Над пучиной, Желиховская Вера Петровна, Год: 1896 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

В. П. Желиховская

Надъ пучиной.

Источник текста: В. П. Желиховская. Во имя долга, Кукла, Над пучиной. Три рассказа знаменитой писательницы. С иллюстрациями в тексте и рисунками в лист. С рисунками А. А. Чикина. СПб, Издание А. Ф. Девриена, 1899. Стр. 233 — 313.

Подготовка текстового файла: Lib.ru: Классика, август 2011 г.

I.

Стояло начало мая мсяца, теплаго, яркаго, цвтущаго мая.

Всегда красивая Одесса разрядилась вся въ зелень и цвты, и глядлась въ голубое море словно шестнадцатилтняя красавица въ зеркало.

Въ желзно-дорожномъ вокзал суета, толкотня и шумъ: только что прибылъ утренній поздъ. Разъздъ необычайно оживленъ.

Дв дамы спокойно ждутъ въ зал перваго класса, никуда не спша, ожидая безъ всякихъ признаковъ нетерпнія, чтобы люди — лакей и горничная, получили багажъ и все устроили. Одна изъ дамъ, пожилая, некрасивая, одтая съ такой аккуратностью, что никому и въ голову не могло придти, что она четвертыя сутки не выходила изъ вагона, сидитъ молча, вытянувшись въ струнку, на диван. Держась одной рукой, затянутой въ шведскую перчатку, за свой дорожный нессесеръ, надтый черезъ плечо, она другую положила на зонтикъ и шотландскій плэдъ, аккуратно затянутые ремнями, и смотритъ въ полъ, съ выраженіемъ, явно свидтельствующимъ о ея готовности просидть такимъ образомъ хоть до вечера.

Другая, молоденькая двушка, стройная, хорошенькая блдной, изнженной красотою растеня, взлеляннаго въ сверныхъ теплицахъ, сначала бросилась было на диванъ, потомъ встала н оперлась на окно, глядя въ ясное небо и звая немилосердно. Ея изящный дорожный костюмъ былъ далеко не въ такомъ порядк, какъ у ея спутницы, темные, большіе, способные блистать и оживляться, глаза, смотрли апатично и вяло. Она казалась и сонной, и усталой, и сильно скучающей…

Но вотъ она остановила вниманіе своей чопорной спутницы, звнувъ особенно аппетитно, и тотчасъ лицо ея оживилось лукавой усмшкой. Подмтивъ на себ ея удивленно-укоризненный взоръ, она откинула движеніемъ руки и головы русый локонъ, выбившійся изъ-подъ шляпки и сдержавъ усмшку, оживившую вс тонкія черты ея необыкновенной прелестью, сказала по англійски:

— Вы боитесь, чтобы я не вывихнула себ челюсти, миссъ Джервисъ?

— Я удивляюсь, что Марья и Иванъ длаютъ тамъ такъ долго? — вмсто отвта замтила англичанка. Неужели въ отел не получена телеграмма, и за нами не прислали коляски?

Какъ-бы въ отвтъ ей въ комнату вошла краснощекая горничная и благообразный лакей.

— Пожалуйте! — сказалъ онъ. — Вещи сданы и отправлены въ Лондонскую гостиницу. Коляска подана.

— Ну и прекрасно!.. Пойдемте, миссъ Джервисъ. Маша! Бери вещи и мою сумку, пожалуйста. Вотъ она тамъ, на спинк стула… Все плечо мн оттянула!.. Дай только зонтикъ.

— Разв вы не наднете другой перчатки, miss Vera?

— А вы считаете это необходимымъ, miss Sarah?

— Оh! Мiss. Вы сами это знаете.

— Охъ! Знаю-ли?.. А впрочемъ, чтобъ вамъ сдлать удовольствіе… Ну! Идемте.

Открытая коляска помчала ихъ по Пушкинской улиц, къ набережной.

— Хорошенькій городъ!.. Очень хорошенькій городъ! — одобрительно повторила Вра Аркадьевна Ладомирская, смотря по сторонамъ.

— Одесса прелести какой городъ! — подтвердила ея балованная субретка.

— Да!.. Вдь я и забыла, что ты жила здсь прежде, Маша. Чтожъ въ ней особенно хорошаго?

— Да все-съ! Особливо теперь, какъ вс дачи и вс Фонтаны въ цвту.

— Какъ фонтаны въ цвту? — засмялась барышня. Разв вмсто воды фонтаны здсь бьютъ цвтами?

— Не цвтами-съ и даже фонтановъ нту совсмъ, а такъ загородныя мста, гд, значитъ, самыя лучшія дачи, — Большой, Средній и Малый фонтанъ прозываются.

— А! Вотъ что. И хороши он, эти дачи?

Горничная принялась расписывать восторженно.

— Можно будетъ създить посмотрть. Сестру, вдь, ждать наврное дня три придется.

Бывшая гувернантка, нын компаньонка княжны Ладомирской, смотрла на нее вопросительно. Она разсказала ей въ чемъ дло.

