Надгробное Слово, сочиненное Г. Левандою.
Владиміръ Измайловъ.
‘Встникъ Европы’. Часть LII, No 16, 1810
Надгробное cлово, сочиненное Г. Левандою, Измайлов Владимир Васильевич, Год: 1810
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Сей Кіевскій Златоустъ, котораго имя и рчи извстны всмъ почитателямъ великихъ дарованій въ ихъ Отечеств, а особливо автору сего примчанія, имвшему счастіе пользоваться личнымъ знакомствомъ почтеннаго Леванды {Изъявляя наше уваженіе къ таланту сего мужа, мы позволимъ себ повторить слдующія строки изъ письма одного Кіевскаго жителя къ его пріятелю, который выписалъ для него сочиненія Леванды. ‘Сей старецъ, увнчанный сдинами и добродтелями, лежалъ на одр болзненномъ, когда я объявилъ ему желаніе В. В. Измайлова имть нкоторыя его рчи. Онъ назвалъ его лучшимъ изъ друзей своихъ. Сердечное удовольствіе изобразилось на лиц старца, и онъ подалъ мн дрожащею рукою посылаемыя при семъ рукописи.’ Намъ пріятно гордиться любовію сего достойнаго Пастыря. В. И.}, сей Проповдникъ произнесъ въ Кіев 19 Марта ныншняго года, въ день погребенія Гражданскаго Губернатора, П. П. Панкратьева, надгробное слово, о которомъ хотимъ здсь предложить свои замчанія. Можетъ быть тайное сердечное расположеніе, съ которымъ мы читали его, принесло ему особенную цну въ глазахъ нашихъ, но достоинство рчи будетъ конечно чувствительно для всякаго человка, не совсмъ чуждаго языку вдохновеннаго таланта. Есть мста, есть движенія, которымъ нтъ, кажется, ничего подобнаго въ рчахъ другихъ духовныхъ ораторовъ, и не льзя особливо не отдать справедливости тому простому и высокому краснорчію, которому всего боле удивляемся въ первомъ и знаменитйшемъ проповдник слова Божія. Вы, которые такъ живо, такъ справедливо чувствуете достоинство Боссюета, прочтите Леванду, разсмотрите ходъ, мысли, выраженія сего надгробнаго слова, опредлите его цну, если угодно, по сравненію съ другими превосходными примрами въ семъ родъ, и вы скажете конечно: мы имемъ нчто достойное сравненія съ великими образцами Христіянского краснорчія! Но оставляя всякое сравненіе, для котораго не чувствуемъ себя на сей разъ расположенными, замтимъ только, какимъ образомъ чувствовалъ, мыслилъ и говорилъ сердцу земныхъ страдальцевъ истолкователь Вры небесной.
Сей Христіанскій Учитель, тронутый плачемъ сиротъ, стоящихъ предъ гробомъ, вспомнилъ тотъ великій случай, извстный намъ по Священному Писанію, когда самъ Спаситель, движимый небеснымъ Состраданіемъ, заплакалъ предъ гробомъ Лазаря. Конечно Проповдникъ, представя себ чудесное воскресеніе, мыслилъ втайн своего сердца: для чего не имю великаго дара говорить мертвымъ — возстаньте изъ гроба! огорченнымъ — утшьтесь! и по сему первому движенію онъ взялъ за текстъ слово Іоанна Евангелиста, Прослезися Іисусъ. И такъ занимая мсто Христова преемника, и чувствуя, какъ смертный, что чувствовалъ еще Христосъ, какъ Богъ и Спаситель, Проповдникъ такъ начинаетъ:
‘Не долго было доводить до сокрушенія сіе небесное сердце, сердце исполненное любви и жалости къ человкамъ. Довольно было ему увидть несчастнаго, увидть плачущихъ, и вдругъ чувствовать во всей сил всю бдность смертныхъ, сострадать и плакать о судьб человковъ. Кому же боле и приличествовало все сіе, какъ не Ходатаю Бога и человковъ, видвшему съ небесъ всхъ насъ, осужденныхъ на смерть, отъ жалости преклонившему небеса и пришедшему взыскати и спасти погибшихъ? Гджъ случилосъ сіе, что плакалъ Избавитель нашъ, доказывая слезами сердце свое, стующее о бдности нашей и вмст негодующее на врага жизни, на смерть нашу? Недалеко пещеры, близь мста, гд лежалъ новопреставленный четверодневный Лазарь. Сюда провожали Іисуса плачущія дв сестры умершаго, то взирая на Господа и надясь отрады, то въ горести выговаривая: для чегожъ, милосердый Спаситель, не былъ Ты тутъ, когда умиралъ братъ нашъ? съ нимъ бы врно не случилось сего. ‘Ты, любя его и насъ, не далъ бы умереть ему, а теперь все поздно, уже духъ гнилости и разрушенія отъ тла его несносенъ. О смертные! коль ни слабы, воздержитесь, не все говорите, что сердцу терзаемому говорить хочется.’
Нужно ли останавливать вниманіе читателей на красотахъ сего величественнаго вступленія? Какое сильное выраженіе: отъ малости преклонившему небеса! Не изъ сердца ли плачущихъ сиротъ вырвалось трогательное восклицаніе: для чего, милосердый Спаситель, не былъ Ты тутъ, когда умиралъ братъ нашъ? Но посл слышаннаго ропота человческой слабости, мы внимаемъ голосу Неба, голосу Христіанскаго смиренія, голосу, изрекающему непремнный судъ Бога въ сихъ словахъ кроткаго увщанія: Смертные! сколь вы слабы, воздержитесь, не вс говорите, что сердцу терзаемому говорить хочется. Кто, кром великаго сердцевдца, можетъ такъ говорить къ смертнымъ, читать въ сокровенности души ихъ и отвчать на тайной ропотъ сердца съ такою отеческою любовію!
Дале Проповдникъ показываетъ намъ ничтожность самыхъ человческихъ желаній. Волею Всемогущаго исполняется воля слабаго человка — Лазарь воскресаетъ — но обратимся на слдствія, представленныя въ картин столь разительной и со всею силою Христіянской мудрости:
‘Се жизнь, у двери гроба, се воскресеніе готово, се возглашаетъ уже запретивъ духу, запретивъ слезамъ, запретивъ смерти, Жизнодавецъ: Лазаре, гряди! Се исходитъ мертвый! пріимите его на руки ваши — утшитесь!
‘Но законъ смерти непремненъ. Вы и онъ умрете, одна жизнь на небеси, гд вы, для безсмертія соединясь, умирать боле не будете. Все исполнилось такъ. Нтъ ни брата, ни сестеръ давно на земли.
‘Велики были достоинства во умершемъ брат: онъ былъ все для сиротствующихъ сестеръ. Велико утшеніе за возвращеніемъ его и паки въ жизнь. Но за смертію вторичною то же слдовало огорченіе, пока не собрались вс они для радости въ вчность.’
И такъ, если бы и могли совершиться: тайныя моленія смертныхъ, если бы угодно было всевидящему Промыслу повторять для нихъ чудо Лазарева воскресенія: то не избжали бы они и тогда послдняго предла своего, которой есть необходимое условіе жизни человческой. Счастливъ — не тотъ, кто носится еще бурями по неизвстному океану жизни, но, — кто, ступая на берегъ вчности, пристаетъ къ свтлой обители мира и радости подъ кровомъ Божественнаго Защитника. Мы оплакиваемъ его на земл, когда онъ радуется на небесахъ Такая высокая мысль должна, до наставленію Христіянскаго учителя, усмирить кипніе сердца, хотя и не можетъ въ одно мгновеніе побдить силу отчаянія. Самъ Проповдникъ уступаетъ въ послдній разъ движенію общей горести, и говоритъ съ уныніемъ:
‘Теперь, при поразительномъ зрлище семъ, гд льются слезы искреннихъ сердецъ, гд погребаются достоинства, дарованія, добродтели, вра и врность, гд оплакивается отецъ, супругъ, градоначальникъ, покровитель, сынъ Отечества, исповдникъ имени Христова, украшавшійся милостями Бога и Царя — нтъ Христа, который бы сказалъ: Лазарь другъ нашъ успе, Лазарь умре, иду, да возбужду его!
Кто изъ тхъ, которые видли уничтоженіе существа, для нихъ милаго, чувствовали горесть невозвратной потери, и напрасно призывали къ жизни друга, отнятаго у нихъ смертію — кто изъ тхъ не найдетъ выраженія своего собственнаго чувства въ семъ глубокомъ изліяніи безутшной печали: Нтъ Христа, который бы сказалъ, Лазарь другъ нашъ успе, Лазарь умре, иду, да возбужду его!
Но принеся сію послднюю дань человчеству, Проповдникъ выше возносится мыслію, и какъ бы вдохновенный отъ Неба, зоветъ огорченныхъ къ наслажденію Вры:
,,Нтъ Христа, который бы сказалъ, Лазарь другъ нашъ успе, Лазарь умре, иду, да возбужду его. Но есть Христосъ, который никогда не отдлялся отъ вры его, былъ съ умирающимъ до послднихъ минутъ, воспріялъ въ руки Свои духъ кающійся, врующій, предающійся Ему, украсилъ его кровію и правдами своими, въ семъ вид представилъ его милующему Отцу, соединилъ съ Собою, прощая все, и забывая все, что отторгало отъ Христа, назначая не теперь воскреснуть, но при послдней труб, хотящей проникнуть прахи мертвыхъ, оживить и возставить для соединенія съ душами для прославлеіня вчнаго, безконечнаго. О Спаситель нашъ, единое прибжище и утшеніе врующихъ! Ты изрекъ: Пріидите ко Мн вси труждающіися и обремененніи, и Азъ упокою васъ. Се грядетъ въ Тебе крестившійся, въ Тебе облекшійся, новый предъ лице Твое міровъ пришлецъ, слезами покаянія и кровію Твоею вновь омытый! Ты Истина вчная — Ты не отвержешися Себе во вки! Ты упокоилъ его во слав Твоей — вруемъ Господи. Аминь.’—
Предметъ Христіянскаго Оратора есть не только пальма краснорчія, но особливо успокоеніе духа, смятеннаго горестію, и счастливый Ораторъ приводитъ насъ къ сей великой цли. Главная прелесть его таланта есть, кажется, та сладость, которая течетъ изъ источника сердца, и въ сердце проливается. Можно бы сказать, что Леванда постигъ тайну святой любви и вчной горести, ибо никто не уметъ такъ плакать съ человкомъ и такъ утшать съ Богомъ. Мы знаемъ отца, который лишился любезнаго ему отрока, который еще тоскуетъ о сей потер, какъ можетъ только отецъ тосковать о сын, и который, читая сію рчь Леванды, вкусилъ райское утшеніе и благословилъ великой даръ новаго Златоуста. Блаженъ, говоритъ сей отецъ оживленный упованіемъ Вры, блаженъ, кто съ якоремъ Религіи протекалъ неизмримую глубину таинственной жизни, и во всхъ искушеніяхъ рока опирался на сіе подножіе вчной истины! Такъ конечно! Христіянинъ, сердечно убжденный въ таинствахъ Откровенія, отдаетъ друга, или сына, не смерти, не земл, но Богу, который возвратитъ ему жизнь и радость, есть мсто, есть убжище, гд отчаянная мысль его, изумленная разрушеніемъ, можетъ сладкимъ образомъ успокоиться. И какая разница между Христіянскимъ ученіемъ и человческою мудростію! Одинъ философъ, оплакивая достойную женщину въ письм къ ея другу, врующему въ Бога, произноситъ сіе убійственное слово: Почитатель Бога!…. нтъ ее на свт {Кому не извстно сіе письмо Женевскаго Философа и Писателя? В. И.}. Напротивъ того мудрецъ-Христіянинъ, зная лучше сердце человческое, снизходитъ къ его слабости и говоритъ съ чувствительностію: Нтъ Христа, который бы воскресилъ Лазаря, но есть Христосъ, который вручаетъ его милующему Отцу и Богу. Вотъ — преимущество Божьяго Слова и торжество Христіанской Религіи! Ни что неврно въ жизни, кром сей послдней опоры слабаго и страждущаго человка.