В. С. Соловьев
Наш грех и наша обязанность
ПРИМЕЧАНИЯ
Наш грех и наша обязанность, Соловьев Владимир Сергеевич, Год: 1891
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Соловьев В. С. Смысл любви: Избранные произведения
М., ‘Современник’, 1991.
О грозящем неурожае и голоде русское общество впервые узнало еще в ноябре прошлого 1890 г. от г. министра финансов, сказавшего (по поводу одного ходатайства петербургского городского управления), что нам предстоит крайне печальный год1. Эти знаменательные слова такого компетентного лица были приняты у нас за какую-то загадку или непостижимое прорицание и затем были сейчас же забыты. У нас были, должно быть, более важные дела…
В мае нынешнего года опять с той же стороны появилось уже вполне определенное и обстоятельное извещение, именно статья в официальном журнале ‘Вестнике финансов’ с картограммой неурожайных местностей. Об этом правительственном сообщении было упомянуто в газетах — и больше ничего. С июля последовали правительственные меры: запрещение вывоза ржи, разрешение казенных ссуд земствам, наконец, заем для публичных работ. В газетах стали говорить о голоде, хотя гораздо меньше, чем о других предметах, а какого-нибудь деятельного проявления со стороны русского общества вовсе не последовало… Мы продолжали заниматься более важными делами. Продолжаем, кажется, и теперь. Правительству, помимо общих государственных мер, приходится брать на себя почин даже в деле частной благотворительности: в провинции комитеты для сбора пожертвований имеют исключительно официальный характер, учреждаются губернским и епархиальным начальством, также и в Петербурге комитет при Казанском соборе состоит из высокопоставленных официальных лиц, преимущественно духовного сана. Народ голодает, правительство всячески старается помочь ему, а общество ничего не делает. Между тем если кто виноват в нынешней беде, то именно русское общество. За тридцать лет, прошедших со времени упразднения крепостного права, русское общество не сумело выйти из того хаотического состояния, в котором оно очутилось вследствие разрушения нашего старого порядка, не сумело организоваться для сколько-нибудь правильной и постоянной деятельности на пользу народу. За эти тридцать лет ничего не было нами сделано, чтобы улучшить крестьянское хозяйство и помешать тому естественному процессу, в силу которого половина Европейской России мало-помалу приближается к состоянию каких-то диких степей. Ясно, что при нынешнем бескультурном состоянии русского народа и его хозяйства этот процесс запустения остановить нельзя. Ясно, далее, что сам народ не имеет средств поднять свой культурный уровень и что это также не может быть прямою и непосредственною задачей правительства. Еще менее могут тут что-нибудь сделать индивидуальные усилия частных лиц… Значит, требуется деятельность общества как такового, как организованного целого.
В первое пятилетие или шестилетие прошлого царствования русское общество существовало как положительная величина. На него опиралось правительство при освобождении крестьян, и без такого согласного взаимодействия государственных и общественных элементов это великое дело не могло бы совершиться в такой короткий срок. Затем наступает глубокий упадок духа. Живое движение целого общества на помощь народу замирает и прекращается, общественные силы разбиваются по ограниченным специальностям, из которых далеко не все полезны для культурного прогресса и народного благосостояния, являются обособленные течения мысли и деятельности сомнительного, а иногда и несомненно вредного свойства, и в общем получается такая картина русской действительности: в то время как народные массы разоряются и разоряют землю от недостатка истинной культуры и развращаются от воздействия ложной, так называемой ‘фабричной цивилизации’, активные элементы образованного общества, вместо того чтобы организоваться для культурной помощи народу, занялись, с одной стороны, приготовлением и совершением бессмысленных злодеяний, а с другой — сочинением и все более и более варварским разрешением различных ‘вопросов’ на почве национальной и религиозной вражды. Это последнее движение особенно разрослось у нас в последнее время. В то время, как правительство устами г. министра финансов уже указывало на неминуемую беду для русского народа, в нашем общественном мнении ко всем прежним вопросам прибавлялись на этой почве еще новые ‘вопросы’… Теперь истинное положение дела выяснилось вполне. Только слепорожденный может не видеть, что русское общество все это время увлекалось вредным вздором и забыло о своей настоящей задаче. Так как я принадлежу к тем, которых Бог спас от этого увлечения и этого забвения, и так как с начала прошлого десятилетия мне пришлось в точности предсказывать, куда приведет этот путь, предсказывать то, что ныне все начинают видеть, хотя многие и стараются закрывать глаза, то считаю своим правом и своим долгом еще раз сказать русскому обществу, покайтесь теперь, потом будет поздно. Грех ваш один в двух видах. Вы отреклись от истинного христианства и вместо того, чтобы смягчать и устранять старые исторические обиды, разделяющие человечество, вы стали всячески отягчать их и умножать новыми изобретениями. В то время, как вы старались истребить все ‘чужое’ во имя своего, вы на самом деле забывали об этом своем, о действительном благе нашего народа и ничего для него не делали. Вы не сделали ничего — не только для духовного воспитания народа в христианской истине, но даже для физического его пропитания, для обеспечения ему насущного хлеба. И все нынешние и все предстоящие страдания этого народа — на вашей совести, ваш грех. И первая ваша обязанность — в нем покаяться, а вторая — показать раскаяние на деле. Соберитесь, организуйтесь для добра, как вы умеете собираться и организовать свои силы для устройства дел вредных или сомнительных. Для добрых дел мы уже давно не собирались: последнее общественное дело, которое можно считать добрым если не по замыслам зачинщиков, то по чувствам большинства исполнителей и по окончательным результатам — было в 1876—1877 годах, когда славянский комитет двинул все русское общество от верхних слоев до низших, собрал миллионы рублей, организовал деятельную помощь балканским славянам и существенно содействовал нашему правительству в освобождении их от турок. Это было доброе дело, но в сравнении с тем, что нам теперь предстоит, оно было в сто раз менее важно и менее близко. А главное — в нем не было той прямой обязательности, как теперь. Турецкое иго на Балканах существовало не по нашей вине, а что русский народ голодает — в этом виноваты мы сами.
Этот наш грех стоит теперь перед вами так, что уйти от него нельзя. Искупление и спасение еще в наших руках.
Впервые напечатана в журнале ‘Северный вестник’. 1891. No 10. C. 164—166 (вторая пагинация).
Одна из тех статей, что написаны под впечатлением страшного голода 1891—1892 гг.— ‘Об упадке средневекового миросозерцания’, ‘Народная беда и общественная помощь’, ‘Враг с Востока’, ‘Мнимые и действительные меры к подъему народного благосостояния’, ‘Кто прозрел?’. Соловьев призывал русское общество к деятельной помощи голодающим крестьянам, к единению во имя страдающего народа, к прекращению междоусобной брани. Действовал он и личным примером, жертвуя свои гонорары в пользу голодающих, побуждая к организации ‘единого общества для помощи народу’. Призыв писателя, предвидевшего, как Россия превращается в ‘бесплодную пустыню’, не был услышан ‘людьми образованного класса’.
Для Соловьева, казалось бы притерпевшегося к духовному одиночеству и идейному непониманию, это стало потрясением. В статье ‘Народная беда и общественная помощь’ (она написана в одно время с заметкой ‘Наш грех и наша обязанность’) он высказывает горькую истину: ‘В России есть неизменная организация церковная, занятая хранением религиозного предания и совершением богослужения, есть крепкая исторически сложившаяся организация государственная, охраняющая единство и независимость нации извне, законный порядок и ближайшие насущные интересы внутри. Но организации общественной, т. е. прочного союза свободных индивидуальных сил, солидарно и сознательно действующих для улучшения народной жизни, для национального прогресса,— такой организации, или, лучше сказать, свободной координации деятельных сил, у нас не существует, а следовательно, нет и общества в настоящем, положительном смысле слова. Существует под именем общества хаотическая бесформенная масса с непрочною и случайною группировкой частей, с отдельными, случайно возникающими и бесследно исчезающими центрами, с разрозненною и бесплодною деятельностью’.
Русское общество — очевидно несостоятельно, и никакие народные беды, никакие волевые усилия не выведут его из состояния пассивности и разобщенности, оно не привыкло к ‘делу’, его судьба — ‘вопросы’. Соловьев на распутье: вера в ‘христианство живое, социальное, вселенское’ сочетается с эсхатологическими предчувствиями. Редактору ‘Вестника Европы’ M. M. Стасюлевичу он писал в сентябре 1891 г.: ‘В настоящее время я изнемогаю под тяжестью усилий образовать из нашего хаоса, или просто слякоти, хотя бы микроскопическое ядрышко для будущего общественного организма. Очевидно, это значительно труднее, чем призвание варягов или крещение Руси. Да и Петру Великому, помимо гения, дело значительно облегчалось возможностью своевременного и целесообразного употребления дубинки. А добровольное согласие на добро — это оказывается для наших сограждан чем-то вроде квадратуры круга. Я, впрочем, не впадаю в смертный грех уныния, особенно в виду явных признаков, что небесное начальство потеряло терпение и хочет серьезно за нас приняться’.
1. Министерство финансов, которое ведало всеми вопросами экономической жизни, возглавлял тогда И. А. Вышнеградский.