— Оh! ?егу well! — воскликнула въ отвтъ англичанка, въ теченіе своего многолтняго пребыванія въ Россіи не выучившаяся по-русски.

Чмъ ближе подъзжали къ музеуму, бирж и цвтущему бульвару вдоль набережной, тмъ красиве были зданія, отненныя аллеями только что зазеленвшихъ акацій.

Видъ на бульваръ и нарядный портъ съ десятками судовъ и пароходовъ, съ сотнями блокрылыхъ яхтъ и разноцвтныхъ яликовъ, скользящихъ по сверкавшему отраженьемъ голубаго неба, безбрежному морю, окончательно привелъ Вру въ восторгъ. Отдохнувъ и пообдавъ пораньше, она ршила, что подетъ гулять. Коляска снова была подана, он услись съ миссъ Джервисъ и приказали везти себя на фонтаны.

— На который-съ? — освдомился возница, одтый на иностранный ладъ.

— На вс! Начиная съ ближняго и до самаго дальняго! — отвчала барышня.

Коляска тронулась по набережной, вдоль бульвара, пестрвшаго гуляющими, сквозь свою молодую зелень, на яркомъ фон моря и неба. День былъ праздничный, въ повильон гремла музыка, на платформ ресторана Замбрини, между рядами мраморныхъ столиковъ, яблоку негд было упасть: тамъ была давка, какъ въ муравейник.

— Кажется гулянье? — замтила англичанка. Не лучше-ли было-бы и намъ просто погулять по бульвару?

— Боже сохрани!.. Не видали мы толпы?.. Неужели вамъ не надоли эти казенныя гулянья въ Петербург и за границей?.. Нтъ, спасибо!.. Ужъ лучше посмотримте на городъ… Жаль коляска двумстная, а то я Машу взяла-бы, какъ чичероне…

Англичанка только повела зеленымъ глазомъ на свою питомицу. Идея — брать съ собою на прогулки горничную!.. Но она не сказала ни слова, зная изъ опыта послдняго времени, что стоитъ только miss Ladomirsky услышать отъ нея сокрушительный возгласъ: ‘shoking’, — чтобъ немедленно воспылать желаніемъ именно это сдлать.

Привычный отличать сдоковъ кучеръ везъ хорошо, и лихо прокатилъ ихъ мимо вереницы дачъ Малаго фонтана къ спуску въ садъ и морскому берегу, въ эту пору года ярко-зеленому, цвтущему блымъ и розовымъ цвтомъ и пышно распускавшейся сиренью.

Он прошлись вдоль берега и еще не совсмъ отстроенныхъ купаленъ. Береговыя, красно-бурыя осыпи и живописные камни красиво омывались набгающими на нихъ волнами. Он шумли и пнились, налетая на препятствія, разбиваясь каскадами. блестящихъ брызгъ. Цвтущіе холмы бжали въ даль, сверкавшую бирюзой, золотомъ и изумрудами.

— Какъ хорошо! Какая прелесть! — восхищалась

Вра.

— Оh! Very pretty, mdeed! — подтверждала ея спутница, осторожно подобравъ юбки, тщательно закутавшись вуалемъ и распустивъ зонтикъ на красной подкладк. Are we to go much farther?.. Жаль, что дорога не проложена лучше.

— Къ несчастью далеко намъ идти некогда, надо еще побывать въ другихъ мстахъ, — успокоила ее княжна. Не то, пожалуй, завтра прідетъ сестра и потащить насъ въ Вну, такъ что я не успю ничего увидть.

— За границей мы увидимъ такъ много прекрасныхъ мстъ. И благоустроенныхъ!

— Я больше люблю не благоустроенныя.

— Въ самомъ дл?.. Какъ странно!

— Ничего страннаго. Во-первыхъ, ваша благоустроенная, подстриженная Европа надола мн до смерти, а во-вторыхъ, что можетъ быть лучше природы? Не лучшій-ли садовникъ и художникъ — Богъ?..

— Оh! Miss Vera!.. — шокировано вскричала гувернантка. Какъ можете вы такъ легко выражаться?

Молодая двушка разсмялась.

Когда он вышли на гору, гд ждалъ ихъ экипажъ, два трамвея конно-желзной дороги только что высадили публику и она пестрой, разношерстной гурьбой шла и сбгала въ садъ ресторана.

— Вотъ весело такъ хать! — сказала Ладомирская. Я бы съ удовольствіемъ прокатилась.

— О!.. Въ трамве? — снова изумилась миссъ, старательно оберегаясь отъ столкновеній съ вульгарнымъ людомъ.

Вдругъ родная рчь поразила ея слухъ. Она взглянула оживленне… Большое общество, изъ многочисленной въ Одесс колоніи англичанъ, спускалось имъ навстрчу.

— Мissis Cregs!

— O, dear me! Miss Jervis?.. Какая встрча!.. Какъ вы здсь?

— Проздомъ. А вы давно-ли въ Россіи?.. Я и не

знала!

— Мой мужъ здсь получилъ мсто инженера, на завод. О!.. Вы прідете и повидаетесь съ нами, не правда-ли?

— Не знаю, право!.. Если позволитъ время… Мiss Vera: это моя дорогая подруга — миссисъ Крегсъ. Моя бывшая воспитанница — my dearest pupil, princess Vera Ladomirsky.

Вра, съ удовольствіемъ смотрвшая на эту сцену, доказывавшую, что не все превратилось въ патентованную гуттаперчу въ сердц ея невозмутимой компаньонки, подошла и подала руку ея знакомой. Тутъ-же было ршено, что если завтра еще не прідутъ за ними, миссъ Джервисъ проведетъ цлый день у своихъ соотечественниковъ.

— Я не совсмъ уврена въ прав-ли я оставить васъ завтра одну, въ незнакомомъ город? — смущенно замтила добросовстная наставница, когда он сли въ коляску.

Но княжна разсмялась, напомнивъ, что ей уже не десять лтъ и прося ее не стсняться.

На Средній и Большой фонтаны уже ходили позды открытыхъ вагоновъ съ локомотивомъ.

Такого рода прогулка казалась княжн гораздо пріятнй, потому что на рельсахъ не было пыли, которой такъ обильны окрестности Одессы.

Оба фонтана — сплошные сады, даже просто рощи акацій, среди которыхъ разсыпаны дачи.

На Среднемъ не останавливались: возница ихъ объявилъ, что здсь смотрть нечего, кром дачъ, изъ которыхъ лучшія далеко, на берегу, а на Большомъ фонтан можно погулять возл Успенскаго монастыря.

Похали дале. Промелькнула, въ зелени, хорошенькая церковь, спускъ къ морю. Оно изрдка посблескивало слва, мелькая между высокими берегами. По главной, тнистой улиц, подъхали къ воротамъ монастыря, когда народъ шелъ уже ко всенощной. Съ края утеса на берегу маякъ засвтился на поблднвшемъ неб, а правй ужъ подымалась луна, осыпая море и землю милліонами блестокъ.

— Ахъ! Какъ хорошо! Какъ хорошо!.. Что за горе, что мы не успемъ погулять по берегу. Ужъ поздно, а мы съ вами не знаемъ здсь дорогъ! — жаловалась Вра.

— О да! Какъ можно гулять въ такую пору?.. И роса!.. Мало-ли что можетъ случиться?.. Я бы не совтовала вамъ выходить, убждала миссъ Джервисъ.

— Ну, въ церковь я должна войти! — протестовала ея неугомонная воспитанница. Какое прелестное мсто!.. Посмотрите. Эти надгробные памятники среди зелени, въ тни деревьевъ, разбросанные между двухъ храмовъ на морскомъ берегу!.. Завтра я пріду сюда раньше, чтобъ погулять.

— Одн?!.. — ужаснулась англичанка.

А что?.. Разбойниковъ здсь нтъ. Не безпокойтесь, дорогая миссъ Джервисъ! Я съ собой возьму и Машу и даже Ивана, съ его револьверомъ въ карман… Никто меня не тронетъ! А когда вы вернетесь отъ своихъ знакомыхъ, вечеромъ, то наврное застанете меня крпко спящей. Ничто не дйствуетъ на меня лучше и успокоительнй воздуха и далекихъ прогулокъ.

II.

Такъ она и сдлала, эта своевольная барышня, утомленная многоразличными увеселеніями, но не обезличенная столичной жизнью.

Едва миссъ Джервисъ отправилась къ своей пріятельниц, она объявила Маш, что он тоже дутъ съ ней на цлый день, на дачи.

— Бери мой маленькій сакъ. Мы возьмемъ туда тартинокъ и апельсиновъ и отлично пообдаемъ гд нибудь на берегу.

— Ахъ, барышня!.. А миссъ что скажутъ, какъ узнаютъ? — ужаснулась румяная горничная.

— Это мн все равно!.. — засмялась въ отвтъ княжна.

— Такъ приказать Ивану позвать коляску?

— Да. Только не на весь день, а въ одинъ конецъ, до паровоза. Ты знаешь, Маша, гд садятся въ вагоны, что ходятъ на Большой фонтанъ?

— А какже!.. Знаю-съ. Я все здсь знаю! — вскричала Маша въ восторг отъ предстоящаго удовольствія.

Не мене была весела и ея барышня. И весела, и смущена немножко, съ непривычки къ такимъ своевольнымъ, и тмъ боле одинокимъ прогулкамъ. У нея даже промелькнула мысль: не взять ли ей съ собой Ивана?.. Но она тутъ-же оставила это намреніе, сообразивъ, какъ стснительно и скучно будетъ имъ обоимъ: пожилому слуг слдовать за ея безцльными блужданіями по садамъ и берегамъ моря, а ей терпть его ненужное присутствіе. Довольно и Маши!.. Съ ней она по крайней мр не стснялась и, къ тому-же, знала, что и ей это большое удовольствіе.

‘Ужъ такъ и быть! Справлю разокъ ekole buissonniere! —думала она. Надышусь свободнымъ воздухомъ надолго!.. Вдь здсь меня никто не знаетъ и никто не узнаетъ, какъ-бы я ни провела день. Хоть нсколько часовъ, какъ другіе живутъ. По крайней мр будетъ хоть чмъ помянуть Одессу! А то вдь все смертельно надоло!.. Вотъ поду съ сестрой — баронессой и ея штатомъ опять въ заморскіе края, на воды! — продолжала она раздумывать, пригорюнившись у окна. Буду тамъ прогуливаться, tiree a guatre epingles. Слушать тяжелыя любезности графа фрица или звонкія фразы князя Лоло, которыми онъ будетъ звонить взамнъ оставленныхъ дома шпоръ и сабли… Буду выслушивать намеки сестры на плохія дла отца и на мое неумніе поправить ихъ блестящей партіей!.. Еще, пожалуй, и туда прідетъ за мною блистательный Викторъ Наумовичъ Звенигородовъ (вдь надобно-же носить такую тяжелую кличку)! — этотъ камеръ-юнкеръ изъ ножовой линіи, — какъ назвалъ его cousm MkheL. Помилуй Богъ!.. Вотъ будетъ несчастіе!.. И подумать, куда дваются предразсудки, родовая гордость отца и сестры въ отношеніи къ этому выскочк? Такъ и таютъ, и испаряются при помыслахъ о милліонахъ этого купеческаго сынка… Ахъ? Боже мой!.. Неужели-жъ выйти мн за этого лакея въ парижскомъ костюм?!..’ Она вздохнула.

‘Выходить безъ любви, безъ уваженія… а впрочемъ, гд ихъ и взять?.. Къ кому?.. За что?.. Вдь ни одного человка я не встрчала до сихъ поръ такого… Въ самомъ дл! Все какіе-то!.. Пустельги, комедіанты или еще того хуже: эгоисты, безчестные корыстолюбцы!.. Ахъ, Боже мой! Да… тяжело жить на свт людямъ. И все больше сами себ творятъ бды… А могла ли бы жизнь быть лучше… А ужъ какъ Божій міръ хорошъ!..’

Она заглядлась на сине-зеленую пелену моря. На рейд шла дятельная работа, дымились пароходы, мрно поблескивали весла, со скрипомъ работали колеса и блоки, на эстакад гремлъ и пыхтлъ паровозъ съ длинной цпью товарныхъ вагоновъ. Всюду копошился и хлопоталъ суетливый людъ. А оно, безбрежное море, свободно и спокойно раскинулось на простор, вольно распвало свою, то тихую, то страшную псню, безъ границъ, безъ удержу взмахивало пнистыми валами и разстилалось вдаль и вширь, сверкая и нжась въ солнечномъ свт, подъ яркимъ сводомъ неба, темня и озаряясь вмст съ нимъ…

Далеко, на горизонт, двумя крыльями серебрился парусъ. Отсюда не было видно движенья, парусъ, казалось, стоялъ неподвижно, вися между небомъ и моремъ.

‘Хотлось-бы мн тамъ быть!.. Покачаться надъ бездной, вдали отъ земли и людей!.. Чувствовать себя на вольномъ простор… Хорошо!.. А еслибъ буря?.. Чтожъ! Мн кажется я не испугалась-бы и бури!.. Не вс-же въ бурю погибаютъ. А какъ славно должно быть живется тому, кто выплыветъ живой и полный силъ!..’

— Коляска готова, барышня. Княжна!..

— Что?.. Да. Сейчасъ!.. Ну, демъ. демъ на синее море!..

Хорошо было и на мор, и на земл. Берега и верхній и нижній, цвтущей полосою протянувшійся вдоль глинистыхъ обрывовъ, тонули въ другомъ мор: въ мор пышнаго, весенняго расцвта, — въ бломъ пуху яблонь и вишень, въ розовой жимолости, въ сро- лиловыхъ и фіолетовыхъ кущахъ сирени. Свжій воздухъ былъ полонъ благоуханій, испареній змли и моря, полонъ движенія и блеска, звуковъ и псенъ. Высокія, еще нескошенныя травы, жили милліонами населявшихъ ихъ жизней, прозрачныя, не вполн распустившіяся деревья и цвтущій кустарникъ звенли жужжаніемъ, щебетомъ, щелканіемъ и свистомъ.

Множество скрытыхъ въ зелени дачъ еще не было населено. Горожане ждали жары и лтней пыли, чтобъ переселиться изъ своихъ душныхъ квартиръ въ эти свжія убжища. Охотницамъ до уединенныхъ прогулокъ, подобныхъ предпринятой нашей молодой путешественницей, было раздолье въ этотъ прелестный весенній день.

Благодаря топографическимъ знаніямъ своей горничной, жившей когда-то со своими господами на всхъ трехъ Фонтанахъ, Вра Аркадьевна вдоволь нагулялась между зелеными холмами, подъ снью цвтущихъ садовъ, по еле примятымъ тропинкамъ и по самому прибрежью, подъ навсомъ обрывистыхъ береговъ.

