Н. Федоров
Н. Федоров
Наследие Канта
Наследие Канта
Наследие Канта, Федоров Николай Федорович, Год: 1903
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Счастие, которое мог дать человеку Кант, покупалось очень дорогою ценою:
Забудь о совершенстве, тебе недоступном (= Бог есть лишь идеал), и тебя не будет беспокоить твое несовершенство!
Не думай о смерти: ты не будешь впадать в паралогизм бессмертия!
Занимайся только видимым и не помышляй о будущем!
Конечен и вечен мир или нет — тебе не решить этого и нет тебе дела до этого!
Таковы решения теоретического разума.
Однако все отрицание критики чистого разума основано на предположении о неизбежности для человека розни, знания только для себя и невозможности соединения в общем деле. Но это предположение есть предрассудок, вовсе не сознаваемый, как таковой, великим философом. То, что Кант считал недоступным знанию, есть предмет дела, но дела, доступного для людей лишь в их совокупности, а не в отдельности и розни.
На непродуманном признании неизбежности розни основана и ‘Критика практического разума’. Порок розни положен в основу нравственной системы Канта. Этот философ принадлежал к эпохе ‘просвещенного абсолютизма’, он перенес принцип этого абсолютизма и в мир нравственный. Он как будто даже Бога заставляет сказать: ‘все для людей и ничего через людей!’ Принцип розни и безделия последовательно проведен во всех трех ‘Критиках’. ‘Философия искусства’, называемая Кантом ‘Критикою суждения’, говорит не о том, как нужно творить, а лишь о том, как нужно судить о предметах художеств и произведениях природы. Это философия для рецензентов, а не для художников и поэтов, даже не для художников, взятых в отдельности, не говоря уже о том их состоянии, когда на них можно будет смотреть как на созидателей одного и того же произведения совокупным, общим их трудом, вопреки ныне царящей между ними розни и даже вражде. Равным образом и природа (у Канта) рассматривается не как предмет дела, действия, обращения слепой силы в управляемую, а лишь как предмет созерцания и суждения, притом только с эстетической, а не с нравственной стороны, с точки зрения коей природа является силою разрушающею, смертоносною. (Между тем именно с этой-то последней — нравственной — точки зрения вопрос о природе существенно важен для всех людей безусловно как ученых, так и неученых, тогда как) эстетическое, отделенное от нравственного, эстетическое, перенесенное в область только зрения и слуха, является (теперь) принадлежностью одного интеллигентного класса, умствующего и умничающего…
Но если бы Кант предположил возможность объединения и общего дела (что, по-видимому, противоречит вообще немецкому характеру, а Канту в особенности), то критика разума теоретического была бы отрицанием знания, а не дела, иначе сказать: осуществленное субъективное стало бы проективным.
Критика разума практического осудила бы тогда действие, совершаемое в отдельности, осудила бы рознь, но раскрыла бы план дела общего (проект его). И тогда критику практического разума нельзя было бы отделить от критики разума теоретического, ибо практическое дело, обращаемое в исследование (не в принципах и общих основаниях лишь, а в реальной, конкретной действительности), стало бы тогда знанием.
Религия, поставленная в пределы такого разума, то есть религия, не отделяющая теории от дела, догмата от заповеди, не была бы бессодержательной и бессильной кантианской религией, а была бы всесильным делом Божиим, делом Бога отцов.
Критика религии названа ‘религией в пределах разума чистого’, то есть теоретического, неспособного к знанию внеопытному (?) и разума практического, неспособного к общему делу.
Критика чистого разума может быть названа наукою в узких пределах искусственного, необъединенного опыта, точно так же как критика разума практического может быть названа жизнью, поставленною в узкие пределы личных дел и розни, за порок не считаемой, разного рода шалостей и ребячеств, вообще нравственностью для несовершеннолетних.
Опыт, производимый не кое-где, кое-когда и кое-кем, а всеми, всегда, везде (на всей земле), обладает всеобщностью и необходимостью, то есть дает суждения, имеющие такие свойства, которые, по Канту, принадлежат суждениям априорным. Таков и есть опыт каразинский, выполняемый должным образом…
Все хорошее, по учению теоретического разума, составляет идеал, а не действительность, действительность же воспринимается разумом практическим. Но действительность в том виде, в каком она до сих пор есть, состоит во-1) из бездушного мира, из бездушной и бесчувственной силы, а потому учению о ней приличествует название не космологии, а хаосографии. Во-2) действительность (в ее нынешнем, недолжном виде) состоит из бессильных душ, учению о коих название психологии может быть дано лишь в смысле проективном, в смысле возможности перевоспитания (пересоздания) их в души активные, способные воздействовать на силу бездушную, слепую. Отделение мира от разума и чувства и — души от силы (мировой) есть действительность, есть факт, но вместе с тем это есть и мировое зло. Объединение же мира и духа, мировой силы с разумом и чувством есть проект, но вместе с тем — и заповедь Божия и, наконец, — действительность возможная и долженствующая быть, а не идеал отвлеченный и недостижимый.
Оригинал здесь — http://www.magister.msk.ru/library/philos/fedorov/fedor043.htm