Въ шестидесятыхъ годахъ прошлаго столтія оживленіе умственной жизни въ Россіи особенно благотворно повліяло на кавказскихъ студентовъ, проживавшихъ въ Петербург. Какъ впечатлительные южане, студенты эти горячо откликались на новые запросы жизни, возникавшіе въ то время въ кружкахъ передового русскаго общества. Особенно сблизились кавказцы-студенты съ Чернышевскимъ и его семьей.
Вотъ что разсказывалъ мн одинъ изъ современниковъ Чернышевскаго, воспитывавшійся въ шестидесятыхъ годахъ въ петербургскомъ университет, Я. П. Исарловъ, въ настоящее время 72-лтній старикъ, проживающій постоянно въ Тифлис.
‘Кружокъ грузинъ-студентовъ, среди которыхъ были лица, сыгравшія немного позже весьма крупную роль въ созданіи періодической печати на Кавказ и внесшія вообще въ общественную жизнь Кавказа большое оживленіе, сильно тяготлъ къ редакціи ‘Современника’. Нкоторыхъ изъ насъ общительность и радушіе, которыя мы встрчали въ семь Чернышевскаго, сильно привлекали на вечера, экспромтомъ устраивавшіеся въ этомъ дом. Приходили мы, обыкновенно, вечеромъ на чай, когда заставали дома всегда гостепріимную и веселую Ольгу Сократовну съ сестрой. Время мы проводили въ простой бесд. Ни политическихъ заговоровъ, ни литературныхъ вечеровъ мы не устраивали, а просто спорили, шутили и обмнивались новостями и слухами о томъ, что тогда занимало весь Петербургъ. Самъ Чернышевскій очень рдко выходилъ къ намъ. Онъ сидлъ въ своемъ кабинет и занимался. Только одинъ разъ, наканун новаго года, какъ я помню, мы, во глав съ Ольгой Сократовной, ворвались въ его кабинетъ и вытащили его на нашъ импровизированный костюмированный вечеръ. На него Ольга Сократовна накинула дамскій костюмъ и усиленно привлекала къ танцамъ. И мужъ и жена были очень внимательны и иногда зазжали къ намъ, чтобы пригласить насъ куда-нибудь. Разъ, какъ я помню, забрались Чернышевскіе ко мн на четвертый этажъ. Иниціатива во всемъ принадлежала живой и подвижной Ольг Сократовн, съ которой у насъ установились чисто товарищескія отношенія.
‘Въ числ посщающихъ домъ Чернышевскаго кавказцевъ, я помню, Н. Я. Николадзе (впослдствіи извстный публицистъ), Г. Е. Церетели и H. В. Гогоберидзе (впослдствіи они основали въ Тифлис первую грузинскую газету ‘Дроэба’ и вообще сыграли выдающуюся роль въ исторіи грузинской журналистики), Д. В. Гогоберидзе (впослдствіи членъ бакинскаго окружнаго суда), Еджубова (впослдствіи мировой судья въ Поти) и др. Тамъ, нердко, мы встрчали молодыхъ сотрудниковъ ‘Современника’: Н. А. Добролюбова, Піотровскаго, Пантелева и др.
‘По дламъ, связаннымъ со студенческимъ движеніемъ, изъ кавказцевъ, В. Л. Гогоберидзе (впослдствіи директоръ народныхъ училищъ Тифлисской губ. и крупный общественный дятель), нердко совщался съ Чернышевскимъ, Антоновичемъ и Елисевымъ. Подъ сильнымъ вліяніемъ кружка ‘Современника’ находился также грузинъ-студентъ, кн. Кир. Беи. Лордкилаиидзе (впослдствіи извстный грузинскій журналистъ и понтъ)’.
Сообщившій эти свднія Я. П. Исарловъ не игралъ выдающейся роли въ упоминаемомъ имъ кружк, но врно слдовалъ за общимъ движеніемъ того времени. Онъ 2 раза подвергался аресту.— Одинъ разъ въ 1861 г., вмст съ другими студентами-грузинами, а другой разъ, въ 1864 т., въ вагон, при возвращеніи его въ Петербургъ изъ Кіева, гд онъ держалъ экзамены въ университет. На этотъ разъ онъ долго сидлъ подъ арестомъ, такъ какъ у него при обыск была найдена откуда-то попавшая къ нему фотографическая карточка декабриста Муравьева съ надписью:
Тюрьма мн въ честь, не въ укоризну,
За дло правое я — въ ней.
И мн-ль стыдиться сихъ цпей,
Когда ношу ихъ за отчизну!
Юные поклонники Чернышевскаго, возвратившись на родину, горячо популяризировали въ обществ и печати его идеи.
В. А. Гогоберидзе удалось блестяще окончить курсъ въ петербургскомъ университет, и ему было предложено остаться при послднемъ, для подготовки къ профессур, по высшей математик. Но онъ предпочелъ посвятить себя практической дятельности на родин, куда вернулся въ 1863 г., и поступилъ учителемъ въ мстныя гимназіи. Онъ имлъ громадное вліяніе на учащуюся молодежь и, несмотря на свое довольно высокое офиціальное положеніе (съ 1874 г. состоялъ директоромъ народныхъ училищъ Тифлисской губ.), не скрывалъ своей приверженности идеямъ шестидесятниковъ. Онъ во многихъ селеніяхъ открылъ школы и ссудосберегательныя товарищества. Немного позже онъ основалъ въ Кутаис дворянскій земельный банкъ, который существуетъ и по настоящее время, и прибылями котораго содержатся мстная дворянская гимназія и другія общественныя учрежденія. Онъ скончался въ 1879 г., состоя управляющимъ этого банка.
