На съезде и в стране, Раковский Христиан Георгиевич, Год: 1930

Очерк
Время на прочтение: 54 минут(ы)
Скачать в PDF

Христиан Георгиевич Раковский

На съезде и в стране

Предварительные замечания

Настоящая статья представляет собой попытку на конкретном материале проиллюстрировать некоторые положения, которые еще несколько месяцев тому назад отпугивали некоторых, но которые уже сегодня, под влиянием быстро разворачивающихся событий, превратились в бесспорные истины. Вторая задача состоит в том, чтобы, опираясь на известный анализ, несколько продвинуть вперед наше понимание сущности процессов, происходящих в стране. То, что можно было сказать на эти темы ‘вообще’, уже сказано. Пора, давно пора от общих рассуждений, от общих повторений того, что центризм ведет к термидору, от споров о том, на сколько процентов термидор неизбежен, перейти к конкретному изучению того, какими путями современная политика подготовляет возможную победу термидора. Это конкретное изучение требует больше работы, больше размышлений и больше усидчивости, чем политическая трескотня на общие темы, чем бесконечное повторение в разных вариантах общих мест, — но только на этом пути можно продвигаться в сторону большего понимания того, что происходит в стране. Я больше, чем кто бы то ни был, отдаю себе отчет во всех слабых сторонах моей работы. Я не говорю уже о том, что у нас далеко нет тех материалов, какие нужны были бы для такого рода работы. Но даже и при тех материалах, какие у нас имеются, такая работа непосильна для одного человека. Я знаю, что далеко не все достаточно убедительно, знаю и то, что многое явится здесь спорным. Это может иметь место и в силу моих ошибок, и в силу того, что многого совсем не удалось коснуться, что по многим вопросам, требующим специального изучения пришлось ограничиться лишь несколькими замечаниями, и в силу того, что часто приходилось касаться лишь экономической стороны дела. Меньше всего я претендую на то, что я полностью справился с делом конкретного анализа или что мне удалось преодолеть все связанные с таким анализом трудности. Ставя себе в первую очередь задачу — выяснить конкретно ряд вопросов для себя (и, надеюсь, и для других), я хотел бы думать, что эта работа даст некоторым товарищам толчок к работе в том же направлении.

Коротко о XVI съезде

О съезде собственно многого не скажешь. Задача, которая была поставлена съезду, выполнена на 100%. Съезд, правда, не только не разрешил, но даже не поставил ни одной из задач, стоящих перед страной и революцией. Но такой задачи перед ним и не было. Задача XVI съезда заключалась в том, чтобы своим авторитетом закрепить организованные ‘достижения’ сталинской фракции, закрепить аппарат над партией, сталинскую группу над аппаратом и самого Сталина, как признанного вождя, который венчает всю аппаратную махину, удобно обосновавшуюся на шее партии. Отсюда грандиозный разрыв, грандиозные ножницы между тем, что происходило на съезде, и тем, что происходит в стране. Задачи организационной механики оттеснили политические задачи. Исходя из этой оргмеханики, Сталин не мог поставить ни одного из действительно стоящих перед революцией вопросов. Исходя из этой же оргмеханики, правые не посмели поставить эти вопросы. Съезд прошел мимо жизни — это первый вывод, это первое чувство, которое испытывал всякий при чтении отчетов. Другой вывод заключается в том, что этот съезд явился одним из важнейших этапов по пути дальнейшей (если это только возможно) бонапартизации партии. От решения политических вопросов устранена уже не только партия, но оно не доверяется уже и тщательно профильтрованному и подобранному съезду. Безоговорочное одобрение задним числом лишенной всякого конкретного содержания генеральной линии не может означать ничего иного, как столь же безоговорочное одобрение наперед любой политики, любого поворота в любую сторону. А ведь поворачивать куда-то придется, и очень скоро! Именно в предвидении этого сталинская группа поставила себе задачей на этом съезде развязать себе руки с обеих сторон и добиться от съезда карт-блянш. Аппарат получает еще большую свободу действий по отношению к партии. Об оппозиции вообще предпочитали не говорить. Столь щедрый обычно на цитаты Ярославский не мог, очевидно, привести ни одной хотя бы фальсифицированной цитаты, которая не била бы по всей политике центризма. По этой же причине они не осмелились хотя бы своими словами изложить обращение оппозиционного руководства.
С идейным содержанием работ съезда полностью гармонировала и вся внешняя обстановка. Когда какой-нибудь будущий историк будет писать историю о нравах эпохи реконструкции, он в первую очередь привлечет для иллюстрации протоколы XVI съезда. Эта дикая картина распоясавшихся бюрократов и аппаратчиков, соревнующихся в улюлюканиях и издевательствах над прижатым к стене и сдавшим оружие противником (правыми), — достойный символ всего современного режима. Самое отвратительное здесь в том, что это состязание в гнустностях по отношению к ползающему на брюхе грешнику является ценой, уплачиваемой чиновниками за свое собственное благополучие: за кем нет грешков, кто гарантирован от того, что завтра его не сделают искупительной жертвой в угоду сохранения престижа генеральной линии? Трудно сказать, в ком больше утеряно чувство собственного достоинства, — в тех ли, кто под свист и улюлюкание покорно склонял голову и пропускал мимо ушей оскорбления в надежде на лучшее будущее, или же в тех, кто тоже в надежде на лучшее будущее наносил эти оскорбления, зная наперед, что противник будет отступать. Еще на XV съезде аппаратчики не могли себе этого позволить. Над XV съездом чувствовалось дыхание истории, чувствовалось, что происходит что-то серьезное, что партия переживает какую-то трагедию. Теперь попытались это же повторить по отношению к правым, но второй раз получился, как это всегда бывает, пошлый фарс. Намечая возможные последствия борьбы центристов с правыми, Л. Д. писал: ‘Если практически она (борьба против правых) может означать очищение партии от наиболее откровенных элементов устряловщины и задержку или замедление сползания или перерождения, то одновременно она будет означать дальнейшую дезорганизацию партийной мысли, дальнейшее измельчание марксистского метода — тем самым подготовку новых, еще более смутных и опасных этапов в развитии партии’.
Выполнение этой намеченной Л. Д. программы явно протекало в полном соответствии с законом неравномерного развития: если в отношении первой части прогноза программа выполнена не лучше, чем выполняются качественные показатели по промышленности, то в отношении второй части программа явно перевыполнена с большим избытком.

В стране

А события в стране идут своим чередом. Если съезд нашел возможным пройти мимо жизни, то жизнь имеет тем больше оснований пройти мимо официальных резолюций съезда. Чем дальше от съезда, тем все больше будет выступать во всей своей неприглядности все, что так старательно замазывалось и скрывалось центристами и о чем не посмели говорить правые. Если съезд не смог подвести баланса всей политики центризма за истекшие 2 1/2 года, а заодно и всей предшествовавшей политики право-центристского блока, то этот баланс будет подведен жизнью, классами и (в какой мере пока неизвестно) партией. Главный итог баланса заключается в том, что революция подведена вплотную к надвигающейся громадной исторической отдаче, которая будет расплатой за 7 лет оппортунистической политики. Превратится ли эта отдача в окончательную отдачу власти в руки других классов, — это решит не судьба, а политика. А это означает не общие разговоры и не общие надуманные или высосанные из пальца, хотя бы и весьма левые схемы, а намечение конкретной, ясной программы действий, на основе которых можно было бы максимально ослабить последствия этой исторической отдачи и какой угодно ценой спасти диктатуру. Но построение такой программы невозможно без полного и трезвого учета того конкретного положения, которое создалось в стране. Раньше, чем решать, что нужно делать, надо твердо знать, что есть. И раньше, чем строить конкретную программу, надо иметь конкретное представление о тех исходных позициях, на которых эта программа будет строиться.

Промышленность, количество и качество

Весьма высокий количественный рост продукции по сравнению с прошлым годом совершенно бесспорен. Общая ценность валовой продукции крупной промышленности составила за 3 квартала этого года 11.705.7 млн. рубл. (по неизменным ценам) против 9.137.4 млн. рубл. в прошлом году, что означает прирост в 27,4%. Хотя план не довыполнен на 3,7%, но все же этот прирост следует считать исключительно высоким. Было бы от чего впасть в оптимизм, если бы мы остановились на констатировании этого факта, не вдаваясь в анализ сопутствующих факторов и явлений, связанных с этим ростом количественных показателей. Мне приходилось уже указывать на то, что рост количественных показателей, взятый сам по себе, не является достаточным критерием не только для суждения о размерах действительного роста производительных сил, но и для суждения о том, есть ли такой рост вообще. Действительной мерой роста производительных сил, а следовательно обеспеченности в дальнейшем роста количественных показателей являются следующие три момента: 1) база, на которой эти количественные показатели достигнуты, 2) соотношение между количественными и качественными показателями, 3) размер накопления и расширения капитала промышленности.

* * *

Возможны два основных типа роста количественных показателей: 1) рост на основе расширения основного капитала, с которым обычно связано повышение производительности труда (в Марксовом смысле этого слова: т. е. увеличение выработки на 1 человека на основе перехода промышленности на более высокую ступень), 2) рост количественных показателей на базе старого основного капитала (а следовательно на старой технической базе) за счет его более интенсивного использования. В этом случае рост количественных показателей бывает тесно связан с повышением интенсивности труда и относительно большим приростом рабочей силы. На практике эти два метода повышения количественных показателей идут обычно параллельно, и задача сводится к тому, чтобы выяснить удельный вес каждого из них. Вряд ли возможен в этом отношении точный подсчет (во всяком случае, он невозможен на основе имеющихся у меня материалов), так что приходится пользоваться рядом косвенных показателей, которые, однако, достаточны, на мой взгляд, чтобы дать общее представление о положении дела. Бесспорно, что в течение прошлого года, несмотря на недовыполнение плана капитальных работ и на недоамортизацию, имело место некоторое расширение основного капитала промышленности. Бесспорно, что это имело место и на протяжении нынешнего года, т. ч. в какой-то мере рост количественных показателей происходил и на этой основе. Но, если мы подойдем к вопросу с другого конца, мы легко убедимся в том, что в основном рост количественных показателей происходил на основе методов второго порядка. Мы имеем раньше всего громадное увеличение загрузки старого основного капитала путем введения непрерывного производства и увеличения сменности.
По контр. цифрам увеличение выработки на 1 рабочего должно было ‘базироваться только в очень небольшой части на повышении интенсивности труда’. На практике получилось иначе. Уже за первое полугодие число рабочих увеличилось на 14,3% по сравнению с соответствующим периодом прошлого года: прирост числа рабочих превысил плановые предположения более, чем в 4 раза. Что касается повышения выработки на 1 рабочего, то она увеличилась за первое полугодие примерно на 18 — 19%, вместо 25,3% по плану. Если бы мы могли выяснить точно, в какой мере это повышение выработки шло за счет повышения технической базы и в какой мере оно шло за счет повышения интенсивности труда, то это могло бы пролить дополнительный свет на вопрос о базе повышения количественных показателей. Здесь возможна, однако, лишь весьма приблизительная прикидка на основании приведенных выше цифр. Само по себе введение непрерывки означает увеличение времени работы оборудования на 1/6 или на 16,6%. Так как за эти три квартала на непрерывку перешло, примерно, 50% рабочих, т. е. примерно половина промышленности, то эта одна повышенная загрузка основного капитала должна была дать сама по себе рост продукции на 8 — 9%. Увеличение сменности тоже должно было дать 1 — 2% роста. В том же направлении действовало увеличение числа рабочих: так как в значительной части оно шло за счет увеличения числа подсобных рабочих, то это означало большую возможность для квалифицированных рабочих использовать оборудование. Если, наконец, принять во внимание, что переход на непрерывное производство означает автоматическую ликвидацию ряда простоев оборудования чисто технического характера, то, вероятно, не будет далеко от истины, если мы примем, что, примерно, 15% роста продукции приходится за счет перехода на непрерывку, увеличения сменности и увеличения числа рабочих, т. е. другими словами за счет повышения интенсивности и использования оборудования.
Немногочисленные данные, имеющиеся по отдельным предприятиям и отраслям, говорят о том, что эти цифры на деле значительно выше. Х. Р.
Остающиеся 12% приходятся на долю повышения производительности труда, повышения интенсивности труда и за счет расширения основного капитала. Как мы увидим ниже, львиная доля приходится здесь за счет повышения интенсивности труда, что соответственно понижает удельный вес остальных двух факторов в отношении влияния их на рост количественных показателей. Повторяю, этот подсчет, целый ряд деталей которого я упустил, является архи-приблизительным, но он все же достаточен для того, чтобы сделать первый основной вывод в отношении роста количественных показателей: рост количественных показателей шел в решающей степени не за счет увеличения основного капитала и не за счет повышения технической базы промышленности, а за счет более интенсивного использования старого основного капитала, связанного, с одной стороны, с повышением числа рабочих, с другой — с повышением интенсивности труда. А такой метод увеличения количественных показателей сам в себе несет условия срыва, не говоря уже о том, что ни в какой мере не обеспечивает дальнейшего количественного роста промышленности. Этот метод увеличения количества показателей быстро натыкается на свои собственные естественные пределы. Ни более интенсивное использование машин, ни интенсификация труда не могут увеличиваться бесконечно. Такой метод имеет еще смысл — да и то только с экономической точки зрения, — если он применяется на короткий срок и если параллельно с этим имеется возможность в короткий же срок подвести материальную базу — новый основной капитал.
Такой метод может диктоваться еще, например, военной обстановкой, когда вопросы расширенного воспроизводства вообще отступают на задний план. Х. Р.
Но тот самый факт, что к этому методу пришлось прибегнуть и что он возведен в систему, как-раз и говорит за то, насколько мы отстали в подведении материальной базы. Размеры нажима на рабочий класс, при помощи которого центризм надеется перекрыть это запоздание, и характеризует в известной степени меру этого запоздания. Как-раз основное, что накладывает свой отпечаток на современное положение, в том и заключается, что уже с несомненностью выяснилось, что в короткий срок это запоздание не может быть ликвидировано на основе внутренних ресурсов страны. Раньше, чем перейти к рассмотрению этого вопроса, я остановлюсь еще на трех моментах, которые с разных сторон и по разному свидетельствуют о том, что в отношении роста количественных показателей мы подошли вплотную к тому пределу, за которым их рост на данной базе более невозможен.

