Н. А. ЛЕЙКИНЪ.
ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.
НА КЛАДБИЩ.
НА КЛАДБИЩ.
На кладбище, Лейкин Николай Александрович, Год: 1879
Время на прочтение: 2 минут(ы)
28 іюля. Гулянье на Смоленскомъ кладбищ. Часъ дня. Обдня только-что кончилась. На могилахъ стоитъ, сидитъ и лежитъ самая разношерстная публика. Пока все чинно. Идутъ сдержанные разговоры. Разносчики съ сластями и ягодами (выкрикиваютъ названіе товаровъ. Поминальщики на могилахъ вынимаютъ изъ корзинъ принесенные съ собой състные припасы и сбираются закусывать. Слышны стованія на запрещеніе приносить съ собою водку.
— Нтъ, коли ежели въ большомъ количеств, такъ она вредитъ, а въ маломъ завсегда на потребу,— ораторствуетъ пожилой купецъ, помщающійся около двухъ нарядныхъ памятниковъ, среди своего многочисленнаго семейства.
— Это вы Прохоръ Захарычъ, дйствительно,— откликается другой купецъ помоложе.— И какое-же, спрашивается, можетъ быть поминовеніе безъ водки? Ни чувства настоящаго, ничего… Къ тому-же и мораль. Теперича семейный ты человкъ и иди за ограду въ трактиръ. Нешто это хорошо? А прежде все это бывало, вкуп, при семейств… Ну и дамы, которыя ежели потребляющія, тоже выпьютъ. Что-жъ, добжимте до желтенькаго трактира, тамъ и закупоросимъ передъ закуской-то…
— Не надо, не надо бгать! Сидите ужъ лучше тутъ. Я пронесла для васъ. Вотъ она,— успокоиваеть ихъ купчиха и съ улыбкой на устахъ показываетъ лкарственную банку синяго стекла съ налитой въ нее водкой.— Семь баночекъ такихъ нацдила. Дв у меня въ карман, дв у Настеньки, а три у Васеньки съ Петенькой.
— Ну тебя! Еще притянутъ да протоколъ составятъ! Лучше до трактира пройтись.
— Не притянутъ, я теб говорю. Сиди. Ты съ ложечки прими. Возьми столовую ложку да и пей съ нея сколько потребно. Будто лекарство.
Купцы разражаются легкимъ хохотомъ.
— Что, Прохоръ Захарычъ? Каково? А еще говорятъ, что у бабы волосъ дологъ, да умъ коротокъ! Нтъ, он эти самыя бабы умне насъ. Гд нашему брату такой карамболь придумать? Ну, ну, давай лкарство-то! полчимся.
Начинается выпивка съ ложки.
— Федоръ Федорычъ, ты куда?— окликаетъ изъ-за полисадника чиновникъ съ орденомъ другаго чиновника въ фуражк съ кокардой, поспшно протискивающагося среди гуляющаго по мосткамъ народа.
— Я-то? Въ трактиръ, водочки хлобыснуть. Вришь-ли: принесли съ собой закуску, началъ сть и кусокъ въ горло безъ водки нейдетъ.
— А ты чайку чашечку хлобысни, вотъ кусокъ-то и пойдетъ.
— Ну, тебя! Ты знаешь, я чаю не люблю.
— Хлобысни, говорю. Заходи къ намъ въ полисадъ, я тебя поподчую!
— А!— догадывается чиновникъ въ фуражк съ кокардой, улыбается и заходитъ. Чиновникъ съ орденомъ наливаетъ ему чего-то изъ мднаго чайника въ чашку. Тотъ пьетъ, крякаетъ и закусываетъ селедкой.
— Повторить не хочешь-ли? Выпьемъ еще по чашечк. Чай не вредитъ.
— Пожалуй. Ахъ ты хитрецъ, хитрецъ!
— Еще-бы. Недаромъ шестнадцать лтъ въ Управ Благочинія служилъ.
Два военныхъ писаря съ женами расположились на могилк закусывать. Тутъ-же съ ними и отставной ундеръ. У одной изъ женщинъ корзинка съ състными припасами, у другой грудной ребенокъ, завернутый въ байковое одяло.
— Ну, Марья Ивановна, чтожъ ты? Открой младенца-то. Пусть онъ хоть легкимъ воздухомъ подышетъ,— говоритъ одинъ изъ писарей своей жен и при этомъ улыбается.— Не бойся, не бойся, открывай!,
Женщина развертываетъ байковое одяло и вынимаетъ оттуда четвертную бутыль съ водкой.