Н. Я. Николадзе, посвятивъ себя литературной дятельности на русскомъ и грузинскомъ язык, проводилъ въ общество идеи Чернышевскаго и Добролюбова. Такъ, напр., въ первой книжк издававшагося имъ вмст съ Г. Е. Церетели грузинскаго журнала ‘Кребули’ (‘Сборникъ’), въ 1871 г., въ фельетон ‘На новый годъ’, приводилъ обширныя цитаты изъ романа ‘Что длать?’, не называя, конечно, по цензурнымъ условіямъ того времени, ни романа, ни его автора. Цитировалъ Чернышевскаго также впослдствіи, въ 1878—80 гг., въ издававшейся имъ, Николадзе, въ Тифлис русской газет ‘Обзоръ’. Въ этой же газет онъ помстилъ воспоминанія о Чернышевскомъ и другихъ дятеляхъ 60-хъ годовъ, писанныя Пашино (среднеазіатскимъ путешественникомъ), Еще позже, въ 1882 году, Николаевъ велъ, въ качеств посредника, извстные переговоры между ‘сферами’ и народовольцами, при чемъ однимъ изъ главныхъ условій временнаго прекращенія террора ставилось возвращеніе Чернышевскаго изъ Сибири. И, дйствительно, въ 1888 Чернышевскому было разршено переселиться изъ Сибири въ Астрахань {См. объ этомъ подробне въ журнал ‘Былое’, No 10, 1907 г.}.
Николадзе помстилъ въ 1880 г. въ своемъ грузинскомъ альманах ‘На новый годъ’, воспоминанія о своихъ студенческихъ годахъ, при чемъ упоминаетъ, что онъ читалъ ‘Современникъ’ въ засосъ, и что кавказскіе студенты пользовались вниманьемъ въ семь Чернышевскаго.
Подъ сильнымъ вліяніемъ ‘Современника’ и Чернышевскаго, находилась также армянская журналистика шестидесятыхъ годовъ. Профессоръ лазаревскаго института восточныхъ языковъ Ст. Назарянъ въ то время издавалъ въ Москв журналъ ‘Сверное Сіяніе’, открывшій въ армянской журналистик новую эру. Главный сотрудникъ этого журнала, Микаель Налбандьянъ, выдающійся публицистъ и поэтъ, посвятилъ рядъ статей вопросамъ объ устройств быта сельскаго населенія и объ общинномъ землевладніи. Въ статьяхъ этихъ можно найти вліяніе Чернышевскаго {Въ сборник стихотвореній Налбандьяна, изданномъ въ 1903 г., въ предисловіи упоминается, что Блинскій, Чернышевскій и Добролюбовъ были властителями думъ Налбандьяна, когда послдній писалъ въ ‘Сверномъ Сіяніи’.}. Впослдствіи Налбандьянъ былъ обвиненъ въ сношеніяхъ съ Герценомъ, Бакунинымъ и др. русскими эмигрантами и заключенъ въ Петропавловскую крпость. Пробывъ только три года, онъ вскор скончался отъ чахотки, развившейся въ крпости,— 36 лтъ отъ роду.
Но и долго спустя посл ссылки Чернышевскаго послдній являлся любимцемъ молодого поколнія на Кавказ, какъ и въ остальныхъ мстностяхъ Россіи. Въ гимназіи, гд я воспитывался, въ 70-хъ годахъ прошлаго столтія, когда ученики начали устраивать литературные вечера, то прежде всего прочли ‘Что длать’ и статью Писарева объ этомъ роман. Въ бытность мою студентомъ новороссійскаго университета, у студентовъ-кавказцевъ была собственная библіотека, довольно богатая научными сочиненіями. Въ библіотек имлся только одинъ портретъ, большой, висвшій въ рам на стн, и это былъ портретъ Чернышевскаго. Въ то время (въ 70-хъ годахъ) было довольно опасно имть студентамъ у себя портретъ Чернышевскаго, и тмъ не мене онъ открыто вислъ въ студенческой библіотек.
Прочитавъ всего Чернышевскаго, я все же сильно желалъ имть его всегда при себ. И вотъ, по окончаніи курса въ университет и возвратившись на Кавказъ, я не пожаллъ изъ своего скромнаго заработка заплатить 100 рублей за старые экземпляры ‘Современника’, въ которыхъ печатались статьи Чернышевскаго.
И это вовсе не было какимъ-нибудь незначительнымъ явленіемъ. Оно вполн гармонировало съ тмъ общимъ поклоненіемъ, которымъ окружено было у насъ имя Чернышевскаго!..
Такъ высоко цнился великій русскій публицистъ даже въ отдаленнйшихъ уголкахъ Россіи. И это въ то время, когда реакція оторвала его отъ всего міра и обрекла на заключеніе, какъ какого-то очень тяжкаго преступника!
Всть о смерти Чернышевскаго я услышалъ изъ устъ одного изъ выдающихся преемниковъ его на поприщ русской публицистики и критики, H. К. Михайловскаго. Въ октябр 1889 г., передъ отъздомъ изъ Петербурга на Кавказъ, я по какому-то случаю былъ у Николая Константиновича. Онъ противъ обыкновенія былъ угрюмъ и не разговорчивъ. Оказалось, что наканун пришла изъ Саратова телеграмма о кончин Чернышевскаго. На выраженное мною недоумніе, что въ газетахъ объ этомъ ничего нтъ, Михайловскій отвтилъ:
— Были дв строчки въ какой-то газет, и, вроятно, больше не будетъ. Даже простой панихиды, нужно думать, не разршатъ.
Михайловскій не ошибся. Только во вражескомъ стан, въ ‘Нов. Вр.’, появился небольшой фельетонъ Скальковскаго (воспоминанія).