Отвратительные, гнусные злодеяния, совершенные в Кронштадте над незащищавшимися офицерами, над старухою матерью одного из них и женою другого, обнаруживают контуры нашей революции, которые могут утешить явных и потаенных подстрекателей к активной или пассивной борьбе с правительством. Теперь они могут полюбоваться на дело своих рук.
К чему говорить о революции, этом цивилизованном явлении цивилизованных стран, в применении к России, когда для всех совершенно понятно, что по условиям русской жизни и русского просвещения, русского темперамента и русской темноты никакой революции у нас не может быть иначе, как в роли частного эпизода, а в общем и целом все движение выразится в повторении средневековой французской жакерии или немецких крестьянских войн: т.е. совершенно пьяного, ни к чему не приводящего истребления имущества страны и психопатического разлития крови. Кровь, грязь и огонь — вот стихии русской революции. И в конце ее — ничего, решительно ничего, никакого положительного результата, как это было после слепых народных движений в Германии и Франции.
Революция и революционеры наши чрезвычайно облегчены одним условием, не бывшим ни в Германии, ни во Франции, — это тем, что простоватое и благодушное правительство наше давно стало в положение какого-то опекуна всех сословий, и преимущественно простонародья и крестьян. Что же им не бастовать? В качестве бастующих они переименуются в безработных и поступят под попечение городских управлений, филантропических комитетов и всякой интеллигенции. Отчего не бросить огонь в хлебные амбары: правительство всегда прокормит, хоть в поле трава не вырасти. Таким образом, нищенство и дикость нашей страны в сочетании с неистощимым казенным хлебом необыкновенно облегчают у нас дело революции. Директивы исходят то от ошалелых психопатов, которые не прочь посмотреть на общий пожар, где сгорает и их имущество, или еще чаще и яростнее от множества у нас имеющейся молодежи ‘вне колеи’ и ‘без колеи’, от всех этих неудачников и неврастеников. В России таких целые таборы, и из них-то и комплектуется активная часть революции, интеллигенция ее, дух, направление и директивы… Эти играют в хаос, как играют в рулетку в Монако: движение страстей там и здесь одинаковое, жгучее, обаятельное. Кому же охота на медведя не нравится более, чем охота на лисицу, а для охоты на тигров ездят специально в Индию. Что влечет? Опасность. В опасности для неуходившейся крови заключается великое притяжение. А опасность революции, особенно нашей, где конец не так-то близок, где путь долог и приключений много, привлекательна втройне. Тут и сражение в решительный момент, и вся психология заговоров, быт заговорщиков, эта лихорадка опасностей, эта ползучая, укрывающаяся жизнь: столько привлекательностей, что у каждого гимназиста и гимназистки старших классов голова невольно закружится! Где еще в благоустроенной и скучной Европе найдете такие девственные леса для всяческих приключений! Большая охота, немножечко войны, заговоры, какие встретишь лишь только в ‘Королеве Марго’ Александра Дюма, шум печати вокруг, возможность сделать знаменитое имя и даже вскочить в историю вершковым Геростратиком — все это такие статьи, каких не имеют ни отчаянные альпинисты, ни алжирские охотники на львов!
А бедная Россия, темный мужик, нищий народ — все это сделалось рулеткой всемирных страстей. Все эти шахматные турниры разыгрываются на счет ее будущего, ее невспаханных полей, опустелых учебных заведений, плачущих детей, которых покинули отцы, братья убитых старых родителей, которые покинуты детьми.
И, как подумаешь, что Государственная Дума, в лице многих и многих, бросала благосклонные взгляды на этих Джеков-потрошителей и не отталкивала гнусной руки, ими протягиваемой.
Нет, много упрекали наше правительство, а впору подумать серьезно, да как же управиться с этою ордою? Как вообще управлять в мирное ли, в военное ли время населением с задатками таких милых инстинктов, вожделений и понятий?..
О, крещеная Русь, — так и хочется поправиться: ‘некрещеная Русь’!..
Впервые опубликовано: ‘Новое Время’. 1906. 24 июля. N 10905.