Великолепный Александровский зал городской думы полон, и, кажется, весь петроградский умственный beau-monde присутствует. Князь Е.Н. Трубецкой читает лекцию… о Константинополе, о Св. Софии, о проливах и всемирно-историческом значении Цареграда, коим мы могли бы и должны бы завладеть, но не иначе как при соблюдении некоторых культурных условий… Повторить и подчеркнуть их перед Петроградом и приехал князь из Москвы.
Лекция вообще была чрезвычайно мягка, и кн. Е.Н. Трубецкой избегал всех тех ‘точек над i’, которые вызвали против него ожесточенную полемику, напр., в ‘Утре России’ и вообще в газетах хоть сколько-нибудь национального направления. Весьма глухо он проговорил, что мы ‘должны отречься от национализма’, яснее сказал о том, что в 1878 г. мы не вошли в Константинополь потому, что Польша еще не была ‘возрождена’, и совсем ‘анонимно’ проговорил о том, что ‘вердиктом присяжных мы, русские, признали в минувшем году человеческое достоинство’… ‘в одной нации’. В этом чрезвычайно смягченном виде лекция была прилична по содержанию и недурно произнесена.
Почему он не поставил ‘точек над i’? Кто говорит правду, — говорит ее громко и говорит ее везде. Вероятно, и сам кн. Е.Н. Трубецкой не откажется сознаться, что добрый гений в виде ‘стыда’ стоял у него за спиною все время лекции и удержал его от того, чтобы ‘выложить всю свою программу’, обычно излагаемую на столбцах ‘Русских Ведомостей’, перед петроградской публикой.
Что сказать об этой программе, довольно известной всем из публицистической печатной деятельности князя? Ставить ‘точек над i’ и мы здесь не станем, не желая вводить лектора в неудовольствие, и потому еще, что при наличности неоконченной войны вообще неудобны тезисы князя Е.Н. Трубецкого даже как предмет полемики.
Есть народы действительно частные и вековечно частные, и есть народы действительно универсальные и вековечно универсальные. Сербия, Черногория, наши ‘хохлы’, сборная ‘компиляция’ — Австрия — вот имена и пункты географические и исторические, об ‘универсальности’ которых никто не помышляет и они сами не помышляют. Но Рим? Но христианство? И, наконец, православие и Россия? Ни о Риме древнеязыческом, ни о христианстве никто не отвергнет, что они имели какое-то внутреннее право стремиться к всемирному охвату. Теперь возьмем Россию и православие… Оставим на минуту второе и сосредоточимся на первой. Уберите термин ‘Россия’ из географии и истории, и мы, конечно, на пространстве между Балтийским морем и Великим океаном имели бы непрерывную войну… хивинцев с бухарцами, киргизов с русскими, новгородцев с псковичами, малороссов с поляками и русскими. Русское объединение прекратило кровопролитие. Хорошо ли это? Пусть скажет об этом свое слово пацифист-князь.
Вот возражение на целую половину политических ламентаций, сетований, горечей князя-публициста, где он все плачется: ‘Зачем Россия так велика?‘ ‘Зачем Россия объединила земли?‘ ‘Зачем она много-народна, сжав под одной короной столько племен?’
Да иначе они перебили бы друг друга и вечно кровоиспускались, притом оставаясь при своем крошечном частном лице, о коем ни сами они и никто со стороны никогда не говорили, что это есть универсальное лицо.
Вот и все. Им нужен был Отец и Господин. И Бог вывел Россию в Отца и Господина многих.
Есть ли для этого внутренние признаки, signa, ‘знамения’? Есть: поразительное миролюбие русского народа, справедливость ко всем, ‘необижаемость’ кого-либо… Это именно ‘отцовские качества’, — коему дороги ‘все дети’… До восстания 1830 года Польша имела даже свою отдельную армию (чего ей никогда не дала Австрия). Финляндия, лежащая под боком столицы великой империи, имеет невозбранно свое управление, сенат, сейм, свою монету, таможню, свои железные дороги. Миролюбие и кротость России в отношении завоеванных земель не имеют себе параллелей во всемирной истории. Это-то и являет в ней универсальное лицо, signum, ‘знамение’ подобного лица. Да чего больше: в селах, где половина мусульман и половина православных, мусульмане помогают русским строить церковь, а русские помогают мусульманам строить мечеть. Красивейшее место в Петрограде отдано под мечеть. Красивейшие улицы в Петрограде: Невский, Морская, Конюшенная, — уставились ‘невозбранно’ костелами и кирками. Боже мой: да терпимости русских — нет предела. И ее только не видят худые и злые дети России.
В тайне вещей кн. Е.Н. Трубецкой есть худое, недоброе дитя матери, дитя России. Отсюда он вечно порицает, зачем она ‘велика’, зачем она ‘держит под собою народы’. Да ‘держит’ — как курица цыплят, иначе они переклюются или их исхитит ястреб. Народ русский, от деревни и, право же, до дворцов, — до того тихий, безгневный, до того во всем уступчивый, — уступчивый немцам, уступчивый финляндцам, уступчивый полякам, уступчивый евреям, что временами это переходит в какую-то обиду и оскорбление коренному русскому населению, терпеливому и никогда не ропщущему.
Вот. Докажите это универсальное лицо у населяющих Россию народностей, — и тогда они пусть занимают место России. Но история есть уже совершившаяся история, — и доказать этого нельзя. Русские были полны самоотречения в первый час своей истории.
И потому — те вечные дети.
А Россия — всем им Отец.
Молчите. Любите. И повинуйтесь. Повинуйтесь — к собственному благу. Ибо без России вы просто погибнете. Переклюетесь и расклюетесь инородными.
Эгоизм России, ‘национализм’ России есть универсальное благо. И чем она более ‘коснеет в своем национализме’ — тем лучше для всех. Ибо суть России и упование России: ‘Да всем будет хорошо’ (легко, отрадно, уравнительно).
Ах, худые дети России, худые дети России: когда вы поймете свою Мать, эту седую тысячелетнюю Мать?
Впервые опубликовано: Новое Время. 1914. 14 дек. No 13923.