А. Гринберг
А. Гринберг
НА ВЕЧЕРЕ ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМА
НА ВЕЧЕРЕ ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМА
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
На вечере Шолом-Алейхема, Гринберг А., Год: 1966
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Шолом-Алейхем — писатель и человек: Статьи и воспоминания.
М.: Советский писатель, 1984.
Это было в 1912 году. Мы, студенты из России, учившиеся в Париже, случайно узнали, что во французской столице временно находится Шолом-Алейхем. И нас очень захватила идея организовать встречу со знаменитым писателем. С этой целью было решено снять где-нибудь свободный зал и просить Шолом-Алейхема выступить перед студенческой аудиторией с чтением своих рассказов. Но у нас, к сожалению, не оказалось средств для оплаты дорогого помещения. Нельзя было и мечтать об устройстве встречи в общепринятых местах общественных собраний или съездов. Что же оставалось делать? Голь на выдумки хитра. Наиболее предприимчивые из нас нашли какой-то второстепенный ресторан, который на несколько вечерних часов предоставил нам свободную изолированную комнату. На деле, однако, оказалось, что она была свободна не только от посетителей, но и от какой-либо мебели. Ни стола, ни стульев или скамей — ничего.
Это выглядело смехотворно — пригласить прославленного писателя в такой зал… Но что поделаешь со студентами — да не с местными, а приехавшими из России, которым процентная норма для евреев преградила доступ в университет на родине и загнала на чужбину, где они кое-ката перебивались на скудные и к тому же нерегулярные поступления из дому… И так горячо было желание встретиться с любимым автором ‘Тевье-молочника’, так страстно хотелось не пропустить случая и послушать его чтение, что нас ничто не останавливало, а наоборот, препятствия только закаляли нашу волю. И, возможно, Шолом-Алейхем разглядел это в наших глазах, в смущенных лицах и робких просьбах. Он с улыбкой выслушал нас и… дал согласие на наше необычное приглашение, поставив только одно условие, что за ним придут и доставят по адресу.
Помню, как сейчас, эту комнату — не очень ярко освещенную, но достаточную для нескольких десятков слушателей-энтузиастов, пренебрегших всеми неудобствами, лишь бы увидеть и послушать Шолом-Алейхема.
Была ранняя теплая осень. Шолом-Алейхем снял пальто. Сквозь очки в золотой оправе глядели на нас добрые, несколько насмешливые глаза. Великолепная с проседью шевелюра молодила его, но вид у него был болезненный, руки натружены от неутомимого многолетнего писательства (встреча происходила за четыре года до его смерти).
Шолом-Алейхем стал у одной из голых стен и начал говорить. Но голос его был тихий, слабый.
— Громче,— послышались несмелые голоса из других углов.
Шолом-Алейхем вышел на середину комнаты, но и это незначительно помогло делу.
— Раньше хоть кто-нибудь слышал, а теперь никто не услышит,— рассмеялся Шолом-Алейхем.
Тогда мы, по предложению писателя, достали у хозяина ресторана круглый стол, на который Шолом-Алейхем взобрался, почтительно поддерживаемый нами, и стал говорить, обращаясь во все стороны, чтобы слова его доходили до всех, чтобы все могли видеть его.
Я вспоминаю теперь эту сцену — Шолом-Алейхем на столе, кругом студенты, устремившие на него влюбленные глаза, жадно ловящие каждый его жест… Все это на расстоянии десятилетий может даже показаться неправдоподобным. Но оно было, и так это похоже на Шолом-Алейхема, с его непритязательностью, с его любовью к молодежи.
Что он нам читал?
В руках у него не было никакой книги, никакой руксг-писи, следовательно, даже неверно говорить — ‘читал’. Шолом-Алейхем вольно пересказывал некоторые из своих давно напечатанных шедевров-миниатюр, и впечатление их простоты, безыскусственности, я бы сказал — народности, безмерно усиливалось в шолом-алейхемовской передаче. Мы слушали затаив дыхание… Ведь шла речь о среде, хорошо нам знакомой, о людях, известных нам сызмальства в местечках, в так называемой ‘черте оседлости’. Перед нами проходили персонажи из ‘Шестидесяти шести’ и ‘Гимназии’, мечтатель из ‘Если бы я был Ротшильдом’ и другие. И так чувствовалось, что Шолом-Алейхем любит своих неудачников, плачет над их горестной судьбой и смеется над их причудами. И мы тоже смеялись, и тоже грустили, и вспоминались невольно скорбные слова: ‘Горьким смехом своим смеюсь’.
Кончился вечер поздно, за полночь. Из ресторана уходили его посетители. Иногда кто-то из любопытствующих французов тихонько полуоткрывал дверь, но, увидев седого человека, расхаживающего по столу и что-то рассказывающего на незнакомом языке, поспешно отходил. Наконец отзвучали наши последние аплодисменты. Мы помогли Шолом-Алейхему спуститься со стола, пожимали ему руки, взволнованно благодарили… И в неудержимом порыве, сознавая, что, может быть, никогда больше не увидимся, мы из помещения вынесли писателя на руках.
Шолом-Алейхем остановился в гостинице, где-то на улице св. Якова, туда мы его и проводили гурьбой. Но долго-долго была еще памятна наша нечаянная радость — встреча с Шолом-Алейхемом.
1966
Опубликовано в журнале ‘Радуга’. Киев, 1966, No 8.
Гринберг А.— советский инженер.