Народные стихи и песни, Якушкин Павел Иванович, Год: 1884

Время на прочтение: 180 минут(ы)

СОЧИНЕНІЯ
П. И. ЯКУШКИНА

Изданіе Вл. Михневича.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1884.

Народные стихи и псни.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

I.
По поводу русскихъ псенъ, изданныхъ Якушкинымъ.
(Извлеченіе изъ ст. профессора Буслаева)

Посл напечатанія въ ‘Лтописяхъ Русской Литературы’ 1859 г. и въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’ 1860 г. русскихъ псенъ и духовныхъ стиховъ, собранныхъ П. И. Якушкинымъ и обратившихъ на себя общее вниманіе любителей и знатоковъ нашей народной словесности, — одинъ изъ наиболе компетентныхъ и авторитетныхъ судей въ этомъ дл, профессоръ . И. Буслаевъ, посвятилъ имъ тогда же обширную ученую статью, вошедшую въ І-й томъ его книги ‘Русская Народная Поэзія’ (1861 г.), подъ заглавіемъ ‘Русскій Народный Эпосъ’.
Статья эта составляетъ, конечно, лучшее предисловіе къ сборнику издаваемаго нами автора, но перепечатывать ее здсь цликомъ мы и не въ прав и не находимъ въ томъ надобности. Согласно заглавію, г. Буслаевъ большую часть названной статьи посвящаетъ общимъ теоретическимъ соображеніямъ и разъясненіямъ, относящимся во всей области народнаго эпоса, ко всмъ сдланнымъ наукою пріобртеніямъ въ этой области.
Такъ, онъ опредляетъ важное значеніе продуктовъ истинной народной поэзіи, высоко цнитъ чистоту ихъ ‘эпическаго стиля’, ихъ естественность и правдивость, глубину проникающаго ихъ нравственнаго чувства и т. д. Затмъ г. Буслаевъ, привтствуя труды по изученію народности и старины, ждетъ отъ нихъ блистательныхъ результатовъ для эстетики и исторіи литературы, такъ какъ ‘народные элементы’ дадутъ возможность правильно ршить ‘всевозможные вопросы эстетическіе и литературные’. ‘Надобно полагать, говоритъ онъ, что даже самыя избитыя положенія устарлой теоріи получатъ новый смыслъ, боле точное значеніе’.
Дале, г. Буслаевъ переходитъ къ оцнк собранныхъ Якушкинымъ сокровищъ народной поэзіи, группируетъ ихъ, останавливаясь подробно на каждой групп, а также, въ отдльности, на каждомъ замчательномъ и характеристическомъ явленіи народнаго творчества.
Г. Буслаевъ, между прочимъ, находитъ, что ‘псни бытовыя, то есть, подблюдныя, свадебныя, хороводныя, веснянки, а также разныя причитанья и заговоры, сохранили въ себ гораздо больше слдовъ древнйшаго миологическаго эпоса, нежели псни богатырскія, которыя значительно потерпли отъ внесенія въ нихъ элемента историческаго’. Относительно исторической псни или былины, онъ высказываетъ мнніе, что она заслуживаетъ особеннаго вниманія между прочій видами русской народной поэзіи, такъ какъ ‘свидтельствуетъ намъ, что народъ принималъ живйшее участіе въ историческихъ судьбахъ Руси, умлъ по своему очень врно понимать ихъ и давать ихъ мткую характеристику въ своихъ псняхъ’. ‘Съ точки зрнія собственно литературной’, г. Буслаевъ ставитъ былины ‘несравненно выше всевозможныхъ историческихъ руководствъ или учебниковъ’, а для ‘народа — въ его неразвитомъ, безсознательномъ, поэтическомъ період развитія, — он служатъ единственнымъ и самымъ популярнымъ средствомъ къ поддержанію и укрпленію національныхъ силъ, развитыхъ въ народ его исторіею’. Здсь авторъ подробно разбираетъ наиболе выдающіяся былины, записанныя Якушкинымъ, напр., псни: ‘О Марь Юрьевн’, ‘О свадьб Грознаго’, ‘Про осаду Соловецкаго монастыря’ и пр.
На духовные стихи и народные разсказы религіознаго содержанія г. Буслаевъ смотритъ, какъ на ‘дальнйшее развитіе народной эпической дятельности’, и ставитъ ихъ въ этомъ отношеніи наравн съ былинами. Въ то время, какъ былины развивались изъ эпическаго начала подъ вліяніемъ историческихъ событій, духовныя псни и разсказы, исходя изъ того же начала, складывались подъ вліяніемъ христіанскаго ученія и книжнаго просвщенія. Первыя замняли для народа лтописи, вторыя — духовную литературу. Въ духовныхъ псняхъ г. Буслаевъ видитъ ‘замчательную для исторіи русскаго образованія связь устной словесности съ письменной литературой и преимущественно съ апокрифическою’, причемъ, на его взглядъ нкоторые, сложенные народомъ, стихи этого рода ‘дышатъ чистыми идеями христіанства’. Опять и здсь авторъ обстоятельно разбираетъ записанныя Якушкинымъ псни и разсказы, и изъ послднихъ нкоторые, двоеврные, апокрифическаго происхожденія, приводитъ цликомъ для доказательства ихъ тснйшей связи съ духовными стихами. Въ этихъ стихахъ и разсказахъ особенно цнно, по его мннію, что въ нихъ ‘народъ сберегъ память о древнйшихъ поэтическихъ преданіяхъ, случайно внесенныхъ въ наши лтописи и принадлежащихъ къ драгоцннымъ остаткамъ древнйшей русской поэзіи’.
Въ заключеніе своего обзора сборника Якушиина, почтенный ученый счелъ нужнымъ оградить произведенія безъискусственнаго народнаго творчества отъ фырканья фальшивой брезгливости и дешевыхъ обвиненій.
‘Безусловно осуждать, говоритъ онъ, народные вымыслы въ грубости и нелпости очень легко съ высоты нашихъ мнимыхъ просвщенныхъ взглядовъ и съ точки зрнія чопорныхъ условныхъ приличій. Для такого бездоказательнаго осужденія нужно только какъ можно меньше знать убжденія и врованія простаго народа и древне-русскую литературу. Отъ того-то мнимо-просвщенное невжество такъ и падко на осужденія, оскорбительныя для русской народности. Но когда будетъ указано, что эти народные вымыслы коренятся на многовковыхъ преданіяхъ русской жизни, и что въ нихъ выражается не только вліяніе нашей древней письменности, но и сама духовная жизнь народа, со всми ея свтлыми и темными сторонами, тогда эти вымыслы должны будутъ обратить на себя боле серьезное вниманіе всякаго благомыслящаго человка. Правда, что въ нихъ много нелпаго, но вдь это не книга, не вещь какая-нибудь, которую можно сберечь или какъ-нибудь уничтожить. Это — понятіе и убжденіе, думы и гаданія самаго народа во всей ихъ наивной нагот, переданныя въ слов. Жили они въ устахъ многихъ поколній и благополучно дожили до нашихъ временъ, когда человколюбіе и наука по достоинству оцнили ихъ высокое значеніе для исторіи человчества’.

II.
Якушкинъ о своемъ сборник псенъ.

Печатая въ 1865 г. свое собраніе псенъ, нашъ собиратель предпослалъ имъ отъ себя ‘нсколько словъ’. Такъ онъ говоритъ, между прочимъ, что, въ виду ожидавшагося тогда выхода собранія псенъ П. В. Киревскаго, онъ считаетъ обязанностью каждаго другаго собирателя ‘сообщать и печатать вс матеріалы, какіе онъ усплъ собрать’, въ интересахъ полноты сборника Киревскаго. ‘Съ этою цлью издаю и я, говоритъ онъ, часть моего собранія’, которое онъ надялся издать все ‘въ скоромъ времени’. Послднее намреніе Якушкина не исполнилось и, вроятно, значительная часть изъ собранныхъ имъ псенъ осталась вовсе не опубликованной и, со смертью его, затерялась. Мы здсь даемъ все, что было имъ издано, а именно: 25 псенъ, напечатанныхъ въ ‘Лтописяхъ Русской Литературы и Древности’ за 1859 г., изд. Н. Тихонравовымъ, 6 псенъ, явившихся въ литературномъ сборник ‘Утро’ за 1859 г., и все объемистое собраніе, нашедшее себ мсто въ ‘Отеч. Запискахъ’ за 1860 г. (книги: 4, 5, 6, 7, 10 и 12) {Отдльными изданіями собраніе псенъ Якушкина выходило два раза: 1) въ 1860 г., подъ заглавіемъ: ‘Русскія псни, собранныя П. Якушкинымъ’, Спб., въ типогр. Д. Глазунова, in 8, 106 стр. Въ это изданіе вошла только часть псенъ, ране напечатанныхъ въ ‘Отеч. Запискахъ’, и 2) въ 1865 г., подъ заглавіемъ: ‘Народныя русскія псни изъ собранія П. Якушкина’, Спб., въ типогр. А. А. Краевскаго, in 8, 288 стр. Это изданіе несравненно объемисте и полне перваго, но значительнйшая часть его (весь Лирическія отдлъ) состоитъ, собственно, изъ стереотипныхъ оттисковъ этихъ псенъ въ ‘Отечествен. Запискахъ’. Кром всего собранія, напечатаннаго въ сейчасъ названномъ журнал, въ этомъ изданія повторены также вс псни (за исключеніемъ одной), ране напечатанныя въ ‘Лтописяхъ Русской Литературы’, не нашли въ немъ мста только псни, явившіяся въ сборник ‘Утро’.
Въ свое время труды Якушкина по изученію народнаго поэтическаго творчества были привтствованы всей литературой и оцнены ею по достоинству. Когда онъ на печаталъ свое собраніе псенъ въ ‘Отечествен. Запискахъ’ — собраніе это сдлалось предметомъ цлой литературы. О немъ явились обстоятельные и очень лестные для собтрателя отзывы: въ ‘Извстіяхъ Академіи наукъ’, ‘Журнал Министерства Народнаго Просвщенія’ и ‘Отеч. Зп.’, за 1860 г. (ст. А. Григорьева) въ журн. ‘Время’ за 1861 г., кн. 4, и пр.}.
Въ своемъ вышеупомянутомъ предисловіи, Якушкинъ высказываетъ свои воззрнія на методъ собиранія и классифицированіи сокровищъ народной поэзіи.
‘Хотя въ настоящее время, говоритъ онъ, казалось-бы рано подводить псни подъ различные отдлы и хотя другая обязанность собирателя состоитъ въ томъ, чтобъ не мудрствовать лукаво и пока не извлекать изъ нихъ теорій въ пользу того или другаго историческаго и нравственнаго взгляда, но, для удобства употребленія, необходимо подвести ихъ подъ какія нибудь рубрики. Въ этомъ отношенія, сколько я могъ убдиться при разсматриваніи бывшихъ у меня подъ руками матеріаловъ П. В. Киревскаго, псни могутъ быть безопасно раздлены на слдующіе отдлы:
I. Стихи духовнаго содержанія.
II. Псни историческія, съ которыми могутъ быть соединены и солдатскія.
III. Псни лирическія, изъ которыхъ нкоторыя, по своему содержанію, нсколько эпическому, принадлежатъ къ области балладъ, другія въ роду элегій. Впрочемъ, баллада такъ легко переходитъ въ элегію и, наоборотъ, элегія въ балладу, что строго разграничить ихъ невозможно, по крайней мр, до времени.
IV. Псни обрядныя, то есть: а) свадебныя, б) величальныя, и) подблюдныя, г) хороводныя, и д) праздничныя.’
Этой группировки мы и держались здсь, и — по ней распредлено все предлагаемое собраніе псенъ нашего автора.
Дале, въ своемъ предисловіи, Якушкинъ подробно останавливается на значеніи варіантовъ.
‘Я думаю, говоритъ онъ, что варіанты псенъ должны быть печатаемы вс: варіанты словъ могутъ быть подводимы подъ тексты, но варіанты содержанія должны быть сохраняемы во всей ихъ цлости и неприкосновенности. На это есть различные способы и методы. П. В. Киревскій составлялъ псню изъ различныхъ варіантовъ, относя разности въ примчанія и такимъ образомъ сохраняя варіанты и вмст выводя изъ нихъ существенное содержаніе, это могъ длать одинъ П. В. Киревскій съ его глубокимъ знаніемъ источниковъ, съ его въ высшей степени замчательнымъ эстетическимъ чутьемъ и при обиліи его матеріаловъ. Но не всмъ такой пріемъ позволителенъ.’
Здсь Якушкинъ на примрахъ и цитатахъ доказываетъ мастерство работы Киревскаго, по сравненію съ такою же работою, извстнаго своимъ безвкусіемъ и безцеремонностью въ обращеніи съ памятниками, Сахарова. Для сравненія взята псня объ осад Пскова. Затмъ, Якушкинъ приводитъ, для той же цли, въ параллели одну и ту-же свадебную псню — въ редакціи Киревскаго и въ своемъ списк съ пятью варіантами {Кром этой псни, Якушкинъ, для большей убдительности своей мысли о важности и характерности варіантовъ, привелъ еще историческую псню о княз Голицин съ кропотливымъ подстрочнымъ указаніемъ различія въ ея изложеніи по 8-ми спискамъ. Полагаемъ, что въ настоящее время убждать кого нибудь въ филологической и этнографической важности варіантовъ псенъ — нтъ надобности: теперь это въ наук общее мсто. Поэтому мы опускаемъ въ нашемъ изданіи этотъ техническій опытъ нанизыванія варіантовъ, сдланный Якушкинымъ примрно: если онъ и иметъ еще интересъ, то слишкомъ частный и спеціальный (занимаетъ онъ 4 страницы). Желающихъ ознакомиться съ нимъ — отсылаемъ къ изданію псенъ нашего собирателя 1865 г.}. ‘Псня Киревскаго, замчаетъ онъ при этомъ, составлена изъ нсколькихъ варіантовъ, д-же, не принимая на себя такой смлой задачи, только подвожу варіанты, думая, что они должны быть сохраняемы’ въ неприкосновенности, ‘ибо каждый варіантъ представляетъ свой особый интересъ’. Онъ и держится этого хорошаго правила въ своемъ собраніи, какъ увидитъ читатель.
‘Важное значеніе варіантовъ въ псняхъ, говоритъ онъ дале, особенно-наглядно выражается, напримръ, въ псн о княз Волконскомъ и Ван ключник. Въ моемъ собраніи, нын предлагаемомъ публик, и представляю это народное созданіе въ трехъ варіантахъ, и псню про молодца, въ которой разсказывается подобное же происшествіе. Какъ варіанты той же псни, замчательны: 1) въ древнйшей, по всей видимости, форм о Дуна Иванович (напечатанной въ ‘Извстіяхъ Академіи’), 2) въ форм, сохраненной новиковскимъ псенникомъ:
Гулялъ молодецъ по Укране ровно тридцать лтъ,
Загулялъ молодецъ къ королю въ Литву.
3) въ смутной и темной форм псенъ о княз Волконскомъ, напечатанныхъ О. М. Бодянскимъ въ No III ‘Чтеній’ 1859 года, 4) наконецъ въ позднйшей, искаженной трактирной цивилизаціей форм: ‘Любила княгиня камеръ-лакея’, помщенной во многихъ старыхъ сборникахъ псенъ.
‘Другая важная сторона значенія варіантовъ уясняется изъ извстной псни:
Ахъ, ты батюшка, свтелъ мсяцъ,
Что ты свтишь не по прежнему?…
равно относимой народнымъ творчествомъ къ Іоанну IV, Петру I, Петру II, Петру III, Екатерин (вроятно, II), къ Павлу I и къ Александру I. Эпическія формы остаются т же, но прилагаются къ разнымъ лицамъ. Такъ, еще псня, сложенная про смерть Лопухина изъ эпохи ‘Семилтней войны’, приложена къ французскому нашествію. Вообще географическимъ названіямъ и именамъ историческихъ лицъ не должно приписывать въ псняхъ большаго значенія. Въ Новгород и Псков является часто и совершенно неумстно Иванъ IV, въ Орл, Воронеж, Тамбов и проч. Петръ I, въ низовыхъ губерніяхъ: Симбирск, Саратов и проч. Алексй Михайловичъ {Я имлъ эту псню изъ Вятки, Новгорода, Костромы, Москвы, Орла, Воронежа. Всхъ списковъ я знаю до 20-ти. Авт.}.
‘Такъ, въ приведенной выше псн является Карамышевъ, въ псн объ осад Соловецкаго монастыря Салтыковъ, лица, неучаствовавшія въ событіяхъ, о которыхъ въ псняхъ разсказывается.
‘Вообще я долженъ замтить, что баллада представляютъ гораздо боле варіантовъ, чмъ псни часто лирическія. Изъ послднихъ можно указать на нкоторыя, какъ, напримръ, ‘Калина съ малиною лазоревый цвтъ’, извстная въ народ подъ названіемъ ‘Веселая бесдушка’, которыя ршительно не представляютъ варіантовъ (кром выговора). Свидтельствуетъ ли это въ пользу ихъ древности — предоставляю ршитъ знатокамъ. Укажу еще на псню: ‘Охъ ты садъ ли мой садочикъ’, представляющую своей конструкціей большое сходство съ одной изъ древнйшихъ славянскихъ псенъ, съ пснею о Роз, Краледворской рукописи.
‘Желательно, чтобъ изданы были голоса псенъ. До сихъ поръ, кром труда покойнаго М. А. Стаховича, нельзя указать ни на одно собраніе, которое сколько-нибудь удовлетворяло бы требованію истинныхъ знатоковъ. По моему мннію, въ этомъ отношеніи должны быть сохраняемы варіанты мотивовъ, разнообразные по мстностямъ. Въ настоящее время мн удалось слышать псни, аранжированныя для пнія К. П. Вильбоа, какъ мн кажется, эти аранжировки удовлетворятъ своею врностью и художественностью самихъ строгихъ судей этого дла.’
Свое предисловіе Якушкинъ заключаетъ пожеланіемъ, чтобы, готовившееся тогда, изданіе псенъ Киревскаго было окончено скоре.

——

Засимъ мы предлагаемъ цликомъ статью Якушкина, напечатанную въ ‘Библіотек для чтенія’ за 1864 г. Статья эта, во многомъ интересная, иметъ значеніе не только біографическое по отношенію въ самому Якушкину, но и историческое въ литератур нашей, вообще, и, въ частности, въ области трудовъ, посвященныхъ собиранію и изданію сокровищъ народной устной словесности.
Статья эта заключаетъ въ себ, между прочимъ, горячее и дкое обвиненіе извстнаго Безсонова въ литературномъ чужеядств и въ узкомъ педантизм. Въ свое время она послужила въ возбужденію оживленной полемики. Якушкину Безсоновъ возражалъ въ журнал ‘День’ (1864 г. No 1), Якушкинъ ему отвчалъ въ ‘Голос’ (1864 г. No 157). Якушкинъ здсь едва-ли былъ справедливъ во всемъ, споритъ онъ придирчиво, рзко, мстами опромтчиво, и, — конечно, статья его интересна для насъ не полемической своей стороной. Перепечатывая ее здсь, мы имли въ виду главнымъ образомъ услышать изъ устъ самого Якушкина: кто и какъ толкнулъ его на прекрасное дло собиранія псенъ со словъ самого народа, какъ относился онъ лично къ этому длу, какъ оно созрвало и крпло, и кому всего боле обязана русская литература его развитіемъ? Самого Якушкина статья эта освщаетъ съ очень выгодной стороны, какъ пламеннаго, толковаго труженика-вкладчика въ науку познанія духовной жизни и творческихъ силъ русскаго народа. Нужно, ко всему, добавить, что приводимая статья Якушкина — самая значительная и наиболе содержательная изъ всхъ (очень немногихъ) его критическихъ замтокъ.

III.
Кое-что объ изданіяхъ Безсоновымъ народныхъ стиховъ и псенъ.

Я по сіе время не понимаю, на что такая несчастная доля постигаетъ сборникъ псенъ Петра Васильевича Киревскаго. Петръ Васильевичъ началъ записывать русскія псни еще въ 20-хъ годахъ, слдовательно, боле 35 лтъ назадъ, здилъ онъ по Россіи нсколько разъ самъ, съ единственною цлію записывать псни, вс, кто только успвалъ записывать какую-нибудь псню, доставляли ее непремнно Петру Васильевичу. Между сотрудниками его въ этомъ дл вы встрчаете Пушкина, Гоголя, Кольцова, Даля, Языковыхъ, Погодина, Шевырева и много, много другихъ. Сколько мн помнится, нтъ ни одной губерніи, изъ которой бы въ этомъ сборник не было псенъ. Прибавьте къ этому добросовстность собирателя, глубокую его образованность, необыкновенное эстетическое и народное чутье и боле тридцати-пяти лтъ неусыпныхъ трудовъ. Кажется, какъ при этихъ условіяхъ не достигнуть успха?!… И достигъ бы успха Петръ Васильевичъ Киревскій, ежели бы у него немного помене было добросовстности и любви въ своему длу, а коли хоть немного было бы нахальства, имя же вышеупомянутые недостатки, онъ не могъ сдлать кое-какъ, и что имъ было сдлано — сдлано хорошо. Припомнимъ, что до самой смерти Петра Васильевича никто не зналъ, не исключая и самаго Общества любителей русской словесности, которому теперь поручено изданіе этого сборника. никто не зналъ, что Петръ Васильевичъ не только записывалъ псни, но что онъ составлялъ {Подъ словомъ составлялъ надо разумть ‘возсоздавалъ’, т. е. Петръ Васильевичъ Киревскій бралъ нсколько варіантовъ одной и той же псни и выбиралъ изъ каждаго варіанта тотъ стихъ, который казался ему лучше. При этомъ онъ указывалъ добросовстно именно на тотъ варіантъ, которымъ онъ пользовался. Это можетъ засвидтельствовать г. Безсоновъ распоряжающійся драгоцнными рукописями Киревскаго.} ихъ изъ многихъ варіантовъ, и такъ составлялъ, что никто не нашелъ не только стиха, но ни одного даже слона, которой бы показалось ненароднымъ: такъ глубоко понималъ нашъ первый (и по времени, и по способностямъ) собиратель народной поэзіи. Умеръ Петръ Васильевичъ Киревскій, а съ нимъ умерла и надежда видть когда-нибудь сборникъ русскихъ псенъ, какого мы могли ожидать ори жизни Петра Васильевича.
Посл смерти Киревскаго, родственниками его поручено было мн заняться приготовленіемъ къ изданію всхъ оставшихся псенъ. При самой передач мн псенъ В. А. Елагинымъ, я замтилъ страшный недочетъ въ бумагахъ: по крайней мр двухъ или трехъ стопъ бумаги, исписанной пснями, не оказалось, потомъ я узналъ, что сверхъ этой страшной потери, пропало еще множество бумагъ покойнаго Петра Васильевича, оставленныхъ имъ въ Москв. Эти пропавшія драгоцнности извстны многимъ, самъ г. Безсоновъ говоритъ объ этой потер. А мн занимавшемуся у Петра Васильевича боле двадцати лтъ по части собиранія псенъ, слишкомъ хорошо извстны эти рукописи.— Когда мн, било поручено приготовить къ изданію псни Петра Васильевича, въ тоже время В. А. и Н. А. Елагини, М. А. Стаховичъ и я, составили опись, въ двухъ экземплярахъ, всмъ пснямъ и въ томъ порядк, въ какомъ он остались посл смерти собирателя, и вс четверо подписались подъ обоими экземплярами. Думая, что издавать придется мн и не надясь издать надлежащимъ образомъ, я поставилъ въ непремнное условіе, что по окончаніи работъ, кмъ бы то ни было произведенныхъ, рукописи вс должны для поврки поступить или въ публичную петербургскую библіотеку, или въ библіотеку московскаго университета. Затмъ я немедленно приступилъ къ работ. Не мн судить, хорошо или дурно вышло бы у меня собраніе, но я долженъ сказать, что, приготовивъ историческія псни въ изданію и не довряя себ, я изъ орловской губерніи, гд производились работы, отправился въ Москву, съ единственною цлью воспользоваться совтами тамошнихъ ученыхъ, и какъ изданіе псенъ, по моему мннію, въ чемъ врно согласятся и многіе, должно быть исполнено подъ вліяніемъ не одной какой-нибудь партіи, а всхъ партій, то я и обратился за совтомъ ко всмъ. Я показывалъ историческія псни П. А. Безсонову, И. Д. и И. В. Бляевымъ, К. С. Аксакову, . И. Буслаеву, И. Б. Заблину, Т. И. Филипову, А. H. Островскому, В. М. Ундольскому, А. С. Хомякову, И. В. Павлову, и — представьте мое великое удивленіе: ни отъ одного изъ этихъ господъ я не слыхалъ ничего, кром похвалъ, ни одного замчанія!.. Другими словами, вс они одобрили мои работы по изданію русскихъ псенъ. Немедленно я вернулся въ орловскую губернію и къ осени 1857 года сборникъ псенъ былъ почти готовъ… Надобно быть въ этомъ дл опредлительне въ своихъ словахъ: мн оставалось, безъ усиленнаго труда, работы еще недли на дв, на три, и притомъ такой не важной, что я легко могъ исполнить ее при держаніи корректуръ.
Въ конц февраля 1860 года рукописи собранія покойнаго Петра Васильевича Киревскаго были переданы Обществу любителей русской словесности, и общество въ тоже засданіе изданіе рукописей поручило К. С. Аксакову, П. А. Безсонову и В. И. Далю, наконецъ, въ сентябр этого года вышелъ первый выпускъ ‘Псенъ, собранныхъ Петромъ Васильевичемъ Киревскимъ’ (94 стр.), въ феврал или въ конц января 1861 года вышелъ второй выпускъ (96 стр.), въ апрл или въ ма вышелъ третій выпускъ (124 стр.). Чтобъ кончить всю исторію изданія этого горькаго сборника, я долженъ сказать, что комиссія, издававшая эти три выпуска, прибавила нсколько псенъ изъ разныхъ сборниковъ, къ пснямъ, собраннымъ Петромъ Васильевичемъ и приведеннымъ мною въ порядокъ, по плану самого собирателя. Я этого сдлать не могъ, мн запрещено было прибавлять что-нибудь къ сборнику, исключая нкоторыхъ старинныхъ печатныхъ сборниковъ, и именно въ уваженіе только того, что Петръ Васильевичъ самъ началъ выписки изъ этихъ сборниковъ.
Ко всему этому мн не приходится говорить ни въ похвалу, ни въ порицаніе этого изданія: пусть судятъ вс, кто какъ знаетъ, я буду говорить собственно только о работахъ комиссіи, которой поручено изданіе этого сборника, драгоцннаго и по содержанію, и по имени собирателя. И я считаю тмъ боле моей обязанностью сказать свое мнніе, можетъ быть ошибочное, что боле чмъ кто-либо знаю объ этихъ работахъ и о томъ, что сдлали съ сборникомъ Петра Васильевича дйствующіе члены Общества любителей русской словесности, которыхъ Киревскіе считали искренними своими друзьями.
‘Не родись богатъ-уменъ, а родись кудрявымъ’, говоритъ народъ. П. А. Безсоновъ родился совершенно кудрявымъ! Другихъ достоинствъ, по изданію русскихъ псенъ, я за нимъ ршительно не знаю. Кто можетъ сказать, по какому несчастному случаю весь сборникъ псенъ Киревскаго, да и вс сборники псенъ достались безконтрольно въ одн руки г. Безсонова? Гд онъ проявилъ знаніе русской народной поэзіи? Онъ ршительно ничмъ не доказалъ знанія народной жизни, только впослдствіи доказалъ отсутствіе пониманія русской поэзіи и зависть къ заслугамъ Петра Васильевича Киревскаго. Чмъ вы объясните, напримръ, какъ не завистью, слдующее: едва узнали люди совсмъ не близкіе, а можетъ быть и лично незнакомые съ Петромъ Васильевичемъ, объ изданіи его собранія, какъ въ ту же минуту предложили свои сборники въ общую сокровищницу Киревскаго, изъ числа многихъ я укажу на . И. Буслаева, И. Е. Заблина, г. Рыбниковъ имя подъ руками множество псенъ, не остался чуждымъ этому труду: онъ далъ нсколько псенъ въ сборникъ Киревскаго, одинъ только г. Безсоновъ, которому безконтрольно порученъ сборникъ, взялъ себ часть, а можетъ и лучшую, именно духовные стихи изъ сборника Киревскаго, и издалъ ихъ въ своихъ ‘Калкахъ-перехожихъ’,да при этомъ надо замтить, ни одной строки не вложилъ въ собраніе, порученное его благодяніямъ. При этомъ онъ не забылъ сказать о своихъ великихъ трудахъ (которыхъ не было), о своихъ заслугахъ, о которыхъ никто не знаетъ!.. Г. Безсоновъ объясняетъ это тмъ, что у него великій сборникъ стиховъ, изъ ‘Калкъ-перехожихъ’ этого не видно, а хоть бы это была и правда, онъ по долгу чести и совсти не могъ бы изъ порученныхъ ему псенъ брать что-нибудь. Что бы онъ сказалъ, ежели бы кто-нибудь, кому поручено сберечь сто рублей, взялъ деньги себ, и объяснилъ это присвоеніе слдующимъ образомъ: ‘У меня больше, — у меня тысяча рублей, поэтому я и взялъ себ и эти сто рублей?’ Но не все ли равно, деньги или псни? Какъ можно было приписывать себ то, что сдлалъ другой?!. А г. Безсоновъ это длалъ и длаетъ съ первой строки издаваемыхъ имъ и ‘Псенъ’, и ‘Калкъ-перехожихъ’ до послдней строки. Чтобы не упустить фразы: ‘съ первой строки’, я и начну съ первой же строки предувдомленія перваго выпуска псенъ, принадлежащаго г. Безсонову. Я совершенно утвердительно говорю — Безсонова, и убжденъ, что товарищи его по комиссіи не читали бумагъ Петра Васильевича, а слишкомъ доврчиво отнеслись къ г. Безсонову. Иначе какъ объяснить согласіе покойнаго К. С. Аксакова и В. И. Даля подписаться подъ слдующими словами ‘Предувдомленія’:
‘По мысли, руководившей постоянно Петромъ Васильевичемъ Киревскимъ, комиссія, издающая нын сборникъ его псенъ, не ограничивается тмъ, что нашла въ бумагахъ покойнаго. но присоединяетъ сюда въ пополненіе и другія псни… а гд нужно, въ приложеніяхъ къ выпуску, помщаетъ сказки, историческія показанія…’ (I выпускъ).
Я повторяю, что взялъ эти строки, какъ первыя въ книжк, и долженъ сказать, что здсь все неврно, или покрайней мр неточно: въ приложеніяхъ къ выпуску помщать сказки, историческія показанія, это совершенно не по мысли Петра Васильевича Киревскаго, а между тмъ Безсоновъ увряетъ, что онъ постоянно руководился мыслью Петра Васильевича. Выходитъ, что по мысли Петра Васильевича Киревскаго слдуетъ длать приложенія къ каждому выпуску, напримръ, къ выпуску, заключающему въ себ псни про Илью Муромца, надобно прилагать всевозможныя приложенія про этого героя, — тогда какъ Петръ Васильевичъ говорилъ, что должно издать вс псни разомъ, посл варіанты къ нимъ и наконецъ приложенія. Доказательствомъ моихъ словъ можетъ служить изданіе Петра Васильевича русскихъ народныхъ стиховъ, въ которомъ онъ не помстилъ ни одного варіанта. Ему хотлось, чтобы кто-нибудь взялся издать особенно сказки, и потому-то онъ не отказывалъ собранныхъ имъ сказокъ всякому, кто только собирался ихъ печатать: это можетъ подтвердить А. Н. Афанасьевъ. Я еще могу прибавить, что Петръ Васильевичъ предлагалъ мн издать сказки (до изданія еще А. Н. Афанасьева) и что по его совту я просилъ у В. И. Даля имъ собранныя сказки, въ чемъ, впрочемъ, мн было отказано. И поэтому я, получивъ въ свои руки бумаги Киревскаго, отобралъ нсколько сказокъ, мною записанныхъ, просилъ В. А. Елагина отправить ихъ къ А. Н. Афанасьеву, который, получивъ ихъ отъ г. Елагина, ошибкой помтилъ ихъ, записанными Киревскимъ.
Посл этихъ строкъ начинается самовосхваленіе г. Безсонова, который сказалъ только мимоходомъ, что и духовные стихи погодимъ издавать: не потому-ли, что я ихъ не приготовилъ въ изданію?.. или быть можетъ для того, что эти духовные стихи, какъ показываютъ факты, пригодились для ‘Калкъ-перехожихъ’ г. Безсонова? Странно! да какъ же посл этого г. Безсоновъ такъ беззастнчиво говоритъ, что онъ всякую замтку, даже слово Петра Васильевича Киревскаго отпечаталъ ‘съ буквальною точностью въ самомъ даже правописаніи и въ знакахъ препинанія. Не простирая никакого притязательнаго права…. дозволилъ себ отдлить иногда красную строку!’
Объ красной строк и толковъ нтъ, но нельзя не замтить г. Безсонову, такъ какъ онъ выдаетъ себя за знатока русскихъ напвовъ, что псню должно записывать съ голоса, а по голосу стихъ выходитъ чрезычайно разнообразенъ, и что ему, какъ пвцу, можетъ казаться поправкою, то другимъ покажется искаженіемъ. Не будемъ обращать вниманія и на перестановку стиховъ (стр. 2, выпускъ 1), что тоже ни къ чему не идетъ, но особеннаго вреда не длаетъ, если издатель всегда оговаривается, но какъ же г. Безсоновъ говоритъ, что ‘порядокъ, въ которомъ размщены псни настоящаго выпуска’ и слдующихъ ‘былевыхъ, установленъ по мысли его, Безсонова?’… Да какъ же иначе можно было размстить псни? Спросите кого хотите, какъ должно разсказывать исторію про что бы то ни было… Положимъ хоть біографію Петра Алексевича. Сперва должно разсказать, какъ онъ родился, потомъ какъ у Петра Алексевича прорзались зубки, потомъ какъ онъ учился издавать русскія псни (при этомъ необходимы и географическія подробности), какъ издалъ псни и т. д. Про какого-нибудь богатыря — все такъ же: какъ родился, какъ жилъ, какъ умеръ. Какая же это оригинальная мысль? Во всемъ изданіи г. Безсонова одна только мысль его: замнить западную терминологію Петра Васильевича на свою, якобы славянскую: историческія псни онъ назвалъ былевыми, ‘варіантъ’ замнилъ, хоть я не совсмъ врно, словомъ ‘разнорчіе’ {Для примра разницы между варіантомъ и разнорчіемъ, покрайней мр какъ ее понималъ Петръ Васильевичъ, покажу на псню про свадьбу Ивана Грознаго. Въ одной изъ этихъ псенъ говорится про супротивника Темрюка-Мамстрюка, что у него были усы сторженые, въ сапогахъ раструбы были широкіе, а въ другой псн говорится: Темрюка-Мамстрюка было супротивниковъ двое, и совсмъ непохожихъ на щеголя, о которомъ говоритъ первая псня. Въ ней разсказывается, что когда дядюшка Ивана Грознаго бояринъ Романъ Никитичъ кликнулъ кличъ, что Темрюкъ-Мамстрюкъ ищетъ по всей Москв супротивника, но въ то время богатырей въ Москв не случилось, тогда
Изъ дворенушка маленькова,
Изъ избенушки худенькой
Выбгали два братца молоденькіе:
Фомушка маленькій
Да Петранюшка хроменькій…
Выбгаютъ они и второпяхъ на бгу шубы надваютъ. Неужто это разнорчіе?}. Пожалуй и еще есть мысли въ его примчаніяхъ, да какія же это мысли? Разв можно назвать мыслями подписи подъ пснями: ‘не кончено?’ Почему, напримръ, ему показалось неконченною псня, записанная г. Рыбниковымъ въ Петрозаводск (стр. 84—89, выпускъ 3)? Вы спросите, г. Безсоновъ, кого-нибудь, кто толкъ знаетъ, — вамъ скажутъ, что эта псня не только кончена, но въ конц и точка поставлена. Какой можетъ быть лучше конецъ этой псни:
И ходятъ калики — кричатъ по чисту полю,
Не дорогою ходятъ, бездорожицею.
Закричалъ ома сударь Ивановичъ:
‘Ай-же вы калики перехожіе!
Что же вы ходите не дорогою, бездорожицей?’
И кричатъ вс калики грошкимъ голосомъ:
‘Ай-же ты, ома сударь Ивановичъ!
За твою за правду за великую
Вложилъ теб Господь душу въ блы груди,
А за нашу за неправду за великую
Напустилъ темень на ясны очи’.
Да тутъ не только конецъ, но даже, если хотите, и нравоученіе. Трудно также доврить, чтобы Общество любителей русской словесности помогало вамъ въ объясненіи непонятныхъ, по вашему мннію, словъ. Знаменитую букву О (сокращенное: общество) вы ставите изъ скромности. Я увренъ, что вы, именно вы растолковали намъ слдующіе стихи:
Владиміръ князь убивается,
А калики-то въ путь снаряжаются.
Проситъ ихъ тутъ Владиміръ князь
Пожить, побыть тотъ денекъ у себя… (Стр, 99, вып. 3.)
Смыслъ этого мста ужасъ какъ труденъ, вотъ вы и поставили звздочку при слов убивается, а внизу и написали: ‘усильно проситъ остаться и горюетъ о разставаньи.— О.’ (т. е. другими словами: ‘Общество любителей русской словесности’). Или еще (на страниц 66, вып. 3), когда разсказано, что калики, возвращаясь въ Кіевъ, не попали на то мсто, гд былъ зарытъ Касьянъ Михайловичъ:
Обошли маленькою сторонкой *).
{*) Почему и этотъ стихъ не объяснить? Можно объяснить такъ: Касьянъ остался немного въ сторон.
Его молода Касьяна Михайловича
Голосокъ наноситъ помалехоньку…
А и тутъ калики остоялися.
А и мсто стали опознавать,
Подалися малехонько — увидли
Молода Касьяна Михайловича.}
Вдь не скоро догадаешься, чей голосокъ наноситъ? Но тутъ-то Петръ Алексевичъ Безсоновъ является благодтельнымъ толкователемъ и объясняетъ этотъ стихъ такъ: ‘доносится голосъ Касьяна.— О.’
И иного, много подобныхъ вещей объяснялъ намъ именно г. Безсоновъ, ибо я никакъ не думаю, чтобы О могло сказать, что печаль значитъ заботы, хлопоты, бурнастый бурый. Лисецъ бурыхъ, о которыхъ упоминаетъ Безсоновъ, видлъ одинъ только г. Безсоновъ, члены О могли только видть лошадей бурыхъ, а лисицъ видали чернобурыхъ, бурнастыхъ… А впрочемъ Богъ ихъ знаетъ, можетъ которые и лисицъ бурыхъ видали!… Но я все таки уврился, что вс эти объясненія принадлежатъ всецло П. А. Безсонову, и изъ одной только скромности заслугу подобныхъ толкованій онъ длитъ со всми членами О. Не понимаю я только, кчему тутъ скромность?
Еще должно прибавить, что Петра Алексевича Господь и соображеніемъ не обидлъ. Соображеніе у него глубокое. Вотъ вамъ примръ женъ добрыниныхъ по разнымъ варіантамъ зовутъ различно, а именно 1) Тимоеевной, 2) Микулишной, 3) Григорьевной, 4) Гурьишной, 5) Никулишной… Вотъ и вс. Которая же изъ нихъ жена добрынина? Во вкъ никому не отгадать!… И не отгадывайте, а прочтите на стр. XX, вып. 2, что гласитъ г. Безсоновъ. А г. Безсоновъ гласитъ, что Добрыня, бояринъ, былъ женатъ на удалой разъздной двиц, Настась Никуличн, дочери представителя земщины Никулы Селяниновича!… Этого никто не могъ прежде знать, да и самъ Петръ Алексевичъ повертлъ-таки чубомь, чтобы отыскать Добрын тестя-батюшку. Да и кому придетъ въ голову женить Добрыню, княжаго племянника, на дочери мужика, который земли запашетъ, хлба засетъ, намолотитъ, пива наваритъ, гостей назоветъ, такихъ же мужиковъ, какъ и самъ, а эти мужики станутъ говорить тестю княжаго племянника такія рчи:
Ужь и дай теб Богъ, Микулушка, пахать да орать,
Ужь и дай теб Богъ, Микулушка, крестьянствовать!
А этому Микулушк надо теперь хать въ зятю въ гости во высокъ теремъ, да еще пожалуй, если Добрыня живетъ съ дядей, и въ теремъ самого князя Владиміра…
Я не постигаю, на чемъ основывался Безсоновъ, длая подобныя произвольныя сватовства?… А вдь по русской пословиц: ‘яблоко отъ яблонки недалеко откатится’, ‘каковъ отецъ, таковъ и сынъ’. Да и по пснямъ тоже выходитъ: у Ивана Гостинаго сына отецъ гость и самъ онъ гость, у богатыря Давида Игнатьевича сынъ тоже богатырь, у богатыря царя Саула Леванидовича сынъ тоже богатырь, у одного толко Микулушки яблочко откатилось отъ яблонки. Ей бы, т. е. Микулишн, шло привтствіе: ‘Теб бы, Никулична, жать да молотить!’ Ей же этого теперь сказать нельзя: она сдлалась удалою разъздною двицей — хватитъ и за желтыя кудри, посл пошла и выше, сдлалась и племянницей князя Владиміра, — хоть Никулична
Отъ своего роду отказалася…
а не пошла за торгаша-ходебщика (?) суздальца.
Соображенія у г. Безсонова, какъ изо всего видно, не занимать стать, но пониманія того, что онъ написалъ, еще больше: вы напишете Китай, станете читать — и выйдетъ Китай, а если г. Поприщинъ съ г. Безсоновомъ станутъ читать — у нихъ выйдетъ не Китай, а Испанія!.. Эта мысль моя, и я ее никому не уступлю, не такъ скроменъ, какъ Петръ Алексевичъ! А чтобы кто-нибудь не воспользовался этой мыслію, я приведу слдующія строки:
При цар Давид Евсеевич,
При старц Макары Захарьевич,
Было безпокойство великое:
Старицы по кельямъ — родильницы,
Чернцы по дорогамъ — разбойницы,
Сынъ съ отцомъ на судъ идетъ,
Братъ на брата съ боемъ идетъ,
Братъ сестру за себя емлетъ.
Ну, что вы прочитали? Вы думаете, что здсь говорится про ужасное положеніе общества, погрязшее въ беззаконіе, которое живетъ наканун потопа, или во крайней мр французской революціи, которому грозитъ неминуемая гибель, что эти слова сказаны съ ужасомъ? Я знаю, что вы такъ и скажете, потому что вы читаете Китай — Китаемъ, а не Испаніей! Господинъ же Безсоновъ написалъ эти стихи и прочиталъ, что это запвъ шуточная передлка стиха Іерусалимскаго!… (VIII ст. 3 вып.). Ну, не Испанія-ли это?!..
Перечтите ради-Бога еще разъ выписанные выше стихи которые представляютъ такую полную, цльную картину распущеннаго общества. А между тмъ, привиллегированный издатель русскихъ псенъ Безсоновъ, нагло увряетъ, что это неудачная передлка какого-то, стиха!…
Прочитавъ въ псняхъ П. В. Киревскаго замтки П. А. Безсонова, я столько узналъ новаго, что не могу не выразить ему своей благодарности, и вмст съ благодарностью обратиться къ нему и съ просьбой. Сдлайте одолженіе, г. Безсоновъ, пишите ваши замтки и оставьте изданіе псенъ П. В. Киревскаго: вамъ он или не по сердцу, или вамъ некогда. Какъ то, такъ и другое вроятно. Скажите пожалуйста, чмъ можно объяснить, что вы, взявъ въ феврал 1860 года въ свои руки псни Киревскаго, къ 4-му февраля 1861 г. издали тощенькія книжонки, — даже и съ вашими примчаніями, очень тощенькими, — да тмъ съ ними и покончили, а теперь къ нимъ почти и рукъ не прикладываете, а въ тоже время вы, получивши позже матеріалы, издали два большихъ тома прекраснаго сборника Рыбникова, большую кипу какой-то смси и очень хорошаго, и до крайности несообразнаго, подъ названіемъ ‘Калкъ’, да все съ замтками, да съ большими? Ежели вы это хоть немного объясните… Да что объ этомъ толковать! вы этого не объясните, а общество (О) и не посмотритъ на мою вамъ хвалу, хоть вы и еще больше обвиняйте въ невжеств Петра Васильевича Киревскаго!.. Только вамъ еще разъ просьба — оставьте псни Киревскаго, или займитесь изданіемъ ихъ серьезне: съ чужимъ добромъ такъ не поступаютъ.
По настоящее же время изданіе псенъ Киревскаго идетъ непутно и страшно подозрительно…
Теперь посмотримъ, какимъ шутникомъ является г. Безсоновъ съ своими ‘Калками’…
Вотъ въ несчастныхъ калкахъ (т. е. книжк) много мыслей Петра Алексевича. Но прежде чмъ ни станемъ говорить объ этихъ мысляхъ, воздадимъ благодарность привиллегированному издателю русскихъ псенъ. Онъ ‘слдилъ за ними (т. е. за калками) въ окружающей жизни (?) ходилъ за ними по деревнямъ, съ жадностію отыскивалъ и отмчалъ объ нихъ вс свидтельства древности… Любопытство его поглощено было самымъ явленіемъ, самыми лицами калкъ перехожихъ, ихъ положеніемъ, бытомъ, обычаями, пріемами. С_т_и_х_и онъ в_ы_с_л_у_ш_и_в_а_л_ъ и_з_у_ч_а_л_ъ в_с_ и_х_ъ н_а_п__в_ы, н_о з_а_п_и_с_ы_в_а_л_ъ м_а_л_о’. И вотъ въ начал 1861 года, у него собралось уже до пятисотъ стиховъ, въ август того же 1861 года возрасло за тысячу!!!… Когда я прочиталъ въ первомъ выпуск ‘Калкъ-перехожихъ’, что г. Безсоновъ иметъ въ своихъ рукахъ до 500 стиховъ {У Безсонова такъ сказано: ‘1. Самые стихи (числомъ до пятисотъ)’… но благоразумно умолчено: различныхъ или нсколько стиховъ съ варіантами?}, меня оторопь взяла: Кіревскому, Отто, Максимову, Филипову, Островскому, да и всякому, кто только безкорыстно и не для прославленія своего имени собиралъ стихи, боле ста стиховъ не случалось имть въ своихъ рукахъ, какъ не удивиться, что одному только г. Безсонову удалось собрать до 500!… Я знаю, что при большемъ труд собирателей, большемъ числ ихъ, при боле обширномъ район ихъ дйствій, число самыхъ дорогихъ псенъ возрастетъ до такого размра, объ которомъ мы и не думаемъ, что доказывается сборникомъ Рыбникова, поэтому я совершенно поврилъ г. Безсонову, и хоть не со всмъ согласился, но скрпя сердце, промолчалъ, услыхавши, что г. Безсоновъ, съ согласія Общества любителей Русской словесности и родственниковъ Киревскаго, дробитъ, уничтожаетъ сборникъ, порученный ему для изданія. Теперь, зная искусство и добросовстность г. Безсонова, я увренъ, что сборникъ его можетъ включать до 10, 100, 200 и боле тысячъ!… Такъ онъ безцеремоненъ въ вербовк стиховъ для своихъ изданій!…
Посл изданія г. Безсоновымъ пяти выпусковъ ‘Калкъ-перехожихъ’, мы заговоримъ другое.
Родственники ли, друзья ли Петра Васильевича Киревскаго, никто не имлъ права его трудами позволить длать имя кому-нибудь: это грхъ не только передъ памятью Петра Васильевича, но это уголовное преступленіе передъ обществомъ. Какъ могло Общество любителей русской словесности или кто другой позволить приписать труды покойника живому человку, на томъ основаніи, что покойникъ умеръ и ему не надобны блага мірскія, а живому человку, хоть бы этотъ человкъ былъ и П. А. Безсоновъ, отдать труды покойника для прославленія своего имени? Позволить на первыхъ же строкахъ трудовъ покойника обругать всю дятельность его! Какъ могло общество и вс знакомые позволить г. Безсонову безнаказанно написать слдующія строки про труды Киревскаго:
‘Сводить одинъ стихъ изъ нсколькихъ отдльныхъ, притомъ не приводя сихъ послднихъ и съ притязаніемъ, что такой долженъ быть подлинный видъ извстнаго стиха, каковъ онъ во происхожденію, или каковъ онъ долженъ быть въ народ, я считаю дломъ совершенно противнымъ здравому смыслу и требованіямъ науки…’ (Вып. I. стр. І).
Люди, знающіе труды и способности Киревскаго! можно ли такъ говоритъ о дятельности Петра Васильевича? Я совершенно увренъ, что у Киревскаго не было здраваго смысла для пріобртенія какихъ-нибудь житейскихъ выгодъ, у г. Безсонова ихъ гораздо, гораздо больше, но скажите пожалуйста, неужели не возмущаютъ васъ эти безсовстно-безобразныя строки? А какъ вамъ нравится то, что во всемъ сборник г. Безсонова ‘Калки перехожіе’ не видно (ибо онъ это скрылъ), что Киревскій, составляя стихъ, прилагалъ къ нему варіантъ, показывая, гд записанъ каждый варіантъ, и какой стихъ какого варіанта вошелъ въ сводный стихъ.
При разбор бумагъ Петра Васильевича мною была найдена черновая работа его надъ стихомъ Егорій храбрый, эта-то черновая, карандашомъ написанная работа помщена г. Безсоновымъ во второмъ выпуск на 440 стр., какъ-бы въ доказательство словъ, изъ выше сказанныхъ: хорошо ли это? Эта черновая работа, помщенная г. Безсоновымъ въ его ‘Калкахъ’, къ несчастію мною найденная, именно какъ-бы затмъ помщена, чтобы доказать, что Киревскій издавалъ псня глупо, такъ какъ не только многимъ, но и самому г. Безсонову извстно, что П. В., составляя псню изъ разныхъ варіантовъ, всмъ и всякому допускалъ возможность выставлять каждый варіантъ, что можно видть въ ‘Русской Бесд.’
Отдлавъ такимъ образомъ труды Киревскаго, которымъ П. В. посвятилъ всю свою честную и добросовстную жизнь, г. Безсоновъ говоритъ:
‘Совсмъ напротивъ, — я привожу сначала вс образы извстнаго стиха со всми разнорчіями, указываю, въ какихъ новйшихъ изданіяхъ существуютъ другіе образцы его и тогда уже, когда можно меня поврить источниками, свожу вс разнорчія изъ всхъ образцовъ въ одинъ стихъ, но такъ, что не выдаю его ни за первообразъ, ни за подлинный теперешній видъ, а представляю изучающимъ одинъ м_а_т_е_р_і_а_л_ъ, сведенный изъ памятниковъ, такъ-называемый въ наук Запада ф_и_л_о_л_о_г_и_ч_е_с_к_і_й аппаратъ’.
Съ гордымъ смиреніемъ, не хвастая, Безсоновъ говоритъ:
‘Въ каждомъ такомъ сводномъ стих (carmen) начинаю тмъ, что по смыслу и содержанію первичне, затмъ все вторичное послдующее, а въ конц то, что по содержанію или складу стиха ближе къ заключенію (?!!!).’
Колико разсудителенъ Петръ Алексевичъ Безсоновъ!…
Позвольте теперь отнестись къ вамъ, много и много уважаемые (въ самомъ строгомъ смысл) М. П. Погодинъ {М. И. Погодинъ, кром общественной дятельности, всмъ извстной, былъ первый, который указалъ мн, какъ должно научать народную поэзію, давалъ мн множество рекомендательныхъ писемъ, чрезвычайно облегчалъ мн мои подъ-часъ тяжелыя странствованія, онъ все мн показывалъ, отрываясь отъ своихъ занятій, какъ узнавать древнія рукописи, монеты и т. п. М. П. Погодинъ и М. Лсниковъ по настоящее время занимали мста президента и вице-президента О. Р. С.} и И. С. Аксаковъ {И. С. Аксакову я обязанъ всмъ его вниманіемъ ко мн и поддержкою свтлою личностію его въ Харьков, а также и тмъ, что онъ доставилъ мн возможность безъ всякаго со своей стороны рецепта, опять пуститься въ странствованія по Россіи. Иванъ Сергевичъ могъ предложить изучить сходку, торговлю, но не уметъ приказать, подбери факты къ моей стать, къ моему взгляду.}, какъ вы могли допустить подобную брань на человка, котораго вы любили и дятельность, котораго вамъ извстна? Вдь этотъ человкъ былъ Петръ Васильевичъ Киревскій, про котораго ни одинъ человкъ ни изъ одной партіи не сказалъ ни одного дурнаго слова, а г. Безсоновъ работу Петра Васильевича находитъ противною здравому смыслу и наук!… Разумется, если бы за эту работу взялся г. Безсоновъ, вышло бы плохо, даже очень плохо!… хуже даже его сводныхъ стиховъ, Киревскимъ же были составлены стихи такъ, что никто и не зналъ, что почти вс стихи составлены. Хотя г. Безсоновъ и говоритъ, что у Киревскаго ‘каждый почти стихъ сводный по особому способу, принятому покойнымъ собирателемъ’, но у Петра Васильевича стихи не сводные, а составленные, и къ каждому стиху были бы приложены вс варіанты, указано бы было, изъ котораго какой стихъ взятъ, если бы г. Безсоновъ не воспользовался огромнымъ количествомъ варіантовъ, находившихся въ сборник, порученномъ его изданію, даже неприличнаго этого названія стихамъ Петръ Васильевичъ дать не могъ. Вотъ у Петра Алексевича стихи сводные, точно сводные, онъ напечаталъ вс стихи, ему доставленные его знакомыми, гораздо большее количество взятыхъ изъ сборниковъ Киревскаго, а небольшое число самимъ имъ записанныхъ посл и… сдлалъ сводный стихъ, по образцу, называемому въ западной наук филологическимъ аппаратомъ, да и не даромъ же Петръ Алексевичъ не любитъ западной науки!… У него вышелъ такой сумбуръ, что въ этомъ аппарат ничего не поймешь. Скажите, г. Безсоновъ, для чего это напечатано:
Жилъ (живалъ) себ (на земл, на вольномъ свту) славенъ и богатъ человкъ
(Какъ жилъ-былъ богатый славный богатырь):
Онъ раскочныя ства и богачы
(сладкую пищу) воскушалъ
(Пивалъ-далъ сладко,)
Пилъ-лъ богатый — сахаръ воскушалъ,
Въ которой роскоши онъ пивалъ и далъ,
Который на свт въ роскоши живалъ,
Пивау и ддау сластно хорошо,
Дорогіе надвы (одежды) и богачы (богатъ) надвалъ
(Дорогія одежды онъ радъ былъ носить, радъ носилъ, возносилъ).
(Выпускъ 1, стр. 68.)
Я выписалъ съ буквальною точностію этотъ отрывокъ филологическаго аппарата, составленнаго по образцамъ западной науки, и нахожусь въ необходимости согласиться съ г. Безсоновымъ, что западъ глупъ!… Пожалуй, и можно этотъ сводный стихъ разложить на частные, несводные, но это можетъ сдлать одинъ только г. Безсоновъ, впослдствіи, когда онъ сочиняетъ науку, какъ разбирать эти сводные стихи, можетъ-быть и будетъ такая игра, въ род шарадъ, ребусовъ, можетъ-быть и будутъ заниматься разложеніемъ этихъ стиховъ, — въ настоящее же время никто не разложитъ, и разлагать не будетъ, несмотря на то, что хитрый Петръ Алексевичъ отгадки помстилъ въ начал своихъ загадокъ, которыя онъ назвалъ сводными стихами.
И хоть Безсоновъ и говоритъ, что Киревскій длалъ безсмысленно, не указывая, изъ какого варіанта взялъ стахъ или слово (въ чемъ можетъ быть помшала ему смерть), а самъ г. Безсоновъ погршалъ тмъ же, не указывая на варіанты, изъ которыхъ имъ взяты слова и цлыя строки своихъ сводныхъ стиховъ, имя на то время.
Но мы можемъ надяться, что новая наука, наука, составленная г. Безсоновымъ, скоро явится на свтъ, начало уже положено въ 4-мъ выпуск Калкъ, въ стать подъ названіемъ ‘къ читателямъ’. Но я серьозно опасаюсь, что эта наука Петра Алексевича окажетъ совершенно медвжью услугу и православію, и вр въ возможность славянскихъ началъ: такъ хитро онъ подходитъ и къ православію, и къ славянской народности, хотя съ перваго разу кажется, что онъ за нихъ только и стоитъ.
Какъ ни трудно, но все-таки постараюсь познакомить простыхъ смертныхъ съ этою замчательною статьею, хоть отчасти, со всею — нтъ возможности, даже и для меня: а я долго изучалъ храбрые подвиги П. А. Безсонова.
Господинъ Безсоновъ разсказываетъ намъ, что русскій народъ не профанируетъ духовными пснями потому, что онъ православный. Православіе не нуждается вы въ какой защит, — а г. Безсоновъ своей защитою хотлъ скоре поддержать православіе. Скажите пожалуйста: при странномъ вниманіи, при жадности къ изученію, какъ ногъ сказать П. А. Безсоновъ, что у насъ не профанируютъ духовными пснями или такъ называемыми стихами, когда у него въ настоящее время находится подъ руками сборникъ Киревскаго? Вдь многіе думаютъ, что онъ читалъ рукописи, которыя ему доставлены (О) (Обществомъ любителей) и потому могутъ страннымъ показаться эти мысли П. А Безсонова. Не будемъ говорить объ ‘Барыня барыня’, слова которой совершенно не подходятъ къ религіозному напву, укажемъ П. А. Безсонову, что есть псни:
У отца архимандрита было строгаго
Братія была веселая,
Погреба были глубокіе,
Да запоры были крпкіе!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
еще и скажу: ежели П. А. Безсоновъ когда нибудь слыхалъ, пвцовъ не приведенныхъ къ нему, но гд-нибудь, на приходскомъ праздник въ сел или на ярмарк, — какъ онъ могъ не замтить, что слпцы не только пародируютъ, но даже кощунствуютъ: это можетъ засвидтельствовать и самъ П. А. Безсоновъ, когда онъ прочитаетъ весь сборникъ Петра Васильевича Киревскаго.
Я говорю: когда онъ прочитаетъ весь сборникъ Петра Васильевича Киревскаго, — а Безсоновъ по сю-пору всего его не прочиталъ. У него вдь вс псни Киревскаго, какъ же онъ могъ пропустить:
Построю я келью съ дверью,
Стану я Богу молиться:
Чтобъ меня двки любили,
Крашеныя яйца носили…
или другую:
Волною морскою
У насъ подъ Москвою.
Да приведемъ цлую псню.
Жилъ былъ старецъ одинъ наедин,
Построилъ старецъ келью себ,
Келью себ соломенную,
Пошелъ старецъ съ корцемъ за водой,
На встрчу старцу двокъ хороводъ.
Пошелъ старецъ скакати плясать
Оглянулся назадъ — келья горитъ!
Много добра погорло въ той хоромин:
Ольховыя лапти, дубовыя сапоги,
Коробка съ табакомъ березовая.
Этотъ стихъ я слышалъ у церкви села Липовицы малоархангельскаго узда.
‘Несомннныя свидтельства — дале говоритъ Петръ Алексевичъ — убждаютъ насъ, что индо европейскіе народы… имли еще въ язычеств свои религіозныя пснопнія…’
Это сказано очень хорошо: великая ученость творца будущей науки такимъ образомъ совершенно утверждена, а потому онъ дальше смло говоритъ:
‘…Счастливы били т, которые, какъ напримръ славяне и праотцы германскаго племени, жили долгое время вблизи и общеніи съ античною Греціей… на тхъ же мстахъ жительства отъ Чернаго моря и Дуная до нижней Фракіи и Македоніи застигло эти племена христіанство… Вліяніе христіанства въ форм греческой невольно достигло ихъ и сопровождало даже на новыя мста жительства…’
Это вліяніе ‘боле на себ должны были понести славяне, доле другихъ остававшіеся и до конца Византіи оставшіеся сосдями грековъ’…
У васъ можетъ-быть возродится какой-нибудь нескромный вопросъ, могущій нарушить текучесть рчи Петра Алексевича, а потому онъ остроумно прибавляетъ въ скобкахъ: ‘мы не считаемъ здсь кельтовъ-волоховъ, какъ пришельцевъ и сосдей временныхъ, ни дикаго ихъ отродія — арнаутовъ или албанцевъ’!!!..
Ежели какой-нибудь непонятливый человкъ спроситъ: ‘Да почему же на альбанцевъ не имло вліянія греческое христіанство?’ На это съ скобкахъ сказано: дикое отродье эти албанцы! несуразный народъ!! вотъ вамъ и весь отвтъ!..
Дале Петръ Алексевичъ остроумно замчаетъ, что христіанство имло вліяніе на народное творчество. Это тоже его собственная мысль, за сообщеніе которой я считаю дломъ благодарить г. Безсонова за то, что онъ сообщаетъ точную новую вещь ‘что христіанство имло вліяніе на народное творчество?’ Какое-же именно вліяніе имло христіанство на народное творчество — объ этомъ Безсоновъ не говоритъ, да вроятно объ этомъ онъ и не думалъ никогда. Творецъ живой науки продолжаетъ:
‘Былины (т. е. мірскія псни) и стихи во всей чистот народнаго склада поются нын единственно у славянъ, лучшіе же у православныхъ’. Православіе, изволите видть, не мшало народному творчеству, а католичество мшало, это впрочемъ и понятно, такъ какъ славяне являются вмстилищемъ, готовымъ и выработаннымъ сосудомъ… ‘На запад Европы укрывались съ своимъ народнымъ сокровищемъ дольше другихъ странъ лишь въ дикихъ скалахъ, пристанищ скальдовъ, или за горами и своеобразіемъ Испаніи’ (стр. VII). Въ самомъ же дл эпическая поэзія можетъ существовать у однихъ православныхъ славянъ: ‘ежели и существуютъ былины и стихи у русскихъ раскольниковъ, напр. хоть псня объ осад Соловецкаго монастыря, завербованная привилегированнымъ издателемъ псенъ изъ историческихъ псенъ въ свои ‘Калки’, то эти стихи и псни у русскихъ раскольниковъ существуютъ, именно потому, что Европа граничитъ къ сверу — Свернымъ океаномъ, а съ западу — Атлантическимъ. Это совершенно врно, ибо Петръ Алексевичъ говоритъ, что у словаковъ сохранилось ‘боле остатковъ былеваго народнаго творчества вообще, боле отрывковъ народныхъ стиховъ въ частвости, вмст съ уцлвшими народными пвцами, слпцами: причиною быть-можетъ срединное положеніе между западомъ и востокомъ, сверомъ и югомъ славянства’… (стр. XII и XIII), хоть эти славяне и перемшаны съ мадьярами.
Я слышалъ, что нкій мужъ пришелъ на самый востокъ, и такъ пришелъ на востокъ, что куда не глянешь — все востокъ: впереди востокъ, назади — востокъ, направо — востокъ, на лво — востокъ, — все востокъ!.. Мн не удалось узнать отъ него, поютъ ли на самомъ восток былины и стихи?.. Впрочемъ г. Безсоновъ скажетъ намъ въ слдующихъ выпускахъ ‘Калкъ’ и объ этомъ: при его остроумныхъ догадкахъ грхъ ему будетъ, если онъ не сообщитъ намъ своихъ объ этомъ мыслей. Теперь только можно догадываться, что если тамъ живутъ славяне — то поютъ былины, а нмцы — не поютъ, у нмцевъ ‘по древнимъ рукописямъ и старопечатнымъ книгамъ, на язык уже непонятномъ для новыхъ временъ, ученымъ удалось сыскать ихъ на три слишкомъ вка до трехъ сотенъ, десятокъ-другой уцллъ тамъ-и-сямъ въ заброс понын’. (стр. X). А у насъ, православныхъ, до г. Безсонова мы думали, что стиховъ около сотни, но г. Безсонову при его жадности, живйшемъ вниманіи, поглощенномъ любопытств, выслживаніи въ окружающей жизни, хожденіи по деревнямъ (вып. 1 стр. I) удалось отыскать боле тысячи стиховъ, совершенно понятныхъ народу, какъ напримръ слдующій:
Salve, Jesu dulcissime,
Salve, fili pulcherrime,
Lili, lili, lili,
О dilecte fili!.. и т. д.
Кром этого стиха (No 305, вып. 4, стр. 96), языкъ котораго такъ понятенъ всему русскому народу, въ ‘Калкахъ’ есть множество всякихъ стиховъ, псенъ на разныхъ языкахъ, но такъ какъ эти вирши нельзя назвалъ стихами, даже и при какомъ угодно нахальств, то т. Безсоновъ назвалъ ихъ младшими стихами, а настоящіе народные стихи, псни, окрестилъ именемъ старшихъ стиховъ. Въ число старшихъ стиховъ вошли псни и русскія, и малороссійскія, и сербскія, а въ число младшихъ всякая дребедень, — что, попадалось подъ руку. П. А. Безсоновъ, слава-Богу, не брезгливъ!.. Въ число стиховъ старшихъ вошли псни: сорокъ каликъ съ каликою, Софьюшка и Василій, осада Соловецкаго монастыря и много другихъ, даже сербская псня, переведенная уже Пушкинымъ, снова переведена самимъ г. Безсоновымъ и помшена старшимъ стихомъ. Если остаться только при этихъ стихахъ, нмцы-католики, неправославные будутъ имть больше насъ стиховъ (у нихъ до трехсотъ, а у насъ около сотни), но нмцы ошибаются: они не знаютъ, что имютъ дло съ г. Безсоновымъ: Петръ Алексевичъ выдвинулъ на нихъ младшіе стихи. Въ этомъ дл издатель оказалъ способностей гораздо боле сына г. Добчинскаго: молодой Добчинскій, какъ увидитъ ножичекъ, сейчасъ тележку сдлаетъ, а г. Безсоновъ, какъ увидитъ что-нибудь написанное — сейчасъ въ стихъ хватаетъ, да еще (такой забавникъ!) подъ этою штукою примчаніе сдлаетъ, въ род слдующаго:
‘Хотя въ начал приведены нами стихи съ припвомъ въ конц, въ род рацей (ср. и колядки), но все это книжное сочиненіе, чисто народныхъ стиховъ воскресенію нтъ (исключая ниже какой-то малорусскій отрывокъ): причиною конечно то, что у славянъ, въ ихъ древнйшемъ и общемъ мстопребываніи на юг, весна начиналась рождествомъ’. (Вып. 5 стр. 15).
Вотъ, прочитаете такое примчаніе и задумаетесь: г. Безсоновъ хотлъ помщать въ ‘Калкахъ’ народные стихи, — зачмъ же попали книжные, про которые и не знаетъ: какъ такъ весна у славянъ начиналась съ рождества, т. е. съ 25 декабря? вотъ какъ вы задумаетесь надъ этимъ, а Петръ Алексевичъ и будетъ въ кулакъ надъ вами посмиваться!.. Взглянете вы на это и сами улыбнетесь, да и скажете: ‘шутникъ П. А. Безсоновъ! вдь вы общали намъ стихи, а даете Богъ-знаетъ что такое!..’ Но это вамъ не совтую говорить: вамъ покажутъ 21 стр. 4 вып., и вамъ стыдно будетъ, а на этой замчательной страниц объяснено, ‘часто иногда самая тонкая, едва замтная черта различаетъ эти отдлы (т. е. народные стихи и псни, сложенные грамотями) и понимается лишь чутьемъ, образованнымъ опытомъ: въ изданіи же соблюсти эти отличія и раздлить стихи на особые отдлы при настоящемъ случа невозможно!’
По этому онъ все беретъ, какъ трудолюбивый жукъ со всякой дряни собираетъ все, что ему надобно, спишетъ книгу, а къ ней и примчаніе: ‘Сочинено богословомъ Фраматіемъ Дивковичемъ изъ Елашакъ… съ дозволенія инквизиціи, печатано въ Венеціи 1691 г.’ (стр. 82, 83, 84… выписано 34 страницы!..) или напечатаетъ, что этотъ стихъ сочиненъ Антономъ Головатымъ, которымъ запорожскіе казаки поздравляли Потемкина (вып. 5, стр. 18). Сюда вошелъ и месяцесловъ въ стихахъ, вроятно пойдетъ такая же и арифметика, оды Державина, Шатрова, г. Безсоновъ все печатаетъ сряду, и ежели ему иногда случается не кончить по какой-то непонятной для насъ совстливости и вмсто конца написать и прочее, то за то часто приходится въ двухъ экземплярахъ печатать одинъ и тотъ же стихъ… т. е. не стихъ, а младшій стихъ. Вотъ напримръ:
Свтлыя въ неб палаты,
Трапезы тамо богаты:
Идите вс души праведны до той палаты
Тамо витати и близко Бога сдати,
Тамо бо велія радость,
И всмъ всемірная сладость,
Поютъ музыцы, разные языцы,
Песнь Богу сильну, здо предивну
Въ часъ веселую годину.
А гршницы не тужите,
Но скоро тамо идите,
Оставите грхи до той утхи,
Въ радость премногу, къ милому
Любовь велію стяжите Богу,
Свтлыя во неб палати
Трапезы тамо богаты,
Идите дуси праведніи вс,
До той палаты, тамъ обдати
И близко Бога стояти
Тамо бо велія радость
И всмъ всемірная сладость
Поютъ музыцы, разные языцы
Пснь Богу сильну, презльну, дивну.
Въ часъ веселья годины
А гршницы не тужите,
Но скоро тамо идите,
Оставите грха до той утхи,
Въ радость премногу къ великому Богу.
(Вып. 5, NoNo 521 и 522 стр. 259, 257).
Подобныхъ вещей г. Безсоновъ собралъ многое множество, и объявилъ въ газет ‘День’, что ея-де П. А. Безсоновъ собралъ до 1000 стиховъ, да денегъ нтъ, издать не могу, такъ сокровище и пропадаетъ! Не соблаговолитъ ли кто денегъ на изданіе этихъ сокровищъ?!..’ ‘С. П. Вдомости’ повторили это объявленіе и ‘подписка шла такъ быстро и успшно, что совершенно доказала сочувствіе русскаго общества’ къ изданію русскихъ народныхъ псенъ, на что впрочемъ скажетъ теперь публика: общали русскіе народные стихи, а подчуютъ младшими стихами. Вс думали, что г. Безсоновъ въ первой же книжк, выпущенной по подписк, запоетъ:
А мы, нищая братья,
Мы убогіе люди,
Должны Бога молити,
У Христа милости просити
За поящихъ, за кормящихъ,
Кто насъ поитъ и кормитъ,
Обуваетъ — одваетъ!..
А Петръ Алексевичъ Безсоновъ, вмсто этой жалобной псни ‘Калкъ-перехожихъ’, какъ хватитъ въ первой же книжк, въ первый же стихъ:
Патріархи тріумствуйте,
Со пророки ликовствуйте,
Со святыми торжествуйте!
Приведутся двы. (IV вып. стр. 1).
А чего тутъ ликовать?!.. Ликовать, не ликовать одному Петру Алексевичу Безсонову, а подписчики-то на ‘Калкъ-перехожихъ’, чай, заплакали, когда денежки ихъ загули!..
Когда была окончена эта статья, я увидалъ пятый выпускъ сборника псенъ П. В. Киревскаго. Въ этомъ выпуск псни расположены по мысли г. Безсонова. Трудно только понять, по какимъ соображеніямъ расположены псни этого выпуска. Напримръ почему псня ‘про князя Волховскаго и Ваньку Клюшничка’ помщена прежде псни:
Какъ гулялъ молодецъ ровно тридцать лтъ,
Загулялъ молодецъ къ королю въ Литву…
да и много подоблаго… Только я считаю своимъ долгомъ извиниться, передъ г. Безсоновымъ: я невольно ввелъ его въ ошибку. Г. Безсоновъ, помщая мои варіанты псни ‘про князя Волхонскаго и Ваньку Ключничка’, называетъ князя Волхонскаго ‘княземъ-бояриномъ’. Я печатая въ ‘Отечественнихъ Запискахъ’ эту псню, по независящимъ отъ редакціи обстоятельствамъ долженъ быль называть Волхонскаго ‘княземъ бояриномъ’, а потому и въ сборник Киревскаго въ моихъ варіантахъ Волхонскій называется тоже ‘княземъ-бояриномъ’.