Она отдыхала на песк, доставая зонтикомъ или кончикомъ ботинки пнистую грань разбивающейся волны, она перебирала разноцвтные камешки, отшлифованные валами, и блестящія ракушки побережья, она сняла перчатки и омочила руки въ прозрачныя воды Чернаго, только по названію, моря. Он обошли всю, такъ называемую Швейцарію, — нижній берегъ между Среднимъ и Большимъ фонта нами. Съ высокаго обрыва маяка любовались великолпнымъ видомъ моря, тамъ же пообдали, чмъ Богъ послалъ, на одной изъ лавочекъ сада, въ непроницаемой лиловой тни широко разросшейся сирени и, благодаря частымъ поздамъ, очутились снова у спуска къ морю, на Среднемъ фонтан, когда солнце еще было довольно высоко.

Солнце-то было высоко, только на него наползала съ запада черная, грозная туча… А Вр Аркадьевн, между тмъ, еще хотлось здсь остановиться. Маша разсказывала ей о какихъ-то старик и старушк, жившихъ много лтъ здсь, въ пещер, точь-въ-точь, какъ Пушкинскіе: ‘у самаго синяго моря!..’ Такъ вотъ, ей очень хотлось посмотрть на нихъ и ихъ необыкновенное жилье… Маша увряла, что это ‘сейчасъ тутъ, рукой подать…’ Куда ни шло!.. Вдь ужъ долго, можетъ быть никогда, не дождаться такого вольнаго дня. Ужъ заодно набраться впечатлній… Черезъ часъ какой нибудь снова пройдетъ паровикъ и къ семи, восьми часамъ она будетъ дома.

Сказано — сдлано! Барышня и горничная вышли изъ вагона и направились прямо по высокому берегу, къ обрыву.

Маша шла, диктуя дорогу, увренно.

Она отдыхала на песк, доставая зонтикомъ или кончикомъ ботинки пнистую грань разбивающейся волны…

— Вотъ, сейчасъ дойдемъ до края, тутъ будетъ спускъ маленькій, тропочка такая пробита, промежь камней. Вотъ сейчасъ… Здсь!.. Вы возьмитесь за мою руку, барышня! А то, чтобъ съ непрывычки, голова не закружилась… Ишь вдь, вышина-то какая, страсти!.. И костей не соберешь!

Въ самомъ дл, вышина была большая и какой нибудь аршинъ, не боле, отдлялъ ихъ отъ бездны и морской пучины. Подъ этимъ выступомъ берега, совсмъ не было нижней полосы земли: волны разбивались у его подножья.

Княжна, однако, отказалась взяться за руку Маши. Вотъ вздоръ!.. Отчего ей не пройти тамъ, гд свободно и безопасно пройдетъ Маша? Гд ежедневно ходятъ, за пищей и водой, дряхлые старики, которые тутъ живутъ?..

Имъ надо было спуститься немного вправо, а влво, на высокомъ выступ берега, сидлъ какой-то господинъ, къ нимъ спиною и, казалось, былъ очень занятъ, рисуя или записывая что-то въ лежавшую на колнахъ его книгу.

— Ишь! Виды сымаетъ!.. фотографщикъ, должно быть, — шепнула Маша, указывая на него глазами.

— Ну какъ теб не стыдно? — тихонько разсмявшись, замтила ей княжна. Разв ты не видала, какъ фотографіи снимаютъ?.. Онъ просто рисуетъ… Вотъ, срисосываетъ, что видитъ передъ собой.

— А!.. А я такъ полагала, что онъ срисуетъ, а посл того у себя и сыметъ.

— Ну, плохія были-бы такія фотографіи! Посмотри: у этого господина и краски. Видишь, какой большой ящикъ?.. Да какъ здсь круто!

— Это только немножко!.. Вотъ, сейчасъ и площадка… Тамъ хорошо будетъ посидть, отдохнуть Море тамъ все какъ на ладони!

— Большая же у тебя ладонь, Машенька, — снова засмялась барышня.

Он спустились по нсколькимъ, убитымъ въ грунт, ступенямъ и очутились на площадк, выложенной по краю, надъ пропастью, неотесанымъ камнемъ, въ род балкончика. Направо, внутрь скалы, шло углубленіе сводомъ и въ немъ пробитыя и прилаженныя прямо въ грунт, грубыя маленькія двери и оконце въ комнату-пещерку.

При появленіи ихъ, старушка, сидвшая передъ входомъ въ коморку на завалинк, привстала и привтливо имъ поклонилась.

— Здравствуй, бабушка!.. Вотъ барышня къ теб въ гости пришла, — сказала Маша.

…Влво, на высокомъ выступ берега, сидлъ какой-то господинъ..

— Очень рада гостямъ, милости просимъ!.. Отдохнуть не угодно-ли? Я стульце вынесу.

— Благодарю васъ. Не трудитесь! — едва нашлась выговорить Вра.

