Наброски карандашом, Шабельская-Борк Елизавета Александровна, Год: 1896 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 44 минут(ы)

Наброски карандашомъ.
Легенда.

— Муму дрянь, муму прелесть, мумунъ, мумунъ,— кричала двушка совершенно охрипшимъ голосомъ, носясь по комнат.

Муму или Мумунъ — красивый маленькій песикъ, съ совершенно черной мордочкой, падая, опрокидываясь и неистово лая, стремился поймать край ея одежды. Едва однако удавалось ему достигнуть этого, какъ она быстро отскакивала, устремлялась въ противоположный уголъ комнаты, нагибалась и, вытянувъ шею, начинала хохотать. Маневръ этотъ всякій разъ совершенно озадачивалъ бднаго Муму.

Онъ осаживался на заднія лапки, напрягалъ уши и застывалъ въ этомъ положеніи, какъ бы соображая, что ему предпринять, но при малйшемъ его движеніи, она опять отскакивала, опять носилась по комнат, и Муму опять, кувыркаясь, мчался за нею. Наконецъ совершенно утомленная, красная, она повалилась на полъ. Муму мигомъ очутился у нея на груда и, припавъ къ ея ше, сталъ длать видъ, будто хочетъ перегрызть ей горло.

— Муму мой прелестный, Муму мой восхитительный, мумуни, кутуни,— причитывала она, лаская ему спинку, и предоставляя ему распоряжаться ея горломъ, какъ ему вздумается.

Фантастическая прическа ея свтлыхъ и короткихъ волосъ разсыпалась, шпильки разлетлись во вс стороны, и она тяжело дышала отъ всей этой возни. Покусавъ немного ея горло, Муму нашелъ, вроятно, что этого будетъ достаточно. Онъ вытянулъ переднія лапки, склонилъ голову на лвый бокъ и началъ заглядывать ей въ глаза, готовый, при малйшемъ ея движеніи, лаять и двигаться. Но двушка лежала неподвижно, ея пунсовый ротикъ былъ полуоткрытъ, и глаза смотрли лукаво изъ подъ опущенныхъ рсницъ. Казалось, этотъ вызывающій взглядъ не давалъ Муму совершенно успокоиться, онъ нервно поводилъ ушками, и она слышала, какъ билось его сердечко у нея на груди.

Въ открытое окно съ улицы донесся неясный звукъ рожка. Трубилъ кондукторъ на приближавшейся конк. Заслышавъ рожокъ, двушка вскочила съ такой стремительностью, что Муму покатился на полъ и завизжалъ отъ боли. Она подняла его, поцловала въ лобикъ и поставила на комодъ. Муму стоялъ смирно и внимательно слдилъ за тмъ, какъ она приводила въ порядокъ свои волосы.

Звукъ рожка раздался уже гораздо ближе. Она быстро набросила накидку на плечи и, одвая на ходу шляпу, уже скакала черезъ нсколько ступеней внизъ по лстниц. Муму кубаремъ катился вслдъ за нею. Въ эту минуту конка остановилась противъ подъзда, чтобы принять какую-то старушку съ завязаннымъ глазомъ и маленькаго мальчика, служившаго ей проводникомъ. Кондукторъ не особенно вжливо помогалъ старушк взобраться на ступеньки и, прежде чмъ та успла ссть, онъ уже далъ свистокъ кучеру.

— Подождите же,— крикнулъ какой-то господинъ — Разв не видите, что еще дама желаетъ ссть?

Кондукторъ обернулся. Двушка, сбжавшая съ лстницы, поймала не дававшагося ей въ руки Муму и, вся пунсовая, вскочила на подножку. Муму сердито залаялъ на кондуктора и поздъ тронулся.

— Опять Антоша {Антонина.} на конк,— воскликнула полная дама, сидвшая у окна и видвшая, какъ Антоша съ Муму вскочила на поздъ.— Алеша! — позвала она.

Изъ сосдней комнаты появился молодой человкъ.

— Антоша опять умчалась на конк,— сказала дама жалобнымъ голосомъ.

Молодой человкъ презрительно улыбнулся, пожалъ плечами и хотлъ удалиться, откуда пришелъ, но дама воскликнула:

— Невозможно, чтобы она длала все, что только ей вздумается! Я ршительно не знаю, что мн съ нею предпринять. Мина Густавовна совсмъ за нею не смотритъ.

— Мина Густавовна глупа и ей подъ-стать смотрть за индюшатами, а не за взбалмошной непослушной двчонкой. Я теб, мама, говорилъ: слдуетъ взять англичанку и строго-настрого приказать ей, чтобы она не смла никуда выходить безъ твоего позволенія.

— Для меня это сущее наказаніе на старости лтъ возиться съ двочкой, которую никто не воспитывалъ. Посмотри, голубчикъ, въ передней, наврное дверь открыта.

Разговоръ этотъ происходилъ въ гостиной. Сынъ отправился смотрть и, вернувшись, объявилъ, что дверь дйствительно брошена настежъ и никто, повидимому, не выпускалъ Антошу. Обстоятельство это окончательно взбсило Раису едоровну,— такъ звали даму.

— Позвони,— приказала она и, когда на зовъ явился лакей, она сердито сказала:

— Ты чего, Яковъ, не сидишь въ передней? барышня ушла и бросила дверь отпертой.

— Барышня ушла чернымъ ходомъ, я ихъ видлъ,— отвчалъ лакей.

— Такъ кто же это бросилъ дверь отпертой? — проговорила она уже совсмъ капризно, готовая заплакать.

— Врно паничъ, паннчъ никогда не скажутъ, когда уходятъ, я имъ сколько разъ докладывалъ, что такъ нельзя.

Яковъ ушелъ въ переднюю.

— Эта пара,— обратилась Раиса едоровна къ сыну,— способна меня съ ума свести. Ваня и безъ того разнузданъ, а теперь, когда поселилась у насъ Антоша, онъ совсмъ отъ рукъ отбился. Ты-бы ему, Алеша, сказалъ.

— Возьми англичанку, а для Вани студента, послдняя четверть у него очень плоха, и онъ можетъ не перейти въ пятый классъ.

— Еще-бы, онъ только прогуливается по цлымъ днямъ, а репетитора не желаетъ,— сказала мать и безнадежно махнула рукой.

— Желаетъ или не желаетъ, на это смотрть нечего, если онъ застрянетъ въ четвертомъ класс, онъ такъ разсобачится, что совсмъ перестанетъ учиться.

— Теб, Алеша, слдуетъ приняться за нихъ,— сказала она, смотря на него съ выраженіемъ обожанія, смшаннаго съ мольбой.

Алеша зналъ, что онъ бытъ кумиромъ матери и что передъ любовью къ нему таяли въ ней вс другія привязанности. Онъ-былъ красивый, статный юноша, лтъ двадцати семи, безукоризненно одтый. Все, начиная съ его прически и кончая ботинками, носило печать того неуловимаго изящества, которое дается молодымъ людямъ, обладающимъ вкусомъ и любовью въ вншности. Ходилъ онъ тоже, если можно выразиться, по мод, плавно, точно скользя на своихъ узкихъ подошвахъ безъ каблуковъ.

— Право, Алеша,— сказала мать,— забери все въ свои руки, ты видишь, я больна.

— Хорошо,— отвчалъ сынъ,— но для этого нужно, чтобы у меня были настоящіе помощники, безъ хорошихъ помощниковъ я ничего не могу сдлать.

— Длай, какъ знаешь, мн предстоитъ операція, и пока мн ее сдлаютъ, эта пара сведетъ меня съ ума.

На порог показалась молоденькая двушка лтъ 20 или 23, съ правильнымъ худымъ лицомъ и густыми темно-красными волосами.

— Вы гд были, Мина Густавовна? — спросила хозяйка, готовая тотчасъ обрушиться на нее съ упреками.

— Я ходила къ садовнику, Раиса едоровна,— проговорила нмочка,— вчера вы мн сказали насчетъ нашей латаніи.

— Ахъ, да! — вспомнила Раиса едоровна, ну, что же онъ, когда придетъ?

— Общалъ придти сегодня вечеромъ, онъ говоритъ…

И между ними завязался безконечный разговоръ о садовник, о растеніяхъ. Посл страсти къ старшему сыну, Раиса едоровна обожала растенія. И Антоша, уходившая изъ дому безъ позволенія, и Ваня, не закрывшій параднаго хода, все было забыто. Когда уже он наговорились вдоволь о латаніяхъ, бананахъ, арум и проч., Раиса едоровна сказала:

— Антоша опять ухала на конк.

— Ей нуженъ воздухъ, движеніе,— сказала нмочка,— ей скучно сидть одной, она привыкла въ деревн на свобод жить.

Эта миленькая нмочка съ тонкимъ лицомъ, повидимому, лучше другихъ понимала, что нужно Антош. Раиса едоровна опять начала испытыватъ тревогу. У нея никогда не было дочерей. Старшій сынъ не причинялъ ей никакихъ хлопотъ, и эта осиротвшая племянница совершенно неожиданно точно свалилась ей на голову въ то время, когда болзнь сдлала ее до крайности нервной и раздражительной. Теперь она готовилась къ серьезной операціи, и въ глубин души ея зарождалось смутное опасеніе, что она не перенесетъ ея, и этотъ невольный страхъ передъ неизбжной кончиной длалъ ее совершннно равнодушной ко всмъ окружающимъ, за исключеніемъ Алеши.

Антоша, прыгнувши на конку, помстилась около маленькаго мальчика съ живыми темными глазами, въ соломенномъ картуз. Онъ посмотрлъ на нее, улыбнулся, потомъ робко протянулъ палецъ и хотлъ тронуть Муму. Муму рванулся, авкнулъ и чуть не схватилъ его за палецъ.

— Мумушка, дрянь,— проговорила Антоша и, обращаясь къ мальчику, прибавила:

— Не бойтесь, онъ не кусается, онъ хочетъ поиграть съ вами.

Мальчикъ, который было отодвинулся, опять приблизился къ ней, но руки протянуть не ршался.

— Вамъ съ пересадкой или безъ пересадки? — спросилъ кондукторъ, обращаясь къ Антош.

Она стремительно сунула руку въ карманъ.

— Я не взяла денегъ съ собой! — вдругъ закричала она такъ громко и такимъ трагическимъ голосомъ, что вс сидвшіе впереди обернулись.

— Вставайте,— проговорилъ кондукторъ невозмутимо,— безъ денегъ хать нельзя.

Антоша поднялась. Она была прелестна въ эту минуту, со своими растрепанными свтлыми волосами и краской смущенія на живомъ, подвижномъ лиц.

— Я заплачу за васъ,— сказала какая-то барыня, сидвшая впереди.— Вы куда хотите хать?

— Я на жезную дорогу,— пролепетала Антоша, опускаясь на мсто, уже въ конецъ переконфуженная.

— Отлично,— сказала барыня, вамъ значитъ съ пересадкой.— Туда семь и оттуда семь.

— Оттуда я приду пшкомъ,— возразила Антоша, не переставая волноваться.

— Нтъ, лучше ужъ вы и оттуда прізжайте,— сказала дама,— это будетъ покойне.— Она подала кондуктору пятнадцать копекъ, и тотъ отдалъ сдачу Антош.

Антоша смущенно смотрла на барыню изъ подъ своихъ длинныхъ, нависшихъ рсницъ. Та повернулась къ ней и видимо ею любовалась.

— Ничего, не смущайтесь,— говорила она,— вы мн отдадите эти 15 копекъ.

— Какъ же я вамъ отдамъ?

— Когда нибудь я встрчу васъ и спрошу: помните вы мои 15 копекъ? Я васъ узнаю.

Антоша посмотрла на говорившую и такъ смущенно-мило засмялась, что барыня почувствовала непреодолимое желаніе сказать ей что нибудь пріятное, она нагнулась къ ней и прошептала:

— Я узнаю васъ по вашимъ глазкамъ, они у васъ прелестны, и по множеству родинокъ на вашемъ лиц.

Антоша покраснла еще больше и ничего не.могла отвтитъ, а барыня велла кондуктору остановиться. Тотъ далъ свистокъ.

Конка остановилась на конц сквера, возл большой строющейся церкви. Барыня вышла, обернулась и еще разъ ласково кивнула Антош.

Первымъ побужденіемъ Антоши было спрыгнуть съ конки и побжать за барыней, но она все-таки осталась на мст. Обернувшись, она увидла, что мальчикъ продолжаетъ восхищенно смотрть на нее и на Муму своими темными серьезными глазами. Муму, повидимому, совершенно примирился со своимъ сосдомъ и если бы не зда, непріятно волновавшая его, онъ бы непремнно лизнулъ руку, которую тотъ началъ робко протягивать къ его мордочк.

— Вы тоже на желзную дорогу? — спросила Антоша мальчика.

— Нтъ, милая барышня,— сказала старушка, сидвшая рядомъ съ мальчикомъ, намъ пересадка на Старо-Орловскую.

Говоря это, она повернулась къ Антош и та увидла большой темный выпуклый глазъ, другой былъ завязанъ черной лентой и изъ подъ нея спускалась на носъ блая тряпочка. Муму рванулся и стадъ лаять, старушка съ повязкой на глазу видимо ему не понравилась.

Въ это время, хватаясь за вертикальные столбы, поддерживающіе крышу открытаго вагона, кондукторъ проходилъ мимо Антоши.

— Можно съ моей пересадкой на Старо-Орловскую?— спросила она.

— Можно.

Мальчикъ взглянулъ на нее и все его личико освтилось ярко-болзненной улыбкой. Такъ улыбаются очень смышленныя дти, у которыхъ черезчуръ напряженно работаетъ нервная система.

— Я поду съ вами,— сказала ему Антоша.

Мальчикъ вспыхнулъ, отвернулся и быстро дернулъ за рукакъ старушку.

— Бабушка,— сказалъ онъ, указывая на Антошу пальцемъ,— она подетъ къ намъ въ гости.

Бабушка повернула къ Антош лицо, оно улыбалось, и здоровый глазъ ея тоже улыбался.

— Глупенькій,— сказала она и погладила внуку колно своей полной, блой рукой безъ перчатки. Мальчикъ конфузливо улыбнулся.

Конка замедлила ходъ и, наконецъ, совсмъ остановилась, здсь предстояла пересадка. Антоша быстро выскочила и помогла бабушк сойти на землю.

— Благодарю васъ, добрая барышня,— сказала старушка.

Они вс трое услись на одну скамью въ кіоск. Муму, обрадованный, что его не держатъ силой на колняхъ, сталъ неистово бгать и лаять, заигрывая со своей госпожей. Антоша притихла, она украдкой посматривала на бабушку и все хотла представить себ, какой у нея тотъ глазъ, на которомъ висла бленькая тряпочка, и болитъ ли онъ, а если болитъ, то какъ. Послышался звукъ рожка, бабушка тяжело поднялась со скамьи и съ тревогой спросила:

— Какой флагъ, Сая, зеленый или красный?

Флагъ былъ красный и они поторопились ссть. Антоша поймала Муму, передала его мальчику, а сама повела бабушку.

— Богъ да благословитъ васъ, добрая барышня,— шептала старушка.

Когда вс услись, бабушка повернула къ Антош свой здоровый глазъ и проговорила нараспвъ:

— Отецъ и мать радуются, глядя на васъ, милая барышня.

— У меня нтъ ни отца, ни матери,— отвчала Антоша и ей вдругъ стало грустно.— Она вспомнила свою бабушку, которая лежала долго разбитая параличомъ и, наконецъ, умерла, а старушка, покачавши головой, спросила:

— Кто-же научилъ васъ, милая барышня, быть доброй и ласковой къ бдной старой еврейк?

Антоша встрепенулась. Тамъ, гд она жила до сихъ поръ, никогда не возникало даже разговоровъ о томъ, кого можно любить, а кого нельзя. Ей на-дняхъ исполнилось семнадцать лтъ. Отношеніе всей деревни къ ней можно было формулировать нсколькими словами: ‘наша добрая маленькая барышня’, и она была добра, не задаваясь никакими соображеніями. За словомъ еврей для нея не возникало никакихъ представленій. Она помнила изъ Священной исторіи, что Киръ, царь персидскій, покорилъ царство Вавилонское и, согласно пророчеству, далъ Іудеямъ свободу, а почему Іудеи, которымъ была дана свобода при Кир, до сихъ поръ не получили ея, объ этомъ она никогда ничего не слыхала, а главное ничего никогда и не думала. Эта старая еврейская бабушка привлекла ея вниманіе потому, что была стара и безпомощна, а можетъ быть еще и потому, что Антоша чувствовала потребность въ боле живыхъ и теплыхъ отношеніяхъ, чмъ какія господствовали въ дом ея тетки. Мальчикъ былъ такой хорошенькій и ея Муму такъ сильно интересовался имъ, что между ними тотчасъ образовалась внутренняя связь. Слова бабушки привели ее въ полное недоумніе. Тонъ, какимъ были сказаны эти слова, и этотъ грустный, одинокій глазъ, устремленный на нее, все это взволновало Антошу. Ей захотлось сказать этой бабушк что нибудь очень утшительное, но пока она соображала, недоумвая и красня, бабушка засуетилась, вскочила и начала кричать:

— Господинъ кондукторъ, господинъ кондукторъ, намъ вставать здсь, здсь нашъ переулокъ!

Кондукторъ просвистлъ, и конка остановилась. Со стороны, гд сидла Антоша, проходила другая конка, и бабушка устремилась на противоположный конецъ. Антоша не успла опомняться, какъ услышала пронзительный крикъ нальчика и увидала, что старушка лежитъ распростертая на земл. Она быстро соскочила съ конки и бросилась къ упавшей. Кондукторъ грубо кричалъ:

— Если сами не можете, то попросили-бы, я помогу, только одно несчастье съ вами, намъ за это достается.

Послышался грубый смхъ, и чей-то мальчишескій голосъ произнесъ:

— Старая жидовка рухнуласъ.

Антоша съ помощью кондуктора подняла старую жидовку, которая, какъ видно, не такъ перепугалась за себя, какъ за своего внука. Тотъ, засунувъ два пальца въ ротъ, громко ревлъ. Несмотря на свой завязанный глазъ и на боль въ колняхъ отъ ушиба, она съ необыкновенной быстротой схватила мальчика за руку и оттащила отъ конки. Руки ея дрожали, губы посинли, и она не могла выговорить ни одного слова.

— Вы около нея останетесь?— обратился кондукторъ къ Антош и, получивъ утвердительный отвтъ, побжалъ къ конк, давая знать пронзительнымъ свистомъ, что ничего страшнаго со старушкой не случилось и конка можетъ благополучно продолжать свой путь.

— Что съ тобой, что съ тобой,— волновалась бабушка, ты ушибся, чего плачешь?

Мальчикъ схватился за рукавъ ея и не могъ ничего выговорить.

— Всегда съ нимъ такъ. Когда онъ сильно испугается, не можетъ говорить,— обратилась старуха къ Антош.

— Онъ не упалъ, бабушка,— утшала ее Антоша,— я видла, что онъ не упалъ.

— Такъ чего же плакать — протянула она,— ничего не случилось, ну, я старая, ну, я хотла встать, а ноги не послушались, ну я и упала, чего плакать? Онъ такой жалостливый,— добавила она въ его оправданіе.

Мальчикъ взглянулъ на Антошу и сквозь слезы улыбнулся.

Антоша вынула свой носовой платовъ и тщательно обтерла Ему личико.

— Ничего не зашибъ? ничего не болитъ? — допрашивала его бабушка.

Мальчикъ качалъ головой и, увидвъ, что Муму стремится подпрыгнуть какъ можно выше, къ рукамъ Антоши, онъ расхохотался и, указывая на него пальцемъ, проговорилъ:

— Точно резнновый мячикъ.

— Вотъ и засмялся,— сказала бабушка, вотъ и хорошо.

Антоша поймала Муму и подала его ребенку, но Муму такъ опротивло сидть на конк, что онъ вырвался изъ рукъ и забгалъ вокругъ нихъ, какъ бы желая показать имъ, что именно этоото только ему и не доставало. Тутъ Антоша замтила, что все темное платье бабушки было въ пыли, даже на лиц и на бленькой тряпочк, закрывавшей глазъ, лежалъ слой пыли. Она опять вынула платокъ и хотла начать обчищать бабушку, но та воспротивилась.

— Нтъ, милая барышня, нтъ, зачмъ вамъ пачкаться отъ меня, я ужъ какъ нибудь домой дойду, тамъ, дома, у меня слуга есть, она меня почиститъ, а вы позжайте, не пропустите конку, сядьте скоре и позжайте, вы добрая, хорошая барышня и благословеніе Господне будетъ надъ вами.

Антоша не двигалась съ мста. Въ это время послышалась труба конки. Неужели ей оставить тутъ эту бдную бабушку съ этимъ хорошенькимъ мальчикомъ? Что-то приковывало и тянуло ее къ нимъ.

— Я васъ провожу до вашего дома,— сказала она робкимъ голосомъ.

— Господь васъ наградитъ, слышишь, Сая, барышня проводить насъ до дому.— Она подняла на Антошу свой здоровый глазъ и той показалось, что въ немъ дрожала слеза. Мальчикъ бжалъ впередъ, повидимому, совершенно довольный тмъ, что ему не нужно вести бабушку. Муму съ лаемъ то бжалъ впереди нихъ, то возвращался назадъ. Ангоша взяла бабушку за руку и хотла ее вести. Тутъ оказалось, что бабушка потеряла свою палку, она даже хорошо не помнила, на конк ли она ее оставила, или можетъ быть забыла у профессора-окулиста, который лечилъ ея глаза. До конки ее проводилъ знакомый, и она ршительно не могла сказать, была ли съ нею палка. На пересадк ей помогала Антоша. Оказалось, что она еле могла идти безъ посторонней помощи, и Антоша должна была обхватить ее за плечи и такимъ образомъ провести до самаго ея дома. Домъ или, лучше сказать, дворъ, въ которомъ жила бабушка, находился въ узкомъ грязномъ переулк и былъ сплошь заваленъ углемъ, антрацитомъ и строительнымъ матерьяломъ. Въ глубин этого двора, въ покосившемся флигел, и жила бабушка.

Богда Антоша остановилась около порога, старушка повернулась къ ней. Лицо ея было потно и красно отъ того напряженія, какое причиняла ей ходьба безъ палки, и она сказала прерывающимся отъ усталости голосомъ:

— Войдите ко мн, и съ вами войдетъ счастье въ мой домъ, моя свтлая барышня.

Антоша вступила въ темную, загроможденную сундуками, комнату. На нее пахнуло чмъ то съдобнымъ, но чмъ, она не могла сразу опредлить. Слдующая комната была большая, свтлая, даже довольно нарядная и уютная. На диван около окна, поджавъ подъ себя ноги, сидла маленькая двочка, она такъ была углублена въ какое то занятіе, что не замтила входившихъ, но мальчикъ, остановившійся за дверьми съ Муму, влетлъ въ комнату, и двочка быстро спрыгнула съ дивана.

— Гд ты, Сая, взялъ собачку? — закричала она.

Увидвъ незнакомую даму, она вдругъ смолкла, сложила руки и сдлала глубокій книксенъ, такой важный и граціозный, точно она присдала передъ принцессой. Когда она подняла голову, личико ея было совершенно серьезно, и только въ темно-синихъ глазахъ, какъ будто, порхало что то задорное,

— Учитель ее училъ кланяться,— сказала бабушка, съ гордостью глядя на свою внучку.— Мальчикъ подбжалъ и сталъ просить Антошу позволить поиграть съ Муму на двор. Антоша проводила ихъ всхъ трехъ за двери и вернулась къ бабушк. Старушка была въ другой комнат. Черезъ минуту она вынесла на тарелк миндальный пряникъ, рюмку вина, и поставивъ передъ Антошей, попросила ее не побрезгать и откушать.

Он сли на диванъ, Аятоша спиною къ двери, а бабушка лицомъ, и нкоторое время молча смотрли другъ на друга. Бабушка сняла повязку. Покраснвшій, распухшій глазъ съ сильно расширеннымъ зрачкомъ, казалось, смотрлъ, ничего не видя, и составлялъ странный контрастъ съ другимъ глазомъ, полнымъ еще блеска и силы.

— У васъ нтъ ни отца, ни матери, у кого же вы теперь живете? — спросила она Антошу ласково.

Антоша отвчала, что нсколько мсяцевъ тому назадъ ее привезли въ тетк, которую она никогда прежде не знала, потому что жила у бабушки очень далеко, и бабушка ея умерла.

— Вамъ хорошо было у бабушки? — спросила старушка.

— Хорошо,— сказалъ Антоша, и что то дрогнуло въ ея лиц при этихъ словахъ.

— Бабушка много для васъ длала, а я вотъ ничего не могу сдлать для своихъ внучатъ,— заговорила старуха торопливо.— Ихъ привезли ко мн посл смерти ихъ отца, и я ничего не могу для нихъ сдлать… Я бдная, совсмъ бдная, а онъ былъ образованный, онъ былъ докторъ, очень хорошій докторъ, и вс въ город знали его и вс его любили. Ему было хорошо и намъ всмъ было хорошо. Онъ ничего не собралъ, потому что помогалъ и чужимъ, и своимъ, онъ всмъ помогалъ. Онъ не думалъ, милая барышня, что онъ умретъ и оставитъ дтей нищими, ему некогда было думать объ этомъ. Онъ одной рукой бралъ заработанныя деньги, а другой отдавалъ тмъ, кто не могъ работать, кто просилъ его о помощи.

И Богъ любилъ его, жена ему попалась хорошая, дти у него хорошіе, братъ младшій хорошій, охъ, какой хорошій. Онъ, покойникъ, всю семью поставилъ на ноги, и вся семья хорошая, но онъ одинъ былъ работникъ на всхъ насъ и вотъ онъ умеръ, умеръ, моя хорошая барышня, умеръ.— Старуха положила свою руку на колно Антоши и качала своей посдвшей головой.

— И когда онъ умиралъ,— опять начала она,— я не могла похать къ нему, я лежала больная и не могла похать къ нему. Онъ былъ мой первенецъ, онъ держалъ всхъ насъ на этомъ свт, и я не могла похать принять отъ него послдняго его слова, не могла закрыть ему глазъ, и онъ говорилъ всмъ, кто стоялъ около него: — Скажите матери, что я думалъ о ней въ мою послднюю минуту, скажите ей, пусть она не плачетъ обо мн и не убивается, мн не страшно умирать, я исполнялъ волю Бога на земл, я помогалъ, а люди пустъ помогутъ моимъ дтямъ, чтобы и дти могли длать добро на этомъ свт. Я плакала и молила Бога, чтобы Богъ оставилъ моего сына и взялъ меня, старуху, день и ночь молила я Его. Но видно не намъ звать, какъ лучше должно быть. И вотъ, когда я молилась всю ночь, я получила телеграмму: сыну моему лучше, есть надежда. Я роздала все, все, что у меня было, что я накопила по грошу за много лтъ, все роздала нищимъ, а черезъ день пришла телеграмма, что онъ умеръ…

Старуха стала плакать тихо, горько, со стонами и причитаньями.

Антоша уронила голову на плечо старушки и громко, по-дтски, заплакала.

— Вамъ жаль меня, добрая барышня,— говорила старушка, поднимая голову и глядя на нее затуманенными отъ слезъ глазами,— и какъ подумаю я, что никогда не войдетъ онъ въ эту дверь и не скажетъ: вотъ и я пріхалъ къ теб, liebe Muterchen… Что бы съ нимъ ни случилось, гд бы ни былъ онъ, всегда прідетъ на пасху, чтобы и мн былъ настоящій праздникъ, какъ и всмъ. И нтъ его теперь, нтъ, свтлая барышня, и никогда мои глаза не увидятъ его, и никогда уши мои не услышатъ его…

Дверь съ шумомъ отворилась, и дти, сопровождаемыя громкимъ лаемъ Муму, влетли въ комнату. Увидавъ бабушку и гостью плачущими, мальчикъ подошелъ къ старушк, обхватилъ ея шею руками и сталъ что-то шептать ей на ухо.

— Не буду, не буду,— сказала она, взяла платокъ и приложила его къ своему больному глазу.

Когда мальчикъ отошелъ, она нагнулась къ Антош и пояснила, что Сая напомнилъ ей слова профессора. Онъ приказалъ ему не позволять ей плакатъ, иначе глазъ никогда не перестанетъ болть.

— Хорошій мальчикъ, добрый мальчикъ, совсмъ какъ его отецъ.

Какіе-то люди пришли со двора и стали звать зачмъ то бабушку. Она засуетилась, завязала глазъ и вышла.

Двочка, стоявшая все время поодалъ, подошла къ Антош, положила ей руки на колни, и сказала:

— Я умю читать.

— Сколько же теб лтъ?

— Мн пять лтъ,— отвчала она,— а вотъ ему, Са, семь лтъ, онъ на два года старше меня. Сая любитъ въ гнзд сидть, а я не люблю.

— Какъ въ гнзд сидть? — спросила Антоша и невольно расхохоталась.

— Вонъ его гнздо,— проговорила двочка и, обернувшись, указала пальцемъ.

Антоша быстро вскочила и подошла къ тому мсту, куда указывала двочка. Въ углу, между диванчикомъ и стной, былъ опрокинутъ деревянный ящикъ, наполненный соломой, переложенной тонкими хворостинками, на подобіе того, какъ укладываются птичьи гнзда. Въ глубин, на тонкомъ сло ваты, лежали деревянныя красныя яички.

— И яички, есть — замтила Антоша.

Но едва она успла произнести эти слова, какъ мальчикъ кинулся на двочку и между ними произошла свалка.

— Ты опять, ты опять! — кричалъ онъ въ изступленіи.

Двочка вцпилась ему въ волосы и неизвстно, чмъ бы кончилась эта драка, если бы на порог не появилась бабушка. Она схватила внука, Антоша двочку, и такимъ-образомъ имъ удалось растащить ихъ. Мальчикъ былъ красенъ, взволнованъ, двочка, напротивъ, совершенно блдная, съ трясущейся челюстью.

— Она опять положила яйца въ гнздо,— говорилъ Сая, волнуясь и заикаясь,— она все мн нарочно, все нарочно!

— Не я, совсмъ не я,— оправдывалась двочка.

— Не лги, Соничка,— протестовала бабушка,— не лги. Кто можетъ сдлать это? Никто этого не сдлаетъ, кром тебя. Онъ никого не обижаетъ, зачмъ же ты всегда обижаешь его?

— Это она, бабушка, она,— твердилъ Сая, все еще красный и взволнованный.

Соничка взглянула на Антошу, потомъ подняла свой коротенькій носикъ кверху, и проговорила:

— Зачмъ же онъ длаетъ гнзда? въ гнздахъ должны быть яйца.

— Самцы не сидятъ на яйцахъ! — воскликнулъ онъ,— самцы длаютъ гнзда, а на яйцахъ никогда не сидятъ, сидятъ самки.

— Ты же сидишь,— сказала Соничка.

— Всегда такъ, всегда,— начала бабушка, обращаясь къ Антош.— Онъ цлый день себ занимается, то строитъ что нибудь, то возьметъ книжку, читаетъ, то поетъ въ гнзд,такой добрый, такой терпливый, а она ничего этого не любитъ. Стыдно, Соничка, стыдно.

Соничка взглянула изъподлобья на Антошу, надулась, отошла и сла въ уголъ.

Повидимому, она оставалась совершенно равнодушной ко всмъ добродтелямъ своего брата.

— Помирись съ Саей,— сказала бабушка,— ну, помирись же, папа не любилъ, когда вы ссорились, и вамъ не нужно ссориться,

Сая подошелъ къ Соничк, но та отвернулась и не хотла съ нимъ мириться.

— Всегда, всегда такъ,— прошептала бабушка и качала своей сдой головой.

Когда Антоша возвращалась на конк домой, она чувствовала себя возбужденной и, не переставая, думала о своемъ новомъ знакомств, о бабушк, которая убивается по сын, о дтяхъ. Мальчикъ провожалъ ее и всю дорогу, красня и волнуясь, отвчалъ на ея вопросы. У него есть мать, но она очень заболла и ее послали къ роднымъ въ Одессу. Папа жилъ въ Житомір.

Когда она садилась, онъ поймалъ Муму и, подавая его Антош, спросилъ, прядетъ ли она опять къ намъ со своею собачкой. Антоша общалась непремнно придти, хотя бабушка и не приглашала ее.

II.

Прошло нсколько дней. Раиса едоровна ршила не длать на дому операціи. Здсь ей не дадутъ покоя и она условилась съ профессоромъ поступить къ нему въ его частную лечебницу. Завтра былъ день, въ который она должна была лечь.

Антоша каждый денъ отправлялась куда то на конк тайкомъ и длала это такъ, что никто не могъ подстеречь ее. Ваня провалился на экзамен, садовникъ не приходилъ. Все это волновало и раздражало Раису едоровну. Алексй Алексевичъ принималъ весь домъ подъ свое начальство. Онъ имлъ очень озабоченный, видъ и безпрестанно твердилъ о томъ, что и по служб ему длъ не обобраться, а тутъ приходится еще возиться съ этими двумя взбалмошными ребятами.

Когда въ этотъ послдній день передъ операціей вс собрались за обдомъ, онъ обратился къ матери и полушутя, полусерьезно проговорилъ:

— Знаешь, мама, какъ только я приму бразды правленія въ своя руки, первое, что я сдлаю, это не позволю Антош носить утки.

Ваяя фыркнулъ и чуть не подавился кушаньемъ. Антоша вспыхнула.

— Я не только не ношу никакихъ утокъ,— сказала она,— но съ тхъ поръ, какъ я пріхала сюда, я не видала даже ни одной утки.

— Ты не видала утокъ, а носишь ихъ,— сказалъ Алеша совершенно серьезно.

Ваня на этотъ раз не выдержалъ и громко расхохотался.

— Тетя! — обратилась Антоша къ Раис едоровн и вся побагровла отъ досады.— Скажите ему, чтобы онъ обращался со мною какъ слдуетъ, мн уже исполнилось семнадцать лтъ.

— Алеша съ тобой шутитъ, а ты не понимаешь,— пропищала тетя съ видомъ жертвы.

— Я не понимаю такихъ шутовъ.

— Утки, моя милая кузина,— началъ Алеша, растягивая каждое слово и видимо любуясь собой,— утки, это суть ботинки съ резинками, которыя вы изволите носить.

— А почему нельзя носить ботинокъ съ резинками? — спросила она — у Мины Густавовны тоже ботинки съ резинками.

— И вы носите утки? — спросилъ Алеша и поднялъ своя красивыя брови.

Вс расхохотались.

— И я ношу утки,— проговорила Мина Густавовна, красня.

— Я бы никогда не могъ полюбить женщину, которая носитъ утки.

— Слава Богу, что мы съ вами въ уткахъ,— сказала Антоша такимъ тономъ, что Алеша вскинулъ на нее глазами и точно въ первый разъ увидалъ ее. Онъ вдругъ притихъ и съ удивленіемъ сталъ ее разглядывать. ‘Неужели это она, Антошка, иметъ такой гордый, благородный видъ? Откуда взялась у нея подобная физіономія? Онъ никогда не замчалъ и не подозрвалъ, что въ этомъ лиц, съ красивымъ, слегка изогнутымъ носомъ и большими выпуклыми глазами, можетъ проявиться столько гордости и сознанія собственнаго достоинства. Она смотрла на него въ упоръ. Она, дйствительно, искренно-радовалась, что она носятъ утки и что этотъ противный Алеша не полюбилъ ее. Все это вмст взволновало и поразило ея кузена. До сихъ поръ онъ не удостаивалъ даже серьезно присмотрться къ ней. Ее привезли молоденькою, совершенно дикой, худой и скучающей двочкой, и онъ почти не замчалъ ее.

Зима эта была настоящимъ для него тріумфомъ. Вс барышни города были отъ него безъ ума и даже дочь губернатора, красивая, вертлявая двица, показывала ему особенное вниманіе. Онъ съ гордостью мысленно пріобщилъ ее къ двадцати пяти своимъ поклонницамъ, и вдругъ эта глупая Антошка осмливается радоваться, что утки помшаютъ ему влюбиться въ нее.

Онъ такъ долго ее разсматривалъ, что Мина Густавовна наконецъ сказала:

— Алексй Алексевичъ смотритъ на васъ такъ, какъ будто васъ никогда прежде не видлъ.

Алеша принялъ серьезный видъ и сказалъ:

— Нтъ, конечно, я шучу, но, все же, кузина, вамъ нужно носить ботинки на пуговкахъ, какъ подобаетъ молодой, благовоспитанной двиц.

— Мина Густавовна носитъ утки, и я хочу утки носить,— возразила Антоша невозмутимо.

Алеша ничего не отвтилъ. Онъ былъ слишкомъ хорошо воспитавъ, чтобы тутъ, за столомъ, объяснять, почему Мин Густавовн можно носить утки, а ей, Антош, нельзя.

Посл обда онъ подошелъ къ Антош и тихонько сталъ объяснять ей разницу между ею и Миной Густавовной.

Антоша слушала съ недоумніемъ.

Понятія ея объ общественной іерархіи были чрезвычайно сбивчивы. Вмсто того, чтобы проникнуться своимъ превосходствомъ надъ нмочкой, ей еще сильне захотлось раздлить съ нею насмшки кузена. Алеша увлекся своей ролью мужъ готовъ былъ прочесть цлую лекцію, какъ вдругъ Антоша вскочила и убжала на балконъ. Онъ послдовалъ за нею, сердясь на себя за то, что помимо своей воли находитъ ее очень интересной, а главное, начинаетъ чувствовать неопреодолимое желаніе понравиться ей.

На балкон Ваня спорилъ съ Миной Густавовной. Это былъ высокій, тонкій мальчикъ съ длинными руками и ногами. Теперь онъ находился въ період физическаго разлада и умственной раздражительности. Съ Антошей у него постоянно происходили столкновенія изъ-за различныхъ пустяковъ. Антоша, поселившись у тетки, очень скоро пришла къ заключенію, что вс молодые люди противные, а мальчики противны и вдобавокъ еще грубы.

— Конечно,— говорилъ Ваня, заложивъ руки въ карманы и выпячивая свои пунцовыя губы,— разъ онъ жидъ, онъ обязавъ помогать христіанину.

Антоша навострила уши.

— Во-первыхъ, почему жидъ, а не еврей, а потомъ, по чему онъ обязанъ помогать? — спрашивала Мина Густавовна.

— Еще евреемъ называть,— протянулъ Ваня,— жидъ короче и больше идетъ къ нимъ. Если жида сажаютъ вмст съ нами, онъ долженъ считать это за большую честь, и потому долженъ помогать вамъ.

— Совершенно гимназическая логика,— вмшался Алеша, а по моему унизительно пользоваться услугами и помощью жида, котораго ты презираешь.

— Жиды всегда долбятъ все, что задаютъ, они такіе противные долбешки. Терпть не могу жидовъ. Вонъ идетъ старая жидовка! — закричалъ Ваня и, перегнувшись черезъ перила балкона, плюнулъ на голову проходившей женщин. Антоша дико взвизгнула, подскочила въ Ван и отвсила ему звонкую пощечину.

— Боже мой, она бьетъ моего сына! — раздался отчаянный вопль Раисы едоровны, и прежде чмъ вс успли опомниться и успокоить плачущую мать, Антоша уже сидла на конк и вся красная, взволнованная, мчалась на Старо-Орловскую улицу. Нсколько дней подърядъ она бродила въ этихъ мстахъ, напрасно желая отыскать тотъ дворъ, гд жила бабушка съ внучатами. Она такъ упорно думала о бдной женщин, что всякая старушка напоминала ей ее. Когда Ваня плюнулъ на голову какой то проходившей нищенк, Антоша возмутилась до глубины души, и хотя она не видла, кто проходилъ подъ балкономъ и попалъ ли даже плевокъ на чью нибудь голову, она стихійно возмутилась этой выходкой, и ее опять неудержимо потянуло во дворъ, загроможденный углемъ и строительнымъ матерьяломъ. Ей смутно чувствовалось, что въ лиц проходившей старушки оскорблены вс бдныя старухи, и что она должна увидть бабушку и выказать ей какъ можно больше любви и участія.

Проходивъ цлый часъ по разнымъ переулкамъ, впадающимъ въ главную улицу, на которой шла конка, она почтя уже отчаялась отыскать знакомый дворъ, когда вдругъ увидала на противоположной сторон вывску: ‘Складъ угля, антрацита и лсного матерьяла’. Антоша перебжала улицу и съ радостью убдилась, что дйствительно это дворъ, гд живетъ бабушка. Тотчасъ у воротъ находилась сторожка съ надписью: ‘Контора’, а по другую сторону длинный сарай, около него цлыя горы угля я антрацята, досокъ и бревенъ, и, наконецъ, въ самой глубин покосившійся флигелекъ. Навстрчу ей бжали дти, они узнали ее и очень обрадовалис.’ Антоша расцловала ихъ и спросила, дома ли бабушка. ‘Дома, дома’ закричали они. Антоша вошла въ сни. Изъ большой комнаты доносились звуки музыки. Бабушка сидла на диван я, завидвъ Антошу, ласково кивнула ей головой и сдлала знакъ, чтобы та не мшала играющему.

Посреди комнаты, спиной къ дверямъ, стоялъ высокій, тонкій человкъ съ курчавой головой и игралъ на скрипк. Антоша примостилась на крайнемъ стул у дверей и вся превратилась въ слухъ.

Чмъ то далекимъ и роднымъ повяло на нее. Ей припомнился ихъ тнистый, деревенскій садъ, вечеръ, она сидитъ на берегу пруда со своей старой гувернанткой, весь день была она въ какомъ то возбужденно тревожномъ состояніи. Она смотритъ на зеркальную поверхность воды, ей хорошо и грустно въ одно и то же время. Вдругъ изъ-за горы доносятся звуки. Это ихъ деревенскій артистъ Левко играетъ на своей соплк. Незатйлива была та мелодія, но она говорила о чемъ-то ея сердцу, ей захотлось бжать въ гору, увидть того, кто игралъ, и она кинулась на грудь своей гувернантк и стала хохотать. Вотъ опять она слышитъ музыку, но это не то, не то, это не соплка пастуха. Эти нжные, гармоническіе звуки властно идутъ въ ея душу. Она затрепетала подъ наплывомъ сложныхъ чувствъ и ей ужъ не хочется смяться. Что говорятъ они, эти звуки, куда зовутъ ее, что общаютъ?.. Она посмотрла на бабушку: та качала въ тактъ головой и видимо длала надъ собою усилія, чтобы не заплакать. Эти звуки врно говорили ей о смерти ея сына, о дтяхъ, оставшихся на ея попеченіи, и о томъ, что она ничего для нихъ не можетъ сдлать. Антоша вспомнила свою бабушку. Когда пли надъ ея трупомъ печальныя молитвы, она плакала навзрыдъ, потомъ старая гувернантка не захотла хать къ тетк, и она осталась одна. Бабушка тоже осиротла, надъ ея сыномъ тоже пли печальныя, за душу хватающія, псни, а бабушка лежала больная и не могла проститься съ нимъ, бабушка не видла, какъ онъ сдлался блднымъ, блднымъ, точно изъ воска, какъ похолодли его руки и какъ неподвижны стали его уста. А она, Антоша, все это видла, она всмъ существомъ своимъ почувствовала неумолимость смерти. Но въ томъ, что она все это видла я чувствовала, казалось, было какое то успокоеніе, а бабушка не имла этого успокоенія, и ей стало жаль бабушку, до боли, до страданія жаль. Она тихонько пересла на диванъ и вложила свою руку въ руки бабушки, а онъ все игралъ. Щеки ея покрылись яркимъ румянцемъ и глаза подернулись влагой.

Музыкантъ кончилъ, наконецъ, и повернулся къ нимъ.

Антоша сидла неподвижно и смотрла на него сіяющимя глазами. Онъ неловко поклонялся и уронилъ смычокъ. Она быстро вскочила и прежде, чмъ тотъ усплъ нагнуться, подняла его и подала. Онъ что то пробормоталъ совершенно переконфуженный.

— Мой сынъ,— сказала бабушка.

Молодой человкъ опять поклонился. Антоша кивнула головой и вдругъ почувствовала, что эта комната стала ей необыкновенно дорога, такъ же дорога, какъ все то, что окружало ея умершую бабушку, нтъ, даже дороже: тамъ не было этого тонкаго юноши, который разбудилъ въ ея душ столько сладкихъ и горькихъ воспоминаній.

У него были густые черные курчавые волосы, темные совершенно еврейскіе глаза и очень красивый, выдающійся впередъ подбородокъ. Маленькіе усы еще не успли закрыть его выразительный ротъ. Онъ былъ настоящій еврей и принадлежалъ къ тому типу, который быстро утрачиваетъ юношескую свжесть. Мать говорила ему о томъ, какъ добра была Антоша, и въ эти нсколько дней его воображеніе много разъ рисовало ее, но всегда не такой, какой онъ ее увидлъ. Была ли она лучше, или хуже, онъ не задавалъ себ этого вопроса, но ему хотлось смотрть и смотрть на нее безъ конца. Что заставило ее придти сюда, въ это жилище скорби и плача? Здсь все было пропитано для него горечью утраты. Здсь оплакивалъ онъ свою артистическую карьеру. Онъ долженъ былъ оставить московскую консерваторію, потому что нечмъ было жить и платить за право ученья. Ему казалось, что со времени смерти брата ни одинъ свтлый лучъ не проникалъ въ этотъ покосившійся флигель, и на всемъ лежала черная пыль отъ каменнаго угля. Эта пыль засыпала вс его надежды, вс его мечты. Цлые дни бродилъ онъ, отыскивая себ какое нибудь занятіе, и только вечеромъ, когда онъ приходилъ уставшій и съ отчаяніемъ въ душ, ему можно было поиграть на скрипк, и онъ выливалъ въ ней вс свои муки, все свое отчаянье, вс свои разбитыя надежды.

Антоша со своими свтлыми волосами, окружавшими ея голову, подобно ореолу, съ восторгомъ который свтился въ ея глазахъ и озарялъ ея лицо, показалась ему какимъ то сномъ, какимъ то видніемъ. Что со привело сюда?

И такъ какъ оба молодые люди ничего не говорили, бабушка стала говорить за нихъ.

— Вы опять отыскали насъ, милая барышня, не побрезгали заглянуть въ наше бдное жилище. Хорошо играетъ онъ, правда, хорошо?

— Да, хорошо,— проговорила Антоша и покраснла. Матово-блдное лицо скрипача тоже заалло.

— Учиться нужно ему, а учиться не на что, когда жилъ братъ, онъ хотлъ дослать его заграницу къ самому лучшему скрипачу, а теперь, кто дастъ ему возможность идти дальше! Вс мы остались теперь бдными и несчастными.

Пока она говорила, сынъ подошелъ въ ней и, положивъ свою руку ей на плечо, сказалъ:

— Не надо, матушка, не надо.

Онъ прибавилъ вполголоса нсколько словъ, которымъ Антоша не поняла, но старушка поправила косынку на ше и старалась весело смотрть на Антошу.

— У кого вы живете? — спросила она.

Антоша отвтила, что она живетъ у тетки к назвала ея фамилію.

— Это вашъ братъ служитъ у губернатора, Алексй Алексевичъ? — спросилъ юноша.

— Да, это мой двоюродный братъ, а вы его знаете?

Онъ вспыхнулъ и, нсколько минутъ пристально вглядываясь въ Антошу, проговорилъ:

— Вы врно не похожи на вашего брата.

— Да, я не похожа на своего брата. Антош вдругъ показалось, что онъ скажетъ многое, очень многое скажетъ ей o ея кузен, и все, что онъ можетъ сказать, ей непріятно будетъ услышать.

Лицо музыканта было почти сурово. Онъ могъ ей сказать, что ненавидитъ Алекся Алексевича всми силами души своей. Онъ зналъ, что Алексй Алексевичъ всегда съ непоколебимымъ упорствомъ вредитъ евреямъ. Несмотря на то, что онъ еще такъ недавно пріхалъ въ этотъ городъ, онъ уже чувствовалъ надъ собою тяжелую руку Алекся Алексевича и какъ будто тнь отъ этого врага падала на эту двушку, которая такъ просто, доврчиво сидла тутъ и съ такой добротой отнеслась къ его матери. Онъ вдругъ какъ бы весь оледенлъ, и чувство восторга, какое она возбудила въ немъ, теперь смнилось злобой. Онъ злился на нее и на себя. На нее за то, что она сестра Алекся Алексевича, а на себя за то, что онъ не можетъ не восхищаться ею.

Когда бабушка узнала, что она изъ такого важнаго дома, она засуетилась и посовтовала Антош скорй возвращаться домой. Темнетъ и ее могутъ искать.

Антоша нехотя поднялась съ мста.

— Проводи барышню,— обратилась старуха къ сыну.

Онъ взялъ шляпу и молча шелъ позади Антошя. Во двор въ нимъ присоединились дти. Онъ оживился, сталъ ихъ поддразниватб и не прошло пяти минутъ, какъ они уже высказали ей вс свои задушенныя мысли и желанія. Соничку онъ рекомендовалъ, какъ совершенно прозаическую и легкомысленую особу, которая удовольствуется двумя, тремя нарядными платьями, а Сая, о, Сая поэтъ. Ему уже теперь знакомы страданія.

Когда они поджидали конку, онъ вдругъ повернулся къ Антош и торопливо спросилъ:

— Вы скажете у себя дома, что были въ гостяхъ у бдныхъ жидовъ?

Антоша вспыхнула, она точно захлебнулась воздухомъ и ничего не могла отвтить.

— Лучше не говорите,— сказалъ онъ и, приподнявъ шляпу, поклонился.

Когда она, уже сидя конк, обернулась посмотрть, ушелъ ли онъ, она увидла, что онъ все еще стоитъ на мст и смотритъ ей вслдъ. И городъ этотъ, который казался ей такимъ скучнымъ и тснымъ и пыльнымъ, сдлался дорогъ и милъ.

Подъзжая къ дому, она вспомнила, при какихъ обстоятельствахъ убжала изъ него, ей стало совстно за пощечину, данную Ван. Она вошла робкая, съ сильно бьющимся сердцемъ, готовая просить прощенія и у тетки, и у Вани, и даже у самаго Алеши. Ей хотлось быть теперь со всми примиренной и доброй, доброй.

Въ ея отсутствіи произошли нкоторыя объясненія, которыя совершенно повернули общественное мнніе домашнихъ въ ея пользу. Алеша, на этотъ разъ, не только принялъ ея сторону, но постарался даже доказать матери, что его кузина иначе и поступить не могла.

Раиса едоровна, ужаснувшаяся сначала пощечин, теперь готова была плакать, слушая, какъ ея возлюбленный Алеша доказывалъ, какой это срамъ плюнуть на голову бдной старой женщин. Несчастная Антоша, перепуганная ея воплями, убжала изъ дому, и неизвстно, гд теперь она скитается.

Раиса едоровна не на шутку стала безпокоиться, не случилось бы чего съ ея племянницей. Ваня, какъ ни фыркалъ, а въ конц концовъ смирился передъ неоспоримыми доводами своего старшаго брата. Алеша всегда s во всемъ оставался побдителемъ.

И вотъ, Когда Антоша робко провралась чернымъ ходомъ въ свою комнату, въ ней постучался ея кузенъ. Она быстро отворила дверь и, увидавъ его передъ собою, приготовилась терпливо выслушать цлую нотацію, но Алеша взялъ ее за руку и сказалъ вкрадчивымъ голосомъ:

— Милая Антоша, завтра мам будутъ длать операцію, ты бы пошла и приласкалась къ ней.

— Тетя на меня не сердится? — спросила она поспшно.

— Нтъ, милая, она на тебя не сердится.

— Я пойду къ ней!

Раиса едоровна сидла на маленькомъ диванчик. Она сдлала распоряженія на все время своего отсутствія изъ дому, приказала уложить разныя вещи, которыхъ дти обыкновенно не замчали: ихъ могли утащить, или мало ли что можетъ случиться, она ко всему была готова. Еще за недлю передъ сегодняшнимъ днемъ, она сдлала духовное завщаніе, самую подробную опись всего имущества и посвятила Алешу во вс тайны своихъ семейныхъ длъ. Попросивъ прощенія у дтей и всхъ домашнихъ, она чувствовала себя необыкновенно доброй и умиленной.

Антоша влетла къ ней въ спальню и, опустившись передъ нею на колни, горячо заговорила:

— Простите меня, тетя, я такая вспыльчивая, такая скверная.

Она взяла ея руки и стала цловать ихъ.

— Богъ тебя проститъ, моя двочка,— говорила Раиса едоровна, гладя ея волосы.

— Я буду ухаживать за вами, возьмите меня съ собою.

— Нтъ, нтъ, дитя, этого никакъ нельзя, докторъ никогда этого не позволитъ, ты такъ молода, при мн будетъ Марья Павловна.

— Я лучше буду смотрть за вами, чмъ Марья Павловна,— упрашивала Антоша. Увидите, тетя, я буду спать на полу около вашей кровати.

— Я врю теб, моя милочка, но ухаживать за мною нужно очень большое умнье, ты оставайся дома и слушайся Алешу, онъ будетъ всмъ распоряжаться.

На другой день утромъ Раису едоровну отвезли въ лечебницу. Вс домашніе провожали ее со слезами. Ей предстояла очень серьезная операція.

III.

Антоша дала слово тетк слушаться Алешу, но Алеша потребовалъ отъ нея больше, чмъ она могла предполагать. Онъ хотлъ совершенно запретить ей здить на конк, и только посл ея настоятельныхъ просьбъ было ршено, что она можетъ кататься, но не иначе, какъ въ сопровожденіи Мины Густавовны.

Онъ изводилъ ее своимъ вниманіемъ,— то о чемъ она задумалась, то зачмъ она такъ громко смется. Антоша сама чувствовала, что и задумывается она не во время, и смется неестественно громко. Но она не подозрвала, что ея особа начинаетъ сильно занимать самого Алекся Алексевича.

Каждый день она въ сопровожденіи Мины Густавовны отправлялась кататься на конк, при этомъ он вставали не дозжая того мста, гд жила бабушка. и прохаживались вдоль тощаго бульвара, или здили на вокзалъ. Мина Густавовна подтрунивала надъ ея удивительной любовью къ этому ничтожному бульвару, а иногда такъ прямо хохотала, видя, какъ волнуется Антоша, когда они приближались къ нему. Для Антоши, которая ежеминутно рвалась въ покосившійся флигелекъ, эти прогулки причиняли и радость и страданье, она и боялась встртить кого нибудь изъ нихъ, и жаждала въ то же время, чтобы встрча эта произошла. Какъ часто хотлось ей кинуться на шею Мин Густавовн и разсказать ей о бабушк, о деликатномъ Са, о хорошенькой задорной Соничк, но каждый разъ, когда являлось подобное желаніе, она вспоминала слова скрипача при прощаніи и не смла сдлать признаніе.

Первые три дня изъ лечебницы приходили тревожные слухи и весь домъ былъ погруженъ въ уныніе, но на четвертый день вс пріободрились. Алеша отправился навстить мать, и весь вечеръ они вмст просидли въ столовой. Разговоръ ихъ вертлся исключительно около больной. Прошло шесть дней, Антоша до страданія хотла увидть своихъ новыхъ знакомыхъ, она не сознавалась даже самой себ, что преобладающая роль въ ея желаніяхъ принадлежала юнош, играющему на скрипк. Въ этотъ вечеръ Алеша повелъ ихъ всхъ въ садъ коммерческаго клуба. Антоша первый разъ въ жизни очутилась въ толп. Она испытывала невроятную робость, двигаясь среди этой пестрой нарядной массы, тмъ еще боле, что кузенъ ея, казалось, былъ знакомъ со всмъ городомъ и вс съ любопытствомъ осматривали ее съ нотъ до головы. Она чувствовала и свои ботинки, которые Алеша называлъ утками, и свое не особенно нарядное платье. Все это начинало ее раздражать, и вотъ, чтобы уйти отъ непріятныхъ ощущеній, она услась недалеко отъ оркестра военной музыки и, не смотря мы на какія просьбы кузеновъ и Мины Густавовны, не двигалась съ мста.

Будучи ребенкомъ, она мы за что не хотла учиться играть, то, что предлагалась ей вмсто музыки, было нчто до того сухое и мертвое, что страстная натура Агтоши всячески отворачивалась отъ этихъ гаммъ, экзерсисовъ, постукиваній и тому подобнаго. Она любила псни, подхватывала ихъ на лету, заучивала, и ея звонкій голосокъ поминутно раздавался въ бабушкиномъ дом, но старая гувернантка не могла подобрать ни одного самаго несложнаго мотива, не могла сыграть ни одной мелодіи, кром концерта Кальбренера, играннаго ею впродолженіи всей ея жизни, и для Антоши оставалось непонятнымъ, какое отношеніе иметъ псня къ роялю. Теперь, слушая отрывки изъ разныхъ оперъ даже въ исполненіи солдатъ, на трубахъ, она наслаждалась, и мысли ея, грустныя и сладкія, невольно неслись въ узкій переулокъ, и она видла передъ собой курчавую голову игравшаго юноши и его блую руку, водившую смычкомъ, но т звуки были прекрасны, такъ, прекрасны, что навсегда запечатллись въ ея душ. Вдругъ она вздрогнула и съ безпокойствомъ оглянулась по сторонамъ: онъ пробирался между стульями къ ней, но черезъ нсколько секундъ она опомнилась, это былъ не онъ, но очень на него похожій. Онъ прошелъ мимо, касаясь ея платья, и, усвшись около какихъ то дамъ, которыя видимо поджидали его, тотчасъ заговорилъ съ ними оживленно и весело. Антоша украдкой посматривала на него и сердце ея учащенно билось.

На другой день они все время бгали по магазинамъ. Алеша нашелъ, что она безобразно одта, ей была куплена новая шляпка, накидка, зонтикъ, ботинки на пуговкахъ. Еще раньше заказанныя платья были наконецъ принесены, и Антоша, взглянувши на себя въ зеркало, совсмъ себя не узнала, такъ она была нарядна и красива.

Алеша нашелъ, что теперь она вполн благовоспитанная двушка и что если она умритъ свои шаги, т. е. станетъ ходить, а не шагать подобно страусу, съ нею можно будетъ пойти на гулянье, которое устраиваетъ въ воскресенье предводительша дворянства въ пользу бдныхъ дворянъ, и гд онъ будетъ главнымъ распорядителемъ. Чтобы заставить Антошу постоянно быть нарядной, Алеша приказалъ экономк запрятать ея прежніе костюмы на чердакъ и не сносить ихъ оттуда, пока они не удутъ въ деревню.

Былъ конецъ мая и предполагалось, какъ только у Вани окончатся экзамены и Раиса едоровна выйдетъ изъ лечебницы, хать въ деревню. Антоша раза два, въ сопровожденіи Мины Густавовны, навстила больную.

Въ первый разъ, когда он стояли въ корридор и ждали пока ихъ впустятъ, мимо ихъ прошелъ молодой человкъ въ комнату ея тетки, и она слышала, какъ онъ сказалъ:

— Какая то красивая барышня желаетъ васъ видть.

— Ахъ, должно быть это моя племянница — послышался голосъ Раисы едоровны, и ее впустили.

Въ другой разъ тотъ же самый молодой человкъ, оказавшійся ассистентомъ профессора, встртилъ Антошу внизу и предложилъ ей руку, чтобы свести ее на лстницу. Антоша смутилась, но отказалась. Когда она выходила отъ тетки, онъ стоялъ въ корридор со шляпой въ рукахъ и вызвался проводитъ ихъ до дому.

Всю дорогу смшилъ онъ Мину Густавовну. Это были какія то недомолвки, каламбуры, намеки на что то. Онъ говорилъ о своемъ сердц, о красивыхъ барышняхъ. Антоша слушала разсянно, отвчала не въ попадъ и очень конфузилась.

На другой день Алеша былъ у матери и, вернувшись, объявилъ Антош, что она одержала побду надъ эскулапомъ: эскулапъ этотъ жаждалъ, чтобы Алеша пригласилъ его къ себ, но онъ, Алеша, не желаетъ этого сдлать и ‘пусть страдаетъ’, добавилъ онъ такимъ тономъ и съ такой гримасой, что вс расхохотались.

Антоша отъ всхъ этихъ разговоровъ краснла до корней волосъ и ей непріятно было думать о томъ, что завтра она должна навстить тетку.

Посл обда она по обыкновенію стала просить Мину Густавовну похать съ нею на конк. Мина Густавовна отказалась, ей предстояло много хлопотъ по поводу предполагаемаго гулянья въ пользу бдныхъ дворянъ. Необычайное пристрастіе Антоши къ конк давно стало предметомъ безконечныхъ обсужденій среди всхъ домашнихъ.

Алеша возмущался этимъ, а Ваня, какъ только посл обда раздавался звукъ трубы, бжалъ и кричалъ: ‘идетъ уже, идетъ’.

Такъ было и теперь.

— Антоша, Антоша! — кричалъ онъ, — конка идетъ!

Антоша выскочила на балконъ, конка была близко, и ей показалось, что она видитъ бабушку. У бабушки глазъ развязанъ, но это она, положительно она. Конка остановилась и тутъ ужъ для Антоши не оставалась никакого сомннія въ томъ, что бабушка на конк. Она сидитъ крайняя съ противоположной стороны. Вотъ она подымается и, опираясь на палку, выходитъ изъ вагона, кондукторъ помогаетъ ей.

Раздался свистъ, конка двинулась дальше, а бабушка осталась на тротуар. Она смотритъ на балконъ, кланяется, длаетъ какіе то знаки. Сердце у Антоши запрыгало въ груди, она перегнулась, указала старух на двери подъзда и быстро бросилась въ свою комнату, чтобы одться и поспшить внизъ. Когда она выскочила на тротуаръ, бабушка перешла уже улицу и стояла на углу, не далеко отъ ихъ дома. Антоша почти бгомъ направилась къ ней.

— Какая вы нарядная и красивая,— сказала бабушка,— вы насъ совсмъ забыли, добрая барышня.

— Тет длали операцію,— оправдывалась Антоша.

— А-а, операцію,— протянула бабушка и покачала сдой головой,— и что-жъ, все хорошо?

— Хорошо.

— Слава Богу, слава Богу, а у насъ такое несчастье, милая барышня, такое несчастье.

— Что такое, что случилось? — спросила Антоша и кровь прилила къ ея лицу.

— Пойдемте въ садикъ, я разскажу вамъ, здсь не хорошо говорить на улиц.

Они пришли въ маленькій скверъ, находившійся на площади, сли на скамью и бабушка заговорила:

— Ахъ, добрая барышня, теперь такія строгости пошли, такія строгости, Ахъ, милая барышня, сколько слезъ льется, сколько горя мы терпимъ. Когда старшій сынъ былъ живъ, у насъ были деньги, а теперь денегъ у насъ нтъ, и взять намъ не откуда, а деньги нужны, безъ денегъ нельзя, никакъ нельзя. Говорятъ, моему сыну жить нельзя здсь. Онъ бросилъ консерваторію, платить нечмъ, а теперь лто, и здсь поступить нельзя. Куда онъ подетъ? хать ему некуда, милая барышня, у насъ нтъ, богатыхъ родныхъ, да и я, какъ я безъ него одна останусь, я ничего не вижу, какъ я безъ него жить буду? Профессоръ Барскій даетъ ему даромъ уроки на скрипк, а если онъ удетъ, кто будитъ учить его, а если онъ не будетъ учиться, кто будетъ воспитывать Саю и маленькую Соничку? О, вей, вей.— Она схватилась руками за голову и закачалась отъ отчаянія…

Антоша обняла ее и силилась не разрыдаться. Ей казалось невозможнымъ, чтобы существовали такіе люди, которые могутъ обидть бабушку и погубить маленькихъ Саю и Соничку, а бабушка пришла нсколько въ себя и продолжала:

— Мой сынъ обгалъ всхъ своихъ знакомыхъ, но у насъ нтъ богатыхъ покровителей, вс наши знакомые такіе же бдные, какъ и мы, даже бдне насъ, и никто не можетъ помочь намъ. Потомъ, можетъ быть, мы и достанемъ денегъ, а теперь, сегодня, завтра, мы нигд достать не можемъ, и если до послзавтра у насъ не будетъ ста рублей, мой сынъ удетъ и я останусь одна, со своими маленькими. И что я буду длать, моя милая барышня, что я буду длать! Я говорю ему: пойду къ ней, она добрая барышня, она была милостива ко мн, бдной еврейк, Богъ постилъ ея невинную душу и, можетъ быть, она насъ выручитъ, но онъ запретилъ, говоритъ, скоре умереть, чмъ… Охъ, барышня, что онъ только говоритъ, Богъ съ нимъ, зачмъ это онъ говоритъ? Такой онъ у меня гордый! Бдность еще не пришибла его. А я думаю: такая добрая барышня, такая свтлая барышня, такая знатная барышня, что ей стоитъ занять бдной старух сто рублей? я отдамъ, я съ благодарностью отдамъ, я отработать могу.

Она повернула къ Антош свое измученное лицо я продолжала:— Если барышн нужно варенье сварить, никто лучше меня не сваритъ, я такъ хорошо могу, ягодка къ ягодк, въ магазин лучше моего варенья никогда не купите. Я бдная старуха, но меня знали люди, и мн общали заказы, большіе заказы, богатые господа общали…

Она умолила, истощивъ весь запасъ своихъ общаній и просьбъ, и смотрла на Антошу глазами полными страданія и мольбы. Антоша сидла совершенно растерянная и подавленная. Сегодня они истратили боле трехсотъ рублей на наряды. О! съ какимъ бы наслажденіемъ она отдала эти деньги бабушк, чтобы только утшить и успокоить ее. Она схватила бабушку за руку и, дрожа отъ волненія, общала достать сто рублей, непремнно, непремнно. Мысль, что у нея нтъ денегъ и что она не знаетъ, какъ достать, ужасала ее до дрожи, до боли, во она твердо ршила, что должна помочь бабушк, должна во что бы то ни стадо.

Бабушка не благодарила, она встала, положила свою удивительно блую руку на руку Антоши и торжественно произнесла:

— Господь воздастъ вамъ и дтямъ вашимъ. Онъ видитъ теперь вашу душу. Онъ радуется, глядя на васъ, чудесная барышня.

Антоша усадила ее на конку и проводила до самыхъ воротъ ея двора. Во дворъ она побоялась идти, да и бабушка боялась, какъ бы сынъ не встртилъ ихъ.

Всю дорогу домой Антоша ломала себ голову и ужасалась невозможности достать денегъ. Но посл самыхъ безумныхъ, самыхъ невроятныхъ предположеній, она вдругъ совершенно неожиданно вспомнила, что вдь ей достался цлый ящикъ драгоцнностей отъ покойной матери. Это открытіе до того обрадовало ее, что она чуть ли не на всемъ ходу соскочила съ конки и явилась въ столовую красная, сіяющая. Вс сидли за вечернимъ чаемъ.

Алеша приготовился прочесть ей цлую нотацію, но взглянувъ на ея лицо, озаренное счастьемъ, онъ впился въ нее глазами и подумалъ: Антоша хорошетъ не по днямъ а по часамъ, и… и право… Онъ не довелъ своихъ мыслей до конца. Онъ хотлъ остаться вренъ своей программ дйствій: быть нжно-строгимъ, то есть въ одно и то же время и ухаживать и распекать ее.

— Вотъ что значитъ быть прилично одтой,— обратился онъ ко всмъ,— посмотрите, ее узнать нельзя.

— Я хочу видть брильянты, я хочу носить свои брильянты! выпалила Антоша.

Алеша всталъ, подошелъ совсмъ близко къ ней и прошепталъ:

— Ты желаешь нравиться?

Она вздрогнула, передъ ея умственнымъ взоромъ предстала черная голова и рука, водившая смычкомъ. ‘Ему она-бы хотла понравиться!’ Эта мысль точно обожгла ее, она быстро отвернулась и сда у стола около самовара, такъ, что лица ея не было видно.

Алеша приписалъ ея волненіе себ и тревога, овладвшая имъ при взгляд на ея раскраснвшееся лицо, понемногу укладывалась. ‘Она такая же, какъ и вс’, думалъ онъ: ‘захочу, будетъ моею’. Онъ слъ и небрежно спросилъ:

— Ты хочешь видть свои брильянты?

— Я хочу не только видть, но я хочу носить свои брильянты,— быстро сказала она.

— Ого, кузиночка, вы длаете гигантскіе успхи,— протянулъ онъ.

— Дайте, Алеша, мн мои брильянты,— повторила она,чувствуя себя достаточно смлой и защищенной въ своей засад. Алеша опять всталъ и очутился съ нею лицомъ къ лицу. Она никакъ не ожидала подобнаго маневра съ его стороны, ей вдругъ пришло въ голову, что онъ можетъ прочесть въ ея глазахъ, зачмъ ей нужны брильянты и, инстинктивно, она закрыла лицо руками.

Алеша почувствовалъ полное удовлетвореніе: ‘двочка волнуется, потому что неравнодушна къ нему’. Онъ отошелъ и слъ на свое прежнее мсто. Онъ ршилъ быть великодушнымъ и щадить ее, вдь она такъ молода и застнчива.

— Какой ты еще ребенокъ,— промолвилъ онъ снисходительно.

Антоша молчала и медленно оправлялась отъ волненія.

— Такъ непремнно достать теб твои брильянты? — протянулъ онъ, кокетничая.

Ваня, сидвшій противъ Мины Густавовны, подмигнулъ ей и такъ смшно, жеманясь, сложилъ губы, на подобіе того, какъ это сейчасъ сдлалъ Алеша, что та едва не прыснула отъ смха.

— Да, Алеша,— отвтила двушка,— достаньте, прошу васъ мои брильянты.

— Я не знаю, хорошо ли будетъ, если мы начнемъ рыться въ маминыхъ комнатахъ, что мама скажетъ,— продолжалъ онъ, складывая сердечкомъ свой красивый ротъ и глядя на нее полуоткрытыми глазами.

Этотъ томный полуоткрытый взглядъ заставлялъ трепетать не одно и не два двичьихъ сердца.

— Я знаю, гд лежатъ брильянты, вмшалась Мина Густавовна.

‘Вотъ еще дура, кто ее спрашиваетъ’, подумалъ Алеша и строго посмотрлъ на нее.

— Достаньте, милая Мина Густавовна, достаньте, начала носить Антоша.

— Никто, кром меня, достать не можетъ, сказалъ Алеша.

— Такъ вы доставьте, пожалуйста.

— Ну, хорошо, я теб ихъ достану, а ты мн за это что дашь? спросилъ онъ и внутренно сталъ смяться, представляя въ какое замшательство приведетъ онъ ее своей просьбой.

— Я вамъ, Алеша, подарю брильянтовое кольцо, начала Антоша, совершенно оправившись отъ волненія. Я помню, тамъ есть два, одно съ большимъ брильянтомъ, бабушка говорила, чтобы я никому не давала, какъ только своему будущему жениху.

Переваливъ благополучно черезъ слово женихъ, она уже прибавила весело и торопливо:

— Другое я могу подарить брату или другу. Я подарю его вамъ, Алеша.

Адеша не ожидалъ подобной развязки. Онъ покраснлъ, во тмъ не мене Антоша своей наивностью разшевелила давно заглохшую въ немъ способность восхищаться искренностью и простотой въ ущербъ даже своему самолюбію.

— Нтъ, милая кузиночка,— началъ онъ протяжно, любуясь своими словами: показать или отдать вамъ ваши собственныя сокровища совсмъ не такая большая заслуга, за которую слдуетъ получить награду, но если вы, по прошествіи извстнаго времени, захотите меня наградить, какъ друга или брата, я вамъ буду очень благодаренъ.

Впродолженіи всей этой тирады Ваня, глядя на Мину Густавовну, не переставая кивалъ въ тактъ годовой, а въ заключеніе высунулъ языкъ и быстро послалъ носъ по адресу своего старшаго брата. Мина Густавовна искусала себ губы отъ боязни расхохотаться, Алеша, ничего конечно не подозрвавшій, пошелъ и розыскалъ шкатулку съ драгоцнностями и принесъ ее въ столовую. Кром брильянтовъ, здсь были и другія вещи, между прочимъ, приборъ изъ тяжеловсовъ, который блисталъ вечеромъ подобно брильянтамъ. Антоша, имвшая очень смутное представленіе о подобныхъ вещахъ, накинулась на этотъ приборъ. Мяна Густавовна хотла было обличить ихъ малую стоимость, но Алеша подмигнулъ ей, и она умолкла, а онъ стадъ убждать Антошу носить именно этотъ уборъ, увряя, что онъ будетъ необыкновенно идти къ характеру ея красоты.

— Дорого онъ стоитъ? — спросила Антоша.

— Очень дорого,— отвчалъ кузенъ безъ запинки, вдь, это т же брильянты, только на нихъ меньше шлифовки.

Антоша искренно поврила. Передъ этимъ Алеша говорилъ, что подобный брильянтовый приборъ стоитъ нсколько тысячъ, значитъ, за приборъ изъ тяжеловсовъ ей наврное дадутъ нсколько сотенъ.

Придя въ свою комнату, она предалась такой необузданной веселости со своимъ Муму, что Мина Густавовна хохотала до слезъ, глядя, какъ она босая, съ простыней, накинутой на плечи, бгала по комнат, а Муму, кувыркаясь и неистово лая, гонялся за ней. Наконецъ она улеглась, безконечно счастливая и удовлетворенная. Бабушка не будетъ плакать, дти не останутся безъ поддержки, его не ушлютъ изъ города, я она съ нимъ завтра увидится. При этой мысли она подпрыгнула на кровати и закричала:

— Мина Густавовна, Мина Густавовна!

— Was denn? отозвалась та.

— Я счастлива! — воскликнула Антоша.

— Аber schlafen sie um Gottes Willen,— пробормотала уже недовольнымъ тономъ Мина Густавовна.

Антоша еще нсколько разъ подпрыгнула на своемъ лож и наконецъ уснула.

IV.

Слдующій день начался далеко не весело для бдной Антоши. Кузенъ ея не пошелъ въ канцелярію и точно задался цлью преслдовать ее своими любезностями.

— Вы сегодня, кузиночка, въ минорномъ настроеніи, дозволено ли мн будетъ узнать, какая тому причина? — спрашивалъ онъ, на вс лады кокетничая съ нею и взглядами и улыбкой.

Антоша внутренно негодовала, но боялась проявитъ это, она боялась, что ей не дадутъ уйти изъ дому, она всячески хотла задобрить Алешу я для этого ршилась даже пойти погулять съ нимъ въ университетскій садъ. Слушая его насмшки надъ проходящими, она только и думала, какъ бы ей продать свои тяжеловсы и обрадовать бабушку. Къ обду пришли гости. Антоша сіяла своими тяжеловсами, но была до крайности раздражительна, Мнна Густавовна даже ежилась вся отъ ея рзкихъ отрывочныхъ отвтовъ. Когда ей, наконецъ, удалось вырваться изъ дому, вс магазины были уже закрыты, и она, почти плача отъ отчаянія, похала на извощик въ узенькій переулокъ. А тутъ еще Муму увязался за ней. Въ первый разъ въ жизни она сердилась на своего друга, и никакія заигрыванья съ его стороны не могли ее тронуть. Муму обидлся, наконецъ,и притихъ, а когда она выскочила изъ экипажа у воротъ угольнаго склада, онъ, завидвъ дтей во двор, кинулся къ нимъ и совершенно пересталъ обращать вниманіе на свою неблагодарную госпожу. Солнце уже сло, и дворъ казался еще темне отъ этихъ горъ каменнаго угля, которыя высидись повсюду.

Соничка объявила, что Сая сдлалъ себ гнздо изъ грязи и каменнаго угля.

— Изъ глины, а не изъ грязи,— поправилъ ее Сая.

Антоша разсяно слушала ихъ. Все ея вниманіе было сосредоточено на флигел. Изъ открытаго окна лились звуки той самой мелодія, которая очаровала ее въ прошлый разъ. Въ комнат была уже зажжена лампа, и она явственно видла его голову, склонившуюся на лвую сторону, и блую руку, водившую смычкомъ. Дти стали бгать съ Муму по двору, а Антоша приблизилась къ окну, у котораго сидла бабушка. Завидвъ ее, бабушка ласково кивнула ей головой, тихонько встала съ мста и вышла къ ней въ переднюю.

— Я принесла,— сказала Антоша чуть слышно.

— Господь благословитъ васъ, свтлая барышня, но все хорошо у насъ, и деньги есть, все хорошо, и его не высылаютъ, Господь васъ благословятъ, у насъ все, все теперь хорошо, Богъ услышалъ наши молитвы.

Он тихо вошли въ комнату и, чтобы не мшать играющему, услись у дверей. Чувство, тотчасъ же охватившее Антошу, совершенно заглушило разочарованіе и даже горечь, какую она почувствовала при извстіи о томъ, что здсь обошлись безъ ея помощи. Чудная мелодія, которую онъ повторялъ и повторялъ, лилась въ ея душу и наполняла ее крылатыми желаніями. О, еслибы она могла принести сюда все, все, что у нея есть, и самое себя, и отдаться этимъ людямъ, и составить ихъ счастье, быть для нихъ всмъ, всмъ и имть право любить ихъ всхъ и заслужить ихъ любовь!.. А онъ все повторялъ, все повторялъ одну и ту же мелодію, онъ все старался сыграть ее съ тмъ совершенствомъ, понятіе о которомъ жило въ его душ и котораго онъ никакъ не нотъ достигнуть. Уже боле часа игралъ онъ и, наконецъ, только въ послдній моментъ почувствовалъ нкоторое удовлетвореніе, и чтобы не испортить то, за чмъ онъ такъ долго и упорно гнался, онъ бросилъ смычокъ, повернулся къ нимъ и застылъ на мст.

Въ послднія мгновенія его игры, оттого-ли, что она такъ пристально на него смотрла, или оттого, что вс эти дни онъ, не переставая, думалъ о ней, она представилась ему съ такой поразительной ясностью, какъ будто она дйствительно стояла здсь за его спиной и слушала его. Онъ съигралъ такъ, какъ хотлъ, и, обернувшись, вдругъ увидлъ ее. Она смотрла на него влюбленными глазами.

Такой грезилась она ему вс эти дни.

Чувство любви, восторга и благодарности, какъ вихрь, охватило его всего, онъ бросился къ ней, схватилъ ея руку и прильнулъ въ ней губами. Антоша слегка вскрикнула, а онъ выскочилъ изъ комнаты.

Бабушка казалась совершенно сконфуженной этой выходкой.

— Не обижайтесь, добрая барышня, начала она, онъ такой горячій, такой горячій, Богъ съ нимъ, играетъ, и ему сладко… Теперь все хорошо у насъ, все у насъ есть. Вчера профессоръ Карскій повелъ его къ одному богатому еврею, ну, конечно, онъ тамъ игралъ, хорошо игралъ. Сегодня утромъ приходитъ богатый еврей къ нашъ и говоритъ: ‘не плачь, Фрейда, у твоего сына все будетъ, пусть только учится, пусть только играетъ, все у него будетъ’. Далъ намъ двсти рублей и мы все устроили, все, все теперь хорошо.

Эти слова, которыми бабушка хотла успокоить Антошу, невыносимо терзали ее. Не нужна имъ ея помощь, и ея самой теперь не нужно, имъ все устроилъ богатый еврей, все сдлано безъ нея и хорошо сдлано, а она такъ терзалась, желая помочь имъ. Горечь обиды проникала ее всю. Она сидла съ опущенной головой, терзаясь сомнніями.

Неужели она здсь совершенно чужая?

Какъ заставить понять ихъ, что она готова отдать свой старый садъ, свой домъ и все, что у нея есть, за радость видть ихъ всхъ счастливыми?.. а бабушка продолжала:

— Не сердитесь, свтлая барышня, онъ такой горячій. Ахъ какой онъ горячій, съ самаго дтства былъ такой. Покойникъ Сава динамитомъ его называлъ, не обижайтесь на него.

Что-то вдругъ широкое, какъ волна безбрежнаго океана, нахлынуло въ душу Антоши. Она вскочила, ей хотлось сказать, что она не обижается, пусть онъ возьметъ ея руку и цлуетъ, отъ этого она будетъ только счастлива, она любятъ всхъ ихъ, она жить безъ нихъ не можетъ, она не хочетъ уходить изъ этой комнаты, она хочетъ вчно сидть здсь около бабушки и слушать его музыку. Но въ эту минуту ворвались дти и объявили, что извощикъ не желаетъ ждать, ему нужно кормить лошадей.

Антоша вздрогнула. Она медленно повернулась къ дверямъ. Неужели ее никто не остановитъ, неужели никто не скажетъ: ‘не уходи отъ насъ’! Ея двственная душа все еще боялась остановиться на немъ одномъ, она все еще думала, что любитъ ихъ всхъ, страдающихъ и нуждающихся въ чужой помощи. Бабушка встала, чтобы проводить ее. Она напутствовала ее благословеніемъ, но въ немъ уже не было той нотки ожиданія, тоски и надежды, которая звучала вчера. Теперь она не нужна имъ. Антоша шла по двору, и дти съ Муму бжали за нею.

У самыхъ воротъ она столкнулась съ нимъ, онъ шелъ съ улицы и опять весь вспыхнулъ, увидвъ ее. Она остановилась.

— Вы что играли? — спросила она.

— Легенду Венявскаго, отвтилъ онъ.

Ей хотлось сказать ему, какое впечатлніе производитъ на нее его музыка, но она никогда бы не съумла выразить словами то, что наполняло ея душу. Ему тоже хотлось сказать, что она такая прекрасная и онъ такъ счастливъ, что видитъ ее, но и онъ ничего не могъ сказать. Такъ простояли они нсколько секундъ, застнчиво глядя другъ на друга.

Дти убжали, за ними убжалъ и Муму.

Ей стало казаться, что онъ стсняетъ его своимъ присутствіемъ, ей нельзя дольше оставаться, нужно хать, Она обернулась и стала звать собачонку.

— Муму, Муму! кричала она.

Почему дти не попросятъ хотя этой собачонки? думала она. Для нея это былъ бы случай показать, что изъ любви къ нимъ она готова разстаться даже съ единственнымъ своимъ другомъ, но никто не изъявлялъ подобнаго желанія, и она снова позвала Муму.

Молодой человкъ поймалъ не дававшагося въ руки мопсика и поднесъ ей.

Муму началъ хватать ее за рукавъ платья.

— Ну, ну, Мойше, проговорила она ласково.

— Какъ вы сказали? спросилъ онъ быстро.

— Мойше,— отвтила Антоша, желая сказать эти слова какъ можно веселе, чтобы разсмшить его.

Они стояли у воротъ, при свт фонаря она увидала, что лицо его помертвло и ротъ скосился.

‘Что съ нимъ’, подумала она и невольно попятилась назадъ. Вдругъ онъ бросилъ Муму на землю, расхохотался и убжалъ въ глубь двора.

Смхъ его поразилъ ее своей странной неестественностью. Это былъ горькій смхъ человка, который упалъ точно съ облаковъ на землю. ‘О безуміе, безуміе’, думалъ онъ, шагая въ отдаленномъ конц сарая и натыкаясь безпрестанно на груды каменнаго угля. ‘Вообразить, что она прізжала сюда для того, чтобы видть его, наслаждаться его музыкой, что ея вдохновенный взглядъ устремлялся навстрчу къ нему. О, безуміе, безуміе! Какъ могъ онъ поддаться подобной слпот! Сестра Алекся Алексевича, эта красивая нарядная барышня, прізжала въ ихъ убогую конуру,— для кого! Неужели для него? Вс эти дни онъ, не переставая, думалъ о ней, а онъ для нея не больше, какъ жалкій Мойше. Не можетъ быть, чтобы мать не сказала ей какъ его зовутъ, и она не постыдилась два раза назвать его именемъ свою собачонку и сдлала это такъ просто, такъ удивительно просто, съ веселой улыбкой на устахъ. Сколько безплодныхъ часовъ проработалъ онъ надъ легендой и, только благодаря тому, что она носилась передъ его умственнымъ взоромъ, онъ сыгралъ ее какъ слдуетъ, и что-то зажглось въ немъ, онъ почувствовалъ, что у него уже выростаютъ крылья, и эти крылья даетъ она. Какъ жестоко наказанъ онъ за свою дерзость. Онъ, бдный, жалкій Мойше, дерзнулъ прикоснуться къ ней…

О, какъ онъ ненавидлъ ее въ эту минуту. Вся гордость униженнаго человка встала и душила его съ невроятной силой. Онъ задыхался отъ бшенства. Никогда, никогда больше не будетъ играть онъ эту легенду! Воспоминаніе о ней всегда будетъ язвить и жечь его, ему захочется порвать вс струны, разбить свою скрипку отъ негодованія и злобы.

Антоша между тмъ хала домой, и ее терзали не мене мрачныя мысли. Что такое она сказала, что она сдлала, чтобы вызвать въ немъ подобный смхъ? Что значитъ слово Мойше?

Ваня назвалъ такъ нсколько разъ ея Муму, к ей показалось это названіе забавнымъ, ей показалось будто и Муму нравится слово Мойше, онъ какъ то особенно при этомъ склонялъ голову на бокъ и поводилъ ушками.

Сегодняшній визитъ вообще принесъ ей горькое разочарованіе. Бабушк не понадобилась ея помощь, и по тому ея голоса не трудно было догадаться, что она очень довольна тмъ, что не Антоша помогла ей, а какой то богатый еврей. Имъ отъ нея ничего не нужно, и она тамъ лишняя… Она не могла не чувствовать этого. Она любитъ ихъ и не нужна имъ, а богатый еврей пришелъ и осчастливилъ ихъ. Любитъ ли ихъ богатый еврей такъ, какъ она?… Если она имъ совсмъ не нужна, зачмъ онъ поцловалъ ей руку… Почему, встртивши ее у воротъ, ничего не сказалъ ей и затмъ вдругъ бросилъ Муму на землю и засмялся такимъ страшнымъ смхомъ. Что оскорбило его, что значитъ слово Мойше… Вс эти вопросы втромъ носились въ ея мозгу и причиняли ей страданіе…

Когда она пріхала домой, все маленькое общество находилось въ саду. Къ нимъ пріхала какая то дана съ сыномъ и двумя дочерьми. Мина Густавовна насильно потащила Антошу въ садъ, гд вс пили вечерній чай. Антоша услась у стола и ршительно не знала, о чемъ ей говорить. Разговоръ все время вертлся около общественнаго гулянья съ благотворительной цлью, потомъ перешелъ на наряды и наконецъ на брильянты. Антоша вспомнила, что въ карман у нея лежатъ ея тяжеловсы: ожерелье и серьги. Она вынула и положила ихъ на.столъ.

— О, сказала гостья, когда то ихъ очень носили, а теперь они ровно ничего не стоятъ.

Антоша встрепенулась и зорко посмотрла на Алешу. Онъ покраснлъ, но храбро выдержалъ ея взглядъ.

Когда гости разъхались, она подошла къ нему.

— Вы зачмъ меня обманывали? спросила она строго.

— Я тебя не обманывалъ, отвчалъ онъ.

— Ты сказалъ, что эти тяжеловсы все равно, что брильянты.

— Я сказалъ для того, чтобы ты не потребовала безъ меня брильянтовъ, а тяжеловсы если ты и потеряешь, не бда, они дйствительно ничего не стоятъ.

— Какъ смлъ ты такъ насмяться надо мной! закричала Антоша, блдная при одной мысли, что она невольно могла обмануть ожиданія бабушки.

— Что за преступленіе, воскликнулъ въ свою очередь Алеша и взялъ у нея тяжеловсы.

— Да, преступленіе, преступленіе! кричала Антоша и, выхвативъ ожерелье изъ его рукъ, она швырнула его въ кусты.

— Совершенно безумная! воскликнулъ Алеша.

Онъ приготовился прочесть ей цлую нотацію, но она закрыла уши, бросилась въ свою комнату и въ изнеможеніи повалилась на кровать.

Пришла Мина Густавовна. Она стала доказывать, что поступокъ ея съ Алексемъ Алексевичемъ былъ очень неблаговиденъ и даже неприличенъ. Она распространялась очень долго, говорила мягко и внушительно, и вотъ, когда ей стало казаться, что наконецъ ея доводы убдили Антошу, та приподнялась, повернула къ ней свое поблднвшее лицо и серьезно спросила:

— Скажите, милая Мина Густавовна, что значитъ слово Мойше?

Мина Густавовна вытаращила глаза и въ первую минуту не нашлась, что отвтить.

— Вы, Антоша, не слушали о чемъ я вамъ говорила? сказала она.

— Да, милая Мина Густавовна, я не слушала, а если вы мн скажете, что значитъ слово Мойше, я буду васъ слушать.

— Мойше по еврейски значитъ Моисей. Моисея, пророка, который далъ заповди, они называютъ Мойше. Моисей у евреевъ главный пророкъ.

— И людей у нихъ называютъ такимъ именемъ? спросила Антоша.

— Конечно, воскликнула Мина Густавовна, очень часто. Изъ трехъ евреевъ непремнно одинъ Мойше. Помню, мой отецъ… продолжала она, но Антоша не слушала что ея отецъ, она упала головой на подушку и застонала отъ боли. Она должна сейчасъ, сію минуту хать и выпросить у него прощенія, сейчасъ, сейчасъ… Она вскочила и стада поспшно одваться.

— Куда вы, куда? спрашивала Мина Густавовна, съ недоумніемъ глядя на нее.

— Мн нужно хать, непремнно нужно.

— Что вы, Антоша, вы больны, я не пущу васъ!

Она загородила собою выходную дверь, но такъ какъ Антоша вырывалась изъ ея рукъ, она стала кричать. На зовъ ея пришла экономка и он старались силой уложить двушку въ постель. Неизвстно чмъ бы кончилась эта истерія, но Антоша, услыхавъ, что уже двнадцатый часъ, смирилась и даже согласилась съ тмъ, что вроятно у нея жаръ, и что она не знаетъ, зачмъ ей понадобилось тотчасъ хать. Алеша встревожился и успокоился въ одно и тоже время, значитъ, ея выходка съ тяжеловсами была плодомъ болзни и вроятно у нея повышенная температура. Онъ ршилъ, что завтра непремнно пошлетъ за докторомъ, а пока велно было горничной лечь около спальни барышень и въ случа, если Антоша вскочитъ и захочетъ опять бжать, разбудить его самого. Однако барышня хотя и не спала ночью, стонала и ворочалась, но никакихъ поползновеній къ бгству не выказывала.

На другой день она встала поздно, была очень блдна, нервна и безпокойна. Ее неотступно преслдовала мысль, что она не можетъ сейчасъ же хать и попросить у него прощенія.

Докторъ, котораго пригласили къ ней, почему-то не халъ, и какъ ни сердилась Антоша, но должна была ожидать его.

Въ счастью, никто не приставалъ къ ней съ распросами. Алеша былъ по горло заваленъ приготовленіями къ предстоящему гулянью. Къ нему постоянно прізжали какіе-то молодые люди, и изъ залы доносился ихъ веселый смхъ. Мина Густавовна, хотя и получила наканун выговоръ за то, что Антоша ухала одна на конк, но сегодня она была завалена работой и не могла слдить за ней. Когда пріхалъ докторъ, Алеши не было дома, а Антоша посл его ухода побросала вс прописанные рецепты и умчалась изъ дому. Она въ то же самое время, какъ и вчера, вошла во дворъ, гд жила бабушка Навстрчу ей, какъ я всегда, бжали дти.

— Дядина невста пришла, сказала Соничка таинственно.

— Какъ невста? спросила Антоша.

— Невста дядина, Сара, подтвердила двочка.

— Глупости говоришь, остановилъ ее Сая.

Антоша стояла неподвижно. Она испытывала такое чувство, точно ей открыли вс жилы и она медленно истекаетъ кровью.

— Пойдемте, посмотримъ на дядину невсту,— приглашала ее Соничка. Но Антоша стояла на мст и не двигалась.

Глаза ея, широко открытые, были устремлены впередъ, на лиц застыло выраженіе страха и отчаянія.

Плутовка Соничка сначала всмъ разсказывала, что Антоша невста ея дяди, а когда Моисей запретилъ ей говорить объ этомъ, она вообразила, что ихъ молоденькая родственница Сара должна выйти за него замужъ.

Сегодня Сара сидла у нихъ въ гостяхъ. Въ комнат горла лампа, и Антоша явственно могла различить бабушку и темную голову юноши. Но вотъ какая то другая не мене темная голова съ двумя шпильками въ кос показалась на яркомъ фон освщеннаго окна. Эти острыя, торчащія шпильки точно вонзились въ сердце Антоши. Она схватила Саю за руку и проговорила, задыхаясь:

— Позови мн дядю, позови тихонько, чтобы никто не слышалъ, мн нужно ему сказать…

Сая побжалъ и въ точности исполнилъ ея порученіе. Онъ сообщилъ на ухо Моисею, что красивая барышня стоитъ во двор и хочетъ что-то сказать ему.

При этомъ извстіи Моисей вздрогнулъ, но тотчасъ оправился и пошелъ вслдъ за мальчикомъ.

Антоша стояла противъ окна въ полос свта, который спорилъ съ остатками догарающаго дня, и въ этомъ двойномъ освщеніи ея фигура казалась трагической.

Моисей подошелъ къ ней съ сильно бьющимся сердцемъ. Дти тоже подбжали, но онъ строго приказалъ имъ удалиться.

— Вы звали меня,— проговорилъ онъ.

— Простите меня, я не знала, что значитъ слово Мойше, я никогда не думала, что Мойше вашъ пророкъ.

— Но онъ и вашъ пророкъ,— сказалъ юноша.

— Но я не пророка, я васъ оскорбила,— сказала она,— какъ бы по вдохновенію, съ тмъ особымъ чутьемъ, на которое бываютъ способны только очень чистыя души. Она вдь не звала, что его зовутъ Моисеемъ. Эти нсколько словъ, такъ просто сказанныхъ, влили въ его душу цлое море ощущеній. Ему хотлось сказать ей, что онъ ее понимаетъ, что онъ благодаренъ ей, что онъ провелъ ночь, полную муки и отчаянія. Въ эту ночь онъ любилъ и ненавидлъ ее до страданія. Въ эту мучительную ночь, проведенную безъ сна, понялъ онъ, какая бездна раздляетъ ихъ. И эта бездна вырыта злобой людской, эта бездна залита кровью и слезами, и если даже она протянетъ ему руки оттуда, съ той стороны, онъ не коснется ихъ, онъ долженъ остаться здсь, по эту сторону, здсь, гд его мать, гд народъ его. Онъ стоялъ передъ нею безмоливный, блдный и трепещущій.

— Скажите бабушк,— начала она, скажите…— Спазма давила ей горло.

— Я люблю, люблю…— простонала она…— Ей вдругъ показалось, что все вокругъ темнетъ, она стоитъ на краю про пасти и тотчасъ свалится въ нее. Она инстинктивно протянула къ нему руки, но онъ отскочилъ, онъ не смлъ дотронуться до этихъ рукъ. Разъ онъ коснется ихъ, онъ уже пойдетъ за ней, онъ забудетъ все, все, къ чему призываетъ его долгъ, его совсть. Она опомнилась, повернулась и медленно, шатаясь, пошла къ воротамъ. ‘Неужели онъ не позоветъ ея, неужели она навсегда уходитъ отсюда?’

Онъ медленно слдовалъ за нею, какъ человкъ, мучимый жаждой, идетъ на миражъ, зная, что это миражъ и что ему не утолить изъ него своей мучительной жажды.

Садясь на извозчика, она обернулась, чтобы въ послдній разъ взглянуть на него, онъ быстро спрятался за ворота, но когда раздался стукъ колесъ, онъ вышелъ на улицу и слдилъ за удаляющимся экипажемъ, пока тотъ совершенно не скрылся изъ виду. Потомъ онъ вошелъ въ скверъ, упалъ на скамью и пролежалъ здсь до глубокой ночи, обуреваемый любовью, злобой и отчаяніемъ.

Всю ночь бредила Антоша: она рыдала, просила у кого-то прощенія, звала бабушку, клялась, что не знала, что значитъ слово Мойше, говорила о какой то невст съ острыми шпильками въ волосахъ, и къ утру у нея сдлался жаръ.

Призвали доктора. Тотъ очень подробно разспросилъ домашнихъ о. ея образ жизни, и, такъ какъ, кром того, что она любитъ кататься на конк, никто ничего не могъ сообщить, онъ предположилъ, что, вроятно, катаясь по вечерамъ на конк и перезжая гніющія рки, она заразилась маляріей. Онъ видлъ случаи, гд малярія осложнялась мозговыми припадками…

— Послушайте, Моисей Борисовичъ, говорилъ профессоръ Карскій своему ученику,— нельзя такъ играть легенду, какъ вы ее играете. Вдь легенда, это опоэтизированное преданіе, ее нужно играть мечтательно и нжно, а у васъ скрипка точно кричитъ отъ муки. Право, когда я слышалъ васъ въ первый разъ, вы играли ее гораздо лучше.

— Я только разъ сыгралъ ее, какъ слдуетъ, проговорилъ юноша и бросилъ смычокъ.

Онъ зналъ, что никогда не въ состояніи будетъ играть эту вещь такъ, какъ должно, всегда передъ нимъ будетъ стоять Антоша, блдная, съ протянутыми къ нему руками, и онъ никогда не посметъ прикоснуться въ этимъ рукамъ, и, быть можетъ, никогда больше не увидитъ ея.

Когда онъ уходилъ, профессоръ долго смотрлъ ему вслдъ.

‘Что-то произошло съ нимъ съ тхъ поръ, какъ я слышалъ его въ первый разъ’, подумалъ онъ. ‘Ну, да ничего, онъ доработается до артиста, у него много силы и страсти’…

А. С. Шабельская.

‘Русское Богатство’, No 1, 1896

Читайте также: