Онъ стоялъ на высокой скал, отъ которой шло много дорогъ, ведущихъ въ разныя стороны.
Въ рук онъ держалъ чашу, черезъ край наполненную ‘живой водой’.
Много жаждущихъ тянулось къ ней, простирая блдныя руки, но онъ отстранялъ чашу и сталкивалъ жаждущихъ другой, свободной рукой, къ подножью утеса.
Пристально глядя въ даль, онъ ждалъ кого-то.
Внизу шумло море и ропотъ волнъ его то разростался, то стихалъ, то клокоталъ, какъ расплавленная лава вулкана.
Въ толп людской, среди жаждавшихъ ‘живой воды’, находилась женщина.
Съ мольбой долго взирала она на вершину скалы, гд стоялъ онъ съ чашей въ рукахъ, не ршаясь приблизиться. Но вотъ отдлилась она отъ толпы, тихо ступая… Змйкой безшумно всползла по изгибамъ и разслинамъ скалы и выросла предъ нимъ — пугливая и робкая, какъ лань.
— Остановись. Не двигайся!.. не пролей на голыя скалы свою чашу…— сказала она, замтивъ, что онъ отшатнулся при ея внезапномъ появленіи.
— Прислушайся: море ропщетъ внизу… Стонетъ съ тоскливою жалобой втеръ… Небо разорвало покровы и, клочьями облаковъ, разбросало ихъ кругомъ…
Небо манитъ тебя обнаженной грудью своей, суля покой и забвенье!..
О, выслушай меня прежде, чмъ ршиться!..
Есть въ мір жизнь… Она пустой сосудъ, хранящій запахъ когда-то дорогихъ ароматовъ… Отъ нихъ остался слдъ, чуть слышный… И т, кто слышитъ его, къ кому онъ порой долетаетъ, томятся и жадно ищутъ того, что онъ напоминаетъ имъ, думая, что ищутъ новаго…
Влей въ сосудъ жизни содержимое чаши твоей!..
Я отнесу ее внизъ!..
Не гони меня.. Не этой алчущей толп, въ пыли ползающей у подножья скалы, я отдамъ ее…
На пиръ избранныхъ примчусь я, не уронивъ ни капли.. Прильнутъ они устами къ твоей чаш… Загорятся взоры ихъ. Заговорятъ уста… И, какъ громъ, прокатится отъ края до края могучее слово, то, что расплавлено въ чаш твоей!..
Вздрогнутъ люди и воспрянутъ…
И станетъ имъ доступна истина, что расплавлена въ чаш твоей.
И не будетъ въ нихъ страха смерти, того страха, что заставляетъ ихъ пожирать другъ друга…
Они примутъ Ее въ сознаніи своемъ, какъ то счастье, которое не дано имъ познать при рожденіи. И, охвативъ его колни, въ страстной мольб замерла женщина.
Онъ вздрогнулъ.
Тихо коснувшись рукой ея волосъ, онъ заглянулъ ей въ глаза пристально, точно онъ глядлъ въ ея душу…
Смолкло море.
Затихъ втеръ…
Потемнло небо…
Только блли придорожные камни, да стоны людскіе неслись по равнин.
Чарующій взглядъ приковывалъ ее неотразимо, суля сопричастіе Великой Тайн…
Нсколько капель изъ чаши въ его рукахъ упали на грудь женщины и прожгли слдъ къ трепетно бьющемуся сердцу…
Мигъ… Въ глазахъ ея потемнло…
Онъ выпрямился суровый и холодный.
— Иди… Пусть каждый выстрадаетъ познаніе Тайны и смысломъ сокрытаго въ ней наполнитъ чашу свою, чашу души своей. —
Все закружилось…
Въ бшенной пляск втра, облаковъ неба, праха земли ликовали скрытыя силы, что недоступной оставлена Тайна для смертнаго человка…
Въ безумной радости застонало море, запнились, смясь, гребни волнъ…
И, широко взмахнувъ чашей надъ головой, онъ бросилъ ее въ бездонную пучину…