Она была, вообще, мало знакома съ житьемъ- бытьемъ народа. Но это полувоздушное жилище въ земляной нор, на высот двадцати саженей, въ виду лишь неба да безбрежнаго моря ее поразило!.. Она заглянула въ пещеру за дверью. Тамъ были прилажены дв койки, одна пустая, другая покрытая неказистой постелью, въ одномъ углу доска для кое-какой посуды, въ другомъ — потемнвшая икона съ теплившейся передъ ней лампадкой. Меблировка завершалась деревяннымъ сундучкомъ и крохотной желзной печкой. Натуральныя стны были кое-гд покрыты картинками изъ старыхъ иллюстрацій и модныхъ журналовъ. Все было чисто, даже ситцевая подушка и теплое одяло, сшитое изъ кусочковъ ситца, прикрывавшее снникъ да старенькій полушубокъ, служившіе постелью. Въ натуральныхъ же сняхъ, подъ сводомъ, стояла кадушка съ водой, таганокъ, ведро, метла, да кучка углей, прикрытая разбитымъ ящикомъ.

Старуха вынесла грубо сбитую скамейку, смахнула съ нея пыль фартукомъ и еще разъ попросила барышню приссть, отдохнуть.

Маша, между тмъ, прислонилась къ стн и спросила:

— А что-жь это, бабушка, ты нын одна?.. Гд же старикъ-то твой?

— А ныншней зимою скончался, царство ему небесное!.. Какъ разъ это о Николинъ день прихворнулъ что-то съ вечера, а къ утру и Богу душу отдалъ.

— Ишь ты!.. И никого тутъ у васъ не было при этомъ? Одна ты?.. Никто ему помощи не далъ?

— И-и!.. Какая у насъ помощь, двушка? Богъ съ тобою!.. Не пришло бы ему поры — и самъ бы еще отошелъ, а какъ часъ насталъ и послалъ Богъ по душу, — ну и скончался!.. Да тихо такъ, Господь съ нимъ! Я и не слыхала, какъ отошелъ… Уморилась я съ нимъ съ вечера, вьюга была, снгъ. Я печку-то растопила, — спасибо, добрые люди подарили намъ осенью печечку эту самую, а то, допрежде того, таганомъ мы съ нимъ въ холода пробавлялись, никакъ не возможно было согрться. А тутъ, я растопила ее жарко, да такъ-то сладко уснула, что чудо! На зар просыпаюсь, слышу — смиренъ старикъ. Ну, думаю, полегчало знать: уснулъ!.. А какое уснулъ? Какъ разъяснло, я встала, да къ нему: а онъ-то ужъ холодный!.. Насилу одла я его, да расправила, на койк… А то и въ гробъ не уложить-бы.

— Значитъ, спокойно старичекъ померъ?..

Тихо?..

— Должно быть тихо… А можетъ, что и сказывалъ передъ смертью, да ослабъ, кричать не въ моготу было, — я и не слыхала… Тутъ, вдь, крикомъ кричать надо, когда море разбушуется. Мы съ нимъ, отъ этого реву да плеску, совсмъ глухіе стали. А въ ту ночь такая вьюга была. Волны да втеръ шумли ужасти какъ. А я, на бду, уснула крпко…

‘И какъ это все просто, Боже мой! — размышляла княжна, прислушиваясь къ безхитростнымъ рчамъ старухи. Живутъ словно птицы, всю жизнь проводятъ въ какой-то нор, умираютъ — безпомощно и не ропщутъ!.. Не жалуются, — такъ и быть должно… Вотъ жизнь! Вотъ люди!.. А мы-то?.. Да запри насъ на три дня въ такое подземелье, такъ мы-бы пропали!’

— Ну и какъ же ты справилась, бабушка, какъ онъ померъ?.. По снгу-то, по морозу, чай трудно было?

— Что-жъ длать?.. Сходила я къ батюшк, прислалъ онъ гробъ, да двоихъ людей, сосди пришли тоже на помощь, къ вечеру и схоронили. А что снгъ, такъ мы ко всякой погод привычны! Не даромъ двадцать лтъ прожили въ этой хатк.

— Двадцать лтъ?!. — вскричала Вра.

— Такъ, милая барышня. Двадцать лтъ съ полугодомъ ровнехонько минуло, какъ мужъ ее своими руками выдолбилъ.

— Но зачмъ-же?.. Неужели вы были такъ бдны, что не могли жить хоть въ лачужк, да съ людьми?

— А на что намъ людей?.. Богъ съ ними!.. Отъ нихъ мало добра, а больше горя мы видывали. Прежде мы, какъ въ Одессу пришли, на Молдаванк много времени жили, а посл сюда перебрались… Оно и по бдности нашей, и по работ, по мужниной, здсь намъ было жить сподручнй. Старикъ мой былъ каменоломъ промысломъ. Вотъ онъ отсюдова камень вырубалъ, да свозилъ на продажу, и вырубилъ себ эту пещерку… Намъ тутъ хорошо жилось, пока въ силахъ онъ былъ. А вотъ, какъ оставить работу пришлось, да жить чуть что не однимъ подаяніемъ, — тутъ тяжеленько стало!.. Да и то свыклись! И свыклись, и добрые господа насъ не оставляютъ… Особливо дачники здшніе, дай имъ Господи здоровья!

Вра Аркадьевна нащупала въ карман портмоне, но, съ непрывычки, ей совстно было ни съ того, ни съ сего, вынуть и дать ей денегъ.

‘Уходя положу на лавку, она и возьметъ ихъ’, — ршила она.

Пока барышня засматривалась на море, удивительно быстро мнявшее цвта и освщеніе, горничная продолжала свои распросы и ‘бабушка’ словоохотливо разсказывала ей всю однообразную свою жизнь.

Не по своей, а по господской и родительской вол шла она замужъ шестнадцатилтней двкой за человка лтъ подъ сорокъ. Потомъ стерплась и сжилась съ нимъ до того ладно, что какъ погорли они и крпко обднли, она свово старика не разлюбила, а пошла вслдъ за нимъ, на заработки. Пришли они въ Одессу, строилась она тогда, рабочіе были нужны, хорошо оплачивались, а жизнь, въ т поры, очень дешевая была. Посл — куда! Вдесятеро все дороже стало, а что ужъ нын длается, — люди сказываютъ, сама она ужъ много лтъ въ городу не бывала, — такъ и не приведи Богъ!.. Совсмъ бдному человку житья нтъ. И воровство, говорятъ, озорничество завелось — бда какое!..

— Вотъ то-то же! И не страшно теб здсь жить- то одной, бабушка?

— Ни чуточки!.. Чего же бояться? Взять у меня нечего, человкъ я убогій, старый, ото всхъ въ сторонк живу: зла никто на меня не можетъ имть…

Кому и за что меня обижать?.. Да ко мн мало кто и ходъ знаетъ. Вотъ лтомъ еще меня частенько господа навщаютъ, а что зимой, — я другой разъ по мсяцу людей не вижу. Разв что рыбаковъ. Заходятъ ину пору, такъ они же меня рыбкой надлятъ, а то и хлбца, крупъ какихъ, чего попрошу, они мн отъ сына, изъ городу, доставляютъ…

— А у тебя и сынъ есть? Зачмъ же ты съ нимъ не живешь?

— А зачмъ я буду у него заработки отымать? Онъ тоже, поди, не въ богатств живетъ, да и свою семью иметъ. А мн и здсь, благодареніе Богу, живется не по грхамъ… О-хо-хо!..

Она сокрушенно и продолжительно вздохнула.

Нту!.. Меня здсь никто не обидитъ и сама я къ своей хат, да къ морю привыкла. Я бы, кажется, теперь не смогла бы въ дом, взаперти, промежду стнокъ жить… То ли дло здсь! Солнце раннимъ утречкомъ тебя будитъ, мсяцъ вотъ, всю ночку свтитъ, вотъ какъ теперь… Ишь, благодать какая!.. Нту! Здсь мн хорошо. Здсь состарилась, — здсь и умру!

III.

Вра Аркадьевна давно любовалась чудной картиной, на которую указывала старуха. Изъ углубленія скалы, гд он сидли, открытое море и часть небеснаго свода являлись, по истин, какъ въ рам картина. Черная туча, въ которую солнце только что сло, уже выплыла на полъ-неба, но имъ ея не было видно, однако тихое, только что сине-зеленое море, изъ- за нея уже потемнло. Все-же тишина была полная, когда изъ-за морской глади показался яркій краешекъ луны, огненно-красный. Востокъ вспыхнулъ, какъ въ пожар, и вся водная пелена перерзалась багровымъ столпомъ… Но, по мр того, какъ она всплывала, полная, кровавая и, всплывая, сама блднла, — потухало и ея зарево. Небо и вода переходили изъ багрянца въ алый цвтъ, потомъ въ свтло-оранжевый и, наконецъ, въ золотисто-туманный, изъ котораго разсыпались снопы брилліантовыхъ искръ и лучезарнымъ путемъ разстилались до самаго берега.

Рыбачьи лодки, парусныя яхты были разбросаны по необъятной глади и, когда он входили въ полосу свта, то такъ отчетливо на ней вырзались, что въ ихъ черныхъ силуэтахъ можно было сосчитать вс снасти.

Ничего величественне и прекрасне этой оригинальной картины никогда не видывала и представить себ не могла свтская барышня, взросшая въ гостиныхъ, въ подстриженныхъ цвтникахъ и паркахъ.

Она стояла и смотрла, какъ очарованная! Вн себя отъ восхищенія, забывъ все окружающее, она уже не слышала монотоннаго голоса старухи и вопросовъ своей камеристки, какъ вдругъ ее привелъ въ себя сильный трескъ и яркій свтъ молніи, разорвавшій, надъ головой ея, край тучи, выползшій изъ-за горы.

Въ ту же минуту съ запада пронесся сильный порывъ втра, лунное сіянье заколебалось и миріады блестокъ заходили по зарябившемуся морю…

— Ай, батюшки! Никакъ гроза? — спохватилась Маша. И дождикъ!.. Вотъ бда!

