Под шумок речей в Государственной Думе, пока внимание всего общества и печати сосредоточено на громе и треске вопросов земельного, административного и политического, пока костят губернаторов и министров, — ‘преподобные отцы’ предсоборной комиссии, которая, в сущности, присвоила себе права Собора, ибо уже все решила и предрешила до мельчайших подробностей, так что Собору остается лишь ‘приложить печать’ к ее ‘выработанным мнениям’… ни более, ни менее как похерили все ‘старенькое и вяленькое’, однако всему народу еще милое и дорогое православие, простенькое и немудреное, но зато не хитрое и не властолюбивое… Правда, имя ‘православия’ останется: но ведь и паписты называют себя церковью ‘католическою’, т.е. в греческой транскрипции ‘кафолическою’, иначе сказать ‘православною’, как и наша… Имя — звук пустой! А сущность… ну, вот сущности-то ‘православия’ и не оставлено: она подрыта, незаметно для народа, для простецов, и тем опаснее… Доселе был один папа — западный. Теперь будут два папы, западный и восточный. А если принять во внимание идеи Вл. Соловьева, его зоркие предсказания, — то ‘папа’ восточный, глава единого православного населения от Охотского моря до Балтики и Азовского моря, конечно, будет повластительнее, повыше, погрознее западного, перуны которого ослабли во Франции, в Италии, даже в Испании, везде…
Поздравляем Россию с новинкою. Богослужение, понятно, останется православное: как католики и увещали нас все последние годы: останется все по-старому, богослужение, книги, язык, догматы. Поклонитесь только папе.
— Ну, зачем вашему папе? Мы поклонимся, т.е. заставим русский народ поклониться, своему папе, из нас выбранному!..
Кого морочит предсоборная комиссия? Кому втирает она очки? Какой же глупец не видит, что ‘патриарх всея Руси’ в условиях новой образованности, новых идей, среди всеобщей и даже всемирной горячки политической и анархии социальной и нравственной — будет вовсе повторять собою не старых младенцев Константинополя, Антиохии, Александрии и Иерусалима, сих невинных ‘патриархов’ над несколькими десятками тысяч темных арабов, коптов и греков, а явит силу новую, страстную, образованную, политическую, опертую на такие авторитеты… Очнись, Русь!.. Очнись, пока время!..
Оказывается, бесстыдство дошло даже до того, что уже перевели, в составе деловых бумаг и материалов будущих проектов, ‘Правила Index’a’, этого хитрейшего творения иезуитов, которым они держат в темном рабстве благочестивое население католических стран и проклинают науку и просвещение. Наши пошли даже дальше. В ‘Index’e’ католическом содержатся только книги, начиная с трудов Коперника и Галилея, от чтения которых рекомендуется воздерживаться всем, кто хочет ‘спасти душу’… Наш ‘Index’ будет содержать сортировку книг, со всей радугой одобрений, похвал, порицаний и запрещений, — вплоть до таких книг ‘вообще религиозного содержания’, против которых будущее духовное управление предоставляет себе право возбуждать уголовные дела…
Все это пока, конечно, тихо, безвластно, бессильно… Но ведь времена переменчивы… И в IV — V веке папы были только ‘благодетелями с претензиями’, из которых что выросло к IX, X — XIII веку!!!
Антоний, архиепископ волынский, главный вдохновитель совершаемой ‘реформы’, в одном из заседаний так приветствовал ‘конец печального вдовства’ церкви:
‘Вмещающая в своем сердце полноту поместной церкви, облагодатствованная личность (патриарха) почти непроизвольно отрешается от земного себялюбия (?!) и, нося в своем сердце Христово достояние, отражает на лице своем божественную славу, как Моисей Боговидец, сошедший с Синая после беседы со Всемогущим. И этой красоты церкви мы были лишены в продолжение двухсот лет, сперва чрез насилие, а потом по недоразумению. Коллегия не может заменить Божия Пастыря, и без главы не бывает церковь в очах Божиих, но церковь наша пребывала в двухвековом пленении, ее глава был связан в своих высших полномочиях, был вовсе лишен права их проявлять, так что и узнать его было бы трудно христианам. Церковь поместная казалась обезглавленною, а потому она не имела приличествующего ей одушевления и дерзновения, а лучшие силы ее удалялись в леса и пустыни, светильники скрывались под спудом, и люди, лишенные света в храмине, отыскивая свет, бежали ночью из ограды церкви. Но вот в ночи нашей засияла утренняя звезда надежды. Наше собрание не вольно поставить патриарха, но уже то, что оно громко высказалось за него вслед за прошлогодним заявлением о том же св. Синода, вселяет в нас светлую надежду, что скоро ‘нощи прешедшей воссияет день’ и обновит чрез обновление церковного строя весь наш народный быт. Он повернул на ложную дорогу заимствований нехристианских правил жизни от Запада вместе с кончиной последнего патриарха и с тех пор развил с логическою последовательностью себялюбивые, горделивые и чувственные начала быта языческого, он выработал тип русского нигилиста, из размножения коего возник теперешний ужасающий всю вселенную безобразный мятеж против родины и против христианской веры’.
Не язык ли это пап IV — V века, — не их ли уподобления, сравнения, угрозы? Конечно, тут никакой нет психологии старцев Антиохии и Александрии, да и наших московских патриархов, тихих и малограмотных. Повторяем: патриарх в условиях нового образования и новых движений политических ничем не может быть, кроме папы. Ведь и римский епископ оттого так отделился в своем колорите и стремлениях от обыкновенного типа священника, архиерея, что в эпоху великого переселения народов и падения Западной Римской Империи стоял в центре всемирных событий, на мировом месте, мировом пункте, среди мировых страстей. Буквально так предстоит и ‘патриарху всея Руси’ в XX — XXI — XXII веках, когда Россия будет играть бесспорно центрально-мировую роль и, может быть, наша территория также увидит великие крушения, падения и зарождения чего-то нового. Можно даже подумать о ‘папе’ нового социализма, как воображал фантаст Достоевский: ‘сии люди’ склонны к большим перевертам и вывертам.
Во всяком случае, ‘соборность’ православия, — мечта славянофилов, — на факте и воочию оказывается просто вздором, который нужен был до времени восточным богословам, чтобы колоть глаза католичеству. Но едва открылась лазейка ‘поползновениям’, как эти самые богословы и рванулись к тому же папству, власти, гордыни. Собор, по предначертаниям ‘пред-соборной комиссии’, будет собираться ‘единожды’ в 10 лет. Может быть, и реже? Очевидно, что папа-патриарх не будет торопиться его созывать. ‘Комиссия’ решила собирать через 10 лет, а папа-патриарх, который ‘больше комиссии’, решит и ‘единожды’ в четверть века. Этак, ‘юбилейные’ соборы, к старости папы, для пущего прославления папы. Еще важная и уже решенная особенность: обер-прокуратура, которая раньше ела, как дым, глаза епископам и предназначена была ими на слом, — теперь дальновидно сохраняется, но выделяется из состава кабинета министров, т.е. из связи с Г.Д. и необходимости каких-либо объяснений с нею и перед нею. Прежде обер-прокурор был ‘оком царевым’ в составе церковного управления… Но ведь идут гунны, Аладьины, Аникины, и ‘папа’ восточный, при переменяющихся обстоятельствах, может избрать себе роль умиротворителя между новыми варварами и ‘умирающим режимом…’ Обер-прокурор, не меняющийся министр среди переменных и кратковременных, есть страшно нужная и такая же скользкая, неуловимая, некритикуемая связь между церковью и государством, как было от Петра Великого и до нас, но только с обратным направлением и нажимом: ‘око церкви в светском правительстве’. И, Бог даст, как эта нога обер-прокурора, бывало, нажимала на алтарь, давила митрополитов, епископов, так теперь ‘преподобные’ нажмут на трон, на светское правительство. ‘Спасем от варваров’, — что за выкуп.
Времена изменчивы, — времена, ох, как лукавы! Да не нелукав и духовный чин.
Ну, барыньки русские, шейте туфлю! Обо всем предвыборная комиссия позаботилась, но главное-то и забыла: где ж туфля?
Я хочу приложиться к туфле!! Червячок сосет: отрешаюсь от всех своих сочинений, заранее прошу их поместить в Index и прошу только одного блаженства:
— Приложиться к туфле его святейшества патриарха всероссийского.
Впервые опубликовано: ‘Новое Время’. 1906. 18 июня. No 10869.