* * *

Первый и наиболее важный момент — это качество продукции. Достаточно раскрыть любой номер любой газеты, чтоб убедиться в том, что дело обстоит поистине катастрофически. Ни агитационные меры, ни мероприятия административного и судебного порядка не в состоянии остановить этого процесса ухудшения качества. Факты настолько общеизвестны, что я могу ограничиться только приведением некоторых, наиболее ярких примеров. По следующим металлическим заводам и видам продукции брак составлял:
Эти данные были взяты из нескольких номеров ‘За индустриализ.’ и ‘Экон. Жизнь’ в конце полугодия. Но если за это время и произошло изменение, то только к худшему. Х. Р.
Завод им. Дзержинского
котельное железо
32%
Заводы им. Дзержинского и им. Петровского
стальные заготовки
до 40%
Завод Верхне-Туринский
100%
Завод Лопаевский
кровельное железо
40%
Завод Надеждинский
качествен. сталь
30%
Завод им. Марти
сталь
32%
Этот список можно было бы, конечно, увеличить во много раз. Дело идет, следовательно, не об отдельных дефектах, а о системе производства брака. Зольность угля резко повысилась, доходя в отдельных случаях до 18%. Только 20% кирпича выдерживают установленные нормы нагрузки. Еще хуже обстоит дело в легкой промышленности, где рекорд побила текстильная промышленность. По неоднократно приводившимся данным средний по разным трестам процент брака ‘в чистом’ (т. е. прошедшем браковку) товаре составляет 50%. В печати приводились также цифры миллионных убытков, связанных с этим ухудшением качества. Характерно, что по браку не отстают и новые фабрики. Ткацкая фабрика строящегося теперь меланжевого комбината дала в апреле 93,8% (!), а в мае 92,37% брака. По данным НКРКИ, процент брака в швейной промышленности равен в этом году 30% против 10% в прошлом году. Брак по галошам доходит до 14%, по обуви до 13%. Нет буквально ни одной отрасли, где бы с качеством не обстояло из рук вон плохо, и нет ни одной почти отрасли, где бы текущий год не дал ухудшения качества. Ясно при этом, что там, где продукт проходит несколько ступеней обработки, или через несколько отраслей промышленности, плохое качество в одной отрасли помножается на плохое качество во всех других отраслях. К каким выводам приводит рассмотрение вопроса о качестве? Этих выводов два: 1) ухудшение качества продукции делает в большей или меньшей мере фиктивными количественные показатели. Это вынужден был признать и Куйбышев на заседании президиума ВСНХ, где он заявил: ‘Цифры громадного роста промышленности становятся относительными, если учесть качественные изменения’. (‘Э. Ж.’ 22 мая). Еще более энергично выражается ‘За Инд.’ от 18 июля, которая заявляет, что при таких условиях ‘грош цена окажется нашим количественным достижениям’. Укажу один конкретный пример из действительности (один из тысяч), приводимый Рафаловским в ‘З. И.’ 16 июля. Если 8 тысяч одношпиндельных сверлильных станков работает быстро-режущими сверлами при скорости резания 30 м. м. в минуту при подаче 0,4 м. м. за оборот, то при сверлах худшего качества, скорости резания 20 м. м. при подаче 0,28 м. м. понадобится уже 17 тысяч станков с соответственным обслуживанием’. Что же при этих условиях выгоднее для народного хозяйства? иметь определенное количество сверл первого рода или вдвое больше сверл второго рода? Ясно, что первого, а между тем увеличение количества производимых сверл вдвое означало бы увеличение продукции на 100%. Это рассуждение справедливо и в отношении любого другого продукта, начиная от трактора и кончая галошами. В ряде случаев такое ухудшение качества не только аннулирует количественные достижения, но и перекрывает их. Так, напр., в обзоре работы текстильной промышленности за первое полугодие (‘За Инд.’ 20. IV) мы читаем: ‘У многих предприятий количественный план выполняется за счет роста производственных потерь и брака готовых изделий и полуфабрикатов. В итоге это сводило на нет количественные результаты и создавало потери для текстильной промышленности и для всего народного хозяйства. В результате по отдельным группам товаров в огромном деле не покрываются издержки производства, не говоря уже о накоплении’. Такова оборотная сторона высоких темпов прироста продукции.
Только сопоставление с качественными показателями дает возможность судить о количественных показателях. Без учета качества продукции количественные показатели представляют собой статистическую фикцию, не соответствующую фактическому положению дел. Совершенно ясно, что только деление количественных показателей на качественные дало бы картину, соответствующую действительности, и что эта картина существенно отличалась бы от картины, которая рисуется официальной печатью в фривольных статьях. К сожалению, до сих пор не имеется таких показателей, при помощи которых можно было бы выразить уровень качества продукции, а следовательно и действительный уровень ее количественного роста. Таков первый итог. 2) Качественные показатели обнаруживают не только большую относительность количественных показателей в настоящем, но и возможность движения их в будущем. Одновременно качественные показатели свидетельствуют косвенно и о том уровне, какого достигла интенсивность труда, которая тесно с ними связана. Интенсивность труда доведена до такого предела, при котором рабочий, вырабатывая требуемое от него количество, не в состоянии обращать внимание на качество. Все данные говорят за то, что (ниже я еще к этому вернусь) на данной технической базе мы подошли вплотную к тому пределу, за которым дальнейшее увеличение количества на основе повышения интенсивности труда может быть достигнуто лишь за счет ухудшения качества. Качество продукции сигнализирует о том, что дальнейшее увеличение ее количества за счет повышения интенсивности труда более невозможно.

* * *

Если качество продукции сигнализирует о лимите, лежащем в области повышения интенсивности труда рабочего, то лимит в области повышения интенсивности использования оборудования лежит по линии кадров. В области большей загрузки старого основного капитала есть еще большие резервы по линии увеличения сменности — перехода на круглосуточную работу. В мою задачу не входит освещение вопроса о кадрах, но всякий, кто следит за этим вопросом, не может не знать, что в ближайшее время этот вопрос разрешен быть не может и что, следовательно, резерв по линии увеличения сменности сможет быть использован лишь в очень незначительной степени. Этот же вопрос о кадрах встает, конечно, и в связи с вопросом об обслуживании новых предприятий, но в такой связи он нас здесь не интересует. Здесь для нас важно лишь указать, что недостаток кадров при невозможности дальнейшего увеличения нагрузки на существующие кадры ставил преграду для дальнейшего увеличения количественных показателей за этот счет.

* * *

Третий момент лежит за пределами самой промышленности, хотя он тесно с ней связан. Речь идет о недостатке сельско-хозяйственного сырья для легкой промышленности. Из-за недостатка сырья объем производства легкой промышленности упал за два месяца (май и июнь) почти на 30%. В оба эти месяца план был выполнен немного больше, чем на 50%. Жировая промышленность сократила объем своего производства в апреле на 15,5%, в мае на 15,7%, в июне до 38,6% майского уровня, т. е. фактически почти приостановила производство. Пищевая промышленность сократила объем производства в апреле на 15,5%, в мае на 12,9%, в июне на 23,7%. Совершенно катастрофически обстоит дело в сахарной промышленности, которая в июне фактически приостановилась. За последний год производственная мощность сахарной промышленности была использована лишь на 42,8%. Уже из этих цифр видно, что дело идет не об отдельных перебоях в отдельных отраслях, а о резком падении производства почти во всей легкой промышленности с полной остановкой отдельных отраслей. Если бы даже сама промышленность не была ни в какой мере повинна в этом деле, то тогда факт оставался бы фактом, с которым необходимо считаться. Но промышленность здесь вовсе не ни при чем. Здесь сказывается лишь то, о чем мы многократно предупреждали: задержка развития промышленности стала в свою очередь причиной задержки развития сельского хозяйства.

* * *

В приведенной статье правильно усматриваются основные причины недостатка в с. х. сырье в следующем: 1) неправильная политика цен, 2) неправильное регулирование в области снабжения производителей сельско-хоз. сырья промтоварами, 3) отставание отраслей промышленности, производящих удобрения. За текущий год потребность в удобрениях удовлетворена лишь на 25%. 4) Острый недостаток в машинах по возделыванию технических ‘культур’ и почти полное отсутствие уборочных машин, благодаря чему работа по уходу за посевом и первичная обработка большинства технических культур ведется первобытным ручным способом.
Все это непосредственные результаты отставания промышленности.
Рассмотрение вопроса о количественных показателях в связи с указанными выше моментами позволяет нам сделать следующие основные выводы: 1) официальные цифры количественного прироста представляют собой статистическую фикцию, основанную на непринятии во внимание качества продукции. Учет качества делает цифру количественных показателей относительной. 2) В той мере, в какой количественный прирост действительно имел место, он базировался в решающей мере на более интенсивном использовании числа рабочих и повышении интенсивности труда. 3) В использовании этого метода повышения количества, который сам в себе несет условия своего срыва и ни в какой мере не обеспечивает дальнейшего роста количественных показателей, мы по всем видимостям подошли к пределу, за которым дальнейшее применение этого метода может дать лишь отрицательные для народного хозяйства результаты. Этот метод в основном себя исчерпал. 4) Вопрос о дальнейшем росте количественных показателей и даже об удержании уже достигнутых упирается непосредственно в вопрос о подведении новой материально-технической базы под промышленность.
Этот последний вопрос решается размерами накопления и капитального строительства, к рассмотрению чего мы и перейдем.

Накопление и его источники.
I. Капитальное строительство

К концу прошлого года, когда необходимость индустриализации стала ясной даже для слепых и когда центризм, наконец, усвоил себе, с колоссальным запозданием, значение ее, он резко метнулся в сторону форсированных темпов, надеясь быстрым ударом восполнить прорыв, созданный всей предшествовавшей политикой. Намеченные планы, далеко превосходившие наметки пятилетки, были поистине грандиозны. Общие размеры капитальных вложений в промышленность должны были составить в этом году 3.423 млн. рубл. плюс 117 млн. за счет 4% отчисления от капитального строительства других отраслей, т. е. 3.540 м. р. против 1.600 млн. рбл. в прошлом году и против наметки пятилетки в 2.331 млн. рбл. Затем эти цифры были увеличены до 3.583 млн. рбл. и наконец постановлением СНК от 12. IV. 30 г. эта сумма была доведена до 3.923 млн. рбл. Откуда должна была быть взята эта колоссальная сумма? Поскольку речь идет о первоначальной сумме, то шесть седьмых ее (2.980 млн.) должны были быть покрыты за счет собственных средств промышленности (в том числе за счет амортизации — 550 млн. и за счет прибылей — 2.430 млн.). Остальное должно было быть покрыто за счет указанного выше 4% отчисления от других отраслей обобществленного сектора и за счет бюджетного финансирования и банковского кредитования. 221 млн. были вообще оставлены в промфинплане несбалансированными. Если из общей суммы вложений (по К. Ц.) в 3.450 млн. вычесть амортизацию (550 млн.), которая не представляет собой новых вложений, то мы получаем общую сумму новых вложений в 2.990 млн. рбл., из которой 2.430 должны были быть покрыты за счет прибылей самой промышленности.
Чтобы понять, что означает такая сумма прибылей, надо иметь в виду, что прибыль этого года должна была превысить прошлогоднюю более, чем в 22 раза, и дать дополнительно 1200 — 1300 млн. рбл. Доля прибыли в цене продукции должна была подняться с 11,6% в прошлом году до 21% в настоящем году. Из каких источников должно было получиться это колоссальное абсолютное и относительное увеличение размеров прибыли? Меньше всего за счет расширения производства. Как указывают контрольные цифры, увеличение, которое могло бы получиться по этой линии, съедается, во-первых, повышением удельного веса менее рентабельной группы ‘А’ (тяжелой промышленности) и во-вторых, увеличением промэкспорта, который является во многих случаях убыточным. По сообщению тех же контрольных цифр, основным фактором такого большого накопления прибылей является запроектированное среднее снижение себестоимости по всей промышленности на 11% (К. Ц. стр. 100).
При проектировавшемся объеме продукции каждый процент снижения себестоимости должен был дать, примерно, 130 млн. рубл., а все снижение — сумму порядка — 1400 млн. рубл., т. е. сумму, превышающую намеченный прирост прибыли. Другой стороной этого снижения себестоимости является запроектированное планом повышение выработки на 1 рабочего на 25% против 15 — 16% в 1928 — 29 г. Вопрос о том, за счет каких источников намечалось добиться этого снижения себестоимости и повышения выработки, а также вопрос о том, что получилось на деле, будет разобран ниже.
По имеющимся данным за 8 месяцев снижение себестоимости составило только 6,4% (7,1% по группе ‘А’ и 5,8% по группе ‘Б’) против 11,5% по плану, т. е. немного больше, чем на 50% (‘З. И.’ 18. 7.). Выработка на 1 рабочего повысилась за полугодие по сравнению с первым полугодием прошлого года на 18% (более поздних данных нет). Абсолютные размеры выполнения плана по этим показателям и их сопоставление ставят перед нами ряд вопросов: 1) в какой мере эти официальные результаты могут считаться реальными, 2) почему план не выполнен, 3) на основе каких источников получены достигнутые результаты?

* * *

Достаточно поставить первый вопрос, чтобы на него ответить. Исчисление изменений себестоимости имеет смысл лишь в том случае, если сравниваются продукты одного и того же качества. Но если снижение себестоимости имеет место при ухудшении качества, то решить вопрос о том, снизилась ли себестоимость, можно лишь на основе сравнения последней со степенью ухудшения качества. Если, скажем, пара галош может теперь носиться 11 мес. вместо 12, то мы уже имеем ухудшение качества на 1/12 или на 8 с лишним процента. Если бы при этом себестоимость формально снизилась на те же 8%, то по существу никакого снижения себестоимости не было бы. Но кто же может сомневаться в том, что коэффициент ухудшения качества, если-бы он мог быть вычислен, вряд ли был бы меньше процента, на который снизилась себестоимость?
В докладе на президиуме ВСНХ Краваль прямо заявил, что ‘за последние 2 года рост брака обгоняет снижение себестоимости’ (‘Эк. Ж’, 22. V).
А это означает, что цифра снижения себестоимости является еще более фиктивной, чем цифра прироста количественных показателей. Значит, никакого снижения себестоимости не было? С точки зрения народного хозяйства — нет. Здесь мы имеем один из величайших парадоксов, вернее, величайших нелепостей, связанных с центристскими методами индустриализации: все факторы, действующие в сторону сокращения себестоимости и, в первую очередь, рост интенсивности труда, ‘налицо’ — и тем не менее в конечном счете с точки зрения народного хозяйства это никакого сокращения себестоимости не дает.
Можно вывести какие угодно цифры, но от этого количество реальных ценностей не увеличится. Рельса есть рельса и, если скажем, ее формальная себестоимость понижается на несколько процентов, то это не значит, что столько же выиграло хозяйство. Тем обстоятельством, что она внешне выглядит точно так же, как выглядела довоенная рельса, никого не обмануть и не устранить того, что наша современная рельса не выдерживает и 5 лет, в то время, как довоенная служила 40 лет. А ведь это имеет место не только по отношению к рельсам. Целые фабричные корпуса возводятся из дефектных строительных материалов и оборудуются машинами, сделанными из дефектного металла. И то, что сегодня кажется снижением себестоимости, обернется завтра (и оборачивается уже сегодня) колоссальными убытками для народного хозяйства.
Все это не может не говорить за то, что что-то неладно в самих методах снижения себестоимости.

* * *

В К. Ц. была сделана приблизительная наметка того, за счет каких источников должно было быть достигнуто снижение себестоимости. По статье Бурецкого (‘На плановом фронте’ # 9 — 10) мы имеем по этим же статьям указание, за счет каких источников получено достигнутое формально снижение себестоимости. Приводимая им таблица дает следующий ответ на вопрос об этих источниках:
Очевидно, судя по общим данным за 3 квартала, в третьем квартале дело не изменилось. Х. Р.
План. Выполн. за 1 полуг.
1. За счет технических норм использования сырья.
2,6
1,9
2. За счет рабоч. силы (произв. труда и зарплата)
3,7
1,6
3. За счет роста физическ. объема продукции
3,2
2,3
4. За счет цен:
а) на промсырье и материалы
1,2
0,8
б) на с.-х. сырье
0,3
0,4
Итого
11
7,0
Один взгляд на таблицу говорит о том, что дело с этим подсчетом неладно. Допустим, что по статьям 1, 3 и 4 подсчет сделан совершенно правильно, и обратимся к статье второй. Оказывается, что и за счет зарплаты, и за счет увеличения выработки, которая является результатом и увеличения интенсивности и повышения производительности труда в марксовом смысле слова, достигнуто снижение себестоимости всего на 1,6%, другими словами, получен выигрыш примерно в 200 млн. рубл. Но ведь мы знаем, что в 1-м полугодии план по номинальной зарплате недовыполнен был процента на 3, что само по себе дает ‘выигрыш’ примерно на такую же сумму в 200 млн. Некоторые авторы прямо указывали на этот ‘выигрыш’, как на единственный положительный результат за 1-ое полугодие.
На долю интенсивности труда приходится в снижении себестоимости примерно один или несколько больше процентов, другими словами — за счет повышения интенсивности труда достигается выигрыш в 130 — 150 миллн. за год, а за полугодие, следовательно, 65 — 75 млн. рбл. Естественно напрашивается ряд вопросов. Стоило ли поднимать такую бешеную агитационную кампанию, стоило ли объявлять соревнование и ударничество основными столпами индустриализации из-за жалких 75 или 150 млн., или даже 200 миллн. при 13-миллиардном бюджете и 4-миллиардных вложениях в промышленность? И стоило ли ради этой относительно ничтожной суммы идти на острейший конфликт с рабочим классом? И второй вопрос: неужели вся эта разнузданная травля рабочего класса, которая именуется борьбой за промфинплан, весь этот чудовищный нажим на рабочий класс, все драконовские меры против него дали такие ничтожные результаты? Ответ на все эти вопросы будет разный: в зависимости от того, с какой точки зрения смотреть на дело. Если смотреть с точки зрения народного хозяйства, то, как мы видели выше, нет даже и этих ничтожных результатов. Если же смотреть с точки зрения рабочего, то из него выжато гораздо больше, чем можно судить по официальным цифрам. В этом и заключается та чисто экономическая нелепость, в которую уперлась вся центристская индустриализация. Как все это происходит? К сожалению цифрами иллюстрировать этот парадокс невозможно. Но следующий гипотетический пример может дать общее представление о деле. В итоговой цифре себестоимости дается уже готовое сальдо, т. е. разница между повышающими (ухудшение качества, убытки от простоев, аварии пр.) и понижающими факторами. Представим себе, например, что все потери от указанных выше факторов повышения себестоимости составляли 6% по отношению к стоимости всей продукции. Представим себе далее, что в конечном счете себестоимость снизилась тоже на 6%. Это означает, что факторы, снижающие себестоимость, должны дать 12%, т. е. во-первых, перекрыть 6% потери и дать еще 6% снижения себестоимости. Если допустим, что за счет всех факторов, кроме рабочей силы, достигнуто, как это было в первом полугодии, снижение на 4,4%, то на деле за счет рабочей силы получено снижение не в 1,6%, а в 7,6%. Повторяю, этот пример — гипотетический, но он дает возможность объяснить фактическое положение дел. Если это объяснение верно (а подыскать другое невозможно, тем более, что оно подтверждается фактами), то это означает, что за счет повышения интенсивности труда получается весьма большой выигрыш, но этот выигрыш в значительной своей части, если не целиком, перекрывается потерями по другим линиям, от рабочих не зависящим. А это означает, что повышение интенсивности труда является единственной областью, где план выполнен и перевыполнен, а тот факт, что это было съедено по другим линиям и никакого снижения себестоимости не получилось, свидетельствует лишь одинаково хорошо и о политике индустриализации, и о рабочей политике центризма. Характерно, что там, где действительно пытаются по существу анализировать причины невыполнения плана по снижению себестоимости, там объясняют вопрос в основном правильно, но как только дело переходит в область ‘обобщений’ и практических выводов, там оказывается виноватым рабочий, которого по сему поводу клеймят позором.
Во всех случаях, когда дается конкретный анализ невыполнения плана, о какой-либо вине со стороны рабочих нет речи, потому что никто иной, как рабочий, перекрывает весь опаснейший технический примитивизм повышением интенсивности труда, а если при этом он не в состоянии уследить за качеством, то в этом уже не его вина: или норма или качество — и то и другое физически дать невозможно. Но как только дело доходит до выводов, виновным оказывается именно рабочий. На том же Урале сгоняют жен рабочих, которые ‘клеймят позором’ своих мужей, не выработавших норму. Под звуки ‘барыни’ украшают вход в шахту помелом и печной лопатой в знак своего презрения к ‘лодырям’ и даже угрожают им методами воздействия, заимствованными из ‘Лизистраты’. В благодарность за самоистощение рабочих аппаратчики доходят до наиболее изощренных издевательств над ними. А в статье обобщающего характера делается основной вывод о том, что ‘совместно с профорганизациями промышленность должна активно приступить к пересмотру норм выработки’ (‘З. И.’, 24 апреля). Вот в чем спасение! И профорганизации отзываются на призыв: ‘Труд’ аршинными буквами печатает аншлаги о том, что ‘одним из важнейших источников индустриализации является повышение норм выработки’. Контр. цифры обещали, что ‘благодаря энерговооруженности, увеличению основного капитала и росту качества его, за счет нового, более совершенного оборудования, рост производительности труда в 1929 — 30 г. будет базироваться только в очень небольшой части на увеличении интенсивности труда’ (К. Ц. стр. 293)и
Всякого, говорящего о том, что интенсивность труда является основной линией нажима, зачисляли в ‘троцкисты’, а когда дело доходит до практической политики, то одним из важнейших источников индустриализации является повышение норм выработки. В план этой статьи не входит освещение вопроса о материальном положении рабочего класса (это требует отдельной статьи), в данной же связи я считаю нужным указать лишь на то, что одним из методов нажима по линии интенсивности труда является задержка и сокращение зарплаты. ‘З. И.’ прямо предлагает использовывать и на будущее задержку зарплаты в качестве орудия для нажима. ‘План по номинальной зарплате — пишет газета — будет выполнен целиком, но то обстоятельство, что у нас есть еще некоторые резервы в этом отношении, дает возможность связать осуществление этой директивы с улучшением показателей по производительности труда’. Судя по всей обстановке, центризм собирается и впредь идти по тому же пути, но для выполнения годового плана нажим должен теперь почти удвоиться: чтобы выполнить годовой план по снижению себестоимости, 4-й квартал должен дать понижение уже не на 11%, а на 20 с лишним процентов. Но этот путь экономически уже исключен. Как я пытался показать, интенсивность труда подошла, при данном техническом уровне, вплотную к своему физическому пределу. Лучшим доказательством этого является качество продукции. Как это ни может показаться странным, — и падение труддисциплины, и рост прогулов, и необходимость увеличения числа рабочих сверх плана — все эти моменты говорят о том же. В официальных объяснениях все вопросы поставлены на голову: не потому не выполнен план по снижению себестоимости, что растут прогулы, падает труддисциплина, что увеличилось число рабочих сверх плана, а, наоборот, — потому растут прогулы, потому падает труддисциплина, потому пришлось так увеличить число рабочих, что рабочий физически не в состоянии выдержать непосильной для него нагрузки. Таким образом, в отношении результатов выполнения плана снижения себестоимости и его источников, мы приходим к следующим выводам: 1) повышение интенсивности труда превысило все плановые предположения и дошло до физического предела, 2) этот рост интенсивности труда был основным источником компенсации всех потерь и основной базой повышения выработки, 3) несмотря на этот громадный рост интенсивности труда, снижения себестоимости не было. Официальная цифра снижения себестоимости представляет собой фикцию. 4) В силу этих причин фактический прорыв в финансовом плане выше, чем это видно из официальных цифр, 5) по тем же причинам все попытки искать источник ресурсов для индустриализации по этой линии заранее обречены на провал. Если даже оставить в стороне политические последствия усиления нажима на рабочий класс, то этот нажим может дать лишь отрицательные последствия и с чисто экономической точки зрения.

* * *

Все перечисленные выше обстоятельства, имевшие место внутри самой промышленности, а также целый ряд других обстоятельств, лежащих за пределами промышлености, не могли не отразиться на ходе капитальных работ. Раньше всего движение себестоимости (если даже принять формальную цифру снижения его за реальную) создало прорыв в финансовом плане. Принимая во внимание, что каждый процент снижения себестоимости должен был дать около 130 млн. рублей, мы получаем, при недовыполнении плана по этому снижению на 5% прорыв за год в размере около 600 млн. рубл. Во всяком случае, за те 8 месяцев, за которые имеются сведения, мы имеем уже реальный прорыв в размере 440 млн. Если учесть еще, что общий план прироста продукции будет также недовыполнен на несколько процентов, то годовая сумма увеличивается кругло до 700 млн. рбл. (при условии, конечно, что себестоимость останется на достигнутом уровне). Но этот дефицит не единственный. Как уже указывалось, 117 млн. рбл. должны были быть получены за счет 4-х процентов отчисления от капитальных работ в других отраслях. Так как в других отраслях дело обстоит не лучше, получение их промышленностью весьма сомнительно. Кроме того, как уже тоже указывалось, в финплане промышленности остались несбалансированными 221 млн. рбл. Наконец, неизвестно, откуда должны взяться те 340 млн., которые дополнительно ассигнованы СНК по декрету от 2/V. Трудно предположить, чтобы могли быть найдены ресурсы для покрытия какой бы то ни было из этих сумм. Но если даже предположить, что удастся получить 4% отчисления (117 млн.), что удастся покрыть несбалансированную сумму (221 млн.), и если даже дальше предположить, что удастся добиться большого снижения себестоимости, и тогда остается прорыв порядка в 800 — 900 миллионов. Откуда они могут быть взяты? Внутри самой промышленности они могут быть покрыты либо за счет невыполнения плана по номинальной зарплате, либо за счет усиления мобилизации внутренних ресурсов промышленности. Что касается первого из этих источников, то делаются несомненно попытки его использовать: за 8 месяцев номинальная зарплата повысилась на 5,4% по сравнению со средней месячной за прошлый год и на 8,1% по сравнению с 8 месяцами прошлого года против 9% по плану, а каждый процент невыполнения дает по одному городскому пролетариату сумму порядка 50 — 60 млн. рбл. Но возможное создание ресурсов по этой линии съедается превышением числа рабочих против плана.
План мобилизации внутренних ресурсов промышленности, намеченный первоначально в размерах около 600 млн., даже переполнен. В этом, казалось бы, можно было видеть источник для покрытия прорыва. Но и здесь оказывается не все гладко. Дело в том, что эта мобилизация внутренних ресурсов, а также прямое относительное уменьшение оборотного капитала промышленности и синдикатов создали недостаток в оборотном капитале. Промышленность компенсирует это тем, что направляет суммы, данные ей на капитальное строительство, в оборотный капитал. На основании анализа данных за 1 полугодие, И. Мирошников (‘Правда’, 28. 5.) приходит к выводу, что промышленность занималась в этом полугодии ‘использованием предоставленных ей ассигнований не по прямому назначению, направив их вместо капитального строительства в оборотные средства предприятий’. Во всяком случае, если этот источник и может дать что-нибудь, то совершенно не в такой мере, чтобы покрыть громадную сумму прорыва. Единственным источником для его покрытия мог бы быть бюджет, но при создавшемся положении бюджет и без того не сможет быть сведен без дефицита. В своем месте (см. ниже раздел ‘Финансы и денежное обращение’) я остановлюсь специально на вопросе о финансовом состоянии хозяйства. Здесь же укажу лишь, что за 8 месяцев бюджет отпустил уже промышленности 70,8% причитающихся ей средств при выполнении плана капитальных работ на 36%. Как мы увидим, именно этот (и целый ряд других) прорыв и толкает центризм на путь использования печатного станка в довольно широких размерах. Внешне дело выглядит так, будто никаких финансовых затруднений капитальное строительство не испытывает, и что, во всяком случае, с финансовой стороны дело обстоит благополучно. Иначе по существу у нас дело обстоять и не может. В любой капиталистической стране дело обстоит совершенно иначе: там ресурсы (материальные) могут быть у одного капиталиста или группы их, а другая группа, которая их не имеет, не может их получить, если у нее не имеется покупательных средств. Поэтому там отсутствие реальных ценностей выступает в форме финансовых затруднений. У нас же, где основным собственником всех материальных ресурсов является государство и где оно является единственным их распорядителем, отсутствие реальных средств выступает непосредственно, как таковое, не проявляя себя через финансовые затруднения. Поэтому то, что в финпланах выступает, как финансовый прорыв, есть на самом деле лишь проявление недостатка реальных ресурсов, материальных ценностей.

* * *

Общие данные о выполнении плана капитальных работ за 8 месяцев дают следующую картину. В ценностном выражении весь план выполнен на 36%.
На фактической стороне дела я не останавливаюсь достаточно детально здесь потому, что этому вопросу посвящена специальная статья т. Троцкого, к которой я и отсылаю читателя. Х. Р.
При этом те смещения, которые характеризовали прошлогоднее выполнение, обнаруживаются в этом году еще резче. При выполнении плана по группе ‘Б’ на 47,2%, план по группе ‘А’ выполнен только на 34,3%. С другой стороны, общий план нового строительства выполнен всего на 34,4%, а по тяжелой промышленности только на 27,6%. Но из этих цифр надо еще вычесть то, что приходится на восполнение пробелов прошлого года, а, во-вторых, что важнее, необходимо иметь в виду, что в этом году еще больше, чем в прошлом году, выполнение плана в ценностном выражении ничего не говорит еще о выполнении его в материальном выражении. Цифра выполнения плана говорит лишь о том, сколько потрачено, но совершенно не говорит о том, что сделано.
Уже после того, как были написаны эти строки, я прочел в передовой ‘З. И.’: ‘Все это цифры выполнения плана затрат, а не строительства в собственном смысле. В тех условиях, в которых сейчас протекает строительствои выполнение плана строительства и плана затрат далеко не одно и то же’.
Вычислить этот разрыв точно на основании имеющихся данных — нельзя. По целому ряду строительств мы имеем свидетельства о колоссальном расточении средств на бесцельные работы, о колоссальной стоимости строительства, во много раз превышающей плановые наметки, в то время, как по плану проектировалось общее снижение себестоимости всего строительства на 14%, а по новому строительству — на 18%. Точные цифры имеются лишь по одному весьма важному элементу стоимости строительства — по строительным материалам. По плану себестоимость должна быть снижена на 13%. Фактически же снижена на 3,9%. Таким образом по этому важному элементу строительства мы имеем удорожание против плана почти на 10%, если не учитывать качества продукции. Если же учесть и последнее, то процент удорожания окажется еще выше.
‘З. И.’ от 26 июля по вопросу об изменении себестоимости строительных материалов сообщает нам: ‘Строительные материалы стоят в текущем году дешевле, нои стройки оказались совершенно необеспечены авто и гужетранспортом, и колоссальные суммы, переплачиваемые по доставке материалов, целиком поглощают это снижение. Что касается снижения стоимости строительства вообще, то эта же статья сообщает, что ‘директива правительства о снижении себестоимости на 18% не выполнена’. А передовая ‘З. И.’ от 27 июля заявляет, что ‘нет никакой уверенности не только в запроектированном снижении стоимости строительства, но хотя бы даже в его стабильности’, что, по мнению передовой, ‘говорит прежде всего об условности данных по выполнении плана капитального строительства за 3 квартала’.
Некоторое общее представление об удорожании строительства можно составить себе на основании того, что ВСНХ расценивает выполненную часть плана за 8 месяцев в четверть всех капитальных работ (‘З. И.’. 20-го июля). Если этот подсчет верен, то это означает, что не только не имело место снижение стоимости строительства, а, наоборот, имело место повышение ее: разрыв между материальным и ценностным выражением превышает 25%. Если это соотношение верно установлено, и если учесть, что наибольшее превышение стоимости дает как раз новое строительство, то это означает, что план нового строительства выполнен в материальном выражении за 8 месяцев максимум на 20%, а по тяжелой промышленности — еще меньше. В чем лежат конкретные причины фактического срыва плана капитальных работ? Эти причины в основном следующие: 1. Острый дефицит в строительных материалах, производственная программа недовыполнена: процент выполнения в среднем по всей промышленности стройматериалов составляет за 7 месяцев не больше 45%. В прошлом году план капитального строительства был недовыполнен на 15 — 20% в ценностном выражении и не меньше, чем на 25% в материальном выражении. В этом году план капитальных работ выполнен за 7 месяцев на 33,5% в ценностном выражении, и, следовательно, если исходить из указанного выше соотношения, менее, чем на 25% в материальном выражении. Наряду с этим и здесь наблюдается резкое ухудшение качества продукции, что, в свою очередь, не может не отразиться на размерах качества и стоимости строительства. Не лучше обстоит и дело со снабжением строительства металлом (рельсы, балки, гвозди и т. д.). Согласно заметке в ‘З. И.’ от 17-го июля капитальное строительство в РСФСР удовлетворяется стройматериалами только на 50%. По Украине, как и очевидно по всему Союзу, процент удовлетворения стройматериалами еще ниже. 2. Полный срыв механизации строительства. ‘Механизация строительных работ в текущем году сорвана, никакие меры не смогут сегодня кардинально изменить это положение. Из общей потребности в отечественных механизмах на 45 миллн. рубл. на стройки будет отгружено к 1-го июля едва на 4 миллн. рубл. Около 60% заказов вовсе не размещено (‘З. И.’)’. Само собой разумеется, что вопрос о снабжении строительства стройматериалами упирается в план работы металлургии и машиностроения. 3. Отсутствие оборудования при нынешнем состоянии нашего экспорта больших надежд по линии импорта оборудования дать не может. Заказанное ранее импортное оборудование запаздывает, и благодаря несвоевременному выполнению заказов, и благодаря их несвоевременному размещению. Что же касается внутреннего машиностроения, то оно одно не в состоянии справиться с задачей доставки оборудования и последнее время просто отказывается от приема заказов, не говоря уже о том, что принятые заказы выполняются с колоссальным запозданием. На низком уровне находится и качество оборудования. Связных данных не имеется и здесь, но и здесь дефицит явно исчисляется десятками процентов. Дело просто не доходит зачастую до вопроса об оборудовании, потому что до этого проявляется дефицит в стройматериалах. 4. Общая бесплановость строительства. Она сказывается во-первых в том, что часто строится не то что нужно. Наиболее ярким фактом в этом отношении является недавнее постановление ЦКК РКИ по поводу обследования строительства в хлопчато-бумажной промышленности. Оказывается, что новое строительство осуществлялось здесь ‘при крайней ограниченности сырьевых ресурсов и использовании технической возможности наличного оборудования только на 50 — 60%’ (‘З. И.’ 25-го июня). Благодаря этому хлопчато-бумажная промышленность затратила ‘без действительной необходимости’ по одним версиям 150 млн., а по другим 60 млн. А какая цифра получилась бы, если-бы таким же образом обследовать всю промышленность? Во-вторых, бесплановость приносит громадные убытки по линии разрыва между отдельными элементами строительства. В одних случаях стоят готовые коробки, для которых нет оборудования, в других местах лежит оборудование, которое не может быть использовано, либо из-за незаконченности коробок, либо из-за недостатка других частей оборудования. По отношению к отдельным стройкам эта бесплановость выступает в форме беспроектного строительства. Громадная часть строительства начинается не только без рабочих чертежей, но даже без общего проекта. По прибытии проекта приходится все переделывать, а иногда начинать сызнова. Понятно, с какими убытками это связано. Вопрос о планировании вообще и о построении проектов, в частности, упирается в вопрос о кадрах специалистов. 5. Недостаток рабочей силы вообще и квалифицированной, в особенности. 6. Наконец, по всем этим линиям и по ряду других на ходе строительства отражается общее положение в стране, общее нарушение всех народно-хозяйственных пропорций. Тяжелое продовольственное положение, ухудшение материальных и бытовых условий рабочих влияют и непосредственно на капитальное строительство в отношении снабжения их рабочей силой и косвенно через ухудшение дел в тех отраслях, от которых строительство зависит. Тяжелое положение транспорта срывает перевозки для строительства. Как только делается попытка помочь транспорту и перевести, как это было, например, недавно, металлургические заводы на усиленную выработку рельс, это немедленно отзывается на строительстве в форме недостатка балок, невелеров и т. д. Иногда строительство приостанавливается из-за таких смехотворных пустяков, как отсутствие сена, потому что возчики, не имеющие, чем кормить лошадей, разбегаются. Одним словом любой дефект — маленький или большой — на любом участке хозяйства с удесятеренной силой отзывается на строительстве. Характер их таков, что на протяжении ближайшего времени они устранены быть не могут. В стране нет, — и в ближайшее время не будет, тех реальных ресурсов, какие нужны для устранения этих препятствий, и меньше, чем где бы то ни было, эти ресурсы могут быть созданы здесь по линии хищнического использования рабочей силы. План капитального строительства будет в значительной мере сорван. А это возвращает нас к вопросу, который был поставлен в самом начале при рассмотрении количественных показателей: та единственная нормальная база, на которой может происходить дальнейший рост количественных показателей, не будет создана в ближайшее время. Это предопределяет дальнейшую судьбу количественных показателей.

Некоторые итоги индустриализации

Ни намеченный планом рост размеров продукции, ни намеченный план капитального строительства не были подготовлены всей предшествовавшей политикой. Вся предшествовавшая политика в области промышленности сводилась по существу к расширению использования старого основного капитала, которое в ряде отраслей было буквально хищническим без малейшей заботы о завтрашнем дне. Вся политика в области распределения национального дохода и, в частности, политика цен, вела к тому, что и те небольшие прибыли, которая давала промышленность, выкачивались из нее, не говоря уже о том, что не было никакого привлечения средств извне. О завтрашнем дне стали думать лишь тогда, когда об этом напомнил сегодняшний день. Все это настолько известно, что говорить об этом излишне. Приведу лишь пару иллюстраций из тех отраслей, на которых базируется вся промышленность. Характеризуя состояние криворожского района, питающего своей железной рудой 72% всей нашей металлургии, С. Дубинкер пишет: ‘До тех пор пока добыча не шла интенсивно, пока можно было забирать то, что подготовлено было в довоенное время, казалось, что на Криворожьи все обстоит благополучно. Но темпы эксплоатационных работ изменилисьи начали истощаться подготовленные запасы и стал вопрос о форсировании капитальных работ’. (‘З. И’ 17. У). К этому прибавить нечего: вопрос о капитальном строительстве в железорудной промышленности был поставлен лишь тогда, когда подошли к концу подготовленные еще в довоенное время запасы. Аналогично обстояло дело и в каменоугольной промышленности. И здесь шло ‘планирование с креном на старый Донбас’, и здесь дело ограничивалось работой ‘на устарелых, растрепанных мелких установках старого Донбаса’. (‘З. И.’, 9. У). О новом шахтном строительстве вспомнили лишь тогда, когда мы встали вплотную перед истощением старого Донбаса. — ‘Мы — пишет Швелтовский (‘На план. фронте # 9 — 10) — безобразно запоздали с подготовкой производственных резервов в каменоугольной промышленности’. В самом деле, добыча угля по Союзу в 1929 — 30 г. достигает почти удвоения от довоенного уровня, в то же время эта добыча на 90% базируется на старых шахтах.
Только в свете этих фактов можно понять, с каким правом можно упрекать рабочих за невыполнение плана увеличения продукции или снижения себестоимости. Примерно так же обстояло дело и в других отраслях промышленности, где в лучшем случае ограничивались текущим ремонтом основного капитала. Это наследие центризм надеялся одним прыжком, минуя все ступени, перескочить непосредственно на сверх-американские темпы на основе нажима на рабочий класс, на основе навязанного ему ‘соц. соревнования’ и ударничества, при прогрессирующем ухудшении его материального положения. Чем больше сказывались провалы по другим линиям, тем больше практическая политика перемещалась по линии наименьшего сопротивления — по линии нажима на рабочий класс. Неудивительно, что при больших ‘достижениях’ по этой линии резерв оказался скоро в основном исчерпанным с точки зрения простого хозрасчета. Использование этого резерва дошло до такого предела, за которым его применение, истощая рабочего, ничего не дает уже хозяйству, или даже приносит ему вред: конкретным выражением этого факта является противоречие между количеством и качеством.
Политика двух последних лет довершила с другого конца то, что подготовила политика предыдущих лет. Расширив все диспропорции, углубив все прорывы, она создала потребность в таком неимоверном количестве ресурсов, какого страна реально не имеет. В течение некоторого времени этот процесс характеризовался ростом количественных показателей за счет истощения рабочего класса. Когда этот резерв истощился, стало ясно, что дело идет об отсутствии реальных ресурсов. Это обстоятельство и решило ход капитального строительства. Что несет для промышленности создавшееся положение? Невыполнение капитальных работ не есть просто невыполнение плана по одной части народного хозяйства. Оно означает срыв попытки в данных условиях подвести в ближайшее время новую промышленную базу под народное хозяйство и новую техническую базу под самую промышленность. Мне нечего указывать на то, что срыв капитального строительства в одной отрасли соответственным образом влияет на другие отрасли, что это означает и срыв количественных показателей, который, в свою очередь, влияет и на дальнейший ход капитальных работ и т. д. и т. п.
Все это совершенно бесспорно. Но необходимо подчеркнуть один момент, который будет иметь решающее значение в ближайшее время. Невыполнение какой-нибудь стройки хотя бы на 2 — 3% означает, что все это строительство пока не может быть введено в состав действующего капитала. До момента окончания строительства все затраченные на него средства продолжают оставаться мертвым капиталом. Отсюда громадная роль темпа строительства. Чем больше данное строительство, тем большее значение приобретает его задержка. Если план строительства выполнен, скажем, на 70%, то это ни в коей мере не означает, что в таком же объеме будут введены по отношению к плану новые заводы, аггрегаты и т. п. Этот проект может составлять может быть только 10 — 20%. В этих условиях всего несколько процентов выполнения плана могут решить дело. А когда речь идет о десятках процентов, тогда все это действует с удесятеренной силой.
Учитывая фактическое положение дел, можно с несомненностью установить не только неизбежность срыва (фактически он уже начался) всей центристской индустриализации, но и ту брешь, через которую ворвется кризис. Этой брешью будет линия разрыва между выходом из строя старого основного капитала и невозможностью своевременного введения нового основного капитала. Возможно, что общая ценность сохранившегося основного капитала вместе со средствами, вложенными в строительство, будет превышать ту сумму основного капитала, с которой мы вступили в пятилетку, и тем не менее промышленность будет испытывать жесточайший кризис основного капитала в то время, как средства, вложенные в незаконченные стройки, будут лежать мертвым капиталом. Возможно, что на первых порах кризис примет форму резкого снижения количественных показателей, которое подкрадывается с разных сторон: со стороны невозможности дальнейшего повышения интенсивности труда (вернее, понижения ее потому, что достигнутый уровень не может быть удержан на долгое время чисто физически), и со стороны срыва плана капитальных работ и, наконец, со стороны острого недостатка с. х. сырья, который уже стал одним из серьезнейших моментов для промышленности. В том же направлении, через ряд промежуточных звеньев действует и ухудшение продовольственного положения. Наряду с этим срывом количественных показателей, а, может быть, несколько позже, выступит во всей остроте кризис основного капитала на почве срыва капитального строительства. Кризис промышленности уже неотвратим, фактически промышленность уже вступила в него. И чем дальше будет продолжаться нынешняя политика, тем круче и резче будет этот срыв, тем сильнее будет откат назад. Попытка перескочить через все наследие прошлой политики, попытка обойти его путем авантюры с переложением всей тяжести индустриализации на рабочий класс подходит к своему неизбежному концу. С того конца, с какого с колоссальным запозданием приступили к индустриализации центристы, она была обречена на крах. Крах центристской индустриализации будет одновременно означать и величайшую дискредитацию самой индустриализации в глазах рабочего класса, поскольку при современной политике он воспринимает ее в форме неслыханного нажима на него и резкого ухудшения условий его жизни.

II. Электрификация

‘Одним из наиболее узких мест в развитии промышленности и народного хозяйства является энергетическая база’ — говорится в тезисах Куйбышева к XVI съезду. ‘Надвигается электрический голод’ — переводит это на конкретный язык Кукель-Краевский в статье под таким же заголовком (‘З. И.’ 6. УI). ‘Достаточно, — говорит он — пересмотреть номера ‘З. И’ за последние 2 месяца, чтобы убедиться в том, что во всех промышленных районах Союза уже существует настоящий ‘электрический голод’и Страна не имеет ни единого киловата электроэнергии в запасе’. Любая авария, число которых все увеличивается благодаря тому, что мы продолжаем работать на ‘отжившем свой век оборудовании’, вызывает приостановку подачи тока. Если бы даже новое промышленное строительство не было сорвано, новые заводы не смогли бы быть включены в работу из-за отсутствия электроэнергии. На примере электростроительства легко убедиться в том, как мало можно судить о фактическом положении дел на основании данных о выполнении плана. План капитальных работ по электростроительству выполнен на 37%, т. е. несколько больше, чем в среднем по промышленности. Но программа уже сорвана, и три четверти всех строительств уже остановились (там же). Почему это произошло? Все по той же причине — из-за отсутствия реальных ресурсов, из-за отсутствия строительных материалов оборудования. ‘Недостаток строительных материалов — говорит Кукель-Краевский — не явился решающей причиной срыва лишь потому, что большую часть обездоленных строительств все равно пришлось закрыть из-за недостатка оборудования’. Большая часть заказов на импортное оборудование была анулирована, часть этих заказов была размещена на наших заводах со сроками, превышающими плановые сроки на 4 — 18 месяцев. Однако, большая часть заказов не могла быть размещена внутри и опять оставлена для заказов заграницей в будущем. Срывом плана электростроительства в этом году уже решена судьба будущего года, к концу которого будет непредотвратимый уже дефицит электроэнергии в полмиллиона клв. Для Москвы и Ленинграда этот дефицит будет составлять 30 — 33%, да и то при условии, что ни одна станция не выйдет из строя, и не учитывая пережога топлива, который будет ухудшать энергобаланс с другого конца. За счет нового электростроительства в 1930 — 31 г. можно будет спасти еще положение в 1932 г., но при условии решительного и значительного повышения строительства в будущем году против намеченных контрольных точек.
Положение в области электрификации обнаруживает еще одну из многочисленных уже диспропорций — разрыв между промышленностью и ее энергетической базой, еще один лимит для развития промышленности.
От электростроительства, от транспорта и друг. были забраны наличные ресурсы и брошены в промышленность. Ассигнования на электростроительство составляли к этому году 14,1% ассигнований на промышленность против 32,7% в 1925 — 26 г. Но так как перемещение средств не увеличивает их общего количества, то этим были созданы лишь дополнительные диспропорции. Кукель-Краевский очень хорошо характеризует политику центризма, бьющую на немедленный эффект и незаботящуюся о завтрашнем дне, когда он меланхолически замечает: ‘Так как результаты электростроительства сказываются только через несколько лет, то о них мало думали и на протесты Главэлектро внимания не обращали’. Все же сути дела он не понимает. Он видит лишь ‘поразительно легкомысленное отношение к делу со стороны руководителей нашей промышленности’ там, где дело идет об отсутствии реальных ресурсов.

III. Транспорт

Здесь положение катастрофическое в самом буквальном смысле этого слова. Об этом говорят и все учащающиеся катастрофы на жел. дорогах. И здесь громадный рост количественных показателей. Но здесь он совершенно явно базируется на прямом расхищении основного капитала даже без серьезной попытки его замещения. Уже в 1928 — 29 г. наш железнодорожный транспорт занимал первое место в мире по интенсивности использования подвижного состава. Но это происходило и происходит за счет его колоссального износа. В течение предшествовавших лет транспортное хозяйство было заброшено не меньше, чем другие отрасли хозяйства. Потом, когда ‘выяснилась’ необходимость развития промышленности, была предпринята попытка принести транспорт в жертву. Это положение не спасло, но зато создало еще одну новую дополнительную диспропорцию в народном хозяйстве. Транспорт стал уже, пожалуй, самым тревожным моментом и для промышленности и для сельского хозяйства. Общее представление о напряженности работы транспорта и имеющихся у него средств для выполнения этой работы дает следующее сопоставление.
В 1928 — 29 г. по сравнению с 1913 годом:
Грузооборот увеличился на 62,5%.
Эксплоатац. длина ж. д. линии увеличилась на 21%.
Число вагонов увеличилось на 4,5%.
Для настоящего года этот разрыв увеличился еще больше при одновременном увеличении износа путей и подвижного состава. Что означает этот разрыв в материальном выражении и как безнадежно ожидать какого-либо улучшения в ближайшее время, видно из следующего: для того грузооборота, который будет осенью этого года, пятилетка предусматривала необходимость вложения в 7 миллиардов рублей (в том числе на вложения в существующую сеть — 4,5 милрд. и на новое строительство — 2,2 милрд. рубл.). Еще более ясным станет вопрос, если указать, что конкретно это означало следующее: свыше 3 000 новых паровозов, 24 000 клм. новых рельс, 17 000 километров новых путей, 7 млн. тонн металла, 95 млн. пропитанных шпал, 59 000 клм. диспетчерской связи, повсеместное введение автотормазов. Ничего из этого транспорт не получил и, как заявил Рудзутак на всеукраинской партконференции, ‘в ближайшее время иметь не будет’. Больше того, то, что получает транспорт вряд ли покрывает даже текущий износ. Процент больших паровозов колеблется по разным дорогам от 11,2% до 23,9% (приказ НКПС, ‘Правда’, 13. VII), свыше 10.000 клм. рельс перележало срок. На южных дорогах до 37% рельс изношены и не соответствуют проходящим по ним составам. Есть рельсы с износом в 10 — 12 мм. Никуда не годятся накладки, скрепления, в громадной части требующие немедленной замены. Замены же требуют 38% водопроводных труб. Ряд мостов находятся в таком состоянии, что не только не могут пропускать тяжелых составов, но вообще угрожают опасности движения. Совершенно запущено складское хозяйство. Из всего колоссального количества нужных транспорту вещей он фактически ничего не получает. С боем удается получить лишь ‘кое-что’. Фактическая поставка лесной промышленности ВСНХ составила за первое полугодие: по шпалам — 10% вместо 20%, по перев. брусьям 12% вместо 20%, по тягов. лесоматериалу — 13% вместо 40%, по мостов. лесоматериалу — 9% вместо 20% (‘Э. Ж.’ 10. VII).
При потребности в рельсах в 460 000 тонн удалось заказать лишь 420 000 тонн, но и этот заказ не выполняется, и в первом полугодии транспорт получил только 115 000 тн. Понадобилось специальное постановление СТО, чтобы прокатные заводы начали выполнять заказ, но это немедленно отразилось на сокращении выработки железных балок и швеллеров для промышленного строительства. Пришлось отказаться в целом ряде мест (и в частности в Сибири, где это имеет громадное значение) от прокладки вторых путей. Пришлось сократить на 500 клм. прокладку рельс на новостройках и отложить замену рельс на старых путях. Но даже в той мере, в какой транспорт получает рельсы, их укладка представляет собой прямое расточительство, в то время, как довоенные рельсы служили 30 — 40 лет, современные не выдерживают и 5 лет (‘Эк. Ж.’, 21. VI). И несмотря на это, к транспорту предъявляются все большие и большие требования, благодаря чему все больше возрастает нагрузка и быстрота износа. Неудивительно при этих условиях, что транспорт все больше и больше дает перебой в работе. Быстро растут так наз. ‘происшествия’, в том числе и ‘серьезные крушения, сопровождающиеся порчей подвижного состава и даже человеческими жертвами’ (‘Эк. Ж.’, 8. VII). Одних только случаев порчи паровозов в пути было в июне свыше 8 000, а в первой половине июля уже больше 5 000 против 1920 случаев за весь прошлый год. В состоянии ли транспорт справиться с возлагаемой на него работой? Вряд ли кто-нибудь еще может об этом думать серьезно. Чудес не бывает. И если уже в прошлом году при среднесуточной погрузке в 45 000 вагонов транспорт давал серьезные перебои, то можно ли сомневаться в том, что в этом году при ухудшенном состоянии он не сможет выдержать среднесуточной погрузки в 25 000 вагонов? Если в течение всего лета транспорт не справлялся с перевозками для одного только строительства, то можно ли думать, что он лучше справится с делом, если в этому прибавятся перевозки хлебофуражных грузов? Если будет что возить по линии хлебозаготовок, то должна будет прекратиться перевозка материалов для строительства. Усилится еще один из моментов, ослабляющих ход строительства. Еще хуже, и в отношении количественных показателей работы, и в отношении нового строительства, дело обстоит на речном транспорте. Положение и на железном и на речном транспорте таково, что перенесением сюда всеспасающего средства — соц. соревнования и ударничества, — да еще при условии большего, чем в промышленности, отставания зарплаты — делу не помочь. Вопрос и здесь упирается в отсутствие реальных ресурсов, которых требуется колоссальное количество. Попытка форсировать развитие промышленности за счет лишения реальных ресурсов электростроительства и транспорта уже сказалась в форме резкого отставания последних, которые, в свою очередь, тормозят развитие промышленности.

IV. Финансы и денежное обращение

Финансы не представляют собой особой отрасли хозяйства. Они только с известной точки зрения отражают и позволяют оценить процессы, происходящие в хозяйстве. Единый финансовый план (который представляет собой соединение государственного и местного бюджетов вместе с финпланами промышленности, транспорта и т. д.) составляет в этом году около 20 миллиардов рублей против 12,4 миллиардов рублей в прошлом году. Сводный (государственный бюджет и местные бюджеты) бюджет составляет 13,06 миллиардов рублей против 9,1 млрд. рублей в прошлом году. Благодаря громадной роли, которую играет государство в нашем хозяйстве, через финплан проходит примерно 55 — 66% национального дохода (А. Вайнштейн ‘Э. Ж.’, 26. VI). Громадная доля доходов финплана — свыше 80% — получается через цены. В данном году ресурсы, собираемые через цены, реализуемые хозорганизациями обобществленного сектора, должны составить 16,5 млрд. рублей из 20 млрд. На долю налогов приходится около 15%. (Данные совещания коллегии НКФ. ‘Эк. Ж.’, 28. V).
Нетрудно заметить, что проблема финплана и его источников есть в значительной части проблема распределения национального дохода. Поэтому я не могу останавливаться на проблеме в целом, — это завело бы нас слишком далеко. Я остановлюсь лишь в основном на вопросе об общих причинах теперь уже официально признанного солидного прорыва промфинплана и на вопросе о возможности его ликвидации. Отступление в деревенской политике, начавшееся под влиянием великих событий, вызвало раньше всего снижение налоговых изъятий в деревне и отказ от ряда изъятий другого рода при помощи методов административного воздействия. На совещании коллегии НКФ Брюханов сообщил по этому поводу следующее: ‘В силу создавшейся в последние месяцы в деревне обстановки должна действовать на ближайший период времени жесткая директива, в смысле полного упразднения метода административно-налогового подхода к сбору паев, вкладов, займов за счет денежных сбережений крестьянства. Та же хозяйственная обстановка заставляет правительственные органы идти по линии снижения налоговых изъятий в деревне’ (‘Э. Ж.’, 25. V). Прибавляя сюда все прочие льготы и повышения цен, Брюханов приходит к выводу, что в этом году удастся извлечь из деревни лишь 1,7 миллиардов рублей против 2 млрд. рублей по плану. Здесь дефицит, следовательно, в 300 милл. Та же обстановка вызвала пересмотр плана финансирования сельского хозяйства и выделение 500 милл. для колхозов. Итог по линии деревни — нехватка в 800 — 900 млн. Указывавшийся выше провал в промфинплане промышленности и других отраслей государственного хозяйства составляет по официальной оценке Миндлина (‘Э. Ж.’ 21. VI) свыше 1 млрд. рублей. Таким образом, по официальным данным ‘общая потребность в дополнительных финансовых ресурсах будет равна 2 млрд. рубл. или несколько даже превысит эту, весьма значительную сумму’. Этот официально признанный теперь прорыв ставит перед нами 2 вопроса: 1. Может ли этот прорыв быть ликвидирован, и как? 2. Что этот прорыв означает? Ответ на то, как собирается государство покрывать этот дефицит, мы находим в той же статье Миндлина, который указывает следующие источники: резервы и излишки доходов по соцстраху, госстраху, по расчетам Госбанка и НКФ с другими учреждениями 250 — 300 млн. рбл., превышение выручки транспорта против плана ок. 250 — 300 млн. рбл., превышение доход. госбюджета против плана 600 — 700 млн. рбл., дополнительная мобилизация внутренних ресурсов промышленности, транспорта и т. д. 150 — 200 млн. рбл., сокращение расходной части бюджета и перенесение части расходов на будущий год 200 — 250 млн. рбл. Итого 1450 — 1700 млн. рбл.
Если даже признать реальным все эти источники (о чем ниже), все же остается еще непокрытый дефицит в 300 — 550 млн. Чем же будет покрываться этот прорыв? Этот дефицит может быть покрыт, по мнению Миндлина, исключительно ‘за счет некоторого превышения эмиссионного плана’. Это подводит нас непосредственно к вопросу о состоянии нашего денежного обращения, и, следовательно, к вопросу о том, насколько реален этот источник. Вопрос о состоянии денежного обращения, точнее — вопрос о том, есть ли у нас инфляция, является предметом спора уже не первый год. По крайней мере в 1928 г. мы отвечали на этот вопрос утвердительно. Когда Бухарин в ‘Заметках экономиста’ вертелся в порочном кругу и изумлялся, как это так все отрасли хозяйства отстают одна от другой, как это не хватает ни продуктов промышленности, ни продуктов сельского хозяйства, Смилга разъяснил ему, в чем здесь дело. Если — писал он в своем ответе Бухарину — все товары имеются в недостатке, то это означает, что один товар — деньги — имеется в избытке. И действительно, если исходить из того понятия инфляции, какое дает марксистская теория денежного обращения, то отрицать инфляцию может лишь тот, кто с этой теорией не знаком (а знакомство с ней, как известно, необязательно для приверженцев генеральной линии). За последний год рост денежной массы резко обгоняет все плановые предположения, резко обгоняет рост денежных доходов населения, а с прошлого года начинает обгонять и рост товарооборота. Общее представление об этом дает следующая табличка:
1926-7
1927-8
1928-9
Прирост денежной массы за год в %
—
21
34
Отношение темпа роста денежных доходов населения к темпу роста денежной массы.
66,7
33,3
37,7
Отношение темпа роста товарооборота к темпу роста денежной массы
98,6
105,4
87,4
(ст. Дьяченко ‘Эк. Ж.’ 29.VI. и 2. VII.)
В этом году запроектировано повышение массы денег до 3,1 млрд. и теперь ее собираются дополнительно повышать в условиях резкого обострения товарного голода и на продукты с. х., и на промтовары. Это будет означать, что этот один товар — деньги, — который и так имеется более, чем в избытке, увеличится в количестве. Никаких обоснований этого плана не дается, если не считать того общего положения, что ‘у нас не так, как у других’.
Не имея возможности сказать что-нибудь членораздельное, Дьяченко предлагает заняться научным исследованием вопроса о том, ‘что в условиях советского хозяйства можно назвать инфляцией, при каких условиях она становится неизбежной и каковы симптомы ее в области денежного обращения и товарооборота’. Но тут же он спешит предварить результаты этого научного исследования и объявляет ‘неправомерными (?) всяческие разговоры о наступающей (или уже наступившей) инфляции’ и вместе с Миндлиным обещает ‘ударить по рукам’ всех, ‘кто делает вылазки по вопросам эмиссии’. Но поскольку жизнь не считается с этими угрозами и поскольку мы не имеем оснований бояться обвинений в наскоке на генеральную линию, мы постараемся разобраться в этом вопросе. Что в условиях советского хозяйства можно назвать инфляцией? Пока что то же самое, что в условиях несоветского хозяйства: такое положение, когда — говоря словами Смилги, — все товары имеются в недостатке, а один товар — деньги — имеется в избытке, когда рост денежной массы не соответствует потребностям народного хозяйства. При каких условиях инфляция становится неизбежной? Несмотря на то отличие, которое имеется у нас благодаря особой роли государства в системе народного хозяйства, условия неизбежности инфляции те же, что и в других странах. Инфляция становится неизбежной, когда в руках государства не оказывается достаточного количества реальных ценностей для покрытия расходов. Для извлечения этих недостающих ресурсов государство и выпускает бумажные деньги, сообразуясь не с потребностями товарообмена, а с потребностями своей финансовой сметы. Как и в других странах, этот выпуск бумажных денег представляет собой инфляционный налог, при помощи которого государство выкачивает нужные ему реальные средства. Поэтому должен быть поставлен вопрос не о том, что есть инфляция и когда она становится неизбежной, а вопрос о том, каковы размеры инфляции и на кого этот инфляционный налог падает. В отношении путей, при помощи которых инфляционный налог доходит до последнего плательщика, у нас имеется большое отличие от других стран. В странах, где государство играет непосредственно небольшую роль в народном хозяйстве, оно выигрывает столько же, сколько теряет народное хозяйство. Уже потом начинается борьба между отдельными классами и слоями населения из-за того, на кого этот налог должен в конечном счете лечь. У нас дело обстоит иначе. У нас государство выступает непосредственно, как субъект хозяйства (по одной только промышленности чистая продукция составляет 37,1% национального дохода), поэтому оно должно было бы нести соответствующую долю в инфляционном налоге. Оно получало бы через НКФ то, что оно теряло бы через ВСНХ, НКПС и т. д. Но такая операция перекладывания из одного кармана в другой была бы бессмысленна. Поэтому оно стремится, пользуясь имеющимися у него рычагами, перебросить этот налог. Ясно, что он может быть переброшен лишь или на деревню или на рабочий класс (понятно, только при том условии, если в бюджете деревни и рабочего класса имеются реальные ресурсы, которые могут быть изъяты). Если бы этих ресурсов не оказалось, то государству пришлось бы самому себе этот налог уплатить, и оно, следовательно, новых ресурсов не получило бы. Что касается деревни, то за последние годы она выработала для себя ряд мер, при помощи которых она пытается сбросить с себя и перебросить на других все платежи, в том числе и инфляционный налог. Основной метод, совершенно естественно вытекающий из товарно-капиталистической природы нашего сельского хозяйства, это повышение цен. Общий индекс сельско-хозяйственных цен составлял (по данным Маймына ‘Пл. фр.’ # 9 — 10):
1927-8
1928-9
1929-30
185,8
196,8
217,4
Соответственно этому все более сжимались ‘ножницы’, составлявшие:
1926-7
1927-8
1928-9
140,6
126,6
110,7
Нет сомнения в том, что в этом году ‘ножницы’ сомкнутся совсем. Благодаря этому в деревне откладывались увеличенные накопления и в форме промтоваров, и в форме денег. По расчетам Маймына (там же) деревня увеличит в этом году, после всех платежей государству, свой фонд потребления промтоваров на 600 милл. рубл., после чего у нее останется еще ‘пара сот миллионов руб.’. Но это только прирост. Мне не удалось найти оценку общей суммы денежных средств, накопленных в деревне, на данный год. Для будущего года на совещании коллегии НКФ называлась сумма в два миллиарда. Но в наших условиях повышение цен на продукты с. х. не означает еще, что крестьянство сбрасывает с себя инфляционный налог. Это было бы верно, если бы за полученные бумажки крестьянство получало промтовары. Но в силу острого товарного голода и фактического отсутствия рынка промтоваров крестьянство не получает их в размерах накопленных у него денежных средств, а когда получает, то получает в течение последних лет фактически лишь в обмен на продукты с. х. Таким образом денежные накопления теряют для него всякий смысл. Крестьянство все больше отказывается продавать за деньги. Деньги ему нужны лишь в той мере, в какой они требуются ему для платежей государству и в какой оно может надеяться получить за них необходимые ему товары на вольном рынке. Поэтому и при продаже оно расценивает деньги соответственно тому, какие цены ему приходится платить на вольном рынке за нужные ему товары, — примерно в 20 к. за рубль (индекс частного рынка перевалил уже за 500). За пределами нужной ему для этой цели суммы крестьянство все чаще отказывается вообще продавать за деньги, требуя за свои товары реальные ценности. Таким образом крестьянство пытается освободиться от инфляционного налога тем, что во-первых отказывается принимать деньги, и во-вторых тем, что и принимая их, оно расценивает их соответственно степени их обесценения на вольном рынке. Конечно, ему не удается освободиться от этого налога полностью, но оно вряд ли несет его в большей степени, чем это соответствует его удельному весу по чистой продукции в народном доходе (27%).
Остается вопрос о распределении инфляционного налога между государством и рабочим классом. Несомненно, что часть этого налога падает обратно на государство, но имея в своих руках ряд мощных рычагов для того, чтобы от него избавиться, оно использует их для переложения этого налога на рабочий класс. Та форма, в которой инфляционный налог уплачивается, видна совершенно осязательно: этой формой является отставание реальной зарплаты от номинальной. Размеры этого отставания дают меру той части инфляционного налога, которая падает на рабочий класс. А тот факт, что он является наиболее беззащитным, не имея, в отличие от крестьянства и государства никаких способов для переложения этого налога, определяет и то, что этот налог ложится на него в наибольшей степени, и, во всяком случае, далеко не в той пропорции, в какой его доход относится ко всему национальному доходу. Таков почерпнутый из фактов, а не из приверженности к генеральной линии действительный ответ на то, есть ли у нас инфляция и на кого своей основной тяжестью инфляционный налог ложится.
Следующим этапом, вытекающим из политики в области денежного обращения, будет, очевидно, вытеснение из оборота червонцев. Эмиссия идет теперь почти исключительно за счет казначейских билетов (1 руб., 3 руб., 5 руб.). Эмиссия червонцев умышленно задерживается с расчетом сохранить червонец и отдать в жертву казначейские билеты. Нет почти никакого сомнения в том, что при продолжении нынешних тенденций мы будем иметь воспроизведение на новом этапе того своеобразного типа параллельной валюты, какой мы имели в конце 1923 и начале 1924 г., когда червонец сидел верхом на падающем совзнаке. Но тогда были возможности сохранить за этот счет червонец. Теперь, когда эту роль совзнака будет выполнять казначейский билет (который по природе своей ничем от совзнака не отличается), он при современной обстановке может потянуть за собой вниз и червонец. Если же, как именно и будет, предпринята будет попытка сохранить червонец за счет ограничения его эмиссии и его полного отделения от казначейских знаков, то он быстро исчезнет из обращения. Эти же симптомы свидетельствуют и о размерах инфляции. Она явно дошла до такого предела, при котором вплотную стала угроза крушения денежной системы. Таков действительный ответ на вопрос о размерах инфляции.
Возвращаюсь к вопросу о финплане. Чтобы судить о том, из каких источников могут быть найдены средства для покрытия прорыва в нем, необходимо остановиться несколько подробнее на общих источниках его доходной части. Как мы уже указывали, основными каналами, по которым мобилизуются средства, являются прямые изъятия из средств населения (15 — 18%) и цены (75 — 80%). Первый источник составляется из сельско-хоз. налога, самообложения, подоходного налога с рабочих и служащих, займов, вкладов в кооперативную систему и т. д. Как он распределяется по группам и классам населения? Сельско-хоз. налог, а следовательно и самообложение, составят сравнительно небольшую сумму (вероятно, не более 300 — 350 миллионов максимум) и во всяком случае увеличению не подлежат. Увеличение вкладов в кооперативную систему проходит, как известно, весьма ‘успешно’ среди лиц наемного труда и весьма слабо проходит в деревне, особенно после того, как пришлось отказаться от взимания этих добровольных взносов в принудительном порядке. Подоходный налог с рабочих и служащих естественно падает на них самих. Что же касается займов, то их распространение среди основных классов видно из следующих данных о подписке на третий заем индустриализации, в котором участие крестьян было максимальным.
В милл. рбл.
В %
рабочие и служащие
671,4
71,3
крестьяне
205,9
21,9
прочие
64,3
6,8
941,6
100,0
Выводы здесь ясны: основной источник здесь — вычет из зарплаты рабочих и служащих. Идя по линии наименьшего сопротивления, государство как-будто выжало здесь, что возможно. Пришлось даже ограничить ‘добровольную’ подписку на заем двухнедельным заработком. По линии крестьянства также пришлось отступить от первоначальных планов и об увеличении ресурсов по этой линии пока говорить не приходится (если не говорить о прямом изъятии натуральных ресурсов путем чрезвычайных мер). Следовательно, в основном этот первый источник закрыт. Обращаемся ко второму источнику средств — к ресурсам, полученным через цены. Исходя из роли, которую этот источник играет в финплане, докладчик НКФ на совещании коллегии, Теумин, говорил: ‘тремя китами, определяющими всю сущность нашей финансовой политики, является цена, себестоимость и заработная плата’. С какого конца может быть достигнуто здесь увеличение ресурсов? Совершенно умалчивая о зарплате и считая, что ‘мы не можем пойти по пути увеличения цен’, Теумин, естественно, приходит к выводу, что ‘единственным дополнительным ресурсом является снижение себестоимости’. Теумин совершенно правильно изложил ту установку, из которой исходит современная политика, и именно исходя из этой политики, он не зря забыл упомянуть о зарплате. Если ‘мы не можем идти по пути увеличения цен’, то ясно, что ресурсы могут быть получены или по линии снижения себестоимости, которое теперь в данной обстановке возможно лишь за счет повышения интенсивности труда, либо за счет урезки зарплаты. Но так как из снижения себестоимости явно удается выжать мало, то это означает соответствующую урезку зарплаты. Единственный человек, задумавшийся на этом совещании над этими вопросами, был представитель ЦЧО — Малаховский. Характерно, что умолчав о себестоимости он поставил вопрос о необходимости обеспечить прирост реальной зарплаты на 10 — 15%. А после этого ему легко было показать, что при условии стабильности цен может получиться ‘формальный баланс в финплане и бюджете таким порядком, что в деревне останется 2 или 1,5 миллиарда денежных средств, не находящих себе применения’. Считая, что оставить в деревне такой большой непокрытый спрос означает оставить ‘без защиты, без кордона основу народно-хозяйственного плана’, он предлагает эту сумму изъять из деревни на основе повышения цен путем значительного расширения системы двойных цен.
Хотя все эти цены имели в виду будущий год, но эти рассуждения вполне применимы и к настоящему году. Х. Р.
На вопросе о том, что это могло бы дать реально, я остановлюсь ниже. Но дело в том, что на этот путь центризм не становитсяи С рабочего можно взять кое-что еще за счет ‘резервов и излишков’ по соцстраху, можно взять за счет кой-каких других источников, но уже тот факт, что пришлось сократить подписку на заем с месячного до двухнедельного заработка, говорит за то, что и центристы начинают понимать, что бюджет рабочего сжимаем не до бесконечности. Нет никакого сомнения в том, что центристы будут пытаться идти и дальше по пути двойного нажима на рабочий класс: и по пути увеличения интенсивности труда, и по пути фактического снижения зарплаты. Но если они не понимают, или не хотят понять политических последствий этого, то они вынуждены будут понять нерациональность такого изыскания ресурсов с чисто экономической точки зрения. То, что еще можно взять с рабочего, может быть достаточно для того, чтобы усилить его острое недовольство, но совершенно недостаточно для того, чтобы удовлетворить дефицит в реальных ресурсах. Поскольку это бремя ложится обратно на государственное хозяйство, этим просто завершается порочный круг. Никаких новых ресурсов это дать не может, если не считать того, что более рациональное перемещение и использование имеющихся ресурсов могут высвободить некоторую часть их. Но так как все резервы государственного хозяйства сжаты до крайности, то вряд ли это может дать много. Оно может дать возможность чисто бухгалтерски свести концы с концами, может дать формальный баланс, но новые ресурсы едва ли даст. Все это означает, что внутри того круга, который составляет государственное хозяйство и рабочий класс, при сокращении до минимума резервов государственного хозяйства и величайшей степени физического истощения рабочего класса новых дополнительных ресурсов не имеется. Как обстоит дело за пределами этого круга? Здесь надо иметь в виду два основных обстоятельства: 1) Все процессы, происходящие в деревне, протекают на фоне падающих производительных сил в хозяйстве. Одним из выражений этого является то, что накопления остаются в форме денежного накопления, не превращаясь в средства производства. Изъятие ресурсов из деревни экономическими мерами приняло бы раньше всего форму изъятия этих денежных накоплений. Это, конечно, в известной мере сократило бы спрос деревни и позволило бы эти ресурсы перебросить в другое место. Но, как я уже указывал, эффект был бы не столь большой, потому что и без того крестьянство далеко не в состоянии использовать свои денежные накопления для превращения их в реальные ресурсы. Накопления крестьянства потому и остаются в денежной форме, что в стране им не противостоит соответственное количество реальных ресурсов.
Но в той части, в какой изъятие этих денежных накоплений могло бы высвободить реальные ресурсы, оно совершенно недостаточно для покрытия того колоссального прорыва, какой образовался в государственном хозяйстве. Если это могло реально помочь несколько лет тому назад, когда этот прорыв был неизмеримо меньше и когда деревня богатела, то дело обстоит совершенно иначе при нынешних размерах прорыва и при падении производительных сил деревни. 2) Реальное соотношение классовых сил таково, что то изъятие ресурсов из деревни, которое может оказаться целесообразным экономически, связано с очень острыми политическими осложнениями. Нужно иметь, наконец, в виду, что, если бы мы могли извлечь реальные ресурсы из деревни, то они не имеются в такой натуральной форме, чтобы могли быть использованы непосредственно для ликвидации прорыва в государственном хозяйстве. Значит ли все это, что снимается проблема перераспределения национального дохода? Конечно нет, но изменяется ее значение. Нужно совершенно ясно отдавать себе отчет в том, что страна в целом не имеет таких ресурсов, какие необходимы для выполнения авантюристической программы центризма. Как раз в этом заключается ее авантюристичность. Я всюду исходил выше из той цифры дефицита в 2 млрд., которую приводил Миндлин. Но это только та цифра, которая нужна, чтобы свести баланс формально. Достаточно напомнить о тех 7 млрд., которые должен был получить транспорт для выполнения производимой им теперь работы, чтобы понять, что нам действительно нужно, каков действительный прорыв. И то, что за счет забвения транспорта промышленность по сравнению с ним забежала вперед, означает лишь, что и в ней, и в транспорте созданы новые прорывы. Никаким перераспределением национального дохода тут не помочь. Перераспределение национального дохода необходимо для того, чтобы сделать те вложения, без которых уничтожается база диктатуры пролетариата — вложения в рабочий класс. Для этих вложений перераспределение национального дохода может дать достаточные и в количественном и в качественном отношении ресурсы, но никаким перераспределением национального дохода не покрыть тех прорывов, которые создавались годами оппортунистической политики.

V. Положение в деревне

Все проблемы, связанные с деревней, слишком широки, чтобы их можно было кратко исчерпать. Поэтому мне придется ограничиться здесь лишь наиболее общими штрихами (частично я касался этих вопросов выше). Говорить о том, что политика сплошной коллективизации и ликвидации кулака провалилась, значит — говорить банальности. На деле центристы вынуждены были уже сами от нее отказаться, сохранив эти замечательные мероприятия лишь в резолюциях. Теперь остается лишь подвести некоторые общие итоги и наметить основные линии, по которым эти итоги будут сказываться. Первым итогом является подготовленное всей предыдущей политикой и углубленное периодом ультра-левой авантюры падение производительных сил сельского хозяйства, бесспорное в области животноводства и отчасти технических культур и начинающее проявляться в области зерновых культур. Весенний сев надо считать неудавшимся. Количественные показатели (даже там, где они не бумажные) упираются и здесь в качественные. Сильное запоздание посевов (и не из-за дурной погоды, а из-за дурного настроения крестьянства), плохая обработка скажутся на урожае весьма чувствительно. Не менее чувствительно скажется на хозяйстве в целом хищническое отношение к брошенным в деревню средствам производства и их неизбежное, при современной политике, разбазаривание. Вторая сторона дела заключается в том, что не все то, что есть в деревне, может быть с такой же легкостью взято, как, например, продукция промышленности. Из деревни надо еще суметь взять. А при создавшейся обстановке это будет не весьма легко. Нет никакого сомнения в том, что колхозы будут сдавать хлеб не охотнее, чем индивидуальные хозяйства, и что по отношению к ним придется применять чрезвычайные меры и прочие меры ‘общественного’ воздействия. А это будет означать конец колхозного строительства. Распад колхозов был задержан весной тем обстоятельством, что посевы были произведены в колхозном порядке и что выход из колхоза означал практически лишение доли в посеве. Поэтому колхозники ждут не дождутся конца уборки, чтобы приняться за дележку, вокруг которой развернется ожесточенная борьба. Когда в эту драку вмешается тяжелая рука государства, она ослабит внутреннюю борьбу и усилит единый фронт деревни, сплотив крестьян уже не как колхозников, а как мелких собственников, бытие которых в качестве ‘коллективистов’ закончится к этому времени. Середняк выйдет из колхоза, разочарованный во вчерашнем дне и неуверенный в сегодняшнем. Заставить его в этих условиях осенью расширять посевную площадь будет немыслимо. Падение производительных сил деревни неизбежно теперь при всех условиях — и при условии сохранения нынешней политики, которая усиливает единый фронт деревни, и даже при условии правильной политики, которая должна заключаться в том, чтобы разбить этот единый фронт путем внесения в деревню классовой борьбы. Ни та, ни другая обстановка не создают условий для роста производительных сил. А падение производительных сил сельского хозяйства означает одно из важнейших препятствий для роста промышленности. Круг завершился. Задержка развития промышленности стала уже причиной деградации сельского хозяйства, которое, в свою очередь, становится поперек развития промышленности.

Некоторые итоги и предложения

Так как эти общие выводы примыкают непосредственно к тому, что мне приходилось говорить в предыдущих статьях, от основных мыслей которых у меня нет основания отказываться, то я ограничусь только тем, что мне остается прибавить на основании конкретного анализа положения. Х. Р.
Для нас никогда не было никаких сомнений в том, что рано или поздно оппортунистическая политика должна привести к острому кризису революции. Не сомневаясь также в тех конечных результатах, к которым эта политика должна привести, мы не представляли себе ясно той конкретной формы, в которой проявится этот кризис. Теперь, когда мы можем почти осязать результаты всей предшествовавшей политики, когда мы можем вложить пальцы в открытые раны революции, эти результаты обнаружились перед нами в трагически простой форме: в форме отсутствия реальных ресурсов для осуществления такого темпа индустриализации, который давал бы выход из кризиса. Надо прямо сказать, что эта простая истина многими из нас прощупывалась уже довольно давно, но мы боялись сформулировать ее во всей ее неприглядности, пока у нас оставались еще некоторые сомнения, пока она не обнаружилась с полной бесспорностью. И эту истину не скрыть тем, что она маскируется созданием фиктивных ресурсов для формального балансирования авантюристически-фантастических планов. Центристы и сами, быть может, не заметили, как они стали вертеться в заколдованном кругу этих фиктивных бумажных ресурсов. А потеряв реальную базу, они стали напоминать знаменитую собаку, которая, все ускоряя свой бег по кругу, надеялась поймать свой собственный хвост. Но чем быстрее двигалась голова, тем быстрее ускользал от нее хвост. Сегодня прибавляют программу по углю и железу, чтоб иметь возможность выполнить программу по машиностроению, завтра приходится расширять программу по машиностроению, чтобы иметь возможность выполнить расширенную программу по углю и железу, а потом опять приходится увеличивать программу по углю и железу, чтоб обеспечить новую программу машиностроения. А посреди этого круговорота вдруг оказывается, что транспорт не в состоянии будет справиться с вытекающими для него отсюда задачами, если он не получит соответствующего количества изделий металлургии — тогда опять увеличивается программа по углю и железу, и круговорот начинается сначала. Отсюда дутые темпы, дутые цифры, дутые планы, которые разлетаются при первом соприкосновении с действительностью. И вот, когда в этих условиях появляются товарищи, которые, совершенно не понимая сущности происходящего, толкуют о ‘перевооружении’ оппозиции, о том, что она, мол, раньше была за высокие темпы, а теперь, когда Сталин взял наконец эти высокие темпы, она из голого чувства противоречия выступает против них. Этих товарищей надо просто ткнуть носом в действительность, показать, что эти высокие темпы существуют лишь на бумаге, в книгах, в статьях, в планах, что любое продвижение вперед на каком-нибудь одном участке достигается за счет нарушения всех пропорций, за счет создания колоссальных прорывов на других участках, за счет создания громадных новых диспропорций. Надо объяснить этим товарищам, что нашим оружием является не раз навсегда застывшая формула, а марксистский метод, при помощи которого мы на каждом этапе создаем те формулы, какие для данного этапа пригодны. То, что некоторые наши товарищи принимают за перевооружение оппозиции, есть на самом деле резкое изменение всей обстановки. Все вопросы стали теперь по иному — в этом Сталин прав. Ему только не дано понять, как именно они стали и почему они так стали, а если бы он и смог понять, то все равно не мог бы сказать. Мы же никогда страусовой политики не придерживались. Как бы ни была жестока действительность, от нее не спастись нежеланием ее замечать. А действительность подсказывает ту самую простую истину, которую я выше изложил. Совершенно естественно здесь возникает вопрос: в какой мере, в таком случае, повинна политика Сталина? Уверены ли мы, что реальных ресурсов хватило бы, если бы к индустриализации приступили раньше, когда мы этого требовали и на основе тех методов, какие мы предлагали? Смотря для чего. Если для того, чтоб обеспечить построение полного социализма — то нет. Если для того, чтобы укрепить базу диктатуры, отсрочить взрыв социальных противоречий, оттянуть резкое обострение кризиса — то да. Мы можем это сказать с полным правом потому, что для нас совершенно ясны те пути, по которым оппортунистическая политика ослабила базу диктатуры, ускорила взрыв социальных отношений, приблизила сроки кризиса. Уже тогда, когда центристы приступили к индустриализации, неизбежно была частичная расплата за запоздание, за то, что в течение ряда лет промышленность не только не накопляла, но разбазаривала свои средства, но вытекавшие из этого запоздания трудности могли бы быть, хотя и в течение более длительного срока, преодолены на основе правильной политики. Ультра-левая авантюра (‘призовые скачки’) быстро исчерпала эти возможности, нарушила все народно-хозяйственные пропорции, углубила все прорывы. А вторая сторона этой авантюристической политики — политики сплошной коллективизации и ликвидации кулака — подорвала производительные силы деревни, завершила подготовленный всей предыдущей политикой острый конфликт с деревней, завершив на этом пути наше выключение из системы международного разделения труда, ибо только через сельскохозяйственный экспорт мы можем на протяжении ближайшего времени быть по-настоящему включены в эту систему. Те методы, при помощи которых центризм пытается теперь восполнить эти прорывы, а также те методы, при помощи которых он пытается теперь включиться в систему международного разделения труда на основе займов, только углубляют прорывы и диспропорции и только туже стягивают петлю на шее революции. Мы вступаем в целую эпоху (о длительности ее можно лишь гадать), которая будет проходить под знаком расплаты за все прошлое. Как жалки в свете этого разговоры о том, что ‘оппозиция требует отказа от индустриализации’. Мы требуем лишь одного. Мы требуем, чтобы прямо посмотрели действительности в глаза, чтобы сегодня же было признано и сделано то, что завтра может оказаться поздно. Когда армия оказывается накануне разгрома и начинает стихийно откатываться назад, то смешно говорить, что люди, пытающиеся ввести это отступление в организованные рамки, предотвратить неизбежную панику и сохранить максимум того, что можно сохранить, — смешно говорить, что эти люди требуют отступления. Какая же — спрашивают — разница между нами и правыми: ведь и они в конечном счете за отступление? Продолжая эту военную аналогию, можно сказать, что разница между нами и правыми есть разница между отступающей в порядке армией и бегущими с поля битвы дезертирами. Известное формальное, внешнее сходство получается здесь потому, что и отступающая армия и дезертиры до известного момента движутся в одном направлении. Но именно благодаря наличию этого внешнего сходства с правыми, мы не должны ограничиваться просто повторением того, что надо отступать. Мы проводим четкую грань между нами и ими тем, что мы ясно и отчетливо формулируем, в чем это отступление должно выразиться, какова цель отступления, как и на какие позиции мы отступаем. В чем это отступление должно выразиться, — вытекает из самой сущности сформулированного выше положения. Совершенно бесспорно, что длительное существование на основе падающих или даже стабильных производительных сил невозможно. Поэтому мы, естественно, всегда выдвигаем задачу их повышения. Но так как наше хозяйство двойственное и развитие производительных сил в нем возможно в двух направлениях, то в том случае, когда общий баланс роста производительных сил возможен только в неблагоприятном для пролетариата направлении, приходится задачу повышения производительных сил подчинить более общей задаче спасения диктатуры. Так было в период военного коммунизма. Так обстоит дело теперь: в силу всей предшествовавшей политики мы не можем взять такого темпа развития государственного сектора хозяйства, который, обеспечивал бы нам перевес на основе общего роста производительных сил страны. Поэтому первый вывод заключается в том, что неизбежное теперь отступление должно быть отступлением в области производительных сил. Это, кстати сказать, лишь другая и более точная формулировка того положения, которое я (одновременно с т. Л. Д.) выставил в своей апрельской статье и которое гласило, что ‘выход из положения не может быть найден на чисто-экономических путях’. Возражение того рода, что чисто-экономических путей вообще нет, и что можно говорить лишь о проценте, относится к несерьезным возражениям, основанным на совсем не-диалектической попытке свести качественное различие с количественным. Чисто экономический путь укрепления базы диктатуры означает в наших условиях укрепление ее на основе индустриализации. Но раз на данном этапе нужный для этого темп индустриализации невозможен, раз благодаря попытке изнасиловать хозяйство, созданы все предпосылки для отката назад, создана необходимость отступления, в том числе и по линии индустриализации, — то это и означает, что на данном этапе нет выхода на чисто экономических путях. Так, по крайней мере, понимаю я эту свою формулировку. Это непосредственно подводит нас к вопросу о том, какие цели мы себе ставим этим отступлением. Ответ на это заключен уже в том, что мы говорили выше: мы отступаем в области производительных сил для спасения диктатуры, для того, чтобы на пониженном уровне постараться добиться такой перегруппировки сил, на основе которой можно будет затем снова перейти в наступление на экономической почве.
Верно, что теперь стали ребром все основные вопросы нашей революции. Верно, что вылезли наружу ее основные противоречия. Но неверно делать отсюда вывод (если этого не могут доказать), что это есть тот последний взрыв противоречий нашей революции, за которым возможна только оборонительная борьба пролетариата, только арьергардные бои. Бесспорно, что попытка предпринять перегруппировку классовых сил на пониженном уровне производительных сил или даже на базе падающих производительных сил (что неизбежно связано с широким использованием методов внеэкономического принуждения), чревата громадными опасностями. Единственной гарантией (хотя и не безусловной) является здесь правильная политика, ясная и точная формулировка целей и методов, четкая классовая линия. Мне думается, что центральная задача оппозиции должна заключаться теперь в том, чтобы исходя из нашей основной стратегической установки и общей оценки положения, разработать минимальную программу конкретных мероприятий для данного этапа, как это было нами в свое время сделано в платформе для того времени. Общая классовая характеристика этой программы ясна, она сводится, по моему, к двум основным моментам: 1) Надо отступить вместе с рабочим классом, а не отталкиваясь от него, как это делают и будут делать центристы. Отсюда исключительная срочность принятия всех мер, чтобы какой угодно ценой
Я сохраняю эту формулировку потому, что она лучше всего отражает категорическую необходимость этого мероприятия. Возражения такого рода, что я могу быть понят так, будто я предлагаю осуществить это, скажем, за счет отказа от монополии внешней торговли, несостоятельны. Всякую формулировку надо брать в общей связи. Х. Р.
в корне изменить материальное и правовое положение рабочего класса. 2) Надо во что бы то ни стало разбить единый фронт деревни, внести в нее классовую борьбу, добиться освобождения бедняка из-под влияния кулака. Гораздо труднее претворить эту общую программу в систему конкретных мероприятий.
Основные мероприятия представляются мне в следующем виде: 1) В области промышленности и государственного хозяйства. Резкое сокращение количества объектов строительства, концентрация работ на наиболее важных стройках при возможном сокращении масштаба отдельных строек. Часть строек придется временно оставить. Связанные с этим потери уже неизбежны. За счет ресурсов, высвобождающихся на почве отказа от фантастических планов, по возможности подтянуть отсталые участки — транспорт, электрификацию и т. д. 2) В области сельского хозяйства. ‘Жесткая контрактация кулака’ с тем, однако, чтобы не лишить его окончательно стимулов хозяйственной деятельности. Переход к системе продналога в отношении середняка, с тем, чтобы дать ему возможность в некоторой степени распоряжаться своей остальной продукцией или, по крайней мере, видимость такой возможности, срезая накапливающийся жирок. При этих условиях можно будет размер продналога установить на уровне, превышающем нынешней сельско-хозяйственный налог. Основную часть остающейся у него продукции изыскать при помощи промтоваров, продавая ему по повышенной цене. Возможно, что при этих условиях будет иметь смысл увеличить фонд промтоваров за счет ввоза из заграницы в обмен на часть сельско-хозяйственной продукции. Окончательно отказаться (фактически, это уже сделано) от попыток насаждения сплошной коллективизации и ликвидации кулака. Предотвратить разбазаривание средств производства, брошенных в деревню в период ‘бурного роста колхозов’. Сконцентрировать эти средства производства в наиболее жизнеспособных колхозах с преобладанием бедноты, превратить их в материальную базу для организованной в союзы бедноты. 3) В области финансов. Жесткое приведение расходов в соответствие с реальными ресурсами. Резкое сокращение непроизводительных трат. Жесткое сокращение эмиссии. 4) В рабочем вопросе. Из всех отраслей народного хозяйства, в том числе и из государственного хозяйства (но, главным образом, из деревни за счет перераспределения национального дохода) выделить специальные ресурсы для немедленного ощутительного улучшения положения рабочего класса, с одновременным резким изменением его положения на производстве.
Само собой разумеется, что я не думаю, что эту программу может осуществить центризм. Ее осуществление предполагает резкую перестройку всей системы политики, классовую мобилизацию пролетариата и бедноты, реформу партии, смену центристского руководства и все с этим связанное. Само собой разумеется, что никто не гарантирует нам удачи этой программы, ни тем более того, что она может быть легко осуществлена. Больше, чем кто-бы то ни был, я представляю себе те реальные препятствия, которые стоят на пути осуществления этой программы. Поэтому я наперед знаю целый ряд возражений, которые могут быть и будут выставлены. Всем возражающим товарищам я хочу лишь указать, что у нас выбор не между лучшим и худшим выходом, а лишь выбор наилучшего из ряда плохих. И всякий, кто будет возражать против того или другого мероприятия, должен будет указать, какое лучшее мероприятие он предлагает взамен данного. Не следует также думать, что эта программа может быть проведена без потрясений. Это программа острой классовой борьбы внутри деревни, борьбы между бедняцкими и кулацкими и, вероятно, в значительной части и середняцкими слоями деревни. Не следует, наконец, думать, что дело идет здесь о коротких сроках. Это программа — на годы. Обстановка обостренной классовой борьбы не есть наилучшая почва для расцвета производительных сил, падение которых на первых порах неизбежно. Тем труднее будет и тем больше потребуется времени до тех пор, пока, в случае удачного проведения программы отступления, можно будет перейти в новое наступление.

Х. Раковский.
27. VII. — 7. VIII. 1930 г.

Источник здесь: http://revarchiv.narod.ru/rakovsky/oeuvre/congress.html
Раковский Христиан Георгиевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Англия и Афганистан, Исполатов Василий Николаевич, Год: 1879
  2. К истории последних дней Временного Правительства, Дан Федор Ильич, Год: 1923
  3. Граф С. Ю. Витте, Тарле Евгений Викторович, Год: 1927
  4. Советы и Советская власть в России, Оберучев Константин Михайлович, Год: 1919
  5. Ужасы Деншавая, Шоу Бернард, Год: 1906
  6. Россия и Англия в Турции в 1876 — 1877 гг., Гирс Александр Александрович, Год: 1906
  7. Бенефис лорда Керзона, Булгаков Михаил Афанасьевич, Год: 1923
  8. Афганистан и английский ультиматум, Раскольников Федор Федорович, Год: 1924
Электронная библиотека