Въ самомъ дл, прежде чмъ Вра ясно сознала, что кругомъ нея творится, вс краски потухли, ясная даль подернулась подвижной завсой и тяжелыя капли дождя защелкали по площадк, по гор, зачастили въ пространств.

— Скоре, Маша! — встрепенулась она. Скоре бжимъ! Слышишь?.. Вотъ, кажется, свистокъ паровоза?.. Еще успемъ добжать.

Но пока она вынимала деньги изъ портмоне, пока прощалась со старушкой, туманъ и шумъ дождя сразу усилились, и все превратили въ хаосъ…

Въ ту же минуту изъ-за поворота скалы, на ихъ узенькомъ балкончик-террас показался человкъ. Онъ согнулся въ три погибели, закрывая собой отъ потоковъ дождя какую-то ношу и только очутившись предъ входомъ въ пещеру, защищенную отъ ливня, выпрямился и весело закричалъ:

— Ну, бабуся! Вотъ я и опять къ теб за спасеніемъ!.. Видно суждено мн у тебя въ ненастье гостить.

Онъ вдругъ остановился, разобравъ, въ тни свода, постороннихъ лицъ.

Мста въ этихъ природныхъ снцахъ подъ сводомъ было такъ мало, что обимъ двушкамъ пришлось посторониться при его появленьи, но когда вновь пришедшій очутился подъ навсомъ пещеры, княжна, а за ней и Маша ршительно вышли изъ-подъ него, готовясь храбро идти впередъ, несмотря на потоки дождя.

Онъ посмотрлъ на нихъ въ недоумніи и ршительно сказалъ.

— Неужели вы думаете идти?.. Нтъ! Бога ради! Это невозможно!

Тонъ его былъ такъ испуганно-убдителенъ, что Ладомирская остановилась.

— Но что-жъ намъ длать? — неувренно произнесла она. Поздъ уйдетъ?

— Да онъ ужъ ушелъ. Надо ждать слдующаго. Идти-же теперь, по этой скользкой тропинк надъ пропастью, — немыслимо! Да посмотрите, какой градъ!

На платформу падали крупныя градины. Вн защиты скалы градъ зарябилъ частой сткою… Вра невольно подалась назадъ.

— Взойдите, барышня! Взойдите скорй въ мою горенку! — суетилась старуха. Здсь сейчасъ разливное море будетъ. Это ужъ я знаю!.. Сверху потечетъ и съ боковъ нанесетъ дождя и граду. Ишь вдь, какъ его постукиваетъ! Словно орхи падаютъ, право!.. Вдь вотъ, какая напасть вышла!.. Ай-ай-ай! Что тутъ подлаешь?..

— А и ничего, голубушка, не подлаешь! — смясь, добродушно перебилъ ее пришедшій. Подождать надо, какъ я намедни переждалъ, помнишь? Когда я, въ твое окошечко, море срисовывалъ!..

Онъ вошелъ, согнувшись, въ дверь комнатки и сталъ осматривать свой альбомъ и краски, которые такъ усердно оберегалъ отъ дождя, расположившись на пустой койк.

— Барышня! — шепнула Маша стоявшей въ печальномъ раздумьи княжн. А вдь это тотъ самый, что я фотографщикомъ обозвала.

— А Богъ съ нимъ!.. Что мы теперь длать-то съ тобою будемъ?.. Вотъ несчастіе!..

Ей не хотлось входить въ душную коморку, но потоки воды, обливавшіе открытую часть пещеры, заставляли ихъ отступать въ глубину ея. Старушка усердно устраняла воду метлою, направляя ее въ отверстіе для стока, — но это мало помогало, вода не слушалась ея стараній.

— Взойдите въ горницу, сударыня! — упрашивала она, тамъ порогь, туда вода не заливаетъ.

Длать было нечего. Вра вошла въ комнатку. Молодой человкъ, при ея появленіи, всталъ и предложилъ ей мсто на койк, самъ присвъ на сундучекъ.

Такъ сразу стемнло, что свтъ лампадки оказывался ярче срой мглы, едва обрисовывавшей окошко. Частые удары грома потрясали всю гору и заставляли хозяйку и Машу, стоявшихъ въ дверяхъ, каждый разъ испуганно креститься.

Съ минуту длилось молчаніе, потомъ молодые люди взглянули другъ на друга… Онъ сдерживалъ невольную улыбку, она тоже старалась направить мысли свои на трагизмъ своего положенія, чувствуя однако, что комизмъ его одолваетъ… И одоллъ!.. Оба еще разокъ посмотрли на свои жалостныя позы, подумали о смиреньи своего невольнаго бездйствія, о безпомощномъ положеньи своемъ въ этой подземной норк, между бушевавшими моремъ и небомъ, гд все теперь слилось во мглу и хаосъ — и оба разомъ засмялись…

— А что если такъ затянется до утра? — предположила она.

— Придется дурно провесть ночь! — весело отвчалъ онъ.

Надъ пучиной.

I.

II.

III.

Читайте также: