Н. А. ЛЕЙКИНЪ.
ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.
НА УЛИЦ.
НА УЛИЦ.
На улице, Лейкин Николай Александрович, Год: 1879
Время на прочтение: 3 минут(ы)
На Семеновскомъ мосту стоятъ мастеровой въ передник и съ ремешкомъ на голов и отставной солдатъ съ узелкомъ и вникомъ. Оба они смотрятъ въ воду. Тоже самое длаютъ и двое рыбаковъ на живорыбномъ садк, находящемся у моста. Одинъ рыбакъ ощупываетъ что-то шестомъ въ вод. Около ихъ стоитъ плачущій мальчишка въ ситцевой рубах. Вечеръ. По мосту снуютъ прохожіе, заглядываютъ въ воду и спрашиваютъ ‘въ чемъ дло’.
— И вдь поди-жъ ты какая сильная!— разсказываетъ мастеровой.— Вотъ эти рыбаки вытащили ее спервоначала, а мальчишка началъ держать, а она такъ и бьется у него въ рукахъ. Онъ было ее тащить, а она какъ хватитъ его по зубамъ, сшибла у него шапку, да вмст съ шапкой-то бултыхъ! Ну, и была такова!
— Не удержалъ! Выскользнула?— спрашиваетъ солдатъ.
— Гд удержатъ! Мальчишка махонькій — обомллъ!
— А сама-то она большая?
— Большая, толстая. Эдакую и нашему брату удержать такъ еле впору.
— Шапка-то выплыветъ, пожалуй.
— И она выплыветъ, потому башкой два раза о бортъ такъ стукнулась, что бда!
— Смотри, смотри, вонъ голова показалась!
Во время этого разговора у перилъ останавливается какая-то старуха въ линючемъ салоп и прислушивается.
— А глубоко здсь?— задаетъ она вопросъ — Сажени полторы, а нтъ и больше будетъ,— отвчаетъ солдатъ.
— Ахъ грхъ какой! Такъ что же вы, братцы, стоите? Брали-бы лодку, да хали скорй, можетъ быть еще и вытащить можно. Вдь вы христіане, другъ другу помогать надо.
— Какъ-же, такъ сейчасъ и похали! Охота намъ изъ-за всякой дряни въ чужое дло мшаться!
— Когда случилось-то?— спрашиваетъ, подбгая къ периламъ купецъ.
— Да вотъ сейчасъ. Рыбаки вынули ее и дали держать мальчишк. А она какъ хлобысыетъ его по скул!
— Ахъ Боже мой, Боже мой,— слезливо восклицаетъ старуха.— Смотрите, мальчишка-то какъ плачетъ, должно быть сынъ.
— Какое сынъ! Просто на садк въ ученьи. А ужъ и перепадаетъ ему отъ приказчиковъ!
Толпа увеличивается. Прозжавшіе по мосту порожніе извозчики сходятъ съ линеекъ и тоже заглядываютъ въ воду. Старуха уже разсказываетъ какой-то баб цлую исторію.
— Прачка она, четверо дтей, говорятъ, осталось. Мужъ-то у нея въ ундерахъ при театр служитъ. Надъ шубами главный.
— Такъ, такъ. А все-таки отъ хорошей жизни не утопишься. Должно быть пилъ у нея мужъ-то. Охъ ужъ это проклятое вино до добра не доводитъ!
— Гужеды! Да что-жъ вы зря-то стоите!— кричитъ на извозчиковъ какой-то мщанинъ въ картуз съ заломомъ.— Отстегивайте у лошадей вожжи да спускайте въ воду, авось она вынырнетъ да ухватится за нихъ.
— Да, дожидайся!— откликается солдатъ.
— Гд вынырнуть! Раньше, какъ пузырь не лопнетъ, не вынырнетъ. Тутъ сейчасъ подъ барку подтянуло,— разсуждаетъ купецъ.— А ужъ подъ баркой шабашъ! Недолго пригрется.
— А все изъ-за вашего брата мужчиновъ наша сестра топится,— пикируется съ лакеемъ какая-то горничная.
— Эво! Вонъ пузыри пошли! Сейчасъ всплыветъ! Даве два раза голова показывалась!— раздается гд-то.
Толпа натискиваетъ на перила. Численность ея увеличивается все боле и боле. Тутъ мужики, бабы, купцы, мальчишки. Кто-то въ толп усплъ уже оттрепать мальчишку за уши. Мальчишка плачетъ.
— И ни одного городового! Вотъ удивительно-то!— восклицаетъ какой-то чиновникъ съ орденомъ. Столько у насъ спасательныхъ средствъ, круги понадлали, пробковые пояса, цлое общество образовалось, и вдругъ ничего!
— Идетъ, идетъ! Городовой идетъ! Вонъ съ той стороны переходитъ!
Толпа зашевелилась.
— Уйдти за добра ума, а то еще притянутъ!— говоритъ купецъ, машетъ рукою и отходитъ.
Къ толп подходитъ городовой.
— Господа, расходитесь. Расходитесь! Нечего тутъ длать!— командуетъ онъ.
— Какъ нечего? Человкъ въ воду кинулся, спасать надо, а онъ — нечего длать!
— Когда? Гд? Мужчина или женщина?— спрашиваетъ городовой.
— Женщина. Сейчасъ вотъ пришла на садокъ, перекрестилась, да какъ бултыхнется!
— Городовой! Что-жъ ты такъ стоишь! Гд у васъ спасательные круги?— возвышаетъ голосъ чиновникъ съ орденомъ.— Человкъ въ воду кинулся, а онъ стоитъ!
Въ разговоръ вмшивается солдатъ съ узелкомъ и вникомъ.
— Позвольте, ваше благородіе, все не такъ-съ, зря болтаютъ. Какой тутъ человкъ… Не человкъ, а щука! Вынули рыбаки изъ садка большую щуку и дали держать мальченк, а та какъ хлобыснетъ его по зубамъ, выскользнула, сшибла съ него шапку, да въ воду. Ну, вотъ теперь и смотрятъ.
Чиновникъ хмурится и чешетъ затылокъ.
— Да ты не врешь?— кричитъ онъ.
— Извольте сами на садк справиться.
Въ толп слышенъ недовольный ропотъ.
— Вотъ-те на! Говорили: человкъ, анъ оказывается щука! Стоило смотрть!
— Эхъ, черти! Только сдока изъ-за васъ потерялъ!— восклицаетъ извозчикъ, садится на линейку и стегаетъ лошадь.
Народъ, разгоняемый городовымъ, расходится. Лакей уже усплъ примазаться къ горничной, идетъ съ ней рядомъ и говоритъ:
— Вы давича изволили произнести, что будто черезъ насъ мужчиновъ женское потопленіе происходитъ. Это вы совсмъ напрасно и даже, можно сказать, въ контру. Наше мужчинское сословіе отъ вашей сестры терпитъ, это точно, потому вы какъ тигры около нашихъ сердецъ предоставлены и даже къ примру…
— Ахъ оставьте, что вы! Вонъ барыня въ окошко смотритъ,— перебиваетъ его горничная.
Лакей отходитъ.