Наш враг не Польша, а полонизм, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1863

Время на прочтение: 10 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.

Статьи из газеты ‘День’ (1863)

Нашъ врагъ не Польша, а полонизмъ.

Москва, 21-го сентября 1863 г.

Что бы мы ни длали, чмъ бы ни занимались, чмъ бы ни старались занять теперь нашу мысль и чувство,— и мысль и чувство продолжаютъ невольно обращаться по прежнему въ одну сторону,— все къ той же Польш, да къ тому же Западному краю Россіи! Такъ называемый Польско-Русскій вопросъ есть по истин, по выраженію поэта, ‘властитель нашихъ думъ’ въ настоящее время, и сосредоточиваетъ на себ, почти исключительно и нераздльно, всю силу общественнаго участія и вниманія. Упраздняя, или лучше сказать поглощая собою вс прочіе, даже немаловажные общественные интересы, высокій интересъ Польско-Русскаго дла будетъ еще долго раздражать нервы нашего общества и возбуждать его нравственную дятельность. При той духовной лни, которою, къ сожалнію, всегда отличалось наше общество, заключается въ этомъ для него, безъ сомннія, великое благо. Ему подчасъ, можетъ быть, уже и надодаютъ вс эти нескончаемые толки и споры,— оно, въ понятномъ нетерпніи, хотло бы раздлаться разомъ съ этимъ неотвязчивымъ и мучительнымъ вопросомъ,— но не тутъ-то было, вопросъ мудренъ и не поддается такъ легко разршенію! Оно надялось, что посл такого великодушнаго патріотическаго напряженія, какое оно проявило ныншнимъ лтомъ, ему, т. е. обществу, можно будетъ и поотдохнуть немного въ чувств удовлетвореннаго національнаго самолюбія, и ослабить — все же нсколько неудобную для обычнаго теченія жизни, возвышенность своего настроенія,— но судьба распорядилась иначе, и Польско-Русскій вопросъ продолжаетъ себ торчать и, такъ сказать, стучаться въ двери по прежнему! Даже блистательнйшій исходъ дипломатической кампаніи ныншняго года,— такой исходъ, которому подобнаго, кажется, и не представляетъ лтопись новйшихъ дипломатическихъ дяній, и который не только порадовалъ чувство нашей народной гордости, но и поднялъ нравственное значеніе Россіи въ Европ такъ высоко, какъ Россія еще не стояла посл заключенія Парижскаго мира,— даже и послдній громкій аккордъ нашей побдной дипломатической псни не даетъ возможности и права нашему обществу опочить на лаврахъ, а указываетъ ему на необходимость еще сильнйшаго развитія дятельности, чмъ когда-либо прежде. Намъ все еще нельзя утшать себя мыслью, что горизонтъ очистился и опасность войны миновала,— скоре напротивъ, и рой безпокойныхъ вопросовъ докучливо лзетъ въ голову: какъ-то сложатся шашки къ концу зимы, чмъ-то все это завершится къ весн, что-то будетъ весною, что скажетъ весна? Нтъ сомннія, что гордость Европы, привыкшей поклоняться самой себ какъ идолу, съ трудомъ перевариваетъ свое дипломатическое пораженіе, и что Наполеону нужно, во что бы ни стало, такъ или иначе возмститъ ущербъ понесенный имъ ныншнимъ лтомъ въ своемъ блеск и слав. Наполеонъ, или вообще Наполеониды занимаютъ въ исторіи совершенно исключительное положеніе, нисколько не похожее на положеніе прочихъ внценосцевъ Европы. Государи, по выраженію Ивана Грознаго, ‘прирожденные на престол’ могутъ быть лучше или хуже, талантливе или мене талантливы, могутъ быть одарены тми или другими свойствами, могутъ быть счастливы или даже несчастливы въ своихъ предпріятіяхъ,— это не измняетъ ихъ положенія: принципъ престолонаслдія заране признаетъ вс случайности, все разнообразіе личнаго развитія и личныхъ дарованій въ государяхъ и заране мудро мирится съ ними (кром ужъ самыхъ исключительныхъ явленій) — во имя высшаго блага незыблемости и стройности политической системы. Но государь возведенный въ это званіе революціей, свшій на престолъ ея помощью и ‘своимъ хотньемъ’ (по выраженію вашихъ древнихъ грамотъ), долженъ постоянно чмъ-либо оправдывать необычайность своего происхожденія, онъ обязанъ непремнно быть и таланливъ и счастливъ.— въ противномъ случа ему не зачмъ и быть, нтъ того, что называютъ французы raison d’etre, нтъ ему причины существованія, ему не простится никакое злополучіе, никакое бдствіе страны… Онъ является среди прочихъ правильныхъ политическихъ порядковъ какъ ‘беззаконная комета въ кругу разсчитанныхъ свтилъ’, и не можетъ войдти въ рядъ этихъ послднихъ созвздій. Воплощенная, внчанная революція, онъ всюду носитъ съ собою революцію, его призваніе и историческое оправданіе — революція (разумется не въ пошломъ значеніи этого слова), революція какъ историческая логическая необходимость, весь его смыслъ въ нарушеніи обычнаго теченія исторической жизни,— и мириться съ этимъ обычнымъ теченіемъ для него все равно, что отречься отъ самого себя, отъ всякихъ своихъ правъ на историческое бытіе. Въ этомъ значеніи Наполеонидовъ вся ихъ сила, въ противномъ случа, какъ скоро они отказываются отъ своей революціонной миссіи или какъ скоро нтъ въ ней больше надобности въ общей экономіи всемірно-человческаго развитія, какъ скоро водворяется такой порядокъ вещей, для котораго можетъ быть пригоденъ какой-нибудь Бурбонъ или Орлеанъ,— то Наполеониды падаютъ, должны пасть. Сказать, какъ сказалъ Людовикъ-Наполеонъ въ своей знаменитой рчи въ Бордо, что l’empire c’est la paix (имперія — это миръ), равнозначительно выраженію, что огонь не жжется, вода не мочить. Впрочемъ, мы думаемъ, никто въ мір, даже Бордосскіе виноторговцы не поврили такому императорскому истолкованію. Напротивъ: l’empire c’est la guerre, имперія — не миръ, а война, и то пораженіе, которое можетъ стерпть могущественная Англія и благополучно переварить своимъ привычнымъ желудкомъ Австрія,— то пораженіе не можетъ быть перенесено Франціей Наполеона III-го. Мы вовсе не пророчимъ непремнной войны Франціи съ Россіей, войны можетъ и не быть, или она можетъ быть вовсе не на почв Польскаго вопроса, какъ не совсмъ пригодной для Европейскихъ коалицій,— но мы, да вроятно и вс, несомннно уврены, что Наполеонъ прибгнетъ къ новымъ политическимъ соображеніямъ и маневрамъ, чтобы вознаградить такъ или иначе честь Франціи за печальный исходъ Французскаго дипломатическаго похода,— и Россія, конечно, при этомъ не будетъ оставлена, да и сама не останется въ сторон.
И такъ, заключеніе дипломатическихъ переговоровъ о Польш и весь ходъ событій задаютъ новую заботу и работу, какъ правительству въ его правительственной сфер, такъ и обществу въ кругу его общественной дятельности. Послднее, въ своемъ патріотическомъ одушевленіи, оказавшемъ безспорно огромную поддержку нашей дипломатіи, воображало себ, что вопросъ вовсе не такъ сложенъ для разршенія, и что достаточно двухъ-трехъ пріемовъ энергіи, чтобы поршитъ задачу и преодолть всевозможныя трудности. Большинство нашего общества привыкло врить увреніямъ нкоторыхъ нашихъ публицистовъ, что все дло въ развитіи силы государственной, что Польскій мятежъ — интрига, дло даже не партіи, а элементовъ безпорядка, которые подавить ничего не стоитъ, что если только усмирить бунтовщиковъ, да ввести военные порядки, то и всему длу конецъ, и нтъ затмъ никакого ‘вопроса’. Наше мнніе о ‘національномъ’ характер возстанія было отвергнуто съ негодованіемъ, какъ депатріотическое, и обществу математически доказано, на основаніи статистическихъ данныхъ и мннія корреспондента Англійской газеты, что тутъ даже нтъ никакого возстанія, а просто бунтъ, въ которомъ принимаетъ участіе только самый слабый процентъ народонаселенія, именно вотъ такое-то ничтожное количество, не больше. Общество охотно поврило, и теперь только начинаетъ недоумвать: что же это, однако, за странность? количество, говорятъ, ничтожное, дло, говорятъ, самое пустое, презрнное и жалкое,— а между тмъ съ нашей стороны требуется такая натуга силъ, которая, казалось бы, и не соотвтствуетъ тому опредленію мятежа, какое установлено нкоторыми газетами. Мало того: говорили, что все дло въ ‘усмиреніи’ мятежа, но въ Блоруссіи и Литв, благодаря уму и энергіи генерала Муравьева, мятежъ положительно ‘усмиренъ’, а между тмъ и тамъ Польско-Русскій вопросъ не только еще не ршенъ, но вступаетъ, и именно теперь, въ самый тяжелый и самый опасный для насъ періодъ. Прежде, пока онъ олицетворялся въ повстанцахъ, его можно было поймать въ лсу, достать руками и пригрозить ему страхомъ,— а теперь, когда скоро не надъ кмъ будетъ проявлять энергіи, когда покорность, выраженная боле чмъ тремя тысячами лицъ благороднаго дворянскаго сословія Виленской и Ковенской губерній, лишаетъ повидимому власть законнаго основанія обращаться съ ними какъ съ преступниками и измнниками,— теперь положеніе правительства стало несравненно трудне. Если бы справедлива была та характеристика Польскаго возстанія, что оно есть произведеніе ничтожнаго количества представителей элементовъ безпорядка, то, казалось, достаточно было бы усмирить мятежъ и повыдергать изъ общества этихъ главнйшихъ представителей, чтобы положить всему длу конецъ самый благополучный и скорый. Но въ дйствительности выходитъ иначе, и вмсто сумасбродныхъ повстанцевъ, подвизавшихся въ лясу, или фанатиковъ-ксендзовъ, во все горло, публично взывавшихъ въ костелахъ къ мятежу и къ убійствамъ,— является иной, потаенный врагъ, непрестанно рыщущій кругомъ, ‘искій кого поглотити’, врагъ требующій отъ насъ уже не энергіи физической силы, а непрестанной бдительности административнаго ума и общественнаго духа. Стало быть, невольно спрашиваетъ себя общество, въ Польско-Русскомъ вопрос есть что-то, что не исчерпывается однимъ вншнимъ явленіемъ мятежа и не разршается однимъ усмиреніемъ мятежа, да и самый мятежъ, повидимому ничтожный, иметъ какой-то другой смыслъ, не совсмъ. тотъ, который навязываютъ ему нкоторые публицисты,— почерпаетъ свою силу не въ одномъ только элемент безпорядка?.. Что же это за врагъ, котораго не примтили эти публицисты и который сильне, живуче шаекъ Тачановскаго и всхъ вооруженныхъ Поляковъ взятыхъ вмст? Этотъ врагъ — полонизмъ.
На этого-то врага мы считаемъ особенно нужнымъ обратить вниманіе нашего общества. Мы не хотимъ, да и не должны, скрывать силу этого врага и убавлять грозящую намъ опасность, какъ это длаютъ иные въ патріотическомъ увлеченіи или изъ побужденій ложно понимаемаго патріотизма. Мы желали бы, чтобы наше общество обезпокоилось по поводу этого врага серьезнымъ образомъ. Тутъ, какъ мы уже тысячу разъ повторяли, не возьмешь одними патріотическими возгласами и пирами, ни даже великодушною, вполн искреннею готовностью жертвовать жизнью и достояніемъ. Тутъ даже не поможетъ военная энергія, какъ ее разуметъ наше общество, тутъ нельзя взваливать заботу на одно правительство и класть на него одного вину въ неуспх, а самому затмъ отойти въ сторону и довольствоваться тмъ, чтобы за обдомъ въ клубахъ,
Иль въ поздней ужина пор,
Въ роскошно-убранной палат,
Потосковать о бдномъ брат,
Погорячиться о добр.
Приходится потревожиться и проявить свой патріотизмъ боле неудобнымъ образомъ. Довольно было, скажемъ мы словами поэта, графа А. К. Толстаго, ‘довольно было на боку полежано и въ затылк почесано’,— довольно было патріотически покушано и шампанскаго выпито, довольно было общаемо, и не только общаемо, но и дйствительно жертвуемо жизнью и достояніемъ,— надо пустить въ ходъ другія силы, явить доблесть инаго рода, не убаюкиваясь лестью нашему патріотизму и нашимъ общественнымъ добродтелямъ.
О значеніи ‘полонизма’ въ Польско — Русскомъ вопрос читатели найдутъ довольно пространное разъясненіе въ стать, помщаемой ниже, ІО. . Самарина. Мы же позволимъ себ напомнить читателямъ нсколько строкъ изъ одной прежней нашей статьи, которыя теперь повторить будетъ, кажется, кстати.— ‘Полонизмъ!’ говорили мы 12 No (23 марта) ‘Полонизмъ, тевтонизмъ!.. Какая сила въ этихъ измахъ? Что это — армія, что-ли? Н^ъ, не армія, да у насъ есть и свои арміи, получше Нмецкихъ и Польскихъ…. Ужъ не новое ли нашествіе полчищъ?… Нисколько, да и до общему отзыву, полонизмъ для Западно-Русскаго края всего опасне во время мира: вся сила этой враждебной силы именно въ мир. Что-жъ это? государство ли, стремящееся поработить чужую народность? Но Польское государство уже лтъ семьдесятъ какъ не существуетъ. Что-жъ это наконецъ? учрежденіе ли, крпкая ли организація какого-нибудь института, стройная ли система, всми принятая, всми послушно приводимая въ исполненіе, тайное ли общество, заговоръ, въ которомъ участвующіе дружно повинуются условленному плану дйствія?…’ Эти — говорится дале въ стать, ‘чисто нравственная сила, которою никто не управляетъ и не распоряжается, это не государство и не учрежденіе,— она, эта сила, какъ тонкій воздухъ проникающій въ самые сокровенные волосяные сосуды человческаго тла, обхватываетъ собою цлыя страны, проникая въ умъ, душу и сердце человка, окрашивая своимъ, почти неуловимымъ для опредленія колоритомъ, вс его представленія, видоизмняя по своему его убжденія, вторгаясь въ самую рчь, въ самый бытъ народный.. Конечно, Русскій простой народъ несомннно и неколебимо Русскій, во какъ мы уже не разъ говорили, одна непосредственная бытовая сила народности, безъ народнаго самосознанія, безъ дятельности народнаго духа въ высшей области мысли и знанія, есть нердко сила пассивная, не только не способная подчинять себ чужія сколько-нибудь развитыя народности, но сама легко, незамтно имъ подчиняющаяся’…
Необходима высшая, сознательная дятельность народнаго духа… Область же этой дятельности есть именно то, что называется обществомъ, т. е. среда, гд личное просвщеніе народныхъ единицъ, переставшихъ быть однородною массою, образуетъ новое сознательное единство, новую силу общественности. А есть ли у насъ эта сила, есть ли у насъ это Русское общество?…’ Теперь, по усмиреніи мятежа въ Западномъ и Юго-Западномъ кра, боле чмъ когда-либо необходимо напряженіе нашей общественной силы для борьбы съ полонизмомъ. Страшно подумать, что съ принесеніемъ повинной Русскому правительству Польскимъ населеніемъ края намъ грозитъ возвращеніе къ старому порядку, что мы сами поспшимъ изгладить слды мятежа, замазать щели и трещины, сами постараемся при* вести положеніе длъ по возможности въ прежній видъ, какъ будто никакого мятежа и небывало!! Время уже приступать къ реформамъ радикальнымъ, къ совершенной переорганизаціи края, и если мы не воспользуемся тмъ урокомъ, который задалъ намъ Польскій мятежъ, если онъ насъ еще не надоумилъ,— то послдствія будутъ самыя бдственныя. Поляки дйствительно, какъ угрожалъ намъ авторъ письма, приведеннаго нами въ послднемъ 37 No {См. предыдущую статью.}, прибгнутъ къ другому способу осуществленія своихъ замысловъ: они пойдутъ къ цли путями мене опасными, не столь видными и компрометтирующими, ‘безъ подпольныхъ угрозъ’, безъ убійствъ изъ-за угла, безъ кинжаловъ и орсиніевскихъ бомбъ. Сохраняя свое господствующее положеніе въ кра, какъ класса владющаго огромною поземельною собственностью, богатаго и образованнаго, они удесятерятъ свою нравственную дятельность и постараются добиться миромъ того, чего не добились войною. Они напрягутъ вс усилія къ тому, чтобы отравить и деморализировать тамошнее Русское общество или молодое его поколніе, нарядивъ свое исключительно-національное, весьма опредленное и узкое, шляхетное стремленіе въ характеръ соціально-космополитическій! Они придадутъ силу, плотность, такъ сказать реальность всмъ элементамъ безпорядка, всмъ элементамъ революціоннымъ, не имющимъ корней въ Русской почв. Если о Царств Польскомъ признается неблаговременнымъ разсуждать теперь иначе, какъ въ смысл усмиренія мятежа, на основаніи правила, что ‘довлетъ дневи злоба его’, то для Западнаго края этой неблаговременности уже не существуетъ. Мы не можемъ безъ сильной тревоги думать о томъ, что обстоятельства, такъ оживившія и ободрившія Блоруссію, пріурочены, такъ сказать, къ лицу одного человка, котораго болзнь или другія причины могутъ заставить покинуть занимаемое имъ мсто. Что же будетъ тогда? Гд эти мры прочныя, открывающія путь лучшему будущему и длающія невозможнымъ не то что повтореніе мятежа, а повтореніе прежнихъ системъ управленія и возвращеніе стараго порядка, столь благопріятнаго полонизму?! А въ Югозападномъ кра ни уже и теперь, благодаря той администраціи, которой защитники такъ сходятся съ Поляками въ оцнк народнаго движенія, очистившаго Украйну отъ Польскихъ шаекъ, и клеймятъ его названіемъ соціальнаго, направленнаго противъ пановъ вообще, а не противъ чуждой народности (!),— въ Юго-Западномъ кра мы уже и теперь видимъ — смло поднявшуюся голову полонизма, шипящаго злобой! Подсмиваясь надъ усиліями Русской журналистики и вообще Московскихъ защитниковъ Русской народности, онъ возлагаетъ свою великую надежду на тотъ умственный сумбуръ, который царствуетъ въ значительной части Русской образованной молодежи того края,— и въ той, которая пишетъ статьи въ защиту Кіевской администраціи, и въ той, которая пишетъ статьи противъ Московщины въ Львовскомъ ‘Слов’, и въ ‘хлопоманахъ’, и въ ‘федералистахъ’, и въ мнимыхъ ‘народолюбцахъ’, не понимающихъ въ своей ограниченности, что стоять горячо за Украинскую народность и въ то же время ненавидть Москву — значитъ очищать поле для побдъ полонизма… Не хороши т извстія о Юго-Западномъ кра, которыя доходятъ до насъ,— несмотря на доказательства, представленныя адвокатами Кіевской администраціи, что не вс мста административной службы сплошь заняты чиновниками-Поляками!..
И такъ оглянемся: въ какомъ же положеніи дло, какой же выводъ изъ всхъ нашихъ словъ?
Вопервыхъ, обществу нечего себя обманывать на счетъ ничтожнаго, будто бы, значенія Польскаго мятежа. Это самообольщеніе очень вредно, способно ослабить его дятельность и заставить его подумать, что дло можетъ обойтись помощью одной вншней правительственной энергіи, а отъ самого общества, посл экспозиціи его патріотизма ныншнимъ лтомъ, ничего уже боле и не требуется. Напротивъ. Если Польскій вопросъ, какъ мы сказали, продолжаетъ быть по невол ‘властителемъ нашихъ думъ’ возбуждая въ насъ патріотическое негодованіе къ Полякамъ и патріотическое участіе въ нашимъ войскамъ, то этого еще мало. Слдуетъ додумываться до конца и явить неусыпную бдительность общественнаго духа и дятельность общественной мысли.
Вовторыхъ, что касается Царства Вольскаго, такъ дйствительно вся ‘злоба довлющая дневи’ заключается въ ‘усмиреніи мятежа’. Мы это охотно признаемъ, оставаясь врными своему личному взгляду на положеніе Царства. Но это усмиреніе зависитъ не отъ однхъ военныхъ энергическихъ, но и отъ умныхъ административныхъ мръ. Всего же нужне введеніе той общественной реформы, о которой мы уже говорили и отъ которой можно ожидать самыхъ благодтельныхъ послдствій для самой Польши. Эта реформа — надленіе Польскихъ крестьянъ землею въ собственность и замна дйствія вотчиннаго права или патримоніалой юрисдикціи — крестьянскимъ самоуправленіемъ. Такая реформа должна, кажется, возбудить въ сильной степени участіе Русскаго общества и вызвать разработку вопроса о Польскомъ крестьянств въ самой литератур.
Затмъ, втретьихъ, положеніе Западнаго и Юго-Западнаго края Россіи требуетъ, настоятельно требуетъ, полнйшаго напряженія нашихъ общественныхъ силъ для борьбы съ полонизмомъ. Необходимо изученіе, изслдованіе, знакомство, сближеніе съ краемъ, необходима постоянная братская проповдь, внушенія, совты, содйствіе Русскимъ школамъ, учрежденіе братствъ, наконецъ дружное, совмстное распутываніе той умственной и нравственной путаницы, которая замчается, какъ мы сказали, въ значительной части Русскаго образованнаго общества того края. Нужно ли повторять, что современныя модныя направленія нашей молодежи, прозванныя нигилизмомъ, федерализмомъ и проч, не въ силахъ бороться съ полонизмомъ, а представляютъ для него, сами того не зная, самую выгодную почву, и что любовь, законная, понятная любовь Украинцевъ къ прекрасной своей Украйн, выродившись въ ‘украйнофильство’, нердко уклоняется въ сторону — совершенно противоположную отъ требованій Украинской народности! Но независимо отъ всей этой дятельности, которая требуетъ простора литературнаго слова,— необходимо также содйствіе разумнымъ административнымъ мрамъ правительства. Мы негодуемъ, что Поляки наполняютъ тамъ весь составъ управленія и что участь Русскаго народа въ рукахъ Поляковъ-чиновниковъ. Зачмъ же дло стало? Въ газетахъ безпрестанно печатается приглашеніе отъ правительства — Русскимъ изъ Великорусскихъ губерній занять мста мировыхъ посредниковъ и нкоторыя другія въ нашихъ Западныхъ областяхъ. Пусть же честные образованные молодые Русскіе люди, кончивъ курсъ въ университет, направятся въ Западный край съ своими свжими бодрыми силами и явятся туда миссіонерами Русской народности! Какъ много тамъ дла! какое широкое поприще для дятельности самой благой, сколько добра и пользы можно тамъ принесть бдному, загнанному Русскому простонародью! Есть надъ чмъ потрудиться, съ чмъ бороться, къ чему приложить силы! А есть ли что желательне и отрадне для благороднаго молодаго сердца, какъ перспектива такой пользы и такой дятельности? Но этого ли именно желаетъ современное молодое поколніе? Способно ли, охоче ли оно въ подобнымъ трудамъ? Да и гд она, наша молодежь? Ея не слышно и не видно… А безъ нея, безъ этой фаланги будущихъ борцовъ, намъ на смну,— чмъ и кмъ будетъ производиться борьба съ нравственною силою ‘полонизма’?.. Вотъ съ чмъ связывается Польскій вопросъ для Россіи, вотъ надъ чмъ слдуетъ задуматься обществу!..
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека