Наполеон Бонапарте. Небывалое издание…, Полевой Ксенофонт Алексеевич, Год: 1848

Время на прочтение: 14 минут(ы)
Наполеонъ Бонапарте. Небывалое изданіе (?). 2 части. Санктпетербургъ. Въ тип. Фишона. Въ 16-ю д. л. 105 и 133 стр.
Мы не обратили бы вниманія читателей на это небывалое изданіе, которое и заглавіемъ своимъ, и содержаніемъ, и даже объявленіями въ газетахъ показываетъ, что оно не больше, какъ невинная спекуляція на доврчивость публики, но съ этимъ соединилось еще одно литературное обстоятельство, которое требуетъ объясненія для пользы самой литературы.
Въ ‘Замткахъ, Выпискахъ и Корреспонденціи . Б.’, печатаемыхъ въ Сверной Пчел, иногда помщаются извстія и о книгахъ. Вотъ что напечатано тамъ о небываломъ изданіи:
‘Теперь невольно вздохнешь, вспомнивъ о Наполеон! Изученіе жизни его чрезвычайно занимательно и поучительно для каждаго умнаго человка, и мы чрезвычайно благодарны издателямъ его жизнеописанія… Но тутъ мы должны прервать наши разсужденія о Наполеон, чтобъ обратиться къ изданію, которому мы предсказываемъ огромный успхъ, и отъ котораго ожидаемъ много пользы дл общественной нравственности и образованности. Нсколько литераторовъ и художниковъ предприняли небывалое изданіе, то есть книжки дешевыя, занимательныя содержаніемъ, изящной наружности, печатаемыя со всею типографскою роскошью, на лучшей, заатлашенной (satin) бумаг. Первый опытъ вышелъ въ свтъ, это: Наполеонъ Бонапарте (то-есть его жизнеописаніе), съ эпиграфомъ изъ Пушкина:
‘Надъ урной, гд твой прахъ лежитъ,
Народовъ ненависть почила
И лучъ безсмертія горитъ,’
‘Это жизнеописаніе составлено изъ лучшихъ сочиненій о Наполеон и основано на его біографіи, написанной извстнымъ біографомъ Мишо. Русскій языкъ чистъ какъ кристаллъ, слогъ, можно сказать, образцовый, изложеніе увлекательное, приноровленное ко всмъ степенямъ образованности, изданіе, какъ выше сказано, щегольское, а цна, баснословная не дороговизною, но дешевостью. Жизнеописаніе въ двухъ красивыхъ и уютныхъ книжечкахъ, и каждая книжечка продается по 20 копекъ серебромъ! Къ первой части приложенъ снимокъ съ подписи Наполеона 1799 года, когда онъ былъ въ Египт, а ко второй снимокъ съ подписи 1810 года, когда Императоръ Наполеонъ былъ на высшей степени славы и могущества. Господинъ Фишонъ, который долгое время прославлялъ’ (подумаете, что рчь идетъ о какомъ нибудь наполеоновскомъ маршал!) ‘чужія типографіи (!) своимъ истинно-художественнымъ познаніемъ типографскаго ремесла, теперь иметъ свою собственную типографію, и въ этомъ изданіи доказалъ, что онъ истинный художникъ, сообщивъ изящество изданію, которое покажется простымъ человку, не посвященному въ таинства типографскаго искусства. Эта изящная простота составляетъ именно верхъ искусства! Одномъ словомъ, мы всею душею желаемъ небывалому изданію полнаго успха, который оно заслуживаетъ во всхъ отношеніяхъ, и рекомендуемъ первыя дв книжки небывалаго изданія, то есть Наполеона Бонапарте, всмъ любителямъ пріятнаго и занимательнаго чтенія. Это подарокъ къ празднику, подарокъ на дачу, подарокъ въ деревню и подарокъ въ путешествіе, подарокъ драгоцнный, хотя весьма дешевый, стоящій всего сорокъ копекъ серебромъ! Если это изданіе не будетъ раскуплено у насъ какъ свжія булки, тогда Русская Литература свертывай свое знамя, и пой громогласно старинную псню:
‘Я въ пустыню удаляюсь
Отъ прекрасныхъ здшнихъ мстъ!’
(Св. Пчелы No 78-й.)
Не говоря о слог и вкус этого извщенія, спрашиваемъ: что можно подумать объ указываемой имъ книг, если еще надобно врить извстіямъ о книгахъ? Что это чудо, невиданное и неслыханное въ русской литератур — чудо, потому-что оно заключаетъ въ себ вс достоинства въ высокой степени? Предметъ книжки самый любопытный, какой только представляетъ исторія, изложенный увлекательно, такъ искусно, что онъ принесетъ много пользы дли нравственности и образованности. Языкъ — кристаллъ, слогъ — образцовый, изданіе — небывалое изяществомъ и дешевостью (то-есть дешевизной)… Вотъ самый умренный выводъ изъ безпримрнаго объявленія фельётона ‘Сверной Пчелы’. Но каково будетъ изумленіе того, кто купитъ расхваленную книжку, и не только не найдетъ въ ней ни одного изъ приписанныхъ ей объявленіемъ достоинствъ, но увидитъ качества совершенно противоположныя? Предметъ ея, дйствительно любопытный въ высокой степени, искаженъ ошибками и неврностями такъ, что тутъ не можетъ быть никакихъ, а тмъ меньше нравственныхъ выводовъ, и, слдовательно никакой пользы для нравственности и образованности. Языкъ въ ней похожъ не на кристаллъ, а на бутылочное стекло, слога вовсе нтъ никакого? Изданіе очень-посредственное и далеко неизящное, а дешевизна книги такова, что цна ея дороже обыкновенной цны русскихъ книгъ!… Все это подтвердимъ мы доказательствами, и посл того сдлаемъ выводъ, что значатъ такія литературныя ‘предпріятія’ и провозглашаемыя о нихъ восхваленія.
Начнемъ съ неврностей въ указаніяхъ книги и съ искаженія событій.
‘Наполеонъ родился отъ фамиліи благородной, но неизвстнаго происхожденія’ (стр. 1).
Ни одинъ историкъ не затруднялся въ вопрос о происхожденіи наполеоновой фамиліи, которой имя вписано не многія генеалогическія росписи благородныхъ фамилій Италіи! Кто не знаетъ, что въ недавнія времена одинъ изъ членовъ ея поселился въ Корсик и былъ родоначальникомъ Наполеона! Здсь кстати объяснить причину разныхъ неврностей въ разсматриваемой нами книжк. Она основана, какъ сказано въ ‘Сверной Пчел’, на біографіи написанной біографомъ Мишо. Этотъ біографъ біографіи, Мишо, прославился компиляціею, изданною отъ его имени подъ заглавіемъ ‘Biographie Universelle’, наполненною такимъ множествомъ лжи, что никогда и никто не ссылается на его книгу. Безчисленные критики и разборы біографій Мишо доказали, что онъ часто представляетъ черное блымъ, а блое чернымъ. Къ-тому же, онъ, по систем, ненавистникъ и порицатель Наполеона. Можно представить себ, каково изобразилъ онъ великаго своего современника!
Онъ (Наполеонъ) обнаруживалъ по этому предмету (кристаллъ!) мнимое пренебреженіе, однако можно думать, что оно было неискреннее (Если мнимое, то ужь, конечно, неискреннее! Хороша логика этого кристальнаго слога!), потому что въ то же время онъ собиралъ и награждалъ генеологистовъ и компилаторовъ (куда собиралъ онъ ихъ?), которые производили его отъ Герцоговъ Брауншвейгскихъ, отъ Комненовъ, и, что всего забавне, отъ Царя Гунновъ, Аттилы’ (стр. 2)
Не правда ли, что здсь стараются представить Наполеона просто глупцомъ, потому-что кто же, какъ не глупецъ, станетъ награждать болтуновъ производящихъ его прямо отъ Аттилы царя Гунновъ?…
Не останавливаясь на многихъ неврностяхъ и искаженіяхъ въ описаніи дтства и первой молодости Наполеона, вообще представленныхъ очень-неискусно, переходимъ къ важнйшимъ событіямъ его жизни.
Біографъ упоминаетъ объ осад Тулона, говоритъ, что Бонапарте (стр. 12) водилъ тамъ войско на приступъ, былъ тяжело раненъ, и, мимо чина полковника, (кристаллъ!) произведенъ прямо въ бригадные генералы. Любопытно, что упоминаютъ о томъ, чего не было и не говорятъ, что же такое сдлалъ подъ Тулономъ Бонапарте. За что его наградили? Что вывело его изъ ряда обыкновенныхъ людей?… Ни слова! А пишутъ, чего не было, потому что, 1-е, Бонапарте командовалъ подъ Тулономъ артиллеріею, а съ нею не ходятъ и не водятъ никого на приступъ, 2-е, онъ не былъ раненъ тяжело, если только былъ раненъ сколько-нибудь, что также не достоверно, но подъ Тулономъ онъ получалъ чесотку, отъ-того, что выхватилъ банникъ изъ рукъ бывшаго въ этой болзни артиллериста и нсколько разъ самъ зарядилъ имъ орудіе. Чесотка, худо вылеченная, была, нсколько лтъ потомъ, причиной худобы Бонапарте. 3-е, Онъ уже былъ полковникомъ подъ Тулономъ, слдовательно, не мимо чина произведенъ въ генералы. Трудно въ немногихъ словахъ сдлать боле ошибокъ!
Она (Жозефина) по своему сильному вліянію на тогдашнее правительство, легко могла побудить его ко вступленію въ столь выгодныя бракъ’ (стр. 16).
‘Что за языкъ! Побудить ко вступленію въ столь… кристаллъ! Но дло не въ томъ: Жозефина не имла никакого вліянія на тогдашнее французское правительство, она только была въ пріязни съ госпожею Талльенъ и Баррасомъ, и совсмъ не это, а просто любовь къ Жозефин заставала Бонапарте жениться на ней. Біографъ не хочетъ признать въ Бонапарте никакихъ безкорыстныхъ чувствъ.
‘На другой же день (Бонапарте) сдлалъ смотръ войскамъ, въ числ шестидесяти тысячъ человкъ, и привтствовалъ ихъ слдующею рчью.’
Эти строки одн могли бы показать совершенное невдніе автора о предмет, который, онъ взялся описывать. Во-первыхъ, у Бонапарте, при открытіи перваго его итальянскаго похода, было гораздо-меньше 60 тысячь человкъ всхъ войскъ, во-вторыхъ, они были не въ одномъ мст, и не могъ онъ на другой же день собрать ихъ и длать имъ смотръ, когда передъ ними находился непріятель, наконецъ, не могъ онъ говорить рчь къ 60-ти тысячамъ человкъ. Это была, просто, его знаменитая прокламація, начинающаяся словами: Soldats, vous les nus, mal nourris, etc.
‘Такимъ-образомъ… генералъ, до сихъ поръ не участвовавшій еще ни въ однимъ сраженіи….’ (стр. 21).
Какъ не участвовавшій еще ни въ одномъ сраженіи? Бонапарте сражался въ Корсик, въ Париж, взялъ Тулонъ — и не участвовалъ ни въ одномъ сраженіи! Это даже не неврность, а нелпость.
Какъ превратно изображаетъ авторъ вс описываемыя имъ событія, можно видть изъ того, что смлую экспедицію Боназарте въ Южную-Италію называеть онъ набгомъ (стр. 23), знаменитое аркольское сраженіе представляетъ боле нежели неблагоразумнымъ, противнымъ самымъ простымъ правиламъ стратегіи, и говоритъ: ‘Наполеона спасло именно то, что долженствовало бы погубить его’ (стр. 27). Но что долженствовало погубить и что спасло его — остается загадкою. Авторъ прибавляетъ только: ‘Здсь Бонапарте, предводительствуя колоннами, отличился неустрашимымъ мужествомъ (разв бываетъ устрашимое мужество?… О кристальный слогъ!), и погибъ бы въ болот, еслибъ гренадеры не вытащили его (куда? откуда?).’ Разумется, если такъ описывать событія, то и читатель не пойметъ ничего съ авторомъ, который вообще иметъ неврныя понятія о военныхъ дйствіяхъ, простодушно говоря, на-примръ: ‘Австрія съ своей стороны, набирала армію, гораздо многочисленнйшую всхъ прежнихъ, чтобы еще разъ подать помощь Манту (стр. 28).’ Слыхано ли гд-нибудь, что какое-нибудь государство набираетъ многочисленную армію, чтобы подать помощь осажденной крпости? Разв армію можно набрать въ дв-три недли, устроить, обучить, приготовить къ военнымъ дйствіямъ, покуда осаждаютъ и берутъ крпость?
Упомянувъ, что Бонапарте былъ ужь въ 36-ти часахъ отъ Вны, авторъ прибавляетъ: ‘Бонапарте убдился въ своемъ критическомъ положеніи и въ невозможности исполненія своихъ обширныхъ замысловъ. Теперь же (къ ‘чему тутъ’, ‘теперь же’?) онъ былъ удаленъ отъ магазиновъ, армія его разсяна по отдльнымъ отрядамъ (разсяна по отрядамъ, да и еще по отдльнымъ), а непріятель, сосредоточивъ свои силы, занялъ важнйшіе пункты на флангахъ и даже въ тылу Французовъ, наконецъ, вся Венеціянская Область возстала противъ Французовъ. Бонапарте обратился тогда къ ‘Эрцгерцогу съ предложеніемъ мира’. (стр. 34)
Мы нарочно представили здсь цлое описаніе, чтобъ показать, какъ авторъ искажаетъ событія. По словамъ его, выходитъ, что Бонапарте былъ въ отчаянномъ положеніи и какъ-бы упросилъ эрцгерцога заключить миръ. Но всмъ извстны условія леобенскаго договора и послдовавшаго за нимъ кампо-форміоскаго мира. Разв такіе договоры заключаютъ побжденные? Не автору, который не знаетъ того, что описываетъ, или умышленно искажаетъ истину, а читателямъ нашимъ мы только напомнимъ, что Наполеонъ во все время побдоноснаго своего поприща, при всякомъ ршительномъ успх предлагалъ миръ своимъ непріятелямъ и всегда охотно заключалъ его. Это было очень умно и сообразно съ глубокою политикою, какою отличались многія его дйствія. Онъ не предложилъ бы и леобенскаго договора, еслибъ не былъ побдителемъ и не зналъ, что Австрія будетъ рада миру. Венеціянскля Область возстала! Да онъ былъ очень радъ этому, потому что имлъ случай уничтожить гордую, одряхлвшую республику, что немедленно и сдлалъ. Нтъ, съ такими понятіями и свдніями объ исторіи, какія, показываетъ авторъ небывалаго изданія, можно писать что-нибудь другое, кром исторіи. Стараясь изображать Наполеона незнающимъ самыхъ простыхъ правилъ стратегіи, онъ не упускаетъ случая подсмяться и надъ его наружностью. При описаніи торжественной ратификаціи кампо-форміоскаго трактата, онъ говоритъ: ‘Малорослый Бонапарте, въ простомъ мундир, окруженный своими адъютантами, которые вс были выше его ростомъ и богаче одты, едва былъ замченъ публикою (стр. 40).’ Если бы сказать: ‘онъ одинъ и обращалъ на себя вниманіе публики’, то это было бы врне: но авторъ видитъ въ Наполеоо не героя описываемаго имъ торжества, а только малорослаго Бонапарта, который не блисталъ своимъ мундиромъ. Да, онъ блисталъ многимъ, чего не пилитъ авторъ, а малорослымъ не былъ ни для кого, потому-что, какъ физическій человкъ, былъ средняго роста и поражалъ красотою своей наружности. Прочтите описаніе наружнаго вида его, въ стать благороднаго непріятеля, нашего партизана Давыдова (‘Тильзитъ’): самовидецъ, онъ изображаетъ Наполеона иначе, нежели небывалое изданіе.
Походъ Наполеона въ Египетъ даетъ автору случаи излить все негодованіе его противъ ненавистнаго ему героя, котораго онъ представляетъ притомъ злодемъ, незнавшимъ никакихъ нравственныхъ законовъ. Вотъ доказательства:
Овладніе Мальтою представлено какимъ-то разбойничьимъ набгомъ, гд весь успхъ завислъ отъ измны, за которую Бонапарте ограбилъ Мальтійцевъ. Тутъ же нелпое мнніе, что Наполеонъ взялъ себ за образецъ Александра Македонскаго и по слдамъ его устремился на завоеваніе Бостона (стр. 43).
При описаніи событій въ Египт повторены вс выдумки и клеветы, какими Англичане, во время самаго разгара своей вражды противъ Наполеона, старались унижать его. Онъ выставленъ лживымъ мусульманиномъ, и ему вложена въ уста вотъ какая рчь, будто-бы сказанная въ Каир: ‘Возвсти народу, сказалъ онъ шерифу (шерифу?), что съ-тхъ-поръ какъ сотворенъ миръ [а не міръ?], написано, что я, истребивъ враговъ исламизма, сокрушивъ Крестъ (!), прійду съ запада исполнить обязанность, на меня возложенную (стр. 44)’.— Такія рчи можно было придумывать въ то время, когда надлежало язвить врага всякимъ оружіемъ, но теперь, когда народовъ ненависть почила, смшно повторить нелпости. Можно ли утверждать и слдующее:
‘Однажды явился онъ (Наполеонъ) даже въ мечеть въ мусульманской одежд для празднованія памяти Магомета’ (тамъ же).
По-крайней-мр, не надобно порицать и врага за собственныя свои выдумки, а говорить: ‘безстрастные Египтяне не обращали вниманія ни на его шарлатанство, ни на торжества, которыми онъ праздновалъ прибыль воды въ Нил и основаніе республики’ (стр. 54).
Но авторъ старается громоздить одно обвиненіе на другомъ, то утверждая, что Бонапарте билъ какого-то шерифа и ограбилъ, меккскій караванъ, то обвиняя его даже и за то, что онъ привезъ съ собою изъ Европы многихъ ученыхъ и художниковъ и основалъ Египетскій Институтъ. Угадайте, какой выводъ сдланъ изъ этого учрежденія? Это были ‘первыя попытки къ основанію неограниченной монархіи!’ (стр. 46). Какъ хорошо знаетъ авторъ то, о чемъ пишетъ — можно видть также изъ словъ его: ‘изъ ихъ (ученыхъ) трудовъ составилось огромное твореніе сборникъ ‘Египетской комиссіи’, то-есть онъ не знаетъ даже заглавія ‘Описанія Египта’, и потому не удивительно, что не можетъ оцнить важности всхъ трудовъ, свершенныхъ учеными, окружавшими Бонапарте въ Египт.
Къ числу выдумокъ автора на Бонапарте относимъ слдующія мста:
‘Въ продолженіе цлаго мсяца, разстрливали ежедневно по двнадцати человкъ (въ Каир). Эта система ужаса, которую Бонапарте продолжалъ въ послдствіи и на Запад…‘ (стр. 48).
‘Еще передъ отъздомъ изъ Парижа, онъ велъ переговоры съ старшинами еврейскаго народа, общалъ имъ возстановить Іерусалимскій Храмъ, и получилъ отъ нихъ большія суммы’ (стр. 48).
Авторъ забылъ, что самъ упоминаетъ о тайн, въ какой приготовлялась египетская экспедиція, и что еслибъ Бонапарте велъ переговоры о разныхъ цляхъ ея, и даже бралъ деньги съ жидовъ, то уже тайны не могло бъ быть. И съ какими старшинами еврейскаго народа велъ онъ переговоры? не въ род ли они египетскаго шерифа?
‘Гарнизонъ Яфы…. былъ хладнокровно умерщвленъ, по повелнію Бонапарте’ (стр. 30).
‘Въ Яф онъ приказалъ отравить своихъ воиновъ…. Докторъ Деженетъ отказался быть исполнителемъ этого гнуснаго убійства, а аптекарь Ройе, взявшій на себя исполненіе безчеловчной обязанности, не былъ допущенъ главнокомандующимъ въ Европу’ (стр. 51).
Замтьте, что, представляя событія по своему, авторъ заботится только представить Наполеона хладнокровнымъ, гнуснымъ убійцею.
Переворотъ 18-го брюмера изображенъ весьма сбивчиво. Наконецъ, авторъ съ удивительнымъ простодушіемъ говоритъ:
‘Между тмъ нкоторые приверженцы прежней династіи не сомнвались, что монархическое зданіе, имъ (Бонапарте) сооружаемое, назначалось Бурбонамъ, самъ Людовикъ XVIII думалъ такъ, и написалъ ему весьма учтивое и ласковое письмо, въ которомъ просилъ о возврат короны. Черезъ годъ, первый Консулъ отвчалъ Королю, но предлагалъ Лудовику отказаться отъ короны. Другая попытка, сдланная съ тою же цлью Графомъ Артуа, черезъ Герцогиню Да-Гюишъ, и поддержанная Жозефиною, равномрно осталась безъ успха’ (стр. 63).
Разумется, если такъ изображать событія, то они только смшны! Лудовикъ XVIII былъ человкъ умный и не сталъ бы ласковымъ письмомъ просить у перваго консула короны, а тотъ не могъ и отказывать въ томъ, что было не въ его власти. Два письма Лудовика къ Бонапарте и отвтъ на нихъ совершенно сообразны взаимнымъ ихъ отношеніямъ и могутъ служить образцами благородства, ума и высокаго чувства въ положеніи каждаго изъ писавшихъ.
‘Немногіе эмигранты, оставшіеся врными Бурбонамъ, поддерживали энергію Англичанъ (!), и двое изъ нихъ, Пишгрю и Жоржъ Кадудаль (хорошъ эмигрантъ!), отправились даже тайно въ Парижъ съ пятидесятью Вандейцами, чтобы ниспровергнуть существующее правленіе. Пишгрю, захваченный измннически, былъ удавленъ въ темниц, Кадудаль, смло признавшійся въ намреніи умертвить Консула, съ необыкновеннымъ мужествомъ пошелъ на плаху, а Моро, обвиненный за участіе въ томъ же заговор, былъ изгнанъ’…’ (стр. 68).
Довольно, довольно! Отдаемъ всю справедливость искусству автора заключать въ немногія строки неправду и ошибки всхъ родовъ! Разберемъ по сортамъ эти драгоцнности.
‘Эмигранты, поддерживающіе энергію Англичанъ’, и ‘пятьдесятъ Вандейцевъ, идущихъ ниспровергнуть могущество перваго консула’ — небывалыя вещи, едва-ли кому-нибудь приходившія въ голову.
Кадудаль-эмигрантъ и Пишгрю захваченный измннически — непониманіе или искаженіе истины. Людей, идущихъ возмущать и убивать, не захватываютъ измннически, а ловятъ всми средствами, какъ преступниковъ, уже напередъ осудившихъ себя передъ обществомъ.
Пишгрю удавился самъ, а не былъ удавленъ: первому консулу не было надобности въ такомъ злодйств, Моро былъ не обвиненъ въ заговор, а точно зналъ о немъ, и за то подвергся изгнанію. Это было великодушіе со стороны Бонапарте, а небывалое изданіе готово осудить его за это!
Но рука у насъ устала, выписывая ошибки разсматриваемой нами книги, а мы еще не перебрали и половины ея, и въ пройденномъ нами замчали только немногое, а не все, что находимъ въ ней неврнаго. Но и не стоитъ умножать обличительныя цитаты, читатели видятъ изъ разсмотрнныхъ вами мстъ, какова эта книга! На нее можно написать нсколько томовъ опроверженій, но она не стоитъ такою труда — а между-тмъ, намъ надобно еще упомянуть о другихъ сторонахъ ея, которыя общали мы представить въ ихъ настоящемъ свт.
Ошибки кишатъ въ ‘небываломъ изданіи’. Авторъ или передлыватель причиной ихъ, но мы видимъ ихъ въ русской книг. Надобно замтить, однакожъ, что многое принадлежитъ русскому передлывателю, потому-что явно происходитъ отъ неумнья его выражаться ясно и правильно. Излагая даже дйствительныя событія, онъ своимъ языкомъ придаетъ имъ такой характеръ, что они кажутся дурною сказкою, а не исторіею. Вотъ, на-примръ:
Наполеонъ основалъ Рейнскій Союзъ, долженствовавшій ниспровергнуть древнюю Германскую Имперію, и принудилъ Императора Франца отказаться отъ титула главы этой имперіи’ (стр. 81).
Ниспроверженіе Германской Имперіи не было прямою цлью учрежденія рейнскаго союза, хотя при немъ имперія уже и не могла существовать, итакъ, оно было только слдствіемъ его, и Наполеонъ имлъ другія цли при учрежденіи рейнскаго союза. Но небывалое изданіе придаетъ неискуснымъ выраженіемъ своимъ такой характеръ событію, какъ-будто Наполеонъ для того и основалъ рейнскій союзъ, чтобъ ниспровергнуть Германскую имперію. Онъ никогда и не принуждалъ императора отказаться отъ своего древняго титула: императоръ самъ сложилъ съ себя его про новомъ устройств длъ.
‘Тщетно хотла Пруссія образовать родъ противовсія (contre-poids) посредствомъ Свернаго Союза, Саксонія, Гессовъ и Ганзеатичсскіе города были насильно отторгнуты Наполеономъ отъ этого союза, и для большаго униженія Прусской Державы, онъ предложилъ Англіи возвратить Ганноверъ (кому?), который незадолго предъ тмъ отдалъ королю Фридриху-Вильгельму, въ обмнъ Клеве, Анспаха и Нёшателя’ (стр. 82).
Что за путаница! И все отъ-того, что не понято, не договорено и дурно выражено по-русски. Саксонія и сверныя владнія Германіи не были насильно отторгнуты Наполеономъ отъ союза съ Пруссіею. Пруссія, своею политикою, сама поставила себя въ такое положеніе, что второстепенныя державы страшились союза съ нею, когда видли неудовольствіе противъ нея Наполеона, который, напротивъ, желалъ свернаго союза и самъ предлагалъ Пруссіи образовать этого. Онъ не предлагалъ Англіи возвратить Ганноверъ, и не могъ предлагать его для уничтоженія Пруссіи, когда при переговорахъ съ Англіею, подъ величайшей тайною, далъ только разумть, что Ганноверъ будетъ возвращенъ ей при общемъ мир. Пруссіи назначалъ онъ достаточное вознагражденіе.— Но поймете ли вы что-нибудь изъ описаній небывалаго изданія?
На чемъ же основываются ‘Замтки и Выписки Сверной Пчелы’, ожидая много пользы въ дл общественной нравственности и образованности отъ такой книги, которая представляетъ свой предметъ совершенно-неврно, искажаетъ описываемыя ею событія, и ничего не уметъ порядочно выразить? Мы сказали, что изъ нея не можетъ быть никакихъ выводовъ, разв кром тхъ, которые сами собою представляются не въ пользу ея, и если это называетъ ‘Сверная Пчела’ нравственными выводами, то мы согласны съ нею. Расхваленная ею книга можетъ служить доказательствомъ, что не должно браться за предметъ выше силъ своихъ — охотно отдаемъ этотъ нравственный выводъ въ пользу ‘Сверной Пчелы’ и хвалимаго ею автора небывалаго изданія.
Читатели уже видли въ представленныхъ нами выпискахъ, какъ слабъ въ русскомъ язык редакторъ или передлыватель книги, которой слогъ названъ образцовымъ, а языкъ чистымъ, какъ кристаллъ. Вотъ еще нсколько обращиковъ этого образцоваго языка и кристальнаго слога, избираемыхъ намъ на удачу, гд откроется книга:
‘Побдитель (подъ Аустерлицемъ) извинялся, что принимаетъ такимъ образомъ (на бивак) своего будущаго тестя’ (стр. 79).
Аустерлицкая битва была 2 декабря 1805 года, Наполеонъ женился на дочери австрійскаго императора въ март 1810 года. Какимъ образомъ зналъ онъ за четыре съ половиной года, что говоритъ съ будущимъ своимъ тестемъ? Это напоминаетъ анекдотъ одного генерала, который разсказывалъ, что при начал семилтней воины Фридрихъ-Великій, потрепавъ его по плечу, сказалъ: ‘Ну, вотъ, любезный генералъ, и семилтняя война начинается!’
‘Вы извлекаете изъ этого дворца (сказалъ Императоръ Францъ) столько выгодъ, что вамъ не можетъ быть въ немъ непріятно (стр. 80).
Кром того, что это дурно выражено по-русски и почти не иметъ смысла, отвтъ императора Франца былъ совсмъ иной. Онъ сказалъ, что Наполеонъ пользуется очень-хорошо скромнымъ своимъ помщеніемъ. То ли это, что силится и не уметъ выразить бывалое изданіе?
‘Герцогъ Брауншвейгскій не имлъ ни энергіи, ни дятельности, чтобъ быть противникомъ Наполеону’ (стр. 82).
Какъ по-русски!
‘Такъ какъ его гордость и детогисмъ возрастали вмст съ Фортуною (?), то и съ побжденными непріятелями обошелся онъ боле нежели надменно’ (стр. 84),
Точно приказная бумага прошедшаго столтія!
‘Іеронимъ вошелъ къ нему въ милость, посл того, что развелся съ первою своею женою’ (стр. 85).
Русскій писатель не знаетъ, какъ и это выражается правильно по-русски!
‘Французская армія, закаленная въ битвахъ и побдахъ’ (стр. 86).
Закаленная въ битвахъ — такъ, но закаленная въ побдахъ — не употребляется, потому-что не иметъ смысла. Можно воспитаться, возрасти, состарться въ побдахъ, но побда, какъ слдствіе битвы, не служитъ закалкою.
Необыкновенно-смшно описаніе прейсиш-эйлауской битвы! Вотъ кусочки этого кристалла:
‘Битва, начавшаяся еще 7 Февраля, около полудня, продолжалась и на другой день до 10-ти часовъ вечера (и того 58 часовъ). Триста орудій извергали смерть въ продолженіе двнадцати часовъ, часто на картечный выстрлъ (что же длали они въ остальные 46 часовъ?). Ожесточеніе и мужество сражавшихся были такъ велики, что каждый солдатъ умиралъ на своемъ мст (то-есть не двигался съ мста, чему и слдуетъ доказательство:), и, на другой день, поле сраженія было покрыто ранцами, расположенными въ линію, будто на смотру’ (стр. 87).
Здсь мы почти готовы воскликнуть съ Гамлетомъ: ‘Полно-те! вы уморите меня со смха!…’ Въ-самомъ-дл, большое искусство смшить, описывая кровавыя событія!.. Эти ранцы, расположенные въ линію, посл убитыхъ, останутся въ русской письменности наряду съ фразами Тредьяковскаго.
Въ образецъ искуснаго расположенія словъ и кристальнаго языка, можно привести еще слдующій періодъ:
‘Устраненіе Луціана и Іеронима основывалось на томъ, что они, безъ позволенія брата, женились на женщинахъ (на комъ же еще женятся?) не изъ сословія, изъ котораго онъ хотлъ выбрать имъ невстъ (стр. 71).
Вотъ какой языкъ называетъ ‘Сверная Пчела’ кристалломъ, и какой слогъ ставитъ въ образецъ! И посл этого она еще будетъ говорить, что заботится о чистот русскаго языка, сокрушается объ искаженіи его и безпристрастно хвалитъ и хулитъ произведенія литературы? Книжка, которая должна бы почесть счастіемъ, еслибъ о ней промолчали, получаетъ отъ ‘Сверной Пчелы’ такія неумрнныя хвалы, какихъ мы не читывали и первостепеннымъ произведеніямъ!… Говорите посл этого о безпристрастіи!.. Не наше дло изъискивать, что заставляетъ хвалить такое произведеніе, но мы ясно видимъ тутъ кумовство, непотизмъ, самое рзкое литературное пристрастіе. Пусть объясняетъ ‘Сверная Пчела’ свои похвалы какъ ей угодно, а мы что видимъ, то видимъ, и говоримъ для нравственной пользы литературы.
Неумренность похвалъ ‘Сверной Пчелы’ выказывается даже въ томъ, что, желая представить небывалымъ чудомъ плохую книжку, она говоритъ и о наружныхъ достоинствахъ ея, какъ о чемъ-то удивительномъ, безпримрномъ. Для этого мимоходомъ брошенъ внокъ ‘художническому искусству’ г. Фишона въ ‘типографскомъ ремесл’, хотя самое сближеніе такихъ словъ не можетъ быть звучно передъ образованною публикою, которая знаетъ различіе ‘ремесла’ отъ ‘искусства’. Но нечего разсуждать тутъ ни о ремесл, ни объ искусств: надобно только взглянуть на расхваливаемую такъ высокопарно книжку, и вы увидите изданіе очень-посредственное, наполненное опечатками, и некрасивое. Бумага для него употреблена неуклюжаго формата, шрифтъ старинный въ текст, одинаковый съ шрифтомъ ‘Сверной Пчелы’, въ капителяхъ набитый, а въ примчаніяхъ какой-то допотопный. Чернила для печатанія издержаны не парижскія, не лондонскія, а просто рыжія. Тутъ спорить не о чемъ, потому-что книга у всхъ передъ глазами, и мы входимъ въ эти мелочныя подробности, желая только показать, что значатъ похвалы ‘Сверной Пчелы’ и каково безпристрастіе ея. Купите только, раскупите какъ свжія булки, а посл думайте, что хотите! Вотъ, по-видимому, вся цль восторженныхъ похвалъ небывалому изданію. Но пусть же публика видитъ все это въ примр, котораго нельзя отрицать.
Не оставимъ безъ разсмотрнія и послдней хвалы — дешевизн книжки. ‘Баснословная, неизвстная досел дешевизна!’ говорятъ намъ. Но и тутъ находимъ мы явное пристрастіе. Разберите сами: въ обихъ книжкахъ ‘Наполеона Бонапарте’, всего съ небольшимъ семь печатныхъ листовъ, и он стоютъ 40 к. сер. Обыкновенная у насъ цна новыхъ книгъ, кром исключеній, по 1 р. с. за томъ листовъ въ двадцать, слдовательно, это дешевле, нежели баснословная цна, о которой такъ скромно говоритъ ‘Сверная Пчела’. Конечно, 40 к. с. немного, но это немного слишкомъ-относительно. Есть предметы дешевые, хотя за нихъ надобно платить по 400 р. с. Еслибъ вамъ предложили за 400 р. сер. ‘Описаніе Египта’, изданное при Наполеон (такъ хорошо извстное ‘небывалому изданію’!), то это было бы дешево, а дать за дв книжки ‘небывалаго изданія’ 40 коп.— слишкомъ-дорого. Здсь мы говоримъ уже не о внутреннемъ достоинств, а о матеріальной цнности книги. Зачмъ же говорить: ’40 копеекъ! что значатъ 40 копеекъ! Бездлица! Вздоръ! Покупайте какъ свжія булки! Это подарокъ драгоцнный, хотя весьма-дешевый, стоящій всего сорокъ копеекъ серебра! Нтъ, извините, это отнюдь не дешево — это слишкомъ-дорого! Если за 7 печатныхъ листовъ книги станемъ платить по 40 к., то за 28 заплатимъ 1 р. 60 коп., а это слишкомъ-дорого! Сочиненія Шатобріана продаются дешевле, хотя издатели заплатили за нихъ неслыханныя суммы.
Выводъ нашъ о ‘небываломъ изданіи’, посл всего сказаннаго, незатруднителенъ. Мы не видимъ въ ‘небываломъ изданіи’ никакихъ достоинствъ, мы показали недостатки его, при которыхъ оно достойно не похвалы, а правдиваго порицанія. Для пользы литературы русской, не желаемъ успха этой черезъ-чуръ смлой компиляцій, и надемся, что она останется точно ‘небывалымъ изданіемъ’, то-есть, какъ-будто ея ‘не бывало’.

‘Отечественныя Записки’, No 5, 1848

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека