Наполеон и Юлий Цезарь, Вяземский Петр Андреевич, Год: 1886

Время на прочтение: 14 минут(ы)

П. А. Вяземскій

Наполеонъ и Юлій Цесарь.

PRCIS DES GUERRES DE JULES CSAR, PAR L’EMPEREUR NAPOLON CRIT L’LE SAINTE HLNE SOUS LA DICTE DE L’EMPEREUR PAR M. MARCHAND SUIVI DE PLUSIEURS FRAGMENTS INDITS ET AUTHENTIQUES, ETC. ETC. PARIS. 1836.

1886.

Вяземскій П. А. Полное собраніе сочиненій. Изданіе графа С. Д. Шереметева. T. 2.
Спб., 1879.
Вотъ еще новое любопытное дополненіе къ загробной литтератур св. Елены, которая уже подарила насъ многими примчательными и живйшею занимательностью дышащими твореніями. Кто не читалъ историческихъ диктовокъ славнаго изгнанника? Ими на уединенной скал услаждалъ онъ свои муки, сокращалъ долгіе дни и безсонныя ночи! Ими, по неутолимой жажд своего властолюбія, покушался онъ еще предписывать законы мнніямъ потомства, представляя на судъ его дянія свои и другихъ въ томъ вид и съ той точки зрнія, кой особенно ему были свойственны и нужны! Въ этомъ отношеніи Наполеонъ-писатель — необходимый комментаторъ Наполеона-полководца, политика и правителя. Въ этихъ отрывкахъ онъ во многомъ себя разгадываетъ или тмъ, что говоритъ, или тмъ, что умалчиваетъ, или тмъ, что прибавляетъ къ истин, или тмъ, что утаиваетъ отъ нея. А сколько орлиныхъ, быстрыхъ, свтозарныхъ, проницательныхъ взглядовъ на людей и событія! Сколько страницъ, воспламененныхъ высокимъ краснорчіемъ, украшеннымъ не цвтами искуснаго ритора и фразеолога, но, такъ сказать, созрвшими плодами человка, испытавшаго все и всхъ, ратоборца съ судьбою и людьми, коего выраженіе разительно и полновсно, потому что жизнь его закалилась въ сшибкахъ стихій могущихъ и пламенныхъ, потому что краснорчіе его — отголосокъ событій и что слова его — еще дйствіе.
Меморіалъ Ласказа есть, безъ сомннія, одна изъ важнйшихъ книгъ нашего столтія. Если слишкомъ часто Ласказъ выходитъ въ ней самъ на сцену и заслоняетъ Наполеона Лесажевскимъ агласомъ своимъ, то какъ не простить ему этой маленькой утхи самолюбія за добродушную точность, съ которою онъ велъ свой журналъ, и за т живые очерки, въ коихъ онъ передалъ намъ героя своего какъ въ говорящемъ зеркал. А журналъ докторовъ Омеара, особенно Антомарки, который въ живой картин передалъ намъ послдніе дни и кончину изгнанника, коего смерть за нсколько лтъ предъ тмъ била бы важнйшимъ событіемъ въ Европ, а тутъ совершилась тихо и одиноко въ виду нсколькихъ врныхъ до гроба! Не знаю ничего трогательне и разительне сихъ отходныхъ страницъ Антомарки. Никакая печальная развязка трагедіи, романа не возбуждаетъ тоски и соболзнованія, подобныхъ этимъ чисто-медицинскимъ отмткамъ. Съ стсненіемъ духа слдуешь за возрастающими признаками приближающейся кончины: вопрошаешь съ медикомъ этотъ слабющій и прерывающійся пульсъ, который нкогда бился такъ сильно и горячо бурною жизнью державъ и народовъ, сочувствуешь очевидцамъ и раздляешь удивленіе ихъ при вид Наполеона умирающаго, Наполеона умершаго. Нигд и ни въ комъ не выразилось такъ сильно могущество и немощь человка, какъ въ Наполеон, нкогда Парижскомъ или Европейскомъ, и въ Наполеон заокеанскомъ!
Маршанъ въ предисловіи къ изданной имъ нын книг сообщаетъ еще нсколько новыхъ подробностей о кончин его. Онъ также подтверждаетъ, что послднія слышанныя отъ него слова были: Франція! Армія! Послдними чтеніями его были: походы Аннибала, описанные бригаднымъ генераломъ Фредерикомъ Гильономъ, и походы Дюнурье. Тутъ же, въ предисловіи, находятся и нкоторыя выписки изъ духовнаго завщанія и кодициллъ Наполеона и изъ наставленій, кои онъ далъ своимъ душеприкащикамъ: Монталону, Бертрану и Маршану.— Между прочими особенное вниманіе заслуживаетъ то, что относилось до сына его:
‘Вы уговорите его принять вновь имя Наполеона, какъ только вступитъ онъ въ совершеннолтіе и удобно ему будетъ это сдлать.
‘Если бы случился такой оборотъ фортуны, что онъ вступилъ бы на престолъ, то обязанность моихъ душеприкащиковъ будетъ обратить вниманіе его на все то, чмъ я обязанъ моимъ старымъ офицерамъ и солдатамъ и врнымъ моимъ служителямъ. Память моя будетъ славою жизни его, вы облегчите ему средство пріобрсти все, чмъ можетъ онъ окружить себя въ этомъ смысл, вы дятельно и прилежно исправите понятія его о событіяхъ и вещахъ (vous redresserez ses ides avec force sur les faits et les choses), вы можете найти у д’Алба, Фена, Менналя и Бурьенна много такого, что будетъ для него особенно важно.
‘Если не будетъ благопріятнаго оборота фортуны во Франціи, то желаю, чтобы какъ можно мене изъ семейства моего было при царскихъ дворахъ, а чтобы мои племянники и племянницы переженились между собою въ Римскихъ владніяхъ, въ Швейцарской республик, или въ Американскихъ Соединенныхъ Штатахъ.
‘Уврьте письменно, или лично, если можно, императрицу Марію-Луизу въ уваженіи и въ чувствахъ, кои я къ ней имлъ, поручите ей сына моего, который только въ ней можетъ найти опору.
‘Составьте собраніе картинъ, книгъ и медалей, которыя могли бы дать сыну моему правильныя понятія и уничтожитъ ложныя предубжденія, кой чуждая политика могла бы внушить ему, съ тмъ, чтобы онъ видлъ вещи такъ, какъ он били.
‘Печатая мои Италійскіе и Египетскіе походы и т изъ моихъ рукописей, кои будутъ изданы въ свтъ, должно посвятить ихъ сыну моему, а равно и письма государей, если отыщутся: можно будетъ получить ихъ изъ архивовъ, что не было бы трудно, ибо гордость народная много бы отъ того выиграла’.
По увренію Маршана, позднее приношеніе его не есть еще послднее богатство литтературныхъ запасовъ св. Елены. Послднею диктовкою Наполеона въ ночь съ 29 апрля на 30 (онъ умеръ 5-го мая) былъ проектъ военнаго устройства Франціи, въ двухъ частяхъ, который онъ наименовалъ: Premire и seconde rverie. Сіи бумаги еще не изданы въ свтъ.
Настоящій же перечень походовъ Юлія Цесаря есть боле книга военная. Это краткіе комментаріи на комментаріи Цесаря, они особенно любопытны и важны въ военномъ отношеніи. За краткимъ и довольно голословнымъ изложеніемъ событій и военныхъ дйствій слдуютъ при каждой глав примчанія, въ коихъ Наполеонъ также весьма кратко и сжато излагаетъ свой окончательный приговоръ въ похвалу или въ осужденіе, сравнивая иногда свойства, удобства и характеристику прежней войны съ новйшею. О достоинств этихъ замчаній, какъ нибудь, бгло и даже сухо набросанныхъ, говорить нечего. Тутъ мастеръ говоритъ о своемъ мастерств: слдовательно, каждое слово важно для художества и художниковъ. Какую цну долженъ имть въ устахъ ршителя столькихъ сраженій, напримръ, слдующій афоризмъ: ‘Есть минута въ сраженіяхъ, когда малйшая маневра ршитъ и даетъ превосходство: это капля воды, отъ которой переполняется…’
По поводу моста, наведеннаго Цесаремъ чрезъ Рейнъ, и чрезмрныхъ похвалъ о томъ Плутарха, Наполеонъ довольно пространно говоритъ о мост, наведенномъ на Дуна Французскими войсками въ 1809 году. Поясненія его о семъ предмет и предположенія о удобств устроенія пробочныхъ понтоновъ кажутся намъ достойны особеннаго вниманія и изслдованія въ практическомъ отношеніи военнаго искусства. Предоставляемъ разсмотрніе и оцнку сихъ предположеній знатокамъ военнаго дла, а сами обратимся въ предметамъ, имющимъ особенно историческій и характеристическій интересъ.
Многіе удивлялись, какъ Наполеонъ могъ пережить славу и державу свою, какъ могъ онъ не избавиться собственнымъ жертвоприношеніемъ отъ униженій и продолжительнаго мученичества паденія своего?…
Удивленіе легкомысленное и суетное! Наполеонъ долженъ былъ имть такую вру въ судьбу свою, столь чудесную и безпримрную, что онъ не могъ отчаяваться до послдней минуты: долженъ былъ ждать и не сходить съ лица земли, пока земля носила его. Иначе Наполеонъ не былъ бы Наполеономъ.
Судьба, вознесшая его изъ скромной обители Корсиканской на престолъ Франціи и на дв или за три ступени отъ мечтательнаго царства всемірной державы, могла сорвать его съ утеса св. Елены и бросить снова въ сшибку событій и народовъ. Физической невозможности, раціональной несбыточности тутъ не было, слдовательно довольно для оправданія суеврія его. Съ сей точки зрнія должно смотрть я на поведеніе его въ изгнаніи, на эти замашки, на этикетъ баснословнаго двора его, отъ коихъ онъ не отрекался, чтобы собственнымъ сознаніемъ, которое паче всхъ уликъ, не дать окончательной формальности произнесенному надъ нимъ приговору, и не подпасть, въ случа непредвидимыхъ обстоятельствъ, устраненію, основанному на отрицательномъ прав давности. Вся эта Тюльерійская комедія, разыгранная на домашнемъ театр св. Елены, разумется, смшна въ глазахъ равнодушія и философіи, но Наполеонъ, вроятно, и самъ, чувствуя безразсудность упрямства своего въ настоящемъ, хотлъ оставить себ на всякій случай въ будущемъ возможность сказать: rira bien qui rira le dernier. Въ разсматриваемой нами книг находимъ замчательныя сужденія его о самоубійств Катона посл неудачи его въ Утик: ‘Поступокъ Катона былъ одобренъ современниками его и расхваляемъ Исторіею. Но кому смерть его была полезна? Цесарю. Кого обрадовала она? Цесаря. Кому была она пагубна? Риму и партіи его. Но скажутъ: онъ лучше ршился умереть, нежели поддаться Цесарю. Кто же принуждалъ его поддаваться? За чмъ не послдовалъ онъ за конницею или на единомышленниками своими, которые отправились изъ Утической пристани? Они собрали партію свою въ Испаніи. Какое вліяніе имло бы имя его, совты и присутствіе посреди десяти легіоновъ, которые въ слдующій годъ равновсили жребій на ратномъ пол при Мунд! Даже и посл этого пораженія, кто помшалъ бы ему слдовать моремъ за молодымъ Помпеемъ, который пережилъ Цесаря и поддерживалъ еще долго со славою орлы республики? Кассій и Брутъ, племянникъ и учениуъ Катона, умертвили себя на пол сраженія при Филиппиу, Кассій убилъ себя, когда Брутъ былъ побдителемъ, недоразумніемъ, отчаянными поступками, внушенными ложнымъ мужествомъ и ложными понятіями о величіи, они доставили побду тріумвирату. Марій, преданный фортуною, былъ выше ея, изгнанный изъ среды морей, онъ скрылся въ Минтурнскія болота, твердость его была вознаграждена: онъ снова вступилъ въ Римъ и былъ консуломъ въ седьмой разъ, старый, изнуренный и достигшій до высшей степени счастія, онъ предалъ себя смерти, чтобы укрыться отъ переворотовъ судьбы. Но когда партія его была торжествующею, если бъ книга судебъ была раскрыта предъ Катономъ и увидлъ бы онъ въ ней, что чрезъ четыре года Цесарь, пробитый двадцатью тремя ударами кинжаловъ, падетъ въ сенат въ подножію статуи Помпея, что Цицеронъ вступитъ снова на ораторскую трибуну и прогремитъ съ нея свои филиппики противъ Антонія: то Катонъ поднялъ ли бы руку на себя? Нтъ, онъ предалъ себя смерти по досад, изъ отчаянія. Смерть его была слабостью великой души, заблужденіемъ стоика, пятномъ въ жизни его!’
Въ другомъ мст, возвращаясь къ сему предмету, говоритъ онъ: яКанія услуги не оказалъ бы Катонъ, если бъ явился онъ въ Кордов, посреди стана молодыхъ Помпеевъ, коихъ партія, побжденная при Фарсалахъ, при Таис, возрождалась изъ пепла своего! Таково было могущество ея въ мнніи народовъ! Такимъ образомъ смерть сего благонамреннаго человка была бдствіемъ для сената и для республики, въ немъ не достало терпнія, онъ не умлъ выждать времени и обстоятельствъ’.
Дале, продолжаетъ онъ: ‘Говорятъ, что Цесарь былъ готовъ на самоубійство въ сраженіи при Мунд, сіе намреніе было бы весьма бдственно для партіи его: она была бы разбита, какъ Брутъ и Кассій!! Правитель, начальникъ партіи, можетъ ли добровольно покинуть своихъ? Подобная ршимость можетъ ли быть признана за добродтель, мужество и великодушіе? Смерть не есть ли конецъ всхъ бдствій, противоборствъ, усилій и трудовъ, и пренебреженіе смертью не есть ли обыкновенная добродтель каждаго воина? Хочетъ ли смерти, должно ли дать себ смерть? Должно, отвчаютъ, когда остаешься безъ надежды. Но можетъ ли кто, когда и какъ быть безъ надежды на этомъ зыбкомъ театр, гд естественная или насильственная смерть одного человка мгновенно измняетъ положеніе и порядокъ всхъ длъ?’
Заключеніе книги сей, въ которой излагаются послднія событія жизни Цесаря, смерть его и сужденіе о ней, принадлежитъ къ замчательнйшимъ историческимъ отрывкамъ, когда-либо писаннымъ. Тутъ Наполенъ такъ тсно смшивается съ Цесаремъ единомысліемъ и соотвтственностью положеній, не смотря на различіе обстоятельствъ и времени, что читатель чувствуетъ, съ какимъ убжденіемъ и какъ задушевно вылились эти страницы изъ груди Наполеона: ‘Цесарь въ Рим! Партія Помпея совершенно уничтожена, весь Римскій міръ признаетъ надъ собою законъ побдителя. Сенатъ именуетъ его императоромъ и диктаторомъ безсмннымъ. Цесарь опредлилъ большое число сенаторовъ и патриціевъ. Онъ преобразовалъ календарь, приказалъ заняться составленіемъ кодекса гражданскаго и уголовнаго. Онъ занялся проектами для украшенія Рима многими великолпными зданіями, заказалъ составленіе всеобщей карты имперіи и статистической таблицы областей, поручилъ Варрону образовать многочисленную публичную библіотеку, обнародовалъ проектъ осушить Понтійскія болота, вырыть новое русло Тибру отъ Рима до моря, а въ Остіи рейду, удобную къ принятію огромнйшихъ кораблей, онъ говорилъ о прорзаніи Коринскаго перешейка, онъ отправилъ колоніи, чтобы поднять Коринъ и Карагенъ.
‘Онъ искренно простилъ всмъ остаткамъ Помпейской партіи и призвалъ къ высшимъ должностямъ начальниковъ знатнйшихъ домовъ патриціевъ, онъ повиновался чувству великодушія, ему свойственному, но вмст съ тмъ и совтамъ политики. Не народною ли партіею предводительствуя, перешелъ онъ Рубиконъ? Не на нее ли опираясь, побдилъ гордость аристократіи, собравшейся вокругъ Помпея? Въ самомъ дл, что могъ бы онъ совершить съ двумя или тремя легіонами? Какъ покорилъ бы онъ Италію и Римъ безъ осадъ и сраженій, еслибъ большинство рукъ Римлянъ и Итальянцевъ не было за него? Помпей, при начал междоусобной войны, имлъ два старые легіона и 30.000 человкъ у воротъ Рима, въ Кориніи имлъ онъ тридцать когортъ. Но народъ былъ противъ него, онъ долженъ былъ безъ боя оставить вчный градъ. Онъ переплылъ море, чтобы бжать на встрчу легіонамъ Азіятскимъ, онъ создалъ тамъ себ армію, былъ въ Греціи окруженъ сенатомъ и большинствомъ патриціевъ, но и Цесарь съ перваго шага былъ властелиномъ Рима.
‘Посл торжествъ при Фарсалахъ, Папс и Мунд, при совершенномъ уничтоженіи партіи Помпея, партія народная и старые воины возвысили свои требованія, голоса ихъ раздались, Цесарь почувствовалъ опасеніе, онъ прибгнулъ въ вліянію важнйшихъ семействъ, для обузданія тхъ и другихъ. Въ народахъ и въ революціяхъ аристоуратія завсегда существуетъ: уничтожаете ли вы ее въ дворянств — она тотчасъ переходитъ въ богатые и сильные дома средняго состоянія, уничтожаете ли вы ее и тутъ — она всплыветъ и найдетъ себ прибжище у старйшинъ мастерскаго класса и у народа. Правитель ничего не выигрываетъ отъ этого перемщенія аристократіи, напротивъ, онъ приводитъ все въ прежній порядокъ, давая ей существовать въ ея естественномъ положеніи, преобразовывая древніе домы подъ новыя начала. Сей порядокъ былъ еще потребне для Рима, который, повелвая міромъ, имлъ нужду, для поддержанія превосходства своего, въ сей волшебной сил, прикованной въ именамъ Сципіоновъ, Павловъ-Эмиліевъ, Метелловъ, Клавдіевъ, Фабіевъ, и пр., они были завоеватели и правители, и въ теченіе столькихъ вковъ имли вліяніе на судьбы Европы, Азіи, Африки.
Неудача Римскихъ войскъ оставалась еще однакоже въ одномъ мст безъ отмщенія: Крассъ погибъ съ войскомъ своимъ на берегахъ Евфрата, и Римскія орлы, оставшіяся въ рукахъ Парянъ, призывали согражданъ своихъ къ искупленію ихъ. ‘Цесарь — говоритъ Наполеонъ — объявилъ въ первыхъ дняхъ 44 года намреніе переплыть море, покорить Парянъ и отомстить за прахъ Красса. Во всю зиму онъ занимался приготовленіемъ въ сей великой экспедиціи, которой требовала слава Рима и польза Цесаря, дйствительно, посл междоусобной войны столь упорной нужна била заграничная война, чтобы смшать остатки всхъ партій и преобразовать войска народныя’. Дале Наполеонъ разсматриваетъ затрудненія, связанныя съ симъ походомъ, и представляетъ предположенія свои въ одолнію оныхъ. Наполеонъ является тутъ начальникомъ штаба Цесаря, но и тому и другому былъ положенъ предлъ на средин поприща въ цли, вчно удаляющейся по мр приближенія въ ней. ‘Въ то время, какъ сей великій мужъ — продолжаетъ Наполеонъ — готовился исполнить возвышенныя судьбы, обломки партіи аристократической, уцлвшіе по великодушію его, замыслили заговоръ противъ него, Брутъ и Кассій были зачинщиками онаго. Брутъ былъ стоикъ, ученикъ Катона, Цесарь любилъ его и два раза спасъ ему жизнь, но секта, къ коей онъ принадлежалъ, не допускала ничего, что бы могло смягчить его. Исполненный понятій, преподаваемыхъ въ Греческихъ школахъ противъ тираніи, онъ признавалъ законнымъ убійство человка, который былъ выше законовъ. Цесарь, диктаторъ безсмнный, управлялъ Римскимъ міромъ, Римъ имлъ призракъ сената: оно и не могло быть иначе, посл междоусобій Марія и Суллы, нарушенія законовъ Помпеемъ, пяти лтъ междоусобной войны, при такомъ большомъ числ ветерановъ, основавшихся въ Италіи, преданныхъ своимъ военачальникамъ и ожидающимъ всего отъ величія нсколькихъ человкъ и ничего отъ республики. Въ такомъ положеніи сіи совщательныя собранія не могли править, лицо Цесаря было, слдовательно, залогомъ владычества Рима надъ міромъ и спокойствія гражданъ всхъ партій, слдовательно, власть его была законна. Поздне, чтобы оправдать низкое и противополитическое убійство, заговорщики и приверженцы ихъ предположили, что Цесарь хотлъ наименовать себя царемъ: предположеніе, очевидно, нелпое и лживое, которое однако же перешло изъ вка въ вкъ и признается истиною историческою! Если бы Цесарь имлъ дло съ поколніемъ, которое видло Нуму, Туллія и Тарквиніевъ, онъ могъ бы прибгнуть, для укрпленія власти своей и превращенія сомнній и волненій республики, къ формамъ правительства, свято уважаемымъ и освященнымъ привычкою, но онъ жилъ среди народа, который въ пятьсотъ лтъ не зналъ другой власти, кром власти консуловъ, диктаторовъ, трибуновъ, достоинство царей было уничтожено, курульныя кресла были выше трона. На какой тронъ могъ бы вступить Цесарь? На тронъ Римскихъ царей, коихъ власть простиралась до городскаго округа? На тронъ варварскихъ властителей Азіи, побжденныхъ Фабриціями, Сципіонами, Метеллами, Клавдіями и проч.? Это была бы странная политика. Какъ! Цесарь искалъ бы безопасности, величія, уваженія въ внц, который носили Филиппы, Аттилы, Митридаты, Фарнаки, Птоломеи, когда граждане видли ихъ всхъ влачимыхъ за торжественною колесницею побдителей ихъ. Это слишкомъ нелпо’.
Изложивъ и опровергнувъ вс доводы, на коихъ добрый Плутархъ, либеллистъ Суэтоній и нсколько другихъ писателей той же партіи основали мнніе свое, столь неправдоподобное, Наполеонъ заключаетъ книгу свою слдующими словами: ‘Цесарь не могъ желать, не желалъ, ничего не сдлалъ, а длалъ все противное тому, въ чемъ обвиняютъ его. Конечно, не наканун похода на Евфратъ и открытія войны трудной ршился бы онъ ниспровергнуть формы, существующія уже въ теченіи пятисотъ лтъ, чтобы ввести новыя. Кто правилъ бы Римомъ въ отсутствіи царя? Регентъ, губернаторъ, вице-король, тогда какъ Римъ пріученъ былъ управляться консуломъ, преторомъ. сенатомъ, трибунами?
‘Принося въ жертву Цесаря, Брутъ поддался предразсудку воспитанія, почерпнутому въ Греческихъ школахъ, онъ примнилъ его къ темнымъ тиранамъ Пелопонезскимъ, которые съ помощію искательствъ и пронырствъ похищали власть надъ городомъ, онъ не хотлъ видть что власть Цесаря была законна, потому что она была нужна и охранительна, потому что она соблюдала вс выгоды Рима, потому что она была дйствіемъ мннія и воли народа. Цезарь умершій былъ замщенъ Антоніемъ, Октавіемъ, Тиберіемъ, Нерономъ — и вслдъ за этимъ вс человческія соображенія были истощены въ теченіе шести сотъ лтъ, но ни республика, ни царская монархія не явилась. Врное докавательство, что ни та, ни другая не были боле въ соотношеніи съ событіями и вкомъ. Цесарь не хотлъ быть царемъ, потому что онъ не могъ хотть того, ибо посл него въ теченіи шести сотъ лтъ ни одинъ изъ преемниковъ его не хотлъ’.
Какъ замчательны эти отрывки! Какая ясность и твердость въ изложеніи! Все это вырзано на мди. Выпуклости, вншнихъ украшеній нтъ, но все глубоко и прочно. Если Наполеонъ былъ мастеръ работать для исторіи, то здсь является онъ и мастеромъ въ разработываніи исторіи. Нтъ сомннія, что книга сія останется навсегда первокласснымъ историческимъ памятникомъ, на которомъ можно бы надписать: ‘Цесарю первому Цесарь второй’. Къ сему творенію приложены еще три отрывка, также продиктованные Наполеономъ: о второй книг Энеиды, о трагедіи Вольтера ‘Магометъ’ и О самоубійств.
Помышлялъ-ли бдный Виргилій, что онъ подпадетъ подъ стратегическую критику полководца новйшихъ временъ, который говоритъ, что ‘деревянный конь могъ быть народнымъ преданіемъ, но что сіе преданіе нелпо и недостойно поэмы эпической, что ничего подобнаго этому нтъ въ Иліад, гд все сообразно съ истиною и дйствіями военными’. ‘Предполагая’,— говоритъ Наполеонъ — ‘что этотъ конь могъ вмстить только сотню воиновъ, то и тогда былъ бы онъ тяжести огромной, и нтъ вроятности, чтобы могли перетащить его въ одинъ день съ берега моря подъ стны Иліона, особенно при переход чрезъ дв рки. Разрушеніе Трои также неправдоподобно’. Все дйствіе второй книги — говоритъ критикъ — продолжается отъ часу по полуночи до восхожденія солнца, слдственно въ промежутокъ трехъ, четырехъ часовъ: это нелпо. Троя не могла быть взята, сожжена и разрушена ране пятнадцати дней. Троя вмщала въ себ армію, сія армія не спаслась бгствомъ, слдовательно она должна была обороняться во всхъ дворцахъ’.
Что тутъ и возражать! Наполеонъ умлъ брать города: ему и книги въ руки, и Виргиліева книга также! ‘Если бъ Гомеръ’ — продолжаетъ Наполеонъ — ‘взялся за описаніе приступа Трои, онъ не описалъ бы его какъ приступъ укр 123,пленія, но положилъ бы на это дйствіе нужное время: по крайней мр восемь дней и восемь ночей. Читая Иліаду, чувствуешь на каждомъ шагу, что Гомеръ былъ на войн, и не провелъ жизни своей, какъ утверждаютъ комментаторы, въ Хіосскихъ училищахъ, читая Энеиду, чувствуешь, что она написана школьнымъ регентомъ, который никогда ничего не длалъ’. О пожар Трои замчаетъ онъ: ‘Сципіону нужно было семнадцать дней, чтобы сжечь Карагенъ, покинутый жителями, нужно было одиннадцать дней, чтобы сжечь Москву, хотя обстроенную большею частію деревянными зданіями! — Не такъ должна подвигаться эпопея и не такъ выступаетъ Гомеръ въ Иліад. Журналъ Агамемнона не былъ бы точне въ исчисленіи разстояній и времени, въ правдоподобіи военныхъ дйствій, чмъ это высокое твореніе’.
Наполеонъ не любилъ Вольтера. Тутъ вроятно дйствовало не столько литтературное, сколько политическое убжденіе. Ему нуженъ былъ боле всего порядокъ, а Вольтеръ, по свойству ума и страстей своихъ, былъ во многомъ нарушитель установленнаго порядка. Наполеонъ видлъ въ Вольтер идеолога, а идеологія была ненавистна его практической устроительной природ (organisatrice). Вольтеръ былъ насмшникъ, а Наполеонъ не любилъ насмшки, даже и до него не касающейся, потому что насмшка есть орудіе независимости, ускользающее отъ управы, и особенно во Франціи — всесильное. Разбирая трагедію: Магометъ, несообразности ея историческія и нравственныя и предлагая, что въ ней слдовало бы измнить, Наполеонъ говоритъ между прочимъ: ‘Чтобы твореніе Магометъ было истинно-достойнымъ Французской сцены, нужно, чтобы оно могло быть читано безъ негодованія просвщенными людьми въ Константинопол, равно какъ и въ Париж’.
Какое врное замчаніе, свтлое и глубокое опредленіе исторической трагедіи. Какъ надаютъ предъ ней съ возвышенной славы своей вс драматическія творенія, написанныя съ талантомъ, но въ дух сочинителя, вка его и его общества, а не въ дух и не въ атмосфер той среды, изъ коей вызвали они свои дйствующія лица.
Заключимъ нашу статью выпискою замтки о самоубійств.

10 августа 1820 года.

‘Иметъ ли человкъ право умертвить себя? Иметъ, если смерть его не вредитъ никому, и если жизнь для него есть зло.
‘Когда жизнь бываетъ зломъ для человка? Когда она общаетъ ему одн страданія и скорби. Но страданія и скорби могутъ измняться ежеминутно, и слдовательно нтъ ни одной минуты жизни, гд человкъ имлъ бы право себя убить, эта минута могла бы наступить только въ часъ смерти его, ибо только тогда убдился бы онъ, что вся жизнь его была сцпленіе бдъ и страданій. Нтъ человка, которому нсколько разъ въ жизни не приходило бы, въ нравственномъ изнеможеніи, подъ гнетомъ ощущеній, тяготящихъ душу его, желанія умертвить себя и которому, спустя нсколько дней, не пришлось бы отъ перемны въ ощущеніяхъ и въ обстоятельствахъ радоваться тому, что замыслъ его не совершился.
‘Человкъ, который убилъ бы себя въ понедльникъ, могъ бы желать жить въ субботу, а между тмъ убиваешь себя единожды! Жизнь человка образуется изъ прошедшаго, настоящаго и будущаго, и такъ потребно, чтобы жизнь была бдствіемъ для него, если не въ прошедшемъ, настоящемъ и будущемъ, то по крайней мр въ настоящемъ и будущемъ. Но если она бдствіе только въ настоящемъ, то онъ жертвуетъ будущимъ. Бды одного дня не даютъ ему права жертвовать своею дальнйшею жизнью. Человкъ, коего жизнь есть бдствіе, и который имлъ бы увренность — чего допустить нельзя — что она была бы бдствіемъ и навсегда безъ измненія въ положеніи и вол, безъ перемны отъ обстоятельствъ, привычки, или хода времени — что также невозможно — тотъ одинъ имлъ бы права убить себя.
‘Человкъ, который, изнемогая подъ бременемъ различныхъ золъ, предаетъ себя смерти, совершаетъ несправедливость противъ самого себя, повинуется изъ отчаянія и слабости прихоти минуты, жертвуя ей всею жизнью.
‘Сравненіе съ рукою, пораженною антоновымъ огнемъ, которую отсваютъ, чтобы спасти тло,— не хорошо. Когда хирургъ отпиливаетъ руку, онъ убжденъ, что она дала бы смерть тлу: это не чувство, а дйствительность, напротивъ же, когда страданіями своими человкъ покушается на жизнь свою, онъ не только полагаетъ конецъ страданіямъ своимъ, но еще низпровергаетъ будущее: человкъ никогда не раскается, что далъ себ руку отрзать, но можетъ раскаяться и почти всегда долженъ былъ бы раскаяться, что нанесъ себ смерть’.
Эти сужденія произносимыя Наполеономъ очень любопытны и замчательны. Они нкоторымъ образомъ даютъ ключъ къ тайнымъ и внутреннимъ помысламъ его. Если самоубійство можетъ быть допущено, то, кажется, никто боле Наполеона не имлъ повода и права покончить съ собою и тмъ вырваться изъ вражескихъ рукъ, посл паденія своего. Не должно забывать, что Наполеонъ на остров св. Елены смотрлъ на себя какъ на жертву политики, или, врне, хотлъ выставить въ себ несправедливую и достойную сожалнія жертву. Онъ защищалъ себя, онъ писалъ апологію свою предъ судомъ современниковъ и потомства. Онъ вроятно зналъ, что многіе удивляются, какъ могъ онъ ршиться отдать себя живымъ въ руки враговъ, боялся, можетъ быть, что нкоторые припишутъ это малодушію его, недостатку мужества въ ршительную и роковую минуту. Вотъ, въ виду этихъ судей и приговоровъ ихъ, пишетъ онъ трактатъ о самоубійств. Нигд не смотритъ онъ на самоубійство съ религіозной и христіанской точки зрнія: онъ ограничивается одною житейскою и спекулятивною стороною этого вопроса. Еще важне и то, что онъ на пустынномъ остров своемъ, прикованный къ скал, въ унизительномъ и бдственномъ положеніи своемъ, при всей злоб дня, не терялъ надежды, что завтрашній день можетъ все перемнить, что какъ судьба перенесла его въ Парижъ съ острова Ельбы, то и съ острова св. Елены таже судьба можетъ перенести его туда же. Говоря словами его: онъ и въ грустный и страшный понедльникъ, не терялъ надежды, что можетъ наступить радостная суббота.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека