Наброски и планы (1864-1866), Достоевский Федор Михайлович, Год: 1866 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 124 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в тридцати томах

Том пятый. Повести и рассказы (1862-1866)

Л., ‘Наука’, 1973

НАБРОСКИ И ПЛАНЫ 1864—1866

СОДЕРЖАНИЕ

Наброски и планы. 1864—1866

Подготовительные материалы

‘Скверный анекдот’. Черновые записи

‘Крокодил’. Черновые наброски

Варианты

Примечания

‘БРАК’ (РОМАН, ВМЕСТО ‘СОВР<ЕМЕННОГО> ЧЕЛОВЕКА’)

Ч. умер, дети. Катя. Выходи хоть за писаря, аудитора. Он перебивает.

Брак. Она не подходит, не сходятся, неужели ж жизнь убил?

Начинает ее любить (характер княжны Кати), вся противуречье и насмешка. Звезда в городе. Губернатор за ней. Насмешки над мужем. Он ее тиранизирует. Она пробует быть женой, хозяйничает. {Фраза: Она ~ хозяйничает. — вписана на полях.}

Молодой князь. Непосредственное чувство. На горах поцелуй при всех. Отличилась! Она дома, обратилась было к нему, не слушает, убей, дуэль не состоялась, любит ее безумно (под замок), падает пред ней. Она рыдает. Высказывает ему же его добродетели и сколько она ему обязана и как он хорош, начнет патетически со слезами, а кончит насмешкой над ним же.

Наконец она бежала. Открыто разъезжает с ним. Он один со своей злобой. В цени! Губернатор и все держат руки ей и князю. Князь увозит ее. (Губернаторская дочь.) Он один. Мать, которую он согнал для нее, та умирает. Он посмешище для всех. Тоска очищает его. Полтора года спустя идет в Петербург.

Во что вырождается князь. {Фраза: Во что ~ князь. — вписана на полях.

}

2-я часть. Ищет ее, находит (роман в этом, в приключениях). Она прячется, в доверенность. Она ветреничает. Тоска ее. Эксцентричность. Ей скучно. Он у ней и при ней христианин. Она сходит с ума. В больнице. Ходит к ней, воскресает. Обновилась в новой жизни. Умерла любя. Он один <нрзб.>

Или судя по развитию:

3-я часть, где добил и умерщвляет ее.

Она ревнует его умирая (грациозно). Умирает с словом ему: ‘живи’. {В правом верхнем углу запись: Острота: в ней [душа] вместо души модный трехкопеечник.}

РОСТОВЩИК

Два дурака (взаимно застрелиться).

Nero (артист). Данилов, О. П. {Над строкой: Черн<ышевский?> или Черн<ышев?>.}

Офицер, Перебас.

Старший хромой.

NB. Один Граф (Сол<логу>б) просит у него денег, даже угрожает. Тот долго над ним смеется и его мучает, ломается. Потом предлагает, что он даст денег, если он его введет в высшее общество. Граф соглашается и находит случай уладить дело. Несмотря на все его презрение и разочарование, на золотого царя Ротшильда, на близость самоубийства, он так взволнован, что учится перед зеркалом, как входить и проч. Вечер, fiasko. Vielgors. На другой день он не хочет давать денег графу. Смеется, дает ему 100 руб. и проч.

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ

Черновые записи (ЧЗ)

В ‘Несчастный случай’:

Сначала генерал {Далее зачеркнуто: не} говорил ты Пселдонимову, а потом надменно съехал на вы.

И однако ж: ‘А черт тебя возьми’ проглядывало сквозь законный слой подобострастия, продавившийся на лице его.

Пселдонимов был жалкий чиновничек, решившийся пристроиться и выиграть кусок насущного хлеба.

Передайте ему (сказал генерал), что я не желаю ему зла. Скажу более: я даже готов забыть вс прошедшее… да, я готов…

КРОКОДИЛ

Черновой набросок рассказа (ЧН₁)

О муже, съеденном крокодилом

Говорит крокодил. Говорит муж оттудова с женою и свояченицею.

Газета ‘Весть’. Надо действ<овать> через Управу благочиния.

Не могу продолжать моей службы отечеству. Пенсию. Содержатель крокодила хочет получить пенсию лежебокой. Или чин.

Черновой набросок отрывка IV главы рассказа (ЧН₂)

Афимья Скапидарова сломала себе ногу. Кажется, этот пример мог бы побудить хозяев наших домов чинить свои лестницы, но прогресс туго проникает в наши национальные обычаи, несмотря на то что мы достаточно уже об этом говорили и недаром же мы называем себя Европой. Протест о Скапидаровой прекрасен и благороден, но ведь {Далее зачеркнуто: верь же} написали ли это.

Черновые наброски (ЧН₃)

Неслыханное приключение или, вернее сказать: пассаж в Пассаже, состоящий в том, как некий почтенный господин пассажным крокодилом был проглочен живьем и что из этого вышло. Семеном Захожим доставлено.

Разумеется, я обладаю и некоторыми недостатками, о чем готовы засвидетельствовать даже самые яростные враги мои. {Вместо: о чем ~ враги мои — над строкой, в чем готовы даже самые злейшие враги мои согласиться.}

— Я отомщу! Давай издавать сатирический орган.

— Но я не могу, долг службы.

— Вздор! ты будешь!

(Не бедновато ли обо мне.)

Здоров, более, чем я стою! {Над строкой: заслуживаю} — отвечал он угрюмо.

С тех пор, как я в крокодиле, вс мне представляется до того глупым, что я удивляюсь, как иное принимал за умное. Отчего это? Не может быть оттого, что я оглупел.

— Но может быть, ты сам поглупел.

— Вздор, я очевидно поумнел. Не ходит публика.

Говорят, в журнале упала подписка.

Да, но ведь этим немца не утешишь. Немец сердится, что не ходит публика и требует, чтоб Иван Матвеевич пел Folichon под органом. (Чин препятствием.)

Журнальные споры о крокодиле. ‘Волос’ и ‘Известия’.

1) Не либерально утеснять животных.

2) Экономически обеспеченное лицо.

3) Даровые квартиры.

4) Существо проглоченное либеральнее проглотившего.

5) Эксплуатация крокодила.

6) Экономическ<ий> принцип ассоциации.

7) Это вс вздор, в наш век никого не удивишь, требуется, так сказать, направление, а это уже ретроградство.

Мы бы и могли согласиться, но он лежебока.

9) Цивилизаторская палка немца и квиетизм русского чиновника. Квиетизм или лежебочество.

10) Сего млекопитающего.

11) Кладут яйцы спора, Кастельфидардо, наборщик.

12) Современная ассоциация крокодила с чиновником, впрочем, мы поговорим об этом, когда настанут новые экономические отношения и определятся отношения чиновников к крокодилу, а теперь это дает нам повод написать еще, 55-ю статью, об ассоциации рабочих во Франции.

13) Fandango.

14) Степанов.

15) ‘Чайник’ — не гуманно и не мило.

16) ‘Искра’ о казенных квартирах.

Ты можешь служить {Было: быть} примером, как какая-нибудь идея отражается на человеке рутинном, бездарном, пустом, на мещанине. Ведь ты стал нигилистом из самолюбия, боясь свистков. Ты досиживаешь, что само на яйцах высижено.

— Если хочешь знать вс, то крокодил — моя свобода.

— Ел ты что-нибудь сегодня?

— Сосал что-то, но это вздор. Поговорим лучше о деле. Влюбляется в муттер. Немец сердится, ревнует, тычет его палочкой и везет на родину.

Сатирические газеты-с. Нет веселости, пахнет изо рту, как у желчного человека, нет мысли, не знают, на что нападать, и потому неравномерность нападения. Принуждены сосредоточиться на одной литературе.

Когда вылез:

— Примут ли на службу? Правда, меня показывали за деньги. Но кто же не показывает теперь себя за деньги?

— Я буду распространять естественные науки.

— Но ведь ты их не знаешь?

— Это ничего не значит. Я буду распространять, что надо изучать естеств<енные> науки. К тому же я их знаю.

— Когда же ты успел выучить?..

— Я их знал, к тому, я могу сообщать многие сведения.

— Вы привесок к ‘Волосу’, {Далее зачеркнуто: следств<енно>} вы держитесь волосом и на ‘Волосе’. След<овательно>, должны быть по возможности пусты, чтоб не оборвать ‘Волос’.

— Постараюсь. Я утопил уж ‘Читальню’. Он. Выдумал лекцию о воспитании.

Нигилисты. Читали: ‘Откуда’, ‘Покуда’, ‘Накануне’, ‘Послезавтра’, ‘Зачем’, ‘Почему’.

— Стало быть, вы ничего не читали. Это вс я написал. ‘Как?’

— То есть как-с?

— Роман ‘Как?’

Нигилисты. Узнай подробнее, в чем состоит сие пагубное учение. Что же такое нигилисты, никто не мог узнать, одни говорят, что в стрижении женских волос, другие — что в отрицании всего существующего на свете.

— Надо думать, что последнее справедливо.

— Но, однако ж, это нелепо. Ну как, н<а>прим<ер>, отрицать, что ты находишься в крокодиле.

— Разве только этого они отрицать не будут, но вс остальное для них трын-трава.

Достал стишки: ‘Офицер и нигилистка’.

— С учением соглашаюсь.

— Но ведь написано, что она проводит жизнь в несчастье. {Вместо: она ~ в несчастье — было: она несчастна}

— Это для соблюдения нравственности.

— Но остальное вс справедливо и, признаюсь, поражает меня своим остроумием. В самом деле, для чего служат крокодилы.

Стрижка волос. Стрижи, стрижи.

Вс это мелькало.

Поищи-ка, не тут-ли нигилисты?

Дети.

NB. Если у гусей нет теток, стало быть, тетки — предрассудок. {Слова: Стрижка ее предрассудок — написаны, сбоку слева.}

Да и вообще, вся Елена Ивановна есть только милая нелепость, и больше ничего.

Немец серьезно уже считает себя полковником.

‘Своевременный’. Впрочем, вс это не может объясниться раньше, чем настанут новые экономические отношения.

‘Петербургский <листок>‘ — Статья незначительная и без всякого направления! — заметил Ив<ан> Мат<веевич>. Что же касается до разведения крокодилов в Павловске, то, сколько мне кажется, оно неудобоисполнимо, ибо, хоть оно и очень красиво, но испугает дам, что очень не комфортно среди дачной жизни.

(Естеств<енные> науки)

Немец, показывая крокодила, вносит цивилизующие начала и несравненно полезнее Рафаэля.

‘Родные выписки’, привесок к ‘Волосу’

— Я уже утопил журнал ‘Читальню’, утоплю и ‘Выписки’.

— Да для чего же?

— Да для того, чтоб все подписчики ‘Выписок’ устремились к ‘Волосу’. Таким образом ‘Волос’ длиннее станет.

— В самом деле, пресчастливая мысль! А что, утопите их в самом деле.

— Непременно, я с тем и взялся.

Я хотел ехать с милыми анекдотами, а он меня так встречает.

Теперь я могу мечтать об улучшении судьбы всего человечества и, наученный опытом, давать уроки.

Г_л_а_в_а 3.

Необузданные проекты. Русский полковник. Поезжай к жене. У жены был утром. Много народу. На другой день: стихи на нигилистов. Что обо мне пишут. (Из ‘Петербург<ского> листка’.) Читай газеты. (Из газет.) NB. Высокомерие и некоторая боязнь, что намерения не сбудутся. Признаки ревности. Узнай в газетах.

Был в редакции ‘Волоса’. Заболел. У него роль смирения. Боюсь сделаться нигилистом. Тоска о судьбе своей. Газеты — жалобы на деспотизм и на хозяев. Полная экспансивность и малодушное раскаяние. Как бы я служил. Сходи, умоляй.

Все газеты. Их отзывы. Полное разочарование. Увлечения Елены Ивановны.

Застал Зайцева. Нигилисты. Опять поднятие носа. Обращение в нигилиста. Тот его ломает и не сламывает. Елена Ивановна загуляла.

Елена Ивановна. Надоел мне ваш Иван Матвеевич. Не хочу. Я буду развода просить, потому что муж должен дома жить, а он живет в крокодиле. Мне говорят, что мне развод дадут, потому что он теперь жалования не получает. Всякий муж должен получать жалование. А он там баклуши бьет. И что он такое говорит, что его будут приносить ко мне {Вместо: его будут ~ ко мне — било: его будут мне приносить} в гости сюда в ящике. Я не хочу, чтоб моего мужа носили в ящике. Это стыдно. Подите перескажите ему, коль хотите, теперь уж он ничего мне не сделает.

(NB. Но, имея любовника, обиделась, что муж позволил ей иметь любовника.) {Текст: Елена Ивановна ~ любовника.) — вписан поперек листа в левом верхнем углу.}

Изрыгновение.

После 1-го дня публичной выставки: неблагородно как-то.

Маркиз del Crocodillo или еще лучше: маркиз — что-нибудь двойное, эдак: маркиз Crocodillo del crocodillo. Жалобы на хозяина. Составляю ли я юридическую собственность. Боюсь, что срастусь.

Немец тычет палочкой.

Распускает нюни. Плачет, малодушничает, просит хоть па половинном окладе. {Текст: После 1-го дня ~ окладе. — находится в левой нижней части листа.}

Crocodillo — слово итальянское, croquer. {едок, пожиратель (франц.).

}

Совершенно пустой. Буду приходить читать газеты. Чтение газет.

— Будь я на месте начальства, я бы тоже подумал.

— Наша русская Евгения Тур.

Чин полковника.

Карамзин<ский> слог. Крокодил пустой. Боюсь стать нигилистом. Самое лучшее время моей жизни. Я добр от природы, но не могу не раздражаться при неестественности (описание характера). Люди дикие любят независимость и т. д. Ему хочется поверить, что он Сократ.

Трагическое так же смешно, как и комическое. Боюсь смешного. Русская Евг(ения) Тур. Просьбы и совещания. Чтение газет. Полковник. Не перевертываюсь от гуманности. Боюсь смешного. Самое лучшее время моей жизни. Я могу быть светилом смирения и проч. Вопрос: Я ли принадлежу крокодилу, или крокодил мне?

Боюсь сжиться с крокодилом.

NB. Заболел через три дня. Сократ и блаженный.

Дружеские излияния, характер. Боюсь, что скажут, что это на министров. Теперь крокодила можно не кормить несколько лет.

Я же от него получаю питание. Таким образом, мы взаимно питаем друг друга. К удивлению моему, он совершенно пустой. Я полагал, что у него есть желудок, но ничего этого нет. Это совпадает с его прожорливостью, ибо он весь — желудок. {Дружеские излияния ~ желудок. — отрывочные записи сбоку.}

Я был нигилист поневоле. Всякий нигилист — нигилист поневоле. Не примкнуть ли мне к почве? Чем хозяин крокодила ниже Мурильо? Я боюсь, чтоб не подумали, что это что-нибудь на министров или на каких-нибудь лиц.

— Э, как можно, ведь они же люди…

— Друг мой, ты бестолков, а я сужу по себе, будь я на месте начальства, я бы то же подумал.

Иной современно-прогрессивной мокрицы. Если крокодил либерален.

‘Теймс’ решает, что нам нужно среднее сословие, стало быть, капитал и права капитала, стало быть, буржуазия, стало быть, привилегия, — а без того не будет и финансов. Ну-с, надо и крокодильщику дать привилегию.

Если проглотившее существо либеральнее проглоченного. Карамзинский слог. Такие общие места. Но из сострадания не возражал. Он заметил это и отвечал мне весьма грубо.

— Как глуп ты, Семен Иванович, если б я искал зелень, я бы более горевал теперь. Тебе бы надо было радоваться, если ты, как ты говоришь, друг мне, потому что я менее несчастен в таком расположении. Это счастливейшее время моей жизни. Что такое философ? Слово ‘философ’ у нас на Руси есть слово бранное и означает: дурак. Укройтесь в малинник и напейтесь на ночь. Тот век видел Александра Андреевича Чацкого. Наш век видел Андрея Александровича Краевского.

Крокодил совершенно пустой. Это невероятно, и полагаю, что он тут прихвастнул из тщеславия, чтоб показать, что он более знает, чем все философы и натуралисты.

— Я, напротив, приношу пользу! 1) Я могу сообщать факты о крокодиле. 2) Увеселяю публику. 3) Доставляю выгоду.

Кастельфидардо. О слове ‘вспороть’, чтоб либеральнее. А я думал, что вы говорите, чтоб анатомическим инструментом.

Вы <нрзб.>.

Журнал ‘Чайник’ (‘Будильник’). ‘Головешка’.

Чиновник в должности. Вот посмотрите (передает лист ‘Будильника’). Утеснять так собой крокодила. Крокодилам. Помилуйте, а Польша? ‘Волос’ хоть и тонок, зато ум короток (Катков).

Зайка маленький бежит,

Зайка маленький кричит:

Ах, большущий крокодил,

Почему не уходил.

Приходил фельетонист ‘Русс<кого> инвалида’. Кто знает фельетониста ‘Русс<кого> инвалида’? Никто не знает фельетониста ‘Русского инвалида’.

Но не стесняясь этим обещанием…

Потом перевернулся, полагая, что желудок его не переварил.

Друг и товарищ детства. Телячьи нежности. Гм, глупая и сладенькая причина. Друг и товарищ детства. Я не понимаю, что такое товарищ детства, да и что такое детство? Отсутствие хряща, недостаток фосфора в мозгу.

Встретил нигилиста…

Вы как экономически обеспеченный человек представляете пункт зависти.

Эксплуатация крокодила.

Не гуманно совсем и не мило

Утеснять так собой

Эксплуатировать так крокодила.

И пришлось крокодилу не в мочь,

Дай же руку подняться помочь.

Милюков в рассказы. Зверинец (обезьян немцы всяких показывают).

Кормить извозчиков крокодилами.

Для-ча… и пошла лягаться кобыленка задними ногами.

В долину слез гражданства

Ударила гроза,

У всех сирот казанских

Заискрилась слеза.¹

И так обильны слезы,

Что вышел целый пруд.

Ударили морозы,

Каток устроен тут.²

И ездят офицеры,

Студент, поэт, хирург,

Салонные монтеры,³

Заезжий праздный турк.

¹ Вместо: Заискрилась слеза — было: Течет своя слеза.

² Далее зачеркнуто: Скользят

³ Далее зачеркнуто: Салонный

— Я чувствую, наконец, что это (в крокодиле) нормальное мое состояние. Никогда еще я не был более счастлив и спокоен духом, как теперь, удаленный от всех предрассудков. Я спрашиваю тебя, к чему зелень?

— Но, друг мой…

— Я спрашиваю тебя, к чему зелень?

— Но мне приятно глядеть на нее!

— Почему, зачем тебе это приятно? На каком основании. Во-первых, зелень зелена только в твоих глазах, а сама по себе она не интересуется никаким цветом, а во-вторых, не вс ли равно, где разумная причина, где выгода?

— Но выгода именно в том, что мне приятно! {Далее зачеркнуто: Разве это выгода?}

— От этого ты сыт?

— Нравственно сыт.

— Так что проживешь и без хлеба?

— Нет.

— А след<овательно>, на кой черт твоя выгода?

— Да ведь выгода не в одном хлебе. Одного хлеба мало для счастья.

— Для меня нужна только одна сигара, а вс прочее — вздор.

— Ну, а я говорю, что вс прочее — дело, а твоя сигара — вздор!

— Для чего зелень?

— Так лучше бы было, если бы вс было, н<апример>, желтое или темно-лиловое.

— Совершенно вс равно.

— Вс равно?

— Вс равно. Нужна только одна сигара. Я плюнул и ушел оттудова.

— И к чему ты тратишь свои четвертаки каждый раз, чтоб меня видеть?

— Но ведь я друг тебе.

— Глупости. Ты бы мог пообедать или выпить лишнюю бутылочку. Ты не понимаешь собственных интересов.

— Дети доверчивы, милы, прекрасны, невинны.

— Коли доверчивы, значит глупы. {Фразы: Дети ~ глупы. — находятся посредине, листа, слева, рядом с текстом.}

Крокодил и чиновник.

Опять приходил В — в. Вероятнее всего, что он и сам не знает, зачем он приходит, и страшно был бы благодарен тому, кто бы ему разрешил, зачем он приходит.

3-я глава. Чиновник-начальник, разговор с Фед<ором> Федоровичем. Крокодил пустой: я пойду его посмотрю, я пойду (bis).

Конечно, этим шагом моим я не хочу его обнадеживать. Но… я так посмотрю, как частное лицо (вообще начальник считает его чем-то виноват<ым>). И наконец, согласитесь, какая компания: связаться с крокодилом, с чудовищем.

— Но ведь это сделано не умышленно-с.

— Бог знает! А впрочем… оно, конечно, может быть, не совсем умышленно, но … Я посмотрю, я увижу… (Лежи на боку.)

3-я глава. Боится до крайности стать нигилистом.

— Вор! … (и потом: вы сказали, он нигилист?)

— Нет, боится только.

— А! боится, все-таки это не обнадеживает. (Дело замять. Еще что из этого выйдет!).

Посетитель. Это вс вздор… В наш век никого не удивишь. Требуется, так сказать, направление. А это уже ретроградство (лежебока).

Приходил Извойников.

Приходил литератор (Лаубе сообщил свои убеждения и что потом скажет свою фамилью.)

Приходил гаденький чиновник (на нигилистов). Племянница. Просил содействия к помещению. Приходил Квашнин-Самарин 3 rouble-d’argent. Приходил Лев Камбек. Краевс<кий> и Загуляев (газета ‘Волос’). Совпадает с квиетизмом. ‘Русское слово’. Приходил поэт со стеклышком в глазу. Сего млекопитающего (в ‘Голосе’). В ‘С.-Петерб. ведом.’ (Кладут яйца.) Пародия на Кастельфидардо. (Это вы из либерализма.)

(В крокодиле: когда же настанут новые экономические отношения?)

(И мне кажется даже, что это самое лучшее время моей жизни.)

(Но всего замечательнее, что Матрена Петровна действительно завела любовника, а рассердилась, когда муж посоветовал ей любовника.)

И вс это направление — что-то бледное, больное, плешивое, лазаретное. {Фраза: И вс это ~ лазаретное. — вписана поперек левой стороны гнета.}

Fandai go.

Отчего ты кусаешь?

На бреге Нила¹

Я наскучила мужчиной …

или

Крокодила я звала,

Грешным телом отдалась.

Он хвостом ударил в² воду,³ обвил.

А я млела, млела, млела,

И зубами в мое тело

Сладострастно он впился.

Вот с тех пор кусаю я.

¹ Далее начато: Ракушек прибрежных

² Далее зачеркнуто: реку

³ Далее зачеркнуто: <нрзб.> крокодил обвился

Остроты без зубов, вс тот же бесконечный г. Степанов. До какой степени пошлые люди пошло принимают учение. (А вот готовлю прошенье, чтобы жену по этапу.)

— А гуманность?

— Какая гуманность? Всякий живет для себя.

— Зачем тебе нужна?

— Она мое имя марает.

— А! имя? А где же либерализм? Ты стоишь за настоящий порядок.

— Так и должен делать всякий. Я должен стоять за то, чтоб мне было как можно выгоднее, и если общество сознает о выгоде других экономических отношений, мы и соединимся на равных правах.

— Да ведь нужно знать, в чем настоящая выгода? А не захочет? {Далее зачеркнуто: И не надо.}

— Принудим.

— Ты стоишь за принуждение?

— Разумеется. Крепкая и сильная администрация — 1-е дело. Кто же пойдет сам собою в крепостное рабство?

Никто лучше не может знать, что мне выгоднее. Выгоднее мне всего я, я сам.

И прелестен,¹ и ужасен,

Безобразием прекрасен.

Он от них тотчас отвык

(Услыхав призыв)

Полон бешеного счастья²

И в порыве лютой страсти,

Пеня воду, прибежал.

Сенора

Всем бы взяли вы, сенора,

Но, лаская горячо,

Вы хидальгу³ Никанора

Укусили за плечо.⁴

Правда, это в миг прекрасный,

Это в миг любви и неги страстной,⁵

Но зачем так горячо?

Между ракушек прибрежных⁶

В неге страстной и мятежной

Я долиной Нила шла,⁷

И в тревоге дум ужасных,

Безобразных и прекрасных,

В тревоге страстной

Крокодила позвала.

Помня ласки крокодила,

Я кусаю за плечо.

Я к мужчине, cabalero

Отнеслась так горячо

И — — Нила,

Вспоминая крокодила,

Укусила за плечо.

Мой любезный cabalero,

Не в меру Эспартеро,⁸

Cabalero, Эспартеро,

Я люблю тебя не в меру

И кусаю за плечо.

¹ Было: прекрасен

² Было: В исступленьи сладострастья

³ Вариант: Cabalero

⁴ Далее было начато: Для чего же Вам кусаться? Что за прихоть, что за страсть! Но ласкать ведь так

⁵ Далее было начато: Но уж слишком не

⁶ Далее зачеркнуто: С думой полной

⁷ Далее было начато: И наскучивши напрасно, в пылу

⁸ Текст: Между ракушек ~ Эспартеро — находится сбоку справа.

Экспедиция воротилась с неподдельным негодованием.

Сотрудник Игдев обещал доставить в редакцию по сему поводу учено-полемическую статью. Но редакция, справедливо опасаясь, что статья сия будет направлена против ‘Современника’, прилично отказалась от статьи. {Далее зачеркнуто: Глотают ли на план<етах>.} Естествоиспытатель Косица. Но он ответил, {Вместо: что это может быть ~ но не более — было: что он может только решить: глотают ли своих сотрудников крокодилы на планетах, но о Земле еще надо сообразить.} что это может быть только где-нибудь на планетах пока, но не в Пассаже и что вс это только пассаж в Пассаже, но не более. И хоть редакция не верит ничему, но весьма желала бы, чтоб публика поверила.

Не имея статьи для 1-го No, я сделал то, что всякий бы сделал на моем месте, а именно присвоил себе, подписал под ним мое имя и отправил в типографию. Таким образом я достиг 2 выгоды, а именно: если сочинение найдете хорошим, то, стало быть, похвала будет относиться ко мне. Если же дурным, то я прямо скажу, что это не я написал, а кто-нибудь, а я только подписал. Одушевленный этой прекрасной идеей, я отправился в редакцию, но редакция нашла нужным сделать следующую оговорку, которую и привожу ниже.

А теперь прямо начинаю дневник.

Милост<ивый> государь, <2> будут доставлять.

Неслыханное приключение, или вернее сказать: пассаж в Пассаже, состоящий в том, как некий почтенный господин пассажным крокодилом был проглочен живьем и что из этого вышло. Семеном Захожим доставлено.

Редакция с удивлением печатает сей почти невероятный рассказ, нисколько, впрочем, не сомневаясь, что рассказ этот сочинен г. Д<остоевским>. Газеты зачитываются. Нужно посылать справляться, абонировать ли у г. Вольфа. И хотя редакция не пожалела бы издержек, но так как мы выпускаем свои книги в последнее время в две недели по номеру, чтоб войти в сроки, то и некогда было справиться. Не думаем, чтоб чиновник, сообщивший сие и с такой вероятностию вс сие рассказывающий, мог солгать: такой дерзостной лжи еще было не слыхано в нашей литературе, кроме правдивой истории {Вместо: правдивой истории — было: слухов} о том, как пропал нос у майора Ковалева. Во всяком случае редакция очень желала бы, чтоб публика всему поверила, ибо если не поверит, то все будут упрекать редакцию во лжи. А этого мы отнюдь, отнюдь не хотим. Впрочем, может быть, это перевод с французского?

В заключение скажем, что мы ходили справляться в Пассаж о крокодилах, но… Был послан секретарь, на что получил четвертак на расходы (составляющий самую законную собственность редакции и приобретенный законным путем), и донесли, что верить сему не только невозможно, но даже нелепо, но что, впрочем, кто его знает, могло и случиться. Такой резкий и односторонний отзыв секретарей и романиста побуждает печатать, ибо, кто его знает, могло и случиться. Если эти крокодилы не велики, то может быть больше.

Такой резкий и решительный приговор показался нам многознаменательным, вследствие чего мы решили печатать, единственно с той оговоркой, что это не те крокодилы.

Все-таки вселили в нас светлую надежду, что крокодил нет-нет и проглотит кого-нибудь целиком и таким образом оправдает своим поступком редакцию. {Текст: Такой резкий и решительный ее поступком редакцию. — вписан на следующем листе рукописи.}

Должно быть, он разозлил одним своим видом крокодила.

— Осторожней, мой друг.

— Не проглотит.

Посланники возвратились с негодованием. Естественные науки. Даже некоторые говорят: Вспороть. Какое ретроградство.

— Вспороть.

И до того у меня ум смешался, что я, помню, возразил ей тут же, что телесные наказания уже уничтожены, так что Марья Алексеевна, свояченица, особа весьма смешливая, тут же фыркнула.

— Он мой пропитание доставляет, — твердил немец.

Ехать по начальству. … Я жив и здоров и покамест чувствую себя хорошо, {Далее зачеркнуто: как только может чувствовать себя хорошо,} не знаю дальше, что будет.

Но так как для входа нужен был четвертак, то публики и не вошло много.

И хотя я бы мог перевертываться часто, но не перевертываюсь из гуманности, чтоб не доставить крокодилу боль. Я полагаю, что он хвалился своими человеколюбивыми чувствами: впоследствии он проговорился, что с крокодилом делались судороги и спазмы в животе, отчего его сильно сжимало и доставляло наружную боль… {Текст: И хотя ~ боль… — вписан поперек листа в левой нижней части.}

Боюсь сжиться с крокодилом.

Это слезы крокодиловы (сострил начальник). Я нашел необходимым усмехнуться тоже, после чего он стал гораздо сговорчивее.

(Начальник.) Нынче экономический интерес на первом плане и вознаграждение неминуемо.

Дорога решена на Харьков. {Текст: Боюсь ~ на Харьков. — вписан поперек листа в левой верхней части.}

Крокодил и чиновник.

Я добр от природы, но не могу не раздражаться при неестественностях.

(Карамзинский слог.) Ледрю-ролленовского чего-нибудь подпустите.

Главное либеральнее. Отыщите либеральную черту и воспользуйтесь ею. Я упру на гуманность. Книгопродавцы дают деньги. Записки из Крокодила.

Карикатура г. Степанова (генерал и дворник), стих ‘Искры’ Всеволода Крестовского (отличаются пылкостью) в ‘Сыне отечества’. Восточный квиетизм чиновника несравненно ниже цивилизаторской палки немца и его супруги.

Зайцев: Вы не имеете права требовать от него даже жизни. К тому же вы, наверно, почернели, а след<овательно>, стали похожи на негра, и след<овательно>, должны уступить высшей расе западноевропейца.

— Вантрилок (?)

— И прилично ли ему, как какому-нибудь юноше, в его летах идти и осматривать крокодила (а впрочем, я желал бы тоже посмотреть). Да, я знал его, он был всегда легкомыслен. Вообще в этом трудно сообразиться. Примера не было.

— Да ведь и крокодила живого не было…

— Да! Если хотите, это справедливо и может служить даже точкой опоры, что с появлением живых крокодилов … Командировать же чиновника в недра крокодила для каких-нибудь особых поручений и невозможно-с и … и нелепо-с. Согласитесь сами: какие могут быть туда поручения?

— Для естественного, так сказать, изучения-с. Нынче вс пошли естественные науки … И для сообщения фактов-с.

— Т. е. это по части статистики … Ну, это уже я не знаю. Я не философ. Мы и без того завалены фактами, по правде сказать, не знаем, что с ними делать. Притом же эта статистика опасна. Вы знаете: я исполнитель. Я бы душою рад, но … {Далее было: И потом} Нынче лежа на боку нельзя служить-с, и я начальника беспокоить не стану-е. Прежде всего спешу вас предуведомить, что я вам в этом деле сторона. Прежде всего возьмите во внимание, что я не начальство, я человек частный, Андрей Осипович — в, подавать и ходатайствовать по начальству об этом факте не намерен. Это только личное мое мнение. Осип Федорович числится за границей — ну и довольно с него. Пусть осматривает европейские земли. Не было примера-с. Пример небывалый-с, новый. Надобно время сообразиться. И так уж обличают нас в ‘Ведомости’, прилагая к нам мужицкую пословицу, что у бабы волос долог, а ум короток. Это на нас, это прямо на нас. Этой пословицей они хотели щегольнуть народностью.

— А я хочу-с не издавать ‘Волос’, чтоб все говорили обратное, т. е. что у бабы ум долог, а волос короток.

— Т. е. у нас, а не у бабы.

— Ну да, у нас, разумеется. Не у бабы же… Да и нейдут к бабе короткие волосы.

— Вы вс возражаете, {Далее зачеркнуто: и хотите показать вашу образованность} так либеральнее, прошу вас.

— Итак, ты спокоен.

— Люди дикие любят независимость, люди мудрые ищут спокойствия.

Ему хочется показать, что он Сократ. Слышал тоже, что Кузьма Прутков хочет писать по поводу этого приключения повесть под названием ‘Лиза и медь’.

(Это не совсем вероятно, потому что Кузьма Прутков умер еще третьего года, о чем благородным образом известил в ‘Современнике’ тогда же собственный племянник его поручик Воскобойников 2-й, и приложено было посмертное сочинение его: ‘Опрометчивый турка… или Приятно ли быть внуком’.)

— Лучше уж: у волоса ум долог, а у бабы ум короток.

— Ну да… именно … только как же у волоса ум? Какой же у волоса ум? А по-моему, лучше, у ‘Волоса’ ум долог.

— Нет, у бабы.

— Ну, я, по правде, не литератор, а вы знаете народность, как-нибудь поболтайте, только либеральнее, либеральнее.

— Ступайт. Влезайт опять … Але, марш!

— Но, однако ж, как легко принимает рутина известные убеждения, с какой хитростью присваивает их к своим подлым наклонностям и как расчетливо пользуется. Он ел бифштекс, я боялся его, а в крокодиле я уже не боялся.

NB. Сделали членом Геогр<афического> общества, потому что быть в недрах важнее, чем открыть истоки Нила.

Не глист, нигилист. Сначала-то был глист, а потом нигилист.

NB. Wiesb.

Трагическое так же смешно, как и комическое, боюсь смешного. {Фраза: Трагическое ~ смешного. — вписана поперек левой стороны листа.}

Сначала нигилистка: Я пришла спросить у вас о структуре (?) крокодила. Скажите мне, как вы думаете об эманципации и верите ли в бога, и, наконец, что бишь я хотела спросить? Да! Вы читали ‘Подводный камень’?

— Мне надо просмотреть три труда. И дома меня ждут в ящике.

— Я приду.

ВАРИАНТЫ

СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ

Варианты прижизненных изданий (Вр)

Стр. 6.

³⁴ и систематическое одиночество / и в систематическое одиночество

⁴ он и бывает / он и бывал

³¹ понадобилось жильца / надобилось жильца

^46-47 О его превосходительстве / и о его превосходительстве

Стр. 7.

¹⁹ весьма делового / весьма деловитою

³² называя себя / называл себя

Стр. 8.

^20-21 гуманность первое дело / гуманность, гуманность первое дело

Стр. 10.

¹⁵ Он действительно / Он девствительно

Стр. 11.

¹¹ мы встречаем, например / мы встречаем, например, с вами

Стр. 13.

³³ а я вы-дер-жу / а я, я вы-дер-жу

Стр. 18.

^19-20 Таил от нас, отнекивался / таил от нас и отнекивался

Стр. 19.

³⁷ точно на смотру / отрывисто, точно на смотру

Стр. 20.

¹⁷ во что бы ни стало / во что бы то ни стало

Стр. 21.

^4-5 поздравьте вином / проздравьте вином

³² выпейте и поздравьте / выпейте и проздравьте

Стр. 27.

²⁷ они и забыли / они и позабыли

Стр. 28.

¹ он держал / он уж держал

Стр. 29.

¹⁶ одно к другому / одно к одному

Стр. 35.

¹⁹ Пселдонимовых осталось / Пселдонимовых оставалось

Стр. 36.

²⁸ бедствовавшая лет десять / бедовавшая лет десять

Стр. 40.

⁴³ взяв лично на себя ответственность / взяв лично на себя всю ответственность

Стр. 41.

^19-20 которые ушли до копейки / которые все ушли до копейки

ЗИМНИЕ ЗАМЕТКИ О ЛЕТНИХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ

Варианты прижизненных изданий (Вр)

Стр. 46.

^1-2 После: Зимние заметки ~ впечатлениях — Фельетон за вс лето

⁶ мои заграничные впечатления / все мои заграничные впечатления

^20-21 в два с половиною месяца / только в два с половиною месяца

Стр. 49.

³⁶ будет с ошибками / будет с большими ошибками

Стр. 54.

³ Дело-то я буду делать / Дело-то буду делать

Стр. 63.

²⁶ ничего никогда не случится / ничего никогда не будет и ничего не случится

Стр. 67.

²⁶ даже озабоченным видом / даже несколько озабоченным видом

Стр. 68.

³⁷ Как-то тянет к тому / Как-то, знаете, тянет к тому

Стр. 69.

⁴² отчего-то становится страшно / отчего-то действительно становится страшно

Стр. 72.

²⁶ испитую и избитую / испитую и, кажется, избитую

Стр. 76.

^2-3 везде то же самое / везде то же, то же самое

Стр. 82.

¹⁰ лучше его и нет ничего / лучше его уж и нет ничего

Стр. 83.

¹⁸ первая и главная свобода / первая и самая главная свобода

Стр. 87.

²³ объявляет всей Франции / объявляет назавтра всей Франции

Стр. 89.

²⁴ стало вдруг смешно / стало вдруг ужасно смешно

ЗАПИСКИ ИЗ ПОДПОЛЬЯ

Варианты прижизненных изданий (Э)

Стр. 99.

²⁸ В этом отрывке / В этом первом отрывке

³⁰ В следующем отрывке / В следующих отрывках

³¹ После: его жизни. — Таким образом, этот первый отрывок должно считать как бы вступлением к целой книге, почти предисловием.

Стр. 100.

¹⁵ в минуту / в минуты

Стр. 106.

³ Как будто / И как будто

Стр. 107.

⁴ и народных начал / и от народных начал

⁷ не принесет стонами / не принесет своими стонами

Стр. 124.

² По поводу мокрого снега / Повесть по поводу мокрого снега

⁴¹ ненавидел свое лицо / ненавидел мое лицо

Стр. 129.

³⁷ После: Письмо было так сочинено, — было так благородно

^46-47 благодарю всевышнего / благодарю всевышнего за это

Стр. 130.

⁴⁷ Разумеется / Ну, разумеется

Стр. 131.

⁴³ с первого разу, зря / с первого разу, вдруг, зря

⁴⁷ После: я ль не намеревался, — я ль не примеривался, я ль не прицеливался

Стр. 138.

^6-⁷ кивая на меня / кивая на меня головой

Стр. 139.

⁴² от глупости / от глупости, от неопытности

⁴⁵ напускной циничности / наружной напускной циничности

Стр. 141.

³³ в мутную мглу / в мутную, желтую мглу

Стр. 145.

^14-15 гусар Коля / гусарик Коля

Стр. 147.

⁷ не обращали внимания / не обращали на меня никакого внимания

Стр. 150.

46 вскликнул я / вскрикнул я

Стр. 151.

²¹ Где же они / Где, где же они

²¹ спросил я кого-то / спросил я у кого-то

³¹ Я оглядывался / Я оглядывался кругом

Стр. 155.

³⁶ Уж никогда / Уж никогда теперь

Стр. 157.

⁴⁶ али простить / али его простить

Стр. 161.

¹¹ что судьбу свою / что всю судьбу свою

Стр. 162.

^5-6 игра увлекла меня / игра увлекала меня

Стр. 166.

¹⁴ и увидал / и вдруг увидал

³³ И как мало, мало / И как мало, как мало

Стр. 171.

²³ вдруг покраснела / вдруг ужасно покраснела

Стр. 174.

²⁰ никогда тебе не прощу / никогда, никогда тебе не прощу

Стр. 176.

^е невероятно быть / что невероятно быть

343

КРОКОДИЛ

Варианты прижизненных изданий

^1-7 Крокодил ~ и что из этого вышло / Необыкновенное событие, {Эта шутка не имеет ни малейшей связи с романом того же автора, о котором мы упоминали в объявлении об издании ‘Эпохи’ в текущем году и который надеемся у нас напечатать в конце года.} или Пассаж в Пассаже, справедливая повесть о том, как один господин, известных лет и известной наружности, пассажным крокодилом был проглочен живьем, весь без остатка, и что из этого вышло. Семеном Стрижовым доставлено.

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКЦИИ

Редакция с удивлением печатает сей почти невероятный рассказ единственно в том уважении, что, может быть, и действительно вс это как-нибудь там случилось. В рассказе объясняется, что какой-то господин, известных лет и известной наружности, был проглочен находящимся в Пассаже крокодилом, весь без остатка, и не только остался после этого жив, но даже прожил в крокодиловых недрах невредимо и, по-видимому, охотно две недели, был в это время посещаем праздной и склонной к увеселениям публикой, входил в разговоры с посетителями, хлопотал о пенсии, часто переменял свое направление (и физически, т. е. переворачиваясь с боку на бок, и нравственно, в смысле поведения) и под самый конец, от праздности и от досады, стал философом. Такая отъявленная дичь была бы, разумеется, неестественна, если б чрезвычайно искренний тон автора не склонил редакцию в свою пользу. Кроме того, с величайшей подробностию цитуются почти все газетные статьи, даже стишки, даже яростная полемика, явившиеся в свет по поводу проглоченного господина. — Доставлен весь этот вздор в редакцию г-ном Федором Достоевским, ближайшим сотрудником и членом редакции, но настоящий автор рассказа до сих пор неизвестен. Однажды, в отсутствие г-на Достоевского из дому (по делам, до читателя не относящимся), явился в его квартиру некоторый неизвестный человек и оставил на его столе рукопись с небольшим письмом от себя, но без подписи. В письме этом он кратко, но напыщенно рекомендует свое сочинение и просит предать его гласности, напечатав в ‘Эпохе’. Так как рассказ тоже никем не подписан, то редакция и уполномочила Федора Достоевского, для виду, подписать под ним свое имя и в то же время, в видах справедливости, изобрести приличный псевдоним и неизвестному автору. Таким образом, неизвестный автор и назван был Семеном Стрижовым — неизвестно почему. Что же касается до г-на Достоевского, то он с охотою подписал свое имя, справедливо рассуждая, что если повесть сия понравится публике, то ему же будет лучше, потому что подумают, что он сочинил, если же не понравится, то стоит ему только сказать, что не он сочинил, — и дело в шляпе.

Редакция не скрывает, впрочем, от публики одного чрезвычайно важного обстоятельства, именно: сколько она ни старалась, как ни разыскивала хоть чего-нибудь, что могло бы пролить какой-нибудь свет на это неслыханное пассажное происшествие, — ничто не помогало! Никто, решительно никто ни слова не слыхал и не читал о чем-нибудь, хоть капельку на это похожем, хотя и оказалось, что пассажных крокодилов многие ходили смотреть. Одним словом, проглоченного живьем господина, к величайшему сожалению и к величайшей досаде редакции, совсем не оказывалось. Пробовала редакция разыскать те номера газет и в них те статьи, которые были указаны автором, но, к удивлению своему, скоро приметила, что и газет с такими названиями у нас не имеется. В такой крайности нам оставалось только одно: всему поверить и решить, хотя и поневоле, но зато по совести, что незнакомец, сообщивший рукопись, не мог солгать и, стало быть, вс сообщенное им справедливо. Так мы и сделали, но тут же долгом считаем заявить, что если, на случай, вс это ложь, а не правда, то более невероятной лжи до сих пор еще не бывало в нашей литературе, кроме разве того всем известного случая, когда у некоего майора Ковалева однажды утром сбежал с лица его собственный нос и расхаживал потом в мундире и в шляпе с плюмажем в Таврическом саду и по Невскому. Во всяком случае редакция очень желала бы, чтобы и публика тоже всему поверила, ибо если она не поверит, то, стало быть, будет упрекать редакцию во лжи, — а это уж нам неприятно.

И однако же, — говорим искренно, хотя и не без смущения, — нашлись и в самой редакции люди, горячо восставшие на нас за то, что мы решились поверить такой (будто бы) отъявленной мистификации. С яростию обвиняло пас это меньшинство, несмотря на то, что мы сделали вс, что от нас зависело, для оправдания такого невероятного происшествия в глазах публики. Не оценив достаточно наших усилий, они кричали, очевидно удаляясь от предмета, что рассказ неизвестного не только противоречит естественным наукам, но даже и анатомии, что проглотить человека известных лет, может быть, вершков семи росту и, главное, образованного — невозможно крокодилу, и т. д., и т. д. — всего не перечтешь, что они накричали, да и не стоит, тем более что большинство голосов было в пользу редакции, а уж решено, что ничего нет лучше принципа большинства голосов для узнания истины. Тем не менее редакция, чтоб исполнить свой долг во всей добросовестности, склонило свое ухо и к этим возгласам. Немедленно из среды ее были командированы четыре непременных ее члена для отыскания правды в Пассаже. Требовалось от них, чтобы все они, в совокупности, вошли в крокодильную, познакомились с крокодилами и разыскали бы вс сами на месте. Командированные были: оба секретаря редакции, с портфелем и без портфеля, один критик и один романист. Не жалея издержек, редакция вручила каждому из них для уплаты за вход в крокодильную по четвертаку. Все четвертаки составляли неотъемлемую собственность редакции и были приобретены ею законным путем, без какого бы то ни было посредства какой-либо другой редакции.

Командированные члены возвратились все через час в величайшем негодовании. Мало того, не хотели даже говорить с нами, вероятно от досады, и смотрели все в разные стороны. Наконец, побежденные усиленно ласковым обращением редакции, согласились прервать молчание и объявили прямо, но вс еще довольно грубо, что нечего было их и посылать в Пассаж, что тут с первого взгляда видна вся нелепость, что крокодил не может проглотить целиком человека, но что, кто его знает, может быть, оно и могло как-нибудь там случиться. Такой резкий и даже, можно сказать, односторонний приговор сначала не на шутку взволновал редакцию. Тем не менее вс очень скоро и окончательно уладилось. Во-первых, если, ‘может быть, оно и могло как-нибудь там случиться’, то, стало быть, и действительно могло случиться, а во-вторых, по исследованиям бывших в командировке оказалось ясным, что в рассказе неизвестного говорится отнюдь не о тех всем известных крокодилах, которые показываются теперь в Пассаже, а о каком-то другом, постороннем крокодиле, который тоже будто бы показывался в Пассаже, прожил в нем недели три или четыре и, как явствует из рассказа, увезен обратно на свою родину в Германию. Сей же последний крокодил, конечно, мог быть и больше и вместительнее теперешних двух крокодилов, а следственно, отчего ж бы он не мог проглотить известных лет господина, и тем более образованного?

Такое соображение окончательно разрешило все недоумения редакции. Главное — она победоносно отстояла повесть и печатает ее, хотя бы и очень могла без нее обойтись, имея уже достаточный комплект статей и ровно столько листов, сколько ею было первоначально обещано публике для каждого номера ‘Эпохи’, но, не стесняясь этим обещанием, редакция прибавляет и эти лишние листы. Если уж завелись на свете ‘лишние люди’, почему же не случиться в журнале и лишним листам?

ПИСЬМО НЕИЗВЕСТНОГО СОЧИНИТЕЛЯ К Ф. ДОСТОЕВСКОМУ

Милостивый государь, спешу сообщить Вам, как члену редакции журнала ‘Эпоха’, историю об одном из самых необыкновенных и даже, смею сказать, невероятных событий, которое может обогатить оригинальностью но только одну вашу ‘Эпоху’, но даже и всю нашу эпоху. Прошу вас немедленно предать его гласности.

Неизвестный сочинитель.

ИСТОРИЯ О НЕОБЫКНОВЕННОМ СОБЫТИИ

Стр. 185.

^9-10 я имел удовольствие / я и имел удовольствие

Стр. 190.

⁹ капиталы заведутся / капиталы большие заведутся

Стр. 191.

²¹ у меня в голове / в моей голове

Стр. 198.

² одними великими идеями / одними этими великими идеями

Стр. 203,

¹³ и слышать / и слушать

ИГРОК

Варианты наборной рукописи (НР₁ и НР₂)

Стр. 259.

^11-12 могла наделать каких-нибудь / а. наделает тоже каких-нибудь б. может наделать каких-нибудь <>

¹⁶ пуант / pointe

¹⁷ Пуант, бабушка / Pointe, бабушка, — отвечала Полина

¹⁸ Ну пуант, так пуант / Ну pointe, так pointe

²⁶ Тоже ведь / Она тоже ведь

^28-29 Одна-то и нос на улицу / Она одна и нос-то на улицу

³⁸ повторял Де-Грие генералу / шепнул Де-Грие генералу

³⁹ После: fera des btises — nous devoir garder…

⁴⁵ довольно эксцентрично / несколько эксцентрично

⁴⁵ было чинно / было довольно чинно

Стр. 260.

¹⁸ Генерал был очень уныл / Генерал был озабочен и даже уныл

³¹ Лакей, стоявший / Лакей, стоящий

Стр. 317.

^42-43 Текст: Надо им доказать…- Пусть знает Полина, что я еще могу быть человеком. — вписан.

⁴⁷ неужели уж я такой малый ребенок / неужели я маленький

Стр. 317—318.

^48-1 что я сам погибший человек ~ воскреснуть / Начато: что говорю! Вспомнить только

Стр. 318.

³ и я в один час ~ изменить / я и могу в один час воскреснуть из мертвых

⁸ еще один гульден / еще гульден

¹³ будешь есть / буду есть <>

¹⁷ я не посмел решиться?.. / я не решился?.. Завтра вс кончится!

ПРИМЕЧАНИЯ

В пятый том входят художественные произведения, опубликованные в 1862—1866 гг.: ‘Скверный анекдот’ (1862), ‘Зимние заметки о летних впечатлениях’ (1863), ‘Записки из подполья’ (1864), ‘Крокодил’ (1865) и ‘Игрок’ (1866). Кроме того, в томе помещены наброски и планы неосуществленных художественных произведений, относящихся к данному периоду. В разделе ‘Подготовительные материалы’ печатаются сохранившиеся рукописные тексты к ‘Скверному анекдоту’ и ‘Крокодилу’. Подготовительные наброски к сатирическому стихотворению ‘Борьба нигилизма с честностью’ (1873—1874),в том числе первая его редакция, озаглавленная ‘Офицер и нигилистка’, которая относится к 1864—1865 гг., печатаются в XV томе. Роман ‘Преступление и наказание’, задуманный и написанный в 1865—1866 гг., и все рукописные материалы, отражающие историю его создания, помещены в двух следующих — VI и VII томах.

Тексты произведений, опубликованных при жизни Достоевского, печатаются по последнему прижизненному изданию (1865), остальные — по автографам с устранением ошибок и неточностей прежних публикаций.

1862—1866 гг. были переломными в истории общественного движения шестидесятых годов, которое достигло высшей, критической точки в первый момент после отмены крепостного права, а затем под напором жестоких правительственных репрессий пошло на спад. Усиление политической реакции происходило на фоне развития буржуазных отношений в стране, обнищания широких народных масс.

Положение личности, жизнь общества и народа осложнялись в этих исторических условиях новыми социальными и морально-этическими аспектами и требовали разработки адекватных художественных методов их воплощения. Будучи писателем большого общественного темперамента, Достоевский стремился к прямому, публицистическому выражению своих идей, к борьбе за привлечение единомышленников. Вернувшись к литературному труду после длительного перерыва, он стал мечтать о журнальной трибуне.

Пребывание на каторге привело Достоевского к имевшему важное последствие для всей его дальнейшей деятельности выводу, что народ считает своими врагами ‘дворян’, к которым относит всех образованных людей вне зависимости от того, крепостники они пли революционеры, и коренным образом отличается от них по своему нравственному складу. Первоначальное развитие размышления Достоевского на эту тему получили в ‘Записках из Мертвого дома’. На основе выводов, сделанных писателем из отраженных там размышлений, выросла теория ‘почвенничества’, ставшая идеологической платформой ‘Времени’ (1861—1863) и ‘Эпохи’ (1864—1865).

Приступая к изданию журнала ‘Время’, Достоевский надеялся сделать его независимым органом, призванным объединить вокруг себя все жизнедеятельные силы русского общества, которое пока что ‘ни к чему не готово’, в силу того что ‘оно разъединено’, для решения центральной, с точки зрения писателя, проблемы — преодоления разрыва между образованными сословиями и народом.

Опыт Западной Европы, которая путем революций пришла к торжеству буржуазии, поправшей лозунг ‘свобода, равенство, братство’, некогда начертанный на ее знаменах, утвердил Достоевского в убеждении, что Россия должна идти иным путем, избежав как революции, так и буржуазного строя жизни. Перед русскими деятелями, полагал Достоевский, стоит задача добиться нравственного возрождения всех членов общества. Полемизируя с революционерами-демократами, он в записной книжке (1863—1864) писал: социалисты ‘заключают, что, изменив насильно экономический быт его (человека, — Е. Я.), цели достигнут. Но человек изменится не от внешних причин, а не иначе как от перемены нравственной’.

Носителем высшего нравственного начала Достоевский считал русский народ. В объявлении об издании журнала ‘Время’ на 1863 г. перед образованной частью общества была поставлена цель ‘соединиться с народом вполне и как можно крепче’, ‘нравственно стать с ним как одна единица’.

В результате в условиях конкретной общественно-политической борьбы этого периода Достоевский то приближался к лагерю ‘Современника’, то оказывался в стане его противников и идейных антагонистов. Достоевский не соглашался с тем, что в жизни народа в 1860-е годы начался новый период развития, чреватый революцией. Психологию русского народа и его моральные устои, вырабатывавшиеся веками, писатель ставил в зависимость от христианских идеалов, из которых ‘вырастет — как он полагал — братство’. Особенной остроты полемика Достоевского с ‘Современником’ достигла поело ареста Чернышевского в 1862 г. и перемены состава редакции журнала.

В произведениях настоящего тома, создававшихся в атмосфере наивысшей активности Достоевского — литературного критика, публициста, вдохновителя журналов ‘Время’ и ‘Эпоха’, преломлялись в своеобразной художественной форме многие идеи, которые он пропагандировал в статьях того же периода.

В личной биографии писателя 1862—1866 гг. были годами одиночества, материальной нужды, тягостных утрат и разочарований. Умерла первая жена Достоевского, ушел из жизни любимый брат и помощник в практической журнальной деятельности Михаил Михайлович. После неуспеха ‘Эпохи’ и ее закрытия Достоевский, который взял на себя долги брата и заботы о его семье, подвергался преследованиям кредиторов и оказался без средств к жизни. Драматически складывались его отношения с А. П. Сусловой, закончившиеся разрывом. Отказом выйти замуж за писателя ответила на его предложение А. В. Корвин-Круковская. Только осенью 1866 г. Достоевский получил надежду на семейное счастье, познакомившись с А. Г. Сниткиной, ставшей вскоре его женой и верным помощником.

В произведениях 1862—1866 гг. отразились события общественно-политической жизни России этого периода, раздумья Достоевского над судьбами Запада и России, сложные обстоятельства его личной биографии,

Хотя крепостное право было отменено, реформа, коснувшаяся только юридического и в определенной мере экономического положения русского общества, не привела, да и не могла, с точки зрения Достоевского, привести к глубокому нравственному перелому. Эта оценка писателем пореформенной действительности достаточно ясно выражена в рассказе ‘Скверный анекдот’.

Основой для ‘Зимних заметок’ послужили впечатления первой поездки Достоевского за границу, его остро критическое восприятие жизни буржуазной Европы. ‘Записки из подполья’ отражали процесс формирования философской концепции автора. ‘Крокодил’ был ярким документом общественно-литературной полемики, которую вел Достоевский в период ‘Эпохи’. События частной жизни Достоевского улавливаются в сюжетных ситуациях ‘Игрока’.

Произведения, входящие в том, разнообразны и по своим жанровым особенностям: ‘Скверный анекдот’ — рассказ, продолжающий в какой-то степени традицию физиологических очерков натуральной школы и примыкающий к таким произведениям Достоевского 1840-х годов, как ‘Ползунков’ и ‘Слабое сердце’, но в то же время сближающийся новыми для автора элементами гротеска с сатирой Щедрина, ‘Зимние заметки о летних впечатлениях’ — путевые очерки с ярко выраженной философско-публицистической окраской, ‘Записки из подполья’ — своеобразная, насыщенная острой аналитической мыслью философская повесть-‘парадокс’: сформулированные в первой части и приведенные в столкновение с ‘живой жизнью’ во второй ее части тезисы обнаруживают свою шаткость и несостоятельность, ‘Крокодил’ — сатирическая пародия, продолжающая в художественной форме темы журнальной публицистики Достоевского, наконец, ‘Игрок’ — повесть о современном русском человеке, его ‘незавершенности’, противоречиях его кипучей и страстной натуры, написанная в форме исповеди героя.

Несмотря на жанровое разнообразие, все эти произведения при их последовательном изучении позволяют обнаружить органическую непрерывность художественных поисков Достоевского, результатом которых было создание его больших социально-философских романов 1860—1870-х годов.

О создании романа Достоевский мечтал еще в 1840-х годах. ‘Неточка Незванова’ была первым опытом в этом роде, оставшимся, однако, незаконченным из-за ареста и ссылки автора. Получив возможность печататься, Достоевский снова вернулся к прежнему намерению написать большой роман, о чем он не раз упоминал в письмах из Семипалатинска 1856—1859 гг. (см. наст, изд., т. III, стр. 490—492). После ‘Записок из Мертвого дома’ и ‘Униженных и оскорбленных’ опытом исканий в ином направлении явились ‘Записки из подполья’, задуманные как психологический роман-биография героя, рассказанная им самим (см. ниже, стр. 377—378).

Этот замысел и насыщенные идеологическим материалом повести начала 1860-х годов вплотную подвели Достоевского к работе над ‘Преступлением и наказанием’, где анализ картин ‘текущей’ русской действительности, ее социальных и нравственных проблем объединился с огромной силой проникновения в глубины человеческого духа, широтой и мощью философской мысли.

Тексты данного тома подготовила Е. И. Кийко. Ею же написаны примечания и данная вступительная статья. В подготовке тома к печати принимала участие Г. В. Степанова.

Редактор тома — Е. И. Покусаев.

СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ

Источники текста

ЧЗ — Черновые записи, озаглавленные Ф. М. Достоевским: ‘в ‘Несчастный случай», предварительные наброски к тексту. 1 л. Хранятся: ГБЛ, ф. 93, 1.2.6, с. 64 (записная книжка 1860—1862 гг.), см.: Описание, стр. 118. Опубликовано: ЛН, т. 83, стр. 138.

Вр, 1862, No 11, отд. I, стр. 299—352.

1865, том II, стр. 171—192.

Автограф неизвестен.

Впервые напечатано во Вр, 1862, No 11, с подписью: Федор Достоевский (ценз. разр. — 12 ноября 1862 г.).

Печатается по тексту 1865 с устранением явных опечаток, а также со следующими исправлениями по Вр:

Стр. 5, строки 19—20: ‘который он никогда’ вместо ‘которого он никогда’.

Стр. 5, строка 26: ‘кушали чай’ вместо ‘кушать чай’.

Стр. 8, строка 27: ‘не могу’ вместо ‘не мог’.

Стр. 11, строка 21: ‘вот он и будет’ вместо ‘вот и будет’.

Стр. 11, строка 33: ‘отрывочно и бессвязно’ вместо ‘отрывисто и бессвязно’.

Стр. 14, строка 28: ‘мигом все ободрятся’ вместо ‘потом все ободрятся’.

Стр. 19, строка 20: ‘гости пошевеливались’ вместо ‘гости пошевелились’.

Стр. 20, строки 7—8: ‘не за красоту’ вместо ‘за красоту’ — по контексту (ср. также стр. 36, строки 40—43, стр. 37, строки 3—8).

Стр. 22, строка 28: ‘конфузливый’ вместо ‘конфузный’.

Стр. 24, строка 45: ‘она в своем праве’ вместо ‘она во всем праве’.

Стр. 26, строка 26: ‘всегда различите’ вместо ‘различите’.

Стр. 32, строка 37: ‘будто бы’ вместо ‘как будто бы’.

Стр. 36, строка 47: ‘возле маиньки’ вместо ‘возле маменьки’.

Стр. 42, строка 4: ‘незлобивые увещания’ вместо ‘незлобливые увещания’.

Первоначальное название — ‘Несчастный случай’. Так озаглавлены предварительные наброски к тексту, сделанные в записной книжке (43), среди страниц, заполненных планами переработки ‘Двойника’, что позволяет датировать эту запись 1861 г. (см. наст, изд., т. I, стр. 485). Написан был рассказ, очевидно, осенью 1862 г., после возвращения Достоевского из-за границы.

При переиздании в 1865 текст подвергся незначительной стилистической правке.

В ‘Скверном анекдоте’ Достоевский коснулся вопросов, оживленно обсуждавшихся в русской публицистике того времени в связи с отменой крепостного права.

Центральной в рассказе является фигура генерала Пралинского, считающего себя гуманным человеком и приверженцем новых либеральных идей. Однако случившееся с ним подтвердило предсказание ‘ретрограда’, тайного советника Никифорова, что Пралинский ‘не выдержит’ принятой на себя роли.

О том, что либеральные идеи ‘деловых’ людей никак не соответствуют их ‘натуре’, обнаруживающейся в поступках, которые противоречат принципам гуманизма, Достоевский уже писал в заметке ‘Образцы чистосердечия’ (Вр, 1861, No 3). Образ Пралинского перекликается также и с сатирическими зарисовками деятелей эпохи реформ в ‘Сатирах в прозе’ (1859—1862) Салтыкова-Щедрина. Особенно близки к герою из рассказа Достоевского Зубатов и Удар-Ерыгин. Очерк ‘К читателям’, где названные персонажи ‘сконфузились’ и вынуждены были объявить себя либералами, напечатан был во 2-м номере ‘Современника’ за 1862 г., т. е. несколькими месяцами ранее, чем ‘Скверный анекдот’. Впоследствии Салтыков-Щедрин создал героя (Вася Чубиков из мартовской хроники за 1864 г. ‘Наша общественная жизнь’), во взглядах которого произошла та же эволюция, что и у Пралинского. Не выдержав показного либерализма, Вася Чубиков воскликнул: ‘дисциплина, дисциплина и дисциплина’ (Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 305—306). Пралинский же в финале ‘Скверного анекдота’ твердил: ‘Нет, строгость, одна строгость и строгость’ (ср.: ЛН, т. 83, стр. 41).

Следует отметить фразеологическую близость начальной фразы рассказа Достоевского и первых строк незавершенного романа Л. Толстого ‘Декабристы’, где иронически характеризована эпоха подготовки реформ.

Работа над названным романом, три главы которого были опубликованы в 1884 г., началась в конце 1863 г. (см.: Толстой, т. 17, стр. 7, 469—470), т. е. год спустя после появления ‘Скверного анекдота’. Ретроспективно оценивая атмосферу, царившую в России после вступления на престол Александра II, Толстой, так же как Достоевский и Салтыков-Щедрин, высмеял ‘порывы’ либеральной части русского общества того времени.

Подчеркнув в ‘Скверном анекдоте’, что высшая бюрократическая знать и консервативного, и либерального направлений в равной степени озабочена только тем, чтобы при проведении реформ иерархическая сущность отношений в обществе осталась неизменной, Достоевский занял позицию, близкую к ‘Современнику’.

В то же время и в этом рассказе Достоевский продолжал полемику, которую он вел с революционно-демократическим, ‘обличительным’ направлением в своих публицистических выступлениях.

Так, в написанном им объявлении об издании журнала ‘Время’ в 1863 г. было сказано, что редакция отвергает ‘гнилость иных наносных осадков и исконной грязи’, что она ‘рвется к обновлению’ не меньше, чем ‘обличители’, которые нападают на народ ‘за его грязь и уродство’, но вместе с грязью редакция журнала ‘Время’ не хочет выбросить ‘золото’ и видит ‘спасенье в почве и народе’, в то время как ‘обличители’ народ ‘про себя презирали’.

Объясняя там же общественную позицию редакции, Достоевский писал: ‘Мы, может быть, несравненно дальше и глубже идем, чем они, обличители наши, доказывая, что в иных естественных началах характера и обычаев земли русской несравненно более здравых и жизненных залогов к прогрессу и обновлению, чем в мечтаниях самых горячих обновителей Запада, уже осудивших свою цивилизацию и ищущих из нее исхода’ (Вр, 1862, No 9, стр. 7).

В ‘Скверном анекдоте’, как и во многих произведениях Достоевского 1840-х годов, изображена чиновничья среда. Однако конфликт между ‘его превосходительством’ и ‘маленьким чиновником’, ‘рублях на десяти в месяц жалованья’, здесь приобрел большую социальную остроту. Пселдонимов утратил черты безропотной покорности, свойственные Макару Девушкпну (‘Бедные люди’) и Васе Шумкову (‘Слабое сердце’): в его поведении чувствуется внутренняя вражда к генералу Пралинскому. В черновых записях к рассказу Достоевский подчеркнул ненависть Пселдонимова к его начальнику: »А черт тебя возьми’ — проглядывало сквозь законный слой подобострастия, продавившийся на лице его’ (см. стр. 322). Образ ‘маленького человека’ обрисован в рассказе в тонах сурового реализма. По верному замечанию исследователя, трагикомический контраст между иллюзиями российского либерализма 1860-х годов (которые в известной мере в 1860— 1861 гг. разделял и сам автор) и реальной жизнью с ее ‘нелепым п страшным кошмаром’ ‘определяет структуру рассказа: ступенчатую композицию с катастрофическим провалом героя, а также всю атмосферу действия, напоминающую постыдное сновидение…’ (Назиров, стр. 11). Художественно-идеологическое построение рассказа и его наименование ‘Скверный анекдот’ удивительно точно выражают дух той эпохи русской жизни, которую Салтыков-Щедрин охарактеризовал как ‘эпоху конфуза’ (Салтыков-Щедрин, т. III, стр. 266—267). Единственное светлое лицо в рассказе — мать Пселдонимова, простая русская женщина, бесконечно добрая и самоотверженная. Ее образ в какой-то мере предваряет образы Лизы (‘Записки из подполья’) и Сони Мармеладовой (‘Преступление и наказание’). В ‘Записках из подполья’ получил дальнейшее развитие и самый жанр рассказа-‘парадокса’, намеченный в ‘Скверном анекдоте’, рассказа, в котором сталкиваются и противопоставляются друг другу отвлеченная логика и жизнь с ее сложным трагизмом.

Образ старика Млекопитаева явился новым вариантом ‘злого шута’ типа Фомы Опискина (‘Село Степанчиково’), причем многие черты характера этого героя предвещали будущего человека ‘из подполья’. Самая фамилия этого персонажа уже встречалась у Достоевского в фельетоне ‘Петербургские сновидения в стихах и прозе’ (Вр, 1861, No 1, см. наст. изд., т. XVIII). Здесь упоминается ‘некий муж по прозвищу Млекопитаев’, который, живя за ширмами, ‘целую жизнь искал себе места и целую жизнь голодал с чахоточною женою, с худыми сапогами и голодными пятерыми детьми’.

О преемственной связи рассказа ‘Скверный анекдот’ с произведениями Достоевского 1840-х годов, а также об отражении в нем социально-политической обстановки начала 1860-х годов см.: В. С. Нечаева. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских ‘Время’. 1861—1863. Изд. ‘Наука’, М., 1972, стр. 123—125. Особенно важно наблюдение В. С. Нечаевой о повторении в ‘Скверном анекдоте’ ситуаций ‘Двойника’, отнесенных, однако, теперь не к ‘бедному чиновнику’, а к ‘генералу’, что подчеркивает снисходительно-ироническое отношение автора к этому своему герою (внутреннее беспокойство и страх, ощущаемые Пралинским перед посещением квартиры Пселдонимова, задержка его на крыльце и т. д.).

В. С. Нечаева отметила также, что фамилия ‘Пселдонимов’, возможно, представляет переделку фамилии ‘Псевдонимов’, которую носит поэт в фельетоне (юмористическом разборе четырех книг Г. Гейне в переводе разных авторов), принадлежащем перу Д. Д. Минаева и помещенном в журнале братьев Достоевских ‘Время’ (1861, No 1, отд. III, стр. 66—82).

Несмотря на очевидные художественные достоинства и актуальность темы, ‘Скверный анекдот’ при жизни писателя не привлек внимания критики, если не считать беглого упоминания об этом рассказе, ‘замечательном блестящею отделкою’, в статье H. H. Страхова ‘Наша изящная словесность’, посвященной первому собранию сочинений Достоевского (03, 1867, No 2, стр. 553).

Стр. 7. …называя себя парлером… — т. е. болтуном (франц. parleur).

Стр. 9. …нового вина и новых мехов… — В Евангелии от Марка сказано: ‘Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут, но вино молодое надобно вливать в мехи новые’ (гл. II, ст. 22).

Стр. 11. Насчет розог, гм… вопрос нерешенный… — В 1859 г. Н. И. Пирогов, будучи в то время попечителем Киевского учебного округа, одобрил ‘Правила’, допускающие сечение гимназистов розгами. Вступивший с Пироговым в полемику Добролюбов настаивал на отмене телесных наказаний не только в гимназиях, но и по отношению к крестьянам (см. его статьи ‘Всероссийские иллюзии, разрушаемые розгами’, 1860 — Добролюбов, т. VI, стр. 7—32 — и ‘От дождя да в воду’ — т. VII, стр. 133—160). В записной книжке Достоевского (1860—1862 — см. наст. изд., т. XVIII) сохранился набросок задуманной им и предназначавшейся для ‘Времени’ полемической статьи против ‘Современника’. Поддерживая требование об отмене телесных наказаний, Достоевский в то же время упрекал Добролюбова в неоправданной, по его мнению, резкости нападок на Пирогова. Статья Достоевского о Пирогове не была написана, напечатанная же во ‘Времени’ (1862, No 4, Критическое обозрение, стр. 1—26) анонимная рецензия на собрание литературных и литературно-педагогических сочинений Н. И. Пирогова свидетельствует, что редактор журнала готов был согласиться с Добролюбовым, осудившим Пирогова (об этом см.: Г. М. Фридлендер. Новые материалы из наследия художника и публициста. ЛН, т, 83, стр. 102—103).? После освобождения крестьян от крепостной зависимости необходимость пересмотра карательной системы возникла с особой остротой. Тогда же опять был поставлен вопрос об отмене телесных наказаний, обсуждавшийся в различных ведомствах и в печати. Не отменив полностью телесных наказаний, правительство издало закон от 17 апреля 1863 г., вводящий некоторые ограничения в их применение.

Стр. 13. …последний день Помпеи… — Герой рассказа пользуется здесь в переносном смысле названием картины К. П. Брюллова ‘Последний день Помпеи’ (1833), на которой изображены повергнутые в ужас фигуры жителей этого античного города, гибнущих от внезапно обрушившегося на них извержения вулкана.

Стр. 15. Галантир — холодное заливное из рыбы, мяса или дичи.

Стр. 15. Бламанже — вернее: бланманже (от франц. blanc — белый, manger — кушать, кушанье) — желе из молока с миндалем и сахаром.

Стр. 16. …шен де дам, балансе! (франц. chane de dames, balancez — букв.: цепь (или вереница) дам, переступайте с ноги на ногу (покачивайтесь)) — здесь: одна из фигур кадрили.

Стр. 17. …гарун-аль-рашидское нашествие… — Гарун по прозвищу Аль-Рашид, т. е. справедливый, — калиф, совершавший, по преданию, ночные прогулки по Багдаду, во время которых знакомился с жизнью подданных. После смерти (809 г.) стал героем различных песен и цикла сказок ‘Тысяча и одна ночь’.

Стр. 20. Шарме (франц. charm) — очарована.

Стр. 22. Новый сонник-с есть-с, литературный-с.— В шуточном ‘Соннике современной русской литературы’, написанном Н. Ф. Щербиной в 1855—1857 гг. и распространявшемся во множестве списков, об И. И. Панаеве (1812—1862), журналисте, писателе и критике, соредакторе Некрасова по ‘Современнику’, сказано: ‘Панаева Ивана во сне видеть — предвещает залить новый жилет кофеем или купить у Лепретра полдюжины голландских рубашек…’ и пр. (Н. Ф. Щербина. Полное собрание сочинений, СПб., 1873, стр. 332).

Стр. 22. …новый лексикон издается, так, говорят, господин Краевский будет писать статьи...- — Речь идет об ‘Энциклопедическом словаре, составленном русскими учеными и литераторами’. Первый том этого издания вышел в 1861 г. под редакцией стяжавшего себе славу издателя-эксплуататора А. А. Краевского, что вызвало возмущение в литературных кругах. В письме к И. С. Тургеневу от 17 сентября 1860 г. П. В. Анненков, отметив ‘огромное невежество Краевского’, сообщил, что ‘на него опрокинулись пасквили, насмешки, позорные изобличения’ (Труды Публичной библиотеки СССР им. Ленина, вып. III, 1934, стр. 96). Иронические выпады по поводу невежества А. А. Краевского содержатся также и в фельетоне самого Достоевского ‘Петербургские сновидения в стихах и прозе’ (1861). Начиная со второго тома редактором ‘Энциклопедического словаря’ стал П. Л. Лавров. Издание прекратилось в 1863 г. на шестом томе.

Стр. 22. ‘Головешка’ — т. е. ‘Искра’, сатирический журнал с карикатурами, редакторами-издателями которого в 1859—1864 гг. были Н. А. Степанов и В. С. Курочкин.

Стр. 24. …рискну рыбку… — Эта народная пляска описана И. С. Тургеневым в ‘Старых портретах’ (1881): ‘Плясал Иван удивительно — особенно ‘рыбку’. Грянет хор плясовую, парень выйдет на середину круга — да и ну вертеться, прыгать, ногами топотать, а потом как треснется оземь — да и представляет движения рыбки, которую выкинули из воды на сушь: и так изгибается и этак, даже каблуки к затылку подводит, а там как вскочит…’ (Тургенев, Сочинения, т. XIII, стр. 26).

Стр. 24. …ритурнель (от франц. ritournelle) — повторение.

Стр. 26. …всегда говорят: ‘Академические ведомости’. — ‘С.-Петербургские ведомости’, ежедневная газета, право издания которой с 1728 г. было предоставлено Академии наук.

Стр. 26. Фрыштик (от нем. der Frhstck) — завтрак.

Стр. 27. Фокин. — Очевидно, имеется в виду один из ‘героев канкана’, славившийся ‘по всему Петербургу своими антраша, доходившими до последней степени бесстыдства’, имя которого называет в своих воспоминаниях А. М. Скабичевский (см.: А. М. Скабичевский. Литературные воспоминания. Изд. ‘ЗиФ’, М.— Л., 1929, стр. 242).

Стр. 33. Салива (франц. salive) — слюна.

Стр. 34. …поддерживаете откупа… — В данном случае речь идет о системе винных откупов.

Стр. 36. Шуле (нем. die Schule) — школа.

Стр. 37. …выпить такую чашу желчи и оцта… — Оцет — уксус. В Евангелии от Матфея сказано: ‘Дали ему пить уксуса, смешанного с желчью…’ (гл. 27, ст. 34).

Стр. 41. …приговоренные назавтра к торговой казни — т. е. к публичному избиению кнутом на торговых площадях или в присутственных местах. В России торговая казнь была отменена в 1845 г.

Стр. 42. Манкированный… (от франц. manque) — неудавшийся.

ЗИМНИЕ ЗАМЕТКИ О ЛЕТНИХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ

Источники текста

Вр, 1863, No 2, отд. I, стр. 289—318 (гл. I—IV), No 3, отд. I, стр. 323—362 (гл. V—VIII). 1865, том II, стр. 229—256.

Автограф неизвестен.

Впервые напечатано во Вр, 1863, NoNo 2, 3, с подписью: Федор Достоевский (ценз. разр. — 6 февраля и 8 марта 1863 г.).

Печатается по тексту 1865 с устранением явных опечаток, а также со следующими исправлениями по Вр:

Стр. 48, строка 19: ‘решил я’ вместо ‘решал я’.

Стр. 48, строка 20: ‘деды решали’ вместо ‘деды решили’.

Стр. 49, строка 6: ‘преодолей я себя’ вместо ‘преодолей себя’.

Стр. 52, строки 23—24: ‘так убаюкают’ вместо ‘так убаюкивают’.

Стр. 54, строка 20: ‘так уж и совсем’ вместо ‘так уж совсем’.

Стр. 54, строка 38: ‘закричит кто-нибудь’ вместо ‘закричал кто-нибудь’.

Стр. 55, строка 5: ‘постепенно ломилась’ вместо ‘постоянно ломилась’.

Стр. 55, строка 7: ‘вс это тут’ вместо ‘вс тут’.

Стр. 55, строка 28: ‘провраться от восторга’ вместо ‘прорваться от восторга’.

Стр. 58, строка 22: ‘гвоздит он, гвоздит ее’ вместо ‘гвоздит ее’.

Стр. 59, строки 16—17: ‘когда уж очень стоскуется’ вместо ‘когда уж стоскуется’.

Стр. 68, строка 11: ‘по заказу’ вместо ‘по закону’.

Стр. 68, строки 18—19: ‘как все довольны, как все стараются уверить себя, что довольны’ вместо ‘как все довольны’.

Стр. 69, строка 34: ‘диким и голодным’ вместо ‘диким и голым’.

Стр. 73, строка 20: ‘им нечем заплатить’ вместо ‘нечем заплатить’.

Стр. 76, строка 44: ‘а только так’ вместо ‘и только так’.

Стр. 76, строка 45: ‘и вошли’ вместо ‘а вошли’.

Стр. 82, строка 6: ‘Да, но он тогда’ вместо ‘Да, он тогда’.

Стр. 84, строка 37: ‘при казенном мешке’ вместо ‘при казенном месте’.

Стр. 84, строки 39—40: ‘не могу же я’ вместо ‘не мог же я’.

‘Зимние заметки о летних впечатлениях’ были написаны в течение зимы 1862/1863 г. При перепечатке во II томе Собрания сочинений 1865 г. журнальный текст их был подвергнут незначительной стилистической правке.

По жанру ‘Зимние заметки о летних впечатлениях’ — своеобразные художественные очерки. Это — путевые записки. Мысль о создании произведения такого рода была подсказана Достоевскому, вероятно, его братом, который писал ему 18 июня 1862 г.: ‘Да написал бы ты в Париже что-нибудь для ‘Времени’. Хоть бы письма из-за границы’ (Д, Материалы и исследования, стр. 535).

К предложению редакции журнала Достоевский отнесся весьма сочувственно. В письме к H. H. Страхову из Парижа от 26 июня (8 июля) 1862 г. он писал: ‘Мне приходится еще некоторое время пробыть в Париже, и потому хочу, не теряя времени, обозреть и изучить его, не ленясь <...> Не знаю, напишу ли что-нибудь& Если очень захочется, почему не написать и о Париже, но вот беда: времени тоже нет. Для порядочного письма из-за границы нужно все-таки дня три труда, а где здесь взять три дня?’.

Приветствуя появление в 1857 г. отдельного издания ‘Писем об Испании’ В. П. Боткина, Н. Г. Чернышевский писал, что ‘путешествия везде составляют самую популярную часть литературы’ (Чернышевский, т. IV, стр. 222). Назвав лучшие книги этого рода, вышедшие в России в 1836—1846 гг., Чернышевский сетовал по поводу того, что в следующее десятилетие их было значительно меньше.

Автор ‘Зимних заметок о летних впечатлениях’ продолжал, таким образом, сложившуюся уже в русской литературе традицию. Приступив к работе, Достоевский, вероятно, просмотрел некоторые из путевых очерков своих предшественников. Он внимательно перечитал ‘Письма русского путешественника’ H. M. Карамзина и ‘Письма из-за границы’ Д. И. Фонвизина (см. примеч. к стр. 47, 48, 50 и др.). В поле зрения Достоевского находились и позднейшие многочисленные путевые очерки, письма из-за границы, статьи, в которых освещалась под разными углами зрения общественная, культурная и политическая жизнь Западной Европы. Так, во ‘Времени’ были напечатаны путевые очерки Ап. Григорьева, Е. Тур, П. Новицкого, в ‘Современнике’ — в 1858—1859 гг. ‘Парижские письма’ и ‘Лондонские заметки’ М. Михайлова, а в 1861 г. — статья ‘Рабочий пролетариат в Англии и во Франции’ Н. В. Шелгунова и т. д. (см.: В. С. Нечаева. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских ‘Время’. 1861—1863. Изд. ‘Наука’, М., 1972, стр. 170—171).

Систематическое и последовательное описание увиденного и перипетий путешествия не являлось главной задачей Достоевского. Записи путевых впечатлений в ‘Зимних заметках’ перемежаются обобщенными публицистическими по форме очерками различных сторон жизни европейских стран, главным образом Франции и Англии, и раздумьями автора о судьбах Запада и России.

Непосредственным предшественником Достоевского в этом типе очерка был А. И. Герцен как автор ‘Писем из Франции и Италии’ (1847—1852), цикла ‘Концы и начала’ (1862—1863) и др. Нет оснований утверждать, что сюжет и композиция ‘Зимних заметок’ определены структурой ‘Писем из Франции и Италии’, тем не менее некоторая художественная и идейная преемственность между ‘Зимними заметками’ и ‘Письмами из Франции и Италии’, а также циклом ‘Концы и начала’ существует, что отмечал и H. H. Страхов. Имея в виду Герцена, он утверждал, что »Зимние заметки’ отзываются несколько влиянием этого писателя’ (Биография, стр. 240, ср.: Долинин, стр. 217—226).

Поездка за границу в 1862 г., впервые позволившая Достоевскому путем личных наблюдений ознакомиться с жизнью Германии, Франции и Англии, сыграла в его развитии роль, во многом сходную с ролью первых заграничных поездок Л. Толстого в 1850—1860-х годах, а ‘Зимние заметки’, в которых отразились выводы, сделанные Достоевским в результате его путешествия, — с рассказом Толстого ‘Люцерн’ (1857), выразившим столь же острое неприятие его автором основ современной ему буржуазной культуры.

Достоевский назвал свои путевые очерки ‘Зимние заметки о летних впечатлениях’, подчеркнув тем самым, что они писались не непосредственно вслед за наблюдениями, почерпнутыми во время путешествия, а после того как эти наблюдения были осмыслены и дополнены ассоциациями, возникшими в связи с актуальными проблемами русской жизни. В ‘Зимних заметках о летних впечатлениях’ мы можем выделить страницы, воспроизводящие отдельные этапы путешествия и являющиеся как бы зарисовками с натуры. Это в главе I — впечатления от Берлина, Кельна и Дрездена, в главе IV — описание встречи в вагоне с французскими полицейскими сыщиками и порядков в парижских отелях, в главе V — зарисовки ночного Лондона, в главе VII — посещение Пантеона в Париже и др.

Эта часть заметок по художественной структуре генетически связана с жанром ‘физиологических’ очерков, широко распространенных в европейской и русской литературе 1840-х годов (Цейтлин, стр. 291—293). В то же время Достоевский разрушал установившуюся в европейской литературе традицию бесстрастной констатации фактов в описаниях этого рода. Картины жизни стран Европы заставляли писателя задумываться над вопросами философско-исторического, социального и нравственно-этического характера, что придавало изложению публицистическую окраску. Значительная часть повествования посвящена, по собственному определению Достоевского, выяснению того, ‘каким образом на нас в разное время отражалась Европа и постепенно ломилась к нам с своей цивилизацией в гости, и насколько мы цивилизовались…’ (стр. 55).

В ‘Зимних заметках’ в той или иной форме прослеживается проблема взаимоотношения России и Запада начиная с XVIII в. Многие рассуждения на эту тему обобщали то, о чем писал уже сам Достоевский в публицистических и литературно-критических статьях 1860—1862 гг., в частности в ‘Ряде статей о русской литературе’ (1861). Важным источником для создания этих глав были также материалы, содержавшиеся в статьях других авторов, печатавшиеся в журнале ‘Время’ (см. примеч. к стр. 75, 83, 86, 95, ср. также: В. С. Нечаева. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских ‘Время’. 1861—1863. Изд. ‘Наука’, М., 1972, стр. 171—174). Причем, как было уже отмечено исследователями, в этих разделах очерки часто принимают форму литературных пародий пли литературных памфлетов (см.: В. Дороватовская-Любимова. Париж второй империи в пародии Достоевского. ‘Литературный критик’, 1936, No 9, стр. 204—211). К памфлетным зарисовкам следует отнести характеристику французского парламента, собирательный портрет буржуа (‘Брибри и мабишь’) и др.

Центральная проблема ‘Зимних заметок’ — ‘Россия и Запад’ — выдвинулась в 1861—1863 гг. в русской общественной жизни на одно из первых мест. Главный вопрос, который при этом возникал, заключался в том, пойдет ли Россия по пути буржуазного прогресса, как Западная Европа, и станет капиталистическим государством или ее развитие примет самобытные формы?

Указанный вопрос впервые встал перед русской общественной мыслью в 1840-е годы и получил в этот период различное освещение в сочинениях В. Г. Белинского, А. И. Герцена, западников — В. П. Боткина, К. Д. Кавелина, Т. Н. Грановского и славянофилов — И. В. Киреевского, Ю. Ф. Самарина, А. С. Хомякова и других. Как видно из показаний Достоевского на следствии по делу петрашевцев в 1849 г. (наст, изд., т. XVIII), вопрос этот уже в то время притягивал к себе внимание писателя. Но в 1860-х годах, после крестьянской реформы, в новой исторической обстановке, он приобрел для русской литературы и публицистики еще большую актуальность и социальную остроту.

Чернышевский изложил свою точку зрения по этому поводу в статьях ‘Антропологический принцип в философии’ (1860), ‘О причинах падения Рима’ (1861) и др. Связанная с этим же вопросом полемика между Герценом и Тургеневым привела к созданию цикла писем Герцена ‘Концы и начала’ (1862—1863) и возникновению замысла романа Тургенева ‘Дым’ (см.: Тургенев, Сочинения, т. IX, стр. 507—508).

В системе взглядов Достоевского проблема исторических перспектив развития России естественно вытекала из его размышлений о характере взаимоотношений между частью русского общества, получившей европейское образование, и народом. Под этим углом зрения Достоевский изучал различные аспекты политической и общественной жизни Запада и обсуждал свои впечатления с Герценом при встрече с ним в июле 1862 г. в Лондоне.

В письме к Н. П. Огареву от 17 (5) июля 1862 г. Герцен писал: ‘Вчера был Достоевский — он наивный, не совсем ясный, но очень милый человек. Верит с энтузиасмом в русский народ’ (Герцен, т. XXVII, кн. 1, стр. 247). В последней фразе Герцен, несомненно, имел в виду ‘почвеннические’ взгляды Достоевского, уже в течение полутора, лет пропагандировавшиеся на страницах ‘Времени’ и сформулированные в программных объявлениях об издании журнала на 1861 и 1862 гг.

В ‘Зимних заметках’ Достоевский дал сатирические зарисовки общественных нравов Франции времени Наполеона III, воспроизвел страшные картины жизни пролетариев капиталистического Лондона, разоблачил лживость и лицемерие буржуазно-демократических ‘свобод’ Европы, провозглашенных в результате революций, последовавших за французской буржуазной революцией XVIII в. Достоевский с сарказмом писал, что свободой в буржуазном обществе пользуется только тот, кто имеет миллион.

Сатирические картины капитализирующейся Европы, и в особенности Франции, созданные Достоевским, во многом перекликаются по своему настроению не только с публицистикой Герцена, но и с очерками на ту же тему Г. Гейне. Следы знакомства Достоевского с парижскими зарисовками Гейне и его книгой ‘Признания’ (1853—1854) обнаруживаются по скрытым цитатам из нее в тексте ‘Зимних заметок’ и по прямой отсылке к ней в ‘Записках из подполья’ (см.: В. Комарович. Достоевский и Гейне. ‘Современный мир’, 1916, No 10, стр. 97—107, см. также примеч. в наст. томе к стр. 89 и 122).

Отношение Достоевского к французской революции XVIII в. и к буржуазии, которая пришла к власти, осталось неизменным до конца его жизни, о чем свидетельствуют страницы ‘Дневника писателя’ и статьи поздних лет (см.: Фридлендер, стр. 21). Так, в 1873 г. Достоевский писал, что следствие буржуазных революций ‘есть не обновление общества на новых началах, а лишь победа одного могучего класса общества над другим’ (из No 51 журнала ‘Гражданин’, 17 декабря 1873 г.) и что ‘новые победители (буржуа) оказались еще, может быть, хуже прежних деспотов (дворян)… ‘Свобода, равенство и братство’ оказались лишь громкими фразами и не более…’.

Критика буржуазных нравов и социально-политических учреждений Западной Европы, антикапиталистическая тенденция, имели в русской литературе давнюю традицию: она сказалась уже в творчестве русских просветителей XVIII в. и, в частности, в сочинениях Фонвизина и была продолжена в XIX в. представителями демократического направления русской литературы. Если сопоставить, например, характеристики буржуазии из ‘Зимних заметок’ с суждениями, высказанными в той же связи Белинским (см.: Белинский, т. XII, стр. 448—452 и др., см. также примеч. к стр. 82) и даже ‘западником’ Тургеневым, то в них обнаружится много общего (см., например: Тургенев, Письма, т. III, стр. 333, т. V, стр. 73). Отрицательное отношение Тургенева к французской буржуазии отразилось также в ‘Призраках’, опубликованных в 1864 г. в журнале Достоевского ‘Эпоха’, и в отрывке ‘Довольно’ (см.: Тургенев, Сочинения, т. IX, ср.: А. Андреева. ‘Призраки’ как исповедь Ив. С. Тургенева. ‘Вестник Европы’, 1904, т. V, стр. 17—22).

В напечатанной одновременно с ‘Зимними заметками’ статье Салтыкова-Щедрина ‘Драматурги-паразиты во Франции’ также шла речь о Франции, которая под господством буржуазии утратила былые идеалы свободы и ‘внезапно упала в этом отношении на самую низшую ступень’ (Салтыков-Щедрин, т. V, стр. 253).

Критика буржуазного Запада в 1860-х годах, как и в 1840-х, велась с различных общественно-политических позиций. В ней участвовали наряду с Герценом, Чернышевским, Щедриным также И. С. Аксаков и другие славянофилы. Существенным для определения позиции каждого участника спора было отношение к историческим перспективам развития европейских стран, а также к русскому общественно-политическому строю.

Чернышевский, например, не считал, что Европа исчерпала все возможности прогрессивного исторического развития и связывал ее будущее с активной ролью народных масс. Так же как и в России, масса народов самых передовых стран Запада, утверждал он, ‘не принимала деятельного, самостоятельного участия’ в борьбе и только ‘готовится войти в историю’ (Чернышевский, т. VII, стр. 618).

Иную точку зрения на перспективу европейской цивилизации высказал Герцен в ‘Концах и началах’. Он доказывал там, что буржуазная Европа достигла в своем развитии ‘конца’: ‘Париж и Лондон замыкают том всемирной истории, — том, у которого едва остаются несколько неразрезанных листов’ (Герцен, т. XVI, стр. 159). При этом Герцен выразил уверенность, что Россия, будущее которой он связывал с превращением крестьянской общины в социалистическую ячейку, избежит пройденного Европой буржуазного пути развития, ‘…почему же народ, самобытно развившийся, при совершенно других условиях, чем западные государства, с иными началами в быте, должен пережить европейские зады, и это — зная очень хорошо, к чему они ведут?’ — спрашивал он (там же, стр. 198).

Достоевский своим собственным путем и исходя из иных идейных предпосылок, чем Герцен, пришел в ‘Зимних заметках’ к заключению, близкому к выводам автора ‘Концов и начал’ (см.: Фридлендер, стр. 26—33). Он также считал, что буржуазная цивилизация не только утратила способность к развитию, но, ‘напротив, в последнее время в Европе всегда стояла с кнутом и тюрьмой над всяким развитием’ (стр. 61).

Критика буржуазной цивилизации в ‘Зимних заметках’ по конкретности и остроте близка к демократической мысли эпохи. Но, осуждая с громадной силой центральный факт всей европейской социальной жизни — общественное неравенство, Достоевский в своих положительных выводах сближался со славянофилами. Писатель сводил в конечном счете современные ему социальные проблемы к национально-историческим.

Достоевский доказывал, что страсть к стяжательству охватила все слои европейского общества. Свой вывод — ‘идеала никакого’ (письмо к Н. Н. Страхову от 26 июня (8 июля) 1862 г.) — Достоевский распространял и на буржуазию, и на пролетариат: ‘Да ведь работники тоже все в душе собственники: весь идеал их в том, чтоб быть собственниками и накопить как можно больше вещей’ (стр. 78).

Достоевский утверждал, что ‘западная личность’ (и рабочий и буржуа в равной степени) лишена братского начала, в то время как в русском народе живет инстинктивная тяга к общине, братству, согласию (стр. 79—80).

Признавая, что представление о ‘братстве’, основанное ‘на чувстве, на натуре, а не на разуме’, может породить мысль: ‘Ведь это даже как будто унижение для разума’,— Достоевский тем не менее настаивал на тезисе: ‘Любите друг друга, и вс сие вам приложится’ (там же). Выполнение этого евангельского завета может, по его мнению, гарантировать достижение всеобщего благополучия вернее, чем голос отвлеченного рассудка.

Достоевский со страстью доказывал: ‘…надобно, чтоб я жертвовал себя совсем, окончательно, без мысли о выгоде, отнюдь не думая, что вот я пожертвую обществу всего себя и за это самое общество отдаст мне всего себя. Надо жертвовать именно так, чтоб отдавать вс и даже желать, чтоб тебе ничего не было выдано за это обратно…’ (стр. 80).

В этих суждениях автора ‘Зимних заметок’ чувствуется полемика с эвдонистической моралью просветителей и, в частности, с Чернышевским, утверждавшим в работе ‘Антропологический принцип в философии’, что ‘человек любит прежде всего сам себя’, что даже в основе поступков людей, представляющихся бескорыстными, лежит ‘мысль о собственной, личной пользе’ (Чернышевский, т. VII, стр. 281 и 283), хотя и выступающая в преобразованной, опосредствованной форме. Полемический отклик в ‘Зимних заметках’ вызвал также тезис Чернышевского, что поведение человека обусловлено в первую очередь социальными причинами. Так, например, в той же работе ‘Антропологический принцип в философии’ Чернышевский писал: ‘При известных обстоятельствах человек становится добр, при других — зол’ (там же, стр. 264).

Достоевский считал, что поведение человека в обществе зависит не от одних ‘обстоятельств’ и осознанной разумом личной выгоды, а диктуется прежде всего его ‘натурой’, морально-этические основы которой формируются в определенных национально-исторических условиях тысячелетиями (стр. 78—80). Полемика с теорией ‘разумного эгоизма’ Чернышевского была продолжена Достоевским в повести ‘Записки из подполья’. Впервые сформулированное в ‘Зимних заметках о летних впечатлениях’ представление о ‘сильно развитой личности’, которая, будучи уверенной в своем праве быть личностью, ‘ничего не может и сделать другого из своей личности <...> как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же самоправными и счастливыми личностями’ (стр. 79), воплощено было писателем позднее в образах Сони Мармеладовой и князя Мышкина.

В ‘Зимних заметках’ Достоевский откликнулся и на споры о ‘лишних людях’ (см. примеч. к стр. 62). Он выразил уверенность, что ‘сердечный фразер, <...> совестливо тоскующий о своей бесполезности’, вернется в Россию из Европы и ‘найдет, что делать, и станет делать’ (стр. 62).

Философская проблематика ‘Зимних заметок’ получила дальнейшее развитие в идеологических дискуссиях на страницах романов Достоевского 1860—1870-х годов. Многие социально-критические идеи последних сформировались на основе выводов, которые сделал писатель, познакомившись с различными аспектами жизни Западной Европы.

На особое, принципиальное значение, которое придавал ‘Зимним заметкам’ сам автор, указывает тот факт, что он включил их, в отличие от других фельетонов и статей, напечатанных во ‘Времени’, во второй том собрания своих сочинений, изданных в 1865—1866 гг.

Стр. 46. …вс это я объехал ровно в два с половиною месяца! — Достоевский уехал из Петербурга в Берлин 7 июня ст. ст. 1862 г., а вернулся около 14 сентября того же года.

Стр. 46. …родители читали на сон грядущий романы Радклиф… — Анна Радклиф (1764—1823), английская писательница, одна из создательниц жанра преромантического ‘готического’ романа (или ‘романа ужасов и тайн’). В письме к Я. П. Полонскому от 31 июля 1861 г. Достоевский также писал, что романы Радклиф, которые он читал ‘еще восьми лет’, пробудили в нем мечту побывать в Италии.

Стр. 47. …’страна святых чудес’… — Так назван Запад в стихотворении А. С. Хомякова ‘Мечта’ (1834), основным мотивом которого является сожаление о ‘дальнем Западе’, утратившем свое былое величие и ‘задернутом’ ‘мертвенным покровом’. Стихотворение заканчивается призывом ‘Проснися, дремлющий Восток!’.

Стр. 47. Кордонные (от франц. cordon — шнурок) — прямые, вытянутые по шнуру.

Стр. 47. Даже липы мне не понравились… — Имеются в виду липы, растущие на одной из центральных улиц Берлина — Unter den Linden, привлекавшей уже внимание русских путешественников. H. M. Карамзин писал, что она ‘в самом деле прекрасна. В средине посажены аллеи для пеших, а по сторонам мостовая’ (‘Письма русского путешественника’, Берлин, 30 июня 1789),

Стр. 47. …берлинец пожертвует ~ своей конституцией. — Достоевский был в Берлине в напряженный момент так называемого конституционного конфликта 1861—1862 гг. Ирония его относится к членам парламента, при попустительстве которых прусское правительство постоянно нарушало конституцию.

Стр. 47. фрески Каульбаха … — Речь идет о цикле монументальных картин символико-исторического содержания, украшающих лестницы Нового музея в Берлине. Фрески эти были созданы в 1845—1865 гг. немецким художником Вильгельмом Каульбахом (1805—1874).

Стр. 47. …певец любви, Всеволод Крестовский. — В начале 1860-х годов Всеволод Владимирович Крестовский (1840—1895) был известен как автор стихотворений и нескольких повестей. Достоевский познакомился с ним в конце 1859 г. у А. П. Милюкова (Биография, стр. 271, Милюков, стр. 238). Произведения В. В. Крестовского печатались в журналах ‘Время’ и ‘Эпоха’. Иронический отзыв Достоевского, неоднократно пародировавшего ‘эротические’ стихи этого поэта относится, по-видимому, к циклу его лирических стихотворений и к пьесам, объединенным под названием ‘Испанские мотивы’ (см. примеч. к стр. 332).

Стр. 48. …ожидал от собора… — Кельнский собор — крупнейший в Германии памятник готического зодчества, заложен в 1248 г., окончательное завершение многовековой, неоднократно прерывавшейся на длительные сроки постройки праздновалось только 15 октября 1880 г.

Стр. 48. …когда учился архитектуре.— Курс архитектуры Достоевский слушал в 1838—1842 гг. в Военно-инженерном училище, которое закончил в августе 1843 гг.

Стр. 48. …’на коленях просить у него прощения’ ~ как Карамзин… — Речь идет о водопаде, образуемом водами Рейна близ города Шафхаузен (Швейцария). Посетив вторично Рейнский водопад, H. M. Карамзин писал: ‘Я наслаждался — и готов был на коленях извиняться перед Рейном в том, что вчера говорил я о падении его с таким неуважением’ (‘Письма русского путешественника’, т. I, ч. 2, письмо от 14 августа 1789 г.).

Стр. 48. Жан-Мария Фарина (1686—1766) — итальянский химик и фабрикант, первый открывший производство одеколона. В Кельне находился филиал его фирмы, выпускающей знаменитую ‘Klnisch Wasser’ (букв.: кельнская вода), что отмечено во всех путеводителях по Германии.,

Стр. 48. …новый кельнский мост. — Движение по новому, украшенному готическими башнями и статуями кельнскому мосту через Рейн было открыто в апреле 1861 г.

Стр. 49. …мы тоже изобрели самовар…— Едва ли не эта фраза Достоевского получила полемический отклик в романе Тургенева ‘Дым’ (1867). Потугин говорит, что ‘даже самовар, и лапти, и дуга, и кнут — эти наши знаменитые продукты — не нами выдуманы’ (Тургенев, Сочинения, т. IX, стр. 233).

Стр. 49. …в гиде Рейхарда… — Рейхард Генрих (1751—1828) — немецкий писатель, автор путеводителя по Германии, выдержавшего в течение 1805—1861 гг. 19 изданий.

Стр. 49. Нотр-Дам — кафедральный собор Парижской богоматери (Notre-Dame de Paris), заложенный в XII в. и перестроенный в XIII в. В то время, когда Достоевский был в Париже, велась реставрация собора.

Стр. 49. …Баль-Мабиль ~ засвидетельствован всеми русскими, писавшими о Париже… — Правильнее Мабий — место, где устраивались публичные балы (Bal Mabille) с канканом и пр. Герцен в ‘Письмах из Франции и Италии’ (1847—1852) утверждал, что эти балы были доступны только для состоятельных буржуа (см.: Герцен, т. V, стр. 32). Мабий, как характерная принадлежность буржуазного Парижа, назван также в ‘Призраках’ Тургенева.

Стр. 49. …в Риме ~ собора Петра...- — Собор св. Петра был сооружен в XV—XVII вв. при участии крупнейших зодчих, скульпторов и художников Италии (Брунеллески, Микеланджело, Рафаэля и др.).

Стр. 49. Собор св. Павла — третий по величине в Европе, по архитектуре похож на собор св. Петра в Риме, постройка закончена в 1710 г. по проекту Христофора Врена, расположен в деловой части города — Сити.

Стр. 50. ‘Рассудка француз не имеет ~ для себя несчастье’. — Неточная цитата из письма Д. И. Фонвизина к П. И. Панину из Ахена от 18 (29) сентября 1778 г. У Фонвизина: ‘Рассудка француз не имеет и иметь его почел бы несчастьем своей жизни, ибо оный заставил бы его размышлять, когда может веселиться’ (Фонвизину т. II, стр. 480—481). Эта цитата из Фонвизина привлекла за два года до этого внимание Ап. Григорьева, который в статье ‘Развитие идеи народности в нашей литературе со смерти Пушкина. I. Вступление. Народность и литература’, напечатанной в No 2 журнала братьев Достоевских ‘Время’ за 1861 г., с неодобрением писал, что Фонвизин ‘о целой великой нации’ замечает только, ‘что ‘рассудка француз не имеет, да и иметь его почел бы за величайшее несчастье’: в энциклопедистах видит он только людей жадных до денег из чужого кармана’ (ср.: И. З. Серман. Достоевский и Ап. Григорьев. Достоевский и его время, стр. 138—139).

Стр. 50. …отделывающие иностранцев фразы ~ Белинский был в этом смысле тайный славянофил. — Определяя свое отношение к характерным чертам европейских наций (как он их понимал), Белинский обычно отмечал и их достоинства, и недостатки. Например, в письме к В. П. Боткину от 2—6 декабря 1847 г. он писал: ‘Я уважаю расчетливость и аккуратность немцев <...> но не люблю их. А люблю я две нации — француза и русака…’ (Белинский, т. XII, стр. 451). ‘Тайным славянофилом’ Достоевский называет Белинского в значительной мере условно. В письме к А. Н. Майкову от 11 (23) декабря 1868 г. он писал: ‘…никогда не поверю словам покойного Аполлона Григорьева, что Белинский кончил бы славянофильством’.

Стр. 50. …весь этот тогдашний кружок склонялся перед Западом, то есть перед Францией преимущественно ~ это было в сорок шестом году. — Увлечение Белинского идеями утопического социализма относится к 1841—1845 гг.- В конце 1846 г. критик-демократ пришел к выводу, что ‘у себя, в себе, вокруг <...> должны мы искать — и вопросов и их решения’ (Белинский, т. X, стр. 32, В. Л. Комарович. Идеи французских социальных утопий в мировоззрении Белинского. В кн.: Венок Белинскому. ‘Новая Москва’, М., 1924, стр. 243—272). Социалисты-утописты Франции в 1846 г._,были популярны в кружке Петрашевского, членом которого в начале 1847 г. стал и Достоевский. M. E. Салтыков-Щедрин, также ‘примкнувший’ в середине 1840-х годов к ‘безвестному кружку, который инстинктивно прилепился к Франции’, впоследствии вспоминал, что из ‘Франции Сен-Симона, Кабе, Фурье, Луи Блана и в особенности Жорж Занд <...> лилась на нас вера в человечество, оттуда воссияла нам уверенность, что ‘золотой век’ находится не позади, а впереди нас…’ (Щедрин, т. XIV, стр. 161).

Стр. 50. …обожались такие имена, как Жорж Занд, Прудон и проч., или уважались такие, как Луи Блан, Ледрю-Роллен и т. д. — Жорж Занд — псевдоним французской писательницы Авроры Дюпен Дюдеван (1804—1876). Впоследствии в 1876 г. в ‘Дневнике писателя’ (Июнь. ‘Несколько слов о Жорж Занде’) Достоевский писал: ‘Я думаю, я не ошибусь, если скажу, что Жорж Занд, по крайней мере по моим воспоминаниям судя, заняла у нас сряду чуть не самое первое место в ряду целой плеяды новых писателей, тогда вдруг прославившихся и прогремевших по всей Европе’. Прудон Пьер Жозеф (1809—1865) — французский мелкобуржуазный публицист и социолог. При аресте у Достоевского была обнаружена книга Прудона ‘La clbration du dimanche’ (‘Празднование воскресенья’), которую он, очевидно, взял из библиотеки Петрашевского (см.: Бельчиков, стр. 214). В ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. (‘Одна из современных фальшей’) Достоевский писал, что ‘статьи и брошюры Прудона стремились распространить между <...> голодными и ничего за душой не имевшими работниками, между прочим, и глубокое омерзение к праву наследственной собственности’. Луи Блан (1811—1882) — один из последних представителей французских утопических социалистов, историк. В кружке Белинского особый интерес вызвала книга Луи Блана ‘Histoire de dix ans’ (‘История десяти лет’) (1841—1844), воспринятая как обвинительный акт против диктатуры буржуазии во Франции (см.: Белинский, т. XII, стр. 154, Герцен, т. II, стр. 284). В 1847 г. Белинский изменил свое отношение к Луи Блану. Достоевский брал читать ‘Историю десяти лет’ из библиотеки Петрашевского (см.: Бельчиков, стр. 214). Ледрю-Роллен Александр Огюст (1808—1874) — французский политический деятель, мелкобуржуазный республиканец, адвокат по профессии, как и Луи Блан, член Временного правительства в 1848 г.

Стр. 50. …Чаадаев ~ негодовал на многое наше родное и, по-видимому, презирал вс русское. — Чаадаев Петр Яковлевич (1794—1856) — русский мыслитель, автор ‘Философических писем’, из которых первое (всего восемь) было напечатано в 1836 г. в ‘Телескопе’, что повлекло за собой закрытие журнала. Герцен оценил появление ‘Философического письма’ Чаадаева как ‘вызов, знак пробуждения’. По его мнению, ‘письмо разбило лед после-14 декабря’. Герцен не согласился с Чаадаевым, утверждавшим, что прошлое России ‘было бесполезно, настоящее тщетно, а будущего никакого у нее нет’. Тем не менее он считал, что ‘душа’ Чаадаева переполнена ‘скорбью’, а не презрением ко ‘всему русскому’, как предполагает здесь Достоевский (Герцен, т. VII, стр. 221—222). Чернышевский в статье, специально посвященной Чаадаеву (написанной в 1861 г., но не опубликованной при жизни), пришел к выводу, что автор ‘Философического письма’ надеялся на лучшее будущее России, иначе ‘не говорил бы он так горько о нашем настоящем’ (Чернышевский, т. VII, стр. 615). Внимание к Чаадаеву в начале 1860-х годов было привлечено публикацией в ноябрьской книжке ‘Русского вестника’ за 1862 г. воспоминаний о нем M. H. Лонгинова. Достоевский на протяжении всего своего творческого пути проявлял живой интерес не только к историко-философским взглядам Чаадаева, но и к его личности. С именем Чаадаева связан замысел поэмы ‘Житие великого грешника’ и создание образа Версилова в ‘Подростке’.

Стр. 51. Эйдткунен — в XIX в. прусское местечко и железнодорожная станция близ русско-прусской границы.

Стр. 51. …Бежать хотел в Швейцарию… — строка из юмористического стихотворения Некрасова ‘Говорун. Записки петербургского жителя А. Ф. Белопяткина’ (1843—1845).

Стр. 52. Ведь это пророк и провозвестник. — Намеченная здесь характеристика творчества Пушкина впоследствии была развернута Достоевским в речи о Пушкине (‘Дневник писателя’ за 1880 г.), где сказано, что в появлении Пушкина ‘заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое’.

Стр. 52. Ведь не с неба же, в самом деле, свалилось к нам славянофильство ~ основание этой затеи пошире московской формулы… — Впервые о причинах возникновения славянофильской доктрины сказал еще в 1847 г. Белинский. Он расценивал появление славянофилов как свидетельство того, что ‘Россия вполне исчерпала, изжила эпоху преобразования’, начатого Петром I, и для нее настало время ‘развиваться самобытно, из самой себя’ (Белинский, т. X, стр. 19). Отмечая слабые стороны положительной программы славянофилов и отвергая их мистические предчувствия ‘победы Востока над Западом, которых несостоятельность слишком ясно обнаруживается фактами действительности’, Белинский в то же время признавал, что в критике славянофилами русского европеизма есть много дельного, ‘с чем нельзя не согласиться хотя наполовину’ (там же, стр. 17).

Стр. 52. …на выставку в Лондон … — Речь идет о Всемирной выставке, которая в 1862 г, была открыта в Лондоне.

Стр. 53. …’о том, о сем, а больше ни о чем’. — Источником для этой крылатой фразы послужили, очевидно, слова Фамусова из ‘Горя от ума’ Грибоедова: ‘…придерутся к тому, к сему, а чаще ни к чему, поспорят, пошумят и … разойдутся’ (д. II, явл. 4).

Стр. 53. …пошел отмаливаться от Парижа всеми библейскими текстами… — В письмах 1777—1778 гг. из-за границы к П. И. Панину, в одном из которых содержалась фраза ‘рассудка француз не имеет’ (см. примеч. к стр. 50), Фонвизин выразил отрицательное отношение к некоторым сторонам французских нравов. Полемизируя с французскими философами, ‘вся система’ которых ‘состоит в том, чтоб люди были добродетельны независимо от религии’, Фонвизин писал П. И. Панину в сентябре 1778 г.: ‘Истинно, нет никакой нужды входить с ними в изъяснения, почему считают они религию недостойною быть основанием моральных человеческих действий и почему признание бытия божия мешает человеку быть добродетельным? Но надлежит только взглянуть на самих господ нынешних философов, чтоб увидеть, каков человек без религии, и потом заключить, как порочно было бы без оной вс человеческое общество’ (Фонвизин, т. II, стр. 482). На ‘библейские тексты’ Фонвизин ссылался в произведениях, написанных в последние годы жизни (на рубеже 1780—1790-х годов) и опубликованных посмертно — в ‘Рассуждении о суетности жизни человеческой’ и ‘Чистосердечном признании в делах моих и помышлениях’ (Фонвизин, т. II, стр. 79-105).

Стр. 53. …чтобы быть русскими со изобрели себе балетный костюм…— Так, славянофил К. С. Аксаков ходил в русских сапогах, в косоворотке, а на голове носил древнерусский головной убор — мурмолку, являвшуюся предметом постоянных насмешек в кругу западников (см., например: Тургенев, Сочинения, т. I, стр. 542—543). В объявлении об издании журнала ‘Время’ в 1861 г. также говорилось о людях, которые, ‘надев на себя древний кафтан, бархатную поддевку и шелковую рубашку с золотыми галунами, воображают, что они соединились с народным началом’ (Вр, 1861, No 1, От редакции).

Стр. 54. …словами старосты в одном из губернских очерков Щедрина… — В ‘Губернских очерках’ (‘Владимир Константинович Буеракин’, 1857) староста, жалуясь на немца-управляющего, говорит: ‘Да больно уж немец осерчал: сечет всех поголовно, да и вся недолга! ‘На то, говорит, и сиденье у тебя, чтоб его стегать’…’ (Салтыков-Щедрин, т. II, стр. 311).

Стр. 55. …написал тогда ‘Бригадира’. — В 1769 г.

Стр. 55. ‘Умри, Денис, лучше ничего не напишешь’, — говорил сам Потемкин. — По свидетельству одного из первых биографов Фонвизина И. Вяземского, эти слова, как гласила молва, Потемкин произнес после первого представления ‘Недоросля’, состоявшегося в 1782 г. (см.: П. Вяземский. Фонвизин. СПб., 1848, стр. 219, ср.: П. Н. Берков. Театр Фонвизина и русская культура. В сб.: Русские классики и театр. Изд. ‘Искусство’, М.—Л., 1947, стр. 86—87).

Стр. 55. Ляжет на горы, горы трещат ~ Башни рукою за облак бросает. — Неточная цитата из стихотворения Г. Р. Державина ‘Песнь Екатерине II на победы графа Суворова-Рымникского 1794 года’. У Державина:

Ступит на горы, — горы трещат,

Ляжет на воды, — воды кипят,

Граду коснется, — град упадет,

Башни рукою за облак кидает.

Стр. 56. Кузьма Прутков ~ напечатал он в смеси в ‘Современнике’ очень давно уже ‘Записки моего деда’. — В четвертом номере ‘Современника’ за 1854 г. в ‘Литературном ералаше’ были опубликованы ‘Выдержки из записок моего деда’ К. Пруткова.

Стр. 56. ‘Остроумный ответ кавалера де Монбазона. — У Козьмы Пруткова этот отрывок назван иначе: ‘Что к чему привешено’. Приведенный ниже текст является вольным пересказом подлинника (ср.: Козьма Прутков. Полное собрание сочинений. Изд. ‘Советский писатель’, М.—Л., 1965, стр. 162 (‘Библиотека поэта’. Большая серия)).

Стр. 56. ‘Остроумный ответ кавалера де Рогана. — У Козьмы Пруткова рассказан другой анекдот о ‘всему свету известном герцоге де Рогане’ под названием: ‘И великие люди иногда недогадливы бывали’, напечатанный в ‘Искре’ за 1860 г., No 31, стр. 331 (см.: Козьма Прутков. Полное собрание сочинений, стр. 172). Герцог де Роган (1579—1638) — французский полководец, глава гугенотов.

Стр. 57. …’в добросовестном ребяческом разврате’. — Перефразировка строк из стихотворения М. Ю. Лермонтова ‘Дума’ (1838):

И предков скучны нам роскошные забавы,

Их добросовестный, ребяческий разврат.

Стр. 57. …‘субдительный суперфлю’. — Слова Ноздрева (‘Мертвые души’, гл. IV), означавшие у него, как пояснил Гоголь, ‘высочайшую точку совершенства’.

Стр. 57. Куртаг (от нем. Courtag из франц. cour — двор и нем. Tag — день) — приемный день в царском дворце.

Стр. 57. …Отважно жертвуя затылком. ‘ Чацкий в ‘Горе от ума’ (д. II, явл. 2) А. С. Грибоедова говорит:

Но между тем кого охота заберет,

Хоть в раболепстве самом пылком,

Теперь, чтобы смешить народ,

Отважно жертвовать затылком?

Стр. 57. …как североамериканец Южных штатов, текстами начнет защищать необходимость торговли неграми. — В 1861 г. отделившиеся Южные Штаты Америки создали свою конституцию и избрали президента. В декларации мятежного правительства говорилось: ‘В основу нового союзного правительства положен тот великий принцип, что негры не равны белым, что их рабство является естественным, нормальным состоянием’ (см.: А. В. Ефимов. Очерки истории США. Изд. 2-е. Учпедгиз, М., 1958, стр. 324). Декларация американского рабовладельческого правительства в русских прогрессивных кругах была встречена с возмущением и неоднократно обсуждалась в периодической печати. В журнале ‘Время’ политический обозреватель по этому поводу иронически писал: ‘Признавая Южные штаты, придется согласиться со всеми теми доводами, которыми блистало первое послание президента Южных штатов г. Джефферсона Девиса, он тогда уверял, что рабовладение есть единственная форма, при которой может развиваться цивилизация, что это так и по-божески и по-человечески!..’ (Вр, 1862, No 1, Политическое обозрение, стр. 15).

Ст р. 58. …У нас был нашего полку первой роты капитан со терпеть капитанше? — Отрывок из комедии Д. И. Фонвизина ‘Бригадир’ (д. IV, явл. II). Курсив в тексте принадлежит Достоевскому. Достоевский цитирует текст ‘Бригадира’, по-видимому, по отдельному изданию (СПб., 1817 или М., 1828). В изданиях сочинений Фонвизина 1830—1850-х гг. в приведенной Достоевским цитате было отличие. Вместо: ‘изрядная-изрядная молодка’ там печаталось ‘изрядная молодка’.

Стр. 58. …не бьет, значит, не любит. — Эта тема была развита в пародийной форме в одном из ‘Персидских писем’ (1721) Монтескье. Делясь наблюдениями над нравами русских женщин, персидский посол в Москве сообщал своему другу в Париж: ‘Жена не верит, что сердце мужа принадлежит ей, если он ее не колотит’ (письмо LI).

Стр. 58. …капитан Копейкин, ‘в некотором смысле кровь проливал’. — Неточная цитата из ‘Мертвых душ’ Гоголя (гл. X, ‘Повесть о капитане Копейкине’).

Стр. 59. …душа — tabula rasa… — Выражение, восходящее к сенсуалистической теории познания английского философа Д. Локка (1632—1704). Опровергая теорию врожденных идей, Локк доказывал, что представления и понятия людей возникают в результате воздействия предметов внешнего мира на органы чувств человека.

Стр. 59. Гомункул (от лат. homunculus) — человечек, которого можно получить, по фантастическим представлениям средневековых алхимиков, искусственным путем.

Стр. 59. …досталось же ему за Базарова.‘ — Речь идет о статьях, в которых автор ‘Отцов и детей’ обвинялся в клевете на молодое поколение и, в первую очередь, о статье М. А. Антоновича ‘Асмодей нашего времени’, напечатанной в мартовской книжке ‘Современника’ за 1862 г. (см.: Тургенев, Сочинения, т. VIII, стр. 589—611). ‘Время’ тогда же выступило в защиту Тургенева и созданного им образа Базарова. Сочувственное отношение к Базарову не помешало, однако, критику журнала, декларировавшего свои ‘почвеннические’ взгляды, признать, что ‘нигилизм’ ‘детей’ побеждается ‘самой жизнью’. Н. Страхов писал: ‘Базаров — это титан, восставший против своей матери земли, как ни велика его сила, она только свидетельствует о величии силы, его породившей’ (Вр, 1862, No 4, отд. II, стр. 81). Положительная оценка образа Базарова была высказана также Достоевским в не дошедшем до нас письме его к Тургеневу (см.: Тургенев, Письма, т. IV, стр. 358—359, Достоевский и его время, стр. 118—119).

Стр. 59. Даже отхлестали мы его и за Кукшину… — Кукшина — действующее лицо в романе И. С. Тургенева ‘Отцы дети’ (1862).

Стр. 60. …такими фельдфебелями цивилизации … — Это выражение, очевидно, было подсказано Достоевскому следующими словами Скалозуба (‘Горе от ума’, д. IV, явл. 5):

Я князь-Григорию и вам

Фельдфебеля в Вольтеры дам,

Он в три шеренги вас построит,

А пикните, так мигом успокоит.

Стр. 60. …сипа-мужик..: — Сипа (или сипак) в просторечии — грубый невежа, необразованный мужик, деревенщина.

Стр. 60. …’Еще остатки варварства’… — Имеется в виду заметка ‘Еще к характеристике Замоскворечья’, где говорилось об ‘обычае московских купцов, достойном времен глубочайшего варварства…’ (‘Современное слово’, 1862, 14 ноября, No 134).

Стр. 61. Чацкий — это совершенно особый тип нашей русской Европы… — В записной книжке 1880 г. о Чацком в этой связи сказано: ‘Чацкий — декабрист. Вся идея его — в отрицании прежнего, недавнего, наивного поклонничества. Европы все нюхнули, и новые манеры понравились. Именно только манеры, потому что сущность поклонничества и раболепия и в Европе та же’ (Биография, стр. 375). Образ Чацкого всплывал в сознании Достоевского всякий раз, когда он обращался к созданию оторванных от ‘почвы’ героев. См., например, сравнение Версилова с Чацким в подготовительных материалах к ‘Подростку’ (наст, изд., т. XIV).

Стр. 61. Где оскорбленному есть чувству уголок… — Цитата из ‘Горя от ума’ Грибоедова (д. IV, явл. 14).

Стр. 62. …Чацкий был человек очень умный. — Пушкин и Белинский считали, что умным был автор ‘Горя от ума’, Грибоедов. Чернышевский в ‘Очерках гоголевского периода русской литературы’ (1856) писал о Чацком как о юноше ‘с умом и прекрасным сердцем’ (Чернышевский, т. III, стр. 35). Ап. Григорьев, напечатавший о ‘Горе от ума’ статью в журнале ‘Время’, утверждал, что Чацкий ‘прежде всего — честная и деятельная натура, притом еще натура борца…’ (Вр, 1862, No 8, отд. II, стр. 43). Точка зрения Достоевского только отчасти совпала с суждениями Ап. Григорьева. Достоевский обвинил Чацкого в бездеятельности и объяснил это ‘белоручничаньем’. К ‘обломовцам’ причислял Чацкого и Добролюбов.

Стр. 62. …не понимаю я, чтоб умный человек, когда бы то ни было, при каких бы ни было обстоятельствах, не мог найти себе дела. Этот пункт, говорят, спорный… — В данном случае Достоевский возражал Герцену, настаивавшему в статье ‘Лишние люди и желчевики’ (1860) на необходимости разграничения тех, кто стал ‘лишним’ в условиях николаевской реакции, и ‘вольноопределяющихся в лишние люди’ (Герцен, т. XIV, стр. 317), т. е. современных бездеятельных героев. В то же время Достоевский отчасти соглашался с Герценом, утверждая, что среди ‘лишних людей’ есть тип, ‘бывший ужасно полезным когда-то’, хотя и ‘совершенно бесполезный теперь’ (стр. 62). Названная статья Герцена открыла полемику по поводу ‘лишних людей’, главными участниками которой были журналы ‘Колокол’ и ‘Современник’ (см. там же, стр. 317—327 и 572—576).

Стр. 62. Попасть в Регулы — т. е. стать героем. Регул Марк Атилий (III в. до н. э.) — римский политический деятель и полководец, прославившийся храбростью.

Стр. 62. …отправился бы на восток, а не на запад. — Намек на то, что Чацкий, в монологах которого отразились декабристские настроения, мог бы, как и они, быть сослан в Сибирь.

Стр. 62. …Молчалина нет ~ посвятил себя отечеству… — Этим же приемом, перенесением общеизвестного литературного персонажа в другую эпоху и в другие условия, воспользовался впоследствии Салтыков-Щедрин, посвятивший ‘господам Молчалиным’, преуспевшим на службе, первую часть своих сатирических очерков ‘В среде умеренности и аккуратности’ (1874—1876). Имея в виду это произведение Салтыкова-Щедрина, Достоевский писал в октябрьском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1876 г., что он ‘…чуть не сорок лет знающий ‘Горе от ума’, только в этом году понял кап следует один из самых ярких типов этой комедии, Молчалина’ и что ‘разъяснил’ ему этого героя Салтыков-Щедрин, ‘вдруг выведя его в одном из своих сатирических очерков’ (‘Два самоубийства’).

Стр. 63. Он знает Русь, и Русь его знает’. — Эти слова Н. А. Полевого, взятые из предисловия к роману ‘Клятва при гробе господнем’ (ч. I, М., 1832, стр. IX), были уже приведены Достоевским в одном из монологов Фомы Опискина в повести ‘Село Степанчиково’ (1859 г., см. наст. изд., т. III, стр. 68).

Стр. 63. …Рубенса ~ три грации… — Картина фламандского художника Пауля Петера Рубенса (1577—1640) ‘Три грации’ (ок. 1639—1640) хранится в Мадриде в музее Прадо. Достоевский в Мадриде не был, но мог знать ее по репродукциям. Возможно, что здесь имеется в виду и другая картина Рубенса ‘Суд Париса’ (1635), на которой тоже изображены три обнаженные богини (находится в лондонской Национальной галерее).

Стр. 63. …бросаются на Сикстинскую мадонну… — ‘Сикстинская мадонна’ (1515—1519) Рафаэля (1483—1520) хранится в Дрезденской галерее. Достоевский очень любил ‘Сикстинскую мадонну’, видя в ней ‘высочайшее проявление человеческого гения’ (см.: Достоевская, А. Г. Воспоминания, стр. 148—149).

Стр. 69. …обращение в антропофаги! — Т. е. обращение в людоедов (от греч. antropos — человек и phagos — пожирающий).

Стр. 69. …поклониться Ваалу. — Ваал у семитических племен древней Сирии — бог неба, солнца, плодородия, поклонение которому принимало формы разнузданного разврата и требовало человеческих жертвоприношений, здесь в переносном смысле — бог приобретательства, наживы.

Стр . 69. …чугунки, проложенные поверх домов (а вскоре и под домами)…— Первая подземная железная дорога (метрополитен) протяженностью 3.6 км была построена в Лондоне в 1860—1863 гг.

Стр. 69. Вайтчапелъ — правильнее Уайтчепель (Whitechapel) — район в восточной части Лондона, населенный в XIX в. рабочей беднотой.

Стр. 69. Сити — центральная часть Лондона, где сосредоточены банки, биржа, конторы акционерных компаний п другие учреждения, а также резиденция лорд-мэра.

Стр. 69. Кристальный дворец — хрустальный дворец (Crystal Palace), построен по проекту архитектора Дж. Пакстона в 1851 г. в Лондоне, а затем перенесен в 1853—1854 гг. в пригород Сиднем, служил главным павильоном всемирных выставок, проходивших в Лондоне в 1851 и 1862 гг. (см. примеч. к стр. 113).

Стр. 69. …едино стадо. — Имеются в виду слова из Евангелия от Иоанна: ‘…и будет одно стадо и один пастырь’ (гл. 10, ст. 16).

Стр. 70. …что-то о Вавилоне, какое-то пророчество из Апокалипсиса… — Вавилон — столица древней Месопотамии, в VII в. до н. э. стал крупнейшим городом Передней Азии, прославился своими роскошными архитектурными сооружениями и ‘висячими садами’. Апокалипсис (от греч. apokalypsis — откровение) — раннехристианское произведение, составляющее последнюю книгу Нового завета, содержит пророческие предсказания, касающиеся судеб мира и человечества.

Стр. 70. …масса деревенеет и прихватывает китайщины… — В середине XIX в. термины ‘китайщина’, ‘китаизм’ употреблялись для определения политического застоя в стране, когда низшие слои населения раболепно подчиняются деспотизму правящих кругов, когда, по словам Белинского, ‘вс держится на закоснелом обычае’ (Полное собрание сочинений В. Г. Белинского, под ред. С. А. Венгерова, т. XI, Пгр., 1917, стр. 157).

Стр. 70. …вроде мормоновщины. — Мормоны — члены религиозной организации, возникшей в США в 1830 г. ‘Пророки’ мормонов проповедовали крайний мистицизм, суеверие и враждебность к прогрессу. Подробности об этой секте Достоевский мог почерпнуть из книги Жюля Реми ‘Путешествие в страну мормонов’ (Jules Remy. Voyage au pays des Mormons. Paris, 1860, 2 vol.), содержание которой было изложено в статье ‘Мормонизм и Соединенные Штаты’, напечатанной в журнале ‘Время’ (1861, No 10).

Стр. 71. …еще долго не сбудется для них пророчество со взывать к престолу всевышнего: ‘доколе, господи’. — В ‘Откровении Иоанна Богослова’ (Апокалипсис) говорится, что после ‘великого дня гнева’ множество избранных людей предстанут перед престолом ‘в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих’. Обретя покой, ‘они не будут уже ни алкать, ни жаждать и не будет палить их солнце и никакой зной’ (гл. 7). Обращение ‘Доколе, господи…’ встречается во многих псалмах, а также в Книге пророка Аввакума: ‘Доколе, господи, я буду взывать — и ты не слышишь, буду вопиять к тебе о насилии — и ты не спасешь?’ (гл. 1, ст. 2).

Стр. 71. Лица точно из кипсеков. — Кипсек (от англ. keepsake) — альбом изящных картинок, иногда с текстом.

Стр. 73. …’Аз есмь воскресение и живот’… — Слова Иисуса из Евангелия от Иоанна (гл. И, ст. 25).

Стр. 73. Английские поэты испокон веку любят воспевать красоту пасторских жилищ… — Достоевский мог, в особенности, иметь здесь в виду роман О. Голдсмита (1728—1774) ‘Векфильдский священник’ (1766), один из русских переводов которого вышел в 1847 г. В ‘Современнике’ (1847, No 11) был тогда же опубликован анонимный критический разбор этого романа, написанный А. Д. Галаховым, как свидетельствуют воспоминания последнего (‘Исторический вестник’, 1886, No 11, стр. 323—324).

Стр. 74. …le tiers tat c’est tout… — См. примеч. к стр. 78.

Стр. 75. …apr&egrave,s moi le dluge… — Фраза эта, ставшая крылатой, приписывается французскому королю Людовику XV (1710—1774).

Стр. 75. …не смеет пикнуть слова о мексиканской экспедиции? — Речь идет о вооруженной интервенции вначале (1861—1862) Англии, Испании и Франции, а с весны 1862 г. — только Франции в Мексику. Политические цели этой войны — свержение прогрессивного правительства и превращение Мексики в колонию, а также сопряженные с ней расходы — делали Мексиканскую экспедицию чрезвычайно непопулярной в широких слоях французского общества. В статье ‘Мексиканская экспедиция’, напечатанной в ‘Политическом обозрении’ журнала ‘Время’, говорилось, что французские буржуа ‘забывают в числе расходов считать людей, которых Франция лишилась и еще вперед лишится’ (Вр, 1862, No 7, стр. 33).

Стр. 75. Эпузы (франц. pouses) — супруги, жены.

Стр. 75. …что фойе благоденствует… — Фойе (франц. foyer) — здесь: домашний очаг.

Стр. 75. Гантируются (от франц. gant — перчатка) — носят перчатки.

Стр. 75. ‘Жена, муж и любовник’ — роман Поль де Кока, в русском переводе вышел в Москве в 1833—1834 гг.

Стр. 76. Jacques Bonhomme — шутливое наименование французского крестьянина.

Стр. 76. Сократ (род. ок. 469 г., ум. в 399 г. до н. э.) — древнегреческий философ-идеалист, учение которого отвергало многие общепризнанные воззрения его времени. Будучи приговоренным к смертной казни, Сократ умертвил себя ядом.

Стр. 76. …для нашего Михайловского театра. — Театр в Петербурге (ныне академический Малый оперный), в помещении которого проходили гастроли иностранных трупп, чаще всего французской комической оперы и оперетты.

Стр. 76. …как лорда Девоншира… — Достоевский имеет в виду представителей знаменитого старинного английского рода графов и герцогов. В 1862 г. титул герцога Девоншир носил Вильям Кавендиш, граф Бурлингтон (1808—1891).

Стр. 77. …Грандисону, Алкивиаду, Монморанси… — Грандисон — персонаж одноименного романа английского писателя Ричардсона (1689—1761), воплощение безупречной добродетели. Алкивпад (451—404 до н. э.) — афинский полководец, как пишет в его жизнеописании Плутарх, обладал величайшим искусством завоевывать любовь окружавших его людей. Монморанси — Достоевский имеет в виду древний воинственный род французских герцогов.

Стр. 77. ...какой-нибудь Адонис, Вильгельм Телль… — Адонис — персонаж древнегреческой мифологии, отличавшийся необыкновенной красотой. Вильгельм Телль — бесстрашный герой швейцарской народной легенды, имя которого стало популярным после одноименной драмы (1804) Ф. Шиллера.

Стр. 77. Галера — гребное военное судно, существовавшее до конца XVIII в., гребцами на галерах большей частью были осужденные на каторжные работы.

Стр. 77. …в кодексе совершенно ясно обозначены пункты воровства из низкой цели, то есть из-за какого-нибудь куска хлеба… — Это рассуждение, возможно, было написано под впечатлением истории осуждения Жана Вальжана, героя романа В. Гюго ‘Отверженные’ (1862), который Достоевский впервые прочитал летом 1862 г. во Флоренции (Биография, стр. 244) и вторично просмотрел во время работы над этой частью ‘Зимних заметок’ (см._:письмо к А. Н. Милюкову от 2 января 1863 г.).

Стр. 78. …разум оказался несостоятельным перед действительностью со нет доводов чистого разума… — Достоевский, очевидно, имеет в виду рационалистические теории, обосновывавшиеся в идеалистических философских учениях и подвергавшиеся в 30—60-х годах XIX в. критике позитивистов, отрицавших философию как науку, претендующую на обобщенный анализ явлений действительности.

В русской публицистике особый интерес к этим проблемам был вызван книгой П. Л. Лаврова ‘Очерки вопросов практической философии’ (1860). С автором этой книги, развивавшим некоторые положения философии Канта, полемизировали Чернышевский (‘Антропологический принцип в философии’ — 1860) и Писарев (‘Идеализм Платона’ — 1861, ‘Схоластика XIX в.’ — 1861). Говоря ниже о разуме Ивана и Петра, Достоевский имеет в виду следующее рассуждение Чернышевского, приведенное в названной выше статье: ‘…можно находить, что Иван добр, а Петр зол, но эти суждения прилагаются только к отдельным людям, а не к человеку вообще’ (Чернышевский, т. VII, стр. 264). Аналогичное высказывание содержалось также в статье Писарева ‘Схоластика XIX в.’: ‘…воззрения не могут быть ни истинны, ни ложны: есть мое, ваше воззрение, третье, четвертое и т. д. Которое истинно? Для каждого свое…’ (Писарев, т. I, стр. 135).

Стр. 78. Профершпилился (от нем. verspielen) — проиграл.

Стр. 78. …аббат Сийес в своем знаменитом памфлете, что буржуа — это вс. — Речь идет о Эммануэле Жозефе Сийесе (1748—1836), деятеле французской буржуазной революции. В январе 1789 г. вышла его брошюра под названием ‘Что такое третье сословие?’, в которой содержался этот ставший крылатой фразой афоризм. До революции Сийес был аббатом.

Стр. 78. …провозгласили вскоре после него: Libert, galit, fraternit. — Речь идет о лозунгах французской буржуазной революции XVIII в.

Стр. 80. Любите друг друга, и вс сие вам приложится. — Источником этого афоризма послужили библейские тексты. Ср.: ‘Сие есть заповедь моя, да любите друг друга, как я возлюбил вас’ (Евангелие от Иоанна, гл. 15, ст. 12), ‘Ищите же прежде царства божия и правды его, и это вс приложится вам’ (Евангелие от Матфея, гл. 6, ст. 33).

Стр. 81. …’Каждый для всех и все для каждого’ ее из одной всем известной книжки. — На титульном листе книги французского утописта Этьенна Кабе (1788—1856) ‘Путешествие в Икарию’ (1840) среди других лозунгов-эпиграфов значилось: ‘Tous pour chacun. Chacun pour tous’ (Все для каждого. Каждый для всех). См.: Voyage en Icarie par M. Cabet. Paris, 1848.

Стр. 81. …потянули основателя братства Кабета к суду. — В 1847 г. Кабе купил в Америке землю и, переселив туда несколько сот французских рабочих, основал братство. В результате возникших раздоров Кабе был обвинен некоторыми членами братства, вернувшимися во Францию, в мошенничестве. Будучи заочно осужденным, Кабе приехал в Париж и добился пересмотра дела, закончившегося в 1851 г. полным его оправданием.

Стр. 81. Фурьеристы, говорят, взяли свои последние девятьсот тысяч франков из своего капитала… — Речь идет о фаланстерианской колонии ‘La Runion’ (‘Объединение’), основанной главой французских фурьеристов Виктором Консидераном (1808—1893) в Америке в штате Техас. Колония прекратила свое существование из-за разрушений, которым она подверглась во время гражданской войны 1861—1865 гг.

Стр. 81. …в муравейнике вс так хорошо ~ далеко еще человеку до муравейника! — ‘Муравейником’ назвал человеческое общество Вольтер в ‘Микро-мегасе’ (1759). Но в данном случае Достоевский, очевидно, имеет в виду рассуждение Лессинга, приведенное Чернышевским в его работе ‘Лессинг, его время, его жизнь и деятельность’ (1856—1857) и содержащее противопоставление человеческого общества муравейнику, где каждый занят полезной деятельностью: ‘тащит, пристраивает что-нибудь’ — при этом муравьи не только не мешают друг другу, но даже помогают (см.: Чернышевский, т. IV, стр. 210, Кирпотин, стр. 414).

Стр. 82. …буржуа торжествует ~ он тогда еще боролся… — В данном случае суждения Достоевского о буржуазии во многом совпадают с мыслями, которые развивал Белинский в конце 1847 года. Он писал, что при определении общественной роли буржуазии следует учитывать, на каком этапе своего развития она находится. ‘Буржуази в борьбе и буржуази торжествующая, — подчеркивал Белинский, — не одна и та же <...> Начало ее движения было непосредственное, <...> тогда она не отделяла своих интересов от интересов народа’. Буржуазия тогда ‘выхлопотала права не одной себе, но и народу’. Но она решила, иронически отмечал Белинский, ‘что народ с правами может быть сыт и без хлеба’. На этом, т. е. на завоевании для народа ‘прав без хлеба’, заканчивается, по мнению Белинского, прогрессивная роль буржуазии. Буржуазия не борющаяся, а торжествующая, ‘сознательно ассервировала народ голодом и капиталом’ (Белинский, XII, 449).

Стр. 82. Луи-Филипп (1773—1850) — глава младшей линии династии Бурбонов, французский король с 1830 г., свергнутый февральской революцией 1848 г.

Стр. 82. …разделался с ними на июньских баррикадах ружьем и штыком. — Речь идет о восстании парижского пролетариата 23—26 июня 1848 г., которое В. И. Ленин назвал первой великой гражданской войной между пролетариатом и буржуазией (В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 38, стр. 305). Восстание было жестоко подавлено правительственными войсками и отрядами буржуазной гвардии.

Стр. 82. Наполеон III (1808—1873) — французский император (1852—1870), племянник Наполеона I. Управлял в интересах крупной буржуазии и, попирая элементарные демократические свободы, в то же время демагогически заигрывал с трудящимися.

Стр. 83. Вспомните один из ямбов Барбие… — Имеется в виду поэма французского поэта Огюста Барбье (1805—1862) ‘Раздел добычи’ (1830), вошедшая в сборник ‘Ямбы’ (1831).

Стр. 83. …падам до ног… (польск. padam do ng) — выражение, означающее: ваш покорный слуга, честь имею кланяться.

Стр. 83. Толковали о Гарибальди со недели за две до Аспромонте. — Джузеппе Гарибальди (1807—1882) — народный герой, возглавивший борьбу за освобождение и объединение Италии ‘снизу’, на демократических началах. Достоевский говорит о походе, предпринятом Гарибальди в июне 1862 г. с целью освобождения Рима от папской власти. 29 августа во время сражения с королевскими войсками близ Аспромонте Гарибальди был ранен, взят в плен и арестован. В журнале ‘Время’, начиная с No 1 за 1861 г., регулярно печатались статьи о деятельности Гарибальди. Одна из них называлась ‘Гарибальди при Аспромонте и в Специи’ (Вр, 1862, No 9, отд. И, стр. 84—107).

Стр. 84. …он пользовался неограниченною и самою бесконтрольною властью. — В сентябре 1860 г. войска Гарибальди при поддержке восставшего народа освободили юг Италии и вступили в Неаполь. Гарибальди был фактическим диктатором всей Южной Италии до 15 октября того же года, когда он передал освобожденную территорию под власть Савойской династии.

Стр. 84. Даже глаза его разгорелись ~ о двадцати миллионах франков.— Присутствовавший при этом эпизоде H. H. Страхов в своих воспоминаниях о Достоевском пишет: ‘Помню до сих пор крупного француза, первенствовавшего в разговоре и, действительно, довольно неприятного. Но речам его придана в рассказе слишком большая резкость, и еще опущена одна подробность: на Федора Михайловича так подействовали эти речи, что он в гневе ушел из столовой, когда все еще сидели за кофе’ (Биография, стр. 244—245).

Стр. 84. Хаптурки — т. е. грабители, слово образовано Достоевским от просторечного ‘хаптура’, что означает награбленное имущество (см.: Даль, т. IV).

Стр. 85. …во Франции вс началось с Людовика XIV. — Правление (1643—1715) французского короля Людовика XIV (1638—1715) ознаменовалось укреплением абсолютизма. Литература этой эпохи, основным направлением которой был классицизм, а также нравы французского дворянского общества оказали широкое воздействие на культурную и общественно-политическую жизнь европейских стран XVII—XVIII вв.

Стр. 86. …как это во Франции могли случиться все эти маленькие шалости… — Речь идет о французской буржуазной революции XVIII в.

Стр. 86. …припоминает Тъера, Гизо, Одилона Барро. — Тьер, Огюст (1797—1877) — французский государственный деятель, историк, по профессии адвокат. Достоевский имеет в виду его парламентскую деятельность при Луи Филиппе (1830—1851). 1851—1863 годы — период, когда Тьер временно отстранился от политической деятельности. Гизо, Франсуа Пьер Гийом (1787—1874) — французский историк и политический деятель, начавший свою карьеру при Наполеоне Г, вышел в отставку после февральской революции 1848 г. Барро Одилон (1791—1873) — французский государственный деятель 1830—1840-х годов.

Стр. 86. … в законодательном корпусе содержится шесть либеральных депутатов…— Обсуждение политики правительства в законодательном корпусе (т. е. в парламенте) стало возможным после специального декрета, изданного Наполеоном III 24 ноября 1860 г. Буржуазно-республиканская оппозиция в законодательном корпусе была представлена ‘группой пяти’. Пародируя ход заседания и прения во французском парламенте, Достоевский оперировал главным образом фактами, сообщавшимися в политическом обозрении мартовского номера ‘Времени’ за 1862 г. (см. стр. 9—41). Утверждение Достоевского, что в законодательном корпусе только шесть либеральных депутатов, также, очевидно, почерпнуто оттуда (см. там же, стр. 17). Общая характеристика законодательного корпуса как послушного орудия в руках Наполеона III перекликается с точкой зрения В. Гюго, выраженной им в памфлете ‘Наполеон малый’ (1852) (см.: В. Дороватовская-Любимова. Париж Второй империи в пародии Достоевского. ‘Литературный критик’, 1936, No 9, стр. 206).

Стр. 87. Принц Наполеону Жозеф Бонапарт (1822—1891) — двоюродный брат Наполеона III, сенатор, выступал с речами, рассчитанными на сенсационный успех.

Стр. 89. Jules Favre — Фавр Жюль (1809—1880) французский политический деятель, адвокат по профессии. С конца 1850-х годов — один из лидеров буржуазно-республиканской оппозиции. Отрывок из судебной речи — пародия на ораторский стиль Ж. Фавра (см. В. Дороватовская-Любимова. Париж Второй империи в пародии Достоевского. ‘Литературный критик’, 1936, No 9, стр. 206—207).

Стр. 89. В своих трагедиях он достигнул великого, хотя Франция уже имела Корнеля. — Первая трагедия Вольтера (1694—1778) ‘Эдип’ (1718) сделала его знаменитым и заставила говорить о нем как о достойном преемнике Корнеля (1606—1684), крупнейшего представителя классической трагедии.

Стр. 89. …Jean Jacques, Vhomme de la nature et de la vrit! — Источником для этого сжатого определения личности Жан-Жака Руссо (1712— 1778) являются следующие слова из первой книги его ‘Исповеди’ (1782— 1789): ‘Je veux montrer mes semblables un homme dans toute la vrit de la nature, et cet homme, ce sera moi’ (Я хочу показать своим собратьям человека в его истинной природе — и этим человеком буду я). Пользуясь этой декларацией Руссо для обобщенной его характеристики, Достоевский, вероятно, следовал примеру Гейне. Говоря о том, что никому не удавалось до сих пор написать искреннюю автобиографию, Гейне в десятой части второго тома французского издания своей книги ‘О Германии’ (‘Признания’, 1853— 1854) добавлял: ‘… ni le Genevois Jean-Jacques Rousseau, surtout ce dernier qui, tout eu s’appelant l’homme de la vrit et de la nature, n’tait au fond pas moins mensonger et dnatur que les autres’ (ни женевцу Жан-Жаку Руссо, — в особенности последнему, который, называя себя человеком природы и правды, в сущности, был не менее лжив и извращен, чем другие).

Стр. 89. Из этих двух великих людей со называл первого просто дураком.— Разногласия между Руссо и Вольтером усугублялись их взаимной антипатией. Руссо разоблачил Вольтера как ‘антихристианина’ в ‘Письмах, написанных с горы’ (1764), последний ответил памфлетом ‘Мнение граждан’ (1764) и сделал Руссо героем сатирической поэмы ‘Гражданская война в Женеве’ (1768).

Стр. 89. Маршал Ланн. — Жан Ланн, герцог де Монтебелло (1769— 1809), один из выдающихся полководцев наполеоновской армии.

Стр. 90—91. Буржуа, если заговорит высоким слогом ос моя жена… — На эту характерную черту речи французского буржуа до Достоевского обратил внимание Бальзак, который в очерке 1840 г. ‘Бакалейщик’ (2-й вариант) писал: ‘В каком квартале ни производили бы вы опыт, никогда бакалейщик не произнесет легкомысленно: ‘моя жена’, но скажет: ‘моя супруга’. В словах ‘моя жена’ подразумеваются нелепые, странные, низкопробные идеи, подменяющие божественное создание вещью. У дикарей — жены, а у цивилизованных народов — супруги’ (Бальзак, т. 15, стр. 91).

Стр. 93. Блазированный (от франц. blas) — пресыщенный.

Стр. 93. Le Russe eut sceptique et moqueur со не принадлежа ни к какой нации. — Достоевский имеет в виду, в частности, ряд замечаний о русских, высказанных французским путешественником А. де Кюстином в книге ‘Русские в 1839’ (ср.: La Russie en 1839 par le Marquis de Custine, seconde dition. Paris, 1843, t. I, p. 303, t. II, p. 90, 100 и др.). В 1847 г. в серии фельетонов ‘Петербургская летопись’ Достоевский полемизировал с книгой Кюстина (см. примеч. к т. XVIII наст. издания).

Стр. 94. …я не претендую, как Лесажев бес, снимать крыши с домов. — Речь идет об Асмодее, персонаже романа французского писателя Алена Рене Лесажа (1668—1747) ‘Хромой бес’ (1707). Достоевский вспомнил этот роман не случайно. Лесаж изобразил замаскированными под испанцев французских буржуа, которые, с его точки зрения, не что иное, как ‘воры из третьего сословия’, и аристократов, погрязших в паразитической и распутной жизни. Стр. 95. Мелодрама не умрет, покамест жив буржуа. — Пародийная характеристика французской драматургии времен Наполеона III, типичными представителями которой были Эмиль Ожье (1820—1889), Викторьен Сарду (1831—1908), Франсуа Понсар (1814—1867) и др., совпадала с оценкой творчества этих писателей в статьях Чернышевского (см. т. II, стр. 368—369), Салтыкова-Щедрина (т. V, стр. 250—264) и авторов, напечатавших свои обзоры в журнале ‘Время’ (см.: А. П. Бибиков. 1) Как решаются нравственные вопросы современной французской драмой. Вр, 1862, No 2, 2) Литературное движение во Франции. Вр, 1863, No 3).

ЗАПИСКИ ИЗ ПОДПОЛЬЯ

Источники текста

Э, 1864, No 1—2, стр. 497—519 (I. Подполье), No 4, стр. 293—367 (II, Повесть по поводу мокрого снега). 1865, том II, стр. 193—228.

Автограф неизвестен.

Впервые напечатано в Э, 1864, NoNo 1—2,4, с подписью: Федор Достоевский (ценз. разр. — 20 марта и 3 июня 1864 г.).

Печатается по тексту 1865 с устранением явных опечаток, а также со следующими исправлениями по Э:

Стр. 100, строки 40—41: ‘Да-с, умный человек’ вместо ‘Да-с, человек’.

Стр. 104, строка 14: ‘усиленно сознающая мышь’ вместо ‘усиленная сознающая мышь’.

Стр. 106, строка 1: ‘и у меня’ вместо ‘у меня’.

Стр.. 126, строка 27: ‘всему уступить, со всеми поступить политично’ вместо ‘всему уступить, политично’.

Стр. 132, строка 10: ‘чтобы только так’ вместо ‘чтобы так’.

Стр. 132, строка 17: ‘Дело было в том’ вместо ‘Дело в том’.

Стр. 139, строка 11: ‘о каторжных годах’ вместо ‘о каторжных домах’.

Стр. 141, строка 6: ‘чудовищно преувеличиваю’ вместо ‘чудовищно увеличиваю’.

Стр. 141, строки 36—37: ‘по городости своей’ вместо ‘по глупости своей’ (по контексту).

Стр. 161, строки 4—5: ‘королевной смотрела’ вместо ‘королевой смотрела’.

Стр. 163, строки 43—44: ‘чтоб и я видел’ вместо ‘чтоб я видел’.

Стр. 178, строки 19—20: ‘вс время’ вместо ‘во вс время’.

Замысел ‘Записок из подполья’ определился, вероятно, в конце 1862 г., в период обдумывания и писания ‘Зимних заметок о летних впечатлениях’: в путевых очерках Достоевского сжато сформулирован один из основных пунктов философской исповеди героя ‘Записок’ — мысль о невозможности построить человеческую жизнь ‘на разумном основании’ (см. стр. 78—81). Первоначально это должен был быть ‘большой роман’ под названием ‘Исповедь’ (название это впервые встречается в письме Достоевского к брату из Твери от 9 октября 1859 г., но тогдашний замысел, охарактеризованный вт. III наст. изд., стр. 491—494, вряд ли можно отождествить с замыслом 1862—1863 гг.). В объявлении ‘От редакции’ на обложке декабрьской книжки ‘Времени’ 1862 г. и в первом номере за 1863 г. редакция извещала читателей, что новое произведение Ф. М. Достоевского ‘Исповедь’ появится в журнале в ближайшее время (Вр, 1862, No 12, 1863, No 1). Впервые на связь замысла ‘Исповеди’ с ‘Записками из подполья’ указал В. Л. Комарович (см.: ‘Былое’, 1924, No 23, стр. 31).

Заменив первоначальное название ‘Исповедь’ на ‘Записки из подполья’ и напечатав первую их часть в No 1—2 ‘Эпохи’ за 1864 г., Достоевский не отказался еще от намерения создать большое по объему произведение. В журнальной публикации ‘Подполья’ в подстрочном примечании к названию автор сообщал, что вслед за первым отрывком, который является ‘как бы вступлением’, последуют другие, и все вместе они составят ‘целую книгу’ о жизни героя (см. варианты прижизненных изданий к стр. 99). Замысел этот в полном объеме не был осуществлен. Вслед за первой частью была написана и напечатана только ‘Повесть по поводу мокрого снега’, завершившая ‘Записки из подполья’. Автор при этом сообщил, что ‘здесь еще не кончаются ‘записки», но он решил, что на этом ‘можно и остановиться’ (стр. 179).

При следующей публикации (1865) Достоевский убрал из текста все указания на то, что ‘Записки из подполья’ составят ‘целую книгу’ и перенес определение жанра ‘повесть’, первоначально относившееся только ко второму отрывку, в подзаголовок ко всему произведению. В это же время в тексте повести были сделаны незначительные стилистические исправления (см. варианты прижизненных изданий). После издания 1865 при жизни Достоевского ‘Записки из подполья’ не перепечатывались.

Основная работа над первой частью (‘Подполье’) пришлась на январь—февраль 1864 г. Достоевский в это время из-за болезни жены жил в Москве. Эта часть повести была предназначена для первой книги ‘Эпохи’ (1864), которая не могла без нее выйти в свет, так как в портфеле редакции из художественных произведений были только ‘Призраки’ Тургенева. Оправдывая задержку повести болезнью жены и собственными недомоганиями, Достоевский в то же время признавался в письме к брату от 9 февраля 1864 г.: ‘Не скрою от тебя, что и писанье у меня худо шло. Повесть вдруг мне начала не нравиться. Да и я сам там сплошал. Что будет, не знаю’. Вторая часть ‘Записок из подполья’, которую в письмах к брату Достоевский именует просто ‘повесть’, создавалась в марте—мае 1864 г. 5 марта 1864 г. писатель обещал M. M. Достоевскому: ‘примусь уж за повесть’. Но собственная болезнь и тяжелое состояние жены, умиравшей от туберкулеза, задерживали работу. 20 марта Достоевский, наконец, сообщил в Петербург: ‘Сел за работу, за повесть’, том же письме к брату шла речь и о творческих затруднениях. ‘Гораздо трудней ее писать, чем я думал, — жаловался Достоевский. — А между тем непременно надо, чтоб она была хороша, самому мне это надобно. По тону своему она слишком странная, и тон резок и дик: может не понравиться, следовательно, надобно, чтоб поэзия вс смягчила и вынесла’.

К творческим трудностям прибавилась еще забота приспосабливать написанное к цензурным требованиям, которые иногда ставили писателя в тупик. Так, получив первый двойной номер ‘Эпохи’, где было напечатано ‘Подполье’, и обнаружив там, помимо ‘ужасных опечаток’, цензурные искажения в тексте, Достоевский писал 26 марта 1864 г. брату Михаилу: ‘Да что они, цензора-то, в заговоре против правительства, что ли? <...> уж лучше было совсем не печатать предпоследней главы (самой главной, где самая-то мысль и высказывается), чем печатать так, как оно есть, т. е. надерганными фразами и противореча самой себе. Но что же делать? Свиньи цензора, там, где я глумился над всем и иногда богохульствовал для виду, — то пропущено, а где из всего этого я вывел потребность веры и Христа, — то запрещено…’

Первая половина апреля 1864 г. прошла в напряженной работе над повестью. 2 апреля 1864 г. Достоевский сообщал брату: ‘Повесть растягивается. Иногда мечтается мне, что будет дрянь, но, однако ж, я пишу с жаром, не знаю, что выйдет. Но все-таки в том дело, что она потребует много времени’. В письме к M. M. Достоевскому от 13 апреля уже был изложен общий план повести: ‘Повесть разделяется на 3 главы, из коих каждая не менее 1 ¹/₂ печат. листов, 2-я глава находится в хаосе, 3-я еще не начиналась а 1-я обделывается. В 1-й главе может быть листа 1 ¹/₂, может быть обделана вся дней через 5. Неужели ее печатать отдельно? Над ней посмеются, тем более что без остальных 2-х (главных) она теряет весь свой сок. Ты понимаешь, что такое переход в музыке. Точно так и тут. В 1-й главе, по-видимому, болтовня, но вдруг эта болтовня в последних 2-х главах разрешается неожиданной катастрофой’.

В журнале эта часть повести — ‘По поводу мокрого снега’ — заняла около пяти печатных листов и состояла не из трех, а из десяти небольших глав.

Последовавшая 15 апреля 1864 г. смерть Марьи Дмитриевны Достоевской приостановила работу, в связи с чем редакция ‘Эпохи’ вынуждена была в 3-м (мартовском) номере журнала (вышел в свет 8 мая 1864 г.) поместить уведомление о том, что ‘продолжение повести Ф. М. Достоевского ‘Записки из подполья’ по случаю болезни автора отложено до следующей книги’.

Дописывалась повесть, вероятно, в мае, после переезда Достоевского в Петербург и была напечатана в No 4 ‘Эпохи’, который вышел в свет 7 июня 1864 г.

‘Записки из подполья’ органически связаны как с предшествовавшим творчеством Достоевского, и в особенности с ‘Зимними заметками о летних впечатлениях’, так и с последовавшими за ними романами, начиная с ‘Преступления и наказания’ и кончая ‘Братьями Карамазовыми’.

Образ ‘человека из подполья’ явился результатом многолетних раздумий писателя и не переставал его волновать до конца жизни.

Некоторые психологические черты этого героя улавливаются уже в облике Голядкина (‘Двойник’). Обращает на себя внимание, что герои ‘Двойника’ и ‘Записок из подполья’ служат оба в канцелярии одного и того же столоначальника Антона Антоновича Сеточкина. Перенесение его имени из повести 1840-х годов в ‘Записки из подполья’ можно объяснить тем, что в 1862—1864 гг., когда уже создавались ‘Записки’, Достоевский продолжал думать над планом переработки ‘Двойника’, в связи с чем между замыслами обеих повестей в сознании писателя устанавливалась определенная внутренняя связь (см. об этом в примеч. к ‘Двойнику’, в т. I наст. изд., стр. 484— 486). Фома Опискин (‘Село Степанчиково’) и Млекопитаев (‘Скверный анекдот’) также имеют схожие черты с ‘подпольным’ героем, общая же философская концепция человека этого типа изложена была в ‘Зимних заметках’. Это — ‘книжник’, ‘мечтатель’, ‘лишний человек’, утративший связь с народом и осужденный за это автором-шестидесятником, стоящим на ‘почвеннических’ позициях.

Проблема ‘лишних людей’, на смену которым шли новые герои-деятели, активно обсуждалась в русской публицистике на рубеже 1860-х годов. Проявлял к ней интерес и Достоевский. Так, имея в виду Чацкого и последовавших за ним ‘лишних людей’, Достоевский писал в ‘Зимних заметках’: ‘Они все ведь не нашли дела, не находили два-три поколения сряду. Это факт, против факта и говорить бы, кажется, нечего, но спросить из любопытства можно. Так вот не понимаю я, чтоб умный человек, когда бы то ни было, при каких бы то ни было обстоятельствах, не мог найти себе дела’ (стр. 62).

Аналогичная мысль развивалась и в программах ‘Времени’. Так, в объявлении об издании журнала в 1863 г., напечатанном в сентябре (цензурное разрешение — 14 сентября) 1862 г., т. е. в пору возникновения замысла ‘Записок из подполья’, говорилось: ‘Мы долго сидели в бездействии, как будто заколдованные страшной силой. А между тем в нашем обществе начала сильно проявляться жажда жить. Через это-то самое желание жить общество и дойдет до настоящего пути, до сознания, что без соединения с народом оно одно ничего не сделает’.

‘Человек из подполья’ в тексте повести не назван ‘лишним’. Однако в подстрочном примечании к заглавию ‘Подполье’ сказано, что в повести выведен ‘перед лицо публики’ ‘один из характеров протекшего недавнего времени <...> один из представителей еще доживающего поколения’ (стр. 99). Сопоставим это со следующим рассуждением в объявлении об издании ‘Эпохи’ на 1865 г.: ‘Мы видим, как исчезает наше современное поколение, само собою, вяло и бесследно, заявляя себя странными и невероятными для потомства признаниями своих ‘лишних людей’. Разумеется, мы говорим только об избранных из ‘лишних людей’ (потому что и между ‘лишними людьми’ есть избранные), бездарность же и до сих пор в себя верит и, досадно, не замечает,как уступает она дорогу новым, неведомым здоровым русским силам, вызываемым, наконец, к жизни’ (‘Эпоха’, 1864, No 8, ценз. разр. — 22 октября 1864 г.). Из параллельного прочтения этих текстов ясно, что, создавая ‘подпольного’ героя, Достоевский имел в виду показать самосознание представителя одной из разновидностей ‘липших людей’ в новых исторических условиях.

Герой ‘Записок’ говорит о себе: ‘Развитой и порядочный человек не может быть тщеславен без неограниченной требовательности к себе самому и не презирая себя в иные минуты до ненависти. <...> Я был болезненно развит, как и следует быть развитым человеку нашего времени’ (стр. 125). Подобное трагическое мироощущение Достоевский считал характерной чертой ‘избранных’ ‘лишних людей’. Это видно из его отзыва о ‘Призраках’ Тургенева, которые Достоевский прочитал в период работы над ‘Записками из подполья’. В ‘Призраках’ — писал Достоевский Тургеневу 23 декабря 1863 г.— ‘…много реального. Это реальное — есть тоска развитого и сознающего существа, живущего в наше время, уловленная тоска’. В беспредельной тоске ‘подпольного парадоксалиста’ в его словах: ‘Природа вас не спрашивается, ей дела нет до ваших желаний и до того, нравятся ли вам ее законы или не нравятся’ (стр. 105) — есть мотивы, близкие суждениям, высказанным Тургеневым и в ‘Поездке в Полесье’ (1857), а затем в стихотворении в прозе 1881 г. ‘Молитва’ (см.: Тургенев, Сочинения, т. VII, стр. 51, т. XIII, стр. 197, ср. также: А. Батюто. Тургенев романист. Изд. ‘Наука’, Л., 1972, стр. 53—54).

Задумав произведение, в центре которого должен был стоять ‘исповедующийся’ ‘лишний человек’, Достоевский не мог не учесть опыта своих предшественников, создавших классические образцы этого типа, а также суждения критиков, объяснивших историческую сущность и закономерность появления ‘липших людей’.

Герой ‘Записок из подполья’ по своему психологическому облику ближе всего стоит к ‘русским гам летам’ Тургенева, к ‘Гамлету Щигровского уезда’ (1849) и к Чулкатурину из ‘Дневника лишнего человека’ (1850). Эта общность была отмечена еще Н. Страховым, который в 1867 г. в статье, посвященной выходу в свет Собрания сочинений Достоевского 1865—1866 гг., писал: ‘Отчуждение от жизни, разрыв с действительностью <...> эта язва, очевидно, существует в русском обществе. Тургенев дал нам несколько образцов людей, страдающих этой язвою, таковы его ‘Лишний человек’ и ‘Гамлет Щигровского уезда’ <...> Г-н Ф. Достоевский, в параллель тургеневскому Гамлету, написал с большою яркостию своего ‘подпольного’ героя…’ (ОЗ, 1867, No 2, Наша изящная словесность, стр. 555). {Ср.: Г. А. Бялый. О психологической манере Тургенева (Тургенев и Достоевский). РЛ, 1968, No 4, стр. 34—50. О чертах, позволяющих в известной мере сблизить героя ‘Записок’ с Печориным, см.: В.И. Левин. Достоевский, ‘подпольный парадоксалист’ и Лермонтов. Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1972, No 2, стр. 142—156.}

В некотором отношении традиционен у Достоевского и прием развенчания ‘лишнего человека’, которому противопоставлена героиня с цельным характером и глубокой, способной к самоотверженной любви натурой.

Чувство собственной ‘отчужденности’ находит себе аналогию и у героев повести II. Г. Помяловского ‘Молотов’ (1861), ср. со словами ‘подпольного человека’: ‘Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить’ (стр. 174) — следующие слова Дорогова за чтением газеты в названной повести: ‘Антонелли, Кавур, Виктор-Эммануил… а пропадай они совсем — мне-то что до них за дело? Вот честное слово, провались Италия сквозь землю, я и не поморщусь’ (Н. Г. Помяловский. Полное собрание сочинений, т. I. Изд. ‘Academia’, M.—Л., 1935, стр. 155). Эти совпадения, вероятно, можно объяснить тем, что мысли, высказываемые героем ‘Записок’ Достоевский считал своеобразной ‘философией времени’ (см. об этом: Р. Г. Назиров. Об этической проблематике повести ‘Записки из подполья’. Достоевский и его время, стр. 151).

Первоначально ‘Записки из подполья’ были названы ‘Исповедью’. Это название, возможно, указывает на связь замысла повести с ‘Исповедью’ Руссо. ‘Подпольный человек’, так же как и герой Руссо, беспощадно откровенен в изображении самых неблаговидных своих поступков и их низменных побуждений (ср.: Чирков, стр. 48). Об интересе Достоевского к ‘Исповеди’ Руссо, проявившемся именно в период обдумывания и создания повести, свидетельствуют как косвенные упоминания о ней в ‘Зимних заметках о летних впечатлениях’ (см. примеч. к стр. 89), так и полемические выпады против ее автора в самих ‘Записках из подполья’. А. Л. Бем считал, что Достоевский назвал свою повесть по ассоциации со следующими словами Альбера из ‘Скупого рыцаря’ Пушкина: ‘…пускай отца заставят Меня держать, как сына, не как мышь, Рожденную в подполье’ (О Достоевском, II, сборник статей под ред. А. Л. Бема. Прага, 1933, стр. 17). В подтверждение этой гипотезы можно привести слова ‘парадоксалиста’, который сравнивает себя с ‘усиленно сознающей мышью’, обреченной на прозябание ‘в мерзком, вонючем подполье’ (стр. 104).

В ‘Записках из подполья’ отразились также авторские переживания юношеских лет. Так, описание периода пребывания подпольного героя в учебном заведении (см. стр. 139—140) несомненно навеяно впечатлениями, вынесенными Достоевским из стен Инженерного замка (на этот факт впервые указал А. С. Долинин, см.: Д, Письма, т. IV, стр. 454).

Однако совпадение некоторых деталей в биографии героя и автора, его создавшего, не дает, разумеется, никаких оснований для их отождествления, как это сделал H. H. Страхов, назвавший в известном, полном враждебности к Достоевскому письме, адресованном Л. Н. Толстому, от 28 ноября 1883 г., в числе типов, созданных Достоевским и наиболее похожих на него самого, героя ‘Записок из подполья’. {См.: Толстовский музей, т. II. СПб., 1914, стр. 309, ср.: Л. Гроссман. Путь Достоевского. Л., 1924, стр. 188—192, А. С. Долинин. Достоевский и Суслова. Сб. Достоевский, II, стр. 160, В. Л. Комарович. Мировая гармония Достоевского. ‘Атеней’₂ кн. 1—2, 1924, стр. 121, 130—131.}

Сопоставление ‘Записок из подполья’ со статьями Достоевского 1861—1864 гг. и ‘Зимними заметками о летних впечатлениях’, проделанное А. П. Скафтымовым, со всей очевидностью убеждает в том, что ‘герой подполья воплощает в себе конечные результаты ‘оторванности от почвы’, как она рисовалась Достоевскому’, и потому этот персонаж ‘не только обличитель, но и обличаемый’ (Скафтымов, стр. 102, 103 и 323), не герой, но ‘антигерой’, по выражению самого автора.

Сущность образа подпольного человека впоследствии была вскрыта и Достоевским, который в черновом наброске ‘Для предисловия’ (1875), отвечая критикам, высказавшимся по поводу напечатанных частей ‘Подростка’, писал: ‘Я горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону. Трагизм состоит в сознании уродливости <...> Только я один вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!’ Достоевский утверждал в заключение, что ‘причина подполья’ кроется в ‘уничтожении веры в общие правила. ‘Нет ничего святого» (наст, изд., т. XIV).

‘Записки из подполья’ — произведение, открывшее новый этап в развитии таланта его автора. Здесь впервые применен принцип построения образа центрального героя, который впоследствии обусловил своеобразие художественной структуры романов Достоевского. Взаимоотношения ‘подпольного человека’ и окружающей действительности в этой повести является результатом (пользуясь термином Б. М. Энгельгардта) его ‘идеологического отношения к миру’ (Сб. Достоевский, II, стр. 93), а каждая его мысль воспринимается как ‘реплика незавершенного диалога’ и ‘напряженно живет на границах с чужою мыслью, с чужим сознанием’ (см.: Бахтин, стр. 55—56).

Не будучи единомышленником героя, Достоевский наделил рассуждения его такой силой ‘доказательности’, какой впоследствии отличались монологи Раскольникова, Ставрогина и братьев Карамазовых. Этот прием был столь необычен для современников, что даже искушенная в вопросах литературы и хорошо знавшая Достоевского А. П. Суслова не поняла его и, прочитав первую часть ‘Записок из подполья’, писала их автору: ‘Что ты за скандальную повесть пишешь? <...> мне не нравится, когда ты пишешь цинические вещи. Это к тебе как-то не идет…’ (Сб. Достоевский, II, стр. 269).

Неоднократно (и обоснованно) высказывалась мысль, что основным противником, с которым Достоевский полемизирует в ‘Записках из подполья’, является Чернышевский как автор романа ‘Что делать?’. {См.: Н. Л. Бродский. Н. Г. Чернышевский и читатели 60-х годов. ‘Вестник воспитания’, 1914, No 9, стр. 155—179, Ч. Ветринский. Н. Г. Чернышевский. Пгр., 1923, стр. 141—143, В. Комарович. Мировая гармония Достоевского, стр. 124—130.} Созданный Достоевским трагический тип человека с разорванным сознанием, натура которого отвергает доводы разума, не укладывался в рамки этической концепции Чернышевского, основанной на рационалистическом осознании человеком своей ‘выгоды’ как социального, общественного существа. Но важно учесть и то, что ‘Записки из подполья’ были задуманы еще до выхода в свет ‘Что делать?’. Появившийся же в 1863 г. роман Чернышевского мог повлиять на формирование прежнего замысла, уже, очевидно, предполагавшего полемику с теорией ‘разумного эгоизма’, начатую в ‘Зимних заметках’, и подтолкнуть Достоевского к его осуществлению. Автор ‘Записок из подполья’ возражает как Чернышевскому, так и мыслителям, являвшимся его идейными предшественниками и последователями. Достоевский видел в Чернышевском продолжателя неприемлемой для него просветительской концепции человека, основы которой были заложены французскими философами XVIII в., в частности Руссо и Дидро (см.: А. Григорьев. Достоевский и Дидро. РЛ, 1966, No 4, стр. 97—99).

Основной полемический тезис, сформулированный Достоевским еще в ‘Зимних заметках’ и направленный против рационализма и оптимизма просветителей, сводился к следующему: социализм не может быть осуществлен на принципе разумного договора личности и общества по формуле ‘каждый для всех и все для каждого’ потому, что, как утверждал Достоевский, ‘не хочет жить человек и на этих расчетах <...> Ему вс кажется сдуру, что это острог и что самому по себе лучше, потому — полная воля’ (стр. 81).

Вся первая часть повести, ‘Подполье’, является развитием этого положения. Многие рассуждения ‘подпольного парадоксалиста’ являются полемически заостренными истолкованиями теории ‘разумного эгоизма’. Исследователи обычно учитывали лишь один источник этих рассуждений: они находили параллели им в статьях Чернышевского и его романе ‘Что делать?’. Между тем Достоевский заставлял своего героя спорить и с другими участниками общественно-политической борьбы начала шестидесятых годов, причем — различных лагерей. В повести есть полемические намеки на суждения В. А. Зайцева, в статьях которого звучало упрощенное, вульгарно-материалистическое истолкование идей Чернышевского и западноевропейских передовых мыслителей 1860-х годов (см. примеч. к стр. 105).

Достоевский отнесся с неодобрением и к антинигилистическому роману А. Ф. Писемского ‘Взбаламученное море’, напечатанному в ‘Русском вестнике’ за 1863 г., о чем можно судить по его письму от 19 ноября 1863 г. к M. M. Достоевскому: ‘Разбор Чернышевского романа и Писемского произвел бы большой эффект и, главное, подходил бы к делу. Две противоположные идеи, и обеим по носу. Значит, правда’. Неудивительно поэтому, что в ‘Записках из подполья’ обнаруживается полемика с публицистикой ‘Русского вестника’. Например, рассуждение героя повести о том, что жизнь человеческую нельзя рассчитать по формуле ‘дважды два — четыре’ (см. стр. 113, 118—119), направлено против M. H. Каткова, который в одной из статей писал: ‘Математическая формула таится под явлениями жизни, и она необходима для их уразумения…’ Приведя эту цитату в статье ‘По поводу элегической заметки ‘Русского вестника» (1861), Достоевский спрашивал M. H. Каткова: ‘А вы знаете ее, эту формулу? Что же вы нам ее не откроете, коли знаете?’

Оперируя тезисами и понятиями, близкими в отдельных случаях к философским идеям Канта, Шопенгауэра (см.: Кирпотин, стр. 482—497), Штирнера, {О совпадении многих сторон индивидуалистического мировосприятия ‘подпольного’ человека с идеями книги Макса Штирнера ‘Единственный и его достояние’ (1845) см.: Н. Отверженный (Н. Г. Булычев). Штпрнер и Достоевский. Изд. ‘Голос труда’. М., 1925, стр. 28—38. — Высказывалась также точка зрения, что аргументы ‘подпольного’ человека о ‘свободе хотения’ близки некоторым положениям, развитым в статьях Н. Н.Страхова (см.: А. С. Долинин. Ф. М. Достоевский и H. H. Страхов. В кн.: Шестидесятые годы, стр. 240).} герой ‘Записок из подполья’ утверждает, что философский материализм просветителей и взгляды представителей утопического социализма, равно как и абсолютный идеализм Гегеля, {Подпольный ‘парадоксалист’ не желает мириться с обоснованной Гегелем объективной закономерностью всего существующего (см.: Кирпотин, стр. 482—494). Для него ‘все действительное неразумно, все неразумное действительно’ (Р. Г. Назиров. Об этической проблематике повести ‘Записки из подполья’. Достоевский и его время, стр. 151).} неизбежно ведут к фатализму и отрицанию свободы воли, которую он ставил превыше всего. ‘Свое собственное, вольное и свободное хотенье, — говорил он — свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хоть бы даже до сумасшествия, — вот это-то вс и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту’ (стр. 113).

Анализируя в ‘Феноменологии духа’ {См.: Гегель. Сочинения. Т. IV. Феноменология духа. М., 1959, стр. 278—289.} образ племянника Рамо — героя известного романа-диалога Дидро, Гегель высказал мысль, что этот отрицательный персонаж, воплощающий ‘разорванное’ создание своей эпохи, в то же время является носителем иронической диалектики, которая приводит в движение застывшие, рассудочные категории просветительских теорий XVIII в., обнаруживая внутреннюю подвижность и текучесть ‘добра’ и ‘зла’, ‘разума’ и ‘безумия’, относительность этих и других социальных и моральных представлений. То же самое в известной мере, по мысли Г. М. Фридлендера, применимо к герою Достоевского. {Впервые ‘Записки из подполья’ с ‘Племянником Рамо’ сопоставил В. Розанов в своей книге ‘Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского’. (СПб., 1894, стр. 27).} При ироническом, скептическом характере диалектики изображенного Достоевским носителя нового типа ‘извращенного’, ‘разорванного’ сознания (свойственного, в понимании автора, представителям XIX в.) в ней есть не только парадоксальное, но и рациональное начало. Достоевский сознает абстрактность и известную оторванность от жизни всех тех версий просветительской этики, которые основывались на представлении, что общественные интересы выводятся из интересов отдельной личности ‘головным’, отвлеченно-логическим путем. Исторически достигнутый уровень социального и нравственного развития общества при этом не учитывался. Достоевский верно ощущал также абстрактность тех форм утопического социализма его эпохи, в которых будущее человечества изображалось в виде ‘хрустального дворца’, символизирующего некий надысторический ‘идеал’, застывшую, неподвижную картину, близкую идеалистическому гегелевскому представлению о ‘конце истории’. {Зачатки критики с подобной точки зрения социалистических утопий 1840-х годов, в частности идей Фурье, можно обнаружить уже в показаниях Достоевского на следствии по делу петрашевцев (см. наст. изд., т. XVIII).} Однако эта критика утопизма и рационалистической этики приобретает в устах ‘антигероя’ ‘Записок из подполья’ всеотрицающий характер, выливается в проповедь безграничного индивидуализма и скептицизма, отрицающих не только социальные утопии и близкое демократам-шестидесятникам рационалистическое обоснование этики, но и вообще идею активного, творческого преобразования человеком существующей общественной жизни.

Заставляя своего героя в качестве ‘головного’, теоретического тезиса проповедовать доведенную до логического предела программу крайнего индивидуализма, Достоевский наметил уже в первой части ‘Записок из подполья’ и возможный, с его точки зрения, выход из этого состояния. Воображаемый оппонент ‘подпольного человека’ говорит ему: ‘Вы хвалитесь сознанием, но вы только колеблетесь, потому что хоть ум у вас и работает, но сердце ваше развратом помрачено, а без чистого сердца — полного, правильного сознания не будет’ (стр. 122). Очевидно, в доцензурном варианте эта мысль была развита еще более определенно. По утверждению автора, места, где он ‘вывел потребность веры и Христа’ (см. выше), были запрещены. О том, что имел в виду Достоевский, говоря о ‘потребности веры и Христа’, можно судить по заметкам в записной тетради (1864—1865 гг.), сделанным вскоре после опубликования ‘Подполья’. Упрекая ‘социалистов-западников’ в том, что они, заботясь только о материальном благополучии человека, ‘дальше брюха не идут’, Достоевский писал: ‘Есть нечто гораздо высшее бога-чрева. Это — быть властелином и хозяином даже себя самого, своего я, пожертвовать этим я, отдать его — всем. В этой идее есть нечто неотразимо-прекрасное, сладостное, неизбежное и даже необъяснимое <...> социалист не может себе представить, как можно добровольно отдавать себя за всех, по его — это безнравственно. А вот за известное вознаграждение — вот это можно <...> А вся-то штука, вся-то бесконечность христианства над социализмом в том и заключается, что христианин (идеал), вс отдавая, ничего себе сам не требует’ (см. наст. изд., т. XIX, ‘Социализм и христианство’).

Второй части ‘Записок из подполья’ — ‘По поводу мокрого снега’ — б качестве эпиграфа предпосланы стихи Некрасова ‘Когда из мрака заблужденья’ (1845). Тема этого стихотворения варьируется и в повести, где она подвергается, однако, глубокому переосмыслению, как и темы жорн сандовских повестей 1850-х годов, — переосмыслению, включающему в себя сочувственное и одновременно полемическое отношение к ним. Конфликт между Лизой — носительницей ‘живой жизни’, и ‘мертворожденным’ ‘небывалым общечеловеком’, ‘парадоксалистом’ из подполья кончается нравственной победой героини. Ее простая человечность посрамляет героя и обнаруживает в нем черты страдающего и затравленного человека, озлобленность и мстительность которого являются лишь внешней позой, доставляющей ему самому внутренние страдания. В облике этой героини нашли отражение некоторые черты ‘сильно развитой личности’, о которой Достоевский писал еще в ‘Зимних заметках’ (см. стр. 79) и представление о которой в конце 1864 г., т. е. после опубликования ‘Записок из подполья’, дополнилось новыми штрихами’ Так, в подстрочном редакционном примечании к статье Н. Соловьева ‘Теория пользы и выгоды’, которое, как есть основания считать, принадлежит Ф.М. Достоевскому (на этот факт впервые указал А. П. Скафтымов, см.: Скафтымов, стр. 333), сказано: ‘Чем выше будет сознание и самоощущение своего собственного лица, тем выше и наслаждение жертвовать собой и всей своей личностью из любви к человечеству. Здесь человек, пренебрегающий своими правами, возносящийся над ними, принимает какой-то торжественный образ, несравнимо высший образ всесвятного, хотя бы и гуманного кредитора, благоразумно, хотя бы и гуманно, занимающегося всю свою жизнь определением того, что мое и что твое’ (Э, 1864, No 11, стр. 13).

Многое из того, что в этой повести только намечено, было развито в последующих романах Достоевского, и в частности в первом из них, в ‘Преступлении и наказании’.

Вышедшая в свет в конце марта 1864 г. первая часть ‘Записок из подполья>> тотчас же обратила на себя внимание революционно-демократического лагеря. Щедрин включил в свое обозрение ‘Литературные мелочи’ ‘драматическую быль’ — памфлет ‘Стрижи’. Высмеивая в сатирической форме участников журнала ‘Эпоха’, он под видом ‘стрижа четвертого, беллетриста унылого’ изобразил Ф. М. Достоевского. ‘Стриж четвертый’, излагая содержание своего нового произведения, говорит: ‘Записки ведутся от имени больного и злого стрижа. Сначала он говорит о разных пустяках: о том, что он больной и злой, о том, что вс на свете коловратно, что у него поясницу ломит, что никто не может определить, будет ли предстоящее лето изобильно грибами, о том, наконец, что всякий человек дрянь и до тех пор не сделается хорошим человеком, покуда не убедится, что он дрянь, и в заключение, разумеется, переходит к настоящему предмету своих размышлений. Своп доказательства он почерпает преимущественно из Фомы Аквинского, но так как он об этом умалчивает, то читателю кажется, что эти мысли принадлежат собственно рассказчику. Затем следует обстановка рассказа. На сцене ни темно, ни светло, а какой-то серенький колорит, живых голосов не слышно, а слышно сипение, живых образов не видно, а кажется, как будто в сумраке рассекают воздух летучие мыши. Это мир не фантастический, но и не живой, а как будто кисельный. Все плачут, и не об чем-нибудь, а просто потому, что у всех очень уж поясницу ломит…’ (Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 493).

Пародия Щедрина — единственный непосредственный отклик на ‘Записки из подполья’. Интерес критики к этой повести пробудился уже после опубликования романа Достоевского ‘Преступление и наказание’ (1866).

H. H. Страхов в названной выше статье ‘Наша изящная словесность’ подчеркивал, что ‘подпольный человек’ ‘со злобой относится к действительности, к каждому явлению скудной жизни, его окружающей, потому что каждое такое явление его обижает как укор, как обличение его собственной внутренней безжизненности’ (ОЗ, 1867, No 2, стр. 555). Отметив исключительность образа ‘подпольного человека’, являвшегося, по терминологии Достоевского, ‘антигероем’, Страхов писал: ‘Тем не менее нельзя не признать, что такие люди действительно существуют. Но они составляют предел нравственного растления и душевной слабости при сохранении ясности ума и сознания* Чаще же встречаются и легче могут быть признаны читателями явления, не досягающие этого предела, всевозможные переходные формы от истинно живых людей к этому пределу’ (там же, стр. 555—556). Заслугу Достоевского критик видел в том, что он, сумев ‘заглянуть в душу подпольного героя, с такою же проницательностью умеет изображать и всевозможные варьяции этих нравственных шатаний, все виды страданий, порождаемых нравственною неустойчивостью’ (там же).

Высокую оценку ‘Запискам из подполья’ дал также Ап. Григорьев. В письме к H. H. Страхову от 18 (30) марта 1869 г. Достоевский вспоминал, что Григорьев похвалил эту повесть и сказал ему: ‘Ты в этом роде и пиши’.

Впоследствии ‘Записки из подполья’ привлекли особое внимание Н. К. Михайловского, посвятившего их разбору специальный раздел в статье ‘Жестокий талант’ (1882). Михайловский считал, что герой этой повести является одним из первых в творчестве Достоевского ‘мучителей’, в натуре которого ‘каждое проявление жизни осложняется жестокостью’ (Михайловский, стр. 195). Упрекнув Достоевского в том, что он не раскрыл причин озлобления ‘подпольного человека’, Михайловский писал: ‘На этот счет в повести есть только общие фразы, лишенные определенного содержания, вроде того, например, что подпольный человек отвык от ‘живой жизни’ и прилепился к жизни ‘книжной» (там же, стр. 191).

Не приняв содержащееся в повести ‘почвенническое’ по своей сущности объяснение жестокости героя, Михайловский приписал Достоевскому стремление оправдать и даже возвеличить ‘подпольного человека’. Критику казалось, что автор ‘Записок из подполья’ развивал тезис, будто ‘любовь и тиранство растут, цветут и дают плоды рядом, даже переходя друг в друга’, и видел в этом проявление ‘законов природы’ (там же, стр. 194—195).

Первые переводы ‘Записок из подполья’ на иностранные языки появились в середине 1880-х годов.

С конца XIX в. постепенно рос интерес к этой повести. Мироощущение ‘подпольного человека’, генетически связанного с ‘лишними людьми’, которые появились на общественно-политической и литературной арене России в 1840—1850-х гг., в то же время заключало в себе ростки позднейшего буржуазного индивидуализма и эгоцентризма. Художественное открытие Достоевского, впервые указавшего на социальную опасность превращения ‘самостоятельного хотения’ личности в ‘сознательно выбираемый ею принцип поведения’, на рубеже XIX и XX вв. получило подтверждение в ницшеанстве, а позднее в некоторых направлениях экзистенциализма. {Об этом см.: Э. Ю. Соловьев. Экзистенциализм и научное познание. Изд. ‘Высшая школа’, М., 1966, стр. 135—138, ср. также Existentialism. from Dostoevsky to Sartre. Ed. by W. Kaufmann, N. Y., 1957.}

‘Весь Ф. Нитчше для меня в ‘Записках из подполья’, — утверждал Горький. — В этой книге — ее вс еще не умеют читать — дано на всю Европу о<бо>снование нигилизма и анархизма. Нитчше грубее Д<остоевского>‘ (Из архива А. М. Горького. РЛ, 1968, No 2, стр. 21). Борясь с эстетизацией бунта ‘подпольного человека’, Горький, однако, в условиях своего времени не проводил четкого раздела между ‘анархизмом побежденного’, как он определил общественную позицию героя повести (см.: Горький, т. 25, стр. 308), и идейными исканиями самого Достоевского.

Стр. 101. Покиватель. — Это слово, очевидно, образовано Достоевским от просторечного ‘киватель’, так назывался человек, который кивает головой, перемигивается или дает скрытно знаки кому-либо (см.: В. И.Даль. Толковый словарь, т. II).

Стр. 102. …’всего прекрасного и высокого’… — Сочетание понятий ‘прекрасное и высокое’ восходит к эстетическим трактатам XVIII в. (см., например: Э. Брк. Философское исследование о происхождении наших представлений о высоком и прекрасном (1756), И. Кант. Наблюдение над чувством высокого и прекрасного (1764) и др.). После переоценки эстетики ‘чистого’ искусства в 1840—1860-х годах это выражение приобрело иронический оттенок.

Стр. 104. ...Vhomme de la nature et de la vrit. — См. примеч. к стр. 89.

Стр. 105. Уж как докажут тебе, например, что от обезьяны произошел… — Интерес к вопросу о происхождении человека в начале 1864 г. обострился в связи с выходом в Петербурге в русском переводе книги последователя эволюционной теории Ч. Дарвина Томаса Генри Гексли (1825—1895) ‘О положении человека в ряду органических существ’. Не исключена возможность, что эта фраза героя является откликом на вызывавшие полемику статьи В. А. Зайцева, в которых он вслед за К. Фохтом писал о происхождении разных рас людей от различных пород обезьян (см.: Зайцев, т. I, стр. 497—498).

Стр. 106. …со всевозможными Вагенгеймами ~ перестанут болеть ваши зубы… — Речь идет о зубных врачах Вагенгеймах (см. стр. 120). Судя по ‘Всеобщей адресной книге Санкт-Петербурга’, в середине 1860-х годов в Петербурге было восемь зубных врачей по фамилии Вагейнгейм, вывески, их рекламирующие, были распространены по всему городу.

Стр. 107. …как человек, ‘отрешившийся от почвы и народных начал’, как теперь выражаются. — Выражение, взятое в кавычки, характерно для статей журналов ‘Время’ и ‘Эпоха’. Ср., например, объявления об издании журнала ‘Время’ в 1861, 1862, 1863 гг. или статью Ф. М. Достоевского ‘О новых литературных органах и о новых теориях’ (Вр, 1863, No 1).

Стр. 107. Шенапан (франц. chenapan) — негодяй.

Стр. 109. Художник, например, написал картину Ге. ~ Автор написал ‘как кому угодно’… — Здесь полемический выпад против M. E. Салтыкова-Щедрина, напечатавшего сочувственный отзыв о картине H. H. Ге (1831 — 1894) ‘Тайная вечеря’ (см.: С, 1863, No 11, ‘Наша общественная жизнь’). Эта картина, показанная впервые на осенней выставке Академии художеств в 1863 г., вызвала разноречивые толки. Впоследствии Достоевский упрекал Н. Н. Ге в преднамеренном смешении ‘исторической и текущей’ действительности, отчего, по его мнению, ‘вышла фальшь и предвзятая идея, а всякая фальшь есть ложь и уже вовсе не реализм’ (‘Дневник писателя’, 1873, IX, ‘По поводу выставки’). ‘Как кому угодно’ — статья Щедрина, напечатанная в ‘Современнике’ за 1863 г., No 7. См.: Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 148—149, 407—445 и примеч., стр. 617—622.

Стр. 110. Сандальный нос — т. е. нос пьяницы.

Стр. 111. …ну хоть утверждать, например, вслед за Боклем, что от цивилизации человек смягчается… — В двухтомном труде английского историка и социолога Генри Томаса Бокля (1821—1862) ‘История цивилизации в Англии’ высказана мысль, что развитие цивилизации ведет к прекращению войн между народами (см.: Т. Бокль. История цивилизации в Англии, т. I. СПб., 1863, стр. 141—146). Г. М. Фридлендер сделал предположение, что место в труде Бокля, где изложена эта идея, привлекло особое внимание Достоевского потому, что там шла речь о России и о Крымской войне (см.: Фридлендер, стр. 22).

Стр. 112. Вот вам Наполеон — и великий, и теперешний. — Имена французских императоров — Наполеона I (1769—1821) и Наполеона III (1808—1873) — названы в связи с тем, что периоды правления того и другого ознаменовались большим количеством войн, которые вела Франция.

Стр. 112. Вот вам Северная Америка… — В 1861—1865 гг. в Северной Америке шла война между Северными штатами и поднявшими мятеж рабовладельческими Южными штатами.

Стр. 112. Вот вам, наконец, карикатурный Шлезвиг-Гольштейн… — Немецкое герцогство Шлезвиг-Гольштиния с 1773 г. фактически стало провинцией Дании. В 1864 г. шла прусско-датская война, закончившаяся присоединением этой территории к Пруссии.

Стр. 112. …Атиллы да Стеньки Разины… — Атилла (год рожд. неизв., ум. в 453 г.) — вождь племени гуннов, возглавлявший опустошительные военные походы на территории Римской империи, Ирана и Галлии. Разин Степан Тимофеевич (год рожд. неизв., ум. 1671 г.) — донской казак, возглавивший крестьянскую войну в России 1667—1671 гг. Фигура С. Разина привлекла в эти годы к себе особое внимание в связи с выходом в 1858 г. книги Н. И. Костомарова ‘Бунт Стеньки Разина’, где говорилось о поголовном истреблении им помещиков. Ср. характеристику С. Разина в ‘Призраках’ Тургенева (Тургенев, Сочинения, т. IX, стр. 96), напечатанных в той же книге ‘Эпохи’, что и первая часть ‘Записок из подполья’.

Стр. 112. Клеопатра (69—30 гг. до н. э.) — царица Египта из династии Птоломеев, имя ее часто упоминалось в русской печати в 1861 г. в связи с полемикой, вызванной чтением в Перми на литературном вечере женой чиновника Толмачева монолога Клеопатры из ‘Египетских ночей’ Пушкина (см. статью Ф. М. Достоевского ‘Ответ ‘Русскому вестнику» (1861)).

Стр. 112. …он сам не более, как нечто вроде фортепьянной клавиши… — Имеется в виду следующее рассуждение французского философа-материалиста Дидро (1713—1784) в его сочинении ‘Разговор Даламбера и Дидро’ (1769): ‘Мы — инструменты, одаренные способностью ощущать и памятью. Наши чувства — клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто сами по себе ударяют’. Впоследствии В. И. Ленин в работе ‘Материализм и эмпириокритицизм’ (1908) сослался именно на это место из ‘Разговора Даламбера и Дидро’ как на пример глубокого, хотя и механистического обоснования материальной природы ощущений (см.: А. Григорьев. Достоевский и Дидро (к постановке проблемы). РЛ, 1966, No 4, стр. 97).) ‘Подпольный герой’ говорит о том, что он ‘человек, а не фортепьянная клавиша’ и в других местах повести (см., например, стр. 117).

Стр. 113. Тогда выстроится хрустальный дворец. — См. примеч. к стр. 69. Намек на ‘Четвертый сон Веры Павловны’ в романе Н. Г. Чернышевского ‘Что делать?’. Здесь описано ‘чугунно-хрустальное’ здание-дворец, в котором, как это представлялось и Ш. Фурье (см. его ‘Теорию всемирного единства’, 1841), живут люди социалистического общества. Моделью для изображения этого дворца послужил хрустальный дворец в Лондоне (см.: Е. Покусаев. И. Г. Чернышевский. Очерк жизни и деятельности. Изд. 4, Саратов, 1967, стр. 207—208).

Стр. 113. …прилетит птица Каган… — О птице Каган, приносящей людям счастье, Достоевский услышал впервые на каторге, о чем свидетельствует запись No 90 в ‘Сибирской тетради’ (см. наст. изд., т. IV, стр. 315).

Стр. 116. …колосс Родосский ~ г-н Анаевский свидетельствует о нем…— Колосс Родосский — бронзовая статуя Гелиоса, бога солнца, высотою в 31 м, изваянная в 280 г. до н. э. и считавшаяся одним из семи чудес света, стояла в гавани древнегреческого города Родоса. А. Е. Анаевский (1788—1866) — автор литературных поделок, бывших предметом постоянных насмешек в журналистике 1840—1860-х годов,— в брошюре, названной им ‘Энхиридион любознательный’ (СПб., 1854), писал: ‘Колосс Родосский созижден, некоторые писатели уверяют, Семирамидою, а другие утверждают: он воздвигнут не рукою человеческою, а природою’ (стр. 96).

Стр. 122. …Гейне утверждает, что верные автобиографии почти невозможны со Руссо, например, непременно налгал на себя в своей исповеди… — Во втором томе книги ‘О Германии’, в ‘Признаниях’ (1853—1854), Гейне писал: ‘Составление собственной характеристики было бы работой не только неудобной, но попросту невозможной <...> при всем желании быть искренним, ни один человек не может сказать правду о самом себе’. Там же Гейне утверждал, что Руссо в своей ‘Исповеди’ ‘делает лживые признания для того, чтобы скрыть под ними истинные проступки’ или из тщеславия (см.: Г. Гейне. Собрание сочинений, т. 9. ГИХЛ, М., 1959, стр. 90—91), ср. примеч. к стр. 89.

Стр. 124. По поводу мокрого снега. — Еще П. В. Анненков в статье ‘Заметки о русской литературе’ отметил, что ‘сырой дождик и мокрый снег’ являются непременными элементами петербургского пейзажа в повестях писателей ‘натуральной школы’ и их подражателей (С, 1849, No 1, отд. III, стр. 10).

Стр. 126. …охотясь тогда за Костанжоглами да за дядюшками Петрами Ивановичами… — Имеются в виду образцовый хозяин — помещик Костанжогло, изображенный Гоголем во втором томе ‘Мертвых душ’ (1852), и Петр Иванович Адуев из романа И. А. Гончарова ‘Обыкновенная история’ (1847), отличавшийся здравым смыслом и практической деловитостью.

Стр. 126. …свезут в сумасшедший дом в виде ‘испанского короля’… — Испанским королем считал себя Поприщин в повести Гоголя ‘Записки сумасшедшего’ (1835).

Стр. 128. …офицер вершков десяти росту… — По установившейся традиции в XIX в. рост обозначался вершками, которые отмерялись сверх двух аршин. Следовательно, рост этого офицера был два аршина (71 см х 2 = 142 см) десять вершков (4.45 см х 10 = 44.5 см), всего около 186 см.

Стр. 128. …как поручик Пирогов у Гоголя, — по начальству. — Поручик Пирогов в повести Гоголя ‘Невский проспект’ (1835), после того как он был высечен оскорбленным мужем — немцем ремесленником, хотел жаловаться генералу и одновременно ‘подать письменную просьбу в Главный штаб’.

Стр. 128. Штафирка (от нем. stafieren — отделывать) — подкладка или борт подкладки в ботинках, юбках, здесь — презрительное наименование штатских.

Стр. 129. …в абличительном виде… — ‘Абличительный’ вместо ‘обличительный’ здесь и ниже употреблено в ироническом смысле, ср. стр. 22.

Стр. 130. Мизер (франц. mis&egrave,re) — нищета, убожество.

Стр. 131. Суперфлю (франц. superflu — лишний, бесполезный) — здесь: изысканная, в этом смысле это слово было употреблено Ноздревым в ‘Мертвых душах’ Гоголя (см. примеч. к стр. 57).

Стр. 131. …бонтоннее… — т. е. более соответствующие вкусу хорошего общества (от франц. bon ton — хороший тон).

Стр. 133. …получаю несметные миллионы и тотчас же жертвую их на род человеческий… — Эта мечта ‘подпольного’ героя возродилась позднее в ‘ротшильдовской’ идее Подростка, который тоже хотел, скопив огромное богатство и насладившись могуществом, отдать свои миллионы людям (см. ‘Подросток’, ч. I, глава пятая, раздел III).

Стр. 133. …заключают в себе ~ чего-то манфредовского…— здесь: чего-то гордого, возвышенного. Манфред — герой одноименной драматической поэмы Байрона (1817), в которой нашла отражение философия ‘мировой скорби’.

Стр. 133. …разбиваю ретроградов под Аустерлицем… — Здесь и ниже герой представляет себя в роли Наполеона I. В данном случае имеется в виду победа Наполеона I под Аустерлицем 20 ноября (2 декабря) 1805 г. над объединенными русско-австрийскими войсками. В мечтах героя исследователи обнаружили некоторую перекличку с историей Икара в социально-утопическом романе Кабе ‘Путешествие в Икарию’ (1840). Филантроп-преобразователь в утопии Кабе — также разбивает коалицию королей-ретроградов в битве при Аустерлице (см.: В. Л. Комарович. Юность Достоевского. ‘Былое’, 1924, No 23, стр. 37).

Стр. 134. …папа соглашается выехать из Рима в Бразилию… — Конфликт Наполеона I с папой Пием VII, в результате которого Наполеон I был отлучен в 1809 г. от церкви, а папа Пий VII в течение пяти лет был фактическим узником французского императора, закончился возвращением в 1814 г. Пия VII в Рим.

Стр. 134. …бал для всей Италии на вилле Боргезе… — Очевидно, имеется в виду празднование в 1806 г. основания Французской империи, которое было приурочено к 15 августа, дню рождения Наполеона I. Вилла Боргезе в Риме, основанная в первой половине XVIII в., украшенная изящными постройками, фонтанами и статуями, принадлежала в это время Камилло Боргезе, за которым была замужем сестра Наполеона I Полина. Озеро Комо расположено в Итальянских Альпах.

Стр. 134. …у Пяти углов… — Место в Петербурге, где сходятся Загородный проспект, Чернышев переулок (ныне ул. Ломоносова), Разъезжая и Троицкая улицы (последняя — ныне ул. Рубинштейна).

Стр. 134. Толковали про акциз… — т. е. о государственном налоге на продукты широкого потребления, в данном случае, очевидно, на вино.

Стр. 136. Droit de seigneur — средневековый феодальный обычай, так называемое право первой ночи, по которому крепостная крестьянка обязана была проводить первую брачную ночь со своим господином.

Стр. 139. Меня сунули в эту школу ~ уже задумывающегося, молчаливого и дико на вс озиравшегося. — Рассказ ‘подпольного’ героя о пребывании в школе и о его взаимоотношениях с товарищами предваряет повествование Аркадия Долгорукова о годах, проведенных им в пансионе Тушара (см. ‘Подросток’, т. XIII).

Стр. 145. …ненавижу клубничку и клубничников. — Под ‘клубничкой’ гоголевский Ноздрев (‘Мертвые души’) подразумевал любовные похождения. Здесь, возможно, имеется в виду также бульварный листок ‘Петербургская клубничка. Не для детей’, выходивший в 1862 г. и цинично проповедовавший беспринципность (см.: Н. И. Кравцов. Сатирическая журналистика 60-х годов. В кн.: Шестидесятники. ГИХЛ, М.—Л., 1933, стр. 420).

Стр. 146. Гальбик — азартная карточная игра.

Стр. 150. …вс это из Сильвио и из ‘Маскарада’ Лермонтова. — Сильвио — главный персонаж повести А. С. Пушкина ‘Выстрел’ (1830), вся жизнь которого была посвящена идее мести. В конце повести он восторжествовал над своим противником. В драме ‘Маскарад’ аналогичная роль принадлежит Неизвестному.

Стр. 167. И в дом мой смело и свободно Хозяйкой полною войди! — Заключительные строки стихотворения Некрасова ‘Когда из мрака заблужденья’ (1845).

Стр. 167. …сложенный ижицей… — т. е. треугольником (ижица — последняя буква церковно-славянской и старой русской азбуки, обозначающая звук ‘и’).

Стр. 168. Шамбр-гарни (франц. chambres-garnies) — меблированные комнаты.

КРОКОДИЛ

Источники текста

ЧH₁ — Черновой набросок рассказа ‘О муже, съеденном крокодилом’. Датируется серединой 1864 г. Хранится: ЦГАЛИ, ф. 212. 1. 3, с. 8 (в обратном направлении, рабочая тетрадь 1864—1865 гг.), см.: Описание, стр. 101. Опубликован: ЛН, т. 83, стр. 215.

ЧН₂ — Черновой набросок текста (стр. 206, строки 29—40), среди записей к статье ‘Каламбуры в жизни и литературе’ (1864). Датируется сентябрем—октябрем 1864 г. Хранится: ЦГАЛИ, ф. 212. 1.3, с. 67 (рабочая тетрадь 1864—1865 гг.). Опубликован: ЛН, т. 83, стр. 213.

ЧН₃ — Черновые наброски, планы и стихотворные пародии под названием ‘Неслыханное приключение или, вернее сказать: пассаж в Пассаже, состоящий в том, как некий почтенный господин пассажным крокодилом был проглочен живьем и что из этого вышло. Семеном Захожим доставлено’. Датируются январем—февралем 1865 г. Хранятся: ЦГАЛИ, ф. 212. 1. 4, с. 113—135 (рабочая тетрадь 1864—1865 гг.), см.: Описание, стр. 101. Опубликованы: ЛН, т. 83, стр. 258—272.

Э, 1865, No 2, отд. III, стр. 1—40.

1865, том II, стр. 156—170.

Впервые напечатано в Э, 1865, No 2, с подписью: Федор Достоевский (пенз. разр. — 13 марта 1865 г., книга вышла в свет 22 марта).

Печатается по тексту 1865 с устранением явных опечаток, а также со следующими исправлениями по Э:

Стр. 196, строка 35: ‘беспрерывно глотать’ вместо ‘глотать’.

Стр. 200, строки 47—48: ‘я ошень умна’ вместо ‘ошень умна’.

Стр. 202, строка 18: ‘он уж успел’ вместо ‘он успел’.

В ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. (‘Нечто личное’) Достоевский рассказал о том, что в 1864 г. в ‘Петербурге в Пассаже какой-то немец показывал за деньги крокодила’ и этот факт натолкнул его на мысль ‘написать одну фантастическую сказку, вроде подражания повести Гоголя ‘Нос». Что происшествие в Пассаже своей необычностью напоминает случай с майором Ковалевым, было отмечено и в предисловии к журнальной публикации рассказа (см. стр. 344—346). По утверждению Достоевского, его замысел носил характер ‘литературной шалости’. ‘Представилось, — писал он, — действительно, несколько комических положений, которые мне захотелось развить’.

Парадоксальный характер повествования о ‘необыкновенном событии’ в петербургском Пассаже был подчеркнут и шутливым эпиграфом, который Достоевский предпослал рассказу: ‘Oh&egrave,, Lambert! Ou est Lambert? As-tu vu Lambert?’. История возникновения и распространения во Франции этого популярного шуточного обращения изложена в статье М. П. Алексеева ‘Об одном эпиграфе у Достоевского’ (см.: Проблемы теории и истории литературы. Изд. Моск. университета, 1971, стр. 367—373). Возглас этот, являющийся, по определению Э. Гонкура, ‘механическим рефреном’, неизменно вызывал смех именно благодаря своей абсурдности.

Общая идея рассказа ‘О муже, съеденном крокодилом’, отражающая основную комическую коллизию, была сформулирована Достоевским в середине 1864 г., о чем свидетельствует предварительный набросок сюжета (см. ЧН₁).

В той же рабочей тетради содержится набросок текста об Афимье Скапидаровой, ‘которая сломала себе ногу’ (977₂). Запись эта, сделанная среди черновых заготовок к статье об А. А. Краевском ‘Каламбуры в жизни и в литературе’ (Э, 1864, No 10) и первоначально, вероятно, тоже предназначавшаяся для этой же статьи, может быть датирована сентябрем—октябрем 1864 г.

В рабочей тетради среди предварительных набросков к ‘Преступлению и наказанию’ содержатся планы, заметки, а иногда и черновые заготовки к тексту рассказа, получившего уже первоначальное заглавие ‘Неслыханное приключение пли, вернее сказать: пассаж в Пассаже, состоящий в том, как некий почтенный господин пассажным крокодилом был проглочен живьем и что из этого вышло. Семеном Захожим доставлено’ (ЧН₃). Записи эти, не имеющие характера связного и последовательного изложения, могли быть сделаны в течение января—начала марта 1865 г., что устанавливается фактом упоминания в автографе журнала ‘Будильник’, издание которого началось с января 1865 г., и цензурным разрешением номера ‘Эпохи’ (13 марта), в котором был напечатан рассказ. Семен Захожов уже упоминался Достоевским среди более ранних записей в этой же тетради как автор ‘записок’ ‘Об отношениях к женщине’ (см. наст. изд., т. XIX).

Замысел ‘Крокодила’ связан с полемическими статьями Достоевского 1863—1864 гг., что убедительно доказывают и черновые материалы.

Исследователи уже отмечали связь этого рассказа со статьей Достоевского ‘Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах’ (1864) (см.: Н. Ф. Бельчиков. Чернышевский и Достоевский. (Из истории пародии). ‘Печать и революция’, 1928, No 5, стр. 44—45). Из предварительных планов и набросков ясно, что с самого начала Достоевский предполагал в своем рассказе подвергнуть сатирическому пародированию современные ему периодические издания. Как и в публицистических статьях, в ‘Крокодиле’ ‘почвенническая’ идеология его автора противопоставлена другим литературно-общественным направлениям.

При осмеянии демократической журналистики Достоевский воспользовался материалами полемики между ‘Современником’ и ‘Русским словом’. О ней он уже писал в статье ‘Раскол в нигилистах’. Арестованный в 1862 г., Н. Г. Чернышевский в этой дискуссии участия не принимал, но обе спорящие стороны, каждая по-своему, излагали его идеи {Этапы этой полемики и ее идейные истоки прослежены в статье Б. П. Козьмина ‘Раскол в нигилистах’ (см.: Из истории революционной мысли в России. Изд. АН СССР, М., 1961, стр. 20—67). Ср.: Борщевский, стр. 359—389, Е. Покусаев. Салтыков-Щедрин в шестидесятые годы. Саратов, 1957, стр. 170—177.}. В соответствии с этим в ‘Крокодиле’ начатый ранее спор с Чернышевским перерос в полемику Достоевского с последователями и толкователями философско-эстетических, социально-экономических и исторических воззрений автора ‘Что делать?’ и ‘Эстетических отношений искусства к действительности’.

Создавая фигуру главного героя рассказа, либерального чиновника, проглоченного крокодилом, Достоевский стремился сделать его похожим на ‘нигилиста’ из лагеря ‘Русского слова’, как он был охарактеризован Салтыковым-Щедриным в статьях, направленных против этого журнала. Так, в обозрении ‘Наша общественная жизнь’ в 1-м номере ‘Современника’ за 1864 г. Салтыков-Щедрин утверждал, что ‘нигилисты суть не что иное, как титулярные советники в нераскаянном виде, а титулярные советники суть раскаявшиеся нигилисты…’ (Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 234). В черновых набросках к ‘Крокодилу’ также несколько раз упоминается о том, что проглоченный чиновник боится прослыть нигилистом (стр. 328, 329). После того как он все-таки становится — под влиянием Зайцева, который его ‘ломает’, нигилистом ‘поневоле’, потому что, с его точки зрения, ‘всякий нигилист — нигилист поневоле’ (стр. 329), он раскаивается, ‘распускает нюни. Плачет, малодушничает, просит хоть на половинном окладе’ оставить его на службе стр. 328, ср. также стр. 326: ‘Когда вылез: — Примут ли на службу? Правда, меня показывали за деньги. Но кто же не показывает теперь себя за деньги?’). В дополнение — проглоченный чиновник был озабочен, чтобы его пребывание в крокодиле не было расценено как выпад против ‘министров’ пли ‘каких-нибудь лиц’ (стр. 328, 329).

Рассуждения Ивана Матвеевича о ‘выгоде’, об общей пользе, о естественных науках также в большинстве случаев пародируют высказывания по этому же поводу сотрудников ‘Русского слова’ — Д. И. Писарева, а чаще — В. А. Зайцева.

Так, Иван Матвеевич говорит: ‘Я буду распространять естественные пауки’ (стр. 326). И в другом месте: ‘Так и должен делать всякий. Я должен стоять за то, чтоб мне было как можно выгоднее, и если общество сознает о выгоде других экономических отношений, мы и соединимся на равных правах’ (стр. 333).

Эти и другие аналогичные рассуждения пародируют высказывания Писарева о необходимости популяризации ‘европейских идей естествознания и антропологии’. В статье ‘Цветы невинного юмора’ (РСл₁ 1864, No 2), направленной против Салтыкова-Щедрина, Писарев писал: ‘Если естествознание обогатит наше общество мыслящими людьми, если наши агрономы, фабриканты и всякого рода капиталисты выучатся мыслить, то эти люди вместе с тем выучатся понимать как свою собственную пользу, так и потребности того мира, который их окружает. Тогда они поймут, что эта польза и эти потребности совершенно сливаются между собою’ (Писарев, т. II, стр. 363— 364).

После того как Иван Матвеевич декларировал общность экономической ‘выгоды’ личности и общества, его друг высказывает сомнение: ‘Да ведь нужно знать, в чем настоящая выгода?’ А если человек ‘не захочет’ принять новые экономические отношения? В ответ на это Иван Матвеевич бросает: ‘Принудим’. И далее между друзьями происходит следующий разговор: ‘Ты стоишь за принуждение? — Разумеется. Крепкая и сильная администрация — 1-е дело. Кто же пойдет сам собою в крепостное рабство?’ (стр. 333).

Разговор этот о принудительном навязывании ‘выгоды’ пародирует, как можно думать, следующее место из рецензии Зайцева, напечатанной в No 7 ‘Русского слова’ за 1863 г.: ‘Народ груб, туп и вследствие этого пассивен <...> Поэтому благоразумие требует, не смущаясь величественным пьедесталом, на который демократы возвели народ, действовать энергически против него, потому что народ <...> не может по неразвитию поступать сообразно с своими выгодами, если сознана необходимость навязывать насильно народу образование, то я не могу понять, почему ложный стыд перед демократическими нелепостями’ мешает ‘признать необходимость насильного дарования ему другого блага <...> — свободы’ (Зайцев, т. I, стр. 96).

В рукописных набросках к ‘Крокодилу’ Достоевский пародировал еще одно рассуждение В. Зайцева, вызвавшее энергичный отпор ‘Современника’ (1864, No 11—12, 1865, No 1), ‘Искры’ (1865, No 8), ‘Будильника’ (1865, No 18) и др. Так, в тетради сделана следующая запись: ‘Зайцев. Вы (т. е. проглоченный чиновник) не имеете права требовать от него (т. е. от немца, владельца крокодила) даже жизни. К тому же вы, наверно, почернели, а следовательно, стали похожи на негра и, следовательно, должны уступить высшей расе западноевропейца’ (стр. 336).

В данном случае Достоевский имеет в виду рецензию В. Зайцева на книгу Жан Луи Армана Катрфажа (1810—1892) ‘Единство рода человеческого’ (рус. пер.: М., 1864), опубликованную в ‘Русском слове’ (1864, No 8), в которой высказывалась мысль, что неравенство рас якобы обусловлено естественно-историческими причинами. В рецензии была фраза, которую Достоевский в черновых набросках повторил почти дословно: ‘Опыт доказал, — писал В. Зайцев, — что американцы (речь идет о туземном населении) и океанийцы не могут требовать от белых даже жизни’ (Зайцев, т. I, стр. 232).

Содержащееся в черновых набросках пародийное противопоставление ‘пользы’, ‘выгоды’, материальных благ, распространение которых связывается с развитием цивилизации, искусству также направлено против журнала ‘Русское слово’ и прежде всего против Зайцева.

В рукописи сказано: ‘Немец, показывая крокодила, вносит цивилизующие начала и несравненно полезнее Рафаэля’ (стр. 327). И в другом месте: ‘Чем хозяин крокодила ниже Мурильо?’ (стр. 329). Обе эти записи имеют источником следующие рассуждения Зайцева: ‘Польза и искусство — понятия взаимно исключающиеся, а теперь общество находится еще в таком положении, что ему вредно вс, что бесполезно <...> Лучшие театральные пьесы, пьесы Мольера, Шекспира, Шиллера и др., все-таки не приносят никакой пользы’ (‘Русское слово’, 1864, No 12). И в другом месте: ‘Произведения искусств есть ложный признак цивилизации и скорее может быть отрицательным, а не положительным ее достоинством. А из наук только те должны считаться критериумом цивилизованной нации, которые способствуют увеличению материального благосостояния страны’ (РСл, 1865, No 1, Зайцев, т. I, стр. 307—308).

Полемика с зайцевской вульгарно-материалистической точкой зрения на потребности человеческой личности отразилась в диалоге Ивана Матвеевича и его друга о ‘выгоде’. Друг говорил: ‘Да ведь выгода не в одном хлебе. Одного хлеба мало для счастья’, а Иван Матвеевич ему возражал и доказывал, что главное быть сытым (стр. 331). Этой темы Достоевский уже коснулся в статье ‘Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах’ (1864). Пародируя суждения критиков демократического лагеря, Достоевский там писал: ‘Знайте же, что брюхо — это вс, а вс прочее, почти без исключения, — роскошь, и даже бесполезная роскошь! К чему политика, к чему национальности, к чему бессмысленные почвы, к чему искусство, к чему даже наука, — если не сыто брюхо’.

При всем том нужно иметь в виду, что Достоевский, первый заговоривший о ‘расколе в нигилистах’, в полемических целях не делал особого различия во взглядах спорящих сторон. С его точки зрения, представители обоих лагерей — и ‘Современника’ и ‘Русского слова’ — исходили в своих эстетических концепциях из трактата Чернышевского ‘Эстетические отношения искусства к действительности’. В подстрочном примечании к ‘Необходимому заявлению’ (1864) Достоевский указал, что ‘знаменитый пункт — ‘о яблоке натуральном и яблоке нарисованном» составляет ‘почти всю сущность нигилистического воззрения на искусство’.

Слова героя ‘нужна только одна сигара, а вс прочее вздор’, очевидно, метят в ‘особенного человека’ Рахметова из романа ‘Что делать?’, который имел только одну слабость: он курил хорошие сигары, мотивируя это следующим образом: ‘без сигары не могу думать’ (Чернышевский, т. XI, стр. 202).

С журналом ‘Русское слово’ Достоевский полемизировал не только тогда, когда имел в виду статьи Зайцева пли Писарева. Его внимание привлекла также статья историка А. П. Щапова (печатавшегося одновременно и в журнале ‘Время’) ‘О влиянии гор и моря на характер поселений’ (РСл, 1864, No 3), в которой изучение вопросов истории народа связывалось с достижениями естествознания того времени. Особенно большое внимание в этой статье Щапов уделял роли географической среды. Несомненным откликом на эти работы Щапова является запись в черновых набросках, обозначенная Достоевским знаком NB. По поводу происшествия в Пассаже, писал Достоевский, ‘проглоченного господина’ ‘сделали членом Географического общества, потому что быть в недрах важнее, чем открыть истоки Нила’ (стр. 338).

В черновых набросках помимо ‘Русского слова’ так или иначе затронуты и другие демократические издания: ‘Современник’, ‘Искра’, ‘Будильник’. В первом варианте отброшенного затем предисловия к рассказу упомянуты сотрудники редакции Игдев (И. Г. Долгомостьев) и ‘естествоиспытатель’ Косица (H. H. Страхов, названный Писаревым ‘русским натуралистом’). Первый обещал доставить ‘учено-полемическую статью’, а второй — решить, ‘глотают ли своих сотрудников крокодилы’ или ‘это может быть только где-нибудь на планетах пока’. Редакция, опасаясь, что ‘статья сия будет направлена против ‘Современника’, прилично отказалась’ (стр. 334). В данном случае Достоевский имел в виду статью H. H. Страхова ‘Жители планет’ (Вр, 1861, No 1), которая в свое время была высмеяна в ‘Искре’, а ее автор был изображен ‘в фантастическом костюме жителя планет’ (см.: ‘Искра’, 1863, No 1, стр. 7—15).

В заметках, озаглавленных ‘Журнальные споры о крокодиле. ‘Волос’ и ‘Известия», под номером двенадцатым значится: ‘Современная ассоциация крокодила с чиновником, впрочем, мы поговорим об этом, когда настанут новые экономические отношения <...> а теперь это дает нам повод написать еще, 55-ю статью, об ассоциации рабочих во Франции’ (стр. 324). Сказанное здесь несомненно имеет отношение к статье Ю. Г. Жуковского ‘Историческое развитие вопроса о рабочих ассоциациях во Франции’, напечатанной в ‘Современнике’ за 1864 г. (NoNo 4 и 6).

В обозрении ‘Наша общественная жизнь’ (С, 1864, No 1), написанном Салтыковым-Щедриным, наряду с другими выпадами против сторонников ‘Русского слова’, изображена нигилистка, с завистью рассматривающая ‘жертву общественного темперамента’ роскошную Шарлотту Ивановну (Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 232). Очевидно, именно этот анекдот, рассказанный Салтыковым-Щедриным и вызвавший возмущение редакции ‘Русского слова’, и имел в виду Достоевский, когда в черновиках к ‘Крокодилу’ сделал следующую помету: ‘Вы как экономически обеспеченный человек представляете пункт зависти’ (стр. 330).

Содержащееся в черновике пародийное стихотворение ‘В долину слез гражданства’ (там же) также метило в ‘Современник’. В нем высмеяны стихи, напечатанные в ‘Современнике’ (1864, No 2) за подписью Ив. Г. М. (Гольц-Миллер), уже ставшие предметом насмешливой реплики H. H. Страхова ‘О том, как слезы спят в равнине’ в апрельском номере ‘Эпохи’ за 1864 г. (см.: Н. Страхов. Из истории литературного нигилизма. СПб., 1890, стр. 378).

В шуточном стихотворении (стр. 330)

Не гуманно совсем и не мило

Утеснять так собой,

Эксплуатировать так крокодила,

И пришлось крокодилу не в мочь,

Дай же руку подняться помочь —

последняя строка взята Достоевским из стихотворения того же Ив. Г. М., напечатанного в ‘Современнике’ (1864, No

под названием ‘Отверженная’ и высмеянного уже H. H. Страховым в заметке ‘О злобно раскрытых объятиях’ (Э, 1864, No 8, ср.: Н. И. Страхов. Из истории литературного нигилизма, стр. 483—484).

Упомянутый в набросках издатель ‘Семейного круга’ (1859—1861) и ‘Санкт-Петербургского вестника’ (1861—1862) публицист Лев Логинович Камбек тоже имел непосредственное отношение к журнальной полемике этих лет. Имя Лев Камбек в сочетании с рифмой ‘век’ (в прямом смысле и как название периодического издания) постоянно присутствовало в различных стихотворных пародиях (см., например, ‘Искра’, 1862, No 1, стр. 16), в том числе и у самого Достоевского (см. ‘Опять молодое перо’, Вр, 1863, No 3: ‘Век и Век и Лев Камбек’).

Ведя в 1860-х годах дискуссию с демократическими журналами, Достоевский в то же время не менее ожесточенно полемизировал с консервативными и либеральными органами. Журнал ‘Время’ на всем протяжении своего существования беспощадно разоблачал политическую позицию ‘Русского вестника’, издатель которого М. Н. Катков в статье Ф. М. Достоевского ‘Щекотливый вопрос’ (Вр, 1862, No 10) осуждался за карьеризм, стяжательство, за претензии на ‘либерализм’, укладывающийся в формулу ‘два шага вперед и три назад’.

Говоря об англоманских пристрастиях Каткова в статье ‘О новых литературных органах и о новых теориях’ (Вр, 1863, No 1), Достоевский утверждал, что ‘скорее систему Фурье можно у нас ввести, чем идеалы г. Каткова’. Издаваемую Катковым газету ‘Московские ведомости’ Достоевский неоднократно называл ‘московскими теймсами’. Продолжение этой полемики обнаруживается и в ‘Крокодиле’. Причем если в черновых набросках эта тема только намечена: »Теймс’ решает, что нам нужно среднее сословие, стало быть, капитал…’ (стр. 329), то в окончательном тексте речь ‘капиталиста’ Игнатия Прокофьича целиком построена на пародировании статей Каткова (стр. 189—190), а одна его фраза является почти цитатой из статьи Достоевского, направленной против Каткова. В основном тексте ‘Крокодила’: ‘Надо, говорит, чтоб иностранные компании скупили по возможности всю нашу землю по частям, а потом дробить, дробить, дробить как можно в мелкие участки’ (стр. 189). Ср. в статье ‘О новых литературных органах и о новых теориях’: ‘Чем виноваты мы, что ему мерещится поклонение лордам, раздробление собственности на личном начале, вместо нашего дворянства маркизы и лорды…’.

В черновых набросках содержатся также выпады против либеральных западнических теорий, одним из глашатаев которых была газета ‘Голос’ (в рукописи, как и в основном тексте, — ‘Волос’), редактировавшаяся А. А. Краевским. А. А. Краевский в черновиках назван несколько раз. Например: ‘Тот век видел Александра Андреевича Чацкого. Наш век видел Андрея Александровича Краевского’ (стр. 329), ‘Краевский и Загуляев (газета ‘Волос’). Совпадает с квиетизмом’ (стр. 332) и др. Причем имя Краевского у Достоевского во всех случаях ассоциируется со стремлением к наживе, прикрытым либеральными рассуждениями.

Характеризуя ‘либерализм’ газеты Краевского, Достоевский сделал помету: ‘Ледрю-ролленовского чего-нибудь подпустить’ (стр. 336). Не исключена возможность, что в данном случае Достоевский собирался посвятить ‘Голосу’ несколько иронических строк, аналогичных тем, которые ему запомнились из статьи Салтыкова-Щедрина ‘Наша общественная жизнь’ (С, 1863, NoNo 1, 2). Там, высмеивая показной либерализм Краевского, Салтыков-Щедрин писал: ‘…если я вижу человека, таинственно пробирающегося в редакцию газеты ‘Голос’, тут я прямо говорю себе: нет, это человек неблагонамеренный, ибо в нем засел Ледрю-Роллень. И напрасно Андрей Александрович Краевский будет уверять меня, что Ледрю-Роллень был, да весь вышел…’ (Салтыков-Шедрин, т. VI, стр. 10).

Таким образом, чиновник, проглоченный крокодилом, должен был в своих речах пародировать различные враждебные Достоевскому-‘почвеннику’ идеологические концепции. При этом, попав в брюхо к крокодилу, он не только не унывает, но, наоборот, неоднократно заявляет, что пребывание там — лучшее время его жизни: ‘Я чувствую наконец, что это (в крокодиле) нормальное мое состояние. Никогда еще я не был более счастлив и спокоен духом, как теперь, удаленный от всех предрассудков’ (стр. 330).

Смысл этого заявления прояснится, если вспомнить, что Достоевский упрекал вс русское образованное общество в отрыве от ‘живой жизни’, от ‘почвы’. В соответствии с этим его герой ощутил себя способным создавать новые теории и общественные системы только тогда, когда вполне изолировался от окружающей действительности: ‘Теперь я могу мечтать об улучшении судьбы всего человечества и, наученный опытом, давать уроки’ (стр. 327).

Та же мысль развита в окончательном тексте рассказа. Иван Матвеевич, попав в чрево крокодила, говорит: ‘Из крокодила выйдет теперь правда и свет. Несомненно изобрету новую собственную теорию новых экономических отношений и буду гордиться ею — чего доселе не мог за недосугом по службе и в пошлых развлечениях света. Опровергну вс и буду новый Фурье’ (стр. 194). Здесь очевиден намек также и на роман ‘Что делать?’, содержащий социально-экономическое обоснование и фантастические картины будущего общества, художественно и идеологически неприемлемые для автора ‘Записок из подполья’. После выхода в свет романа Чернышевского в течение ряда лет в русских журналах демократического направления оживленно обсуждались социально-утопические идеи Фурье (ср. примеч. к стр. 194).

В журнальный текст рассказа не вошли некоторые из намеченных в черновых записках тем. Сохранив основные направления полемических ударов, Достоевский уделил в печатном тексте ‘Крокодила’ по сравнению с черновиками меньшее место полемике с демократическими журналами. В предисловии к рассказу Достоевский указал, что его автором является Семен Стрижов, откликнувшись таким образом на памфлет Салтыкова-Щедрина, в котором сотрудники журнала ‘Эпохи’ названы были стрижами (см. стр. 384—385).

В черновых записях было намечено сюжетное завершение рассказа. Предполагалось, что чиновник в конце концов должен был ‘вылезти’ из крокодила (см. стр. 326), к великому неудовольствию немца, который, пытаясь водворить его обратно, кричал: ‘Ступайт! Влезайт опять… Але, марш!’ (стр. 337). По одной из неосуществленных версий, чиновник вызвал ревность немца, влюбившись в ‘муттер’ (стр. 326).

При прохождении через цензуру ‘Крокодил’ привлек внимание цензора С. И. Лебедева, который в связи с этим сделал доклад на заседании Петербургского цензурного комитета 17 марта 1865 г. (сообщено И. Г. Ямпольским). В протоколе заседания имеется следующая запись:

»Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже’. В статье рассказывается, что чиновник был проглочен крокодилом, жил в утробе его невредимо и сделался философом. По мнению цензора, если исключить означенное место, статью можно бы дозволить к печати, ибо за сим представляющиеся в статье политические намеки устраняются. Определено: согласно с докладом цензора статью с означенным исключением к напечатанию дозволить’ (ЦГИА, ф. 777, оп. No 27, No 509, лл. 104—104 об.).

Следует отмстить, что в черновых записях ‘проглоченный чиновник’, называя себя философом, говорил: ‘Что такое философ? Слово ‘философ’ у нас на Руси есть слово бранное и означает: дурак’ (стр. 329). В опубликованном тексте герой мечтает стать ‘новым Фурье’ (стр. 194) и уж если не Сократом, то Диогеном (стр. 199), в журнальном варианте рассказа говорится еще, что он ‘от праздности и ‘от досады стал философом’ (стр. 345). Какое ‘означенное’ цензором ‘место’ было исключено из ‘Крокодила’, неясно.

При перепечатке рассказа в Собрании сочинений (1865) Достоевский опустил предисловие и внес в текст незначительные стилистические исправления. В это же время рассказ получил название ‘Крокодил’, а его прежнее название ‘Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже’ было перенесено в подзаголовок.

Появление рассказа в печати вызвало ряд резких полемических откликов.

‘Искра’ напечатала стихотворение Д. Д. Минаева ‘Ужасный пассаж, или Истинное повествование о том, как один господин важного сана обратился в водолаза и что от этого произошло’, в котором высмеивался сюжет рассказа. В заметке, сопровождавшей это стихотворение, было сказано: ‘Люди, привыкшие во всем доискиваться задней мысли, пожалуй, и в этом пасхальном рассказе будут искать чего-то, но увы! не найдут ничего, кроме ‘бесконечного созерцания’ и поприщинской веселости’ (‘Искра’, 1865, Jh 14. подпись: Литературное домино).

Еще резче отозвался о ‘Крокодиле’ рецензент газеты ‘Голос’, который выдвинул против Достоевского обвинение, что его рассказ представляет памфлет на недавно осужденного Чернышевского. ‘Голос’ писал: ‘Совета нашего, конечно, г. Ф. Достоевский не примет, но мы все-таки посоветовали бы ему остановиться на четвертой главе этого крайне бестактного рассказа, о котором ходят уже толки, весьма неблагоприятные для репутации журнала ‘Эпоха’ и для самого г. Достоевского, как автора… Мы говорим собственно о крокодиле и о господине, проглоченном крокодилом, а равно и о хорошенькой супруге господина, кокетке, радующейся, что мужа крокодил проглотил и отказывающейся следовать за ним в утробу крокодила <...> Все это, г. Достоевский, не может быть выкуплено плохонькими остротами насчет ‘Волоса’ и ‘С.-Петербургских известий’: вы будете всеми осуждены наверно, и другами и недругами…’ (‘Голос’, 1865, 3 апреля, No 93).

Занятый делами, связанными с ликвидацией ‘Эпохи’ (журнал прекратил свое существование на февральской книжке, вышедшей в конце мая 1865 г., в которой был напечатан ‘Крокодил’), преследуемый кредиторами, Достоевский оставил выпад газеты А. А. Краевского без ответа.

Поскольку толкование ‘Крокодила’ как аллегории, в которой осмеяна личная судьба Чернышевского, разделялось и рядом сотрудников ‘Современника’, о чем Достоевскому в начале 1866 г. сообщил Н. А. Некрасов (А. П. Милюков. Ф. М. Достоевский. PC, 1881, No 5, стр. 42, ‘Дневник писателя’ за 1873 г., IV. Нечто личное), Достоевский, став редактором ‘Гражданина’, выступил с опровержением этой версии.

Изложив историю своего знакомства с Н. Г. Чернышевским и указав на доброжелательный характер их личных взаимоотношений, Достоевский отверг взведенное на него обвинение в надругательстве над трагической участью Чернышевского. Он писал: ‘Значит, предположим, что я, сам бывший ссыльный и каторжный, обрадовался ссылке другого ‘несчастного’, мало того — написал на этот случай радостный пашквиль. Но где же тому доказательства: в аллегории? Но принесите мне что хотите… ‘Записки сумасшедшего’, оду ‘Бог’, ‘Юрия Милославского’, стихи Фета — что хотите, и я берусь вам вывести тотчас же <...> что тут именно аллегория о франко-прусской войне или пашквиль на актера Горбунова…’ (‘Дневник писателя’ за 1873 г., IV. Нечто личное).

Несмотря на опровержение Достоевского, версия, что в лице героя ‘Крокодила’ представлен осужденный Чернышевский, получила широкое распространение в последующей критике и научной литературе. Публикуемые в настоящем томе черновые материалы к ‘Крокодилу’, дающие возможность проследить работу Достоевского над этим рассказом от истоков его замысла, не содержат, однако, прямых намеков на то, что проглоченный чиновник и его жена — это карикатуры на реальные единичные лица. {К аналогичному выводу пришла Л. М. Розенблюм. Она также считает, что материалы записных книжек подтверждают справедливость слов Достоевского, отрицавшего в ‘Дневнике писателя’ памфлетную направленность ‘Крокодила’ (см., ЛН, т. 83, стр. 45—46).}

Желая доказать, что в образе Ивана Матвеевича высмеян Чернышевский, а в образе его жены — О. С. Чернышевская, некоторые исследователи усматривали сходство внешнего облика героя рассказа с Чернышевским и высказывали предположение, что история героя, проглоченного крокодилом и после этого выступающего в роли проповедника ‘новых’ идей, могла ассоциироваться у автора с личной биографией Чернышевского, создавшего свой роман ‘Что делать?’ после ареста, в крепости, и напечатавшего его в 1863 г., в ‘Современнике’. Однако внешнее сходство героя с Чернышевским сомнительно, а многие развиваемые Иваном Матвеевичем взгляды, как было показано выше, являются пародией на идеи, представлявшиеся Достоевскому общим достоянием либерального, демократического и даже консервативного лагерей. Самая версия об аллегорическом смысле ‘Крокодила’ была выдвинута в газете Краевского, высмеянного в рассказе наряду с другими деятелями тогдашней журналистики и лично раздраженного против Достоевского. Таким образом, рассказ нужно рассматривать в плане более широкой полемики Достоевского с публицистами различных общественно-политичеческих направлений 1860-х годов, не сводя его содержания к личному выпаду против автора ‘Что делать?’.

Следует учесть и то, что определившиеся в 1860-х годах идейные расхождения между Достоевским и демократическим лагерем усилились в начало 1870-х годов, после появления ‘Бесов’. В ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. Достоевский многократно затрагивал основные пункты этих расхождений, не затушевывая их. В этих условиях появление в ‘Гражданине’ главы ‘Нечто личное’ с напоминанием о находившемся в Вилюйске Чернышевском и с открытым заявлением о том, что Достоевский как ‘бывший ссыльный и каторжный’ не мог сочувствовать его ссылке, было несомненно актом гражданского мужества. Тем менее у нас оснований для того, чтобы отождествлять позицию Достоевского с позицией реакционной прессы, приветствовавшей расправу правительства над Чернышевским, в момент писания ‘Крокодила’.

Стр. 183. …о мейн аллерлибстер Карльхен! Муттер… (нем. О mein allerliebster Karlchen! Mutter!) — о мой милейший Карльхен! Матушка!

Стр. 183. Ганц (нем. ganz) — весь.

Стр. 183. Унзер Карлъхен ~ вирд штербен! (нем. Unser Karlchen ~ wird sterben!) — Наш Карльхен, наш милейший Карльхен умрет!

Стр. 183. …дас вар мейн зон ~ айнциеер зон! (нем. das war mein Sohn ~ einziger Sohn!) — это был мой сын, это был мой единственный сын!

Стр. 184. …господин Лавров читал публичную лекцию… — Петр Лаврович Лавров (1823—1900), ученый и философ, один из вождей и теоретиков революционного народничества, выступал с публичными лекциями в зале Пассажа в пользу Литературного фонда. Особенный общественный резонанс имели его три лекции ‘О современном значении философии’, прочитанные в ноябре 1860 г.

Стр. 184. …карикатуры г-на Степанова. — Николай Александрович Степанов (1807—1877), художник-карикатурист, редактор и издатель сатирических журналов демократического направления ‘Искра’ и ‘Будильник’.

Стр. 184. …не делает чести вашему развитию и обусловливается недостатком фосфору в ваших мозгах. — Намек на следующее рассуждение В. Зайцева, содержащееся в его рецензии на книгу Я. Молешотта ‘Учение о пище’, напечатанной в 8-й книжке ‘Русского слова’ за 1863 г.: ‘…люди, принужденные обстоятельствами питаться веществами, содержащими в себе самое ничтожное количество фосфорного жиру <...> обнаруживают самое вредное влияние на умственные способности’ (Зайцев, т. I, стр. 101).

Стр. 185. Фуфциг (нем. fnfzig) — пятьдесят.

Стр. 185. Гот зей данк! (нем. Gott sei dank!) — слава богу!

Стр. 186. …в ‘Петербургских известиях’ и в ‘Волосе’. — Имеются л виду газеты ‘С.-Петербургские ведомости’, редактировавшиеся в 1863— 1874 гг. В. Ф. Коршем, и ‘Голос’, редактором-издателем которого был А. А. Краевский.

Стр. 188. …в Швейцарию… на родину Вильгельма Телля. — См. примеч. к стр. 77.

Стр. 190. ‘Сын отечества’ — ежедневная политическая, литературная и ученая газета, основанная в 1862 г. в Петербурге.

Стр. 194. …буду новый Фурье. — Шарль Фурье (1772—1837), французский социалист-утопист, идеи которого обсуждались в русских журналах начала 1860-х годов особенно оживленно после выхода в свет романа Чернышевского ‘Что делать?’ (см.: Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 407—445 и 681 — 087, а также стр. 290—329 и 655—665 — статьи ‘Как кому угодно’ и ‘Наша общественная жизнь’ за март 1864).

Стр. 195. …хуже какого-нибудь Гарнье-Пажесишки… — Гарнье-Пажесс, Луи Антуан (1803—1878) — французский буржуазный политический деятель, участник революций 1830 и 1848 гг., с 1864 г. — член законодательного корпуса.

Стр. 195. Пандан (франц. pendant) — подобие, соответствие.

Стр. 195. …энциклопедический словарь, издававшийся под редакцией Андрея Краевского… — См. примеч. к стр. 22.

Стр. 195. Premier-политик (от франц. — первый) — здесь: передовая статья.

Стр. 195. …если справедливо называют Андрея Александровича нашим русским Альфредом де Мюссе… — Сравнение издателя-дельца А. А. Краевского с французским поэтом-романтиком А. Мюссе (1810—1857) имеет иронический смысл.

Стр. 195. Евгения Тур — псевдоним русской писательницы и автора публицистических статей Елизаветы Васильевны Салиас де Турнемир (урожденная Сухово-Кобылина, 1815—1892), в литературном салоне которой собирались писатели и ученые.

Стр. 198. Люди дикие любят независимость, люди мудрые любят порядок… — Измененная цитата из повести H. M. Карамзина ‘Марфа Посадница’ (1802). У Карамзина: ‘Народы дикие любят независимость, народы мудрые любят порядок: а нет порядка без власти самодержавной’.

Стр. 201. Гоф-рат (нем. Hofrat — надворный советник) — здесь: чиновник.

Стр. 204. …’Листок’, газетка без всякого особого направления… — Имеется в виду ‘Петербургский листок. Газета городской жизни и литературы’, основанный в 1864 г. и выходивший ежедневно.

Стр. 204. Борель — владелец дорогого ресторана в Петербурге, славившегося изысканной кухней.

Стр. 204. Ихневмон — хищное млекопитающее животное, обитает в приречных зарослях тростника Северной Африки и Передней Азии.

Стр. 205. Французы, наехавшие с Лессепсом… — Речь идет о пребывании французского инженера-дельца и дипломата Лессепса (Фердинанд Мари, 1805—1894) в Африке в связи с началом в 1859 г. работ по прорытию Суэцкого канала.

Стр. 206. Дома новы, но предрассудки стары — слова Чацкого в комедии ‘Горе от ума’ А. С. Грибоедова (д. II, явл. 4).

Стр. 322. Газета ‘Весть’ — политическая и литературная газета, выходившая в Петербурге в 1863—1870 гг., в 1863—1864 — еженедельно, издателями-редакторами были В. Д. Скарятин и H. H. Юматов.

Стр. 324. Folichon — шаловливый, шутливый (франц.), здесь: веселая, игривая песенка.

Стр. 324. ‘Волос’ и ‘Известия’ — см. примеч. к стр. 186.

Стр. 324. Кладут яйцы спора, Кастельфидардо, наборщик. — В газете А. А. Краевского ‘Голос’ Гарибальди был назван ‘героем Кастельфидаро’ (1864, No 288, 18/30 октября). ‘СПб. Ведомости’ обвинили редактора ‘Голоса’ в ‘нелиберальной’ оценке деятельности Гарибальди и уличили его в невежестве (нужно было: ‘герой Калатафимы’). Оправдываясь, А. А. Краевский объяснил искажение названия города, где Гарибальди одержал в мае 1860 г. победу над неаполитанским генералом Линди, ‘ошибкой наборщика’ (‘Голос’, 1864, 21 октября/2 ноября, No 29). Достоевский об этой ошибке Краевского писал в статье ‘Каламбуры в жизни и в литературе’ (1864).

Стр. 324. Fandango — см. примеч. к стр. 332.

Стр. 324. Степанов — см. примеч. к стр. 184.

Стр. 324. ‘Чайник’ — имеется в виду сатирический журнал с карикатурами ‘Будильник’, издававшийся в 1865—1871 гг. в Петербурге два раза в неделю, издатель-редактор Н. А. Степанов.

Стр. 326. …утопил уж ‘Читальню’… — Речь идет о журнале ‘Библиотека для чтения’, редактором-издателем которого с 1864 г. стал П. Д. Боборыкин. ‘Библиотека для чтения’ прекратила свое существование на No 8 за 1865 г.

Стр. 326. Читали: ‘Откуда’, ‘Покуда’, ‘Накануне’, ‘Послезавтра’…— Пародийное воспроизведение названий романа Н. С. Лескова ‘Некуда’ (1864) и романа И. С. Тургенева ‘Накануне’ (1860).

Стр. 326. Это вс я написал. — Слова Хлестакова из ‘Ревизора’ Гоголя.

Стр. 326. Роман ‘Как?’. — Вероятно, имеется в виду роман Н. Г. Чернышевского ‘Что делать?’.

Стр. 326. Достал стишки: ‘Офицер и нигилистка’. — Очевидно, Достоевский предполагал ввести в текст ‘Крокодила’ сатирическое стихотворение ‘Офицер и нигилистка’ (см. наст. изд., т. XV и вводную статью, стр. 351).

Стр. 326. Стрижи, стрижи. — ‘Стрижами’ M. E. Салтыков-Щедрин назвал сотрудников ‘Эпохи’ (см. стр. 384—385).

Стр. 327. Если у гусей нет теток со предрассудок. — В данном случае Достоевский высмеивал попытку отождествить законы животного мира и человеческого общества. Ср. эту сентенцию со следующими строками первой редакции стихотворения ‘Офицер и нигилистка’:

В природе есть ли кринолины?

Иль предрассудком дорожа,

Идет ли гусь на именины?

Ну есть ли тетки у ежа?

Стр. 327. ‘Своевременный’ — т. е. журнал ‘Современник’, редактировавшийся с 1863 г. (после смерти И. И. Панаева) до запрещения в 1866 г. одним Н. А. Некрасовым.

Стр. 327. ‘Родные выписки’, привесок к ‘Волосу’. — Имеется в виду журнал ‘Отечественные записки’ и газета ‘Голос’, издававшиеся А. А. Краевским.

Стр. 327. Зайцев, Варфоломей Александрович (1842—1882) — критик и публицист, с 1863 г. сотрудник ‘Русского слова’.

Стр. 328. Crocodillo — слово итальянское… — Соединение французского названия крокодила (crocodiie) с итальянским (coccodrillo).

Стр. 329. Мурилъо, Бартоломе Эстеван (1617 — 1682) — выдающийся испанский живописец.

Стр. 329. ‘Теймс’ (‘The Times’) — английская газета консервативного направления, издающаяся в Лондоне с 1785 г.

Стр. 329. …Польша … ‘Волос’ ~ Катков. — Михаил Никифорович Катков (1818—1887) — консервативный публицист, издатель журнала ‘Русский вестник’ (совместно с П. М. Леонтьевым) и редактор газеты ‘Московские ведомости’. Общий контекст комментируемого отрывка позволяет предположить, что Достоевский имел в виду здесь полемику 1863—1864 гг. по польскому вопросу между ‘Московскими ведомостями’ M. H. Каткова и ‘Голосом’ А. А. Краевского. Салтыков-Щедрин в ‘Нашей общественной жизни’ за декабрь 1863 г. заметил, что спорящие стороны затеяли этот турнир ‘только для собственной потехи’, так как принципиальных разногласий между ними не было (см.: Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 211).

Стр. 330. …фельетонист ‘Русского инвалида’. — ‘Русский инвалид’ — официальный орган военного министерства, редактировавшийся в 1861 — 1863 гг. Н. Г. Писаревским. Не исключена возможность, что под ‘фельетонистом ‘Русского инвалида» Достоевский имел в виду А. Ф. Гильфердинга, поместившего в этом журнале статью ‘За что борются русские с поляками’ (‘Русский инвалид’, 1863, 30 марта, No 71), вызвавшую ряд полемических откликов.

Стр. 330. Милюков, Александр Петрович (1817—1897) — писатель, литературный критик и педагог, близкий знакомый Ф. М. Достоевского, посвятивший ему в книге воспоминаний ‘Литературные встречи и знакомства’ (1890) специальный раздел. В восьмом номере журнала ‘Эпоха’ за 1864 г. был напечатан рассказ Милюкова ‘Посмертные записки одного скитальца’.

Стр. 331. Опять приходил В—в. — Возможно, речь идет о Воскобойникове Николае Николаевиче (1838—1882), публицисте, сотруднике ‘Библиотеки для чтения’, ‘Московских ведомостей’, подписывавшемся криптограммой В—ов.

Стр. 332. Загуляев, Михаил Андреевич (1834—1900) — журналист, сотрудник ‘Отечественных записок’, ‘Голоса’ и ‘Сына отечества’.

Стр. 332. ‘Русское слово’ — ежемесячный литературно-политический журнал, выходивший в Петербурге с 1859 по 1866 г., в 1863—1866 гг. — издатель-редактор Г. Е. Благосветлов.

Стр. 332. Fandango (фанданго) — испанский танец. Под этим названием В. В. Крестовский (1840—1895) объединил два стихотворения (‘Чуть с аккордом двух гитар’ и ‘В дальней Африке, весною’) из цикла ‘Испанские мотивы’. Здесь и ниже (стр. 333—334) содержатся пародии Достоевского на эти стихи.

Стр. 334. Эспартеро, Бальдомеро (Espartero, 1793—1879) — испанский государственный деятель, имя которого часто встречалось в русских периодических изданиях.

Стр. 334. …Игдев ~ статья сия будет направлена против ‘Современника’. — Игдев — литературный псевдоним Ивана Григорьевича Долгомостьева (ум. 1867), журналиста и переводчика, сотрудника ‘Времени’ и ‘Эпохи’. Достоевский здесь имеет в виду некоторые факты своей полемики с ‘Современником’, в которой принял участие и И. Г. Долгомостьев (см. статью Ф. М. Достоевского 1864 г. ‘Необходимое заявление’, наст. изд., т. XIX, Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 571).

Стр. 336. Дорога решена на Харьков. — В 1864—1865 гг. широко обсуждался вопрос, в каком направлении экономически выгоднее прокладывать дорогу Москва — Одесса: через Харьков или через Киев (см., например, С, 1864, No 2, Внутреннее обозрение, стр. 255—259).

Стр. 336. Карикатура г. Степанова (генерал и дворник)… — Речь идет о карикатуре, помещенной в No 1 ‘Будильника’ за 1865 г. под названием »Будильник’ разоряется на подарки’. Там генералу преподносят в дар ‘дворницкую метлу’, чтобы он мог осуществить высказанное им намерение: ‘У меня нигилистов не будет — всех вымету’.

Стр. 337. …повесть под названием ‘Лиза и медь’. — В публикации ЛH напечатано ‘Лиза и мед’ (ЛН, т. 83, стр. 272). Однако в автографе слово ‘медь’ отчетливо написано через » и с мягким знаком на конце (мдь). Возможно, Достоевский допустил описку, и название надо читать ‘Лиза и м<едв>едь’.

Стр. 337. Поручик Воскобойников 2-й со Приятно ли быть внуком’. — ‘Посмертное’ сочинение Козьмы Петровича Пруткова ‘Опрометчивый турка, или Приятно ли быть внуком’ было опубликовано в приложении к ‘Современнику’ за 1863 г., No 4, ‘Свисток’, No 9, стр. 54, не ‘отставным поручиком Воскобойниковым’, а другим ‘племянником’ — Калистратом Ивановичем Шерстобитовым (см.: Козьма Прутков. Полное собрание сочинений. Изд. ‘Советский писатель’, М.—Л., 1965, стр. 272 и 342—345 (‘Библиотека поэта’)).

Стр. 338. Вы читали ‘Подводный камень’? — Имеется в виду роман М. В. Авдеева ‘Подводный камень’ (‘Современник’, 1860, NoNo 10 и 11), в котором затрагивались некоторые проблемы женской эмансипации. В журнале ‘Время’ (1861, т. 1, Критическое обозрение, стр. 35—45) на этот роман была помещена отрицательная рецензия.

ИГРОК

Источники текста

НР₁ — Отрывок наборной рукописи: ‘мне этого барона покажи на гулянье ~ Появление бабушки у рулетки произвело глубокое…’. Копия рукою А. Г. Достоевской с поправками Ф. М. Достоевского, 2 листа. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, No 29451. ССХб. 7, см.: Описание, стр. 92.

НР₂ — Отрывок наборной рукописи: ‘Тут теперь главное Швейцария со Завтра, завтра вс кончится’. Копия рукою А. Г. Достоевской с поправками и подписью Ф. М. Достоевского, 1 лист. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, No 29451. ССХб. 7, см.: Описание, стр. 93.

1866, стр. 5—63.

Печатается по тексту первой публикации 1866 с исправлением следующих опечаток:

Стр. 236, строки 35—36: ‘адвокаты при уголовных процессах’ вместо ‘адвокаты при условных процессах’.

Стр. 292, строка 16: ‘место у стола’ вместо ‘место у стула’.

Стр. 293, строки 19—20: ‘я забирал деньги’ вместо ‘я разбирал деньги»

Замысел ‘Игрока’ возник еще осенью 1863 г. В письме к H. H. Страхову от 18(30) сентября 1863 г. из Рима Достоевский писал: ‘Сюжет рассказа следующий: один тип заграничного русского. Заметьте: о заграничных русских был большой вопрос в журналах. Вс это отразится в моем рассказе. Да и вообще отразится современная минута (по возможности, разумеется) нашей внутренней жизни. Я беру натуру непосредственную, человека однако же многоразвитого, но во всем недоконченного, изверившегося и не смеющего ne верить, восстающего на авторитеты и боящегося их. Он успокаивает себя тем, что ему нечего делать в России и потому жестокая критика на людей, зовущих из России наших заграничных русских. <...> Главная же штука в том, что все его жизненные соки, силы, буйство, смелость пошли на рулетку. Он — игрок, и не простой игрок, так же как скупой рыцарь Пушкина не простой скупец. (Это вовсе не сравнение меня с Пушкиным. Говорю лишь для ясности). Он поэт в своем роде, но дело в том, что он сам стыдится этой поэзии, ибо глубоко чувствует ее низость, хотя потребность риска и облагораживает его в глазах самого себя. Весь рассказ — рассказ о том, как он третий год играет по игорным домам на рулетке’.

Тогда же Достоевский набросал план рассказа, объем которого должен был быть не менее 1 ¹/₂ печатных листов, и даже начал его писать, но бросил, так как ‘жарко и, во 2-х, — писал он в том же письме Страхову, — приехал в такое место, как Рим, на неделю, разве в эту неделю, при Риме, можно писать?’

Летом 1865 г., теснимый кредиторами, Достоевский вынужден был продать ‘спекулянту’ и ‘довольно плохому человеку’ Ф. Т. Стелловскому право на издание собрания своих сочинений. ‘Но в контракте нашем была статья, — рассказывал Достоевский в письме к А. В. Корвин-Круковской от 17 июня 1866 г., — по которой я ему обещаю для его издания приготовить роман, не менее 12-ти печатных листов, и если не доставлю к 1-му ноября 1866 г. (последний срок), то волен он, Стелловский, в продолжение девяти лет издавать даром, и как вздумается, вс, что я ни напишу, безо всякого мне вознаграждения’.

Увлеченный работой над ‘Преступлением и наказанием’ Достоевский не принимался за новый роман до начала октября 1866 г. Когда же времени на выполнение обязательства осталось меньше месяца, он вынужден был пригласить стенографистку Анну Григорьевну Сниткину (ставшую впоследствии его женой) и продиктовал ей текст романа в течение 26 дней, с 4 по 29 октября. Можно предположить, что у Достоевского уже были к этому времени приготовлены какие-то черновые варианты текста или подробные планы романа, что и сделало возможным создание ‘Игрока’ в столь короткий срок. О том, что Достоевский намеревался приступить к работе над ‘Игроком’ еще летом 1866 г., свидетельствует его письмо к А. В. Корвин-Круковской от 17 июня 1866 г. ‘Я хочу сделать небывалую и эксцентрическую вещь,— сообщалось там, — написать в 4 месяца 30 печатных листов, в двух разных романах, из которых один буду писать утром, а другой вечером, и кончить к сроку’ (см. примеч. А. С. Долинина. Д, Письма, т. I, стр. 585).

В своих воспоминаниях А. Г. Достоевская рассказала, как писался ‘Игрок’ (Достоевская, А. Г. Воспоминания, стр. 47 и др. Ср. также: Биография, стр. 290—293 и Милюков, стр. 43—45). До ее прихода Достоевский делал черновые наброски, затем с 12 до 4 часов дня с небольшими перерывами диктовал А. Г, Сниткиной текст, который она дома расшифровывала и переписывала набело. Сохранившиеся отрывки текста ‘Игрока’, записанные рукою А. Г. Сниткиной и ставшие наборной рукописью, свидетельствуют, что перед сдачей романа издателю Достоевский еще раз подверг рукопись правке (см. варианты НР₁ и НР₂). Рукопись романа, переданного 1 ноября 1866 г. Стелловскому, была названа ‘Рулетенбург’ (т. е. ‘Город рулетки’). Однако издатель потребовал, чтобы название это было заменено на ‘какое-нибудь другое, более русское’ (см. письмо Достоевского к В. И. Губину от 8/20 мая 1871 г.). Достоевский согласился, и роман был напечатан в III томе Полного собрания сочинений Достоевского, изданного Ф. Стелловским (СПб., 1866), под названием ‘Игрок’, с того же набора был сделан отдельный оттиск.

В центре повествования — ‘игрок’, один из типов ‘заграничных русских’. Рядом с ним изображена семья русского генерала, тоже из ‘заграничных русских’. Эта семья принадлежит к числу ‘случайных семейств’, выбитых из привычного жизненного уклада крестьянской реформой, художественному исследованию которых Достоевский посвятил свои последующие романы. Множество таких русских семейств за границей Достоевский наблюдал еще во время своей первой поездки по Европе в 1862 г., о чем он писал в ‘Зимних заметках о летних впечатлениях’ (см. стр. 62—63). По приведенным в октябрьском номере ‘Русского вестника’ за 1862 г. данным, только в 1860 г. за границу отправилось 275 582 русских.

В корреспонденциях ‘Из Парижа’ Касьянова (И. Аксаков), печатавшихся в газете ‘День’ (1863, 23 марта, No 12 и 20 апреля, No 16), русские, живущие за границей, были названы ‘гулящими людьми’. Зто определение вызвало возражение Салтыкова-Щедрина, который в хронике ‘Ваша общественная жизнь’ в майской книжке ‘Отечественных записок’ за 1863 г. утверждал, что ‘гулящими людьми’ можно назвать только ‘отцов’, которые не прочь ‘устроить крепостное право, где бы то ни было’ (Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 108).

Достоевский, как это видно из приведенного выше письма к Страхову, внимательно следил за журнальной полемикой по поводу ‘заграничных русских’.

Задуманный им тогда же рассказ должен был отразить его точку зрения на этот вопрсс.

В чем-то Достоевский был согласен с Салтыковым-Щедриным. ‘Игрок’ — это представитель ‘детей’. Он ‘не стыдится своего отечества’ (Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 109). В то же время Достоевский охарактеризовал героя как человека ‘изверившегося’ и не желающего искать себе дела в России, как и другие ‘заграничные русские’, о которых И. Аксаков в одной из корреспонденции из Парижа писал, что, ‘влекомые широким сочувствием собственно ко всему человечеству’, они бегут из России, ‘богатой делом всякого рода’ (‘День’, 1863, 23 марта, No 12, стр. 3).

Характерно, что тему ‘русские за границей’ — хотя и в ином ключе — тогда же разработал И. С. Тургенев в романе ‘Дым’ (1867), написанном и опубликованном почти одновременно с ‘Игроком’ Достоевского (см.: Тургеневу Сочинения, т. IX, стр. 518).

Перипетии любви героя, состоящего на службе в семействе генерала в качестве домашнего учителя, и падчерицы генерала Полины во многом повторяют сложную историю отношений Достоевского и Аполлинарии Прокофьевны Сусловой. В одном из писем Достоевский писал о ней: ‘Она требует от людей всего, всех совершенств, не прощает ни единого несовершенства в уважение других хороших черт’ (Н. П. Сусловой, от 19 апреля 1865 г.). Эти слова в полной мере можно отнести и к Полине. Некоторые сюжетные мотивы в ‘Игроке’, как об этом свидетельствует дневник А. П. Сусловой, были подсказаны Достоевскому реальными событиями. Так, увлечение Полины французом Де-Грие, ее желание вернуть ему какие-то деньги — художественно преображенные факты биографии А. П. Сусловой (см.: А. П. Суслова. Годы близости с Достоевским. Изд. М. и С. Сабашниковых, М., 1928, стр. 47—60 и др. Ср.: А. Бем. ‘Игрок’ Достоевского. (В свете новых биографических данных). ‘Современные записки’, Париж, 1925, кн. XXIV, стр. 379—392).

Автору ‘Игрока’ была близка и другая страсть главного героя, Алексея Ивановича, — к игре. О своем увлечении рулеткой во время поездок за границу Достоевский постоянно сообщал близким. В одном из писем к В. Д. Констант от 20 августа (1 сентября) 1863 г. из Парижа, рассказывая об удачной игре в Висбадене, Достоевский писал: ‘… в эти четыре дня присмотрелся к игрокам. Их там понтирует несколько сот человек, и, честное слово, кроме двух, не нашел умеющих играть. Все проигрываются до тла, потому что не умеют играть. Играла там одна француженка и один английский лорд, вот эти так умели играть и не проигрались, а напротив, чуть банк не затрещал. Пожалуйста, не думайте, что я форсю, с радости, что не проиграл, говоря, что знаю секрет, как не проиграть, а выиграть. Секрет-то я действительно знаю, он ужасно глуп и прост и состоит в том, чтоб удерживаться поминутно, несмотря ни на какие фазисы игры, и не горячиться. Вот и вс…’.

‘Теория’ игры на рулетке автора романа, развитая в цитированном письме, совпадает с рассуждениями на эту же тему его героя Алексея Ивановича, в особенности в последней главе (см. стр. 318). А. Г. Достоевская вспоминает, что когда в процессе работы над романом обсуждались судьбы героев, то ‘Федор Михайлович был вполне на стороне ‘игрока’ и говорил, что многое из его чувств и впечатлений испытал сам на себе. Уверял, что можно обладать сильным характером, доказать это своею жизнью и тем не менее не иметь сил побороть в себе страсть к игре на рулетке’ (Достоевская, А. Г. Воспоминания, стр. 65).

Созданный Достоевским образ ‘игрока’ имел длинную литературную родословную. Перечень произведений мировой литературы, в которых разработан сюжет азартной игры, может быть бесконечным. Назовем здесь только те из них, которые имели непосредственное отношение к замыслу Достоевского. Сам Достоевский указал на связь романа с пушкинскими традициями. При этом нужно иметь в виду не только названные им ‘Маленькие трагедии’, но и ‘Пиковую даму’. С ‘Пиковой дамой’ ‘Игрока’ сближают некоторые детали сюжета (см.: А. Б е м. Гоголь и Пушкин в творчестве Достоевского. ‘Slavia’, 1929, т. VIII, вып. 2, стр. 302—311). Впрочем, пушкинский Германн одержим единой страстью, стремлением к богатству, которое даст ему власть над людьми, Алексей Иванович, выиграв двести тысяч, тут же их растрачивает. И в этом Достоевский видел проявление чисто русской черты характера.

В числе литературных предшественников Достоевского следует назвать также Лермонтова как автора ‘Маскарада’ (1835). Эта драма была в поле зрения Достоевского в период, когда обдумывался и писался ‘Игрок’, о чем свидетельствует упоминание о ‘Маскараде’ в ‘Записках из подполья’. Автор ‘Игрока’, вероятно, был знаком и со статьей Ф. Дершау ‘Из записок игрока’. Статья была напечатана в апрельской книжке ‘Русского слова’ за 1859 г., в этом же журнале месяцем раньше появился ‘Дядюшкин сон’ (см.: Гроссман, Биография, стр. 283). Известное значение — в числе других импульсов к созданию русского варианта игрока — могли иметь для Достоевского также персонажи гофмановских героев-игроков, а также начальный эпизод ‘Шагреневой кожи’ (1831) Бальзака. Достоевскому, несомненно, был знаком и русский перевод очерка Теккерея ‘The Kicklebury on the Rhine’ (‘Кикильбюри на Рейне’) (1850), который под названием ‘Английские туристы’ появился в той же книжке ‘Отечественных записок’ (1851, No 6, отд. V111, стр. 106—144), что и комедия брата писателя Михаила Михайловича Достоевского ‘Старшая и меньшая’ (сообщено В. А. Тунимановым). Помимо заглавия очерка переводчик (А. Бутаков) переделал и наименование, данное Теккереем вымышленному немецкому курортному городку с игорным домом, Rougetnoirebourg (т. е. город красного и черного) на Рулетенбург. Именно так назван город и в ‘Игроке’. Кроме того, обнаруживается некоторая аналогия между авантюристкой Бланш и ‘принцессой де Магадор’ (madame la Princesse de Magador) в очерке Теккерея, оказавшейся французской модисткой. Следует отметить также, что и у Достоевского (см. стр. 264—265) и у Теккерея (см.: ОЗ, 1851, No 6, отд. V111, стр. 128) крупье во время игры произносят одни и те же французские фразы, а англичане в обоих произведениях живут в отеле ‘Четырех времен года’.

При работе над образом Алексея Ивановича у Достоевского, очевидно, возникали какие-то ассоциации и с ‘Дубровским’ Пушкина. Троекуров называет молодого Дубровского, попавшего в его дом в роли француза-гувернера, ‘учителем’, вкладывая в это слово уничижительный смысл. Алексей Иванович тоже уничижительно именует себя ‘учителем’ в тех случаях, когда хочет подчеркнуть свое зависимое положение. Не случайно и в повести Пушкина (глава XI) и в ‘Игроке’ (стр. 240 и др.) слово ‘учитель’ приведено во французской транскрипции (outchitel).

‘Игрок’, как и другие произведения этого периода, связан с публицистическими статьями Достоевского 1861—1864 гг. и, в особенности, с ‘Зимними заметками о летних впечатлениях’ (см.: В. Дороватовская-Любимова. Французский буржуа. (Материалы к образам Достоевского). ‘Литературный критик’, 1936, No 9, стр. 211—213). Связь эта сказывается прежде всего в том, что в художественной структуре ‘Игрока’ существенную роль играет стремление автора противопоставить современную ему Россию Европе. Многие образы в этом романе являются как бы иллюстрацией выводов, которые в публицистической форме были выражены Достоевским в его отчете о первой поездке за границу. Алексей Иванович — своеобразный вариант молодых людей, о которых Достоевский сказал в ‘Зимних заметках’, что они вслед за Чацким, не найдя себе дела в России, уехали в Европу и там ‘чего-то ищут’ (стр. 62). Но этот персонаж противопоставлен в то же время барону фон Вурмергельму и Де-Грие, ‘игрок’ не хочет ‘поклоняться немецкому идолу’ (стр. 225), не желает посвятить свою жизнь накоплению богатства.

Характеры француза, немца, англичанина, по мнению Достоевского, в ходе исторического развития этих стран отлились в известную законченную ‘форму’, русский же национальный характер находится еще в процессе развития: отсюда внешняя ‘бесформенность’ натур Алексея Ивановича и Полины, отсюда же и свойственное русскому человеку стремление преодолеть узость сложившихся на Западе общественных форм, в чем писатель видел историческое преимущество России, залог того, что в недалеком будущем она сможет отыскать пути к более высоким общечеловеческим идеалам (см. об этом: История русского романа, т. II. Изд. ‘Наука’, М.—Л., 1964, стр. 221—224). В связи с этим в идейно-художественной концепции романа важное значение имел не лишенный символики образ русской ‘бабушки’ Антониды Васильевны.

Де-Грие и mademoiselle Бланш — это те из парижан, о которых с таким сарказмом Достоевский писал в главах ‘Опыт о буржуа’ и ‘Брибри и мабишь’. Называя маркиза-самозванца, мошенника и ростовщика Де-Грие именем благородного героя романа восемнадцатого века ‘Манон Леско’ Прево (см.: В. Дороватовская-Любимова, стр. 212—213), Достоевский иронически выставлял степень нравственного падения французской буржуазии, утратившей былые идеалы и ставшей на путь стяжательства.

Фигура англичанина мистера Астлея, {Имя Астлея заимствовано было Достоевским из романа Э. Гаскел ‘Руфь’, перевод которого печатался в журнале ‘Время’, 1863, No 4, стр. 144 (см.: Фридлендер, стр. 203).} вызывающего симпатию и у Алексея Ивановича, и у ‘бабушки’, и у Полины, напоминает добрых и благородных героев из романов Диккенса, творчество которого Достоевский высоко ценил (см.: И. Катарский. Диккенс в России. Изд. ‘Наука’, М., 1966, стр. 357—401). С другой стороны, взаимоотношения мистера Астлея и Полины психологически созвучны истории главных героев первого романа Ж. Санд ‘Индиана’ (1832, русск. перевод — 1833). Сходство усиливается тем, что благородный и преданно любящий Индиану персонаж этого романа Ральф — англичанин, противопоставлен его сопернику — французу Раймону. Образ мистера Астлея, обрисованный Достоевским только общими контурами, соответствует также бытовавшему в русской демократической среде представлению об англичанах. Салтыков-Щедрин в упомянутой выше хронике ‘Наша общественная жизнь’ (май, 1863 г.) писал, что путешествующий англичанин ‘везде является гордо и самоуверенно и везде приносит с собой свой родной тип со всеми его сильными и слабыми сторонами’ (Салтыков-Щедрин, т. VI, стр. 105, ср. со словами Теккерея в очерке, названном в русском переводе ‘Английские туристы’: ‘Мы везем с собою всюду нашу нацию, мы на своем острове, где бы мы ни находились’. — ОЗ, 1851, No 6, отд. V111, стр. 122).

Достоевский, работая над ‘Игроком’, вложил в уста Алексея Ивановича отдельные рассуждения, которые впоследствии были повторены в ‘Преступлении и наказании’ (ср., например, стр. 236 и стр. 408 в т. VI наст. изд.).

‘Игрок’ неоднократно подвергался сценической обработке и прочно вошел в репертуар драматических театров. В 1916 г. С. С. Прокофьев на сюжет ‘Игрока’ написал оперу, которая тогда же была поставлена в Санкт-Петербургском императорском Мариинском театре.

Стр. 210. Тонировал (от франц. ton) — задавал тон.

Стр. 211. Монсиньор — с XIX в. титул католических архиепископов (и епископов) во Франции.

Стр. 211. …в канцелярию посольства святейшего отца в Париже… — Рим был до 1870 г. административным центром Папской области, которая имела своих дипломатических представителей в других государствах.

Стр. 211. ‘Opinion nationale’ — французская ежедневная политическая газета, орган либеральных бонапартистов, основана в 1859 г. А. Герулем (Ad. Gueroult), выходила в Париже до 1879 г.

Стр. 212. …отрывки из ‘Записок’ генерала Перовского…—В отрывке ‘Из записок’ Перовского рассказывается, что во время отступления из Москвы в 1812 г. французы расстреливали русских пленных, отстававших от колонны из-за слабости и истощения (РА, 1865, No 3, стр. 278—279). — Перовский, Василий Алексеевич (1794—1857) — граф, генерал-адъютант, участник Отечественной войны 1812 г., позднее — оренбургский военный генерал-губернатор.

Стр. 222. Жато (франц. chteau) — замок.

Стр. 225. Фатер (нем. Vater) — отец.

Стр. 226. …барон Ротшильд или Гоппе и Комп. … — Джемс Ротшильд (1792—1868) — глава банкирского дома. Под Гоппе, очевидно, имеется в виду другой банкирский дом в Амстердаме.

Стр. 230. …петух, le coq gaulois. — Галльский петух — символ Франции и французской национальности.

Стр. 233. Это баронесса Вурмергельм. — Возможно, что баронессе была дана фамилия Вурмергельм по ассоциации с фамилией секретаря президента Вурма, одного из самых отрицательных героев драмы Шиллера ‘Коварство и любовь’ (см.: М. С. Альтман. Иностранные имена героев Достоевского. В кн.: Русско-европейские литературные связи. Изд. ‘Наука’, М.—Л., 1966, стр. 21).

Стр. 234. Гейн! (нем. gehen) — убирайтесь!

Стр. 247. …с историческим именем что-то вроде Барберини… — Барберини — знаменитая римская княжеская фамилия, представители которой завоевали известность еще в XIII в.

Стр. 260. …стол с trente et quarante … — Стол для карточной игры ‘тридцать и сорок’ (см. стр. 294).

Стр. 275. Du lait, de Vherbe со et la vrit! — Об этом Достоевский писал в ‘Зимних заметках о летних впечатлениях’ (см. стр. 94—95).

Стр. 277. Фурор (от франц. fureur, итал. furore) — ярость, неистовство.

Стр. 282. …романы Поль де Кока… — Поль де Кок, Шарль (1794— 1871) — французский писатель, автор нравоописательных романов из жизни буржуазии, широко популярных в середине XIX в.

Стр. 282. …обзывали друг друга ‘лайдаками’. — Лайдак (польск. laidak) — негодяй, мошенник.

Стр. 286. …как шут Балакирев. — Имеется в виду Иван Александрович Балакирев (1699—1763 гг.). Приписываемые ему анекдоты вышли в Москве в 1839 г. отдельной книжкой и пользовались широкой известностью (см.: Белинский, т. III, стр. 116—117. Ср. наст. изд., т. I, стр. 496).

Стр. 293. …madame Blanchard …— Мари Бланшар (1778—1819), жена одного из первых воздухоплавателей, неоднократно сама поднималась в воздух, погибла во время пожара, возникшего на воздушном шаре от пламени фейерверков, которые она пускала.

Стр. 301. Mon fils, as-tu du coeur со Tout autre … — реплики героев в трагедии Корнеля ‘Сид’ (1636) (см. д. I, явл. 5).

Стр. 302. …et apr&egrave,s le dluge! — см. примеч. к стр. 75.

Стр. 305. Гомбург — до 1866 г. главный город ландграфства Гессен-Гомбург, один из наиболее модных в то время немецких курортов. До начала 1870-х годов в нем существовали игорные дома, которые Достоевский посещал во время пребывания в этом городе в октябре 1863 г. (см.: А. П. Суслова. Годы близости с Достоевским. Изд. М. и С. Сабашниковых, М., 1928, стр. 66—67) и в мае 1867 г. (см. письмо к А. Г. Достоевской от 5 (17) мая 1867).

Стр. 306. Thr&egrave,se-philosophe. — Имеется в виду героиня книги эротического содержания ‘Thr&egrave,se-philosophe, ou Mmoires pour servir a l’histoire de D. Dirrag et de M-lle Eradice’ La Haye (1748), 2 part., которая упоминается также в черновых планах ‘Бесов’ и ‘Жития великого грешника’ (см. наст. изд., т. XI). Книга вышла анонимно. Высказывались предположения, что ее автором мог быть Монтиньи (Montigny) или маркиз Д’Аржан (I.-B. de Boyer d’Argens). См.: Dictionnaire des ouvrages anonymes par A.-E. Barbier. Paris, t. IV, 1964, p. 707.

БРАК

Печатается по автографу: ЦГАЛИ, ф. 212.1.4, с. 131. Опубликовано: Гроссман, Жизнь и труды, стр. 342.

Датируется концом 1864 — началом 1865 г. по месту положения в тетради (запись сделана среди заметок к ‘Крокодилу’ — ЧН₃).

Героиня романа, как указал Достоевский, должна была быть похожей на княжну Катю из ‘Неточки Незвановой’ (см. наст. изд., т. II). Замысел остался неосуществленным.

РОСТОВЩИК

Печатается по автографу: ЦГАЛИ, ф. 212.1.5, с. 210. Публикуется впервые.

Датируется началом 1866 г. по месту положения в тетради: запись сделана на с. 10, предыдущая с. 8 датирована 14 февралем 1866 г. Замысел остался неосуществленным.

Прототипами героев, очевидно, должны были стать граф В. А. Соллогуб и М. Ю. Виельгорский. Над фамилией одного из персонажей, Данилова, указан, очевидно, его прототип, фамилию которого, дополнив, можно прочитать и как Чернышевский, и как Чернышев.

С Владимиром Александровичем Соллогубом (1814—1882), беллетристом, близким в 1840-х годах к кругу Белинского, Достоевский познакомился в 1846 г. В ‘Воспоминаниях’ В. А. Соллогуба содержится краткий рассказ о посещении его литературного салона Достоевским.

Салон известного музыканта-дилетанта Михаила Юрьевича Виельгорского Достоевский посещал в 1840-х годах в Петербурге. В начале 1846 г. на вечере у Виельгорских с Достоевским случился припадок, что послужило темой для эпиграммы И. С. Тургенева и Н. А. Некрасова ‘Послание Белинского к Достоевскому’ (ср.: Тургенев, Сочинения, т. I, стр. 360—361).

Тема ростовщичества всегда волновала Достоевского. Она затрагивалась в романе ‘Преступление и наказание’, работа над которым заканчивалась в том же 1866 г., в первой черновой редакции ‘Идиота’ (1867), в неосуществленном замысле, условно названном ‘Роман о князе и ростовщике’ (1870), в романс ‘Подросток’ (1875) и др.

СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ¹

¹ В список не включены сокращения, совпадающие с сиглами, указанными в источниках текста к каждому произведению.

Места хранения рукописей

ГБЛ — Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина (Москва).

ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР (Ленинград).

ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства (Москва).

ЦГИА — Центральный государственный исторический архив (Ленинград).

Печатные источники

Бальзак — О. Бальзак. Собрание сочинений, тт. I—XV. Гослитиздат, М., 1951-1955.

Бахтин — М. Бахтин. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 3-е. Изд. ‘Художественная литература’, М., 1972.

Белинский — В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, тт. I—XIII. Изд. АН СССР, М., 1953—1959.

Бельчиков — Н. Ф. Бельчиков. Достоевский в процессе петрашевцев. Изд. ‘Наука’, М.—Л., 1971.

Биография — Биография, письма и заметки из записной книжки с портретом Ф. М. Достоевского и приложениями. СПб., 1883 (Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского, т. I).

Борщевский — С. Борщевский. Щедрин и Достоевский. История их идейной борьбы. Гослитиздат, М., 1956.

Вр — ‘Время’ (журнал).

Герцен — А. И. Герцен. Собрание сочинений, тт. I—XXX. Изд. АН СССР — ‘Наука’, М., 1954—1965.

Горький — М. Горький. Собрание сочинений, тт. I—XXX. Гослитиздат, М., 1949-1955.

Гроссман, Биография — Л. П. Гроссман. Достоевский. Изд. 2-е, испр. и доп. Изд. ‘Молодая гвардия’, М., 1965.

Гроссман, Жизнь и труды — Л. П. Гроссман. Жизнь и труды Ф. М. Достоевского. Биография в датах и документах. Изд. ‘Academia’, M.—Л., 1935.

Даль — В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, тт. I—IV. Госиздат иностр. и нац. словарей, М., 1955.

Д, Материалы и исследования — Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Под ред. А. С. Долинина. Изд. АН СССР, Л., 1935.

Добролюбов — Н. А. Добролюбов. Собрание сочинений, тт. I—IX. Гослитиздат, М.—Л., 1961—1964.

Долинин — А. С. Долинин. Последние романы Достоевского. Изд. ‘Советский писатель’, М.—Л., 1963.

Достоевская, А. Г. Воспоминания — А. Г. Достоевская. Воспоминания. Изд. ‘Художественная литература’, М., 1971.

Достоевский и его время — Достоевский и его время. Изд. ‘Наука’, Л., 1971 (Институт русской литературы АН СССР).

Д, Письма — Ф. М. Достоевский. Письма, тт. I—IV. Под ред. А. С. Долинина. ГИЗ — ‘Academia’ — Гослитиздат, Л.—М., 1928—1959.

Зайцев — В. Зайцев. Избранные сочинения, т. I. Изд. Общества политкаторжан, М., 1934.

Кирпотпин — В. Я. Кпрпотин. Ф. М. Достоевский. Творческий путь (1821—> 1859). Гослитиздат, М., 1960.

Л H — ‘Литературное наследство’, тт. 1—83. Изд. АН СССР — ‘Наука’ .> М., 1931—1971. Издание продолжается.

Милюков — А. Милюков. Литературные встречи и знакомства. СПб., 1890.

Михайловский — Н. К. Михайловский. Литературно-критические статьи. Гослитиздат, М., 1957.

Назиров — Р. Г. Назиров. Социальная и этическая проблематика произведений Ф. М. Достоевского 1859—1866 годов. Автореферат диссертации на соискание ученой степени канд. филолог, наук. М., 1966.

ОЗ — ‘Отечественные записки’ (журнал).

Описание — Описание рукописей Ф. М. Достоевского. Под ред. В. С. Нечаевой. М., 1957 (Библиотека СССР им. В. И. Ленина — Центральный государственный архив литературы и искусства СССР — Институт русской литературы).

Писарев — Д. И. Писарев. Сочинения в четырех томах. Гослитиздат, М-, 1955—1956.

РА — ‘Русский архив’ (журнал).

РЛ — ‘Русская литература’ (журнал).

PC — ‘Русская старина’ (журнал).

РСл — ‘Русское слово’ (журнал).

С — ‘Современник’ (журнал).

Салтыков-Щедрин — M. E. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений, тт. I—XII. Изд. ‘Художественная литература’, М., 1965—1971 (издание продолжается).

Сб. Достоевский, II — Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Под ред. А. С. Долинина. Сборник второй. Изд. ‘Мысль’, Л.—М., 1924.

Скафтымов — А. П. Скафтымов. ‘Записки из подполья’ среди публицистики Достоевского. ‘Slavia’, 1929, т. VIII, вып. 1, стр. 101—117, вып. 2, стр.: 312—334.

Толстой — Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, тт. 1—90. Гослитиздат. М., 1928—1958.

Тургенев, Письма — И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах. Письма в тринадцати томах, тт. I—XIII. Изд. АН СССР — ‘Наука’, М.—Л., 1961—1968.

Тургенев, Сочинения — И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах. Сочинения в пятнадцати томах, тт. I—XV.: Изд. АН СССР — ‘Наука’, М.—Л., 1960—1968.

Фонвизин — Д. И. Фонвизин. Собрание сочинений, тт. I—II. Гослитиздат, М.—Л., 1959.

Фридлендер — Г. М. Фридлендер. Реализм Достоевского. Изд. ‘Наука’, М.—Л., 1964.

Цейтлин — А. Г. Цейтлин. Становление реализма в русской литературе. Русский физиологический очерк. Изд. ‘Наука’, М., 1965.

Чернышевский — Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, тт. I—XVI. Гослитиздат, М., 1939—1953.

Чирков — H. M. Чирков. О стиле Достоевского. Проблематика, идеи, образы. Изд. ‘Наука’, М., 1967.

Шестидесятые годы — Шестидесятые годы. Материалы по истории литературы и общественному движению. Изд. АН СССР, М.—Л., 1940.

Щедрин — И. Щедрин (M. E. Салтыков). Полное собрание сочинений, тт. I—XX. ГИХЛ, М.—Л., 1933—1941.

Э — ‘Эпоха’ (журнал).

1865 — Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений. Вновь просмотренное и дополненное самим автором издание. Изд. Ф. Стелловского. Т. II. СПб., 1865.

1866 — То же, т.. III, СПб., 1866,

НАБРОСКИ И ПЛАНЫ 1864—1866

Читайте также: