‘Русское Богатство’, No 6, 1912
Н. В. Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки. Миргород. Иллюстрировали художники С. М. Дудин и Н. И. Ткаченко, Гоголь Николай Васильевич, Год: 1912
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Н. В. Гоголь. Вечера на хутор близъ Диканьки. Миргородъ. Иллюстрировали художники С. М. Дудинъ и Н. И. Ткаченко. Спб. Изданіе А. Ф. Девріена. Цна 12 руб.
Авторы-художники въ предисловіи къ изданію заявляютъ, что они ставили своей цлью устранить расхожденіе съ текстомъ, чмъ обычно — по отзыву г.г. Ткаченка и Дудина — страдаютъ иллюстраціи къ Гоголю, ‘слабо вяжущіяся съ текстомъ’ и характеризующіяся ‘отсутствіемъ единства…’ Но, очевидно, это органическое свойство художниковъ графическаго изображенія: для нихъ текстъ только намекъ, къ которому ‘воображенье дорисуетъ остальное’, не считаясь ни съ текстомъ, ни даже съ предыдущей иллюстраціей. Вы перечитываете въ связи съ иллюстраціями ‘Сорочинскую ярмарку’. Даются два рисунка на отдльныхъ листахъ, изображающіе свиданіе грозной сожительницы Черевика съ поповичемъ, и на обоихъ рисункахъ совершенно разные — и Хавронья Никифоровна, и герой ея сердца. Было бы еще понятно, еслибы иллюстраторами были разные художники, но оба рисунка подписаны одними и тми-же иниціалами. Открываете слдующій разсказъ — то же самое: безродный казакъ Петрусь, неудачно улучивъ моментъ, ‘влпилъ поцлуй’ Пидорк на глазахъ ея отца, жаднаго козака, между тмъ по иллюстраціи — оба влюбленные очень далеки отъ указаннаго Гоголемъ настроенія, когда психологически возможно ‘влпить’ поцлуй: оба влюбленные грустны и тихи. Самъ по себ рисунокъ недуренъ и иметъ настроеніе, но свое собственное, а совсмъ не по Гоголю. А угроза стараго Коржа, что оселедецъ Петруся, обматывающійся ‘два раза около уха’, долженъ будетъ ‘распрощаться съ макушей’, представляется — по иллюстраціи — совершенно непонятной, такъ какъ Петрусь никакого оселедца не носитъ. Между тмъ въ словар малороссійскихъ словъ, слдующемъ за иллюстраціями, читателямъ разъяснено — въ соотвтствіи съ угрозой Коржа,— что ‘оселедецъ — длинный клокъ волосъ на голов, заматывающійся за ухо’.
Эти недоразумнія продолжаются и въ иллюстраціяхъ къ ‘Миргороду’. Здсь даже еще рзче противорчія. Вотъ, напр., младшій сынъ Тараса Бульбы, впервые прокравшійся на свиданіе съ прекрасною полячкой въ город, осажденномъ козаками, и изображенный безъ оселедца, такъ же какъ и Петрусь въ ‘Вечер наканун Ивана Купалы’. Но вотъ тотъ же Андрій, изображенный во время встрчи съ отцомъ на пол сраженія. Въ этотъ моментъ Андрій уже не запорожецъ, онъ передался на сторону близкихъ его возлюбленной, теперь онъ польскій рыцарь. Но именно теперь онъ изображенъ съ оселедцемъ на голов: въ рыцарскихъ латахъ, но съ обритой головой и съ оселедцемъ въ полной исправности. Выходитъ, что Андрій обрилъ себ по казацки голову и отрастилъ отсутствовавшій раньше оселедецъ именно тогда, когда сталъ польскимъ рыцаремъ. Такихъ недочетовъ наберется не мало, несмотря на задачу, — устранить расхожденіе съ текстомъ,— поставленную себ художниками.
Если же говорить о достоинств иллюстрацій независимо отъ поставленной задачи, дло обстоитъ не лучше. Рисунки на отдльныхъ листахъ не ‘помогаютъ’ читателю перенестись въ условія разсказовъ Гоголя: зачастую безъ справки въ текст вы не можете сказать даже, что именно выражаетъ лицо, которое вы видите. О Бульб же, попавшемъ въ руки непріятелей, даже и этого нельзя сказать, такъ какъ вмсто Тараса дана безобразная кукла.
Маленькіе же рисунки перомъ — несравненно лучше. Они боле выразительны. Ихъ схематичность даетъ просторъ впечатлнію, въ то же время, благодаря той же схематичности, они не страдаютъ излишними подробностями, не совпадающими съ текстомъ.
Книга издана съ внимательной къ Гоголю роскошью.