СТИХИ ДУХОВНАГО СОДЕРЖАНІЯ.

1.
Стихъ про Егорія Храбраго.
Во седьмомъ году восьмой тысячи
Назжалъ царище Кудрянище
Ко тому ли городу Чернигову.
Онъ князей бояръ всхъ повырубилъ,
Благоврнаго князя едора
Онъ подъ мечъ склонилъ,
Голову срубилъ.
Оставалося чадо малое,
Молодой Егорей свтло-храбрый:
По локоть руки въ красномъ золот,
По колна ноги въ чистомъ серебр,
И во лбу солнце, во тылу мсяцъ,
По косицамъ звзды перехожіи.
Онъ того, собака, не пытаючи,
Началъ Егорья — свта мучити
Всякими муками да разноличными.
Началъ онъ Егорья топорами счь:
Топоры все зубье прикрошилося,
А Егорья-свта не уязвило,
Не уязвило, не укровавило.
Онъ того, собака, не пытаючи,
Началъ онъ Егорья пилой пилить,
У пилы все зубье прикрошилося,
Прикрошилося, все приломалося,
А Егорья-свта не уязвило,
Не уязвило, не укровавило,
Онъ того собака, не пытаючи,
Началъ Егорья водой топить,
Колесомъ вертть:
Колесо въ щепу все приломалося,
А Егорья-свта не уязвило,
Не уязвило, не укровавило.
Онъ того, собака, не пытаючи,
Началъ онъ Егорья въ котл варить:
Егорей-свтъ въ котл стойкомъ стоить,
Стойкомъ стоитъ, самъ стихи поетъ,
Стихи поетъ все херувимскіе,
Подъ котломъ растетъ трава муравлена
Растутъ цвточки лазоревы.
Онъ того, собака, не пытаючи,
Копалъ погреба глубокіе,
Долины погребъ двадцати саженъ,
Ширины погребъ тридцати саженъ,
Глубину погребъ сорока саженъ,
Посадилъ Егорья — свта съ матерью
Во тотъ погребъ во широкой:
Задергивалъ ршотки желзныя,
Желтымъ пескомъ призасыпывалъ,
Срымъ каменьемъ призаваливалъ,
Муравой травой замуравливалъ.
Онъ пошелъ, собака, похваляется:
‘Не бывать-ска Егорью на святой Руси,
Не видать Егорью свта благо,
Свта благо, солнца краснаго’.
По Егорьевой было по участи,
И по Божьей было по милости,
Стонка заввали втры буйные
Изъ того изъ далеча чиста поля,
Мураву-траву всю размуравило,
Сро каменье все приразвалло,
Желты пески вс приразвяло,
Ршеточки вс прираздергало,
Выходилъ Егорей на святую Русь,
Увидалъ Егорей свта благо,
Свта благо, солнца краснаго,
Сталъ просить благословенія,
Благословенія матушки родимыя
Похать къ Кудревяну Кудреянищу
Изместить обиды вс родительскія.
Унимаетъ его матушка родимая:
‘Не позжаій: у Кудревяна Кудреянища
Есть три заставы, три великія,
Первая застава великая:
Стоятъ лса темные,
Они засли до неба,
И стиглому и сбглому проходу нтъ,
И удалому молодцу прозду нтъ.
А другая застава великая:
Стоятъ дв горы высокія,
Разойдутся, да вмст столкнутся.
Ни стиглому, ни сбглому проходу нтъ,
Ни удалому молодцу прозду нтъ’.
Ой же ты — матушка родимая!
Не Божіимъ все есть изволеніемъ —
Все вражіимъ навожденіемъ!
Похалъ удалый доброй молодецъ,
Пріхалъ къ лсамъ темныемъ.
‘Ой все вы лсы, лсы темене!
Полноте-ко врагу вровать,
Вруйте-ко въ Господа распятаго,
Самаго Егорья-свта храбраго!’
Стали лсы по старому,
Стали лсы по прежнему.
Прохалъ Егорей-свтъ храбрый.
Пріхалъ къ горамъ высокимъ:
‘Полноте-ко горы врагу вровать!
Вруйте-ко въ Господа распятаго,
Самаго Егорья — свта храбраго.’
Стали горы по старому,
Стали горы по прежнему,
Прохалъ Егорей — свтъ храбрый.
Пріхалъ къ рк огненной:
‘Полно-ко рка врагу вровать!
Вруй-ко въ Господа распятаго,
Самаго Егорья — свта храбраго!
Стала рка по старому,
Стала рка во прежнему.
Колотятъ платье дв двицы,
Дв русскія полоняночки:
‘Ой же ты удалый добрый молодецъ.
Есть еще у Кудреяна Кудреяныча.
Есть три заставы, три великія:
Первая заставь сидитъ надъ крыльцомъ птица:
Унесетъ тебя въ чисто поле,
Малымъ дтямъ да на съяденье.
Надъ крыльцомъ сидитъ змя лютая:
Ухватитъ тебя на хоботъ свой
Унесетъ тебя въ чисто поле
Малымъ дтямъ на съяденье.
Въ палатахъ у него есть мечъ самоскъ,
Отскетъ у тебя буйну голову!’
— Все это не Божіимъ изволеніемъ,
Все вражіимъ навожденіемъ!
‘Охъ ты птица, птица, лети въ чисто поле,
Хватай поганыхъ татаровей.
Охъ ты змя, змя лютая!
Лети змя въ чисто поле
Хватай поганыхъ татаровей!
Охъ ты мечъ мечъ, мечъ самоскъ,
Сски у Кудреяна Кудреянища,
Сски буйну голову.’
(Арханг. губ. зап. С. В. Максимовымъ).
2.
Стихъ про Егорія Храбраго.
Во шестомъ году въ осьмой тысячи,
Да при томъ цар да при едору,
Да при той царицы благоврныя,
Да при святой Софіи премудрыя,
Спородила она да три дочери,
Да три дочери, да три любимыи,
Четвертава сына свтъ Егорія,
Свтъ Ягорія, свтъ Храбрава:
По колни въ нево ноги въ золыти,
По локоть руки въ чистымъ серибри,
Волоса на немъ, что ковыля трава. *)
Вотъ изъ той земли басурмааскія,
Исповдыватъ царь басурманища,
Онъ са всей силаю са жидовскаю,
Онъ сикётъ и рубётъ, вы полонъ беретъ!
Заполонилъ же ёнъ да три двицы,
Евъ нагналъ за аграды за рубежнаи,
Приставлялъ кы стаду ка звяриному,
Кы срымъ валкамъ басурепымъ-жа **).
Онъ сталъ царища басурманища,
Онъ сталъ жа въ Ягорія распрашивать,
Распрашявати, разгаваривати,
‘Какова ты роду, какова племеню,
‘Али барскыва, князіянскыва?’
А яму Ягорій атказываить:
А яму Храбрый атгавариваить,
‘Я таво роду христьянскава.’
Ты повруй вру ты ко мн царю басурманицу.
Яму Ягорій атказываить,
Яму Храбрый атгавариваить:
‘Не поврую вру я къ тиб къ царю!
Я поврую вру къ сымаму Христу,
Сымаму Христу — Царю Небеснаму,
Ищо матири Быгародици,
Святой Софеи премудрые,
Ищо Троицы нераздльныи.’
Пывяллъ царища басурманища,
Пывяллъ Ягорья крпко мучити,
Крпко мучити разноличными.
Пывяллъ Игорія воножи рзать:
У нажахъ канци пытламалиси,
Мастировъ руци патымалиси,
Ничаво Игорію не вредиласи:
Уся яво тло суцляласи.
Пывяллъ царища басурманища,
Пывяллъ Игорія въ тапары рубить,
У тапарахъ лезья потломалиси,
Мастеровъ руци апущалиси,
Пывяллъ царища басурмавища,
Пывяллъ Игорья на пилы пилить:
У пилахъ зубья повытиралиси,
Мастеровъ очи помишалиси,
Ничаво Игорью ни прихилоси:
Уся яго тла суциляжоси!
Пывяллъ царища басурманища,
Пывяллъ Егорья на маряхъ тапить
На маряхъ тапить съ блимъ каменемъ.
Енъ паёть стихи херувимскія
Да гласомъ гласить по-евангельски,
Да сверхъ жа воды Ягорій плаваить!
Ничаго Ягорью не вредилоси:
Уся яво тла суцилялоси.
Пывяллъ царища басурманища,
Пывяллъ Игорья вы смал варить,
А смола кипить, яко грогъ гремить,
А сверхъ воды ***) Ягорій плаваить!
Ничаго Игорію ни врядилоси,
Уся яво тла суциляласи.
Пывяллъ царища басурманища,
Пывяллъ Ягорію яму капать:
Глубины яма сорока сажовъ,
Поперечины двадцати сажонъ.
Пысадили Ягорья въ глубаку яму,
Паталочили доски желзная,
Прибивали гвоздями полуженнами,
Засыпали пясками рудожелтами,
А самъ царища басурманища,
Самъ притаптывалъ, пригаваривалъ:
‘Не хадить Игорію по биломъ свту,
‘Не видать Игорію солнца красныва,
‘Не видать Мгорію мсаца ясныва!’
Изъ за горыда Русалимскава
Высхадила туча да пригрозныя,
Да пригрозныя, вятры буйнаи.
Разносили пяски рудажолтаи,
Грамава туча доски желзнаи:
Выходилъ Ягорій да на блый свтъ
Увидалъ Ягорій солнца красныя,
Увидалъ Ягорій мсяцъ ясныя,
Пошолъ жа Ягорей да на тотъ на градъ,
Да на томъ во гради нтъ ни старыва,
Нтъ ни старыва, нтъ ни малыва,
Только стаить церква саборная,
Да саборныя быгамольныя,
Да ва той церкви вы саборныя,
Адна мать пречистая Быгародица,
Святая Сафея премудрая.
Какъ святой Игорій проглаголуетъ:
‘Мать пречистая Быгародица,
Святая Сафея премудрая!
Ты атдай мн блаасланіеніе:
Пойду я къ царищу басурманищу,
Да стану за вру христіянскую,
Атплачу яму дружбу прежнію.’
Она яву проглаголуить:
‘Ты пади во т степи,
Ты возьми каня богатырскыва,
Са всею оружію ваенныю’.
Пахалъ Ягорій на круты горы,
На круты горы, на талкучія.
А крутыя гори сыхалилиси,
Да негди Ягорію прахати.
А имъ жа Ягорій проглаголывалъ:
‘А горы маи, да все крутыи!
Да вы станьте-на съ, горы, да по старому:
Построю на васъ церкву саборнаю,
Саборнаю быгамольнаю.’
Вотъ та застава миноваласи!
Пыдъизжалъ Ягорій кы тямнымъ лясамъ,
А тямны ляса кы сырой земли прикланилиси.
А имъ Игорій проглаголивалъ:
‘Ай вы ляса мои пріагромнаи,
Станьтя ляса па стараму:
Я буду счь, рубить сы малитвами,
Буду изъ васъ строить церкви соборныя,
Да соборныя, быгамольнаи.’
Вотъ и та застава миноваласи!
Пыдъязжалъ Ягорей кы таму стаду,
Кы таму стаду кы звяринаму,
А зврямъ Ягорій проглаголявалъ:
‘Разойдитеся и гд одинъ — два,
Пы чистымъ палямъ, пы тямнымъ лясамъ,
Да пейте, вы шьте, повелнная’.
Вотъ и та застава миновалиси!
Стада пасили красныя двушки,
Ягоріевы родныя сестрицы.
Краснымъ двицамъ Ягорій проглаголуетъ:
‘Вы сойдитекася на Кіянь моря,
Вы абмойте шерсть басурмнвскую,
На васъ станить тла христіянская,
А вруйте Самому Христу,
Самому Христу, Царю небеснаму,
Ещо матери Быгародицы,
Во святой Софеи во премудрыя,
Пресвятой Троицы нераздлямыя…’
Подъзжалъ Ягорій кы таму дворцу.
На вратахъ седитъ Великанъ птица,
Во нос держитъ Севру рыбу.
Када Севръ рыба пываротится,
Вс синія моря выскалухнутся.
Рыбы Ягорій проглаголуить:
‘Ходи жа ты, рыба, по синемъ мори’.
А птицы Игорій проглаголывалъ:
‘Ходи жа ты, птяца, крутымъ берегамъ,
Питаиси жа, птица, блай рыбяцай’.
Пыдъзжалъ Игорій къ царищу басурманящу.
Всталъ царища басурманища Ягорья упрашивати,
Ягорія упрашивати, утоваривати:
‘Погоди ко си ты на три года.’
А яяу Игорей атказываитъ:
‘Ни на три года, ни на три часа’.
Размахнуалъ оружія военная,
Разскъ палаты блакаменны,
Досталъ царища басурнанища,
Атплатилъ яму дружбу прежняю,
Друзкбу прежнію, кровь гарючаю,
За тае за вру христьянскаю!
Слава великая Игорія похожденія!
(Малоарх. у., с. Сабурово. Плъ Иванъ Кондрашовъ 1858 г. 16 мая)
*) Въ воображеніи народа Егорій представляется такимъ, какимъ пишется на иконахъ.
**) Т. е. людей наровитъ състь: такъ Ягорій волковъ прозвал. (прим. пвца).
***) Вроятно: воды вмсто смолы, по ошибк пвца.
3.
Стихъ про Егорьевы мученья.
При томъ цар, при едор,
У него была царица благуврная,
Благуврвая, благучестивая.
Спородила царица она три отрока:
Два отрока-отроковицы,
Третьяго отрока Егорья Храбраго.—
Изъ того ли изъ града изъ Китаева
Подымался неврный царь Диклитіанище,
Іерусалимъ, святой городъ, весь повыгубилъ,
Онъ князей и бояръ всхъ подъ мечъ склонилъ,
А онъ Божьи церквы вс на дымъ пустилъ,
Святыихъ образовъ подъ коней послалъ,
А благоврнаго царя едора
Онъ взялъ его, неврный царь, за желты кудри,
Отводилъ его далече во чисто поле,
Отрубилъ онъ мечемъ ему буйную голову.
А Егорья, отрока премладова, —
Онъ мучилъ его мукамъ всякіамъ разныимъ:
Онъ пыталъ Егорья батожьемъ стегать,
Батожьемъ стегать, все желзныимъ,
Не взяло Егорья батожьемъ стегать,
Батожья отъ Егорья вс переломалися,
Мастеровыя руки опущалися.
Ничего Егорью тутъ не сдлалось.
Онъ пыталъ Егорья и колесомъ тереть,
Не взяло Егорья колесомъ тереть:
Колесо все отъ Егорья взвертлося,
Ничего Егорью тутъ не сдлалось.
Онъ неврный царь Диклитіанище,
Онъ пыталъ Егорья и пиламъ пилить,
Не взяло Егорья и пиламъ пилить,
Вс пила отъ Егорья преизгибалися,
Ничего Егорью тутъ не сдлалось.
Онъ пыталъ Егорья и топорамъ рубить,
И не взяло Егорья и топорамъ рубить:
Топоры вс отъ Егорья преломалися,
Мастеровыя руки опускалися,
Ничего Егорью тутъ не сдлалось.
Онъ неврный царь Давлитіанище,
Онъ пыталъ Егорья во смол варить,
Не взяло Егорью во смолы кипть.
Онъ пыталъ Егорья и на воды топить,
Не взяло Егорья и на вод тонуть:
Онъ противъ воды, Егорій, гоголемъ плыветъ,
Гоголемъ плыветъ, самъ стихи поетъ —
Онъ стихи поетъ, Егорій, херувимскіе,
Херувимскіе поетъ по-архангельски.
Онъ, презлой, неврный царь Диклитіанище,
Онъ беретъ Егорья за блы руки,
Отводитъ далече его во чисто поле,
На славную гору Сорочинскую.
Приказалъ онъ выкопать ему глыбокъ погребъ —
Глыбиною былъ погребъ сорока саженъ —
Посадилъ онъ свта Егорья во глыбокъ погребъ,
Задвигалъ онъ его ршетками все зелзвыми,
Засыпаль онъ песками рудожелтами:
Онъ дубьемъ и колодьемъ заворачивалъ,
Онъ самъ, неврный царь, приговаривалъ:
‘Не бывать теперь Егорью на бломъ свту,
Не видать Егорью солнца краснаго,
Не слыхать Егорью повелнья божьяго!’
Самъ вошелъ онъ, неврный царь,
Во свой Китай городъ,
Во свое во царство беззаконное.
Онъ Егорьевыхъ двухъ милыхъ сестеръ,
Онъ побралъ, проклятый, во полонъ къ себ,
Заставлялъ онъ ихъ паста стада звриныя:
Зврей разныихъ, разноличныихъ.
Миновало тому время ровно три года:
Подималися втра буйные
На славную гору Сорочинскую,
Вс дубья, колодья разворачило,
И пески желтыя вс поразвяло:
Раскрывалися ршетки вс зелзныя.
Выходилъ Егорій вонъ изъ погреба.
Помолился Егорій на образа Спасителя,
Пошелъ Егорій Храбрый онъ въ Іерусалимъ городъ.
Іерусалимъ, ихный городъ, весь повыгубленъ,
Только оставши во святомъ град, въ Іерусалим,
Единая полата блокаменная
Его батюшки, царя еодора,
Да еще былъ оставши второй Давыдовъ домъ.
Взошелъ Егорій Храбрый въ свои палаты блокаменны
Онъ крестъ держалъ, Егореи, по писанному,
Онъ поклонъ поклонялся до сырой земл
Своей матушк Софь, царицы благуврныя:
‘Здравствуй, родимая, родная матушка,
Софья царица, мать благуврная!’
Возговоритъ Егорью родная матушка:
‘Ровно три года солнце не пекло
На моя палаты блокаменныя,
Но теперь мн солнце возсіяло
Во моихъ палатахъ блокаменныхъ’.
‘Благослови, родимая, родная матушка,
Меня иттить ко злому царю Диклитіанищу.
Отплатить ему дружбу прежнюю,
Отлить мн кровь своего батюшки’.
Возговоритъ Егорью родная матушка:
‘Мое дитятко ты премладое,
Гд жь теб иттить ко злому царю Доклитіанищу?’
Возговоритъ Егорій своей родной матери:
‘Благословишь — пойду, и не благословишь — пойду’.
Благословила Егорья родная матушка,
Благословила его святыимъ образомъ
Выходилъ Егорій изъ палаты вонъ:
Онъ пошелъ, Егорій, на конюшенъ дворъ,
Выводилъ коня Егорій самолучшаго,
И садился свтъ Егорій на коня храбраго.
Похалъ свтъ — Егорій къ царю Диклитіанищу!
Ну, на той пути, на дороженьк
Повстрчалося Егорью несчастье великое.
Напущалъ онъ Диклитіанъ на Егорья срыхъ волковъ.
Возговоритъ Егорій зврямъ — срымъ волкамъ:
‘Разойдитеся вы на вс четыре стороны,
По степямъ, по лсамъ, по чистымъ полямъ,
Пейте и шьте вы мое повелнное,
Егорьево благословенное’.
Похалъ свтъ — Егорій Храбрый въ царю Диклитіанищу,
Опять на той пути дороженьк
Повстрчалося Егорью несчастіе великое:
Посреди пути — дороженьки лежитъ тутъ змя горюница,
О двнадцати змя была головахъ,
О двадцати четырехъ хоботахъ.
Тутъ Егорій Храбрый пріужахнулся,
Онъ беретъ свое жезло булатное,
Жезло булатное и свой вострый мечъ.
Онъ возговоритъ, Егорій, зми горюниц,
‘Отойди, змя, ты съ пути долой’.
Передъ нимъ змя она попротивилась,
Онъ разсвъ змю на мелки части,
Самъ похалъ Егорій Храбрый къ царю Диклитіанищу.
Прізжалъ Егорій во Китай — городъ,
Ко тому дворцу, ко царскому,
Закричалъ Егорій своимъ громкимъ голосомъ:
Узналъ царь Диклитіанъ гласъ Егорьевскій.
Выходилъ царь Диклитіанъ на свой на крутой крылецъ,
Онъ поклонъ поклонялся Егорью понизешеньки,
Возговоритъ Егорій царю Диклитіанищу:
‘Ты повруешь ли вру христіанскую,
Ты состроишь ли во своемъ град три церквы соборныя?’
Диклитіанъ царь нашему Богу не повровалъ,
Онъ беретъ, Егорій Храбрый, свой острый мечъ,
Отрубилъ Егорій Храбрый царю буйную голову,
А онъ ихне все царство беззаконное
Привождалъ во вру христіанскую.
4.
Стихъ объ Алексафіи.
Посторонъ святаго града Іерусалима
На земли было три царства беззаконныихъ:
Первое царство былъ Содомъ городъ,
А второе царство былъ Гоморъ городъ,
А третье было царство Рахлинское.
На ихнее беззаконіе великое —
Да не могъ на нихъ самъ Господь смотрть.
Содомъ и Гоморъ Господь скрозь земли прослалъ,
А на этое третье царство, на Рахлинское,
Напущалъ Господь Богъ на нихъ змя лютаго,
Давали они со города скотиною
Ко лютому змю на съденіе,
И ко пещерскому на прожреніе.
Во град скота у нихъ мало осталося:
Давали они со города по головы,
По головы человческой,
Ко лютому змю на съденіе,
Ко пещерскому на прожреніе.
Во град людей у нихъ мало оставалося,
Собиралися вс жители рахлинскіе
Къ самому они царю на широкій дворъ,
Метали они жеребьемъ самоволжевымъ
Со самымъ царемъ со Агапіемъ.
Но жеребье царю доставалося
Ко лютому зврю иттить на съденіе,
Ко пещерскому на прожреніе.
Прикручинился царь и припечалился.
Возговорить ему царица рыхлинская:
‘Не кручинься, царь, и не печалуйся,
У васъ есть съ тобой кмъ замнитися,
У васъ есть съ тобой дитя единое:
Она единая дочь не милая,
Она вруетъ вру все не нашую:
Богу молится она распятому,
Отдалимъ мы Олексафію ко лютому змю,
Ко лютому змю на съденіе,
Ко пещерскому на прожреніе’.
Многой радостью царь изнаполнился,
Приходилъ онъ въ палаты блокаменныя,
Ко своей ко дщери въ одинокія,
Вызывалъ онъ въ упокой ее во особый,
Уговаривалъ онъ дочь, обманывалъ:
‘Ты, прекрасная Олесафія Агапеевна,
Ты вставай-ка, Олесафія, изъ утра ранешенько,
Умывайся, двица блешенько,
И снаряжайся, Олесафія, хорошехонько:
Изъ утра я тебя буду замужъ давать,
Ты въ которую вру вруешь’.
Срадовалася Олексафія, взвеселилася,
На ложницу она спать не ложилася:
Всю темную ночь она Богу молилася,
Молилася она Спасу пречистому,
Второму Миколы Барградскому,
Третьему Егорью-свту Храброму.
Между тмъ двицы и утро пришло.
Встала Олексафія ранешенько
Умывалася она блешенько,
Снаряжалась она хорошехонько.
Выходила Олексафія на крутой крылецъ.
Взглянула Олексафія на широкій дворъ:
Посреди двора было царскаго —
Тутъ стоитъ корета сама черная,
Припряжены кони неученые.
Посаженъ дтина въ плать травурномъ,
Ино тутъ же Олексафія догадалася,
Горячимъ слезамъ она обливалася:
‘Не на то меня мать спородила,
Чтобъ отдать меня во свою вру,
А на то меня мать спородила:
Отдаетъ меня батюшка ко люту змю,
Ко люту змю на съденіе,
Ко пещерскому на прожреніе’.
Повели Олексафію со крута крыльца,
Сажали Олексафію въ корету черную,
Повезли Олексафію ко синю морю,
Ко тому ко восходу ко зминому.
Выходила Олексафія изъ кореты вонъ,
Садилась Олексафія на крутой берегъ,
Ко тому ко морю ко синему.
Узжалъ дтина въ плать траурномъ:
Оставалась Олексафія одинешенька.
На листу у Олексафіи было написано:
Святые ангелы были все, архангелы.
Молилась Олексафія Спасу Пречистому,
Второму Миколы Барградскому,
Третьему Егорью — свту Храброму.
Услышалъ Господь Богъ ея моленье,
Посылалъ Господь Богъ Егорья Храбраго
Для храненія двицы отъ змя лютаго.
Прізжалъ Егорій на добромъ кон,
Онъ слзалъ, Егорій, съ коня храбраго,
Онъ поклонъ воздалъ двицы низешенько:
‘Богъ на помочь теб, царская дочь Олексафія!’
Давалъ Егорій Храбрый свой шелковъ поводъ
Олексафіи двицы на блы руки:
‘Подержи ты, говоритъ, Олексафія, моего коня,
А больше того смотри сама на сине море:
Когда на мор волна будетъ подыматися,
Изъ пещеръ змя лютая появлятися,
Ты тогда мевя, двица, ото сна сбуди’.
Онъ возговорилъ Егорій, а самъ спать уснулъ.
Держала Олексафія коня храбраго,
Больше того смотрла на сине мope.
На мор волна стала колыбатися,
Но тутъ же Олексафія она испугалася,
Горячими слезами она обливалася,
Начала двица Егорья ото сна будить,
Не могла она Егорья ото сна сбудить.
Она жалко Олексафія сама росплакала:
Покатились у Олексафіи горючи слезы
На Егорьево на бло лице,
Оттого Егорій ото сна возсталъ.
Онъ беретъ свое жезло булатное,
Онъ пошелъ Егорій ко синю морю,
Ко тому ко восходу ко зминому.
Онъ бьетъ змю копьемъ во прожерище:
‘Ты будь змя и кротка и смирна,
Ты пей и шь мое повелнное,
Олексафіево благословенное’.
Распоясалъ Егорій свой шелковъ поясъ,
Онъ продлъ зми насквозь прожорище,
Онъ давалъ Олексафіи на блы руки,
Онъ давалъ, Егорій, самъ наказывалъ!
‘Поведиткась, Олексафія, змя лютаго
Во свое во царство рахлинское.
Скажи батюшк царю Агапію,
Пущай повруетъ вру христіанскую,
Пусть состроитъ онъ три церквы соборныя.
Ежель не повруетъ онъ вры христіанскія,
Ты пусти змю на свою волю,
Потребитъ змя ихъ всхъ до единаго,
Не оставитъ имъ людей на смены’.
Повела Олексафія змя лютаго
Во свое царство во рахлинское,
Становилась Олексафія посреди града,
Закричала Олексафія женскимъ голосомъ:
‘Ты услышь, мой отецъ, рахлинскій царь!
Ты повруешь ли вру христіанскую,
Ты состроишь ли три церкви соборны ихъ?
Ежель ты не повруешь вры христіанскія,
Я пущу змю на свою волю,
Потребитъ змя васъ всхъ до единаго,
Не оставитъ вамъ людей на смены’.
Царь со радости онъ вры повровалъ,
Онъ создалъ свою заповдь великую:
‘Я сострою три церквы соборныя:
Церковь Матери Божьей, Богородицы,
Еще Троицы Живоначальныя
И святому Егорью свту Храброму.
Я не разъ Егорью буду въ году вровать,
Я не разъ въ году — два раза’.
5.
Стихъ про Бориса и Глба.
Востошная сдержавная
Какъ у славнымъ гради у Кееви *)
А жилъ себ Володимеръ князь,
Володимеръ князь Володиміравичъ,
Онъ имлъ сиб двинадцать сыновъ,
Двинаддать сыновъ любезнйшихъ,
Только взлюбилъ ёнъ трехъ сыновъ:
Святова и Глба, Бориса,
А третьева Святааполка,
Той имлъ сиб за большаго сына.
Длилъ грады на три части:
Что Кеевъ градъ, Черниговъ градъ Святому и Глбу, Борису,
Привдавшанъ **) градъ Святополку.
Святой Полокъ пишетъ листы,
Пишетъ листы къ меньшимъ братьямъ:
‘А вы братья, вы и меньшія!
Вызжайте въ чистоя поля,
Въ чистоя поля пиръ пировать,
Пиръ пировать, атца паминать’.
Бяруть письмо, сильно плачуть,
Дабровъ конивъ сидлаивчи,
Въ чистоя поля ваизжаивчи,
Блы шатры раскинаивчи.
Святой Полохъ назжаивчи,
Глба нажомъ зарзаивчи,
Бариса каміемъ закаляивчи,
(Въ) топки болоты отволачаювчи,
Подъ гнилу колоду подкладаивчи.
Ляжатъ мощи тридцать три года,
Ничаво мощамъ не врядиласи,
Ни ятъ солнца ни засохли,
Ни ятъ втру ни завтряли,
Ни ятъ дожжу ни сатлли.
Святому Глбу славу поеиъ!
На вкъ слава яго ни иинуитца,
Саздай намъ, Господь, сяму міру пріукрасный рай!
Малоарх. уз. с. Сабурово, плъ Иванъ Кондрашевъ, его выучила монахиня въ Коренной.)
*) Во всхъ извстныхъ мн варіантахъ или: ‘Съ восточнаго держанія’, или ‘Восточное держаніе’.
**) T. e. самый бдненькій градъ. Прим. пвца.
6.
Стихъ о пречудной цариц.
Ты пречудная царица, Мать Божія-Богородица!
Ты услышь-ка наше моленіе, отъ гршныихъ рабовъ твоихъ,
Ты прими наше слезное иногда рыданіе,
Не лиши насъ отъ царствія отъ свово отъ небеснаго
И не предай васъ ко злой муки, ко превчныя.
Ай же мука, ты есь мука злая сотворена!
Но не ради насъ этая мука злая превчная,
Сотворена злая мука ради діавола
И ради того человка многобеззаконнова.
Ты живешь уже, человче, на разсудишь о себ,
Пора теб будетъ, человче, воспокояться,
На истиную путь пора будетъ обратитися.
Призови-ка, человче, ты отца къ себ духовнаго,
Исповдай-ка, человче, свои тайные грхи,
Но не сколько вамъ не жить, всмъ намъ умирать будетъ.
Великому нашему всему богатству будетъ здсь остатися,
Не друзья, братья намъ отъ смерти, не заступщики,
Я ни златомъ, ни серебромъ намъ отъ смерти не откупитися,
Слезами намъ отъ смерти будетъ не отплакаться.
Если хочешь ты, человче, себ до конца претерпть,
Ты взойди же, человче, во дальнія во пустыни,
Постригися ты, человче, во ризы черныя,
Ты наднь-ка, человче, на себя схимушку спасеную,
Ты зазри, человче, на образа Создателя.
‘Создатель нашъ Царь Небесный, онъ есть многомилосливъ:
Онъ, любя человка, Господь хранитъ, милуетъ,
Избавляетъ Господь грховъ человческіихъ много множество,
Доставляетъ онъ до царствія до свово до небеснаго,
Онъ приводитъ душу праведную до престола до Господняго’.
Скоро какъ будетъ тое времячко злаго антихриста:
Бремя на три года будетъ и на шесть мсяцовъ,
Но не можетъ тогда Царь Небесный на антихриста зазрить’
Онъ сошлетъ Илью пророка съ небесъ на сыру землю,
Тогда будутъ пророки по земли пророковать
И православными христіанами пророки будутъ глаголовать:
‘Ай жe вы, рабы, православные христіанушки,
Не давайтеся вы лукавому на обманъ антихристу,
Соблюдайте вы свои душеньки ко спасенію,
Ко страшному ко Христовому ко пришествію’.
Возъярихся тогда сердце у злаго антихриста.
Онъ беретъ злой антихристъ жезло во правую руку,
Онъ ударитъ Илію пророку жезломъ во мезниный перстъ,
Тогда падетъ кровь пророческа на сыру землю,
Отъ той крови, есь буде, отъ пророческой
Загорится наша матушка вся сыра земля:
Она выгоритъ земля на шестьдесятъ локотовъ,
Тогда повютъ втра буйные со восточной со страны,
Разнесутся пески желтыи по край матушки земли,
Тогда горы и вс озера поравняются,
И вс глыбокіе вертепы вс позасыплются,
Тогда гршные со праведными будутъ различатися:
Праведныя души будутъ взяты на восточной стороны,
А гршныя души будутъ взяты на западную страну.
Между ихъ протечетъ Сіонъ-рка огненная,
Со шумомъ она потечетъ, рка огненная, со тресканіемъ
И со громомъ потечетъ она, рка огненная, со страшныимъ,
Пожжетъ рка огненная горы и каменья,
И пожжетъ рка огненная вс лса со зврями,
И пожжетъ рка огненная весь скотъ со птицами,
Тогда выгоритъ вся земная тварь.
Тогда будутъ престолы поставлятися,
И на престолахъ будутъ книги покладатися,
Вс дла ваши и вс грхи будутъ обличатися.
Невозможно вамъ отъ своихъ злыхъ длъ отперетися.
Тогда сойдетъ къ намъ съ небесъ Судья праведный,
Михайла и Гавріилъ, святые архангелы,
Мы завидимъ, рабы гршные, свово Судью праведнаго,
Мы возвопимъ, рабы гршные, во многіе голосы:
‘Ай же Судья ты нашъ, Боже праведный!
Не лиши ты насъ отъ царства, отъ небеснаго,
Не предай ты васъ ко злой муки ко превчныя!’
Возлаголетъ Судья праведный рабамъ гршныимъ:
‘Я судья къ вамъ посланъ Божья праведная,
Не веллъ мн Господь брать съ васъ ни злата, ни серебра,
Благословилъ мн Господъ Богъ разсудить васъ по дламъ вашимъ’.
Тогда погонятъ рабовъ гршныихъ всхъ по мукамъ разныимъ,
Тогда гршные пойдутъ со плачіемъ, со рыданіемъ,
А праведные пойдутъ ко царствію ко небесному:
Оны со радостію пойдутъ и со веселіемъ.
Тогда страшный судъ весь и кончается.
7.
Воскресло небесное царство.
Воскреснетъ небесный Царь, и вознесется рука Его —
И рука Его да на вышніи небеса.
Егда будетъ страшный судъ, вострубятъ въ трубы ангелы,
Въ трубы позлащенныя:
Ужаснется вся вселенная, померкнетъ красное солнышко,
Потемнетъ свтелъ мсяцъ,
Падутъ звзды на землю, яко листіе со древа,
Престолы поставятся,
Вс книги поразгибнутся, дла наши прочитаются:
Вс грхи объявятся.
8.
Стихъ на рождество Христово. *)
Достойно есть днесь удивленія,
Духовному веселіе:
Нын звзда на небеси явися
Паче всхъ святая: ты предвозвщаешь Бога нашего
И на землю проявляеши,
Яко даждь нарунашъ наидетъ.
Тако Христосъ смиренный съ небеси снидетъ
И принесетъ пречистую Дву Марію.
Родяся яко младенецъ,
Пеленами повиванъ,
Горніе чины дивятся
И земнородные человка объ томъ веселятся
И вкуп возрадуются.
Ты же, господинъ хозяинъ, повеселися
Успхи насладитися!
Тому же господину хозяину пребывати желаемъ
Отъ всхъ васъ торжествуемъ,
Велегласно поздравляемъ!
Изыде звзда отъ Іакова,
Свтъ возсія отъ израиля,
Два Бога рожаетъ,
Ангелы удивляются.
Персидскіе цари приходятъ,
Рожденному младенцу даръ приноситъ,
Тотъ же Богъ съ небесъ нисходитъ
И въ небесныя возводитъ.
За тмъ будь здравъ, господинъ хозяинъ,
На многія лта!
Многая лта — многая радость
Во всемъ мір нын намъ явися.
Богъ, Царь славы, отъ Двы Маріи
Въ вертепхъ родися!
Тому же ангели на небеси зло дивятся —
Земнородный человцъ о томъ веселится.
Мы же тако вопіемъ Вышнему Творцу:
Слава въ вышнихъ Богу.
Мы же вопіемъ: торжествуйте!
Ликовствуйте!
Хвалу Богу дайте,
Воспвайте,
Взыграйте!
Даетъ вамъ Богъ, господамъ, госпожамъ,
Господиновымъ женамъ,
Во всемъ вкуп здравствовать!
Виватъ, виватъ, многая лта!
Веселися здсь! Благодать весь день!
Хвалу Богу пти нашему полу на звзды.
Ангелъ пастырямъ возвстилъ
Нарожденнаго Бога вашего,
Царь же Иродъ всхъ возвстилъ
Младендевъ побилъ.
Били-билися,
Скли и ругалися
Яко убивцы,
Злы разбойницы!
Кричатъ дтки, плачутъ матки,
Яко насмшницы
Да отъ нихъ персей отрывали,
И рубили ихъ,
И топтали ихъ.
Съ матерями вопрошали, жалко всплакались.
Тамо слезы проливали,
Жалобы матки,
И собою дтки!
Лежитъ воротъ крови на ноляхъ снатки.
Матки ручки заломили,
Волосы дерутъ,
Умираютъ.
Съ неба гласы испущались,
Сердечно ревутъ.
(Кола, зап. С. В. Максимова.)
*) Поется въ Кол, между заутреней и обдней, дтьми, которыя ходятъ по домамъ.
9.
Стихъ о великомъ страшномъ суд.
Жили мы, гршные, на вольномъ на свту.
Не имли мы ни середы, ни пятници,
Во божію мы церкву не хаживали,
Со желаніемъ Господу не маливались,
На свои мы на грхи не надялись.
Евангельской мы книги не прослушивали,
Что было во святомъ евангельи написано, напечатано,
Мы страху Христова не устрашивали.
Были у Христа поразсужены дла:
Гд быть ворамъ, гд разбойникамъ,
Суетницамъ и клветинцамъ и ябедницамъ.
Ворамъ-разбойникамъ быть въ огненной рк,
Суетницамъ, клеветницамъ на висилиц.
Кто же у васъ во плоти взять во Христа?
Во плоти взятъ во Христа Илья Божій пророкъ:
Илья, Божій пророче, во пустын прохаживатъ —
И много муки совидалъ,
Видлъ муку, видлъ рай, страсти божецкія,
Показалъ Илья намъ видть муку и рай,
Чмъ намъ душеньку спасти и чмъ въ рай взойти:
Спасти душу постами, молитвами,
И низкимъ полуночнымъ поклономъ,
Въ рай взойти святой милостыней
Да отъ своихъ трудовъ праведныихъ.
Со всходу праведнаго солнца пылаетъ огонь съ земли до небеси,
Протечетъ рка намъ огненная,
Возойдетъ Михайло Архангелъ на Сіонскую гору,
Затрубятъ трижды въ небесную трубу.
Тогда вс мертвые отъ гроба встанутъ.
И праведные рабы по правой стороны.
Переводитъ Архангелъ Михаилъ праведныхъ чрезъ огненную рку.
Ко нашему Авраамію, къ отцу праведному,
И приводитъ онъ ихъ ко царству небесному.
Идутъ праведные черезъ огненную рку,
Идутъ они по воды какъ во суши,
Огонь ихъ, поломя, не пожеретъ,
Поютъ они стихи херувимскіе,
Величаютъ они самого Христа, Царя небеснаго,
Еще матерь Пресвятую Богородицу.
Гршные, беззаконные рабы,
Они сами-то къ Михайл приближаются,
Золотой казной спосуляются:
‘О, свтъ грозенъ нашъ Михайло, судья праведный!
Переправь васъ гршныхъ черезъ огненную рку,
Приведи васъ ко царству небесному,
По нашему Авраамію, отцу праведному,
Возьми съ насъ золота и серебра
И силья наше имнье и богатство.’ *)
Отвчалъ имъ Михайло Архангелъ, судья праведный:
‘Ахъ вы гршные, беззаконные рабы!
На что же вы ко мн приближаетесь
И золотой казной своей спосуляетесь:
Есть здсь судья, неподкупная душа,
Я здсь судья съ Богомъ праведная.
Не надобно намъ ваше злато, серебро,
Ни силья, ни имнья ваше, ни богатство,
А вамъ надобно здсь душевное спасеніе.
Помните-ль, какъ вы жили на вольномъ на свту?
Были у васъ церкви божественныя,
Во церквахъ было у васъ понаписано,
Во святомъ евангельи напечатано:
Вы того писанія не прослушивали,
На свои вы на грхи не надялись.
У васъ были судьи неправедные,
Судили вы суды не во праведному.
Праваго вы раба винователи,
Виноватаго раба ставили праведнымъ,
Вы брали съ нихъ казну несчисленную
И съ праваго и съ виноватаго.
Клали вы казну во сыру землю,
Сырой матери земли не вызваполнили,
Своимъ душамъ мста не уготовили:
Идите, грядите въ рку огненную.’
Идутъ, грядутъ души гршныя,
Во огонь он во поломя бросаются,
Тлеса на себ, власа обрываютъ,
Отца своего, матерь проклинаютъ!
‘На что васъ отецъ съ матерью спородили,
На эти на муки на разныя?
Не терпли бъ мы злой муки превчныя,
Не слыхали бъ мы слова грознаго
Отъ самого Христа, Царя небеснаго,
Отъ Михайла Архангела, судьи праведнаго!’
Мы грозному Михайлу славу поемъ,
Всмъ добрымъ людямъ на память даемъ.
*) И силья (селенія?), имнье и богатство.
10.
Стихъ про душу великой гршницы.
По морю, по синему, по Хвалыискому
Тутъ ишли, пробгали черезъ карабли.
Во этыхъ корабляхъ святые ангели сидятъ,
На стрчу имъ самъ Іисусъ Христосъ, самъ Небесный Царь.
Сталъ онъ въ ангелахъ выспрашивать и выспытывать:
‘Святые ангели, архангели, гд вы хаживали, гд гуливали,
Что слышивали, что виживали?’
‘ Самъ Іисусъ Христосъ, самъ Небесный Царь!
Мы хаживали на вольномъ на свту,
Много слышали, много видли,
Какъ душа съ блимъ тломъ разставалася.
Разставши душа, сама прочь пошла
И отошедши, душа взворотилася,
Со своимъ съ бломъ тломъ попростилася:
Ты прости тло блое мое,
Прости беззаконіе мое.
Ты пойдешь, тло, во сыру землю,
Червамъ тло на источеніе.
Вы кости земля на преданіе.
А я, душа, къ самому Христу на спокаяніе.
На стрчу души самъ Іисусъ Христосъ:
Почему же ты, душа грхи угадываешь?
Потому я, душа, грхи угадываю,
Что я жила на вольномъ на свту,
Середы и пятницы не пащивалась,
Великаго говлнія не гавливалась,
Заутрени, вечерни просыпывала я,
Въ воскресный день обдни прогуливала.
Въ полюшкахъ душа много хаживала,
Не по праведну землю раздливала:
Я межку черезъ межу перекладывала,
Съ чужой вины земли украдывала.
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась,
И отцу духовному не сказывала,
Безкорыстный грхъ себ получивала.
Еще душа Богу согршила:
Не по праведну покосы я раздливала,
Вшку на вшку позатаркивала,
Чужую полосу позакашивала,
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
Еще душа Богу согршила:
Въ соломахъ я заломы заламывала *),
Со всякаго хлба споръ отнимывала,
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
Еще душа Богу согршила:
Я въ поляхъ, душа, много хаживала,
Проворы въ поляхъ пораскладывала,
Скотину въ поле позапущивала,
Сусдній хлбъ повыстравливала,
Я добрыхъ людей оголаживала,
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
Еще душа Богу согршила:
Изъ коровушекъ молоки я выкликивала,
Во сырое коренье я выдаивала **).
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
Еще душа Богу согршила:
Смалешевьку, дитя своего проклинывала,
Во блыхъ во грудяхъ его и засыпывала,
Въ утробы младенца запорчивала,
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
Еще душа Богу согршила:
Мужа съ женой я поразваживала,
Золотые внцы поразлучивала,
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
По улицамъ душа много хаживала,
По подоконью душа иного слушивала,
Хоть не слышала, скажу: слышала,
Хоть не видла, скажу: видла,
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
По свадьбамъ душа много хаживала,
Свадьбы зврьями оборачивала,
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
По игрищамъ душа много хаживала,
Подъ всякія игры много плясывала,
Самаго сатану воспотшивала,
Въ эвтихъ во грхахъ Богу не каялась.
Напилася душа зеленаго вина,
Отъ зеленаго вина душа пьяна была,
Померла эта душа безъ покаянья,
Безъ того ли безъ попа, безъ духовнаго.
Провалилася душа въ преисподній адъ,
Вкъ мучиться душ и не отмучаться
За свое согршеніе,
За свое великое беззаконіе.
*) Заломомъ называется особый видъ колдовства: связываютъ на корню узломъ рожь или на чью-нибудь голову, или чтобъ вынуть спорынью изъ хлба.
**) Тоже особый видъ колдовства. Длаютъ на зло кому-нибудь, чтобъ корова не давала молока.
11.
Стихъ о вознесеніи Христов.
На шестой было на недл,
Въ четвергъ у васъ праздникъ Вознесенія:
Вознесся самъ Христосъ на небеса,
Со ангелами и со херувимамъ,
И со своей со небесной силой,
А нищіи Господа молили,
Много у Христа милости просили.
‘Владыка Христовъ Царь небесный!
Вознесешься ты, Царь, на небесы,
Со ангелами и со херувимамъ,
И со своей со небесною силой,
Ино кто насъ поитъ, кормить будетъ,
И кто обувати насъ и одвати,
За что вамъ Мать Божію величати,
И Тебя, Христа Бога, прославляти?’
Речетъ имъ Христосъ, Царь Небесный:
‘Не плачьте мое меньшее братіе,
Дарую я вамъ гору золотую,
И пропущу я вамъ рку медовую,
Имйте златой горой владти,
Промежду собою раздляти.’
Речетъ имъ Иванъ Архіепискувъ:
‘Владыко Христосъ Царь Небесный!
Не возьми мое слово въ досаду:
Не оставляй своей нищей братіи
Этыи горы золотыя.
Естьли пожертвуешь имъ гору золотую,
Надутъ къ нимъ сильные люди,
И найдутъ къ нимъ немилосливыя власти,
Отоймутъ у нихъ гору золотую,
Помрутъ нищіи голодною смертью,
И позябнутъ холодною зимою.
Оставь ты своей меньшей братіи
Свое имячко Христово:
Подутъ нищіе по земля ходити,
Твое имя святое возносити,
Ино кто есть врный христіанинъ,
Онъ ихъ пріобуетъ и пріоднетъ:
Ты даруй ему нетлнную ризу,
А кто ихъ хлбомъ-солью напитаетъ,
Даруй тому райскую пищу,
Кто ихъ отъ темной ночи оборонитъ,
Даруй въ раю тому мсто.
Кто намъ путь-дорогу указуетъ,
Незаперты въ рай тому двери’.
—‘Благодарю тебя, Иванъ Архіепискупъ,
За твои за рчи дорогія,
Дарую уста теб золотыя,
Въ году теб празднички честныи,
Во имя Ивана Златоуста.’
Мы славимъ тебя, Христа Бога.
12.
О Дмитрі Селунскомъ.
Сопущалися съ небесь два ангела, два архангела
Ко Димитрію Селунскому, свту чудотворцу.
‘Ой еси вашъ батюшка Димитрій Селунскій чудотворецъ!
И хочутъ твой градъ весь повызорить,
И всхъ людей твоихъ повыгубить,
И Божіи домы на дымъ спустить.’
Отвчаетъ Димитрій Селунскій свтъ чудотворецъ:
‘И не дамъ свой городъ я повызорить
И не дамъ своихъ людей всхъ повыгубить
И Божіи церкви на дымъ спустить.’
И отколь взялся Мамай безбожный, неврный
Неврный, нечестивый, и принималъ онъ силы много множество.
Увидалъ Димитрій Селунскій свтъ чудотворецъ:
Имаетъ онъ себ добраго коня
И покидаетъ онъ ковры сорочинскіе
Беретъ онъ копіе булатное
И сколько онъ копьемъ колетъ,
А вдвое, втрое конемъ топчетъ.
И пригубилъ онъ силушки много множество,
Три тьмы, три тьмы и четыре тысячи,
И только Мамай неврной, нечистивый барышу получилъ —
Двухъ русскихъ сестеръ во полонъ залучилъ,
Увозилъ онъ къ себ да во полатушки:
‘Ой вы гой еси дв русскія сестры полоняночки!
Вы скажите мн про могучаго богатыря?
Какой есть у васъ могучій богатырь?
Сколько онъ у меня силушки погубилъ
Выпишите мн и вырисуйте мн на ковр на шолковомъ’.
Он пишутъ и рисуютъ съ утра и до вечера,
Со вечера да до полуночи,
Со полуночи, горько плачася, Богу молятся,
На коверъ он спать ложилися:
‘Ужь ты гой еси, батюшка Димитрій Селунской свтъ, чудотворецъ нашъ
И не прогнвайся на васъ на гршныхъ здсь
И не изъ волюшки пишемъ изъ подъ неволюшки’,
Он легли да вс и заснулися.
И поднималася вьюга, задора.
Подималося со полотъ верхи,
Выносило-то двухъ русскихъ-то сестеръ да полоняночекъ
И уносило ко Димитрію Селунскому свту чудотворцу да во Божью церкву,
По утру он да пробудилися,
Димитрію Селунскому да помолилися:
Он очувствовались да у Димитрія Селунскаго
Во Божьей церкви.
Сообщено А. Григорьевымъ.
13.
Стихъ о Лазар.
Живалъ-себ славенъ на вольномъ свту,
Пивалъ, далъ сладко, носилъ хорошо,
Дорогія одежды богатъ надвалъ,
Про милость про Божію богатъ не давалъ.
А былъ у богатаго убогій Лазарь,
Онъ скорбенъ, болзненъ, онъ весь во гною.
Восползетъ убогій къ богатому на дворъ,
Воскрикнетъ убогій громкимъ голосомъ:
‘Милостивый братецъ, богатый Лазарь!
Ты выслушай, братецъ, прошенье мое,
Сотвори мн, братецъ, милостыню,
Про милость про Божью напои, накорми,
Не я теб, братецъ, за то заплачу,
Заплатитъ богатому Господь съ небеси’.
Какъ слышалъ богатый въ своемъ терему,
Выходилъ богатый на красно крыльцо,
За нимъ выходили все рабы его,
За нимъ выносили все медъ и вино.
То чаялъ богатый гостей въ себ въ домъ,
Чаялъ: ‘мои гостики возлюбленные’.
А ижно убогій стоялъ у крыльца.
Какъ крикнулъ богатый громче того:
‘Ахъ ты смердинъ, смердинъ, смердящій ты сынъ
Да какъ же ты смешь къ окну подходить?
Да какъ же ты смешь братомъ называть?
У меня брата Лазаря въ роду не было,
Такой хворобы слыхомъ не слыхалъ.
Есть у меня братія, получше тебя,
У кого много злата, больше серебра,
Т — и моя братія возлюбленная.
А вонъ твои братья, два лютые пса —
Ти твоя братія получше меня’.
Речетъ же убогій брату своему:
‘Милостивый братецъ, богатый Лазарь!
Напрасно, мой братецъ, отперся меня,
Напрасно, родимый отъ рода своего,
Одна насъ съ тобой матушка на свтъ родила,
Одинъ-то насъ батюшка вспоилъ воскормилъ,
Неровною долею Господь надлилъ,
Тебя надлилъ все богачествомъ.
Меня надлилъ все убожествомъ.
Спохватишься, братецъ, да не во время,
Вспокаешься, родимый мой — возврату ни быть’.
‘Да чмъ же, убогій, ты сталъ мн грозить,
А я не боюся, ничмъ ничего,
А я не блюдуся никмъ никого.
Бда ко мн придетъ — казной откуплюсь,
Отъ вора, разбойника ружьемъ отобьюсь,
Отъ нищей отъ братіи ворота запру.
Подите, рабы мои, спихните съ двора,
Спустите, рабы мои, два лютые пса,
Пускай его псы т терзаютъ всего’.
Не стали же пси его ни рвать, ни терзать,
Понюхали псы его, сами прочь пошли,
Святымъ Духомъ Лазарь, онъ сытъ пребывалъ,
Святымъ Духомъ Лазарь ничемъ невредимъ,
Какъ началъ убогій молитву творить,
Какъ началъ убогій Христа величать:
‘Господи, Владыко, Спасъ милостивый!
Выслушай Ты, Господи, молитву мою,
Все мою молитву неправедную,
Сошли мн, Владыко, грозныхъ Ангелей
По мою по душеньку, по Лазареву.
Какъ я жилъ убогій, на вольномъ свту,
То-то моя душенька намучилася,
И голода, холода всего приняла,
Всякой она скверности навидалася,
Создай мн, Владыко, горче того!’
И самъ Господь выслушалъ молитву его,
Молитву его все праведную,
Ссылаетъ Богъ святыхъ Ангелей
Тихихъ и смирныхъ, двухъ милостивыхъ.
Какъ святые Ангели солетывали,
Вынимали душеньку все Лазареву,
Честно и хвально въ сахарны уста,
Посадили душеньку-то на пелену,
Понесли они душеньку-то на небеса,
Отдали душеньву къ Абрамію въ Рай.
Будетъ у богатаго почетный пиръ
Про свою про братію возлюбленную,
Выходилъ богатый въ зеленъ садъ гулять.
Не усплъ богатый двора перейти,
Не усплъ богатый въ саду погулять,
Не усплъ богатый чары выкушать,
Придетъ на богатаго люта хворьба,
Вся Божія немочь уродливая:
Подыметъ богатаго вельми высоко
Ударитъ богатаго о сыру землю,
Отбило у богатаго умъ и разумъ:
Не вспомнитъ богатый житія своего.
Не узрлъ богатый жены и дтей.
Какъ видитъ богатый бду надъ собой,
Взираетъ богатый-то на небеса.
Какъ началъ богатый молитву творить,
Какъ началъ богатый Христа величать:
‘Господи, Владыко, Спасъ милостивый!
Выслушай ты, Господи, молитву мою,
Создай Ты мн, Господи, святыхъ Ангелей,
Тихихъ и смирныхъ, двухъ милостивыхъ.
Какъ я жилъ богатый на вольномъ свту,
Много имлъ злата, больше серебра,
А больше того было цвтнаго платья.
Создай мн, Владыко, получше того’.
А самъ Господь выслушалъ молитву его,
Молитву его не праведную.
Ссылаетъ Господь Богъ грозныхъ Ангелей,
Грозныхъ и страшныхъ немилостивыхъ.
Какъ грозные ангелы солетывали,
Они грудь у богатаго разламывали,
Скипетромъ душеньку вынимывали.
Вынули душеньку въ кровавы уста,
Посадили душеньку на востро копье:
Понесли они душеньку крутя и вертя,
Вкинули душеньку въ кипимый огонь.
Молился богатый день до вечера,
Не взможетъ богатый муки истерпть
Взираетъ богатый изъ муки на Рай,
Какъ видитъ богатый Абрама въ Раю,
А возл Абрамія брата Лазаря.
Воскрикнулъ богатый громкимъ голосомъ:
‘Милостивый братецъ убогій Лазарь!
Выступи, братецъ, изъ Раю ты вонъ,
Ты поди, родимый мой, на сине море.
Помокни ты, братецъ, мизинный свои перстъ,
Покропи мн, братецъ, кровавы уста.
Не дай сударь, братецъ, въ огн исгорть,
Не дай мн, родимый мой, въ смол искипть’.
Речетъ же убогій брату своему:
‘Милостивый братецъ богатый Лазарь,
А теперь вамъ, братецъ, не своя воля,
Какъ мы жили-были на вольномъ свту.
Чмъ же погасишь кипимый огонь?
Гд же твое, братецъ, злато, серебро?’
— ‘Милостивый братецъ, убогій Лазарь!
Злато мое серебро землей пожрало,
Все мое имніе прахомъ взялось,
Вс мои товарищи разъхалися,
Вс друзья, пріятели отркалися,
Рабы мои врные разно вс пошли,
Остался я, братецъ, одинъ во грхахъ’.
—‘Милостивый братецъ, богатый Лазарь!
Помнишь ли ты, братецъ, памятуешь ли,
Какъ мы жили были на вольномъ свту,
Ты нищую братію на дворъ не впущалъ,
Ты босаго, нагаго не обулъ, не одлъ,
Отъ темной отъ ноченьки ты не укрывалъ,
Съ широка подворья ты не провожалъ,
Пути и дороги ты не указалъ,
Вдовицъ и сиротъ ты не сберегалъ,
Въ тюрьму, въ богадльню ты не подавалъ,
До Божіей церкви ты не доходилъ,
Отца ты духовнаго ты не почиталъ,
Меня, брата Лазаря, братомъ не звалъ,
Меня, брата Лазаря, въ роду не имлъ’.
— ‘Милостивый братецъ, убогій Лазарь!
Чего ты мн, братецъ, давно не сказалъ
Про муку про злую, преувчевную?
Кабы зналъ я, вдалъ, не то бы творилъ,
Я бъ нищую братію поилъ и кормилъ,
Босаго и нагаго обулъ бы, одлъ,
Отъ темной отъ ночи всегда бъ укрывалъ,
Съ широка подворья всегда бъ провожалъ,
Путь бы я дорогу всеё бъ указалъ,
Вдовицъ бы, сиротъ я въ дому сберегалъ,
Въ тюрьму, въ богадльню всегда бъ подавалъ,
До Божіей церкви всегда бъ доходилъ,
Отца бы духовнаго всегда уважалъ,
Тебя, брата Лазаря, братецъ называлъ,
Тебя, брата Лазаря, въ роду бы имлъ,
Имлъ тебя, братецъ, какъ душу свою,
Какъ бы свою душеньку во бломъ тл’.
Спохватился Лазарь, да не во время.
Вскаялся богатый — возврату не быть.
Какъ съ небесъ ангели солетывали,
Они на землю ликовали,
Убогому Лазарю славу поютъ.
Москва.
Зап. А. Л. Григорьевъ.
14.
Стихъ о двухъ Лазаряхъ.
Жили то были два братца,
Два братца, два Лазаря,
Что одна ихъ матушка спородила,
Не однимъ ихъ Господь Богъ счастьемъ надлилъ:
Что большаго-то Лазаря тьмою животомъ и богачествомъ его’
А малаго-то Лазаря святымъ кошелемъ.
Заводилъ богатый Лазарь пиръ,
Собралъ онъ Лазарь князей и бояръ и пестрыхъ властей
А малой-то Лазарь пошелъ по милостину къ нему,
‘Подай, сотвори святую милостыню
‘Братецъ мой, братецъ, братецъ родной.’
»Какой ты мой братецъ, какой ты мой родной?
»Есть у меня брателко каковъ я самъ».
Отсылаетъ онъ брателко отъ себя его роднаго
Толкаетъ, пинаетъ, съ крыльца провожаетъ,
Съ крыльца провожаетъ, кобелей потравляетъ.
Усть-е возьмите борзы кобельё,
Борзы кобели ему радуются
Кровавыя раночки зализываютъ,
Выбросилъ онъ Лазаря на навозъ.
Взмолился онъ, Лазарь, Господу Богу:
‘Создай мн Господи скорую смерть,
Скору, крылату немилостиву,
Выняло бы душеньку нечестно, нехвально, сквозь правои ребро,
На бломъ она свт налнствовалась.
Тло мое блое нанжилося’.
Услышалъ его Господи молитву его:
Посылаетъ онъ скорыхъ ангелей,
Скорыхъ, крылатыхъ и милостивыхъ:
Выньте его душеньку и честно и хвально и въ сахарны уста
Положите его душеньку на пелены
Поднимите душеньку на небеса
Положите душеньку въ пресвтлый рай.
И проситъ его брателко, свтъ родной:
‘Создай мн Господи скорую смерть,
Скору, крылату и милостиву:
Выняло бы душеньку въ сахарны уста
Положило бъ душеньку на небеса
Положило бъ душеньку въ пресвтлый рай,
На бломъ она свт намаялася,
Тло мое блое настранствовалось’.
Услышалъ Господь Богъ молитву его:
Посылаетъ къ вену Господи двухъ ангелей,
Двухъ крылатыхъ и немилостивыхъ:
‘Выньте его душеньку сквозь лвое ребро
Положите душеньку на острое копье
Поднимите душеньку вверхъ высоко
И бросьте его душеньку въ таръ-тарары
На бломъ она свт напьянствовалась
И тло ея блое изнжилося’.
Во вки вковъ. Аминь.
Сообщено А. Григорьевымъ.
15.
О едор Тиров.
Во свят град Константинов
Было богомолье великое,
Молился царь Константинъ Сауйловичъ
У честныхъ у заутреней,
У святыхъ у молебеновъ,
Отходила честная заутреня,
Царь Константинъ Сауйловичъ
Онъ будетъ посреди двора царскаго,
Издалеча изъ чиста поля
Не люта-змя вывивалася,
Вывивалася, выстилалася
Ровна стрлочка каленая
Ложилася калена стрла
Посреди двора царскаго
У ноги у царскія
У руки у правыя,
А на стрлочк была-была грамотка,
На грамотк было написано
Отъ царя іудейскаго,
Отъ его силы жидовскія —
Жидовскія, бусурманскія:
Гой ты царь Константинъ Сауйловичъ,
Ты давай вамъ супротивника
Супротивъ меня, царя іудейскаго,
Супротивъ моей силы жидовскія —
Жидовскія, бусурманскія,
Очищай землю святу русскую!
Царь Константинъ Сауйловичъ,
Съ того государь задумался —
Задумался, запечалился,
Повсилъ головушку буйную,
Посупилъ очи ясныя
Самъ во матушку во сыру землю,
Самъ возговорилъ таково слово:
Ужь вы гой еси, вы князье, бояре,
Гости торговые,
Мужички почетные,
Христіане православные!
А еще кто пойдетъ, побьетъ царя іудейскаго
Его силу жидовскую, —
Жидовскую, бусурманскую,
Кто очиститъ землю святу русскую,
Тотъ избавленъ будетъ муки вчныя,
Наслдникъ будетъ царства небеснаго.
Да никто ему словечушка не проговоритъ,
Большой бояринъ хоронится за меньшаго,
Меньшаго не видти изъ-за большаго,
Только по двору по царскому,
По крылечушку по красному
Ходитъ, гуляетъ младый человкъ едоръ Тировъ,
Всего ему отъ роду двнадцать лтъ.
Самъ возговорилъ таково слово:
Государь родимый батюшка,
Еще царь Константинъ Сауйловичъ!
Благослови меня, сударь батюшко,
Спасовымъ образомъ.
Матерью пречистою Богородице!
Еще Троицею нераздльною:
Я пойду побью царя Іудейскаго,
Его силу жидовскую —
Жидовскую, бусурманскую,
Я очищу землю святу русскую.
А царь Константинъ Сауйловичъ,
Онъ горючими слезами заливается,
Самъ возговорилъ таково слово:
Ай горе! чадо милое
А младый человкъ едоръ Тировъ,
Всего теб отъ роду двнадцать лтъ,
На боехъ часто не бывывалъ,
Сбрую ратною не влаживалъ,
Изъ крпка лука не стрливалъ,
Калены стрлы не кладывалъ.
На кого, чадо, надешься,
Держись надежду великую?
А младй человкъ едоръ Тировъ
Самъ возговорилъ таково слово:
Государь родимый батюшка,
Еще царь Константинъ Сауйловичъ!
Я надюсь, сударь батюшка,
Я на Спаса на пречистаго,
Я на матушку пресвятую Богородицу,
Я на Троицу нераздльную,
На твое благословеніе великое,
Только было бы твое благословеніе великое.
Онъ царь Константинъ Сауйловичъ
Восходилъ въ церковь соборную,
Поднималъ иконы мстныя,
Служилъ молебны заздравные.
Благословилъ его сударь батюшко
Спасовымъ образомъ,
Матерью пресвятой Богородицей,
Еще Троицей Нераздльною.
А младый человкъ едоръ Тироыъ
Восходилъ на конюшню дубовую,
Выбиралъ коня что есть лучшаго,
Сдлалъ сдлечко черкасское
О двнадцати подпружинахъ,
Не ради красы молодецкія,
Ради крпости богатырскія.
А молодой человкъ едоръ Тировъ,
Онъ беретъ сбрую ратную,
Копье булатное,
Палицу желзную,
Еще крпкій лукъ о дв стрлы каленыя,
Садится онъ на добра коня,
Позжалъ по граду Константинову.
Подъ нимъ добрый конь подымается
Черезъ ту стну блокаменну,
Какъ ясенъ соколъ полетлъ по поднебесью,
Вызжалъ далече во чисто поле,
Становился супротивъ царя іудейскаго,
Супротивъ его силы жидовскія —
Жидовскія, бусурманскія.
Онъ и бьется съ царемъ по первый день,
Онъ и бьется съ царемъ по второй день,
Онъ и бьется съ царемъ по третій день,
Не пиваючи, не даючи,
Со добра коня не слзаючи,
Побивалъ царя іудейскаго,
Его силу жидовсвую
Жидовскую, бусурманскую,
Обливала его кровь жидовская —
Жидовская, бусурманская,
Не по колни, не по поясъ,
По самыя груди блыя.
Молодой человкъ едоръ Тировъ —
Онъ и бьетъ копьемъ во сыру землю,
Самъ возговоритъ таково слово:
‘Ужъ ты, матушка, сыра земля,
Разступися на четыре на четверти
На вс на четыре на стороны,
Ты пожри въ себя кровь жидовскую —
Жидовскую кровь, басурманскую’.
По Божію изволенію,
Разступалася мать сыра земля
На четыре на четверти,
Прожирала въ себя кровь жидовскую,
Жидовскую, басурманскую,
Царя іудейскаго.
А младый человкъ едоръ Тировъ
Очищалъ землю свято-русскую,
Позжалъ по граду по Константинову,
Подъ нимъ добрый конь спотыкается
Самъ онъ на кон сидятъ-шатается
Какъ завидлъ его сударь батюшко
Еще царь Константинъ Сауйловичъ,
Самъ возговорилъ таково слово:
‘Ужь вы гой есте князья-бояре,
Гости торговые,
Мужички почетные,
Христіане православные!
Восходите скоро въ церьковь соборную,
Поднимайте иконы мстныя,
Служите молебны заздравные,
Встрчайте младенца во чистомъ пол,
Ему бейте челомъ, поклонитеся
По двнадцати земныхъ поклоновъ,
По сороку до поясу.
За него святое умоленіе
За него честное претерплніе.
Князья-бояре его слушали:
Восходили скоро въ церковь соборную,
Поднимали иконы мстныя,
Служили молебны заздравные,
Стрчали младенца во чистомъ пол,
Ему били челомъ, поклонилися
По двнадцати земныхъ поклоновъ,
По сороку до поясу.
За него святое умоленіе
За него чествое претерплніе.
А младый человкъ едоръ Тировъ
Взъзжалъ на широкій, на царскій дворъ.
Встрчаетъ его сударь батюшко,
Еще царь Константинъ Сауйловичъ,
Его родимая матушка
Приняла его съ добра коня,
Повела въ палаты блокаменны,
Посадила подъ иконы мстныя,
За столы за дубовые,
За скатерти за бранныя,
За питья за медвяныя.
За ствы за сахарныя,
Понесла ему первую ствицу…
Изъ-за первой изъ-за ствицы
Завидла коня потнаго
Повела поить на синё море,
На ту воду, на студеную,
Обмывати крови жидовскія,
Жидовскія, басурманскія.
Гд вы возьмется, тамо лютый змй,
Лютый змй, люто-огненный,
Ухватилъ его родимую матушку
Онъ во челюсти во зминыя,
Унесъ ее за синё море,
Во т пещеры, въ горы блокаменны,
Ко двнадцати ко змёнышамъ,
На ту муку на зминую.
Ахъ, что за горе великое!
Выбгаетъ его добрый конь
На широкій, на царскій дворъ,
Прорщитъ его добрый конь
Человческимъ языкомъ:
‘А младый человкъ едоръ Тировъ!
Что ты пьешь, шь, что тшишься,
На себя-то бды не чаешься,
Какъ твоя родимая матушка,
Ради тебя дождалася,
Ради тебя доглядлася!
Понесла теб первую ствицу,
Изъ-за первой изъ-за ствицы
Завидла меня, коня потнаго,
Повела поить на синё море,
На ту воду на студеную,
Обмывати крови жидовскія,
Жидовскій, бусурманскія.
Гд ни возьмется тамо лютый змй,
Лютый змй, люто-огненный,
О двнадцати хоботовъ,
Ухватилъ твою родимую матушку
Онъ во челюсти во зминыя,
Унесъ ее во синё море
Ко двнадцати ко зменышамъ
На ту на муку на зминую’.
Ахъ, ты горе великое!
А младый человкъ едоръ Тировъ,
Что въ устахъ было, то проглотилъ,
Что въ рукахъ, то такъ пустилъ,
Восходитъ скоро въ церковь соборную,
Онъ беретъ съ собой слово Божіе,
Святу-честну книгу Евангелье,
Онъ беретъ съ собой сбрую ратную,
Копье булатное,
Саблю вострую, палицу желзную,
Еще крпкій лукъ, дв стрлы калены,
Онъ приходить къ морю синему,
Становился на крутомъ, красномъ бережечк,
Онъ читаетъ слово Божіе,
Святу-честну книгу Евангелье,
Во слезахъ письма не видитъ,
Во рыданьи слова не вымолвить.
Гд ни возьмется тако китъ рыба,
Прорщить та китъ рыба
Человчьимъ языкомъ:
‘А младый человкъ едоръ Тировъ!
Ты поди по мн, по кит рыб,
Яко по мосту, яко по суху,
Выручи свою родимую матушку
Изъ той муки зминыя,
Отъ двнадцати отъ зменышей’.
А младый человкъ едоръ Тировъ
Переходитъ море синёе,
Становится на крутомъ, красномъ бережочк,
Читаетъ слово Божіе,
Святу-честну книгу Евангеліе,
Во слезахъ письма не видитъ,
Во рыданьи слово не вымолвитъ.
Завидла его родимая матушка
Изъ той изъ муки зминыё,
Отъ двнадцати отъ зменышей,
Кричитъ-вопить громкихъ голосомъ:
‘Ой, дитятко, съ тобою мы погибнули,
Родимое, съ тобой погибнули!’
А младый человкъ едоръ Тировъ
Самъ возговоритъ таково слово:
‘Не убойся, моя матушка, не погибнули,
Родимая, не погибнули:
Еще съ ними Богъ и надъ нами Богъ,
Со мною слово Божіе,
Со мною сбруя ратная,
Копье булатное,
Сабля вострая, палица желзная,
Еще крпкой лукъ, дв стрлы калены’.
А молодой человкъ едоръ Тировъ,
Онъ натягивалъ свой крпкой лукъ,
Онъ накладывалъ дв стрлы калены,
Онъ стрлялъ въ двнадцать змёнышей,
Побивалъ двнадцать зиёнышей,
Выручилъ свою родимую матушку
Изъ той изъ муки зминыя
Отъ двнадцати зменышей,
Онъ посадилъ ее на головку на тяжелую,
Донесъ ее къ морю синему.
Его родимая матушка
Назадъ себ оглянулася,
Завидла змя лютаго,
Люта змя, люта-огненна,
О двнадцати хоботовъ,
Кричитъ-вопитъ громкимъ голосомъ:
‘Ой, дитятко, съ тобой мы погибнули.
Родимой, съ тобой погибнули!’
А младый человкъ едоръ Тировъ
Самъ возговоритъ таково слово,
‘Не убойся, моя матушка, не погибнули,
Родимая, не погибнули,
Еще съ вами Богъ и надъ нами Богъ,
Со мною слово божіе,
Со иною сбруя ратная,
Копье булатное,
Сабля вострая, палица желзная
Еще крпкой лукъ, дв стрлы калены.’
А младый человкъ едоръ Тировъ,
Онъ натягивалъ свой крпкой лукъ,
Онъ накладывалъ дв стрлы калены,
Онъ стрлялъ супротивъ змя лютаго
Люта змя, люта, огненна
О двнадцати хоботовъ,
Вышибалъ ему сердце со печенью,
Обливала его кровь зминая
Не по колно, не по поясъ,
По самы трудя блыя,
А младый человкъ едоръ Тировъ,
Онъ и бьетъ копьемъ во сыру землю,
Самъ возговоритъ таково слово:
— Ужь ты матушка мать сыра земля
Разступися на четыре четверти
На вс на четыре стороны!
Ты пожри въ себя кровь зминую!—
По Божію изволенію.
Разступалася мать сыра земля
На четыре на четверти,
Пожирала въ себя кровь зминую.
А младый человкъ едоръ Тировъ
Очищалъ землю свято-русскую
Приходилъ во синю морю,
Становился на крутомъ красномъ бережечк,
Читаетъ слово Божіе
Святу честну книгу Евангелье,
Во слезахъ письма не видитъ
Во рыданьи слово не вымолвитъ.
Гд не возьмется та же китъ рыба
Прорщитъ китъ рыба,
Человчимъ языкомъ,
‘А младый человкъ едоръ Тировъ,
Ты поди по мн по кит рыб,
Яко по мосту, яко по суху
Понеси свою родимую матушку,
Изъ тыё изъ муки змнинё’.
А младый человкъ едоръ Тировъ
Переходитъ море синёё
Становится на крутомъ красномъ бережечк
Самъ возговоритъ таково слово:
— Государыня моя родимая матушка
А что стоитъ моё похожденіе
Супротивъ твоего порожденія?
Его родимая матушка
Горючимъ слезамъ заливалася
Сама говорила таково слово:
‘Ой горе, чадо милое!
А младый человкъ едоръ Тировъ,
Всего теб отъ роду двнадцать дть,
Какъ твое то похожденіе,
Наипаче моего порожденія.’
А младый человкъ едоръ Тировъ
Приходилъ ко граду Константинову,
Какъ завидлъ его судырь батюшко
Еще царь Константинъ Сауйловичъ
Самъ возговорилъ таково мово:
Ужь вы гой есте князья-бояре,
Гости торговые,
Мужички почетные,
Христіане православные!
Еще кто почтитъ отца и мать свою
Надется едору Тирову
На первой недл поста Господня великаго
Тотъ избавленъ муки вчныя
Наслдникъ будетъ царства небеснаго.
Еще славенъ Богъ и прославленъ,
Велико имя Господне!
16.
Стихъ о Михаил Архангел.
Спустится на землю судья праведный,
Михайло Архангелъ, свтъ.
Со полками онъ съ Херувимами,
Съ Херувимами и съ Серафимами,
Со всею онъ силою небесною
И со трубою онъ златокованной
И первый онъ разъ вострубитъ —
И души въ тлеса пойдутъ,
Второй онъ разъ вострубятъ —
Отъ гробовъ мертвые встаютъ,
Въ третій разъ вострубитъ
Вс на судъ Божій пойдутъ.
И праведные идутъ по правую руку, а гршные по лвую,
У праведныхъ лица хорошія,
На главахъ власы, какъ лунь свтлы,
А у гршныхъ лица все черныя’.
У гршныхъ волосы словно стрлы стоять.
Праведные идутъ все стихи поютъ
Херувимскіе и серафимскіе:
Величаютъ Христа, Царя небеснаго,
Пресвятую они Матерь Богородицу,
Величаютъ они Михайла Архангела:
‘Не возможно ли, батюшко, Михайло Архангелъ, помиловать?’
Отвчаетъ Михайло Архангелъ, свтъ имъ чудотворецъ:
‘Проходите рабы крещеные, души врныя
Уготовали вы царство небесное’.
А гршные идутъ сильно плачутъ,
Плачутъ они да и рыдаютъ,
Ко Михайлу Архангелу причитаютъ:
‘Не возможно ли васъ, батюшко, Михайло Архангелъ, помяловать?
И дайте намъ годы урочные,
Столько годовъ, сколько въ мор песку.’
Отвчаетъ Михайло Архангелъ свтъ имъ чудотворецъ:
‘Отойдите злые, окаянные!
Блый свтъ вамъ на волю данъ билъ,
Сами вы себ мсто уготовали,
Мсто, муку вчную и тьму кромшную’.
Рече Михайло Архангелъ, чудотворецъ:
‘Ангели, вы мои Архангели,
Берите прутье желзные
Гоните вы злыхъ окаянныхъ,
Гоните ихъ въ рку огненну
Засыпьте ихъ пескомъ и хрущобою,
Завалите доскою чугунною
Не чулъ бы я отъ нихъ ни писку, ни вереску,
Ни зубнаго бы отъ нихъ скрежетанія.’
Они идутъ да слезно плачутъ, отцу матери причитаютъ,
Ко сырой земл припадаютъ:
‘Почто вы васъ отцы — матери породили,
Краше бы насъ на родинахъ растоптали,
Ко страху Божьему вы васъ не учили.’
Сообщено А. Григорьевымъ.
17.
Стихъ о Пятниц.
Во славномъ город въ Ерусалим
На той гор на Вертеп,
Стояла святая пустыня,
Въ этой пустын жилъ святой пустынникъ Василій
И молился онъ Господу Богу,
Жёстко онъ молился со слезами
Умолилъ онъ себ царство небесное.
Во сн ему Пятница явилась,
Крестомъ его оградила,
Свчею его освтила
Словесно ему говорила:
‘Стань же ты, стань, рабъ Божій пробудися,
Поди же на святую на Россію,
Разсказывай людямъ православнымъ,
Чтобы другъ друга люди возлюбили,
Братъ братомъ называли,
Отцей матерей почитали,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ай, вы мужи и жены честныя!
Середы, да Пятницы почтите,
Въ воскресные дни Богу молитесь,
Дтей своихъ не проклинайте,
Жидами не называйте:
Жиды у Христа проклятые,
Жиды Христа проклинали,
Святую одежду Его раздирали,
Копьемъ святое тло протыкали,
Святую Христову кровь проливали,
На крестъ Христа распинали,
Гвоздями руки, ноги приковали,
Обручи желзные набивали,
Во землю его зарывали.
Изъ мертвыхъ Христосъ воскресе,
Изъ гроба Христосъ да возставши —
Весь міръ православный взрадовался:
Слава Теб Христе Боже да на небеси!’

ПСНИ ИСТОРИЧЕСКІЯ И СОЛДАТСКІЯ.

1. Псня о Марь Юрьевн.
Жилъ-былъ князь Романъ Митріёвичъ.
Съ женкой спалъ и ей прищавилось ночью,
Что у ней перстень спалъ съ правой руки,
Съ правова перстечка, съ мезёночка,
И разсылался на мелкія зёрночка,
Она вс собрала, одного не могла отыскать.
Даемъ мы знать по всмъ землямъ, до всмъ ордамъ,
Чтобы твой сонъ разсудили.
Чтобы твой совъ разсказали:
‘Я свой сонъ сама разсужу:
Прибгутъ ко мн изъ-за моря
Три червленыехъ, три корабля,
Увезутъ меня, Марью, за сине море
За сине-море, за соленое,
Къ тому Мануилу сынъ Ягайлову’.
Онъ не слушалъ тхъ рчей,
Онъ ушелъ скорй въ тихи мелки заводи
Стрлять гусей, блыхъ лебедей,
Маленькихъ пернатыхъ, срыхъ уточекъ.
Она сла къ окошечку косивчиту (косящату?)
И глядитъ: бжатъ изъ-за синя
Изъ-за моря, изъ-за синя
Три чорныихъ, три корабля,
Приворачиваютъ къ нимъ въ гавань корабельную
И видитъ Марья — увезутъ меня
За сини моря, за соленыя:
Она запирала окошечко ковшивчето,
Пошла по палат блокаменной,
Изъ блыхъ палатъ на новы сни,
Съ новыхъ сней на красно крыльцо,
Съ краснаго крылечка на дубовый мостъ,
Съ дубоваго моста на тропиночку.
По тропиночк Марья въ чисто поле,
И засла подъ яблонь кудреватую,
И прибгали три кораблика, три черныихъ
Прямо въ гавань корабельную,
Подбирали парусы полотняны,
И метали якори булатные,
И выпущали шеенки *) шелковыя,
И спущаяя на воду шлюпку легкую,
И садились въ шлюпочку, пріхали
Прямо въ гавань корабельную.
И шли въ палаты блокаменны
И искали Марью — не могутъ найти!
Одинъ былъ воръ, поваренный дтинушка,
Не искомъ ищеть — слдочки выправливаетъ,
Выправливаетъ, да вырзываетъ,
По тропиночк Марьи слдочки выправливаетъ,
Дтинушка повареный вырзываетъ
И нашелъ ее подъ яблонью кудреватою.
‘— Ты ли есть Марья Юрьевна?’
‘Я не Марья Юрьевна,
Я Марьева служаночка’.
‘Скажи, ты ли есть Марья Юрьевна?’
‘Я есть Марья Юрьевна, лебядь блая’.
Онъ и бралъ ее за ручки блыя,
И за т ли перстни злаченыя
И увозилъ на червленомъ на корабл
За сине-море, за солевое.
И пришелъ дтинушка поваренный
Къ Мануилу сыну Ягайлову,
Онъ встрчаетъ его съ честью, съ радостью,
Онъ бралъ Марью за руки за блыя,
За т ли перстни злаченыя,
Онъ хочетъ цаловать ее въ сахарны уста.
Говоритъ ему Марья Юрьевна:
‘У насъ до трехъ годовъ не цалуются, не обнимаются’.
И ушелъ Мануйло Ягайловичъ на тихи-мелки заводи
Стрлять гусей, блыхъ лебедей,
Маленькихъ пернатыхъ срыхъ уточекъ,
Поидучя матери наказывалъ:
‘Дай ей нянюшекъ, служаночекъ,
Ежели она закручинятся’.
Она сидла у окошечка косивчата,
Глядла въ околенку стекольчату.
Вотъ мать его идетъ спрашиваетъ:
‘Чего ты сидишь у окошечка у кошивчата,
Чего плачешь, уливаешься?’
‘Сегодня у меня, на Руси, великъ праздникъ,
Великъ праздникъ — Свтло Христово Воскресеніе,
Гуляютъ жены христіанскія,
Купеческія, министерскія, крестьянскія,
И послднія жены солдатскія,
И голи кабацкія,
А я сижу у окошечка,
Проливаю свои слезы горючія’,
Мать дала ей няничекъ, служаночекъ въ сады гулять
И дала напитковъ всякихъ разныехъ,
И дала козла любимова Моналинова,
Она напоила нянекъ до пьяна,
Что няньки лежатъ сами безъ себя.
Вотъ она взяла козла зарзала,
Пришла Марья на гору высокую,
Скидывала свое платье цвтное,
Надвала на лсиночку
И пошла съ горы,
Ей на встрчу быстра рка.
И быстра рка идетъ,
Что громъ гремитъ,
И взмолилась Марья быстрой рк:
‘Ой же ты, мать, Дарья-рка!
Сдлайся по женскимъ перебродищамъ,
Станьте переходы узкіе, переброды мелкіе,
Пропустите меня Марью Юрьевну!’
И рка Марью послушалась:
Сдлалась по женскимъ перебродищамъ,
Перебрела она черезъ быстру рку,
Пошла она впередъ попадать
И пришла ей больше того рка.
Она видитъ, что перейти нельзя,
Смотритъ, плаваетъ на другой сторон колода блодубова,
И взмолится Марья той колод блодубовой:
‘Ой же ты, колода блодубова!
Перевези меня черезъ быстру рку,
А выйду на Святую Русь,
Выржу тебя на мелки кресты,
На чудны образы
И вызолочу червоннымъ краснымъ золотомъ’.
И колода ее послушалась:
Перевезла ее черезъ быстру рку.
И пришла Марья Юрьевна
Къ Роману Митріёвичу,
Сама взговоритъ таковы рчи:
‘Ой еси, ты Романъ, князь Митріевичъ!
Вывеземъ мы колоду блодубову
На святую Русь,
Выржемъ на мелки кресты
Я на чудны образы,
И вызолотимъ червоннымъ краснымъ золотомъ’.
И вывезли ту колоду блодубову
На святую Русь
И вырзали на мелки кресты,
И на чудны образы,
И вызолотили червоннымъ краснымъ золотомъ
И разослали по церквамъ.
Архангельская губ. зап. С. В. Максимовъ.
*) Ширинки, лсенки.
2.
Романъ князь Митріёвичъ младъ,
Позжалъ онъ въ чисто поле
Сбирать дани за т годы, за старые,
И унимаетъ его княгиня Марья Юрьевна:
‘Душенька, Романъ князь, сударь Митревичъ!
Ни удь ты въ далеко чисто поле
Сбирать т дани, сударь, пошлины:
Какъ ночесь мн, Марь Юрьевн,
Мало спалось, много видлось,
Много видлось, во сн грезилось:
Будто спалъ у меня, у Марьюшки, злаченъ перстень
Съ меньшова перста, съ мизеночка,
И разсыпался на мелкія зёрнотка, на мушенки.
Тутъ изъ далеча, далеча, изъ чиста поля
Прилетло стадо черныхъ вороновъ,
Расклевали, мой, Марьюшкявъ, злаченъ перстень
Кто бы могъ мой сонъ теперь розсудить?’
Говоритъ князь Романъ, сударь Митріевичъ:
‘Ты не плачь, княгиня Марья Юрьевна,
Юрьевна, ты лебедь блая!
Я какъ съзжу въ далеко чисто поле,
Такъ съищу тамъ много знахарей,
Что могутъ теб разсудить твой сонъ’.
Говоритъ княгиня, Марья Юрьевна:
‘Ты, душенька, Романъ князь, сударь Митревичъ,
Не надо мн твоихъ много знахорей,
Я могу этотъ сонъ сама весь розсудить!
Какъ ты удешь въ далече чисто поле,
Такъ изъ той земли, изъ бусурманскія,
Надутъ многи погани татарове
На трехъ червленихъ новыхъ корабляхъ,
Увезутъ меня княгиню Марью Юрьевну’.
Ничего князь Романъ не побаровалъ (sic)
И узжалъ въ далече чисто поле.
Въ ту пору, въ то время
Прізжали погани татарове
На трехъ червленыхъ новыхъ корабляхъ.
Тутъ княгиня въ побгъ пошла:
Выходила изъ высока нова терема
На новыя сни,
Съ новыхъ сней на широкій дворъ,
Съ широка двора въ зеленый садъ,
Тамъ приздынула яблонь кудреватую.
И садилась подъ яблонь кудреватую.
А т поганы татарове
Вызжали на крутой красенъ бережокъ,
Приходили въ высокъ теремъ:
Туто ходитъ Марьяна протомойница,
Они туто взяли плеточки шелковыя,
Стали туто бить Марьину протомойницу:
‘Ты скажи намъ, скажи, не утай-скажи,
Ты ли есть княгиня Марья Юрьевна?’
И говорила имъ Марьяна протомойница:
‘Я есть не княгиня Марья Юрьевна,
Я есть Марьяна протомойница’.
Они стали туто бить Марьяну клюшницу:
‘Ты скажи намъ, скажи, не утай-скажи,
Ты ли есть княгиня Марья Юрьевна?’
И говорила имъ Марьина клюшвица,
‘Я есть не княгиня Марья Юрьевна.
Я есть Марьина клюшница’.
И стали они Марью отыскивать:
Выходили они изъ высока нова терема
На новы сни.
Со новыхъ сней на широкій дворъ,
Съ широка двора во зеленый садъ,
Приздынули тутъ яблонь кудреватую
И нашли княгиню Марью Юрьевну,
Стали Марьюшку допрашивать:
‘Скажи: ты ли есть княгиня Марья Юрьевна?’
‘Нтъ, я не княгиня есть Марья Юрьевна,
Я есть Марьина постельница’.
Тутъ они брали плёточки шелковыя,
Стали ее бить, не жалючись,
И стали ее снова допрашивать:
‘Скажи, скажи, не утай-скажи:
Ты ли есть княгиня Марья Юрьевна?’
Тутъ она и сказалась имъ:
‘Я есть княгиня Марья Юрьевна’.
Взяли они княгиню за блы руки,
И вели на пристань корабельную,
И привезли къ Батышу на червленъ корабль,
Беретъ ее Батыша за блы руки,
И цалуетъ княгиню въ сахарны уста,
Говоритъ княгиня Марья Юрьевна:
‘Ой же ты, Батышъ царь Батурьевичъ!
Не цалуй ты меня въ сахарны уста,
Не скверни устовъ моихъ сахарныхъ,
Когда привезешь въ землю бусурманскую…’
Калгалакша, на Бломъ Мор
Зап. С. В. Максимовъ. Дальше пвецъ не зналъ, а ссылался на второй варіантъ.
3.
Про осаду Казани.
Ужь вы люди ли, вы люди стародавніе!
Молодые молодцы да-воль послушати,
Еще я вамъ разскажу про царевый про походъ,
Про грозна царя Ивана Васильевича:
Онъ подходомъ подходилъ подъ Казань городокъ,
А подкопы подкопалъ подъ Казанку подъ рку,
Что татары же по городу похаживали,
Что грозна царя Ивана Васильевича поддразнивали.
Что и тутъ-то нашъ грозенъ царь прикручинился,
Онъ повсилъ буйну голову на правое плечо,
Утупилъ онъ ясны очи во сыру-мать землю,
Онъ веллъ ли государь-царь пушкарей сзывать,
Пушкарей созывать зажигальщиковъ,
Онъ веллъ сударь скоро казнить, скоро вшати.
Не усплъ молодой пушкарь слово вымолвить,
Воску яраго свча затеплилася
Что и съ порохомъ бочка загорлася,
Что побило татаръ сорокъ тысячей и три тысячи.
Москва. Плъ цыганъ Антонъ Сергевъ.
Записано А. Григорьевымъ.
4.
Свадьба Грознаго.
Пріутихло-пріуныло море синее,
Глядучись-смотрючись со черныхъ кораблей,
И со тхъ марсовъ корабельныихъ,
И со тхъ трубочекъ подзорныихъ
И на т на круты красны бережки.
Пріутихли-пріуныли круты красны бережки,
Глядючись-смотрючись съ чернихъ жорабіе!
И со тхъ марсовъ корабельныихъ
И со тхъ трубочекъ подзорныихъ
И на т на гори высокія
И на т на поля зеленыя.
Пріутихли-пріуныли поля зеленыя,
Глядючись-смотрючись на государевъ дворъ.
Преставляется царица благоврная
Молодая Софья дочь Романовна:
Въ головахъ сидятъ два царевича,
Въ ногахъ сидятъ млады дв царевны.
Супротивъ стоитъ самъ Грозенъ царь,
Грозный царь Иванъ Васильевичъ,
Говоритъ царица таковы рчи:
‘Ужъ ты слушай царь, послушай-ко,
Что я теб царица повыскажу
Не-будь ты яръ, будь ты милостивъ
До своихъ до младыхъ двухъ царевичевъ,
Когда будутъ он во полномъ ум
И во твердомъ будутъ разум,
Тогда будетъ оборона отъ новыхъ земель.
Еще слушай царь, ты послушай-ко:
Когда будутъ двицы во полномъ ум,
Во полномъ ум, въ твердомъ разум,
Ты тогда отдавай двицъ за мухъ.
Еще слушай царь, ты послушай-ко:
Что я теб царица повыскажу:
Не будь ты яръ, будь ты милостивъ
До своихъ до князей, до думныхъ бояръ
И до того ты до дядюшки любимаго
И до своего ты до крестнаго батюшки
До того Богдана Сирскаго:
И тутъ твоя дума крпкая!
Еще слушай, царь, ты послушай-ко:
Не будь ты яръ, будь ты милостивъ
До своихъ солдатушекъ служащихъ:
И тутъ твоя сила врная!
Еще слушай царь, ты послушай-во:
И не будь ты яръ, будь ты милостивъ
До всего народу православнаго,
Еще слушай, царь, ты послушай-ко,
Что я теб царица принакажу,
Принакажу и повыскажу:
Когда я царица преставлюся,
Не женись ты, царь, въ проклятой Литв
На той ли Марь Темрюковн,
А женись ты, царь, въ Каменной Москв,
На той Супав Татарскі,
Хоша есть у ней мною приданаго
Пановей, улановей и злыхъ поганыхъ татаровей,
Есть у ней брателко родимое
Молодой Кострюкъ сынъ Темрюковичъ’.
И тутъ царица просыпалась.
Тутъ цариц славу поютъ.
Прошло времени три мсяца.
Похотлъ сударь Грозенъ царь,
Грозный царь Иванъ Васильевичъ,
И покатился онъ во ту ли матушку прокляту Литву
Покататися и женитися
На той на Марь на Темрюковн.
Онъ не слушалъ своего крестнаго батюшки
И того Богдана Сирскаго.
Прізжалъ онъ скоро въ прокляту Литву
И бралъ онъ Марью Темрюковну
И со тмъ со брателкомъ родимыимъ
Кострюкомъ Темрюковичемъ.
Отправлялся онъ изъ проклятой Литвы,
Не дошелъ онъ матушки каменной Москвы
Равномрныхъ верстъ пятисотныихъ.
За сто верстъ становилъ онъ свою силу-армію
И сходилъ онъ скоро со добра коня,
И бралъ онъ чернильницу вольяискую,
И бралъ перо лебединое,
И бралъ бумагу листъ гербовыя
И писалъ онъ скоро посоленъ листъ
И посоленъ листъ на золотъ столъ
Своему дядюшк любезному
И крестному батюшку Богдану Сирскому:
‘Дядюшка Богданъ ты мой Сирскій!
Стрнь ты меня съ честью и съ радостью
И со тмъ птьемъ божьимъ церковныимъ
Я со тмъ со звономъ колокольныимъ,
Со той пальбой пушечной.’
Отправлялся его скорой гонецъ,
Скорой гонецъ и скорой посолъ,
Не стртитъ его дядюшка любямой
За сто верстъ.
Не дошелъ онъ матушки каменной Москвы
Равномрныихъ верстъ пятисотныихъ,
За двадцать за пять становилъ онъ свою силу-армію
Отправлялъ скораго гонца
Скора гонца и скора посла,
Чтобъ чистить улицы широкіи,
Исправить фатеры дворянскія,
Гд стоять моей сил-арміи.
И приваливалъ онъ во матушку каменную Москву
И не стртилъ его любезной дядюшка
И тотъ Богданъ Сирскій
Не съ птьемъ божьимъ церковныимъ
И не съ тмъ звономъ колокольныимъ,
Не съ той пальбой пушечной.
Зазжалъ сударь Грозенъ царь,
Грозный царь Иванъ Васильевичъ,
И во ту церковь Божію
Принималъ златы внцы
И со той Марьей Темрюковной.
На той на радости великія
Заводилъ онъ почестенъ пиръ
На всхъ на князей на думныхъ бояръ,
На сильныхъ могучихъ богатырей.
Солнышко идетъ къ западу
И къ западу идетъ ко закату,
А почестенъ пиръ на весело
И вс въ пиру пьяны-веселы.
Говоритъ ему шуринъ любимой
Молодой Кострюкъ сынъ Темрюковичъ:
‘Ай ты мой зятюшко любезный!
Грозенъ ты царь Иванъ Васильевичъ,
Есть ли у васъ въ каменной Москв
Борцы-молодцы пріученые,
Кабы мн съ ними поборотися.’
Требовалъ сударь Грозенъ царь,
Грозенъ царь Иванъ Васильевичъ,
Борцей-молодцей не случилося,
Только случился Васенька хромоногенькой:
На лву онъ ножку припадываетъ
По двору прихрамываетъ
И по двору государеву придвигается
И входитъ въ палаты царскія.
И говоритъ Кострюкъ сынъ Темрюковичъ
Своему зятелку любезному:
‘Чортъ у васъ не борцы-молодцы
И не пріученые.’
Говоритъ Вася Хрононогенькой,
‘Ай же ты сударь-таки Гроземъ царь!
Ежели Богъ пособитъ, Никола поможетъ
Кострюка побороть,
Изъ платья вонъ его вылупить
И по двору его нага спустить.’
Говоритъ сударь Грозенъ царь
И грозенъ царь Иванъ Васильевичъ:
‘Ежели бы теб Богъ помогъ
И Микола пособилъ Кострюка ообороть
Изъ платья вонъ это вылупить
И по двору нага спустить —
Пятьдесятъ рублей теб жалованья.’
На лвую ножку онъ Вася припадывалъ,
А правой ножкой подхватывалъ
И металъ Кострюка о кирпичной полъ,
На брюх его кожа трёснула,
На хребт его кожа лопнула.
Изъ платья онъ его ногой вылупилъ
Не Кострюкъ былъ Темрюковичъ
Да и не брателко-то ей былъ родимое:
Была поляница удалая.
Бралъ царь свою Марью Темрюковну
И велъ онъ въ далече чисто поле,
Стрлялъ онъ ей въ ретиво сердце
Тутъ ей и славу поютъ.
Тогда слушалъ онъ своего дядюшку любезнаго
И Богдана того Сирскаго
И женился онъ въ каменной Москв
Въ каменной Москв, на святой Руси.
Архангельской губ. Зап. С. В. Максимовъ.
5.
Свадьба Грознаго:
(начало то же).
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Преставляется царица благоврная
Молодая Софья дочь Романовна.
При смерти она наказываетъ
Наказываетъ и допрашиваетъ:
‘Грозный царь Иванъ Васильевичъ!
Будешь ли посл меня женитися
Али ты вадёжа-царь будешь холостъ ходить,
Холостъ ходить, не женатой слыть.
Говоритъ грозный царь Иванъ Васильевичъ:
‘Я не буду посл тебя женитися
Надежа-царь буду холостъ ходить
Холостъ ходить, неженатой слыть.
Говоритъ царица благоврная:
‘Ай же ты грозный царь Иванъ Васильевичъ!
Не мани меня, не омманывай
Будешь посл меня жениться
Во той ли матушк проклятой Литв,
На той на Марь на Темрюковн.
Принесетъ она рубашки красна золота,
Не моги надть на двухъ ясныхъ соколовъ,
Наднь на двухъ псовъ ядовитыихъ —
Увидишь тутъ чудо великое:
Затмъ будь добръ да милостивъ
До тхъ до двухъ ясныхъ соколовъ, до царевичей
Будь ты добръ, будь ты милостивъ
До тхъ до слуговъ врныехъ,
До того народу христіанскаго.’
Затмъ преставилась царица благоврная
Молодая Софья дочь Романовна:
Затмъ женился царь въ проклятой Литв
На той на Марь на Темрюковн.
Принесла она рубашки пасынкамъ красна золота
Надли какъ на псовъ ядовитыихъ —
Тхъ псовъ разорвало.
Затмъ сталъ грозенъ царь
Грозенъ царь Иванъ Васильевичъ
Сталъ это дядька спрашивать:
‘Зачмъ исхудалъ? — ‘Не могу поляницой удалой владть: руку ногу закинетъ на меня жена — не могу духу перенести.’
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(Тутъ старуха спуталась и не хотла продолжать дальше. ‘Стыдно-де, нехорошее такое поется’. Такъ и не добился!…)
Максимовъ, Арх. губ.
6.
О Иван Грозномъ.
Прикажи Господи вамъ старину сказать,
Старину сказать да стародавную,
Стародавную старинушку бывалую:
Про того царя Ивана да Васильевича,
У того царя Ивана да Васильевича
Заводилася бесда тиха, смирная,
Собиралися князи, бояре да со всхъ сторонъ
Князи бодре да вся поляница удалая.
Они пьютъ-то да хлба кушаютъ,
Во полу-пир, да хлба рушаютъ,
Во полу-пир да прирасхвастались,
Иной хвастаетъ: да кони добрые,
Другой хвастаетъ да золотой казной,
Третій хвастаетъ да молодой женой.
А грозенъ царь Иванъ Васильевичъ по палатушк похаживаетъ,
‘Ужь вы гой еси князи и бояре,
‘Ужь вы хвастаете небылью, небылицею,
‘Чмъ же я добрый молодецъ похвастаю?
‘Я похвастаю, да я измною:
‘Ужь какъ выведу я измнушку изъ Кіева.
‘Ужь какъ выведу я измнушку изъ Нова-города,
‘Ужь я выведу измнушку изъ матушки каменной Москвы!’
Т князья бояре да ему рчь говорятъ:
‘Ужь не вывести измнушки изъ Кіева,
‘И не вывести измнушки изъ Нова-города
‘Да изъ матушки, да каменной Москвы,
‘А тотъ выведетъ ту измнушку,
‘Это за однимъ съ тобой за столомъ сидитъ да хлба кушаетъ,
‘Милой сынъ твои едоръ Ивановичъ’.
На то грозенъ царь Иванъ Васильевичъ осержается
И восходитъ онъ да на красно-крыльцо
И кричитъ онъ своимъ зычнымъ голосомъ?
Своимъ пилатамъ, да немилостивымъ,
И т пилатушки да испужалися
По каменной Москв да разбжалися,
Одинъ Малюта Скуратовъ да не устрашился.
Онъ бжитъ къ нему скоро на очи,
Прибжавъ къ нему низко кланялся:
‘Ужь ты грозенъ царь Иванъ Васильевичъ,
‘На что ты гори-гаркаешь, на что меня кликъ-кликаешь?
‘Ужь ты гой еси Малюта Скуратинокъ,
‘Возьми моего сына милаго за блы руки его,
‘За блы руки, за златы перстни
‘И поведи его на то поле на Куликово
‘Ко той ям да кровавыя,
‘Къ той доск да къ дубовыя,
‘Снеси ему да буйну голову
‘Принеси мн сабельку кровавую’.
И онъ взялъ его за блы руки
И повелъ его въ чисто поле да въ Куликово.
Увидалъ его любезный шуринъ Никита Варламовичъ,
Онъ садился на добра коня
И посадилъ за себя молодаго клюшника
Погналъ на то поле на Куликово
И кричитъ онъ зычнымъ голосомъ,
‘Ужь ты гой еси Малюта Скуратинокъ
‘Не твой кусъ да не теб и кушати
‘Ужь ты на-тко да насытися
‘Моимъ молодымъ ключничкомъ!
Онъ взялъ ему клюшничну срубилъ буйну голову
И понесъ ту сабельку кровавую
Ко тому царю къ Ивану Васильевичу.
А у грозна царя Ивана Васильевича
И пиръ пошелъ да не навесел
Въ барабаны били да не на радости,
Не на радостяхъ, да не по старому,
Изъ пушекъ палятъ да не по прежнему,
А изъ мелкаго оружія да обскается.
А у его любимаго шурина Никиты Варламовича
У него пиръ-то идетъ да по веселому,
Въ барабаны бьютъ да все во старому,
А изъ пушекъ палятъ да все по прежнему,
А изъ мелкаго оружія утиху нтъ.
Посылаетъ въ нему грозенъ царь Иванъ Васильевичъ скорыхъ послалъ:
‘И приведите мн любезнаго шурина Никиту Варламовича’!
И приведи его Никиту Варламовича къ нему на дворъ.
‘На что же ты меня любезный зятюшка,
‘Грозенъ царь Иванъ Васильевичъ требуешь?
‘Къ чему радошенъ, да къ чему радъ
‘Мой любезный шуринъ Никита Варламовичъ
‘Моему-то разв безвременьицу?
‘У меня одна были жемчюжина и та скатилася
‘И пиръ у тебя идетъ по веселому,
‘Въ барабаны у та бьютъ да все по старому,
‘Изъ пушекъ-то палятъ все во прежнему,
‘Изъ меднаго оружія не утихается.
‘Ужь ты гой еси грозенъ царь Иванъ Васильевичъ
‘Есть въ гостяхъ небывалой гость
‘Небывалой гость едоръ Ивановичъ!
‘Гой ты еси мой любезный шуринъ Никита Варламовичъ!
‘Обратилъ ты мое да ретиво сердце
‘Взвеселидъ ты мн мою жемчюжину’.
И пошелъ у нихъ пиръ да по веселому,
Въ барабаны били да все по старому
Изъ пушекъ палятъ да все по прежнему,
Изъ меднаго оружія не утихаются.
Сообщено А. Григоревымъ.
7.
Грозенъ былъ воинъ царь нашъ батюшка,
Первый царь Иванъ Васильевичъ,
Сквозь дремучій лсъ съ войскомъ силою
Онъ прошелъ въ страну татарьскую
Се царство взялъ Казанское
Господарство Астраханское,
Вывелъ Перьфила изъ Нова-города,
Не вывелъ измну въ Каменной Москв
То царьско серьче разгоралося.
Пусче огня, пусче полымя.
Вотъ сказалъ онъ рчью громкою:
У меня дзе-есть всяки мастери,
Есть такія разны дохтуры,
Но вс прячутся, старый за малаго,
И хоронются — малый за стараго,
А одинъ изъ нихъ нихъ не прятчется,
То Малютка-палачъ, то Гурбатовъ сынъ,
Ну пойди-ко сюда, гой Гурбатовъ сынъ!
Сослужи-ка небось службу врную,
Службу врную неизмнную:
Во палаты ступай въ царски каменны,
Взявъ царевича тамъ за черны кудри,
Разпоясни съ него шелковый поясъ,
Золотой перстенекъ сними съ правой руки,
Отведзи самого на Москву рку,
Впрялъ на мсто на то, — мсто лобное,
И на плаху на ту, что на липову
И сними тамъ съ него буйну голову,
А мн къ пик подай саблю острую,
Саблю вострую въ горючей его рудз.
И увидзлъ то едоръ Ивановичъ,
едоръ Ивановичъ, Пожарской сынъ,
Изъ косясчита изъ окошечька,
Пропустивши царя вдоль по улиц
Вдоль по улиц, вдаль отъ терема
Какъ воскликнетъ онъ ко Гурбатову:
Ой ты гой еши! Гурбатовъ — палачъ!
Не за свой ли кусъ принимаешся,
Самъ кусомъ такимъ подавишься.
И Пожарской позвалъ слугу врнаго
Слугу врнаго, свово стряпчаго,
Свово стряпчаго, что не лудчева,
Что не лудчава, свово клюшничка:
На, сними (?) онъ пробилъ съ него голову,
Снеси саблю къ царю, — въ горючей рудз.
А къ царевичу не причаствуйся.
Вотъ на утро царь Иванъ Васильевичъ
На поминки собралъ, поголовно народъ.
Онъ бояръ повеллъ во медвжны вшивать
Во медвжны вшивать, по Москв-рк пусчать
А поповъ приказалъ во кули зашивать
Во кули зашивать, по Москв рк пусчать.
Что царевича, не засчюняли.
Вотъ съзжаются вс во платья чернаимъ
Въ платьи чернаимъ, — во печальнаимъ,
А дзетъ лишь едоръ Ивановичъ
едоръ Ивановичъ, — Пожарской сынъ
Пожарской сынъ, во нарядз цвтномъ
Во нарядз цвтномъ, — въ яркомъ золотс,
И коня его вс обряжены,
Вс обряжены что не лудчія
А веселье въ самомъ, — такъ не кроится.
Вотъ увидлъ его царь Иванъ Васильевичъ.
Какъ воскликнетъ онъ громкимъ голосомъ
Отъ ты гой еши едоръ Ивановичъ
едоръ Ивановичъ — Пожарской сынъ!
Аль объ гор моемъ ты не извдался,
Что орядитца посплъ, словно въ радосный пиръ.
А Пожарской сынъ отвчаетъ царю:
А я батсюшка царь, — все въ отлучк гулялъ,
Все въ отлучк гулялъ за охотою
И поймалъ сокола, что не лудчава,
Что не лутчава тсеэ ближнява,
Ты сына тсеэ роднаго.
И возрадовался царь, и отвтствовалъ ему:
Ужъ ты гой еши едоръ Ивановичъ
едоръ Ивановичъ — Пожарской сынъ
Вдь не мн бы царемъ, а тсеэ должно бить:
Ты умлъ соблюсти царски смены.
Княгининскаго узда с. Спшнева.
8.
Татарскій полонъ.
Какъ за рчькою,
Да за Дарьею
Злы татарове
Дуванъ дуванили.
На дуваньиц
Доставалася,
Доставалася
Тёща зятю.
Вотъ повезъ тёщу зять
Во дикую степь,
Во дикую степь
Къ молодой жен.
‘Ну и вотъ, жена,
Т работница,
Съ Руси русская
Полоняночка,
Ты заставь ее
Три длъ длати.
Первое дло —
Куделю прясть,
Другое дло —
Лебедей стеречь,
А и третье дло —
Дитю качать’.—
Полоняночка
Съ руси русская
(О)на глазками
Лебедей стережетъ,
А ручками
Кудель прядетъ,
А ножками
Колыбель колышатъ.
Охъ, качаетъ дитя,
Прибаюкиваетъ:
‘Ты баю, баю,
Боярскій сынъ!
Ты по батюшк
Золъ татарченокъ,
А по матушк
Ты русеночекъ,
А по роду мн
Ты внученокъ,
И моихъ черезъ
Ты урывочекъ.
Вдь твоя-то мать
Мн родная дочь,
Семи лтъ она
Во полонъ взята,
На правой груди въ ней
Есть и родинка,
На лвой ног
Нтъ мизинчика!
Мн бить тебя —
Такъ грхъ будетъ,
Мн дитей назвать —
Мн вра не та!’
Услыхали то
Двки снныя,
Прибжали он
Къ своей барын
‘Государыня наша барыня’.
Полоняночка
Съ Руси русская
(О)на глазками
Лебедей стережетъ,
А ручками
Будетъ прядетъ,
А ножками
Колыбель колышатъ.
Охъ, качаетъ дитя,
Прибаюкиваетъ:
‘Ты баю, баю,
Боярскій сынъ!
Ты по батюшк
Золъ татарченокъ,
А по матушк
Ты русеночекъ,
А по роду мн
Ты внученокъ,
И моихъ черезъ
Ты урывочекъ.
Вдь твоя-то мать
Мн родная дочь,
Семи лтъ она
Во полонъ взята,
На правой груди въ ней
Есть и родинка,
На лвой ног
Нтъ мизинчика!
Мн бить тебя,
Такъ грхъ будетъ,
Мн дитей назвать,
Мн вра не та!’
Что стучитъ, грючитъ,
По снямъ бжитъ,
По снямъ бжитъ
И дрожа дрожитъ.
Дочка къ матери
Повалилася,
Повалилася
Во рзвы ноги:
‘Государыня
Моя матушка!
Не спознала тебя,
Моя родная!
Ты бери ключи,
Ключи золоты,
Отпирай ларцы,
Ларцы кованы,
Ты бери казны
Сколько надобно,
Ты ступай-ко мать,
Во конюшенку,
Ты бери коня
Что не лучшаго *),
Ты бги, бги, мать,
На святую Русь’.
— Не поду я
На святую Русь,
Я съ тобой, дитя,
Не разстануся.
*) Въ одномъ изъ извстныхъ мн варіантовъ, вмсто этихъ двухъ стиховъ поютъ:
Ты бери-ко мать,
Укрючныхъ коней.
Извстно, что укрючными называются запасныя лошади: когда одна лошадь устанетъ, пересаживаются на укрючную. Этой псни очень много варіантовъ, въ нкоторыхъ пропущены одн подробности, въ другихъ другія, но стихи, въ которыхъ говорится про тяжелую работу матери, что она въ одно время три дла длала, ршительно во всхъ упоминается такъ же, какъ и слова дочери, узнавшей въ полоняночк свою мать.
9.
Охъ ты поле мое, поле чистое!
Ты раздольиц широкое!
Ты крапива стрекучая!
Какъ гулялъ тутъ добрый молодецъ,
Что гулялъ онъ тутъ ровно тридцать лтъ,
Ровно тридцать лтъ и три года,
Загулялъ онъ къ королю въ Литву.
Король его любилъ, жаловалъ,
Цвтно платьице носили съ одного плеча,
На коняхъ они здили съ одного стремя.
Ужъ и сталъ молодецъ упиватися,
Во хмлю онъ сталъ похвалятися:
Какъ и ныншнюю ночку, добрый молодецъ,
Я спалъ, ночевалъ у царя въ гостяхъ, —
У царя въ гостяхъ, во высокомъ терему,
Во высокомъ терему съ красной двицей,
Я ли спалъ, цаловалъ красну двицу,
Распрекрасную Елену Королевишну…
Ужь какъ были на молодца доносчички,
Донесли они королю на молодца.
А король-то веллъ молодца пожаловать:
На высокихъ ремешкахъ повсити.
Повли молодца впереди дворца,
А царевна кричитъ: не ведите молодца впереди дворца,
Поведите молодца позади дворца…
Добрый молодецъ на петельк качается,
Красна двица во терем кончается.
Сообщено А. Григорьевымъ.
10.
Псня про осаду Соловецкаго Монастыря.
На Москв было на базар,
Собиралися бояре,
Выбирали бояре
Изъ бояръ воеводу,
Выбирали Ивана Петрова,
Изъ того ли изъ роду Салтыкова *),
Передъ царскія очи становили,
Какъ возговоритъ православный царь,
Алексй-то Михайловичъ,
Ею царское величество:
‘Охъ ты гой еси, большой боярянъ,
Ты любимый мой воеводушка!
Ты ступай-ко, ко морю ко синему —
Ко тому острову ко большому,
Ко тому монастырю ко честному,
Къ Соловецкому,
Ты порушь вру старую, правую,
Постановь вру новую, неправую’.
Какъ возговоритъ больтой бояринъ
Любимый царскій воеводушка:
‘Охъ ты гой еси православный царь,
Алексй Михайловичъ,
Твое царское величество!
Нельзя объ томъ и подумати,
Нельзя объ томъ и помыслити:
Какъ порушить вру старую, правую,
Какъ поставить вру новую, неправую!’
Царь разозлился,
Царь распалился,
Воевода прогршился.
Какъ возговоритъ большой бояриеъ,
Любимый царской воеводушка:
‘Охъ ты гой еси православный царь,
Алексй Михайловичъ,
Твое царское величество!
Ужь и дай мн силу не малую не великую:
Сорокъ полковъ, да все тысячныхъ,
Сорокъ пушекъ, да все мдныихъ:
Зелья, пороху сколько надобно’.
Какъ и было въ самый ли Петровъ-то день
Какъ на синемъ было морюшк,
На большомъ было на остров,
Во честномъ монастыр было,
Отошла честна заутреня
Пономарь звонилъ къ обденк.
Честны старцы пли молебены
Какъ бжитъ пономарь,
Неразумный звонарь:
‘Охъ вы гой еси честны старцы!
Какъ идетъ сила немалая, невеликая,
Сорокъ полковъ да все тысячныхъ.
Сорокъ пушекъ да все мдныихъ,
Зелья, пороху сколько надобно,
Да все войско православное,
Не то идутъ они ратиться,
Не то идутъ они молитися’,
— Охъ ты глупой звонарь,
Неразумный пономарь!
Да то войско православное
Не идетъ оно ратиться,
Идетъ оно молитися!
На ту пору пушкари были догадливы:
Брали ядрушко калёное,
Забивали во пушечку мдную,
Палили во тотъ во честной монастырь,
Во Соловецкій.
Записано на Чугунк 1858. Отъ орловскаго мщанина.
*) Салтыковъ ли былъ при осад Соловецкаго Монастыря?
11.
Псня про Ваньку клюшника.
Въ Москв было во город, на Снной было площади,
Тамъ стояли-то хоромы, хоромы высокіе,
Что и того ли то и князя, князя боярина.
Что и жилъ-то тамъ князь со своей княгинею,
Что и жилъ-то тамъ Ванюшка, Ваня, князю клюшничикъ.
Молодой его княгини врной полюбовничикъ.
Что и годъ живетъ Ванюшка съ княжней, другой живетъ,
Вотъ на третій годъ-годочекъ самъ князь да довдался,
Что отъ самой отъ послдней двки снной горькишной
Вотъ выходитъ князь бояринъ на свой красенъ крылецъ,
Какъ возгаркнетъ князь, воскликнетъ своимъ громкимъ голосомъ:
Да и слуги, мои слуги, слуги мои врныя!
Вы идите, приведите вора Ваньку клюшника.
Какъ идетъ Ванюша-Ваня черезъ княжій дворъ,
Какъ на Ванюшк рубашка втромъ раздувается
Какъ у Ванюшки кудерцы кудри завиваются…
Какъ возговоритъ князь, воскликнетъ своимъ громкимъ голосохъ:
Ты скажи, скажи, Ванюша, скажи, варваръ …… сынъ,
Ты съ которой поры-время живешь со княжнею?’
— Что я знать того не знаю, вдать я не вдаю.—
Какъ и сталъ-то князь Ванюшу пытать, крпко спрашивать,
Не добился князь бояринъ таей правды истины.
Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ.
‘Ужь вы слуги мои, слуги, слуги мои врныя!
Вы берите-тко, берите заступы желзныя,
Ужъ вы ройтя-тко, копайтя дв ямы глубокія,
Ужъ вы ставьте-тко, ставьтя два столба точоныя,
Перекладину кладитя, слуги, вы кленоваю.
Вы идитя приведитя, вора Ваньку клюшника’.
Вотъ ведутъ, ведутъ Ванюшу Ваню черезъ княжій дворъ,
Какъ у Ванюшки-Ванюши руки-ноги скованы,
Руки-ноги въ Вани скованы, да все переломаны… *)
Вотъ идетъ, идетъ Ванюша, Ванюшка шатается,
А и князь-со стоитъ, ухмыляется,
Молодая-то княгиня въ терем слезами заливается.
Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ:
‘Ты скажи, скажи Ванюша, скажи правду-истину’,
— Ужь позволь, ты князь бояринъ, позволь Вани псню спть,
Что я псню Вани, псню, псенку послднію:
Что и было князь бояринъ, попито-подено,
Въ красн было, бояринъ, въ хорош похожено.
На кроватушк тесовой въ насъ было полежено,
Да за блыя-то за груди въ насъ было похватано
Во уста-то во сахарны было поцаловано,
Съ одного плеча било въ насъ поношено!… **)
Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ:
‘Да и слуги мои, слуги, слуги мои врныя,
Ужь вы вшайте Ванюшу, вора Ваньку клюшника!’
Вотъ повсили Ванюшу, — Ванюшка качается…
Молодая-то княгиня въ терем кончается…
(Орловской губ.)
*) Въ другомъ варіант еще стихъ:
А сафьянные сапожки кровью понаполнены.
*) Въ другомъ варіант еще стихъ:
Про твою ли, сударь, милость много било ругано.
12.
Что на славной было улиц на Димитровн,
Что у славнаго ли у князя, у боярина,
Побранилася кухарка съ младымъ ключничкомъ.
Ты не лайся, не бранися младой ключничекъ,
Я пойду ли донесу князю-боярину…
Ужъ ты батюшко ты вашъ, ты бояринъ, князь,
Ничево же ты не знаешь, да не вдаешь,
Что живетъ-то твоя княгиня съ младымъ ключникомъ!
Что возговоритъ вашъ батюшка бояринъ-князь:
Ужъ какъ есть ли у меня да слуги врные,
Вы водите приведите млада ключничка,
Вы поставьте млада ключничка въ середи двора,
Что подъ то ли подъ косящаго окошечко,
Ужъ я стану младаго ключичка доспрашивать.
Ты скажи, скажи младый ключинчекъ, не утай грха,
Коли да правду ты мн скажешь, я помилую,
А неправду ты мн скажешь, я подъ кнутъ, да подъ кнутъ отдамъ,
Что живетъ ли моя княгиня съ твоей милостью?
— Что живетъ ли твоя княгиня со мною да три, ахъ да три года.
Что возговоритъ вашъ батюшка, да бояринъ, ахъ да бояринъ-князь,
Ужъ какъ есть ли у меня скорые конюхи,
Ужъ вы ройте мн ямочки глубокія,
Вы поставьте два столба вы да два высокіе,
Перекладинку вы поставьте вы кленовую,
Ужъ вы петельку повсьте вы шелковую.
Молодой ключникъ на петельк качается,
Молодой-то ли княгини жизнь кончается *).
Записана А. Григорьевымъ отъ цыгана Антона Сергева.
*) Или молодая ли княгиня на нож кончается.
13.
Какъ на горк, на горушк,
Стоитгъ новъ высокъ теремъ,
Стоитъ новъ высокъ теремъ,
Какъ во этомъ теремочк
Живетъ онъ бояринъ князь,
Не одинъ-то онъ живетъ князь бояринъ
Съ молодой съ княгинею.
Какъ у этого ли князя
Жилъ-былъ Ванька-ключничекъ,
Молодой его княгини врный полюбовничекъ,
Молодая его, душа княгиня,
Полюбила Ванюшку,
Она его не годъ любила,
Ой, да и не два года,
Какъ на третій годъ князь бояринъ,
Онъ только довдался,
Онъ дознался, только догадался
Черезъ красную двушку,
Какъ и выходилъ князь бояринъ
На свое красно крыльцо,
Вскрикнулъ громкимъ своимъ голосочкомъ
‘Слуги мой врные,
Вы подите, ко мн приведите
Охъ да ворона коня,
Охъ, приведите ко ив воронова
Съ черкасскими новыми сдлами,
Да подите, ко мн приведите
Ивана клюшничка,
Ужь я его подарю ли,
Охъ да воронымъ конемъ,
Воронымъ его конемъ ли
Съ черкасскими сдлами’.
Какъ идетъ, идетъ Ванюша,
Ваня усмхается,
Молодая его, душа княгиня,
Слезьми обливается.
Какъ и сталъ онъ, князь бояринъ,
Ванюшку допрашивать:
‘Ты скажи мн, скажи, Ванюша,
Съ какихъ поръ съ княгинею живешь?’
‘Я не годъ съ нею, сударь, живу ли,
Охъ да не два года’.
Какъ и вышелъ князь бояринъ,
На свое красно крыльцо,
Вскрикнулъ громкимъ своимъ голосочкомъ:
‘Слуги мои врные,
Вы подите мои слуги,
Во кузницу новую,
Вы возьмите, мои слуги,
Лопатки острые,
Вы поройте мои слуги,
Дв ямы глубокіе,
А во ямы-то поставьте
Столбики точеныя
На столбахъ на тхъ положьте
Матицу кленовую,
На матицу повсьте мотки шелковые,
А на этихъ на моткахъ повсьте
Иванушку ключника’.
Какъ идетъ, идетъ Ванюша,
Ваня спотыкается.
Молодая его княгиня
Слезьми обливается
Охъ виситъ, виситъ Ванюша,
Ванюша качается.
14.
Копаніе конавовъ.
Завела двка шинокъ
Супротивъ своихъ воротъ,
Сама вышла на лужокъ
Заиграла во рожокъ,
Подала дружку слушокъ
Чрезъ зелененькій содокъ
Черезъ темненькій лсокъ
Ко Ванюшки на лужокъ.
У насъ по морю морю
Два кораблика плывутъ
Какъ на этихъ корабляхъ
По пятисотъ молодцовъ
Государевыхъ гребцовъ.
Они носятъ и гребутъ
Во стога снцо кладутъ,
Браву псенку поютъ
Разговоры говорятъ
Все хозяина бранятъ:—
Ты разсукинъ сынъ хозяинъ
Разканалья сукинъ сынъ —
Здсь конавушки порылъ.
Изъ кремля ли, кремля, крпкаго города,
Отъ дворца ли, дворца государева,
Что до самой красной площади,
Пролегала тутъ широкая дороженька.
Что по той ли по широкой по дороженьк
Какъ ведутъ тутъ казнить добраго молодца,
Добраго молодца — большаго боярина,
Что большаго боярина, атамана стрлецкаго,
За измну противъ царскаго величества.
Онъ идетъ ли молодецъ не оступается,
Что быстро на всхъ полей озирается,
Что и тутъ онъ царю не покоряется.
Впереди-то идетъ грозенъ палачъ,
Въ рукахъ несетъ остеръ топоръ,
Позади пятъ — отецъ съ матерію,
Отецъ съ матерью — молодая жена…
Отецъ-мать во слезахъ слово молвили:
Ты дитя ли наше милое,
Покорися ты самому царю,
Царю блому Петру Первому,
Принеси ты головушку повинную,
Авось тебя тогда Господь Богъ помилуетъ,
Государь царь тебя пожалуетъ,
Оставитъ буйну голову на могучихъ плечахъ…
Каменетъ сердце молодецкое,
Добрый молодецъ отца-матери не слушаетъ,
Надъ молодой женой насмхается,
О милыхъ дтяхъ не болзнуетъ…
Что и тутъ онъ царю не покоряется,
Отрубили ему буйну голову
Что по самы могучи плеча.
Записана А. Григорьевымъ у цыганъ.
15.
Выкатается свтъ нашъ, батюшка, первый императоръ,
Онъ на золотой-то на карет,
Подъ нимъ лошади вороныя,
На самомъ на немъ платье черно,
Платье черно да все кручинно.
Докатается онъ да до Сенату
Докатается ко крылечку ко прекрасному
Изъ коретушки да вылзаетъ,
Во присудствіе да самъ заходитъ.
Сенаторы вс да испугались
Изъ рукъ перья у нихъ повалились
Изъ очей слезы да покатились.
Осередь онъ полу становился
Господу-Богу да помолился,
На ременчатый стулъ онъ садился.
Онъ беретъ въ руки да листъ бумаги,
Листъ бумаги онъ да не плохіе
Не плохую онъ бумагу, гербовую,
Во правую перо да лебедино
Начинаетъ писать да доношеніе,
Отсылаетъ доношеніе да въ ину землю
Желаетъ онъ себ бою да драки.
Сообщено А. Григорьевымъ.
16.
Заводилася война
Середи бла дна,
А что начато палить,
Только дымъ столбомъ валитъ,
Каково есть красно солнышко,
Не видно во дыму!
Только видно во дыму:
Не ясенъ соколъ летитъ,
Добрый молодецъ гуляетъ,
Онъ по крутой по гор,
Самъ на ворономъ кон,
По казакамъ проскакалъ,
Два словечика сказалъ:
‘Вы казаки, вы казаки,
Военные мои
Удалые молодцы!
Безъ размрушки пейте,
Зеленаго вина,
Посмле поступайте,
Со французомъ воевать!’
— Ужь ни рады воевать,
Слезны капли проливать!
Не линь въ поле пылитъ,
Не дубровушка шумитъ:
Французъ съ арміей валитъ!
Онъ валитъ таки валитъ,
Самъ подваливаетъ,
Самъ подваливаетъ,
Рчь выговариваетъ:
‘Еще много генераловъ —
Всхъ въ ногахъ стопчу:
Всея матушку Россеюшку
Въ полонъ себ возьму,
Въ полонъ себ возьму,
Въ каменну Москву зайду!
Генералы испугались,
Платкомъ слезы утирали,
Въ поворотъ слово сказали:
‘Не бывать теб, злодю,
Въ нашей каменной Москв!
Не видать теб, злодю,
Блокаменныхъ церквей,
Не стрлять теб, злодю,
Золотыхъ нашихъ крестовъ!’
На лужку было, лужку
Стоитъ армія въ кружку:
Лапуховъ здитъ въ полку,
Курилъ трубку табаку.
Для чего вамъ не курить,
Зелена вина не пить!
Свинца, пороху довольно,
Сила во пол стоитъ,
Ужь мы билися, рубилися
Четырнадцать часовъ:
Съ пяти на десять пробили,
Стали силу разбирать,
Стали силу разбирать,
Стали полковничковъ считать.
Не нашли такихъ убитыхъ
Полковничковъ до семи,
Енераловъ до восьми,
Мелкой солдатской силы
Сосчитать мы не могли:
Которые на гор —
По колнъ стоятъ въ руд,
Которы подъ горой —
Тхъ засыпало землей.
Одинъ такой лежитъ
Таку рчь говоритъ:
Вы подайте-ко, ребятушки,
Чернилицу съ перомъ,
Чернилицу съ перомъ,
Листъ бумаги со гербомъ,
Напишу я таку просьбу
Государю самому.
Государю самому
Императору Царю:
Еще нашъ-отъ генералъ,
Много силы издержалъ:
Ужь онъ пропилъ, промоталъ,
Досталь въ карты проигралъ,
Изъ удары раздавалъ.
Архангельск. губер. Зап. С. В. Максимовъ. Эта псня сложена во время семилтней войны.
17.
Разбисчастнинькой, безталаннинькой
Французъ зародился,
Онъ св вечера рано спать ложился,
Долго почивать,
Ничивожь ли то и французикъ ли
Ничиво не знаю,
Што побили иво, иво армію
Донскія казаки,
Што мн жаль-то, мн жаль свою армію,
Есть еще жалчи
Што вотъ сняли мому, мому родному
Да родному братцу,
Што вотъ сняли ему, сняли йму головку.
Да головку,
Што мене ль то мене, все французика
Въ полонъ мене взяли
Досадили мене все французика
Въ темнаю темницу.
Што вотъ тошно ли мн, все французику
Въ темници сидти.
Еслибъ зналъ-то бы зналъ, я французикъ ли
Я бъ тово ни длалъ.
Сабурово Малоарх. 1858. Извстны мн еще варіанты этой псни, въ которыхъ, вмсто французика, упоминается прусскій король.
18.
О Кутузов.
Что но красное-то солнце возсіяло,
Возсіяла у Кутузова острая сабля.
Вызжаетъ князь Бутузовъ въ чисто поле,
Онъ беретъ съ собою силу да гренадеровъ,
Гренадеровъ и есауловъ,
Гренадеры я есаулы да не сробли,
Что французскаго маіора въ полонъ взяли,
Повели они маіора ко фельдмаршалу,
Ко тому же князю да ко Кутузову
Ко Михайлу его да къ Ларіоновичу.
Начинаетъ князь Кутузовъ его спрашивать:
‘Ты скажи, скажи маіорикъ сущую правду:
У васъ мною ль во Париж стоитъ силы?
Стоитъ силы во Париж сорокъ тысячъ
По приступу генеральскому смты нту’.
Какъ на это князь Кутузовъ да разсердился
Какъ ударилъ онъ маіора да по рож,
Онъ по рож, да во правую щеку.
‘Ужь ты врешь, ты врешь маіорикъ, врешь плутуешь,
Меня, Кутузова князя, все проводишь
Все проводишь меня, да ты стращаешь,
Ужь я силы-то вашей да не боюся
За генеральскіе приступы я примуся’.
Сообщено А. Григорьевымъ.
10.
Общался императоръ
Къ рождеству врно прибыть,
Вс празднички на проход,
Александра царя дома нтъ.
Его маменька врно родная,
Вс минуты и ночьки не спитъ.
Выду, выду на ту пору,
На ту башню, которая выше всхъ,
По ямской ямской дорожк
Да не пыль врно пылитъ,
Этой мой врно курьеръ бжитъ.
Сообщено А. Григорьевымъ отъ М. А. Стаховича
20.
Середи Москвы на площади
Собирался полкъ — казачій кругъ,
Во томъ во кругу стоитъ добра лошадь,
На томъ на коню лежитъ ковано сдло,
На томъ на сдл сидитъ добрый молодецъ,
Добрый молодецъ — офицерскій сынъ.
Онъ и такъ плачетъ — что рка льется,
Шелковымъ платкомъ утирается,
На вс стороны поклоняется,
Съ отцемъ-матерью прощается:
‘Прощай батюшка, прощай матушка!
Прощай душечна молода жена,
Прощай дтки малыя, мои дтушки!
Прощай братцы-товарищи!’
Дросково Малоарх. у. Достав. М. А. Стаховичъ.
21.
Тамъ построили, тамъ кабакъ
Ни про двокъ, ни про бабъ,
Про холостыхъ-то про робятъ.
Пришолъ мальчикъ, выпилъ шкальчикъ
Веселошенекъ пошелъ.
Прощай двки, прощай бабы
Намъ теперича не до васъ,
Вы солдатушки бирутъ насъ.
Наши ноженьки да ни ходятъ,
На свтъ глазушки да ни глидятъ.
Шли солдатушки слободой,
Манятъ двушекъ за собой:
‘Вы пойдемте-ко, двушки, съ нами,
Съ нами добрыми молодцами,
Не далече до Казани:
Во Казани-то жить привольно,
Жить привольно, гулять охотно,
У насъ денежекъ предовольно,
У насъ домики пребогаты,
Блокаменныя стоятъ палаты,
Межъ домами-то текетъ рчька,
Течетъ рченька медовая.
По ней струечка золотая’.—
Что за рченькой стоятъ кустикъ,
Стоитъ кустикъ, кустъ ракитовъ,
На кусточк соловейко,
Соловеюшко сидитъ, громко свищетъ,
Громко свищетъ онъ, воспваетъ,
Красныхъ двушекъ унимаетъ:
‘Не здавайтесь вы, двки, красныя,
‘На солдатскія на обманки
У солдатушекъ домы — горы,
Домы — горы каменисты,
Межъ домами-то текетъ рчька
Текеть рченька ка кровяная,
По ней струечка да слезная.’
Кола. Зап. С. В. Максимовъ.
22.
По дорожевк
По широкою
По московскою,
Туда шла-прошла
Сила армія
Конна гвардія
Три полка солдатъ
Все молодые
Безбородые,
Впереди полка
Знамена несутъ
Артикулъ мечутъ.
Ружье свтлое
Замки крпкіе
Кремни острые.
Замки сбрякали
Солдаты всплакали
Во походъ пошли
Во дорожевьку.
Хоть не въ дальную
Да въ печальную
На сраженьицо
На ученьицо.
Гд, ребятушки,
День-то намъ ночевать,
Ночь коротать?
Во темномъ лсу
Во сыромъ бору
Все подъ соснами
Подъ жеровыми
Подъ кудрявыми
Намъ постелюшка —
Мать сыра земля,
Намъ зголовьицо —
Зло кореньицо,
Одялышко —
Втры буйные!
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
23.
Что вились-то мои русы кудри, вились завивались,
Какъ заслышали мои кудерушки на себя невзгодье,
Что большое ли невзгодье, великое безвременье:
Что ужь быть-то мн, доброму молодцу, во солдатахъ,
Что служить-то мн, доброму молодцу, государю.
Что стоятъ-то мн, доброму молодцу, въ караул.
Вотъ стоялъ я, доброй молодецъ, въ караул,
Пристоялись мои, (мои) скоры ноги,
Какъ задумалъ я, добрый молодецъ, задумалъ бжати.
Что бжалъ я, добрый молодецъ, не путемъ дорогой,
А бжалъ я, добрый молодецъ, темными лсами,
Во темныхъ лсахъ, добрый молодецъ, весь я ободрался,
Подъ дождемъ я, добрый молодецъ, весь я измочился.
Прибжалъ я, добрый молодецъ, ко своему подворью,
Прибжавши я, добрый молодецъ, подъ окномъ я постучался:
‘Ты пусти, пусти, сударь батюшка, обсушиться,
Ты пусти ль, пусти, моя матушка обогрться’.
‘Я бъ пустила тебя, мое дитятко, боюсь государя,
Ты поди ль, поди, мое дитятко, во чистое поле:
Что буйнымъ втромъ, мое дитятко, тебя тамъ обсушитъ,
Краснымъ солнышкомъ, мое дитятко, обогретъ’.
Какъ пошелъ-то я, добрый молодецъ, самъ заплакалъ.
‘Ужь возмись загоритесь вы, батюшкины хоромы,
Ужь ты сгинь, пропади, матушкино подворье’.
Зап. Т. П. Филипповымъ.
24.
Настя по саду ходила,
Хмлю ярова щипала,
Брагу пьяную варила,
Въ погребахъ долго томила
Настя гостей зазывала,
Всхъ по лавычкамъ сажала,
Сама сла на скамейки
Супротивъ души Ванюши,
Стаканъ меду наливала
И Ванюш подносила:
‘Выпей, выкушай Ванюша’.
‘Я не пью, ни пью Настасья:
На миня вышла несчастья,
Нисчастьица ни бальшоя:
Хочутъ Ванюшку поймати,
Рзвы ноженьки сковати,
Во солдатушки отдати’.
Ваню въ мру становили,
Ваня въ мри ни годился,
Вышелъ Ваня поклонился.
Сабурово Малоарх. у. сент. 1858 г.
25.
Солдатская.
За рикой, рикою разгараитца
Изъ-подъ камушка дымочикъ зилинитца,
Да на этомъ да на камни лежать три подушачки,
На падушачвахъ ляжить жа отставной солдатъ,
Разварачивалъ свои полы, полы камчатнаи,
Онъ показывалъ свои раны, все кровяныи
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Къ отцу, матери пойти, либы живъ либы нтъ.
Къ молодой жин пойти — либы знаить либы нтъ.
Къ малымъ дтушкамъ пойтиджа — либы смыслютъ, либы жь нтъ!
Отвезите мине — братцы, во чисто поля,
Вы поставьте мине, братцы, промежъ трехъ дорогъ:
Между тульской, между курской, промежъ питерской,
Во лву руку положьтя саблю востраю,
Во праву руку положьтя золоту ружье,
Во ногахъ же пеставьтя ворона коня,
Во глазахъ жа вы поставьте мой поклонной хресъ.
А по той ли по дорожк буде человкъ идетъ
Онъ возьметъ золоту ружье идеть, настрляитси
Саблей вострой намахаетси
Онъ возьметъ вороно коня, онъ наздитси.
Малоарх. у. Сабурово. Плъ Инанъ Кондрашевъ.
26.
Вызжаетъ молодой маіоръ,
Молодой маіоръ-полковничекъ,
Выбираетъ молодыхъ солдатъ,
Молодыхъ солдатъ ребятушекъ.
У отца было три сына,
Три сына хорошіе,
Большаго сына жаль отдать,
Средняго не хочется,
Отдамъ я сына меньшаго,
Сына меньшаго Иванушку!
Меньшій сынъ расплакался:
‘Государь нашъ батюшка!
Или я вамъ былъ не родный сынъ,
Или я вамъ былъ пасынокъ?’
Да вы, дти мои милые!
Вы возьмите-тко по палочк,
Да вы бросьте-тко по жеребью:
Да кому изъ васъ достанется?—
Доставалось сыну меньшему,
Сыну меньшему Иванушк.
Дроздово, Малоарх. у. зап. М .А. Стаховичъ.
27.
Что подъ блою березой гусарь-отъ убитъ,
Бло личко прикрыто блою китайкой,
Къ нему панья приходила, панья молодая,
Бло лицо покрывала, въ уста цаловала.
‘Ты возстань, возстань любезной, возстань чернобровой,
Ваши кони вороные во пол танцуютъ, ‘
Я лиха не хочу — во пол ночую.
Мой миленькой на Рус сущу правду скажетъ,
За рченькой, за ркой гусарь сно коситъ,
На другой-то сторон панья воду носитъ,
Воду носитъ, дожжа проситъ,
Подай, Боже, дожжъ,
Ты подай, Боже, дожжа подай поскоря,
Чтобы травоньку смочило, косы не чуяло,
Молодаго гусаря со поля сгонило!
Чмъ я мужу не жена, дому не хозяйка,
Три дни печи не топила, на печи-то жаръ, жаръ,
Молодаго гусаря очень его жаль, жаль.
Холмогоръ. Зап. С. B. Максимовъ.
28.
Какъ и шли прошли солдаты молодые,
Да за ними идутъ матушки родные,
Во слезахъ пути дороженьки не видютъ,
Какъ возговорютъ солдати молодые:
Охъ вы матушки родные, да родные,
Не наполнить вамъ синя моря слезами,
Не исходить-то вамъ сырой земли за нами.
Сабурово. Малоархан. узда.
29.
Попила ли ты моя головушка
Не за батюшкиной, не за матушкиной буйной головою,
Не за братцевой, не за сестрициной легкой работой,
Что поймали-то раздобраго молодца поймали въ прилук,
Что у той ли у прилуки у красной у двки,
Что куютъ-то меня добра молодца, куютъ во желзы,
Посадили меня, добраго молодца, въ козырныя сани,
Привезли-то меня, добра молодца, въ городъ, во губерню,
Привели-то меня, добра молодца, привели ко пріему,
Посадили меня-то добра молодца во красное стуле,
Какъ и стали меня разудалаго стричь, они-то брити.
Ужь вы брейте мои кудерюшки, брейте не жалйте,
Отошлите мои кудерюшки ко красной ко двк.
Сабурово. Малоархангельскаго узда.
30.
Что вы двушки призадумались,
Красавицы жить не весело,
Жить не весело, да любить не каго,
Изъ молоденькихъ да ребятъ выбрать не кого?
Выбирайте ни себ да одиноково.
Одинокіе, да не одинокіе
Не одинокіе, одинокіе есть всякіе,
Есть всякіе, да горьки пьяницы,
Горьки пьяницы, да все пропоицы,
Все пропоицы, да безпокоицы:
Онъ копйку наживетъ — въ кабакъ снесетъ,
Онъ другую наживетъ — изъ кабака нейдетъ!
Ты соловьюшко, да родной батюшко,
Ты куда, соколъ, летишь, куда машешься?
— ‘Я лечу-то машусь черезъ рку, на ту сторону,
На ту сторону черезъ быструю рку,
Черезъ быструю рку въ часты рощицы,
Въ часты рощицы, да во зеленой садъ!’
Во зеленомъ во саду генералъ гулялъ.
Не единъ онъ гулялъ — съ генеральшею.
Размолоденькій солдатъ на часахъ стоятъ.
Ружье держалъ, себ смны ждалъ,
Себ смнушки — красной двушки.
Пришла смнушка, да красна двушка.
Ужь и лсомъ она шла не боялася.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
31.
Изъ-за лсу идутъ тучи
Тучи темныя,
Какъ по мн молодешинькой
Горе горькое,
Горе горькое, кручинушка
Непокрытая:
Что пошелъ мой милъ сердечный другъ
Во солдатушки
Онъ покинулъ меня младу
Одиношеньку.
Выду ль я млада- ранешинько
Въ поле чистое.
Раскажу ль я раскажу тоску
Втру буйному,
Какъ несетъ мн втеръ буйный
Всть не радостну:
Закатилось мое солнышко
Желанное
Ужь палъ померъ мой сердечный другъ
32.
Во чистомъ пол
Ужь ты поле мое
Поле чистое,
Ты раздолье мое
Ты широкое,
Ничего поле не породило,
Породило поле
Частъ ракитовъ кустъ.
Какъ подъ тмъ кустомъ
Лежитъ тло блое,
Молодецкое:
Тамъ лежитъ солдатъ
Полковой сержантъ,
Онъ убитъ лежитъ
Весь израненный,
Въ головахъ у него
Знамя царское,
На грудяхъ у него
Руки блые,
На рукахъ у него
Кольца ясные.
Во блыхъ рукахъ
Сабля острая.
Во ногахъ у него
Добрый конь его.
Ужи ты конь ты мой конь
Конь товарищъ мой,
Ты подижъ ты мой конь
На мою сторону,
Въ отцу къ матери
Къ роду племени,
Къ молодой жен,
Въ царю блому
Петру первому.
Ты скажи мн конь:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Погубила меня
Сабля острая.
Ужь ты конь ты мой конь
Ты скажи жь ты мн конь
Гд ты былъ побывалъ
На своей сторон?
Въ царя благо
Петра перваго.
Ужь ты конь мой конь,
Что ты лъ тамъ пилъ?
Ужь я лъ по лугамъ
Шелковую траву,
Ужь я пилъ попивалъ
Сладку водочьку.
33.
Растоскуйся ты моя, ты моя сударушка, по мн возгорюйся,
Ужь я самъ-то ли, самъ по теб, сударушка, самъ я встосковался:
Нападаютъ-то на меня, меня сиротинушку — ахъ, да лихи люди,
Что хотятъ-то ли, хотятъ меня сиротинушку отдать во солдаты,
Что куютъ-то ли, куютъ меня сиротинушку, меня во желзы,
Что везутъ-то, везутъ меня сиротинушку, меня ко пріему,
Вс пріемщики на меня, меня сиротинушку они вздивовались:
Ужь и гд же ты, гд ты, сиротинушка, гд ты уродился?
Породила-то меня, меня сиротинушку, ахъ да родна матушка,
Воспоилъ-то, вскормилъ меня, сиротинушку, православный міръ,
Возлеляла меня, меня сиротинушку, ахъ да Волга Матушка,
Воскачала-то ли меня, меня сиротинушву, ахъ да легка лодочка.
Москва. Зап. А. А. Григорьевъ.
34.
Не шумите-ко вы, ахъ да втры буйные,
Не бушуйте вы, ахъ да лса темные.
Ты не плачъ, не плачь, душа красна-двица…
Не сама-то я плачу — плачутъ очи ясныя,
По неволюшк, изъ глазъ слезы катятся,
По неволюшк, да все по миломъ дружк,
Что везутъ-то ль, отдаютъ дружка во солдатушки!
Въ молодые ли его, ахъ да во некрутики,
Снаряжу ль я, снаряжу дружка хорошехонько,
Провожу ль я, провожу, дружка далекохонько,
Я до городу его, городу Владиміра,
Я до матушки ль его, его каменной Москвы.
Середи-то ли Москвы, да мы становилися,
Со милымъ ли, со дружкомъ да мы распрощалися…
Господа-то ли купцы на насъ дивовалися:
Ужь и кто же это съ кмъ, кто съ кмъ распрощается?
Или мужъ со женой, или это братъ съ сестрой?…
Доброй молодецъ съ душой красной-двицей!
Москва. Зап. А. А. Григорьевъ.
35.
Ты дорога моя, дорога широкая,
Ужь никто-то по теб не прохаживалъ,
Никто слдику не прокладывалъ.
Тутъ ишли-прошлй три полка солдатъ:
Ужь и первый полкъ — все охотнички,
А другой-то полкъ — малы школьнички!
Ужь и третій полкъ — все невольнички!
Какъ охотнички псню гаркнули,
Малы школьнички — въ барабаны грянули,
А невольнички — громко всплакнули.
Середи полка знамена несутъ,
Подъ знаменами молодой солдатъ,
Онъ не пьянъ-то идетъ, самъ качается,
На вс стороны онъ поклоняется,
Съ отцемъ, съ матерью онъ прощается…
Съ молодой-то женой не прощается,
Не прощается — все ругается:
Отъ тебя-то, жена, я въ солдаты пошелъ,
Отъ твоего ли, жена, полюбовника.
Записана А. Григорьевымъ.
36.
Уланы вы, гд были, побывали?
Мы подъ Питеромъ стояли,
Подъ Можаемъ воевали,
Мы Москвою проходили,
Ко вдовушк заходили:
Пусти вдова ночевати,
Молодая постояти!
А вдовушка выходила,
Таки рчи говорила:
У меня дворикъ маленекъ,
А горенка не величка.
Солдатушки не взирали,
Воротички отворяли,
Они сли вс по лавкамъ,
Вс по лавкамъ, по порядкамъ,
Большой гость въ переднее мсто,
А вдова стоитъ у печки,
Прижала руки къ сердечку,
Какъ возговоритъ большой гость:
Подойди, вдова, поближе,
Поклонись, вдова, пониже.
Ты который годъ вдовешь,
Ты который сиротешь?
Я десятый годъ вдовю,
Ужь я пятый сиротю,
Ужь и много ль у тебя хлба?
У меня хлба осмина.
Ужь и много ль у тебя денегъ?
У меня денегъ полтина.
Ужь много ль у тебя дтокъ?
У меня дтокъ четверо.
Подавай вдова черну шляпу,
Во шляпушк полотенце,
Въ полотенц узелочекъ,
Въ узелочк золотъ перстень —
Ужь не твой ли обручальный?
Записана А. Григорьевымъ.
37.
Въ мужика было богатаго
Да и три сына были хорошіе.
Вотъ и вышло на нихъ несчастьице,
Да невольщина, некрутчина!
Да и старшова сына жаль отдать,
А середняго не хочется.
Что идти ль не идти сыну меньшему.
Какъ и меньшій сынъ расплачется:
‘Охъ и или вамъ не родный сынъ?
Какъ возговоритъ-то и батюшка:
‘Ахъ и дти мои вы родныя,
‘Ахъ идите-тко во зеленый садъ,
‘Да вы сржьте по жеребью,
‘Ну вы бросьте-тко жеребій’.
Какъ досталось сыну старшему!
Старшій сынъ пригорюнился,
Молода жена его расплакалася,
Малы дти разрыдалися.
Какъ возговоритъ да и меньшій сынъ:
‘Да не плачьте жь вы да и родные:
Я иду за васъ охотою’.
38.
Не кукушечка, братцы, во сыромъ бору куковала,
Не соловьюшко, братцы, въ зеленомъ саду громко, звонко свищетъ —
Добрый молодецъ въ неволюшк слезно-горько плачетъ:
Никогда жь въ мен раздоброва молодца тоски горя не бивало,
А вотъ ноншній день-то вотъ денечикъ тоска-горе обуяла,
Что куютъ-то куютъ меня раздоброва молодца куютъ во железы,
Что везутъ везутъ меня разудалова, везутъ во солдаты,
Что никто-то никто по мн, добромъ молодц, не тужитъ, не плачетъ
Что поплакала по мн порыдала, ахъ, матушка родная,
А еще по мн по завдалому красная двица *).
Тетерье. Малоарх. у.
*) Пропвъ мн эту псню, мужикъ съ размаху хлопнулъ меня по мечу, со словами: ‘Половина горя долой’.
39.
Свтъ Марьюшка по снюшкамъ ходила,
Ивановна по новенькимъ гуляла,
Свово батюшку, свово роднова будила:
Ты вставь-во, мой батюшка, пробудись,
Въ окошечко, родимый мой, погляди,
Что каковъ-каковъ Иванушка на кон,
Что каковъ-каковъ Ивановичъ на ворономъ?
Охъ, хорошъ, хорошъ, мое дитятко, что соколъ,
Да, пригожъ, пригожъ, мое милое, что ясменъ!
Во лугахъ, во поляхъ цвты-то расцвли,
У мово-то у милова кудерушки- завилясь.
Дроздково Малоарх. у. Записано М. А. Стаховичемъ.
40.
О служб.
Вечоръ нон, матушка, мн мало спалось,
Мало спалось, да много видлось:
‘Разнесъ меня да добрый конь
По чисту полю да по раздольицу,
Спала моя шляпонька съ буйной головы,
Спала моя плеточка да со правой руки,
Со правой руки да со перчаточкой.
Знать-то мн-ка матушка дома не бывать,
Знать-то добру молодцу да во солдатахъ быть,
Во солдатахъ быть да мн царю служить,
Мн царю служить да врой-правдою’.
Заплакала матушка объ сын своемъ.
‘Не плачь, не плачь матушка да радость моя
Втапоря наплачешься, посл безъ меня.
Что угонятъ меня молодца во ины мста,
Во ины мста въ дальны города,
Напишу къ теб я, матушка, да скору грамоту,
Скору грамотку, да всть нерадостну,
Не перомъ напишу, не чернилами,
Напишу я грамотку да горючими слезми,
Горючими слезми да изъ ясныхъ очей,
Положу во грамотку перстень да портретъ,
Перстень да портретъ, крестикъ золотой.
Запечатаю я грамотку да думой крпкою,
Пошлю эту грамотку со скорымъ посломъ.
Со скорымъ посломъ да со буйнымъ втромъ.
Получишь ты матушка да эту грамотку,
Вынь-ка моя матушка перстень да портретъ,
Крестикъ золотой. На портретъ взгляни —
Меня вспомяни’.

ЛИРИЧЕСКІЯ ПСНИ.

1.
Изъ падъ камушка изъ надъ блава,
Изъ надъ пустяка, изъ надъ ракитава,
Тамъ тема рчка
Рчка быстрая, бережистая.
Какъ на той рчк
Двка мылася,
Вышла, наблилася,
Набгавши, ана нарумянилась
Нарумянивши, въ зеленъ лугъ пашла.
Въ зеленомъ лугу
Тамъ панской казакъ
Каня паилъ,
Напаивши вами,
Сталъ думу думати —
Думу крпкую:
‘Охъ и какъ же мн быть,
Маладу жену сгубить?
Загублю жену
Не рана съ вечера,
Схараню жену
Ближе кы палуночи’…
Ево большая дочь
Рано просилалася,
Къ батюшк у ножки
Кидалася:
‘Государь ты нашъ
Роднай батюшка,
Ид ваша матушка?’
— Ваша матушка
Въ новай горниц
Умывается
Ключевой вадой,
Утирается
Бранымъ палатномъ.
‘Государь нашъ батюшка,
Не правда твоя:
Наша матушка
Вы желтомъ песку,
Въ новой горниц
Ана закопана’.
Доставлена.
2.
Что не ястребъ совыкался съ перепелушкою,
Солюбился молодецъ съ красной съ двушкою,
Проторилъ онъ путь-дорожку, пересталъ ходить,
Проложилъ онъ худу славу, пересталъ любить.
Насмялся жь ты мной, отсмю и я теб:
Ты не думай, простота, что я вовсе сирота.
У меня ли у младой есть два братца родныхъ,
Есть два братца родныхъ, два булатныхъ ножа,
Я изъ рукъ твоихъ, ногъ короватку смощу,
Я изъ крови твоей пиво пьяно наварю,
Изъ буйной головы евдаву сточу,
Я изъ тла тваво я свчей насучу (*),
А послй-то тово я гостей назову,
Я гостей назову, и сестричку твою,
Посажу же я гостей на кроватушку,
Загадаю што я имъ да загадочну,
Я загадочку не отгадливую,
Ну, да что жъ таково, я на миломъ сижу,
Я на миломъ сижу, объ миломъ говорю,
Изъ милова я пью, милымъ потчую,
А и милъ предо мною свчею горитъ?
Вотъ тутъ стала сестричка отгадывати:
‘А говаривала, братъ, я часто теб,
Не ходи ты туда, куда поздно зовутъ,
Куда поздно зовутъ, да гд пьяни живутъ’.
Колина. Малоарханг. Узда.
*) Въ другомъ варіант поютъ: ‘Я изъ сала твово сальныхъ свчъ намочу’. Правильне: намокаю.
3.
Отпущала, отпущала сердца матушкина,
Отпущала, отпущала чаду милую сваю,
Чаду милую сваю на чужою старану.
Какъ большая систра коня съ стойла свила,
А сиредняя систра коня (о) сдлывала,
А меньшая систра коня брату подала,
А жина-та горюша у воротичкахъ стоить,
У воротичкахъ стоить, сама плачетъ говорить:
‘Ужь ты миленькой, милой, ты когда будешь домой?’
‘Я тогда буду домой, когда выростить трава,
Когда выростить трава выше царскыва двара,
Узабьеть, узавьеть большой камушекъ са дна’.
‘Да ниправду мой миленькой со мною говоришь,
Да ни выростить трава выши царсвыва двара
Ни взабьетъ Волга рчка бла камушка са дна.
Сабурово. Малоарх. Сент. 1858 г.
4.
Народился въ отца сынъ,
Какъ отецъ-то сына со двора согналъ:
‘Ты ступай-ко ты, сынъ, со двора долой,
Ты спознай-ко-съ, чужу дальную сторону’.
Какъ и старшая сестра коня съ стойла свела,
А средняя сестра коня (о)сдлывала,
А меньшая сестра коня брату подала
Коня брату подала, да заплакала,
Во слезахъ-то сестра стала спрашивати,
‘Ты братецъ родной, ты когда будешь домой?
‘Вы подите-ко, сестры, на сине море,
Вы возмите-тко, сестри, да вы горсть песку,
Вы посйте тотъ песокъ въ зеленомъ саду:
Когда тотъ песокъ взойдетъ, выростетъ,
Я тогда, сестры, къ вамъ домой приду’.
Вотъ проходитъ тому ровно девять лтъ,
На десятой-то годъ сестры брата йскать пошли.
Какъ и старшая сестра въ мор щукою,
А середня сестра въ пол соколомъ,
А меньшая сестра въ неб звздочкою.
Какъ и старшая сестра не видала брата,
А середняя сестра услыхала брата,
А меньшая сестра брата видла:
На дикой на степи на саратовской
Что убитъ-то лежитъ добрый молодецъ.
Схоронили сестры брата — полетли домой.
Лихвинскаго Узда
5.
Сосенка, сосенка зеленинькая,
Молодка, молодка молоденькая,
Полюбила молодца хорошенькаго,
Отдаютъ меня молоду
Въ чужу-дальню сторону,
За Волгу за рку.
Обращусь я горькою кукушечкой,
Долечу, несчастная, я къ батюшк въ садъ,
Сяду ль я на яблоньку,
Ба любимую, на батюшкину,
Горькими причетами я весь садъ высушу,
Горючей слезой своей
Весь садъ потоплю.
Кормилица-матушка
По новымъ снямъ прошла,
Невстушекъ ласточекъ
Пробуживала:
‘Невстушки-ластушки,
Вставайте скорй,
У насъ вы садичк
Какушка поетъ..’
Большой братъ возговорилъ:
‘Дай я войду застрлю
Середній братъ возговорилъ:
‘Дай я пойду досмотрю.’
Меньшой возговорилъ:
‘Дай пойду догляжу:
Не ваша ли горькая
Съ чужой стороны?..’
Зальюсь двка, зальюсь красна, горючей своей слезой,
Утрусь тонкимъ, блымъ полотномъ.
Елец. Узда. Записано М. А. Стаховичемъ.
6.
Вы морозы, морозы вы крещенскіе,
Заморозили морозы добра молодца,
Стоючи у стны блой каменной.
Караульщички братцы они крпко спятъ,
Не спала, не дремала красная двица,
Распрекрасная Елена дочь королева.
Что брала со стола золоты ключи,
Отпирала у города воротицы,
Выпускала доброва молодца вонъ изъ города:
‘Ты поди же доброй молодецъ потихоничку,
Чтобъ не вслышалъ, не увидлъ родной батюшка’.
Что отецъ-то на сына разспрогнвался,
Высылаетъ своего сына вонъ изъ городу:
‘Ты поди, сынъ, пройди жъ чужу сторону,
Какова есть на свт чужа сторона’.
Что большая сестра коня вывела,
А середняя сестра сдло вынесла,
А меньшая плетку подала,
А большая сестра брата спрашивала:
‘Ужь когда же ты, нашъ братецъ, на(о)боротъ будешь?’
‘Ужь тогда я къ вамъ на(о)боротъ буду:
Есть у батюшки, у матушки суха яблынька,
Ужь когда эта яблынька расцвтать будетъ,
Ужь тогда я къ вамъ, сестры, на(о)боротъ буду’.
7.
Мой сизой голубчикъ,
Ты зачмъ, для чего
Въ садикъ не летаешь?
Буйнымъ втромъ
Сизаго относитъ.
Частымъ дождемъ
Крылья-перья мочитъ.
Мой миленькой,
Мой милой дружочекъ!
Ты почто, для чего
Рдко въ гости ходишь?
Твой отецъ да мать
Тебя не спускаютъ
Родъ они племя теб запрещаютъ!
Сидлъ-посидлъ удалой молодчикъ
Во темной темниц,
У той у темной, у темной темницы
Ни дверей нту, нту ни окошекъ,
Еще въ ней нту ни красна крылечка.
Только есть одна труба дымовая.
Изъ той трубы дымъ-отъ повваетъ,
Меня молоду горе разбираетъ!
Пойду я, млада, съ горя въ зеленъ садикъ,
Пойду возьму я ключи золотые,
Отопру я сундуки-ларцы кованы,
Возьму денегъ ровно сорокъ тысячъ,
Стану дружка, дружка выкупати,
Изъ неволюшки его выручати.
Грозенъ судья, судья воевода,
Моей казны, казны не примаетъ,
Меня модолу горе разбираетъ!
Пойду, и лада, я съ горя въ чисто поле,
Пойду нарву я лютаго коренья,
Буду стану я судью опоити.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
8.
Ни въ Москв, ни за Москвою,
Межъ Бутырской и Тверской,
Тамъ стоятъ четыре башни,
Посредин божій храмъ.
Сидлъ воровъ на берез,
Кричитъ воронъ не къ добру:
‘Пропадать теб, мальчишк,
Въ чужой дальней сторон!
Ты зачмъ, зачмъ мальчишка,
Съ своей родины бжалъ?
Никого ты, мальчикъ, не спросился,
Кром сердца своего,
На кого же ты покинулъ
Мать родную и отца?
‘Ужь и не кому мальчишку,
Меня было научить,
А теперича мальчишку
Меня поздно научитъ!
Ужъ и имъ я, веселился,
Но имлъ свой капиталъ,
Какъ и этотъ капиталъ
Весь я пропилъ-прогулялъ,
Во неволю жить попалъ,
Во такую во неволю —
Въ блый каменный острогъ
Хороша наша неволя,
Да кто знаетъ про все?
Вамъ не видно за стною,
Каково мы здсь живемъ.
Богъ Творецъ одинъ онъ съ вами,
Мы и здсь не пропадемъ.
Свтъ небесный во сляньи,
Барабаны зорю бьютъ,
Барабанъ зорю пробьетъ,
Вундеръ двери отворяетъ,
Писарь съ требою идетъ,
Онъ по требованью кличетъ,
Намъ къ суду идти велятъ.
Взяли сумки, помолились
И отправились-себ…
Насъ въ карету посадили
И съ конвоемъ повезли.’
Дрозково. Малоарх. Узда. Зап. М. В..Стаховичъ.
9.
Литла пава чиризъ три двара,
Уранила пиро на надворьица.
‘Мн ни жаль пира, а жаль маладца,
Мн и жаль маладда: адинъ сынъ въ атца,
Адиеъ сынъ въ атца, и тотъ въ службу идетъ
Онъ и годъ служить и другой служить,
На трети годъ сынъ дамой пришелъ.
Сустрла иво мать сириди поля,
Систра встрла сириди двора,
Жива встрла, снцы отпирла,
Повила иво мать въ себ въ горницу,
Ну, и стала иму мать все разсказывать:
‘Твоя жива б… распутная,
Твоя жива шельма-пьяница,
Меды, вины вс распропила,
Коней твоихъ всхъ распродала,
Соловей твоихъ всхъ распустила’.
Взялъ та сынъ саблю вострую,
Срубилъ жин, жин голову.
Голова ль моя съ плечъ свалилася.
Къ коню въ ноги покатилася.
Пашолъ-та сынъ у халодной погрибъ:
Меды, вины вс цлы стоятъ.
Пашолъ-та сынъ ву конюшинку:
Кони стоятъ сна-авесъ дятъ.
Пашолъ-та сынъ на зеленай садъ:
Салавья сидятъ вычищаютца,
Жиной иво выхваляютца,
Пашолъ та сынъ къ сыну въ горницу:
‘Молчи-баю маё дитятко
Теперь у тибя матири нтути,
У мине маладца маладой жины,
Толька есть у тибе адна бабушка,
Да и та змія, змія лютая’.
Сабурово. Малоарх., сент. 1858.
10.
У отца у матери
Зародились три дочери:
Дв дочери счастливыя,
А третья несчастная.
Большая дочь говоритъ:
‘Отдай меня, батюшка,
Въ Щигры за подъячаго’.
Другая дочь говоритъ:
‘Отдай меня, батюшка,
Въ Москву за посадскаго’.
А третья дочь говоритъ:
‘Отдай меня батюшка,
У Крымъ за Татарина’.
Большая дочь пріхала:
‘Не плачь по мн, матушка,
Не тужи, сударь батюшка,
У мово у подъячаго
Свчи невгасимыя,
Всю ночь мастера сидятъ
И льютъ перстни золотые
На мои руки блыи,
На мои руки нжніи’.
Другая дочь пріхала:
‘Не плачь по мн, матушка,
Не тужи, сударь батюшка,
У мово у посадскаго
Свчи невгасимыя,
Всю ночь мастера сидятъ,
Шьютъ платья шелковыя
На мое тло блое,
На мое тло нжное’.
Третья дочь пріхала:
‘Поплачь по мн, матушка,
Потужи, сударь батюшка,
У мово у татарина
Свчи невгасимыя,
Всю ночь мастера сидятъ,
Плетутъ плети шелковыя
На мое тло блое,
На мое тло нжное’.
С. Сабурово. Малоархангельскаго узда.
11.
По зорюшк, по зар,
Да люли, люли,
По вечерней по зар
Шелъ дтинка изъ гостей
Со великихъ радостей.
Онъ торопится бжитъ,
Къ своему двору спшитъ,
За нимъ двица бжитъ,
Кричитъ молодцу: ‘Постой!
Неженатый, холостой,
Неженатый — вожеватой,
Разголубчикъ, любчикъ мой,
Ты не смйся надо мной,
Надъ двицей молодой,
Надъ моей русой косой!’
На то парень обвернулся,
Надъ двочкой разсмхнулся:
‘Скажи, лапушка моя,
Скажи, любишь ли меня?’
‘Я по совсти скажу:
Еднаго тебя люблю,
Я по правд то скажу:
Семерыхъ съ тобой люблю.’
Показалось молодцу
За досаду велику.
Какъ ударилъ Катю въ щоку,
Вдоль по блому лицу,
Замахнувши во другую,
Во сережку жемчужную.
Какъ жемчужная сережка
Размолоденька двочка
Прирасплакалася:
‘Ужь какъ домой приду —
‘Родной матушк скажу?
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
12
Я всю ночь млада ни спала,
Ой люли, люли, люли, ни спала,
Ничево млада ни слыхала,
Какъ буйные втры шармавали,
Съ висака терема верхи пасарвали,
На чисто поля паскасили,
Кы блу шатру станавили,
А въ бил шатр злой Татаринъ
Красная двушка паланяночка,
Сильно добре плачить,
Татаринъ ее унимаить:
Ты не плачь, не плачь красная двушка,
Мы сашьемъ теб лисью шубу,
На буйну головушку кунью шапку,
На рзвы ножки красны сапожки,
На блыя ручки рукавички’.
‘Изатлить та кунья шуба,
Прапади та шапка…
Пусти мине къ атцу, къ матеря’.
13.
Мать сыну гаварила:
‘Ни сидлай коня долга вечера,
Ни съижжай съдвора
Кы полуночи,
Ни зажживай
Ва царевъ кабакъ’.
Ой, сынъ матери
Ни паслушался!
Онъ сидлалъ каня
Долга вечера,
И съ двара съжжалъ
Кы полуночи,
Зажживалъ
Во царевъ кабакъ…
Паднесли маладцу
Вина чару.
На берегамъ чары
Пна бьеть,
Посередъ чары
Люта змія.
Ни то чару пить,
Ни то на земь лить…
Сы страстей младецъ
Уранилъ чару…
Сыра земля
Загаралася,
Люта змія
Узмиталаса
Узмиталаса,
На маи груди
Маладецкіи
Ускидаласа.
14.
Что цвли то цвли — цвли въ пол цвтики,
Цвли да поблекли, 2
Что побилъ-то любилъ — любилъ парень двицу
Любилъ да покинулъ, 2
Что покинувши парень красну двицу,
Въ глаза насмялся 2
Обезчестилъ-то парень красну двицу
При всемъ при народ, 2
Что онъ снялъ, то, сорвалъ парень съ красной двицы
Шелковый платочекъ, 2
Что зажалъ то, зажалъ парень у красной двицы
Золотъ перстенечекъ. 2
Что по городу было — городу Саратову,
Двица гуляла, 2
Гербовой то ли она листъ бумаженьки
Листокъ покупала, 2
Молодаго себ писаря — писать нанимала
Писать нанимала, 2
Астрахавскому она — она губернатору
Просьбу подавала: 2
‘Ужъ ты, батюшка ли — ты князь губернаторъ,
Прими мою просьбу, 2
Ты суди-тка суди — ты васъ, астраханскій князь,
Суди по закону’. 2
‘Не напрасно ли ты, красная двушка,
На молодца просишь? 2
Что сама лъ ты сама — сама красна двица,
Сама виновата’. 2
Безъ зари ль-то зари — зари красно солнышко
Солнышко не всходитъ, 2
Безъ прилуки-то ли — добрый молодецъ
Въ двушк не ходитъ.
Москва
15.
Какъ по городу, городу Саратову
Двушка гуляла,
Она гербовой листъ, двка, бумаги
Двка закупили
Молодаго ли двка писаречка
Просьбу писать нанимала,
Она новому, двка, астраханскому губернатору
Просьбу подавала:
‘Ты суди насъ, судья грозный, суди насъ по правд,
Суди по закону’.
Что цвли-то, цвли въ пол цвтики,
Цвли, да поблекли,
Что побилъ-то меня, любилъ парень двушку,
Любилъ, да покинулъ:
А после таво онъ, да разбезсовстный,
Въ глаза насмялся.
Что и судъ даетъ грозный губернаторъ,
Судъ даетъ по правд,
Даетъ по закону:
Безъ зари-то зари, безъ ясной зари
Солнышко не всходитъ,
Безъ прилуки молодецъ къ красной двушк,
Къ двушк не ходилъ.
Что сама ли сама, красна двушка,
Сама виновата.
Тульской губ.
16.
Похалъ королевичь
На разгуляньице,
Оставилъ онъ королевну
На гореваньице,
Пускалъ своего добра коня
Въ зеленые луга,
А самъ пошелъ королевичь
На круту гору.
На крутенькой на горушк
Раскинулъ блъ шатеръ,
Ложился спать королевичь
Подъ блымъ шатромъ.
Пригрезился королевичу
Дивнехонекъ сонъ:
Изъ-подъ правой изъ-подъ ручки
Соколикъ вылетлъ,
Изъ-подъ лвой изъ-подъ блой
Срая утушка.
Пойду, пойду королевичь,
Ко старушеньк:
‘Скажи, скажи, старушенька,
Про мой дивной совъ’.
‘Твоя жена, королевна,
Сына родила,
На утренней на зорюшк
Сама померла’.
Ворочался королевичъ
Къ своему двору,
Не дошедши до своего двора,
Тяжело вздохнулъ.
Широкія воротчины
Растворены стоятъ.
Щекощчаты окошечки
Повыставлены.
Вс солдаты, офицеры
Въ черномъ платьиц.
Королевна, моя жена,
Въ бломъ убрана.
Пойду, пойду королевичь,
Въ нову горевку,
Вдарюсь, вдарюсь, королевичь,
Объ дубовый столъ.
Бывало, ты дубовый столъ,
Пріубранный стоишь,
А нын ты, дубовый столъ,
Разубранный стоишь.
17.
Похалъ королевичь на полеваньице,
Оставилъ королевну на гореваньице.
Не дохавши королевичь, ложился онъ спать,
Привидлся королюшк нерадостный сонъ:
Изъ-подъ правой то ли изъ-подъ рученьки
Срая утица.
Встамши-то, королюшко въ старушеньк пошелъ.
‘Бабка ты, отгадай ты, мой сонъ отгадай’.
— Королюшко, ты батюшко, твой сонъ нехорошъ.
Позжай ты, королюшко, къ своему двору:
Жена твоя, Марусенька, сына родила,
Породя сына, Марусенька, сама померла.
18.
Исходилъ я, молодецъ, день до вечера,
Никакой я охоты не нахаживалъ,
Что нашелъ я, набрелъ на рябинушку,
Что безъ втру рябинушка мается,
Но безъ вихру кудрява къ земл клонится.
Я пришелъ домой, слъ на лавочку,
Ужъ я сталъ своей матери разсказывать:
Что безъ втру рябинушка да шатается
И безъ вихру кудрява къ земл клонится.
‘Ты бери, сынъ, топоръ, ты бги туда,
Ты руби, сынъ, рябинушку кудрявую.’
Ужъ я разъ скнулъ — руда пошла,
Другой скнулъ — она охнула,
Ужъ я третій скнулъ — слово молвила:
‘Не рябинушку рубишь ты — свою жену’.
Я пришелъ то домой, слъ на лавочку:
‘Отъ ты съла меня, мать, погубила меня мать:
Не рябинушку рубилъ я — жену свою’.
19.
Какъ у насъ было въ воскресенье день,
Какъ свекровь пошла ко заутрен,
Сноху послала во чисто поле:
‘Ты стань, сноха, тамъ рябиною —
Тамъ рябиною, да кудрявою,
Отростками — малы дтушки’:
На ту пору мужъ отъ службы шелъ,
Пришелъ домой, сталъ онъ сказывать:
‘Ужь и сколько я ни хаживалъ,
Такой дивушки не нахаживалъ!
Ужь и что это за рябинушка,
За рябинушка, за кудрявая!
Что безъ втру она да качается,
Ко сырой земл преклоняется’.
‘Ахъ ты, сынъ ты мой, сынъ возлюбленный!
Ты возьми свою саблю острую,
Срубя эту ты рябинушку’.
Онъ разъ скнулъ — она вздрогнула,
Онъ другой тюкнулъ — кровь ли брызнула,
Онъ третій тюкнулъ — слово молвила:
‘Не рябину счешь ты — молоду жену,
Не кудрявую — съ малыми дтками’
Пришелъ домой, сталъ онъ спрашивать,
‘А гд моя молода жена?.
‘Твоя жена, она гулять пошла’
‘А гд мои малы дтушки?’
‘Малыхъ дтушекъ съ собой взяла’.
‘Не мать ты мн, не родная,
Змя ты мн — змя лютая,
Ты мышь ли, мышь подконенная!’
Дрозково. Малоарх. Узда. Зап. М. А. Стаховичъ.
20.
Ты взойди, взойди, солнце красное,
Надъ горою да надъ высокою,
Надъ долиною, надъ широкою,
Обогрй ты васъ, добрыхъ молодцевъ…
Какъ повыше-то было села Юркина,
Какъ пониже-то было села Лыскова,
Протекала тамъ рчка быстрая,
Рчка быстрая, славна Стерженка,
Что никто по ней не прозживалъ,
Никто слдику не прокладывалъ.
Что плыла косна лодочка,
Косна лодочка, все разбойничья.
На носу-то стоитъ эсаулъ съ багромъ,
На корм-то стоитъ атаманъ съ ружьемъ,
Посередъ лодки блъ тонкой шатеръ,
Подъ шатромъ лежитъ золота казна,
На казн сидитъ красна двица,
Говоритъ она таково слово:
‘Ужь какъ мн, младой, мало спалося,
‘Мало спалося, много видлось,
‘Нехорошъ-то мн сонъ пригрезился,
‘Атаману-то быть повшену,
Эсаулу-то быть застрлену,
Вамъ-то, молодцамъ, всмъ въ тюрьмахъ сидть,
Мн-то двушк быть на волюшк.
21.
Изъ-подъ камушка
Протекала тутъ рчка быстрая,
Ахъ, да вода чистая!
Какъ по той рчк плыла лодочка,
Хорошо лодка изукрашена,
Свинцомъ, порохомъ изунизана.
Какъ на той лодочк девять молодцевъ,
А десятая красна двица,
Атаманова любовница,
Что родимаго-то брата душегубница:
Что зарзала своего брата,
На нож сердце вонъ повынула,
На нож сердце встрепенулося —
Красна двица усмхнулася,
Усмхнувшись, она слезно всплакнула.
Атаманъ двку уговаривалъ,
Уговаривалъ — самъ обманывалъ:
‘Ты не плачь, двка, не тужи красна,
Я свезу-то тебя въ отцу, къ матери,
Ко всему-то твоему роду племени’.
22.
Изъ падъ Питера
Изъ падъ горада
Протекала рчка,
Рчка быстрая.
Какъ на той рчк,
Тамъ судно плыветь.
Харашо было судно изукрашена,
Маладцами все усажена,
На канц лодки
Сидить атаманушка,
Пасирёдъ лодки —
Красная двушка,
На карм стаить
Часавой салдатъ.
‘Охъ вы, други маи,
Вы, таварищи!
Я видла сонъ:
Расплеталася
Мая каса русая,
Выпадала мая
Лента алая,
Разсыпался мой
Залотъ перстень’.
‘Атаманушки быть
Убитаму,
Краснай двушки
Быть павшенай,
Чесавому салдату
Быть зарзану’.
Орловской губерніи.
23.
Какъ похалъ князь Михайло во царскую во службу,
Во царскую во службу, на великую нужду,
Повидалъ свою княгиню, молодую Катерину,
Онъ приказывалъ княгин, своей матушк родной:
‘Охъ, ты матушка родна, береги молодую княгиню,
Береги ты мою княгиню, молодую Катерину.
Ты корми мою княгиню крупичатыми калачами,
Ты пои мою княгиню сытою медовою’!
Не усплъ князь со двора съхать, его добрый конь споткнулся,
Съ него бархатная шапочка свалилась,
Ужь какъ тутъ-то князь Михайло, онъ вспомнилъ,
Какъ вспомнилъ ли, горько князь восплакнулъ:
‘Ахти! дома у меня нездорово,
Моей матушки родной не стало,
Либо моей молодой княгини —
Молодой княгини Катерины’.
Его матушка родная
Жарку банюшку топила,
Горючъ камень разжигала,
Молодую княгиню погубила:
Блы груди ей разрзала,
Молоденца вынимала,
На горючій камень клала.
Какъ пріхалъ князь Михайло, его матушка встрчаетъ,
Его матушка встрчаетъ, за блы руки примаетъ,
За дубовый столъ сажаетъ:
‘Ахъ ты, матушка моя родима,
Гд моя молодая княгиня?’
‘Молодая твоя княгиня пошла Богу молиться’.
24.
Ужь вы горы, горы крутыя!
Ничево въ горахъ ни породило,
Только породило кустъ ракитовый.
Ужь на этомъ куст сидитъ младъ сизой орелъ,
У когтяхъ держитъ чернова ворона,
Онъ бить не бьетъ, только вспрашиваетъ:
‘Гд воронъ былъ, гд черный былъ?…’
‘Я билъ, побывалъ на саратовскихъ степяхъ,
Я видлъ чуду дивную: тамъ лежитъ тло блое,
Никто къ тлу не приступается… приступились три птички:
Первая пташечка — родная матушка,
Вторая пташечка — родная сестрица,
Третья пташечка — молода жена.
Гд мать плачетъ — тамъ рчка прошла.
Гд сестра плачетъ — тамъ колодязи,
Гд жена — тамъ роса стоитъ.
Солнышко взойдетъ — роса опадётъ’.
26.
Не взвивайся, мой голубчикъ,
Выше краснова окна,
Вотъ хрустальнова стекла,
Мн такъ тошно,
Мн такъ грустно
Жить двушк cиротой,
При дорожк при большой,
Безъ матушки безъ родной…
Звала, звала двка парня
Во чисто поле гулять,
‘Пойдемъ, пойдемъ, мой голубчикъ.
Во чисто поле съ тобой.
Бери, бери мой голубчикъ,
Свой тонкой блой шатеръ,
Раскинь, мой голубчикъ,
По чистомъ полю шатеръ.
Приляжь, приляжь, мой голубчикъ —
Я въ головк поищу
Русы кудри расчешу.
Стала кудерки часать,
Сталъ малодчикъ засыпать.
Засни, засни, мой голубчикъ,
У двушки на рук,
На кисейномъ рукав,
Да на златомъ перстен,
На персидскомъ на ковр.
Какъ проснулся, пробудился
Во русы кудри хватился —
Нтъ ни русыхъ ни кудрей,
Ни двушки, ни шатра,
Ни кисейнова рукава,
Ни золота перстеня,
Ни персидскова ковра,
Нтъ ни ворона коня,
Ни черкаскова сдла.
26.
Ужь ты день, ты мой денёчикъ,
День прекрасный дорогой,
Проходи день поскоре,
Увеси мою тоску…
Охъ! да ужь я съ той тоски,
Со кручины пойду въ темные лса,
Охъ! да ужь я вскрикну своимъ
Громкимъ, тонкимъ голосомъ своимъ:
Охъ! да ужь, вы лсы, вы дубравы,
Наклоняйтеся ко мн!
Охъ! да ужь, вы пташки, вы пернаты,
Вс слетайтеся ко мн,
Охъ! да ужь вы зври, вы лютые,
Собирайтеся ко мн!
Охъ! да вы терзайте мое тло
И длите по частямъ,
Охъ! да вы оставьте во мн, зври,
Ретиво сердце одно.
Охъ! да вы несите мое сердце,
Ково я врно люблю,
Охъ! да пусть мой
Маленькой галубчикъ
Пожалетъ обо мн.
27.
У воротъ сосна раскачалася,
Ай люли, люли, раскачалася.
Блая Дунюшка разыгралася.
Какъ боярскій сынъ на крыльц стоитъ,
Какъ боярскій сынъ Дун рчь говоритъ:
‘Поиграй, Дунюшка, поиграй блая,
Я тебя, Дунюшка, жить къ себ возьму.
Блая Дунюшка испужалася,
Какъ со вечера голова болитъ,
Ко полуночи — она попа проситъ,
Ко блу свту — нту Дунюшки.
Какъ въ Москв звонятъ ко обденк,
Блую Дунюшку хоронить несутъ.
28.
На что жъ меня матушка
На горе родила,
Не собравшись съ разумомъ
Замужъ отдала?
Чужая сторонушка
Безъ втру сушитъ,
Чужой отецъ съ матерью
Безъ вины журятъ.
Скинусь я, младешенька,
Горькою пташкою,
Я горькою пташечкой,
Я кукушечкой,
Полечу я младешенька,
На свою сторону,
На свою, млада, сторонушку —
Къ батюшк въ садокъ,
Сяду жъ я на яблоньку
На кудрявенькую,
Закукую кукушечкой —
Весь садъ заглушу,
Горючой слезой, матушка,
Весь садъ затоплю.
Увидала ли матушка
Съ высока терема:
‘Родимыя дтушки!
Что за пташечка?
Да что то за пташечка?
Въ зеленомъ саду?
А и братецъ говоритъ:
‘Пойду застрлю’.
А сестрица говоритъ:
‘Пойду посмотрю,
Не наша ли горькая
Съ чужой стороны?’
Орловской губ. Малоархангельскаго узда.
29.
Калина съ малиною ранымъ-рано расцвла,
На ту пору молоду меня мать родила,
Не собравшись съ разумомъ, въ чужи люди отдала,
Велла мн матушка семь лтъ не бывать,
Родимый-то батюшка — хоть вкъ не видать.
Годочикъ я прожила, другой прожила,
А третій годочикъ во слезахъ провела.
А вскинуся пташечкой — кукушечкою,
Полечу на батюшкину на сторонушку,
Сяду я на яблоньку въ зеленомъ саду,
Запою на яблоньк жалкимъ голосомъ.
‘Что эта за пташечка у васъ во саду?’
Большой то братъ говоритъ: ‘Семъ я поймаю’.
Средній братъ говоритъ: ‘Семъ я застрлю’.
Меньшой то братъ говоритъ: ‘Семъ я посмотрю:
Не наша ли горькая съ чужой дальней стороны?’
Большому ли брату-то — во солдатахъ быть,
Среднему ль брату-то — во разбойникахъ,
Меньшому ли брату-то со мной домомъ жить.
30.
Что мн, маменька, тошненько,
Государыня, родимая, тяжеленько!
На роду жь таковое не бывало:
Мн ночесь тоска нападала,
Нападала тоска-печаль не мала
На мою ль же побдну головку,
На моель же ретивое сердечко.
Архангельск. Губ. Зап. С. В. Максимовъ.
31.
Ни сиди-тко Дунюшка, поздно съ вечера,
Ты ни жги ль, Дунюшка, огня до билова дня,
Что до билинькова до денёчка, до краснова солнышка.
Что на утриній-та зари Дунюшка притомилася.
Тесовенькую кровать спать Дуня лажилася.
Что повидлся Дунюшки сонъ, сонъ нерадостянъ,
Ни про батюшка Дунюшки сонъ, ни про роднуя матушку,
Што повидился Дуни сонъ про мила дружка,
Про милянькаго дружка Дуни, только пра Иванушка.
Вотъ сказали только про нево во даляхъ живетъ,
Во даляхъ живя, только въ Новигород,
Ни работушку работать, работу тяжелаю,
Да ни въ Питер жилъ, вы въ славной Москв,
Что живетъ-то, мой милой, въ Новигород,
Ни въ работникахъ работать работу тяжелую.
Ни въ работникахъ живя — самъ хозяиномъ.
Ставитъ миленькай, ставитъ домы каменны.
Прислалъ-то миленькай пёсьмо онъ, посылочку,
Онъ прислалъ ко мн посылочку — розову косынёчку,
Онъ не новую прислалъ: старую, совсмъ поношена.
Вотъ веллъ миленькой носить, прежде вымати,
Ни въ рчной-то воды мыть, вы въ колодешной,
Онъ веллъ, родименькой-то, смыть въ горючіихъ-то слезахъ.
Плъ ловецъ Леонтій Ивановъ. Новгород. у.
32.
Хорошо тому на свт жить,
У кого нту заботушки.
У меня ли у младешеньки
Есть великая, — не малая:
Въ ретивомъ сердц зазнобушка!
Изсушилъ меня мой милый другъ,
Изсушилъ сердце, повыкрушилъ,
Хуже травоньки кошевыя,
Что въ чистомъ пол сушеныя.
Я сама млада на грхъ пойду,
Я сама дружка повысушу,
Я не зельемъ, не кореньями,
Я не втромъ, да не вихоремъ:
Я своей слезой горючею.
Сабурово, Малоарх. у.
33.
Что повыше было села Лыскова,
А пониже было Богомолова,
Какъ на той было Волг матушк,
Тамъ плыветъ, гребетъ легкая лодочка.
Хорошо лодка изукрашена,
Пушкамъ, ружьецамъ изстановлена.
На носу стоитъ атаманъ съ ружьемъ,
На корм стоитъ эсаулъ *) съ багромъ,
По краямъ лодки добрые молодцы,
Добрые молодцы, все разбойнички.
Посерёдъ лодки стоить блъ шатеръ.
Подъ шатромъ лежитъ золота казна,
На казн сидитъ красная двица,
Асаулова родная сестрица,
Атаманова полюбовница.
Она плавала-заливалася:
Не хорошъ-то, вишь, сонъ ей привидлся:
Расплеталася коса русая,
Выплеталася лента алая,
Лента алая, ярославская
Распаялся мой золотъ перстень,
Выкатился дорогой камень,
Атаману быть застрленому,
Асаулу быть поиману,
Добрымъ молодцамъ быть повшеннымъ,
А и мн ли красной двушк
Во тюрьм сидть, во неволюшк,
А за то, про то красной двушк,
Что пятнадцати лтъ на разбой пошла,
Я шестнадцати лтъ души губила,
Я зарзала парня блокурова,
Изъ блой груди сердце вынула,
На ножу сердце встропахнулося,
А и я млада усмхнулася!
Солигалиц. у. Записано на чугунк.
*) Sic.
34.
А и кто жь у насъ большой — набольшій,
Большой набольшій воеводою?
Большой набольшій Алексюшка
Воеводою да Матвевичъ
Прізжаетъ онъ въ свою вотчину,
Въ свою вотчину да въ приданую.
Онъ и судъ даетъ да по правд все.
Да по правд все, по закону-то:
Онъ и съ правова беретъ сто рублевъ,
Съ виноватова беретъ тысячу,
А съ докащика что и смты нтъ.
Елецк. у. Зап. М. А. Стаховичъ.
35.
На похороны.
Зачмъ же я тебя,
Свта яснаго,
Да свтъ спородила.
Во святое крещеніе крестила,
Во пелены пеленовала,
Во пелены камчатыя,
Во пояса шелковыя?
Свтъ ты мой младой и юношъ,
Юношъ сынъ возлюбленный!..
Арханг. губ., зап. С. В. Максимовъ.
36.
Ужь ты Дуня, Дунюшка,
Дуня прежняя любушка,
Не сиди-ка ты, Дуня,
Долго вечеромъ
Ужь не дуй-ка ты, Дуня, огня
До блова дня,
До краснаго что до солнушка.
Кагда солнушко взойдетъ —
Роса высохнетъ.
Ужь ложилась Дуня спать
На блой-то зар,
Спать ложилася.
Ужъ приснился Дун сонъ
Ни про батюшку, ни про матушку,
Про мила-то дружка, дружка про Иванушку:
Какъ мой-то Иванъ, Иванъ во дал живетъ,
Работу что работаетъ, работу тяжелую.
37.
Ты подуй, подуй погодушка,
Немаленькая,
Ты раздуй, раздуй рябинушку
Кудрявинькую,
Поилъ, кормилъ свою любушку
Прочилъ за себя,
Доставалась моя любушка
Иному, не мн.
Тверь (пли бурлаки).
37.
Охи ты воля, моя воля, воля дорогая,
Ты воля дорогая — двка молодая!
Во Москв двка гуляла, красоту теряла,
Красоту двка теряла, въ неволю попала.
Скучно, грустно красной двк въ невол сидти,
Въ неволюшк сидти, въ окошко глядти.
Мимо этого окошка лежитъ путь-дорожка,
Какъ по этой по дорожк мой миленькой детъ.
Сабурово. Малоарх. узда.
38.
Ужь ты воля моя, воля, воля дорогая,
Ужь ты воля дорогая, двка молодая!
Двка по торгу гуляла, красоту теряла,
Красоту двка теряла, въ острогъ жить попала.
Тошно, грустно красной двк въ острог сидти,
А еще того тошне въ окошко глядти.
Мимо этого окошка лежала дорожка,
Какъ по этой по дорожк много идутъ, дутъ,
Моего дружка, Ванюши, его слду нту.
За быстрою за ркою Ванюша гуляетъ,
Тамъ мой Ванюшка гуляетъ, товаръ закупаетъ,
Товаръ Ваня закупаетъ купеческой дочк!
Ужъ и то-то мн досадно, хоть была бы лучше,
Разв тмъ-то она лучше, что коса длинне,
Что коса у ней длинне и брови черне.
Въ Москв. Зап. Т. И. Филипповымъ.
39.
Ты не пой, не пой, соловьюшко, не пой рано весной,
Не давай-то мн надзолушки сердцу моему:
И такъ мое сердечушко изныло во мн.
Изъ-подъ бережка, изъ-подъ крутаго вода не течетъ,
Изъ-подъ камушка, изъ подъ благо вода ключомъ бьетъ.
За рченькой за быстрою зеленъ садъ растетъ,
Во этомъ ли во садик черень цвтетъ,
Несозрлую, непосплую нельзя заломать,
Не сосватавшись красну двицу нельзя замужъ взять.
Я повыгляжу, да повысмотрю — я тогда возьму…
Съ того крыльца ведутъ къ внцу красну двицу,
Одинъ ведетъ за рученьку, другой за другую,
Третій стоитъ, слезы ронитъ: любилъ да не взялъ.
Досталася сударышка другому, не мн.
‘Красавица-забавница, простимся со мной’.
— Я рада бы простилась — кони не стоятъ,
Извощички коломенски не смогутъ держать.
‘Красавица-забавница, взгляни на меня’.
— Я рада бы взглянула бы — глаза не глядятъ.
‘Красавица-забавница, платочномъ махни’.
— Я рада бы махнула бы — платка въ рукахъ нтъ!
40.
Ахъ, что есть ли въ пол за травушка,
За муравушка.
Она день ли цвтетъ — ночь алется,
По чисту-то полю разстилается…
Что по мн мой милой дружокъ сокрушается…
Что за милый другъ — да что за душа моя…
Изсушилъ-то милой меня суше травушки,
Ужь какъ той ли травы — травки подкошеннинькой.
Не спалось то мн, младой, ночку темную.
На блой-то я на зар, млада, чуть забылася.
Не хорошъ-то мн сонъ — мн сонъ во сн видлся:
Будто мой высокъ теремъ — теремъ растворенъ стоитъ,
Вс окошечки — окна вонъ покинуты,
Вс окошечки — окна распечатаны.
Ужъ какъ то ли милой сидитъ собирается:
‘Ты куда милой, собираешься?
Во какую путь-дороженьку, милой, отправляешься?
Пойду, молода, тишкомъ лужкомъ,
Тишкомъ, лужкомъ, бережечкомъ,
Нарву, молода, я цвточковъ,
Я цвточковъ — василёчковъ,
Совью, молода, я вночикъ,
Пойду, млада, къ быстрой рчк
Брошу внокъ вдоль по рчк,
Позадумаю про милаго:
Какъ любитъ ли меня милый?
Мой вночикъ тонетъ, тонетъ,
Мое сердце ноетъ, ноетъ.
Сталъ вночикъ потопати —
Мое сердце замирати,
Сталъ милый другъ покидати’.
41.
Ой ты двушка, двченка!
Лицомъ бла, хороша,
Только жизнь моя несчастна,
Что влюбился я въ тебя.
Я несчастья не желалъ бы,
Свилъ бы крылишки себ,
Узвился я, полетлъ бы
На сторону на её,
Слъ бы, палъ бы я къ двченк
На ея лво плечо,
Посмотрлъ бы на двченку
На ея бло лицо.
‘Что жь ты, двушка, двченка,
Измнилась изъ лица?’
— ‘Небойсь парень, небойсь бравый,
Я до вку не смнюсь,
Кого люблю, любить буду —
На другихъ не посмотрю’.
Елецъ. Зап. М. А. Стаховичъ.
42.
Соловьюшко, соловей,
Молоденькой, маленькой,
Голосочекъ тоненькой!
Не пой тонкимъ, не пой звонкимъ,
Не пой рано по зар
Въ своемъ зеленомъ саду.
Объ чемъ тошно, объ чемъ грустно?
Жаль сударушку свою.
Сударушка, двушка,
Отдлилась, отбрела,
За двнадцать городовъ,
За двнадцать, за тринадцать,
За четыре ровно ста,
За четыре, за пятьсотъ,
За матушку, за Москву.
По Москв мальчикъ гулялъ,
Самъ во скрипочку игралъ,
Солдатушковъ забавлялъ,
Солдатушковъ забавлялъ,
Тужилъ, плавалъ, горевалъ,
Извощичковъ нанималъ,
Извошичка не нашелъ,
Самъ заплакалъ да вошелъ,
Ко товарищу зашелъ.
‘Ты, товарищъ, ты товарищъ,
Ты, товарищъ, родный братъ,
Сядь, подумаемъ со мной.
Подумаемъ, погадаемъ,
Котораго бы послать
Во сударушк моей:
Стараго ли спосылать —
Онъ до дома не дойдетъ,
Молодова ли послать —
Онъ не знаетъ что сказать’.
43.
Ой, ты, черной, чернобровый,
Молодецъ хорошій,
Сложилъ мысли,
Скрпилъ сердце.
Не знаю какъ быть —
Про дружка забыть.
Милаго не забывать —
Могу написать.
Съ письмомъ пошлю человка:
Велю воротиться.
Воротиться не годится.
Авось умилится —
Задетъ проститься.
Шелъ Ванюша въ полуночку,
Онъ искалъ слдочку,
Не нашелъ Ваня слдочка —
Онъ сталъ ко тыночку,
Простоялъ всю ночку.
Злы собаки набжали,
Ваню испугали,
Ваня сторонился,
Назадъ воротился.
Стоитъ Поля на крылечк:
Не вытерпло сердечко —
Молвила словечко…
44.
По шелковой по мурашк
Торный слдъ пробитъ къ могильничку,
Пробивала слдъ тотъ двушка,
Протоптала двка красная.
Не къ отцу, да что не въ матери:
Тамъ лежитъ путемъ-дороженька
Къ разудалу, добру молодцу,
Ко могилушк мила дружка.
Ходитъ, ходитъ туда двушка,
Полетъ, полетъ тамъ крапивушку,
Земляничку со клубничкою,
Поливаетъ все слезой своей.
Ахъ, расти, расти ты ягода,
Земляничка со клубничкою
Вокругъ камня, вокругъ благо,
На могил друга милаго!
Ахъ, скажи ты ему, ягода,
Что взростила тебя мать земля,
Полила тебя слезою я,
Слезой горькой слезой двичей!
Вспомни, вспомни, другъ, въ сырой земл
Про свою сударку милую.
Встань ты, встань, другъ, изъ могилушки,
Глянь на ягоды на красныя,
На свою ты разсударушку,
На мое лицо на блое.
Ахъ, не встать теб, сердечный другъ!…
Разступись же ты, сыра земля,
Дай хоть глянуть на милаго,
На его кости, на блыя.
Зап. А. А. Григорьевъ.
45.
Что у насъ-то было, братцы, въ рощиц,
Что ходилъ-то, гулялъ добрый молодецъ со всми приборами,
Что съ оружьецемъ, со саблею, съ большимъ мушкатантомъ,
Что со вечера, со полуночи поздно спать ложился,
По утру-то ранымъ-ранешенько ужь онъ поднимался,
Умывался-то, добрый молодецъ, холодной росою,
Утирался-то онъ, добрый молодецъ, черною тафтою.
Что пришелъ-то онъ, добрый молодецъ, къ братьямъ, къ товарищамъ:
‘Вы здорово ли, братья-товарищи, спали-ночевали?
А какъ мн-то, добру молодцу, ныньче не спалося,
Нын-то мн, доброму молодцу, много грезилося:
Что ходилъ-то, гулялъ добрый молодецъ, да вдоль по лужку,
Что по крутому, по блому бережку,
Что крутой берегъ, братцы-товарищи, будто обвалился,
Ужь и я-то ли, добрый молодецъ, будто бы скатился,
Что за горькую, за безчастную осину схватился,
Оттого я, братцы-товарищи, пробудился’.
46.
Соловьюшко, соловей, соловьюшко молодой,
Чернобровый, черный, дорогой,
Не летай же далеко,
Не садися высоко,
Не пой рано на зар,
По утренней по рос.
Не пой псни жалобной —
И такъ тошно,
И такъ грустно молодцу,
Ни по матери, по отцу,
Я самъ знаю по чему,
Все потомъ по ней,
По сударушк своей.
Сударушка, двушка,
Лебедушка блая,
Въ саду гуляла,
Со всхъ травъ цвты рвала,
Внокъ милому плела,
Не успла внка сплести,
Вонъ изъ садику пошла.
47.
— Ахъ ты стой, моя сосенушка, ты стой не шатнись,
Не шатайся же, милая, не печалься,
Когда стошнится, взгрустнется, напиши ко мн письмо.
‘Я сама писать не умю, писарямъ не врю,
Сама вздумаю, взгадаю, сама побываю.’
Въ чистомъ пол, при долин стояло древо,
Стояло тутъ дерево, берёзушка блая,
Что тонкая, высокая, листомъ широкая.
Какъ на этой на берёз сидлъ сизъ голубчиуъ:
Онъ ни самъ сизой голубчикъ, удалой молодчикъ,
Передъ молодцомъ двица стоитъ, слезно плачетъ:
Молодецъ красну двицу плакать увимаетъ:
‘Не плачь двка, не плачь, красна, не плачь дура глупа,
Если будешь тужить-плакать, больно бита будешь,
При мір, при народ, въ большомъ хоровод’.
48.
Не велятъ Маш на улицу ходить,
Не велятъ Маш молодчика любить,
Ей молодчика молоденькаго,
Неженатаго, холостенькаго.
Холостой парень — любитель дорогой,
Онъ не чувствуетъ любови, злодй, никакой.
Такова любовь на свт горяча,
Горяча любовь — слезами она облита.
Какъ у Машеньки заплаканы глаза,
У красавицы затерто блое лицо.
Вечоръ милый другъ гуляли съ тобой,
На другой вечеръ прибили меня за тебя,
За тебя ли, удалаго молодца.
Ужь я съ-тхъ-поръ во постелюшку слегла,
Во постели три недли лежала,
На четвертую выздоравливать стала,
Я на пятую во зеленый садъ пошла,
Мимо рощи, мимо зелена сада,
Пролегала путъ-дороженька торна,
Что торна-торна, пробита она до песка.
Ужь и кто жь эту дорожку проторилъ —
Холостой парень ко двушк ходилъ,
Много злата, много серебра носилъ,
Безъ разсчету золотой казной дарилъ,
Какъ за это его батюшка бранилъ,
Какъ за эти за худыя за дла,
Какъ за эти за поздные вечера.
49.
Двушки подруженьки, подруженьки вы мои,
Приходите вы ко мн, посидите у меня.
Спросите у батюшки вы меня въ гости къ себ,
Таючись отъ матушки, во зеленый садъ гулять.
Въ саду непогодушка — все листья шумятъ,
На вточкахъ пташечки промежъ собой говорятъ.
Летлъ здсь соловьюшко, летлъ молодой.
Спрошу у соловьюшки, тужитъ ли по мн милой,
Тужитъ ли, душа моя — а я по немъ завсегда.
50.
Не имль мою головушку клонитъ,
Хмлинушка въ головушк бродитъ,
Бродитъ-бродитъ да вонъ не выходитъ.
Пойду молода я вдоль долиною.
Сломлю, молода, калину съ малиною.
На встрчу мн казаченько съ Дону.
Спрошу, спрошу у казака молодаго:
Куда эта дороженька шла,
Куда шла, куды пролегала?
Иль во темный лсъ,
Иль во чистое поле?
Въ темномъ лс все пень да колода,
Въ чистомъ пол, блоярова пшеница,
Во пшенушк ракитовый кустикъ,
На кустик соловьюшка свищетъ,
Меня молоду домой свекоръ кличеть:
Хоть кличь, не кличь, я домой не буду,
Буду ль, нтъ ли, я завтра поутру.
51.
Эй вы, камарики, вы сударики маи,
Вы за што, за што вы кусаитя мине?
Ятъ кусаньица грудь, галовушка балитъ,
Ятъ галовушки я уся стала бальна,
Я бальна, бальна, вы пастелюшки слигла,
Три нидли вы пастели лижала,
На читвертую выздаравливать стала,
Я на пятаю во зиленой садъ пашла,
Въ зилиномъ я дароженьку нашла,
Знаю, знаю, хто дарожку пратарилъ:
Маладой паринь, да онъ ка двушки хадилъ,
Многа злата, многа серибра насилъ,
Бизъ расчету залатой казной дарилъ,
Сваей душички онъ тальянъ платокъ купилъ,
А на шеюшку да ципочку съ земчужкомъ,
А на ручушку да онъ золать перстенекъ.
Сабурово, Малоарх. у. сент. 1868 г.
52.
Зелено вино въ карман,
Сахаръ во бумажк:
Зелено вино пьютъ
Сахаръ на закуску.
Промежду собой братаны
Жеребей метали:
Кону деньги, кому платье,
Кому красна двка?
Доставались деньги Мишк,
Цвтно платье Гришк,
Удалому, холостому,
Красна двица.
Знать у милаго
Два сада зеленыхъ:
Во первомъ саду-садочку
Поетъ птица пташка,
Спишу пташикъ голосочикъ
На тонкій листочикъ,
Что на тоненькой листочекъ
На блу бумажку.
Отошлю ли листочикъ
Въ дальный городочикъ.
Въ дальный, дальный городочикъ
Къ своему милому.
‘Ты велишь ли, моя радость,
Хорошо ходити?’
‘Ходи, ходи, любезная,
Ходи хорошенько!
Не ходи моя милая,
Къ сосду въ бесду:
У сосда во бесд
Вс сидятъ холосты.
У холостыхъ глаза востры,
Сами завидущи.
Холостъ ходитъ — глаза взводитъ,
Изъ ума выводитъ,
Черви брови надымаетъ —
На дворъ вызываетъ.
На дворъ, на дворъ вызываетъ
Подарокъ даваетъ,
Онъ подарочекъ даваетъ —
Персидской платочекъ,
Во платочк въ узелочк
Золото колечко
Золотое, навитое,
На праву на ручку,
Что на правую на ручку
На середній пальчикъ’.
Пинега. Зап. С. В. Максимовъ.
53.
Какъ у вашего сосда
Собрана была бесда
Очень хороша,
Весьма пригожа.
Мн случилося идти,
Я не могъ мимо пройдти,
Сталъ да постоялъ,
У окошка постоялъ.
Двка бросилась въ окно,
Отвчала за одно,
Съ кмъ же ты стоишь,
Съ кмъ же говоришь?
Пинега. Зап. С. В. Максимовъ.
54.
Первый день понедльникъ.
Развеселый овторвивъ,
Сива, сива середа,
Полевой день четвертокъ,
Соловая была пятница!
Горожанка была двица,
Въ городу двка родилася.
На посад была срощена,
Калачами была скормленая,
Въ деревню замужъ выданная,
Въ деревеньку, во пустыньку.
За крестьянина богатенькаго,
За дтинушку тороватенькаго.
Арх. Губ. Зап. С. В. Максимовъ.
55.
Отдавала меня матушка молоду замужъ,
Охъ-охъ-охъ-охъ-охъ-охъ-охъ-охъ!
Молоду больно замужъ и не въ малую семью,
Охъ…
Не въ малую семью — не въ согласную.
Охъ…
Какъ свекоръ, да свекровь, да четыре деверья,
Отъ…
Три золовушки, да дв тетушки.
Охъ…
Какъ свекоръ говоритъ: вотъ медвдицу ведутъ!
Охъ…
Какъ свекровь говоритъ: вотъ лютую-то змю.
Охъ…
Деверья-то говорятъ: вотъ не ткаху ведутъ.
Охъ…
А золовки говорятъ: вотъ не пряху ведутъ.
Охъ…
Дв тетки стоятъ, все меня младу бранятъ.
Охъ…
Прикажи-во, свекоръ батюшко, по горенк пройтись,
Охъ…
По горенк пройтись, слово выговорить:
Охъ…
Какъ медвдица — то, батюшко, въ темномъ лсу живетъ,
Охъ…
А лютая-то змя — то свекровь-то моя,
Охъ…
Деверья-кобелья у васъ жены таковы,
Охъ..
А золовки, вы плутовки, вамъ самимъ замужъ пойтить.
Охъ…
Дв тетушки — дв лебедушки,
Охъ…
Я поставлю на порогъ, да въ три шеи до воротъ:
Охъ…
Вамъ нечего въ чужой семь указывать.
Охъ…
Какъ свекоръ на меня, что кобель на цпи,
Охъ…
А свекровь-то на палатяхъ, словно сука,
Охъ…
Мужъ на лавк сидитъ, на меня косо глядитъ,
Охъ…
Хоть косись, не косись, не боюсь я тебя.
Охъ…
Мужъ руку отвелъ, по щек меня оплелъ,
Охъ…
А я руку отвела, по всей хар оплела!
Охъ…
56.
Молодка, молодка молодая,
Разлапушка свтикъ-свтикъ дорогая!
Перестань ты, молодка, по улиц ходити,
Перестань ты, молодка, черну грязь топтати
Какъ же мн, молодк, мимо не ходити,
Такого милаго еще не нажити:
Хорошъ, пригожъ милый милый, уродился,
Онъ ростомъ-дородствомъ, своей красотою,
Своей молодецкою, мой милый, поступкой.
Вечеръ-то я съ милымъ, съ милымъ побранилась,
Побранка была съ нимъ у насъ небольшая,
А только крупная была поговорка:
Разсукинымъ сыномъ его называла.
Ужь какъ бы мн съ милымъ, съ милымъ помириться?
Самой покоряться — словно не годится,
Людей засылати будто мн не кстати,
Дождусь я, молодка, дождусь поры-время,
Я той поры-время, самой темной ночи,
Самой, темной ночи, ночи полуночи,
Сама я къ милому дружку побываю,
Сама я милому въ глаза попеняю:
Не слушайся, милый, разума чужаго,
Разума чужаго, чужихъ наговоровъ,
Чужи люди, милый, только насъ смущаютъ,
Съ тобою насъ, милый, они разлучаютъ.
Записана въ Москв.
57.
У Пелькова у купца
Была дочь хороша,
Свтъ Дуняша хороша.
Какъ повадилась Дуняша
Въ особливой спальн спать,
Съ одной нянюшкою
Съ Татьянушкою.
Со Пелькова со двора
Младой принцъ прізжалъ,
Штофикъ рому привозилъ,
Авдотьюшку угостилъ,
Онъ съ собой гулять возилъ.
Родной батюшка хватался,
По всмъ горницамъ бросался,
У сосдей колотился:
‘Вы сосди, вы сосди,
Вы сосдушки мои!
Не видали ли, сосди,
Вы Дуняши моей?’—
— Мы видать-то не видали,
Только слышали про ней:
Спитъ у принца на рук,
На суконномъ рукав’.
Родной батюшка идетъ,
Вдоль по улиц ведетъ,
По блому лицу бьетъ,
Приговариваетъ:
‘Ты не будь такова,
Какъ моя прежня жена,
Твоя матушка родна’.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
58.
Ахъ, по мосту, мосту по калиновому,
Ай люли, ай люли, да по калиновому,
Такъ и шелъ прошелъ дтинка
Голубой на немъ кафтанъ.
Ай люли…
Голубой, съ галуномъ, полы машутся на немъ,
Полы машутся, раздуваются.
Подъ косящетымъ окошечкомъ
Ровняется бурлакъ:
Подъ косящетымъ окномъ полотно
Двка ткала и катала,
За окошко отпускала:
‘Ползай, милой, въ окно —
Не сорвется полотно!’
У сосда изъ окна
Увидали молодца.
Не купеческій отецъ
По ночамъ въ окошко лзъ,
У него денегъ на мал —
Одинъ рубличекъ въ карман.
Рубля денегъ не берутъ,
Съ городничему ведутъ.
Городничій господинъ
За столомъ сидитъ единъ,
Онъ все судитъ, онъ все рядитъ…
Вину на двицу кладетъ.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
59.
Трубка вилася, вилася
Вывела сестру приголубку,
Садилася голубка на лавку,
На лавочку подъ окошко.
Прилетлъ голубокъ на окошко,
Началъ голубокъ ворковати,
Всякими съ сыками (зыками),
Молодецкими словесами.
60.
Ахъ, тоненькая,
Высокая моя,
Фигурная, мизирная моя,
Пришпахтирна,
Натуральненькая!
Ты какъ золото
Катаешься!
Скатенъ жемчутъ
Разсыпаешься
61.
Ты воспой, воспой младъ жавороночекъ,
Сидючи весной на проталинк.
Сидитъ молодецъ въ темной темниц,
Въ темной темниц — заключеньиц,
Пишетъ онъ грамотку къ отцу, къ матери,
Къ отцу, къ матери, къ молодой жен.
‘Охъ ты матушка, родной батюшко!
Выкупи, выручи добраго молодца,
Добраго молодца изъ темной темницы.’
Какъ отецъ-то и мать отказалися,
Вс сродники отступаются.
Ты воспой, воспой, милъ жавороночекъ,
Сидючи весной на проталинк.
Сидитъ молодецъ въ темной темниц
Въ темной темниц въ заключеньиц,
Пишетъ грамотку къ красной двиц,
Къ красной двиц — прежней полюбовниц:
‘Выкупи, выкупи добраго молодца,
Ахъ ты душичка, красная двица,
Ты прежняя моя полюбовница!’
Красная двица горько всплакнула,
Горько всплакнула, слово молвила:
‘Охъ, вы нянюшки, мои мамушки!
Вы берите скорй золоты ключи,
Отпирайте вы кованы ларцы,
Вы берите казны сколько надобно,
Выкупайте добраго молодца,
Добраго молодца изъ темной темницы,
Изъ темной темницы — заключеньица’.
62.
Соловьюшка маленькой,
Голосочикъ тоненькой,
Ни пой тонко, ни пой звонко
Въ моемъ зеленомъ саду.
Ни такъ тошно, ни такъ грустно
По сударушк своей.
Сударушха двушка
Удалилася, отошла
За четыре ровно ста,
За четыре, за пятьсотъ,
За двнадцать городовъ,
За двнадцать, за тринадцать
Въ славный городъ Петербургъ.
По Москв мальчикъ гулялъ ли,
Извощичковъ нанималъ.
‘Извощичекъ, братецъ мой,
Сядь подумаемъ со мной.
Ну, и какъ же, братцы, быть,
Ково въ двушк послать:
Если старова послать —
Онъ ни дойдетъ до двора,
Если малова послать ли,
Онъ ни знаетъ, что сказать,
Еслибъ ровнюшку послать ли —
Онъ самъ охочь гулять.’
Сабурово. Малоарх. у. сент. 1858 г.
63.
Ужь ты Ванюшка, Ванюша,
Ваня, миленькой дружочикъ,
Ай лай, ляли, ляли
Али ляли, али ляли.
Что ты въ гостюшки не ходишь,
На рублю денегъ не носишь,
На червонцу золотому?
‘Я бъ радъ, душа, ходити,
По рублю денегъ носити,
Да вороты скриплины
А сабаки брехливы,
А семья-то бранчива’.
‘Мы сему длу поможемъ:
Мы калинъ мостикъ положимъ,
Въ подворотню стаканъ масла,
А сабакамъ полоть мяса,
На семью-то сонъ напустимъ’.
Сабур. Малоарх. у. сент. 1858.
64.
По мосту, мосточку,
По калиновому,
По калинову мосточку,
По малиновому,
Туды шелъ прошелъ дтина,
Голубой на немъ кафтанъ,
Полы машутся,
Что грязетовый камзольчикъ
Раздымается,
На немъ миткалиная рубашечка
Бляется,
Околъ шеечки платокъ
Будто аленькій цвтокъ,
Во карман-то другой —
Тотъ альянской дорогой.
Во правой-то рук стросточка
Серебряная.
Околь стросточки ленточка !
Пакетовая.
Онъ стросточкой подпирается,
Пакетовой лентой похваляется:
‘Эта лента, эта лента,
Эта ленточка ала —
Мн любезная дала,
Чтой дала, дала любезна,
Пожаловала.
Спустила сухоту
По моему животу.
Разсяла печаль
По моимъ яснымъ очамъ.
Заставила ходить
Меня по ночамъ,
Приневолила любить
Чужу — мужную жену.
Чтой чужа — мужная жена
То разлапушка моя.
Что я своя — мужная жена —
Осока да мурава —
Въ пол горькая трава,
Бла рпица росла,
Безъ цвточиковъ цвла ‘
Устьцыльма. Мезенск. у. зап. С. В. Максимовъ.
65.
Какъ болитъ то ли болитъ у мужа головка,
На чужихъ то ли глядя на женъ на хорошихъ,
Что на двокъ то ли, двокъ на пригожихъ.
У меня то ли жена, жена незорыстна,
Не корыстная жена, ахъ да не по мыслямъ.
Куда пошлешь то жену — ее недошлешься,
Хоть дошлешься то жену — ее не дождешься.
Какъ придетъ то ли жена да правды не скажетъ,
Она стелетъ постелюшку — сама слезно плачетъ,
Во зголовьице кладетъ — она возрыдаеть,
Свово прежняго дружка она вспоминаетъ!
66.
Добрый молодецъ похаживаетъ,
Калену стрлу навязываетъ…
Ты лети, лети калинова стрла
Выше лсу по поднебесью,
Ниже солнца по сырой земл,
Ты убей, убей калинова стрла
На полет — яснаго сокол,
На поход удалаго молодца,
Сру утицу на Волг на рк,
Сиза голубя на каменной стн,
Красну двицу въ высокомъ терем.
Сра утица — ства моя,
Брасва двица невста моя,
Сизый голубь — забавушка моя.
Доброй молодецъ — досадушка моя.
67.
Сказали про молодца, что онъ не живъ, не здоровъ,
Сказали про удалаго, что онъ безъ всти пропалъ.
Вечоръ, вечоръ молодецъ, вдоль онъ улицы прошелъ,
Любимую псенку шибко, громко просвисталъ,
Ко мн, красной двиц, въ теремъ голосъ подавалъ,
Чтобъ я красна двица, не дремала бъ, не спала,
Ждала бъ, дожидалася къ себ милаго дружка.
Хотлъ придти милый другъ во двнадцатомъ часу,
Пришелъ, пришелъ молодецъ, онъ на утренней зар.
Отучитъ, гремитъ молодецъ, подъ косящетымъ окномъ:
‘Ахъ, спишь ли ты двица, или такъ съ горя лежишь?’
— Ахъ, что же ты, милый другъ, вечоръ долго не бывалъ?
‘Затмъ, за смъ двушка, позамшкался въ дому,
Съ худою женою-то у васъ побраночка была,
Бранила она, бестія, тебя, мой другъ, и меня:
Тебя, красную двицу, очень дурно назвала.
Ужь я то и билъ шельму — чуть живу на свтъ пустилъ’.
— Не бей, не бей, молодецъ, ты свою худую жену!
Съ худою женою-то теб вкъ съ ней вковать,
Со мной, съ красной двушкой, одну ночку ночевать.
Сдлай, сдлай, молодецъ, свово ворона коня,
Съзжай, съзжай, молодецъ, со широкаго двора!..
Сама жь ему красна двица насмялася въ глаза.
68.
Ахъ женитьба ты моя, женитьба несчастная!
Что взялъ-то, я взялъ жену некорыстную,
Некорыстную жену, охъ, да не помыслямъ:
Не велитъ-то мн жена ходить на улицу,
А сама ли со вечеру собирается,
Со полуночи гулять отправляется,
Ко блу свту домой ворочается..
69.
Ахъ, матушка, томно мн — голова болитъ,
Сударыня, грустно мн — сердечко ноетъ…
Болитъ моя головушка — не знаю какъ быть.
Сяду я на лавочку, погляжу ль въ окно,
Погляжуль въ окошечко — на улиц дождь,
На улиц дождичикъ, во пол туманъ,
Во пол большой туманъ — туманъ затуманился,
А мой-то любезный другъ припечалился,
Припечалился, душа моя, призадумался.
Вечоръ вечоръ милый другъ у двушекъ былъ,
У двушекъ былъ, про меня забылъ.
Привелъ съ собой душечку онъ лучше меня,
Забылъ совсмъ милый другъ, забылъ про меня.’
70.
Я не думала вы о чемъ въ свт тужить,
Пришло времечко начало мое сердце крушить:
Жаль, не вижу любезнаго дружка своего,
Которой день его вижу — вижу, молода,
Тотъ денечикъ — очень весело, млада, хожу,
А не вижу я — во постелюшк съ горя лежу,
Вс подушечки слезами, млада, оболью,
Изголовьице объ стнку млада разобью…
Какъ у насъ было во ныншнемъ году
Уродилося много ягодъ — ягодъ во бору.
Заблудилась красная двушка въ темномъ лсу.
Выходила ли на Дунай быстру рку,
Становилась на крутенькомъ она бережку,
Вынимала сладкой водки полуштофъ,
Она кликала перевозчичка парня къ себ:
‘Перевозчикъ, перевозчикъ, парень молодой,
Перевези меня на ту сторону домой,
На ту сторону, на батюшкину’.
‘Красна двица — перевозъ мой будетъ дорогой’.
‘Добрый молодецъ, что ты хочешь, то бери’.
‘Красна двица, поди замужъ замужъ за меня.’
‘Добрый молодецъ, это воля, воля не моя,
Это воля — воля батюшки.
Я одна дома у батюшки свово била
Во всемъ юрод красавицей млада слыла.
71.
Какъ у молодца разудалаго печаль тоска не бывала
Молодая его хозяюшка — она захворала:
‘Ты хворай хворай жена потрудне,
Ты умри, умри, жена, поскоре:
Я пойду то пойду въ рощу сосновую
Я срублю срублю-то гореньку новую,
Я сложу сложу печку муравую,
Я возьму возьму жену молодую,
Малымъ дтушкамъ мачиху лихую.
Какъ расплачутся дтушки малыя.
Ты сгори сгори горенка новая,
Раскалися ты печка муравая,
Ты умри умри мачиха лихая,
Ужь ты встань очнись матушка родная.’
72.
Не блая-та заря зорюшка занималася,
Не красна-та солнышко высоко взошло.
Летаить-та соколъ, соколикъ онъ вылётывалъ
У иво крылушки примахалися,
Рябыя перья, перушки яво распутлялася,
На моемъ-то миломъ кудерки завивалися,
Что на эти кудри двушки дивовалися.
Какъ одной двушки замужъ-то захотлося.
20 іюля 1858. Елец. узда.
78.
Ужь ты гулюшка, голубокъ
Гуля, сизинькой воркунокъ,
Не летай, пуля, во поле,
Не залетывай далеко,
Не замахивай слдочку.
Ужь ты Ванюшка, Ванюша,
Ваня, миленькой дружочекъ.
Проторилъ Ваня дорожку,
Черезъ рченьку на горку,
Ко Настасьиному подворью,
Ко Настасьи-то къ окошку,
Ужь ты, Настинька, Настасья,
Ты открой, душа, окошко!
Я бы рада бы открыла:
Въ маво батюшки есть гости,
Въ моей матушки старушки,
У большой сестр подружки.
Сабурово. Малоарх. узда. Сент. 1858 г.
74.
Изъ за лсу, лсу темнаго,
Изъ за садиву зеленаго,
Выходила туча грозная,
А другая не погожая,
Со дождями со морозами,
Со снгами, со глубокими.
Дочь у матери въ гостяхъ была,
Дочь отъ матери похала,
Похала непростилася,
Середъ лса становилася,
Середъ лса, середъ темнаго,
Противъ кустика ракитова,
Съ соловьями думу думала,
Съ молодыми рчь говорила:
Ты лети-ко мой соловьюшекъ,
На родимую на сторону.
Скажи батюшк низкой поклонъ,
А матушк челобетьице:
Чтобы матушка не плакала,
На чужихъ то дтей глядючи,
Ко своимъ примняючи,
То-то матушка неволюшка,
Чужа дальняя сторонушка,
Безъ втру сушить — крушитъ,
Какъ чужой то отецъ съ матерью,
Безъ вины журитъ — бранитъ.
75.
Изъ-за лсу лсу темнаго,
Изъ-за садику зеленаго,
Заходила туча грозная,
А другая непогожая,
Со дождями, со морозами,
Со снгами со глубокими.
Собиралась дочка къ матери,
Похала, не дохала,
Среди лсу становилася,
Съ соловьями думу думала,
Съ молодыми думу крпкую:
‘Соловей ты, мой соловьюшко,
Полети жь ты мой соловьюшко,
На мою ли на старонушку,
Ты скажи ли моей матушки,
Ты скажи ли ей низкой поклонъ:
То-то матушка неволюшка,
Государыня боярской домъ,
Посылаютъ меня молоду,
Во полуночь одну по воду,
И разутую и раздтую,
И холодную, и голодную.
На мое горе на несчастьице,
Налетли гуси срые,
Возмутили воду свжую.
Ужь той ли я воды часъ ждала,
А другой я часъ проплакала’.
Сабурово. Малоах. у. 1858 г. сент.
76.
Ахъ не одна то ль, не одна во пол дороженька —
Одна пролегала,
Она ельничкомъ, мелкіимъ березовымъ —
Она заростала,
Она частымъ ли, частымъ, горькимъ осинничкомъ
Не застилала.
Ахъ что нельзя-то ли мн, нельзя мн къ сударушк,
Нельзя въ гости хать,
Такъ поду ли я къ любезной сударушк
Да все стороною:
Ахъ ты прости, прощай милъ сердечный другъ,
Прощай, будь здорова!…
Коли лучше ты меня найдешь, меня позабудешь,
Коли хуже ты меня найдешь, меня вспомянешь!
77.
Головушка горькая — прошла ночка темная,
Прошла ночка темная — осенняя, долгая.
Не съ кмъ ночку ночевать — осеннюю коротать,
Одна лягу спать, боюся — товарища со мной нтъ,
Нту милаго дружка, Иванушка сокола.
Иванушка соколъ мой, показался разумъ твой,
Показался разумъ твой, весь обычай дорогой.
Бгу въ темные лса, гд травушка зелена,
Гд травушка зелена, гд я съ милымъ гуляла,
Гд я съ милымъ гуляла, со травы цвты рвала,
Со трави цвты рвала, внокъ милому плела,
Внокъ милому плела, на головку надла.
На дорожку выхожу, на широкой становлюсь,
На широкой становлюсь, никого я не боюсь.
Ни барина, ни купца, ни удала молодца,
Одного только боюсь — свово милаго дружка.
78.
Привяжу я козлика
Ко блой березк.
Стой мой козликъ,
Стой не бодайся.
Блая берёзка,
Стой не качайся!
Красна двица.
Ходи не ломайся.’
Мово любезнаго
Да передъ окошкомъ,
Да передъ окошкомъ
Озеро блое —
Свжей рыби много.
Дайте-подайте
Шелковъ неводъ,
Уловлю, заловлю
Свжую рыбку!
Съ кмъ мн будетъ
Свжу рыбу сти?
сть ли, не сть ли мн
Съ миленькимъ дружечкомъ.
шь, мой дружечикъ,
шь, мой другъ,
Да не скушай вдругъ.’
Архангел. Губ. Зап. С. В. Максимовъ.
79.
Скоро блый снжокъ надъ,
Молодецъ съ коня упалъ!
Онъ упалъ, упалъ, лежитъ,
Никто съ нему не бжитъ!
Его прежняя милая
Скорешенько подбжала,
За блы руки держала,
Посадила на коня,
Черну шляпу подала,
Низкой поклонъ отдала.
‘Ты подешь, другъ, жениться,
Заверни ко мн проститься,
Ты подешь, другъ, гулять,
Завереи ко мн во садъ:
Въ саду яблочки висятъ!’
Дрозково. Малоарх. Уз. Зап. М. А. Стаховичъ.
80.
Не хмлюшко по полю гуляетъ,
Еще самъ себя хмль выхваляетъ:
Что и нтъ-то меня, хмлюшки, лучше,
‘Что и нтъ, хмля, меня веселе..
Что безъ хмлюшки свадьбушку не играютъ,
Что журятся и мирятся все въ хмлю,
И дерутся и мирятся все во хмлю.
Только есть на меня мутенъ садовникъ,
Онъ широкія борозды копаетъ,
Далеко ль меня, хмля, зарываетъ,
Въ ретиво сердце тычинушку вбиваетъ.
Да какъ тутъ-то я, хмль, догадался,
По тычинушк вверхъ увивался,
Раскидалъ свои яровы шишки.
Красны, двушки хллюшку щипали,
Во рогожные кули зашивали,
На овин меня, хмлюшку, сушили,
На базаръ меня, хмля, вывозили,
Что богаты-ль мужики покупали,
И во суслиц хмлюшку топили.
По дубовымъ бочкамъ разливали.
Ужь какъ тутъ-то я, хмль, разгулялся,
По уторамъ я, хмль, расходился.
Отсмю жь и садовнику насмшку,
И я сдлаю его сатаною,
Я ударю его въ тынъ головою,
Я и въ самую-то грязь бородою.’
81.
Исходила младенька вс луга и болота,
Вс луга и болота, вс снные покосы.
Пристигала младеньку меня темная ночка!
Ахъ, ахъ-ти горевати, гд мн ночь воротати?
Мн на умъ-то запало про роднаго братца,
Ужь я стукъ подъ окошко, ужь я брякъ во колечко,
‘Дома ль, дома ли, братецъ, дона ль блый голубчикъ?’
‘Дома, дома, сестрица, дома, бла голубка’.
— Ты укрой меня, братецъ, да отъ темныя ночи,
Что отъ темныя ночи и отъ лютаго звря.
‘Ахъ, сестрица-голубка, да свтлая ноченька,
Свтлая ноченька и своя ли семейка’.
Выходила невстка, выходила злодйка,
Выпускала собаки, все собаки лихія:
‘А сю-сю вы схватите, а ту-ту разорвите,
Чтобы эта да гостья не по часту ходила,
Не по часту ходила, не во долгу гостила’.
Какъ вошла-то сестрица залилася слезами.
Зап. А. Н. Островскимъ.
91.
Ужь ты рощица зеленая,
Со чево рощица позасохла,
Зеленешинька вся поблекла,
Не дождавши поры-время,
Поры-время теплова лта,
Теплова лта, яснова солнца,
Яснова солнца, сильнова дожжу,
ииСильнова дожжу, лютова марозу?
Ни пора ли ой да съ поля хать,
Хоть поду ль я въ гости ни заду,
Хоть заду ль я, вачевать не останусь.
Сабурово. Малоарх. Узда. Сент. 1858.
92.
Не свтелъ мсяцъ зашолъ,
Ко мн миленьки пришолъ.
Свтелъ мсяцъ закатился,
Со иной миленькій простился!
Что не пташицы косаки
Въ зеленомъ саду поютъ:
Добры молодцы бурлаки,
Со бесдушки идутъ,
Веселы псни поютъ,
Въ теремъ голосъ подаютъ,
Чтобы я, красна двица,
Не дремала, не спала,
Въ гости милова ждала.
Не успла ссть на лавку,
Милой стукъ у окна,
У окошка постучался,
Ульянушкой взвеличалъ:
Ульянушка, Ульяна,
Ульяна Васильевна!
Пойди-выйди на крылечко,
Взвесели мое сердечно!’
‘Ужь ты ясны кудряшки,
Ты кудрявый молодецъ!
Не садико-съ, Яшенька, возл меня,
Ты не возл, не рядомъ, не насупротивъ.
Не про насъ съ тобой, Яшенька,
Люди говорятъ,
Про насъ люди говорятъ,
Вс сосдушки бранятъ,
Любить Яшк не велятъ!’
Онега. Зап. С. В. Максимовъ.
93.
Научить ли те Ванюша
Какъ ко мн ходить:
Ты не улицей ходи —
Переулочкомъ,
Ты не голосомъ кричи,
Соловьемъ свищи:
Чтобы я млада, младенька,
Догадалася,
Со бесдушки домой
Собиралася
Ужь я батюшк скажу,
Я родному ли скажу,
Голова болитъ,
Ужъ я матушк скажу,
Я родимой доложу:
Не здоровится,
Худо можется,
А къ милу дружку приду,
А къ любезному приду,
Здоровешенькой,
Веселешенькой!
94.
Никакъ невозможно мн безъ печали жить:
Любить дружка можно, нельзя по немъ не тужить.
Вздумаю про милаго — не милъ двк блый свтъ.
Не милъ, не милъ блый свтъ, бжала бъ я въ лсъ,
Во лсу пользы нту мн, все листья шумятъ:
Шумятъ, шумятъ, листья ли пошумливаютъ,
А намъ съ тобой, миленькій, разлуку они даютъ,
Разлука, разлучница чужа дальняя сторона,
Ходилъ-гулялъ молодецъ по темныимъ по лсамъ,
Стрлялъ разъудаленькій по частымъ по кустамъ,
Застрлилъ онъ двицу въ ретивое во сердце!
Не опасайся, двушка, любя тебя застрлилъ:
Не стой, не стой, красная, подъ частымъ подъ кустомъ,
Подъ частымъ подъ кустомъ съ инымъ молодцомъ.
И не тошно, и не тошно, что ты съ инымъ стоишь,
А больше досадно, про что говоришь,
Клялася ему, божилася: право, ево не люблю,
Право не люблю — за тебя замужъ пойду.
95.
Куревушка, курева
Закутила, замела,
Закутила, замутила
Вс дорожки, вс пути:
Нельзя къ милому идти!
Пошла отъ двора —
Съ милымъ свидлася.
На ключъ по воду пошла —
Поздоровалася:
‘Здравствуй, миленькой дружокъ!
Ко мн въ гости, гости,
Да подальше садись:
Ужь какъ ныншніе люди
Догадливые, перевадливые:
Намутятъ, намутятъ,
Съ тобой, милый, разлучатъ.’
Архан. Губ. Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
96.
Ужъ ты зимушва-зима
Закурила да замела
Вс дорожки, вс лужки,
Негд Соничк пройтить:
Ишла Соня стороной,
За ней парень молодой,
Кричитъ: ‘Соничка, постой,
А Софьюшка подожди!’
‘Съ стороны на васъ глядятъ,
Меня двушку бранятъ.
И чужія и свои
Все подруженьки мои.’
Сабурово. Малоарх. Узда. Сент. 1858.
97.
Леталъ соколикъ,
Соколъ высоко,
Блая лебедушка
Еще выше ево.
Соколъ въ лебедушки
Выспрашиваетъ:
‘Гд же ты, лебедушка,
Гд же ты была?’
— ‘Я была, лебедушка
На синемъ море’.
‘Что жь ты, лебедушка
Себ видла?’
‘Видла лебедушка
На синемъ морю корабль,
Въ этомъ караблику —
Новый чердачекъ,
Въ этомъ чердачку
Вдовушка живетъ
У этой у вдовушки
Дочь хорошая растетъ’.
98.
Улетаетъ мой голубчикъ да изъ очей моихъ да изъ глазъ,
Я ни мало слезъ я ронила по голубчику по своемъ,
Во слезахъ я просила его, хоть немножко со иной поживи.
‘Я бы радъ съ тобой пожити, да злые люди не велятъ.
Но велятъ ли, велятъ душечку, мн милую ли велятъ бросить, позабыть
Я тогда дружка забуду, какъ закроются глаза’.
Москва. Зап. П. М. Боклевскій.
99.
Размолодчики, вы молоденьки
Дружки вы мои,
Вы мои!…
Ваши ласковыя
Распріятныя да къ сердцу слова!
Безъ огня да огня
Мое сердце изожгли,
Что безъ втеру
Мои мысли разнесли,
Разнесли вы мысли —
Ахъ! все по чистыимъ
Чистыимъ полямъ.
По полямъ, что чистымъ полямъ —
По зеленымъ, зеленымъ лугамъ!
По лугамъ!
Кто бы, кто бы, ахъ! мому горю
Пособилъ?
Кто бы, ахъ! со дорожки,
Ахъ! дружка воротилъ!
Воротися — ахъ! воротися, мой любезный,
Дружечикъ назадъ.
Да назадъ! Наглядятся очи ясныя
На дружка въ запасъ!
Я ложилася блой грудью — ахъ! грудью
Грудью на окно —
Я ронила-то, ронила горючія слезы
Слезы за окно!
Москва. Зап. П. М. Боклевскій.
100.
Ахъ, ты ночь же, ночка —
Ночка темная.
Осенняя, долгая!
Молодка, молодка —
Молоденькая,
Головка твоя
Побдненькая!
Съ кмъ же теб, молодка,
Ночь спать-ночевать,
Ночку спать-ночевать,
Осеннюю коротать?
Лягу спать одна,
Безъ мила дружка,
Безъ мила дружка
Обуяла грусть-тоска.
Грусть-тоска беретъ:
Далеко милой живетъ,
Далече-далече —
На той сторон,
На той сторон,
Неблизко ко мн.
Ходитъ мой милой
Тою стороной.
Машетъ мой милой
Правою рукой,
Ручкой правою,
Шляпой черною —
Перейди, сударушка,
На мою сторонушку.
Я бы рада перешла,
Переходу не нашла,
Переходъ нашла —
Рчка глубока,
Рчка глубока,
Жердочка тонка,
Тонка-тонка, гнется —
Боюсь переломится,
Знать, тамъ мой милой
Съ иной водится,
Съ иной водится —
Съ красной двицей.
Записана А. А. Григорьевымъ.
101
Во лузихъ, во лузяхъ зеленыхъ, во лузяхъ
Выростала трава шолковая,
Расцвли цвты лазоревые.
Ужь я той травой выкормлю коня,
Выкормлю, выглажу его,
Поведу коня къ батюшку.
‘Охъ ты, батюшко, родный мой!
Ты примай слово ласковое,
Полюби слово пріятливое:
Не давай меня за стараго замужъ!
Со старымъ мужемъ гулять не иду,
Про стара мужа постелю постелю:
Въ три ряда каменья накладу,
Во четвертый рядъ крапивы настелю…’
‘Со каменьица бока мои болятъ,
Со крапивы бока спрыщевали’.
Устьцыльма. Мезен. Узда. Зан. C. B. Максимовъ.
102
Скрою, скрою я окошко,
Скрою, скрою я немножко,
Взгляну, взгляну за окошко:
Бжитъ легонькой дтинка,
Онъ не въ пол, ни въ снаряд:
Въ тонкой бленькой рубашк,
Въ рукахъ несетъ сыповку,
На плеч несетъ винтовку,
Во карман несетъ гусли.
‘Не супай, моя сыповка,
Не винтуй моя винтовка,
Не играйте, мои гусли!
Не берите, парня, мысли —
На старой баб жениться:
Стара баба — стара база,
Стара баба низкоглаза,
Низкоглаза — нту глаза.
Рдкозуба — нту зуба!’
Устьцильма. Мезен. Узда. Зап. С. В. Максимовъ.
103
Подговаривалъ Иванъ
Къ себ Дуню ночевать:
‘Ты ночуй, ночуй, Дуняша,
Погости, голубушка!
Ты ночуешь и учуешь…
Подарю, Дуня, теб,
Подарю Дун сережки серебряныя,
Я вторыя золотыя со подвсочками!’
На то Дуня соглашалась,
Ночевать съ Ваней осталась.
Ложилася Дуня спать
На Иванову кровать.
Дун мало спалось,
Много во сняхъ видлось,
Привидлся Дун сонъ:
‘Мой-отъ миленькой идетъ,
Какъ ясенъ соколъ летитъ,
Съ горенки во горенку похаживаетъ,
Онъ сапогъ о сапогъ поколачиваетъ
Онъ къ дуняшиной кровати приворачиваетъ,
Изъ окошка въ окошко посматриваетъ.
Каленкоровы завски раздергиваетъ.
Не будите молоду рано рано поутру,
Разбудите молоду, когда солнышко взойдетъ.
Дерев. Березнякъ. Мезен. Узда. Зап. С. В. Максимовъ.
104
Бражка ты, бражка моя,
Да-и-и-ихъ-и!
Дорога бражка поссучена была,
Да-и-и-ихъ-и!
На ручью-то бражка смоченая,
Да-и-и-ихъ-и!
На полатяхъ разсоложенная!
Да-и-и-ихъ-и!
Да на эту бражку нту питуховъ,
Да-и-и-ихъ-и!
Нтъ удалыхъ добрыхъ молодцовъ у насъ!
Да-и-и-ихъ-и!
Я посл мужа во честномъ пиру была.
Да-и-и-ихъ-и!
Со боярами стольничала!
Да-и-и-ихъ-и!
Сопротиву холостаго сидла,
Да-и-и-ихъ-и!
Супротиву на скамеечк!
Да-и-и-ихъ-и!
Ужь я пьяная-непьяная была:
Да-и-и-ихъ-и!
Да я не помню, какъ домой сошла
Да-и-и-ихъ-я!
Я кокошничекъ въ рукахъ весла,
Да-и-и-ихъ-и!
Подзатыльничокъ подъ поясомъ.
Да-и-и-ихъ-и!
С. Малошуйское. Онежск. Узда. Зап. волостной писарь Баевъ.
105.
Вы раздайтесь, разступитесь, добры люди,
Вы на вс ли на четыре на сторонки,
Покуль батюшко меня замужъ не выдалъ,
За того ли за дтинку, за невжу.
Во кобакъ иде невжа — скаче, пляшетъ,
Съ кабака иде невжа — кричитъ-вопитъ,
Въ широку двору приходитъ — кричитъ-голчитъ,
За колечушко берется — восклицаетъ:
‘Еще въ дом ли жена да молодая?
Отпирала бы широкія ворота!
Поскорешеньку съ постелюшки вставала.
Я покрпче ворота запирала,
Посмле съ невжей говорила:
‘Ты ночуй, ночуй, невжа, за воротами,
Теб мягкая постель — блая пороха,
Высоко теб зголовье — подворотня,
Шитой-браной положекъ — буйный втерочекъ.
Я тогда же у невжи поспросила:
‘Каково же теб, невжа, за воротами?
Таково же мн, младой, и за тобою,
За такою за дурацкой головою’.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
106.
Внизъ по матушк по Волг,
По широкой, славной, долгой!
Стоялъ теремъ, тиремочикъ.
Со крутимъ, краснымъ крылечкомъ,
Со косявчатымъ окошкомъ,
И въ томъ ли теремочк,
Сидлъ душечка молодчикъ,
Ото сну ли онъ пробужался,
Ключевой водой умывался,
Тонкимъ блымъ полотенцомъ утирался,
Въ чистомъ зеркальц смотрлся,
Красот ль своей дивился:
Красота ли моя, красотка,
Красота ли моя молодецкая!
Что единымъ а только погубился —
Молодешенёкъ женился!
Ужь я взялъ же жену упряму,
Что и упряму жену, угрюму.
Куды пошлешь — ей не дождешь,
Хоша дождешь — не допросишь,
Хоша скажетъ — все неправду,
Все неправду — все не сущу.
Устьцильма. Мевенск. Узда. С. В. Максимовъ.
107.
Летлъ голубь,
Летлъ сизой
Сo голубушкою.
Шелъ удалецъ-молодецъ
Съ красной двицею.
Позади идутъ товарищи, высматриваютъ,
Высматриваютъ, приговариваютъ,
Какъ бы эта бы голубушка
У голубя была,
Какъ бы эта да голубушка
Подъ голубя легла
Ахъ, шишь! голубь не мой,
Полетай, голубь, домой,
Ко голубушк своей
Сизой голубь ворковалъ
Голубушку цаловалъ.
Голубушка ворковала
Голубчика цаловала.
(Подгородная. Арханг. въ Ке-остров).
108.
Въ саду, саду
Въ зеленомъ саду
Соловей свищетъ.
Молодой чокъ-чокъ.
Еще охти мн
Гореваньице,
Доброму молодцу
Нежеватому
Кудреватому.
Еслибъ были у меня
Молодца крылушки,
Да сизыя перушки
Полетлъ бы я
Подъ высокъ теремъ,
Подъ окошечко.
Посмотрлъ бы я
Какъ двушки плачутъ
Замужъ идучи
За стараго мужа.
Какъ и старый мужъ,
Погубитель мой,
Погубилъ мою
Буйну голову,
Косу русую
Золотой косникъ
Съ алыми лентами
Съ прозументами.
Сабурово. Малоарх. у. сент. 1858 г.
109.
На гор растетъ калина,
Подъ горою малина.
Молодая двчоночка
Молодчика любила,
Взяла его за рученьку
Всю ночку водила
Всю ночку до свточку.
На двор блая заря,
На двор блая заря
Двчоночки спать пора.
Выходила красная двка
На свое новое крыльцо,
Простужала красна двка
Свое блое лицо.
Хорошо теб, двица,
По горенк ходити
Да и мн ли молодчику,
На мороз стоюмчи,
Ко морозу ножки стынутъ.
Снжокъ блый выпадалъ,
Снжокъ блый выпадалъ,
Дороженьку заметалъ.
Сабурово. Малоарх. у. сент. 1858 г.
110.
На горушки калина
На горушви люба, люба калина,
Подъ горою калина.
Тамъ двушка ходила,
Калинушку ломала,
Во пучочки вязала,
На дорожку бросала,
Въ казака попала.
‘Казаченька молодой,
‘Куда дешь во походъ?
Возьми меня съ собою,
Зови меня женою,
А и теб угожу!
Коня тваво напою
Овса, сва заложу,
Еще теб угожу:
Постелюшку постелю,
Взголовьице положу.
Поцалую, обойму.
Сабурово. Малоарх. у. сент. 1858.
111.
‘Для кого жь ты, моя расхорошая, очень-модно ходишь?
Для котораго, моя расхорошая, ты лицо наводишь?’
‘Я лицо ли наводила, майора любила —
Я майора, двушка, любила, парня молодова,
Со которымъ я прежде водилась, вечоръ разбранилась:
Разбраночка была небольшая, во глаза ругала,
Я во глазушки дружка ругала, подлымъ называла —
‘Ужь ты подлый и разнегодный, злое твое сердце,
Ужь ты злое, злое, ретивое у маво милова.
Сижу я, двка, съ ночи до полуночи до втораго часу,
Сижу я, двка, двка, сиротою, залилась слезою,
Залилася двушка слезою — ко мн милъ ногою.
Восходило солнышко высоко — живетъ милъ далеко,
Восходило солнышко пониже — живетъ милъ поближе.
Сабурово, Малоарх. у. сент. 1858.
112.
Подь горою втеръ ветъ,
Двчонычка ржицу ситъ,
Она ситъ высваетъ, драгунъ двку умоляетъ:
Пойдемъ, двка, пойдемъ съ нами, съ молодыми драгунами,
Будемъ жити поживати, съ отцомъ-матерью шинковати,
Твоя мати чиривница, а сестрица разлучница:
Разлучила насъ съ милою, какъ рыбицу со водою,
Блую щуку со окунцами, красную двку съ молодцами.
Сабурово. Малоарх. у. севт. 1868′
113.
Двица садочкомъ шла,
Раскрасавица зелененькимъ,
Въ правой рук розовый цвтокъ,
Во лвой рук нмецкой иверокъ (веръ).
Двка иверомъ помахиваетъ
На ней молодецъ поглядываетъ,
Изъ рчей выговариваетъ.
‘Ахъ, ты нжна, манежна моя,
Старопрежна любезна была,
Красота неучененная твоя!
Ужь семь я бесдъ испрошолъ,
Тебя лучше и краше не нашелъ!
Хоша лучше и краше тебя есть,
На моемъ сердце желанной такой нтъ!
Но теб ли, ноя любушка,
До теб, моя любушка,
Душа красная двушка!’
Устьцыльма. Мезенск. у. Зап. С. В. Максимовъ.
114.
Заходилъ бы я, загулялъ бы я
По три дня, по три ночи по рынку,
Заискалъ бы я красну двицу ягодинку,
Даровалъ я опояску шведскаго
Бархату нмецкаго.
Упадала, припадала,
По карманамъ полагала,
Нашъ-отъ милъ
Почему жь онъ былъ
Чистаго желтаго шелку.
Желтыя кудри завивались.
Красны двицы разыгрались,
Тхъ кудрямъ дивовались
Тмъ кудрямъ молодецкимъ,
Тмъ старикамъ заонежскимъ,
Тмъ креополамъ-разнополамъ.
Арханг. губ. Зап. С. В. Мвксимовъ.
115.
Ходила двушка по берегу,
Сажала двушка ярый хмль,
Сажала она, приговаривала:
Рости хмль по тычинк вверхъ,
Безъ тебя братушки не водится,
Добрые молодцы не женятся,
Красныя двицы замужъ не идутъ.
Вздумала Дуняша — замужъ пошла.
Теща по зятя пирогъ спекла,
Соли да муки на четыре рубли,
Сахару, изюму на восемь рублей,
Стоилъ пирогъ во двнадцать рублей
Зять-то былъ смлъ, за присстъ это сълъ.
Теща по горенк похаживала,
Часто на зятя поглядывала.
‘Какъ тебя, зятюшко, не розорвало?’
— Зачмъ меня, матушка, подчивала?
Придешь ко мн, матушка, я честь отдамъ
Въ четыре дубины березовыя,
Пятый кнутъ, по заказу гнутъ…
Рвалась, рвалась, насилу вырвалася,
Бжала, бжала, насилу ушла.
Зять-то у ворогъ съ поклономъ зоветъ.
‘Скажите, ребята, со вчерашняго пьяна,
Съ пива да съ вина, болитъ спина-голова,
Съ сладкаго меду-то я вся больна’.
116.
Я по двицу пошелъ,
Я во красную пошелъ,
Зайду съ бочка,
Погляжу съ личка,
Быть не яблочка,
Кая двица хороша,
Кая истонка-высока,
Кая избла-бла
Безъ румянецъ румяна,
Безъ платья толста,
Безъ башмаковъ высока.
Тую я возьму,
За собой поведу.
Я своей назову.
Арханг. губ. Зап. С. В. Максимовъ.
117.
Отъзжаетъ любезный въ дорожечку,
Хоть не въ дальную, да въ печальную.
Не далешенько, да, жаль, тошнешенько.
Не воротишься — я помру съ тоски,
Надорвется мое сердце плачучись —
Все тебя, мой другъ, вспомннаючи
Изъ дорожечки да дожидаючи.
Вспомяни, мой любезный! во дороженьк
Живучись на дальней на сторонушк —
Ужь какъ я тебя вспомяну всегда,
Ужь я вспомню ласки дружка милаго,
Ласковы слова, къ сердцу пріятныя.
Не сяди-ко, двушка, поздно вечеромъ,
Поздно вечеромъ одна
Не просиживай до полуночи,
Ты не жги-ко, не жги свчи сальныя,
Во-вторыхъ-то не тай воску яраго.
Я не гость пришелъ, не гостить къ теб:
Пришелъ, душечка, въ теб проститися,
За любовь твою да поклонитися,
Позволь, душечка, мн женитися.
‘Ты женись-ко, женись, дуракъ безсовстный!’
Ты возьми-ко, возьми, ково я велю,
Ково я велю, ково я люблю:
Ты возьми-тко, мою подруженьку
Сестру названную!’
‘Мн подружку взять —
Будешь гнвъ держать,
Будешь гнваться.
Мн-ко взять, не взятъ
Самоё тебя,
Самоё тебя, мою подруженьку’.
Кемская С. В. Максимовъ.
118.
Какъ во пол могилушка стоитъ,
На могилушк тло блое лежитъ,
Все солдатское.
Тамъ лежитъ же, тамъ убитый лежитъ,
Онъ убитый, весь израненный,
Изрубленный, изстрлянный.
Ноги, руки — на четыре штуки,
Во головушк стоитъ крестъ златой,
Во рукахъ-то держитъ книжечку,
Во ногахъ-то стоить добрый конь.
Конь копытами землю бьетъ,
Охъ, да и бьетъ же, добивается,
Своего пана добужается:
Охъ, да ты устань, устань, нашъ панъ!
Хотя встать ты не встанешь,
Хоть головушку подними,
Своему коню дорожку укажи.
Ахъ, да панъ устать-то не всталъ,
А головушку поднялъ,
Своему коню дорожку указалъ,
‘Ты бги, конь, все дорогою, все широкою,
Прибги, конь, ты во новымъ воротамъ,
Охъ, ты бей копытами ворота.
Охъ, да и выйдетъ къ теб
Старая барыня,
Моя мать родная,
Охъ, да возьметъ тебя за шелковы повода,
Поведетъ теб во конюшеньку,
Дастъ теб сна и овса,
Потомъ станетъ тебя спрашивать
Гд ты быть, побывалъ,
Охъ, да гд свово пана убилъ?’
Онъ не убитый тамъ лежитъ
Среди поля при поляночк,
Панъ нашелъ себ земляночку.
119.
Во терем двица сидитъ,
Ожерельице жемчужное садитъ.
Разсыпала ожерельице
По всему высоку терему
Не собрать, не собрать жемчужку,
Ни батюшк, ни матушк,
Ни братцамъ, яснымъ соколамъ,
Ни сестрицамъ, блымъ лебедямъ.
Соберетъ, соберетъ жемчугъ
Удалой добрый молодецъ
Съ душой красной двицей.
Арханг. губ. Зап. С. В. Максимовъ.
120.
Спится мн младой, дремлется
Клонитъ, клонитъ головушку на подушку спать
Свекоръ идетъ по новымъ снямъ
И стучитъ и грючитъ и кропочится:
……. ты, невстища,
Сонливая, дремливая, неурядливая.
Спится мн, младой дремлется
Клонитъ, клонитъ головушку на подушку спать.
Батюшка идетъ по новымъ сничкамъ
Тихохонько, смирнешенько, рахманешенько.
Дитятко мое милое
Занужено, позагнано во чужихъ людахъ.
Сабурово. Малоарх. у
121.
Цвтики, цвточки,
Лазуревы мои!
Что же вы не весело,
Цвтики цвли?
Или вамъ дожди-то
Были очень малы,
Лютые морозики
Крпко студены?
На эти на цвтики
Палъ меленькій дождь.
Не дали со миленькимъ
Подольше гулять,
Подольше гулять,
Рчей поговорятъ,
Личному любезному
Въ очи напнялъ:
Что долго не женишься,
Миленькій дружокъ?
Меня раскрасавицу
Замужъ не берешь?
‘Двица, красавица,
Душенька моя:
Жизнь ваша нетлнная,
Во свт красота:
И радъ бы я женился,
Удалой молодецъ,
Мн волюшка не даетъ,
Мать благословеньица
Вовсе не сулитъ,
Всей родней-породой
Молодца бранятъ,
Тебя, раскрасавицу,
Взять-то не велятъ!
Приложу старанье,
Любезна, для тебя:
Возьму черезъ лтико
Замужъ за себя.’
Рощица зеленая,
Кудрявая моя!
Во этой во рощиц
Горенка стоитъ:
Во этой во горенк
Двушка сидитъ,
Сидитъ раскрасавица,
Псенки поетъ,
Жалобно, любезная,
Причитываетъ:
‘Что пошли за годики,
Пошли времена!
Сушатъ, крушатъ двицу
Дальны города,
Паче раскрасавицу.
Прежни друговья:
Сулился мой миленькій
До вку любить,
До вку, до жизни,
До смертнаго часу:
Ноньче, мой миленькій,
Бросилъ, позабылъ,
Бросивши, забивши,
Иную полюбилъ.
Блое Море. Зап. С. В. Максимовъ.
122.
Кому счастьице, кому, братцы, два,
А мн молодцу, нту ни (о)дного.
Что приходитъ ли ночка темная,
Ночка темная, время долгое.
Ляжу, ляжу я, ляжу ни усну,
А устану я рано поутру.
Выйду, выйду я, выйду за ворота.
Подымалися втры буйные,
Взволновалися тучи грозныя
Изъ-подъ тхъ подъ тучъ три младца идуть,
Первый молодецъ, онъ парадъ несетъ,
Другой молодецъ, онъ коня ведетъ,
Третій молодецъ, онъ ружье несетъ.
Перходили они чрезъ Дунай рку,
Чрезъ Дунай рку, на круту гору.
На круту гору, къ широку двору,
Къ широкому двору, въ самому царю.
Сабурово. Малоарх. узда. Сент. 1858.
123.
Вы сады ль, мои садочки,
Цвли яблонь да въ саду цвточки!
Цвли алы, стали вялы.
Я по садику съ дружкомъ гуляла,
Цвты алы сорывала,
Я вночикъ завивала,
На головку дружку надвала.
Сама двка слезно воздыхала.
‘Ну, чего же ты, двка, плачешь?
‘Ну, да какъ же мн двк не плакать:
Жили съ милымъ дружкомъ тайно —
На народ стало явно.
Ну, да кто жь милой выноситъ.
Отцу съ матерью доноситъ,
Или милый, или ба постылой,
Или милова шельма женища,
Или ближняя шельма сосдка.’
Сабурово. Малоарх. Узда. сент. 1858.
134.
Не свивайся, не свивайся трава съ повеликой!
Не свыкайся, не свыкайся молодецъ съ двицей.
Хорошо было свыкаться, тошно разставаться.
Во чистомъ пол при долин стояло тамъ древо,
Это древо, это древо — березушка бла.
Она тонка и высока, листикомъ широка,
А на той ли на берез сидлъ сизъ голубчикъ,
А ни сизенькой голубчикъ, завдалой молодчикъ.
Передъ молодцомъ двица стоитъ, слезно плачетъ.
Парень двку унимаетъ, слезы утираетъ.
Не плачь двка, не плачь красна, не плачь, расканалья!
Буду двку, буду больно бити при міру-народу,
При всемъ міру при народ, въ большомъ хоровод.
Теб двк будетъ стыдно, а мн младцу, обидно,
А другимъ двкамъ наука, вамъ съ тобой разлука.
Разлучила насъ неволя — чужая сторонка
Чужа-дальняя сторонка, замужняя жонка.
Сабурово. Малоарх. Узда.
125.
Голова ль, моя головушка,
Голова ль ты моя игриливая,
Игриливая и шутливая.
У моей головушки, да нту заботушки
Да нту заботушки
Никакой родни
Ни родной сестры,
Только есть у меня
Одинъ милый другъ
Да милая ладушка
Да блая ластушка.
Онъ ложился спать
Ко мн на кровать
Не по людскому,
По дурацкому:
Ко стн лицомъ,
Ко мн спинкою,
Поясницею.
‘Ужь ты милый другъ,
Обернись ко мн!
Семъ обнимемся,
Поцалуемся,
Побалакаемъ
Про тебя, про меня,
Про твою-то ……:
У твоей …..
Суровый подолъ,
А у меня младой
Аллиной (*) подолъ
Еще строченый,
Шитъ бумагою
Да синими нитками,
Косы люшками
И съ дробнушками.
Сабурово. Малоарх. узда.
*) Льняной.
126.
Калинушка съ малинушкой лазуревый цвтъ,
Веселая бесдушка, гд батюшко пьетъ.
Онъ пить не пьетъ, голубчикъ мой, за мной младой шлетъ.
А я млада младешенька замшвалася
За утками, за гусями, за лебедями,
за мелкою за пташечкой, за журушкою.
Какъ журушка-та по бережку похаживаетъ,
Шелковую онъ травушку пощипливаетъ.
Студеною водицею захлебываетъ.
За ркою за быстрою четыре двора:
Въ этихъ-то во дворикахъ четыре кумы.
Вы кумушки-голубушки, подружки мои.
Кумитеся, любитеся, любите меня…
Пойдете вы въ зеленый садъ — возьмите меня,
Вы станете цвточки рвать — нарвите и мн,
Вы станете вночки плесть — сплетите и мн,
Пойдите вы на рченьку — возьмите меня,
Вы станете внки бросать — вы бросьте и мой,
Какъ вс внки поверхъ воды, а мой потонулъ!
Какъ вс дружки домой пришли, а мой не бывалъ!
127.
Поиграйте вы, двушки,
Повеселитесь, голубушки,
Во своей вол у батюшки,
Что во нг у матушки,
Во прохлад у братлецовъ!
Неравно замужъ выйдется,
Неравенъ чортъ навяжется,
Не ровенъ накачается:
Либо старое уродливое,
Либо молодо спсивое,
Либо вровню упрямчивое!
У меня, младой, старый мужъ
Поперегъ постели лежитъ
Во супорь со мной рчь говоритъ,
Раздвать, разувать велитъ,
Балахонъ съ плечъ стягивати
И обори разматывати!
Что не та въ пол ягода цвла,
Не того отца дочь была,
Не тою была у матушки,
Чтобъ мн стараго разуватъ!
У меня руки блыя —
У него ноги грязныя,
На рукахъ перстни злаченыя —
Что мои ручки загрязнятся,
Перстеньки поломаются!
Я пойду, млада, въ торгъ торговати
По обычаю товара купить:
Я за камешекъ три денежки дала,
За цпочку цлый алтынъ,
Навяжу стару на воротъ,
Я спущу стара на воду,
А сама взыду на гору,
Посмотрю на стара старика,
Каково старві плаваетъ:
Ее рука, ее нога вверху,
А буйной головой ко дну!
Да какъ взмолится старый мужъ:
‘Ужь ты, душка, женушка,
Перейми старика изъ воды!
Ужь я радъ на тебя работать,
По три утра сырой ржи молоть,
До три дни не завтракати,
По четыре не обдывати,
Ужь я радъ годовалые житники сть,
Троеденную кашу хлебать’.
128.
Изъ-подъ камушка быстра рчка течетъ,
По бережку добрый молодецъ идетъ,
Онъ садился на ворона коня,
Уронилъ онъ черву шляпу съ головы…
‘Подними ты, моя милая жена’.
‘Мн поднять шляпу не хочется,
Покориться охоты нтъ’.
Пойду млада во зеленый садъ гулять,
Спрошу ль я младаго соловья,
‘Ты скажи, молодой соловей:
Кому воля, кому нтъ воли гулять?’
Какъ сказалъ молодой соловей:
‘Воля, воля краснымъ двицамъ гулять,
Молодушкахъ миновалася гульба!
Погулять теб, двица,
У роднаго батюшки’.
129.
Ой вы сестрицы ли, вы подружки,
Вы не знаете маво горя,
Горюшка моего великаго,
Про моего про дружка про милова
Про сердечнаго, дарагова.
Ну, да кто кого врно любитъ,
Черезъ три поля гулять ходитъ,
Во бесдушку милъ заходятъ.
Бесдушка была веселая,
Хозяюшка была молодая,
Душа красная все дивчонка,
Во двчоночк черны брови,
Во молодца ли кудри вьются,
Во двчоночки слезы льются.
Сабурово. Малоарх. узда.
130.
Сторона ль ты моя, сторонушка, сторона чужая!
Незнакомая дальняя сторонушка! не самъ я захалъ:
Занесла меня, раздобраго молодца, занесла неволя,
Что неволя ль, неволя большая, красная двка,
Что зашолъ, зашолъ, захалъ я, зашелъ воспроситься:
‘Ты позволишь, моя разлюбезная, позволь мн жениться’,
‘Ты женись, женись, разбестія, женись, чортъ съ тобою!’
Ты бери, бери, разбестія, бери себ ровню,
Со которою мою подруженькой я гулять ходила’.
Сабурово. Малоарх. узда.
131.
Коровать ты моя, короватушка!
Запустла коровать безъ мила дружка,
Безъ мила-то дружка, безъ сердешнова.
‘Ну, куда жь ты мой другъ собираешься?
Во новые сапоги обуваешься,
Во зеленъ ты кафтанъ одваешься,
Ну со мной со маладой не пращаешься.
Провожу жь я дружка черезъ тря поля,
Черезъ три-то поля, поля чистыя
Черезъ три-то моря, моря синія.
Какъ и вся-то Москва вздивовалася:
Ну да кто жь тамъ въ саду распрощается?
Или мужъ-то съ женой, или братъ съ сестрой,
Или молодецъ ли съ красной двушкой?
Сабурово. Малоарх. узда.
132.
Ты сударушка моя,
Вечоръ былъ я у тебя,
Не узнала ты меня,
Не узнала — опознала,
Отъ себя прочь отсылала!
Какъ мое сердце болитъ,
Отойти прочь не велитъ,
Не велитъ прочь отойти,
Велитъ двицу любить,
Во деревнюшку ходить.
Что деревня отъ деревни
Не подалеча стоитъ,
Промежду рчка бжить,
Только жердочка лежитъ.
Я по жердочк шла,
Я по тоненькой, по еловенькой.
Тонка жердочка гнется,
Да не сломится.
Хорошо съ милымъ водиться,
Да не стошнится,
Хошь и стошнится,
Разгуляюся пойду!
Пойду выйду, молода,
За новыя ворота,
За новыя кленовыя,
За ршетчатыя.
Выпускала сокола
Изъ правова рукава,
На полетик соколику наказывала:
‘Ой лети, лети соколъ,
Высоко и далеко
На родиму сторону,
На родимой на сторонк
Грозенъ батюшка живетъ,
Онъ грозенъ, сударь, грозенъ
Да немилостивъ:
Не велитъ младой ходить
Поздно вечеромъ одной.
Я не слушала отца,
Спотшала молодца,
Я за то его спотшу,
Что одинъ сынъ у отца,
Зародился въ молодца,
Завутъ Ванюшкою
Пивоварушкою.
Пивоваръ пиво варилъ,
Зелено вино курилъ,
Красныхъ двушекъ манилъ:
‘Вы пожалуйте, двицы,
‘Во пивоварню во мою:
‘На моей пивоварн
‘Пиво пьяно на ходу,
‘Сладка водка на меду.
Холмогоры. С. В. Максимовъ.
133.
Разнесчастная Дунюшха зародилась,
Что тоска-печаль Дунюшк приключилась.
Куда Дунюшка ни пойдетъ, все горе за ней,
Куда Дунюшка ни пойдетъ, все журятъ-бранятъ,
Что журятъ-бранятъ Дунюшку все плавать велятъ.
Что поплачь, поплачь, Дунюшка, по своемъ гор,
По своемъ гор, Дунюшка, по миломъ дружк,
По миломъ дружк, Дунюшка, во Иванушк.
Ты, Иванушка, душечка, задушевный другъ,
Задушевный другъ Дунюшки, во неволюшки.
Сабурово. Малоарх. у. сент. 1858 г.
134.
Иванушко травку косилъ —
Косы поломалися,
Во кусты бросили.
Не подай, Боже, погоди
Изъ-за темна лса!
Что сказали про двицу
Небыль-небылицу
Будто я, красна двица,
По молодц тужу…
‘Не тужи, красна двица,
Тебя не забуду:
Случай будетъ въ Питеръ хать —
Привезу подарокъ —
Золото колечко,
Золото ли то колечко —
Ко красну крылечку,
Пойдешь-выйдешь на крылечко —
Брякнешь во колечко,
Стукнешь, брякнешь во колечко
Растоскуется сердечко,
Заплетешь тоску-кручину
Коню въ сиву гриву,
Сивой-ивой конь подкнется —
Грива растрехнется,
Сива грива растрехнется —
Тоска распадется!
Разойдись тоска-кручина
По чистому долю!
Заростай тоска-кручина
По чистому полю!
Заростай тоска-кручина
Травой-муравою,
Травой, травой муравою
Разными цвтами.
На улиц три молодца
Совтъ совтали,
Совтъ, совтъ совтали
Жеребій метали:
Кому деньги, кому платье,
Кому красна двка.
Доставались деньги Мишк,
Цвтно платье Гришк,
Доставалась красна двка
Дружку Иванушк.
Пошелъ Гришка, осердился,
Съ Мишкой не простился,
А Ванюша удалой
Пошолъ, веселился.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
135.
Горка ты, горка,
Горушка крутая,
Трава шелковая.
Да по той ли по горк
Удалой молодецъ ходитъ
Во скрипку играетъ,
Короля забавляетъ.
Послушайте, люди,
Что въ город баютъ:
Ребятъ продаваютъ
Купцы закупаютъ,
Девять на денежку
Десятаго на придачу.
Горка, ты горка,
Горушка крутая,
Трава шелковая
Да по той ли по горн
Удалой молодецъ ходитъ,
Во скрипку играетъ,
Короля забавляетъ.
Послушайте люди,
Что въ город баютъ:
Двокъ продаваютъ
Купцы закупаютъ,
Двка по сту рублей
Коса по тысячи,
Косники — смты нту.
На ребятъ смерти нту,
На бабъ погибели.
Чтобъ он погинули.
Мужья останутся,
Они намъ достанутся.
Сабурово. Малоарх. у. сент, 1858 г.
136.
Ой Дунюшка
Фомина
По бережку
Ходила,
Правой ногой
Дуня топнула,
У Дунюшки,
У Дунюшки
Сердечушко ёкнуло.
Звали Дуню
На базаръ
Покупочки
Покупать.
Куплю Дун
Сарафанъ
Носи Дуня,
Не марай,
Въ коробочку
Замыкай.
Раскурвинъ сынъ
Тараканъ
Сточилъ
Дунинъ Сарафанъ.
Сабурово. Малоарх. сент. 1858 г.
137.
Шли молодцы изъ Новагорода,
Двица на улиц встртилася,
Всмъ молодцамъ по поклону роздала,
Одному молодцу пониже всхъ,
Для того пониже, что удалой молодецъ.
Сталъ молодецъ двку спрашивати:
‘Какъ тебя, двица, по имени зовутъ,
Какъ взвеличаютъ по отчеству?’
‘Меня батюшка засялъ,
Родна мать родила,
Меня попъ крестилъ,
Окулина имя далъ!’
— ‘Двушка, Окулинушка!
Нейдешь ли, двушка, замужъ за меня?
Есть у меня горенка нова,
Во горенк во новой
Стоитъ столикъ дубовой,
Рюмочки наливаться хотятъ,
Рюмочки походя говорятъ!’
На сняхъ, на сняхъ молода вдова живетъ,
Вдовушка по снюшхамъ похаживаетъ,
Пяла на рученькахъ понашиваетъ,
Шила, вышивала тонко бло полотно,
Вышила рубашку — косой воротовъ,
Вышила рубашку, ко батюшк пришла:
‘Что батюшка родной, ты подумай-погадай:
Замужъ ли идти, во вдовяхъ ли мн сидть?’
—‘Дитятко, дитя, дитя милое мое,
Замужъ не ходи, во вдовахъ не сиди.
Поди, поди, дитятко, въ двичій монастырь’.
—‘Что батюшко родной, ты подумай-погадай:
Въ келью взойду — вс кельи разорю,
Старыхъ-то старушекъ вонъ повыгоню,
Молодыхъ молодокъ въ свою вру возьму,
Красныхъ двицъ на игрища спущу!’
Сватался на вдовушк изъ-за моря купецъ,
Сказывалъ житья-бытья пятьсотъ кораблей.
Думаю-подумаю за этого пойду,
Умъ-разумъ раскину: не бить длу такъ!
Сватался за Дунюшку съ посада молодецъ,
Сказывалъ житья-бытья пятьсотъ голея. *)
Думала-подумала — пойду за него,
Умъ-разумъ раскину: не быть длу такъ!
Сватался на Дунюшк веселый скоморохъ,
Сказывалъ житья-бытья: свирль да гудокъ!
Думаю-подумаю: нейду за него,
Умъ-разумъ раскину — все быть длу такъ:
Когда я сыта, я не сыта, завсегда я весела:
Кто это идетъ? Скоморохова жена!’
Мезенскаго узда. Деревня Березнякъ. Зап. С. В. Максимовъ.
*) То-есть гольемъ — чистыми деньгами рублей.
138.
Чеботной, чеботной, чеботной молодой,
Ты сошей бошмачки не малы, не велички сколь ножечки.
Чего малой недостанетъ,
Чеботной зубамъ натянетъ.
Березникъ. Мезенск. у. Зап. С. В. Максимовъ.
139.
Хотите ли, братцы, старину скажу,
Старину скажу, скажу да стародавную,
Стародавную, да небывалую,
Небывалую, да неслыханную…
Я хотлъ сказать, да нечево:
Оглянусь назадъ — да слушать некому.
По синю морю да мужички орутъ,
По чисту полю да корабли бжатъ,
По запользцу они да зки бьютъ,
зки бьютъ, да ходятъ рыбъ ловить,
Осетровъ ловить да борадатыихъ,
Сороженекъ да он съ рожнами
Уклеенокъ *) да его поцлоцъкахъ **).
Соколъ идетъ, да пшъ дорогою,
Медвдь летитъ да по поднебесью,
Во когтяхъ да онъ нeceтъ коровушку
Чернопеструю да блохвостую.
Во бору кобыла, да блку злаяла,
Въ оску овца да яйцо снесла,
На дубу свинья, да гниздо свила,
Гниздо свила, да дтей вывела,
Малыхъ дточекъ, да поросяточекъ:
До сучкамъ сидятъ, да ускочить хотятъ,
Подъ верхъ глядятъ, да улетть хотятъ.
Ай за славнымъ городомъ за Жорновомъ
Разыгрался мелинъ ***) да съ хлопотомъ! ****).
Ужь та хлопотъ, хлопотъ, хлопотушицъ,
Въ высокихъ горахъ, да на печи въ дровахъ,
На печи въ дровахъ да сидитъ богатырь:
Онъ хринъ да рдечку повыломалъ,
Блу капусту повырубилъ,
Пироги да шаньги онъ полками бралъ,
Ай сказали блины, что въ печи каша есть,
И молочная да наволочная *****)
Какъ за славнымъ городомъ за Ступою,
Толкутъ тутъ бабы стукаютъ,
И пошла у нихъ стрльба-пальба,
Стрльба-пальба да веретенная
На выручку да поваренкима.
Ай пошелъ у нихъ рукопашный бой
Рукопашный бой да издирихима ******)
Изподлали шпаги да все лучинныя,
У нихъ тутъ пошелъ да кровопролитной бой!..
Шенкурскъ. Зап. г. Заринскій.
*) Сохоженки и уклеенки — мелкія рыбки.
**) Двичья подвязка.
***) Рукоять у ручной мельницы.
****) Сверчокъ.
*****) Покрытая пнкою.
******) Повойникъ.
140.
За дворомъ лужокъ зеленешенекъ,
У меня дружокъ холодешенекъ,
Молодешенекъ-милъ милешенекъ,
Мы пойдемъ во лужокъ, заведемъ кружокъ,
Милый съ гуслями — а я съ пснями
Не придутъ гусли противъ псенокъ,
Не придетъ свекоръ противъ батюшки.
Мой-тo батюшка — слово врное.
Моя матушка — дума крпкая.
141.
Саша, барыня моя,
Не гнвайся на меня,
Что я не былъ у тебя.
Ухъ я былъ-побывалъ,
Въ Новгород гулялъ,
Тужилъ, плакалъ, горевалъ
Купецкую любилъ дочь
Любилъ ее до поры…
Дунулъ втеръ со горы
Со московской стороны
На купецкіе дворы.
Во купецкихъ во дворахъ
Тамъ двушка хороша
Сашечка душа.
142.
Шло, шло солнышко вдоль по залсью,
Катилось красное по затемному
Шла, шла двушка вдоль по застолью,
Роняла слезы на блую скатерть,
Била руки объ дубовый столъ,
Бросила ключи она вдоль стола:
‘На теб, батюшка, золотые ключи,
Я теб, батюшка, я не клюшница,
Я теб родимой не ларечница,
Ключница, ларечница я лютому свекру,
Лютому свекру да лютой свекровьюшк,
Врный посолъ я дружку своему.
113.
Молодушка молода
Черноброва хороша. Ай ну, ай ну, ай ну
Червой бровью повела
Съ молодцемъ любовь вела. Ай ну…
Въ такую во любовь
Въ горенку повела. Ай…
Изъ горенки въ комнатку,
Изъ комнатки во кроватку. Ай…
Посадила на кровать.
Стала дружка цаловать. Ай…
Ужь, другъ ты милой,
Поживи, радость, со мной. Ай…
Съ одинокою женой. Ай…
Одинокая жена
Во одиночеств жила. Ай…
Много горя видла
Цаловала миловала дружка, спрашивала.
Млада хату затопила,
Сама по воду пошла,
Какъ по воду, воду,
На Самару на рку.
На Самар, на рк
Гуси лебеди сидятъ,
Воду свжую мутятъ
Постояла молода,
Устоялася вода.
Размахнула широко,
Почерпнула глубоко,
Ведерушхи подняла,
Зашаталася, пошла.
Скоро на гору взошла.
Какъ на этой на гор
Солучилася бда:
Загорлась слобода.
Ужь на этотъ на пожаръ
Созжались господа,
Дивовалися пожару,
Ужь чтой-то за пожаръ?
Онъ нежарко горитъ
Выше города политъ.
141.
Шелъ Ваня слободою,
Велъ Дуню за собой.
Дуня рчи говоритъ,
Нарядиться велитъ:
Нарядися, мой милой,
Нарядися дорогой.
Носи шляпу на кудряхъ,
Перчаточки на рукахъ.
И я чаяла почаяла,
Я со миленькимъ пожить.
Хорошъ милой уродился,
Онъ не долго поводился,
Разставаться, шельма, сталъ,
Чужу сторону спозналъ.
Чужая сторона
Со миленькимъ мила,
Ай мила, мила, мила
Тамъ сударушка жила,
Сударушка двушка,
Лебедушка блая,
Коса кудриная, блокудриная.
Уже кто кудри кудрилъ —
Я того бы полюбилъ.
Во Казань городъ вступилъ
Плису, бархату купилъ,
Я и плису и атласу
Тесову кровать украшу.
145.
Вы туманы, разосенніе часты дожди,
Не пора ли вамъ, туманы, со синя моря долой?
Не пора ли вамъ, ребята, съ разгуляньица домой?
Прошло лто, лто дорогое, прошла красна вся весна,
Вс празднички на проход, ко мн милой не бывалъ:
Знать-то мой другъ разлюбезный, знать иную любить сталъ,
Знать иную, размилую Машутку у вдов.
Ты, Машутка, ты шельма Машутка, ты разлучница шельма моя:
Не дала, шельма Машутка, во любв съ милымъ пожить.
146.
Какъ родила меня мать недоростка,
Какъ пустила меня мать недоростка,
Какъ жена-то меня, курва, не взлюбила,
Она въ лсъ за калиной заманула
Ко сырому-то къ дубу привязала:
Она девять денёчковъ не бывала,
На десятый день приходила.
‘Ты здорово ль, недоростокъ, тутъ пируешь?’
— ‘Государыня жена! не до пиру,
Комарики головушку источили,
Вс дубовыя мн корочки прілись
Вся болотная водица припилася’.
‘Ужь ты будешь ли, недоростокъ, пущать въ гости?’
— ‘Государыня жена, ступай вовсе’.
‘Ужь и будешь ли, недоростокъ провожати?’
— ‘Государыня жена, хоть до дому’.
‘Ужь ты будешь ли, недоростокъ кормить хлбомъ?’
— ‘Государыня жена, калачами’.
‘Ужь ты будешь ли, недоростокъ, поить квасомъ?’
— ‘Государыня жена, хоть сытою!’
147.
Ахъ ты, врная манерная,
Сударушка моя!
Ахъ люли, да ахъ люли,
Сударушка моя!
Ахъ да ты ль, моя сударушка,
Повысушила…
Безъ морозу, безъ лютаго,
Сердце вызнобила.
Присушила русы кудри
Ко буйной голов.
Ай люли, да ай люли,
Ко буйной голов.
Ты разсыпала печаль
По моимъ яснымъ очамъ,
Ты заставила ходить
Но чужой сторон,
Ты заставила любить
Чужу мужнюю жену.
Какъ чужая-то жена —
Лебедушка блая,
А моя курва жена —
Полынь-горькая трава.
Полынь горькая трава
Во чистомъ пол росла,
Во ржи на межи,
На широкомъ рубежи
Изъ ржицы во пшеницу
Перепелочка летитъ,
Что летитъ она летитъ,
Перепархиваетъ.
Какъ изъ терема въ теремъ
Красна двица бжитъ,
Ай люли, да ай люли,
Красна двица бжитъ,
Что бжитъ она, бжитъ
Все поглядываетъ.
Ай люли, да ай люли,
Все поглядываетъ.
148.
Чтой-то мн
Матушка спалось,
Много во сн видлось,
Будто меня конь разносилъ.
Конь разносилъ,
Вороной разомчалъ,
Шапочка свалилась
Съ буйной головы,
Лучёкъ оборвался
Съ правой стороны.
Стрлушки посыпались
По сырой земл.
Дтушка милая!
Сонъ разскажу,
Теб разслзю
Себ догрублю (въ скорбь введу:
Конь разносилъ,
Вороной разомчалъ,
То теб, дитятко,
Въ служб быть,
Шапочка свалилась
Съ буйной головы:
То теб, дитятко,
Убиту быть,
Лучекъ оборвался
Съ правой стороны:
То твоей жонушк
Вдовушкой быть,
Стрлушки посыпались
По сырой земл:
То твоимъ дтушкамъ
Сиротушками быть’.
149.
Охъ да вянетъ, вянетъ
Въ пол бдная травка,
Она вянетъ безъ дожжа,
Силенъ дожжичекъ намочитъ,
Бдная травка отдохнетъ.
Охъ да безъ того ли сердце ноетъ,
Оно ноетъ каждый часъ
То завоетъ, али то застонетъ
И вздохнетъ въ послдній разъ.
Пойду я съ горя въ чистое поле,
Разгуляюся али во лсу.
Охъ да ничего въ лсу не вижу,
Брон стадичка овецъ,
Охъ да вс овечушки папарно
Бродятъ по лсу одни.
Охъ да я горькая несчастная
Одна въ горести живу.
Пойду я въ садикъ,
Разгуляюсь я во саду
Охъ да ничего въ саду не вижу,
Кром вишенья цвтутъ,
Охъ да цвтутъ вишенья едрены,
Вс слезами облиты,
Охъ да тамъ и листья были милы
Гд я съ милымъ гуляла,
Охъ да гд я съ миленькимъ гуляла,
Много пташечекъ поютъ…
Канареечка моя любезная
Пріутшь хоть ты меня.
Охъ да отворю я теб клтку —
Лити къ другу моему,
Охъ да прилетай и сядь на втку,
Пропой псенку мою ему.
150.
А въ терем
А въ высокомъ:
Молодецъ двицу
Подговариваетъ,
‘Мы пойдемъ, двица,
А въ Казань городъ,
Нашъ Казань городъ
На гор стоитъ —
На всей красот,
По горамъ, горамъ
А все каменныя,
Развоцвтныя.
Казанка рка
Мёдомъ протекла,
Малыя ручеёчки —
Блымъ сахаромъ,
По лугамъ, лугамъ
А все травушка,
Все муравушка,
Все шелковая.’
—‘Ахъ бездушной ты!
Добрый молодецъ,
Халаушная
Твоя голова!
Я сама знаю,
Сама вдаю:
Нашъ Казань городъ
На гор стоитъ, на всей пропасти’,
Казанка рка
Кровью протекла,
Малые ручеёчки
Кровь горючая,
По лугамъ, лугамъ
Ни травушка,
Ни шелковая
Молодецкая’.
151.
Зародила Ваню мать
На все горя, на печаль,
Чужихъ людей докучать.
Надокучилъ Ваня, надолъ
Ваня родненькимъ своимъ,
Истрепалъ Ваня сапожки
Ко Дуняш ходючи,
Изодралъ Ваня сюртукъ
По заборамъ лазючи
Па заборамъ, па плетнямъ,
По двичимъ по клтямъ,
Истеръ Ваня перчатки,
За колушки держучи,
Згноилъ Ваня картузикъ
Подъ капелями стоючи,
Капелюшки капали —
По немъ двки плакали,
Молодушки рыдали.
Старушеньки ругали,
За что Ванюшку поймали,
Больно на крпко связали,
Въ новы сани посадили,
Къ застав падвозили,
Въ ново стуло посадили,
Русы кудри подобрили,
Во пучечки вязали
Ко Дуняш отсылали.
152.
Пошла Варя на задоръ
Раззаборила заборъ.
Приходилъ Егоръ на дворъ,
Егоръ нюхаетъ табакъ,
Зоветъ Варю во кабакъ,
‘Ужь ты пей-ко, Варя, чай,
Забывай свою печаль’.
— ‘Я чаю не хочу
И печали не ищу,
Я печали не ищу
Любить тебя не хочу’.
153.
Шла Маша изъ лсочку,
Гнала стадо лебедей,
На встрчь Машеньк, Машутк
Шелъ парнишка молодой.
‘Здравствуй Машенька, Машутка.
Я давно тебя не видалъ.
Мы пойдемъ душа, Машенька,
Во питейный домъ гулять,
Во питейномъ во домочк
Чаемъ, кофеемъ напою,
Сладкой водкой угощу,
Я словами улещу.’
—‘Ты не льсти меня словами.
Не обманывай въ глаза.
Ты почувствуй другъ, Ванюша,
Я за что тебя люблю:
Черезъ тебя, мой другъ Ваня,
Вс я горести терплю,
Вс я горести терпла,
Вс досади перенесла.
Я пятнадцать лтъ двчонка,
На долин я взросла,
Я отъ солнца, я отъ жара
Лица блость сберегла,
Я отъ втру и отъ бури
Подъ закрытіемъ была,
Отъ худой я славы.
Я не врила подружкамъ,
Что милова дружка жаль,
Я теперьча имъ поврю:
Я сама дружка люблю,
Я до тхъ поръ любить стану,
Когда скроются глаза,
Какъ закроютъ мои очи
Тонкимъ блымъ полотномъ
Какъ засыплютъ мое тло
Желтымъ крупнымъ пескомъ,
Заростай моя могилка
Все травою муравой
И полынькой зеленой,
Ты забудь, забудь милой,
Заводи любовь съ иной.’
151.
Полоса ль моя полосынька,
Полоса ль моя непаханая,
Полоса ль моя непаханая,
Не пахана, не барнована.
Заросла моя полосынька
Чистымъ ельничномъ-березничкомъ,
Молодымъ горькимъ осинничкомъ.
Я по ельничку рыжички брала,
По березничку березовы грибки,
Я брала, брала, аукалася:
Откликались пастушки, мои дружки,
Моего батюшки работнички,
Моей матушки помощнички…
155.
На улиц, на улиц,
На улиц блъ козелъ
Блъ козелъ, блъ козелъ.
Скочилъ козелъ въ огородъ,
Въ огородъ, въ огородъ,
Стопталъ козелъ лукъ-чеснокъ,
Одной травки не стопталъ,
Одной травки — муравой.
Шла двица за водой
За холодной ключевой,
Брала козла за рога,
Поведу я на базаръ,
Промняю на товаръ,
На алыя румяна,
На блыя блила…
‘Отчего же ты ала?’—
— ‘Сударь, печку топила,
Противъ печки стояла,
Жаромъ щечки нажгла!’
‘Отчего же ты бла
Блешенька бла?’
— ‘Муку, сударь, сяла!’
Холмогоры. Зап. С. В. Максимов.
156.
Полно миленькій крушиться
Жалкимъ сердцемъ обо мн,
Не теряй красы напрасно,
Не томись, пріятель мой.
Время кратко на проход
Вс прошли драгіе дни,
Вс денечки на проход,
Ручеечки протекли.
Протекали ручеечки
Во зеленые лужки,
Изъ лужечковъ ручеечки,
Во темные во лса.
Во лсу красы не вижу,
Съ деревъ листочки опадутъ
Пріопали съ деревъ листочки,
Съ милымъ нжность отошла.
Отойдетъ съ милымъ гулянье,
Не свидаться никогда,
Разв въ т поры увижу
У сосда ввечеру.
У сосда на бесд
Замчаютъ и глядятъ,
Замчаютъ и смются,
Любить дружка не велятъ!
Любить стану, не отстану!
До чужой дальной сторонки,
До злодя своего,
До злодя-лиходя,
До проклятаго житья!
Распроклятое замужье!
Молода замужъ пошла,
Молоденька замужъ вышла
За стараго старика.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
157.
Молодой Соломинка
Задумалъ жениться.
Онъ беретъ, онъ беретъ ли
Женку Либазинку,
Онъ цалуетъ, онъ милуетъ,
Что голубь голубку.
Да вотъ пойдетъ мужъ съ поля,
Назадъ поглядитъ,
Да вотъ дома ль моя жонка,
Дона ль Либазинка?
Эй, эй гобъ, гобъ, гобъ,
Гордей, Гордей, цобъ цобъ!
Дома ль либазинка?
Сабурово. Малоах. у. сент. 1858 г.
158.
Ахъ веселый день воскресенье!
Ой и ляли, ляли воскресенье!
Что сегодня меня батюшка просваталъ
За того ли за недоростка,
Недоростокъ по Волг гуляетъ,
Со полуночи домой прізжая,
Поперегъ кроватушки ложится,
Что нельзя-то къ нему приступиться.
Растегиваться не дается
Распоясываться не велится.
Ахъ ты курвинъ сынъ, недоростокъ!
Не теб надо мной надругаться,
Не теб надо мной насмхаться,
Насмхаться было офицеру,
Надругаться было молодому.
Дрозково. Малоарх. у. Зап. М. А. Стаховичъ.
159.
Вы комарики, сударики, мои
Вы не дали всю ночку проспать.
Часъ заснула — дружка видла во сн
Будто, будто ко мн миленькій пришолъ.
Не слыхала, какъ во спаленьку взошелъ
Чистой браной положечекъ размахнулъ
Онъ садился на тесовую кровать
Онъ звалъ меня во чисто поле гулять,
Ревнивый мужъ не пускаетъ никуда,
Хотя пуститъ, самъ во слдъ за мной пойдетъ.
Пойду, пойду я на мужа попрошу,
Пойду, пойду я на мужа попрошу,
Велю, велю во полицу залучить,
Велю, велю хорошенько проучить,
Велю, велю ручки ножки перломать:
Мн тогда будетъ своя воля гулять,
Не моя воля, воля батюшкина
А нга все матушкина:
Я по бережку похаживала
Гусей-лебедей заганивала,
Тега, тега, гуси-лебеди домой,
Вы ужо ли, вы наплавалися,
А я, глядя, наплакалася.
Приду домой догадаются
Съ чего лицо разгораится:
Или съ вница, или съ полпивца,
Или съ сладкой водочки.
Сабурово. Малоарх. узда. сент. 1858.
160.
Я разсю лебеду по переду,
Сама пойду съ офицеромъ по воду.
Нту ли, нту не драгуна, ни коня!
Загорлся зеленъ садикъ безъ огня!
Я одна дочь у батюшка была,
Одиношенька у матушки росла.
Выходила я на улицу гулять,
Выходила я на широку гулять,
Съ конопёлушковъ воробушка имать,
Я начала съ воробушки —
Все бурлацкія головушки!
Внизъ по улиц двица идетъ,
Внизъ по широкой красавица идетъ,
Она любиму свою псню поетъ,
Поетъ, поетъ насвистываетъ:
‘Подай, мати, жениха, жениха,
Со царева со питева кабака…
Подай, матушка, грамотничка —
Подорожнаго писаря!
Ты коровушку продай-таки, продай!
Жениха мн-ха подай-таки, подай!
Мезенск. у. д. Березнинъ. Зап. С. В. Максимовъ.
161.
Ходитъ вашъ хозяинъ по ярморочк
Своимъ гуртоправамъ указывая:
Ужь вы, братцы, гуртоправы,
Выгоняйте вы гурты,
Выгоняйте скотину во широкія поля!
Какъ выходитъ нашъ хозяинъ на высокій на курганъ,
Онъ скотинушку любуя, самъ съ собою говоритъ:
‘Ахъ ты скотъ-моя скотина, безсловеская скота,
Что и нтъ намъ, братцы, доли-то скотинушку водить,
Только есть вамъ, братцы, доля
Да по Сашамъ ходить,
Злато серебро носить’.
С. Пальма. Зап. М. А. Стаховичъ.
162.
По морю кораблячекъ бжалъ-таки, бжалъ
Ай люли, ай люли, онъ бжалъ.
Во кораблюшк Василій гулялъ, таки-гулялъ
Ай люли и проч.
Поиграйте гусли мысли вы теперича при мн,
Вы теперича при мн, при Василь молодомъ.
Васильева мать Ирина таки рчи говоритъ:
‘Полно, Вася, ты гулять — во вдовушк не бывай:
У вдовушки дочь хорошая — люби таки любитъ
— ‘Родимая мать, теб меня не унять,
Теб меня не унять за быстру рчку гулять,
За быстру рчку гулять, во вдовушк побывать:
У вдовушки дочь хорошую любить, таки любить
Брови соболивы, очи соколивы,
Ей походочка павлина, тиха рчь лебедина.
Она баетъ-разсыпаетъ, сверхъ погодой посыпаетъ’.
Хошь погодой посыпаетъ, Ван мать не потакаетъ.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
163.
Не пора ли домой во двору?
Али дома нтъ никого?
Одинъ у меня постылый мужъ,
Онъ одинъ поперегъ коровати лежитъ,
Поперечныя рчи говоритъ:
Не велитъ вн на улицу ходить.
Я на улицу не хаживала,
Я съ ребятишками не игрывала,
Съ молодыми и не шутливала.
Два я, двушка, ребенка родила,
Отцу матери безчестье принесла,
Роду племени покоръ головы,
А мн младой вкъ позоръ нажила.
Я поду ли во торгъ торговать.
Да и гд въ торгу полюбится?
Полюбилась въ торгу люлечка
Моему дитю кочулечка.
Я за люлечку три грошика,
За крючечики три копеечки,
За подцпочки три денежки.
Ужь повшу ль я люлечку
Середъ улицы на углушку,
Сама сяду я на лавочку,
А ноженьки на подцпочку.
Баю, баю мое дитятко,
Баю мое первоученко,
А мн младой надокученко.
Умри, умри, мое дитятко,
Умри, умри, мое милое,
Опростай мою голову,
Ты пусти гулять молоду!’
Пальна. Зам. М. А. Стаховичъ.
164.
Какъ по мосту, мосточку калиновому,
По калиновому мосточку, по малиновому
Туда шелъ-прошелъ дтинка уборненькій,
Уборненькій дтинка снарядливый:
Голубой на немъ кафтанъ — полы машутся,
Грязетовой камзолъ раздувается,
Экипажецка рубашка, аляетъ воротокъ,
Околъ шеечки платокъ, словно розовой цвтокъ,
Во карман второй — персидской дорогой.
Во правой рук тросточка камышевая,
Около тросточки ленточка букетовая.
Молодецъ тростью подпирается,
Ахорозовой лентой похваляется:
‘Эта лента, эта лента, эта ленточка ала,
Ала, ала, ала, мн сударушка дала,
Сударыня, боярыня пожаловала.
Изъ-за этой изъ-за ленты изсушила молодца,
Присушила желты кудри во буйной голов,
Заставила ходить по чужой сторон
Приневолила любить чужу мужнюю жену.
Чужая жена — лебедь блая моя,
А своя курва-жена — въ пол горькая трава,
Въ пол горькая трава, на межи въ пол росла
Косой выкошена, изъ зародъ вынесена.
Ужь я травку бы рвалъ, подъ себя бы склалъ.
А что мягко стлать, когда не съ кмъ спать,
А что хорошо ходить, когда не кого любить,
А что бло умываться, когда не съ кмъ разгуляться?
Я со той тоски на голой доск,
На голой бдной дощенк на палатишкахъ,
Кладу въ голову кручину, подъ бока кладу печаль’.
Архангел. губ. Зап. С. В. Максимовъ.
165.
Ахъ ты Люба, ты Люба моя,
Люба блая хорошая моя!
Посмотри-ко да ты Люба на меня,
Какова жь я зимою была:
Я зимою бла, румяна,
Словно кралечка написаная,
Во бломъ лиц кровь-то горитъ.
Я по бережку похаживала,
Чернобыль-траву заламливала,
Гусей-лебедей заганивала.
Тега, тега, гуси-лебеди мои,
Да ужо ли жь вы наплакалися,
Какъ и я млада наплакалася,
Я, наплакавшись, домой пошла,
Да на встрчу удалой молодецъ.
Ты удалый добрый молодецъ,
Разудалая головушка!
Не хватай меня за блое лицо:
Мое личико разгарчивато,
Разгорится, не уймется,
Приду домой — догадаются,
Съ чего лицо разгорается:
Либо съ пива, либо съ зелена вина,
Съ сладкой водочки анисовой,
Съ короватушки тесоненькой.
Орловской губ. Малоарх. у.
166.
Я по бережку похаживала,
Чернобыль-траву заламливала,
Гусей-лебедей заганивала,
Тега, тега гуси срые домой,
Не пора ли вамъ наплакатися?
Я, на васъ глядя, наплакалася,
Я наплакалась, домой пошла,
Мн на встрчу шелъ молодчикъ молодой,
Ужь онъ сталъ со мной заигрывати,
За бло лицо похватывати.
Не хватай меня за блое лицо:
Мое личико разгарчивое,
Моя матушка догадливая,
Приду домой — догадается,
Съ чего лицо разгорается:
Или съ пива, или съ зелена вина *).
Или съ крпкой, сладкой водочки.
*) Или съ винца или съ полпивца.
167.
Алы розы, розы, розы расцвли.
Прозжали дв двици въ маскарадъ,
Что на тхъ ли на новыхъ, на лаковыхъ саняхъ,
На военныхъ, на прекрасныхъ лошадяхъ.
Здравствуй милая, хорошая моя,
Чернобровая похожа на меня!
Будто кралечка написаная,
Бломъ лицомъ кровь горитъ.
Разгорится — не уймется.
Со милымъ любовь минуется,
Со милымъ любовь минуется,
Приду домой догадаются.
Архангельск. г. Зап. С. В. Максимовъ.
168.
По сумской по нив
Гуляетъ милой на кон.
Сидитъ Машенька въ окн.
Маша правой ручкой машетъ:
‘Приворачивай, милой,
На широкой дворъ,
Станови своего добра коня,
Середи широкова двора,
Привязывай коня
Ко точеному столбу,
Ко точеному столбу,
Къ золоченому кольцу.
Пожалуй-ко, надежда,
Во высокой теремокъ.
Ты садись, моя надежда,
На тесовую кровать,
На тесовую кровать —
Въ уста буду цаловать
Въ уста буду цаловать,
Стану спрашивати:
Чмъ я, чмъ я.
Милой, огорчила,
Ты скажи, любезной мой?
Или тмъ, что крпко полюбила,
Потеряла свой спокой?
Я спокою, право, не здорова,
Не желала бы для васъ.
Слышу, вижу: тяжело вздыхаешь,
Есть иная у тебя,
Есть иная, милая, любезная,
Красна двица-душа,
Есть разумница ноя!
Горе, горе у двушки сердце,
Разгорайся въ лиц кровь!
Гасни, гасни любовь наша страстна,
Наливайся бла грудь!
Смйся, смйся, любезный, надо мною,
Когда буду слезы лить,
Тогда васъ буду любить,
Я любила любезнаго смертельно
По желанью своему,
Что не столько милой меня побитъ,
Сколько я его люблю,
Много горестей терплю,
Вдвое слезъ по немъ роню.
Ужь вы кудри, мои кудри,
Свтлорусыя мои!
Не по прежнему мои кудерушки
По плечикамъ лежатъ,
Сами развиться хотятъ.
Завивала эти кудри
Красна двица душа,
Развивала свтлорусы
Чужа дальняя сторона.’
Блое море. Зап. С. В. Максимовъ.
169.
Что жь ты, Ванюша, не веселъ,
Буйну голову повсилъ,
Чорной шляпой накрылся,
Гарючой слезой залился,
Шелковымъ платкомъ утёрся.
Шелкавый платокъ съ орлами
Носилъ Ванюшка въ карман,
Торилъ Ванюшка дорожку,
Черезъ рченьку на горку,
Ко большой изб, къ окошку,
Ко татьянину дворочку.
Таня, Татьяна, открой окошко,
Хоть маленичко немножко:
Я въ гости пришолъ,
Дорогой подарокъ принесъ —
Кумачу да китайки.
170.
Я малешенька двушка была,
Не спознала молодецкаго двка ума,
Каковъ умъ-разумъ, обычай у мила дружка.
Выходила я за широки новы ворота,
Я стояла со любезнымъ дружкомъ одинъ часъ,
Я ронила горючи слезы изъ глазъ
Во свой тоненькій, кисейный, во блой во платокъ.
У милова слезы катятся ручьемъ изъ глазъ.
Говорилъ милой такія рчи-словеса:
‘Что ты, лапушка, худа стала, очень блдна,
Изъ ясныхъ очей не очень стала весела?
Или тужишь, или плачешь, радость, обо мн?’
— ‘Все я, все я по теб, милекькой, тужу,
Чуть насилу по блу свту хожу-брожу,
Съ принужденьицемъ на блый свтъ, млада, гляжу.
Приди, миленькій, на ночку ко мн ночевать
У меня ли въ дом теперь нту никого,
Одинъ маленькой мальчишечко спитъ со мной,
Вотъ онъ крпко спитъ, не пробудится во всю темну ночь.
Хошь пробудится — не знаетъ парень ничего.
Хоша знаетъ — онъ не скажетъ, парень, никому,
Хоша скажетъ — не поврятъ парню малому,
Хошь поврятъ — не повсятъ меня за него.’
Кола. Зап.С. В. Максимовъ.
171.
Ваня Катеньку любилъ,
Ей подарокъ подарилъ,
Подарочекъ дорогой —
Перстенёчекъ золотой.
‘Перстенекъ буду носить —
Станетъ маменька бранить,
Запродать, промнять —
Будетъ Вавюшка пнять.
Пойду-выйду на Двину
Я на саму глубину,
Сама выйду на гору,
Посмотрю я на Двину!’
На вод перстень не тонетъ —
У Катюши сердце ноетъ,
Сердце ноетъ и болитъ,
Ванюшку побить велитъ.
Перстенекъ пошелъ ко дну —
Знать, любилъ Ванька одну.
Пинега. Зап. С. В. Максимовъ.
172.
Можно ль, можно душ красной двк,
Можно ль, въ рощ, въ-рощ разгуляться.
Разгуляю свою грусть-тоску,
Пойду я съ моря на синее море.
Сяду я, сяду на крутъ бережокъ.
Что не одна я, двушка, сидла, вижу,
Я вижу тнь на вод.
Тнь сухая, тнь моя пустая, тнь
Холодная въ рчк вода.
Спрошу я у быстрой у рчки:
Не бывалъ ли мой милой здсь?
Быстрая рчка ему отвчала при мн,
Нтъ здсь, нтъ здсь никого.
Вечоръ поздно изъ лсочку
Милъ на тройк ко мн вызжалъ.
173.
Шелъ мой миленькій лужечкомъ, бережкомъ.
Машетъ миленькій платочкомъ, правою рукой:
Воротися, миленькій, назадъ, я забыла что сказать.
Я забыть дружка не забила, проходило лтечко, весна,
Наступило время грозно — холодная зима.
Зима рченьки заморозила, ручеечки не бгутъ.
Въ полюшки травушка завяла и цвточки не цвтутъ.
Что на этихъ на цвточкахъ мелки пташечки не воютъ.
Какъ-то одна пташечка жалобнехонько поетъ.
Пташка жалобно, грусть надзолушку сердцу даетъ.
174.
Размолоденькій дтинушка,
Мальчикъ молодой!
Ты не стой-ко, не дожидай,
Любезный, у воротъ,
Не давай-ко тоски-кручинушки
Сердцу моему!
Мн не то ль было тошнёшенько,
Двиц одной,
Растошнехонько, тяжелешенько,
Любезный мой!
Живучись-то мн
На чужой дальней сторон,
Намъ приходитъ весна красная,
Съ милымъ весновать,
Наступаетъ лтико теплое
Съ миленькимъ въ саду гулять.
Значить, двушк
Не гуливать съ дружкомъ въ саду,
Мн не сиживать возл рчки
Въ садик съ дружкомъ,
Мн не считывать
Мелкихъ пташечекъ на лету,
Мелки пташечки
Соловеюшки въ саду одни,
Съ куста на кустъ пташки перелетывали
Съ саду на садъ
Пташки перелетывали,
Всти, письма въ двушк перенашивали.
Одной двушк
Нерадостно пришло письмо.
Я со тмъ ли письмомъ
Заплакала, прочь пошла.
Распечатала письмо,
И въ постелечку легла,
Всю перинушку боками двушка облегла,
Все зголовьице слезами, красна, облила,
Своего ль дружька
Забыть не могла!
Такого дружка мн, во вки не забыть,
Мн не возрастомъ, ни ростомъ, два, красотой
И молодецкой его поступи,
Модной, щегольской.
Блое море. Зап. С. В. Максиловъ.
175.
Люди добрые скажите, какъ мн горе горевать.
Вы скажите, научите, какъ мн милова забыть.
Влюблена въ дружка смертельно, знаю, что любитъ меня.
Мы предъ Богомъ общались, чтобъ другъ друга любить.
Врной клятвой мы поклялись, чтобъ бракъ свой совершить.
Встрастная сила не захотла нашего счастья обвнчать.
Предъ послдней кончиной сынъ у матери ручку бралъ,
Сынъ у матери ручку бравши, ливши слезы и сказалъ:
Дозволь маменька родная, позволь взять ее за себ.
Вотъ позволила родная-отъ онъ близокъ къ смерти былъ,
Вспомнивши ея имя, онъ навкъ глаза закрылъ.
Сабурово. Малоарх. сент. 1858 г.
176.
Соловеюшко премилый,
Ты везд можешь летать.
Полетай въ страны веселы,
Въ славный городъ лети Ярославль.
Тамъ взыщи-ко дружка милова,
Сядь поближе ты, голубь, къ дружку,
Ты скажи-ко дружку милому
Отъ меня ты скажи низкій поклонъ.
Вовторыхъ, скажи любезному,
Про несчастьице, скажи, про мое,
Что великое мое несчастье:
Сашу замужъ отдаютъ.
Отдаютъ ли то Сашеньку замужъ
Не за милаго за дружка,
А за стараго Сашу старика.
У стараго-то было и сдаго
Трое дтокъ было у него:
Впервыхъ Саша, вторыхъ Маша,
Втретьихъ сынъ былъ Ванюшенька.
Не въ гостяхъ ли я, Сашенька, гостила,
Во бесдушк Саша сядла,
Во бесдушк со дружочкомъ,
На любезнаго дружка смотрла
Скажетъ мой-то милой хорошій,
Онъ до двушекъ ласковъ былъ.
Свою прежеюю подружку
На колни онъ Сашу посадилъ,
Праву рученьку весьма крпко жалъ,
Праву ручку съ колечкомъ
Крпко къ сердцу прижималъ.
Проявился у Саши въ лиц жаръ,
Вышла въ сни Саша простудиться,
Чтобы жаръ съ лица согнать.
Не успла я выйти въ сни,
Частый дождичекъ пошелъ,
Милой съ рыночка пришелъ,
Милъ подарочекъ принесъ,
Подарочекъ дорогой,
Перстенечекъ золотой.
Не хочу я перстень носить,
Хочу на воду перстень бросить,
Во матушку во Двину
Я во саму глубину.
Въ Кеми. Арх. .губ.
177.
У Макарья на лужку
Стоитъ бражка въ туезку,
Брага пьяна и хмльна,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты приздынь да прогреби,
На гору не ходи,
На гор двки живутъ,
Шельмы обманчивыя,
Он брагой не поятъ,
Въ глаза, курвы, глядятъ.
Во горниц во новой,
Во свтлиц свтловой,
На кровати тесовой,
На перин пуховой
Лежитъ коваль молодой.
Красна двица по свтлиц
Похаживаетъ,
Молодаго коваля
Сама побуживаетъ:
‘Ужь ты встань, душа коваль,
Пробудись молодой!
Ужь ты скуй, душа коваль,
Гвоздочки подъ башмачки,
Да трои золоты ключи!’
Ото сну душа коваль
Пробуждается…
Усть-Цыльма. Мезенскаго у. Зап. С. В. Максимовъ.
178.
Я не врила подружкамъ о чемъ тужить плакать.
А теперича поврю всякому злодю,
Я злодю лиходю, да кто кого любитъ.
Любилъ парень двчонку до поры до время,
До такова поры время, до теплаго лта.
Тепло лто на проход — съ милымъ разставанье.
Разставался мой любезной съ крутыми горами,
А ты моя любезная съ черными бровями.
Эти брови, эти черны изсушили парня.
Изсушилъ парень двчонку, что въ пол былинка,
Что въ пол-та былинка въ саду полынинка.
Сабурово. Малоарх. у. Сент. 1858 г.
179.
Сторона ль моя сторонушка, несчастная сторона
На несчастной на сторонушк ковыль-трава не ростетъ,
Ни травушка, ни ковыль, ни цвточки не цыутъ.
На цвточкахъ мелки пташки не поютъ.
Я милому говорила, любезному своему,
Если теб не по нраву, сошли въ свою сторону,
Возьми въ руки пистолетикъ, прострли жь ты грудь мою
Я тобой буду довольна, прекратишь ты жизнь мою.
Положи же, милый, надпись золотыя литера,
Золотыя литера, что любила тебя я.
Сабурово. Малоарх. узда. сент. 1858 г.
180.
Несчастливая двка я на свт рождена,
По несчастью своему вс любови призошла,
Полюбила душа я такова молодца,
Я такова удалова я Ванюшу, браваго,
И Ванюша возвалъ, чужу сторону спозналъ,
На чужой ли сторон онъ иную полюбилъ,
А меня ли, красную двку, на вкъ вчный погубилъ.
Вотъ заставилъ, варваръ, вкъ во двушкахъ сидть,
Вкъ во двушкахъ сидть, худу славушку терпть.
Худа славушка пройдетъ — никто замужъ не возьметъ,
Да ни баринъ, ни купецъ, ни крестьянской мужичокъ.
Сабурово. Малоарх. у. Сент. 1858 г.
181.
Не бла заря въ окошечко взошла,
Ко мн милая сама въ гости пришла,
Въ окошечко блу руку подала,
А другою привчала молодца:
‘Чернобровый, черноглазый милый мой,
Намъ не долго во любви съ тобой пожить,
Намъ не долго въ садик погулять,
Слышу вижу милъ несчастіе твое,
Слышу вижу, что женить дружка хотятъ,
Тебя женютъ, меня замужъ отдадутъ.
Если женишься — зазжай въ гости ко мн:
На прощаньице я платочекъ подарю.’
Записана А. А. Григорьевымъ.
182.
Скоро блой снжокъ палъ,
Молодецъ съ коня упалъ,
Онъ упалъ, упалъ — лежитъ,
Никто къ нему не бжитъ,
Его прежняя милая
Скорехонько подбжала,
За блы руки держала,
Посадила на коня,
Черную шляпу подала,
Низкой поклонъ отдала:
‘Ты подешь, другъ, жениться,
Заверни ко мн проститься,
Ты подешь, другъ гулять
Заверни ко мн во садъ,
Въ саду яблочки висятъ.’
Елецкаго у. Зап. М. А. Стаховичъ.
183.
Какъ во братовской контор
За убраными столами
Сидлъ молодецъ въ убор.
Пришла двица въ наряд,
При кисейной блой юбк,
При голубомъ полушубк,
Бла юбочка съ борами
Полушубочекъ съ хазами, *)
Околь шеи шаль атласна,
На головушк повязка,
Въ ушахъ серьги золотыя,
Золотыя зерновыя.
Она кстилася — крестилась
На вс стороны челомъ,
Ему писарю поклонъ,
Ужь онъ писарь не стерплъ,
За двицей посмотрлъ:
Бросилъ книги и бумаги,
Вс казенныя дла.
Встала двушка мила,
Красавица дорога,
Праву рученьку дала,
За меня замужъ пошла.
Припвъ: ‘Ай люли’.
Блое Море. Зап. С. В. Максимовъ.
*) Хазы — золотой позументъ.
184.
Течетъ рчка по песку
Во матушку во Москву,
Во матушку во Москву
Ко фабричному двору.
Ужь фабричные ребята
Хоть малы да удалы:
Они сукна ткутъ
На двнадцать рукъ.
Они сукна переткали,
На кафтаны перешили,
Намъ не дороги кафтаны,
Были бъ денежки въ карман!
Во полночь деньги гремятъ,
Во кабакъ идти гулять,
Мы приходимъ къ кабаку,
Да цловальникъ на боку.
‘Цловальникъ маркитантъ,
Отпирай новый кабакъ!
Отпирай кабакъ скоре,
Наливай меду полне.’
Мы возьмемъ вина восьмуху,
Наберемъ . . . . духу,
Мы ударимъ шельму въ ухо
Сами вонъ пойдемъ,
Мы на фабричекъ зайдемъ,
Мы на фабричк живали,
Коломинку работали,
Много денегъ получали,
На кабакъ скоро ступали,
Полведра вина купили,
Ребятишекъ напоили:
Ребятишки, сидя здся,
Они головы повся,
Опохмлиться хотятъ,
Опохмлки здся нту
Веселое кричитъ здся,
У васъ шуба нова еся,
Отдадимъ мы шубу въ дло,
Мы заложимъ въ кабаки
Да въ одномъ пятак,
Пятака намъ не даютъ,
Только въ шею задаютъ.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
185.
Изъ за краснаго носка
Вызжаютъ три карбаска:
Въ первомъ Русиновъ Иванъ,
Въ другомъ базарный Мартемьянъ,
А въ третьемъ повренный Щенинъ.
Мартемьянъ былъ холостой,
Сталъ ко вдов на постой,
Книги, счеты вс оставилъ,
Самоваръ на столъ поставилъ.
Ужь какъ некому доврить
Мартемьяну вина мрить.
Въ день до вечера гуляли,
Безъ повойниковъ плясали,
Не хватило мало дня,
Ночью двое безъ огня
На залотку *) заложили,
Какъ могли расположились,
Идетъ пьянинькой Басинъ,
Съ носу капелька виситъ,
Идетъ пьяной, поскоре,
Дернулъ двери посмле,
Сошли двери со крючка,
Заплясали казачка (Некончена).
Арханг. губ. Зап. С. В. Максимовъ.
*) Задвижка у дверей.
186.
Отчего сердце страдаетъ
Отчего пылаетъ кровь
Сердце чувствуетъ любовь.
Какъ любовь наша сердечна
Скорбь за скорбія зашла.
Я и сдлалась больна,
Я больнымъ больнымъ больна,
Во постелюшку слегла,
Во постели три недли лежала,
На четвертую недлю
Вызоравливать стала,
А на пятую недлю
Во зеленый садъ вошла.
Во зеленомъ во садочку
Распущаются древа,
На лужкахъ цвты цвтутъ,
Кривъ долины ключи бьютъ,
Мелки пташечки поютъ,
Мелки пташечки запли,
Сидя въ рощ подъ кустомъ,
Подъ лавровымъ подъ листомъ.
Молодецъ въ гусли игралъ
Своей блой рукой,
Къ нему двка подходила,
Начала его стыдить:
Если любишь такъ люби,
А не любишь — откажи.
Я любить же не люблю,
Отказаться не могу,
Отказаться не могу,
Я гулять съ тобой пойду.
Сабурово. Малоарх. у. 1858.
187.
халъ поваръ на чумичк,
Дв кострюли впереди!
Ай люли!
Наша печка со похмлья,
Угорло помело,
Вс ухваты станцовали,
Кочерга плясать пошла!
На Онёвскомъ на пришпехт
Со косушкой разсуждалъ:
‘Здравствуй, милая косушка,
Развеселый полуштофъ,
У Дружинихи калачъ,
У Мартынихи табакъ!’
Калача покушаю, Табаку понюхаю.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
188.
Боленъ, боленъ мой любезнай,
Очень крпко нездоровъ.
Говорятъ, что простудился
На гуляньи вечоръ былъ,
На туляньи во бесд
Парень двушку обнялъ.
Двчоночк стыдно стало,
Стала плакать и рыдать.
Мальчоночк жалко стало,
Онъ сталъ двку унимать:
‘Ни плачь, двка, ни плачь красна,
Я самъ холостъ, не женатъ:
Когда вздумаю жениться
Я посватаю теб’.
‘Ты бденъ, я богата —
Не быть двк за тобой’.
‘Ты богата, а я бдный,
Я красавецъ передъ тобой’.
Сабурово, Сент. 1858.
189.
Ай матушка кручина, государыня печаль!
Не кручина изсушила — печаль высушила,
Изсушилъ крушилъ дтинушка, молодчикъ молодой.
Онъ во тоненькой рубашк понравился двк Машк.
Его матушка Арина ему рчи говорила:
‘Полно, Ваня, перестань, прочь отъ двушки отстань’.
‘Сударыня моя мать, теб меня не унять,
Теб меня не унять за охотою гулять,
За охотой, за такой, за двичьей красотой.
Ужь хоть быть-то я бывалъ, да довольно погудятъ,
Хоть и спинушка избита, да сударушка нажита.
Хоть спинушка извосила, да сударушка мила’.
Полили то съ горъ потоки, стала мать потакать,
Стала мать потакать, стала сына посылать:
‘Поди, Ваня, погуляй, у двушки побывай’.
У двушки, у такой былъ хорошій упокой,
Упокой мой упокой, не разстался бъ я съ тобой.
Записана, А. А. Григорьевымъ.
190.
Какъ вечоръ, вечоръ Ванюшу
Родной батюшка бранитъ,
Родна матушка журила:
‘Ужь ты гд, ты гд Ванюша
Вечоръ долго пропадалъ?’
— Пропадать не пропадалъ,
Я на улиц гулялъ,
Хороводы заводилъ,
Въ хороводахъ я плясалъ,
Красныхъ двокъ цловалъ:
Хорошую дважды,
Пригожую трижды.
Я худую худерьбу
Кругомъ семь разъ обойду,
Поцалую одинъ разъ,
И то ради славы,
Чтобы люди знали.
Она вышла на улицу —
Разсовивилась,
Расчуфырилась:
Какъ вечоръ-то меня двушку
Дтина цаловалъ,
Крпко къ сердцу прижималъ,
Разлапушкой называлъ.
191.
Вспомни, вспомни моя любезная нашу прежнюю любовь:
Какъ мы съ тобой, моя любезная, погуливали,
Осеннія долгія ночи прохаживали,
Любовныя, тайныя рчи говаривали:
Теб мой другъ, мой другъ не жениться, мн замужъ нейти!
Передумала красная двица въ одну темную ночь:
Женись, женись, мой любезный, я сама замужъ дойду.
Въ чистомъ пол, при дорог стоялъ новъ высокъ теремъ,
Какъ въ томъ ли въ новомъ теремочк красныя двицы поютъ,
Знать-то, знать то мою любезную замужъ отдаютъ.
192.
За недлюшку мое сердце чуяло,
По зараннему же мое сердце испужалося.
Разыгралися двки у чужихъ воротъ,
У чужихъ воротъ он, у сосдовыхъ.
Одна ль двушка, она глупо сдлала,
Что любить-то она любить Васю бросила!
Что за то его, за то любить бросила —
Часто пьянаго она его видла.
193.
При долинушк калинушка стоитъ,
На калин соловей птица сидитъ,
Горьку ягоду калинушку клюетъ,
Онъ калиною закусываетъ.
Прилетали къ соловью три сокола,
Звали-брали соловеюшку съ собой,
Посадили его въ клточку
За серебряну ршеточку,
Заставляли соловьюшку псни пть.
‘Ужь ты пой ли, распвай мой соловей,
При кручин спотшай-ко молодца,
А при радости возвесели!’
Соловей во всю ноченьку не спалъ,
Добрый молодецъ въ цимбалы проигралъ,
Душу красную двицу спотшалъ,
А двица выхваляла молодца:
‘Ужь какъ нту такого холодца
Ни въ Казани, ни въ Астрахани,
Ни въ Питер, ни въ Новгород,
Проявился такой молодецъ
У Макарья на ярмонк —
У Николы на желтыхъ пескахъ!’
194.
Какъ бы чарочку горлки —
Я бы пьяна напелася,
Любо, любо, любо, любо
Любо, любо, любо, любо!
Я бы пьяна напилася,
Вдоль по улиц прошлася
Любо…
Вдоль по улиц прошлася,
Трое бъ чоботовъ стоптаха
Любо…
Чобъ, чобъ, чобь, чоботочки,
Здразствуй, милые дружечки,
Любо…
У насъ въ дом нездорово
Любо, любо нездорово
Любо…
Свекоръ съ печки свалился,
Подъ корыто завалился
Любо…
Кабы да я была,
Я бъ повыше полоожила
Любо…
Я бъ повыше положила —
Свекру бъ голову сломила.

ОБРЯДОВЫЯ ПСНИ.

а) Свадебныя

На горочк деревцо,
На гор кудреватое
Высоко, тонко выросло,
Кунами обоцвло.
Что подъ тмъ было деревцомъ,
Подъ тмъ подъ кудрявыимъ,
Тулилась, хоронилась
Душа красна двица
Анисья Ивановна.
Сама она похваляется
Похвалой своей великою,
Красотой своей двичьею.
Изъ-за этого деревца,
Изъ-за этого кудряваго,
Некому меня выкупить
Что не стомъ, да не другіемъ,
Да не цлью счетной тысячей.
Что заслышалъ ту похвалу
Удалой доброй молодецъ
Сергй Васильевичъ:
‘Не хвались, красна двица,
‘Анисья Ивановна!
‘Я одинъ тебя выкуплю,
‘Я безъ ста, да безъ другаго,
‘Безъ цлой счетной тысячи,
‘Съ единымъ я со тысячкимъ,
‘Я со крестнымъ со батюшкой,
‘Съ единою со сватьюшкой,
‘Я со крестной со матушкой.
Архангельск. губ. Зап. С. В. Максимовъ
2.
На высокомъ на курган
Да Марьюшка траву жала
Васильевна шелковую
(О)на тмъ серпомъ серебринымъ
(О)на той ручкой позлаченой.
Мимо халъ Иванъ, сударь,
Мимо халъ Ивановичъ,
‘Богъ т помочь траву жати,
Богъ т помочь шелковую’.
— Отъзжай прочь, Иванъ сударь,
Отъзжай-кось Ивановичъ,
Не велла мн мати
Съ холостыми стояти,
Съ женатыми говорити’.
И шли двки долиною
Несли фонарь подъ полою,
Въ фонаречк уголочекъ,
Уголёчекъ разгорался,
Мой батюшко стосковался
По душ красной двиц
Да по Марьюшк сестриц.
Сабурово. Малоарх. узда.
3.
Какъ ударили два мороза, третій снгъ,
Ай лой, лой, люли!
Третій снгъ,
Четвертая холодная зимушка:
Признобили сходатова свата на кон,
Приморозили блыя рученьки ко водамъ,
Приморозили быстрыя ноженьки къ струменамъ.
Выходила свтъ Марьюшка изъ терема долой.
Выходила Васильевна съ высока долой,
Выносила кунью шубу на плечахъ.
‘Ну и вотъ теб, сходатай сватъ, одежа,
Ну и вотъ теб широкая дорога’.
Сабурово. Малоарх. узда.
4.
Растопись Санюшка,
Разгорись сыра каменка,
Ты разсыпься крупенъ жемчугъ
Не по атласу, не по бархату,
По браной по скатерти,
По серебряному блюдечку!
Расплачься красная двица
Передъ своимъ отцомъ, матерью:
Что сударь мой батюшка,
На что хочешь пиво варить?
Иль ты хочешь сына женить,
Молоду сноху въ домъ принять?’
— ‘Ты дитя мое, дитятко,
Хочу тебя замужъ отдавать
Не за князя, не за барина
За своего, за крестьянина’.
5.
Ты заря ль моя зорюшка
Зорюшка вечерняя,
Ай люли, люли лёли,
Зорюшка вечерняя!
Солнушко восхожее
Высоко восходило,
Далеко освтило —
Черезъ лсъ, черезъ поле,
Черезъ синее море.
Какъ на синемъ на мор
Тутъ лежала жордочка
Тонкая, кленовая,
Гибкая сосновая.
Тутъ никто не хаживалъ
Никого не важивалъ.
Переходилъ добрый молодецъ,
Переводилъ — красну двицу.
Переводилъ онъ ее
И цалуетъ и милуетъ:
Ты ходи — не обманывай,
Ты люби — не сравнивай. *)
Другъ ты мой, красна двица,
Ты роди-ка мн сына
Благо сыра,
Ты роди-ка мн
Блую лебедушку.
*) Или ‘не разглядывай’ или ‘не разгадывай’.
6.
Полечкомъ, полечкомъ
Уторена дорожка конечкомъ,
Узжена широка поступчивымъ.
Кто эту дорожку уторилъ,
Кто эту широку уздилъ?
Уторилъ дорожку Иванъ господинъ,
Уздилъ широку Васильевичъ,
А все ходючи ко Лукерь своей,
А все ходючи ко Ивановн,
А все носючи гостинцы.
Первой гостинецъ да изюмецъ,
Другой гостинецъ — привычекъ,
Третій гостинецъ — блъ сахаръ,
Четвертый подарокъ — самъ на дворъ!
Не шелковая ленточка
Къ стнк льнетъ:
Иванъ передъ батюшкой
Челомъ бьетъ.
Не тесанъ теремъ, да не скобленъ,
Только хорошо да раскрашенъ,
Всякими красками да разноцвтными!
Не ученъ Иванъ да не школенъ,
Только хорошо да снаряженъ!
Благослови, сударь батюшко, жениться
На душ на красной двиц,
На младой Лукерь Ивановн!
Холмогоры. Зам. С. В. Максимовъ.
7.
Ай сборы, сборы Лукерьюшкины,
Ай сборы, сборы Ивановны,
Собирала Лукерьюшка всхъ подругъ,
Собирала Ивановна всхъ своихъ,
Садила подруженекъ за свой столъ,
Сама садилась выше всхъ,
Клонила буйную голову ниже всхъ,
Думала крпкую думушку крпче всхъ:
‘Подружки, голубушки мои,
Придумайте мн да пригадайте:
Какъ будетъ назвать люта свекра,
Какъ будетъ назвать свекровушку,
Какъ будетъ назвать деверьюшкомъ,
Какъ будетъ назвать золовушекъ?
Мн свекромъ назвать такъ безчестно
Батюшкой назвать не хочется.
Убавлю я спси-гордости,
Прибавлю смиренства-кротости:
Назову люта свекра батюшковъ,
Назову свекровушку матушкой,
Назову деверьецомъ братьецами,
Назову золовушекъ сестрицами,
Назову Ивана-то душенькой,
Назову я Васильича — ягодою!’
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
8.
Не буйные втры
Навяли,
Незваны гости
Нахали,
Подломили
Сни новыя,
Подломили
Съ переходами,
Разступили,
Чару золотую,
Выпустили
Соловья изъ саду.
Расплачется, растужется
Агафьюшка,
Расплачется, растужится
Свтъ Ивановна:
‘Мн по вамъ, сни,
Не хаживати,
Мн тобой, чара,
Не подхаживати,
Тебя, соловья,
Не видати будетъ!
Кто меня станетъ
По утру будить,
По утру будить,
Рано развеселить?’
Сговоритъ, спромолвитъ
Александръ господинъ,
Сговоритъ, спромолвитъ
Михайловичъ свтъ:
‘Я теб построю
Сни новыя,
Я теб построю
Съ переходами,
Я теб солью
Чару золотую,
Я у тебя
Соловей въ саду,
Я у тебя
Молодой въ зеленомъ.
Я тебя стану
Поутру будить,
Поутру будить
Рано развеселить.’
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
9.
Мимо батюшковъ высокъ теремъ,
Мимо матушкинъ зеленый садъ,
Мимо двицынъ зеленъ садъ,
Пролегала путь-дороженька,
Широка долга спроважена,
Что и по той ли по дорожк,
Что и по той ли по широкой
Тамъ детъ-гуляетъ
Удалой доброй молодецъ
Иванъ-то Ивановичъ.
Онъ сворачивалъ съ дороженьки,
Приворачивалъ къ окошечку,
Колотился подъ окошечкомъ
Своей тростью натуральною:
‘Ты душа-ль моя, душенька,
Душа ль красная двица,
Да ты, Марья Ивановна!
Пріотворь, душа, окошечко,
Пріотдерни занавсочку,
Покажи-ко лицо блое,
Лицо блое, румяное,
Будто пороха — снгу благо!
Будетъ ты, душа, прилюбишься —
Я товарищу похвалю,
Своему брату крестовому’.—
Прилюбилась красна двица
Удалому добру молодцу Ивану-то Ивановичу.
Арханг. Губ. Зап. С. В. Максимовъ.
10.
На угорьешк часовенька стояла,
Да стояла, да стояла, да стояла,
Черезъ рченьку черемушка лежала,
Лежала и проч.
Что никто по той черемушк не пройдетъ.
Дв ягодки переходятъ,
Дв наливныя переходятъ,
Да едоръ Катерину переводитъ:
‘Ужь ты Катенька не свалися,
За сибирочку задержися,
Чтобы Катенька не упала,
Еще едору въ семью попала,
Что во эту семью таровату,
Во природушку во живату’ *).
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
*) Гостепримную.
11.
Что не ключики-то брякнули,
Да не замочки-то застукали,
По рукамъ сваты ударили.
‘Государь кормилецъ батюшко,
Съ государыней со матушкой,
Я объ чемъ да васъ просить буду:
Не зажигай, кормилецъ батюшко,
Да государыня матушка,
Ты свчи воску яраго,
Не отдавай-ко, сударь батюшко,
Ты меня во чужи люди
Ты ранымъ меня ранешенько,
Зеленымъ ты зеленешенько.
Чмъ же я, кормилецъ батюшко,
Съ государыней со матушкой,
Чмъ же я, васъ распрогнвала?
Разв я вамъ не работница:
Я встаю-то всхъ ранешенько,
На работу красна двица
Всхъ усерднй, всхъ припадчивй,
Ты наймешь, кормилецъ батюшко,
Ты наймешь себ работницу
Ты лнивую-сонливую!
Разбудить, кормилецъ батюшко,
Разбудить васъ будетъ некому,
Выходить-то во чисто поле
Вы позднымъ будетъ позднехонько’.
Записана А. А. Григорьевымъ отъ череповицкой жительницы.
12.
Богъ судья, кормилецъ батюшко,
Государыня матушка,
Не падкіе, не жалостливые:
Ты польстился, родной батюшко,
Съ государыней со матушкой,
Ты на дружку на лестливаго,
А на свата на хвастливаго
Знать, я хлба много выла,
Знать рку да воды выпила.
Ты кормилица родна матушка,
Ты сама да знаешь-вдаешь,
Каково жить во чужихъ людяхъ,
У чужаго отца-матери:
Надо жить-то тамъ умючи,
Говорить-то разумючи,
Держать голову поклончиву,
Ретиво сердце покорливо.
14.
Прошу я, красна двица,
Я кормильца-братца:
Ты кормилецъ братецъ миленькій,
Ты падкой ко мн, жалостливый,
Ты сидишь да братецъ миленькій,
Какъ чужой ко мн чуженинецъ,
Упроси-ко, братецъ миленькій,
Ты кормильца моего батюшка,
Съ государыней со матушкой,
Что ранымъ они ранёхонько,
Зеленымъ да зеленехоньно,
Отдаютъ да во чужи люди,
На чужую дальну сторону.
15.
Не отъ втра, не отъ вихоря,
Да не отъ Божьей милости,
Верея пошатилася,
Ворота отворилися,
Широко размахнулися…
Не слыхала молодешенька,
Какъ бояра на дворъ взъхали,
Съ широка двора на новы сни,
Со новыхъ сней въ нову горницу.
‘Ужь я столько услышала,
Ужь я столько увидла,
Какъ Григорій зашелъ въ горницу,
Свтъ Ивановичъ во свтлицу…
Тутъ и я испугалася,
Тутъ и я перепалася,
Придроглося ретиво сердце,
Приблло лицо бло,
Рзвы ножки подломилися.
Блы ручки опустилися,
Изъ глазъ слезы прокатилися…
Во слезахъ я слово молвила,
Въ возрыдань рчь говорила:
‘Вотъ идетъ погубитель мой,
‘Вотъ идетъ разоритель мой,
‘Вотъ идетъ расплети-косу,
‘Вотъ идетъ потеряй красу!’
Тутъ спроговоритъ доброй молодецъ,
Да Григорій Ивановичъ свтъ:
‘Ужь ты глупа, красна двица,
‘Неразумна, дочь отецкая!
‘Что не я погубитель твой,
‘Что не я разоритель твой:
‘Погубитель-отъ твой батюшка,
‘Разорительница твоя матушка,
‘Расплети-косу — сватьюшка,
‘Потеряй-красу — друженька,
‘Что два дружки хорошіе,
‘Два удалыхъ добрыхъ холодца!’
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
16.
(Стиховодничаетъ невста, посылая свою сестру по воду).
Гдто-то ходитъ моя милая сестрица родимая?
Ужь послушай-ко милая сестрица родимая:
Сходи на крутой-то на красной на бережокъ,
По свжу водичку ключевую!
Мн-ка есть вра-раденіе великое,
Обмыть горьки слезы-горючія,
Намыть радости — веселья великаго!
Ужь послушай, милая сестрица родимая,
Что-то я скажу, сиза косата голубушка:
Когда придешь на крутой на красной бережокъ,
Первую струю пропусти внизъ по славной Дунай-рк,
Другую струю пропусти внизъ по славной Дунай-рк,
Изъ третьей-то почерпни, милая сестрица родимая.
Первой струей умывается разлучница злодйка неволя великая,
Другой струей — чужи-дальни, не сердечны богоданные родители.
Когда прядешь во частой во ступенчатой лственки,
Посвси ниже, моя милая сестрица родимая!
Пусть же выростеть чаща роща непроходимая,
Чтобы нельзя было не пройдти не прохати
Разлучничи злодйки великія.’
С. Малошуйское Онежеск. у. Зап. Волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
17.
(Жалобная, когда мать провожаетъ свою дочь къ пвцу).
По лугамъ весною
Разлилася вода весенняя,
Унесло
Три кораблика:
Первый корабль
Со передними пуховыми,
Второй корабль
Со ларцами коваными,
Третій корабль
Со душою красною двушкою…
Выходила ея матушка
На крутой славный бережокъ.
Говорила: воротися
Мое дитятко!
Позабыло дитятко
Трое ключей золотыхъ.
Первые ключики
Отъ терема высокаго,
Другіе ключики
Отъ ларцовъ кованыхъ,
Третьи ключики
Отъ саду зеленаго.
Она на оборотъ говоритъ:
Я не забыла трое ключей.
Позабыла волю, волю
Батюшкину,
Нгу, нгу
Матушкину.
18.
(Невста приглашаетъ отца, мать, подругъ и проч. въ баню, которую топили подруги)
Добро жаловать ласкотникъ желанной (*) родитель батюшко.
Въ парную мыльную баенку
Въ переди-то меня сизой косатой голубушки!
С. Малошуйское, Онежск. у. Зап. волост. писарь. Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
*) Родна матушка, милы подруженьки, родный братецъ и т. д., смотря, кому поютъ.
19.
(Когда ведутъ невсту въ багю и изъ бани).
Я пошла молоденька
Во теплую во банюшку,
Съ кумами да со подружками,
Помыться да попариться.
Не смыть бы мн двью красоту
Отъ роду мн не вопервые,
А въ двьей красот вопослдніе!…
Теб спасибо, теплая банюшка,
Я помылася въ теб и попарилась
Со кумами да со подружками
Со душами да съ красными двушками!…
Пермской губ.
20.
(Невста благодаритъ за баню).
Спасибо теб, парная мыльная баенка,
На храненьи да на береженьи,
Что хранила меня, сизу касату голубушку,
Ужь чего-то мн молитъ, сизой косатой голубушк,
Что ль теб же моя парная мыльная баенка?
Ужь раскатить тебя, парная мыльная баенка,
Съ верхняго бревешка до нижняго!
Глупа моя младая буйна головушка!
Раскатаю я парную мыльную баевку!
Пускай стоитъ парная мыльная баенка,
Пускай моются ласкотники желанные родители,
Посл меня-то, сизой косатой голубушки.
С. Малошуйское, Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ
21.
(Когда невста, посл бани, благодаритъ родителей).
Благодарствую, родной батюшка,
Со родимою моей матушкой,
Что на банюшк да на теплой.
Помылась и да попарилась
Отъ роду-то не вопервые,
Въ двьей красот да впослдніе.
Пермск. губ.
22.
(Посл бани, невста проситъ у отца лошадей, гулять),
Послушай же мое, красно солнце угрвное!
Не жалй-ко хорошаго, рзваго наступчиваго конечка!
Пожалй-ко меня, сизу косату голубушку,
Мн-ка есть вра-раднье погулять покрасоваться
По Дунай-рчк быстрыя,
Покрасоваться во честномъ во похвальномъ во двичеств,
Во ангельскомъ чину, во архангельскомъ,
Проститься мн сo славной со гладкой со гороцькой,
Со хорошой, новошатровой колоколевкой.
С. Малошуйское, Онежеск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
23.
(Невста посл катанья, чествуетъ честныхъ, т. е. крестныхъ отца и мать жениха).
Сказали бы доносили милые подружки любовные,
Что изнашли да изнахали честные гости небывалые
Во родительскій домъ тепловато гнздушко,
Гд-то ходитъ ласкотница желанная матушка,
Ужь послушай-ко моя ласкотница желанная родитель-матушка,
Разставливай столы блодубовые,
Развертывай скатерти бльчатыя,
Сади, чествуй милыхъ-то гостей небывалыихъ.
С. Малошуйское Онежск. Зап. Баевъ, дост. С. В. Махсимовъ.
24.
(Стиховодничаетъ невста (поетъ), когда крестная мать
приходитъ на вечеринку и приноситъ натолокъ.)
Не во саду ли я бдна обсидлася,
Не на садъ ля я бдна оглядлася,
Не на травку-муравку зеленую
Не на всяки цвточки лазуревые!
Не вода ли подо мной разливается
Не огонь ли подо мной разгорается
Сама-то я знаю, бдна, да вдаю,
Что вы въ саду-то я, бдна, обсидлася,
Не на садъ-то я, бдна, оглядлася,
Не на травку-муравку зеленую,
Не на всяки цвточки лазуревые,
Не вода подо мной разливается,
Не огонь подо иной разгорается,
Разгорается мое зябло сердце ретивое,
Разливаются мои горькія слезы горячія,
По блеклому лицу нерумяному.
Что за чудо, за диво великое!
Прежде этой поры, прежде времени
Сидла я, глупа косата голубушка,
Во собранныя своей тихія бесды смиренныя,
Не бывала крестовая ласкова матушка,
Во собранной-то моей тихой бесды смиренныя
Со хорошей-то моей дорогой воли вольныя.
С. Малошуйское, Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
25.
(Когда невсту, закрывъ платкомъ, уводятъ съ вечеринки).
Послушайте, мои милыя подружки любовныя,
Пойдемте вонъ со тихія бесды смиренныя:
Пришли скорые послы да незастнчивые.
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
26.
(Когда ведутъ по улиц невсту съ вечеринки).
Говорила-то крестовая ласкова матушка,
Что съ полна печетъ красное солнцо угрвное,
Во родительскомъ-то дом — тепломъ гнздышк,
Во вкуп да во собраньи сидятъ мои милые ласковы братьица,
Весь то родъ-племя приближенное!
Теперь слава теб, Боже Господи!
Не бдная да не обидная,
Обрадло мое зяблое сердце ретивое,
Во вкуп да во собраньи сидитъ мое родъ-племя приближенное.
С. Малошуйское Онегск. Зап. волостной писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
27.
(Если у невсты есть кто-нибудь изъ братьевъ на чужой сторон, прибавляютъ).
Собралися да сокатилися
Изо славныхъ-то петербургскихъ городовъ,
Со печальнаго синя солона моря!
(Если есть умершіе братья):
Со окатъ со горы со Микольскія *).
*) На Микольской гор — кладбище.
(Вызываютъ мать невсты для встрчи, возвращаясь съ невстою съ вечеринки, у лстницы):
Не несутъ-то мои ножки рзвыя
Во часту во ступенчату лственку,
Какъ сегодня, да по сегодняшнему,
По тихому позднему вечеру
Безъ ласкотницы жаланной родной матушки!
Прежде этой поры, прежде времени,
Ходила-то я, сиза косата голубушка,
Со тихой полуночной вечериночая,
Носили мои скорыя ножки рзвыя!
(По приход матери):
Спасибо жаланная родимая матушка!
Выходишь на торну, на широкую улицу,
Подъ часту, подъ ступенчату лственку,
Стрчаешь меня сизу-косату голубушку,
Со тонкимъ-то звучнымъ со голосомъ,
Со умильной-то, со горазной со причетью!
(Приходя въ сни):
Становись моя поневольная млада головушка
Середь новыхъ-то сней перёныхъ. *)
*) Перёныя сни — не мшоныя, а конопаченыя и обмазанныя глиною.
(Снимая съ невсты платъ):
Теперь скину свои очи ясныя,
Доведу кругомъ новыя сни перёныя,
На которой стны-ограды блокаменныя…
Придучись со пути, со дорожки широкія!
Вы здорово, новы сни переныя,
Кругомъ свтлыя окошки косясчатыя,
Кругомъ дубовыя блыя лавочки!
Не убойтесь-ко, новы сни перёныя,
Что не тихая пришла, не смиренная,
Не по старому пришла, не по прежнему,
Со тонкимъ, со звучнымъ голосомъ.
Со умильной, со горазной со причетью,
Со всми милыми подружками любовными!
Добро жаловать мои милыя подружки любовныя,
Во родительской домъ — тепло-витое гнздышко,
Впереди меня сизу косату голубушку!
(Приходя въ домъ и садясь на лавку у печнаго угла):
Не пужайся: домъ тепловито гнздышко,
Не пужайся да не полохайсе, мое сердцо ретивое
Не подломитесь мои скорыя рзныя ноженьки
Не блёкни мое блеклое лицо нерумяное,
Не спшитесь-ко, прокатайтесь мои горькія слезы горячія
По блеклому лицу нерумяному,
Не смшайся рчистъ языкъ,
Во младой во буйной головушк!
Теперь дай Господи тонкаго, звучнаго голоса
Со умильной со горозной со причетью!
Теперь благослови, Боже Господи,
Божья Мать, Пресвятая Богородица,
Свтъ сударь Микола многомилостивой,
Попусти тонкой молодой незвученъ голосъ!
Случалось слыхать сизой косатой голубушк
Отъ чужихъ-то ото младыхъ, отъ ясныхъ соколовъ,
Черезъ три губы синя солона моря,
Есть мощи — ты среди синя солона моря,
На зеленомъ-то высокомъ на остров
Стоитъ Божья церковь пресвященная!
Благословите же Соловецкіе преподобны чудотворцы многомилостивы,
Попустись тонкой молодой незвученъ голосъ,
По родительскому теплому витому гнздушку.
С. Малошуйское, Онежск. узда. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
28.
(Посл вечеринки невста отцу).
Спасибо мое красное солнцо угрвное
Вы вольные воли довольныя,
Воздавалъ мн-на, сизой голубушк,
Многую вольную волю довольную,
Ходить-гулять сизой косатой голубушк,
По гульбамъ, по прохладамъ,
По тихихъ сполуночнымъ вечериночкамъ.
Спасибо мое красное солнцо угрвное
На покруты покрасы двичія
Ужь не жаллъ особенной датной золотой казни:
Зоводилъ покруту, покрасу великую,
Лучше краше всхъ (?) милыхъ подруженекъ:
Дивовалися мвото народ* — люди добрые,
Завидовали мои милыя подружки любовныя.
С. Малошуйское, Онежск. у. Зал. волостной писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
29.
(Невста благословляется у родителей посл вечерники, сидя на лавк у печнаго угла.)
Глупая младая буйная головушка,
Не прося, пускаю свой тонкой молодой (голосъ?)
У ласкотниковъ желанныхъ родителей,
Чей домъ того вольная воля довольная,
Домъ ласкотниковъ желанныхъ сердечныхъ родителей!
Благослови-тко, ласкотинкъ желанной, родитель-батюшко
Попустить тонкой молодой незвученъ голосъ,
Какъ сегодни по сегодняшнему,
По тихому позднему вечеру,
По потухлыя зари поздновечерніе.
(Вставая съ лавки, идетъ давать отцу ‘добровъ’):
Расшатнитесь-ко народъ, люди добрые,
Чужи блыя хороши лебедочки!
Вс совтныя, милыя подружки любовныя,
Дайте немножечко пути-дорожки широкія,
Съ одну дубовую мостовиночку,
Пройти, проплыть сизой косатой голубушк,
На родительское домъ-тепло-витое гнздышко,
Передъ блые столы, передъ дубовые!
Могу ли усмотрть, дитя бдное,
Сквозь туманъ горьки слезы горячія,
На которой блой брусовой на лавочк
Пекетъ красное солнцо угрвное,
Сидятъ мои желанные сердечны родители,
Думаютъ сообча крпкую думу заединую
Что за чудо, за диво великое,
Что за гости сидятъ за торговые,
Торгуютъ товарами заморскими,
Выбираютъ желанные сердечные родители
Хорошее, дорогое платно цвтное,
По моему уму да по разуму!
Ужь послушайте желанны сердечны родители,
Не въ пору схватились, не во время
Заводить хорошее дорогое платно цвтное!
Сама-то я знаю сиза косата голубушка,
Что не гости сидятъ не торговые,
Не торгуютъ товарами заморскими,
Не выбираютъ желанные сердечные родители
Хорошаго дорогаго платна цвтнаго:
Пособрано свое родъ-племя приближенное,
Чества дорога природа родительска
Сидятъ думаютъ съобча крпкую думу заединую
Пьютъ горькое хмльно зелено вино,
Проливаютъ меня сизу косату голубушку
Во злодйку неволю великую!
Послушай-ко, жаланный родитель батюшка!
Ужь попеняю я, сиза косата голубушка,
Теб же, мое красное солнце угрвное
Ужь ты думай да не продумай,
Пей да не пролей мою младую буйную головушку
Во злодйку неволю великую!
Сама-то я знаю, сиза косата голубушка,
Видно думалъ да продумалъ!
Ужь послушайте, милыя подружевьки любовныя,
Не держите крпкой нади
На ласкотничковъ желанныхъ родителей,
Они до поры добры до времени,
Не сулятся, а взополится желанны сердечны родители!
Послушай-ко желанный родитель батюшко,
За каку вину опалу великую
Отдалъ да обневолилъ во злодйку неволю великую?
Разв не трудница была, не работница
Не врная слуга, не измнная?
Измняло теб красное солнцо угрвное —
У всякаго зелья работы тяжелыя,
Не берея была краснымъ наливнымъ ягодкамъ
Не ловея была свжія рыбы трепущія!
Разв укорить тебя стали, упрекать красное солнцо угрвно,
При толкахъ тебя при артеляхъ великіе,
При славныхъ царевыхъ при кабакахъ!
Ты послушай мое красно солнцо угрвное,
Что-то я скажу сиза косата голубушка,
Лучше найми меня сизу косату голубушку,
Во рабы, въ козачихи-нахлбницы,
Возьми собину счетную золоту казну,
Заплати-ко чужилъ яснымъ-то соколамъ
За проторы убытки великіе,
За довольное хмльно зелено вино.
(Невста зоветъ отца къ столу, на которомъ стоитъ байникъ, т.-е. хлбъ-соль)’
Добро жаловать ласкотникъ желанной мой батюшка,
Степанъ Тимоеевичъ,
Ко обду да ко пшеничному байничку!
Отецъ, мать, а посл вс, кто былъ на рукобитьи, подходятъ къ столу, молятся Богу и дарятъ невсту).
Спасибо ласкотникъ желанной родитель батюшко,
Что даришь меня, сизу косату голубушку,
Хорошимъ-то бумажнымъ ситичкомъ.
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. В. П. Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
30.
(Зажегши свчи передъ образомъ, невста поетъ 1-ю молитву):
Помолиться было Богу Спасу, Пресвятой Богородиц,
За царя государя великаго,
Имъ дай Господи здравья здоровья,
Долгаго вку протяжнаго,
Жить посл меня, сизой косатой голубушки,
Съ малешинькими сердечными дточками,
Со всей силой силой арміей,
Теперь помолиться кручинной косатой голубушк
За ласкотника желаннаго родителя батюшка,
Ему дай Господи здравія — здоровья долгаго и протяжнаго.
С. Малошуйское. Онежск. у. Зап. вол. пис. Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
31.
(2-я молитва невсты).
Послушайте, мои милыя подружки любовныя,
Попридайте ума много разума:
Мн чего молить, сизой косатой голубушк,
За себя-то, за сизу косату голубушку?
Молить скорыя-то грозныя смерточки
Во родительскомъ во тепломъ витомъ гнздышк
На родительской на блой, на брусовой на лавочк!
Ужь ты глувая моя младая буйная голова
Ужь сама-то я знаю, сиза косата голубушка,
Что не придетъ мн ко родительскомъ дому во тепломъ-витомъ гнздышк
Скорая-то грозная смерточка!
Помолить было мн, сизой косатой голубушк,
Здоровья, здоровья великаго
Жить во злодйк-то невол великія.
С. Малошуйское, Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
32.
(Посл молитвъ невста даетъ отцу ‘добровъ’).
Теперь отворите же мн, сизой косатой голубушк,
На родительской домъ тепло-вито гнздушко,
Гд-то ходятъ мое красное солнцо угрнное.
Мн-ко есть вра-раднье
Побити челомъ да покланяться!
С. Малошуйское. Онежск. у. Зам. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
33.
(Невста ‘даваетъ добровъ’ крестной матери (стиховодничаетъ).
Спасибо крестовая ласкова матушка,
Творишь длаешь послушанье:
Надваешь-то хорошу дорогу волю вольную
На младую буйную голову.
Не въ достой-то наряжать мн крестовую ласкову матушку!
Въ достой слушать крестовую ласковую матушку!
Послушай-ко, крестовая ласкова матушка,
Что то я спрошу еще косата голубушка,
У тебя же, крестовая ласкова матушка,
По чьему входишь повелнью, да благословенію,
Заходишь въ тихую бесду смиренную,
Со слова, съ докладу ли ласкотниковъ жаланныхъ родителей?
Не отъ своего ль ума-разума?
Сала-то я знаю, сиза косата голубушка,
Не такая крестовая ласкова матушка,
Что придти отъ своего ума да отъ разума,
Что пришла по повелнью да благословенью,
Отъ моихъ-то ласкотниковъ желанныхъ родителей.
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. волостной писарь Баевъ, достав. С. В. Максимовъ.
34.
(Дружки будятъ невсту въ день свадьбы).
Господи Іисусе Христе Сыне Божій!
Княгиня первобрачна,
Катермна Васильевна!
Стань — убудись
Отъ крпкато сна прохватись,
Блый свтъ спорыдается,
Заря размывается,
На улиц собаки лаютъ,
Ребята играютъ,
По боярскимъ домамъ соловьи свищутъ,
По крестьянскимъ домамъ птухи поютъ, печи топятся!
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
35.
(Невста стиховодничаетъ, когда ее разбудятъ дружки въ день свадьбы).
Полно спать, пора ставати!
Разомкнитесь-ко мои очи ясныя,
Распечатай, Господь, сахарныя уста,
Воротись-ко рчистъ языкъ ко младой ко буйной головушк,
Бжи тонкой, молодой, незвученъ голосъ
По родительскому дому — тепло-витому гнздушку!
Ужь послушайте, милыя подружки любовныя,
Не спрося попускаю свой тонкой молодой незвученъ голосъ,
И ласкотниковъ желанный родителей,
Добро со слова съ докладу!
Бласловите ласкотники желанны родители
Попустить тонкой молодой незвученъ голосъ!
Что за чудо, за диво великое:
Прежде этой поры, прежде времени
Убужала ласковитница желанная матушка,
Какъ сегодня, да посегодняшному поутру по раннему,
Убужаютъ чужи млады яснве соколы,
Ставайте милыя подружки любовныя
Отъ крпкаго сна забудущаго!
Ужь послушайте мои милыя подружки любовныя,
Что я спрошу, сиза косата голубушка:
У васъ мягкая ли была перина пуховая?
Круто ли было зголовье косесчатое?
Тепло ли было одяло соболиное?
У меня-то какъ у сизой голубушки
Не мягкая была перина нуховая:
Во три ряду было срыхъ валючихъ камешковъ
Одяломъ-то была блая льдина холодная!
Малымъ-то мало спалось, во сн видялось,
Во сн-то мн бдной привидялось,
На яву-то мн бдной показалося:
Какъ подъ нашимъ-то свтлымъ окошкомъ косесчатымъ
Стоить тихое прилубое озеро,
Ужь во этомъ во тихомъ приглубомъ во озер
Плаваютъ срыя водоплавныя утушки,
У нихъ подобрано легкое крылье утиное,
Одна плаваетъ срая волоплавная утушка,
У ней распущено легко крылье утиное!..
Ужь разсудите-тко мои милыя подружки любовныя,
Мои крпкіе сны забудущіе
Не разсудницы милыя подружки любовныя!
Не тихое стоитъ приглубое озеро,
Стоитъ родительской домъ тепло-витое гнздышко,
Тутъ не срыя плаваютъ утушки,
Сидятъ милыя подружки любовныя
По блымъ, по брусовымъ по лавочкамъ,
Ужь зачесаны у нихъ младыя буйныя головы,
Я одна то сижу, сиза косата голубушка,
Распущены мои тонкіе вольные волосы.
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
36.
(За ужиномъ гостямъ у невсты).
Во горниц во новой,
Стоитъ столикъ дубовой,
Убитъ парчей голубой,
Онъ со алой бохрамой,
На немъ чайникъ золотой
Полонъ чаю налитой.
Господинъ N
Онъ по залу проходилъ, проходилъ,
Чаю чашку положилъ
Своей душ подносилъ,
Выпей, душа, для себя, для себя,
Роди сына сокола, сокола,
Дочку милу перепелицу
Душу красную двицу!
Пермск. губ.
37.
(Плачъ невсты за ужиномъ двицъ).
Слава Богу, слава Господу,
Попила я молода да покутала
Со кумами да со подружками!
Не осудите, мои голубушки,
Не на гусяхъ и не на лебедяхъ
Не на срыхъ большихъ утицахъ!
У меня некому ходить за охотою,
Некому стрлять уточекъ.
У меня батюшка лтъ при старости,
Ретиво сердце при скудости.
У меня братецъ во работушк,
Во работушк да во тяжелой.
Пермсхой губ.
38.
(Посл ужина для жениха и невсты).
Во Кита на ковр,
На красномъ золот,
На стул на ршетчатомъ,
Противъ чиста зеркальца
Господинъ Иванъ молодецъ
Чесалъ кудри русыя,
Самъ приговаривалъ,
Красной двиц наказывалъ:
Перевей ты кудри,
Перевей ты русыя.
Что хочу я, сударь — перевью,
Не хочу — не перевью.
Я, сударь, теперь еще не твоя,
А родимаго, сударь, батюшки.
Перм. губ.

Псня эта поется втройн: для отца, матери и для жениха. Для послдняго поютъ ‘Что она уже твоя’.

39.
(Поется, когда невста сирота).
Много, много у сыра дуба,
Много, много у зеленаго,
Много втья и павтья,
Много листа зеленаго,
Отростенья серебрянаго,
Только нтъ у зеленаго
Нтъ жемчужныя маковки,
Позолоченой вершиночки!
Много, иного у Аннушки,
Много, много у Ивановны,
Много роду и племени,
Много всхъ честныхъ родителей,
Много милыхъ подруженекъ,
Нту, нтъ у ней, у Аннушки,
Нтъ родителя батюшки,
Нтъ сударыни-матушки.
Снаряжать младу есть кому,
Благословить младу некому.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
40.
(Когда невст чешутъ голову).
Гд-то ходитъ мать моя, ласкотница желанная матушка?
Ужь послушай-ко, ласкотница желанная матушка,
Накажу-то я службу-работу не тяжелую,
Найди-ко хорошой частозубчатой гребешокъ,
Зачеши-тко мою младую буйную голову,
Ужь не въ достой-то наряжать мн
Дасхотивцу желанную матушку,
Въ достой слушать самой сизой косатой голубушк
Заплети-тко мою русую косу красовитую,
Вплети хорошія семишелковыя ленточки.
С. Малошуйское, Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
41.
(Стиховодитъ невста, когда мать зачешетъ голову).
Спасибо т, ласкотница, желанная матушка,
Творишь-длаешь послушаніе:
Зачесала мою буйную голову!
Ужь на томъ теб не спасибо,
Что не заплела моей русыя косы красовитыя,
Не вплела моихъ хорошихъ семишелковыхъ ленточекъ!
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, достав. С. В. Максимовъ.
42.
(Одвшись, невста благодаритъ родителей).
Послушайте, ласкотники, желанны родители,
Что-то я скажу, сиза косата голубушка:
Не жалли поить-кормить меня, сизу-косату голубушку,
Крутить-рядить шалую буйную голову,
Не залйте вы сальныя свчи, воску яраго,
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. волост. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
43.
(Къ свату).
Да теб, свату большему,
Да измнщику двичьему,
Да Акиму Степановичу!
На ступень ступить — нога сломить,
На другой ступить — друга сломить,
На третей голову свернуть!
Того мало свату большему,
Да измнщику двочьему!
На печи спать подъ шубою,
Подъ трема полушубками,
Подъ четырема тулупами:
Да тряско бы тя, повытрясло!
Да сквозь печь бы провалитися,
Въ мясныхъ щахъ сваритися!
Того мало свату большему
Да измнщику двичьему:
Съ хоромъ бы те о борону,
Да съ горы бы тя о каменье,
Безъ попа, безъ покаянія,
Безъ духовнаго батюшка!
Не ходилъ бы, не сватался,
Стариковъ не обманывалъ,
Да старухъ не подговаривалъ,
Не хвалилъ, не похваливалъ
Чужи-дальнія стороны,
Да Подгорскія слободы (назв. дерев.).
Она горемъ насяна,
Да слезами наполивана!
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. волостн. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
44.
Невста стиховодничаетъ (поетъ), когда двушки наперерывъ бросаются выплетать ленты изъ косы).
Ужь послушайте, милы подруженьки любовны!
Ужь не расплетайте моей русы-косы красовитыя,
Два вострые ножа, два булатные
Обржите свои блыя опальныя рученьки.
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. волостн. писарь Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.
45.
Что сестра брату милому,
Брату милому, родимому,
Одиноку ясну соколу,
Николаю сударь едоровичу,
Катерина, сударь, едоровна
Жалобилась и плакала:
‘Ужь ты братецъ, ты братецъ мой,
Удалой добрый молодецъ!
Поступико-ея, свтъ родной,
По столовой новой горниц,
Что по свтлой свтлиц
Со родителя батюшки
До едора Ивановича,
Да сударыни-матушки,
Да Агафьи Матвевны свтъ!
Ужь ты братецъ, ты братецъ мой,
Удалой добрый молодецъ!
Унимай, разговаривай
Милосердаго батюшка
И сударыню матушку:
Зачмъ рано воскручинилися
На меня молодешеньку,
На мою буйну голову,
На природну трубчату косу,
Дорогу на двью красоту!
Не кладу я судьбы-жалобы
На родителя-батюшка,
На сударыню-матушку,
Я кладу судьбу-жалобу,
Что на сватью, на большую,
На лукавую, вилявую,
На змю семиглавую,
Семиглавую, семихвостую:
Чтобъ теб, сватьюшка,
Сыновей бы т разбойниковъ,
Дочерей посидлочекъ!
Не прогнвайся, сватьюшка,
За великую выслугу,
Что пожаловала-высватала
Нашу милую подруженьку,
Нашу милую, любимую Катерину едоровну.
Какъ ходила-подхаживала
Не путемъ, не дорогою,
А все улками, заулками,
Все тропами собачьими,
Все ходила почастешенько,
Говорила помалешенько,
Говорила, все обманывала,
Чужу сторону выхваливала:
Какъ чужая, дальня сторона
Она сахаромъ насяна,
Она медомъ поливаная,
Виноградомъ гороженая,
Да тафтою покрывала!
Я сама про то вдаю,
Молода догадалася,
Что чужа дальняя сторона,
Я чужа незнакомая:
Она горемъ насяная,
И слезами поливаная,
И тоскою покрываная,
И печаль зараженная’.
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.
46.
(Передъ свадьбой, утромъ, плачъ невсты).
Вы вставайте мои голубушки,
Высоко взошло красно солнышко,
Выше лсу, лсу темнаго,
Выше батюшкина нова терема.
Обогрло красно солнышко
Моего батюшки высокъ теремъ,
Обогрло красно солнышко
Моей матушки нову горницу,
Обогрло красно солнышко
Мово братика новъ широкій дворъ,
Обогрло красно солнышко
Моей сестрицы крыльцо блое.
Обогрло красно солнышко
Моихъ кумушекъ подружекъ.
Какъ меня же молоденьку
Да не гретъ красно солнышко,
Что не гретъ, не освщаетъ,
Бдно сердце мое повызвобитъ.
Пермск. губ.
47.
(Послдняя прощальная псня невст).
Что не стукъ-отъ стучитъ во терем,
Что грохотъ гремитъ во высокомъ,
Благословляются два отрока:
Отрокъ N съ отроковицею N,
У своего роднаго батюшки,
У своей родимой матушки
Ко Божьей-то церкви хати,
Подъ златые-то внцы ставати,
Законъ Божій принимати
Со чужимъ то со………!
Пермской губ.
48.
Прости-ко вольная волюшка,
Оставайтеся вс шуточки-глумечки
У родителей въ дому,
У красныхъ солнышковъ, свтовъ желанныхъ,
Милосердыхъ!
Прошла теперь моя волюшка
У красныхъ солнышковъ,
Пошла я, повыступила
Во женско печально
Житье подначально
Не своя теперь воля-волюшка:
День пройдетъ даваючи,
Другой словъ дожидаючись,
Третій похоячись *).
Вотъ и вся недльна семидённая
Прошла, прокатилася,
Приношу благодарность
Вамъ, краснымъ солнышкамъ,
Свтамъ желаннымъ, милосердымъ,
Что дрочили да нжили
Крутили. **), да ладили.
Арханг. губ. С. Шуя. Зап. С. В. Максимовъ.
*) Наряжаючись.
**) Снаряжали.
49.
(Причитываютъ на могилахъ).
Послушайте, тонкіе буйные втры!..
Потяните, тонки-усильчивы втры,
Расвесите-ко желты сыпучи пески,
Расколись-ко мать гробова доска,
Расшелся-ко саванъ, хотя не полотняный,
Размахнитесь-ко рзвыя ручки отъ ретива сердца…
50.
(Посл этой псни говоркомъ).
Заговори-ко, забай-ко со побдной, со безсчастной,
Ужь пришла теперь со многой великой тоской-кручиной
Пріубавить съ своего со безсчастнаго сердца съ ретиваго.
Я глупа неразумна, вразуми да и опріобдумайся
Своихъ ты нетвердымъ, несверетвимъ непостояннымъ умомъ-разумомъ,
Что не сдлается, не станется, что изъ мертвыхъ въ живы возстанутъ, красно
Ты солнушко! забаютъ, да заговорятъ! Я живу теперь, горюю,
С. Шуя. Арханг. губ. Зап. С. В. Максимовъ.
51.
(Разставаясь съ повязкой, ее прикладываютъ къ обимъ
щекамъ и кладутъ на окошко, припвая).
Брошу я за свтло окошко косящето,
Пусть повпростетъ садъ, виноградье зеленое,
Обглядится чужа дорога круглоскатна, жемчужена
На садъ-виноградье зеленое,
Позабудемъ младу косату голубушку.
(Затмъ прощается съ подругами).
Простите да не помните ни зла, ни лиха,
Милы-совтны подруженьки!
Не помните младу косату голубушку
Ни зломъ, ни лихомъ, ни сердцемъ!
Арханг. губ. С. Шуя. Зап. С. В. Максимовъ.
62.
(По отъзд честныхъ невста красуется: она одвается, беретъ въ
руки повязки и ими ударяетъ какъ въ ладони).
Расшатнитесь-ко народъ-люди добрые,
Дайте немножечко пути-дороженьки широкія,
Съ одну дубову мостовиночку!
Мн-ка есть вра-радніе,
Покрасоваться во покруты красы великія!
Посмотрите-ко, ласкотники, желанны родители:
Ходитъ, красуется ваша сиза косата голубушка,
Во покрути покрасы великія.
С. Малошуйское Онежск. у. Зап. Баевъ, дост. С. В. Максимовъ.

б) Величальныя.

53.
(Величаютъ женатаго).
Судомъ по морю
Константинъ Андреевичъ,
Пша бережкомъ Иринья Петровна.
Крикнула, зыкнула
Своимъ зычныхъ голосомъ:
‘Стой-постой, милый другъ,
‘Константинъ Андреевичъ!
‘Я теб подвесу
‘Чару зелена вина!’
— То мн не надобно,
То не душа моя!
Судомъ по морю
Константинъ Андреевичъ:
Пша бережкомъ
Иринья Петровна.
‘Стой-постой, милый другъ,
‘Константинъ Андревичъ!
‘Я теб спорожу
‘Сына, лева сокола!
— То мн-ко надобно — То душа моя!
Арханг. Губ. Зап. С. В. Максимовъ.
54.
(То же).
Вьется, вьется-стелется
По лугамъ трава шелковая,
Цалуетъ, милуетъ-то
Михайлушко жену свою:
Другъ ты мой да и Аннушка —
Животомъ-сердце Леонтьевна,
Ты жь меня состарла,
Безъ ума поставила
Тихою походою,
Вжливою говорою,
Низкими поклонами,
Еще частыми возглядами,
Дальныхи проводами,
Еще сладкими поцалуями.
55.
(Величальная холостыхъ).
Вьется, вьется хмлюшко
Черезъ тынъ на улицу,
Ко мн во зеленый садъ.
Во моемъ ли во садик
Гуляетъ дтинушко,
Горькій сиротинушко,
Повсилъ головушку
На праву сторонушку,
Ко красному солнышку,
Увидала матушка
Со высокаго терема:
‘Дитя ль мое, дитятко,
Дитя, чадо милое,
Что ходишь невесело
Головку повсило?’
— ‘Родимая матушка!
Чего ли веселиться мн?
Вс мои товарищи
Да вс поженилися,
А я у тебя, матушка,
Холостъ неженатъ хожу’.
— ‘Поди, поди, дитятко,
Самъ ли ты на улицу
Выбирай ты, дитятко,
Самую-то лучшую,
Самую-то лучшую,
Купеческу дочерю’.
—‘Родимая матушка,
Купеческа дочери
Въ пол не работница,
Въ дом не хозяюшка.
У сосда двушка —
Та-то вотъ мн по сердцу!’
Малоарх. у.
56.
(То же).
Охъ, хмлюшка, хмлюшка
Веселая головушка!
Завйся, мой хмлюшко,
На мою сторонушку:
На моей на сторонушк
Приволье хорошее,
Да раздолье широкое.
Да по томъ по раздольицу
Ходилъ-гулялъ молодецъ,
Михайло Алексевичъ,
Связалъ буйну голову
Тафтою зеленою,
Тафтой полосатою,
Подъ шляпой пуховою.
Какъ увидла матушка
Со высокаго терема:
‘Дитя ты мое, дитятко!
Дитя мое милое,
Что ходишь невесело,
Что глядишь нерадостно?’
—‘Чему жь мн радоваться?
Вс братья женятся,
А я холостъ’.
— ‘Кто не велитъ, дитятко?
Возьми двушку
У ближняго сосда —
Она двка умная’.
57.
(То же).
Я вечоръ въ гостяхъ гостила,
Во компаніи была,
Я хорошаго молодчика
Во любовь себ взяла,
Онъ въ обряд, въ чистомъ ряд
Весь мн глянется хорошъ,
Онъ хорошъ собой и славенъ,
Весьма ласковъ на словахъ,
Изъ поступковъ политиченъ,
Тороватъ во всхъ длахъ.
Между прочимъ разговоромъ
Прежде въ рчь меня вводилъ,
Пріятнымъ своимъ взоромъ
Грудь мн блу прострлилъ,
Пріятновски объявилъ,
На колни посадилъ,
Танцовать съ собой просилъ.
Я не долго танцовала —
Онъ мн ручку крпко жалъ:
Я руки не отнимала,
Проявился въ лиц жаръ!
Холмогоры. Зап. С. В. Максимовъ.

в) Хороводння.

58.
Винный мой колодезь
А что жь стоишь безъ воды?
Конь воду выливалъ,
Копытами выбивалъ.
Нашего хозяина
Дома не случилось:
Какъ похалъ
Нашъ хозяинъ
Въ Казань городъ погулять,
Привезетъ ли нашъ хозяинъ,
Привезетъ ли, молодой,
Казанскую усницу?
‘Казанская умница,
Цалуй меня, золотцо!’
Винный мой колодезь
А что жь стоишь безъ води?
Конь воду выпивалъ,
Копытами выбивалъ.
Нашего хозяина
Дома не случилось:
Какъ похалъ
Нашъ хозяинъ
Въ Рязань городъ погулять.
Привезеть ли нашъ хозяинъ
Рязанскую умницу?
‘Рязанская умница,
Цалуй меня, золотцо!’
Винный мой колодезь,
А что жь стоишь безъ воды.
Конь воду выпивалъ,
Копытами выбивалъ
Нашего хозяина
Дома не случилось:
Какъ похалъ
Нашъ хозяинъ
Въ Рязань городъ погулять.
Привезетъ ли нашъ хозяинъ
Рязанскую умницу?
‘Рязанская умница,
Цалуй меня, золотцо!’
Винный мой колодезь,
А что ты стоишь безъ воды?
Конь воду выпивалъ
Копытами выбивалъ.
Нашего хозяина
Дома не случилось.
Какъ похалъ
Нашъ хозяинъ
Въ Москву городъ погулять.
Привезетъ ли нашъ хозяинъ
Московскую умницу?
‘Московская умница
Цалуй меня, золотцо!
Казанская умница,
Стели мн постелюшку,
Рязанская умница,
Клади мн сголовьицо,
Московская умница,
Ложись спать со мною!’
Пальна Елецкаго узда.
59.
Вдоль да по травк, да вдоль по муравк,
Ай лёшеньки лёли — да вдоль по муравк.
Тамъ ходитъ, гуляетъ удалой молодчикъ,
Ай лёшеньки лёли…
Кличитъ, выкликаетъ красную двицу,
Ай лёшеньки лёли…
Выйди, выйди, двица, ко мн за ворота
Ай лёшеньки лёли, со мной побороться.
Какъ двица къ молодцу она выходила,
Ай л. л…
Что низко-низехонько ему поклониась:
Ай л. л…
Не хвались, молодчикъ, не хвались собою,
Ай л. л…
Своей молодецкою да ты чистотою,
Ай л. л…
Я жь тебя, молодчика, тебя обезчещу.
Ай л. л…
При всемъ я при мір — да я при народ.
Ай л. л…
Что въ большомъ двичьемъ, въ большомъ хоровод,
Ай л. л…
Какъ двица молодца — она поборола,
Ай л. л…
Пуховую шляпушку она собивала,
Ай л. л…
Синь на немъ кафтанчикъ она взорвала,
Ай л. л…
Ситцеву рубашечку она замарала,
Ай л. л…
Поборомши, двушка, парня пожалла,
Ай л. л…
За правую рученьку парня подымала,
Ай л. л…
Пуховую шляпу ему подавала,
Ай л. л…
Русыя кудри ему расчесала,
Ай л. л…
Пошелъ-то молодчикъ, пошелъ самъ заплакалъ:
Ай л. л…
На что меня матушка на свтъ породила,
Ай л.л…
Несчастною долею на свтъ надлила’
Ай л. л…
Что меня ли, молодца, двка повалила,
Ай лёшеньки лёли — двка повалила.
Записана Т. П. Ф — мъ.
60.
Вкругъ я келейки хожу,
Вкрутъ я новыя хожу —
Младу старицу бужу:
‘Ахъ, старица, встань!
Спасеная душа, встань!
Встань: къ заутрен звонятъ,
На сходъ говорятъ.
Люди сходятся,
Богу молятся.’
— ‘Отойди прочь, молодецъ,
Отойди прочь, удалой!
Не могу я встать, головы поднять:
Голова моя болитъ,
Грудь-сердечушко щемитъ.’
Вкругъ я келейки хожу,
Вкругъ я новыя хожу,
Младу старицу бужу:
— ‘Ахъ, старица, встань!
Спасеная душа встань!
Къ теб миленькій идетъ,
Чаю-кофею несетъ,
Напмться велитъ,
Позабавиться.’
—‘Ахъ! встать было мн,
Поскакать было мн,
Поплясать было мн,
Поцаловать было мн’.
(Подгородиня Архангельская на Кегъ-остров)’. Зап. С. В. Максимовъ.
61.
Нападала порошица
Что на землю на талую,
На траву на муравую,
На цвточки лазуревы,
Что по той по порошиц,
Что по той по молоденькой,
Не блъ заюшко скачетъ,
Не бляночка пляшетъ,
Еще скокъ-поскокъ зайко,
Что по чистому полю,
По широкому раздолью
Еще хлынь по хлынушки…
Пинега. Зап. С. В. Максимовъ.
62.
Заутра молоденькой
Одинъ молотитъ,
Такъ-таки такъ молотитъ.
Жалко женушку будити
Такъ, и проч.
Спи, моя женушка-подружка,
Вотъ теб въ головы подушка!
Спи моя любая, дорогая,
Вотъ теб въ головы другая!
Арханг. Губ. Зап. С. В. Максимовъ.
63.
Сковородка въ печи,
Сковородникъ на печи!
Ты немного хлопочи,
А десятка два-три
Намъ блинковъ испеки!
Двое ходятъ, двое бродятъ,
Двое сойдутся, пріобойдутся,
Поцлуются!
Что по старому закону
По четыріэ на кона,
А сейчасъ пришелъ указъ —
Цловаться три разъ.
Шенкурстъ. Зап. С. В. Максимовъ.
64.
Со вьюночкомъ хожу
Съ молодымъ гуляю.
Ахъ! куда мн вьюночка двати,
Куда молодаго положити?
Положу ль я вьюночка,
Положу ль молодова
Ко князьямъ въ високъ теремъ,
Ко молодимъ въ изголовье:
‘Пусти-ко ее имъ на здоровье!
Чмъ мн вьюна выкупати,
Чмъ молодаго выручати?
Дамъ а за молода вьюночка
Дв гривны золотыя,
Три-четыре серебряныя,
Еще два инохода-коня…
Три-четыре не гуляютъ со двора,
Да дв душки дв двушки,
Три-четыре молодушки,
Да два ясна сокола,
Три-четыре къ полян летятъ,
Полно двиц съ молодчикомъ гулять.’
Пинега. Зап. С. В. Максимовъ.
65.
‘Заинька, гд ты былъ-побывалъ?
Сренькой, гд ты былъ-побывалъ?
Заинька, мой бленькій
Бленькій, мой сренькій,
Гд ты, гд ты зайка былъ,
Гд ты срой побывалъ?
Заюшко, ты кого видлъ?
Сренькій, ты кого видлъ?’
‘Видлъ, видлъ дв двицы
Видлъ, видлъ красавицы’
Заинька, ужъ не били ли тебя?
Сренькой ужъ не били ли тебя?’
‘Били, били, парень мой.
Били, душечка мой, били, сердце мое’.
‘Заинька, скажи, чмъ били,
Сренькій, скажи, чмъ били?’
‘По бокамъ кулакамъ
По плечамъ розгочамъ, кирпичамъ’.
‘Заинька, ты не плакалъ ли?
Сренькій, ты не плакалъ ли?
Хипи-хипи, парень мой
Хипи-хипи, сердце мое!
Заюшка, утекати пора,
Сренькій, цаловати пора,
Цаловать-миловать,
Крпко въ сердцу прижимать.
Заюшка, распрощаться пора,
Сренькій, распрощаться пора,
Утекати, распрощаться,
Низко кланяться
Да не чваниться’.
66.
Около было сыра дуба,
Около было зелененькаго,
Скачетъ черный соболь.
Не скачи, соболь, до улиц,
Не скачи, черный по широкой:
Скачь, соболь, къ новой горниц,
Да выбирай себ дружиночку,
Выбирай себ хорошую.
Дружина — милъ-сердечный другъ,
Еще вотъ моя дружиночка,
Еще вотъ моя хорошая,
Дружина — милъ-сердечный другъ!
Походить-было съ дружиночкой,
Погулять-было съ дружиночкой.
Дружина, мил-сердечный другъ!
Мы поклонимся дружиночк,
Мы поклонимся хорошенькой.
Дружина, милъ-сердечный другъ!
Пріохватимся съ дружиночкой,
Пріохватимся съ хорошенькой,
Дружина, милъ-сердечный другъ!
Поцалуемся съ дружинькой,
Поцалуемся съ хорошенькой,
Дружина, милъ-сердечный другъ!
Распростимся мы съ друженькой,
Разпростимся съ хорошенькой.
Дружина, милъ-сердечный другъ.
Пинега. Зап. С. В. Максимовъ.
67.
Летлъ голубь,
Летлъ сизой
Со голубушкою,
Шелъ удалой молодецъ
Съ красной двицею.
Позади идутъ товарищи,
Высматриваютъ,
Что высматриваютъ, приговариваютъ:
Какъ бы эта бы голубушка
Не за галубемъ была,
Какъ бы эта красна двица
Не за молодцомъ было,
Я бы взялъ, я бы взялъ за себя,
Я бы лтнею порою
Во карет прокатилъ,
Я бы зимнею порою
Въ новыхъ питерскихъ саняхъ,
На своихъ лошадяхъ.
На извощик кафтанъ
Темно-синяго сукна,
Петербургскаго шитья.
Кладу голубя на руку —
Не тряхнется,
Переложу на другую —
Не шелохнется.
Скажу, кыщъ, голубь, домой,
Полетай, сизый, домой,
Ко голубушк своей —
Сизъ-галубчикъ взволновался,
Голубушку цаловалъ,
Сизъ-голубка взворковала,
Молодчика цловала.
С. Кигбаево. Сарапульскаго узд. Вятской губ. Зап. С. Р. Честноковымъ.
68.
Селезень ловилъ утку,
Молодой ловилъ сру:
Поди, утица, домой,
Поди, срая, домой:
У тя семеро дтей,
Осьмой селезень.
Селезень ловилъ утя, и проч.
Вятская губ.
69.
Не во пол дождь поливаетъ,
У насъ, въ терему, красныхъ двокъ прибиваетъ.
Хозяинъ-отъ волю даваетъ,
Хозяюшка не унимаетъ:
Погуляйте-ко красны двки,
Покрасуйте-ткось, молодицы!
Усть-Цыльма. Мезенск. у. Зап. С. В. Максимовъ.
70.
На улиц диво:
Варилъ чернечь пиво.
Я пиво сливала —
Меня разнимало,
Бросилась хмлинушка
Во ручки, во ножки,
Изъ ручекъ, изъ ножекъ
Во буйну годовку,
Изъ буйной головки
Въ ретиво сердечко,
Не дастъ мн стряхнуться,
Не дастъ зворохнуться!
Встану я, стряхнуся,
Да пойду зворохнуся,
Милой *) поклонюся.
Усть-Цыльма. Мезенск. Узда, Зап. С. В. Максимовъ.
*) Второй вар. милому.
71.
Какъ за нашимъ за дворомъ
Росла трава шелкова,
Зеленая мурава.
По той трав панья шла,
За паньею панъ идетъ,
Кричитъ: панья ты моя!
А я, сударь, не твоя,
Родимаго батюшки,
Сударыни матушки.
Какъ изъ нашихъ изъ воротъ
Молодой ямщикъ вызжалъ,
Красны сукны разстилалъ,
Гулять жену посылалъ:
Гуляй, жена, до зори,
До вечерней до зари.
Какъ зорюшка завилась,
А я млада поднялась,
Подхожу я ко двору —
Деверь ходитъ по двору,
Расчесавши бороду.
Ужь ты деверь-деверекъ,
Ужь ты мужній братъ,
Проводи меня къ мужу спать:
Станетъ меня мужъ-то бить —
А ты меня отними.
Станетъ меня мужъ цаловать —
А ты прочь поди.
Москва. Запис. . Л. Барыковъ.
73.
Ходитъ панъ, панъ за горами,
Зайдемъ двушкамъ толпами,
Молодушкамъ табунами.
Едной двки въ толп нту,
Едной красной не случилось,
Едное не слободно, знато ей недосужно:
Печетъ пироги на опары,
Въ печь посажаетъ на лопаты,
Изъ печи тащитъ на хордахъ,
Растворяетъ на дрождяхъ,
Естоль они высокеньки!
Естоль они широкеньки!
Естоль они мякошеньки!
Усть-Цильма. Мезенск. у. Зап. С. В. Максимовъ.
73.
По лугу-лугу разливалася вода,
По зеленому стоечка течетъ,
На этой на стоечк
Бла лебедь сидитъ,
Гребешкомъ головушка расчесаная,
Лентой коса перевязанная
‘Завтра у батюшки честенъ пиръ:
Мн ли на пиру не бывати,
Будетъ пива и вина не пивати,
Будетъ сладкаго меду не кушивати,
Съ миленькимъ по садику не гуливати!
Усть-Цыльма. Мезенск. у. Зап. С. В. Максимовъ.
74.
Какъ со вечера цпочка горитъ,
Со полуночи серебряная,
Она горитъ, перегариваетъ,
Мальчикъ двушку выманиваетъ.
‘Ужь ты, двица, сойди съ терема,
Раскрасавица, сойди съ высока:
Что на улиц сушехонько,
Въ переулочк темнешенько.
Что башмачки не стопчутся
И чулочки не смараются’.
Подгородная архангельская на Кегъ-остров С. В. Максимовъ.
75.
Взойди, взойди, солнце,
Не низко, высоко,
Ай лешеньки лели,
Не низко, высоко.
Не близко, далеко.
Взойди, взойди, братецъ,
Ко сестриц въ гости.
Спроси, спроси, братецъ,
Про мое здоровье:
Здорова ль, моя сестрица,
Здорова ль ты, родная? —
Здоровъ ли ты братецъ,
Здоровъ ли ты, родимый?
Родимый мой братецъ,
Не само здорово *):
Есть четыре горя,
Пятая кручина.
Какъ первое горе —
Мужъ жену не любитъ,
А другое-то горе —
Деверекъ насмшникъ,
А третье-то горе —
Золовки смутьянки.
Четвертое горе —
Свекровь кропотлива,
Пятая кручина —
Свекоръ-то журливый.
— Потерпи, сестрица,
Потерпи, родная:
Золовки смутьянки
Сами въ люди пойдутъ.
Деверекъ-насмшникъ,
Онъ самъ въ людяхъ возьметъ
Свекровь кропотлива
Скоро въ землю пойдетъ,
Свекоръ-отъ журливый —
Онъ самъ въ землю смотритъ.
Москва. Зап. . Л. Барыковъ.
*) Т. е. не очень.
76.
Взойди, взойди, солнце
Не низко, высоко,
Ай лёшеньки лёли
Не низко, высоко,
Не низко, высоко,
Не близко, далеко,
Ай лёшеньки, лёли
Не близко далеко.
Зайди, зайди, братецъ,
Ко сестриц въ гости
Ай леш…
Ко сестриц въ гости,
Спроси, спроси, братецъ,
Про ея здоровье
Ай леш…
Про ея здоровье.
Родимый мой братецъ —
Плохое здоровье
Ай леш…
Плохое здоровье.
У меня ли братецъ
Да четыре горя
Ай лешеньки, лели
Да четыре горя,
Четыре-то горя,
Пятая кручина,
Ай леш…
Пятая кручина.
Первое-то горе —
Свекоръ-то бранчивый
Ай леш…
Свекоръ то бранчивый *).
Другое-то горе —
Свекровь кропотлива,
Ай леш…
Свекровь кропотлива,
Третіе-то горе —
Золовка смутьянка
Ай леш…
Золовка смутьянка.
Четвертое-то горе —
Деверекъ насмшникъ,
Ай леш…
Деверекъ насмшникъ,
Пятая кручина —
Мужъ жену не любятъ
Ай леш…
Мужъ жену не любитъ.
— Потерпи, сестрица,
Потерпи, родная **)
Ай леш…
Потерпи родная:
Свекоръ-то бранчивый
Скоро въ землю пойдетъ ***),
Ай леш…
Скоро въ землю пойдетъ.
Свккровь кропотлива
Сама со двора пойдетъ ****)
Ай леш…
Сама со двора пойдетъ *****)
Золовка-смутьянка
Скоро замкужъ пойдетъ,
Ай леш…
Скоро замужъ пойдетъ.
Деверекъ насмшнмкъ
Свою жену возьметъ…
Ай леш…
Свою жену возьметъ…
Мужъ жену не любитъ,
Другую не возьметъ,
Ай леш…
Другую не возьметъ.
Эти два варіанта помщаю, чтобъ показать, какъ два пвца варьируютъ одну и ту же псню.
Зап. А. А. Григорьевымъ.
*) Журливый.
**) Голубка.
***) Да онъ скоро помретъ.
****) Сама за нимъ пойдетъ.
***** Иногда воютъ соединяя:
Вотъ свекоръ-то умретъ
Свекровь за нимъ пойдетъ.
77.
Шелъ Ванюша долиною
Чужею межею,
Снги, снги выпадали,
Росы не отрясали,
Набираетъ, нажимаеть
Комъ благо снга:
Онъ кидаетъ, онъ бросаетъ
Къ Дуняш въ окошко.
Дуня, радость, догадайся
Радость, домекнися.
Дуня Ван говорила:
Я бы рада домекнулась,
Мн теперь не время:
У батюшки въ гостяхъ гости,
У матушки сестры,
Какъ у братца молодцы,
У меня подружки.
Пошелъ Ваня отъ окошка,
Руками махаетъ
Головой Ваня качаеть,
Руками махаетъ.
Ужь и какъ же мн быти —
Мн некого любити,
Чужемужнюю любити —
Убитому быти.
Москва. Зап. . Л. Барыковъ.
78.
Стали воробушки рядами,
Къ вашимъ воротамъ передками.
Они думали гадали:
Вс-то воробьюшки женаты.
Какъ одинъ-то воробейко
Онъ и холостъ, неженатый…
Я возьму себ невсту —
Черну ворону черноброву.
Та моя невста не по мысли
Часто она по полю летаетъ,
Широко она ротъ разваетъ,
По цлому воробьюшку глотаетъ.
Зап. А. А. Григорьевымъ.
79.
Ходитъ Иванъ по хороводу,
По двичью, по молодичью,
Ищетъ-поищетъ Иванъ себ невсту…
Ты мн невста.
Зап. А. А. Григорьевымъ.
80.
Семенова жена,
Она ему давала,
Она ему сулила
Два коня татарскихъ,
Дв плети татарскихъ…
Еще конь да изогонь
Да девятаго вонъ.
81.
Другъ ты мой, красна двица!
Ты родила мн сына
Благо сыра,
Ты родила мн дочерю
Блую лебедушку.
82
Мы вечоръ въ торгу торговали
Свинцу-пороху закупали,
Мдны пушечки заряжали,
Въ каменну стнушку стрляли,
Красну двицу въ полонъ брали.
Красна двица испугалася,
По-нмецкому изубрана,
По-россійскому изубрана.
На ней шубочка голубая,
Душегречка шелковая,
Въ кос ленточка золотая.
Ко Румянцеву подводила:
Ты пойди, пойди въ Роси замужъ
За любимаго мово сына —
За Ивана Ивановича,
За россійскаго генерала,
Я нейду, нейду въ Росеи замужъ
За любимова твово сына
За Ивана Ивановича
За россійскаго генерала.
Графъ Румянцевъ разсердился,
Онъ безъ милости распалился.
Красна двица испугалась.
Я иду, иду въ Роси замужъ
За любимаго твого сына,
За Ивановича за Ивана,
За россійскаго генерала.
Красна двица распишися.
Ты подай, подай листъ бумаги
Изъ кармашика карандашикъ.
Москва. Зап. С. В. Максимовъ.
83.
За дворомъ лужокъ зеленёшенекъ,
Ай да люли, люли, зеленёшенекъ,
У меня дружевъ молодёшенекъ,
Ай да люли, люли молодёшенекъ,
Молодёшенекъ — милъ-милешёнекъ
Ай да люли, люли милешёнекъ.
Мы пойдемъ во лужокъ, заведемъ кружокъ,
Ай да люли, люли, заведемъ кружокъ,
Милой съ гуслями, а я съ пснями,
Ай да люли, люли, а я съ пснями.
Не прядутъ гусли противъ псенокъ,
Ай да люли, люли противъ псенокъ,
Не придетъ свекоръ противъ батюшки
Ай да люли, люли, противъ батюшки.
Мой то батюшко — слово врное,
Ай да люли, люли, слово врное,
Моя матушва — дума крпкая,
Ай да люли, люли дума крпкая.
Записана А. А. Григорьевымъ.
84.
Саша, барыня моя,
Не гнвайся на меня,
Что я не былъ у тебя.
Ужь я былъ-побывалъ —
Въ Новгород гулялъ,
Тужилъ, плакалъ, горевалъ,
Купецкую любилъ дочь,
Любилъ ее до поры…
Дунулъ втеръ со горы.
Съ московской стороны
На купецкіе дворы.
Во купецкихъ во дворахъ
Тамъ двушка хороша
Сашечка-душа.
Сообщена Гр. Городецкимъ.
85.
Я на камешк сижу,
Я топоръ въ рукахъ держу,
Ой ли, ой люли,
Я топоръ въ рукахъ держу,
Я топоръ въ рукахъ держу,
Изгородь горожу,
Ой ли, ой люли,
Изгородь горожу,
Изгородь горожу,
Я капусту сажу,
Ой ли, ой люли,
Я капусту сажу,
Я все блевькую,
Все кочаненькую
Ой ли, ой люли,
Все кочаненькую.
У кого нету капусты —
Прошу къ намъ въ огородъ,
Ой ли, ой люли,
Прошу къ намъ въ огородъ,
Прошу къ вамъ въ огородъ,
Въ двичій хороводъ
Ой ли, ой люли,
Во двичій хороводъ.
86.
Плыветъ-восплываетъ,
Плыветъ-восплываетъ
Зеленый садокъ,
Зеленый садокъ.
Какъ вдоль ли по бережку,
Какъ вдоль ли по крутому
Молодецъ гулялъ,
Молодецъ гулялъ,
Чесалъ свои кудри,
Чесалъ свои русы
Частымъ гребешкомъ,
Частымъ гребешкомъ,
Очески бросаетъ,
Очески бросаетъ
Да вдоль по рк,
Да вдоль по быстрой:
Плывите очески,
Плывите русы
Вы вдоль по рк,
Вы вдоль по быстрой,
Чтобъ васъ, очески,
Чтобъ васъ, русые,
Соколъ не поймалъ,
Гнзда не свивалъ —
Гнздышка не вилъ,
Гнздишка не вилъ —
Дтокъ не водилъ,
Дтокъ не водилъ.
Какъ братъ къ своему брату,
Какъ братъ къ родному
Въ гости приходилъ,
Въ гости приходилъ.
Родимый мой братецъ,
Родимый мой братецъ,
Пожалуй коня
Създить до села.
— Родимый мой братецъ,
Родимый мой братецъ
Бери не спросясь,
Ступай куды хочешь.
Промежь насъ съ тобой, братецъ,
Промежь насъ, родимый,
Дв лютыя зми —
То жены наши,
Ссорятся, бранятся,
Ссорятся, бранятся,
Урекаются —
Урекаются.
А намъ съ тобой, братецъ,
Намъ съ тобой родимый,
Ни честь, ни хвала —
Безчестье одно.
А мы съ тобой, братецъ,
Мы съ тобой, родимый,
Въ любви поживемъ
Во согласьиц.
Записана Т. П. Филипповымъ.

г) Разныя обрядныя псни.

87.
(псня, которою начинаютъ подблюдныя псни на васильевъ вечеръ).
Слава Богу на неб,
Слава!
Государю русскому по всей земл
Слава!
А и слугамъ его, боярамъ, не старться,
Слава!
А бы правда пошла по всей русской земл!
Слава!
Московской губ.
88.
Лежитъ волчище да на пузищ,
Слава!
Раскинулъ хвостъ, да на сто верстъ,
Слава!
Кону поемъ — тому сбудется,
Слава!
Кому вынется — тому сбудется,
Слава!
Тому сбудется, не минуется!
Слава!
Орловск. губ.
89.
Да за рчною, да за быстрою,
Слава!
Живутъ мужики богатые,
Слава!
Гребутъ золото лопатою,
Слава!
Кому поемъ и проч.
90.
Лежитъ кишка
Слава!
Посередь горшка!
Слава!
Кому поемъ, тому добро,
Слава!
и проч.
91.
Сидитъ воробушка
Слава!
Онъ смотритъ: куда летть?
Слава!
Кому поемъ и проч.
92.
(Поется двушками 28 марта, даже и постомъ).
А мы розчисть чистили, чистили,
Дидъ и Ладо! чистили, чистили *).
А мы пашню пахали, пахали,
А мы просо сяли, сяли.
— А мы просо вытопчемъ!
— А чмъ же вамъ вытоптать?
— А мы коней выпустимъ!
— А мы коней перейменъ!
— А чмъ же вамъ перенять?
— Шелковымъ перенять.
— А мы коней выкупимъ!
— А чмъ же вамъ выкупить?
— А мы дадимъ двицу!
— Нашего полку прибыло!
— А вашего полку убыло!
Костром. губ.
*) Въ Орловской губерніи этого припва не слыхать, вмсто припва повторяютъ послднее слово.
93.
(Колыбельная).
Бай да убай!
Богородица дала,
Съ небеси бросила,
Ивановъ назвала,
Бай, бай, бай!
Она да она
Малешенько.
Спи-тко усни,
Наше глупенько.
Бай, бай, бай,
Наше дитятко!
Спи да усни,
Наше маленько!
Сонъ идетъ по снямъ,
Дрема по терему.
Сонъ говоритъ,
‘Усыплю, да усыплю!’
Дрема говоритъ,
‘Удремлю, да удремлю!’
Бай, бай, бай!
Наше дитятко!
Спи да усни
Наше маленько,
Спи да усни
На погостъ гооти!
Бай да люли —
Хоть сегодня умри!
А завтра къ дитёнку
На похороны.
Кладетъ цюроцьку
Въ могилочку,
Подъ блъ камешекъ,
Подъ сыпуцей песокъ
Подл бабушки,
Подл своей родныя!
Бай, бай, бай
Да убайкайся.
Спи мое милое,
Спи дорогое!
Выростешь большо
Будешь въ золот ходить,
Ненёкъ да мамокъ
Камочками дарить,
Да своихъ милыхъ подруженекъ
Ленточками.
Архангельск. губ. Зап. С. В. Максимовъ.
94.
(Обряды. Игра съ дтьми.).
Капки по капки,
Гд были?
— ‘У бабки’.
— Что ли, капки,
Что пили, капки?
— ‘ли мы кашку,
Пили мы бражку,
У бабушки
Бражка сластенька,
Бабушка добренька!’
Архангельск. губ. Зап. С. В. Максимовъ.
95.
(Псня архангельскихъ шкиведоровъ, которые нанимаются на суда для того, чтобы распоряжаться работами и прикрикливать и припвать при выгрузк).
Эй Господи Боже да э-э!
Эй пособи-тко, да э-э!
Эй намъ опружить, да о-о!
Эй поутюжить, да о-о!
Эй мой куманекъ,
Эй миленький дружечекъ
Эй ты, кума-ста,
Эй вечеръ ты брали-ста,
Эй не поберегла-ста,
Эй не побрела-ста…
Оу! оу! о! охъ, охъ!
Архангельск. губ. Зап. С. В. Максимовъ.
98.
(На похороны).
Зачмъ же я тебя,
Свта яснаго,
На свтъ спородила,
Во святое крещенье крестила,
Во пелены пеленовала,
Во пелены камчатныя,
Во пояса шелковыя?
Свтъ ты мой младой и юношъ,
Юношъ сынъ возлюбленный’.
Архан. губ. Зап. С. В. Максимовъ.

Конецъ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека