ Карронби о немъ и о миссъ Рэшертонъ, но я надюсь, что этому можно положить предлъ. Онъ всегда любилъ меня, и я думаю, что если я представлю ему все дло въ настоящемъ свт, онъ самъ пойметъ свое безуміе. Онъ — эгоистъ и, быть можетъ, немного увлекается этою двушкой, но честенъ, и я увренъ, что достаточно будетъ указать ему на опасность.
Лэди Моунткарронъ выпрямилась.
— Только не ради меня, Джемми. Насколько дло касается меня, пусть мужъ слдуетъ своимъ влеченіямъ во всхъ отношеніяхъ. Еслибъ онъ хоть завтра бжалъ съ миссъ Рэшертонъ, это было бы для меня совершенно безразлично.
— Ты преувеличиваешь свои силы, Глэдисъ. Что случится, если Моунткарронъ увезетъ Агнесу? Ты будешь искать развода и, весьма вроятно, онъ женится на ней и сдлаетъ ее графиней Моунткарронъ. Что скажетъ тогда твоя гордость?
— Быть можетъ, я не стану искать развода.
— Въ такомъ случа ты заставишь его вести грховную жизнь, а сама будешь въ двусмысленномъ положеніи. Нтъ, Глэдисъ, поврь, ты столько же пожалешь, если онъ сдлаетъ этотъ шагъ, какъ и онъ самъ. Во что бы то ни стало, надо помшать этому.
Вмсто всякаго отвта, лэди Моунткарронъ опустила голову на подушки и разразилась горькими слезами. Въ одну минуту Брукъ очутился рядомъ съ нею.
— Милая, зачмъ притворяешься ты, будто теб равнодушно поведеніе мужа? Оно — причина твоей болзни. Моунткаррону должно быть стыдно за его поведеніе, и если правда въ состояніи смутить его, онъ ее услышитъ. Доврься мн, Глэдисъ. Мы не дадимъ опозорить свою семью, не сдлавъ попытки помшать этому. Не сомнвайся, все уладится.
Но Глэдисъ оттолкнула его руку, точно ужаленная.
— Дло вовсе не въ томъ. Ты ошибаешься, — задыхаясь, произнесла она.— Мн совершенно все равно, что бы ни длалъ, ни говорилъ мужъ. Пусть онъ узжаетъ и, чмъ скоре, тмъ лучше, лишь бы ты остался утшать меня.
— Глэдисъ, ты не думаешь о томъ, что говоришь.
— Думаю. Я взвшивала каждое слово, пока оно не врзалось въ мою душу неизгладимыми чертами. Джемми, я отказалась покинуть съ тобою Карронби, и усиліе это почти убило меня. Существовать безъ тебя я не могу. Когда я не слышу твоего голоса, не вижу твоего лица, жизнь моя чистый адъ. Выносить этого я не могу доле. Прости мн то, что я говорила тогда. Я была безумна, не знала, не понимала, что значитъ разлука съ тобою. Увези меня, Джемми, увези отъ всего, что я такъ ненавижу, и позволь провести остатокъ дней моихъ съ тобою.
Она встала во время этой рчи и кинулась ему на грудь, опираясь на него такъ, что онъ долженъ былъ или обнять ее, или дать ей упасть. Блдное, орошенное слезами лицо ея глядло на него съ прежнею нжностью. Брукъ дрожалъ всмъ тломъ. Отъ волненія онъ едва могъ поддерживать молодую женщину. Но онъ сдлалъ надъ собой страшное усиліе, едва коснулся губами ея благо лба, и снова усадилъ ее на кресло.
— Успокойся, Глэдисъ, — нетвердымъ голосомъ сказалъ онъ,— волненіе вредно теб.
— Ты мн не вришь!— въ отчаяніи воскликнула она.— Ты думаешь, что я никогда не любила тебя, потому только, что у меня не хватило храбрости ршиться сразу. О, Джемми, еслибъ я могла сказать теб, какъ я страдала! Когда я узнала, что ты ухалъ, я думала, что умру. Вся моя болзнь отъ этого. Мн хотлось умереть, я не заботилась о себ, я думала, что танцы, кокетничанье, вызды изгонятъ изъ моего сердца память о теб, но все было тщетно. Лицо твое преслдовало меня день и ночь. Милый мой, ничто на свт не иметъ для меня никакой цны, кром тебя. Этому я научилась въ теченіе долгихъ мсяцевъ тяжкаго страданія. Я люблю тебя, какъ собственную жизнь, больше всего на свт.
— Врю, Глэдисъ,— печально сказалъ онъ.
— И ты увезешь меня, какъ общалъ?— продолжала она, поднявъ на него глаза,— увезешь далеко, туда, гд я забуду, что когда-либо знала этихъ ненавистныхъ людей и здшнія мста?
Его молчаніе и потупленные взоры возбудили, наконецъ, ея подозрніе.
— Почему не говоришь ты ничего?— спросила она.— Отчего не общаешь сдлать по-моему?
— Потому, что я не могу сдлать этого,— медленно произнесъ онъ.
— Не можешь? Ты отвергаешь мою любовь?
— Да, милая,— съ усиліемъ сказалъ онъ,— отвергаю. Одинъ Богъ знаетъ, чего это мн стоитъ.
— Ты отказываешься, ты?… Да не ты ли проклиналъ меня, когда я не ршалась отречься ради тебя отъ свта и семьи? Не ты ли желалъ дожить до того времени, когда у меня отнимется все, чмъ я дорожу?
— Молчи, молчи, Глэдисъ! Ради Бога, не напоминай мн объ этой минут.
— Почему бы не стала я напоминать о ней? Разв ты не разрываешь моего сердца каждымъ своимъ словомъ? Я плакала и призывала мигъ свиданія съ тобою, — страстно продолжала она,— я думала о немъ въ безсонныя ночи и въ мучительные дни, ждала той минуты, когда снова увижу тебя и скажу, что ошиблась, что я твоя навки. А теперь она настала, и ты отвергаешь мою любовь. Я погибну, если ты оттолкнешь меня.
— Нтъ, Глэдисъ, этого я не допущу.
— Какъ помшаешь ты этому? По какому праву? Ужь не думаешь ли ты, что я стану жить здсь съ Моунткаррономъ, все время сознавая, что потеряла тебя? Не могу сдлать этого, не хочу! Я убгу съ первымъ, кто предложитъ мн это. Не вс такъ разборчивы или непостоянны, какъ ты, и если ты не желаешь увезти меня изъ Карронби, найдутся другіе.
Она забыла всю свою слабость и задыхалась отъ бшенства. Брукъ могъ только молча слушать ее.
— Пожалй же меня, Глэдисъ,— съ усиліемъ произнесъ онъ, наконецъ.— Еслибъ ты знала, какъ горько раскаивался я въ этой минут, какъ низокъ казался я себ, съ какимъ ужасомъ глядлъ я на ту пропасть, въ которую старался тебя увлечь. О, поврь, я и теперь люблю тебя, люблю гораздо больше, чмъ прежде, но глаза мои открылись, и я не смю даже думать о томъ, къ чему нкогда такъ жадно стремился. Глэдисъ, вришь ли ты въ мою любовь?
— Нтъ, не врю. Я не могу понять любви, которая унижаетъ меня въ моихъ собственныхъ глазахъ. Гораздо честне было бы сказать, что я надола теб, что ты увлекся новою прихотью, чмъ оскорблять меня, какъ ты это длаешь, и звать это любовью.
— Глэдисъ, что скажу я теб? Чмъ докажу я, что ты стоишь теперь неизмримо выше въ моемъ сердц, чмъ прежде? Я помню, даже слишкомъ хорошо помню, свои слова и проклятія. Знаю, что я употреблялъ вс усилія, чтобы стащить тебя въ грязь, гд тебя стали бы топтать люди, не стоющіе тебя, и что я звалъ это любовью. Но разлука заставила меня прозрть. Я постигъ, насколько ты чище и выше меня. Чмъ сильне моя привязанность, тмъ больше буду я стараться поднять тебя, а не унизить. Поврь, милая.
— Не врю.
Этотъ прямой отвтъ смутилъ Брука. Глэдисъ отлично знала, что поводы его благородны и справедливы. Въ глубин души она, быть можетъ, удивлялась ему, но ни за что не призналась бы въ этомъ. Напротивъ, его смущеніе доставляло ей величайшее удовольствіе.
— Если ты дйствительно такого высокаго мннія обо мн,— продолжала она немного спустя, — ты не долженъ былъ позволять мн унижаться такъ, какъ я это сдлала.
— Чмъ же унизилась ты?
— Да тмъ, что я сейчасъ сказала. Можетъ ли женщина боле унизиться, какъ предложивъ мужчин, который ея не любитъ, жить съ нимъ?
— Какъ мало ты понимаешь наши чувства, Глэдисъ! Что бы ты ни сказала, ничто не унизитъ тебя въ моихъ глазахъ. А ты еще предлагаешь отказаться ради меня отъ свта, провести со мною всю жизнь. Никогда еще не считалъ я тебя такимъ ангеломъ, какъ теперь. Я обожаю тебя за твое предложеніе.
— И, однако, отвергаешь его?
— Не длай же моего отреченія еще тяжеле. Еслибъ ты знала, чего оно мн стоитъ! Но я, все-таки, отказываюсь, потому что слишкомъ люблю тебя, чтобы стать твоимъ убійцей.
— Хорошо, хорошо,— задорно отвчала она.— Ни слова боле объ этомъ, прошу тебя. Уйди, если находишь это нужнымъ, и женись на комъ-нибудь другомъ. Теперь мн все равно, что бы ты ни сдлалъ.
— Никогда не женюсь я ни на комъ, Глэдисъ.
— Ты… ты былъ влюбленъ въ Калькутт въ миссъ Темпль. Эллиноръ сказала намъ это. Барышня ожидала, вроятно, что ты на ней женишься, и я очень жалю, что этого не случилось и что ты вернулся домой.
— Эллиноръ не знала, о чемъ говоритъ. Во всю мою жизнь я любилъ только одну женщину.
— И очень скоро излечился отъ этой страсти.
Онъ глубоко вздохнулъ, но ничего не отвчалъ.
— Глэдисъ,— вырвалось у него, наконецъ,— если я не могу быть твоимъ любовникомъ, неужели ты не захочешь имть меня другомъ?
— Не нужно мн твоей дружбы. У меня столько друзей, что и двать некуда. Терпть не могу друзей. Вс они — предатели!
— Ты нуждаешься въ друг,— продолжалъ онъ, не обращая вниманія на ея выходку.— Въ твоей жизни совершился кризисъ, и теб необходимъ человкъ, который защитилъ бы и тебя, и твои права. Нелпо утверждать, будто теб все равно, что бы ни длалъ Моунткарронъ. Ты должна обращать на это вниманіе. Честь твоего имени зависитъ отъ этого. Если, несмотря на вс наши аргументы и возраженія, онъ настоитъ на своемъ, такъ тому и быть, конечно, только это удастся ему не безъ борьбы.
— Длай, какъ хочешь. Я не стану вмшиваться. Какая польза была бы отъ этого? Ты не знаешь, какъ далеко зашло у нихъ дло. Каждый лакей въ дом, каждый крестьянинъ въ пол знаютъ о его увлеченіи и толкуютъ о немъ. Третьяго дня я сама застала его въ ущель Луннаго Свта съ миссъ Рэшертонъ. Они гуляли, обнявшись. Ужь не думаешь ли ты, что я плакала объ этомъ? Я раньше выплакала вс свои слезы, Джемми, и никогда не стану боле плакать.
При упоминаніи объ ущель Луннаго Свта Брукъ вскочилъ. Что-то въ род проклятія было на его губахъ. Внезапно онъ смолкъ, вспомнивъ, что не ему осуждать Моунткаррона.
— Что пользы въ твоихъ проклятіяхъ?— продолжала Глэдисъ.— Если мн все равно, какое дло теб? Чувство мое въ этомъ случа не затронуто. Уже давно Моунткарронъ и я совершенно равнодушны другъ къ другу. Не думай, пожалуйста, чтобы меня огорчалъ его поступокъ. Ничто не можетъ печалить меня теперь.
— Но меня это печалитъ,— отвчалъ Брукъ.
— Не понимаю, почему.
— Еще тяжеле мн твое равнодушіе къ собственнымъ страданіямъ. Общай посовтоваться съ докторомъ, не съ здшнимъ, а съ какою-нибудь лондонскою знаменитостью. Общаешь?
— Не вижу никакой нужды.
— Но твои друзья видятъ. Ты не захочешь быть вчно больною.
— Мн все равно.
— О, Глэдисъ!— съ горечью воскликнулъ онъ, — не длай жизнь такою трудною для насъ обоихъ. Не разстраивай твоего здоровья только потому, что сердишься на меня.
— Кто сказалъ теб, что это оттого?
— Я уйду,— внезапно воскликнулъ Брукъ.— Если я останусь здсь доле, ты сведешь меня съ ума. Но, прежде чмъ мы разстанемся, общай всегда смотрть на меня, какъ на друга.
Глаза его глядли на нее съ мольбой, но Глэдисъ отвернулась и не хотла даже посмотрть на него.
— Глэдисъ!— снова воскликнулъ онъ умоляющимъ тономъ.
— Уйди,— нетерпливо сказала она.— Не надодай мн. Никогда боле не захочу я, кажется, видть тебя. Уйди и оставь меня одну. Мн есть о чемъ подумать.
Онъ молча отвернулся и тихо затворилъ за собою дверь. Проходя залой, онъ поднялъ руку и смахнулъ слезы, навернувшіяся на его глазахъ.

Глава XXIII.
Ссора.

Медленно идя къ конюшн, чтобы велть сдлать лошадь, Брукъ былъ очень печаленъ и подавленъ.
Если человкъ поборолъ по чувству долга собственныя влеченія, тяжело ему видть, что его побужденія не поняты, его самообладаніе называютъ холодностью, а добродтель — равнодушіемъ.
Брукъ далъ бы все на свт, чтобы вернуться къ лэди Моунткарронъ, сказать ей всю правду и объяснить то, что происходило въ эту минуту въ его сердц. Она, должно быть, не поняла его, иначе, наврное, поддержала бы его намренія, а не старалась имъ помшать. Придется предоставить времени и случаю раскрыть ей глаза. Какъ ни заблуждается теперь Глэдисъ относительно его чувствъ къ ней, онъ не покинетъ ее, останется въ Нэтли, чтобы помогать ей, если окажется нужнымъ. Когда онъ подходилъ къ конюшн, первое, что онъ увидалъ, былъ Моунткарронъ, и это сразу напомнило Джемми его ршимость поговорить съ кузеномъ. Лордъ стоялъ посреди двора, наблюдая за бшеными скачками лошади, которую держали грумы.
— Что это у тебя?— спросилъ Брукъ.
— Ахъ, Джемъ, это ты? Видлъ ли ты когда-нибудь такую злую бестію? Взгляни только на ея глаза! Какъ она слдитъ за рукою грума! Держу пари, что ты не объдешь на ней одного раза вокругъ парка безъ того, чтобы не свалиться.
— Я и пробовать не собираюсь,— отвчалъ Брукъ, сдлавъ одному изъ конюховъ знакъ вывести его собственную лошадь.
— Но она пробовала… миссъ Рэшертонъ, понимаешь? Чортъ возьми! Ты посмотрлъ бы, какъ она сидла на сдл, несмотря на то, что эта бестія прыгала такъ, что могла бы, казалось, сбросить съ себя кентавра! Какой-то дуракъ прислалъ ей это животное. Я уговаривалъ ее не здить на немъ, я былъ увренъ, что она переломаетъ вс кости. Но она храбра, какъ львица. Во всю мою жизнь не видалъ я такой двушки. Она поклялась, что будетъ здить на этомъ чудовищ, хотя бы оно ее убило, а я прозакладывалъ своего Гольдфлай, что ей не усидть и, честное слово, потерялъ пари. Гольдфлай исчезъ, а вмсто него у меня осталось на рукахъ это сокровище.
— Ужь не хочешь ли ты сказать, что промнялъ свою прекрасную лошадь на эту дрянь? Да ты заплатилъ за Гольдфлай полтораста фунтовъ!
— Ну, что-жь, если и заплатилъ? Еслибъ я далъ даже пятьсотъ фунтовъ, она стоитъ этого… т.-е. я хочу сказать, миссъ Рэшертонъ. Такой славной двушки и хорошей наздницы я не видывалъ. Я доврилъ бы ей всхъ своихъ лошадей, и она съумла бы съ ними справиться. Не правда ли, какъ хороша она въ амазонк! Никогда не встрчалъ я, кажется, боле стройной женщины.
— Ты долго собираешься любоваться скачкими этого звря?— спросилъ Джемъ, желая прервать разговоръ.— Если такъ, я уйду.
— Зачмъ уходить теб такъ скоро? Всего четыре часа. Отошли лошадь въ конюшню и пообдай съ нами.
— Нтъ, спасибо. Сестра ждетъ меня. Я почти не видалъ ея.
— Въ такомъ случа повремени еще съ минуту, и я поду съ тобой. Мн хочется проучить эту бестію. Подержите лошадь, Робертъ, пока я сяду. Хорошо. Теперь помряемся-ка силами.
— Потрудись немного отодвинуться отъ меня. Я боле дорожу своими лошадьми, чмъ ты, ни за что на свт не пожертвовалъ бы ими для простыхъ знакомыхъ.
— Агнеса Рэшертонъ не простая знакомая,— отвчалъ лордъ, пока они вызжали со двора.— Она близкій и дорогой другъ мой, и я отдалъ бы всхъ лошадей, чтобы доставить ей удовольствіе.
— Очень жалю, что слышу это, Моунткарронъ.
— Почему? Она прелестная двушка и красивая. Этого я, полагаю, и ты не станешь отрицать.
— Я не отрицаю ея прелестей, но мн непріятно, что ты такъ открыто выражаешь свой восторгъ въ присутствіи грумовъ.
Моунткарронъ покраснлъ и казался раздосадованнымъ.
— Не знаю, по какому праву говоришь ты со мною такъ?
— Безъ всякаго права, кром нашихъ родственныхъ связей и, прибавлю, дружбы. Нечего жмурить глаза передъ фактами. Исторія твоей близости съ Агнесою облетла весь Карронби и Нэтли. Это былъ первый слухъ, дошедшій до меня посл моего прізда, и, какъ я сейчасъ сказалъ, онъ очень огорчилъ меня.
— Я знаю, кто былъ доносчикомъ,— моя жена!
— Извини. Сегодня въ первый разъ говорилъ я съ лэди Моунткарронъ, а слухи о теб дошли до меня черезъ часъ посл моего возвращенія. Если ты ужь разъ хочешь знать, отъ кого я слышалъ ихъ, я скажу теб, что отъ Эллиноръ, и мн нечего, кажется, прибавлять, что она не сплетница и такъ же огорчена, какъ и я.
— Не вижу причины огорчаться.
— Какъ, даже тогда, когда всякій прохожій знаетъ или, по крайней мр, воображаетъ, что ты влюбленъ въ миссъ Рэшертонъ, когда вс толкуютъ за кружкой пива объ исход этого увлеченія? Разв имя наше уже такъ низко пало, что ты считаешь не важнымъ для семьи или для общества то, что ты говоришь и длаешь?
— Неужели я не могу ни съ кмъ дружиться или находить удовольствіе въ бесд, не подвергаясь сплетнямъ?— вспыльчиво сказалъ графъ.— Не иного сочувствія или развлеченія нахожу я дома, могу тебя я уврить. Неудивительно, если я ищу симпатій вн его.
— Не полагаю, чтобы кто-нибудь осудилъ тебя за то, что ты здишь въ свтъ, лишь бы ты придерживался своего круга. Но Рэшертоны не принадлежатъ къ нему, это извстно теб такъ же хорошо, какъ и мн.
— Равные они мн или нтъ, они сочувствуютъ мн, а этого я не могу сказать о лэди Моунткарронъ.
— Не знаю, прилично ли вводить въ нашъ разговоръ имя твоей жены, но скажи, пожалуйста, старался ли ты сдлать изъ нея подругу?
— Нтъ, и не собираюсь. Она съ самаго начала была холодна, какъ ледъ. До нашей свадьбы я приписывалъ это двичьей скромности, но теперь отлично знаю, въ чемъ дло. Она ни чуточки не любить меня, и надо думать, что увлекается кмъ-нибудь другимъ. Судя по ея поступкамъ въ прошлый сезонъ, вс должны были думать это.
Сердце Брука перестало биться при этомъ намек, онъ съ трудомъ спросилъ:
— Судя по ея поступкамъ?
— Да. Ты посмотрлъ бы, какъ открыто кокетничала она! Просто совстно было глядть на нее. Былъ тамъ какой-то Гаррингтонъ, attach посольства, что ли, не знаю, право, она держала себя съ нимъ такъ, что по всему Лондону пошла молва. А тутъ еще мн сказали, что онъ ея старый поклонникъ и длалъ ей предложеніе, прежде чмъ я подвернулся. Посл этого милэди нечего удивляться, если я волочусь за кмъ-нибудь.
— Извини мой вопросъ, ужь не долженъ ли я понять, что ты ухаживаешь за миссъ Рэшертонъ изъ досады на жену?
— Ничуть. Я ухаживаю за Агнесой, если теб угодно такъ выражаться, только потому, что она мн нравится. Мы подходимъ другъ къ другу. Я люблю красивыхъ, блестящихъ женщинъ, которыя хорошо здятъ верхомъ и не боятся табачнаго дыма. Надоли мн хрупкія, нжныя созданія, он не думаютъ ни о чемъ, кром денегъ и титуловъ, а разъ мы дали имъ все это, не считаютъ даже нужнымъ отплачивать намъ простою вжливостью. Я люблю Агнесу… Ну, чортъ возьми, проговорился! Теперь уже поздно отнкиваться. Мн нравится эта двушка, и я не откажусь отъ нея, несмотря ни на какія сплетни.
— А чмъ кончится это, Моунткарронъ?
— Ты что хочешь этимъ сказать?
— Не полагаю, чтобы миссъ Рэшертонъ согласилась всю жизнь кокетничать съ тобою и рисковать своими шансами на замужство.
— Если ты думаешь, что между нами есть что-нибудь побольше простаго ухаживанья, ты очень ошибаешься. Агнеса не изъ такихъ, чтобы позволять съ собою вольности. Она можетъ смяться, болтать и быть очень любезною, но тмъ все кончается. Честное слово!
— Охотно врю и безъ твоихъ клятвъ. Миссъ Рэшертонъ слишкомъ хитра, чтобъ увлечься. Для этого нужно быть гораздо боле любящею и простодушною. Вся ея власть надъ тобою исчезнетъ, лишь только она поддастся теб. Разсчеты ея поглубже.
— Не понимаю твоего тона, Джемъ. Помни, что миссъ Рэшертонъ — мой другъ.
— Постараюсь не забывать этого, но позволь поговорить съ тобою откровенно. Мы всю жизнь были скоре братьями, чмъ кузенами, и если я не всегда поступалъ относительно тебя такъ, какъ должно, поврь, я очень раскаиваюсь въ этомъ, и въ настоящемъ случа хочу быть твоимъ другомъ и… другомъ твоей жены. Она оскорблена, Моунткарронъ, и не можетъ не оскорбляться. Когда имя наше становится предметомъ деревенскихъ пересудовъ, ея честь задта столько же, какъ и твоя собственная.
— Она жаловалась теб?— проворчалъ лордъ.
— Нтъ. Я первый заговорилъ съ нею и, несмотря на ея отрицаніе, видлъ, что она страдаетъ. Каждой жен это должно быть тяжело. Ея тщеславіе уязвлено, если не чувство, и я снова спрашиваю тебя, чмъ кончится все это?
Моунткарронъ не отвчалъ ни слова, Брукъ продолжалъ:
— Ты не можешь думать, чтобы родители миссъ Рэшертонъ не слыхали этихъ сплетенъ, а, между тмъ, они позволяютъ теб, человку женатому, бывать у нихъ и оказывать ихъ дочери такое вниманіе, которое кидается въ глаза всмъ. У нихъ можетъ быть лишь одинъ разсчетъ: они, вроятно, надются, что подъ вліяніемъ страсти ты увезешь Агнесу и женишься на ней впослдствіи, если станешь свободнымъ.
— Ну, относительно этого, кажется, не можетъ быть сомннія,— смущенно засмялся графъ.
— Не знаю. Думаю, что подъ хрупкою вншностью лэди Моунткарронъ скрывается боле энергіи, чмъ ты полагаешь. Но даже если бы все вышло по-твоему, позволяю себ надяться, что ради чести нашего имени ты никогда не захотлъ бы сдлать изъ такой грубой интригантки графиню. Быть можетъ, вс мы не безгршны, но, ради Бога, избавь нашу семью отъ такого униженія.
Лицо графа было мрачно.
— Теб придется взять назадъ эти слова, Брукъ, или мы разссоримся. Никому не позволю я говорить объ Агнес въ моемъ присутствіи въ такихъ выраженіяхъ.
— Я не возьму ихъ назадъ,— смло отвчалъ молодой человкъ.— Они врны, и вс это знаютъ, кром тебя. Миссъ Рэшертонъ интригуетъ, чтобы захватить твой титулъ, и ей горя мало до того, въ какую грязь ей придется опуститься, чтобы достигнуть этой цли. Ты жалуешься, что лэди Моунткарронъ вышла за тебя ради твоего положенія. Я ничего не знаю объ этомъ, но даже еслибъ это была правда, ты получилъ такую жену, которая украсила бы любое званіе. Если же ты принудишь ее искать развода, ты поставишь на ея мсто женщину уже опозоренную, общество оттолкнетъ ее, вс будутъ ее презирать, и я вполн увренъ, что ты раньше всхъ догадаешься, изъ-за чего она за тебя вышла.
— Я уже предупреждалъ тебя,— сердито прервалъ его лордъ,— что не позволю такъ открыто осуждать при себ миссъ Рэшертонъ или ея мотивы. Я преклоняюсь передъ ней боле, чмъ передъ всми остальными женщинами, и никто не посметъ упомянуть ея имени въ моемъ присутствіи иначе, какъ съ уваженіемъ.
— Въ такомъ случа прекратимъ разговоръ,— рзко сказалъ Брукъ.— Я не уважаю ее и не стану этого утверждать. Вспомни мои слова, Моунткарронъ: достаточно подвернуться кому-нибудь боле подходящему, и Агнеса сразу выброситъ тебя за борть.
Это предположеніе превысило терпніе лорда и, пробормотавъ проклятіе, онъ повернулъ лошадь и похалъ обратно въ Карронби.
— Завидное положеніе!— думалъ Брукъ, продолжая путь одинъ.— Глэдисъ не хотла проститься со мною, и теперь Моунткарронъ ухалъ, не говоря ни слова. Вотъ что значитъ вмшиваться въ чужія дла! Но я не обратилъ бы на это никакого вниманія, если бы только она поняла мои побужденія и врила, что я стараюсь длать то, что лучше для насъ обоихъ.
Его уныніе скоро бросилось въ глаза сестры. Она сильне прежняго подозрвала, что причину его меланхоліи надо искать въ Карронби, но хотя Джемъ былъ и моложе ея на много лтъ, въ немъ всегда было что-то такое, что не давало вмшиваться въ его дла. Вслдствіе этого она ограничилась тмъ, все ли въ порядк нашелъ онъ въ Карронби.
— Далеко не все,— былъ отвтъ.— Мн кажется, Глэдисъ серьезно больна.
— Я говорила теб, что она очень измнилась.
— Не столько перемна въ ея лиц и фигур, какъ слабость, на которую она жалуется, тревожитъ меня. Помнишь ли ты Маріанну Соммерсъ, Нелли?
— Дочь нашего управляющаго, которая умерла отъ разстройства спиннаго мозга?
— Да. Мн кажется, и съ Глэдисъ кончится тмъ же.
— О, Джемми, это невозможно!
Онъ кивнулъ головой и отвернулся. Лэди Рентонъ была догадлива и дала ему оправиться, прежде чмъ снова вернулась къ тому же предмету.
— Я думаю, или, по крайней мр, надюсь, что ты ошибаешься, милый. Нуженъ глазъ спеціалиста, чтобы подмтить настоящіе признаки болзни. Столько различныхъ причинъ могутъ вызвать одинаковыя явленія!
— Знаю, но о чемъ думалъ Моунткарронъ, позволяя бдной женщин страдать такъ долго безъ медицинской помощи? Эллиноръ, пришло время вмшаться. Ты должна настоять на томъ, чтобы былъ призванъ опытный врачъ, или написать Фуллерамъ и извстить ихъ о болзни дочери.
— Разв ты не видалъ сегодня Моунткаррона? Почему не говорилъ ты съ нимъ самъ?— задумчиво спросила лэди Рентонъ.
— Я видлъ его, но онъ былъ такъ поглощенъ своею Агнесой, что не могъ толковать ни о чемъ другомъ, и кончилось тмъ, что мы побранились. Не время было тутъ распространяться насчетъ болзни его жены, къ тому же, Эллиноръ, мн кажется, я ни въ какомъ случа не гожусь для этого. Ты — женщина, объяснить превратно твои намренія невозможно, а кто-нибудь долженъ, наконецъ, вмшаться, или Глэдисъ умретъ на нашихъ глазахъ. Не думаю, чтобъ она очень заботилась о томъ, что случится съ нею…— прибавилъ онъ дрожащимъ голосомъ.
— Хорошо, другъ мой. Я съзжу въ Карронби завтра утромъ и посмотрю, что можно сдлать. То, что ты говоришь о Моунткаррон, просто повергаетъ меня въ ужасъ. Неужели онъ открыто касается своей близости съ миссъ Рэшертонъ?
— Касается ли онъ ея? Да онъ просто гордится ею. У него нтъ ни стыда, ни чувства приличія въ этомъ случа!— съ негодованіемъ сказалъ Брукъ.— Онъ говорилъ сегодня объ Агнес въ такихъ выраженіяхъ, что вс грумы фыркали, подарилъ ей Гольдфлай, свою лучшую лошадь, прямо объявилъ, что любитъ эту двушку, преклоняется передъ нею боле, чмъ передъ кмъ-либо на свт, и что мы разссоримся, если я не сдлаю того же самаго. Ну, мы и поссорились. Я слишкомъ откровенно высказалъ свое мнніе, и онъ бросилъ меня, не говоря ни слова, и вернулся въ Карронби. Я твердо увренъ, что онъ собирается бжать съ Агнесою, и если мы не помшаемъ этому, Глэдисъ будетъ покинута, а имя наше скоро станетъ притчею.
— О, Джемми, онъ не можетъ быть такимъ дурнымъ человкомъ!
— Пустое, Эллиноръ! Ты отлично знаешь, что вс мужчины чуть не ежедневно длаютъ то же самое. И хотя я всегда былъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ Моунткаррононъ, я никогда не могъ жмурить глаза на тотъ фактъ, что вкусы его низменны и что животная сторона беретъ въ немъ верхъ надъ умомъ.
— Ты упомянулъ сейчасъ о необходимости вмшательства. Но если онъ не хочетъ слушать насъ, что съ нимъ сдлаешь?
— Не знаю. Надо подумать объ этомъ. Но я не допущу позора въ семь, не сдлавъ попытки помшать этому.
— О, Джемми!— шепнула Эллиноръ, охвативъ руками его шею,— какъ счастлива я, что ты никогда не подвергался такому искушенію. Не разъ думала я прежде… Ну, да что толковать теперь о моихъ глупыхъ мысляхъ! Я знаю, что мой дорогой Джемми слишкомъ честенъ и добръ, чтобы серьезно помышлять о такомъ преступномъ дл.
Брукъ ласково, но ршительно высвободился изъ ея объятій.
— Пожалуйста, не заботься обо мн, Нелли,— сказалъ онъ, вспыхнувъ.— Я ничуть не лучше и не умне другихъ. Успокойся тмъ, что искушеніе прошло и не возобновится боле. Теб могла представиться возможность плакать обо мн, но теперь этому уже не бывать.
— Слава Богу!— прошептала она.
— Да, слава Богу!— повторилъ Брукъ,— и, главнымъ образомъ, ради нея.— Я говорилъ теб, что исцлился, и доказалъ это. Но если Моунткарронъ броситъ ее…— воскликнулъ онъ и вдругъ запнулся, замтивъ, что выдалъ себя.
— Ничего, другъ мой, — сказала сестра, видя его смущеніе,— я уже давно догадывалась объ этомъ.
— Ты должна быть теперь еще добре и мягче къ ней, Эллиноръ. Она въ этомъ очень нуждается. Ей пришлось страдать столько же, какъ и мн, а я могу быть ей только другомъ.
— Это самое лучшее, Джемми.
— Да, ты права. Съ Божьею помощью я останусь ея другомъ, пока не исчезнетъ между нами преграда.
И, наклонившись, чтобы поцловать лэди Рентонъ, онъ вышелъ изъ комнаты.

Глава XXIV.
На ножахъ.

Анализировать то, что чувствовала Агнеса къ лорду, было бы трудно. Поврить, чтобъ она серьезно подготовляла свой собственный позоръ, было невозможно. Въ этомъ случа Брукъ судилъ о ней слишкомъ строго. Женщина должна пасть очень низко, чтобы ршиться на такой шагъ. Агнеса просто не думала о послдствіяхъ и была достаточно вульгарна, чтобы гордиться вниманіемъ графа и изъ тщеславія посвящать всхъ въ свою тайну.
Она скоро привыкла къ тому, что друзья дразнятъ ее побдою, и ей въ голову не приходило, чтобы въ этомъ было что-нибудь унизительное. На охот лордъ совершенно овладвалъ ею, а встрчать ихъ вмст пшкомъ или верхомъ стало дломъ такимъ обыкновеннымъ, что не стоило даже говорить объ этомъ. Многіе думали, что между лордомъ и миссъ Рэшертонъ есть нчто посерьезне простаго ухаживанья, и только дивились, какъ можетъ графиня выносить такое оскорбленіе.
Родители Агнесы совершенно иначе смотрли на дло. Они слишкомъ врили въ свтскую мудрость дочери, чтобы бояться, какъ бы она не уронила себя даромъ. Старики пришли бы въ отчаяніе, еслибъ Агнеса стала любовницею даже лорда, но, сдлайся она графиней, они простили бы ей вс средства, которыми она достигла цли. Имъ казалось, что дочь ихъ вполн годится для такой роли, гораздо больше, чмъ блдная, худая женщина, которая царитъ въ Карронби.
— А если бы пришлось круто,— говорила мистрисъ Рэшертонъ мужу,— наша Агнеса раздлитъ участь многихъ знатныхъ дамъ. Газеты полны слуховъ о развод герцоговъ и графинь и, право, имъ живется не хуже отъ этого. Конечно, королева не принимаетъ ихъ ко двору, но это еще не большая бда, такъ какъ Бокингэмскій дворецъ не открывается изъ году въ годъ, а Виндзорскій замокъ завшанъ чернымъ съ чердака до подваловъ.
— Не говори вздора!— отвчалъ мистеръ Рэшертонъ.— Наша Агнеса иначе поведетъ дло.
— Что же можетъ она начать? Нельзя помшать лорду быть женатымъ.
— Врно, но, по ея словамъ, графиня не такъ щепетильна, какъ можно бы думать, и тоже иметъ симпатіи и антипатіи, не хуже другихъ. Славная штука была бы, еслибъ открыли огонь съ той стороны.
— Не знаю,— задумчиво отвчала старуха,— кажется, надежды мало. У милэди и духу не хватитъ на это. Я встртила ее вчера, она блдна и худа, какъ привидніе, и скоре умретъ, чмъ убжитъ съ любовникомъ. О комъ же поговариваютъ?
— О молодомъ Брук, кузен графа. Онъ вчно торчалъ въ Карронби до своего отъзда, и они очень нжно поглядывали другъ на друга. Агнеса увряетъ, что и теперь онъ все такъ же влюбленъ въ графиню, какъ и прежде. Ужь предоставь дочк нашей вывдать истину. Держу пари, что она права, а если что-нибудь случится между графиней и Брукомъ, это славно подготовитъ путь Агнес. Правду я говорю?
— Не знаю,— снова отвтила жена.— Графъ, пожалуй, раздумаетъ, когда будетъ свободенъ. Мужчины такъ непостоянны въ любви. Что касается Брука, я въ прошломъ году думала, что онъ самъ безъ ума отъ нашей Агнесы. Онъ нсколько разъ провожалъ ее домой посл охоты. Это была бы недурная партія для нея, Рэшертонъ. Если что случится съ лордомъ, онъ его наслдникъ. Дтей у нихъ нтъ, да, вроятно, и не будетъ, а графъ, по-моему, не долговченъ. Онъ слишкомъ толстъ и тяжелъ для своихъ лтъ. Что касается меня, я предпочла бы, чтобъ Агнеса увлеклась этимъ молодымъ человкомъ. Это было бы надежне и почетне.
— Молчи и предоставь ей самой обдлать свои длишки. Она выпутается какъ-нибудь, поврь. Такой умницы я еще не видывалъ. И графъ, и вс прочіе останутся на благородной дистанціи, пока она того хочетъ. Агнеса не въ примръ лучше уметъ заботиться о себ, чмъ могли бы сдлать это мы.
Старикъ былъ правъ. Дочь его не нуждалась въ ментор, который указалъ бы ей путь. Ршеніе ея было уже принято, и никакой совтъ не отклонилъ бы ее теперь отъ его исполненія. Лордъ Моунткарронъ — ея покорнйшій слуга и долженъ остаться имъ. Съ каждымъ днемъ все боле запутывался онъ въ сти, раскинутыя вокругъ него, и это наполняло ея душу гордостью. О томъ, что будетъ съ нимъ, если она когда нибудь отвергнетъ его, она вовсе не думала, и это мало озабочивало ее. Она знала, что, насколько дло касается ея, она всегда съуметъ отступить подъ покровъ своей добродтели, когда ей надостъ вниманіе лорда. Нтъ сомннія, однако, что тотъ самый вопросъ, о которомъ думали ея родители, приходилъ на умъ и ей. Нердко спрашивала она себя, что станетъ длать, если, какъ выражалась мать, придется круто? Уступить просьбамъ лорда ей и въ голову не приходило, но что начнетъ она, чтобъ выманить у него общаніе жениться, когда онъ получитъ свободу? Она не врила ни его клятвамъ, ни его чести, да, если сказать правду, мало врила и его любви. У нея хватило ума понять этого человка, и она твердо ршилась не портить своихъ шансовъ въ жизни изъ глупой доврчивости. Ему придется хорошенько обезпечить ее, прежде чмъ она выслушаетъ какія-либо предложенія съ его стороны. Принудить его жениться на ней она не можетъ, но она заставитъ его закрпить за нею такую сумму, которая помшаетъ ему жениться на другой и свяжетъ его съ нею, хотя бы для этого надо было сдлать ее графинею. Таковъ былъ ловкій планъ миссъ Рэшертонъ на тотъ случай, ‘если бы пришлось круто’.
Тмъ временемъ она принимала отъ лорда лошадей, цвты, все, что онъ расточалъ передъ нею, и выжидала, нельзя ли съ помощью терпнія и тхъ слуховъ, которые носились повсюду, принудить соперницу сдлать первый ложный шагъ въ этой интриг. Объ этомъ размышляла миссъ Рэшертонъ, сидя въ своей гостиной, какъ вдругъ ей подали карточку Брука. Это удивило и, вмст съ тмъ, обрадовало ее. Она всегда была большою поклонницей Джемми, и было время, когда ихъ знакомство принимало довольно серьезный характеръ. Агнеса былъ какъ разъ такая женщина, за которою должны волочиться мужчины. Въ глазахъ ея было что-то вызывающее, улыбка отличалась смышленостью, каждая линія пышной фигуры выражала смлость и отвагу. Стоя среди гостиной, одтая въ плотно охватывавшее ея станъ синее платье, обшитое у ворота и рукавовъ блымъ кружевомъ, она была красива, полна жизни и силы,— словомъ, всего, только не тхъ качествъ, которыми отличаются истинно-образованныя женщины.
Гостиная исключительно принадлежала ей. Отецъ былъ весь день на работ, мать чувствовала себя хорошо только на кухн. Такимъ образомъ, Агнеса свободно принимала гостей и всегда разсчитывала на спокойную бесду съ поклонниками. Получивъ карточку Брука, она вспыхнула отъ удовольствія. Въ послднее время онъ былъ такъ холоденъ къ ней, что ей и въ голову не приходило, чтобъ онъ ее навстилъ, и она сочла его визитъ уступкою съ его стороны, чмъ-то въ род признанія ихъ будущихъ родственныхъ отношеній. Его ввели безъ всякаго промедленія, и она встртила его съ протянутою рукой. Рука эта показалась ему ненавистною, главнымъ образомъ, потому, что онъ не зналъ, какъ отказаться отъ нея. Предстоявшее свиданіе длало его ужасно нервнымъ, но онъ ршился откровенно поговорить съ двушкою, что бы изъ этого ни вышло. Со времени событій, описанныхъ въ прошедшей глав, прошло нсколько дней, онъ не видалъ въ это время Глэдисъ. Ему казалось въ первый разъ въ жизни, будто онъ изгнанъ изъ Карронби, хотя онъ и сознавалъ, что не ходитъ туда, попрежнему, только по собственной вин, но онъ чувствовалъ, что не можетъ еще пожать руки Моунткаррону. День и ночь думалъ онъ о миссъ Рэшертонъ, не зная, какъ поступить въ этомъ случа. Вдругъ ему пришла въ голову мысль поговорить съ нею лично. Не грубо и не прямо хотлъ онъ объясняться,— этого онъ не могъ бы сдлать, какъ образованный человкъ и родственникъ лорда,— ему хотлось возобновить знакомство съ Агнесой и дать ей понять, что никакіе поступки мужа не заставятъ графиню возвратить ему свободу. Онъ вполн разсчиталъ, что вся цль Агнесы будетъ разстроена, если не останется никакой надежды занять мсто Глэдисъ. Вслдствіе этого, какъ ни ненавидлъ и ни презиралъ онъ эту двушку, онъ обратился къ ней такъ же ласково, какъ если бы между ними не существовало никакого антагонизма. Что касается Агнесы, она была такъ польщена его появленіемъ, что забыла его холодность во время ихъ встрчи на охот.
— Какое неожиданное удовольствіе, мистеръ Брукъ!— начала она, пожавъ его руку.
— Очень жалю слышать это, миссъ Рэшертонъ. Неужели вы воображали, что я долго проживу въ Нэтли, не навстивъ васъ?
— Я очень тужила бы объ этомъ, хотя, признаюсь, нисколько не удивилась бы. Лучшіе друзья скоро забываютъ насъ, къ тому же, вы узжали на продолжительный срокъ.
— Да, я объздилъ полвселенной съ нашего разставанья, но если бы прошло вовсе больше времени, это не заставило бы меня васъ забыть.
— Очень мило съ вашей стороны уврять меня въ этомъ, признаюсь, мн показалось, что вы едва узнали меня, когда мы встртились на охот.
Брукъ покраснлъ, но не растерялся. Трудно ли мужчин найти извиненіе, когда красивая женщина глядитъ ему прямо въ глаза!
— Неужели вы не можете понять досаду человка, который, вернувшись посл долгой разлуки, видитъ свое мсто занятымъ? Было время, миссъ Рэшертонъ, и не очень давно, когда право быть вашимъ кавалеромъ принадлежало мн. Но вы, конечно, это забыли.
— Нтъ, вовсе не забыла,— отвчала она, откинувъ назадъ голову,— но когда узжаете на тотъ край свта, нечего удивляться, если другой исполняетъ ваши обязанности. Неужели вы эгоистъ и желали бы, чтобъ я здила одна въ теченіе многихъ мсяцевъ?
— Право, не знаю, чего я хочу или не хочу. Долгъ повелвалъ мн покинуть Англію, и я вынужденъ былъ повиноваться.
— Долгъ? Неужели?… Относительно вашего отъзда носились сотни различныхъ сплетенъ, вамъ, конечно, извстно, что за злоязычное мстечко Карронби. Кто говорилъ, что у васъ неудача въ любви, кто утверждалъ, что вы ухали въ Индію вслдъ за какою-то дамой и обручились съ нею тамъ. Который изъ этихъ двухъ слуховъ вренъ?
— Конечно, первый. Разв вы забыли, что отталкивали меня еще до моего отъзда?
— Ахъ, мистеръ Брукъ, что это вы говорите! Ни искры правды нтъ въ вашихъ словахъ. Вы хорошо знаете, что гораздо раньше вашего исчезновенія отсюда вы уже потеряли свое сердце.
— Это новость для меня. Не смшивайте меня, пожалуйста, съ моимъ кузеномъ, Моунткаррономъ, миссъ Рэшертонъ. Я, право, не такъ впечатлителенъ, какъ онъ.
Ударъ былъ мткій. Агнеса вспыхнула и съ смущеніемъ спросила:
— Разв онъ такъ впечатлителенъ?
— Ужасно. Неужели вы этого не видите? Онъ постоянно попадается въ бду. Я надялся, что женитьба остепенитъ его,— конфиденціальнымъ тономъ продолжалъ Брукъ,— но посл моего возвращенія до меня дошли нкоторые непріятные слухи, ужасно разстроившіе меня и мою сестру.
Лицо миссъ Рэшертонъ пылало.
— Не надо врить всему, что слышишь въ Карронби. Люди сочиняютъ здсь сплетни только для того, чтобы заняться чмъ-нибудь. Если бы вы только знали, что толкуютъ про васъ, мистеръ Брукъ!
— Это не иметъ для меня никакого значенія. Я — человкъ холостой и могу вынести хоть сотню сплетенъ, не заботясь о томъ, ложны ли он, или нтъ. Но Моунткарронъ совершенно въ иномъ положеніи. Онъ женатъ, и если семья Глэдисъ пожелаетъ обратить вниманіе на эти слухи, то, весьма вроятно, ему придется плохо.
— Разв Фуллеры уже слышали про т исторіи, о которыхъ вы говорите?— нервно спросила Агнеса.— Признаюсь, до меня ничего не доходило. При мн всегда отзывались о лорд съ большимъ уваженіемъ.
— Еще бы, миссъ Рэшертонъ! Вс знаютъ, что вы дружны съ Моунткаррономъ и, конечно, не скоро кто ршится клеветать на него въ вашемъ присутствіи.
— Да, мн кажется, графъ считаетъ меня своимъ другомъ,— самодовольно сказала Агнеса,— и, понятно, что я никому не позволю бранить его при мн.
— Я въ этомъ увренъ. Какъ его другъ, вы можете, мн кажется, спасти его отъ большихъ непріятностей. Отъ женщины выслушаешь многое, чего не примешь отъ мужчины. Вы удивитесь, пожалуй, что я ожидаю этой услуги отъ васъ, а не отъ лэди Моунткарронъ, но нечего говорить, что еслибъ графъ и графиня жили, какъ слдуетъ супругамъ, не было бы повода къ сплетнямъ.
— Не знаю, право, на какіе слухи вы намекаете, мистеръ Брукъ. Я уже говорила вамъ, что ни я, ни мои родители не слыхали ничего. Отецъ очень высокаго мннія о лорд и считаетъ его однимъ изъ самыхъ изящныхъ людей, которыхъ онъ когда-либо встрчалъ.
— Тмъ не мене, нтъ никакого сомннія, что слухи носятся. Лэди Рентонъ говорила со мною о нихъ въ первый же день моего прізда. По ея словамъ, вс мстные жители знаютъ, что Моунткарронъ открыто волочится за какою-то двушкой. Объ этомъ толкуютъ повсюду. Имени ея я узнать не могъ, думаю, что это, вроятно, дочь какого-нибудь фермера или лавочника. Какая же благовоспитанная двица будетъ такъ глупа, чтобы поврить, будто вниманіе женатаго человка, да еще аристократа, можетъ сулить что-либо, кром гибели?
— Если эта особа такого низкаго званія,— ловко ввернула миссъ Рэшертонъ,— никакой опасности не произойдетъ отъ этого для вашего кузена.
— Опасности, конечно, нтъ, если вы говорите о возможности женитьбы. Это немыслимо во венномъ случа, все равно, замшана ли тутъ крестьянка или дочь пэра.
— Почему было бы это немыслимо, не понимаю,— сказала Агнеса, выдавъ себя подъ вліяніемъ тревоги.— Если графиня разведется съ мужемъ, онъ можетъ жениться на комъ угодно. Такіе браки случаются ежедневно, даже среди знати, не такъ ли?
Теперь настала очередь Брука.
— Да, еслибъ она развелась съ нимъ,— спокойно сказалъ онъ,— только этого она не сдлаетъ.
Агнеса вздрогнула, но сдержалась.
— Почему?… Это бываетъ сплошь и рядомъ.
— Быть можетъ, но лэди Моунткарронъ не такая женщина, какъ вс. Даже еслибъ она захотла ршиться на такой шагъ, ни ея семья, ни семья Моунткаррона не дозволять этого.
— Очень было бы странно, еслибъ кто-нибудь сталъ вмшиваться между мужемъ съ женою.
— Вамъ такъ кажется, а намъ — нтъ. Видите ли, миссъ Рэшертонъ, есть семьи, которыя дорожатъ честью больше, чмъ жизнью… Стыдно, что Моунткарронъ, представитель одного изъ самыхъ древнихъ родовъ Англіи, не цнитъ своего имени, но онъ съ дтства не понималъ своихъ обязанностей и всегда имлъ склонность къ низменному обществу. Вотъ поэтому-то мы и боимся, чтобъ онъ не увлекся. Только онъ никогда не достигнетъ, пока жива лэди Моунткарронъ, свободы.
— Скажите, пожалуйста! Вы, кажется, принимаете очень близко къ сердцу это дло. А я бы думала, что никто не можетъ желать боле васъ, чтобы графъ развелся съ женою.
Брукъ понялъ ея коварство, однако, смло спросилъ:
— Почему?
— Право, не знаю,— посмиваясь, отвчала двушка,— графиню вс считаютъ красавицей, и… и тогда вы могли бы имть нкоторые шансы.
Лицо Брука стало мрачно.
— Извините, миссъ Рэшертонъ, но я не особенно люблю шутить такими вещами. Коснулся я этого вопроса только съ тмъ, чтобы склонить васъ помочь моему двоюродному брату. Друзей у него не много, но вы, очевидно, принадлежите къ ихъ числу Быть можетъ, онъ уже доврилъ вамъ исторію своей интрижки, а если еще не усплъ, то сдлаетъ это въ скоромъ времени. Если вы его другъ, постарайтесь убдить его, что никогда е получить ему свободы. Какъ бы низко онъ ни палъ, лэди Моунткарронъ не разведется съ нимъ. Друзья ея помшаютъ этому. Мы не позволимъ никакой женщин, будь она первою во всемъ королевств, занять мсто Глэдисъ. У насъ слишкомъ много гордости для того, чтобы допустить опозореннаго человка носить нашу графскую корону. Пусть Моунткарронъ пятнаетъ свое имя, но мы не дадимъ ему заклеймить навсегда весь нашъ родъ. Все это Глэдисъ понимаетъ не хуже нашего. Въ ея жилахъ течетъ такая же хорошая кровь, какъ и у насъ, и лэди Моунткарронъ отлично знаетъ, къ чему ее обязываетъ ея положеніе. Своимъ безуміемъ графъ можетъ добиться лишь одного — собственнаго позора и гибели той женщины, которая будетъ достаточно неосторожна, чтобъ ему довриться. Никогда позоръ этотъ не отразится даже косвенно на его оскорбленной жен.
— Вы защищаете милэди, какъ настоящій рыцарь,— насмшливо сказала двушка.
— Да, и всегда буду. Надюсь, что и вы окажетесь такимъ же другомъ графа.
— Не думаю, чтобы мн представился для этого случай, и ваше требованіе кажется мн даже страннымъ. Если лордъ иметъ низкую любовную связь,— чего я, какъ уже говорила вамъ, никогда не слыхала,— весьма невроятно, чтобъ онъ поврилъ ее мн. Онъ слишкомъ уважаетъ меня, чтобы касаться такихъ вопросовъ въ моемъ присутствіи. Отецъ, наврное, очень разсердился бы, если бы графъ позволилъ себ что-нибудь подобное.
— Несомннно. Только вы знаете, миссъ Рэшертонъ, хорошо это или дурно, но въ этомъ превратномъ мір мы часто толкуемъ о такихъ вещахъ, которыя не понравились бы нашимъ родителямъ. Если лордъ Моунткарронъ заговоритъ съ вами объ этомъ, не забудьте сказать ему то, о чемъ мы сейчасъ бесдовали.
— Даете ли вы мн право сослаться на васъ, мистеръ Брукъ?
— Конечно, если этотъ вопросъ будетъ затронутъ между вами,— съ удареніемъ повторилъ Брукъ.— Никогда не получитъ Моунткарронъ развода, что бы онъ ни длалъ. Еслибъ я зналъ имя его красавицы, я самъ пошелъ бы къ ней и предупредилъ ее. Необходимо бдняжк знать, какому риску она подвергается.
Миссъ Рэшертонъ такъ же хорошо понимала его, какъ еслибъ онъ прямо назвалъ ее по имени, а не говорилъ о какой-то фиктивной женщин. Она трепетала отъ злобы и досады, но не смла показать этого. Вставъ съ мста, она занялась цвтами, недавно присланными изъ оранжерей Карронби, руки ея дрожали, касаясь свжихъ листьевъ.
Брукъ пошелъ за нею. Онъ достигъ цли и не имлъ никакого желанія начать открытую войну.
— Надюсь, вы не оскорбились моею откровенностью, милая миссъ Рэшертонъ?— вкрадчивымъ голосомъ спросилъ онъ.
— Оскорбилась ли я? Конечно, нтъ. Зачмъ бы мн сердиться на васъ? Какое дло мн до того, получитъ графъ разводъ или нтъ?
— Это я вполн понимаю. Но я думалъ, что такая умная и, позвольте прибавить, очаровательная женщина, какъ вы, можетъ дать бдному малому совтъ, не обижая его, между тмъ какъ такое грубое животное, какъ я, только запутается, не принеся никакой пользы. Я увренъ, что Моунткарронъ высокаго мннія о вашей дружб и вашемъ здравомъ смысл.
— Ну, хорошо. Если представится случай, я потолкую съ лордомъ, только врядъ ли это будетъ.
— Благодарю за общаніе, миссъ Рэшертонъ! Если этотъ счастливецъ Моунткарронъ не собирается совсмъ завладть вами, могу я надяться быть иногда вашимъ кавалеромъ на охот или на прогулк, какъ въ былые милые дни?
— Не знаю, право, стоите ли вы этого, да и говорите ли вы серьезно. Вы ужасный притворщикъ, мистеръ Брукъ, и совершенно разстроили меня своими непріятными исторіями. Надюсь, что вы никогда не коснетесь ихъ боле. Я такъ сочувствую бдной графин и… и графу, что желала бы не слыхать ничего подобнаго.
— Это будетъ моимъ послднимъ грхомъ,— сказалъ Джемми.— Въ знакъ прощенія, не дадите ли вы мн цвтокъ… вотъ одинъ изъ этихъ красныхъ? Они мои большіе любимцы. Въ Карронби есть нсколько такихъ растеній, садовникъ увряетъ, что они привезены изъ Японіи и что во всей Англіи онъ одинъ развелъ ихъ. Въ слдующій же разъ я укажу ему его ошибку и собью съ него спсь. Онъ удивится, узнавъ, что у васъ такой же хорошій экземпляръ.
Говоря это, онъ посмотрлъ ей прямо въ лицо, и она была принуждена отвтить съ напускнымъ равнодушіемъ:
— О, онъ долженъ знать объ этомъ, цвтокъ подаренъ мн лордомъ Моунткаррономъ. Ему извстно, что я люблю рдкія растенія. Не правда ли, что это очень мило съ его стороны?
— Вы стоите вдвое большаго,— любезно отвчалъ Брукъ, продвая въ петличку цвтокъ, который она дала ему.
Они разстались, повидимому, друзьями, но Агнеса отлично знала, что онъ пришелъ лишь съ одною цлью — уничтожить вс ея надежды сдлаться графиней. Она смотрла ему вслдъ съ сверкающими глазами и мрачнымъ лицомъ, пока онъ шелъ мимо окна гостиной.
— Такъ вотъ что они затваютъ!— сказала она про себя.— Ну, да и у меня есть свой маленькій планъ. Графъ не получитъ развода?… Это длается только для того, чтобы насолить мн. Посмотримъ, нельзя ли подобраться съ другой стороны, что было бы не въ примръ лучше, и изловить милэди на амурахъ съ милымъ кузеномъ. Я знаю, что онъ былъ влюбленъ въ нее до своего отъзда изъ Карронби. Это было извстно всмъ слугамъ, и, наврное, опять началось. Надо только подождать и натолкнуть Моунткаррона на слдъ. Надюсь, я не выдала себя сегодня, но я отомщу вамъ, мистеръ Брукъ, хотя бы мн пришлось дожидаться этой минуты десять лтъ.

Глава XXV.
Приговоръ.

Леди Рентонъ воспользовалась первымъ случаемъ, чтобы създить въ Карронби, и, прежде чмъ повидалась съ графомъ, освдомилась о Глэдисъ.
— Милэди плоха,— отвчала горничная, призванная дать гость отчетъ о здоровь барыни,— даже очень плоха. Он лежатъ въ будуар, но, конечно, примутъ васъ, если вамъ угодно пожаловать къ нимъ.
— Меня безпокоитъ ея болзнь, Парсонсъ. Боюсь, что лэди Моунткарронъ недостаточно заботится о себ. Когда стала замтна въ ней слабость?
— Трудно сказать, милэди. По-моему, съ ныншняго сезона. Барыня постоянно жаловалась на боль въ спин посл танцевъ, но, все-таки, продолжали танцовать, хотя я ихъ часто просила беречься. Казалось, точно что-то мшаетъ имъ отдыхать. Съ тхъ поръ имъ становилось все хуже, да хуже. Просто жалость глядть. Сердце болитъ, когда видишь такія страданія. Ни съ кмъ не желаютъ он посовтоваться.
— Она должна посовтоваться съ докторомъ. Ради этого пріхала я сегодня. Лэди Моунткарронъ останется больною на всю жизнь, если не обратитъ на себя вниманія. Я потолкую съ графомъ.
— Конечно, милорду первому слдовало бы позаботиться о нихъ. Я такъ и говорила съ самаго начала. Простите мою смлость, милэди. Мн, быть можетъ, неприлично вмшиваться въ эти дла, но, вдь, и у прислуги есть глаза и уши. Докторъ не все можетъ вылечить. Еслибъ вы знали, что длается у насъ по ночамъ! Съ тхъ поръ, какъ начались обмороки, я сплю въ уборной, чтобы быть поближе. По цлымъ часамъ слышу я иногда, какъ рыдаетъ милэди. Каменное сердце, и то должно тронуться,— прибавила горничная, прижимая платокъ къ глазамъ.
— Мн очень тяжело слышать, что она такъ грустна, Парсонсъ, но это происходитъ отъ болзни. Ничто не раздражаетъ такъ, какъ постоянное страданіе. Лишь только мы вылечимъ ея спину, милэди сейчасъ повеселетъ. А теперь, если она можетъ принять меня, я пойду наверхъ.
Хотя лэди Рентонъ длала видъ, будто не придаетъ значенія словамъ горничной, она испугалась, увидвъ Глэдисъ.
Съ ихъ послдней встрчи молодая женщина страшно исхудала. Глаза ея были окаймлены синими кругами, лицо стало бло, какъ тотъ пеньюаръ, въ которомъ она лежала на диван. Она слабо улыбнулась, увидавъ Эллиноръ. Слезы навернулись на ея глаза.
— Что это значитъ, милое дитя?— бодро начала лэди Рентонъ, притворяясь, будто не замчаетъ ея волненія.— Отчего застаю я васъ на диван? Разв вы такъ страдаете, Глэдисъ?
— По временамъ я такъ слаба, Эллиноръ, что мн не хочется вставать.
— Вы сейчасъ же должны призвать доктора. Я пріхала сегодня, чтобы поговорить съ Моунткаррономъ.
— Вы полагаете, что отъ этого будетъ какой-нибудь толкъ?
— Будетъ ли толкъ, глупенькая двочка? Ужь не думаете ли вы, что умираете? Вы, все-таки, не такъ больны и только черезъ-чуръ напрягались, танцовали и здили верхомъ, когда вамъ слдовало отдыхать, и утомили спину. Вамъ нужны укрпляющія средства и покой. Если докторъ пропишетъ что-нибудь, надо будетъ наблюдать, чтобы вы исполняли его предписанія, и тогда вы скоро поправитесь.
— Ни укрпляющія средства, ни покой не вылечатъ меня,— отвчала Глэдисъ, отвернувшись.
— Знаю, что они не могутъ избавить васъ отъ житейскихъ невзгодъ, но если они возстановятъ ваше здоровье, это придастъ вамъ силу храбро переносить остальное. Вс мы несемъ свой крестъ, Глэдисъ. Посмотрите хоть на меня. Я вышла замужъ за человка, всею душой преданнаго мн, и лишилась его черезъ пять лтъ. Жизнь моя стала очень грустна съ тхъ поръ, и еслибъ не Джемми и мой маленькій Гуго, она была бы совсмъ пуста, а, все-таки, я должна была жить и терпть. У всхъ общій удлъ.
— Но у меня,— дрожащими губами произнесла Глэдисъ,— у меня… нтъ ничего.
— Есть, милая! У васъ добрые родители, которые нжно любятъ васъ, сестра, а современенъ, надюсь, Господь пошлетъ вамъ новое утшеніе — ребенка, который вознаградитъ васъ за все, какъ меня вознаградилъ Гуго.
— Нтъ, нтъ,— содрогаясь, воскликнула Глэдисъ,— не надо, не хочу дтей. Все, только не это! Мн гораздо лучше одной.
— О, не говорите такъ! Вы не подозрваете даже, какимъ счастьемъ было бы для васъ маленькое дитя.
— Только не въ томъ состояніи, въ какомъ я нахожусь теперь, Эллиноръ. Не говорите…объ этомъ. Вы меня не знаете, не догадываетесь о моихъ мысляхъ. Еслибъ он были вамъ извстны, быть можетъ, вы и не пришли бы сегодня сюда.
— Чмъ несчастне вы, тмъ боле нуждаетесь въ моемъ участіи. Не отворачивайтесь отъ меня, Глэдисъ. Охотно облегчила бы я вашу ношу, если бы могла.
— Для моихъ страданій нтъ исцленія,— грустно отвчала лэди Моунткарронъ.— Я сама навлекла ихъ на себя и обязана переносить ихъ, какъ умю.
— Вы должны видть больше людей,— сказала Эллиноръ.— Въ этой скучной комнат вы хандрите. Не можетъ ли ваша сестра пріхать къ вамъ на нсколько недль, пока вы поправитесь?
— Нтъ, ей нельзя покинуть домъ. У нея недавно родился ребенокъ.
— Въ такомъ случа отецъ съ матерью. Ихъ необходимо увдомить о вашемъ состояніи.
— Нтъ, нтъ!— лихорадочно воскликнула Глэдисъ.— Длайте, что хотите, только не говорите ничего отцу, ему будетъ тяжело видть меня въ такомъ положеніи. Жизнь его и безъ того не легка. Онъ такъ привязанъ ко мн, такъ предостерегалъ меня противъ этого брака!— возбужденно продолжала она.— Онъ уврялъ, что я не люблю Моунткаррона, просилъ подумать хорошенько, говорилъ мн…
— Молчите, молчите!— прервала ее лэди Рентонъ, боясь, какъ бы волненіе не повредило ей.— Не думайте объ этомъ теперь. Знаю… этого нельзя не видть… что бракъ вашъ не вполн удаченъ, но все можетъ еще поправиться. Толковать объ этомъ безполезно. Постарайтесь успокоиться. Прежде всего, нужна врачебная помощь, а когда возстановится ваше здоровье, можно будетъ заняться и остальнымъ.
— Никогда не востановится оно, это немыслимо,— уныло прошептала Глэдисъ.
— Говорить такъ значитъ сомнваться въ милосердіи Божіемъ. Теперь вы еще не въ состояніи правильно судить. Надйтесь на лучшее и помните, сколько людей любятъ васъ и никогда не перестанутъ любить, что бы ни случилось.
Она оставила Глэдисъ немного успокоенною, хотя красивое лицо ея все еще выражало глубокую тоску. Эллиноръ знала причину этого отчаянія, и сердце ея обливалось кровью. Она была добрая и честная женщина, но въ эту минуту, все-таки, меньше думала о проступк Глэдисъ и Джемми, чмъ о ихъ гор. Осуждать ихъ она себ не позволяла.
Лишь только вышла она изъ комнаты, какъ пошла разыскивать Моунткаррона и, къ счастью, застала его дома. Гораздо рзче генерала Фуллера или самого Брука высказалась она насчетъ небрежности графа относительно жены. Онъ совершенно растерялся и едва узнавалъ свою кроткую кузину въ этой безпощадной женщин.
— Не стыдно ли теб, Моунткарронъ,— воскликнула она,— давать бдной Глэдисъ страдать цлые мсяцы безъ помощи? Послдній лакей въ дом видитъ, какъ она больна. Не увряй меня, пожалуйста, что она скрытна съ тобою. Вызывалъ ли ты ее когда-нибудь на откровенность, заслужилъ ли ее? Какъ мужъ и покровитель, ты долженъ былъ видть, что она больна. Это бросается въ глаза всякому. Самый небрежный человкъ не можетъ взглянуть ей въ лицо, не замтивъ, какъ она страдаетъ. А ты ждешь, чтобъ теб растолковали это! Нечего говорить, стоишь ты, чтобы теб доврили молодую слабую женщину!…
— Право, Нелли, ты совершенно озадачила меня своимъ нападеніемъ. Понятно, что я призову доктора, если это нужно. Не послать ли за Чемберсомъ?
— Конечно, нтъ. Что понимаетъ онъ въ болзняхъ спиннаго мозга? Ты долженъ выписать изъ Лондона спеціалиста, кого хочешь, лишь бы это былъ первоклассный авторитетъ.
— Не можешь ли ты написать вмсто меня?
— Нтъ, это твое дло. Вотъ перья и бумага. Садись и пиши сейчасъ же сэръ Фрэнсису Кардуэллю и проси его назначить самый близкій срокъ, когда онъ можетъ постить Карронби. Славно будетъ, если слухъ о твоей небрежности дойдетъ до Фуллеровъ! Право, старикъ хорошо бы сдлалъ, еслибы взялъ назадъ свою дочь. По крайней мр, я на его мст непремнно такъ бы поступила.
— Увряю тебя, я не подозрвалъ, что Глэдисъ такъ больна.
— Тмъ хуже. Говорю теб, что она очень плоха и нуждается въ величайшемъ уход. Ужь не желаешь ли ты, чтобъ она пролежала всю жизнь на спин калкою? Этимъ дло кончится, если ей не будетъ оказана своевременная помощь. Одинъ Богъ знаетъ, насколько ты въ этомъ виноватъ.
— Ты безпощадна ко мн, Эллиноръ,— смущенно сказалъ лордъ.— Право, не понимаю, что я сдлалъ такого ужаснаго. Никогда не отказывалъ я жен ни въ одной просьб,— напротивъ, предоставлялъ ей во всемъ полную свободу.
— Судя по слухамъ, и себ въ ней не отказывалъ,— рзко замтила лэди Рентонъ.— Однако, я не чувствую никакого желанія продолжать этотъ разговоръ. Готово ли письмо? Дай мн самой отправить его. Я не успокоюсь, пока не увижу его на пути въ Лондонъ. Прощай.
Съ этими словами лэди Рентонъ схватила конвертъ и вышла изъ комнаты.
Лордъ былъ такъ смущенъ, что тотчасъ же направился къ комнат жены и спросилъ позволенія войти. Появленіе его было настолько неожиданно, что горничная, впустившая его, не могла скрыть своего изумленія.
— Боже мой, самъ милордъ!— воскликнула она.
— Впустите его,— слабымъ голосомъ сказала Глэдисъ.
Маунткарронъ неловко подошелъ къ дивану и, быть можетъ, въ первый разъ замтилъ, какъ измнилась жена.
— Эллиноръ говорила со мною о теб, — смущенно началъ онъ.— Я ужасно жалю, что ты такъ больна. Отчего не сказала ты этого раньше?
— Если ты самъ не замчалъ, не стоило говорить.
— Что же съ тобою?
— Ничего, благодарю. Такъ, пустяки. Голова болитъ. Завтра я буду здорова.
— Эллиноръ увряла, что ты очень плоха, и заставила меня написать сэръ Фрэнсису. Забавно будетъ, если онъ побезпокоится пріхать и не найдетъ ничего.
— Съуметъ найти что-нибудь. Доктора на это ловки.
— Думаю, что онъ будетъ здсь завтра или посл завтра. Я просилъ его телеграфировать. А пока не могу ли я сдлать что-нибудь для тебя?
— Ничего, спасибо. Пожалуйста, вернись къ своимъ друзьямъ. Я знаю, какъ ненавистны теб комнаты больныхъ.
— Если я, дйствительно, не могу ничего сдлать для тебя…— нершительно пробормоталъ графъ.
— Ничего не можешь сдлать. Парсонсъ ухаживаетъ за мною прекрасно. Я только и нуждаюсь въ тишин и отдых.
— Ну, значитъ, прощай пока,— сказалъ лордъ, вставая и не длая никакой попытки поцловать ее.— Какъ только получу телеграмму отъ сэръ Фрэнсиса, я дамъ теб знать.
— Благодарю,— равнодушно отвчала она.
Дверь закрылась, и Моунткарронъ, вполн увренный, что исполнилъ свой долгъ, спустился по лстниц и веллъ сдлать лошадь, чтобы хать верхомъ съ Агнесой.
На третій день прибылъ знаменитый лондонскій докторъ, внимательно изслдовалъ спину Глэдисъ, освдомился о различныхъ симптомахъ и выслушалъ подробный отчетъ Парсонсъ о страданіяхъ милэди и обморокахъ, которыми оканчиваются пароксизмы. Пока онъ находился въ будуар, сэръ Фрэнсисъ казался боле чмъ спокойнымъ, смялся надъ мрачнымъ лицомъ горничной, отрицалъ всякую опасность и объявилъ, что нсколько недль ухода совершенно возстановятъ силы лэди Моунткарронъ.
Но когда онъ направился къ кабинету, чтобы переговорить съ лордомъ, лицо его имло совершенно другое выраженіе. Нкоторое время хранилъ онъ торжественное молчаніе, заботливо кутаясь въ пальто и шарфъ.
— Ну, сэръ Фрэнсисъ!— воскликнулъ лордъ,— каковъ вашъ приговоръ?
— Милэди очень молода. По ея словамъ, ей всего только двадцать лтъ, а молодость — великое дло въ этомъ случа. Къ сожалнію, я долженъ сказать, что подмтилъ серьезные симптомы въ ея болзни. Спина сильно поражена. Вроятно, милэди всегда была нжнаго сложенія, и слабость ея усилилась отъ черезмрнаго утомленія и невниманія къ себ. Ей придется лежать нсколько недль. Боле этого я не могу ничего сказать въ настоящее время. Если вамъ угодно, я снова навщу ее черезъ мсяцъ, и тогда выскажусь опредленне. Только наблюдайте за тмъ, чтобъ она не сходила съ дивана. Ни танцевъ, ни прогулокъ, ни верховой зды. Вставать она можетъ только для того, чтобы перейти съ постели на кушетку. Милэди говорила мн, что собирается хать въ городъ на сезонъ. И думать нечего объ этомъ. Если вамъ дорого ея здоровье, скажу прямо: если вы цните ея жизнь, позаботьтесь о томъ, чтобъ исполнялись мои предписанія.
— Вы сказали все это горничной?— спросилъ Моунткарронъ.
— Да. Я долго говорилъ съ нею. Это, кажется, очень толковая женщина. Но врядъ ли нужно напоминать вамъ, что въ такомъ серьезномъ дл не всегда можно надяться на слугъ, какъ бы хороши они ни были. Разв у лэди Моунткарронъ нтъ никакой родственницы, которая могла бы пріхать къ ней?
— У нея множество родныхъ, но она довольно упряма въ такихъ вопросахъ и любитъ длать по-своему. Тмъ не мене, я позабочусь о томъ, чтобы ваши предписанія исполнялись въ точности, а когда вы сочтете нужнымъ повидаться съ паціенткой, вы, конечно, увдомите насъ, и все будетъ готово къ вашему пріему. Надюсь, вы позавтракаете съ нами до своего отъзда?
— Благодарю, мн некогда. Я долженъ попасть на часовой поздъ: у меня въ четыре часа важная операція. Развеселите немного жену, милордъ. Мн показалось, что она очень мнительна, а ничто не мшаетъ выздоровленію въ такой степени, какъ именно хандра. Очень вамъ благодаренъ.
И опустивъ въ карманъ чекъ въ пятьдесятъ фунтовъ, великій мужъ слъ въ карету, которая должна была отвести его на станцію.

Глава XXVI.
Розы и шипы.

Приговоръ былъ произнесенъ. Двадцати лтъ отъ роду, имя полную возможность доставить себ всю роскошь и вс удовольствія, какія можно добыть за деньги, Глэдисъ была осуждена отказаться отъ всего и лежать на спин до той поры, пока доктора не позволятъ ей встать.
Лордъ не скрылъ отъ жены правды. Изъ гуманности сэръ Фрэнсисъ утаилъ ее отъ молодой женщины, но графъ не понималъ такого малодушія. Часа не прошло съ отъзда доктора, какъ Моунткарронъ съ свойственною ему грубостью уже передалъ жен сущность дла, совершенно не кстати прибавивъ, что она должна быть довольна, такъ какъ обязана всмъ этимъ своей собственной непростительной глупости. Глэдисъ молча выслушала его. Въ эту минуту она чувствовала себя такою несчастной, что не встревожилась тмъ, какая участь ждетъ ее. Если что-либо огорчало ее, то только мысль, что она умретъ не сразу. Долгая болзнь казалась ей чмъ-то очень томительнымъ. Одно хорошо,— это удалитъ Моунткаррона изъ ея комнаты. Онъ не станетъ удручать больную своимъ присутствіемъ, и, опуская усталую головку на подушки, Глэдисъ невольно подумала, что нтъ худа безъ добра.
Написать роднымъ было, конечно, необходимо. Графъ понялъ, что невозможно доле таить отъ нихъ болзнь жены, но молодая женщина попросила позволенія самой извстить ихъ, и мужъ согласился на ея желаніе. Она отнеслась ко всему длу легко, просто сообщила, что слишкомъ натрудила спину и что докторъ веллъ лежать на диван нсколько недль.
У Винни былъ новорожденный ребенокъ и. она не могла ухать изъ дому. Отецъ страдалъ припадкомъ подагры. Глэдисъ просила мать не покидать ради нея больныхъ, и было ршено, что Фуллеры прідутъ на нсколько недль въ Карронби, когда поправится старикъ.
Тмъ временемъ лэди Моунткарронъ лежала на диван, блая, какъ снгъ, падавшій передъ окнами, и съ ноющею болью въ сердц, которую ничто не могло успокоить. Ежедневно горничная подавала ей свжій букетъ. Иногда онъ состоялъ изъ раннихъ подснжниковъ, въ другой разъ изъ яркихъ, пахучихъ фіалокъ, но что бы это ни было, онъ всегда сопровождался одними и тми же словами.
— Мистеръ Брукъ кланяется вамъ, милэди, и желаетъ знать, какъ вы себя чувствуете сегодня.
Отвтъ тоже былъ постоянно однообразный:
— Благодарите мистера Брука, Парсонсъ, и скажите, что все попрежнему.
Но хотя Парсонсъ и не видала горькихъ слезъ, которыя проливала Глэдисъ надъ своимъ букетомъ, и не слыхала ея жалобнаго возгласа: ‘О, мой дорогой, зачмъ пересталъ ты любить меня?’ — она отлично понимала, что значитъ яркій румянецъ, вспыхивавшій на щекахъ барыни, когда она брала въ руки цвты.
Лэди Рентонъ часто навщала больную, но Глэдисъ всегда становилось хуже отъ ея визитовъ. Намренія Эллиноръ были добрыя, только она придерживалась устарлаго взгляда, будто преступную любовь всего лучше можно искоренить подавляя ее, хотя бы отъ этого разбилось больное сердце. Отъ всей души жалла она Глэдисъ и Брука, но полагала, что всего полезне какъ можно скоре излечить ихъ отъ злополучной привязанности. Поэтому она не давала лэди Моунткарронъ утшаться мыслью, что милый раздляетъ ея горе,— напротивъ, всегда говорила о Джемми, какъ о человк совершенно беззаботномъ.
— Какой онъ, право, веселый!— начала она однажды.— Въ сравненіи съ нимъ и Гуго, я чувствую себя совершенно отжившею. Когда они вмст, это точно двое дтей. Впрочемъ, Джемми дйствительно почти ребенокъ.
— Ему скоро минетъ двадцать пять лтъ, — прошептала Глэдисъ.
— Это врно. Какъ летитъ время! Мн кажется, что онъ еще вчера ходилъ въ юбочкахъ… А теперь многое зависитъ отъ него. Кром Моунткаррона, онъ единственный мужчина въ семь, и я желала бы видть его счастливо женатымъ.
— Онъ можетъ современемъ сдлаться графомъ, — съ слабою улыбкой сказала Глэдисъ.— У меня, конечно, никогда не будетъ дтей.
— О, милая, не говорите объ этомъ. Кто знаетъ, какое счастье еще ожидаетъ васъ, когда вы окрпнете! Но, конечно, еслибъ у васъ не было дтей, Джемми — прямой наслдникъ, и его потомки получатъ современемъ титулъ.
Глэдисъ закрыла глаза и вздохнула.
— Вамъ дурно, милая?— воскликнула лэди Рентонъ.
— Нтъ. Это — спазмъ. Но вы врно говорите, Эллиноръ, мистеру Бруку, конечно, необходимо жениться. Какъ жаль, что онъ не посватался въ миссъ Темпль!
— Она прідетъ сюда съ отцомъ въ будущемъ мсяц!— воскликнула лэди Рентонъ.— Мы узнали это только вчера. Джемъ, наврное, будетъ встрчаться съ нею во время сезона.
— А мн тамъ не бывать, — прошептала Глэдисъ и залилась слезами.
— Неужели вы объ этомъ такъ жалете? Это недостойно васъ, Глэдисъ. Танцы и прочія удовольствія очень хороши въ своемъ род, но если мы дадимъ имъ монополизировать вс наши…
— Я говорю не о танцахъ, хотя и люблю ихъ,— рыдала лэди Моунткарронъ.— Мн представилось, что я не увижу своихъ друзей…
— Но я думаю, что генералъ и мистрисъ Фуллеръ прідутъ сюда въ ма. Моунткарронъ утверждалъ это. Да и сестра, конечно, навститъ васъ при первой возможности. Какъ ея здоровье?
— Очень хорошо, кажется.
— А ея двочка? Какъ зовутъ ее?
— Не знаю. Я не спрашивала.
— Что скажетъ мистрисъ Прендергэстъ о такомъ равнодушіи съ вашей стороны?
— Что ей говорить? Она знаетъ, что я терпть не могу дтей. Гадкія, дряблыя существа! Я никогда не дотрогивалась до своего племянника, пока ему не минулъ годъ.
— Но это очень неженственно, Глэдисъ. Если вы когда-нибудь станете матерью…
— Ахъ, Эллиноръ, не надодайте мн, пожалуйста, этимъ! Я не хочу быть матерью. Пусть дти Джемми наслдуютъ титулъ, чмъ скоре я умру, тмъ лучше.
Лэди Рентонъ, увидавъ, что не можетъ успокоить волненія, вызваннаго ея замчаніемъ, оставила Глэдисъ одну и ушла, недоумвая, отчего ея визиты такъ разстраиваютъ всегда молодую женщину.
Однажды, черезъ недлю посл посщенія доктора, букетъ цвтовъ (на этотъ разъ онъ состоялъ изъ розъ) сопровождался нсколько иными словами:
— Мистеръ Брукъ кланяется вамъ, милэди. Если вы чувствуете себя достаточно хорошо, онъ желалъ бы видть васъ хоть на нсколько минуть.
Отвтъ Глэдисъ былъ чисто-женскій:
— О, Парсонсъ, въ какомъ состояніи мои волосы?
— Все въ порядк, милэди. Лучше быть не можетъ. Позвольте прикрыть вамъ ноги блымъ покрываломъ и подать чистый носовой платокъ. Ну, теперь вы настоящая картинка. Впустить мистера Брука?
— Да, да, если онъ этого желаетъ. Не пора ли вамъ пить чай, Парсонсъ?
— Да, милэди. Если позволите, я напьюсъ, пока мистеръ Брукъ съ вами,— съ большимъ тактомъ сказала горничная.
Черезъ минуту она впустила Джемми, и влюбленные снова были вмст. Глэдисъ не поднимала глазъ отъ розъ. Она чувствовала, что онъ стоитъ рядомъ съ нею, но не хотла взглянуть на него. Только тогда, когда онъ придвинулъ стулъ, слъ, взялъ ее за руку и тихо сказалъ: Глэдисъ, — дв слезы, скатившіяся по ея блднымъ щекамъ, обличили, что она замтила его присутствіе. Это было ихъ первое свиданіе посл встрчи въ кабинет.
— Ты видишь, до чего я дошла, Джемми, — сказала она, стараясь говорить бодро.— Я обречена лежать тутъ до конца жизни. Хороша перспектива — знать, что все кончено для меня въ двадцать лтъ!
Она сдлала страшное усиліе, чтобы подавить истерическія рыданія, душившія ее.
— Милая моя, дло не такъ плохо. Страхъ заставляетъ тебя преувеличивать опасность. Черезъ нсколько недль, въ крайнемъ случа, мсяцевъ, ты будешь опять сильна и здорова.
— Ты говоришь такъ, чтобъ утшить меня, но я лучше знаю, въ чемъ дло. Моунткарронъ передалъ мн все, что сказалъ докторъ. По его мннію, спина моя сильно поражена, и, несмотря на мою молодость, болзнь, все-таки, весьма серьезна. Понимаю, что это значитъ. Я проведу остатокъ дней моихъ, лежа на диван, пока смерть не освободитъ меня. О, еслибъ она пришла сегодня же!— рыдая, воскликнула лэди Моупткарронъ.
— Глэдисъ, разв ты не чувствуешь, что огорчаешь меня?
— Это не надолго. Ты скоро утшишься. Эллиноръ говорила надняхъ, что ты долженъ жениться, что тебя обязываютъ къ этому семейные интересы,— я утверждаю тоже самое. Нтъ никакого сомннія, что ты будешь современемъ лордомъ Моунткаррономъ, а посл тебя титулъ перейдетъ къ твоимъ дтямъ.
Онъ ничего не отвчалъ. Горе душило его. Она торопливо продолжала:
— Я рада, что ты пришелъ сегодня. Мн хотлось сказать теб, что ты былъ правъ во всемъ, что говорилъ во время нашего послдняго свиданія. Дйствительно, это было бы безуміемъ. Хорошо, что ничего не случилось тогда. Подумай, какъ бы ты ненавидлъ меня, еслибъ я была теперь на твоихъ рукахъ.
— Я не могъ бы ненавидть тебя ни при какихъ обстоятельствахъ.
Онъ боролся съ собою такъ, какъ нкогда боролись за свою жизнь на арен римскіе гладіаторы. Съ каждымъ словомъ, которое она произносила, ему казалось, будто капля по капл сочится его кровь. Ему хотлось бы сказать многое, но онъ не смлъ дать воли своимъ желаніямъ, не зная, куда приведутъ они его, до какой слабости онъ дойдетъ, глядя на блдную страдалицу, которую любитъ боле жизни. Вслдствіе этого, слова его звучали холодно. Онъ не отрицалъ возможности жениться и имть дтей, и Глэдисъ вообразила, что онъ во всемъ соглашается съ нею.
— Что это Моунткаррону вздумалось передавать теб мнніе сэръ Фрэнсиса?— спросилъ онъ, наконецъ.— Ты, вдь, знаешь, доктора всегда преувеличиваютъ болзнь, чтобы покрыть себя славою. Это принадлежность ихъ ремесла.
— Ужь не думалъ ли ты, что Моунткарронъ пощадитъ мои чувства, вренъ приговоръ доктора или нтъ? Разв онъ когда-нибудь жаллъ меня? Напротивъ, казалось, будто онъ испытываетъ злобную радость, передавая мн эту всть. Онъ даже назвалъ меня глупою и сказалъ, что я сама во всемъ виновата.
— Не заботься о томъ, что онъ говорилъ, Глэдисъ. Это все неправда. Болзнь твою захватили, слава Богу, во-время, и черезъ мсяцъ ты опять будешь на ногахъ. Это сказалъ самъ сэръ Фрэнсисъ.
— Разв ты его видлъ?— съ любопытствомъ спросила Глэдисъ.
Брукъ покраснлъ.
— Да,— отвчалъ онъ.
— Въ то время, когда онъ былъ здсь?
— Нтъ, въ Лондон.
— Ты нарочно для этого здилъ туда?
— Ну, что-жь, если и нарочно? Неужели ты думаешь, что я недостаточно интересуюсь тобою для этого?
— Это было очень хорошо съ твоей стороны, Джемми,— просто отвчала она.
Обращеніе его съ нею все еще казалось ей, однако, холоднымъ въ сравненіи съ прежнимъ. Брукъ тоже чувствовалъ перемну, закравшуюся въ ихъ отношенія. Онъ страстно желалъ дать ей понять, что онъ все еще ея другъ, ея милый, но не зналъ, какъ приняться за дло, пока Глэдисъ сама не указала ему путь.
— Эллиноръ говорила, что миссъ Темпль прідетъ сюда съ отцомъ въ будущемъ мсяц.
— Кажется,— отвчалъ онъ.— Губернаторъ отслужилъ свой срокъ, и полковникъ Темпль возвращается въ Англію со всмъ штабомъ.
— Ты подешь встртить ее?— ревниво продолжала Глэдисъ.
— Нелли и это сказала теб? Вроятно, ей что-нибудь приснилось, потому что я никогда не говорилъ ничего подобнаго.
— Но ты, однако, проведешь сезонъ въ Лондон?
— Да, по крайней мр, часть его. Я пропустилъ весь прошлогодній сезонъ,— вздохнувъ, прибавилъ Брукъ.
— Да, въ то самое время, какъ я подкашивала свое здоровье безумными выздами!— воскликнула Глэдисъ.— Я танцовала такъ, что едва могла стоять на ногахъ, и сколько разъ желала упасть мертвою еще до конца бала.
— Ты лучше бы сдлала, если бы занялась тмъ же, чмъ и я.
— А что же ты длалъ? Волочился за миссъ Темпль?
— Въ то время я еще не видалъ ее. Нтъ, я сидлъ у изголовья бднаго Чарли и учился у него, какъ долженъ умирать хорошій человкъ.
— Не думаю, чтобы трудно было умирать,— сказала Глэдисъ.— Гораздо трудне жить.
— Въ этомъ ты права. Слова твои напоминаютъ мн очень грустный фактъ, свидтелемъ котораго я былъ посл того, какъ мы разстались. Я видлъ, какъ тяжело бываетъ иногда жить женщин… Не расказать ли теб эту исторію?
— О, да, говори, что хочешь, только бы я забыла, что должна лежать здсь.
Брукъ подробно передалъ ей свою встрчу съ майоромъ Остеномъ и т страданія, которыя пришлось перенести той, которая слыла его женою.
— Глэдисъ,— продолжалъ онъ,— когда я видлъ ея испуганные глаза, слышалъ ея слезы, я благодарилъ Господа за то, что она — не ты. Я умеръ бы, кажется, если бы видлъ тебя въ такомъ положеніи, или убилъ бы и тебя, и себя.
Она не сдлала никакого замчанія.
— Неужели это не грустная исторія, Глэдисъ? Разв ты не можешь представить себ слезъ, отчаянія, горя бдной женщины? Говори же, милая. Ты, наврное, страдала бы за нее столько же, какъ и я.
— Можетъ быть. Вдь, она не съ тобою убжала.
О, логика любви! ‘Еслибъ эта женщина бжала съ тобою, я не жалла бы ее’,— хотла сказать Глэдисъ. Брукъ былъ озадаченъ и не зналъ, что отвчать.
— А майоръ былъ такъ же несчастенъ, какъ и она?— спросила, наконецъ, лэди Моунткарронъ.
Брукъ не сразу понялъ, куда клонитъ вопросъ.
Очень несчастенъ, — горячо отвчалъ онъ.— Слезы ея сводили его съ ума и онъ почти не бывалъ дома. Днемъ онъ бродилъ по городу, а по вечерамъ игралъ въ карты и на билліард. Когда мы высадились на берегъ, я рдко встрчалъ ихъ вмст, разв только за обдомъ. Мысль о томъ, что онъ сдлалъ, терзала его, а видъ ея страданій служилъ ему вчнымъ укоромъ.
— Совершенно по-мужски!— произнесла Глэдисъ.— Бдная женщина, наврное, уже надола ему. Такъ обыкновенно бываетъ черезъ мсяцъ?
— Это неизбжная кара незаконной любви, — мягко замтилъ Брукъ.
— Вздоръ! Это просто натура мужчинъ. Они такъ же скоро тяготятся женами, какъ и любовницами. Что касается меня, видитъ Богъ, я рада была бы, еслибъ никогда не знала ни одного изъ нихъ.
— Ты желаешь, чтобъ я ушелъ?— вставая, спросилъ Брукъ.
— Мн все равно, уйдешь ты или останешься. Что бы ни случилось, для меня одинаково тяжело. Ты совершенно разстроилъ меня своею страшною исторіей, вмсто того, чтобъ развлечь. Какое мн дло до того, страдала мистрисъ Остенъ или нтъ? Мы вс страдаемъ. Для этого достаточно быть женщиной.
— Я думалъ…— началъ онъ.
— Ну, такъ не думай больше!— нетерпливо прервала она его.— Какая польза отъ думанья? Еслибъ я не перестала размышлять…
Но на этомъ она оборвала свою рчь, оставивъ конецъ фразы недосказаннымъ.
— Глэдисъ,— посл короткаго ‘началъ Брукъ,— недавно, когда я предлагалъ теб свою дружбу, ты ее отвергла. Ты не станешь больше длать этого, милая?
— Нтъ,— отвчала она.
— И простишь мн горе, которое я теб причинилъ?… Оставь же мн хоть это утшеніе. Иногда мн кажется, что безъ него у меня не хватитъ силъ жить.
— Мн нечего прощать, Джемми.
— Ты знаешь, что есть. Только не заставляй меня думать, что своимъ недостойнымъ поведеніемъ я загубилъ твое счастье. Теб можетъ выпасть на долю много хорошаго, хотя ты и жена Моунткаррона. Не врю, чтобъ его увлеченіе было продолжительно. Вскор онъ самъ увидитъ свое безуміе и пойметъ, чего ты стоишь. Постарайся примириться съ нимъ, и я увренъ, что ты снова привлечешь его къ себ. Помнишь, какъ онъ восторгался тобою? Наврное, это опять начнется. Это неизбжно. Видишь ли, Глэдисъ, — продолжалъ Брукъ съ болзненною улыбкой,— я уже говорю съ тобою, точно другъ или старый дядя. Будь же справедлива и поврь, что я имю въ виду лишь твое счастье.
— О, да,— равнодушно сказала она, отворачивая лицо.
— Конечно, тяжело, что именно мн приходится говорить съ тобою такимъ образомъ, — продолжалъ онъ дрожащимъ голосомъ,— но никого другаго нтъ, а мы… мы всегда были большими друзьями. Я непремнно хочу порвать связь Моунткаррона съ миссъ Рэшертонъ, и усилія мои будутъ вдвое успшне, если ты станешь съ нимъ поласкове.
— Ты желаешь, чтобъ я нжничала съ Моунткаррономъ при настоящемъ положеніи длъ?— спросила Глэдисъ.— Думаю, что это будетъ трудно. У меня такая упрямая натура. Я не могу мняться такъ легко, какъ другіе. Быть можетъ, если ты разскажешь мн, какъ ты любезничалъ съ миссъ Темпль…
— Глэдисъ, не болтай вздора!— вспыльчиво прервалъ онъ ее.— Если ты будешь смяться надъ всмъ, что я говорю, мн всего лучше замолчать. Мое присутствіе, очевидно, раздражаетъ тебя, и я хорошо сдлаю, если уйду.
Онъ всталъ и пошелъ къ двери, но не усплъ еще дойти до нея, какъ его остановилъ жалобный призывъ:
— Джемми!
— Что?— спросилъ онъ, не возращаясь.
— Ты мн нуженъ. Иди сюда.
Онъ подошелъ къ дивану, на которомъ она лежала. На ея глазахъ были слезы.
— Я не хотла быть груба. Не разставайся со мною такимъ образомъ. Поцлуй меня, прежде чмъ ты уйдешь. Ты еще ни разу не цловалъ меня съ тхъ поръ, какъ вернулся.
Говоря это, она протянула ему губы съ видомъ раскаявшагося ребенка, и Брукъ почувствовалъ, точно его влечетъ къ ней неотразимая сила.
— Глэдисъ, милая, не проси меня объ этомъ! Ты не знаешь, не можешь знать, какимъ счастьемъ это было бы для меня. Но долгъ относительно тебя и… и… другихъ запрещаетъ это. Ради Бога, позволь мн уйти, прежде чмъ я потеряю власть надъ собою.
Съ этими словами онъ стиснулъ ея руку, отвернулся, бросился къ двери и сбжалъ съ лстницы. ‘Какъ она испытываетъ меня!— прошепталъ, онъ, вытирая влажный лобъ.— Когда же буду я настолько твердъ, чтобы, находясь въ ея присутствіи, не думать постоянно о томъ, чмъ она могла быть для меня?’
А въ это самое время лэди Моунткарронъ рыдала, лежа на подушк, и повторяла: ‘О, онъ уже не любитъ, онъ забылъ меня. Это вполн ясно. Онъ сказалъ, что его… его долгъ относительно другихъ запрещаетъ ему поцловать меня. О комъ же могъ онъ говорить, какъ не объ этой гадкой миссъ Темпль? Понимаю теперь. Эллиноръ была права. Онъ хочетъ жениться, а я… О, еслибъ я могла умереть и навсегда забыть и его, и все на свт!…’

Глава XXVII.
Месть.

Брукъ нсколько разъ встрчался съ Моунткаррономъ со дня ихъ ссоры, и графъ, казалось, уже забылъ о ней. Онъ былъ эгоистиченъ и вялъ и не могъ долго сердиться ни на кого. Агнесою онъ увлекался слишкомъ мало, чтобы бороться изъ-за нея, а кузена такъ любилъ, что не желалъ лишаться его общества,— Брукъ его развлекалъ. Бойкій, веселый и остроумный разговоръ его рзко отличался отъ тяжеловсности самого Моунткаррона, и отъздъ Джемми боле всего натолкнулъ графа на интимность съ миссъ Рэшертон.
Онъ искренно обрадовался возвращенію кузена и не желалъ ссориться съ нимъ, что бы онъ ни говорилъ. Бруку также было пріятно, когда кончился разрывъ между ними. Онъ надялся убдить Моунткаррона хоть нсколько удалиться отъ Агнесы, и это въ значительной степени удалось ему. Инстинктивно лордъ вернулся къ прежней привычк всюду возить съ собой Брука, и кузеновъ постоянно можно было встрчать вмст. Нововведеніе это не нравилось миссъ Рэшертонъ. За послдніе шесть мсяцевъ она привыкла видть лорда почти ежедневно, теперь визиты его свелись на одинъ или на два въ недлю, а къ его извиненіямъ всегда примшивалось имя Брука. Слова: ‘Джемъ и я’ — такъ часто звучали въ устахъ лорда, что Агнеса почувствовала, наконецъ, ревность. Всюду видла она слды вліянія молодаго человка, и ршилась помшать этому, насколько возможно.
Однажды, когда лордъ явился посл пяти или шести дней отсутствія, обыкновенно ласковая встрча была замнена самымъ холоднымъ привтствіемъ.
— Это что такое?— воскликнулъ онъ.— Что случилось съ вами, лэди?
— Не думаю, чтобъ это было для васъ очень важно, лордъ Моунткарронъ. Я успла бы умереть и быть погребенною со времени нашего послдняго свиданія.
— Но вы не умерли и не похоронены,— значить, и плакать не о чемъ. Вдь, я былъ здсь во вторникъ.
— Нтъ, не были. Вы не заходили сюда съ прошлой пятницы.
— Неужели? Чортъ возьми! Я непремнно хотлъ побывать. Вспомнилъ: Джемъ возилъ меня въ Генли смотрть лошадь, и мы вернулись къ ночи. Очень жалю объ этомъ, Агнеса, но, вмст съ тмъ, и радуюсь, видя, что вы соскучились обо мн.
— Никогда не говорила я этого, милордъ. Но если это будетъ такъ продолжаться, быть можетъ, настанетъ день, когда вамъ придется скучать обо мн.
— Это что такое? Ужь не собираетесь ли вы серьезно поссориться со мной? Впрочемъ, это и отлично! Вы всего красиве, когда злитесь, да и поцлуй вашъ всего слаще во время примиренія. Только не на меня должны вы гнваться, Агнеса, а на Джема. Это все его вина, честное слово.
— Знаю, что его вина,— тяжело дыша, отвчала миссъ Рэшертонъ.— Съ его возвращенія изъ Индіи вы на себя не походите.
— Вы знаете, какъ я всегда любилъ Джема.
— И глупе этого вы не могли ничего сдлать, милордъ.
— Послушайте, однако, это невжливо. Почему бы не любить мн кузена? Не забывайте, что онъ мой ближайшій родственникъ.
— И коварнйшій другъ.
— Этого я не знаю,— задумчиво промолвилъ графъ.
Онъ не разъ думалъ о своемъ разговор съ Джемомъ по поводу этой женщины и долженъ былъ признаться, что Брукъ правъ. Она, дйствительно, груба, дурно воспитана и ниже его по рожденію и привычкамъ. Не слдуетъ рисковать ради нея добрымъ именемъ. Она недостойна носить графской короны. Это убжденіе удаляло его въ послднее время отъ двушки. Не зная настоящей причины, Агнеса кое о чемъ, однако, догадывалась, поняла т мотивы, которые руководили лордомъ, и нашла, что настало время для мести.
— Назовете ли вы другомъ того человка, который старается возстановить меня противъ васъ?— быстро спросила она.
— Джемъ этого не длалъ. Онъ и не заходилъ къ вамъ со своего прізда.
— Много же вы знаете! Вы сами такъ рдко заглядываете сюда, что цлый полкъ могъ бы перебывать здсь безъ вашего вдома. Дв недли тому назадъ мистеръ Брукъ сидлъ на томъ самомъ кресл, гд сидите теперь вы.
— Чортъ возьми!— воскликнулъ лордъ, готовый, подобно всмъ мужчинамъ, ревновать даже ту женщину, которую собирался покинуть.— Что ему было нужно? Онъ всегда увряетъ меня, что терпть васъ не можетъ.
Миссъ Рэшертонъ засмялась.
— Быть можетъ, онъ старается уврить васъ, что ненавидитъ и лэди Моунткарронъ?
— Не знаю… Къ чему припутываете вы ее сюда?
— А я такъ знаю. Какъ бы то ни было, мистеръ Брукъ осчастливилъ меня визитомъ на прошлой недл и просидлъ здсь все утро.
— Ну, такъ я опять спрашиваю васъ: что же было ему нужно? Что говорилъ онъ?
— Очень многое, больше всего, однако, намеками. Помню время, милордъ (это подтвердятъ вамъ и мои родители), когда кузенъ вашъ оказывалъ мн особое вниманіе, но, конечно, теперь я уже не могу поощрять его. Быть можетъ, это его и злитъ. Во всякомъ случа онъ страшно разсердился и имлъ дерзость обвинять меня въ…
— Въ чемъ же, говорите, наконецъ? Какая вамъ нужда притворяться при мн скромницей?
— Въ томъ, будто я интересуюсь вами больше, чмъ слдуетъ. А потомъ онъ объявилъ, что… Нтъ, ужь избавьте меня. Я, право, не могу повторить вамъ всего.
— То, что Джемъ могъ сказать вамъ, вы можете, мн кажется, повторить мн. Я настаиваю на этомъ!— повелительно произнесъ лордъ.
— Онъ сказалъ,— продолжала миссъ Рэшертонъ съ притворною скромностью,— что если вамъ угодно дурачиться, семья заставитъ васъ поплатиться за это, и что никогда не получите вы развода, что бы ни случилось.
— Чортъ бы ихъ побралъ!— воскликнулъ графъ.— Кому онъ нуженъ?
— О, милордъ, онъ говорилъ, конечно, только о томъ случа, еслибъ вы пожелали развода. Понятно, что я была возмущена. Какая двушка не возмутилась бы на моемъ мст! И все это только потому, что мы съ вами такіе друзья. Но я ясно поняла цль мистера Брука и прямо высказала ему это.
— Онъ, вроятно, самъ хочетъ жениться на васъ. Нтъ, чортъ возьми, ему это не удастся!
— Не это его цль, милордъ,— по крайней мр, не теперь. Онъ отлично знаетъ, что не иметъ никакихъ шансовъ на успхъ. Пришелъ онъ не ради меня, а въ интересахъ милэди. Всякій долженъ былъ понять это. Если она нуждается въ посредник,— естественно, что она обращается къ нему. Они такіе близкіе друзья.
— Еще бы!… Они — кузены.
— Да. Привязанность кузеновъ очень удобна, милордъ, не такъ ли? У меня тоже былъ двоюродный брать, онъ хотлъ жениться на мн, только онъ не былъ такъ красивъ, какъ мистеръ Брукъ.
Лицо Моунткаррона стало хмуро.
— На что намекаете вы, Агнеса?
— Намекаю? Ни на что. Если вамъ это все равно, кому же какое дло?
— Дло до чего?
— До близости мистера Брука съ милэди. Неужели вы ничего не замчали прошлою зимой, когда они постоянно были неразлучны — и въ дом, и на прогулкахъ? Вс приписывали болзнь вашей жены разлук съ кузеномъ. Говорятъ, будто она до того тосковала по немъ, что слегла. Но, конечно, вамъ это должно быть лучше извстно.
— Клянусь честью, Агнеса, — воскликнулъ лордъ, быстро вставая,— славную штуку разсказали вы мн! Значитъ, по-вашему, Глэдисъ амурничаетъ съ Джемомъ?
— О, милордъ, никогда не утверждала я этого! Быть можетъ, все это клевета. Мистеръ Брукъ, правда, очень поспшно и неожиданно покинулъ Англію, а милэди не переставала хандрить съ тхъ поръ. Пріятно намъ это или нтъ, мы не можемъ помшать людямъ болтать.
— Нечего говорить, все это весьма подозрительно,— сказалъ лордъ, шагая по комнат.— Они, дйствительно, всегда были вмст, а со времени его отъзда она совершенно раскисла. Если это окажется правда…
— Что сдлаете вы тогда, милордъ?
— Разведусь съ нею въ ту же минуту. Неужели вы полагаете, что я потерплю такое безчестье? И еще съ Джемомъ,— съ Джемомъ, которому я врилъ, какъ родному брату… Это просто невроятно!
— Ну, такъ и не врьте,— упокоительно сказала Агнеса.— Быть можетъ, все это ложь. Вамъ лучше знать. Если лэди Моунткарронъ съ вами ласкова и доврчива, какъ должна быть жена, надо думать, что люди ошибались. Такою фальшивой она не можетъ быть. Ужъ еслибъ она увлеклась кмъ другимъ, вы непремнно догадались бы объ этомъ по ея обращенію съ вами.
— Вы говорите все это, Агнеса, только для того, чтобы еще боле раздражить меня. Вамъ хорошо извстно, что жена не ласкова со мною и не откровенна. Не разъ уже объяснялъ я вамъ, что она холодна, какъ ледъ, отталкиваетъ всякое мое вниманіе и не говоритъ со мною ни слова безъ крайней необходимости. Никогда не подозрвалъ я того, что вы сейчасъ сообщили мн, но чмъ дольше думаю я, тмъ боле считаю эта вроятнымъ.
— Вы не должны, однако, дйствовать безъ дальнйшаго подтвержденія,— сказала миссъ Рэшертонъ, втайн восхищенная успхомъ своего разсказа.
— Я поступлю такъ, какъ сочту лучшимъ,— отвчалъ онъ,— и узнаю отъ лэди Моунткарронъ всю правду еще прежде, чмъ лягу спать сегодня.
— Только, надюсь, вы не сошлетесь на меня? Милэди хрупкое существо, но, мн кажется, она боле мстительна и лучше уметъ пускать въ ходъ свои ноготки, чмъ я. Никогда не забуду я, какъ приняла она меня и маму, когда мы обдали въ Карронби, или того презрнія, которое она оказывала намъ съ тхъ поръ.
— Если то, что вы говорите, врно,— она жестоко поплатится за это презрніе. А Джемми… Вотъ что значитъ жениться на модной красавиц, выросшей въ порочной сред!
Графъ схватилъ шляпу и готовился выйти.
— Неужели вы не останетесь пить чай?— воскликнула миссъ Рэшертонъ, испугавшись при мысли такъ скоро лишиться его.
— Нтъ, благодарю. Мн сегодня некогда. Я спшу домой.
Съ этими словами графъ поцловалъ ее и исчезъ. Поцлуй былъ торопливый и холодный и оставилъ двушку въ весьма неудовлетворенномъ настроеніи духа. Она и сама не могла предвидть, чмъ кончится ея разоблаченіе, и поможетъ оно или повредитъ осуществленію ея неясныхъ плановъ.
Тмъ временемъ графъ шелъ домой въ мрачномъ, возбужденномъ состояніи духа, кусая усы и недоумвая, правда ли все, что онъ слышалъ. Въ глубин сердца онъ мало врилъ извту. Жены своей онъ не любилъ. Никогда не чувствовалъ онъ къ ней ничего, кром животной страсти, но, какъ ни груба была его натура, онъ не могъ не преклоняться передъ этою красивою, тонко развитою женщиной, которая никогда не позволяла себ ни одного вульгарнаго поступка, не произносила ни одного грубаго слова. Во все продолженіе своей брачной жизни лордъ не могъ припомнить случая, когда онъ искалъ бы доврія жены, обращался бы съ ней искренно или говорилъ о чемъ-нибудь кром будничныхъ вопросовъ. А, между тмъ, онъ сознавалъ, что Глэдисъ способна интересоваться иными предметами и слышалъ, какъ бесдовалъ о нихъ Брукъ. Джемми плъ съ нею, читалъ, разговаривалъ, здилъ верхомъ, а онъ — былъ только мужемъ.
Все это лордъ смутно понималъ, входя въ комнату жены, но отъ этого не мене сердился. По его убжденію, во всемъ виновата сама Глэдисъ: отчего не доврялась она ему? Онъ былъ тутъ, готовый выслушивать ея признанія.
Дойдя до дому, онъ прямо направился къ будуару жены и слъ въ мрачномъ молчаніи.
Глэдисъ съ удивленіемъ посмотрла на него. Она лежала, по обыкновенію, на диван въ просторномъ капот. Рядомъ съ нею стоялъ столикъ съ книгами и работою. Въ комнат чувствовался запахъ фіалокъ, и сама Глэдисъ походила на подломанный подснжникъ. Парсонсъ скромно удалилась, лишь только вошелъ лордъ. Мужъ и жена остались вдвоемъ.
Съ минуту длилось молчаніе. Наконецъ, Глэдисъ догадалась, что что-то неладно, но это ее не испугало. Храбрая по природ, она не знала страха, тмъ мене стала бы она бояться Моунткаррона, котораго научилась такъ искренно презирать. Поэтому она заговорила первая и спросила, что случилось.
— Что случилось!— повторилъ лордъ, довольный тмъ, что нарушено молчаніе.— Нчто весьма важное, по-моему!
— Надюсь, это не касается миссъ Рэшертонъ?— сказала Гледисъ тономъ величайшаго презрнія.
— Дло, по которому я сегодня здсь, не касается ни миссъ Рэшертонъ, ни кого бы то ни было, кром тебя. Прежде всего, я хочу знать, что… что значитъ твоя болзнь?
— Не лучше ли спросить объ этомъ доктора? Онъ больше знаетъ, чмъ я.
— Нтъ. Я хочу, чтобъ вы отвчали мн, сударыня! По комъ или по чемъ тосковали вы такъ, что дошли до этого сквернаго состоянія?
— Наконецъ-то проявляете вы хоть искру смысла!— хладнокровно сказала она.
— Прошу не шутить со мною такимъ образомъ. Я говорю верьезно, лэди Моунткарронъ, будьте такъ добры, помните это. Если вамъ не угодно отвчать на этотъ вопросъ, быть можетъ, вы дадите отвтъ на другой. По какой причин ухалъ въ Индію Джемъ?
Тутъ она покраснла весьма слабо, но, все-таки, замтно.
— Не знаю, почему спрашиваете вы объ этомъ меня. Мистеръ Брукъ вашъ родственникъ, не мой. Обратитесь къ нему.
— Нтъ, милэди, я предпочитаю спросить васъ.
— А я предпочитаю не отвчать. Немного выиграла я отъ брака съ вами. Я хочу, по крайней мр, сохранить за собой право молчать, когда мн угодно.
Графь чуть не задохнулся отъ изумленія передъ ея смлостью.
— Вы не много выиграли отъ брака со мною? Хорошо ли я разслышалъ ваши слова? Я далъ вамъ титулъ, богатство, роскошный домъ, и, по-вашему, это ничто? Чего же, скажите на милость, желаете вы еще?
— Вы никогда не любили меня, Моунткарронъ, а безъ любви все, что вы перечислили, ничего не значитъ для женщины. Давно постигла я эту истину.
— О, неужели? Быть можетъ, одновременно съ этимъ вы нашли кого-нибудь достойнаго любви, хотя у него нтъ этихъ благъ?
Глэдисъ молчала.
— Говорите же. Станете ли вы отрицать, что чувствуете къ Джему нчто больше простой дружбы?
— Я ничего не отрицаю.
— Извстно ли вамъ, что слухъ о вашемъ увлеченіи разнесся по всему Карронби? Ваши тайныя свиданія стали басней всего околотка. Вс знаютъ, что въ то самое время, когда я сдлалъ вамъ честь назвать васъ своею женою, вы нжничали съ Джемомъ. Слышите, Глэдисъ?
— Превосходно слышу. Я не глуха.
— Что же отвтите вы на это?
— Нечего.
— Вы не отрицаете обвиненія?
— Я уже сказала вамъ, что отказываюсь отрицать или утверждать что бы то ни было. По-моему, вы утратили право призывать меня къ отвту. Пока продолжаются ваши сношенія съ миссъ Рэшертонъ, всего безопасне для васъ молчать.
— Но я не хочу молчать. Моя близость съ этою двушкой тутъ ни при чемъ. Мои поступки не имютъ ничего общаго съ вашими. Вы — моя жена, а жену Цезаря никто не долженъ подозрвать.
.Глэдисъ засмялась.
— За то Цезарь можетъ длать все, что ему угодно! Это врно. Бда только въ томъ, что вы — не Цезарь. Если мужчина хочетъ, чтобы жена его была безупречна, онъ, прежде всего, долженъ подавать ей хорошій примръ.
— Безупреченъ я или нтъ, я не позволю вамъ шутить надо мной. Если вы не дадите мн слова прервать вашу непозволительную интимность съ Джемомъ, я буду вынужденъ взяться за дло самъ.
— Никогда не отрекусь я отъ своихъ друзей. Они могутъ бросить меня, но я ихъ не покину.
— Вы признаетесь, что предпочитаете такъ называемую дружбу Брука моему уваженію или своему общественному положенію?
— Тысячу разъ предпочитаю. Если вы желали выслушать правду, вотъ она.
Лордъ сердито всталъ и съ угрожающимъ видомъ подступилъ къ дивану. Въ своемъ возбужденіи Глэдисъ тоже приподнялась. Они стояли теперь лицомъ къ лицу.
— Съ какой стати напускаете вы на себя благородное негодованіе?— вызывающимъ тономъ спросила она.— Что говорила или длала я такого, изъ чего вы могли вывести заключеніе, будто сердце мое принадлежитъ вамъ? Что длали или говорили вы сами, чтобы дать мн право думать, будто вы цните во мн что-либо, кром красоты, которую купили за свои деньги? Да, Моунткарронъ, пора намъ, наконецъ, понять другъ друга. Вы знаете, что бракъ нашъ былъ просто куплей и продажей, но въ этомъ я меньше виновата, чмъ вы, потому что не вдала, что творила. Меня воспитали въ убжденіи, будто богатое замужство — единственная цль для двушки, и, къ несчастію, я этому поврила. Но вы знали или, по крайней мр, должны были знать, что это неправда. Вы много старше и гораздо опытне меня, наконецъ, вы видли столькихъ женщинъ! А, между тмъ, вы, все-таки, купили меня, свою жену, за красоту, точно невольницу. Вы не побезпокоились даже узнать, что происходитъ въ моемъ сердц, да и съ той поры ни разу не поинтересовались освдомиться объ этомъ. Я нравилась вамъ въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ, пока была новинкою, а потомъ вы предоставили мн наслаждаться моимъ собственнымъ обществомъ и титуломъ, а себ нашли новую, хотя и боле грубую, игрушку. По какому же праву спрашиваете вы меня, кого я люблю?
— По праву мужа, и я требую, чтобы вы соображались съ моею волей. Говорите же, былъ Джемъ вашимъ любовникомъ или нтъ?
— Я отказываюсь отвчать на этотъ вопросъ.
Смлость ея довела его до бшенства. Онъ чувствовалъ себя безсильнымъ передъ этою хрупкою женщиной, которую, казалось, легкій втерокъ могъ повергнуть на землю. Чтобы поддержать себя, она опиралась головою на подушки, а, между тмъ, вызывала его съ неустрашимою смлостью. Вс животные инстинкты пробудились въ немъ. Природная грубость и жестокость взяли верхъ и, не думая о ея болзненности или о своей сил, онъ толкнулъ ее прямо въ грудь. Глэдисъ вскрикнула и упала навзничь, ударившись спиною о точеную ножку стола. Въ эту минуту дверь отворилась и на порог появился Брукъ, какъ разъ во-время, чтобы видть ударъ. Онъ тщетно стучался и, слыша гнвные голоса, вошелъ, наконецъ, безъ приглашенія.
Глэдисъ лежала на полу въ обморок. Увидавъ это, Джемъ съ бшенствомъ обратился къ графу. Лицо его было смертельно блдно.
— Негодяй, извергъ!— воскликнулъ онъ.— Какъ смлъ ты ударить ее? Видитъ Богъ, я разглашу твое поведеніе по всему свту.
Не усплъ еще лордъ отвтить, какъ Брукъ кинулся къ Глэдисъ и взялъ ее на руки.
— Глэдисъ, Глэдисъ! Боже мой, она опять лишилась чувствъ. Гд же Парсонсъ? Глэдисъ, открой же глаза! Мн кажется, ты убилъ ее.
— Оставьте мою жену!— заревлъ лордъ.— Какъ смете вы дотрогиваться до нея? Честное слово, если вы не отойдете сейчасъ же, я вышвырну васъ изъ двери.
— Я не оставлю ее,— смло отвчалъ Джемъ,— буду защищать противъ тебя и всего свта, пока не отдамъ ее въ боле надежныя руки, чмъ твои. Тогда ты можешь выбрасывать меня изъ дому, сколько теб угодно.
— Вы оба вызываете меня,— сказалъ Моунткарронъ.— Она не хотла отрицать, что ты ея любовникъ, а ты сжимаешь ее въ своихъ объятіяхъ на моихъ глазахъ. Клянусь небомъ, я отомщу вамъ.
— Она не хотла отрицать этого?— сказалъ Джемъ, нжно глядя на блдное, безжизненное лицо, опиравшееся на его руму.— Если это такъ, то только потому, что она не уметъ лгать. Я дйствительно ея любовникъ, но не въ томъ смысл, какъ понимаешь это слово ты. Я люблю ее, какъ брать, и буду любить до конца моей жизни. Если твой гнвъ долженъ обрушиться на кого-нибудь, такъ пусть же на меня. Я одинъ во всемъ виноватъ.
— Не врю!— воскликнулъ лордъ.— Слыхалъ я и прежде о братской привязанности, и знаю, чмъ она кончается. Поклянешься ли ты, что никогда не думалъ о ней иначе, какъ о сестр?
— Поклянешься ли ты, въ свою очередь, никогда не вымещать на ней моего грха, если я скажу всю правду?
— Да, если она не виновата.
— Она не виновата, Моунткарронъ, чиста, какъ ангелъ небесный. Я знаю, что мое признаніе разлучитъ насъ, быть можетъ, навсегда,— съ подавленнымъ рыданіемъ продолжалъ онъ,— но для нея я перенесу это. Я полюбилъ ее еще раньше, чмъ ты женился. Нтъ, выслушай меня до конца. Я имлъ безуміе признаться ей въ этомъ.
— Когда?
— На прошломъ Рождеств. Я готовъ былъ отнять ее у тебя, у всхъ на свт, у самого Господа, еслибъ только она согласилась послдовать за мною. Но она отказалась, и предпочла остаться съ тобою въ Карронби. Могъ ли ты боле жестоко отплатить за это?
— Она не хотла слушать тебя?
— Разв я уже не сказалъ теб этого? Я ухалъ, потому что былъ несчастенъ, и сознавалъ, что лучше будетъ удалиться. Когда я почувствовалъ себя исцленнымъ, я вернулся. Вотъ и все. Какъ я говорилъ съ самаго начала, одинъ я во всемъ виноватъ. Этому ты долженъ поврить.
— Исцленъ ты или нтъ,— хмуро отвчалъ лордъ, — но въ Карронби ты больше не вернешься. Все между нами кончено. Отнын мы — чужіе.
— Я предвидлъ это и готовъ вынести послдствія своего признанія. Если позовешь Парсонсъ, я уйду сейчасъ. Только будь добръ съ Глэдисъ. У нея любящая и чуткая натура. Будь съ нею кротокъ и она вознаградитъ тебя за это.
— Спасибо. Я не нуждаюсь въ совтахъ относительно жены. Побереги ихъ для своей. Гд же эта дура, Парсонсъ?
Лордъ вышелъ въ сосднюю комнату звать горничную.
Джемъ торопливо наклонился и въ послдній разъ поцловалъ блдное лицо Глэдисъ.
— Ради тебя сдлалъ я это,— шепнулъ онъ,— только ради тебя! Дай Богъ, чтобы своими страданіями я купилъ твой покой.
Черезъ минуту горничная уже суетилась около барыни. Мужчины спустились по лстниц и вышли вмст въ сни.
— Вотъ твоя дорога,— сказалъ графъ, указывая въ сторону Нэтли.— Не показывайся на ней, пока я живъ.
Брукъ былъ слишкомъ гордъ, чтобъ отвчать или желать добиться боле выгодныхъ условій. Онъ молча наклонилъ голову, переступилъ порогъ и торопливо удалился.

Глава XXVIII.
Освобожденіе.

Джемъ вернулся въ Нэтли и пообдалъ, длая видъ, будто ничего не случилось. Ударъ былъ силенъ, и молодой человкъ страдалъ такъ, что не могъ даже допустить мысли о сочувствіи кого бы то ни было. Вечеромъ, когда онъ сидлъ съ сестрою, онъ спокойно сообщилъ ей, что Глэдисъ хуже, и убдилъ ее написать мистрисъ Фуллеръ, разсказать ей все и просить не откладывать доле своего прізда. Когда письмо было кончено и запечатано, лэди Рентонъ удивилась, узнавъ, что братъ хочетъ лично отправить его.
— Милый мой!— воскликнула она,— оно не пойдетъ до завтрашняго дня.
— Нтъ, пойдетъ, если свезти его въ Аллонби.
— Разв оно такъ важно?
— Мн кажется.
— Въ такомъ случа вели Вильяму отправить его. Ночь холодная, теб не годится выходить.
— Спасибо, но я не боюсь стужи и радъ пройтись. Я слишкомъ много зжу верхомъ, Эллиноръ, и уже растолстлъ и излнился.
— Растолстлъ и излнился!— смясь, повторила она, глядя на его стройную и граціозную фигуру.
Джемъ наглухо застегнулъ пальто и вышелъ на морозный воздухъ. Наканун выпалъ снгъ и вся окрестность поблла. Ночь была прозрачная, какъ день. Луна свтила холодно и ясно, небо было усяно звздани. Идя большими шагами съ Аллонби, Брукъ невольно подумалъ, отчего это міръ такъ прекрасенъ, а жизнь такъ грустна? Его жизнь кончилась, завершилась сегодня. Безумныя слова, сказанныя имъ, ршили его судьбу. Никогда не встртится онъ боле съ Глэдисъ. Зачмъ суждено было этому случиться? Кто придумалъ все это, допустилъ, только для того, чтобы разбить ихъ сердца? Зачмъ встртилъ онъ Глэдисъ и, встртившись съ нею, полюбилъ ее и былъ вынужденъ отречься? Все это такъ жестоко, такъ непонятно! жизнь коротка, и мало въ ней счастья. Для чего выпустилъ онъ изъ рукъ свою долю благополучія? Добрый или злой геній внушилъ ему отказаться отъ Глэдисъ, когда она предлагала ему себя? Въ своемъ мрачномъ настроеніи Брукъ никакъ не могъ ршить этого вопроса.
‘Судьба!— подумалъ онъ, быстро шагая по дорог.— До конца моей жизни я все буду твердить одно имя: Глэдисъ! Если я доживу до старости, я, вроятно, женюсь. Нельзя же вчно оплакивать свое горе, но никому не изгнать изъ моего сердца первую, лучшую любовь. Какъ бы ласково ни глядла на меня жена, мн все будетъ казаться, что это ничто сравнительно съ Глэдисъ. Когда дти станутъ карабкаться на мои колна, тщетно буду я искать у нихъ дорогихъ синихъ глазокъ и нжныхъ губъ, которыя я такъ любилъ. Отнын вся моя жизнь будетъ непрерывнымъ тоскливымъ желаніемъ вернуться къ той, отъ которой я отрекся сегодня навки…’
Онъ дошелъ до Аллонби и безостановочно вернулся домой. Быстрая ходьба помогла ему хорошо заснуть, но поутру старая боль пробудилась въ немъ. Ему казалось, будто, признавшись Моунткаррону, что любитъ Глэдисъ, онъ произнесъ собственный смертный приговоръ. Къ Карронби онъ, понятно, не подходилъ, и, вызжая изъ Нэтли, направлялся въ противоположную сторону. Боле чмъ когда-либо занялся онъ фермой и имніемъ. Лэди Рентонъ замтила эту перемну, но не коснулась ея ни словомъ. Она догадывалась, что между братомъ и кузеномъ произошло нчто непріятное, и старалась вознаградить Джемми, чаще навщая Гледисъ и разсказывая, ему все, что ей удавалось вывдать. Черезъ Эллиноръ онъ узналъ, что Фуллеры пріхали и взяли на себя уходъ за дочерью, и что сэръ Фрэнсису отправлено приглашеніе вторично постить паціентку.
— Глэдисъ безспорно хуже, — сказала однажды лэди Рентонъ.— Теперь боль, кажется, совсмъ не покидаетъ ее. По-моему, она опять повредила себ спину, хотя она отрицаетъ это и только говоритъ, что упала во время обморока. Родители встрвожены и хотятъ свезти ее лтомъ на воды въ Германію, если сэръ Фрэнсисъ найдетъ это нужнымъ. Думаю, что это было бы ей полезно.
— Что говоритъ на это Моунткарронъ? Добръ ли онъ съ женой? Ласковъ ли съ Фуллерами? Слышали они что-нибудь объ исторіи съ Рэшертонами?
— Надюсь, что нтъ, хотя, конечно, они не стали бы говорить объ этомъ со мною. Я только разъ встртила Моунткаррона съ ними, и тогда онъ показался мн боле хмурымъ, чмъ обыкновенно. Кажется, они не особенно ладятъ, но мистрисъ Фуллеръ, все-таки, привтливе съ нимъ, чмъ генералъ.
— Она всегда боле интересовалась выгодами брака, чмъ самимъ Моунткаррономъ. Не странно ли, что матери такъ готовы жертвовать дочерьми ради графской короны и богатства! Жертвоприношеніе Авраама ничто сравнительно съ этимъ.
— Дти сами очень охотно соглашаются на подобныя жертвы,— сухо замтила лэди Рентонъ.
— Это врно, Нелли. Я радъ, что Гуго — мальчикъ. Если у меня когда-либо будутъ дочери…
При этихъ словахъ онъ замолчалъ и вздохнулъ. Сестра благоразумно оставила безъ вниманія этотъ вздохъ. Ей не хотлось расшевеливать въ брат воспоминанія.
— Что будешь ты длать сегодня, Джемми?— спросила она.
— Я ду на охоту.
— Моунткарронъ тоже собирается туда. Онъ сказалъ это вчера вечеромъ.
— Чортъ съ нимъ! Какое мн до этого дло? Ужь не думаешь ли ты, что я лишу себя всхъ удовольствій изъ опасенія встртиться съ этимъ болваномъ?
— Конечно, нтъ, только теб не зачмъ такъ горячиться. Я просто разсказала теб фактъ.
— Я. ужасно нетерпливъ, не такъ ли?— спросилъ онъ тономъ раскаянія,— и, что всего хуже, я постоянно грубъ и раздражителенъ съ тобою, Нелли. Это не моя вина, милая. Въ настоящее время мн трудно владть собою, но скоро я поправлюсь. Ты прощаешь меня?
Вмсто всякаго отвта, она привлекла къ себ его красивое лицо и ласково поцловала.
— Дорогой мой Джемъ, — сказала она со слезами на глазахъ,— еслибъ я могла купить твое счастье цной своего собственнаго, видитъ Богъ, я охотно сдлала бы это.
— А я не допустилъ бы тебя до этого, даже еслибъ ты хотла принести такую жертву,— отвчалъ онъ.— У тебя было довольно своего горя, и ты перенесла его молодцомъ. Я хочу послдовать твоему примру. Семья наша всегда отличалась силой характера. Не думай, чтобъ я былъ мене мужественъ, чмъ ты.
На слдующій день, когда Брукъ пріхалъ къ мсту сбора охотниковъ, онъ, по обыкновенію, увидалъ Моунткаррона рядомъ съ миссъ Рэшертонъ. Агнеса хала на прекрасномъ Гольдфлай, которымъ помнялся съ нею влюбленный лордъ. Моунткарронъ выбралъ на этотъ разъ какую-то громадную лошадь. ‘Наврное, тоже рекомендація миссъ Рэшертонъ’,— промелькнуло въ голов Джемми. Встртившись съ парочкою, онъ снялъ шляпу, но ни графъ, ни двушка не отвчали на его поклонъ, и онъ отвернулся, оскорбленный. Ни за что не поступилъ бы онъ такъ съ Моунткаррономъ, если бы даже между ними произошло пятьдесятъ подобныхъ ссоръ.
Отъхавъ на нкоторое разстояніе, онъ обернулся и началъ слдить за влюбленными. Ему не понравилась лошадь Моунткаррона. Уже по тому, какъ она откидывала назадъ уши и показывала блки глазъ, если кто-нибудь подъзжалъ къ ней, Брукъ догадался, что у нея дурной нравъ, да и мундштукъ былъ слишкомъ натянутъ. Джемми понималъ въ лошадяхъ гораздо боле толку, чмъ графъ, и здилъ верхомъ несравненно лучше кузена, который всегда считался тяжелымъ здокомъ. Скачки лошади встревожили Брука. Онъ видлъ, что Моунткарронъ совершенно не уметъ обращаться съ нею, и хотя графъ и выгналъ его изъ своего дома, Джемъ все еще принималъ въ немъ участіе. Черезъ нсколько времени, какъ бы случайно, онъ подъхалъ къ Моунткаррону, и, соскочивъ на землю, принялся поправлять что-то у своего Флайэра. Потомъ, обернувшись къ графу, постарался сказать небрежно, хотя голосъ его все время дрожалъ:
— Кстати, Моунткарронъ, мундштукъ у твоей лошади слишкомъ натянутъ. Не ослабить ли мн его?
Можно было бы подумать, что графъ не слыхалъ этихъ словъ, еслибъ онъ не рванулъ своей лошади и не повернулъ ее такъ круто, что чуть было не сбилъ съ ногъ Флайэра. Смхъ миссъ Рэшертонъ, раздавшійся вслдъ за этимъ оскорбленіемъ, сдлалъ его еще тяжеле для Брука. Онъ поспшно вскочилъ на сдло и умчался вслдъ за другими. Вскор началась охота, и Джемъ, сразу замтивъ, что лошадь причиняетъ Моунткаррону немало хлопотъ, все время тревожно слдилъ за нимъ.
Въ полдень вс подъхали къ низкой каменной стн. Гольдфлай перепрыгнулъ, точно птичка, но лошадь Моунткаррона отказалась послдовать этому примру. Графъ, всегда нетерпливый съ животными, а на этотъ разъ вдвойн раздраженный присутствіемъ Джемми, бшено пришпорилъ ее. Лошадь взвилась на дыбы, получила ударъ хлыстомъ по голов, но, закусивъ удила, понеслась по полю. Брукъ съ ужасомъ смотрлъ ей вслдъ. Она мчалась прямо къ мловой шахт.
— Ради Бога, Моунткарронъ, поверни ея голову!— въ волненіи кричалъ Джемъ, когда графъ пронесся мимо него, точно изъ лука стрла. Онъ такъ крпко натягивалъ мундштукъ, что рзалъ тло лошади. Пригнувъ голову къ колнамъ, она мчала всадника, куда ей было угодно.
— Они несутся прямо къ шахт!— воскликнулъ Брукъ, готовясь слдовать за лордомъ.
Но что могъ онъ сдлать? Лошадь Моунткаррона уже исчезла вдали. Скакать за нею по пятамъ значило бы только увеличить опасность, а, между тмъ, впереди разстилалась грозная шахта, сулившая врную смерть.
— Осадите ее сразу, одною рукой! Соскочите, ради Бога, соскочите!— таковы были крики и мольбы, раздававшіеся за графомъ во время его безумной скачки. Но это было такъ же безполезно, какъ еслибъ на его пути положили тоненькую втку. Увидавъ, что вс увщанія тщетны и что Моунткарронъ потерялъ всякую власть надъ лошадью, Брукъ и нкоторые другіе бросились за нимъ. Мисъ Рэшертонъ осталась на мст. Она слишкомъ боялась того, что могла бы увидать, если бы подъхала къ шахт.
— Боже мой!— воскликнулъ кто-то,— онъ упалъ!
Джемми закрылъ глаза. Голова его закружилась. Онъ не смлъ даже думать о томъ, какое зрлище ожидаетъ его. Черезъ минуту всадники осадили лошадей и спшились. Слзъ и Брукъ. Стоя у самаго края шахты, онъ не могъ ршиться заглянуть въ нее. Кто-то изъ постороннихъ оказался храбре.
— Боже мой!— воскликнулъ онъ,— лошадь и онъ убились на смерть.
При этихъ страшныхъ словахъ, Брукъ, казалось, оживился и во что бы ни стало захотлъ идти на помощь кузену. Вопреки всмъ совтамъ, онъ спустился по отвсному скату, разрывая одежду и раня руки. Ему было все равно, убьется онъ или нтъ, лишь бы помочь Моунткаррону. Не усплъ онъ, на половину скользя, на половину падая, добраться до дна ямы, какъ подбжалъ къ лорду и вытащилъ его изъ-подъ трепетавшей еще лошади.
— Приведите хирурга, какъ можно скоре!— крикнулъ онъ стоявшимъ наверху.— Онъ еще живъ, только безъ чувствъ. Ради Бога, помогите!
Съ этими словами онъ обнялъ лорда и положилъ его голову себ на грудь.
— Моунткарронъ, милый, ты очень ушибся? Скажи хоть одно слово. Сердце мое надрывается.
При этомъ призыв графъ открылъ глаза, уже начинавшіе тускнть.
— Сорвалось!— слабымъ голосомъ сказалъ онъ. Потомъ, увидавъ Брука, прибавилъ, точно между ними никогда ничего не было:— Джемъ, не плачь. Я всегда любилъ тебя.
Съ этими словами онъ снова закрылъ глаза.
— О, Моунткарронъ!— воскликнулъ молодой человкъ, подавленный горемъ и ужасомъ,— мы всегда были съ тобою какъ братья. Скажи, что ты прощаешь меня. Я не хотлъ… никогда не думалъ… Еслибъ ты любилъ ее…— отрывочно бормоталъ онъ, но, не имя силъ продолжать, завершилъ все мольбою:— Говори, ради Бога. Скажи, что ты прощаешь меня!
— Все хорошо…— прошепталъ графъ глухимъ голосомъ,— все хорошо, Джемъ. Я… я… прощаю. Не мучься… обо…мн.
Съ этими словами онъ внезапно вытянулся въ объятіяхъ Брука, вздрогнулъ и испустилъ духъ.
Джемъ сидлъ, точно во сн, держа на рукахъ трупъ Моунткаррона. Даже тогда, когда прибылъ хирургъ съ носилками и толпою любопытныхъ, чтобъ отнести раненаго домой, онъ далъ взять тло, не произнеся ни слова. Доктору не пришлось говорить ему, что графъ умеръ. Онъ съ самаго начала зналъ это и былъ совершенно ошеломленъ. Пославъ въ Карронби гонца предупредить генерала, онъ двинулся съ печальною процессіей къ дому, гд еще такъ недавно жилъ Моунткарронъ.
Когда они пришли туда и уложили покойнаго на постель, гд нсколько часовъ передъ тмъ онъ отдыхалъ, полный жизни и силъ, Брукъ грустно отвернулся и похалъ назадъ въ Нэтли.
Голова его кружилась, сердце надрывалось отъ горя и раскаянія, онъ чувствовалъ, что можетъ видть лишь одного человка на свт — свою сестру.
Сидя у ея ногъ, спрятавъ лицо въ ея колна и чувствуя, что ея ласковыя руки обвиваются вокругъ ея шеи, Джемми наедин съ нею, своею второю матерью, и передъ лицомъ Бога сдлалъ полную исповдь своей слабости, своего безумія и раскаянія, и нашелъ въ ея женской симпатіи и нжности облегченіе для своихъ страданій. Онъ не могъ говорить или думать ни о чемъ, кром Моунткаррона и того оскорбленія, которое нанесъ кузену. Все остальное, внезапная перемна, совершившаяся въ собственной судьб Джема, препятствіе, исчезнувшее съ его пути,— все было забыто.
Когда старый дворецкій, перешедшій къ нему на службу по наслдству отъ отца, торжественно возвстилъ:
— Кушанье подано, милордъ!
Джемъ вскочилъ, точно пробужденный отъ сна.
Какъ!— воскликнулъ онъ.
— Кушанье подано, милордъ,— снова повторилъ дворецкій.
Лэди Рентонъ поспшила отвтить:
— Хорошо, Симмондсъ, мы сейчасъ придемъ. Ты забываешь, милый,— ласково обратилась она къ Бруку,— что честь нашего имени теперь въ твоихъ рукахъ.
— Да,— уныло отвтилъ онъ,— я дйствительно забылъ это.
Потомъ, опустивъ блокурую голову на колна сестры, точно онъ снова сдлался маленькимъ ребенкомъ, новый графъ разразился слезами и воскликнулъ:
— А я еще обманывалъ его, Нелли, обманывалъ!…

Глава XXIX.
Наконецъ!

Безполезно было бы описывать погребеніе лорда Моунткаррона. Такія церемоніи всегда тяжелы и печальны, а ради высокаго положенія покойнаго было сдлано все, чтобы придать похоронамъ еще боле удручающій характеръ. Половина населенія графства присутствовала на нихъ, но главнымъ лицомъ былъ Брукъ. Когда обрядъ и вс законныя формальности кончились, когда пордла немного толпа провожатыхъ, новый графъ отозвалъ въ сторону старика Фуллера.
— Генералъ,— нервно началъ онъ,— лэди Моунткарронъ, надюсь, понимаетъ, что домъ этотъ въ ея распоряженіи, пока она пожелаетъ оставаться въ немъ. Я узжаю на нкоторое время. Неожиданность всего случившагося совершенно разстроила меня, и перемна мн необходима. Пройдетъ, быть можетъ, годъ, прежде чмъ я поселюсь въ Карронби. Скажите же вашей дочери не торопиться… Пусть она считаетъ этотъ домъ своимъ собственнымъ…
— Вы очень добры, любезнйшій графъ, но мы узжаемъ завтра, и дочь съ нами. Все это время она только и молила меня объ одномъ — увезти ее домой. Это очень естественно. Графъ былъ тяжелъ для такого молодаго существа, и бдное дитя тоскуетъ по ласкамъ своей семьи. Все устроено для нашего отъзда завтра утромъ.
Завтра утромъ!— повторилъ Джемми, — какъ скоро! Можно ли мн проститься съ нею?
Но тутъ вмшалась мистрисъ Фуллеръ. Если генералъ ни о чемъ не догадывался, она поняла тайну дочери и полагала, что свиданіе съ бывшимъ мистеромъ Брукеръ могло быть только вредно для вдовствующей графини.
— Мн очень жаль отказать вамъ въ вашей просьб, лордъ Моунткарронъ,— сухо сказала старуха,— но, какъ вамъ извстно, Глэдисъ очень слаба и упала духомъ, и я думаю, что въ настоящее время ей было бы вредно видть кого бы то ни было, связаннаго съ прошлымъ. Она очень опечалена своею потерей.
Послднее замчаніе было внушено мистрисъ Фуллеръ материнскимъ самолюбіемъ. Она боялась, какъ бы Брукъ не вообразилъ, что дочь ея втайн радуется своему избавленію.
— Конечно, она должна быть опечалена,— простодушно сказалъ Брукъ.— Это было ударомъ для всхъ насъ. Я не спалъ ни одной ночи съ этой минуты.
Онъ былъ очень огорченъ тмъ, что ему не позволяютъ видть Глждисъ и проститься съ нею. Ему такъ хотлось бы взглядомъ, пожатіемъ руки, словомъ надежды, произнесеннымъ шепотомъ, оставить въ ней воспоминаніе о его привязанности! Но, быть можетъ, имъ лучше не видаться. Все еще такъ ново, такъ ужасно. Присутствіе его могло бы, пожалуй, раздражить ее, а не утшить. Не другомъ предсталъ бы онъ передъ нею, а живымъ укоромъ. Подъ вліяніемъ этихъ мыслей онъ отвчалъ:
— Передайте же, пожалуйста, лэди Моунткарронъ мой дружескій привтъ и то, что я сейчасъ сказалъ насчетъ Карронби. Уврьте ее, что если я могу быть ей чмъ-нибудь полезенъ, ей стоитъ только приказать.
Генералъ передалъ эти слова молодой женщин, которая лежала на диван, устремивъ глаза въ пространство, точно ожидая чего-то. Мать замтила, какъ при имени Брука краска прилила къ ея блднымъ щекамъ. Никакого другаго признака волненія она не обнаружила.
— Разв я не увижу его до своего отъзда?— спросила она, когда кончилъ отецъ.
— Графъ не желаетъ этого,— быстро отвчала мистрисъ Фуллеръ.— Онъ, видимо, обрадовался, когда я предложила отсрочить ваше свиданіе. Ему, конечно, тяжело явиться передъ тобою при измнившихся обстоятельствахъ. Онъ сказалъ, что ты можешь остаться въ Карронби сколько теб угодно, потому что онъ скоро узжаетъ. Но, конечно, отецъ сообщилъ ему, что ты отправляешься съ нами въ городъ.
— Скоро узжаетъ…— прошептала Глэдисъ.— Но куда же?
— Это не наше дло, милая!— раздражительно отвчала мать — Отнын намъ не часто придется имть сношенія съ лордомъ Моунткаррономъ или съ Карронби. Намъ нужно думать только о теб и о томъ обезпеченіи, которое оставилъ теб покойный графъ. Слава Богу, оно настолько щедро, что сдлаетъ тебя на всю жизнь независимой отъ кого бы то ни было.
Глэдись отвернула печальное лицо и, казалось, не находила никакого удовольствія въ мысли о богатомъ обезпеченіи, закрпленномъ за нею. Генералъ съ любопытствомъ и сочувствіемъ поглядлъ на дочь. Онъ не понималъ ея. На его долю выпала обязанность сообщить ей извстіе о смерти мужа, и посл перваго изумленнаго и недоврчиваго взгляда она только сказала: ‘слишкомъ поздно!’
Что означали эти слова? Старикъ подумалъ, ужь не омрачило ли неожиданное горе умъ любимаго дтища, но жена посовтовала ему не дурачиться и не ломать головы надъ вопросами, въ которыхъ онъ ничего не смыслитъ. Однако, генералъ ясно понялъ. Какъ бы ни глядла Глэдисъ на внезапное разрушеніе своихъ честолюбивыхъ надеждъ, она искренно желала скоре вернуться домой, льнула къ отцу гораздо боле, чмъ въ матери, и, казалось, не знала покоя, когда онъ хоть на шагъ удалялся отъ нея.
Это продолжалось и тогда, когда они перехали въ Лондонъ. По желанію Глэдисъ, ей устроили спальню рядомъ съ кабинетомъ, для того, чтобы всякое утро можно было передвигать диванъ, на которомъ она лежала, въ комнату отца, и она видла бы его лицо и слышала его голосъ. Если эти сношенія были драгоцнны для лэди Моунткарронъ, то какъ дороги были они для старика! Онъ точно помолодлъ съ тхъ поръ, какъ любимая дочь была опять съ нимъ, превратился въ нжнйшую няньку, первый входилъ въ комнату больной по утрамъ, послдній выходилъ изъ нея вечеромъ, самъ носилъ Глэдисъ пищу и никому не позволялъ передвигать дивана, на которомъ лежало его сокровище.
Черезъ нсколько недль такого постояннаго общенія, генералъ не только, попрежнему, пользовался любовью дочери, но и ея полнымъ довріемъ. Признаніе, которое она ему сдлала, огорчило и, вмст съ тмъ, обрадовало его.
— О чемъ думаешь ты, Глэдисъ?— спросилъ онъ однажды, замтивъ, что слезы навертываются мало-по-малу на ея синихъ глазахъ.
— Я думаю, папочка, о томъ, какъ славно кончилось мое блестящее замужство. Я хотла быть графиней, несмотря на все, что ты мн говорилъ, а вотъ я теперь больная, ненужная никому, и всю жизнь буду подвергать испытанію твое терпніе. На что мн теперь титулъ и деньги? Чего бы я не дала, чтобы снова стать Глэдисъ Фуллеръ, бгать по всему дому и танцовать до утра.
— Но, милая, болзнь твоя произошла не отъ того, что ты графиня.
— О, отецъ, ты не знаешь и половины моей исторіи! Ради тебя я старалась притворяться, пока онъ жилъ, но теперь, когда все кончено, почему бы теб и не знать всего? Ты былъ правъ, папа. Я воображала, что могу быть счастлива безъ любви, но жестоко ошиблась. Любовь намъ необходима. Жить безъ нея невозможно.
Добрые глаза генерала приняли тревожное выраженіе.
— Мн тяжело слышать, что ты такъ страдала, милая. Но, слава Богу, ты еще молода и можешь встртить ту любовь, по которой тоскуешь.
Лэди Моунткарронъ болзненно вскрикнула.
— Нтъ, нтъ, папа, не говори этого! Мн больно отъ твоихъ словъ. Слушай, милый. Я встртила ту любовь, которая могла бы удовлетворить меня, и прошла мимо нея. Теперь любимый человкъ, въ свою очередь, отшатнулся отъ меня и никогда не будетъ моимъ. Не говори же объ этомъ, ради Бога!
Вмсто всякаго отвта, отецъ подошелъ къ дивану и обнялъ дочь.
— Ты жалешь обо мн, милый папа, не такъ ли?— рыдая, продолжала графиня.— Я догадывалась… Я уже давно подмтила, что и у тебя было когда-то разочарованіе въ любви, и отъ этого еще боле привязалась къ теб. Я такъ люблю тебя, отецъ!…
Генералъ, вспомнивъ о своей незабвенной Винифред, крпче сжалъ дочь въ объятіяхъ, не отвчая начего.
— Ты никогда не коснешься этого боле, папочка, не правда ли? Моя тайна должна быть священна для тебя, какъ твоя — для меня. Давай жить другъ для друга, милый! Замужъ я боле не выйду. Одна мысль о брак уже ненавистна мн. Я буду твоею дочерью и подругой до той минуты, когда мы оба переселимся на небо.
Такимъ образомъ, мало-по-малу Глэдисъ открыла отцу душу, а генералъ узналъ, какъ ужасенъ былъ ея бракъ и какое облегченіе доставила ей неожиданная свобода. Но никогда не слыхалъ онъ имени того таинственнаго милаго, воспоминаніе о которомъ длало для Глэдисъ всхъ остальныхъ мужчинъ похожими на блдныя тни.
Она искренно врила, что Джемми покинулъ ее, оплакивала его, какъ оплакиваютъ мертвыхъ, и такъ же мало думала, что онъ можетъ снова появиться на ея жизненномъ пути и возвратить ей радость, какъ еслибъ онъ дйствительно умеръ.
Раза два писалъ онъ ей, но очень осторожно, а читать между строками она не умла или не желала. Вынужденную сдержанность его она приписывала холодности и плакала надъ его дружескими посланіями, какъ надъ могилой своей любви.
Когда Винни коснулась однажды признанія, сдланнаго ей сестрою въ былые дни, и выразила надежду, что скоро исчезнутъ вс препятствія съ ея пути, Глэдисъ остановила ее, точно она сдлала большой промахъ.
— Никогда не возвращайся боле къ этому, Винни!— горячо воскликнула она.— Мн стыдно даже вспомнить то, что я говорила теб. Все давно миновало. Пожалуйста, забудь это и поврь, что этому никогда не бывать. Онъ совсмъ не тотъ человкъ, за котораго я его принимала, и я излечилась отъ своего безумія.
— Очень рада слышать это, — замтила практическая мистрисъ Прендергжстъ.— Я никогда не имла высокаго понятія о немъ и уврена, что ты можешь гораздо лучше устроить свою судьбу. Я полагаю, что ты на всю жизнь наглядлась на Моунткарроновъ и рада будешь перемнить фамилію, хотя бы только для того, чтобы не слыхать этого звука.
— Лучше устроить свою судьбу?— иронически повторила Глэдисъ.— Что за безуміе даже говорить объ этомъ, когда ты знаешь, что я на всю жизнь прикована къ дивану! Могу ли я еще разъ выйти замужъ? Да кто захочетъ навязать себ на шею жену съ болзнью спиннаго мозга?
— Ну, это пройдетъ,— бодро отвчала сестра.
Она напускала на себя увренность ради Глэдисъ, но вся семья начинала серьезно тревожиться объ ея здоровь. Сэръ Фрэнсисъ еще не потерялъ надежды, но полагалъ, что болзнь затянется. Жестокое паденіе, во время котораго молодая женщина ударилась спиной о столъ, повлекло за собою такіе симптомы, которые грозили совершенно приковать ее къ постели. Окружающіе тщательно старались поддерживать въ ней надежду, но прилагали къ длу столько усердія, что еще боле возбуждали мнительность больной.

——

Тмъ временемъ новый лордъ Моунткарронъ всякій день твердилъ сестр:
— Не създить ли мн завтра въ городъ, Нелли? Не находишь ли ты, что я ждалъ достаточно долго?
А лэди Рентонъ только качала головой и говорила:
— Прошло всего три мсяца, милый. Едва ли было бы прилично объясняться съ нею такъ скоро.
Онъ нетерпливо отворачивался и принимался за работу, но на другой день опять предлагалъ тотъ же вопросъ. Наконецъ, онъ объявилъ:
— Я не могу доле выслушивать твоихъ совтовъ, Нелли. Ты вовсе не думаешь о нашихъ страданіяхъ. Прошло уже около пяти мсяцевъ со времени смерти бднаго Моунткаррона. Понятно, что мы не можемъ еще обвнчаться…
— Обвнчаться, Джемми? О чемъ думаешь ты!— воскликнула сестра.
— Выслушай меня, Нелли. Какъ я уже говорилъ, мы, конечно, не можемъ обвнчаться до конца года, хотя это, по-моему, страшная нелпость, но нтъ никакой причины, почему бы мн не объясниться и не уладить дло. Я не въ силахъ доле терпть этой неопредленности. Она убиваетъ меня. Я долженъ заручиться общаніемъ Глэдисъ и дать ей свое слово, или я сойду съ ума.
— Быть можетъ, она уже сама раздумала,— спокойно произнесла Эллиноръ, въ глубин сердца немного ревновавшая брата къ лэди Моунткарронъ.
— Спасибо за утшеніе,— воскликнулъ графъ, вскакивая съ мста.— Другими словами, это значитъ, что я долженъ хать сегодня въ Лондонъ съ одиннадцати часовымъ поздомъ. Я не пропущу ни одной лишней ночи, не узнавъ своей судьбы.
Онъ явился въ городъ какъ разъ во-время. Была середина іюля, и Фуллеры уже укладывались, чтобы хать въ Германію, гд для Глэдисъ ожидали большой пользы отъ какихъ-то ваннъ.
Никого не было дома, кром генерала, который, не подозрвая ничего, ввелъ молодаго графа въ комнату дочери безъ всякаго предупрежденія.
— Можете ли вы ее видть, милый мой? Конечно, можете.. Почему же нтъ? Мы давно поджидали васъ, но, вроятно, вы не были въ город въ ныншнемъ году?
— Нтъ. Мы думали съ сестрой, что мн лучше пока не прізжать.
— Врно, врно. Очень грустное обстоятельство. Мы вс были глубоко потрясены. Лэди Моунткарронъ теперь окрпла, значительно окрпла. Сэръ Фрэнсисъ нашелъ замтное улучшеніе и возлагаетъ большія надежды на нмецкія воды, куда мы отправляемся на будущей недл.
— На будущей недл!— воскрикнулъ лордъ Моунткарронъ.— Значитъ, я пріхалъ какъ разъ во-время.
— Какъ разъ во время!— смясь, подтвердилъ генералъ.— Я увренъ, что Глэдисъ будетъ очень рада васъ видть.
Во время этого разговора старикъ шелъ съ гостемъ къ кабинету и безъ церемоніи распахнулъ дверь.
— Глэдисъ, дитя мое, я привелъ къ теб стараго друга. Лордъ Моунткарронъ пріхалъ проститься съ нами до нашего отъзда въ Германію.
Услышавъ это имя, Глэдисъ, быстро приподнявшая голову при появленіи отца, снова упала на подушки и поблднла, какъ смерть.
— Это только въ первую минуту,— шепнулъ старикъ графу.— Звукъ этого имени всегда потрясаетъ ее. Она скоре оправится безъ свидтелей. Я оставлю васъ однихъ.
И съ этими словами генералъ удалился, затворивъ за собою дверь.
Лордъ подошелъ къ дивану и взглянулъ на блдную женщину, отстранявшуюся отъ него и закрывшую лицо руками.
— Моя Глэдисъ!— прошепталъ онъ, наконецъ, тономъ безконечной нжности.
При этомъ звук она почувствовала, что онъ все еще ея другъ, если не милый. Кровь прилила къ ея щекамъ, и он стали похожи на алую розу.
— Отчего не пріхалъ ты раньше?— со вздохомъ спросила она.
— Меня не пускали. Эллиноръ увряла, что еще слишкомъ рано, что ты можешь превратно истолковать мои побужденія, счесть меня навязчивымъ. Но, мн кажется, мы понимаемъ другъ друга, Глэдисъ. Во время нашихъ послднихъ свиданій между нами не было никакой скрытности, не такъ ли?
— Никакой,— вспыхнувъ, отвчала она, хотя сердце ея замерло при мысли о томъ, что собирается онъ сказать.
— Твое ршеніе не измнилось съ тхъ поръ, Гледисъ?
— Нтъ,— съ трудомъ произнесла она.
— Мое тоже нтъ. Ты очень старательно убждала меня жениться. Ну, я и хочу сдлать по-твоему. Это тебя не удивляетъ?
— Нтъ,— слабымъ голосомъ отвчала она.
— Если это было нужно прежде, то теперь вдвойн. Не пожелаешь ли ты мн счастья?
— Да. Ты… ты женишься… на миссъ Темпль?
— На миссъ Темпль?— смясь, повторилъ лордъ.— Еще бы! Да разв я могу жениться на комъ бы то ни было, кром той женщины, которую люблю, какъ свою жизнь? Ты знаешь, кто это, Глэдисъ?
Она покачала головой. Ей все еще не врилось въ постоянство Джемми. Замтивъ грустное выраженіе ея лица, онъ приблизился въ дивану и опустился на колна.
— Была разъ женщина, Глэдисъ, которая предложила отречься отъ свта и всего, что ей дорого, ради меня, хотла промнять богатство, титулъ, общественное положеніе на позоръ, лишь бы быть со мною.
— О, Джемми,— порывисто воскликнула она, закрывая лицо руками,— не напоминай мн этого!
Онъ овладлъ ея пальцами, отнялъ ихъ отъ лица и прижалъ свою голову къ ея голов.
— Но я долженъ напомнить теб это. Это былъ самый счастливый часъ моей жизни. Я горжусь имъ. Тогда мн пришлось опечалить тебя, хотя Богъ свидтель, что я терзалъ, вмст съ тмъ, и свое сердце. Если это въ моей власти, дай же мн исцлить теперь ту рану, которую я нанесъ теб, дай хоть нсколько вознаградить тебя за твою безкорыстную любовь. Я предлагаю теб свое имя, покровительство,— все, что имю. Ты моя жена. Души наши сочетались уже давно. Завершимъ же этотъ бракъ на глазахъ у всего свта.
— Твоя жена, Джемми?— дрожа, переспросила она.— Да ты, врно, забылъ, во что я превратилась! Могу ли я быть твоею женой… я, неизлечимо больная? Можетъ ли жалкое созданіе, неспособное шевельнуть рукою, быть хозяйкою дома, исполнять какія-либо обязанности? О, Джемми, ты забылъ все это!— продолжала она, заливаясь слезами.
Онъ осушилъ ихъ поцлуями.
— Ничего не забылъ я, милая, а, главное, не забылъ, что научился цнить твою душу и сердце выше всего. Пока они преданы мн, Глэдисъ, ты моя жена, и никакая женщина не займетъ твоего мста.
— Захочешь ли ты на всю жизнь связать себя съ безполезнымъ инвалидомъ?
— Какъ помшаешь ты этому,— весело спросилъ онъ,— если я положилъ на это всю душу? Слушай, Глэдисъ: было время, когда ты ни въ чемъ не могла отказать своему Джемми. Ужь не хочешь ли ты начать это теперь?
Онъ обнялъ ее, положилъ ея голову себ на грудь и осыпалъ страстными поцлуями ея глаза и губы, пока она не шепнула:
— О, Джемми, я твоя… всегда была твоею съ перваго дня нашей встрчи. Длай со мною, что хочешь.

——

Мы снова въ Карронби. Джемми и Глэдисъ женаты уже три года. Виконтъ Тальмеджъ, которому исполнился почти годъ, прыгаетъ на рукахъ няни и весело визжитъ, глядя на шалости своихъ кузеновъ, маленькихъ Прендергэстовъ, которые катаются по трав.
Мистрисъ Фуллеръ и Винни суетятся около дтей, а генералъ сидитъ съ дочерью на лугу подъ тнью раскидистыхъ старыхъ деревьевъ. Глэдисъ все еще кажется хрупкою, и, вроятно, такою останется на всю жизнь, но можетъ уже стоять и ходить попрежнему, хотя и неспособна еще на значительныя физическія усилія.
— Къ счастью, въ нихъ нтъ никакой нужды,— смясь, говорилъ генералъ.— Да мн кажется, Моунткарронъ и не позволилъ бы теб утомляться.
— Думаю, что съ Джемми сдлался бы припадокъ, еслибъ онъ увидалъ, что я хочу бгать. Онъ не даетъ мн даже носить моего ребенка.
— Я бы очень желала, чтобы ты разучилась звать мужа по имени, Глэдисъ,— укоризненно замтила мать.— Это вовсе неприлично, да и какъ-то смшно, наконецъ, просто непочтительно.
Мистрисъ Фуллеръ никакъ не могла отвыкнуть отъ привычки думать больше о выгодахъ брака, чмъ о самомъ человк, и содрогалась при одной мысли чмъ бы то ни было унизить достоинство графа и графини.
— Вотъ онъ!— воскликнула Глэдисъ, довольная тмъ, что можетъ прервать рацею матери.
По полян шелъ лордъ Моунткарронъ, въ этотъ день смотрвшій красиве, чмъ когда-либо, въ своемъ бархатномъ охотничьемъ костюм.
— Милый, какъ ты запоздалъ!— воскликнула Глэдисъ, идя ему на встрчу.
Моунткарронъ обнялъ ея стройный станъ, любовно глядя въ сіяющіе глазки.
— Джемми,— шепнула она, стоя на цыпочкахъ и прижимаясь къ его лицу,— какъ мн тебя звать?
— Какъ ты звала меня въ ущель ‘Луннаго свта’, дорогая,— отвчалъ онъ тихо.— Зови тмъ именемъ, какимъ призывала ты меня, когда мы разставались, какъ думали тогда, навки. Пусть буду я для тебя только ‘Джемми’, твоимъ Джемми до конца моей жизни!
И тутъ же, къ великому ужасу мистрисъ Фуллеръ, онъ крпко обнялъ жену и поцловалъ ее…

А. В.

‘Русская Мысль’, кн. VII—XII, 1886

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека